Проблема формирования антропологического состава башкир по данным дерматоглифики и одонтологии тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 03.00.14, кандидат исторических наук Суворова, Наталья Александровна

• Суворова, Наталья Александровна
• кандидат исторических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Суворова, Наталья Александровна

Введение

Глава 1. История антропологического изучения башкир

1.1. Краткий очерк соматологических и краниологических исследований башкир

1.2. Изучение дерматоглифики и одонтологии башкир

Глава 2. Материал и методика

2.1. Дерматоглифические исследования

2.1.1. Сведения о дерматоглифическом материале

2.1.2. Методические приемы обработки и анализа дерматоглифических данных

2.2. Одонтологические исследования

2.2.1. Сведения об одонтологическом материале

2.2.2. Программа и методические основы анализа одонтологических данных

Глава 3. Дерматоглифическая характеристика башкир

3.1. Географическое распределение и вариабельность дерматоглифических признаков у башкир

3.2. Межгрупповые корреляции основных дерматоглифических признаков у башкир

3.3. Суммарное сопоставление башкирских групп по комплексу дерматоглифических признаков

3.3.1. Дифференциация территориальных групп.

3.3.2. Дифференциация племенных групп

3.3.3. Дифференциация историко-географических групп

3.4. Таксономическое положение башкир среди народов Северной Евразии

Глава 4. Одонтологическая характеристика башкир

4.1. Географическое распределение и вариабельность основных одонтологических маркеров у современных башкир

4.2. Межгрупповые корреляции одонтологических признаков

4.3. Суммарное сопоставление башкирских групп по комплексу одонтологических признаков

4.4. Таксономическое положение башкир среди народов Северной Евразии

Глава 5. Коннексия дерматоглифических и одонтологических данных в башкирских группах

Глава 6. Таксономическое положение башкир среди народов Северной Евразии по суммарным данным дерматоглифики, одонтологии, краниологии и расовой соматологии

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Проблема формирования антропологического состава башкир по данным дерматоглифики и одонтологии»

Башкиры - тюркоязычный народ, проживающий главным образом на территории Южного Урала. Основной территорией расселения является Республика Башкортостан (далее в тексте - РБ). По данным переписи населения 2002 года, общая численность башкир на территории России составила 1673 тыс. человек, из них в Башкортостане проживает 1221,3 тыс. Башкиры являются четвертым по численности народом на территории Российской Федерации. Основная масса башкир расселена в долинах рек, главным образом по р. Белой и ее притокам: Уфе, Быстрому Таныпу - на севере; Деме, Ашкадару, Чермаса-ну, Кармасану - на юго-западе и юге; Симу, Инзеру, Зилиму, Нугушу - на востоке и юго-востоке (Кузеев, Шитова, 1963, с. 5).

За пределами РБ башкиры расселены довольно компактными группами в Челябинской (166,4 тыс.), Оренбургской (52,7 тыс.), Пермской (40,7 тыс.), Свердловской (37,3 тыс.), Курганской (15,3 тыс.), Самарской (7,9 тыс.), Саратовской (4,0 тыс.) областях и в Республике Татарстан (14,9 тыс.) (www.perepis2002.ru). Башкиры, проживающие за пределами Башкортостана, представляют периферийные этнографические группы. Их культурно-бытовой уклад и разговорная речь обладают заметным своеобразием, имеющим глубокие исторические корни.

Национальный состав Республики Башкортостан очень разнообразен. Наиболее многочисленными представителями других национальностей являются русские (1490,7 тыс.), татары (990,7 тыс.), чуваши (117,3 тыс.), марийцы (105,8 тыс.), украинцы (55,2 тыс.), мордва (26,0 тыс.), удмурты (22,6 тыс.) (www.perepis2002.ru). Неоднородный национальный состав населения Башкортостана объясняется его расположением на стыке различных этнических ареалов, а также колонизаторской политикой Российской империи. л

Республика Башкортостан занимает площадь 143,6 тыс. км : протяженность её территории с севера на юг составляет 550 км, с запада на восток - более 430 км. На севере она граничит с Пермской и Свердловской областями, на востоке - с Челябинской, на юго-востоке, юге и юго-западе - с Оренбургской областью, на западе - с Республикой Татарстан, на северо-западе - с Удмуртской республикой.

Исторические процессы, протекавшие на территории современного Башкортостана, в значительной мере были обусловлены своеобразием его географического положения на стыке Европы и Азии. Именно здесь сомкнулись горы и равнины, тайга и степь. Республика Башкортостан занимает горы Южного Урала, прилегающие озерные степи Зауралья и увалисто-холмистые лесостепные равнины Приуралья. Если с севера подступают таежные леса, то на юге открываются бескрайние просторы Великого пояса степей. Увалистохолмистые равнины Башкирского Предуралья занимают 2/з площади республики, горный Южный Урал - более а грядово-мелкосопочная полоса Башкирского Зауралья - менее 1/10. Находясь в переходной полосе от Восточно-Европейской равнины к Уральским горам и от них к Западно-Сибирской равнине, Башкортостан в своей природе сочетает черты прилегающих обширных разнородных пространств. Его территория, вытянутая с севера на юг, входит в пределы 4-х географических зон умеренного пояса: смешанных лесов, широколиственных лесов, лесостепную и степную. На территории республики насчитывается свыше 2 тыс. озёр, около 13 тыс. рек, среди которых наиболее крупной является Белая, впадающая в Каму (Башкортостан: Краткая энциклопедия, 1996, с. 11).

Климат Башкортостана характеризуется как умеренно континентальный. Местные различия резче выражены в широтном направлении и обусловлены влиянием хребтов Южного Урала, удерживающего осадки. В Приуралье доминирующую роль в формировании климата играет умеренное воздействие атлантического воздуха, а в Зауралье - континентальные азиатские воздушные массы. С севера территория республики широко открыта влиянию Ледовитого океана, с юга — засушливых регионов Казахстана и Прикаспийской низменности (Башкортостан: Краткая энциклопедия, 1996, с. 11).

Своеобразие географического положения башкир повлияло и на особенности их разговорного языка. По лексической структуре и фонетическому строю башкирский язык включается в кыпчакско-булгарскую подгруппу кыпчакской группы тюркских языков единой алтайской языковой общности. Башкиры, находясь на периферии ареала расселения тюркоязычных народов, отчасти были изолированы от них. Это способствовало сохранению в башкирском языке архаичных древнетюркских черт, сближающих его с восточными тюркскими языками, например, с хакасским, тувинским, якутским. Кроме того, в башкирском языке фиксируются следы взаимодействия с монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками, а также финно-угорскими и иранскими. В языке башкир немало русских и арабских заимствований (Баскаков, 1962, с. 24).

Расселение башкир в горах Южного Урала, а также существование в прошлом самостоятельных племенных союзов, способствовали относительной изоляции отдельных групп башкир и сохранению в их разговорном языке различных диалектов (Баскаков, 1962, с. 241). Современный башкирский язык состоит из трех диалектов: южного (юрма-тинского), восточного (куваканского), а также западного (или северо-западного), выделенного позже. На южном диалекте говорят башкиры центральных, южных и юго-восточных районов Башкортостана и башкиры Оренбургской, Самарской и Саратовской областей. Восточный диалект распространен на северо-востоке и востоке Башкортостана, а также в Челябинской и Курганской областях. Западный диалект объединяет население северо-западных и северных районов республики. Современный башкирский литературный язык выработан на основе южного и отчасти восточного диалектов. Башкирские диалекты не однородны и расчленяются на более мелкие единицы диалектной системы - говоры. При этом различия между говорами гораздо значительнее и выражены более четко, чем между диалектами. В диалектах и говорах по-разному выдержаны специфические особенности башкирского языка и его отношение к другим языкам алтайской семьи. Так, по тем признакам, которые являются критериями различения восточного и южного диалектов, восточный обнаруживает близость к тюркским языкам Сибири, казахскому и киргизскому, а южный — к западным кыпчакским языкам, что, несомненно, свидетельствует о сложной истории народа и его языка (Башкортостан: Краткая энциклопедия, 1996, с. 156— 158, 256-257; Народы Башкортостана, 2002, с. 56).

Самоназвание народа - башкорт. Проблема возникновения и этимологизации этнонима башкорт до сих пор не может считаться окончательно решенной. К настоящему времени выдвинуто более трех десятков гипотез о происхождении этнонима башкорт, но ни одна из них не представляется достаточно убедительной и это стимулирует новые поиски исследователей (Бикбулатов и др., 2002. с. 10). Народная этимология основана на расчленении этнонима на два составляющих компонента тюркского происхождения: баш - «главный», «ведущий», «голова», - и курт, карт, корт - «волк», «пчела», «старик», «совет». Различные комбинации этих составных частей дают такую этимологию, как главный волк», «волк-вожак», «главный пчеловод», «большой (или главный) совет», «главный старик», «аксакал» и т.д. (Бикбулатов и др., 2002, с. 10).

Популярна версия, согласно которой этноним башкорт является антропонимом и связан с реальной исторической личностью, а именно - с военачальником Башгирдом. Упоминание о нем встречается в сообщении средневекового автора Гардизи, который, по мнению Б.Н. Заходера, использовал источники начала X века и более ранние (Заходер, 1962, с. 69—74). В тексте Гардизи указывается, что Башгирд происходил из высших чинов хазар и возглавлял 2 тыс. всадников, располагавшихся между хазарами и кимаками. В.Н. Бикбулатов считал, что этот антропоним со временем трансформировался в название военно-политического объединения и утвердился в кочевой среде еще до расселения народа на Урале где-то в VIII—IX веках, в процессе консолидации башкир (Бикбулатов, 1987, с. 41-43).

Первые достоверные сведения о башкирах зафиксированы в письменных источниках IX-X веков, где они упоминаются под именем башкирд, башкерд, башджерт, башд-жарт и др. (Бикбулатов и др., 2002, с. 6). Формированию башкирского народа на Южном Урале предшествовали сложные исторические процессы. На их характер повлияли природно-климатические условия и геополитическое положение Южного Урала, предопределившие многосторонность этногенетических связей населявших его племён и народов.

