Язык как способ воздействия властей на массовое сознание в 1920-30-е гг.: На примере Пензенского региона тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Мусорина, Ольга Александровна

• Мусорина, Ольга Александровна
• кандидат исторических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Мусорина, Ольга Александровна

ВВЕДЕНИЕ.

1. ДИНАМИКА ЯЗЫКА КАК СОЦИАЛЬНОГО ЯВЛЕНИЯ В 1920 - 1930-Е ГОДЫ

1.1 Сущность языка как социального явления. Социально-экономические и психологические условия языковых трансформаций в 1920-30-е гг.

1.2 Язык в советской идеологии в 1920 - 1930-е гг.

2. МАССОВОЕ СОЗНАНИЕ В 1920 - 1930-Е ГГ. ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ЯЗЫКА

2.1 Сущность и специфика массового сознания 1920 — 1930-х. Горизонты ожидания населения Пензенского региона.

2.2 Язык как средство воздействия властей на массовое сознание в предвоенное десятилетие.

2.3 Итоги и доминанты взаимовлияния языка и массового сознания

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Язык как способ воздействия властей на массовое сознание в 1920-30-е гг.: На примере Пензенского региона»

Актуальность темы. Процессы, связанные с глобализацией и вхождением в информационное общество, заставляют по-новому взглянуть на события прошлого. Пытаясь найти решение сегодняшних насущных проблем, отечественные историки и философы, государственные и политические деятели, публицисты обращаются к наследию прошлого, чтобы осмыслить и переоценить историю России XX века, особенно советский период. Великий историк В. О. Ключевский писал: "Почему люди так любят изучать свое прошлое, свою историю? Вероятно потому же, почему человек, споткнувшись с разбега, любит, поднявшись, оглянуться на место своего падения".1

Объективная оценка исторического развития России позволит прекратить затянувшиеся споры о том, было ли возникновение советского общества объективным и закономерным, либо оно исказило ход нормальных социально-исторических процессов в стране.

Язык имеет огромнейшее значение и для человека, и для общества в целом: "Падение человека влечет за собой падение языка".2 Существует и обратный процесс: "Падение языка влечет за собой падение человека".3 Вообще, значение языка в жизни человеческого общества доказывать не приходится, но нас интересует, насколько язык отражает состояние массового сознания и интенции властей. Ведь, по словам Э. Фромма, "язык как целое выражает отношение к жизни".4 Исследователи говорят о существовании особого мира слов — логосферы, включающего в себя язык как средство общения и все формы "вербального мышления", в котором мысли облекаются в слова. Язык есть своего рода средство подчинения. "Мы - рабы слов", - говорил К. Маркс. О роли языка в воздействии на массовое сознание говорилось много,

1 Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., 1993. С.ЗЗ-34.

2 Эмерсон Р.У. Избранное. М., 1997. С. 19.

3 Бродский И. Статьи и письма. М., 1999. С. 217.

4 Фромм Э. Душа человека. М., 1992. С. 346. но еще нет комплексных исследований, посвященных именно этой проблеме в историческом аспекте. Тем не менее, именно эта проблема позволила бы показать роль языка в динамике: "Когда социальный класс использует язык тех, кто его угнетает, он становится угнетен окончательно. Язык не безобиден. Слова, когда мы их произносим, прямо указывают на то, что мы угнетены, или что мы угнетатели".5

Одной из характерных черт существования советской цивилизации является тотальный контроль государства над всеми сторонами жизни индивидов. Исторический анализ показывает, что успешная манипуляция массовым сознанием достигается умелым использованием языковых средств, определенной языковой политикой. Однако следует отметить, что современные методы и способы воздействия на массовое сознание (реклама, установление связей с общественностью) основаны на тех же принципах, психологических и лингвистических приемах, что и идеологическая работа партии большевиков на различных этапах ее правления. Поэтому разумный и критический анализ деятельности властей по использованию языка в качестве орудия манипуляции массовым сознанием, а также реакции адресата помогут понять тенденции и методики в современной борьбе за умы и противостоять негативному влиянию.

Политика, государство, власть традиционно играли ведущую роль в развитии российского общества в силу его исторических, культурных, территориальных, географических особенностей. Существование традиционно сильной, но разумной власти способно мобилизовать население и организовать его на проведение хозяйственных работ, защиту границ, колонизацию новых земель. Это требует поддержания в общественном сознании высокого авторитета государственной власти и ее носителей - князя, монарха, вождя и т. д. Политические идеи выступали важнейшим ресурсом государственной власти, создавая ее благоприятный образ в глазах населения. Весьма важное

5 Ангита X. Современный мир // Известия. 1993.27 апреля. значение здесь имеет язык, который несет на себе печать идеологии. Недаром библейское выражение гласит: "Вначале было слово".

Современное состояние русского языка; вызывающее в наши дни всеобщую озабоченность, является закономерностью, вытекающей из логики развития советского тоталитарного государства. В 20 - 30-е гг. XX века и на рубеже XX и XXI веков в обществе и в языке происходят схожие процессы: построение новой модели государственного устройства и "оправдание" выбранного пути посредством воздействия на граждан через язык. Актуальной задачей, следовательно, является обоснование механизма взаимовлияния социального и языкового факторов и анализ этого феномена на конкретном историческом материале.

Еще одним аспектом, предопределяющим актуальность исследования, является так называемый международный фактор. В 1998 г. исполнилось 50 лет с начала, по выражению В.А. Лисичкина и JI.A. Шелепина, Третьей мировой информационно-психологической войны. 18 августа 1948 г. Совет национальной безопасности США утвердил директиву 20/1 "Цели США в отношении России". Этот документ заложил основы нового вида войны, где оружием служит информация, а борьба идет за целенаправленное изменение массового сознания. Задача заключалась в утверждении в массовом сознании таких стереотипов, которые позволили бы манипулировать и населением страны, и ее правящей верхушкой.

В современном мире информация как никогда стала инструментом власти. В форме агитации и пропаганды информация стала главным рычагом управления людьми. В информационной войне одним из видов оружия является5 язык, который может служить средством "тихой" экспансии американской культуры и американских ценностей.

Многие исследователи, психологи, социологи, специалисты по информационным войнам говорят о том, что имеет место "информационно-культурная агрессия на базовую культуру россиян. Сегодня объектом экспансии является языково-знаковая система российского суперэтноса и именно на нее направлен информационный вектор разрушения".6

Американизация языка - проблема не только нашей страны. Многие страны Запада бьют тревогу, пытаясь как-то бороться с этим явлением. Для того, чтобы быть во всеоружии в информационном противоборстве, необходимо использовать исторический опыт и уроки истории.

Объектом исследования выступает массовое сознание 1920-30-х годов.

Предметом исследования является внедрение идеологизированной модели языка, регуляция функционирования и развития языка (языковая политика), реакция массового сознания на языковое воздействие в первые послереволюционные десятилетия.

Хронологические рамки работы ограничены 20 - 30-ми гг. XX века, периодом, когда определилась и установилась модель советского государства в целом. Безусловно, 1930-е гг. являются наиболее характерным периодом с точки зрения степени зрелости системы воздействия на массовое сознание. Но специфика исследуемой проблемы такова, что для адекватной оценки роли языка в воздействии на массовое сознание необходимо проанализировать и начало воздействия и его объективные факторы. Это предопределило обращение к двум послереволюционным десятилетиям. В ряде случаев мы обращались к предреволюционному периоду.

Территориальные рамки работы. Мы рассматриваем пензенский регион как условное историко-краеведческое понятие, включающее территорию, которая исторически, географически и административно связано с Пензой и Пензенской областью. В исследуемый нами период (1920 — 30-е гг.) административный статус Пензенского региона неоднократно менялся:

6 Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. М., 1997. С. 104. Об этом же см.: Почепцов Г.Г. Национальная безопасность стран переходного периода. Киев, 1996; Он же. Информационные войны. М., 2000; Он же. Психологические войны. М., 2000; Он же. Коммуникативные технологии. М., 2001; Леонов Н.С. Информационно-аналитическая работа в загранучреждениях. М., 1996.

- Пензенская губерния (до 1928 г.);

- Округа Средне - Волжской области (1928 - 30 гг.);

- Подчиненные Самаре районы (1930 — 37);

- Часть в составе Тамбовской области (1937 — 39);

- Пензенская область (образована 4 февраля 1939 г. с новыми границами).7

Среднее Поволжье является типичным регионом европейской части России; Здесь так же, как и в других регионах, социально-политические изменения происходили позже, чем в столице, однако достаточно четко прослеживаются все основные тенденции того или иного процесса.

Выбор территориальных рамок был обусловлен и тем, что особенности экономического, социального, политического и культурного развития Среднего Поволжья определялись многонациональностью населения. Это накладывало отпечаток как на ход социалистического строительства, так и на практику деятельности местных органов власти. Специфичной была и социальная структура региона. Культурная отсталость населения, сравнительно небольшая прослойка квалифицированных рабочих и специалистов, наличие аграрного перенаселения, безработица создавали дополнительные трудности и, по нашему мнению, определяли стереотипы и особенности массового сознания в регионе.

Историография проблемы. Еще в XIX веке появлялись труды, в которых отмечалось влияние переломных моментов в истории народов (в частности революций) на язык эпохи. Например, П. Лафарг в своих очерках "Французский'язык до и после революции" стремился показать, как повлияла французская революция 1789-1793 гг. на французский язык той эпохи.8 Лафарг подчеркивал глубокие изменения всего языка, хотя выводы строил на материале лексики (новые слова и словосочетания, новые значения старых слов). Блестящая работа П. Лафарга не давала ответы на вопросы о том, допустимо ли изменения в лексике отождествлять с изменениями всего языка,

7 Подробнее см.: Пензенская энциклопедия. Пенза, М., 2001.

8 Лафарг П. Французский язык до и после революции. М., 1987. которым изъяснялись до революции. Это первая работа, посвященная проблеме нашего исследования, хотя и на французском материале.

Интерес к языку как инструменту социальной власти связан с развитием научных идей, изменявших подход к изучению общества. Специфической сложностью анализа степени исследованности темы является то, что она в основном попадала в поле зрения не историков, а философов, политологов, социологов, лингвистов. Безусловно, исторические аспекты проблемы этих исследователей интересовали лишь постольку, поскольку они являлись черновым материалом для подтверждения их концепций современного общества и современного языка. Тем не менее, ряд тезисов этих авторов явился и теоретическим фундаментом нашего исследования, поэтому мы начнем обзор историографии именно с них.

Среди исследований феномена массового сознания, в том числе в условиях тоталитаризма, ключевое место занимают идеи и труды Р. Барта. Он высказал мысль о том, что язык — это власть. Он объясняет это тем, что "языковая деятельность подобна законодательной, а язык является ее кодом. В языке, благодаря самой его структуре, заложено фатальное отношение отчуждения. Говорить. это значит подчинять себе слушающего; весь язык целиком есть общеобязательная форма принуждения".9 Являясь одним из классиков современной семиологии, после выхода в конце 1960-х гг. своих трудов "Основы семиологии" и "Система моды", он сузил поле исследований и ограничил его анализом знаковых фактов, усваиваемых людьми через язык.10

Более того, он рассматривал роль языка в создании современных мифов, тиражируемых средствами массовой информации, введя для понимания механизма языковой мифологизации термины "коннотация" и "метаязык". Метаязык у Барта представляет собой вторичную знаковую систему, для* которой первичный язык служит планом выражения; коннотация создает новые смыслы, присоединяя их к первичным. Барт поставил вопрос и о так

9 Барт Р. Избранные работы, М., 1994. С. 94.

10 См.: Структурализм: за и против. М., 1975. С. 115. называемой суггестивности мифа, под которым он фактически понимает массовое сознание, откликающееся на вербальные формы внушения.

Еще один тезис Барта имел важное значение для нашего исследования: в своей статье "Мифология сегодня" он писал, что "Теперь уже нужно не разоблачать мифы. теперь требуется расшатывать знак как таковой".11 Применяя это утверждение к реалиям 1930-х гг., становится понятным распространенность анекдотов и частушек, связанных с какими-то политическими событиями и персонажами. Речь шла не о "разоблачении мифа", а о "расшатывании знака".

Зарубежные труды по истории Советского государства обычно содержали суровую критику и неприязнь ко всему происходившему в нашей стране в XX веке. Представители же современной американской науки (Ш. Фицпатрик, Дж. Рейли, Д. Пеннер) рассматривают советскую цивилизацию не как что-то уникальное, специфическое, а сквозь призму повседневности. По мнению американских историков (и мы полностью разделяем их взгляд), любая трагическая страница советской жизни (будь то голод 1932-33 гг., либо революция 1917 г.) уникальна настолько, насколько вообще уникально любое историческое событие.

В настоящее время следует выделить объективные и эмоционально-ровные исследования в рамках американской русистики, одним из ярких представителей которой является Ш. Фицпатрик. Предметом ее научных изысканий является послереволюционная Россия, в том числе сталинская Россия в 1930-е годы.12

11 Барт Р. Семиология как приключение. М., 1993. С. 82-83.

12 Fitzpatrick S/ After NEP: The Fate of NEP Entrepreneurs, Small Traders, and Artisans in the "Socialist Russia" of the 1930s // Russian History. 1986 Vol. 13. № 2-3; Ascribing Class: The Construction of Social Identity of Enlightenment. Soviet Organization of Education and the Arts under Lunacharsky, October 1917-1921. Cambridge, 1970: The cultural Front. Power and Culture in Revolutionary Russia. Ithaca, 1992: Education and Social Mobility in the Soviet Union, 19211934. Cambridge, 1979: How the Mice Buried the Cat: scenes from the Great Purges of 1937 in the Russian Provinces // Russian Review. 1993. Vol. 52; Lives under Fire. Autobiographical Narratives and Their Challenges in Stalin's Russia // De Russie et d'ailleurs. Melanges Marc Ferro. Paris, 1995; Supplicants and Citizens. Public Letter-Writing in Soviet Russia in the 1930s // Slavic review. 1996. Vol. 55. №1.

В своих фундаментальных трудах "Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня" (М., 2001) и "Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город" (М., 2001) и в ряде других статей и монографий автор исследует взаимодействия повседневного и чрезвычайного в 1930-е годы, описывает пути и способы, с помощью которых советские граждане пытались вести обычную жизнь в необычных условиях. В центре исследований Ш. Фицпатрик — комплекс институтов, структур, ритуалов, образующих в совокупности среду обитания homo sovieticus сталинской эпохи. И хотя Ш. Фицпатрик не рассматривает языковую политику властных структур в качестве инструмента создания человека советского, она не обходит вниманием смену культурной модели общества, в связи с чем рассматривает процесс замены личных имен и географических названий.

В главе "Разговоры и те, кто их слушал" Ш. Фицпатрик вплотную подходит к мысли о том, что у властей существовало как бы несколько языков: один язык обслуживал диалог партии с народом, другой существовал для того, чтобы сообщать то, что было на самом деле. В работе "Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30- е годы: деревня" есть разделы "Восприятие и оценка", "Образ Сталина в деревенской молве", в которых автор рассматривает языковую реакцию крестьян на голод и политические события. Эти разделы, свидетельствовавшие о двойственности крестьянского сознания и о природном здравом скептицизме и сарказме, имели большое значение для нашего исследования.13

Труды Ш. Фицпатрик содержат богатый архивный материал и воспоминания современников. Ряд ее выводов, связанных с социально-экономическим фоном языковой политики и топонимикой, мы использовали в нашем исследовании.

13 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001. С. 89-91,321-331.

Отображение революционных событий через призму языка мы находим в статье Д. Дж. Рейли "Изъясняться по-большевистски", или как саратовские большевики изображали своих врагов".14 Статья построена на материалах Саратовской губернии, ставшей после Октябрьской революции ареной ожесточенной гражданской войны. Автор пытается показать, как большевики при помощи "социального слова повседневной политики" истолковали события гражданской войны в своем регионе, оправдывая растущее насилие со стороны советских властей, и как карикатурно изображали оппозицию этому насилию.

Д.Дж. Рейли считает, что дискурс большевиков включал в себя; кроме набора идей и символов, два новых, потенциально противоположных партийных языка (под языком ученый подразумевает словарный состав; синтаксис и содержание, т. е. то, о чем позволялось тогда писать). Признавая, что формулировка упрощена, автор называет один язык "внешним" (язык партийных газет, публичных собраний, агитационной литературы и устной пропаганды), а другой - "внутренним" (язык секретных и конфиденциальных донесений, не предназначенных для обнародования). Для нас ценным представляется замечание ученого о том, что члены партии могли пользоваться как "внешним", так и "внутренним" языком в зависимости от того, к кому они обращались. В нашем исследовании идея получает дальнейшее развитие в виде диалога "власть-народ", где власть обладает монополией на номинацию явлений окружающего мира, в том числе на изображение прошлого. Д.Дж. Рейли отмечает, что большевики присваивают себе право выступать от имени тех социальных групп, которые они считают привилегированными. Для того используются определенные стилистические приемы, приведшие к становлению четкой языковой политики.

Частично исследуемая нами проблема была затронута в книге американского историка Р. Пайпса "Россия при большевиках"1, который наряду

14 Рейли Д.Дж. «Изъясняться по-большевистски», или как саратовские большевики изображали своих врагов» // Отечественная история, №5,2001 г.

15 Пайпс Р. Россия при большевиках. М., 1997. с другими вопросами рассматривает политику большевиков в отношении религии и культуры. В главе "Культура как пропаганда" автор не обошел вниманием язык данного периода, приведя ряд примеров любопытных, с его точки зрения, изменений. Отобранный историком языковой материал позволяет судить об изменениях в массовом сознании солдат и крестьян после событий Октября 1917 г.

