Феномен страдания и способы его освоения в культуре тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.13, доктор философских наук Грицков, Юрий Викторович

• Грицков, Юрий Викторович
• доктор философских наук
• 2006

Оглавление диссертации доктор философских наук Грицков, Юрий Викторович

Введение.

Глава 1. Феномен страдания и его осмысление в культурах древнего мира.

1.1. Страдание как сущностное свойство человеческой ситуации.

1.2. Архетипические программы страха смерти и чувства вины в культурах древнего мира.

1.3. Осевое время: становление «человека страдающего».

Глава 2. Феномен страдания и христианство.

2.1. Ветхозаветная модель осмысления и преодоления страдания как предпосылка христианской модели.

2.2. Новозаветная модель преодоления страдания, её исторический триумф и последовавший за ним кризис.:.

2.3. Христианская аскеза как способ противостояния страданию: иллюзорная компенсация и путь к свободе.

Глава 3. Диалектика рационального и иррационального в противостоянии религиозных и атеистических проектов преодоления страдания.

3.1. Становление и развитие религиозно-атеистической проблематики в философствующем мышлении.

3.2. Кризис рационализма и новые иллюзорные компенсаторы.

Глава 4. Феномен страдания и современность.

4.1. Осмысление страдания в экзистенциалистской традиции.

4.2. Игра как способ противостояния страданию. «Homo ludens».

4.3. Постмодернистский проект: человек заигрывающийся.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Феномен страдания и способы его освоения в культуре»

Всё, что каким-либо образом способно вызвать представления о страдании и опасности, есть источник возвышенного, то есть вызывает самое сильное впечатление, которое сознание способно воспринять.

Э. Бёрк

Актуальность темы диссертационного исследования обусловлена следующими обстоятельствами.

На протяжении нескольких тысячелетий страдание является одной из величайших проблем человечества. Это экзистенциальное состояние, проявляющееся в чувствах неблагополучия (отсутствия счастья), отчуждения (разъединённости с миром), несвободы, бессмысленности человеческого существования, бессилия перед творящимся в мире злом, постоянно присутствует во взаимоотношениях человека с миром и с самим собой, о поселяется везде, где поселяется человек, сопровождает его на любом этапе жизненного пути, достаёт в любой точке социальной реальности. С одной стороны, страдание превращает жизнь человека в горчайшую муку, с другой стороны, оно играет немаловажную роль в социализации (очеловечивании) человека, в развитии его социальных качеств, в эволюции всего вида «homo sapiens», выступая источником и катализатором познавательной деятельности и являясь, по выражению Ф. Ницше, «скорейшим способом достижения истины».

Страдание - одна из центральных тем мировой философии и великих культурообразующих религий - буддизма, христианства, ислама, зороастризма, индуизма, даосизма, предлагающих ответы на вопрос о его причинах и ищущих способы спасения от него. Все цивилизации, оставившие в истории сколько-нибудь заметный след, создавали и веками совершенствовали оригинальные культурные способы взаимодействия со страданием. Однако любые успехи в этом направлении оказывались временными: на месте побеждённых страданий появлялись новые, ранее небывалые, и в современном мире эта проблема стоит не менее остро, чем тысячи лет назад.

Более того, эпоха перемен, которую нам приходится переживать, принесла человечеству новые вызовы и новые страхи. В XX веке на фоне бурно протекающей научно-технической революции обозначился кризис традиционных религиозных идеологий и практик противостояния страданию. В то же время, атеизм и сциентистски ориентированная рационалистическая философия, в былые времена немало способствовавшие разрушению религиозного мировоззрения и «обмирщению» общественных отношений, не смогли создать достаточно эффективных альтернативных стратегий взаимодействия со страданием.

На этом фоне разрастаются кризисные явления в общественном сознании и в культуре: разрушаются фундаментальные ценности, происходит духовное и нравственное обнищание, процветают социально деструктивные (девиантные) способы борьбы со страданием (наркомания, поп-культура, секс-индустрия, организованная преступность, терроризм и т.п.), которые, в свою очередь, сами являются дополнительными источниками социального зла и продуцируемых этим злом негативных переживаний.

Особую остроту перечисленные выше проблемы приобрели в общественном сознании России, пережившей в конце XX века крушение одного из величайших социальных проектов современности: культурно и этнически разнородное население огромной страны вместе с коммунистическими идеалами в значительной степени утратило культурные формы защиты от страдания. В результате, общество оказалось ввергнуто в состояние глубокой социальной аномии и культурного хаоса. Как следствие возросла потребность теоретического переосмысления феномена страданш и поиска новых эффективных стратегий взаимодействия с ним. Попытю такого переосмысления предпринимаются в целом ряде современных социальных дисциплин: в религиоведении, социальной психологии, социальной антропологии, социологии и философии.

Степень разработанности проблемы. Теоретические источники.

Проблеме страдания посвящено неисчислимое количество художественных, философских и религиозных текстов. Она громко заявила о себе во всех известных нам древних цивилизациях сразу с возникновением письменности. В текстах древних месопотамских («Заклинания», «Я восхвалю господина мудрости», «Разговор господина со своим рабом», «Эпос о Гильгамеше»), древнеиндийских («Дхаммапада», «Типитака»), центрально-азиатских («Тибетская книга мёртвых»), древнеегипетских («Книга мёртвых», «Похвала смерти», «Песнь из дома усопшего царя Антефа»), древнееврейских («Бытие», «Иов», «Псалмы Царя Давида», книги пророков), древнекитайских (трактаты JIao-цзы, Чжуан-цзы) цивилизаций констатируется бедственное положение человека в мире, предпринимаются попытки осмысления его причин, фиксируются основные стратегии защиты от страдания.