Самым ранним свидетельством появления людей на Южном Урале является стоянка Мысовая на берегу оз. Карабалыкты в Зауралье, нижние слои которой датируются временем 800-700 тыс. лет назад, то есть относятся к эпохе раннего палеолита. К эпохе среднего палеолита (100 - 40-35 тыс. лет назад) относятся стоянки Айдос на р. Уфа и Муллино на р. Ик. Большинство памятников позднего палеолита (40-35 - 10 тыс. лет назад), находящихся на Среднем и Южном Урале, представлены пещерными стоянками. В это время Урал представлял собой, по мнению О.Н. Бадера, своеобразную, промежуточную между Европой и Сибирью, историко-культурную область с преобладающими сибирскими культурными связями (Бадер, 1971, с. 67). Выдающимися памятниками позднего палеолита на территории Южного Урала являются пещеры Шульган-Таш (Каповая) в верхнем течении р. Белой и Игнатьевская (Ямады-Таш) в верховьях р. Сим, в которых сохранились образцы наскальной живописи. Многие сюжеты, техника и манера нанесения рисунков (мамонтов, шерстистых носорогов, лошадей и др.) находят аналогии в пещерных святилищах Испании и Франции (Бадер, 1965).

В эпоху мезолита (X-V тыс. до н.э.) наблюдается рост населения на Южном Урале, которое уже в то время не было однородным. На основе значительных различий в материальной культуре выделяются две археологические культуры: зауральская (янгельская) и приуральская (романовско-ильмурзинская). Памятники зауральской культуры (Янгелька, Суртанды-6, Мысовая и др.) имеют сходство с памятниками Южного Прикаспия, что может указывать на общность происхождения: Урал и Каспий могли входить в состав одной этнокультурной области. Инвентарь приуральских стоянок (Ильмурзино, Романовка-2, Романовка-3 и др.) типологически близок с инвентарем мезолитических памятников Прикамья и Среднего Поволжья (Матюшин, 1971, с. 85-88).

В неолите (V-IV тыс. до н.э.) население края продолжает увеличиваться. Заметна концентрация населения в районе Бугульминско-Белебеевской возвышенности, густо был населён и район озёр Башкирского Зауралья, где имелись богатые выходы уральской яшмы, кремня и других твёрдых пород камня. Здесь имелось множество мастерских по изготовлению каменных орудий (Усть-Юрюзанская, Карагайлинская и др.). Изделия из уральской яшмы распространялись в то время далеко на север (до полуострова Ямал). В материальной культуре неолитических племен Южного Урала продолжают прослеживаться связи как с населением Прикамья и Поволжья, так и восточных, и южных регионов (Матюшин, 1996).

В эпоху энеолита (IV—III тыс. до н.э.) продолжается развитие и взаимодействие сформировавшихся ранее и достаточно самобытных массивов. По-прежнему наблюдаются различия в развитии культур Приуралья (агидельская) и Зауралья (суртандинекая). К концу периода заметно продвижение зауральского населения по берегам рек в южноуральские степи. В степях Южного Урала появляются древнейшие на этой территории скотоводческие племена, оставившие памятники древнеямной археологической культуры, с населением которой связано появление традиции захоронения под земляными курганными насыпями (Матюшин, 1982).

В бронзовом веке (II - начало I тыс. до н.э.) Южный Урал представлял собой зону контактов представителей различных археологических культур. Одни из них сложились на местной основе, другие содержали пришлый компонент. Во второй половине II тыс. до н.э. на западе Башкортостана (бассейн рек Белая, Дёма, Ик) жили племена абашевской культуры. Они являлись частью культурно-этнической общности, сформировавшейся на Дону и в XVIII-XVII вв. до н.э. продвинувшейся на север в бассейн Волги и в Нижнее Прикамье. Абашевцы принесли на Южный Урал высокий уровень добычи и обработки бронзы, изготовления из нее орудий труда, вооружения и украшений. Они впервые создали на территории Южного Урала стационарные стационарные поселения, такие как Ба-ланбаш, Урняк, Береговские I—II, Тюбяк и др. (Кузьминых, 1977; Горбунов, 1986, 1992).

Многочисленными памятниками на Южном Урале представлена срубная культура (XVII-XII вв. до н.э.), получившая свое название по форме внутримогильных сооружений (невысоких срубов). Срубные племена занимали степные и лесостепные районы Южного Урала, контактировали с абашевцами и частично ассимилировали их. На востоке срубни-ки соприкасались с населением, оставившим памятники алакульской культуры, которое было связано своим происхождением, по мнению многих исследователей, с урало-сибирским ареалом. Период поздней бронзы (конец II - начало I тыс. до н.э.) в лесостепных и лесных районах Приуралья представлен памятниками межовской культуры, тесно связанной со срубной. Территория по среднему и нижнему течению р. Белой была занята племенами курмантаусской культуры (Сальников, 1967; Обыденов, 1986; Мажитов, Султанова, 1994).

Взаимосвязи древних племен, носившие то мирный, то воинственный характер, являлись основой ассимиляционных процессов, в результате которых появлялись новые этнокультурные общности, оставившие археологические культуры железного века (VIII в. до н.э. - IV в.н.э.).

В степной зоне в результате взаимодействия потомков племен Евразии эпохи бронзы, прежде всего андроновского происхождении, и восточной группы срубных племен к VI в. до н.э. сложилась общность древних скотоводов-кочевников, получившая название савроматской (Сальников, 1967; Смирнов, 1971). Потомками савроматов, возможно, являются сарматы, занявшие с III в. до н.э. по IV в.н.э. степи от Тобола до Дуная и оставившие на территории современного Башкортостана множество памятников. Курганные могильники с богатым инвентарем около деревень Старые Кишки и Бишунгарово Кармаскалинского района РБ, а также памятники в Абзелиловском, Баймакском, Хайбуллинском районах республики. Большинство археологов, придерживаются мнения, что сарматские племена были ираноязычными (Смирнов, 1971; Пшеничнюк, 1971 и др.). Существует и альтернативная точка зрения, согласно которой эти памятники принадлежали племенам угорского происхождения (Генинг, 1961). Однако индоиранское присутствие на территории Волго-Уральского региона было настолько очевидным, длительным и ярким, что многие исследователи усматривают влияние индоиранского субстрата на культуру, антропологический тип и язык народов региона. Так, С.И. Руденко в своем монографическом исследовании, посвященном этнографии и антропологии башкир, связывал древних башкир с тиссагетами Геродота, савроматами и иирками, жившими в Приуралье в I тыс. до н.э. (Руденко, 1955). На существенной роли сарматского компонента в этногенезе башкир настаивал и Н.А. Мажитов (Мажитов, 1969).

Лесные северо-западные районы РБ и прилегающие районы Волго-Камья составляли юго-восточную периферию сформировавшейся к VIII—VII вв. до н.э. ананьинской культуры (Патрушев, 1976). В III в. до н.э. на Средней Каме и в нижнем течении р. Белой ананьинскую культуру сменила пьяноборская. Правобережье среднего течения р. Белой с IV в. до н.э. занимали племена караабызской культуры, испытавшей некоторое влияние сарматских племен (Пшеничнюк, 1973). Обе культуры просуществовали до III в.н.э. Их объединяет ряд общих элементов в вещевом инвентаре, обряде захоронения и преемстве-нонсть с ананьинцами. Исследователи полагают, что они принадлежали локально-этническим группам финно-угорских племен, ведущих оседлый образ жизни и занимавшихся скотоводством и земледелием.

Таким образом, с древности территория Южного Урала представляла собой контактную зону различных племен. Степная её часть принадлежала кочевому скотоводческому миру; другая, лесостепная и отчасти лесная, входила в область оседлых племён, сочетавших пастушеское скотоводство с охотой, рыболовством и земледелием. Различались эти области по языковой и этнической принадлежности населения: как уже упоминалось, скотоводы эпохи раннего железного века были предположительно ираноязычными, в то время как их северные соседи принадлежали к финно-угорской этноязыковой общности.

Передвижения племен в пределах Великого степного пояса в различных направлениях (с юга на север, с запада на восток и с востока на запад) и контакты с населением лесной и лесостепной зоны создали предпосылки для формирования на рубеже первых тысячелетий до н.э. и н.э. единой Волго-Уральско-Северокавказской историко-этнографической провинции, в недрах которой в середине I тыс. н.э. прослеживаются истоки этногенеза многих современных народов, в том числе башкир (Кузеев, 1987, с. 8).

Важное значение для разработки проблемы происхождения и формирования башкирского народа имеет вопрос о времени тюркизации населения Южного Урала. Принято считать, что первые тюркские племена появились в Приуралье к III—IV векам (Бикбулатов и др., 2002). Отдаленной причиной их появления было окончательное вытеснение племен гуннов (хунну) в период с 80-х годов до середины II в.н.э из северомонгольских степей в Среднюю Азию и Центральный Казахстан. С конца II в. зоной стабильного обитания гуннов становится У рало—Ишимское междуречье, освоение которого было связано с ухудшением экологической ситуации, вызванной регрессией гидросистемы Арала и его заболачиванием (Боталов, Гуцалов, 2000, с. 175-182; Сунгатов, Гарустович, Юсупов, 2004, с. 65). Эти племена, обитавшие в казахстанских степях и в Зауралье во II—IV вв., получили название гунно—сарматов, так как культура их являла собой генезис гуннских традиций в сарматской этнокультурной среде (Боталов, Гуцалов, 2000, с. 145-174). В Зауралье они смешиваются с угорским населением, мигрируют вдоль бассейна р. Чусовой и оказываются в верхнем Прикамье. В Приуралье следы обитания гуннов прослеживаются в ряде комплексов из Загребаловского, Уметбаевского и других курганных могильников (Сиротин, 2001, с. 141-142; Агеев и др., 1995, с. 108; Засецкая, 1994, с. 187-188; Сунгатов и др., 2004, с. 65).

К этому времени перестают существовать пьяноборская и караабызская культуры, исчезают сарматские памятники. В междуречье Белой и Уфы на местной основе формируется культура бахмутинских племен, просуществовавшая до VII—VIII веков. Хозяйственный комплекс бахмутинцев остается характерным для лесного Приуралья и включает пастушеское скотоводство, подсечное земледелие, охоту, рыболовство, а в вещевом инвентаре обнаруживается заметное влияние пришлого южного населения (Мажитов, 1969, 1981). В центральных районах Башкортостана в середине I тыс. до н.э. жили племена, занимавшиеся скотоводством, земледелием и оставившие группу памятников турбаслинской культуры (Сунгатов, 1998).