Мысль о том, что русский язык в советском обществе является в своем роде специфическим явлением и представляет цель и результат политики властей по воздействию на массовое сознание народа, высказывается и анализируется в трудах французского историка А. Безансона. В вышедшем у нас сборнике статей "Советское настоящее и русское прошлое" автор предлагает свой взгляд на событияхередины XIX - конца XX веков в России. Многие выводы, сделанные ученым, могут показаться спорными и категоричными. Однако в одной из статей в главе "Компромисс в сфере языка" А. Безансон также пишет о том, что так называемый советский язык представляет собой сосуществование и борьбу разных языков. Причем речь опять идет не о разных языковых стилях и не о языках разных социальных групп, а о компромиссе между языком партии и языком народа. Для нашего исследования этот тезис имеет весьма важное значение, т.к. в нем лежит косвенное утверждение о параллельном существовании официального языка, служившего и орудием манипуляции, и своеобразным знаком принадлежности к определенной социальной группе, т.е. это был способ самоидентификации. Ученый особо отмечает, что решающие битвы разыгрываются на идеологическом фронте; все свои средства власть направляет на воздействие на лексику и синтаксис. Сражение между языками, по мнению автора, - "битва не на жизнь, а на смерть, и стороны прибегают в ней к хитроумным маневрам". Таким маневром А. Безансон называет развитие двух добавочных языков -псевдочеловеческого и псевдосоветского. Он обозначает это явление компромиссом в сфере языка. Псевдочеловеческий язык - это ступень на пути к языку социализма, это советский язык "улучшенного качества", стоящий на более высокой ступени, однако неискушенные читатели и слушатели могут принять его за нечто принципиально новое. Псевдочеловеческий язык характерен для литературы, предназначенной на экспорт, или же может использоваться официальными писателями, желающими приобрести репутацию (и престиж) писателей-диссидентов; или в пропагандистских целях.

Псевдосоветский язык берется на вооружение каждым, кто намерен» публично высказать какую-либо неортодоксальную идею. Он - орудие сопротивления в условиях абсолютной монополии советского языка. Инакомыслящему удается донести свою мысль до слушателей, выражая ее в завуалированном виде, прибегая к дозволенным формулировкам и используя (или даже обогащая) стилистические приемы советского языка.

Основной причиной, по мнению А. Безансона, приведшей к образованию советского языка, является феномен идеологии как определяющего фактора советской системы. Но мы в корне не согласны с его утверждением, что идеология как феномен возникает лишь в исключительных обстоятельствах. В истории человечества А. Безансон обнаруживает лишь два примера: гитлеризм и ленинизм. Ученый высказывает мысль о том, что в России "переносчиком" микроба идеологии становится интеллигенция. Западные - немецкий и французский - элементы идеологии проникают в русскую мысль и через славянофилов, и через западников. А. Безансон определяет основную функцию идеологии после прихода к власти: создание ирреальности, миража того, чего нет в реальности. Важнейшим инструментом идеологии является Слово, которое всегда есть слово лжи. По определению ученого, советская идеологическая * система — это логократия — царство лжи.16 Мы не склонны разделять полностью эту резкую оценку, поскольку существовали и объективные причины возникновения советской идеологии в том виде, в каком она существовала в 1920 - 30-х гг.

К ученым, которые подчеркивают чисто внешний характер влияния общественных факторов на язык, относится Э. Бенвенист, который вслед за

16 Безансон А. Советское настоящее и русское прошлое. М., 1998. С. 239-241. ф . другими повторял, что революция 1917 г. в России привела к изменению всего общественного строя в нашей стране, а язык, тем не менее, остался прежним. Критикуя точку зрения Э. Бенвениста, советский языковед Р.А. Будагов считает, что после Октября 1917 г. изменилась сфера и характер функционирования языка, в первую очередь литературного языка.17 Мы согласны с этой оценкой, но следует добавить, что изменение общественного строя, изменение социальных условий жизни совпали с заменой общественных идеалов. Скорее даже зарождение и развитие новых общественных идеалов происходило в царской России, а язык (речь) выразителей (носителей) этих идеалов не мог не отличаться от языка других членов общества, и когда произошло изменение общественного строя, выразителей идей революции (добровольно или принудительно) становилось все больше, их язык стал языком эпохи. Новые общественные идеалы принесли новые ценности, изменилось мышление русского народа, которое отражено в языке.

Роль "нового языка" как орудия тоталитарного подчинения была осознана лишь после того, как аналогичный "язык" сформировался в гитлеровской Германии. Хотя его исследователи и пользовались терминологией, привязанной к конкретному месту и времени (в основном используя введенное в 1946 г. В. Клемперером название "язык Третьего Рейха" (Lingua Tertii Imptrii) или Nazi-deutsch), структурное сходство, а зачастую и тождественность обоих феноменов не могли остаться незамеченными.

В 1948 году Джордж Оруэлл в повести "Год 1984-й" подробно описывает тоталитарный язык", созданный на базе английского, и изобретает для; него название - Newspeak (в русском переводе книги - новояз). Вслед за книгой, приобретшей мировую известность, этот термин входит во многие языки например, в польском языке прочно укоренилось понятие nowomowa), где он и используется в настоящее время для обозначения языка, по функции своей тоталитарного, противопоставляемого естественному языку, выполняющему роль средства человеческого общения. V

17 Будагов Р.А. Избранные научные труды. М., 1997. С. 117.

Немецкий ученый-филолог В. Клемперер в своей книге "LTI. Язык третьего рейха. Записная книжка филолога" дает свое объяснение того "малоприятного" факта, что огромные массы населения Германии (причем не только "простой народ", но и интеллектуалы, аристократы) были в течение 12 лет "охвачены безумием", последствия которого всем известны. Объяснений этого факта давалось и дается множество, но В: Клемперер подходит к проблеме именно со стороны языка: во многом успех гитлеровского режима он объясняет сознательным использованием нацистами языка в качестве орудия духовного порабощения целого народа. Проводя в течение многих лет лингвистические наблюдения, ученый показывает, что, перебирая слова, которыми мы пользуемся, можно не только описать жизнь, но и проникнуть в секреты невидимых на поверхности механизмов, управляющих жизнью людей.

Клемперер представляет язык не только как орудие человеческого общения, хранителя накопленного людского опыта и знаний (культуры), но как "властного распорядителя жизни"! Таким образом, нацистский вариант немецкого языка выполнял свою манипуляционную роль, во-первых, как язык власти (подобный подход и описание языка советской власти мы находим в работах Н.Н. Козловой, о которых скажем ниже), во-вторых, как язык идеологии - феномен тоталитарного государства у А. Безансона.

Тоталитаризму как явлению современности посвящено значительное число работ, много дискуссий ведется, в частности, о характере советской * цивилизации. Мы не собираемся отождествлять гитлеровскую Германию и сталинский Советский Союз, однако при анализе трудов по этим режимам нельзя игнорировать то общее, что присуще тоталитаризму вообще и феномену идеологии двух государств, в частности. Одна из таких черт — язык власти. Оговоримся однако, что, конечно же, не все описываемые языковые процессы могут возникать, развиваться и затухать лишь в рамках идеологии, т. к., по словам французского филолога Ж. Бедье, определенные ситуации и впечатления в абсолютно несхожие эпохи, в совершенно разных странах могут ^ порождать одинаковые формы выражения, и это связано во многих случаях с неизменностью человеческой природы, не зависящей от времени и пространства.

Среди представителей русского зарубежья нельзя не отметить М. Геллера, представившего подробный исторический анализ событий советского периода. До начала 90-х гг. имя М. Геллера было известно в России лишь узкому кругу специалистов и людей, знавших его лично. За прошедшие 10 лет в нашей стране были изданы многие его труды. И хотя отношение к этому историку неоднозначное, мы считаем, что в той части его работ, где идет речь о языке тоталитаризма (М. Геллер называет его советским языком), выстроена четкая концепция феномена "языка власти". Концепция представлена в книге "Утопия у власти" (1982), написанной в соавторстве с А. Некричем и посвященной истории СССР с 1917 г. до наших дней, а также в статьях "Новояз в 1984 году" (1983) и "Революционный плакат как знак советского языка" (1983). Основами взглядов М. Геллера на советский язык послужили идеологические материалы советского периода, собственные наблюдения, роман Д. Оруэлла" 1984".

В советский период тема идеологизации языка не получила широкого освещения в историографии в связи с господствующей идеологической установкой на то, что русский язык является языком межнационального общения, свободным от сословных "церемоний". Тем не менее, необходимо отметить, что и в это идеологизированное время в Советском Союзе существовала целая философская школа, которая рассматривала язык, как систему знаков, свидетельствовавших, в том числе и об идеологических предпочтениях. Речь идет о так называемой Тартусской школе, признанным главой которой был Ю.П. Лотман. Сегодня исследователи считают, что школа возникла и смогла сохраниться в условиях государственно-идеологического контроля лишь в силу своей эзотеричности, усиливавшейся благодаря специфичной терминологии. В понимании Ю.П. Лотмана язык включал в себя не только вербальные формы, но и жесты, манеру одеваться, визуальные 1 б формы. Частично мы использовали этот подход в нашей работе.

Для нашего исследования важным представляется размышление Ю.М. Лотмана об особенности русской культуры: "Категория авторитетности, ее степени и ее источников играет в русской культуре первостепенную роль.Центр внимания переносится с того, "что" сказано, на то, "кем" сказано, и от кого этот последний получил полномочия на подобное высказывание. Именно перемещение источника авторитетности является основной причиной перестройки всей идеологической системы. Так, в зависимости от того, является ли источником истины божественное начало, разум, опыт и практика или личные или классовые интересы и т. д., перестраивается и вся остальная система ценностей".19 Эпоха перестройки дала возможность активизации семиотической школы. К этому времени относятся труды ряда семиологов, посвященные языку.20

Среди работ философов и социологов, уделявших внимание историческим аспектам социальной функции языка - труды Н.Н. Козловой, рассматривавшей социальную судьбу крестьянства посредством обращения к дневниковым записям, хранящимся в архивах.21 Не будучи историком, исследователь, тем не менее, использует методы и средства исторической науки.

В рамках культурологии к подобной теме обратился B.C. Елистратов. В центре внимания его исследований — взаимосвязь национальных и языковых проблем. Языковые изменения особенно четко видны на фоне изменений других сторон жизни общества. B.C. Елистратов приходит к выводу о том, что так называемые "национальные проблемы" актуализируются примерно в одни и те же периоды, что и проблемы снижения языка. Это периоды нестабильности

18 Лотман Ю. П. Семиотика кино. Таллинн, 1973.

19 Лотман Ю.П. Избранные труды по семиотике. М., 1995. С. 197.

20 Соломоник А. Язык как знаковая система. М., 1992. С. 223.

21 Козлова Н.Н. Горизонты повседневности советской эпохи: Голоса из хора. М., 1996. как на "макроуровне" (система межнациональных отношений), так и на уровне отношений социальных, отношений между группами, странами, корпорациями. Происходит актуализация или легализация того, что тщательно скрывалось доминирующей идеологией стабильной эпохи. В основном это устные тексты (брань, инвективы, сниженный минифолыслор), которые "нарабатывались" в течении стабильной эпохи, а теперь становятся объектом исследований, входят в литературу, средства массовой коммуникации. То же происходит и с комплексом национальных конфликтов: они "признаются", затем "обсуждаются" и т. д.

Динамику языка можно проследить на примере быта и речи Москвы конца XIX - начала XX века. Именно сюда приезжали на заработки десятки тысяч крестьян. Москва, это и крестьянский, и "простонародно-мещанский" город, состав населения которого никогда не был абсолютно регламентирован жесткой таксономией. Изучая язык старой Москвы, автор считает, что мелочи языка и быта дают неисчерпаемую пищу для размышления, особенно когда речь идет о частном повторении, а иногда буквальном совпадении подробностей из быта и речи москвичей конца XX века и их предшественников, живших в столице сто лет назад. B.C. Елистратов рассматривает мещанина, обывателя как главного героя старой Москвы и отмечает, что "в целом старомосковский уклад, продолжал доминировать и в 20-х годах XX века". Коренная ломка, по мнению В. С. Елистратова, началась в 30-х годах. То же происходило и с языком. "Именно в 20 - 30-е гг. широко распространился, а за годы советской власти и полностью сформировался новый язык, который М. Геллер назвал советским языком. При сравнении речи современных москвичей и москвичей конца XIX — начала XX века складывается такое "мистическое ощущение, что ста лет с их разрухой, взрывами храмов и т. п. просто как будто и не было. Например, возрождаются все ухватки и приемы московских уличных торговцев, совпадает даже интонационный контур рекламных выкриков".22 Следует выделить в связи с

Елистратов B.C. Язык старой Москвы: лингво-энциклопедический словарь. М., 1997. ф этим два момента. Во-первых, очевидно, возрождается тот слой общества, который не смог сформироваться и окрепнуть в начале XX века: это т. н. средний класс, значительная часть которого является собственниками. Во-вторых, получается, что язык советской эпохи выпадает из употребления довольно легко, вопрос только в том, что мы получаем взамен. Таким образом, B.C. Елистратов также ставит вопрос о коренных изменениях в языке, обусловленных изменениями социально-политическими.

Исторические сюжеты встречаются в работах известного специалиста по общественным связям Г.Г. Почепцова. Так, говоря об имидже политика, он обращается к примерам, связанным с темой нашего исследования. Правда, в ^ основном эти примеры относятся к истории гитлеровской Германии, иллюстрируя использование фашистами языка в качестве средства манипуляции.23

Подчеркнем, что интерес к языку ученых разных отраслей наук в СССР весьма активизировался с началом перестройки. В конце 1980-х гг. вышло даже несколько сборников, среди авторов которых и философы, и социологи, и лингвисты, и представители других наук.24

Одним из исследователей массового сознания является С.Т. Кара-Мурза. Правда, его книги носят скорее публицистический характер и не всегда содержат научный аппарат.25 Тем не менее, в его трудах можно найти некоторые сюжеты, связанные с проблемой нашего исследования. Безусловно, ^ позиция,, занимаемая С.Т. Кара-Мурзой по отношению к реформам в современной России весьма резкая, но интерес представляет его аргументация. Он пишет, что "нынешняя смута в России стала возможна после внедрения

Почепцов Г.Г. Тоталитарный человек. Очерки тоталитарного символизма и мифологии. Киев, 1994; Он же. Национальная безопасность стран переходного периода. Киев, 1996; Он же. Имидж: от фараонов до президентов. Киев, 1997. 24 См., например: Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. Сб. науч. трудов под ред. Серебренникова Б.А. М., 1988.412 с.

Кара-Мурза С.Т. Советская цивилизация. От начала до Великой победы. М., 2002.; Манипуляция сознанием в России сегодня. М., 2001; Манипуляция сознанием. М., 2002.; * Истмат и проблема Восток-Запад. М., 2002.; Идеология и мать ее наука. М., 2002.; Краткий курс манипуляции сознанием. М., 2002. нового способа господства — манипуляции сознанием. Ломают наши традиции, засоряют родной язык. Мы перестаем видеть реальные угрозы своим жизненным интересам".26 В своих трудах он пытается показать механизм манипуляции и "главные мишени, на которые направлены атаки манипуляторов".27

Внимание советских историков к проблемам массового сознания не получило должного воплощения в научных трудах. Причиной этого, по нашему мнению, является то, что эта проблема несколько не вписывалась в официальную идеологическую схему, основанную на классовом факторе. Пожалуй, единственной работой по этой тематике была монография Б.Ф. Поршнева "Социальная психология и история".28 Иногда встречались сюжеты, связанные с модой на новые имена и географические названия в конце 1920 -30-х гг. в трудах по истории культурной революции.29

Снятие идеологических запретов в конце 1980-х гг., доступ исследователей к огромному числу ранее закрытых источников и зарубежных исследований по проблемам языка тоталитаризма (подчеркнем еще раз, что терминология, используемая исследователями, различная) привели к заполнению данного пробела и появлению в современной исторической науке трудов по исследованию языковых проблем. Конечно же, подавляющее большинство этих работ не посвящено непосредственно языку как способу манипуляции: эта тема рассматривается в работах исследователей идеологии и массового сознания.

Проблема массового сознания учеными-историками в нашей стране стала исследоваться практически только с 90-х гг. XX века. Существует ряд работ по истории культуры, которые с полным правом можно отнести к историографии

26 Кара-Мурза С.Т. Краткий курс манипуляции сознанием. М., 2002. С. 17.

27 Там же. С. 9.

Поршнев Б. Ф. Социальная психология и история. М., 1966.

29 См., например: Веселов А.Я. Борьба Коммунистической партии за проведение культурной революции в деревне в годы коллективизации. Л., 1978. массового сознания, например монографии И.И. Голомштока, Е. Громова.30 Одним из первых тему массового сознания затронули JI.А. Гордон и Э.В. Клопов.31 В последние годы эта проблема стала уже одной из традиционных тем исторических исследований. Мы не будем перечислять труды и имена исследователей массового сознания вообще, остановимся лишь на тех работах, где затрагивались проблемы языка.

Среди первых исследований проблемы массового сознания можно назвать работы Е.С. Сенявской.32 Хотя Е.С. Сенявская и. не использует в названии своих трудов термин "массовое сознание", их содержание позволяет отнести эти работы к исследованиям именно этой проблемы. Тема комплексного воздействия властей на массовое сознание в 30-е гг. XX века была раскрыта Н.Б. Барановой.33 В ее трудах есть ряд сюжетов, связанных с использованием языка в идеологических целях.

Интерес историков к проблемам массового сознания во второй половине 90 гг. был довольно высок, что доказывает появление обобщающих трудов.34

В последние годы появился ряд трудов по исторической антропологии, где затронута в основном тема массового сознания.35 В этих работах изменения, происходящие с человеком в социальном смысле, иногда связываются и с изменениями в языке. Проблема массового сознания в Советском Союзе нашла место в обобщающем обзоре "История ментальностей. Историческая антропология. Зарубежный опыт в обзорах и рефератах" М. 1996.

30 Голомшток И.И. Тоталитарное искусство. М., 1994; Громов Е. Сталин: власть и искусство. М., 1993.

Гордон JI.A., Клопов Э.В. Что это было?: размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30 - 40-е годы. М., 1989.