В европейской античной философии проблеме страдания уделяли серьёзное внимание Анаксимандр, осмысливший взаимосвязь страха смерти и чувства вины; Сократ, Платон и Аристотель, оставившие человечеству оригинальные рецепты преодоления страха смерти и проекты обуздания социального зла; «учитель счастья» Эпикур; Эпиктет, Сенека, Цицерон и Марк Аврелий, разработавшие стратегию стоической обороны от страданий; Плотин, развивавший идею о вечности и неизбежности зла в «подлунном» мире.

В рамках средневековой христианской философии страдания заметный след оставили исследования проблем соотношения знания и веры, происхождения социального зла в трудах Августина Блаженного, Пьера Абеляра, Фомы Аквинского, Иоанна Дунса Скота, Николая Кузанского,

Григория Паламы, Майстера Экхарта, Эразма Роттердамского, Мишеля Монтеня, Мартина Лютера.

В философии нового и новейшего времени на представления о сущности феномена страдания и его роли в жизни человека и общества оказали влияние мистико-христианские идеи Я. Бёме и Б. Паскаля; эстетическая теория возвышенного Э. Бёрка; этические концепции Б. Спинозы и И. Канта; исследования общественного устройства и социального неравенства Ф. Бэкона, Т. Гоббса, Д. Дидро, феноменология Г.В.Ф. Гегеля; теодицея Г.В. Лейбница; трагическая «диалектика страдания» А. Шопенгауэра и С. Кьеркегора; теория отчуждения сущностных сил человека Л. Фейербаха и К. Маркса; антропологические идеи Ф. Ницше.

В российской общественной мысли второй половины XIX - первой половины XX веков тему страдания, особенно в плане критики европейской христианской традиции и исследования специфики православной модели спасения, активно разрабатывали Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, Н.Ф. Фёдоров, B.C. Соловьёв, В.В. Розанов, С.Н. Булгаков, И.А. Ильин, Н.О. Лосский, В.П. Вышеславцев, С.Л. Франк, Л.И. Шестов, Н.А. Бердяев.

Начиная с конца XIX века, страдание стало предметом пристального внимания со стороны философии, социологии и психологии религии. Новые идеи и подходы в исследование его природы и механизмов функционирования привнесли эволюционизм Г. Спенсера; социологический анализ религии Э. Дюркгейма, М. Вебера, Л. Леви-Брюля, Б. Малиновского; исследования в области социальной антропологии М. Шелера, X. Плеснера, А. Гелена, Ж. Маритена, Г. Марселя; феноменологические изыскания П. Бергера, Т. Лукмана, Э. Финка; работы по истории христианства С.С. Аверинцева, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, П.А. Флоренского, А.С. Гагарина, С.Ф. Денисова, В.И. Красикова, Д.М. Федяева, С.С. Хоружего; концепция «современной первобытности» А.В. Павлова; исследования по истории и философии буддизма Н.В. Абаева, Д. Судзуки,

Ошо.

Огромную роль в осмыслении психических механизмов страдания сыграл анализ коллективного бессознательного в работах 3. Фрейда, К.-Г. Юнга, К. Хорни, С. Грофа, Е.А. Торчинова. Концепция архетипов К.-Г. Юнга дала ключ к пониманию глубинных психических процессов, составляющих основу «священных» переживаний.

В XX веке новые возможности в изучении генезиса феномена страдания открыла молодая наука этология (И.К. Андерсен, Р. Ардри, В.Р. Дольник, Дж.Х. Крук, К. Лоренц, К.Э. Фабри). Исследование врождённых форм социального поведения животных способствовало продвижению в изучении архетипических механизмов страдания и развитию социальной и философской антропологии, культурологии (И.П. Безукладникова, Б.В. Марков, Ф.Т. Михайлов, С. Московичи, O.K. Румянцев, К.Ю. Токмачёв,

A.Ю. Шеманов, В. Чалидзе).

Онтологические проблемы страдания заняли центральное место в философии экзистенциализма (Ж.-П. Сартр, А. Камю, М. Хайдеггер, К. Ясперс, Г. Марсель, М. Фуко), которая констатировала критическое обострение бытийных проблем человека и к середине XX века превратилась в апологию страдания.

Весомый вклад в исследование роли страдания в духовной жизни личности внесли представители экзистенциально-гуманистического направления в психотерапии Э. Линдеманн, А. Маслоу, Р. Мэй, Д. Рейнуотер,

B. Франкл, Э. Фромм, Ф. Харониан, Ф. Хуземан, И. Ялом, рассматривающие страдание как условие и средство развития позитивных социальных качеств человека и разрабатывающие психологические техники корректировки негативных переживаний. В России идеи данного направления развиваются в работах И.А. Акиндиновой, А.А. Бакановой, В. Жикаренцева, П.С. Гуревича, Д.И. Дубровского, Е.П. Кораблиной, A.M. Родиной.

Новые подходы в исследовании природы и механизмов преодоления страдания в XX веке открылись благодаря идеям, развиваемым в русле философии игры (Й. Хейзинга, Э. Финк, М.М. Бахтин, Н.Т. Казакова), а также в герменевтической философии (В. Дильтей, Х.Г. Гадамер, М. Хайдеггер, П. Рикёр), где страдание рассматривается как неотъемлемая составляющая жизненного мира человека, а игра трактуется весьма широко -как способ существования и взаимодействия объектов материального мира. В качестве игры здесь рассматриваются все виды искусства, познавательная деятельность, социальные взаимодействия, взаимоотношения человека с миром и с самим собой.

