Жанрово-стилевое богатство адыгского романа об историческом прошлом: Поэтика сюжета тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.02, кандидат филологических наук Приймакова, Наталья Александровна

• Приймакова, Наталья Александровна
• кандидат филологических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Приймакова, Наталья Александровна

Введение.

Глава первая. Сюжет как важнейший элемент поэтики адыгского «традиционного» исторического романа.

Глава вторая. Миф и исторический роман в адыгской прозе (поэтика сюжета).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Жанрово-стилевое богатство адыгского романа об историческом прошлом: Поэтика сюжета»

Объясняя смысл и характер истории, Карл Ясперс писал: «Если в истории открывается бытие, то истина всегда присутствует в истории, но никогда в ней не завершается, всегда находится в движении. Там, где истина рассматривается как нечто, чем уже полностью владеют, она утеряна. Чем радикальнее движение, тем глубже открывающиеся пласты истины»1. Важнейшее положение, которое отмечается философом, состоит в том, что познавая историю, человек познает истину бытия, которая видится Ясперсом как постоянное и поступательное движение. Поэтому она никогда не будет окончательно исследована и познана. Тем более, если история, исторические процессы исследуются с определенной, прагматической целью - вывести некоторую формулу современности из прошлого. Смысл и назначение истории распространяются и на духовные явления, поэтому возможным становится осмысление истории в художественном творчестве. Историческое может быть в художественном произведении подлинным, если оно становится воплощением и выражением сущности индивидуума, типа: «.индивидуум еще не становится историческим от того, что он именуется определенным образом в качестве реальности на данном месте пространственно-временных рамок; .историческое всегда единично, неповторимо -это не просто реальный индивидуум, который, напротив, растворяется, поглощается, преобразуется подлинно историческим индивидуумом, и не индивидуум как сосуд общего, его выразитель, а действительность, одухотворяющая это общее. Оно - в себе сущее, связанное с происхождением всего сущего, уверенное в своем самосознании, что оно пребывает в этой почве»2.

Таким образом, философ предлагает изучение истории во взаимосвязи явлений, процессов и индивидуума в их многосложном движении. Вся

1 Ясперс Карл. Смысл и назначение истории. Издание второе. М.: изд-во «Республика», 1994. С. 251.

2 Там же. С. 249-250. кое отклонение от этого методологического принципа «оказывается ловушкой», и результаты многолетнего труда художника, изучающего и показывающего историю, могут быть более чем сомнительными. Есть еще одно объективное положение: наше познание истории всегда неполно, даже летописание не дает совершенную и законченную документацию истории. А далекая история (доистория) вообще не документирована. Поэтому наше знание истории всегда будет неточным, то есть приблизительным - и в исторической науке, и в художественном творчестве. Правда, последнее обладает, в отличие от науки, одним важнейшим качеством - оно познает и изображает историю в живых лицах, картинах, событиях, фактах, что создает впечатление «всамделишности» происходящего. Трудность и сложность исторического художественного творчества в том и состоит, что в нем художник должен быть одновременно и художником, и историком, чтобы его творение было и искусством, и историей. В противном случае оно не станет ни искусством, ни историей.

Таких примеров немало, особенно в жанре исторического романа, авторы которого занимались главным образом исследованием и раскрытием или авантюрных, или занимательно-приключенческих сюжетов. Поэтому понятно, почему многие исторические романы становятся похожими друг на друга - авторы дают приоритет «интересным» фактам и явлениям. В таком случае художник оказывается в сетях примитивных читательских интересов и вместо анализа исторических закономерностей мы получаем любовно выписанные сцены «страстей» Екатерины Второй или сексуального вампира Распутина («Фаворит», «Преступивший грань» В.Пикуль). Исторический роман советского периода, правда, редко допускал такого рода «сексуальные баталии» в тексте, но постсоветский его собрат оказался в основном построенным именно на них1. У начала явления все-таки стоял

1 См.: Мясников Виктор. Историческая беллетристика: спрос и предложение // Новый мир. 2002. № 4. С. 147.

В.Пикуль. Как пишет критик, «.Пикулю. не удалось стать настоящим «русским Дюма». Он не сумел создать культового героя вроде Д'Артаньяна или графа Монте-Кристо. Его «маленькие люди» не рисковали связываться с крупными историческими личностями и влиять на события государственного масштаба. Он не пожелал полностью порвать с традицией. Манипулируя историческими событиями, Пикуль все же придерживался определенных рамок. Тем не менее его можно считать основоположником русской фолъкхистории, массовой исторической беллетристики, рассчитанной на читателя, ищущего развлечения»1. В этом преуспел современный исторический роман. Конечно, не все. Есть среди них и произведения глубокие, серьезные. Имеем в виду роман Д.Гранина «Вечера с Петром Великим»2. Это, безусловно, - новое слово в отечественной исторической романистике, которая имеет богатый опыт. Сперва об этом «опыте». Советский исторический роман в основном был романом социальным, политическим, построенным по известной схеме: кем было данное историческое лицо и кем оно стало в процессе развития, оцениваемом под углом зрения новых революционных идей. Если это лицо противоречило данной идеологической схеме, любые попытки историка-романиста объективно изобразить эпоху и место известной личности в ней были бы осуждены как проявление антисоветской сущности автора, как его инакомыслие, как «мыслепреступление».

Такое происходило не раз и не два. Прочитаем выдержку из давнишней книги об историческом романе: «Переоценка исторического прошлого как раз и составляет одну из существеннейших особенностей советского исторического романа. В этом смысле он вместе с марксистской исторической наукой делает одно дело» . Известно, что советская марксистская идеология

1 Мясников Виктор. Историческая беллетристика: спрос и предложение // Новый мир. 2002. №4. С. 151.

2 Гранин Д. Вечера с Петром Великим. СПб, 2000.

3 Серебрянский М. Советский исторический роман. М., 1936. С. 42. в интерпретации истории выступала против методологии всех ранее существовавших историй как необъективных и потому ненаучных, в том числе и методологии М.Покровского. Идеологическая служба ЦК выступила против него, и, как отмечает Е.Добренко, «обвинения. сводились к тому, что Покровский вместо истории дает голые, отвлеченные, абстрактные схемы, что вся его история - лишь «схематическая социология», что нужно создать «конкретную марксистскую историю», которая излагала бы историю в живой занимательной форме с характеристикой исторических деятелей. Словом, требовалось вернуть историю к ее литературным - нарративным - истокам»1. За внешне безобидными и вроде бы справедливыми и объективными методологическими установками («история в живой занимательной форме») скрывалось нечто такое, что требовало определенных идеологических правил, обязательных как для историка-ученого, так и для историка-художника. Этой болезнью болели все исторические романы - одни в меньшей степени, другие - в большей: в меньшей - произведения Ю.Тынянова, О.Форш, некоторых других, в большей - основная масса исторической прозы довоенной и послевоенной, вплоть до сегодняшних дней.

Конечно, нынешнюю историческую беллетристику (см. указанную статью В.Мясникова) нельзя ни в коем разе ставить на одну точку с общесоветской, но методологически и типологически в них есть много общего -советская подчинялась марксистской (в большевистском варианте) методологии, как нынешняя не соотносится ни с какой методологией, разве что с методологией духовного анархизма, который сродни с эротическим вандализмом, эстетикой интеллектуального разврата и насилия. Ничего подобного не могло быть в советском историческом романе, ибо «с интересом и теплом встречает наш советский читатель подлинно

1 Добренко Евгений. Соцреализм в поисках «исторического прошлого» // Вопросы литературы. 1997. Январь-февраль. С. 29. художественные и исторически-правдивые произведения искусства и литературы»1, - как писалось об этом в критике. Таковыми считались произведения о русских царях и великих полководцах, особенно в области кинематографии: «Практически весь набор персонажей биографических фильмов был дан Сталиным лично. Это относится прежде всего к фильмам историко-биографическим. Картины об Александре Невском, Суворове, Кутузове, Ушакове, Нахимове были заказаны лично им». Как догадывается читатель, все это делалось Сталиным для укрепления его личной власти, для того чтобы в будущем его место в российской истории было обозначено как следует. То есть вся история российской империи представлялась новому «государю» как последовательное ее шествие к теперешнему состоянию России и к утверждению его личности как главы этого государства. При этом естественно, что лица, обозначившие себя в российской истории как бунтовщики - революционеры типа Разина или Пугачева — не могли претендовать на место, равное положению, занимаемому царями и императорами в национальной истории. Вообще, лучше было бы о них не говорить, а если говорить, то в контексте ошибок и просчетов русского освободительного движения. Очевидно, что Сталину уже не были нужны ни бунтовщики, ни революционеры, а послушный, покорный народец долготерпеливый. Исторический процесс развития России объективно привел ее к социалистическому образу жизни, а ее новым государем стал - тоже объективно - Сталин. Главное - есть схема движения России к новому - к лучшему образу жизни и мышления из тех, каких доныне знала история. Евг.Добренко отмечает: «Характерны. три переработки А.Толстым пьесы «На дыбе». Вначале концепция пьесы была резко «антипетровская». Затем вводятся и все более усиливаются мотивы взаимопонимания Петра и наро

1 Знамя. 1937. № 10. С. 249. Цитирую по указанной статье Евг.Добренко // Вопросы литературы. 1997. Январь-февраль. С. 34. да, и, наконец, в последней редакции А.Толстой вводит в пьесу три поколения крестьянской семьи Поспеловых, каждый из которых проходит путь приближения к царю, превращаясь в офицеров петровской гвардии, а в финале даже появляется столетний «в коммунизм идущий дед» Поспелов (прямо как в панорамных романах А.Иванова или Г.Маркова) и делится с царем своими воспоминаниями о Смутном Времени, Минине и Пожарском, которых он «не видел, а помнит», прославляя Петра за «спасение Отечества»1. Все должно было соответствовать этой схеме - поступательному движению масс к царю, признанию его заслуг перед отечеством. Это и есть смысл переписывания истории по-сталински. «Хождение исторического романа по мукам» было ничем иным, как раскрытием времени и лиц истории по спирали, в центре которого находилась фигура «вождя народов». «По сути все исторические романы 1930-1950-х годов, посвященные «крестьянским войнам». в той или иной степени содержали ту же коллизию: борьба восставших с властью была борьбой с местными (?!) «притеснителями», так что часто кается, что царь сам бы мог присоединиться к восставшим и лишь непонятное недоразумение заставляет сражаться друг с другом этих во всех отношениях достойных людей. «Царствующие особы» почти везде выглядят мягкими, либеральными гуманистами-демократами»2.

Есть необходимость разговора о том, почему происходило такое. Но сначала об исторической науке. Она не была объективной и быть таковой не могла, потому что подчинялась определенной схеме - доктрине: история прошлого должна объяснять историю сегодняшнего. То есть все прошедшие эпохи и события (в том числе и исторические лица) изучались под углом зрения того, насколько верно и полно они объясняют происходящие

1 Добренко Евг. Соцреализм в поисках «исторического прошлого» // Вопросы литературы. 1997. Январь-февраль. С. 38.