32 Сенявская Е.С. Фронтовое поколение: историко-психологическое исследование. М., 1996; Она же. Человек на войне: опыт историко-психологической характеристики российского комбатанта // Отечественная история 1995, №3.

33 Баранова Н.Б. Мифологизация массового сознания. М., 1996; Она же. Власть и воздействие на массовое сознание в 30-е гг. XX века. Дисс. д. и. н. М., 1997.

34 См., например: Боброва О.Ю. Основы исторической психологии. СПб., 1997; Шкуратов В.А. Историческая психология. М., 1997.

35 См., например: Барулин B.C. «Российский человек в XX веке. Потери и обретение себя». СПб., 2000. щ, Однако, проблемы языка в исследованиях, посвященных социальной истории, практически затрагиваются лишь вскользь. В лучшем случае языку посвящено или несколько сюжетов или максимум 1-2 страницы. Большей частью темой языка занимались, как уже подчеркивалось выше, филологи, используя редкие исторические сюжеты для лингвистических выводов. Из наиболее полных филологических исследований можно назвать работы И.А. Купиной и Т.М. Николаевой.36

От постановки проблемы массового сознания в целом и пересмотра сущности идеологической работы исследователи закономерно перешли к анализу отдельных стереотипов массового сознания и механизмов их возникновения и формирования. В этом анализе одно из важнейших мест занимает исследование идеологической функции языка. Этому посвящена книга Б. Сарнова "Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма". Этот труд явился результатом как собственных наблюдений; и размышлений автора, так и впечатлений от прочтения романа Д. Оруэлла "1984" и книги В. Клемперера "Язык Третьего Рейха". Б. Сарнов исследует не только официальный язык советской эпохи, но язык, бытовавший в массах как противоядие, благодаря которому общественное сознание не поддавалось губительному воздействию языка власти в частности и давлению властей в целом. Книга содержит богатый фактический материал, хотя ее вряд ли можно полностью отнести к классическому научному жанру.37 ^ В; последнее время отечественные историки все больше сходятся во мнении о том; что историю советского периода следует изучать и осмысливать, используя произведения литературы и кинофильмы этого периода. Примером такого исторического анализа могут служить статьи тематического цикла "История страны / История кино", опубликованные в журнале "Отечественная история", №6 за 2003 г.

36 Купина И.А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург-Пермь, 1995; Николаева Т. М. Лингвистическая демагогия. М., 1998.

37 Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2002.

Весомый вклад в изучение процессов и событий 1920 - 30-х гг. вносят пензенские историки и краеведы. Например, в работах по истории развития экономики, промышленности и рабочего класса Пензенского региона можно найти социально-экономические основы языковых трансформаций. Следует отметить труды Н.А. Шарошкина.38 Исследованию крестьянского движения и коллективизации посвящены монографии В.В. Кондрашина.39

В качестве отдельного блока необходимо назвать труды пензенских исследователей, посвященные культурному строительству. Несмотря на то, что тематика этих работ не совпадает с темой нашего исследования, они сыграли определенную роль в нашем анализе, во-первых, потому что язык является ^ частью и основой культуры; во-вторых, в этих работах есть сюжеты, связанные с проблемой языка.

Одной из немногих таких работ является статья В.В. Балахонского "Провинциальная культура и объяснение событий российской истории".40 Автор размышляет о том, что в языке как общественном явлении отражаются состояния и изменения культурных, социальных, личностных образований. Язык, в свою очередь, посредством ценностно-мотивационных факторов регуляции, фиксированных в языковых средствах, воздействует на индивидуальное и социальное поведение человека, а также на его мыслительную деятельность, поскольку мышление протекает преимущественно в языковых формах и непосредственно связано с поведением человека. Это позволяет утверждать, что выбор тех или иных языковых средств, характерных для представителей определенной культурной среды, указывает на типичный для них стиль мышления и, соответственно, делает более предсказуемым образ поведения в? стандартных ситуациях. При! объяснении и теоретической то

Шарошкин Н.А. Промышленность и рабочие Поволжья в 1920-е годы. Пенза, 1987.

39 Кондрашин В.В. Крестьянское движение в Поволжье в 1918 - 1922 гг. М., 2001; Кондрашин В., Пеннер Д. Голод: 1932 - 1933 годы в советской деревне. Самара - Пенза, 2002.

40 Балахонский В.В. Провинциальная культура и объяснение событий российской истории // Российская провинция XVIII - XX веков: реалии культурной жизни. Материалы III Всероссийской научной конференции. Пенза, 1996. Кн.2. С. 227-228. реконструкции исторических событий подобные возможности очень важны. Отечественный историк второй половины прошлого - начала нынешнего века В.О. Ключевский не только анализировал подобные лингвистические методы в рамках своих спецкурсов, но и сам часто использовал их в своих исторических исследованиях. Особенно широко представлены эти методы в его трудах по древнерусской истории. Относительно же изучения социальных явлений нового и новейшего времени данные походы еще не получили своего применения в исторической науке.

Языковой спецификой провинциальной культуры является более широкая представленность в ней элементов народного разговорного языка, ^ диалектизмов и противоречий. Вопрос о взаимоотношении диалектизмов, просторечии и нормативного языка непрост и имеет неоднозначные решения. Современная лингвистика исходит из нецелесообразности противопоставления народного разговорного языка литературному, т. е. нормативному, но в рамках научного исследования событий прошлого такая дифференциация не только правомерна, но и весьма эффективна, поскольку позволяет воссоздать бытовую и духовную атмосферу объясняемого события. На такую возможность указывал еще В. О. Ключевский в своей работе "Терминология русской истории".

Среди работ пензенских историков одной из близких к теме исследования является монография Л.Ю. Федосеевой "Рабочие Поволжья и культурное строительство в регионе во второй половине 20-х - середине 30-х годов" (Пенза. 2000 г). В монографии затрагиваются проблемы ликвидации неграмотности, повышение квалификации и культурного уровня рабочих, рассматривается роль библиотек, газет и различных форм художественного творчества в развитии духовной культуры рабочих. Кроме того, в последующих публикациях автор продолжает анализировать ход ликвидации неграмотности среди рабочих, состояние рабселькоровского движения.41 Тему ликвидации неграмотности в предвоенные годы рассматривают Т.Н. Кузьмина и Н.А. Шарошкин.42

Распространение грамотности и развитие сети начальных школ освещается в работах В.А. Власова, например в; статье "Начальная школа Пензенской губернии на рубеже XIX-XX веков (сборник "Отечественная культура и развитие краеведения", Пенза 2001 г), а также в его концептуальной работе "Школа и общество".43 Эти работы являются примером того, что тема языка как бы незримо всегда присутствовала в трудах историков, хотя непосредственно и не получила должного внимания, в, вероятно, в силу своей некоторой нетрадиционности для исторических исследований;

Таким образом, проблема языка как отражения массового сознания, с одной стороны, и способа воздействия на него,, с другой стороны, в отечественной историографии не нашла своего полного освещения и может считаться неизученной.

Научная новизна диссертации определяется тем, что исторические исследования языка как социального явления фактические не предпринимались ни в масштабах страны, ни в масштабах региона. Отдельные аспекты этой проблемы присутствуют лишь в качестве второстепенных сюжетов в работах, посвященных культуре и идеологии. Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предпринят исторический анализ массового сознания, 1920 - 30-х гг. через призму языка как социального явления. Позитивный момент новизны проявляется в том, что рассмотрены особенности массового сознания и события 20 - 30-х годов в контексте мировой истории, а не только в рамках национальной истории. На конкретном фактическом

41 См. например: Федосеева Л.Ю. Ликвидация неграмотности рабочих Поволжья во второй половине 1920-х - середине 1930-х годов // Исторические записки. Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск 6. Пенза, 2002, С. 81-92.

42 Кузьмина Т.Н., Шарошкин Н.А. Проблема ликвидации неграмотности среди рабочих Пензы и области в предвоенные годы (1938 - июнь 1941) // Идеалы и реальности культуры российского города. Материалы IV городской научно-практической конференции. Пенза, 2003, С. 103-107.

43 Власов В.А. Школа и общество. Поиски путей обновления образования. Вторая половина XIX - первая треть XX в. Пенза, 1998. материале мы рассматриваехм язык одновременно как объект центральных и местных партийных и государственных органов по воздействию на массовое сознание посредством определенной языковой политики.

Цели и задачи исследования. Исходя из актуальности темы и степени ее изученности, автор ставит своей целью теоретическое обоснование механизма отражения социальной повседневности в "языке эпохи". На основе конкретного исторического и языкового материала делается попытка исследования способов воздействия власти на массовое сознание, итоги и доминанты этого процесса. Это достигается решением следующих задач:

- анализ сущности понятия "язык эпохи" в историческом контексте советского общества;

- рассмотрение социально-экономических условий, определяющих характер языка в 20 - 30-е гг. XX века;

- исследование основных характеристик языка как социального явления в 20 - 30-е гг. XX века;

- анализ деятельности органов власти Пензенского региона по внедрению модели действительности посредством языка;

- исследование отношения населения региона к языковым нормам эпохи;

- интерпретация основных итогов и доминант процесса насаждения идеологизированных языковых стереотипов.

Методология исследования. Основополагающим методом исследования выступает диалектический, позволяющий установить закономерность происходящих в обществе изменений и прогнозировать непосредственные и отдаленные результаты и последствия изучаемого явления. Методологическую основу диссертации составляют:

- принцип историзма, который состоит в изучении событий и явлений в их динамике и хронологической последовательности;

- принцип системности позволяет рассматривать общество и язык как социальные системы, каждый элемент которых может быть понят только после рассмотрения того, какую роль он играет по отношению к другим элементам;

- принцип динамичности, применяемый для анализа изменений социальных систем;

- принцип диалогизма: взаимодействие властных структур и членов общества рассматривается нами как диалог, в котором власть выступает инициатором с целью воздействия на массовое сознание.

Теоретические основы исследования. В связи с тем, что в исследовании затрагиваются предметы использования языка в воздействии на массовое сознание, мы обратились в описаниях теоретических основ исследования не только к истории, но и к другим отраслям науки: философии, языкознанию, социолингвистике, культурологии. Теоретическим фундаментом исследования явились труды отечественных и зарубежных философов, социологов, культурологов и лингвистов, связанные с социальными проблемами языка.

Поскольку в нашей работе мы рассматриваем язык как социальное явление, теоретической основой исследования послужили выводы, сделанные выдающимися лингвистами XIX-XX веков: И.А. Бодуэном де Куртенэ, Е.Д. Поливановым, Л.П. Якубинским, В.М. Жирмунским, Б.А. Лариным, A.M. Селищевым, Г.О. Винокуром. Прежде всего, это тезис о том, что все средства языка,распределены по сферам общения, а деление общения на сферы имеет в = значительной мере языковой признак. Различные воздействия социальной среды на язык и на речевое поведение людей изучает социолингвистика, правда в поле ее интереса находится современный язык момента и язык современной эпохи.

Одной из ключевых проблем мировой лингвистики (в том числе и социолингвистики) является социальная дифференциация языка. Ей уделяли внимание представители французской социологической школы в языкознании (А. Мейе), ученики швейцарского лингвиста В. де Соссюра - А. Сэшеэ и Ш. Бали, Ж. Вандриес, А. Матезиус, Э; Сепир, Дж. Ферс и др.; отечественные языковеды Е.Д. Поливанов, A.M. Селищев, P.O. Шор, Л.П. Якубинский, В.М. Жирмунский, В.В. Виноградов, М.М. Бахтин и др.

В советском прошлом был широко распространен прямолинейный взгляд на дифференциацию языка в связи с социальным расслоением общества. Согласно этому взгляду расслоение общества на классы прямо ведет к формированию классовых диалектов и "языков". Эта концепция сформировалась в советском языкознании в конце 1920-х и начале 1930-х гг., когда весьма популярной была теория об обострении классовой борьбы и о четких классовых различиях.

Особенно отчетливо такая точка зрения была выражена А.М: Ивановым и Л.П. Якубинским в их книге "Очерки по языку" (1932), а также Л.П. Якубинским в работах "Язык пролетариата", "Язык крестьянства" и других, опубликованных в 1930-е годы. Эта концепция просуществовала в советской науке долгие годы. В последнее время она подвергалась резкой критике. Ее упрекают за то, что она якобы являлась не научной теорией, а по сути, идеологемой. В своем исследовании мы нашли подтверждение того, что она, тем не менее, имела под собой основания, и мы можем говорить о классовых языковых различиях. Но, безусловно мы не используем эту теорию безоговорочно как теоретическую основу. Мы считаем, что бурные миграционные процессы 1920 - начала 30-х гг., создавшие своеобразную прослойку городского населения, имевшего крестьянское происхождение, послужили причиной смешения "языка пролетариата" и "языка крестьянства". К тому же лингвисты считают, что природа и характер отношений между структурой общества и социальной структурой языка весьма сложны, непрямолинейны. В социальной дифференциации языка получает отражение не только и не столько современное состояние общества, сколько предшествующие его состояния, характерные особенности его структуры в прошлом, на разных этапах развития данного общества. Это положение социолингвистики будет подкреплено конкретным историческим материалом в нашем исследовании.

Исследователи уже давно отмечали чередования стабильных и нестабильных эпох и соответствующих изменений в языке. В "стабильную" эпоху общество представляет собой достаточно обозначенную таксономическую систему, которая формирует, с одной стороны, устойчивую "национальную картину мира" с другой стороны - явную "языковую картину мира", где безоговорочно признаются нормы грамматики, орфоэпии, где отлажена стилистическая иерархия литературного языка. По "языковой" картине можно изучать "национальную". Их сосуществование достаточно гармонично. Но, в недрах "стабильной эпохи" формируются деструктивные, революционные элементы. Их критическая масса постепенно нарастает, расшатывая устойчивую таксономию общества и языка. Основной удар наносится» по канону языковому и национально-поведенческому. Снижаются, пародируются классические образы, активизируется жанр литературного анекдота, пародия внедряется в сферу политики и т. д. Создается ощущение, что общество и нация теряют ценностные и нравственные ориентиры и соответственно язык — ориентацию в поле стилей.

В диссертации мы опирались на периодизацию так называемого "снижения" языка, проведенную учеными на основе трудов В.В. Виноградова. Он вычленил известную историческую периодичность в "снижении" языка. Условно выделяют следующие "снижения" в истории русского литературного языка последних двух веков:

- Пушкинско-карамзинская реформа первой четверти XIX века;

- Разночинское "снижение" середины XIX века;

- "Варваризация", связанная с революцией 1917 года;

- "Перестроечная" и "постсоветская" варваризация 80-90-х гг. XX века.

В эти периоды язык становится объектом не столько лингвистических исследований, сколько философских дискуссий. Смещения, снижения в языке (и соответственно в "национальном мышлении" и "национальном характере") весьма существенны, часто речь идет о серьезных глубинных, структурных изменениях.

Среди множества сложных социально-языковых связей особенно значимой нам представляется ориентация говорящих на язык какой-либо одной общественной группы, связанная с понятием социального престижа: чем более престижен статус группы в глазах всех других членов данного социума, тем вероятнее, что именно ее язык способен служить образцом для подражания. Это положение разработано в рамках современных социологических и социолингвистических исследований, но идея принадлежит выдающемуся отечественному лингвисту Е.Д. Поливанову, разработчику концепции языковой эволюции. По его мнению, социальные факторы влияют на язык не непосредственно. "Экономико-политические сдвиги видоизменяют контингент носителей языка (или так называемый социальный субстрат) данного языка или диалекта, а отсюда вытекают и видоизменение отправных точек его эволюции".44 Примером выступает русский литературный язык послереволюционной эпохи. Изменение состава носителей языка обусловило новую цель языковой эволюции — создание языка, единого для всех социальных слоев, объединяемых в новом коллективе носителей. В ходе этого процесса выясняется, язык какой из объединяемых социальных групп "будет "играть первую скрипку" в эволюции, направленной к установлению единообразной (для всех данных групп) системы речи" 45

Естественно, что лингвисты находят спорными некоторые положения концепции языковой эволюции Е.Д. Поливанова, однако рассмотренное выше утверждение продолжает находить подтверждение в исследованиях исторического и лингвистического ряда.

Кроме того, в развитии языка ключевую роль играют антиномии -постоянно действующие противоположные друг другу тенденции, борьба которых и является движущим стимулом языкового развития. При рассмотрении проблем массового сознания через призму языка различные

44 Поливанов Е.Д. Избранное. М, 1991. С. 92.

45 Там же. С. 97. антиномии будут являться показателями определенных социальных процессов и отражать особенности массового сознания в данный период.

В отличие от антиномий, охватывающих своим действием языковую систему в целом, социальные факторы неодинаковы по своему влиянию на язык (глобальные и частные). К социальным факторам, влияющим на языковую эволюцию, лингвисты относят, например, изменение круга носителей языка; распространение просвещения; миграция; создание новой государственности; развитие науки; технические новшества и изобретения.

Таким образом, среди теоретических основ нашего исследования выделяется блок теорий социолингвистики.

В ходе проведенного нами анализа исторического материала мы исходили из концепции современной когнитологии. В основе когнитологии, научного направления, сложившегося в 60-х гг. XX в., лежит гипотеза о том, что человеческие когнитивные структуры (восприятие, язык, мышление, память, действие) неразрывно связаны между собой и действуют в рамках одной общей задачи. Поэтому в ряде работ ученых когнитологов сам человек рассматривается как активный преобразователь информации.46 Так как когнитивная модель охватывает различные уровни порождения речи, то возникает новое отношение к языку — как к устройству, преобразующему мысль в речь.

Общеизвестно, что устная речь не всегда совпадает с истинными ** мыслями говорящего или пишущего, что особенно важно при анализе идеологии и массового сознания 1920 - 30-х г. Поэтому концепции семиотики также являются теоретической основой диссертации. Семиотические наблюдения можно найти у лингвистов, философов, историков, литературоведов, которые свои изыскания часто не относили к области семиотики, т. к. направление это сформировалось относительно недавно.

46 Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М., 1982; Познание и его возможности: Тезисы международной научной коиференциию М., 1994. Фомиченко Л.Г. Когнитивная модель просодических интерферируемых систем. Волгоград, 1996.