Дальнейшее развитие развиваемые в данных направлениях представления о специфике игровых взаимодействий человека с миром получили в русле философии постмодерна (Ж. Лакан, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Деррида, Ж. Бодрийяр), представители которого склонны рассматривать весь мир культуры как искусственную, игровую реальность, всё далее уводящую человека от действительности.

Проблема исследования обусловлена тем, что традиционные теологические и философские концепции страдания утрачивают свои позиции в современном общественном сознании и всё хуже справляются с функцией смыслообразования, а базирующиеся на этих концепциях практики взаимодействия со страданием всё менее эффективны. В связи с этим, представляется целесообразным продолжить исследование феномена страдания с целью разработки адекватной современному состоянию общества концепции страдания, позволяющей не только построить непротиворечивую интерпретацию данного феномена, но и наметить более эффективные стратегии защиты от экспансии страдания в человеческом бытии.

Данная проблема может быть выражена в следующих вопросах. Какие основные интерпретации феномена страдания и способы взаимодействия с ним присутствуют в мировой культуре, каков их исторический ресурс?' На какой основе возможно преодоление противоречий между религиозными и естественнонаучными представлениями о сущности страдания, его структуре и функциях в социальной реальности? Какие новые проекты и практики преодоления страдания зарождаются в современном мире?

Целью исследования является системное (учитывающее достижения современных наук о человеке - социальной антропологии, этологии, социальной психологии) осмысление страдания как культурно-исторического явления, изучение особенностей взаимодействия человека со страданием в современном мире.

Задачи исследования:

• рассмотреть страдание как неотъемлемую составляющую человеческой ситуации, определяющую самоощущение человека и его положение в мире, и проинтерпретировать в контексте этих представлений исторические формы осмысления и экзистенциального освоения страдания, характерные для культур древнего мира, средневековья, нового времени и современности;

• вскрыть логику возникновения и эволюции экзистенциальных образов страдания и описать основные архетипические программы, продуцирующие эти образы в экзистенциальной реальности;

• провести сравнительный анализ стратегий противостояния страданию в мировых религиях и атеизме и проследить их эволюцию в истории христианской культуры;

• рассмотреть диалектику рационального и иррационального в противостоянии религиозных и атеистических стратегий преодоления страдания;

• выявить особенности современных стратегий и практик противостояния страданию в рамках проектов модерна и постмодерна.

Основная идея, выносимая на защиту. Страдание, обусловленное конфликтом между понятийно-рациональными образами действительности и образами действительности, конституируемыми врождёнными структурами бессознательного, становится главной причиной рефлексивной работы сознания, источником и центром становления личности.

Методологические основания диссертационного исследования. В работе использовались следующие методологические принципы и идеи.

Общая методологическая основа - диалектический метод, позволяющий исследовать феномен страдания в контексте единства и борьбы биологического и социального начал в человеке, дающий возможность понять логику взаимодействия понятийно-рациональных и инстинктивно-иррациональных (бессознательных) программ отражения действительности.

Для разработки концептуальной модели страдания использовался подход, который рассматривается как современная конкретизация диалектического принципа всестороннего рассмотрения объекта, ориентирующего исследователя на анализ накопленных в различных областях знания данных, с последующим их синтезом в рамках новой теоретической модели.

В исследовании способов преодоления страдания в мировых религиях применялся сформулированный М. Вебером принцип «интеллектуальной честности», согласно которому учёный обязан не быть в теоретической деятельности ни атеистом, ни христианином, ни дьяволопоклонником. В то же время он должен уметь влезть в шкуру каждого из них, чтобы понять их лучше, чем они сами себя понимают. Современный учёный -профессиональный мыслитель, дело которого вопрошать и сомневаться, а, значит, приносить в жертву интеллекту собственную субъективность (веру), как религиозный человек приносит в жертву своей субъективности (вере) интеллект. Тертуллианово «Верую, ибо абсурдно» означает, что он ставит религиозное чувство выше разума и в оппозицию к разуму. Современное «Сомневаюсь, ибо мыслю» означает, что опирающееся на само себя «метамышление» становится для нас «основным инстинктом»и «богом».

Разработанное в философии марксизма положение об иллюзорно-компенсаторной сущности религиозных представлений и переживаний применялось к представлениям и переживаниям, присущим самому атеистическому миропониманию.

В процессе исследования человеческой ситуации и жизненного мира человека использовались:

• понятийный аппарат и некоторые методологические положения экзистенциализма и феноменологической философии и социологии, в частности, принцип тождества бытия и его образа в экзистенциальном переживании;

• разрабатываемые в этологии представление об общих для животных и людей бессознательных механизмах социального поведения и представление о человечестве как о биологическом виде с нестабильным (незавершённым) набором инстинктов;

• идея К. Ясперса об «осевом времени» как поворотной эпохе в истории, положившей начало эре страдания;

• концепция иррационального эффекта человеческой практики Д.В. Пивоварова;

• марксистская теория отчуждения сущностных сил человека, вскрывающая логику превращения результатов целеполагающей деятельности в источник новых страданий;

• идея К.-Г. Юнга об архетипах как «психических инстинктах» человеческого рода (априорных формах, задающих структуру образов, представлений и переживаний);

• развиваемые в рамках философии игры и философии постмодерна представления о роли игрового начала в культуре.

Научная новизна исследования.