2 Там же. С. 39-40. ныне процессы, или способны это сделать. Советская историческая наука изучала одну линию в истории - как зародилась в ней идея борьбы классов, идея освободительная, идея, так сказать, народная, что в конечном итоге превращалась в концепцию народности науки, а затем и в концепцию партийности истории. Если историческая наука стала бы изучать все факты, события, все перипетии прошедших эпох, скажем, времен правления Ивана Грозного, или Петра Великого, то многое бы вышло наружу из того, что большевистскому руководству было неугодно. Думая о прошлом, оно думало только о себе, о возможном своем месте в истории. Так складывалась концепция в новой исторической науке. Великие мужи России были великими только потому, что свою энергию и силы отдавали народу. Таковы и нынешние, в первую очередь Сталин. Не случайно же, долгие годы только узкому кругу специалистов и партийно-государственным боссам высшего ранга были доступны «Истории.» Карамзина, Ключевского или Соловьева. Объективный взгляд на прошлое, безусловно, потребовал бы такого же объективного, правдиво-принципиального подхода к тому, что происходило сегодня. А то, что творилось сегодня, при большевиках, по своей жестокости и антинародности, невозможно было бы сравнить с событиями при правлении самых изуверски жестоких царей или королей.

Каким мог быть исторический роман, если такой была историческая наука. «Советский исторический роман, фильм, пьеса, картина есть история без прошлого, - читаем в одном сочинении - Здесь, впрочем, никаких открытий соцреализм в историческом жанре не сделал. Важнее другое: государственная монополия на историю и прошлое определила статус советского исторического жанра, в частности, романа как романа во всех смыслах государственного»1. Однако это обстоятельство не могло бы стать

1 Добренко Евг. Соцреализм в поисках «исторического прошлого» // Вопросы литературы. 1997. Январь-февраль. С. 52. предметом изучения или анализа в течение всех десятилетий советского режима, оно и сейчас не заняло прочной позиции в науке, не стало методологическим ее оружием. Наоборот, пишутся и издаются новые исторические романы, похожие друг на друга всеми своими качествами и ориентирами на раскрытие нечто занимательного, исторически каверзного и авантюрного в поведении исторического лица. А история исторического романа советского периода выработала «свой взгляд» на прошлое и пропагандирует его как главное достижение науки об исторической романистике: имея в виду исторический роман, авторы «Истории русского советского романа» пишут: «.можно сказать, пожалуй, что ни в одной другой разновидности романа в целом не произошло более крупных структурно-тематических изменений по сравнению с прошлым, чем здесь»1.

Можно привести еще десяток, два десятка и более цитат, утверждающих мысль о значительном приоритете советского исторического романа над всеми другими разновидностями произведений этого жанра, но от этого актуальность его в науке не потеряет своих позиций. В самом деле посмотрим, что пишут авторы книг об историческом романе. Следующие слова звучат как методологическая установка: «Художественное отображение исторического прошлого являлось одной из важнейших форм познания культурного творчества трудящихся масс, их борьбы против гнета эксплуататорского общества, одной из форм социалистического патриотизма»2. Как видите, художественно-эстетическая идея напрямую увязывается с проблемами чисто политическими, пропагандистскими, в данном контексте государственными, как пишет Евг.Добренко. Об этой содержательной сущности исторической прозы говорит С.Петров и в следующей книге, анализирующей процессы в современной (60-70-е годы) прозе: «.в

1 История русского советского романа. Кн. 1. М.-Л, 1965. С. 338.

2 Петров С. Советский исторический роман. М., 1958. С. 10-11. исторической прозе органично утвердился принцип связи с современностью. Философская, политическая, нравственная проблематика, порождаемая насущной потребностью наших дней, определяет лицо произведений подчас не меньше, чем собственно историческая тема»1. Получается, что вся эта проза необходима для утверждения главных идеологических позиций большевиков в их общественных деяниях. Но здесь был и частный интерес вождей. Критик отмечает: «Особо характерный признак исторического романа последних лет - возвышение на новую ступень историко-революционной темы»2, что выразилось конкретно в показе жизни и судьбы «пламенных революционеров», серия книг, посвященных известным революционным вождям, серия., насчитывающая уже не первый десяток произведений3. Упорно и последовательно проводится мысль о том, что историческая проза, в том числе и романы о «пламенных революционерах», вызваны по настоятельному требованию трудящихся масс: «Очевидна потребность углубленного художественного освоения революционной действительности», в чем «выразились обновляющие тенденции современной исторической прозы и в то же время связь с традицией»4.

Большая» проза писала о «больших революционерах» (К.Маркс, Ф.Энгельс, В.Ленин и т.д.), малая же писала о своих - не таких великих, как эти, - но тоже значительных в судьбе народа (небольшого, т.е. малочисленного). Принцип же был один, идеологический постулат был единственный - партия большевиков вывела народ «к свободе, к свету» (М.Горький), и в этом процессе большевик «X» сыграл значительную роль в торжестве и победе дела «У». И стало появляться много книг о «замечательных» биографиях - и в центре, и на местах, среди которых, безуслов

1 Петров С. Русский и советский исторический роман. М., 1980. С. 344.

2 Там же. С. 345.

3 Там же. С. 343.

4 Там же. С. 345. но, были произведения высочайшего художественного уровня (напр., романы Ю.Тынянова, конечно, не только они). В них традиции европейского исторического романа были очень сильны («.были переведены тогда на русский язык - например, романы «Шопен» Ги де Пурталеса, «Необычайная жизнь Оноре де Бальзака» Рене Бенжамена и другие»1), которые вкупе с огромным художественным миром Ю.Тынянова, способствовали утверждению значительных достижений в новом русском романе». Отметив мысль о серьезных достижениях западного романа об истории и исторических лицах, ученый не стал сколько-нибудь конкретно анализировать «процесс их влияния» на наш, или их собственные философские и художественные признаки.

Это обстоятельство имеет немаловажное значение - широкое приобщение к опыту западной исторической беллетристики невыгодно было новым идеологическим теориям «власть имущих». Собственный исторический роман развивался на почве национальной, партийной философии. Поэтому и не очень понадобился им «опыт Ю.Тынянова и других», что они ставили проблему исторического романа (прозы) широко, основательно, как проблему анализа и обобщения философских и эстетических закономерностей исследуемых эпох. Революционный исторический роман, естественно, находящийся под строжайшим оком идеологической цензуры, выработал другую поэтику, стиль, язык, соответствующие выбранной проблематике и средствам ее раскрытия. Тем не менее он имеет определенные успехи и достижения. Главные из них связывают с именем А.Н.Толстого, автора многих «петровских» произведений, романа «Петр Первый» и трилогии «Хождение по мукам»: во всяком случае он считается классиком советского исторического романа. А если иметь в виду, что именно А.Н.Толстой был ориентиром для молодых исторических романистов и

1 Петров С. Советский исторический роман. М., 1958. С. 272. примером для подражания у писателей младописьменных литератур, пишущих о прошлом, особенно о революционном прошлом, влияние на них «Хождения по мукам» трудно переоценить.

А.Н.Толстой дал модель нового социального романа эпохи революционных брожений: застоявшаяся жизнь в результате новых общественных идей начинает «бродить», вчерашние «курсистки» или дамы из богемных кругов начинают думать о другом (об обществе, процессах, в нем происходящих, о долге, чести и т.д.), герои «начинают» свое движение к новым понятиям почти с нуля, проходят через ад социальных мук и потрясений, но в результате выходят к новым социальным берегам, обретают прочную идеологию будущего, служат ему, работают на завтрашний день. Даже самый сложный из них полковник царской армии Вадим Ро-щин, восклицавший трагическим голосом, что Россия погибла, что России больше нет, постепенно приходит к сознанию новой «счастливой России». Речь не о том, что герой выразил сожаление о погибели его отечества, а о том, что ощущения катастрофы, связанной с чувствами к родине, становятся важнейшими путями выхода к новым духовно-нравственным соображениям и основой нравственной силы личности. Насколько справедлив А.Толстой в утверждении мысли о полном и окончательном перерождении героя (в самом деле Рощин прошел множество испытаний), судить не будем. Нас интересует модель: человек защищал данные идеи и убеждения, жил в них и ради них, но стал преданным и борцом за другие. Подчиненность этой схеме приводила писателей, а особенно молодых (приводит и сейчас) к выхолащиванию самого исторического, национального колорита, к упрощению и осовремениванию сегодняшних проблем, корнями связанных с прошлым.

Но имеются и другие примеры - «Белая гвардия» («Бег») Михаила Булгакова, показавшего глубокую и многостороннюю трагедию русской белой гвардии», оказавшейся на развалинах национальной истории и потерявших себя в цивилизованной Европе. Здесь правда другая. Тем не менее глубиной характеров и драматизмом переживаний убеждает А.Толстой в серьезности и объективности происходящего. Речь идет о сюжетной схеме и принципах создания характеров, ставших в руках молодых романистов чуть ли не роковыми.

Естественно, что история нужна для тех, которые живут и думают о завтрашнем. Об этом говорится давно: «историческое содержание является нашим лишь в том случае, если оно принадлежит тому народу, к которому мы сами принадлежим, или, если мы вообще можем рассматривать настоящее как следствие тех событий, в цепи которых изображаемые характеры или деяния составляют существенное звено»1. Из этой важнейшей мысли для нас особый интерес представляет та часть ее, которая касается связи прошлого с настоящим.

Следует иметь в виду одно обстоятельство: ни «Хождение по мукам», ни романы (или пьесы) М.Булгакова, многих других, писавших о революции и гражданской войне, были не историческими, а самыми что ни на есть современными. Они стали историческими в нашей памяти, когда прошло довольно долгое время, и молодой национальный роман (не только он) обратился к проблематике революционной эпохи. И толстовская модель динамики идей революции и эволюции человеческой психологии оказалась самой выигрышной, но далеко не безупречной. Именно эту эволюцию характеров и убеждений подчеркивают все те, кто пишет о революционном романе вообще, особенно о молодом национальном романе, осмысливающем данное явление. Эволюцию, о которой мы говорим, называют по-разному: то пробуждением масс, то стремлением личности к свободе, то осознанием важнейших идей эпохи, но суть одна: таким был

1 Гегель. Лекции по эстетике. Соч. Т. XII. Книга первая. М., 1938. С. 279. человек в прошлом, таким он стал в результате его приобщения к идеям революции. Несколько из них, при этом из одного сочинения: «А.Кешоков сосредоточен на идее пробуждения народных масс, идея эта характерна вообще для северокавказского историко-революционного романа, и не только для него одного - для советского историко-революционного романа в целом»1. В романе И.Табулова «Азамат» «показан путь народа от стихийного, бунтарского протеста до политической борьбы, и эволюция заглавного героя Азамата от абрека до борца за интересы народа психологически убедительна»2. Еще одна цитата: «Роман ингушского писателя И.Базоркина «Из тьмы веков» (1967) . «о том, как выходил народ из тьмы»3.