Во второй половине I тыс. население Южного Урала было в значительной мере неоднородным. Наряду с бахмутинской и турбаслинской культурами выделяются памятники романовско—именьковского типа, караякуповской и других культур. За последние годы открыто и обследовано большое число могильников VIII-X веков, оставленных населением с ярко выраженными кочевническими чертами. Часть этого населения, по-видимому, была ираноязычной. Среди пришлых групп исследователи отмечают также самодийские, угорские компоненты. Заметен приток на Южный Урал племен южносибирского и среднеазиатского происхождения. Этот процесс продолжался и в более позднее время. В то же время все памятники обнаруживают связь с предшествующими культурами Приуралья (Бикбулатов и др., 2002, с. 14).

Вторая половина I тыс. является одним из ключевых этапов в этногенезе башкир и среди исследователей нет единого мнения относительно того, какие племена сыграли ведущую роль в этом процессе. Одни археологи, которых условно можно назвать «автохто-нистами», решающую роль отводят племенам, обитавшим на Южном Урале в VII-IX веках и ранее (Ахмеров, 1951, 1970; Сальников, 1967; Смирнов, 1952; Халиков, 1972, 1977; Мажитов, 1977; Мажитов, Султанова, 1994). Другие археологи и этнографы отдают приоритет тюркским мигрантам VIII-IX и последующих веков (Кузеев, 1974; Кузеев, Иванов, 1983; Иванов, Кригер, 1988).

В конце I тыс. появляются первые письменные сведения о башкирах, оставленные арабскими учеными и путешественниками ибн-Хордадбехом (IX в.), Масуди (X в.), ибн-Русте (X в.), ал-Балхи (IX-X вв.) (Руденко, 1955, с. 31). Наиболее достоверная и разносторонняя информация содержится в книге Ахмеда ибн-Фадлана, который в 921-922 годах совершил путешествие из Багдада в Волжскую Булгарию в составе посольства халифа ал-Муктадира (Ковалевский, 1956, с. 130-131). Анализ этих письменных источников позволил исследователям сделать вывод, что к X веку башкиры представляли многочисленный народ, расселившийся на Южном Урале и в прилегающих к нему с юга и запада степях, занимавшийся кочевым скотоводством и известный соседям по многочисленным набегам. Такими предстают башкиры в письменных источниках последующих веков. По-видимому, это была формирующаяся народность с одним самоназванием, с общим языком и своеобразным культурно-бытовым укладом. Она не могла быть однородной и включала разные территориально-этнические группы. Это отмечал еще ибн-Фадлан (Ковалевский, 1956, с. 130-131).

Где и в какое время произошло формирование древнебашкирской народности? Является ли Южный Урал исконной родиной башкир или они пришли сюда со сложившимися этнокультурными признаками? Решению этих вопросов посвящено огромное количество работ специалистов из различных областей исторической науки (подробный обзор работ: Кузеев, 1974; Мажитов, Султанова, 1996). Основные разногласия касаются определения этнической принадлежности племён, составивших ядро башкир и предопределивших их языковое и этнокультурное своеобразие. Основными являются тюркская и угорская теории происхождения башкир. В настоящее время доминирует мнение, что решающую роль в формировании этнического облика башкир сыграли тюркские племена при заметном участии финно-угорских, сармато-аланских и монгольских племён.

Согласно этой точке зрения, наиболее последовательно сформулированной в многочисленных работах Р.Г. Кузеева, древнебашкирские племена, зафиксированные в IX в. средневековыми письменными источниками, приходят на Южный Урал в составе отдельных групп печенегов и огузов, которые проникали в Среднее Поволжье и на Южный Урал в IX-X веках и несколько позже. Древние башкиры расселились на Бугульминско-Белебеевской возвышенности - на водоразделе многих рек и речек, которые впадали в Белую, Каму и Волгу. С этой территории башкиры, смешавшись с печенежско-огузскими группами и, видимо, абсорбировав местных финно-угров, постепенно заселяли Южный Урал и Уфимское плато - современную северо-восточную Башкирию (Кузеев, 1974, 1978, 1987; Гарустович, Иванов, 2001).

В числе финно-угорских племен, тесно соприкасавшихся с древними башкирами, возможно, были также предки современных венгров - мадьяры. Работы средневековых авторов, отождествляющих мадьяр и башкир, послужили основой для возникновения угорской (мадьярской) гипотезы происхождения башкир (Немет, 1971. с. 249—262). Согласно этой теории, около VIII—IX веков мадьяры покинули свою «страну», Magna Hun-garia, располагавшуюся между Уралом и Волгой, продвинувшись на запад, и через некоторое время осели в Придунавье на территории современной Венгрии. На новую родину они принесли родоплеменные названия (дьярмат, ене), созвучные с названиями башкирских племен юрматы, еней, а также предания о «Великой Венгрии». В XIII веке монах доминиканского монастыря Юлиан совершил путешествие по следам этих преданий и близ Волги нашёл оставшихся на прежних землях соплеменников. По словам Рихарда, оставившего описание путешествия Юлиана, последний изъяснялся с этими людьми на своем родном языке, и они его понимали. Тем не менее, для того, чтобы говорить о тождестве мадьяр и башкир или их генетическом родстве пока нет достаточных оснований (Бикбулатов и др., 2002, с. 16).

К середине XIII века башкиры, представлявшие, видимо, внушительную военно-политическую силу, были покорены, как и булгары с Волго-Камья, монголо-татарами. В золотоордынскую эпоху в башкирскую этнокультурную среду проникли, с одной стороны, некоторые монгольские элементы, с другой - возросло влияние кыпчакского компонента.

Распад Золотой Орды, ожесточенные междоусобицы и борьба за золотоордынское политическое наследие, жестокие набеги заставили башкир покинуть степные и лесостепные части своей этнической территории и заметно переместиться на север. Территория бывшей Волжской Булгарии в Закамье, южные земли Волго-Окского междуречья и все Приуралье южнее и западнее течения р. Белой стали диким полем. Здесь хозяйничали только ногайцы, которые подчинили большую часть Башкирии, в своих набегах они достигали Волги и Камы. Башкиры перешли на правый берег р. Белой и, двигаясь на север, достигли верховий Таныпа; расселяясь по обоим берегам Средней Камы, они (племена гайна, уран и др.) навсегда остались в пермских пределах. В северо-восточном направлении башкиры появились на р. Чусовой и вышли в Зауралье, где кочевали по рекам Синара,

Теча; на севере в первой половине XVI в. достигли Исети и даже Тавды. По мере продвижения на север башкиры взаимодействовали с финнами пермской группы (предками удмуртов, коми-пермяков) и обскими уграми (манси и хантами), которые в это время отдельными очагами широко расселились к западу от Урала, достигнув верхней и средней Камы(Кузеев, 1974; Народы Башкортостана., 2002, 24-25).

После распада Золотой Орды разные башкирские племена оказались в подчинении Ногайской Орды, Казанского и Сибирского ханств, которое не оказало существенного влияния на направление этнических процессов в крае. Во всех государственных образованиях превалировал кыпчакский компонент, сыгравший большую роль в формировании этнокультурного облика средневолжских и крымских татар, казахов, каракалпаков, ногаев, тюркского населения Западной Сибири (Татары, 2001, с. 64; Трепавлов, 2001, с. 51-71; Бикбулатов и др., 2002, с. 17). В культуре и языке башкир также усиливались кыпчакские черты, но при этом они продолжали сохранять свое своеобразие.

После разгрома Казанского ханства в 1552 году, башкирские племена почти одновременно, в 1555-1557 годах, добровольно вошли в состав русского государства. Такое организованное волеизъявление, продиктованное политической обстановкой того времени, может рассматриваться и как выражение возросшего этнического самосознания - сознания принадлежности различных племен и социальных групп башкир к единому этносу (Кузеев, 1974, с. 504).

Присоединение башкир к России трактуется историками как их объединение в составе единого государства, знаменующее собой завершение формирования башкирского народа. В XVI веке башкиры уже представляют собой вполне сформировавшуюся народность с самобытной материальной и духовной культурой (Кузеев, 1974, с. 504; Бикбулатов и др., 2002, с. 19).

Основой социальной организации башкирского общества является родоплеменная структура. Она имеет иерархический характер и включает несколько структурных единиц: племя, род и родовое подразделение. Следует отметить, что эти понятия не несут в себе экономического содержания, но отражают внешнюю форму строения социальной организации. Общественные отношения башкир в XVII—XIX веках (периоде, достоверно отраженном в автохтонных письменных источниках), уже много столетий не выражали сущности родового строя, но в силу специфики кочевого хозяйства внешняя форма общины оказалась более устойчивой, чем ее экономическое содержание (Кузеев, 1974, с. 61).

Многоступенчатость родоплеменной структуры, то есть наличие в ее составе нескольких звеньев (племя, род, родовое подразделение) является следствием кочевого уклада жизни и была характерна не только для башкир, но рассматривается исследователями как одна из главных черт внутренней организации кочевых и полукочевых народов Средней Азии, Казахстана и Восточной Европы в XVII-XIX вв., в частности, узбеков, каракалпаков, туркмен, казахов, киргизов (Кузеев, 1974, с. 62). Племенным организациям тюркских кочевников была свойственна тенденция и способность к сегментации, то есть к воспроизводству (Абрамзон, 1970, с. 67). Вследствие этого в составе многих современных народов фиксируются одноименные племена (табьш, катай, кыпчак, канлы и др.) с единым типом основной тамги и близкими сюжетами этногенетических сказаний (Кузеев, 1974, с. 69; Керейтов, 1999, с. 26).

Низшее звено родоплеменной структуры - родовое подразделение - представляет собой экзогамную группу родственных семей, ведущих происхождение от одного реально жившего в недалеком прошлом предка по мужской линии. Следующая структурная единица - род, образовывался несколькими родовыми подразделениями, компактно расселившимися в отдельных аулах или на отдельных его улицах. В пределах рода у башкир строго соблюдалась экзогамия. И поскольку близлежащие аулы часто основывались представителями одного рода, было принято выбирать невест из других, иногда очень далеких аулов. С разрастанием поселений и усложнением их структуры стало возможным выбирать девушку из своего аула, но из другой родственной группы. Между представителями различных родов браки совершались беспрепятственно (Бикбулатов и др., 2002, с. 188). Ознакомление с системой брачных отношений у башкир показывает, что запрет брачных связей распространялся у них не только на род. В разное время он касался различных организаций, т.е имел «скользящий» характер (Кузеев, 1957; 1974, с. 73). В одних случаях наблюдается постепенное разрушение экзогамии от верхних звеньев (племени) к низшим (родовым подразделениям), в других - отсутствие всяких признаков былой экзогамии племени и экзогамность лишь его подразделений.