1. Впервые разработана концепция страдания как имманентного свойства человеческого бытия, которое обусловлено тем, что рациональная целеполагающая деятельность человека порождает в социальной реальности непредвиденные и угрожающие изменения, не позволяющие инстинктивным программам поведения эффективно функционировать, что, в свою очередь, ведёт к возрастанию производимых бессознательными структурами негативных эмоций. Показано, что основными источниками страдания в экзистенциальной реальности человека выступают архетипические программы страха смерти, вины и «встраивания в иерархию» (архетип пирамиды). Возникающее вследствие этого состояние постоянного экзистенциального дискомфорта актуализирует архетипическую программу поиска смысла как средства оправдания страдания.

2. Впервые выявлена связь культурных стратегий «празднования жизни» и «подготовки к бесстрадательному существованию после смерти» с архетипической программой страха смерти; стратегий религиозного «подчинения голосу бога» и атеистического восстания против «власти бога»

- с архетипом вины; стратегий «бегства от действительности» и «преобразования действительности» - с архетипическими программами «уязвлённости злом» и «потребности в смысле».

3. Осевое время впервые рассмотрено как эпоха становления искусственных, культурных форм противостояния страданию -мировоззренческих социальных институтов, формирующих в ситуации «антропной катастрофы» новые «социальные инстинкты», в которых находят своё разрешение противоречия между понятийно-рациональными (социогенными) и бессознательно-иррациональными (биогенными) формами отражения действительности.

4. Впервые показано, что каждой из мировых религий присуща собственная экзистенциальная стратегия преодоления страдания: для христианства характерна установка на разрушение архетипических программ вины, страха смерти, иерархии и противопоставление пассивному страданию

- страдания активно-добровольного (преодоление страдания страданием): в буддизме основная стратегия спасения - отказ (бегство) от бытия как «обители страдания»: в исламе путь к спасению лежит через максимальную степень покорности судьбе (ни бегства от страдания, ни борьбы с ним) и преимущественная ориентация на архетип «встраивания в иерархию».

5. Выявлены и сопоставлены модели противостояния страданию в истории христианства.

Ветхозаветная модель основывается на стратегии корпоративной морали, предполагающей максимальную концентрацию «положительного бытия» в кругу ближних в сочетании с агрессией и круговой обороной по отношению к «дальним»; в экзистенциальной реальности создаётся долгосрочная историческая перспектива с помощью иррациональной веры в богоизбранность и в исполнение обетованного «счастливого окончания» истории.

Новозаветная модель преодоления страдания предполагает «переплавку» негативных архетипических образов (вражды, ненависти, отчаяния, «богооставленности») в позитивные (веры, надежды, любви), и создание на этой основе «общечеловеческой» морали.

Средневековая мазохистская модель разрывает жизнь христианина на две «фазы»: фазу благочестивого покаянного самоограничения и фазу «погружения в сладостную муку греха».

Протестантская модель преодоления страдания легализует обратную переориентацию христианства с ценностей царствия Небесного на ценности земного бытия, частично реставрирует ветхозаветную корпоративную мораль.

6. Сделан вывод о том, что исторические успехи рационального мышления в «расколдовывании» действительности, способствовавшие оскудению экзистенциальной реальности религиозными чувствами, истреблению образа бога и секуляризации религиозных институтов, привели и к ослаблению «богоборческих» настроений. Многовековое противостояние религиозной и атеистической мировоззренческих ориентаций в экзистенциальном пространстве страдающей личности, обусловленное конфликтом иррациональных и рациональных образов действительности, разрешилось обоюдным поражением.

7. «Новый гуманизм», провозглашающий право человека на иллюзию и ориентированный на толерантное отношение к любым мировоззренческим позициям и человеческим потребностям, впервые представлен как иллюзия нового типа, в которой антитезы «вера - сомнение» и «истина -заблуждение» оттесняются на задний план, а в центр помещается антитеза прагматической и романтической целесообразностей.

8. Эволюция культурных способов взаимоотношений человека со страданием в современную эпоху впервые в отечественных исследованиях рассмотрена в контексте эволюции игровых взаимоотношений с человека с действительностью. Игра представлена как феномен человеческого бытия, сущность которого состоит в акте экзистенциального притворства, позволяющем производить «защищённые» от страдания экзистенциальные переживания {бесстрадательное бытие). Выделены следующие признаки архетипической программы притворства: во-первых, экзистенциальная отграниченность от действительности как безусловной, первичной реальности, достигаемая за счёт учреждаемых игроками правил; во-вторых, экзистенциальная раздвоенность игрока, его одновременное присутствие в мире игры и за его пределами; в-третьих, авантюрность, в которой присутствуют вызов, готовность рисковать и упование на удачу; в-четвёртых, признание игроком ответственности перед первичной реальностью за учиняемый им игровой «произвол».

9. Впервые проведена классификация культурных игр по признаку отношения к социальной реальности: а) игры «ниже уровня социальной реальности». Сущность этих игр заключается в производстве положительных эмоций посредством активизации инстинктивных программ переживания типических жизненных ситуаций. Происходящие в этих играх события не имеют статуса действительных; б) «ролевые» игры людей на уровне социальной реальности. Совершаемые в этих играх «ходы» имеют смысл одновременно в социальной и игровой реальностях. Необходимость привнесения элементов «ритуального притворства» в социальные взаимодействия обусловлена тем, что без «притворства перед собой» невозможно согласовывать социальные (искусственные) и инстинктивные (естественные) программы поведения; в) игры «выше уровня социальной реальности», в которых партнёром человека выступает его собственное бытие, которые переживаются субъектом как взаимодействие с сущностями, принадлежащими «реальности высшего порядка» (с Богом, с космосом, с судьбой и т.д.), где ставятся главные вопросы, исследуются и формируются высшие жизненные ценности и предельные смыслы.