И как предварительный вывод из сказанного, служит общее высказывание А.Пауткина: «.Перед советскими писателями вставали иные задачи», которые требовали переоценки прошлого утверждением нового метода, решением сложных вопросов, как: «Многие узловые моменты, важные стороны истории нашей родины в дооктябрьской литературе не были освещены полно и правдиво. С победой Октябрьской социалистической революции и утверждением новых форм идеологии в нашей стране история во всей полноте раскрыла сокровища и тайны. Перед советскими романистами открылась доныне небывалая возможность правдивого художественного изображения прошлого в интересах народа с передовых научных позиций материалистического познания истории»4. Подобная методология оказалась как нельзя выгодной для историко-революционного романа.

Кроме упомянутого выше романа М.Булгакова, разумеется, были и другие романы о революции и гражданской войне, например, «Тихий Дон»

1 Мусукаева А.Х. Северокавказский роман. Художественная и этнокультурная психология. Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1993. С. 26.

2 Там же. С. 30.

3 Там же.

4 Пауткин А. Советский исторический роман. М., 1970. С. 6.

М.Шолохова, или «Чевенгур» А.Платонова, которые не возымели столь прямого воздействия на национальный роман о революции и о прошлом вообще. А.Платонов - явление особенное. Но Шолохов, своим романом «Поднятая целина» породивший целую библиотеку русских и национальных романов о «великом переломе» в сельском хозяйстве, почти не был осмыслен как революционный романист молодыми писателями из окраин. Правда, шолоховский роман был «посложнее и идеями потяжелее» толстовского «Хождения.», но дело не в том, а в том, что (они — оба большие художники) в «Хождении.» четко просматривается путь становления идей и характеров, в «Тихом Доне» отсутствует подобная эволюция. Ведь важнейшие дискуссии вокруг «Тихого Дона» возникали из-за того, что главный герой Григорий Мелехов «не нашел своего пути» к новым берегам, то есть не стал революционером-большевиком. «У него своя судьба», - отвечал М.Шолохов критикам, которые тянули Мелехова то к белым, то к красным из-за того, что он, действительно, оказывался волей судьбы то с одними, то с другими, нарушая привычную схему «движения к идеям революционным». А свое Мелехова заключалось в том, что он любил родную землю, любил трудиться на ней, хотел быть свободным, быть рядом с любимой женщиной и радоваться жизни. Всего этого не случилось, главная причина этому - разразившаяся классовая борьба, по любой стороне которой лилась кровь и часто кровь брата от рук брата или отца. В этой «идеологической суматохе» Мелехов не нашел своего пути, который должен был вести его к большевикам, что и стало, по мнению той же критики, главной причиной и содержанием его трагедии.

Идея «классовой борьбы» разделила общество на враждующие группы, и места гуманизму, общечеловеческим принципам братства и сотрудничества не осталось на полке истории. Так история сама превратилась в жупел, расстреливающий само понятие объективности и научности. В этих условиях зародился историко-революционный роман в больших (русской, украинской, белорусской, грузинской, казахской и т.д.) литературах, чуть позднее - в младописьменных литературах, в том числе в адыгских и на Северном Кавказе.

Развитие историко-революционного романа в младописьменных литературах никак не могло происходить вне идей эволюции «борьбы за социальную» свободу, как в редких случаях в больших литературах, что и делало его поэтику, систему образов однообразной. Да искать «иного, чем принято», решения вопросов классовых битв нельзя было. Тем более по прошествии многих десятилетий, уже в наше время «стабильность», «незыблемость» поэтики историко-революционного романа подтверждали его классики, такие, как Г.Марков, А.Иванов и др. Вариантов их романов в национальных литературах было великое множество. Хотим быть правильно понятым: мы вовсе не пытаемся ставить крест на всей революционно-исторической литературе, хотя бы потому, что в ней достаточно полно проявился (во многих произведениях) национальный характер, этикет, интеллект, быт, культура (духовная, материальная). Речь идет об объективном проявлении идеологических постулатов эпохи в поэтике, духовном и общественном содержании, языке и стиле историко-революционного романа. И вины большой писателей в этом нет. Хотя имеются примеры другого подхода (Б.Пастернак, Евг. Замятин и др.).

Схема была проста: в России возникли рабоче-марксистские (затем большевистские) кружки, идея классовой борьбы «овладевала» массами; в этих кружках оказывались и представители «малых» народов, в основном состоящих из крестьян и их хозяев; они возвращались с идеями революционной борьбы к своим народам и возглавляли их; был и другой вариант (он более распространен) - русский рабочий-большевик оказывался в ауле в качестве сапожника-шорника или другого и понемногу приобщал народ к революционной борьбе. Редко кто из писателей выходил за орбиту данной схемы, но особенно талантливые, используя ее, раскрывали духовные, нравственные искания своего народа, его психологию, быт, костюм, чтобы хотя бы на этом уровне обозначить национальное своеобразие своего народа (их немало, поэтому нет надобности называть имена). Таим образом, кто бы ни писал об историко-революционной эпохе, окончательно выйти из-под дамоклова меча этой схемы не мог.

Время и новые подходы к истории и к самой революции подтвердили объективность и методологическую верность этих выводов. Процитировав слова В.Ленина о том, что Октябрьская революция, «залитая кровью», «есть особенно тяжелый случай родов»1, Ю.Андреев комментирует их следующим образом: «Но подобно тому, как любовь и деторождение не сводятся к мучительному акту родов, так естественное состояние народа не есть одичание и проявление жестокости - вот что следует совершенно очевидно из всех работ Ленина периода гражданской войны. Во главу угла в период революции он ставит совершенно иные качества народа: неодолимое стремление к свободе и самостоятельности, неприятие эксплуатации, пробуждение и рост политической сознательности»2. При этом стало забываться с какой жестокостью, революционной бескомпромиссностью утверждалась идеология большевиков, в которой было больше энергетики социального мщения, нежели объективной необходимости, учета вековечных принципов гуманизма. Продолжает ученый мысль, конкретизируя ее: «Именно эти качества, опирающиеся на государственную организацию Советов, на диктатуру пролетариата, поддержанного беднейшим крестьянством, определяют развитие общественной жизни прежде всего, а не разбушевавшаяся стихия - явление временное»3. Об этой разбушевавшейся

1 Ленин В. ПСС. Т. 36. С. 476. 2

Андреев Ю. Революция и литература. М., 1975. С. 68.

3 Там же. стихии написаны «горы книг», среди которых «Несвоевременные мысли» М.Горького, «Окаянные дни» И.Бунина, многих других.

Методологическая схема и здесь просматривается четко: не главное, что кровью, страданиями миллионов совершается революция, а «стремлением к свободе и самостоятельности». Круг замкнулся, схема четко проявила свои линии отсчета и развития идеи.

Исторический роман отличался от историко-революционного только одним - наличием исторического лица, действующего в исторически реальных событиях. Если это роман о революционере, то атрибуты и идеология историко-революционного романа сохраняются полностью, а если же о деятеле национальной истории, то вокруг известного лидера собирается народ, и формируются его освободительные идеи и др.

Революцию как сложнейший сгусток идей и поступков героев рисует, например, В.Вересаев в романе «В тупике», раскатывание которого породило великие людские трагедии и драмы. Об этом пишет критик Полонский Вяч. Андреев Ю. в споре с ним отмечает, что «критик тщательно подчеркивает чувства и сомнения колеблющейся интеллигенции, убрав из поля своего зрения почти все, что им противостоит». Далее автор приводит слова большевика Леонида, который говорит, оправдывая «кровь и жестокость»: «.это же взрыв был, - взрыв огромных подземных сил, где вся грязь полетела вверх, пепел перегорелый, вонь, смрад», - признается он, не менее убежденный в справедливости и естественности «грязи», тем более оправдывающий ее следующими словами: «Но и огонь очищающий. И нужно было, чтоб огонь ударил в небо и чтоб лава полилась по миру»1. Пусть огонь, пусть лава, сметающая все и вся на своем пути, лишь бы торжествовала идея. А кому она будет служить, если лава уничтожит все или почти все, для кого она предназначена. Тем, разумеется, кто всколыхнул, сдвинул с места эту лаву.

1 Вересаев В.В. В тупике. М., 1925. С. 149. Цитирую по книге Ю.Андреева. С. 69.

Роман В.Вересаева явно не ложился в прокрустово ложе схемы историко-революционного романа и не мог служить примером для национально-младописьменного варианта данного жанра. Мы обратились к нему с той целью, что суждения Ю.Андреева об этом произведении подтверждают «жизнестойкость» и «основательность» обозначенной схемы.

Об этом, как и о других проблемах литературы в ее связях с общественной жизнью, сказать было тогда невозможно даже и «для большого литературоведения», а для национального, младописьменного - тем паче. Возможности «идеологической схемы» были филигранно использованы адыгскими писателями. Об этом говорят романы кабардинцев А.Шортанова «Горцы», А.Кешокова «Вершины не спят», Х.Теунова «Род Шогемуковых», адыгейцев Д.Костанова «Мое Шовгенов», И.Машбаша «Тропы из ночи», «Раскаты далекого грома», «Жернова», «Хан-Гирей», «Редед» и другие, А.Евтыха «Воз белого камня», «Баржа», «Бычья кровь», примеров много, и каждый четко ложится в обозначенную схему.

Национальное литературоведение и адыгское в том числе почти не отмечало мысли об «объективности» данной схемы, но большинство из своих исследований строило по ее методологии и опыту - он был апробирован, принят на всех уровнях и не требовал лишних усилий. Но так было во всех научных школах и направлениях - общероссийских и национальных. Поэтому рассматривать проблемы поэтики (своеобразие сюжета, идеология его, язык стиль, авторское отношение к изображаемому) считалось проявлением, по крайней мере, эстетики формализма и субъективизма.

Исследований о северокавказском романе (и адыгском в том числе) довольно много (см. библиографию к диссертации). Он был в центре внимания ученых все время по причине, что первая: роман стал той главной жанровой формой, где яснее проявлялись успехи национальной литературы; вторая: роман концентрировал в себе важнейшие духовные ценности народа; третья: роман был тем жанром, который показывал зрелость писателя и т.д.