Американский философ и социальный психолог Ч. Моррис является основателем семиотики как самостоятельной дисциплины, инициатором прагматического анализа языка. Ч. Моррис не без основания полагал, что семиотика может выступать в качестве средства описания различных аспектов человеческой деятельности. Семиотика является наукой о знаковых системах, используемых человеком. Одной из таких систем является язык. Каждый знак заключает в себе поведение, поскольку он всегда предполагает наличие интерпретатора. Истолкователь знака активен, его действие сознательно, селективно и мотивировано ситуацией, оценку которой оно включает в себя. Этот тезис делает семиотику обязательной при исторических исследованиях, t1 связанных с языковыми процессами.

Среди семиологов, на чьи работы автор опирался и использовал, можно назвать М.М. Бахтина, Ю.Л. Лотмана, П.А. Сорокина.47

В историографическом обзоре мы подробнее остановимся на трудах таких семиологов, как Р. Барт и Ю.П. Лотман. Тем не менее, при характеристике теоретических основ исследования особо следует остановиться на творческом наследии М.М. Бахтина. Концепция языка не занимает особого места в мыслительном мире Бахтина, но со второй половины 20-х гг. она органично включается в его экзистенциализм. Язык для Бахтина — это речь, причем не изолированного, но социального индивида. Бытие для Бахтина — это живой, динамичный социум, в котором индивиды соединены нравственными ^ связями. Так утверждается в его трактатах начала 20-х годов; позднее этот же социум предстает у М.М. Бахтина осмысленным и озвученным: между его членами как бы идет нескончаемый разговор. В бахтинской философии языка определяющим является представление о диалоге: если речевой единицей для Бахтина является высказывание, то это высказывание имеет диалогическую природу, существует как реплика диалога. Слово, по Бахтину, имеет, во-первых, автора, во-вторых, адресата и так называемого произносителя в

47 Почепцов Г.Г. История русской семиотики. М., 1998. ф конкретной жизненной ситуации. Включающее в себя все эти экзистенциальные моменты слово выходит за границы чисто лингвистической оболочки. Современная наука понимает язык как воплощение социокультурных и персональных смыслов, что ведет к осмыслению языка как конкретной исторической и социально-культурной детерминированности сознания, как формы творческой активности конкретно-исторического человека. Рассматривая язык сквозь призму работ М.М. Бахтина, исследователи получают не просто систему абстрактных грамматических категорий, а язык идеологически наполненный, "язык мировоззрения" и даже как конкретное мировоззрение. Отсюда следует, что язык как форма творческой активности ^ или как конкретное мировоззрение не может не влиять на другие формы этой активности, выступая как субъект воздействия, и, в свою очередь он также зависим от разнообразных форм творческой активности человека и элементов социокультурной системы общества, т. е. является объектом воздействия.

Тем не менее, мы не склонны считать постулаты семиотики истиной в последней инстанции, хотя часть их и легли в основу нашего исследования. Живое слово — больше, чем знак, и его трудно "уложить" в прокрустово ложе семиотики, которая различает значение ("предмет или класс предметов") и смысл знака ("содержание понятия, входящего в объем обозначенный предметной области"). Семиотика теряет отношение автора к собственному высказыванию, или как выражался JI. Витгенштейн, в речи существует ^ невыразимое рациональными логическими средствами "интуитивное созерцание мира в целом".48 Теория знаковой природы языка больше применима к письменному языку, но он возник гораздо позже устной речи. Речевое выражение — не просто конвенциальный знак, а символ, который неразрывно связан с непосредственной жизнью и хранит ее священные смыслы, а потому заключает в себе мощную эмоциональную энергию. В этом аспекте речь, живое слово обладают эстетической выразительностью.49 В современном

48 Витгенштейн J1. Проблемы речи. М., 1997. С. 143.

49 Фролов Б.Л. Эстетические основания культуры. Пенза, 2002. 160 С. мире семиотика приобрела особое значение. Об этом свидетельствует тот факт, что армейские офицеры Великобритании изучают семиотику в военной академии в рамках курса по освещению средствами массовой информации военных действий.50

Главное для наук лингвистического ряда - текст как единица языка, текст как речь или как формальный результат акта говорения. Вопрос о месте языка в общественной деятельности ставит и лингвосоциопсихология (семиосоципсихология), которая изучает место текстовой деятельности среди прочих видов общественной деятельности, роль и место текстов (сообщений) при обмене всеми видами деятельности, пути и механизмы внедрения продуктов интеллектуальной знаково-мыслительной деятельности в общественную практику, в культуру и общественное сознание. Для нашего исследования большую роль сыграли работы Т.М. Дридзе. Так, в своей монографии "Язык и социальная психология" она рассматривает текст как единицу общения, а предметом изучения считает мотивированный обмен текстами.51 Текст выступает здесь как источник информации о "затекстовой" действительности, а активный интерпретатор — это субъект, чьи действия над текстом мотивированы, ситуативны и целесообразны. По мнению Т.М. Дридзе, сфера практического приложения лингвосоциопсихологических исследований многообразна, для нас же важным является изучение путей формирования общественного мнения, норм и ценностей. Кроме того, наличие или отсутствие смысловых контактов в ходе общения будет влиять на характер и эффективность взаимодействия социальных субъектов во всех сферах их практической жизни. Т.М. Дридзе подчеркивает, что при общении людей механизмы смыслового контакта включается далеко не всегда. Гораздо чаще мы имеем дело с "псевдообщением", в ходе которого нет совпадения "фокусов" порождаемого и интерпретируемого текста. Ситуация "смысловых ножниц" возникает в ходе несостоявшегося обмена коммуникативно-познавательной

50 См.: Комсомольская правда. 1998.29 августа.

51 Дридзе Т.М. Язык и социальная психология. М., 1993. С. 27. деятельностью при взаимном непонимании и может быть описана как возникновение "семиотического вакуума" в процессе общения. Этот эффект отрицательно влияет на межличностные, внутригрупповые и межгрупповые связи и чреват неадекватными интерпретациями: это неверно истолкованные взаимопонимания между людьми. Существует также "квазиобщение" т. е. ритуальное действо, подменяющее общение, где механизм взаимопонимания не является обязательным. Этот тезис мы применяли при анализе роли митингов и других массовых праздников, а также роли всевозможных лозунгов в 1930-х гт.

Следующий блок теоретических основ исследования связан с социологией. П.А. Сорокин в своей работе "Система социологии" пишет о проводниках - символах (в семиотике это - знак) и предлагает их классифицировать по физическим свойствам: звуковые, световые, цветовые (флаги), двигательные, предметные (деньги, государственные реликвии) и др. Звуковые проводники по П. Сорокину - лозунги, клише, неологизмы, возгласы одобрения. П.А. Сорокин сделал ценное наблюдение: "Человек, выступающий в определенной общественной роли., облачась в свою символическую одежду., надевая на себя соответствующие атрибуты., окруженный предметными проводниками;., часто совершенно трансформируется и перестает походить на самого себя, каким он бывает в частной жизни, вне этих атрибутов. . С этой точки зрения не случайным является факт установления культа, обрядов, слов, форм одежды и т.д., фигурирующих во всех сферах общественной жизни.".52 П.А. Сорокин подчеркивает, что если лишить индивидов их внешних символических знаков, то меняется их психика. Говоря о звуковых символах, философ замечает: "Сколько людей "перерождались духовно", получив титул "Его превосходительства", "графа" или "князя". Как много простых смертных начинали себя чувствовать иначе, после того, как они становились "грофмейстерами" или "губернаторами".53

52 Сорокин П. Система социологии. М., 1991. С. 107.

53 Там же С. 112.

Мысли П.А. Сорокина о том, как символически могут влиять проводники на психологию человека, мы использовали при рассмотрении социальных, психологических и языковых характеристик носителя (или проводника — символа) определенного общественного идеала. Далее философ утверждает, что многократное употребление символического проводника может делать его "чем-то самоценным, святым и самодовлеющим". К фетишизированным звукам он относит заклинания, заговоры и молитвы и добавляет примеры из жизни, когда призывы типа "Долой советскую власть!" навлекали весьма тяжкие кары. В основу своей социологии П. А. Сорокин полагает коллективные единства, которые часто образуются вне воли участников. Для нас это — приверженцы одного общественного идеала во главе со своим фетишизированным вождем: "Люди, однородные с нами по языку, по мировоззрению, по идеалам, по внешнему виду, короче говоря, сходные с нами и по внешнему облику, и по внутренним свойствам, близки к нам".54

Кроме того, в исследовании мы опирались на труды современных психологов, занимающихся теорией манипуляции. Живое общение предполагает непосредственное присутствие говорящего и слушающего, когда говорящий имеет перед собой не анонимного слушателя; а вполне определенное лицо. Поэтому высказывание заключает в себе не только сообщение (информацию), но отношение к нему самого говорящего — личный смысл. Это отношение часто выражается невербальными- средствами: интонацией, жестами, мимикой и др., и слушатель реагирует не только на смысл слов, но и на отношение к нему самого говорящего, что придает дополнительные нюансы общению.

Так, американский ученый П. Экман в своей монографии "Психология лжи" считает, что слова, речь являются основным критерием обнаружения обмана. Другие критерии - голос, мимика, пластика, - признаки, обусловленные

54 Сорокин П.А. Избранное. М„ 1992. С. 207. вегетативной нервной системой.55 При оценке идеологем 1920 - 30-х гг. мы использовали этот тезис П. Экмана.

Нужно сказать, что в США вообще весьма развито направление, связанное с теорией воздействия на массовое сознание и сознание индивида. Психологи в работе "Социальное влияние" определили язык как один из мощнейших факторов социально влияния вообще и орудия манипуляции в частности.56

В отечественной психологии проблемами мотивации и мотивов занимался Е.П. Ильин. Среди мотивов определенного поведения человека он выделял вербальное поощрение или вербальное "подталкивание". Этот тезис мы использовали при анализе роли языка как способа самоидентификации в 1930-х гг. С начала 1990-х гг. российские психологи стали более интенсивно заниматься проблемами управления массовым сознанием и сознанием отдельного человека. В этих исследованиях важное место занимает язык. Так, в монографии В.П. Шейнова есть раздел, посвященный риторическим методам понуждения к действию.57

Один из виднейших отечественных исследователей массового сознания -Д.В; Ольшанский. В его монографии "Психология масс" есть глава, посвященная эволюции психологии масс в истории человечества. В том числе он рассматривает психологию масс при социализме. Мы использовали тезис Д.В. Ольшанского о том, что "социализм в своих наиболее известных ^ социально-политических формах изначально и совершенно откровенно с « определял себя как массовую формацию, психологии масс".

Таким образом, представители различных направлений научной мысли (философия, социология, социолингвистика, культурология, литературоведение и др.) изучали различные аспекты проблемы изменения языка в связи с

55 Экман П. Психология лжи. СПб., 2000. С. 64-67.

56 Зимбардо Ф., Ляйппе М. Социальное влияние. СПб., 2000.

57 Шейнов В.П. Скрытое управление человеком. Психология манипулирования. Минск, 2000. С. 347-368.

58 Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб., 2002. С. 106. $ происходящими в обществе процессами, переход ненормы в норму и т.д.

Совокупность их концепций составляет теоретический фундамент нашего исследования.

Понятийный аппарат исследования. Мы считаем нужным, прежде чем приступить к изложению результатов исследования, определить понятийный аппарат, использованный нами в диссертации. Ключевыми понятиями исследования являются "массовое сознание" и "язык".

Массовое сознание выступает как бы актуальным производным от общественного сознания, трактуемого как совокупность сознаний основных групп общества, составляющих социально-классовую структуру, причем как бы ^ со "сломанными" внутри такого общественного сознания перегородками.

Исследователи феномена массового сознания предлагали различные характеристики для оценки его содержания. В обобщенном варианте в качестве основы для такой оценки выступает совокупность трех характеристик:

- средний уровень развития сознания масс в обществе, включающий не только когнитивные элементы (объем знаний и суждений масс о тех или иных социально-политических явлениях и процессах), но и направленность чувств и фантазий, способность эмоционально реагировать на окружающую действительность;

- диапазон и направленность потребностей, интересов, запросов, отличающих условия жизни масс в обществе;

- диапазон информации, в т. ч. специально направляемой на массовое сознание через многочисленные каналы воспитательных и образовательных институтов и средств массовой информации.

В целом массовое сознание, на наш взгляд, необходимо рассматривать как результат встречного движения активности масс, направленной на свойственные человеку осмысление собственной жизни, и тех социально-политических условий, в которых эта жизнь протекает.

В лингвистическом словаре дается следующее определение языка: термин "язык" имеет по крайней мере два взаимосвязанных значения:

- язык вообще, язык как определенный класс знаковых систем;

- конкретный, так называемый этнический или "идиоэтнический" язык, некоторая реально существующая знаковая система, используемая в некотором социуме, в некоторое время и в некотором пространстве.

Язык в первом значении - это абстрактное представление о едином человеческом языке, средоточии универсальных свойств всех конкретных языков. Конкретные языки — это многочисленные реализации свойств языка вообще".59 В энциклопедическом словаре дается более обобщенное понимание языка как средства человеческого общения, являющегося средством хранения и передачи информации. Особо подчеркнем, что язык здесь определяется и как средство управления человеческим поведением.60

Языкознание и социолингвистика дали нам объемный терминологический комплекс, ключевым понятиями которого- выступают норма и антиномии.

Нормы - это совокупность правил выбора и употребления языковых средств в данном обществе в данную эпоху. Нормы исторически изменчивы, но меняются они, как правило, медленно. В развитых языках норма остается стабильной на протяжении многих десятилетий.

Исключение составляют эпохи модернизаций, реформ, тех или иных социальных перемен: в это время, как это было в 1920 - 30-е гг., языковые нормы весьма динамичны.

Языковая норма выполняет важную социальную и культурную функцию. Все социально важные сферы человеческой деятельности обслуживаются нормированным языком: без него трудно представить себе функционирование науки, образования, культуры, развитие техники, законотворчество, делопроизводство и т. д.

При этом норма динамична: она не делит средства языка на хорошие и плохие. Правильное и уместное в одних условиях речи (например, в бытовом

59 Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 606.

60 Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 1587. диалоге) может выглядеть нелепым в других. Зависимость литературной нормы от условий, в которых осуществляется речь, называют коммуникативной целесообразностью нормы. Есть два канала для влияния общества и его представителей на язык. Первый, который эксплуатируется языковедами, является как бы внутренним и связан с его строем, эволюцией и традициями употребления. Используя этот канал, "арбитры языка" нормируют его. Другой целиком определяется задачами применения, функционирования языка в общественной жизни, в политической борьбе и не имеет ничего общего с его внутренним устройством.

В языкознании есть такое понятие — язык текущего момента. Он отражает настроения общества и моду. Еще более глубинное понятие — язык эпохи. Язык эпохи представляет диалектическое единство вербальных и невербальных символов, обеспечивающих семиотическое единство общества. Он включает нормы, предъявляемые к литературному языку и разговорной речи, а также такие элементы социальной жизни, как плакаты, знамена, униформа, жесты приветствия, витрины и т. п. Именно в этом смысле мы рассматриваем язык как способ воздействия властей на массовое сознание.

Под языковой политикой мы понимаем разработку проблем и практических мер со стороны государства в условиях полиэтнических и многоязычных стран, где соотношение и использование языков тесно связано с механизмами политического управления, национального согласия и социальной стабильности. Одним из инструментов языковой политики являются законы о языках.

Положения, выносимые на защиту:

- Социально-экономическая и политическая обстановка в СССР в 193 020 х гт. способствовала появлению "советского языка" как языка новой эпохи, языка власти;

- Условиями становления "советского языка" были: деклассация общества, миграция, индустриализация, коллективизация, сравнительно низкий уровень общей культуры и грамотности. dBiH щ - Возникновение "советского языка" явилось результатом целенаправленной деятельности властей по идеологизации массового сознания;

- Специфика массового сознания 1920 - 30-х г., основными чертами которого являлись бинарность, ориентация на будущее, коллективизм, двойственность и т.д., способствовала становлению этого языка;

- Языковая манипуляция массовым сознанием проводилась по таким каналам, как система образования и политического просвещения, массовая культура, средства массовой информации и идеологизация бытовой жизни. Основными приемами языкового воздействия выступали речевой стиль, определенные стилистические приемы, способы наименования реалий повседневной действительности и т.п. посредством "советского языка";

Источники исследования. Тема исследования предопределила иерархию использованных нами источников. Исследователи проблем индустриализации, коллективизации критикуют официальные публикации 1930-х гг. за несоответствие реалиям жизни: "Журналы 30-х гг. часто приносят разочарование. Можно перерыть годовую подшивку журнала "Социалистическая реконструкция сельского хозяйства", так и не встретив фигуры реального крестьянина".61 Для нашего же исследования; наоборот, официальная пресса той эпохи имеет важное источниковое значение, поскольку дает представление о языке власти, о том идеальном варианте языка, который насаждался в предвоенное десятилетие. В рамках работы над диссертацией мы просмотрели следующие журналы: "Советский музей" за 1931, 1935, 1937 гг.; "Коммунистический Интернационал" за 1935 г.; "Искусство и жизнь" за 1937 г. "Литература и > искусство" за 1931 г.; "Большевик" за 1931, 1932, 1935 гг.; "Самодеятельное искусство" за 1932 гг.; "Звезда" за 1935 г.; "Исторический журнал" за 1937 г.; "Творчество" за 1937 г.; "Знамя" за 1934г.; "Под знаменем марксизма" за 1934, 1937 гг.; "Огонек" за 1929, 1930 гг.; "Советский театр" за 1931 г.; "Антирелигиозник" за 1929 г.; "Красный библиотекарь" за 1932 г.;

61 Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30-е годы: деревня. М., 2001. С. 361. щ "Советская юстиция" за 1934 г.; "Журналист" за 1932 г.; "Крокодил" за 1933 -1936, 1939 гг.; "Наши достижения" за 1932 -1934 гг.