10. Показано, что в русле постмодернистского проекта формируется тип человека, для которого характерно шизофреническое расщепление личности («большого Я») на автономные в рамках частных экзистенциальных состояний и «плюралистически» уживающиеся между собой фрагментарные «я». Основное средство решения экзистенциальных проблем для «мозаичного» человека постмодерна - совершенствование игровых стратегий и техник. В «игровом» противостоянии страданию он склонен отказываться от экзистенциальных позиций героя-богоборца, пассивной жертвы, стоика, аскета, религиозного подвижника, предпочитая им позицию джокера, у которого нет собственного лица, но имеется большой запас масок, позволяющих «играть в прятки» с действительностью, со смертью и с самим собой. Он рассматривает в качестве условно-игровой (как-бы-действительной) любую ситуацию, в которой оказался, легко поддаётся манипуляциям и сам готов манипулировать как собой, так и другими.

Человек постмодерна предпочитает уклоняться от ответственности, за всю свою жизнь целиком, игнорирует проблемы вины, смерти и смысла, являя собой диковинное сочетание примитивных инстинктов и изощрённых рациональных технологий их удовлетворения.

Теоретическая и практическая значимость проведённого диссертационного исследования заключается в следующем: во-первых, результаты исследования могут быть использованы в процессе- осмысления онтологических, гносеологических и антропологических проблем бытия человека и социальной реальности; во-вторых, предлагаемая концепция феномена страдания как следствия конфликта между бессознательными и рациональными программами отражения человеческого бытия может служить методологической основой для построения междисциплинарной модели, непротиворечиво интерпретирующей представления о страдании, сложившиеся в различных областях знания; в-третьих, в рамках теоретического религиоведения предлагаемая концепция даёт возможность получить целостное представление об эволюции способов преодоления страдания в мировых религиях; в-четвёртых, практическое применение результаты исследования находят в высшей школе. Материалы диссертационного исследования используются при чтении курсов «Религиоведение», «Социальная антропология», «Социология религии», «Социология связей с общественностью», спецкурсов «Социология девиантного поведения», «Коммуникативные технологии в религиях мира», «Антикризисный PR», читающихся на отделении «Социология и связи с общественностью» психолого-педагогического факультета Красноярского государственного университета. Результаты исследования могут также использоваться в соответствующих темах при чтении спецкурсов «Социальная психология», «Социальная философия».

Разработанные в исследовании представления об архетипических механизмах феномена страдания могут найти практическое применение при разработке социальных, политических и культурных проектов на различных уровнях управления общественными процессами.

Апробация работы. Основные положения диссертации, полученные результаты обсуждались на кафедре философии Сибирского государственного технологического университета, на кафедре философии Красноярского государственного университета цветных металлов и золота, на кафедре философии Омского государственного педагогического университета.

Основные результаты исследования изложены в трёх монографиях и 29 публикациях, в докладах и выступлениях на Региональной научно-практической конференции «Взаимодействие природы и общества как комплексная проблема науки и практики» (Чита, 1981); Областной научно-практической конференции молодых ученых и специалистов «Актуальные проблемы ускорения научно-технического прогресса» (Свердловск, 1981); Областной научно-практической конференции молодых учёных и специалистов «Становление и совершенствование социалистических общественных отношений» (Свердловск, 1982); Областной научно-технической конференции молодых учёных и специалистов «Актуальные проблемы совершенствования общественных отношений и хозяйственного механизма» (Свердловск, 1983); Всесоюзной научно-методической конференции с международным участием «Методологические и методические проблемы формирования целостного марксистско-ленинского мировоззрения» (Москва, 1988); Всесоюзной научной конференции «Критика идеологии и практики нетрадиционных культов и мистицизма» (Новосибирск, 1989); Региональной научной конференции «Духовная культура и формирование личности» (Краснодар, 1989); Региональной научной конференции «Атеизм, культура, личность» (Уфа, 1990); Всероссийской конференции «Особенности современной социальной картины мира» (Москва - Обнинск, 1990); Всесоюзном симпозиуме «Человек: сущностные силы и социальные возможности» (Бишкек, 1991); Всесоюзной научно-практической конференции «Философия. Культура. Цивилизация» (Львов, 1991); Республиканской научно-технической конференции «Русская философия и духовная культура современности»; (Иркутск, 1991); Четвёртых Всесоюзных Фёдоровских чтениях (Москва, 1991); Научно-методическом совещании-семинаре «Теоретические и методические аспекты в преподавании гуманитарных дисциплин» (Красноярск, 1992); Научной конференции профессорско-преподавательского состава КрасГАУ (Красноярск, 1993); Всероссийской конференции «Человек как космический феномен» (Ижевск, 1994); Российской научной конференции «Философское сознание в постмарксистском состоянии» (Челябинск, 1996); Всероссийской научно-практической конференции «Шостакович и мировая культура» (Красноярск, 1997); Межрегиональной научно-практической конференции «Региональные социологические школы в начале XX века» (Красноярск, 2004); Межрегиональной научно-практической конференции «Связи с общественностью в российских регионах» (Омск, 2005); Всероссийской научно-практической конференции «Актуальные вопросы связей с общественностью и рекламы» (Красноярск, 2005).

Структура и объём исследования. Текст диссертационного исследования состоит из введения, четырёх глав, заключения и списка литературы, содержащего из 435 наименований. Работа изложена на 322 страницах компьютерной вёрстки.