Мы опираемся на исследования Х.Хаписрокова, Л.Бекизовой, К.Шаззо, З.Налоева, Каз. Султанова, Ю.Тхагазитова, У.Панеша, М.Кунижева, А.Мусукаевой, труды которых будут затрагиваться по мере раскрытия поставленной нами темы. Предварительно следует отметить, что в этих исследованиях решены многие вопросы, связанные с возникновением и становлением жанра, ролью фольклорных традиций в этом процессе, с современной модификацией жанра в национальных литературах, его национальным своеобразием и т.д. Проблемы же структурно-поэтических характеристик ставились в контексте общих проблем жанра. Когда формулировали цели и задачи нашего исследования, мы исходили из этих обстоятельств. С отсутствием конкретных работ о поэтической структуре исторического романа адыгов и связана научная и теоретическая актуальность нашего исследования.

В связи с этим и в контексте общих проблем исторического романа мы считаем важнейшими следующие положения нашего труда, которые и выносятся на защиту:

- обоснование мысли о новой общественной и эстетической ситуации, значительно изменившей подходы к традиционным вопросам развития общероссийского исторического романа, в том числе и адыгского; смена исторических ориентиров, расширение исследовательского спектра жанра, активное и свободное мышление ученых-историков, которое помогло им сформулировать проблемы исторической науки и определить объективные методы анализа прошлого народа; в этом ключе необходимо осознание своевременности пересмотра и переоценки достижений «советского исторического романа» в целом и национального (адыгского) - в особенности; это вызвано тем, что более чем каждый второй роман в адыгской прозе - о революции, гражданской войне, о далеком и недавнем прошлом; что историческая тема после «гласности» и «перестройки» стала еще более актуальной и анализ жанрообразования, сюжетостроения исторического романа становится еще более необходимым;

- исследование традиций русского (советского) исторического романа и его влияние на национальный; молодые литературы испытали существенное воздействие русского литературного процесса, особенно в период их становления, а они рождались как литературы в основном о революционной нови; поэтому неоценимым оказался опыт русской исторической прозы 2030-х годов и более всего опыт романов А.Толстого, Д.Фурманова, А.Фадеева, Ю.Либединского и других: он имел конкретное проявление - в выборе темы и героя, в построении структурно-композиционной модели романа, в создании сюжета и расстановке характеров;

- изучение конкретных принципов формирования жанра и жанрооб-разующих факторов, способствующих раскрытию национальной истории, этики, морали, нравственности и духовности;

- исследование роли события в структурной организации исторического романа, «превращение» его в художественно осмысленное событие, при этом не противоречащее содержанию и объему исторической информации; соотношение события (факта) с идеей и замыслом автора; осмысление разнохарактерных событий (реальных и вымышленных) и их роли в динамике сюжета повествования;

- раскрытие логики формирования системы идей и их взаимодействия, системы характеров, психологических и национальных типов, обоснование уровня и объема участия исторической личности в общественном движении, в событийных процессах;

- обозначение и анализ характера конфликтов, внутренних закономерностей их движения, роли в системе событий и персонажей и на основе этого исследование их отношения к главным методологическим идеям произведения;

- изучение вопросов появления разновидностей жанра адыгского романа о прошлом; на наш взгляд, их несколько - исторический роман о прошлом, в котором героями становятся вымышленные люди и события, и исторический роман о реальных событиях и лицах истории; первая группа романов в адыгейской прозе охватывает произведения Х.Теунова «Род Шогемуковых», «Вершины не спят» А.Кешокова, «Тропы из ночи» И.Машбаша, др.; вторая - «Горцы» А.Шортанова, «Вид с белой горы» А.Кешокова, повести Т.Керашева 50-60-х годов, его роман «Одинокий всадник», И.Машбаша «Раскаты далекого грома», «Жернова», «Хан-Гирей», «Гошевнай», «Редед», «Два пленника», Д.Костанова «Мое Шовге-нов», А.Евтыха «Глоток родниковой воды», «Баржа», «Бычья кровь»; за последние десятилетия появился еще один тип исторического повествования - роман-притча, роман размышление М.Эльберда «Страшен путь на Ошхомахо», Ю.Чуяко «Сказание о Железном Волке», Т.Адыгова «Щит Тибарда», Н.Куека «Черная гора», «Вино мертвых» и т.д., в которых события и исторические лица являются как бы фоном, на котором строится сложный философско-поэтический сюжет, а фактическим объектом исследования становится драматическая идея о прошлом адыгов, которое осмысливается в контексте мировой истории, ее духовного движения;

- осмысление характера эволюции языка и стиля исторического романа всех разновидностей, влияния на них особенностей культурно-исторической жизни общества определенной эпохи с целью выявления закономерностей развития жанрово-стилевого и поэтико-структурного содержания изучаемого объекта.

Раскрытие этих положений и определенных сторон художественного произведения, в данном случае исторического романа, не означает того, что на самом деле эти стороны как самостоятельные части являются его составляющими. Произведение не может быть оценено вне идеи его всестороннего единства, всеохватывающей художественной цельности. «Поэтому вполне объяснимо передвижение интереса к самому произведению как своеобразному переплетению не только эстетических проблем, но и проблем поэтики. Внутреннее единство, относительно самостоятельное бытие художественного произведения, его «живородность», по выражению Ап.Григорьева, то есть специфическая органичность, организованная целостность, определили интерес к самым существенным чертам замкнутой художественной системы, каковой и является каждое литературное произведение»1. Это методологически верное суждение тем не менее нуждается в уточнении: идея о единстве художественного произведения вовсе не означает, что оно должно изучаться вне контекста ему подобных или в отрыве от той общественно-исторической ситуации, порождение которой в конечном итоге является и само произведение. При этом, надо полагать, что появление того или иного произведения или множества типологически сходных произведений, образующих систему, не зависит от объема и временной протяженности этой ситуации, но от ее общественной значимости, философской насыщенности и от динамики ее протекания.

Мы немного поразмышляли выше о причинах появления того или иного типа исторического романа, исторической прозы. Возвращаясь к этому вопросу, хотелось бы отметить, что это был не такой простой и самоочевидный процесс, как кажется многим, особенно тем, которые продолжают рьяно защищать методологию материалистического историзма мышления. И художественно-эстетического - тоже. И сейчас новая обще

1 Поляков М. Вопросы поэтики и художественной семантики. М., 1978. С. 13. ственно-идеологическая ситуация для появления иных типов исторических произведений, при этом самых разных и типологически противостоящих друг другу - имею в виду роман занимательный, необъективно-авантюрный, со множеством фривольных сцен и придуманных обстоятельств, и роман исследовательский, аналитический, с раскрытием новых сторон жизни личности и эпохи, как в романе Даниила Гранина «Вечера с Петром Великим». «Главное, - пишет автор произведения, - найти свою точку зрения, такой подход, чтобы писалось свободно. Я не имел права смотреть на своего героя снизу вверх. Но и писать, глядя сверху вниз, тоже не мог. Среди разных граней - военной, дипломатической, государственной - я нашел свое, отдельное, и, как мне кажется, то, что составляло главное качество петровской личности: он - ученый, естествоиспытатель, инженер, знаток корабельного, строительного, токарного и множества других дел, человек технической сметки и хватки. Это по-новому определяло многие поступки Петра, мотивы его поведения»1.

Нам представляется, что Д.Гранин точно определил сущностные качества подлинно исторического романа - найти важнейшие характеристики известной личности, исследовать их, показать объективную взаимосвязь личности и эпохи. Петр Великий был большим, настоящим ученым, пожалуй, это и есть главное качество его личности. По мысли многих, Петр был сперва великим государственным чиновником, а науки и всякие ремесла были его увлечением. Д.Гранин показал мыслителя, аналитика, философа и строителя, отдавшего весь свой гений ученого возрождению Отечества. Далее Д.Гранин теоретически весьма важно размышляет о самом историческом романе: «Когда пишешь роман, тем более об исторически доподлинном деятеле, не избежать личностного к нему отношения. Увлечен

1 Даниил Гранин. Чему учит история. Беседу вел Валентин Оскоцкий // Вопросы литературы. 2001. Май-июнь. ность героем писателю во благо. Это не неизбежно - это просто хорошо. И не препятствует, а помогает докопаться до противоречий характера, поступка, действий. Каждый человек - тайна. Если нет в герое романа тайны, значит, писатель еще не дошел до человека, о котором пишет. Когда заранее знаешь его мысли, слова и дела, понимаешь, почему он вел себя так, а не иначе, - появляется заданность, которая убивает интерес и авторский, и читательский. Противоречивость, непонятность личности, - одно из проявлений тайны, которую и предстоит выявить писателю»1.

Узнавание тайны - не как самоцель в авантюрно-занимательном сюжете произведения, а той тайны характера, личности, которая продиктовы-вает ее поведение, поступок человека. Тайны, допустим, такой, как убийство некоего неизвестно кем и т.д. Такими тайнами перенасыщены многие исторические романы о прошлом и настоящем.

В какой мере обновился или обновляется младописьменный, в том числе и адыгский, исторический роман? И обновляется ли? Позитивные изменения и в современном историческом романе в национальных литературах имеются, может быть, не в том объеме, в каком видится Д.Гранину сущность исторического романа, но все-таки сдвиги в сторону более широкого и более объективного изображения прошлого в нем уже обозначили себя. Другое дело, что национальный (да не только он!) роман с трудом освобождается от изживших себя канонов мышления, сложившихся под напором идеологической прессы бывших комвождей. А традиции изживаются очень нелегко. Они живы и в сегодняшнем историческом романе.

Итак, целью исследования мы ставили конкретное изучение и анализ форм и характера влияния сюжета на методологию художественного осмысления писателем социальных и общественно-исторических закономерностей эпохи, на раскрытие общей философии жизни в образах исто

1 Даниил Гранин. Указ. раб. С. 178. рических лиц и личностей, несущих в себе сущностные качества определенного периода судьбы народа.

В соответствии с поставленной целью считаем важнейшими задачами квалификационной работы следующие:

- разработать практическую методологию и определить новые подходы для выявления структуры и содержания опыта, накопленного традиционными сюжетно-композиционными приемами «советского исторического» романа на анализе трудов по данному жанру (С.Петрова, А.Пауткина, Е.Смирновой, Л.Фоменко, В.Баранова, Ю.Андреева, В.Гуры, А.Алпатова, Л.Поляк, В.Щербины, Н.Маслина и др.);

- определить объем и качество художественной информации, которую несут в себе сюжетно-фабульные основы произведения, роль ее в общей жанровой, стилевой и языковой фактуре романа, проанализировать сюжет как важнейший компонент идейного и художественного содержания произведения;

- обосновать характер и содержание взаимодействия сюжета и события, сюжета и личности героя.

- исследовать влияние творческой индивидуальности, ее художественного и философского потенциала на выбор проблематики, организацию сюжета и создание разных повествовательно-фабульных линий в их непосредственной связи с основным материалом.

Методы исследования обусловлены проблематикой работы, многообразием форм избранного для анализа жанра в адыгских литературах, необходимостью изучения большого исторического, художественного и литературоведческого материала; при этом мы обращались к опыту типологического, сравнительно-исторического, системно-аналитического принципов анализа художественного произведения.