Самой значимой структурной единицей башкирского общества является племя. Первые наиболее достоверные сведения о башкирских племенах и родах содержатся в документах Русского государства, касающихся административно-территориального устройства Башкортостана. Для периода XVII-XIX веков в составе башкир Р.Г. Кузеев выделяет 46 племен и 128 крупных родов. Районы их расселения он реконструирует следующим образом. Северо-западные территории занимали племена гайна, ирэкте, тазлар, уваныш, уран, долину нижнего течения р. Белая - племена гирей, дуваней, елан, ельдяк, канлы, каршин, киргиз. Юго-западный Башкортостан, бассейн р. Дема, был населен минскими родоплеменными группами. Юг и юго-восток с древности были заселены племенами бур-зян, кыпчак, тамьян, тангаур, усерган, юрматы. На северо-востоке жили племена ай, катай, кудей, сольют, табын (Бикбулатов и др. 2002, с. 169). Анализ разнообразных письменных и устных источников свидетельствует, что башкирские племена, занимавшие огромные территории, были неоднородны по своему составу и уже в домонгольское время представляли собой союз различных по происхождению родов, число которых доходило до десятка и более, объединенных не столько родством, сколько владением общими землями. Каждое племя имело свою территорию, очерченную, как правило, естественно-географическими границами, совпадавшими с водоразделами, горными хребтами, лесами, отдельными скалами.

Устойчивость структуры родоплеменной организации башкир обеспечивалась обязательным знанием генеалогии — шежере, и авторитетом родовых старейшин — аксакалов. При кажущейся консервативности, родоплеменная структура сыграла огромную роль в формировании башкирского народа. Она способствовала как сохранению его целостности в условиях неоднократно менявшегося окружения, так и преемственности материальной и духовной культуры на протяжении многих поколений (Бикбулатов и др., 2002, с. 163). В ходе экспедиционных выездов автору неоднократно приходилось убеждаться в том, что в настоящее время башкирское население многих деревень помнит не только свою племенную принадлежность, но знает и родовую символику: тамгу, птицу, дерево, боевой клич (оран), которые возникли в недрах родового строя и символизировали единство рода и племени.

На территории Башкортостана выделяются несколько историко—этнографических областей. Впервые работу по историко-этнографическому районированию Башкирии выполнил С.И. Руденко. В соответствии с профилирущим типом хозяйства и особенностями материальной и духовной культуры территория расселения башкир разделена им на четыре области: 1) восточную, занимающую зауральские и южные степи с прилегающими предгорьями; 2) горную, включающую центральную часть Южного Урала; 3) юго-западную, расположенную в лесостепной зоне к западу от горных башкир и среднего течения р. Сакмары; 4) северную - территорию к северу от широты г. Уфы и к западу от Уральского хребта (Руденко, 1925, с. 320-325).

Однако новые работы в области этнографии башкир, с особой интенсивностью развернувшиеся начиная с 1960-х годов, с одной стороны, подтвердили неоднородность выявленных комплексов, а с другой стороны, их группировка на территории Башкирии по четырем историко-географическим областям отличается от областей, намеченных С.И. Руденко (Авижанская, Бикбулатов, Кузеев, 1964; Кузеев, 1968а,б, 1974; Кузеев, Бикбулатов, Шитова, 1979; Шитова, 1971, 1984 а,б, 1995, 2001; Муллагулов, 1994; Янгузин, 1998). Были выделены следующие этно-географические группы башкир, расселение которых совпадает с границами историко-этнографических областей: юго-восточная, северовосточная, юго-западная, северо-западная. Географические группы формировались постепенно и сложились в современных очертаниях в XVII-XIX веках. Их этнический облик в разной степени и в разных соотношениях отражает как древние черты, так и поздние, сложившиеся в результате территорииального взаимодействия различных групп башкирского и небашкирского населения (Кузеев, 1974, с. 105).

В юго-восточную географическую группу башкир входят племена юрматы, бур-зян, усерган, тангаур, тамъян и кыпчак. Северо-восточную группу составляют три родо-племенных объединения: аиле, катай и табын. В юго-западную входят племя мин, а также ток-чуранские и иргизо-камеликские башкиры, проживающие на территории Оренбургской, Самарской и Саратовской областей. Северо-западную составляют племена бу-ляр, юрми, байлар, ирэкте, еней, гэрэ, кыргыз, елан, елъдяк, каты, дуван, каршин, таз, уваныш, уран, гайна, балыксы, ун, танып (Кузеев, 1974).

Изучение антропологии башкир имеет богатую историю. По ряду проблем, связанных с реконструкцией путей и исходных компонентов формирования антропологического состава башкир, были высказаны самые разнообразные, порой взаимоисключающие мнения, что служило постоянным стимулом к накоплению все новых данных. Подробному освещению истории антропологического изучения башкир и эволюции взглядов на их происхождение, в нашей работе посвящена отдельная глава. Здесь же мы считаем необходимым подчеркнуть, что этот сложный вопрос не может считаться окончательно решенным. В частности, наибольшие споры, как и среди археологов и этнографов, вызывает определение роли местного населения, под которым, как правило, подразумеваются финно-угорские и индоиранские племена, и пришлого - тюркоязычного - в процессе формирования антропологического состава башкир.

Еще в XIX веке исследователи осознавали, что важно располагать как можно более многочисленными данными, максимально охватывающими территорию расселения народа. Выполнение этого условия обязательно для понимания механизмов расогенеза таких смешанных и неоднородных по своему составу популяций, какой являются башкиры. В отношении башкир на сегодняшний день наилучшие возможности в этом смысле может дать дерматоглифика, располагающая наиболее значительной источниковой базой.

Несмотря на то, что башкиры в антропологическом отношении могут считаться одним из наиболее изученных народов, до сих пор имеются многочисленные лакуны и неравномерность в распределении антропологических материалов. В территориальном отношении это относится к юго-восточным районам Башкортостана и к башкирам, проживающим за пределами Республики. В отношении морфологических систем - к малочисленности данных некоторых систем, в частности одонтологии. Установленный на разнообразном материале факт антропологической неоднородности башкир, явившейся следствием сложных расо- и этногенетических процессов, и отсутствие единого объяснения ее причин, оставляет актуальной задачу уточнения происхождения компонентов, на основе которых сложился башкирский народ.

Отечественными исследователями на примере большого числа групп была продемонстрирована высокая разрешающая способность данных дерматоглифики и одонтологии в выяснении путей формирования антропологического состава сложных по происхождению народов, к числу которых принадлежат и башкиры (Гладкова, Тот, 1975; Хить, 1983; Хить, Долинова, 1995; Долинова, 1989; 2000; 2004; Сихимбаева, 1987 и др.). Однако данные этих систем не были в полной мере использованы в освещении расогенеза башкир по ряду причин:

- во-первых, из-за полного отсутствия данных по дерматоглифике женских групп;

- во-вторых, в силу незначительной антропологической представленности башкир, проживающих за пределами Республики, но на территории так называемого исторического Башкортостана;

- в-третьих, из-за недостаточной изученности одонтологического разнообразия башкир.

Исходя из этого, цель диссертационной работы состоит в изучении дерматогли-фических и одонтологических особенностей современных башкир в связи с проблемами формирования их антропологического состава.

Для достижения намеченной цели, в работе решаются следующие задачи: более подробно изучить вариабельность дерматоглифических и одонтологических признаков среди башкирских групп, установить закономерности их распределения; выявить межгрупповые, исторически сложившиеся корреляции признаков обеих систем;

Р проанализировать дифференциацию башкирских территориальных групп, родопле-менных объединений, историко-географических подразделений с помощью современных методов многомерной статистики; а- осуществить коннексию дерматоглифических и одонтологических данных по башкирским группам; по данным обеих систем определить место башкир в кругу народов Северной Евразии; на основе совокупности данных антропологии осветить некоторые вопросы расо- и этногенеза башкир.

Гпава 1. История антропологического изучения башкир

Заключение диссертации по теме «Антропология», Суворова, Наталья Александровна

Заключение

Многочисленные материалы по дерматоглифике и одонтологии, впервые вводимые в научный оборот и дополненные полученными ранее сведениями, позволяют с новых позиций обратиться к сложной проблеме формирования антропологического состава башкир. В ходе статистического анализа, опирающегося на данные о 4630-ти индивидах, исследованных по дерматоглифической программе и 2310-ти - по одонтологической, было установлено следующее.

1). Особенности дерматоглифического и одонтологического комплексов характеризуют башкир как своеобразную популяцию, имеющую, несомненно, сложную историю формирования и многокомпонентную структуру. В целом же башкиры занимают промежуточное положение между европеоидными и монголоидными вариантами по данным обеих систем.

2). Башкиры представляют собой чрезвычайно гетерогенную популяцию. При этом по данным о кожном рельефе и по морфологическим особенностям строения зубной системы женщины оказываются более однородными, нежели мужчины. Это хорошо согласуется с выводами P.M. Юсупова, опирающимися на анализ краниологических серий башкир, и подтверждает известную в антропологии преобладающую тенденцию.

3). Изучение характера распределения признаков в башкирских группах показало, что большинство дерматоглифических показателей на территории, занимаемой башкирами, не имеют отчетливого географического градиента. Однако в некоторых случаях на северо-востоке фиксируется повышение частот восточных показателей (дельтовый индекс, осевой трирадиус и как следствие - повышение ЕМК). Иначе ведут себя одонтологические маркеры, характеризующиеся тенденцией к изменению в меридианальном направлении.

4). В результате исследования было установлено, что мужские группы демонстрируют тенденцию к сложению исторических комплексов дерматоглифических и одонтологических признаков. Стойкое сочетание индекса Камминса с узорностью гипотенара указывает на связь с территорией Средней Азии, на которой эта комбинация проявляется. У женщин исторически сложившиеся сочетания дерматоглифических признаков отсутствуют, что позволяет предполагать относительную однородность башкирок по данным дерматоглифики и отсутствие заметной примеси в их составе. Межгрупповые корреляции признаков одонтологии указывают на участие в расогенезе башкир носителей северного и южного грацильных типов, а сохранение некоторых архаичных сочетаний одонтологических признаков у башкир в определенной степени может быть связано с относительной географической изолированностью отдельных групп.