Заключение диссертации по теме «Философия и история религии, философская антропология, философия культуры», Грицков, Юрий Викторович

Основные выводы четвертой главы.

1. Экзистенциалистский анализ феномена страдания явился знаменательной вехой в истории христианской культуры: в нём окончательно исчерпал себя христианский проект преодоления страдания, благодаря ему европейская мысль смогла дать себе ясный отчёт в том, что необходимо отыскивать новые пути к бесстрадательному бытию. Главной проблемой в ситуации похорон Бога и веры, в ситуации смятения и абсурда становится обретение и удержание смысла.

2. В отсутствие всеобъемлющих абсолютных смыслов повышается спрос на смыслы относительные и временные, основным поставщиком таких смыслов становится игра. а) Собственный смысл игры заключается в производстве чистых, освобождённых от «гнёта бытия» экзистенциальных состояний. Собственный смысл игры есть бесстрадательное бытие, которое обеспечивается программой экзистенциального притворства. б) Игра представляет собой особое средство познания в смысле приобретения опыта экзистенциального «вчувствования» в бытие, опыта переживаний, позволяющих ощутить «вкус» жизненных ситуаций, в ней человек впервые встречается со своей социальной природой, обретает и творит свою новую, «ролевую» сущность. Игра даёт возможность снимать напряжение, накапливающееся в общественном человеке из-за блокирования социальными табу базисных инстинктивных программ. Важнейшая функция игры заключается в том, что человек освобождается в ней от рабства у необходимостей действительности. в) Архетип игрового притворства выступает средством формирования в социальной реальности культурных ценностей и практик (ритуалов, обычаев и т.п.)- В условиях многовековой экспансии страдания, ставшего за последние тысячелетия рутинным, обыденным делом, данная архетипическая программа играет всё более заметную роль в становлении культурно-игровой стратегии «празднования жизни».

3. Игра в современном мире становится едва ли не главным культурным инструментом созидания смысла, регулятором взаимоотношений с действительностью и средством творческого преобразования мира. При этом границы между миром игры и миром действительности всё более стираются.

4. Становление постмодернистского проекта игрового преодоления страдания осуществляется на фоне глубокого антропного кризиса (назовём его «осевое время - 2»), связанного с разрушительными деформациями экзистенциального мира человека - ослаблением религиозного чувства (смертью Бога), усилением тенденций распада личности (утери целостности), гипертрофированным развитием рациональных технологий «диктатуры потребления». Особенность данного проекта в том, что основной акцент делается скорее на борьбе с симптомами, чем с причинами страдания.

5. Человек в «игровом» противостоянии страданию всё чаще отказывается от экзистенциальных позиций героя-богоборца, пассивной жертвы, стоика, аскета, религиозного подвижника, предпочитая всем им позицию джокера, у которого нет собственного лица, но имеется большой запас масок, позволяющих «играть в прятки» с действительностью, со смертью и с самим собой. Человек «как бы исчезает» в том, во что он играет.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Принятые в работе исходные представления и предпринятые на основании этих представлений исследования привели к следующим выводам.

Становление страдания как социально-антропологического феномена, проявляющегося в ощущениях неправильности (абсурдности) мироустройства, отсутствия подлинного бытия (смысла), в стремлении обрести полноту и смысл бытия, обусловлено столкновением человека как биологического вида с последствиями своей рациональной целеполагающей деятельности.

По мере развития рациональных (языковых) способов отражения действительности и возрастания их роли во взаимодействии человека с природой, возник конфликт между врождёнными и приобретёнными программами восприятия действительности. Вкушение плодов с древа познания привело к глубоким психологическим травмам и необратимым изменениям как внутреннего мира человека, так и среды его обитания. Изобретение и использование рациональных программ поведения оказалось сопряжено с возрастанием рисков и эскалацией непредвиденных нежелательных последствий. Человек стал источником повышенной опасности и несчастий для себя самого и для других людей.

Неэффективность матричных программ коллективного бессознательного в условиях социальной реальности обусловила вхождение этих программ в режим перегрузки и продуцирования патологических образов и переживаний, в результате чего разразилась антропологическая катастрофа, проявившаяся в пандемии страдания. Основными «поставщиками» страдания в экзистенциальную реальность человека явились архетипические программы страха смерти, вины и «встраивания в иерархию» (архетип пирамиды).

Историческим ответом на пандемию страдания стали возникшие в эпоху «осевого времени» мировые религии, в рамках которых были разработаны стратегии и техники коррекции работы программ коллективного бессознательного, а также стратегии и техники конституирования в экзистенциальном мире человека смысла - искусственного социального инстинкта, «оправдывающего» тяготы бытия и обеспечивающего формирование в человеке социально полезных качеств.

Каждой из мировых религий присуща собственная экзистенциальная стратегия преодоления страдания. Для христианства характерна установка на разрушение архетипических программ вины, страха смерти, иерархии и противопоставление пассивному страданию - страдания активного (преодоление страдания страданием). В буддизме основная стратегия спасения - отказ (бегство) от бытия как обители страдания. В исламе путь к спасению лежит через максимальную степень покорности (ни бегства от страдания, ни борьбы с ним) судьбе, что можно рассматривать как гипертрофированный вариант архетипа «встраивания в иерархию».

Вместе с тем, страдание как имманентное свойство человеческого бытия, обусловленное противоречиями между понятийно-рациональными (социогенными) и бессознательно-иррациональными (биогенными) программами отражения действительности, стало одним из ведущих факторов антропогенеза. В этом качестве страдание приобретает функцию бича, стимулирующего поиски новых проектов самоизменения и преобразования окружающего мира.