Методологию исследования составили основные положения теории и практики исторической науки, достижения философии в изучении проблем личности и истории, принципы анализа исторических закономерностей развития общества и общественных отношений (Н.Бердяев, С.Булгаков, Н.Покровский, Карл Ясперс, Н.Троицкий и др.), понятия типология, жанр, стиль в эстетике и литературоведении, учения о свободе и гуманизме в их историческом освещении.

Теоретическую основу исследования составили труды по классической эстетике (Гегель, Шопенгауэр, Маркс, Шеллинг), работы В.Белинского, Н.Чернышевского, Б.Томашевского, В.Жирмунского, В.Шкловского, Б.Эйхенбаума, Л.Тимофеева, Хализева, Добина, А.Чичерина, Д.Благого, В.Адмони, Л.Левитана, Л.Цилевича и др.), монографии по проблемам романа (В.Кожинов) и его разновидностей, труды В.Мясникова, И.Кондакова, Г.Гамзатова, К.Султанова, Л.Бекизовой, Ю.Тхагазитова, З.Налоева, У.Панеша, М.Кунижева, Х.Хаписрокова, А.Мусукаевой, К.Шаззо, Р.Мамия, Т.Чамокова, А.Схаляхо и др. по конкретным вопросам развития исторического романа и его поджанровых модификаций.

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые поставлена проблема сюжета как жанроформирующего компонента исторического романа в адыгских литературах, при этом автор пытается решить вопросы, связанные с основной тематикой работы, в контексте общероссийских литературных явлений, стремясь сформулировать новые подходы к раскрытию актуальных проблем исторического романа.

База исследования - исторический роман в широком временном и пространственном его развитии (А.Толстого, М.Шолохова, Ю.Тынянова, Д.Гранина, А.Кешокова, А.Евтыха, И.Машбаша, Х.Теунова, М.Эльберда, Т.Адыгова, Х.Бештокова, Ю.Чуяко, Н.Куека, др.).

29

Практическая значимость исследования. Новые методологические подходы, сформулированные и использованные автором, могут быть применены в создании истории и теории российского исторического романа; они могут быть учтены при подготовке лекционных курсов для студентов и аспирантов, для проведения спецкурсов и спецсеминаров по проблеме: «Исторический роман и критика», «Адыгский исторический роман и вопросы дальнейшего развития национальной прозы» и т.д. Результаты исследования могут быть предложены для изучения проблем сюжета и композиции в вузе, для написания дипломных, курсовых работ.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии. Подобная структура продиктована особенностями исследуемых проблем: теоретическая важность и сложность вопросов сюжетостроения в историческом (русском и национально-адыгском) романе потребовала развернутого аналитического введения, в двух главах исследуются соответственно традиционные и новаторские формы сюжета исторического романа в адыгских литературах.

Заключение диссертации по теме «Литература народов Российской Федерации (с указанием конкретной литературы)», Приймакова, Наталья Александровна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Модным стало обобщение итогов литературного XX века. «Вопросы литературы» номер за номером, прямо-таки начиная с первых лет последнего десятилетия века, печатают материалы о процессах литературы ушедшего столетия, причинах удач и неудач отдельных национальных литератур или даже отдельных писателей. При этом подвергаются сомнению очевидные достижения мировой и российской классики века, когда-то получившие всемирное признание, иногда на том основании, что эти произведения создавались на темы «активного гуманизма» или «кровавой революции» 17-19 годов. В «Вопросах литературы» за 1993 год (выпуск второй) напечатан «круглый стол», в котором приняли участие европейски известные критики и литературоведы. Пафос публикаций: литература сама по себе чуть ли не затерялась в лабиринте «Больших идей» и между «реализмом и модернизмом». «Литературу XX века изображали как поединок реализма и модернизма, - читаем в выступлении Н.Анастастьева. - Само собой, победу за явным преимуществом присудили реализму» (указ. изд. -С. 5). А.Мулярчик считает, что при всех издержках, «XX век в своем социально-историческом, а значит, и историко-литературном качестве может считаться завершенным» (здесь же. - С. 7). Среди событий, особенно сильно повлиявших на духовный, литературный процесс, называли октябрьский переворот 17 века, он считался точкой отсчета в размышлениях о новой истории развития мира. С упреком пишет А.Мулярчик: «. впоследствии повсеместно утвердилось мнение о том, что подлинное начало XX века сконцентрировалось в событиях 17-19 годов. Фактически единодушно первенствующее место среди них отводилось Октябрьскому перевороту в России, который, в соответствии с известной логикой его устроителей, должен был дать толчок крупнейшему в обозримой истории «социалистическому эксперименту» (здесь же. - С. 8).

Как далее размышляет автор, хотя уже к началу второй половины 50-х годов было ясно, что эксперимент дал трещину, но была надежда о возможности ее залечивания с помощью некоторых западных демократических ценностей, что, может быть, «преодолена гибельная тенденция, препятствующая реализации именно в России извечных чаяний лучших умов человечества. Разочарование в «оттепели», «разрядке» и, наконец, в «перестройке» нанесло глубокие травмы нашему коллективному сознанию. Они сделались, пожалуй, основными эмоциональными вехами всего этого явного «тоталитаризма», но в целом трагически несостоявшегося, или, как сказали бы нынешние любители иностранных словечек, «абортивного» этапа советской истории» (там же. - С. 8).

Как говорится, точки поставлены над всеми i, и вопрос ясен - социалистический эксперимент не удался, поэтому литература, ориентированная на его осмысление если не все, то потеряла многое. Не будем спорить с ныне существующими мнениями, среди которых, безусловно, немало здравого смысла и объективного содержания. Только подчеркну, что и «социалистический этап» есть часть общей российской и шире мировой истории, и от 17 года в XX века оказалось очень многое зависимым, сопряженным с ним - позитивного или негативного. И как драматическая часть истории, процессы в XX веке требовали своего художественного осмысления, и как это происходило - наука должна изучать и изучает.

XX век стал величайшим испытанием общечеловеческих ценностей; для больших литератур это, возможно, было и болезненным, и одновременно, не очень. Для молодых литератур он безусловно стал периодом и возникновения, и, возникши, развития по сложному, подчас ложному духовно-нравственному пути. Эти два положения особенно важны в судьбах молодых литератур: первое - литература у многих народов существовала в устном, фольклорном виде; несмотря на то, что народы, в том числе адыги, создали выдающиеся произведения устной поэзии и прозы (сказки, эпос «Нарты»), отсутствие письменности мешало появлению профессиональной, письменной литературы; второе - появившись в письменном виде, молодые литературы, в том числе и адыгские (адыгейская, черкесская, кабардинская), развивались только в русле идеологически ограниченного метода, который сужал, нивелировал творческие возможности народов; тем не менее и при очень сильном давлении идеологической цензуры правящей партии в молодых литературах появились все жанры, творческие индивидуальности; писатели сумели рассказать другим о своем народе, его духовных ценностях, нравственных и этических нормах, продемонстрировали возможности национальной поэтической, художественной речи.

Поэтому итоги развития адыгских литератур в XX веке необходимо рассматривать дифференцированно, с учетом того, что народы шагнули вперед в своем духовном развитии, хотя, как и все, потеряли немало.

Важнейшее приобретение адыгских литератур - это роман со всеми его жанровыми и стилистическими разновидностями. И основным сюжетом - вернее одним из основных сюжетов его стали процессы, порожденные в национальной действительности 17-19 годами прошлого века. Это шло от идеологии: и молодая проза, молодой роман осваивал материал, который шел на осмысление проблемы: человек и революция; народы и революция, то есть каким был человек до революции, как он осознал в себе идеи революционной борьбы и в результате непосредственного участия кем стал этот человек. Принципы формирования сюжета исключительно исходили из этого трехступенчатого социального каркаса, из этой идеологической структуры общественного развития.

Исторический роман почти во всех молодых литературах зарождался как роман о революционных событиях - в адыгских поначалу появился роман А.Шортанова «Горцы» (он был почти единственным); напечатанные ранее «Горцев» романы Т.Керашева, Ю.Тлюстена («Путь открыт») и другие по времени их создания были современными, то есть для них события 17-19 веков (и позднее) были событиями дня, хотя и в них упоминаемая трехступенчатая структура сюжета вполне характерна.

Исторический роман адыгов, как и в других национальных литературах, имел своих «учителей», свои ориентиры. Они восходили к русскому роману о революции и гражданской войне, особенно к роману «Хождение по мукам» А.Толстого, наглядно продемонстрировавшему схему «переделки» человека. Примерами были и «Разгром» А.Фадеева, «Чапаев» Д.Фурманова, романы К.Федина, многих других. Особенно А.Толстого, который блистательно показывал линии «переделывания человека». Даже А.Блок увлекся этой идеей переделки: «Переделать все. Устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью.

Когда такие замыслы, искони таящиеся в человеческой душе, в душе народной, разрывают сковавшие их путы и бросают бурным потоком, доламывая плотины, обсыпая лишние куски берегов - это называется революцией»1.

Как видите, идея переделки овладела многими выдающимися головами в центре разбушевавшейся России. Отголоски ее как закон для исполнения доходили до провинции, становясь и законом литературного творчества. Тем не менее, исторический роман стал интенсивно развиваться не сразу, сперва «пошел быть» «колхозный роман», затем в 60-80-х годах активно стали появляться «революционные романы» Х.Теунова «Род Шогемуко

1 Блок А. Интеллигенция и революция. Соч., Т. 6. - M.-JL, 1962. - С. 12. вых», А.Кешокова «Вершины не спят», Т.Керашева «Одинокий всадник» (ранее появились и сыграли большую роль в становлении адыгской исторической прозы его новеллы), Д.Костанова «Мое Шовгенов», серия исторических романов И.Машбаша («Тропы из ночи», «Жернова», «Раскаты далекого грома», «Хан-Гирей», «Из тьмы веков», «Адыги»), романы П.Кошубаева («Золотая чаша», «Неспелая слива»), Х.Ашинова, А.Евтыха («Глоток родниковой воды», «Баржа», «Бычья кровь»), другие. Сюжет в этих произведениях строится как цепь последовательно раскрывающихся событий, особенно в тех, которые посвящены революционным процессам.

Романы можно условно разделить на два типа: роман об истории, где необязательно наличие исторических лиц, хотя в большинстве из указанных нами таковые имеются; роман исторический, в котором действуют подлинные исторические деятели и раскрываются настоящие события.

Именно в освоении исторической темы адыгский традиционный роман достиг высокого профессионализма, раскрытия подлинно национальных психологических характеров. Высочайшего уровня исторического показа широких панорамных событий достигли А.Кешоков, И.Машбаш, А.Евтых. По силе художественного постижения окружающего мира, по уровню осознания близости глобальной катастрофы в России романы А.Евтыха «Баржа» и «Бычья кровь» не имеют себе равных. Весьма драматично и напряженно, спрессовано в глубинных человеческих переживаниях передает писатель события в адыгской жизни XX века в двух посмертно изданных повестях «Разбитое сердце», «Я - кенгуру».