5). Выявленное в ходе статистического анализа своеобразие одонтологического комплекса башкир, его «нейтральность», возможно, является следствием сохранения в морфологии их зубной системы архаичных черт какого-то древнего, недифференцированного одонтологического типа. Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо привлечение обширных палеоодонтологических материалов. Введение в научный оборот одонтологических данных, характеризующих древнее и близкое к современности население Южного Урала, составляет первоочередную задачу будущих исследований.

6). Сопоставление данных дерматоглифики и одонтологии свидетельствует об отсутствии статистических связей между признаками обеих систем и о независимой дифференциации башкирских групп по выбранным признакам. На башкирском материале было установлено, что признаки дерматоглифики отличаются большей дифференцирующей способностью при анализе мужских и женских выборок, чем признаки одонтологии.

7). В ходе нашей работы были подтверждены установленные ранее на соматологи-ческом материале существенные различия между четырьмя основными историко-географическими группами башкир. С целью получения более полного представления о путях расогенеза башкир, полученные выводы, опирающиеся на анализ нового дерматоглифического и одонтологического материала, сопоставлялись с выводами краниологических и соматологических работ.

По данным различных антропологических систем, в нашем случае - соматологии, дерматоглифики, одонтологии и краниологии - реконструируемые пути расогенеза башкир в целом и четырех историко-географических групп, наряду с общими чертами, имеют некоторые расхождения.

Сравнительный анализ данных разных морфологических систем, представленных к тому же неравнозначным по количеству и территориальному охвату материалом, приводит к мысли, что широкое бытование в прошлом разных, порой противоречивых, гипотез о происхождении физического типа башкир в какой-то степени объясняется их построением на основе изучения башкир разных территориальных групп, которые, как очевидно, существенно различаются антропологически.

Данные антропологии, в частности дерматоглифики и одонтологии, позволяют внести некоторые коррективы в сложившиеся представления о формировании башкирского народа. В первую очередь это касается преувеличения роли кыпчакского компонента. Как ранее было показано P.M. Юсуповым на краниологических данных, влияние кыпчакского конгломерата племен на формирование антропологических особенностей башкир было значительно меньше, чем на их этнокультурный облик и язык. При этом, безусловно, не может быть и речи об исключении этого компонента, в наибольшей мере проявившемся в антропологических особенностях северо-восточных башкир и, в меньшей мере, -юго-восточных.

Сравнение этнографических и антропологических данных показало, что по материалам антропологии вклад местного субстрата в формирование физических особенностей башкир: и внешнего облика, и морфологии зубной системы, и дерматоглифического комплекса - выглядит более весомо, чем по историко-этнографическим. Причем, если по данным краниологии носителями этого компонента являются главным образом женщины, то по данным дерматоглифики не менее четко он прослеживается и у мужчин. Характер таксономических взаимоотношений башкир с современными народами по данным дерматоглифики и одонтологии позволяет конкретизировать, что мы имеем в виду под местным субстратом. По всей видимости, он отличается значительной древностью. Указанием на это может служить типологическая и таксономическая близость башкир в целом и отдельных историко-этнографических подразделений в большинстве случаев не с финнами Поволжья, а с западно-сибирскими уграми, по данным одонтологии - даже с самодийцами. Кроме того, для южных групп башкир под местным компонентом могут подразумеваться потомки позднесарматского населения, которое могло быть вовлечено в расогенез башкир на территории Приуралья и Приаралья. Подтверждают это и краниологические материалы, которые показывают, что на юге Башкирии распространен европеоидный тип, но иного происхождения, чем на севере.

По данным антропологии не удается зафиксировать значительного участия цен-тральноазиатских групп и населения Алтае—Саянского нагорья в расогенезе башкир, которое, безусловно, ярко проявляется в особенностях материальной культуры, родовой и племенной этнонимии, языковых особенностях башкир. Пожалуй, только мужские серии черепов, особенно северо-восточных башкир, несут в своем типе следы этой древней общности. По остальным системам этот компонент, выражающийся в увеличении восточных черт, значительно ослаблен. Создается такое впечатление, что он был нивелирован как за счет длительного пребывания «кочевой части» предков башкир в степях Приаралья и Северного Кавказа еще до волны кыпчакского нашествия, так и в ходе интенсивного смешения с местным угорским и индоиранским по языку населением Южного Урала.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Суворова, Наталья Александровна, 2005 год

1. Абрамзон С.М. Некоторые вопросы социального строя кочевых обществ // СЭ, 1970, №6. С. 61-74.

2. Абрамов А.Н. Башкиры // Русский антропологический журнал. 1907. № 3—4. С. 156.

3. Авижанская С.А., Бикбулатов Н.В., Кузеев Р.Г. Декоративно—прикладное искусство башкир. Уфа, 1964. 259 с.

4. Агеев Б.Б. Пьяноборская культура. Уфа, 1992. 140 с.

5. Агеев Б.Б., Вильданов А.А., Мажитов Н.А. Уметбаевские I и II курганы // Курганы кочевников Южного Урала. Уфа, 1995. С. 104-117.

6. Административно—территориальное устройство Республики Башкортостан на 1 января 1999 г. Уфа, 1999. 416 с.

7. Акимова М.С. Материалы к антропологии древнего населения Южного Урала // АЭБ. Т.З. Уфа, 1968. С. 391-426.

8. Акимова М.С. Антропология древнего населения Приуралья. М., 1969а. 119 с.

9. Акимова М.С. Этногенез башкир по данным антропологии // Научная сессия по этногенезу башкир: Доклады и сообщения. Уфа, 19696. С. 5-7.

10. Акимова М.С. Этногенез башкир по данным антропологии // АЭБ. Т.4. Уфа, 1971. С.38-43.

11. Акимова М.С. Значение данных дерматоглифики для изучения смешанных групп (на башкирском материале) // Человек, эволюция и внутривидовая дифференциация. М., 1972. С. 77-97.

12. Акимова М.С. Значение данных антропологии, дерматоглифики и серологии для изучения смешанных групп (на башкирском материале) // ВА, 1973, вып. 44. С. 85-92.

13. Акимова М.С. Антропологические исследования в Башкирии // Антропология и геногеография. М., 1974. С. 77-97.

14. Аксянова Г.А. Ненцы. Расово—морфологическая характеристика по данным одонтологии и соматологии в связи с их этногенезом. Автореф. дис. . канд.биол.наук. М„ 1976. 23 с.

15. Аксянова Г.А. Население бассейна Печоры и Нижней Оби: Ненцы, коми-зыряне, обские Угры // Этническая одонтология СССР. М., 1979. С. 93-114.

16. Аксянова Г.А. Одонтологическое исследование в горной Шории // ПИИЭ. 1983. М., 1987. С. 98-106.

17. Аксянова Г.А. Сопоставление башкир и шорцев по признакам зубной системы // Сравнительная антропология башкирского народа. Уфа, 1990. С. 107-117.

18. Аксянова Г.А. Одонтология // Тюрки таежного Причулымья. Томск, 1991. С. 200209.

19. Аксянова Г.А. Статистические соотношения в межгрупповой изменчивости черт внешности женских и мужских выборок евразийского населения // Женщина в аспекте физической антропологии. М., 1994. С. 75—86.

20. Аксянова Г.А. Одонтология // Этнография и антропология Ямала. Новосибирск, 2003а. С. 292-337.

21. Аксянова Г.А. Соматология // Этнография и антропология Ямала. Новосибирск, 20036. С. 200-292.

22. Аксянова Г.А., Гельдыева Г. Морфологические особенности зубной системы населения античного времени северо-запада Туркменистана // На путях биологической истории человечества. Т. II. М., 2002. С. 5-56.

23. Аксянова Г.А., Зубов А.А., Сегеда С.П., Пескина М.Ю., Халдеева Н.И. Русские // Этническая одонтология СССР. М., 1979. С. 9-32.

24. Алексеев В.П. Этническая антропология в Казани во второй половине XIX-начале XX века // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. ТИЭ. Т.85. М., 1963. С. 225-238.

25. Алексеев В.П. Очерк происхождения тюркских народов Восточной Европы в свете данных краниологии // Вопросы этногенеза тюркоязычных народов Среднего Поволжья. Казань, 1971. С. 232-271.

26. Алексеев В.П. Историческая антропология. М., 1979. 216 с.

27. Асфаган М.Ш., Кузьмина Т.Я. Результаты исследования групп крови у народностей БАССР // Хозяйство Башкирии. Т. 6-7. Уфа, 1929. С. 172-182.

28. Асфандияров А.З. История сел и деревень Башкирской АССР. Кн. 1-8. Уфа, 19901990.

29. Ахмеров Р.Б. Уфимские погребения VI-VII вв. н.э. // КСИИМК. Т. 40. М., 1951. С. 125-137.

30. Ахмеров Р.Б. Уфимские погребения VI-VII вв. н.э. и их место в древней истории Башкирии // Древности Башкирии. М., 1970. С. 69-93.

31. Ашилова Д.О. Распределение дерматоглифических признаков среди этнотерри-ториальных групп калмыков // Вопросы сравнительной этнографии и антропологии калмыков. Элиста, 1980. С. 42-52.

32. Бабаков О.Б. Антропологический состав туркменского народа в связи с проблемой этногенеза. Исследование современного населения. Ашхабад, 1977. 134 с.

33. Бабаков О.Б., Дубова Н.А., Зубов А.А., Рыкушина Г.В. Ходжайов Т.К. Народы Средней Азии и Казахстана // Этническая одонтология СССР. М., 1979. С. 164— 187.

34. Бадер О.Н. Каповая пещера: Палеолитическая живопись. М, 1965. 34 с.

35. Бадер О.Н. Палеолит Башкирии // АЭБ. Т. IV. Уфа, 1971. С. 64-68.

36. Баронов С.Ф. К сравнительному изучению народностей БАССР // Приложение к журналу «Хозяйство Башкирии». 1929. № 8—9.

37. Баскаков Н.А. Введение в изучение тюркских языков. М., 1962. 332 с.

38. Башкортостан. Краткая энциклопедия. Уфа, 1996. 670 с.

39. Бикбулатов Н.В. Башкирский аул: Очерк общественной и культурной жизни. Уфа, 1969.214 с.

40. Бикбулатов Н.В. Этноним «башкорт» // Башкирская этнонимия. Уфа, 1987. С. 2948.

41. Бикбулатов Н.В. Вопросы взаимодействия и сотрудничества народов Башкортостана в советскую эпоху // Современные этнические процессы в Башкортостане: состояние, проблемы, перспективы исследования. Уфа, 1992. С. 35-51.

42. Бикбулатов Н.В. Башкиры // Народы Башкортостана: историко-этнографические очерки. Уфа, 2002. С. 49-111.

43. Бикбулатов Н.В., Фатыхова Ф.Ф. Семейный быт башкир XIX-XX вв. М., 1991. 189 с.

44. Бикбулатов Н.В., Юсупов P.M., Шитова С.Н., Фатыхова Ф.Ф. Башкиры: Этническая история и традиционаня культура. Уфа, 2002. 248 с.

45. Боталов С.Г., Гуцалов С.Ю. Гунно-сарматы Урало-Казахстанских степей. Челябинск, 2000. 267 с.

46. Танеева А.Р. Проблема этнокультурного взаимодействия башкир и татар в северо-западной Башкирии (состояние изученности) // Этнос и его подразделения. М., 1992. 4.2. С. 58-69.

47. Гарустович Т.Н., Иванов В.А. Огузы и печенеги в Евразийских степях. Уфа, 2001. 211 с.

48. Генинг В.Ф. Проблемы изучения железного века Урала // Вопросы археологии Урала, вып. 1. Свердловск, 1961. С. 23-47.

49. Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. Спб., 1799. 4.2. 178 с.

50. Герасимова М.М. Краниология калаусских ногайцев // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IV: Антропология ногайцев. М., 2003. С. 36-69.

51. Гладкова Т.Д. Антропологический отдел Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. ТИЭ. Т. 85. М., 1963. С. 175-197.

52. Гладкова Т.Д. Кожные узоры кисти и стопы обезьян и человека. М., 1966. 150 с.

53. Гладкова Т.Д., Тот Т. А. Новые материалы по дерматоглифике узбеков // В А, 1970, вып. 34. С. 98-108.

54. Гладкова Т.Д., Тот Т.А. К проблеме происхождения венгров по данным дерматоглифики // ВА, 1975, вып. 51. С. 43-57.

55. Гладкова Т.Д., Битадзе JI.O. Дерматоглифическая характеристика некоторых народностей Алтае-Саянского нагорья // ВА, 1979, вып. 63. С. 53-64.

56. Гладкова Т.Д., Тот Т.А., Кондик В.М. Пространственная дифференциация признаков дерматоглифики на территории Венгрии // В А, 1984, вып. 73. С. 72—81.

57. Горбунов B.C. Абашевская культура Южного Приуралья. Уфа, 1986. 96 с.

58. Горбунов B.C. Бронзовый век Волго-Уральской лесостепи. Уфа, 1992.

59. Гравере Р.У., Зубов А.А., Сарап Г.Г. Литовцы, латыши, эстонцы // Этническая одонтология СССР. М., 1979. С. 68-93.

60. Даль В.И. Замечания о башкирцах // Журнал министерства внутренних дел. № 8. 1834.

61. Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // ТИЭ. 1948. Т. 4. 333 с.

62. Дебец Г.Ф. Антропологические исследования в Камчатской области // ТИЭ. Т. 17. М„ 1951. 263 с.

63. Дебец Г.Ф. Этническая антропология в работах русских антропологов конца XIX и начала XX века (петербургская и московская школы) // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. ТИЭ. Т. 85. М., 1963. С. 207-225.

64. Дерябин В.Е. Многомерная биометрия для антропологов. М., 1983. 227 с.

65. Дерябин В.Е. Половой диморфизм телосложения у взрослых // Женщина в аспекте физической антропологии. М., 1994. С. 41-51.

66. Дерябин В.Е. О методиках многомерного таксономического анализа в антропологии // Вестник антропологии, 1998, вып. 4. С. 30-68.

67. Дерябин В.Е. Многомерные биометрические методы для антропологов. М., 2001. Рук. деп. в ВИНИТИ №37 В2001. 312 с.

68. Дерябин В.Е. Биометрическая обработка антропологических данных с применением компьютерных программ. М., 2004. Рук. деп. в ВИНИТИ № 34 В2004. 235 с.

69. Долинова Н.А. Дерматоглифика населения Молдавии // ПИИЭ. 1976. М., 1978. С. 174-179.

70. Долинова Н.А. Материалы по дерматоглифике коми // ПИИЭ. 1978. М., 1980. С. 199-207.

71. Долинова Н.А. Дерматоглифика удмуртов // Новые исследования по этногенезу удмуртов. Ижевск, 1989. С. 108-122.

72. Долинова Н.А. Дерматоглифика восточных славян // Восточные славяне. Антропология и этническая история. М., 2002. С. 60-80.

73. Долинова Н.А. Дифференциация коми по признакам кожного рельефа // Расы и народы: Современные этнические и расовые проблемы. Вып.30. М., 2004. С. 361— 374.

74. Долинова Н.А., Харламова Н.В. Дифференциация гагаузов по признакам кожного рельефа// ПИИЭА. 2003. М., 2005. С.165-177.

75. Долинова Н.А., Юсупов P.M. Новые данные по дерматоглифике башкир // Антропология и популяционная генетика башкир. Уфа, 1987. С. 120-127.

76. Донина Н.И. О некоторых эпохальных изменениях в строении зубной системы человека (на примере средневековых восточнославянских и русских краниологических серий) И СЭ, 1969, № 2. С. 35^18.

77. Дубов А.И. Одонтологическая характеристика хантов, селькупов и эвенков // ПИИЭ. 1983. М„ 1987. С. 106-110.

78. Дубова Н.А. Новые данные к одонтологии туркмен // Полевые исследования. Новая серия. Т.1, вып. 2. М., 1993а. С. 83-94.

79. Дубова Н.А. Признак и пол. (Мировое распределение показателей полового диморфизма кефалометрических признаков) // Расы и народы. Вып. 22. М., 19936. С. 26-49.

80. Дубова Н.А. Внутрирасовая и внутриэтническая изменчивость показателей полового диморфизма // Российский этнограф, № 20. М., 1993в. С. 151-187.

81. Дубова Н.А. Мировое распределение коэффициентов полового диморфизма кефалометрических признаков в современных популяциях // Женщина в аспекте физической антропологии. М., 1994. С. 57-68.

82. Дубова Н.А. Формирование антропологического состава населения Северного Таджикистана. М., 1996. 248 с.

83. Дубова Н.А. Морфология головы и лица современных ногайцев // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IV: Антропология ногайцев. М., 2003. С. 115-178.

84. Дубова Н.А., Комарова О.Д., Ямсков А.Н. Русские, башкиры и татары южных районов Пермской области (демографическая и социально—экономическая характеристика) // Этнические проблемы регионов России. М., 1998. С. 227—294.

85. Дубова Н.А., Нечвалода А.И., Рожанская Е.А., Суворова Н.А., Якупов Р.И. Комплексные этнолого-антропологические исследования в Башкортостане // ПИИЭА. 2002. М., 2004. С. 71-87.

86. Залкинд Н.Г. Московская школа антропологов. М., 1974. 151 с.

87. Засецкая И.П. Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (конец IV-V вв.н.э.). Спб., 1994. 224 с.

88. Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о восточной Европе, Горган и Поволжье в IX-X вв. Т. 1. М„ 1962. 279 с.

89. Збруева А.В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // МИА, № 30. М„ 1952. 325 с.

90. Золотарева И.М. Соматологическое исследование трех территориальных групп башкир //Антропология и популяционная генетика башкир. Уфа, 1987. С. 45-60.

91. Зубов А.А. О половых различиях в размерах и строении постоянных больших коренных зубов современного человека// ВА, 1963, вып. 15. С. 71-90.

92. Зубов А.А. Антропологическая одонтология и исторические науки // СЭ, 1965, № 1. С. 93-102.

93. Зубов А.А. Одонтология: Методика антропологических исследований. М., 1968а. 200 с.

94. Зубов А.А. О расово—диагностическом значении некоторых одонтологических признаков // СЭ, 19686, № 3. С. 49-50.

95. Зубов А.А. Материалы по одонтологии казахов // СЭ, 1972, № 3. С. 51-63.

96. Зубов А.А. Этническая одонтология. М., 1973. 201 с.

97. Зубов А.А. Одонтоглифика // Расогенетические процессы в этнической истории. М., 1974. С. 11^13

98. Зубов А.А. Заключение // Этническая одонтология СССР. М., 1979. С. 229-252.

99. Зубов А.А. Географическая изменчивость одонтологических комплексов финно-угорских народов // Финно-угорский сборник. М., 1982. С. 134-148.

100. Зубов А.А. Угорские комплексы на финно-угорской шкале вариаций одонтологических типов //Антропология современных финно-угорских народов. М., 2000. С. 3-10.

101. Зубов А.А., Золотарева И.М. Монголы в мировой систематике одонтологических типов // ВА, 1980, вып. 64. С. 69-87.

102. Зубов А.А., Сегеда С.П. Новые данные к одонтологической характеристике фин-ноязычных народов СССР // Проблемы эволюционной морфологии человека и его рас. М„ 1986. С. 127-139.

103. Зубов А.А., Сегеда С.П. Антрополого—одонтологические исследования башкирского народа // Антропология и популяционная генетика башкир. Уфа, 1987. С. 20-37.

104. Зубов А.А., Халдеева Н.И. Одонтологические исследования луговых и горных мари // Новые исследования по антропологии марийцев. М., 1979. С. 65-74.

105. Зубов А.А., Халдеева Н.И. Одонтология в современной антропологии. М., 1989. 232 с.

106. Зубов А.А., Халдеева Н.И. Половой диморфизм по данным одонтологии // Материалы и исследования по антропологии 80-х годов. Материалы к серии «Народы и культуры». Вып. X. Антропологические исследования. М., 1992. С.81-109.

107. Зубов А.А., Халдеева Н.И. Одонтология в антропофенетике. М., 1993. 224 с.

108. Иванов В.А., Кригер В.А. Курганы кыпчакского времени на Южном Урале (XII-XIV вв.). М„ 1988. 92 с.

109. Исмагулов О., Сихимбаева К.Б. Этническая одонтология Казахстана. Алма-Ата, 1989. 240 с.

110. Исхаков Д.М. Этнографические группы татар Волго-Уральского региона: (Принципы выделения, формирование, расселение и демография). Казань, 1993. 173 с.

111. Камалов А. Башкирские географические термины и топонимия. Уфа, 1997. 384 с.

112. Керейтов Р.Х. Этническая история ногайцев (к проблеме этногенетических связей ногайцев). Ставрополь, 1999. 175 с.

113. ИЗ. Киекбаев Д.Г. Вопросы башкирской топонимики // Ученые записки Башкирского гос.пединститута. Вып.VIII, серия филол., № 2. Уфа, 1956. С. 230-247.

114. Ковалевский А.П. Книга Ахмеда ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921922 гг. Харьков, 1956. 347 с.

115. Кондик В.М. Новые материалы по дерматоглифике киргизов // ВА, 1978, вып. 58. С.122-128.

116. Коростелев А.Д. Динамика этнического состава сельских поселений Башкортостана (К проблеме татаро-башкирской межэтнической напряженности) // Конфликтная этничность и этнические конфликты. М., 1994. С. 67—92.

117. Коростелев А.Д. Компьютерный подход к исследованию динамики этнической идентичности населения сельских поселений Башкортостана // Электронные библиотеки и базы данных по истории Евразии в Средние века. М., 1999. Вып.7. С. 148-165.

118. Кочиев Р.С. Народы Кавказа: Закавказье и Северный Кавказ // Этническая одонтология СССР. М„ 1979. С. 114-141.

119. Круковский М.А. Южный Урал: Путевые очерки. М., 1909. 311 с.

120. Кузеев Р.Г. Очерки исторической этнографии башкир: Родо-племенные организации башкир в XVII-XVIII вв. 4.1. Уфа, 1957. 184 с.

121. Кузеев Р.Г. К этнической истории башкир в конце I начале II тыс.н.э. // АЭБ. Т.З.Уфа, 1968а. С. 228-248.

122. Кузеев Р.Г. Территориальные комплексы культуры и этнографические группы башкир на рубеже XIX-XX вв. // Из истории Башкирии (дореволюционной). Уч. зап. Баш.гос. ун-та. Сер. ист. наук., вып. 35, № 7. Уфа, 19686. С. 188-209.

123. Кузеев Р.Г. Развитие хозяйства башкир в X-XI в. // АЭБ. Т. III. Уфа, 1968в. С. 228-248.

124. Кузеев Р.Г. Историческая этнография башкирского народа. Уфа, 1978. 263 с.

125. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа: Этнический состав, история расселения. М., 1974. 571 с.

126. Кузеев Р.Г. Волго-Уральский регион этнокультурного взаимодействия финно-угорских и тюркских этносов //Антропология и популяционная генетика башкир. Уфа, 1987. С. 6-20.

127. Кузеев Р.Г. Народы Среднего Поволжья и Южного Урала: Этногенетический взгляд на историю. М., 1992. 345 с.

128. Кузеев Р.Г., Бабенко В.Я. Этнографические и этнические группы (к проблеме гетерогенности этноса) // Этнос и его подразделения. 4.1. М., 1992. С. 17—37.

129. Кузеев Р.Г., Бикбулатов Н.В., Шитова С.Н. Зауральские башкиры: (этнографический очерк быта и культуры к. XIX-h.XX. вв.) // АЭБ. Т.1. Уфа, 1962, с. 171-267.

130. Кузеев Р.Г., Бикбулатов Н.В., Шитова С.Н. Декоративное творчество башкирского народа. Уфа, 1979. 187 с.

131. Кузеев Р.Г., Танеева А.Р. Северо-западные башкиры: состояние изученности, задачи исследования // Этнические и этнографические группы в СССР и их роль в современных этнокультурных процессах: Тез. докл. Уфа, 1989. С. 170-176.

132. Кузеев Р.Г., Иванов В.А. Основные этапы этнической истории населения Южного Урала и Приуралья в эпоху средневековья (X-XIV вв.). Уфа, 1983. 22 с.

133. Кузеев Р.Г., Шитова С.Н. Башкиры: Историко-этнографический очерк. Уфа, 1963. 151 с.

134. Кузьминых С.В. Бронзовые орудия и оружие в Среднем Поволжье и Приуралье. Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1977.

135. Мажитов Н.А. Бахмутинская культура. М., 1968. 118 с.

136. Мажитов Н.А. Происхождение башкир (историко-археологический анализ) // Научная сессия по этногенезу башкир. Уфа, 1969. С. 18-28.

137. Мажитов Н.А. Происхождение башкир (историко-археологический анализ) // АЭБ. Т. IV. Уфа, 1971. С.11-17.

138. Мажитов Н.А. Тайны древнего Урала. Уфа, 1973. 183 с.

139. Мажитов Н.А. Южный Урал в VII-XIV вв. М„ 1977. 240 с.

140. Мажитов Н.А. Южный Урал в VI—VIII вв. // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., 1981. С. 23-29.

141. Мажитов Н.А., Султанова А.Н. История Башкортостана с древнейших времен до XVI века. Уфа, 1994. 360 с.

142. Малиев Н.М. Антропологический очерк башкир // Труды Общества естествоиспытателей при Казанском университете. Т. 4. Вып. 5. Казань, 1876.32 с.

143. Матюшин Т.Н. Пути развития Южного Урала в эпоху мезолита и неолита // АЭБ. Т. IV. Уфа, 1971. С. 85-89.

144. Матюшин Т.Н. Энеолит Южного Урала. Лесостепь и степь. М., 1982. 328 с.

145. Матюшин Т.Н. Неолит Южного Урала. Предуралье. М., 1996. 301 с.

146. Муллагулов М.Г. Лесные промыслы башкир. Уфа, 1994. 179 с.

147. Надергулов У.Ф. Иргизо—камеликские башкиры (лингвистическое исследование). Уфа, 1996. 128 с.

148. Назаров П.С. К антропологии башкир // Известия О-ва любителей естествознания. 1890. Т. 18, вып. 2, 9.

149. Народы Башкортостана: историко-этнографические очерки. Уфа, 2002. 504 с.

150. Небольсин П. Заметки о башкирцах // Отечественные записки. 1850. Т. 78.

151. Негашева М.А. Изучение полового диморфизма размеров и формы лица // Женщина в аспекте физической антропологии. М., 1994. С. 68-75.

152. Немет Ю.Ф. Венгерские племенные названия у башкир // АЭБ. Т. IV. Уфа, 1971. С. 249-262.

153. Нефедов Ф.Д. В горах и степях Башкирии // Русская мысль, №№ 2, 5, 12. Спб., 1882.

154. Никольская (Прокудина) Н.А. Новые материалы по дерматоглифике финноязыч-ных народов // Этногенез финно-угорских народов по данным антропологии. М., 1974. С.119-137.

155. Никольский Д.П. Башкиры: этнографическое и санитарно-антропологическое исследование. Спб., 1899 а. 377 с.

156. Никольский Д.П.б. Библиографический указатель литературы о башкирах с 1730 по 1899 г. // Этнографическое обозрение, 1899, №4.

157. Никольский Д.П. О раскопках древних башкирских могил в Екатеринбургском уезде // Зап. Урал. О-ва любителей естествознания. Екатеринбург, 1890-1891. Т. 12, вып.2.

158. Обыденов М.Ф. Поздний бронзовый век Южного Урала. Уфа, 1986. 86 с.

159. Патрушев B.C. Культурные связи ананьинцев с ираноязычным миром в VIII—VI вв. до н.э. // Этнокультурные связи населения Урала и Поволжья с Сибирью, Средней Азией и Казахстаном в эпоху железа. Уфа, 1976. С. 36-37.

160. Пестряков А.П. Половой диморфизм размеров мозгового черепа человека: эволюционный аспект изменчивости // Женщина в аспекте физической антропологии. М., 1994. С. 94-102.

161. Пешель. Народоведение / Пер. под ред. проф. Петри. T.III. 1890.

162. Плетнева С.А. Печенеги, торки, половцы // Степи Евразии в эпоху Средневековья. М„ 1981. С. 213222.

163. Плохинский Н.А. Биометрия. М., 1970. 367 с.

164. Пшеничнюк А.Х. Племена раннего железного века в Башкирии // АЭБ. Т. IV. Уфа, 1971. С. 89-93.

165. Пшеничнюк А.Х. Кара-абызская культура: Население центральной Башкирии на рубеже нашей эры // АЭБ. Т.5. Уфа, 1973. С.162-244.

166. Пшеничнюк А.Х. Культура ранних кочевников Южного Урала. М., 1983. 200 с.

167. Рамазанова Д.В. Формирование татарских говоров северо-западной Башкирии // Исследования по лексике и грамматике татарского языка. Казань, 1986.

168. Руденко С.И. Башкиры: Опыт этнологической монографии. 4.1. Физический тип башкир // Записки Императорского Русского географического общества по отделению этнографии. Т. XIII. Вып. I. Петроград, 1916. 260 с.

169. Руденко С.И. Башкиры: Опыт этнологической монографии. 4.2. Быт башкир // Записки Русского географического общества. Т. 43. Вып. 2. JI., 1925. 330 с.

170. Руденко С.И. Башкиры: Историко-этнографические очерки. M.-JL, 1955. 386 с.

171. Рыкушина Г.В. Одонтологическая характеристика удмуртов // Материалы и исследования по антропологии 80-х годов. Материалы к серии «Народы и культуры». Вып.Х. Антропологические исследования. М., 1992. С.143-171.

172. Рыкушина Г.В. Метисные формы в зоне контакта больших рас (особенности морфогенеза зубной системы в Приуральско-Поволжском регионе) // Единство и многообразие человеческого рода. Библиотека российского этнографа. 4.2. М., 1997. С. 532-576.

173. Рыкушина Г.В. Современное население Среднего Поволжья и Вятско-Камского междуречья по данным одонтологии // Антропология современных финно-угорских народов. М., 2000. С. 100-137.

174. Рычков П.И. Топография оренбургская, или Полное географическое описание Оренбургской губернии. Спб., 1762. 4.1-2.

175. Сальников К.В. Очерки древней истории Южного Урала. М., 1967. 47 с.

176. Сарап Г.Г. Материалы по одонтологии Эстонии // ВА, 1977, вып. 57. С. 155-165.

177. Сегеда С.П. Одонтологическая и дерматоглифическая характеристика украинцев Поднепровья в связи с вопросами этногенеза. Автореф. дисс. к.и.н. Киев, 1980. 22 с.

178. Сиротин С.В. Новый памятник гунно—сарматского времени в Южном Приуралье // XV Уральское археологическое совещание. Тезисы докладов. Оренбург, 2001. С. 141-142.

179. Сихимбаева К.Б. Антропологический состав населения Западного Казахстана по данным дерматоглифики и одонтологии. Автореф. дисс. к.и.н. М, 1987. 23 с.

180. Сихимбаева К.Б. Таксономическое положение башкир среди некоторых тюркоя-зычных народов СССР по данным одонтологии // Сравнительная антропология башкирского народа. Уфа, 1990. С. 117-122

181. Сихимбаева К.Б. Данные дерматоглифики к проблеме этногенеза казахов // Полевые исследования. Новая серия. Т.1, вып. 2. М., 1993. С. 104-112.

182. Смирнов А.П. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья. М., 1952. 276 с.

183. Смирнов К.Ф. Ранние кочевники Южного Урала // АЭБ. Т. IV. Уфа, 1971. С. 6976.

184. Сомье С. О башкирах // Записки общества любителей естествознания. Т. 13. Екатеринбург, 1891-1892. С. 22-34.

185. Спицына Н.Х. Проблемы исторической генетики. М., 1993. 236 с.

186. Суворова Н.А. История изучения дерматоглифики башкир // Этнография и антропология в Башкортостане. Уфа, 2001а. С 136-142.

187. Суворова Н.А. Дерматоглифика башкир Зауралья // IV Конгресс этнологов и антропологов России. Нальчик. Тезисы докладов. М., 2001. С. 68.

188. Суворова Н.А. Дерматоглифика иргизо-камеликских башкир // Вестник антропологии, 2003а, вып. 10. С. 115-137.

189. Суворова Н.А. К проблеме взаимодействия этносов на северо-западе Башкортостана // V Конгресс этнологов и антропологов России. Омск. Тезисы докладов. М„ 20036. С. 303.

190. Суворова Н.А. Одонтология современных ногайцев // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IV: Антропология ногайцев. М., 2003в. С. 178-188.

191. Суворова Н.А., Долинова Н.А., Юсупов P.M. Дерматоглифика башкир Курганской области // Курганские башкиры: Историко-этнографические очерки. Уфа, 2002. С. 41-48.

192. Сунгатов Ф.А. Турбаслинская культура (по материалам погребальных памятников V-VIII вв.н.э.). Уфа, 1998. 168 с.

193. Сунгатов Ф.А., Гарустович Г.Н., Юсупов P.M. Приуралье в эпоху великого переселения народов (Старо-Муштинский курганно-грунтовый могильник). Уфа, 2004. 172 с.194. Татары. М., 2001.583 с.

194. Тегако Л.И. Материалы по корреляции между одонтологическими и дерматогли-фическими признаками // ВА, 1971, вып. 38. С. 133-136.

195. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М., 2001. 752 с.

196. Трофимова Т.А. Этногенез татар Поволжья в свете данных антропологии // ТИЭ. Новая серия. Т.VII. М., 1949. 263 с.

197. Уйфальви М.К. Башкиры, мещеряки и тептяри // Известия Русского географического общества. Т. 13. Вып. 2. Спб., 1877. 127 с.

198. Флоринский В.М. Башкирия и башкиры // Вестник Европы. Т.6, кн. 12. Спб., 1874. С.721-765.

199. Халдеева Н.И. Об эпохальной динамике редукционных и некоторых расово-диагностических признаков в нескольких этнических группах // Антропология и геногеография. М„ 1974. С. 97-103.

200. Халдеева Н.И. Народы Сибири и Дальнего Востока: Буряты. Хакасы // Этническая одонтология СССР. М., 1979. С. 187-194.

201. Халдеева Н.И. Тенденции интеграции и дифференциации в расовом типе башкир по данным одонтологии // Сравнительная антропология башкирского народа. Уфа, 1990. С. 52-68.

202. Халиков А.Х. Древняя история Среднего Поволжья. М., 1969. 394 с.

203. Халиков А.Х. К вопросу о начале тюркизации населения Поволжья и Приуралья //СЭ, 1972,№ 1.С. 40-53.

204. Халиков А.Х. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа. М., 1977. 262 с.

205. Хить Г.Л. Дерматоглифика населения Финляндии и прилегающих областей СССР // ВА, 1969, вып. 32. С. 163-171.

206. Хить Г.Л. Расовая дифференциация населения СССР: соматологический и дерма-тоглифический аспекты // Расы и народы. Вып.5. М., 1975. С. 70-94.

207. Хить Г.Л. Дерматоглифика народов СССР. М., 1983. 279 с.

208. Хить Г.Л. Расовый состав населения СССР по материалам дерматоглифики // Расы и народы. Вып. 16. М., 1986. С. 31-43.

209. Хить Г.Л. Антропологический состав и генетические связи сибирских татар по данным дерматоглифики // Антропология и историческая этнография Сибири. Омск, 1990а. С. 14-35.

210. Хить Г.Л. Дерматоглифика тюркоязычных народов СССР // Сравнительная антропология башкирского народа. Уфа, 19906. С. 27-52.

211. Хить Г.Л. Дерматоглифика ногайцев // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IV: Антропология ногайцев. М., 2003. С. 188-197.

212. Хить Г.Л., Долинова Н.А. Дерматоглифика туркмен //Туркмены в среднеазиатском междуречье. Ашхабад, 1989. С. 70-118.

213. Хить Г.Л., Долинова Н.А. Расовая дифференциация человечества. М.,1990. 206 с

214. Хить Г.Л., Долинова Н.А. Дерматоглифика татар Евразии // Современная антропология и генетика и проблема рас у человека. М., 1995. С. 174-193.

215. Хить Г.Л., Долинова Н.А. Биологические и исторические корреляции признаков дерматоглифики // Вестник антропологии, 1996, вып. 1. С. 161-186.

216. Хить Г.Л., Долинова Н.А., Козлов А.И., Вершубская Г.Г. Угры Оби и уральская раса: дерматоглифический аспект // Вестник антропологии, 1996, вып.2. С. 111129.

217. Хить Г.Л., Долинова Н.А. Видовые и расовоспецифические особенности полового диморфизма у человека по признакам дерматоглифики // Единство и многообразие человеческого рода. 4.1. М., 1997. С. 98-214.

218. Хить Г.Л., Долинова Н.А. Дерматоглифика и расогенез финно-угров Евразии // Антропология современных финно-угорских народов. М., 2000. С. 27-100.

219. Хить Г.Л., Халдеева Н.И. Внутригрупповые связи элементов дерматоглифики и одонтологии // В А, 1976, вып. 52. С. 101-107.

220. Черных А.В. Этнический состав населения и особенности расселения в южном Прикамье в XVI первой четверти XX вв. // Этнические проблемы регионов России. М., 1998. С. 39-114.

221. Шитова С.Н. Этнокультурные связи башкир по данным материальной культуры и декоративно-прикладного искусства// АЭБ. Т. IV. Уфа, 1971. С. 174-178.

222. Шитова С.Н. Традиционные поселения и жилища башкир. М., 1984. 252 с.

223. Шитова С.Н. Финно-угорский компонент в народной одежде башкир // Исследования по исторической этнографии Башкирии. Уфа, 19846. С. 9-28.

224. Шитова С.Н. Башкирская народная одежда. Уфа, 1995. 239 с.

225. Шитова С.Н. Резьба и роспись по дереву у башкир. Уфа, 2001. 166 с.

226. Юсупов P.M. Новые материалы по краниологии башкир // Всесоюзная сессия по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1970-1979. Уфа, 1980. С. 92-93.

227. Юсупов P.M. Краниологическая характеристика башкир в сопоставлении с финно-угорскими и тюркскими народами // Вопросы этнической истории Южного Урала. Уфа, 1982. С. 101-131.

228. Юсупов P.M. Этноисторические связи башкир по данным краниологии // Этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий. Омск, 1984. С. 56-59.

229. Юсупов P.M. О половом диморфизме и значении женских выборок черепов в антропологии (на примере краниологии башкир) // Источники по истории и культуре Башкирии. Уфа, 1986. С. 51-56.

230. Юсупов P.M. Краниологическое изучение башкир // Антропология и популяци-онная генетика башкир. Уфа, 1987а. С. 77-95.

231. Юсупов P.M. К вопросу о форме и содержании процессов метисации на Южном Урале на рубеже I—II тыс.н.э. // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья. Уфа, 19876. С. 86-94.

232. Юсупов P.M. Краниология башкир. JI.,1989а. 198 с.

233. Юсупов P.M. Материалы по краниологии башкир. Уфа, 19896. 243 с.

234. Юсупов P.M. Историческая антропология Южного Урала и формирование расового типа башкир. Уфа, 1991. 35 с.

235. Юсупов P.M. Антропологический состав башкир и его формирование // Бикбулатов Н.В., Юсупов P.M., Шитова С.Н., Фатыхова Ф.Ф. Башкиры: Этническая история и традиционная культура. Уфа, 2002. С. 21-45.

236. Янгузин Р.З. Хозяйство и социальная структура башкирского общества в XVIII-XIX вв. Уфа, 1998. 238 с.

237. Aas I.H.M., Risnes S. The depth of the lingual fossa in permanent incisors of Norwegians: Method of measurement statistical distribution and sex dimorphism // American Journal of Physical Anthropology. 1979, Vol. 50, № 3. P. 335-341.

238. Cummins H., Midlo Ch. Finger prints, Palms and Soles. Blackstone; New York, 1961.

239. Perzigian A.J. The dentition of the Indian Knoll skeletal population: odontometrics and cusp number // American Journal of Physical Anthropology. 1976, Vol. 44, № 1. P. 113-123.

240. Procudina (Dolinova) N.A. New data on the dermatoglyphics of the Finno-Ugric peoples // Studies in the anthropology of the Finno-Ugrian peoples. Helsinki, 1973. P. 147-165.

241. Scott G.R. Population variation of Carabell's trait // Human Biology. 1980. Vol. 52, № 1. 63-79.

242. Sharma A. Comparative methodology in dermatoglyphics: Pap. presented at the VH-th Intern. Congr. of Anthropol. Ethnol. Sci. in Moscow. Delhi, 1964.