Человек страдающий» ощущает себя «погружённым в историю» как в процесс, в течение которого он находится «вне дома», вне бытия. Он остро переживает собственную ущербность и преходящесть, а также ущербность и преходящесть окружающего его мира. Он использует для «купирования» страданий те или иные иллюзорные смыслообразующие конструкции и, насколько ему позволяют обстоятельства, стремится выстроить и реализовать собственный проект спасения.

Социальные институты в страдающем обществе выступают средствами профилактики и контроля за работой коллективного бессознательного: искусство «окультуривает» работу архетипа смерти, мораль корректирует работу архетипа вины, право контролирует архетип встраивания в иерархию (ограничивает внутривидовую агрессию), религиозные и философские учения представляют собой проекты и экзистенциальные технологии упорядочивания, гармонизации работы всех архетипических и рациональных программ. В пространстве всякой культуры представлены две полярные смыслообразующие стратегии защиты от страха смерти: ориентация на «жизнь после смерти» в иной, «посмертной» реальности и ориентация на преходящие радости «досмертной» жизни.

В истории древнего мира и средневековья центральное место в культурных проектах преодоления страданий занимали религиозные практики, основанные на опыте нуминозных переживаний (мистических озарений, откровений, видений, вещих снов, и т.п.). Важное место в этих практиках занимала аскетика как средство обретения свободы от страданий через самоограничения.

Новое время принесло с собой рационалистический модернистский проект преодоления страдания, в котором делается ставка на возрастающую мощь рационального мышления, непрерывно открывающего новые возможности в освоении и преобразовании природы и общества. В основе модернистского проекта лежит допущение, что развитие познавательных способностей и накопление научных знаний и технологий с необходимостью приведёт к решению проблем материального обустройства человека и общества и, тем самым, приведёт к решению проблем экзистенциальных.

По мере того как модернистская идея прогресса хирела под прессом порождённых научно-техническим прогрессом глобальных проблем современности, а мир человека всё более превращался в хаотическое нагромождение несчастий, на авансцену истории выдвинулся игровой проект решения экзистенциальных проблем человека. Самонетождественность человека, проявляющаяся в чувстве «лишённости бытия», стала онтологической предпосылкой для экспансии архетипа притворства во все уголки человеческой вселенной.

Архетипическая программа притворства вводит игрока в условную реальность, существенными признаками которой являются, во-первых, экзистенциальная отграниченность от действительности как безусловной, первичной реальности; во-вторых, экзистенциальная раздвоенность игрока, его одновременное присутствие в мире игры и за его пределами; в-третьих, признание игроком ответственности (вины) перед первичной реальностью за учиняемый им в акте свободного вхождения в игру «беззаконный произвол»; в-четвёртых, авантюрность, в которой присутствуют вызов, готовность рисковать и упование на удачу. Совокупность этих свойств обеспечивает человеку возможность производить «автономные от действительности» экзистенциальные состояния; решать с минимальными экзистенциальными потерями проблемы, возникающие в социальной реальности; выходить за пределы действительности и становиться творцом гиперреальности, синтезирующей в себе признаки объективной и субъективной реальностей.188

На этом фоне в последние десятилетия наблюдается усиление влияния постмодернистского игрового проекта, в русле которого формируется тип человека с «шизофреническим» расщеплением личности («большого я») на фрагментарные, частные «я», суверенные в рамках частных

188 В этой связи можно высказать предположение о том, что постмодернистский проект взаимодействия человека с социальной реальностью со временем трансформируется в проект образования виртуальной метареальности, представляющей собой симбиоз социально-психической (экзистенциальной) и «научно-технической» (объективной) реальностей. На роль такой метареальности претендует сеть Internet. Подробнее об этом см.: Орехов С.И. Поиск виртуальной реальности. - Омск: ОмГПУ, 2002. экзистенциальных состояний и «плюралистически» уживающиеся между собой в лоскутном пространстве «большого я». Каждое из этих временных, локальных «я» (симулякров) организует в рамках своего экзистенциального состояния смысловое единство, не стараясь увязать свои действия с другими «я-состояниями». Основное средство решения экзистенциальных проблем для «мозаичного» человека постмодерна - совершенствование игровых стратегий и техник взаимодействия с внутренней и внешней реальностями. Он склонен рассматривать в качестве условно-игровой (как-бы-действительной) любую ситуацию, в которой оказался, и готов манипулировать в равной степени собой и другими. Эти маленькие «я» не берут на себя ответственности за всю человеческую жизнь, они склонны игнорировать проблемы вины, смерти и смысла, являя собой диковинное сочетание примитивных инстинктов и изощрённых рациональных технологий.

Таким образом, современную эпоху можно охарактеризовать как «новое осевое время» - период сопряжённого с новой пандемией страдания глубокого культурного кризиса, вызванного, наряду с причинами, характерными для «первого осевого времени», перепроизводством суррогатных «экзистенциальных радостей» общества потребления.

Список литературы диссертационного исследования доктор философских наук Грицков, Юрий Викторович, 2006 год

1. Абаев Н.В. О соотношении теории и практики в чань-буддизме // V1. научная конференция «Общество и государство в Китае». - М.: Наука,1976.-4.3.-С. 618-625.

2. Абаев Н.В. Чань-буддизм и культурно-психологические традиции в средневековом Китае. Новосибирск: Наука, 1989. - 272 с.

3. Аббаньяно Н. Структура экзистенции. Введение в экзистенциализм. -СПб.: Алетейя, 1998. 508 с.

4. Августин Аврелий. Исповедь М.: Одиссей, 1989. - 335 с.

5. Августин Блаженный. О граде божием. СПб.: Алетейя; Киев: Уцими-Пресс, 1998. - 595 с.

6. Аверинцев С.С. Аналитическая психология К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии // О современной буржуазной эстетике.-М.: Наука, 1972.-С. 110-156.

7. Аверинцев С.С. На границе цивилизаций и эпох: вклад восточных окраин римско-византийского мира в подготовку духовной культуры европейского средневековья // Восток Запад. Исследования. Переводы. Публикации. -М.: Наука, 1985. - С. 5-20.

8. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Наука,1977.-320 с.

9. Аверинцев С.С. Судьба европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М.: Наука, 1976. - С. 17-64.

10. Автономова Н.С. Деррида и грамматология // ДерридаЖ. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000 - С. 7-107.

11. Автономова Н.С. Рассудок. Разум. Рациональность. М.: Наука, 1988. -287 с.

12. Акулинин В.Н. Философия всеединства: От B.C. Соловьева к П.А.

13. Флоренскому. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1990. - 158 с.

14. Андрианов Н.П., МакареняИ.А. Естественнонаучные основы атеистической пропаганды // О религии и церкви. Л.: Знание, 1988. -С. 1-31.

15. Антоний, митрополит Сурожский. Человек перед богом. СПб.: Сатись, 1995.-263 с.

16. Антонян Ю.М. Человек и Бог, творящие друг друга. М.: Логос, 2003. -407 с.

17. Анчел Е. Этос и история /Пер.с венг. М.А. Хевеши. М.: Мысль, 1988. -126 с.

18. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л.: Наука, 1972. - 214 с.

19. Аристотель. Метафизика // Аристотель. Сочинения в четырех томах. -М.: Мысль, 1975.-Т. 1.-С. 63-367.

20. Арон Р.К.Ф. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст, 1993. - 316 с.

21. Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М.: Прогресс. Универс., 1993. - 606 с.

22. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти / Пер. с франц., общая ред. С.В. Оболенской. М.: Прогресс, 1992. - 528 с.

23. Афанасьев А.Н. Древо жизни. Избранные статьи. М.: Современник, 1983.-464 с.

24. Бакшутов В.К. Становление религиозных чувств // Осмысление духовной целостности. Философия религии. Вып. 3. Екатеринбург: УрГУ, 1992. -С.164-184.

25. Балашов Ю.В., Илларионов С.В. Антропный принцип: содержание и спекуляции // Глобальный эволюционизм (Философский анализ). М.: ИФРАН, 1994.-С. 108-123.

26. Барт Р. Литература и метаязык //Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Пер. с франц. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 1989.-С. 131-132.

27. Барт Р. Смерть автора //Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Пер. с франц. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. - С. 384391.

28. Барт Р. Эффект реальности //Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Пер. с франц. Г.К. Косикова. М.: Прогресс, 1989. - С. 392401.

29. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Вопросы литературы. 1976.-№ 10.-С. 122-151.

30. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. -543 с.

31. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. -444 с.

32. Башляр Г. Психоанализ огня. -М.: Прогресс, 1993. 176 с.

33. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования. М.: Academia, 2004. - 783 с.

34. Белобородов Д. Дереализация реальности // URL: http //zvezda.ru/2000/02/03/matrix.shtml.

35. Берг JI.C. Труды по теории эволюции, 1922-1930. Л.: Наука, 1977. -387 с.

36. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. М.: «Academia-Центр», «Медиум», 1995.-323 с.

37. Бергер П. Религиозный опыт и традиция // Религия и общество: Хрестоматия по социологии религии /Сост. В.И. Гараджа, Е.Д. Руткевич. М.: Аспект Пресс, 1996. - С. 339-363.

38. Бергсон А. Два источника морали и религии / Пер. с фр., послесловие и примечание А.Б. Гофмана. М.: Канон, 1994 - 384 с.

39. Бергсон А. Творческая эволюция / Пер. с франц. М.: «КАНОНпресс», «Кучково поле», 1998. 384 с.

40. Бердяев Н.А. Вселенскость и конфессионализм // Православие и экуменизм. Документы и материалы. 1902-1998 г. 2-е изд. -М.: Отдел внешних церковных сношений Московского патриархата, 1999. С. 134-147.

41. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. -224 с.

42. Бердяев Н.А. Самопознание (опыт философской автобиографии). М.: Книга, 1991.-446 с.

43. Бердяев Н.А. Ставрогин // Наше наследие. 1991. - № 6. - С. 76-78.

44. Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М.: Правда,1989.-607 с.

45. Бердяев Н.А. Царство духа и царство Кесаря. М.: Республика, 1995. -383 с.

46. Беркли Дж. Сочинения. М.: Мысль, 1978. - 556 с.

47. Берн Э. Игры, в которые играют люди; люди, которые играют в игры. -М.: Гранд, 2000.-472 с.

48. Бернацкий В.О. Интересы: теоретическая и практическая функции. -Томск: ТГУ, 1984. 169 с.

49. Бёме Я. Аврора, или Утренняя заря в восхождении. М.: Политиздат,1990.-415 с.

50. Бёме Я. Christosophia, или Путь ко Христу. СПб.: A-ACD-Лста-Пресс, 1994.-222 с.

51. БиблерВ.С. Диалог. Сознание. Культура (идея культуры в работах52