Огромную роль в нашем исследовании играли газеты, поскольку они одновременно дают представление и о языке власти, и о языке, которым пользовались люди, обращаясь к властям, так как в это время всячески поощрялось движение раб- и селькоров. Их непрофессиональные заметки, письма в газеты позволяют также судить о языке тех лет. В диссертации нами использованы материалы следующих газет: "Правда" за 1935, 1936, 1937 гг.; "Известия" за 1933-1938 гг.; "Литературная газета" за 1934-1938 гг.; а также региональных изданий - "Волжская коммуна" за 1935-1938 гг.; ^ "Средневолжский комсомолец" за 1928-1935 гг.; "Сталинский клич" за 19381941 гг.; "Социалистический штурм" за 1933-1937 гг.; "Трудовая правда" (орган губкома РКП и губисполкома, позднее окружных и городских организаций ВКП(б)) за 1930-32 гг.; "Сталинское знамя" (орган Оргбюро ЦК ВКП(б) и Оргкомитета Президиума Верховного Совета РСФСР по Пензенской области и Пензенского горкома ВКП(б)) за 1938 гг.; "Молодой ленинец" (образован в 1920 г. как орган пензенской губернской организации комсомола. В 1920-ые гг. газета неоднократно меняла свое название) за 1940-41 гг.

Довольно обширный материал для анализа дают архивы. Большое значение для нашего исследования имели письма властям, во множестве сохранившиеся в архивах. Жанр этих писем различен: в основном это ^ всевозможные ходатайства, жалобы. Наиболее тягостное впечатление производят доносы, но по ним можно проследить, в какие слова облекали граждане свои обращения к властям. Протоколы заседаний партийных ячеек, заявления коммунистов и т.д. также явились источником исследования.

Большой материал мы нашли в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ):

- Ф. 374. Оп. 9 (Наркомат РКИ);

- Ф. 1244 (Редакция газеты "Известия");

- Ф. 5451 (Центральный совет профсоюзов);

- Ф. 3316 (ВЦИК). On. 34, 39 (прошения и жалобы), оп. 41 (письма по поводу Конституции);

- Ф. Р- 9550 (Коллекция листовок советского периода);

- Ф. 10048 (Коллекция открыток советского периода);

- Ф. А — 2306 (Министерство просвещения РСФСР).

В Государственном архиве Пензенской области (ГАПО) нами изучены следующие фонды:

- Ф. 37 (Пензенский городской комитет партии);

- Ф. 54 (Пензенский окружной комитет ВКП(б);

- Ф. 83 (Башмаковский районный комитет КПСС);

- Ф. 253 (Губоно);

- Ф. 401 (Хованский волостной комитет ВКП(б) Сердобского уезда);

- Ф. 453 (Исполнительный комитет Пензенского городского совета народных депутатов);

- Ф. 475 (Кузнецкий окружной комитет ВКП(б);

- Ф. 823 (Исполнительный комитет Рамзайского сельского совета народных депутатов Пензенского района);

- Ф. 1993 (Первичная партийная организация Варваровского сельсовета Каменского района);

- Ф. 1381 (Облоно);

- Ф. 2270 (личный архив Е.И. Цибузгиной)

Эпоха 1930-х не создавала условия для написания мемуаров, поэтому их не так много, некоторые из них (опубликованные в советское время) также грешат стремлением соответствовать идеологическим стереотипам. Тем не менее, мемуары также явились источником проведенного анализа. Особую ценность для нас представили следующие из них: Авдеенко А. Наказание без преступления. М., Изд. Савинова. 1991; Адамова - Слиозберг О. Путь // Доднесь тяготеет Вып. 1.: Записки вашей современницы. М., 1989; Аджубей А. Те десять лет. М., 1989; Александров Г. Эпоха и кино. М. 1976; Ангелина П. Люди колхозных полей. М., 1948; Ангелина П. О самом главном. М., 1948; Афанасьев С.В; Далекие тридцатые. М., 1999; Багаев М.А. Моя жизнь. Иваново. 1949; Боннэр Е. Дочки-матери. М., 1999; Бусыгин А. Жизнь моя и моих друзей. М. 1939; Вернадский В.И. Дневник 1938 г. // Дружба народов. 1991. № 2; Гершберг С. Завтра газета выходит. М., 1966; Жид А. Из дневника 1939-1941 гг. //Литературная газета. 1989. 8 марта; Женская судьба в России: Документы и воспоминания. М., 1994; Кабанова И.Ш. Мои живые и ушедшие родственники. СПб., 2001; Казакевич Э. Слушая время. Дневники, записные книжки, письма. М., 1990; Либединская Л. Зеленая лампа. М., 1995; Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1995; Маньков А.Г. Из дневника рядового человека // Звезда. 1994. № 5; Михалков С. В. От и до. М., 1997; Поляновский М. Остановись мгновение. М., 1968; Пришвин М.И: Дневники. М. 1990; Терц Абрам. Литературный процесс в России // Континент. 1974. № 1; Сталин в воспоминаниях и документах эпохи / Сост. М. Лобанов. М., 1995; Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991; Твардовский И. Страницы пережитого // Юность. 1988. № 3; Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. 2. М., 1990.

Отдельно выделим работу немецкого филолога В Клемперера "Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога" (М. 1998), которая представляет собой нечто среднее между мемуарами и научным исследованием. Этот труд имеет огромное значение в определении общего и особенного при исследовании языка и массового сознания 1930-х гг.

Весьма ценными для нас оказались появившиеся во множестве в последние годы издания анекдотов, в которых встречаются и анекдоты исследуемой нами эпохи.62

Специфика темы исследования предопределила значимость такого источника, как литературные произведения и публицистика. Среди авторов

62 Борев Ю. История государства советского в преданиях и анекдотах. М., 1995; Сорвилин С.Г., Каманин О.С. Анекдот: вчера и сегодня. М., 1993; Анекдоты для рассказчиков и слушателей. Сост. С.М. Карданский. М., 1994; Кастальский К.Ю. Смех и слезы: неверные мужья и дураки-чиновники. СПб., 1995: Соколова Н. Материалы к энциклопедии советского анекдота // Огонек. 1995. № 73; Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2002. и т.д. использованных нами произведений и классики социалистического реализма М. Горький, Н. Островский, М. Шолохов, Э. Багрицкий, И. Ильф, Е. Петров, М. Зощенко и многие другие, ставшие символами своей эпохи, творившие по законам времени и причисленные властями к "инженерам человеческих душ".

Практическая значимость исследования заключается в возможности включения его результатов в обобщенные исследования по истории советского государства как пример использования властными структурами языка как способа воздействия на массовое сознание. Кроме того, так как русский язык — это не только язык, на котором говорит большинство населения Российской Федерации, но и орудие деятельности политиков, журналистов, преподавателей, проповедников, то на основе проведенного исследования могут быть выработаны определенные рекомендации по возможному влиянию слова на массовое сознание.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Мусорина, Ольга Александровна

Советская Щ1вилизация выступает одним из вариантов (ветвей) в развитии мирового сообщества, который наряду с западной цивилизацией представляет историческую ступень на пути к достижению информационного общества. Огромную роль в становлении и развитии советского государства; сыграл язык эпохи, который в истории получил название языка советского.Таким образом, то, что произошло в 1920 - 30-е гг., можно назвать языковой революцией. Исследователи говорят о стилистической революции, о

4^1 семантической революции (И. Голомшток), но анализ подтверждает с одной стороны, глобальность происходивших в ту эпоху процессов, с другой возникновение советского языка. Формовка сознания путем изменения языка — один из самых общих признаков тоталитаризма. Вероятно значимость языка как орудия пропаганды, как способа воздействия t на сознание имел в виду Сталин. В работе "Марксизм и языкознание", появившейся в 1950 г., Сталин вопреки традиционному марксизму утверждал внеклассовый характер языка.Язык, по Сталину, подобно орудиям производства, обслуживает не отдельные классы, а народ в целом и в силу этого сохраняет гораздо большую устойчивость, чем общественные формации: "Со времени смерти Пушкина прошло свыше ста лет. За это время бы=ликвидирован в России феодальный # строй, капиталистический строй и возник третий, социалистический, строй;..Однако если взять, например, русский язык, то он за этот большой промежуток времени не претерпел какой-либо ломки, и современный русский язык по своей структуре мало чем отличается; от языка Пушкина"."^^^ Безусловно, период, когда появляется эта работа, выходит за рамки нашего исследования, но мы привели эту цитату, чтобы подчеркнуть, насколько важно было для власти утверждение о том, что продукт идеологического творчества 1920 - 30-х гг."мало чем отличается от языка Пушкина". Сталин считал язык мощнейшим ^^^ Сталин И.В. Марксизм и вопросы языкознания. М., 1950. 7.средством нивелировки массового сознания. К известной триаде немецкого фюрера "Одно государство - один народ - один фюрер" Сталин прибавил четвертый элемент - "один язык". Утверждая* постоянство своего языка и неизменность мышления, тоталитаризм легализовал себя в прошлом, утверждал в будуш;ем, обосновывал свое существование в качестве завершения всей истории человечества.Главными каналами внедрения нового языка в сознание людей были системы воспитания и образования, средства массовой информации, массовая культура, идеологизация жизни.Советский язык формировал сознание человека советского (являлся •f) субъектом воздействия) и сам подвергался влиянию социального отбора со стороны говорящих (являлся объектом воздействия). "Новояз" был своеобразной языковой маской, служившей для социальной мимикрии, ведь различие языков является социальным различием.С помощью новых слов молодые люди (особенно с крестьянским

прошлым) стремились обрести свое место в обществе, упорядочить пространство жизни. С новыми словами они связывали исполнение желаний, новые слова выступали в прагматической и магической функциях. Умение играть в словесные игры, следовать правилам знаково-символического обмена приравнивалось к умению "вписаться" в общество, для чего и нужно было овладеть языком власти.fh)) Я з ы к ЭПОХИ; тоталитаризма н ачинае т з арождаться в X I X веке , к о г д а вместе с революционной идеологией вырабатывает новый стиль речи, необходимый для пропаганды идей революции в массах.После пролетарской революции 1917г. в стране начался поиск новых идентичностей, который сопровождался процессом превращения крестьянина в некрестьянина и должен был привести к формированию человека нового типа -

человека советского, одна из многих черт которого - политическая культура -

включала умение говорить на языке большевиков. Именно советский язык образовал семиотическое и информационное пространство, в котором существовала "новая историческая общность" - советский народ.Языковые трансформации происходили в период 1920 - 30-х годов при следующих социапьно-экономических условиях: • деклассация населения; • его миграция; • индустриализация; • коллективизация.Характерными чертами языковой политики 1920 30-х гг. были: • выработка соответствующего целям и задачам власти речевого стиля и #^ использование определенных стилистических приемов; • построение средством языка социальной иерархии общества; • наименование реалий повседневной действительности и географических объектов; • вторжение и контроль за личной жизнью индивидов, включая семейную коммуникацию.Партийно-государственная номенклатура обеспечивала контроль над массовым сознанием и распространение социалистической идеологии посредством применения следующих средств языка: • сведение всего многообразия языковых стилей к одному, • широкое распространение аббревиатур, «>* - противопоставления, - выбор частоты употребления слов и конструкций, • повторы.Проведенный анализ показал, что в 1920 - 30-х гг. можно говорить о манипулятивной семантике: изменении смысла слов и понятий, о семантической революции.Строгий партийный контроль за письменной и устной речью, использование клише, повторы - все это приводит к тому, что часть общества ^' учится читать между строк, делая выводы о действительном состоянии дел в стране, носители языка намеренно искажают тексты литературных произведений, по-своему расшифровывают аббревиатуры и т.п. Устное народное творчество, в том числе анекдоты, загадки, многие рассказы, пьесы, пользуясь официальным языком, тем не менее, обнаруживают несогласие с властью."Бунт" на уровне языка во многом бессознателен. Даже освободившись от оков тоталитаризма, человек не сразу достигает языковой свободы, продолжая мыслить теми же категориями и выражая мысли теми же языковыми средствами.Те, кто не участвовал в языковых играх эпохи, не овладевал новым Л^ языком как символическим капиталом, оказывался привязанным к месту во всех смыслах, продолжая жизнь в том же социальном и физическом пространстве. Они не могли подняться с нижних ступенек социальной иерархии.Деклассация и миграция огромных масс населения привели к тому, что люди утратили свои корни, а вместе с ними языковые навыки своей социальной группы. Чтобы "вписаться" в новые социальные группы, требовалось овладеть общим для всех языком - языком власти. Коллективизация и индустриализация усилили эту тенденцию; кроме того, идеологическое обоснованное этих процессов привело к дальнейшей политизации и военизации языка, лексическим изменениям в языке.»|^* Партия большевиков и ее руководство выработали свой языковой стиль общениях народом. Можно считать, что стиль этот просуществовал до 1985 -

1991гг. Советская идеология воздействия власти на массовое сознание является советским вариантом "связей с общественностью" по принципу, способам и методам. Очень образно сказал об этом Е. Честняков: " ... И производят всюду взлом: Ружьем и словом, и кoлoм."'**'^ ^^"^ Красота, распятая на кресте. Из записных книжек Ефима Честнякова. // Родина. № 4. 1991.В 1920-е годы власть вырабатывает систему способов контроля за информацией, поэтому для данного периода характерна частая сменяемость количества и названий газет, а также преобладание, но еще не полная монополия официального языка власти на страницах изданий. В начале 1930-х годов ситуация начинает меняться, и газетный язык все больше приобретает такие характеристики, как полная законченность и неоспоримость высказываний.Для того, чтобы включить все население страны в семиотическое поле власти, партия и правительство развертывают борьбу с неграмотностью. И хотя в стране много несогласных с политикой партии, много разочарованных

щ) результатами "социалистических преобразований", цель в основном достигнута: и согласные, и несогласные начинают пользоваться языком большевиков, принимают правила словесных игр.Одновременно изменяются приоритеты языковой политики партии.Объективные интересы государства требовали знания русского языка ото всех граждан страны. Хотя "сталинская" конституция и гарантировала равноправие всех народов и языков, на деле повышение роли русского языка шло параллельно с закрытием национальных школ и реформами орфографии и правописания национальных языков. Это объективно приводило к дальнейшему распространению и утверждению русского языка как языка карьеры и межнационального общения на территории СССР. •к' Изменение реалий повседневности, возникновение и утверждение новых форм бытия в деревне (колхозы и совхозы) и городе на производстве вовлекло за собой изменение сущности массового сознания: переход от крестьянского мировоззрения к миропониманию человека советского. Процесс этот начался в послереволюционный период и в основном завершился с принятием в 1936г.сталинской конституции.Нужно сказать, что агрессивная направленность речи, характерная для языка 1930-х гг., и убеждение в наличии внутреннего врага, характерная для *• массового сознания этого же времени, оказались весьма живучими. Несмотря на разоблачение культа Сталина, обнародование материалов, связанных с репрессиями, эпоха ресталинизации дала свои плоды. Так, в "Очерках истории Пензенской организации КПСС", вышедших уже в 1983 г. так говорится о "лидерах троцкистско-зиновьевского блока, пытавшихся найти поддержку на местах, создать опорные пункты": "Переведенные ЦК ВКП(б) в Пензенскую партийную организацию сторонники Зиновьева и Троцкого А.В. Лепешинская, И.К. Наумов, Б.М. Дженсон, Т.П. Зинкевич и некоторые другие не прекратили своей антипартийной, оппозиционной деятельности. Получая инструкции от руководителей оппозиционного блока, они проводили агитацию в защиту капитулянтских, антисоциалистических идей, с антиленинскими взглядами выступали на собраниях актива и конференциях, распространяли оппозиционные документы, укрепляли связи со сторонниками блока в Воронежской и Саратовской губерниях". Совершенно очевидно, что эти фразы взяты один в один из архивных документов.'*'^ Однако то, что эти выдержки приведены без кавычек, свидетельствует о полном принятии как самой информации, так и стиля ее изложения.Простодушная, даже слепая вера нашего народа в слово (особенно печатное или авторитетно передаваемое СМИ) делала и до сих пор делает его особенно предрасположенным ко всевозможным манипуляциям. Это достигается умелым оперированием определенной (лживой по замыслу) системой слов (ср. современный метод нейролингвистического

программирования) и жестокой изоляции людей от других "систем". Учитывая то, что людям психологически свойственно сверять свои действия с "эталоном", оказывается довольно легко обратить их средствами языка к нужному общественному идеалу.Идеологизированный язык изменяет значение слов, частоту их употребления, и все это - слова, группы слов, языковые конструкции - ставится на службу властям и превращает речь в мощное средство воздействия.59. Л. 89.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Мусорина, Ольга Александровна, 2004 год

1.: например, Трудовая правда. 1931. 1 мая.

2. Трудовая правда. №5. 7 января 1930 г.

3. Трудовая правда. №8. 10 января 1930 г.

4. Трудовая правда. №12. 15 января 1930 г.

5. Трудовая правда. №13.16 января 1930 г.

6. Трудовая правда. №16. 19 января 1930 г.

7. Трудовая правда. №17. 21 января 1930 г.

8. См.: Популярные песни и романсы. М., 1995. С. 234,237,239.

9. Красота, распятая на кресте. Из записных книжек Ефима Честнякова. // Родина. № 4. 1991. С. 63.Сорокин П.А. Голод и идеология общества. // Квинтэссенция: Философский альманах. М., 1990. С. 376-377.

10. ГАПО. Ф. 1381. On. 1. Д. 11. Л. 17.

11. ГАПО. Ф. 36. On. 1. Д. 1728. Л. 158, 159.

12. ГАПО. Ф. 36. On. 1. Д. 1728. Л. 9.

13. ГАПО. Ф. 148. On. 1. Д. 580. Л.3-4.

14. ГАПО. Ф. 148. On. 1. Д. 585. Л. 4.

15. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 389. Л. 283.

16. Волжская коммуна. 1933. 12октября.

17. Волжская коммуна. 1933. 12октября.

18. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 345. Л. 25.

19. ГАПО. Ф. 246. On. 1. Д. 55. Л. 62.

20. Изба-читальня. 1931. № 25. С. 29.

21. ГАПО. Ф. 148. On. 1. Д. 307. Л. 47.

22. См., например: Трудовая Правда. 1930. 27 июня, 17 июля, 14 августа; 1932. 14 сентября; 1933. 17 декабря.

23. Трудовая Правда. 1923. 13 июля.

24. ГАПО. Ф. 1381. On. 1. Д. 17. Л. 9, 18,27.

25. См.: Асоциальное поведение и психические отклонения. Под ред. А .С. Бурмистрова. СПб., 1997. 724 С.

26. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 395. Л. 45.

27. Сталинское знамя. 1939. 16 марта.

28. Немцова 3. Билет до Ленинграда. Воспоминания. // Огонек. 1988. № 27.

29. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 317. Л. 27, 41.

30. Трудовая правда. №83. 11 апреля 1930 г.

31. Против формализма и натурализма в искусстве. М., 1937.269 Правда. 1936. 9 апреля.

32. Рабочая Пенза. 1936.17 апреля.

33. О партийной и советской печати, радиовещании и телевидении. Сб. документов и материалов. М., 1972, С. 174.

34. ГАСО. Ф. 1141. Оп. 8. Д. 161. Л. 9-16.

35. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т.39. С.5.

36. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т.34. С. 93.

37. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 391.

38. См.: Олеша Ю. Встречи с Алексеем Толстым. М., 1991. С. 27.

39. ГАРФ. Ф. Р-395. Оп. 15. Д. 172. Л. 42; 57-61; 79.

40. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 285. Л. 47, 51.

41. Сарнов Б. Наш советский новояз. С.27.

42. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 195. Л. 21.

43. Зощенко М. Избранное. М., 1991. С. 327.

44. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 197. Л. 35,52,61.

45. ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 295. Л. 77, 83.

46. ГАРФ. Ф. 3316. Оп. 2. Д. 918. Л. 54-55.

47. Словарь русского языка. С. 419.

48. Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона. С. 218.

49. См., например: Прозаические жанры русского фольклора. М., 1983.

50. Новые песни. Сб. народных песен, сказаний. М. 1938. С. 14; Устные рассказы уральских рабочих. / Под ред. М. Г. Китайника. Свердловск, 1940. С. 12.

51. Например, рассказ Кропачевой Т.Т., 1922 г.р., жительницы села Ленино Пензенской области.

52. Клемперер В. Ук. соч. С. 217.

53. Гайдар А. Военная тайна. Собр. соч. в 4-х тт. Т. 3. С. 227.

54. Записано мною со слов Артамоновой Т.А., 1920 г.р., проживающей по адресу: Пенза, ул. Мебельная, д. 17, кв. 3.3,8 Записано мной со слов Кропачевой Г.И., 1922 г.р., проживающей по адресу: Пенза, ул.Кулакова, 11а, кв. 6.

55. Записано мною со слов Кузнецова П.И., 1918г.р., проживающего по адресу: г. Пенза, ул. Суворова, д. 171 кв. 28.

56. См.: Годин B.C. Улицы Пензы. Пенза, 1983.

57. ГАРФ. Ф. А-299. On. 1. Д. 21. Л. 145-147.325 Смычка. 1934 г. 17 июля.

58. Левицкий С.А. Избранные труды. В 2-х тт. Т. 1. С. 127.

59. Гитлер А. Моя борьба. М. Б.г. С. 27.

60. Красота, распятая на кресте. Из записных книжек Ефима Честнякова. // Родина. № 4. 1991.С. 63.■■ 333 ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 210. Л. 220.

61. Сталин И.В. Соч. Т.12. С. 369.

62. Кирпотин С. Наследие Пушкина. // Огонек. 1930. 30 января. С. 1.

63. Кирпотин С. Там же. С. 1-2.

64. С. Николаев. Народная тропа. // Огонек. 1930. 1 января. С. 19.

65. Чуковский К.И. Живой как жизнь. М., 1971. С. 137.

66. Горбатов Б. Мое поколение. Куйбышев, 1937. С. 24 — 27, 31.

67. Мазилина С.Г. Долгая, долгая революция. Керчь, 1993. С. 217.

68. ГАСО. Ф. Р-534. Оп. 5. Д. 9. Л. 173; ГАПО. Ф. 37. On. 1. Д. 210. Л. 220.

69. Цит. по: Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. С. 210-211.

70. Цит. по: Фицпатрик Ш. Ук. соч. С. 212-213.

71. Цит. по: Intimacy and Terror. Soviet Diaries of 1930s. Ed. V. Garros. N. Korenevskaya / T. Lahusen. P. 139.

72. Цит. по: Фицпатрик Ш. Ук. соч. С. 213.

73. ГАРФ. Ф. А-299. On. 1. Д. 21. Л. 145-147.

74. Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. М., 1934. С. 277.

75. См.: Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. М., 1934. С. 315-316.366 Правда. 1935. 18 января.

76. Багрицкий Э. Избранное. М., 1967. С. 328.

77. Известия. 1933. 17 декабря.

78. Коган П. Избранное. М., 1997. С. 277.

79. Райкин А. Воспоминания. М., 1994. С. 217.373 Правда. 1936. 22 июня.

80. Творчество. 1937. № 11-12.

81. Сарнов Б. Ук. соч. С. 283. Подтверждается рассказом Артамоновой Т.А., 1920 г.р., проживающей по адресу: Пенза, ул. Мебельная, д. 17, кв. 3.

82. Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2002. С. 155.

83. Осокина Е Люди и власть в условиях кризиса снабжения 1939-1941 гг. // Отечественная история. 1995. № 3. С. 16-32.

84. Крокодил. 1933. № 13. С. 4-5; 1934. № 126. С. 10.

85. ГАРФ. Ф. 5446. Оп. 81а. Д. 24. Л. 48-49.

86. Эткинд Е. Записки незаговорщика. М., 1998. С. 37.

87. Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2002. С. 497.

88. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001. С. 60.

89. Александрович А. Искусство плаката. М., Арт. 1997. С. 217.

90. Записано мною со слов Артамоновой Т.А., 1920 г.р., проживающей по адресу: Пенза, ул. Мебельная, д. 17, кв. 3.

91. См.: Чуковский К. Чукоккала. Рукописный альманах. М., 1999. С. 301.

92. Записано мною со слов Мироновой Н.А., 1922 г.р., проживающей по адресу: Пенза, ул. Экспериментальная, д. 44, кв. 37.

93. Записано мною со слов Артамоновой Т.А., 1920 г.р., проживающей по адресу: Пенза, ул. Мебельная, д. 17, кв. 3.

94. Записано мною со слов Малашиной М.С., 1923 г.р., проживающей по адресу: Пензенский район, село Поперечное.

95. ГАПО. Ф. 36. On. 1. Д. 1674. Л. 570-580; Д. 1244. Л. 194; Д. 1552. Л. 32; Ф. 440. On. 1. Д. 59. Л. 89.СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ1.АРХИВНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

96. ОПУБЛИКОВАННЫЕ ДОКУМЕНТЫ, МАТЕРИАЛЫ, ИЗДАНИЯ 1920-1930-Х ГГ.

97. Альтман И. Из биографии "живого человека". // Литература и искусство. 1931. № 1.

98. Азарова Е.С. Наш опыт агитационно-массовой работы на заводе. М., 1942.

99. Анекдоты для рассказчиков и слушателей. / Сост. С.М. Карданский. М., Терра. 1994.

100. Бакушинский Д. Русская народная игрушка. М., 1929.

101. Беломорско-Балтийский канал имени Сталина: История строительства. / Под ред. М. Горького и др. М., 1934.

102. Бубнов А.С. Статьи и речи о народном образовании. М., 1959.

103. Бухарин Н.И. Избранные произведения. М., 1988. Ю.Бухарин Н.И. Судьбы современной интеллигенции. М., 1925.

104. Бухарин Н.И. Памяти Ильича. // Избранные произведения. М., 1988.

105. Войтоловский Л.Н. Очерки коллективной психологии. Ч. 1. Пг. Госиздат. 1924. 187 с.

106. Вышинский А.Я. Революционная законность на современном этапе. М., 1933.

107. Вичура А, Жукелье И. Психическая зараза. М., Медицинское общество. 1912. 207 с.

108. Вьюнов Г. Сила наглядной агитации. Пенза. 1942.

109. Голос народа. Письма и отклики советских граждан о событиях 19181932 гг. М., 1998.

110. Героини социалистического труда. М., 1936.

111. Два года развернутого социалистического строительства. Пенза, 1930.

112. Директивы ВКП(б) и постановления Советского правительства о народном образовании. Сб. документов за 1917-1947 гг. М. — Л.,. 1947. Вып. 2.

113. Достижения Советской власти за 40 лет в цифрах. Статистический сборник. М., 1957.

114. Задачи агитации, пропаганды, культурного строительства. М. Л., 1928. 22.3а культплан 1931 г. М.- Самара, 1931.

115. Иванов A.M., Якубинский Л.П. Очерки по языку. М., 1932 197 с.

116. Иосиф Сталин в объятиях семьи. Из личного архива. М., 1993.

117. История ВКП(б). Краткий курс. М., 1950.

118. История советской радиожурналистики 1917-1945. Документы. Тексты. Воспоминания. М., 1991.

119. История ВКП(б). Краткий курс. М., Госполитиздат. 1945.

120. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 г. в СССР. Сводный том. М., 1969.

121. Ильинский И. Общественность и болезни быта. М., 1928.

122. Канун и начало войны: Документы и материалы. Л., 1991.31 .Калинин М.И. Что дала Советская власть трудящимся? М., 1937. 32 с.

123. Калинин М.И. О коммунистическом воспитании. Доклад на собрании партийного актива г. Москвы 2 октября 1940 г. // О коммунистическом воспитании. Изд. 3-е. М., 1947. С. 69-90.

124. Калинин М.И. О моральном облике нашего народа. // Там же. С. 216249.

125. Калинин М.И. Речь на вечере, посвященном чествованию учителей-орденоносцев сельских школ, 8 июля 1939 г. // Там же. С. 48-52.

126. К двадцатилетию Великой Октябрьской социалистической революции. Сб. М., 1937.

127. Кольман Э. Вредительство в науке. // Большевик. 1931. № 9-10.

128. Коммунизм и вопросы развития духовной жизни общества. Ростов- на-Дону, Областное книжное издательство. 1970. 287 с.

129. Каманин О.С., Сорвилин С.Г. Анекдот: вчера и сегодня. М., Соты. 1993.

130. Кастальский К.Ю. Смех и слезы: неверные мужья и дураки-чиновники. СПб., 1995.

131. Куйбышевская область. Куйбышев, 1987.41."Литературный фронт". История политической цензуры 1932 — 1946 гг. Сборник документов. М., 1994.

132. Культурное строительство РСФСР. Статистический сборник. М., 1958.

133. Культурная жизнь в СССР 1928-1941. Хроника. М., 1976.

134. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 1-2. М., 1970.

135. Крестьяне о писателях. Сост. Д. Топоров. М., 1976.

136. Крупская Н.К. Для чего нам нужна грамота? М., 1929.

137. Лафарг П. Язык и революция. М., 1930.

138. Ленин В.И. Неизвестные документы. 1891-1922. М., 1999.

139. Ленин В.И. Речь на широкой Рабоче-Красноармейской конференции в Рогожско-Симоновском районе 13 мая 1920 г. Газетный отчет. Полн. собр. соч. Т. 41.

140. Литература факта. М., 1929.

141. Луначарский А.В. О народном образовании. М., 1976.

142. Лихачев Д.С. Черты первобытного примитивизма воровской речи. // Язык и мышление. М.- Л., 1935. Т. 111.

143. Максимов А.А. О философских воззрениях академика В. Ф. Миткевича и о путях развития советской физики. // Под знаменем марксизма. 1937. №7. С. 25-29.

144. Материалы февральско мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 года // Вопросы истории. 1994. №8.

145. Материалы к отчету окружного комитета и окружной контрольной комиссии ВКП(б) 2 окружной партконференции. Пенза, 1930.

146. Народное хозяйство СССР. Статистический сборник. М., 1956.

147. Народное образование, наука и культура в СССР. Статистический сборник. М., 1971.

148. Народное образование в СССР. Общеобразовательная школа. Сборник документов 1917-1953 гг. М., 1974.

149. Наследники Геббельса в прессе ФРГ. Документы и факты. М., 1963.

150. Новые песни. Сб. народных песен, сказаний. М., 1938. С. 14.

151. Пензенская область за 40 лет Советской власти. 1917 1957. Пенза, 1957.

152. Пензенская область за 50 лет Советской власти. Статистический сборник. Пенза, 1967.

153. Пензенская партийная организация в годы Великой Отечественной войны. Сб. документов и материалов. Саратов, 1964.

154. Первый Всесоюзный съезд советских писателей (стенографический отчет). М., 1934.

155. Печать СССР за 40 лет. 1917 — 1957. Статистические материалы. М., 1957.

156. Поливанов Е.Д. За марксистское языкознание. М., 1931.

157. Постановления и материалы по вопросам пропаганды и агитации. Минск, 1945.

158. XV съезд ВКП(б). Стенографический отчет. M.-JL, 1928.

159. Письма И.В. Сталина В.М. Молотову. 1925 1936 гг. М., 1995.

160. Первый Всесоюзный съезд советских писателей. Стенографический отчет. М., 1934.

161. Прозаические жанры русского фольклора. М., Высшая школа. 1983. 304 с.

162. Против формализма и натурализма в искусстве. М., 1937.

163. Письма во власть. 1917-1927. Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. М., 1998.

164. Поливанов Е.Д. Избранное. М., 1991.

165. Рабочий класс СССР накануне и в годы Великой Отечественной войны. 1938-1945 гт. Т.З.М., 1984.

166. Резолюция ноябрьского пленума крайкома и краевой контрольной комиссии ВКП(б). Самара, 1929.

167. Реабилитация: политические процессы 30-50-х гт. М., 1991.

168. Селищев A.M. Язык революционной эпохи. М., 1928. 107 с.

169. Советская печать в документах. М., 1961.

170. Советское искусство за 15 лет. М. — JI., 1933.

171. Советские писатели и журналисты о газетном труде. М., 1975.

172. Соловьев А.Г. Тетради красного профессора. 1912-1941 гг. // Неизвестная Россия. XX век. Вып. 4. М., 1993.

173. Справочник партийного работника. Вып. 7. M.-JL, 1930.Справочник партийного работника. Вып. 8. М., 1934.

174. Справочник к отчетному докладу горкома ВКП(б) на 6 Пензенской городской партконференции.

175. Сталин И.В. Сочинения в 13 тт. М., 1947.

176. Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов. М., 1995.

177. Сталин И. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. М., 1937.

178. Сталин И.В. Марксизм и вопросы языкознания. М., 1955 . 56 с.

179. Стецкий А.И. Об институтах красной профессуры. // Большевик. 1935. № 23-24.

180. Судебный отчет: материалы военной коллегии Верховного Суда СССР. М., 1997.

181. Троцкий Л.Д. Литература и революция. М., 1991.

182. Тихомиров В.А. Промкооперация на современном этапе. М., 1931.

183. Устные рассказы уральских рабочих. / Под ред. М.Г. Китайника. Свердловск, 1940.

184. Чуковский К. Чукоккала. Рукописный альманах. М., 1999.

185. Шестнадцатая конференция ВКП(б). Стенографический отчет. М., 1932.

186. Шенталинский В. Рабы свободы. В литературных архивах КГБ. М., 1995.

187. Шергин Б. У песенных рек. М., 1939.

188. Школа взрослых. 1939. № 4-5.

189. Ярославский Е.М. За боевую, доходчивую агитацию. Пенза, 1942.

190. Ярославский Е. 30 лет большевистской "Правды". М., 1942. л. п.

191. Якубинский Л.П. Язык пролетариата. М., 1935. 107 с.

192. Абашкина Е., Егорова Гантман Е., Косолапова Ю., Разворотнева С., Сиверцев М. Политиками не рождаются: как стать и остаться эффективным политически лидером. Психологическое пособие для политиков. В 2-х тт. М., 1993.

193. Аврорин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка (к вопросу о предмете социолингвистики). Л., 1975.

194. Алпатов В; М. 150 языков и политика. М., 1997. 221 с.

195. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., Текст. 1993. 302 с.

196. Артемьева Е.Ю. Психология субъективной семантики. М., 1980. 319 с.

197. Асмолов А.Г. Культурно-историческая психология и конструирование миров. М., 1996. 768 с.

198. Ахиезер А. Россия: критика исторического опыта. М., 1992.

199. Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры. Советская литература 1940-х гт. под политическим контролем ЦК. М., 1994.

200. Барт Р. Избранные работы. М., 1994. 327 с.

201. Барт Р. Мифологии. М., 1996. Изд. им. Сабашниковых. 312 с.

202. Барт Р. Семиология как приключение. М., 1993.

203. Баранова Н.Б. Мифологизация массового сознания. М., 1996. 150 с.

204. Барулин B.C. Российский человек в XX веке. Потери и обретение себя. СПб., 2000.

205. Батракова С. Искусство и утопия. М., 1990. 317 с.

206. Бахтин М.М. Собр. Соч. М., 1996.

207. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

208. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990 190 с.

209. Бердяев Н.А. Самопознание. М., 1990.

210. Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

211. Белл Р. Социолингвистика. М., Прогресс. 1980. 227 с.

212. Беликов В.И., Крысин Л.П. Социолингвистика. М., РГТУ. 2001. 439 с.

213. Безансон А. Советское настоящее и русское прошлое. М., 1998. 321 с.

214. Боброва Е.Ю. Основы исторической психологии. СПб., 1997. 220 с.

215. Богомолова Н.Н. Социальная психология печати, радио и телевидения. М., Изд. Моск. ун-та. 1991.125 с.

216. Бодалев А.А. Восприятие человека человеком. М., 1966. 112 с.

217. Бордюгов Г.А., Борисов Ю.С., Ермаков В.Т. История советской культуры: теоретико-методологические и конкретно-исторические проблемы изучения. М., 1987.

218. Борисов Ю.С. Изучение истории советской культуры: литература первой половины 80-х гг. // Вопросы становления и развития советского общества в отечественной историографии. М., 1986.

219. Беда A.M. Культурно-исторические ритмы. М., 1995. 24 с.

220. Белая Г. Дон Кихоты 20-х годов: "Перевал" и судьба его идей. М., 1989.

221. Белый О. Тайны "подпольного человека". Художественное слово — обыденное сознание — семиотика власти. Киев, 1991.

222. Бехтерев В.М. Внушение и его роль в общественной жизни. СПб., 1908.

223. Биркенбил В. Язык интонации, мимики, жкстов. СПб., 1997. 234 с.

224. Бродецкий А .Я. Внеречевое общение в жизни и искусстве. М., ВЛАДОС. 2000. 191 с.

225. Бланк А.С. Старый и новый фашизм. Политико-социологический очерк. М., Политиздат. 1982. 201 с.

226. Блонский П.П. Психология желания. М., 1965. 97 с.

227. Блюм А.В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929-1953. М., 1993.

228. Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. М., 1978. 211 с.

229. Бударин В., Фокин Ю. Уроки прошлого и уроки грядущего. М., 1998. 412 с.

230. Вайнрих X. Лингвистика лжи. М., 1987. 312 с.

231. Вичев В. Мораль и социальная психика. М., 1978. 121 с.

232. Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М., МГУ. 1982.

233. Веселов А.Я. Борьба Коммунистической партии за проведение культурной революции в деревне в годы коллективизации. Л., 1978.

234. Виноградов В.В. Великий русский язык. М., 1945.

235. Виноградов В.В. История слов. М., 1994.

236. Войтасик Л. Психология политической пропаганды. М., 1981.

237. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В. Сталина. В 2-х тт. М., 1989.

238. Взгляды М.И. Туган-Барановского, А.В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева, JI.H. Юровского и современность. (Сборник обзоров). М., 1999.

239. Введение в практическую социальную психологию. Под ред. Ю.М. Жукова. М., Смысл. 1999. 377 с.

240. Власть и оппозиция. Российский политический процесс XX столетия. М., 1996.

241. Вылцан М.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны (1938-1941). М., 1970.

242. Гаджиев К.С. Политическая наука. М. 1994.

243. Геллер М. Машина и винтики. История формирования советского человека. Н-Й., 1985.

244. Гефтер М.Я. Из тех и этих лет. М., 1991. 278 с.

245. Глезер В.Д. Зрение и мышление. Л., Наука. 1985. 197 с.

246. Годин B.C. Улицы Пензы. Пенза, 1983. 135 с.

247. Гозман Л.Я., Шестопал Е.Б. Политическая психология. Ростов-на-Дону, 1996. 412 с.

248. Горелов И. Н. Невербальные компоненты коммуникации. М., 1980. 238с.

249. Голомшток И.Н. Тоталитарное искусство. М., 1994.

250. Голосовкер Н.Э. Логика мифа. М., 1987.

251. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Что это было?: размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40 е годы. М., 1989.

252. Государственные языки в Российской Федерации. М., 1995.

253. Трешневиков А. Информационная война. М., 1999.

254. Гриняев С.Н. Интеллектуальное противодействие информационному оружию. М., 1999.

255. Григорьев Н.Я. История нашего комбината. Пенза, 1974.

256. Громыко М.М. Семья и община в традиционной духовной культуре русских крестьян. М., 1998.

257. Грушин Б.А. Массовое сознание: Опыт определения и проблемы исследования. М., 1987.

258. Герцштейн Р.Э. Война, которую выиграл Гитлер. Смоленск, 1996.

259. Громов Е. Сталин: власть и искусство. М., 1998.177. Газетные жанры. М., 1975.

260. Гуревич А .Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., Наука. 1981.234 с.

261. Дайч З.Г. Школьная политика в СССР: уроки партийно-государственного руководства; перспективы развития. М., 1991.

262. Дилигенский Г.П. Социально-политическая психология. М., 1996.

263. Джерелиевская М.А. Установки коммуникативного поведения. М., Смысл. 2000. 190 с.

264. Дмитриева Т.Б. Характер: русский. М., 2001.

265. Доценко Е.П. Психология манипуляции. М., 1996.

266. Добренко Е. Искусство принадлежать народу. // Новый мир. 1992. №10.

267. Дридзе Т. М. Язык и социальная психология. М., 1980.

268. Дмитриевский В. Плюрализм. Это сколько? // Театр. 1989. № 9.

269. Дилтс Р. Фокусы языка. Изменение убеждений с помощью НЛП. СПб., Питер. 2001.321 с.

270. Ерастов Н.П. Психология общения. Ярославль, 1979. 211 с.

271. Еремина В.И. Ритуал и фольклор. Л., Наука. 1991. 206 с.

272. Ершов П.М. Технология актерского искусства. М., 1992. 312 с.

273. Жаткин Д. История средств массовой информации Пензенского края. Учебное пособие. Пенза, 1998.

274. Желев Ж. Фашизм. Тоталитарное государство. М., 1991.

275. Журавлев В.К. Внешние и внутренние факторы языковой эволюции. М., 1982. 197 с.

276. Жухрай В. Сталин: правда и ложь. М., 1996.

277. Зак JI.M. Строительство социалистической культуры в СССР (19331937). М., 1966.

278. Звезда и свастика. Большевизм и русский фашизм. М., 1994.

279. Зевелев А.И. Истоки сталинизма. М., 1990.

280. Зимбардо Ф., Ляйппе М. Социальное влияние. СПб., Изд. "Питер". 2000. 417 с.

281. Знаков В.В. правда и ложь в сознании русского народа и современной психологии понимания. М., Ин-т психологии РАН. 1993. 116 с.

282. Зяблюк H.F. Индустрия управляемой информации. М., 1971. 312 с.

283. Изард К. Эмоции человека. М., 1980.

284. Изменения социальной структуры советского общества: 1921 — середина 30-х гг. М., 1979.

285. Измозик B.C. Глаза и уши режима. Государственный политический контроль за населением советской России в 1918-1921 гг. СПб., 1995.

286. Ильин Е.П. Мотивация и мотивы. СПб., 2000.

287. Ионин Л.Г. Социология культуры. М., 1996.

288. Исаев С.И., Раманичев Н.М., Чевела П.П. Советский Союз накануне Великой Отечественной войны. М., 1990.

289. Исаев М.И. Языковое строительство в СССР. М., 1979.

290. История ментальностей. Историческая антропология. Зарубежный опыт в обзорах и рефератах. М., 1996.

291. История социалистических идей и стереотип массового сознания. М., ИНИОН. 1990.

292. История советского кино. М., 1973.

293. Исключить всякие упоминания. Очерки истории советской цензуры. М., 1995.

294. Информационная война в Чечне. М., 1997.

295. Интеллигенция и революция. XX век. М., 1985.

296. Кара-Мурза С. Г. Истмат и проблема Восток-Запад. М., 2002.

297. Кара Мурза С.Г. Советская цивилизация. От начала до Великой Победы. М., 2002.

298. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием в России сегодня. М., 2001.

299. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. М., 2002.

300. Кара-Мурза С. Г. Краткий курс манипуляции сознанием. М., Алгоритм. 2002. 287 с.

301. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

302. Кашеваров А.Н. Государство и церковь: Из истории взаимоотношений советской власти и Русской православной церкви 1917 — 1945 гг. СПб., 1995.

303. Клаус Г. Сила слова. М., Прогресс. 1967. 227 с.

304. Ключевский В.О. Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории. М., 1968.

305. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. М., Наука. 1983. 403 с.

306. Ключевский В.О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М., 1993. 407 с.

307. Керлот Х.Э. Словарь символов. М., 1994. 593 с.

308. Кривцун Л.В. Актуальные проблемы региональных историко-партийных исследований процесса культурной революции в СССР. -Свердловск, 1983.

309. Кривцун Л.В. Деятельность Коммунистической партии по осуществлению культурной революции в СССР в годы довоенных пятилеток. М., 1981.

310. Кожинов В. Россия. Век XX. (1939-1964). М., 2002.

311. Козлова Н.Н. Горизонты повседневности советской эпохи: Голоса из хора. М., 1996. 223 с.

312. Козлов В.А., Хлевнюк О.В. Стахановское движение: время и люди. М., Знание. 1984. 127 с.

313. Козин Н.Г. бегство от России. К логике исторических потрясений в России в XX в. Самара, 1996. 211 с.

314. Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. М., 1994. 207 с.

315. Купина Н.А. Тоталитарный язык: словарь и речевые реакции. Екатеринбург Пермь, 1995.

316. Крысин Л.П. Язык в современном обществе. М., 1977.

317. Крысько В.Г. Секреты психологической войны. Цели, задачи, методы, формы, опыт. Минск, 1999.

318. Курашвили Б.П. Историческая логика сталинизма. М., 1996.

319. Куликов В.Ф. Психология настроения. СПб., 1997. 237 с.

320. Куманев В.А. Социализм и всенародная грамотность. М., 1967.

321. Куманев В.А. Революция и просвещение масс. М., 1973.

322. Кун Т.С. Структура научных революций. М., 1997. 221 с.

323. Ларин Б.А. История русского языка и общее языкознание. Избранные работы. М., 1977.

324. Личко А.Е. и др. К вопросу о соотношении между конформностью и внушаемостью. Л., 1970.

325. Литературный язык и культурная традиция. М., 1994. 217 с.

326. Леонтьев К.Н. Восток, Россия и Славянство. М., 1995. Т. 1.

327. Левада Ю.А. Советский простой человек. М., 1993. 287 с.

328. Левицкий С.А. Трагедия свободы. Сочинения. В 2-х тт. М., 1995.

329. Леви-Стросс К. Структура мифов. М., 1998.

330. Левенфельд Л. Гипноз и его техника. Житомир, 1977.

331. Левин К. Намерение, воля, потребность. М., 1970. 187 с.

332. Левитов Н.Д. О психических состояниях человека. М., 1964. 234 с.

333. Лисичкин В.А., Шелепин Л.А. Глобальная империя зла. Великое противостояние. М., Форум. 2001. 451 с.

334. Лисичкин В.А., Шелепин Л.А. Третья мировая информационно-психологическая) война. М., Эксмо. 2003. 448 с.

335. Лоренц К. Агрессия. М., 1994. 197 с.

336. Лотман Ю.П. Внутри мыслящих миров. Человек-текст-атмосфера-история. М., 1996.

337. Лотман Ю.П. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. Таллинн, 1973.

338. Майерс Д. Социальная психология. СПб, 1997.

339. Марьямов Г. Кремлевский цензор: Сталин смотрит кино. М., 1992. 128с.

340. Максакова Л.В. Культура Советской России в годы Великой Отечественной войны. М., 1977.

341. Массовое сознание и массовые действия. М., 1994.

342. Мельник Г.С. Масс-медиа: психологические процессы и эффекты. СПб., 1996.

343. Мечковская Н.Б. Язык и религия. М., 1998.

344. Михальская А.К. Русский Сократ. Лекции по сравнительно-исторической риторике. М., 1996.

345. Михайлов В.Ф. Загадка человеческого "Я". М., 1976. 127 с.

346. Михальская А.К. Основы риторики. М., 1994. 207 с.

347. Михальская O.K. Русский Сократ. Лекции по сравнительно-исторической риторике. М., 1996. 298 с.

348. Митяева О.И. Коммунистическая партия руководитель культурного роста крестьянства в годы коллективизации. М., 1978.

349. Можаев Б. Надо ли вспоминать старое? М., 1988.

350. Морозов А.И. Конец утопии: из истории искусства в СССР 30-х гг. М., 1995.

351. Московичи С. Век толп. М., 1996.

352. Московичи С. Машина, творящая богов. М., 1998.

353. Моррис Ч. Семиотика. Языковой анализ. М., 1993. 273 с.

354. Насилие, агрессия, жестокость. Сб. научных трудов. М., 1990.

355. Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение. Открытие спирали молчания. М., 1996.

356. Неизвестная Россия. XX век. Т. 1 4. М., 1992-1993.

357. Николаева Т.М. Лингвистическая демагогия. М., 1998.

358. Никольский Н.М. История русской церкви. М., 1974.

359. Оболонский А.В. Драма российской политической истории. Система против личности. М., 1994.

360. Обозов Н.Н. Психология внушения и конформность. СПб., 1997. 201 с.

361. Овсепян Р.П. В лабиринтах истории отечественной журналистики. М., 1999.

362. Ольшанский Д.В. Психология масс. СПб., 2001.

363. Ольшанский Д.В. Массовые настроения в политике. М., Принт-Ди. 1995.234 с.

364. О.Коннор Т.Э. Анатолий Луначарский и советская политика в области культуры. М., 1995.

365. Осокина Е.А. Иерархия потребления. О жизни людей в условиях сталинского снабжения 1928-1935 гг. М., 1993. 297 с.

366. Очерки истории идеологической деятельности КПСС. 1938-1961. М., 1986.

367. Очерки истории Пензенской организации КПСС. Пенза, 1977.

368. Очерки истории советского кино. Т. 1-2. М., 1956, 1959.

369. Пайпс Р. Россия при большевиках. М., РОССПЭН, 1997.

370. Панарин А. С. Введение в политологию. М., 1994.

371. Паперный В. Культура "Два". Ardis / Ann Arbor. 1985.

372. Панкин Б. Четыре "я" Константина Симонова. М., 1999.

373. Парыгин Б.Д. Общественное настроение. М., 1966.

374. Пленков О.Ю. Мифы нации против мифов демократии. Немецкая политическая традиция и нацизм. СПб., 1997.

375. Попов С.И. Социализм и оптимизм. М., 1981.

376. Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992.

377. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1966.

378. Поспелов Е.М. Имена городов: вчера и сегодня (1917-1992). М., 1993.

379. Почепцов Г.Г. Тоталитарный человек. Очерки тоталитарного символизма и мифологии. Киев, 1994.

380. Почепцов Г.Г. Национальная безопасность стран переходного периода. Киев, 1996.

381. Почепцов Г.Г. Имидж: от фараонов до президентов. Киев, 1997.

382. Почепцов Г.Г. История русской семиотики. М., Лабиринт. 1998. 327 с.

383. Петренко В.Ф., Митина О.В. Психосемантический анализ динамики общественного сознания. М., 1997. 213 с.

384. Плимак Е.Г., Пантин И.К. Драма российскиъх реформ и революций. М., 2000.

385. Прихожев А.А., Турко Н.И. Основы информационной войны. М., 1997.

386. Проблемы речевого воздействия на аудиторию в зарубежной социально-психологической литературе. Под ред. Б.М. Фирсова. Л., 1973.

387. Прокофьев В.Ф. Тайное оружие информационной войны. М., Синтег. 199.312 с.

388. Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., 1994. 680 е.

389. Пиз Л. Язык телодвижений. Н.-Новгород, 1997. 314 с.

390. Психология и психоанализ власти. Под ред. Д.Я. Райгородского. Самара, БАХРАХ. 1999. 607 с.

391. Пятигорский A.M. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. М., 1996. 517 с.

392. Разворотнева С.В. Язык власти, власть языка. М., 2001. 267 с.

393. Расторгуев С.П. Информационная война. М., 1998. 312 с.

394. Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. М., Высшая школа. 1977. 316 с.

395. Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира. Сб. науч. трудов под ред. Серебренникова Б.А. М., 1988. 412 с.

396. Россия у критической черты: возрождение или катастрофа. М., 1997. 412 с.

397. Российская историческая политология. Под ред. С.А. Кислицына. Ростов-на Дону, Феникс. 1998. 602 с.

398. Рощин С.К. Психология и журналистика. М., 1989.

399. Русские: семейный и общественный быт. М., 1989.

400. Русский язык и советское общество. В 4-х книгах. Под ред. М.В. Панова. М., 1968.

401. Самойлов Э.В. Фюреры. Общая теория фашизма. Кн.1-3. М., 1992.

402. Современная политическая мифология. М., 1996. 301 с.

403. Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет. М., 1994.

404. Сорокин П. Система социологии. М., 1991.

405. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., Политиздат. 1992. 543 с.

406. Советские писатели и журналисты о газетном труде. М., 1975.

407. Советская культура в реконструктивный период. 1928-1941 гг. М.,1988.

408. Сенявская Е.С. 1941 1945. Фронтовое поколение: историко-психологическое исследование. М., 1996.

409. Самсонов Р. Социальная психика и идеология. Ереван, 1970.

410. Снегов С. Язык, который ненавидит. М., 1991. 157 с.

411. Средства массовой информации в социалистическом обществе. М.,1989.

412. Советская культура в реконструктивный период. 1928-1941. М., 1988.

413. Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М., 1993.

414. Соломоник А. Язык как знаковая система. М., Наука. 1992. 223 с.

415. Сопер П. Основы культуры речи. Ростов-на-Дону, 1995. 201 с.

416. Сорель Ж. Размышления о насилии. М., 1907.

417. Синятников А.И. Основа взлета: к советской истории тридцатых годов". М., 2000.

418. Такер Р. Сталин: Путь к власти. 1879-1929. История и личность. М., 1991.497 с.

419. Теория и практика риторики массовой коммуникации. М., 1989.

420. Теория государства и права. Под ред. Карельского В.М., Привалова В.Д. М, 1997.

421. Теоретические проблемы социальной лингвистики. М., 1981.

422. Тоталитаризм как исторический феномен. М., 1989.

423. Тихообразов К.И. Подвигами славны твои земляки. Пенза, 1969.

424. Типология периодической печати. Проблемы и тенденции развития типологической структуры современной периодики. М., 1995.

425. Типологические исследования по фольклору. М., 1975.

426. Типология и теория языка: от описания к объяснению. М., 1999. 297 с.

427. Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999.

428. Творцы грядущего. Пенза, 1968.

429. Тумаркин Н. Ленин жив! Культ Ленина в Советской России. СПб., 1997.314 с.

430. Ушакова Т.Н. И др. Ведение политических дискуссий. Психологический анализ конфликтных выступлений. М., 1995. 298 с.

431. Фомичева И.Д. Печать, телевидение и радио в жизни советского человека. М., 1987.

432. Фомиченко Л.Г. Когнитивная модель просодических интерферируемых систем. Волгоград, 1996. 137 с.

433. Федотов М.А. Советы и пресса. М., 1987.

434. Фицпатрик Ш. Сталинские крестьяне. Социальная история Советской России в 30- е годы: деревня. М., 2001.

435. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М., 2001.

436. Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого "я". М., 1993. 198 с.

437. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994. 512 с.

438. Фромм Э. Душа человека. М., 1992. 312 с.

439. Фромм Э. Психоанализ и этика. М., 1993.297 с.

440. Фромм Э. Ради любви к жизни. М., 2000.312 с.

441. Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1998. 414 с.

442. Функциональная стратификация языка. М., 1985. 227 с.

443. Фролов Б.А. Эстетические основания культуры. Пенза, ПГСА, 2002. 160 с.

444. Харман Г. Современный факторный анализ. М. 1972. 412 с.

445. Хлевнюк О.В. 1937: Сталин, НКВД и советское общество. М. 1992.

446. Хлевнюк О.В. Политбюро. Механизмы политической власти в 1930-е гг. М., 1996.312 с.

447. Хьелл JL, Зиглер Д. Теории личности. СПб., Питер. 2000. 412 с.

448. Чамкина М. Художественная открытка. М., 1993.

449. Человек: образ и сущность. Перцепция страха: Ежегодник. 2. М., ИНИОН АН СССР. 1991.

450. Чуковский К.И. Живой как жизнь. М., 1971.

451. Чунаков А.В. Коммунистическая партия в борьбе за культурное строительство деревни (1927-1937). М., 1981.

452. Шамбаров В. Государство и революция. М., 2002. 417 с.

453. Шарошкин Н.А. Промышленность и рабочие Поволжья в 1920-е годы -Пенза, 1997.

454. Швейцер А.Д. Современная социолингвистика. Теория. Проблемы. Методы. М., 1976.

455. Шешуков С. Неистовые ревнители: из истории литературной борьбы 20-х годов. М., 1984.

456. Шейнов В.П. Скрытое управление человеком. Москва — Минск, 2000. 414 с.

457. Шерковин Ю.А. Психологические проблемы массовых информационных процессов. М., 1973.

458. Шерковин Ю.А. Психологические проблемы массовой коммуникации. М., 1973.

459. Шишкин В.Ф. Так складывалась революционная мораль: исторический очерк. М., 1967.

460. Шкуратов В.А. Историческая психология. М., 1997.

461. Щербинина Н.Г. Политический миф России. Томск, Пеленг. 1997. 127с.

462. Щербинина Н. Героический миф тоталитарной России. Томск, Позитив. 1998. 177 с.

463. Экман П. Психология лжи. СПб., 2000.

464. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.

465. Этнические стереотипы поведения. Л., 1985.

466. Юнг К.Г. Диагностируя политиков. СПб., 1996.

467. Юнг К.Г. Собр. соч. Психология бессознательного. М., 1994.

468. Юнг К Г. Архетип и символ. М., 1991. 387 с.

469. Юнацкевич П.И., Кулганов В.А. Психология обмана. СПб., Атон. 1999. 301 с.

470. Ядов В.А. О диспозиционной регуляции социального поведения людей. М., 1975. 215 с.

471. Ядов В.А., Здравомыслов А.Г. Человек и его работа: социологические исследования. М., 1967. 312 с.

472. Язык и моделирование социального взаимодействия. М., 1987.

473. Языковой облик уральского города. Свердловск, 1990. 207 с.

474. Язык и общество. Л., 1968. 277 с.

475. Языковая норма. Типология нормализационных процессов. Отв. ред. В .Я. Порхомовский. М., 1996. 247 с.

476. Clark Т. Art and Propaganda in the Twentieth Century. N.Y., 1997.

477. Friedrich C. J. and Brzeinski Z. K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge, 1986.

478. Fitzpatrick S. After NEP: The Fate of NEP Entrepreneurs, Small Traders, and Artisans in the "Socialist Russia" of the 1930s // Russian History. 1986 Vol. 13. №2-3

479. Fitzpatrick S. Ascribing Class: The Construction of Social Identity of Enlightenment. Soviet Organization of Education and the Arts under Lunacharsky, October 1917-1921. Cambridge, 1970.

480. Fitzpatrick S. The cultural Front. Power and Culture in Revolutionary Russia. Ithaca, 1992.

481. Fitzpatrick S. Education and Social Mobility in the soviet Union, 19211934. Cambridge, 1979.

482. Fitzpatrick S. How the Mice Buried the Cat: scenes from the Great Purges of 1937 in the Russian Provinces. // Russian Review. 1993. Vol. 52.

483. Fitzpatrick S. Lives under Fire. Autobiographical Narratives and Their Challenges in stalin's Russia. // De Russie et d'ailleurs. Melanges Marc Ferro. Paris, 1995.

484. Fitzpatrick S. Supplicants and Citizens. Public Letter-Writing in Soviet Russia in the 1930s. // Slavic review. 1996. Vol. 55. №1.

485. Intimacy and Terror. Soviet Diaries of 1930s. Ed. V. Garros. N. Korenevskaya / T. Lahusen.

486. Jowett G. S., O' Donell. Propaganda and Persuasion. Newberry Park, 1992.

487. Kriegspropaganda 1939-1941 Stuttgart, 1966.

488. Mumford L. The Myth of the Machine. N.Y., 1967.

489. Taylor P.M. Munition of the Mind. A History of Propaganda from the Ancient World to the Present Day. N.Y., 1995.

490. Taylor P. M. Paper Bullets or Magic Bullet? Leeds, 1999.V СТАТЬИ, МАТЕРИАЛЫ КОНФЕРЕНЦИЙ

491. Адаскина Н. 30-е годы: контрасты и парадоксы советской художественной культуры. // Советское искусствознание—25. М., 1989.

492. Алленов М.К вопросу о структуре понятия "соцреализм". // Искусство. 1988. № 10.

493. Араловец Н.Д. Потери населения советского общества в 1930-е годы:проблемы, источники, методы изучения в советской историографии. // Отечественная история. 1995. № 1.

494. Аверинцев С. Праздник слез. Поэтический мир Отечества. // Родина № 3. 1990. С. 93 -96.

495. Арендт X. Массы и тоталитаризм. // Вопросы социологии. 1992. №3.

496. Балахонский В.В. Провинциальная культура и объяснение событий российской истории // Российская провинция XVIII XX веков: реалии культурной жизни. Материалы III Всероссийской научной конференции (Пенза. 25-29 июня 1995г.). Пенза, 1996. Кн.2. С.227-228.

497. Беда A.M., Михайлова Н.В. Системный подход к построению курса "Культурология". // Культурология. Научно-образовательный сборник. М., 1997. №2-3. С. 99-116.

498. Бочаров А. Мчатся мифы, бьются мифы. // Октябрь, 1990, № 1

499. Вежбицка А. Антитоталитарный язык в Польше: механизмы языковой самообороны. // Вопросы языкознания. 1993. № 4.

500. Волкогонов Д.А. Морально — политический фактор Великой Победы. // Вопросы философии. 1975. №3.

501. Воловик А.Ф., Невельский П.Б. Условия непроизвольного запоминания элементов наглядной агитации. // Речевое воздействие. Проблемы прикладной психолингвистики. М., 1972.

502. II Всероссийская научно-практическая конференция "Современные проблемы экономической психологии и этики делового общения в трудовой, управленческой и предпринимательской деятельности". Материалы конференции. СПб., 1999.

503. Байрау Д. Интеллигенция и власть: советский опыт. // Отечественная история, 1994. №2.

504. Барт Р. Основы семиологии. // Структурализм: за и против. М., 1975.

505. Барт Р. Система моды. // Структурализм: за и против. М., 1975.

506. Баткин JI. Сон разума. // Знание сила. 1989. № 3.

507. Байрау Д. Интеллигенция и власть: советский опыт. // Отечественная история, 1994. №2.

508. Бовина И.Б. О феномене "группового духа". // Вестник МГУ Сер "Психология". 1998. №1.

509. Бондалетов В.Д. Социальная лингвистика. М., 1987.

510. Бордюгов Г.Д. Некоторые особенности формирования новой культуры быта в годы довоенных пятилеток. //Советская культура. 70 лет развития (К 80-летию академика М. И. Кима). М.,1987.

511. Бордюгов Г.Д., Козлов В. Время трудных вопросов. История 20-30-х годов и современная общественная мысль. // Правда. 1988. 3 октября.

512. Вайскопф М. Рождение культа. Ленин как мифологический тип. // Балтийское время. 1990. 27 ноября.

513. Волкогонов Д.А. Морально — политический фактор Великой Победы. // Вопросы философии. 1975. №3.

514. Воловик А.Ф., Невельский П.Б. Условия непроизвольного запоминания элементов наглядной агитации. // Речевое воздействие. Проблемы прикладной психолингвистики. М., 1972.

515. II Всероссийская научно-практическая конференция "Современные проблемы экономической психологии и этики делового общения в трудовой, управленческой и предпринимательской деятельности". Материалы конференции. СПб., 1999.

516. Винер Н. Информация, язык и общество. // Техника молодежи. 1994: №12. С. 12-18.

517. Гефтер М. Апология слабого человека. // Российская провинция. 1994. №5.

518. Голубев А.В. Запад глазами советского общества. Основные тенденции формирования внешнеполитических стереотипов в 30-х годах. // Отечественная история. № 1.

519. Голубев А.В. Россия, век XX. // Отечественная история. 1997. №5.

520. Гозман Л.Я. Психология в политике — от объяснений к воздействию. //Введение в практическую социальную психологию. М., 1999.

521. Гордон А.В. Тип хозяйствования образ жизни — личность. // Крестьянство и индустриальная цивилизация. М., 1993.

522. Гройс Б. Соцреализм — авангард по-сталински. // Декоративное искусство СССР. 1990. №5;

523. Гройс Б.В поисках утраченной эстетической власти. // Советское искусствознание-27. М., 1991.

524. Гройс Б. Стиль — Сталин. / Утопия и обмен. М., 1993.

525. Гулыга А. Пути мифотворчества и пути искусства. // Новый мир. 1969. №5.

526. Добренко Е. Грамматика боя язык батарей: литература войны как литература войны. // Волга. 1993. № 10.

527. Добренко Е. Левой! Левой! Левой!. Метаморфозы революционной культуры. // Новый мир. 1992. № 3.

528. Добренко Е. Преодоление социологии. Заметки о соц-арте. // Волга. 1990. № 1.

529. Добренко Е. Стой, кто идет? У истоков советского манихейства. // Знамя. 1993. № 3.

530. Добротворская К. "Цирк" Г. В. Александрова. К проблеме культурно-мифологических аналогий. // Искусство кино. 1995. № 11.

531. Добкин А.И. Лишенцы.// Звенья: Исторический альманах. Вып. 2. М. -СПб., 1992.

532. Дрепа Г.Н. Мифы тоталитарного сознания: Опыт социально-психологического анализа. // Российское сознание: Психология, феноменология, культура. Самара, 1994.

533. Дубов И.Г., Пантелеев С.Р. Восприятие личности политического лидера. // Психологический журнал. 1992. № 6. С. 25 -33.

534. Евгеньева Т.В. Социально-психологические основы формирования политической мифологии. // Современная политическая мифология: содержание и механизмы функционирования. М., 1996.

535. Журавлев В. Об истоках и результатах конфликтности российского исторического процесса. Материалы шестой сессии международного симпозиума "Куда идет Россия?" (Москва, 15-16 января 1999г.). // Отечественная история. 1999. № 6.

536. Журавлев В.К. История языка и диахроническая социолингвистика. // Теоретические проблемы социальной лингвистики. М., 1981.

537. Замятин Е. Советские дети. // Литературная учеба. 1990. Кн. 3.

538. Звегинцев В.А. Социальное и лингвистическое в социолингвистике. // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. М., 1982. Вып. 3.

539. Земская Е.А. О типических особенностях речи русских эмигрантов первой волны и их потомков. // Известия РАН. Серия лит. и яз. М., 1998. Вып. 4.

540. Зубкова Е.Ю. Мир мнений советского человека. // Отечественная история. 1998. №4.

541. Иванников В.А. Формирование побуждения к действию. // Вопросы психологии. 1985. № 3.

542. Ивницкий Н.А. Коллективизация и раскулачивание в начале 30-х годов. // Кооперативный план: иллюзии и действительность. М., 1995.

543. Измозик B.C. Перлюстрация в первые годы советской власти. // Вопросы истории. 1995. №8.

544. Ионов И.Н. Мифы в политической истории России. // По лития. М., 1999. № 1 (11).

545. Кавторадзе С. Хронотоп культуры сталинизма. // Архитектура и строительство Москвы. 1990. №11-12.

546. Кассирер Э. Техника современных политических мифов. // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 1990. № 2. С. 51-61.

547. Кирьянов Ю.И. Об облике рабочего класса России. // Российский пролетариат: облик, борьба, гегемония. М., 1970.

548. Кирьянов Ю.И. Менталитет рабочих России на рубеже XIX XX веков. // Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций. 1861 — февраль 1917 г. СПб., 1997.

549. Клямкин И. Почему трудно говорить правду. // Новый мир, 1989, №2,

550. Кожурин B.C. Вождь генералиссимус: к эволюции образа харизматической власти. // Отечественная история. 1995. №3.

551. Козлова Н. Н. Заложники слова. // Социологические исследования. 1995. № 10.

552. Конквест Р. Большой террор. // Нева. 1989. № 10.

553. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история. // Новое в лингвистике. Вып. 3. М., 1960.

554. Куприянов А.И. Историческая антропология в России: проблемы становления // Отечественная история. №3.

555. Кулешова Н.Ю. "Большой день": грядущая война в литературе 30-х гг. // Отечественная история. №1.

556. Куманев В.А. Некоторые вопросы историографии культурной революции в СССР. // Очерки по историографии советского общества. М., 1965.

557. Куромия X. Сталинская "революция сверху" и народ. // Свободная мысль. 1992. №2.

558. Лабов У. Исследование языка в его социальном контексте. // Новое в лингвистике. Вып. 7. Социолингвистика. М., 1975.

559. Лотман Ю.М. Феномен культуры. Семиотика культуры // Ученые записки Тартусского университета. Вып. 463. Тарту, 1978.

560. Литературные произведения как исторический источник. // Отечественная история. 2002. №1.

561. Лапицкий М.И. Взаимоотношения масс и власти. // США. 1998. № 4

562. Лихачев Д.С. Смех как мировоззрение. Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. СПб., 1997. 478 с.

563. Лурье С.В. Как погибла русская община. // Крестьянство и индустриальная цивилизация. М., 1993.

564. Манхейм К. Идеология и утопия. // Диагноз нашего времени. М., 1994.

565. Михайлов Н.В. Самоорганизация трудовых коллективов и психология российских рабочих в начале XX в. // Рабочие и интеллигенция России в эпоху реформ и революций. 1861 — февраль 1917 г. СПб., 1997.

566. Надточий Э. Друк, товарищ и Барт. Несколько предварительных замечаний к вопрошению о месте социалистического реализма в искусстве XX века // Даугава, 1989. № 8.

567. Национальные интересы России и реальные приоритеты государственной политики за полтора века. "Круглый стол". О.Волобуев и В. Шелохаев. Очевидно ли очевидное? // Отечественная история. 1996. №6.

568. Нурулаев А.А. Мусульманская ума (сообщество) России — составная часть российской цивилизации // Российская цивилизация: (Этнокультурные и духовные аспекты). М., 1998.

569. Ольшанский Д.В. Социальная психология "винтиков". // Вопросы философии. 1989. №8.

570. Ольшанский Д.В. Слова, слова, слова. Массовые настроения переходного общества. // Литературное обозрение. 1989. № 8.

571. Ортега-и-Гассет. Восстание масс. // Вопросы философии. 1989. № 4.

572. Осокина Е.А. Люди и власть в условиях кризиса снабжения. 19391941 гг.//Отечественная история. 1995. №3.

573. Осокина Е.А. Легенда о мешке с хлебом: кризис снабжения 1936/37 г. // Отечественная история. 1998. № 2. С. 92-107.

574. Павлова И.В. Современные западные историки о сталинской России 30-х гг. Критика "ревизионистского" подхода.// Отечественная история. 1998. №5. С. 107-121.

575. Платонов О. Экономика русской цивилизации. // Наш современник. 1994. №4.

576. Полищук Н.С. Обряд как социальное явление. // Советская этнография. 1991. № 6.

577. Перцовский В. Сквозь революцию как состояние души: заметки осоветской литературной истории. // Новый мир. 1992. № 3.

578. Петренко В.Ф., Собкин B.C., Нистратов А.А., Грачева А.В. Психосемантический анализ зрительского восприятия персонажей фильма. // Мотивационная регуляция поведения и деятельности личности. М., 1988.

579. Петренко В.Ф., Митина О.В. Семантическое пространство политических партий. // Психологический журнал. 1991. № Т. 11. № 6. С. 55-77.

580. Петренко В.Ф., Митина О.В. Писхосемантическое исследование политического менталитета. // Общественные науки и современность. 1994. № 6.

581. Петренко В.Ф., Сурманидзе Л.Д. Исследование стереотипов обыденного сознания. // Этнографическое обозрение. 1994. № 3.

582. Познание и его возможности: Тезисы международной научной конференциию М., Mill У. 1994.

583. Пушкарев Л.Н. Что такое менталитет? Историографические заметки. // Отечественная история. 1995. №3.

584. Райх В. Массовая психология фашизма. // Архетип. 1995. №1.

585. Раппапорт А. К эстетике тоталитарных сред. // Декоративное искусство СССР. 1989. №11.

586. Раппапорт А. