Антропологический состав и проблема происхождения карел по данным дерматоглифики тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 03.03.02, кандидат исторических наук Широбоков, Иван Григорьевич

• Широбоков, Иван Григорьевич
• кандидат исторических наук
• 2010

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Широбоков, Иван Григорьевич

Введение

Глава 1. История антропологического изучения карел

1.1. Данные соматологии, краниологии, одонтологии к проблеме изучения антропологического состава карел

1.2. Дерматоглифика карел. Особенности методических подходов к анализу материалов в дерматоглифике

Глава 2. Материалы и методы исследования

2.1. Информация о материалах исследования

2.2. Основные методы обработки и анализа дерматоглифических данных

2.3. Частота радиально ориентированных узоров: новый дерматоглифический признак и его дифференцирующее значение для популяций Старого Света

Глава 3. Территориальная дифференциация карел

3.1. Корреляции дерматоглифических признаков у карел на внутригрупповом и территориальном уровнях)

3.2. Анализ территориальных групп карел (географическое распределение дерматоглифических признаков и комплексов).

Дифференциация территориальных групп по сумме признаков

3.3. Дифференциация карел в рамках этнолокальных подразделений

3.4. Бимануальная асимметрия признаков в карельских выборках

3.5. Половой диморфизм у карел (сравнительно-территориальный и сравнительно-этнический аспекты)

Глава 4. Карелы в системе антропологических комплексов населения Северной и Северо-Восточной Европы

4.1. Положение дерматоглифических комплексов карел на общем популяционном фоне Северной и Северо-Восточной Европы

4.2. Карелы в системе антропологических комплексов Северной и Северо-Восточной Европы: сопоставление дерматоглифических и соматологических данных

4.3. Сопоставление основных дерматоглифических и краниологических признаков карельских групп

4.4. Интеграция данных дерматоглифики и краниологии населения Северной и Северо-Восточной Европы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Антропологический состав и проблема происхождения карел по данным дерматоглифики»

Карелы представляют собой крупнейший по численности финноязычный этнос Северо-Запада России, формирование и развитие которого происходило в зоне контактов групп различной культурной и антропологической принадлежности. Карельский язык относится к прибалтийско-финской подгруппе финно-угорской группы уральской языковой семьи. В нем выделяются три основных диалекта: собственно карельский, ливвиковский и людиковский. Собственно карельский диалект характерен для населения северной и средней частей Карелии, а также для групп верхневолжских карел, основная часть которых проживает на территории современных Тверской, Новгородской и частично Ленинградской области. В юго-западной части Карелии (в Восточном Приладожье и Олонецком перешейке) получил распространение ливвиковской диалект, а на юго-востоке (на территории вдоль западного побережья Онежского озера) - людиковский [Логинов, 2004]. При этом именно самоназвание северных групп карел - карьяла, карьялайнен — принято в качестве общеэтнического. Оно является наиболее распространенным (и, вероятно, наиболее ранним) в языках соседей и характерно для карельского населения на большей части территории их расселения, хотя сам этноним не является всеобъемлющим. Карелы-ливвики называют себя ливгшайне, ливвикёй, карелы-людики — лююдикляйнен, лююдикой. Однако северные карелы могут называть людиков вепся (вепсы), а те в свою очередь называют представителей северных групп лаппи (саамы) [Напольских, 1997]. Кроме того, лаппи является собственным этнонимом одной из северо-восточных групп карел, которые проживают в районе озера Сегозера и говорят на северном (собственно карельском) диалекте, однако обладают специфическими чертами в антропологическом облике и культуре, свидетельствующими о контактах с популяциями саамов [Никольская, Косменко, 1982; Хартанович, 1986].

Различия в этнонимах, по всей видимости, связаны с историческими особенностями формирования современных карел, в составе которых исследователи предполагают наличие различных прибалтийско-финских компонентов. Территория Ладожского и Онежского озер, обширные пространства северных районов современной Карелии, западное побережье Белого моря - области, в которых сегодня сохранились традиционные карельские поселения и которые исторически относятся к Лопским и Заонежским погостам — все они имеют свою «докарельскую» историю, фиксируемую на материалах топонимики, археологии и антропологии, однако, слабо отраженную в письменных источниках. До XV в. мы не имеем практически никаких документов для Северной Карелии, что не позволяет проследить динамику расселения этнических групп карел, саамов и русских на этой территории в ранние периоды истории [Мюллер, 1947, с.27]. Напротив, на территории Карельского перешейка и Северо-Западного Приладожья, где проходило формирование и развитие средневековой культуры древней корелы и откуда происходило расселение групп на территории современного проживания карел, сегодня фактически не сохранилось ни одного карельского поселения.

О происхождении древней корелы существует несколько точек зрения, которые можно условно обобщить и рассмотреть в рамках миграционной и автохтонной гипотез. Обе гипотезы в поздних вариантах сходны между собой в признании сложной истории формирования культуры древней корелы, однако, в корне расходятся в оценке происхождения основных компонентов, вошедших в ее состав, и времени образования единой этнической общности. При этом, по всей видимости, варианты миграционной гипотезы исторически являются наиболее ранними.

Известный финно-угровед XIX столетия А.И. Шёгрен первым, вероятно, высказал мысль о том, что миграции групп западнофинского племени хяме (емь русских источников) являются одним из основных факторов формирования современного финноязычного населения Европейского

Севера. Однако относительно карел исследователь придерживался оригинальной точки зрения, считая их потомками чуди заволочской, издревле проживавшей в районе бассейна Северной Двины и Ваги и продвинувшейся на северо-запад, в районы Невы и Карельского перешейка, под давлением славянской миграции [Загребин, 2006, с.207-208]. Другой известный исследователь XIX века М.А. Кастрен выдвинул идею о вепсском происхождении населения Заволочья, хотя и допускал проникновение в регион карельских групп, на что в дальнейшем указывал также Д.В. Бубрих [Бубрих, 1947].

В начале XX в. теории западного происхождения карел получают распространение в финляндской археологической литературе. Уже А. Европеус, основываясь, правда, на немногочисленном материале погребальных памятников, полагал очевидным переселение групп населения из западных областей Финляндии в Приладожскую Карелию во второй половине железного века (не позднее в VIII в.). С.А. Нордман, Э. Кивикоски и М. Хуурре поддержали и развили гипотезу А. Европеуса [Сакса, 2001]. Развитие гипотезы было в основном связано с постепенным осознанием сложной истории формирования культуры древней корелы и отказом от прямого генетического соотношения корелы и еми1.

Так, Э. Кивикоски в первых работах придерживалась гипотезы о западнофинском происхождении карельской культуры [Кочкуркина, 1982, с.9-10]. Однако, впоследствии исследователь изменила свою позицию и предположила, что корела сформировалась на территории Карельского перешейка в результате смешения субстратного финно-угорского населения и пришлого западнофинского при содействии Новгорода и Готланда [Финно-угры и балты., 1987, с.44]. Ранее К.А. Нордман высказал мысль о том, что

1 Можно предположить, что развитие идеи о западнофинском происхождении карел в определенной степени связано с отношением к карелам как части финского народа, его «восточного выплеска». Такой взгляд был характерен для ииследователей уже самого раннего периода. В трехтомной работе И.Г. Георги [1776], поставившего целью дать характеристику культурам всех известных народов Российской империи, карелы даже не упоминаются. Вероятно, исследователь полностью отождествлял карельскую культуру с финской. С другой стороны, и сегодня в финской лингвистической традиции карельский язык относится к савоскому диалекту финского языка и не имеет самостоятельного статуса [Хайду 1985]. карелы сформировались в результате смешения восточных и западных элементов и что их культура уже в I тыс. н. э. отличалась от западнофинской, хотя западнофинские черты все же являются преобладающими [Кочкуркина, 1982, с. 7-9; Финно-угры и балты., 1987, с.44]. Идея многокомпонентного состава древней корелы получила развитие в работах известного финляндского исследователя X. Киркинена. По его мнению, корела формируется в результате смешения чудских, западнофинских, вепсских, а также, вероятно, варяжских элементов [Киркинен и др., 1998]. Между тем, уже ранние варианты миграционной гипотезы не ограничивались западным направлением поисков прародины корелы. В начале XX в. A.M. Тальгреном была сформулирована гипотеза о заселении Карельского перешейка с востока. Исследователь выдвинул гипотезу, согласно которой корела переселилась в Приладожье с юго-востока из «шведско-чудского» региона. При этом корельская культура развивалась на основе курганной культуры IX-XI вв. юго-восточного Приладожья [Финно-угры и балты., 1987, с.44, 51]. Позднее эта гипотеза была поддержана известным советским археологом В.И. Равдоникасом, относившим время заселения СевероЗападного Приладожья к концу XI-XII в. Выводы исследователя основывались на анализе археологических материалов курганов Олонецкого перешейка, которые он считал корельскими [Равдоникас, 1934]. Гипотеза A.M. Тальгрена и В.И. Равдоникаса, казалось бы, не противоречила данным письменных источников. Некоторыми историками высказывалась мысль о том, что, вероятно, под Карельской землей в самых ранних летописных источниках подразумеваются территории, расположенные как к западу, так и к северу и востоку от Ладожского озера. Тогда как в более позднее время этот термин применяется уже только к городу Корела и прилегающим районам [Мюллер, 1947, с. 13]. Однако, анализ археологических материалов, изученных позднее, опроверг гипотезу В.И. Равдоникаса. Сегодня доказано, что население, оставившее курганы на Олонецком перешейке, не принимало участия в формировании племени корела [Прибалтийско-финские народы., 2003].

В качестве альтернативы советскими учеными постепенно развивалась гипотеза об автохтонности карел на территории Карельского и Олонецкого перешейков [Гадзяцкий, 1941]. Археолог Г.А. Панкрушев пришел к выводу о формировании корелы на основе групп, издревле обитавших на юге Карелии и юго-востоке Прибалтики [Панкрушев, 1980]. С этими данными в целом согласуются результаты исследований С.И. Кочкуркиной, отмечающей, правда, скудость археологических данных для I тысячелетия н. э. [Кочкуркина, 1982; 1986]. Сходного мнения придерживается классик советской археологии В.В. Седов [Финно-угры и балты., 1987, с.51]. Постепенно и в финской археологической литературе преобладающей стала точка зрения, согласно которой на Карельском перешейке проживало местное, хотя археологически почти неуловимое население [Хуурре, 1979]. Следы переселения в Карелию каких-то групп выходцев из районов Хяме действительно фиксируются на археологическом материале, однако, роль западнофинского культурного импульса не является ведущей для развития древнекорельской культуры [Сакса, 2001].

Безусловно, признание приоритета автохтонной гипотезы нельзя считать ключом для решения проблемы формирования состава современных карел. Взгляд на карел как на прямых потомков древней корелы является, вероятно, почти столь же непозволительным упрощением, как и преувеличение роли западнофинских групп в формировании последней. В середине XX в. известным финно-угроведом Д.В. Бубрихом была разработана концепция происхождения карел, базирующаяся на лингвистическом материале, и подчеркивающая многокомпонентность состава карельского народа. Его формирование, по мнению исследователя, протекало при участии нескольких компонентов, связанных своим происхождением с населением западных территорий, из земель еми, частично из мест близких к Чудскому озеру и

Новгороду, а также с некоторыми группам предков современных вепсов -древней веси [Бубрих, 1947]." Большое влияние на развитие локальных общностей карел, безусловно, оказывали международные политические и военные события позднесредневекового и Нового времени в регионе. Более того, они являлись основным катализатором для формирования основной территории расселения карел, которую сегодня считают традиционно карельской.

В первой половине II тысячелетия судьба карельского населения была тесно связана с влиянием Новгорода и напряженной обстановкой, обусловленной частыми военными столкновениями новгородцев и карел с емью и шведами. В большинстве случаев карелы принимали активное участие в конфликтах Х11-Х1У вв. на стороне новгородцев. Большая часть карел этого периода проживает на территории Западного и Северного Приладожья, хотя отдельные группы карел уже в начале II тысячелетия появляются на территории Северной Карелии [Войцехович, 1910; Жербин, 1956]. Только в конце ХУ1-ХУП вв., начиная с периода Ливонской войны, карелы начинают активно осваивать северные районы современной Карелии (Лопские и Заонежские погосты). В начале XVII в. значительные группы карел переселились с оккупированных Швецией территорий в обезлюдившие в результате Смуты и войны со Швецией районы Олонца и Тихвина, далее на Валдай и Верхнюю Волгу. Переселение на новые земли было инициировано российским правительством, что обеспечило закрепление карел на новых землях [Мюллер, 1947; Бубрих, 1947].

Письменные источники не позволяют говорить о численности русских, карел и саамов на территории Карелии в этот период. Однако, предполагается, что уже к концу XVI в. с территории Лопских погостов практически исчезли

2 В части современных работ [Кочкуркина 1982; Прибалтийско-финские народы. 2003] почему-то принято указывать, что Д.В. Бубрих лишь допускал возможность участия предков вепсов в сложении карел, тогда как в работе 1947 года, он ясно указывает на роль вепсов в формировании южных карел как одного га основных компонентов. Впрочем, обобщающий труд по прибалтийско-финским народам грешит и другими небрежностями. Так, например, раздел, посвященный карельскому языку, открывается с совершенно некритичного изложения гипотезы эстонского языковеда П. Аристэ [Прибалтийско-финские народы. 2003, с. 185], ранее неоднократно вызывавшей крайне негативные отзывы коллег [см. ссылки в: Напольских 1997, с. 169-170]. саамские группы, частично уничтоженные и частично вытесненные карелами далее на север [Мюллер, 1947, с. 16]. Более того, некоторые источники указывают, что в XVI в. отдельные карельские группы оказываются на Кольском полуострове, где притесняют саамов на реке Поное, о чем последние рассказывают в своей челобитной царю Ивану Васильевичу [Битов, 1962, с. 65-66].

Примерно в период ХУЬХУП вв. постепенно складывается современная картина расселения основных этнолокальных групп карел. Последующие изменения она претерпела уже в XX веке, в течение которого происходило усложнение этнического состава населения Карелии и ассимиляция верхневолжских групп. В восточные и северные районы Карелии на лесозаготовительные предприятия устремился поток переселенцев пестрого этнического состава: русских, белорусов, украинцев, финнов, литовцев, эстонцев, чувашей, татар. Одновременно происходило сокращение доли населения, занятого в сельском хозяйстве, основную часть которого составляли карелы. Многоэтничная среда стала предпосылкой и причиной расширения межнациональных брачных связей карел [Прибалтийско-финские народы. 2003, с.182-183]. Современные карелы по антропологическим данным являются одной из наиболее смешанных групп населения Северо-Запада [Аксянова, 2004].

Таким образом, письменные источники, данные археологии, лингвистики и этнографии свидетельствуют о том, что сложение карел протекало в сложных исторических условиях, при участии вепсских, саамских, финских и русских групп населения. Антропологические исследования позволяют дать оценку степени генетической близости карел и других финноязычных популяций Европейского Севера, выделить основные компоненты в их составе, проследить особенности и территории распространения последних в дописьменные периоды истории, а также определить зоны наиболее активных контактов с группами иного этнического происхождения [Битов, 1964; Марк, 1975; 1997; Хартанович, 1986; 2004а; Аксянова, 2004; и др.]3. В ряду других систем антропологических признаков особое место занимают данные дерматоглифики. Результаты изучения папиллярного рельефа кистей человека используются в качестве информативного источника в антропологии, популяционной генетике, криминалистике и медицине [Гейндль, 1927; Божченко, 2004; Сидоренко, 2006; Babler, 1977; Cummins, Midió, 1943; Mulvihill, Smith, 1969; Leguebe et al., 1981; Kücken, Newell, 2005; и др.]. Генетическая обусловленность папиллярных узоров кожного рельефа позволяет применять дерматоглифику в этнических исследованиях [Гладкова 1966, 1989; Гусева, 1982, 1986; Хить, 1983; Хить, Долинова, 1990, 2000; и др.]. К началу XXI века по единой методической программе были изучены, проанализированы и опубликованы данные по большинству этнических популяций Евразии, в том числе населения Северной и Северо-Восточной Европы [см. например, библиографию в обобщающих работах: Хить, 1983; Хить, Долинова, 1997].

С другой стороны, возможностей для антропологического исследования современных карельских групп становится все меньше. К началу нашего столетия существенно ухудшилось демографическое положение карел. Численность карел по данным последней официальной переписи (2002 г.) в Карелии составляет 65 651 человек, в Тверской области — 14 633 человека. По сравнению с 1939 г. общее число карел на территории первой сократилось в два раза, а на территории второй более чем в восемь (!) раз (108 571 и 119 957 человек соответственно)4.

На этом фоне, дерматоглифические исследования современных этнолокальных групп карел и сопоставление полученных данных с результатами исследований других систем антропологических признаков, в

3 История антропологического изучения карел и характеристика представленных антропологических типов изложены в первой главе исследования.

4 Использованы данные с сайта бюллетеня «Население и общество» Института демографии Государственного университета - Высшей школы экономики: http://www.demoscope.ru и официального сайта переписи 2002 г.: http://perepis2002.ru/ct/html/TQM 04 03 l.htm том числе относящихся к более ранним периодам истории, представляются мне актуальными антропологическими задачами, с позиции как изучения проблемы формирования состава финноязычного населения Европейского Севера, так и исследования степени обусловленности результатов методическими подходами к анализу материалов.

Основной целью исследования является изучение антропологического состава современных карел на территориальном, этнолокальном и этническом уровнях дивергенции, а также выявление возможностей применения признаков дерматоглифики для реконструкции основных антропологических комплексов, принявших участие в формировании карел. Предмет исследования - изменчивость частоты встречаемости и частоты носительства дерматоглифических признаков в локальных выборках карел и других этнических групп Европейского Севера. Объектом исследования являются 12 территориальных групп карел Карелии и Тверской области (12 мужских и 12 женских выборок), 2 группы русских Карелии (2 мужских и 2 женских выборки) и 30 территориальных выборок основных расовых групп человечества (13 европеоидных, 13 монголоидных и 4 негроидных группы, все выборки мужские). Таким образом, всего было исследовано 44 территориальные выборки общей численностью около 5 500 человек (без учета использованных в работе в качестве сравнительных материалов данных, обработанных и опубликованных другими авторами). Основные задачи исследования включают в себя:

1. Выявление основных дерматоглифических комплексов в группах карел, сопоставление картины дерматоглифической дифференциации карел с историческими данными о выделении и развитии этнолокальных (субэтнических) групп в составе карельского этноса;

2. Изучение проблемы происхождения современных карел по дерматоглифическим данным в контексте гипотезы об антропологическом полиморфизме восточнобалтийской группы популяций Европейского Севера;

3. Рассмотрение проблемы полового диморфизма в дерматоглифике территориальных групп карел, поиск и объяснение различий в антропологической дифференциации мужской и женской выборок;

4. Комплексный анализ антропологического состава карел по данным дерматоглифики, соматологии и краниологии, выявление общих направлений изменчивости признаков и их соотнесение с направлением изменчивости, ожидаемым в рамках гипотезы о значимости процессов европеоидно-монголоидной метисации в формировании облика финноязычного населения Европейского Севера;

5. Поиск и апробация новых методических приемов и расширение программы дерматоглифических исследований в этнической антропологии.

Антропологический состав карел анализируется на обширных дерматоглифических данных, характеризующих основные этнолокальные группы карел и охватывающих основную часть территории их расселения. Мужские и женские выборки рассматриваются как абсолютно равноценный материал; показывается большая историческая значимость результатов исследования дерматоглифических признаков в женских группах. В работе осуществлена первая попытка сопоставления данных нескольких систем антропологических признаков в этнолокальных группах карел при исследовании особенностей формирования их антропологического состава. При этом впервые при интеграции данных разных систем использованы частоты носительства дерматоглифических признаков и обосновано предположение об их более высоком таксономическом значении при проведении такого рода анализов по сравнению с частотами встречаемости. Впервые в этнической дерматоглифике производится анализ таксономического значения признаков, выражающих ориентацию пальцевых узоров, для дифференциации популяций разного антропологического облика. В работе дается описание универсальной методики определения ориентации узоров независимо от их типа и гребневого счета. При этом в научный оборот вводятся первые данные по частоте встречаемости и носительства радиально ориентированных узоров для 30 территориальных выборок из разных точек Старого Света. Расширение программы дерматоглифических исследований позволяет поднять вопрос о происхождении уральских популяций на материале, традиционно используемом сторонниками метисационной гипотезы.

В главе 1 «История антропологического изучения карел» дан краткий очерк истории изучения карел с позиций разных систем антропологических признаков (соматологии, краниологии, одонтологии и дерматоглифики). Анализируется проблема формирования основных антропологических типов, вошедших в состав карельских групп. Показаны противоречия между результатами изучения основных систем антропологических признаков и роль различий в методических подходах в их проявлении. В главе 2 «Материалы исследования и методы анализа» подробно характеризуется использованный в работе материал, описываются методы обработки и анализа дерматоглифического материала. Особое внимание уделено анализу ориентации пальцевых узоров, выделению признаков, выражающих ее варианты, и оценке их таксономического значения для дифференциации популяций. В главе 3 «Территориальная дифференциация карел» анализируются частоты основных признаков у карел на территориальном и этнолокальном уровнях, выделены основные направления изменчивости признаков и различия дифференциации групп в мужской и женской выборках. Рассмотрена проблема полового диморфизма в карельских группах и высказаны предположения о причинах выявленных территориальных различий. В главе 4 «Карелы в системе антропологических комплексов Северной и Северо-Восточной Европы» анализируются и сопоставляются основные дерматоглифические комплексы населения Европейского Севера, определяется положение карельских серий в рамках восточнобалтийского и беломорского комплексов. Выделены основные компоненты, оказавшие влияние на формирование состава современных карел, показана специфичность сочетаний признаков в женских выборках и дана ее интерпретация. С помощью методов многомерного анализа осуществлена попытка интеграции данных дерматоглифики и краниологии ряда этнических и этнолокальных групп Северной и СевероВосточной Европы, позволившая выявить согласованность основных направлений изменчивости антропологических комплексов, относящихся к разным системам признаков. В Заключении дается краткий обзор результатов исследования, подводятся его итоги, формулируются основные выводы и рекомендации к расширению общей программы исследования в этнической дерматоглифике.

Заключение диссертации по теме «Антропология», Широбоков, Иван Григорьевич

Основные выводы

1. Результаты анализа свидетельствуют о том, что по степени внутригрупповых различий карелы на территории их современного расселения отличаются от большей части популяций Восточной Европы несколько повышенным уровнем гетерогенности.

2. Дерматоглифические расстояния между группами тверских карел и карел Карелии характеризуются малыми величинами, что говорит о сохранении единства антропологического облика населения обоих территориальных подразделений при наличии локальной специфики.

3. Карелы Тверской области более однородны, чем карелы, проживающие на территории Карелии. Тверских карел отличает сравнительно низкий индекс Камминса, повышенные значения дельтового индекса и частоты добавочных межпальцевых трирадиусов. По этим показателям тверские карелы отличаются от карел Республики Карелия уменьшенной долей североевропеоидного компонента при сохранении сходной величины ЕМК.

4. Карелы Республики Карелия оказываются более гетерогенными. Здесь отчетливо выявляются два вектора изменчивости дерматоглифических комплексов. Карелы Восточной Карелии (Медвежьегорский район) сочетают высокие значения СЕК и ЕМК, что может быть связано с включением в состав карел каких-то субстратных, вероятно, финноязычных групп населения. В районах Южной и Средней Карелии (Муезерский, Олонецкий, Пряжинский, Кондопожский районы) постепенно увеличивается содержание североевропеоидного компонента. В обоих случаях повышение значений комплексов сопровождается уменьшением полового диморфизма. Вероятно, сравнительно низкие значения модулей АПР на юге и востоке Карелии можно рассматривать как свидетельствующие о более интенсивно протекающих здесь процессах смешения карел с населением иного антропологического облика, нежели в северных районах Республики.

5. В женских сериях выявлен специфический комплекс, индифферентный по отношению к ЕМК и СЕК и связанный в первую очередь с устойчивой отрицательной корреляцией между индексом Камминса и частотой ДМТ. Данный комплекс является определяющим для дифференциации женских выборок на большей части территории расселения карел и сохраняется при сравнении групп на разных таксономических уровнях. Вероятно, наиболее выраженными чертами этого комплекса обладают карелы южных и, в меньшей степени, северных районов Карелии. Это свидетельствует об исторически сложившейся устойчивой комбинации признаков у женщин, сохранившейся даже в условиях изменений антропологического состава населения Карелии.

Глава 4. Карелы в системе антропологических комплексов населения Северной и Северо-Восточной Европы

Присутствие нескольких дерматоглифических комплексов в территориальных группах карел, различия в дифференциации мужской и женской частей выборок, по всей вероятности, связаны со смешанным составом современных карел, в формировании которого принимали участие антропологические компоненты различного происхождения. Безусловно, роль этих компонентов не была одинаковой на всей традиционной территории их расселения. Кроме того, тогда как часть из них является субстратной по отношению к карелам, некоторые компоненты стали играть активную роль в процессах смешения уже на поздних этапах истории. Данный раздел исследования посвящен анализу изменчивости признаков в комплексах у карел на фоне населения Северной и Северо-Восточной Европы и выявлению общих с ними антропологических компонентов на территориальном и межэтническом уровнях сопоставления.

4.1. Положение дерматоглифических комплексов карел на общем популяционном фоне Северной и Северо-Восточной Европы.

Положение дерматоглифических комплексов карел на межэтническом уровне анализировалось при помощи двух независимых методов многомерного анализа: метода главных компонент и метода межгрупповой шкалы. Для анализа по пяти основным признакам были использованы данные 98 групп Северной и Северо-Восточной Европы (Таблица 5 в Приложении). Кроме данных по 12 карельским группам, в анализ включены также данные по локальным группам финнов Финляндии, вепсов, эстонцев, коми-зырян и коми-пермяков, мордвы мокши и эрзи, горных и луговых марийцев, удмуртов, саамов Финляндии и России, шведов и русских ряда северных областей.

Нагрузки на значимые главные компоненты приведены в Таблице 4.1.

Заключение.

Результаты проведенного исследования можно выделить в два больших блока. Первый из блоков связан с проблемами формирования антропологического состава современных карел и выявления основных компонентов, принявших в участие в его формировании. Второй блок выводов выходит за рамки проблемы этногенеза карел и касается некоторых итогов изучения проблемы расширения дерматоглифической программы в этногенетических исследованиях. Рассмотрим поочередно оба блока. Антропологический состав карел по данным дерматоглифики По степени внутригрупповых (территориальных) различий карелы отличаются от большей части популяций Восточной Европы несколько повышенным уровнем гетерогенности. По всей вероятности, следует признать справедливыми выводы Г.А. Аксяновой, сделанные на основе анализа данных М.В. Витова и К.Ю. Марк, о том, что современные карелы являются одной из наиболее смешанных этнических групп населения СевероЗападного региона России.

На основании сопоставления результатов анализов ГК и матриц ОДР (как для территориального, так и этнолокального уровней дивергенции) были определены наиболее устойчивые связи между выборками карел. Анализ дерматоглифических признаков в территориальных и этнолокальных мужских выборках карел позволил выделить четыре антропологических комплекса на территории Карелии и Тверской области. Точные границы выявленных комплексов очертить невозможно, однако, были определены основные географические направления изменчивости.

Первый комплекс характеризуется относительно низкими дельтовым индексом и частотой встречаемости ДМТ, а также высоким индексом Камминса. В наибольшей степени он выражен у карел северных районов Карелии. Этот комплекс показывает наибольшую близость к финским группам Восточной и Северо-Восточной Финляндии. Исторически он может быть связан с группами карел, предки которых начали массовое заселение этих районов в XVIII в., а также, вероятно, приботнийских карел Финляндии, переселившихся на территорию Российской Карелии примерно в это же период. Этот комплекс представлен в составе северных групп неравномерно и ослабевает в двух направлениях. Первое наблюдается в группе беломорских карел и связано в первую очередь со значительным понижением частоты осевого трирадиуса. Результаты анализа главных компонент позволяют предположить, что формирование этой группы может быть связано с влиянием русского населения. Однако, небольшая численность выборки заставляет воздержаться от точной интерпретации. Второе направление представлено в группе лоухских карел, где повышается дельтовый индекс, частота радиальных узоров и значение европеоидно-монголоидного комплекса. Эта комбинация может быть связана с влиянием групп карел прионежского региона, характеристику которых можно выделить в качестве второго основного дерматоглифического комплекса карел. Наиболее полно он представлен, вероятно, в сериях восточных карел (медвежьгорской, и, возможно, в качестве направления в кондопожской и спировской выборках). Здесь сочетаются повышенные значения североевропеоидного и европеоидно-монголоидного комплексов, что может быть связано с включением в состав карел саамских групп или каких-то групп, близких по своему происхождению к поволжским финнам. Можно предположить, что в данных группах мы видим следы смешения карел разных волн переселения, в том числе ранних групп переселенцев, которые вступали в контакты с субстратным докарельским населением Обонежья, фиксируемым сегодня по данным топонимики.

Третий комплекс характеризуется максимально выраженными североевропеоидными чертами, обусловленными низкими величинами дельтового индекса и частоты ДМТ, и представлен в группах карел ливвиков и людиков. Здесь можно предполагать определенную роль вепсского субстрата. При этом, у карел-ливвиков отчетливо выражена тенденция к сближению с восточнофинскими и эстонскими популяциями, тогда как людики обнаруживают практически столь же широкий диапазон близких связей с этническими группами Северо-Запада (о чем свидетельствуют величины ОДР). То же относится к тверским карелам, вероятно, являющимся наиболее смешанными по своему составу. При этом суммарные дерматоглифические расстояния между группами тверских карел и карел Карелии характеризуются в основном малыми величинами, что говорит о сохранении единства антропологического облика населения обоих территориальных подразделений при наличии локальной специфики. Как показали результаты анализа главных компонент, в рамках сопоставления групп внутри карельского этноса, тверские карелы не проявляют никакой специфики. Однако, на более широком популяционном фоне, особое положение последних даже более отчетливо выражено, чем между группами, включившими в себя первые три дерматоглифических комплекса. Здесь может быть выделен четвертый основной дерматоглифический комплекс карел. Карелы Тверской области более однородны, чем карелы, проживающие на территории Карелии. Тверских карел отличает сравнительно низкий индекс Камминса, повышенные значения дельтового индекса и частоты ДМТ. Таким образом тверские карелы отличаются от карел Республики Карелия пониженной долей североевропеоидного компонента. В целом, комплекс признаков тверских карел можно охарактеризовать как восточноевропейский. Наиболее близки к ним (на этническом уровне сопоставления) группы мордвы, русских северных областей, коми-зырян и коми-пермяков. Сходство карел с данными группами, по всей вероятности, связано с поздними этапами формирования антропологического облика карел и является следствием взаимодействия с русским населением региона. Тверские выборки являются, вероятно, наиболее ассимилированной частью карельского этноса. Их относительная однородность может объясняться гомогенностью этнического (русского) окружения, в котором карелы оказались после переселения с территории

Карельского перешейка и Северо-Западного Приладожья. Однако, в составе тверских карел здесь мы также фиксируем следы финноязычного населения, не связанного происхождением с карелами, дерматоглифический комплекс которого характеризуется повышенными значениями осевого проксимального трирадиуса и дельтового индекса. Эта комбинация отмечена в некоторых группах поволжских финнов и фиксируется в Карелии на материалах прионежских выборок. Такой комплекс признаков наиболее отчетливо проявляется в выборке спировских карел Тверской области.

В женских выборках можно выделить три основных комплекса признаков, два из которых связаны с территорией Карелии, а третий фиксируется в тверских выборках. Первые два комплекса у женщин характеризуются специфическим сочетанием признаков, индифферентным по отношению к СЕК и ЕМК. Это сочетание связано с устойчивой отрицательной корреляцией между индексом Камминса и частотой, ДМТ, сохраняющейся при сравнении групп на разных таксономических уровнях. Данные комбинации признаков у женщин не могут быть сведены к сочетаниям различных долей европеоидных и смешанных европеоидно-монголоидных компонентов и, по всей вероятности, связаны с результатами развития в течение длительного исторического периода времени специфических комплексов групп балтийского региона, начавших проникновение на территорию собственно Карелии уже в эпоху позднего средневековья. Первый комплекс, в котором сочетаются максимальные значения индекса Камминса и низкая частота ДМТ, характерен для западных выборок карел, и наиболее ярко выражен в группах карел-ливвиков и северных карел Калевальского района. Формирование комплекса не может быть объяснено ни влиянием вепсских, ни других этнических групп, так как для вепсов, например, характерно сочетание величин, близких к минимальным в регионе, индекса Камминса и частоты ДМТ. Специфичность комплекса карелок Карелии и финнок Восточной Финляндии, а также русских Карелии, отчетливо выраженная в результатах анализа главных компонент, по всей вероятности, объясняется общностью происхождения данных выборок. Второй комплекс на территории Карелии характеризуется сочетанием пониженных величин индекса Камминса и частоты узорности гипотенара, при сохранении относительно невысокой частоты ДМТ. Комплекс фиксируется в основном в восточных районах Карелии (группах Кондопожского, Медвежьегорского, в меньшей степени, Лоухского районов) и в целом отличается от первого несколько ослабленными европеоидными чертами, что, по всей видимости, связано с влиянием тех же субстратных групп, которые участвовали в формировании прионежских выборок у мужчин. Третий комплекс сходен с четвертым комплексом у мужчин. Характеризует тверские выборки, а также муезерскую выборку Карелии. Эти группы демонстрируют как по результатам анализа ГК, так и по дерматоглифическим расстояниям максимальное разнообразие связей. Комбинации признаков здесь наиболее близки к средним значениям по Восточной Европе.

Новые данные подтверждают гипотезу о полиморфизме и, вероятно, даже гетерогенности восточнобалтийского комплекса. Группы, которые объединяет сходная антропометрическая характеристика (вепсы и карелы), включают в свой состав не только общие между собой компоненты, но и компоненты, общность происхождения которых вызывает сомнения. Как мужские, так и женские выборки карел и вепсов достоверно различаются между собой по величине обоих дерматоглифических индексов, являющихся таксономически наиболее значимыми признаками. При этом, различия сохраняются, даже если не исключить из анализа данные по тверским выборкам, смешанный состав которых не вызывает сомнений. Ранее В.Е. Дерябин показал значимость морфологических различий между восточными эстонскими и финскими группами с одной стороны и карелами, вепсами, ижорцами с другой [Дерябин, 1998а]. Вслед за этим Г.А. Аксянова выделила внутри восточнобалтийского типа два варианта: прионежский, в наибольшей степени выраженный в группах вепсов и карел, и прилужско-сойкинский, распространенный у финнов-ингерманландцев, ижорцев и води. При этом различия внутри некоторых карельских групп рассматриваются как результат сближения с прилужско-сойкинским вариантом и ослабления собственно прионежского [Аксянова, 2004]. Дерматоглифические данные позволяют несколько иначе интепретировать картину антропологической дифференциации карел. Вероятно, скорее следует говорить об ослаблении карельского варианта восточнобалтийского комплекса признаков в сторону его прионежского варианта в южных и восточных районах Карелии, нежели рассматривать последний в качестве свойственного для карел в целом. На территории Европейского Севера России выделяется два варианта североевропеоидного дерматоглифического комплекса. Максимальные величины первого из них фиксируются в группах урало-лапоноидного облика и у вепсов. Данный вариант оказывается тесно связанным с повышением ЕМК в северных популяциях Европы. Принятый сегодня условный способ расчета СЕК выражает долю именно этого варианта комплекса. Как показал анализ соматологических данных, повышение в группах карел и вепсов величин признаков, положительно определяющих значения СЕК, сопровождается понижением длины тела и высоты лица, увеличением частоты встречаемости темных оттенков глаз и волос, а также вогнутых спинок носа. Второй вариант североевропеоидного комплекса представлен в выборках карел, восточных финнов и русских Карелии. В выборках последних отчетливо прослеживается карельский субстрат. Данный специфический комплекс отличается от «классического» СЕК относительно высокими значениями индекса Камминса при сохранении характерных для северных популяций пониженных значений ДМТ и Ну. Исторически он может быть в определенной степени связан с древним североевропейским антропологическим типом, фиксируемым на палеоантропологических материалах. Статистически данный комплекс четко фиксируется на материалах женских серий, демонстрирующих в целом относительно полное соответствие территориальной и этнической дифференциации населения региона в сравнении с более гетерогенными мужскими группами как в рамках дерматоглифической системы признаков, так и при интегративном антропологическом анализе. Более того, сопоставление материалов дерматоглифической и краниологической систем признаков показало наличие достоверной связи между вышеназванной комбинацией признаков и специфическим карельским краниологическим комплексом.

Основные направления изменчивости дерматоглифических комплексов в некоторых случаях находят соответствия по данным других систем признаков и в дифференциации мужских групп. Так, характеристика сегозерских карел (второй комплекс) относительно других групп несколько смещена в сторону урало-лапоноидного комплекса в системе как краниологических, так и дерматоглифических признаков. Смешанность антропологического состава тверских карел находит подтверждение в данных соматологии (четвертый комплекс).

В целом, зафиксированная в группах современных карел специфическая комбинация признаков может претендовать на самостоятельный статус в дерматоглифической классификации восточнобалтийских популяций. Сопоставление результатов анализов главных компонент на разных уровнях дивергенции и анализов признаков полового диморфизма свидетельствует, что женские выборки демонстрируют большую стабильность признаков дерматоглифики, чем мужские группы, для которых характерна сравнительно высокая гетерогенность. Возможно, причины этих различий кроются в том, что разница между частотами большинства основных признаков в карельской женской и мужских выборках иной этнической принадлежности в данном регионе значительно меньше, чем разница между частотами в карельской мужской и некарельскими женскими выборками. По всей вероятности такое положение при смешении групп с разными дерматоглифическими характеристиками должно было привести к уменьшению величин признаков полового диморфизма внутри карельского этноса в первую очередь за счет значительного дрейфа частот в мужской выборке. Таким образом, относительная стабильность признаков в женской выборке карел может иметь исключительно статистическое объяснение.

Система дерматоглифических признаков как инструмент анализа антропологического состава популяций.

Современная антропологическая программа дерматоглифических исследований включает в себя десятки различных признаков, значительная часть которых скоррелирована между собой на биологическом уровне. Однако, основная часть программы, предложенная для антропологического анализа, содержит лишь шесть признаков, не связанных между собой корреляциями на внутригрупповом уровне. При этом пять из этих признаков имеют высокое дифференцирующее значение для популяций Старого и Нового Света [Хить, Долинова, 1997]. Проведенные мною исследования показывают, что, во-первых, в поле зрения этнической дерматоглифики попали далеко не все даже методически сравнительно легко определяемые признаки, а во-вторых, что некоторые из этих признаков могут обладать дифференцирующим значением, не меньшим, чем группа признаков, определенных в качестве ключевых.

Анализ 30 территориальных выборок с территории Европы, Азии и Западной Африки по серии признаков, отражающих ориентацию пальцевых узоров в популяциях (ИР (I, II, III, IV, V), \Уиг и ХУгэ) впервые показал существенную значимость этого параметра для антропологических исследований. Включение всей системы признаков, выражающих ориентацию узоров, в основную программу может показаться избыточным. Поэтому в качестве основного признака, выражающего частоты различных вариантов ориентации пальцевых узоров, предлагается использовать среднюю частоту радиально ориентированных узоров (КР).

На внутригрупповом уровне частота встречаемости радиальных узоров слабой положительной связью скоррелирована с дельтовым индексом, не фиксируемой, однако, в карельских выборках. Возможно, эта связь носит неустойчивый характер и не является биологически обусловленной, но для решения этого вопроса требуется анализ дополнительных материалов. Частоты радиальных узоров достаточно четко выражают различия между западноафриканскими популяциями и популяциями Евразии. Внутри евразийских групп изучение данного признака позволяет дифференцировать популяции, традиционно относимые к монголоидным и европеоидным группам. Обособленное положение по отношению как к европеоидным, так и монголоидным популяциям занимают группы обских угров, ненцев и алтайцев, что позволяет поднять вопрос о статусе уральских групп на дерматоглифическом материале.

Специфический комплекс пальцевых узоров зафиксирован также в карельских группах. С одной стороны, для них характерны европеоидные пропорции частот радиальных узоров на радиальной и ульнарной сторонах кисти. С другой стороны, общая частота радиально ориентированных узоров у карел крайне низка (в пределах значений, выявленных в негроидных группах). Эти особенности могут рассматриваться как свидетельство сохранения в дерматоглифическом комплексе карел некоторых архаичных черт, возможно, характерных для европейского населения в более ранние эпохи. Последнее утверждение является лишь предположением и может быть отредактировано при расширении базы данных по этническим выборкам, для которых будут рассчитаны частоты радиальных узоров.

Изучение ориентации узоров и распределения их типов на радиальной и ульнарной сторонах кисти в популяциях Старого Света позволяет по-новому отнестись к способам расчетов частот некоторых дерматоглифических признаков. В частности, если предположение о микроэволюционном изменении частот узоров ориентации в сторону большей радиализации является верным, то, возможно, следует пересмотреть способы расчета частот узорности тенара/первой межпальцевой подушечки. Напомним, что данный признак входит в число основных, однако, частоты его встречаемости на большей части ойкумены варьируют беспорядочно. Причина может заключаться в разной направленности изменчивости тех двух признаков, что входят в качестве составных в данный признак. Проведение раздельных расчетов для тенара и I межпальцевой подушечки методически часто бывает затруднено, поскольку поля для определения обоих признаков занимают смежные зоны на ладони, границы между которыми довольно условны. Выход может заключаться в формальном разделении узоров по типу их ориентации независимо от занимаемой области (так же, как это было сделано для пальцевых узоров независимо от количества дельт). Эта тема совершенно не была затронута в данной работе, но, безусловно, может стать предметом отдельного исследования.

Внимания исследователей заслуживают также результаты попытки интеграции данных дерматоглифической и краниологической систем признаков. Результаты, полученные при анализе карельских выборок, требуют проверки на других материалах, однако, они позволяют сделать предположение о предпочтительности расчета частот носительства основных признаков перед частотами встречаемости в анализах подобного рода. Представляется неслучайным большее число корреляций между некоторыми параметрами черепа и частотами носительства дерматоглифических признаков, выявленное при помощи ранговых коэффициентов Спирмена, а также метода главных компонент. Частоты встречаемости, традиционно используемые в этнической дерматоглифике, выражают экспрессивность генов, отвечающих за образование узоров папиллярных линий и, вероятно, более восприимчивы к случайным колебаниям значений, чем частоты носительства.

Весьма возможно, что изучение частот носительства вообще представляет самостоятельный интерес для построения системы рабочих признаков в этнической дерматоглифике [Гусева, 1986]. Однако, такое исследование требует работы с большим числом выборок, характеризующих, по крайней мере, основные этнические группы Евразии, и оценки таксономической значимости признаков. Существующие в этнической антропологии попытки анализа частот носительства как самостоятельного варианта расчета признаков, проведенного на материалах локального региона, пока не дают результатов, ясно интерпретируемых в этногенетическом ключе. Несмотря на заявление о высокой значимости частот носительства для антропологии, сделанном вслед за И.С. Гусевой [Гусева, 1973], в действительности авторы ограничиваются лишь констатацией выявленных в группах различий [Саливон и др., 1976; Тегако и др., 1981]. При этом, отсутствует не только историческая интерпретация, но, например, совершенно неясным остается вопрос о том, различиям по каким признакам между группами следует уделять большее внимание.

Частоты встречаемости основных признаков хорошо зарекомендовали себя при анализе антропологического состава популяций в рамках дерматоглифической системы признаков. Возможно, что предположение о большей чувствительности частот носительства признаков связано в большей степени с количеством частот, предлагаемых к расчету (которое на порядок превосходит число ключевых признаков), чем с дифференцирующим значением каждого из них.

Несмотря на многочисленные исследования, природа наследственности дерматоглифических признаков по-прежнему остается нераскрытой. И все же представляется, что этническая дерматоглифика в системе антропологического знания сегодня незаслуженно (пусть и негласно)

1 п отодвинута на второй план . Благодаря усилиям отечественных и зарубежных специалистов, сегодня мы располагаем одной из самых больших по объему и территориальному охвату научной базой данных по антропологии современного населения значительной части ойкумены. В

17 возможно, в том числе по вине самих специалистов, собственно аналитическая и интерпретационная часть в работах которых зачастую является зауженной и излишне схематичной. К сожалению, эту проблему, вероятно, во многом не удалось преодолеть и в данной работе. большинстве случаев статистически достоверная дерматоглифическая характеристика может быть дана не только этническим общностям, но и их локальным вариантам (неоспоримое преимущество перед современными данными других систем дискретно-варьирующих признаков). Здесь существенно ослаблено влияние методических отклонений, допускаемых разными исследователями (учитываемое в соматологии), и не существует проблема определения половой принадлежности (как в краниологии). Но, пожалуй, главное, что стоит отметить, этническая дерматоглифика остается открытой для дальнейшего развития системы признаков и методических подходов к материалам, а возможности ее применения в антропологии еще далеко не исчерпаны.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Широбоков, Иван Григорьевич, 2010 год

1. Аксянова Г.А. Итоги расовосоматологического изучения финноязычных народов Северо-Запада России // Расы и народы. Вып. 30. М.: Наука, 2004. С. 292-325.

2. Аксянова Г.А., Аксянов Е.А. Сравнительная статистическая оценка антропологического разнообразия финно-угров // Антропология современных финно-угорских народов. М.: ИЭА РАН, 2000. С. 165-266.

3. Алексеев В.П. Происхождение народов Восточной Европы (Краниологическое исследование). М.: Наука, 1969. 324 с.

4. Алексеев В.П. Краниологическая характеристика населения Восточной Фенноскандии (по материалам Г.Ф. Дебеца и автора) // Расогенетические процессы в этнической истории. М.: Наука, 1974. С. 85-105.

5. Алексеев В.П. Географические очаги формирования человеческих рас. М.: Мысль, 1985.236 с.

6. Ауль Ю.М. Антропологические исследования води и ижорцев на западе Ленинградской области // Ученые записки Тартуского государственного университета. Вып. 155. Труды по антропологии I. Тарту, 1964.

7. Богданов H.H., Солониченко В.Г. История и основные тенденции развития дерматоглифики // Папиллярные узоры: идентификация и определение характеристик личности (дактилоскопия и дерматоглифика). М., 2002. С. 36-58.

8. Божченко А.П. Возможности определения идентификационно значимых признаков человека посредством анализа дерматоглифических структур пальцев рук // Проблемы экспертизы в медицине. №4 (16). Ижевск: Экспертиза, 2004. С. 42-47.

9. Бубрих Д.В. Происхождение карельского народа: Повесть о союзнике и друге русского народа на Севере. Петрозаводск: ГИЗ Карело-Финской ССР, 1947. 52 с.

10. Бунак В.В. Человеческие расы и пути их образования // СЭ. №1. 1956. С. 86-105.

11. Витов М.В. Историко-географические очерки Заонежья XVI-XVII веков. Из истории сельских поселений. М.: Московский университет, 1962. 291 с.

12. Витов М.В. Антропологические данные как источник по истории колонизации Русского Севера // История СССР. 1964. №6. С. 81-109.

13. Витов М.В. Антропологические данные как источник по истории колонизации Русского Севера. М.: ИЭА РАН, 1997. 202 с.

14. Витов М.В., Марк К.Ю., Чебоксаров H.H. Этническая антропология Восточной Прибалтики // Труды Прибалтийской объединенной комплексной экспедиции. М., 1959. Т. 2.

15. Войцехович М.В. Древняя история русской Карелии и Ингерманландии. СПб: Типография Министерства Внутренних Дел, 1910. 56 с.

16. Волоцкой М.В. Схема дактилоскопической типологии // Ученые записки МГУ. 1937а. Вып. 10: Антропология. Вып. 3. С. 138-154.

17. Волоцкой М.В. Новый дактилоскопический индекс и его распределение по земному шару // Учен. Зап. МГУ. 19376. Вып. 10: Антропология. Вып. 3. С.156-171.

18. Гадзяцкий С.С. Карелы и Карелия в новгородское время. Петрозаводск: ГИЗ Карело-Финской ССР, 1941. 159 с.

19. Гейндль Р.М. Дактилоскопия и другие методы уголовной техники в деле расследования преступлений. М.: Гостехиздат, 1927. 332 с.

20. Геодакян В.А. Эволюционные хромосомы и эволюционный половой диморфизм // Известия Академии Наук. Серия Биологическая, 2000, № 2. С. 133-148.

21. Георги И.Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов, так же их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей. СПб, 1776.

22. Герасимова М.М. Еще раз о древней монголоидности у населения Восточной Европы // Проблемы эволюционной морфологии человека и его рас. М.: Наука, 1986. С. 227-234.

23. Гладкова Т.Д. Явления симметрии и асимметрии у человека в признаках дерматоглифики // В А. Вып. 10. М., 1962. С. 44-54.

24. Гладкова Т.Д. Кожные узоры кисти и стопы обезьян и человека. М.: Наука, 1966.

25. Гладкова Т.Д., Пурунджан А.Л., Хомякова И.А. К вопросу о классификации некоторых африканских и средиземноморских групп (по данным дерматоглифики) // ВА. Вып. 83. М., 1989. С. 90-97.

26. Гохман И.И. Антропологические особенности древнего населения европейской части СССР и пути их формирования // Антропология современного и древнего населения европейской части СССР. Л.: Наука, 1986. С. 216-222.

27. Гравере Р.У. Этническая одонтология латышей. Рига: Зинатне, 1987. 240 с.

28. Гусева И.С. Замечания по дерматоглифическому анализу в этногенетических исследованиях // Этногенез белорусов. Тезисы докладов на научной конференции по проблеме «Этногенез белорусов» (3-6 дек. 1973 г.). Минск, 1973.

29. Гусева И.С. Морфогонез и генетика гребешковой кожи человека. Минск: Беларусь, 1986. 160 с.

30. Гусева И.С. О наследовании пальцевых узоров человека // Вестник антропологии. Выпуск 16. М., 2008. С. 109-117.

31. Гусева И.С., Антонюк С.А. Симметрия в строении кожного рельефа конечных фаланг пальцев руки человека и ее генетическая основа // ВА. Вып. 31. М., 1969. С. 33-41.

32. Давыдова Г.М. Антропология манси. М.: ИЭ АН СССР, 1989. 128 с.

33. Давыдова Г.М. Древние антропологические типы в составе современного населения лесной зоны Восточной Европы // Единство и многообразие человеческого рода. М.: ИЭА РАН, 1997. Ч. 1. С.214-242.

34. Дебец Г.Ф. «Неприветливые» и «радушные» (по поводу книги Д. А Золотарева «Карелы СССР») // Русский Антропологический Журнал. №1-2. М., 1933. С. 234-237.

35. Дебец Г.Ф. О путях заселения северной полосы Русской равнины и Восточной Прибалтики // СЭ. 1961. №6. С.52-89.

36. Дебец Г.Ф. Опыт краниометрического определения доли монголоидного компонента в смешанных группах населения СССР // Проблемы антропологии и исторической этнографии Азии. М.: Наука, 1968. С. 13-22.

37. Денисова Р.Я. Особенности дерматоглифики латышей // ВА. 1970. Вып. 34. С. 109-121.

38. Денисова Р.Я. Антропология древних балтов. Рига: Зинатне, 1975. 402 с.

39. Денисова Р.Я. Этногенез латышей (по данным краниологии). Рига: Зинатне, 1977. 360 с.

40. Дерябин В.Е. Многомерная биометрия для антропологов. М.: МГУ, 1983. 227 с.

41. Дерябин В.Е. К этнической антропологии современных финских и тюркских народов восточно-европейской России // Народы России: Антропология. 4.1. М., Старый сад, 1998а. С. 38-57.

42. Дерябин В.Е. О методиках многомерного таксономического анализа в антропологии. Канонический анализ против главных компонент // Вестник антропологии. М., 19986. № 4. С. 54-61.

43. Дерябин В.Е. Краткий справочник по решению типовых задач биометрической обработки антропологических данных. М.: МГУ, 2005. 223 с.

44. Долинова H.A. Дерматоглифика русских Европейской части СССР // Проблемы современной антропологии. Минск: Издательство «Наука и техника», 1983. С. 42-45.

45. Долинова H.A. Дерматоглифика удмуртов // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН , 1989. С. 108-122.

46. Долинова H.A. Дерматоглифика восточных славян // Восточные славяне. Антропология и этническая история. Под ред. Т. И. Алексеевой. М.: Научный мир, 1999. С. 60-79.

47. Долинова H.A. Новые данные по дерматоглифике русских и коми // Вестник антропологии. М., 2004. Вып. 11. С. 49-53.

48. Долинова H.A., Сегеда С.П., Цветкова H.H. Новые данные по дерматоглифике русских // Вестник антропологии. М., 1998. Вып. 4. С. 169-177.

49. Евтеев A.A. Проблема полового диморфизма в краниологии. Диссертация на соискание ученой степени к. б. н. (на правах рукописи). М., 2008. 230 с.

50. Ефимова С.Г. Этно-территориальная изменчивость краниологических комплексов восточно-европейского населения // Народы России: Антропология. 4.1. М., 1998. С. 14-37.

51. Жербин A.C. Переселение карел в Россию в XVII веке. Петрозаводск: ГИЗ Карело-Финской ССР, 1956. 79 с.

52. Загребин А.Е. Финно-угорские этнографические исследования в России (XVIII -первая половина XIX в.). Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2006. 324 с.

53. Зеленин Д.К. О старом быте карел Медвежьегорского района Карело-Финской ССР//СЭ. 1941. №5. С. 110-125.

54. Золотарев Д.А. Карелы СССР. Л.: Издательство АН, 1930. 124 с.

55. Зубов A.A. Этническая одонтология. М.: Наука, 1973. 200 с.

56. Зубов A.A. Географическая изменчивость одонтологических комплексов финно-угорских народов // Финно-угорский сборник. М.: Наука, 1982. С. 134-148.

57. Зубов A.A. Проблемы внутриродовой систематики рода Homo в связи с современными представлениями о биологической дифференциации человечества // Современная антропология и генетика и проблема рас у человека М.: ИЭА РАН, 1995. С. 18-42.

58. Зубов A.A. Методическое пособие по антропологическому анализу одонтологических материалов. М.: Издательство «Этно-онлайн», 2006. 70 с.

59. Изменчивость морфологических и физиологических признаков мужчин и• женщин. Под ред. Ю.С. Куршаковой. М.: Наука, 1982. 137 с.

60. Илюха О.П. Карельская семья в конце XIX XX в. Социально-демографические и этнокультурные особенности // Историко-литературный альманах «Чело». №2 (36). Новгород: Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого, 2006. С. 46-51.

61. Кейта Б.Н. Антропология населения Республики Мали (очерк дерматоглифики и одонтологии малийцев). Автореф. дис. . к.и.н. М., 1977.

62. Киркинен X., Невалайнен П., Сихво X. История карельского народа. Петрозаводск: МП «Барс», 1998. 324 с.

63. Козинцев А.Г. Этническая краниоскопия. Расовая изменчивость швов черепа современного человека. Л.: Наука, 1988. 168 с.

64. Козинцев А.Г., Моисеев В.Г. Об антропологическом своеобразии уралоязычных народов: сопоставление данных краниоскопии и краниометрии // ЭО. 1995. №4. С. 81-88.

65. Кондик В.М. К вопросу происхождения уральской расы по данным дерматоглифики: генетико-популяционный подход // Исследования по древней истории и этногенезу финноязычных народов. Ижевск, 1990: УИИЯЛ УрО РАН. С. 68-90.

66. Кочкуркина С.И. Древняя корела. Л.: Наука, 1982. 216 с.

67. Кочкуркина С.И. Корела и Русь. Л.: Наука, 1986. 141 с.

68. Логинов К.К. Этнографические зоны и этнические границы в Карелии // Границы и контактные зоны в истории и культуре Карелии и сопредельных регионов. Гуманитарные исследования. Вып. 1. Петрозаводск: КНЦРАН, 2008. С.90-103.

69. Марк К.Ю. Вопросы этнической истории эстонского народа в свете данных палеоантропологии // Вопросы этнической истории эстонского народа. Таллин, 1956. С. 31-62.

70. Марк К.Ю. Антропология прибалтийско-финских народов. Таллин: Валгус, 1975. 136 с.

71. Моисеев В.Г. Происхождение уралоязычных народов по данным краниологии. СПб: Наука, 1999. 136 с.

72. Моисеев В.Г. Северная Евразия: Языковая дифференциация и данные физической антропологии // Археология, этнография и антропология Евразии. 2001. №4 (8). С. 154-159.

73. Моисеев В.Г. Происхождение уралоязычных народов по антропологическим данным: результаты межсистемного анализа // II Северный археологический конгресс. Доклады. Екатеринбург Ханты-Мансийск: Чароид, 2006. С. 240-263.

74. Мюллер Р.Б. Очерки по истории Карелии ХУ1-ХУП вв. Петрозаводск: ГИЗ Карело-Финской ССР, 1947. 176 с.

75. Напольских В.В. Проблема формирования финноязычного населения Прибалтики (к рассмотрению диллем финно-угорской предыстории) // Исследования по древней истории и этногенезу финноязычных народов. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1990. С. 40-67.

76. Напольских В.В. Введение в историческую уралистику. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 1997. 268 с.

77. Никитюк Б.А., Коган Б.И., Гальперина 3.3. Влияние половых хромосом на некоторые признаки дерматоглифики // ВА. Вып. 76. М., 1986. С. 136-140.

78. Никольская Р.Ф., Коаменко А.П. Материальная культура и декоративно-прикладное искусство сегозерских карел. Л.: Наука, 1981. 262 с.

79. Панкрушев Г.А. Происхождение карел по археологическим данным // Новые археологические памятники Карелии и Кольского полуострова. Петрозаводск, 1980. С. 148-159.

80. Прибалтийско-финские народы России. Под ред. Клементьева Е.И., Шлыгиной Н.В. М.: Наука, 2003. 672 с.

81. Равдоникас В.И. Памятники эпохи возникновения феодализма в Карелии и в Юго-Восточном Приладожье // ИГАИМК, 1934. №94. С. 16-43.

82. Сакса А.И. История населения приладожской Карелии и области Саво с древнейших времен и до XIV в. // Очерки исторической географии. Северо-Запад России. Славяне и финны. СПб: СПбГУ, 2001. С. 257-271.

83. Саливон И.И., Тегако Л.И., Микулич А.И. Очерки по антропологии Белоруссии. Минск: Наука и техника, 1976. 272 с.

84. Сидоренко А.Г. Возможности ладонной дерматоглифики при судебно-медицинской идентификации личности. Автореф. . к.м.н. М., 2006.

85. Тегако Л.И. Дерматоглифика населения Белоруссии. Популяционные аспекты изменчивости. Минск: Наука и техника, 1989. 182 с.

86. Тегако Л.И., Саливон И.И., Микулич А.И. Биологическое и социальное в формировании антропологических особенностей (по данным исследования населения Поозерья). Минск: Наука и техника, 1981. 286 с.

87. Торвальд Ю. Век криминалистики. М.: Прогресс, 1991. 335 с.

88. Финно-угры и балты в эпоху Средневековья. Под ред. д.и.н. В.В. Седова М.: Наука, 1987.512 с.

89. Фишман О.М. К изучению этнической культуры карел Верхневолжья // Современное финноугроведение. Опыт и проблемы. Л., 1990. С. 158-163.

90. Фишман О.М. Символизация локальной культуры: старообрядческие группы тихвинских и тверских карел // Локальные традиции в народной культуре Русского Севера (Материалы IV научной конференции «Рябининские чтения 2003»). Петрозаводск, 2003. С. 260-262.

91. Хайду П. Уральские языки и народы. М.: Прогресс, 1985. 432 с.

92. Хартанович В.И. Краниология карел // Антропология современного и древнего населения Европейской Части СССР. Л.: Наука, 1986. С. 63-120.

93. Хартанович В.И. К краниологии населения северо-западного Приладожья XIX -начала XX в. // Балты, славяне, финны. Этногенетические процессы. Рига: Зинатне, 1990. С. 216-229.

94. Хартанович В.И. Новые материалы к краниологии коми-зырян // Новые коллекции и исследования по антропологии и археологии. Сб. МАЭ, 1991. Т. ХЫУ. С. 108-125.

95. Хартанович В.И. О взаимоотношении антропологических типов саамов и карел по данным краниологии // Происхождение саамов. М.: Наука, 1991. С. 19-33.

96. Хартанович В.И. Материалы к краниологии финнов // Антропология сегодня. СПб.: МАЭ РАН, 1995. Вып. 1. С. 71-89.

97. Хартанович В.И. Новые краниологические материалы по саамам Кольского полуострова // Палеоантропология, этническая история, этногенез. Сборник к 75-летию И. И. Гохмана. СПб.: МАЭ РАН, 2004а. С. 108-125.

98. Хартанович В.И. Краниология ижор // Расы и народы. Вып. 30. М.: Наука, 20046. С. 96-124.

99. Хартанович В.И., Широбоков И.Г. Новые краниологические данные к происхождению карел (Могильник Кюлялахти Калмистомяки) // Археология, этнография и антропология Евразии. Новосибирск, 2010. № 1. С. 138-147.

100. Хить Г.Л. Дерматоглифика населения Финляндии и прилегающих областей СССР // ВА. 1969. Вып. 32. С. 163-171.

101. Хить Г.Л. Дерматоглифика населения Финляндии // СЭ. 1973. №3. С. 54-71.

102. Хить Г.Л. Расовая дифференциация населения СССР: соматологический и дерматоглифический аспекты // Расы и народы. М.: Наука, 1975. Вып. 5. С.70-94.

103. Хить Г.Л. Расовый состав населения Финляндии по данным дерматоглифики // Финно-угорский сборник: Антропология, этнография, археология. М.: Наука, 1982. С. 148-171.109., Хить Г.Л. Дерматоглифика народов СССР. М.: Наука, 1983. 280 с.

104. Хить Г.Л. Расовый состав населения СССР (по материалам дерматоглифики) // Расы и народы. Вып. 16. Современные этнические и расовые проблемы М.: Наука, 1986. С.31-42.

105. Хить Г.Л. Саамы в дерматоглифической систематике финно-угров Евразии // Происхождение саамов. М.: Наука, 1991. С. 59-82.

106. Хить Г.Л., Долинова H.A. Расовая дифференциация человечества (дерматоглифический аспект). М.: Наука, 1990. 204 с.

107. Хить Г.Л., Долинова H.A. Биологические и исторические корреляции признаков дерматоглифики // Вестник антропологии. Вып. 1. М., 1996. С. 161-185.

108. Хить Г.Л., Долинова H.A. Видовые и расовоспецифические особенности полового диморфизма у человека по признакам дерматоглифики // Единство и многообразие человечества. М.: ИЭА РАН, 1997. Ч. 1. С. 98-213.

109. Хить Г.Л., Долинова H.A. Дерматоглифика и расогенез финно-угров Евразии // Антропология современных финно-угорских народов. М.: ИЭА РАН, 2000. С. 27-99.

110. Хить Г.Л., Долинова H.A. Дерматоглифика балтийских финнов // Вестник антропологии. Вып. 7. М., 2001. С. 63-86.

111. Хить Г.JI., Долинова H.A., Козлов А.И., Вершубская Г.Г. Угры Оби и уральская раса: дерматоглифический аспект // Вестник антропологии. М., 1996. Вып. 2. С. 11-128.

112. Хить Г.Л., Кейта Б. Дерматоглифическая дивергенция основных расовых ветвей человечества//Расы и народы. М.: Наука, 1981. Вып. 11. С. 25-39.

113. Хуурре М. Концепции финских археологов о происхождении племени карелов и культуры Карелии в эпоху железного века// Финно-угры и славяне. Л.: Наука, 1979. С. 138-142.

114. Широбоков И.Г. Дерматоглифическая дифференциация карел // Актуальные направления антропологии. Сборник, посвященный 80-летию академика РАН Т.И. Алексеевой. М.: ИА РАН, 2008. С. 239-248.

115. Широбоков И.Г. Территориальная изменчивость карел: интеграция данных дерматоглифики и краниологии // Радловский сборник. Научные исследования и музейные проекты МАЭ РАН в 2008 г. СПб.: МАЭ РАН, 2009а. С. 114-120.

116. Широбоков И.Г. Антропологический состав карел по данным дерматоглифики // Микроэволюционные процессы в человеческих популяциях. СПб: МАЭ РАН, 20096. С. 268-293.

117. Широбоков И.Г. Частота радиальных узоров: новый дерматоглифический признак и его таксономическое значение для дифференциации популяций Старого Света // Вестник антропологии. Вып. 17. М., 2009в. С. 163-174.

118. Широбоков И.Г. Проблема формирования антропологического состава населения севера европейской части России по данным дерматоглифики // Вестник МГУ. Серия XXIII. Антропология. М., 2010. Вып. 2. С. 77-88.

119. Шумкин В.Я. Этногенез саамов (Археологический аспект) // Происхождение саамов. М.: Наука, 1991. С. 129-167.

120. Юсупов P.M. Краниология башкир. Л.: Наука, 1989. 200 с.

121. Якимов В.П. Горизонтальная профилированность лицевого отдела черепа у современных и древних людей // В А. Вып. 4. М., 1960. С. 62-70.

122. Aeree М.А. Is there a gender difference in fingerprint ridge density? // Forensic Science International. 1999. V. 102. P. 35-44.

123. Babler W.J. The prenatal origins if population differences in human dermatoglyphics. Dissertation. PhD (Anthropology). Michigan, 1977.

124. Cheng X., Li X., Gupta S., Pan S., Hou J., Jin L. Dermatoglyphic changes during the population admixture between Kam and Han Chinese // HOMO: Journal of Comparative Human Biology. V.60. 2009. P. 143-157.

125. Chopra V.P. The use of polymorphic genes to study human racial differences // Homo. 1992. V. 43, No. l.P. 43-57.

126. Cummins H., Midlo Ch. Fingerprints, palms and soles. Philadelphia, 1943. 319 p.

127. Gutierrez-Redomero E., Alonso C., Romero E., Galera V. Variability of fingerprint ridge density in a sample of Spanish Caucasians and its application to sex determination // Forensic Science International. V. 180. 2008. P. 17-22

128. Heapost L. Index of Mongoloidness and pigmentation in K. Mark's studies // Papers on Anthropology. XIII. Tartu, 2004. P. 18-37.

129. Kajanoja P. A study in the morphology of the Finns and its relation to the settlement of Finland. (Annales Academiae Scientiarum Fennicae. Series A. V. Medica). Helsinki, 1971.

130. Kücken M. Models for fingerprint pattern formation // Forensic Science International. V. 171. 2007. P. 85-96.

131. Kücken M., Newell A.C. Fingerprint formation // Journal of theoretical biology. V. 235.2005. P.71-83.

132. Leguebe A., Vrydagh S., Ducros J. Finger ridge-count correlations: race, sex and hand differences // Journal of human evolution. 1981. V. 10. P. 453-466

133. Mavalwala J., Mavalwala P., Kamali S. Dermatoglyphics and population distance // Trends in dermatoglyphic research. London, 1990. P. 190-199.

134. Mavalwala J., Mavalwala P., Kamali S. Issues of Sampling and of Methodologies in Dermatoglyphics // Dermatoglyphics: Science in Transition. New York: Wiley-Liss, 1991. P. 291-303.

135. Miele S., Kobyliansky E. Asymmetry and diversity of dermatoglyphics // Homo. V. 42. No 1. 1992. P. 21-42.

136. Miele S., Kobyliansky, Arensburg B., Nathan H. Whorl Patterns on Fingertips: Their Classification as based on the Proportionality of their Ulnar and Radial Ridge Counts // Journal of human evolution. V.ll. Issue 6. 1982. P. 487-491.

137. Mulvihill J.J., Smith D.W. The genesis of dermatoglyphics // The journal of pediatrics. 1969. V. 75. No. 4. P. 579-589.

138. Nei M., Roychoudhuri A.K. Genetic variation within and between the three major races of man Caucasoids, Negroids and Mongoloids // American Journal of Human Genetics. 1974. V. 26. 4. P.120-138.

139. Nithin M.D., Balaraj B.M., Manjunatha B., Mestri S. C. Study of fingerprint classification and their gender distribution among South Indian population // Journal of Forensic and Legal Medicine V. 16. 2009. P. 460-463.

140. Prokudina N.A. New data on the dermatoglyphics of the Finno-Ugric peoples // Studies in the anthropology of the Finno-Ugrian peoples. Helsinki, 1973. P. 147-165.

141. Sanders G., Waters F. Fingerprint asymmetry predicta within sex differences in the performance of sexually dimorphic tasks // Personality and Individual differences. 2001. V.31.P. 1181-1191.

142. Scheibert J., Leurent S., Prevost A.,. Debregeas G. The Role of Fingerprints in the Coding of Tactile Information Probed with a Biomimetic Sensor // Science. 2009. V. 323. P. 1503-1506.

143. Schwidetzky I., Jantz R.L. Race differences in the sex dimorphism of deramtoglyphic traits // Journal of human evolution. 1979. V. 8. P. 773-776.

144. Sharma A. Comparative methodology in dermatoglyphics: Papers, presented at the VH-th International Congress of Anthropological and Ethnological Science in Moscow. Delhi, 1964. 28 p.

145. Thoma A. Dermatoglyphics and the origin of races // Journal of Human evolution. V.3. 1974. P. 241-245.

146. Zhou J., Gu J. Modeling orientation fields of fingerprints with rational complex functions // Pattern recognition. V. 37. 2004. P. 389-391.