Адыгский исторический роман претерпел существенные изменения в 80-90-х годах XX в. и начале нынешнего века: традиционный сюжет стал обретать иные очертания, наполняясь притчево-мифологическим и эпическим содержанием. В исторический сюжет властно включился миф, сказовый элемент в романах М.Эльберда «Страшен путь на Ошхомахо»,

Т.Адыгова «Щит Тибарда», Х.Бештокова «Каменный век», Ю.Чуяко «Сказание о Железном Волке», Н.Куека «Черная гора» и «Вино мертвых». Прит-чевый элемент, мифологизация сюжета во многом характерны и для «традиционного» машбашевского романа «Из тьмы веков». На уровне свободной мифологизации строится и сюжет «Страшного пути на Ошхомахо». В романе «Щит Тибарда» мифо-эпический сюжет во многом «осубъективиро-ван» Т.Адыговым введением в него мифического, интимного начала.

В романе Ю.Чуяко мифо-эпический сюжет растворен в реальном рассказе об истории и смелом переходе автора от прошлого к современности. В романе высок уровень психологизма, обогащенного автором философскими и публицистическими размышлениями.

В романах Н.Куека «Черная гора» и «Вино мертвых», которые надо воспринимать, очевидно, как дилогию, сюжет повествовательный уже не имеет самодовлеющего значения. Автор фактически «разрушает» традиционный романный сюжет и романную структуру, предлагая другую схему, с помощью которой в общий эпический сюжет может быть включено все, что имеет отношение к избранной проблематике. Фактически основанием сюжета, элементом, его движущим, становится мифо-эпическая, философская идея о народе, его историческом пути.

Таким образом, современный адыгский исторический роман обнаруживает все важнейшие жанрово-стилистические качества вообще романа и современного - в особенности. Он вышел на высокий художественный уровень, позволяющий осмыслить и художественно раскрыть исторические процессы давнего и недавнего прошлого, показать в живой ткани текста национальные характеры и национальную психологию, что говорит о безусловной зрелости и художественно-эстетической состоятельности молодой адыгской прозы и литературы в целом.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Приймакова, Наталья Александровна, 2003 год

1. Адыгов Т. Избранное / Т. Адыгов. - М., 2000.

2. Адыгов Т. Щит Тибарда / Т. Адыгов. М., 1982.

3. Акова А.А. Тема махаджирства в свете проблем формирования исторической прозы адыгских литератур: Автореф. дис. . канд. филол. наук / А. А. Акова. Нальчик, 2001.

4. Александрова JL Советский исторический роман и вопросы историзма / Л. Александрова. Киев, 1971.

5. Алибекова П. Жанровые и идейно-художественные особенности романа Абдурахима Талибова «Пути праведных»: Автореф. дис. . канд. филол. наук / П.Алибекова. Махачкала, 1999.

6. Алиева А.И. Литературная критика в действии / А.И. Алиева. М.,1984.

7. Алиева А.И. Народные истоки творчества А.Кешокова / А.И. Алиева // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР. -М., 1975.

8. Алиева А.И. Поэтика нартского эпоса адыгов // А.И. Алиева // Сказания о нартах эпос народов Кавказа. - М.: Наука, 1969.

9. Алиева А.И. Фольклорные традиции в младописьменном романе / А.И. Алиева // Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. М.: Наука, 1978.

10. Ю.Алиева М.И. Становление исторической прозы в творчестве Тем-бота Керашева: Автореф. дис. . канд. филол. наук / М.И. Алиева. Майкоп, 1993.

11. Н.Алпатов А.В. Алексей Толстой мастер исторического романа / А.В. Алпатов. - М.: Советский писатель, 1958.

12. Андреев Ю. Русский советский исторический роман (20-30-е годы) / Ю. Андреев. М.-Л., 1962.

13. Анкудинов К. Из света и звука / К. Анкудинов // Голос Адыга. -2002. 16 ноября.

14. Антоновская А. Заметки об историческом романе / А.Антоновская // Литературная газета. 1938. -26 ноября.

15. Арутюнов JI.H. Национальный художественный опыт и мировой литературный процесс / JI.H. Арутюнов // Советская литература и мировой литературный процесс. -М.: Наука, 1975.

16. Арутюнов JI.H. Развитие эпических традиций в современной советской литературе / JI.H. Арутюнов // Взаимодействие литератур и художественная культура развитого социализма. М., 1981.

17. Асадуллаев С.Г. Историзм, теория и типология социалистического реализма / С.Г. Асадуллаев. Баку, 1969.

18. Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы / М.Д. Ахундов. М., 1982.

19. Барабаш Ю.Я. Вопросы эстетики и поэтики / Ю.Я.Барабаш. М.: Современник, 1983.

20. Баранов В. Воспоминания об А.Н. Толстом / В.Баранов. М.: Советский писатель, 1973.

21. Баранов В. Революция и судьба художника. А.Толстой и его путь к социалистическому реализму / В.Баранов. М.: Советский писатель, 1967.

22. Барг М.А. Шекспир и история / М.А. Барг. М., 1979.

23. Барг М.А. Эпохи и идеи. Становление историзма. / М.А. Барг. -М., 1987.

24. Батчаева К.Х. Историко-нравственный аспект памяти в образной структуре художественного произведения (на материале карачаево-балкарской литературы): Автореф. дис. . канд. филол. наук / К.Х.Батчаева. -Нальчик, 2000.

25. Бахтин М. Вопросы литературы эстетики / М.Бахтин. М., 1975.

26. Бгажноков Б.Х. Этика Ж.Казаноко и духовная атмосфера Кабарды в XVIII столетии / Б.Х. Бгажноков // Жабаги Казаноко. Нальчик, 1987.

27. Бебия СЛ. Национальные художественные традиции и становление повествовательных жанров в абазинской и абхазской литературах (сравнительно-типологическое исследование) / СЛ. Бебия. Нальчик, 2002.

28. Бекизова JI.A. От богатырского эпоса к роману / Л.А.Бекизова. -Черкесск, 1974.

29. Бекизова JI.A. По законам взаимодействия и художественной самобытности // Л.А.Бекизова // Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. -М.: Наука, 1978.

30. Берков П. К спорам о судьбах языков и литератур «малых» народов / П.Берков // Пути развития советской многонациональной литературы. -М.: Наука, 1967.

31. Берковский Н.Я. Мир, создаваемый литературой / Н.Я. Берковский. М., 1989.

32. Бернштейн И. Жанровая структура современного романа // Вопросы литературы / И. Бернштейн. 1976. - № 2.

33. Бештоков Х.К. Мелодия нартов / Х.К. Бештоков. Нальчик, 1981.

34. Бикмухаметов Р.Г. Орбиты взаимодействия: Монография / Р.Г. Бикмухаметов. М.: Советский писатель, 1983.

35. Бикмухаметов Р.Г. Роман и литературный процесс // Вопросы литературы / Р.Г. Бикмухаметов. 1971. - № 9.

36. Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства / П.Г. Богатырев. М., 1971.

37. Борев Ю.Б. Эстетика / Ю.Б. Борев. М.: Политиздат, 1981.

38. Борова А.Р. Художественная концепция человека и истории в прозе Алима Кешокова: Автореф. дис. . канд. филол. наук / А.Р. Борова. -Нальчик, 1999.

39. Бочаров А. Синтез или конгломерат? / А. Бочаров // Вопросы литературы. — 1975. № 9.

40. Бочаров А. Требовательная любовь. Концепция личности в современной советской прозе / А.Бочаров. М.: Художественная литература, 1971.

41. Братов Х.С. Символика огня и меча в адыгском фольклоре (национальное и общечеловеческое в мифе, эпосе и традиционной культуре): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Х.С. Братов. Майкоп: изд-во МГТИ, 2003.

42. Бучис А. Роман и современность. Становление и развитие литовского романа / А. Бучис. М.: Советский писатель, 1977.

43. Бучис А.А. Над картой критики / А. Бучис // Дружба народов. -1967. -№3.

44. Бушмин А. Литературная преемственность как проблема исследования / А. Бушмин // Вопросы методологии литературоведения. М.: Наука, 1966.

45. Веселовский А.Н. Историческая поэтика / А.Н. Веселовский. — Л.,1940.

46. Вопросы истории адыгейской советской литературы. В 2 кн-Майкоп, 1979.-Кн. 1.

47. Воробьева Н.Н. Принцип историзма в изображении характера / Н.Н. Воробьева. М., 1978.

48. Воробьева Н.Н. На новых рубежах / Н.Н. Воробьева, С.М. Хатарова. М., 1974.

49. Гайденко П.П. История и рациональность / П.П. Гайденко, Ю.Н. Давыдов. М., 1991.

50. Гамзатов Г. Национальная художественная культура в калейдоскопе памяти / Г. Гамзатов. М., 1996.51 .Гамзатов Г. Перестройка и национальное сознание / Г. Гамзатов // Вопросы литературы. 1989. -№ 1.

51. Гацак В.М. Поэтика эпического историзма во времени / В.М. Гацак //Типология и взаимосвязи фольклора народов СССР. Поэтика и стилистика. -М., 1980.

52. Гацак В.М. Роман и фольклор / В.М. Гацак // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР. М., 1975.

53. Гачев Г.Д. Национальные обряды мира / Г.Д. Гачев. М., 1988.

54. Гачев Г.Д. Ускоренное развитие литературы / Г.Д. Гачев. -М., 1964.

55. Гегель Г.В. Эстетика в 4-х томах / Г.В. Гегель. М., 1968-1973.

56. Гелястанова Э.Х. Художественное решение проблемы национального характера в балкарском романе (1960-1990 годы): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Э.Х. Гелястанова. Нальчик, 2000.

57. Глоова Ж. Становление и развитие историко-революционного романа в литературах Северного Кавказа / Ж. Глоова. М., 1971.

58. Голубева Л.Г. Дмитрий Костанов / Л.Г. Голубева // УЗ НИИ. Т. 3. -Майкоп, 1964.

59. Горан В.П. Древнегреческая мифологема судьбы / В.П. Горан. -Новосибирск, 1990.

60. Гранин Даниил. Чему учит история. Беседу вел Валентин Оскоц-кий / Даниил Гранин // Вопросы литературы. 2001. - № 3.

61. Гулыга А.В. Искусство в век науки / А.В. Гулыга. М., 1978.

62. Гулыга А.В. Искусство истории / А.В. Гулыга. -М., 1980.

63. Гура В. Роман и революция / В. Гура. -М., 1973.

64. Гусейнов Ч. О сущности и формах единства современного литературного процесса / Ч. Гусейнов // Современный литературный процесс и критика. М.: Мысль, 1975.

65. Гусейнов Ч.Г. Формы общности советской многонациональной литературы / Ч.Г.Гусейнов. М.: Мысль, 1978.

66. Гутов A.M. Межжанровая диффузия в цикле Жабаги Казаноко / A.M. Гутов // Жабаги Казаноко. Нальчик, 1987.

67. Далгат У.Б. Литература и фольклор. Теоретические аспекты / У.Б. Далгат. М.: Наука, 1981.

68. Далгат У.Б. О фольклорно-этнографическом контексте литературного произведения /У.Б. Далгат // Роль фольклора в развитии литератур народов СССР. М., 1975.

69. Дахужева Н.А. Национальное своеобразие исторического романа в адыгейской прозе: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Н.А. Дахужева. -Майкоп: ООО «Аякс», 2000.

70. Дзыба А.Х. Генетические и типологические особенности исторического романа в абазинской литературе 60-80-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук / А.Х. Дзыба. Майкоп: изд-во МГТИ, 1999.

71. Днепров В. Черты романа XX века / В. Днепров. М.-Л., 1965.

72. Добин Е. Герой. Сюжет. Деталь /Е. Добин. М.-Л., 1962.

73. Добин Е. Жизненный материал и художественный сюжет / Е. Добин. -М, 1956.

74. Добренко Евгений. Соцреализм в поисках «исторического прошлого» / Евгений Добренко // Вопросы литературы. 1997. - январь-февраль.

75. Дюмезиль Ж. Осетинский эпос и мифология / Ж. Дюмезиль. М.,1976.

76. Дюмезиль Ж. Скифы и нарты / Ж. Дюмезиль. М., 1992.

77. Единство. Сборник статей о многонациональной советской литературе. М.: Худож. лит., 1972.

78. Ергук Ш.Е. Восхождение к памяти / Ш.Е. Ергук. Майкоп, 1994.

79. Ергук Ш.Е. Жанровое и идейно-художественное своеобразие романов Исхака Машбаша (поэтика и стиль): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Ш.Е. Ергук. Майкоп, 1994.

80. Ершов Л. Типология советского романа / Л.Ершов // Русская литература. 1962. - № 4.

81. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад / В.М. Жирмунский. Л.: Наука, 1979.83.3ападов В.А. Алексей Николаевич Толстой. Биография / В.А. За-падов. Л.: Просвещение, 1969.

82. Иванов В.В. Интерпретация текста хаттско-хеттского строительного ритуала: (В свете данных внешнего сравнения) / В.В. Иванов // Текст: семантика и структура. М., 1983.

83. Иванов В.В., Топоров В.Н. Инвариант и трансформация в мифологическом и фольклорном текстах / В.В.Иванов, В.Н.Топоров // Типологические исследования по фольклору. -М., 1975.

84. Из истории Русско-Кавказской войны: (Документы и материалы). -Нальчик, 1992.

85. Искусство: художественная реальность и утопия. Киев, 1992.

86. Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изучения. -Л.: Наука, 1974.

87. История нашей Родины и задачи советских писателей // Знамя. -1937.-№ 10.

88. История русского советского романа. М.-Л.: Наука, 1965. - Т. 1.

89. История русского советского романа. М.-Л.: Наука, 1965. - Т. 2.

90. История советской многонациональной литературы. В 6 т. М.: Наука, 1970-1974 гг.

91. Кауфов Х.Х. В зеркале социальной жизни. Статьи, очерки, литературные портреты, эссе / Х.Х. Кауфов. Нальчик: Эльбрус, 1980.

92. Кашежева Л.Н. Кабардинская советская проза / Л.Н. Кашежева. -Нальчик, 1962.

93. Керашев Т. Избранные произведения в 3-х томах / Т. Керашев. -Майкоп, 1983.

94. Кешоков А. Вершины не спят / А. Кешоков. М., 1970.

95. Кешоков А.П. Вид с белой горы / А. Кешоков. М.: Современник,1974.

96. Кешоков А.П. Собр. соч. в 4-х томах / А. Кешоков. М., 1981.

97. Ковалев В. Новаторство и мировое значение советского романа /

98. B. Ковалев // Русская литература. 1963. - № 4.

99. Коваленко С. Художественная специфика романа военных лет /

100. C. Коваленко // Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. — М.: Наука, 1978.

101. Ковский В. Жизнь и стиль: Образ молодого человека и художественно-стилевые искания современной советской прозы / В. Ковский. -М.: Наука, 1971.

102. Кожинов В. Сюжет, фабула, композиция / В. Кожинов // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. -М., 1964.

103. Кондаков И. Адова пасть (Русская литература XX века) / И. Кондаков // Вопросы литературы. 2002. - январь-февраль.

104. Кондаков И. Нещадная последовательность русского ума / И. Кондаков // Вопросы литературы. 1997. - январь-февраль.

105. Космос «Железного Волка» или Панцирь кузнечика. Майкоп,2001.

106. Крестинский Ю.А. А.Н.Толстой. Жизнь и творчество / Ю.А. Крестинский. -М.: АН СССР, 1960.

107. Кузнецов М Советский роман. Очерки / М. Кузнецов. М.: изд-во АН СССР, 1963.

108. Кузьменко Ю.Б. Советская литература вчера, сегодня, завтра / Ю.Б. Кузьменко. М., 1980.

109. Куликова О.В. Особенности художественного осмысления философско-религиозной проблематики в современной прозе (на материале русской и адыгских литератур): Автореф. дис. . канд. филол. наук / О.В. Куликова. Майкоп, 1997.

110. Ш.Кунижев М.Ш. Истоки нашей литературы / М.Ш. Кунижев. -Майкоп, 1978. (На адыг. яз.)

111. Кунижев М.Ш. Мысли об адыгейской литературе / М.Ш. Кунижев. -Майкоп, 1968. (Наадыг. яз.)

112. Левитан Л., Цилевич Л. Сюжет и идея / Л. Левитан, Л. Цилевич. -Рига, 1973.

113. Ленобль Г. История и литература / Г. Ленобль // Сб. статей. -М., 1960.

114. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

115. Пб.Ломидзе Г.И. Пути развития советской многонациональной литературы / Г.И. Ломидзе. М., 1967.

116. Лонгворт Дж. Год среди черкесов / Дж. Лонгворт // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII-XIX вв. Нальчик, 1974.

117. Маймин Е. Опыт литературного анализа / Е. Маймин. М.,1972.

118. Максимов Д. О мифологическом начале в лирике Блока / Д. Максимов // Творчество А.А. Блока и русская культура XX в. Тарту, 1979.

119. Мамий Р.Г. Вопросы изучения современного адыгейского романа / Р.Г. Мамий // Проблемы адыгейской литературы и фольклора Майкоп, 1977. - Вып. 1.

120. Мамий Р.Г. Путь адыгейского романа / Р.Г. Мамий. Майкоп, 1977. (На адыг. яз.)

121. Мамий Р.Г. Современный адыгейский роман (конфликты, характеры, жанр): Автореф. дис. . канд. филол. наук / Р.Г. Мамий. Тбилиси, 1974.

122. Мамий P.M. Вровень с веком / P.M. Мамий. Майкоп, 2001.

123. Мамий P.M. Современный адыгейский роман о революционном прошлом / P.M. Мамий // Ученые записки АНИИ. Майкоп, 1973.

124. Матяш Т. Культура XX века: постмодерн // Инновационные подходы в науке / Т. Матяш. Ростов н/Д, 1995.

125. Мафедзев С.Х. Межпоколенная трансмиссия традиционной культуры адыгов / С.Х. Мафедзев. Нальчик, 1991.

126. Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция / Д.Н. Медриш. Саратов.

127. Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса / Е.М. Мелетинский. -М., 1963.

128. Мессер Р. Советская историческая проза / Р. Мессер. Л., 1955.

129. Мижаев М.И. Космогонические мифы адыгов. Фольклор народов Караачево-Черкесии / М.И. Мижаев. Черкесск, 1973.

130. Минакова A.M. Поэтический космос М.А.Шолохова / A.M. Минакова. М., 1992.

131. Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2-х т. М., 1987-1988.

132. Многонациональный советский роман: Закономерности развития современного романа. — М.: Мысль, 1966.

133. Мусукаева А.Х. Кабардинская проза 30-х годов / А.Х. Мусукаева // Вестник КЕНИИ.- Нальчик, 1973. Вып. 7

134. Мусукаева А.Х. Ответственность перед временем / А.Х. Мусукаева. Нальчик, 1987.

135. Мусукаева А.Х. Поиски и свершения / А.Х. Мусукаева. Нальчик, 1978.

136. Мусукаева А.Х. Северокавказский роман / А.Х. Мусукаева. -Нальчик, 1993.

137. Мусукаева А.Х. Северокавказский роман. Художественная и эт-но-культурная типология: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / А.Х. Мусукаева. М., 1993.

138. Мусукаева А.Х., Першиц А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев / А.Х. Мусукаева, А.И. Першиц. Нальчик, 1992.

139. Надъярных Н.С. Поиск продолжается: Методологические проблемы современной литературной историографии /Н.С. Надъярных // Живое единство. О взаимовлиянии литератур народов СССР. — М.: Советский писатель, 1974.

140. Надъярных Н.С. Рожденная историей / Н.С. Надъярных. М.,1976.

141. Надъярных Н.С. Типологические особенности реализма. Годы первой русской революции / Н.С. Надъярных. М., 1972.

142. Налдеев А. Алексей Толстой. Страницы творчества / А. Налдеев. -М.: Советская Россия, 1974.

143. Налоев З.М. Из истории культуры адыгов / З.М. Налоев. Нальчик, 1978.

144. Налоев З.М. Этюды по истории культуры адыгов / З.М. Налоев. -Нальчик, 1985.

145. Нарты. Адыгский героический эпос. М., 1974.

146. Низамиддинов Д.Н. Жанр историко-революционного романа в творчестве Г.Маркова и его развитие в узбекской литературе: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Д.Н. Низамиддинов. М., 1983.

147. Низамиддинов Д.Н. Философско-мифологический роман XX века (на материале русской, узбекской и грузинской литератур): Автореф. дис. . д-ра филол. наук / Д.Н. Низамиддинов. М., 1994.

148. Новиченко Л. На путях к эпическому синтезу / Л. Новиченко // Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. М.: Наука, 1978.

149. Новиченко Л. Насколько это исторично? / Л. Новиченко // Дружба народов. 1971. - № 1.

150. Олех Л.Г. Цивилизация и революция / Л.Г.Олех. Новосибирск,1989.

151. Опрышко О. По тропам истории / О. Опрышко. Нальчик, 1979. 153,Оскоцкий В. Горизонты творческой мысли / В. Оскоцкий //

152. Движение жизни и литература. Современные проблемы социалистического реализма. М.: Советский писатель, 1978.

153. Оскоцкий В. Типология и историзм / В. Оскоцкий // Дружба народов. 1976. -№ 4.

154. Оскоцкий В.Д. Богатство романа. Многообразие и единство. Проблемы, наблюдения, полемика / В. Оскоцкий. М.: Советский писатель, 1976.

155. Османова З.Г. Художественная концепция личности в литературе Советского Востока (Традиция и современность) / З.Г. Османова. М., 1972.

156. Оснос Ю. Советская историческая драматургия / Ю. Оснос. -М„ 1949.

157. Очерки истории кабардинской литературы. Нальчик, 1968.

158. Паламарчук О.Т. Проблемы национального и общечеловеческого в контексте движущейся художественно-исторической мысли (актуальная ретроспекция): Автореф. дис. . д-ра филол. наук / О.Т. Паламарчук. -Краснодар, 2003.

159. Палиевский П.В. Литература и теория / П.В. Палиевский. М.,1978.

160. Панеш У.М. Типологические связи и формирование художественно-эстетического единства адыгских литератур / У.М. Панеш. Майкоп, 1990.

161. Панеш У.М. Традиции и новаторство / У.М. Панеш. Майкоп, 1984. (На адыг. яз.)

162. Панеш У.М. Характеры и конфликты / У.М. Панеш // Проблемы адыгейской литературы и фольклора. АНИИ. Майкоп, 1988.

163. Панков С. Судьба это мы! / С. Панков // Знамя. - 1972. - № 3.

164. Пархоменко М. Эпос революционного обновления мира / М. Пархоменко // Вопросы литературы. 1978. - № 1.

165. Пауткин А. Советский исторический роман / А. Пауткин. М.,1970.

166. Петров С. Русский советский исторический роман / С. Петров. -М., 1980.

167. Петров С. Советский исторический роман / С. Петров. М.,1958.

168. Пискунов В. Советский роман-эпопея / В. Пискунов. М., 1976.

169. Поляк Л.М. Алексей Толстой художник. Проза / Л.М. Поляк. -М.: Наука, 1964.

170. Пошатаева А.В. Литература и фольклор / А.В. Пошатаева. М.,1981.

171. Пошатаева А.В. Литература народов Севера / А.В. Пошатаева. -М, 1988.

172. Проблемы адыгейской литературы и фольклора. АНИИ.- Майкоп, 1977.-Вып. 1.

173. Проблемы адыгейской литературы и фольклора. АНИИ,- Майкоп, 1981. Вып. 3.

174. Проблемы международных литературных связей. Л.: изд-во ЛГУ, 1962.

175. Проблемы развития литератур народов СССР. М.: Наука, 1964.

176. Проблемы русской советской литературы. 50-70-е годы. Л.: Наука, 1976.

177. Пропп В .Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи / В.Я. Пропп. -М., 1976.

178. Пшибиев А. Публицистика А.П.Кешокова / А. Пшибиев. Ка-рачаевск, 2003.

179. Русская литература и фольклор. Вторая половина XIX века. Л.,1982.

180. Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси / Б.А.Рыбаков. М., 1987.

181. Сарбашева A.M. Формирование историзма мышления и балкарский роман: Автореф. дис. . канд. филол. наук / A.M. Сарбашева. Нальчик, 1998.

182. Сборник статей по литературе / Под ред. К.Шаззо. Майкоп,1998.

183. Серебрянский М. Советский исторический роман / М. Серебрянский. -М.: Гослитиздат, 1936.

184. Смирнова Г. Трилогия А.Н.Толстого «Хождение по мукам» / Г. Смирнова. Л.: Художественная литература, 1976.

185. Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. М.: Наука, 1978.

186. Способность к диалогу. М., 1993.

187. Султанов К.К. Динамика жанра. Особенное и общее в опыте современного романа / К.К. Султанов. М., 1989.

188. Султанов К.К. От схемы к характеру: Заметки о прозе Северного Кавказа / К.К. Султанов // Дружба народов. 1980. - № 1.

189. Султанов К.К. Преемственность и обновление (Современная проза Северного Кавказа и Дагестана) / К.К. Султанов. М., 1985.

190. Султанов К.К. Сложность и многообразие связей / К.К.Султанов // Вопросы литературы. 1978. - № 11.

191. Схаляхо А. Идейно-художественное становление адыгейской литературы / А. Схаляхо. Майкоп, 1988.

192. Теракопян J1. Поколение и революция. Заметки о творчестве Пауля Куусберга / Л. Теракопян // Вопросы литературы. 1978. - № 9.

193. Теунов Х.И. Литература и писатели Кабарды / Х.И. Теунов. -М.: Советский писатель, 1958.

194. Теунов Х.И. Национальное и интернациональное в литературе / Х.И. Теунов // Дон. 1959. - № 8.

195. Теунов Х.И. Род Шогемуковых / Х.И. Теунов. Нальчик, 1969.

196. Тибилова Л.А. Тенденции развития осетинского исторического романа: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Л.А. Тибилова. Владикавказ, 2002.

197. Тимофеев Л. Основы теории литературы / Л. Тимофеев. М.,1971.

198. Тлепцерше X. На пути к зрелости / X. Тлепцерше. Краснодар,1991.

199. Тлепцерше X. Пока жива душа / X. Тлепцерше // Советская Адыгея. 1995. - 5 октября.

200. Тлепцерше X. Прошлое часть настоящего / X. Тлепцерше // Советская Адыгея. - 2000. - 14 декабря.

201. Тлепцерше X. Точка опоры / X. Тлепцерше // Литературная Адыгея.-1998.-№ 1.

202. Толгуров З.Х. Формирование социалистического реализма как эстетической системы в литературах народов Северного Кавказа: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / З.Х.Толгуров. М., 1986.

203. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика / Б. Томашевский. -М., 1996.

204. Топоров В.Н. Пространство и текст / В.Н. Топоров // Текст: семантика и структура. М., 1983.

205. Трахо Р. Черкесы / Р. Трахо. Нальчик, 1992.

206. Туганов Р.У. Страницы прошлого / Р.У.Туганов. Нальчик, 1989.

207. Тутаришева Ц.Х. Этно-фольклорная основа адыгского романа 1960-80-х годов: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Ц.Х. Тутаришева. -Нальчик, 2002.

208. Тхагазитов Ю.М. Адыгский роман / Ю.М. Тхагазитов. Нальчик,1987.

209. Тхагазитов Ю.М. Духовно-культурные основы кабардинской литературы / Ю.М. Тхагазитов. Нальчик: Эльбрус, 1994.

210. Тхагазитов Ю.М. Развитие жанра романа в адыгских литературах: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Ю.М. Тхагазитов. М.: ИМ ЛИ им. М.Горького, 1984.

211. Тхагазитов Ю.М. Традиция и новаторство / Ю.М. Тхагазитов. -Нальчик, 1991. (На каб. яз.)

212. Тхакушинов А.К. В зеркале социологии / А.К. Тхакушинов. -Майкоп, 1995.

213. Тхакушинов А.К. Культура и власть / А.К. Тхакушинов. Майкоп, 1997.

214. Тхакушинов А.К. Социокультурная среда и отражение социальных процессов в художественной литературе (социологический анализ): Автореф. дис. . д-ра филол. наук / А.К. Тхакушинов. М., 1995.

215. Урусбиева Ф. Путь к жанру / Ф. Урусбиева. Нальчик, 1982.

216. Фокс Р. Роман и народ / Р. Фокс. М.: Гослитиздат, 1960.

217. Фольклор адыгов. Нальчик, 1979.

218. Фоменко JL Роман-эпопея А.Н. Толстого «Хождение по мукам» / JI. Фоменко. -М., 1958.

219. Фрейденберг О. Миф и литература древности / О. Фрейденберг. -М., 1978.

220. Халидова М.Р. Мифологический и исторический эпос народов Дагестана: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / М.Р. Халидова. Махачкала: УМП «Гамма», 1996.

221. Хамзаева Х.М. Становление историко-революционного романа в дагестанской литературе: Автореф. дис. . канд. филол. наук / Х.М. Хамзаева. М., 1968.

222. Хан-Гирей С. Записки о Черкесии / С. Хан-Гирей. Нальчик, 1978.

223. Хан-Гирей С. Избранные произведения / С. Хан-Гирей. Нальчик, 1974.

224. Хапсироков Х.Х. Истоки черкесской литературы / Х.Х. Хапсиро-ков. Черкесск, 1973.

225. Хапсироков Х.Х. О литературных взаимосвязях народов Северного Кавказа / Х.Х. Хапсироков // УЗ АНИИ. Т. 3. Майкоп, 1964.

226. Хапсироков Х.Х. О национальном своеобразии литератур адыгских народов / Х.Х. Хапсироков. Черкесск, 1960.

227. Хапсироков Х.Х. Пути развития адыгских литератур / Х.Х. Хапсироков. Черкесск, 1968.

228. Хачемизова М.Н. Художественная концепция человека в творчестве Тембота Керашева: Автореф. дис. . канд. филол. наук / М.Н. Хачемизова. Тбилиси, 1990.

229. Хашхожева Р.Х. Адыгские просветители второй половины XIX -начала XX века / Р.Х. Хашхожева. Нальчик, 1983.

230. Хилынер Э. Поэтическая картина мира / Э. Хилыпер. М., 1979.

231. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа / М.Б. Храпченко. М.: Худож. лит., 1982.

232. Шетова Р.А. Художественный мир прозы Хачима Теунова: Автореф. дис. . канд. филол. наук/Р.А.Шетова. Нальчик, 1999.

233. Шибинская Е.П. Становление жанра в младописьменной литературе: Дис. . канд. филол. наук / Е.П. Шибинская. — Ростов н/Д, 1967.

234. Шибинская Е.П. Хазрет Ашинов / Е.П. Шибинская // Вопросы истории адыгейской советской литературы. Майкоп, 1984.

235. Шортанов А. Очерки, статьи, доклады, письма / А. Шортанов. -Нальчик, 2000.

236. Шортанов А.Г. Адыгская мифология / А. Шортанов. Нальчик,1982.

237. Щербина В.Р. А.Н.Толстой. Творческий путь / В.Р. Щербина. -М.: Советский писатель, 1956.

238. Юнг К.Т. Архетипы и символы / К.Т. Юнг. М., 1992.

239. Юсуфов М.Г. Табасаранская литература: становление и развитие: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / М.Г. Юсуфов. Махачкала, 1995.

240. Якименко JI. О поэтике современного романа / J1. Якименко // Дружба народов. 1971. - № 5.

241. Якименко JI. О советской эпопее. Некоторые вопросы жанра / JI. Якименко // Звезда. -1956.-№8.

242. Якобсон Р. Работы по поэтике / Р. Якобсон. М., 1987.

243. Яковлев Е.Г. Проблема систематизации категорий в марксистско-ленинской эстетике / Е.Г. Яковлев. М., 1983.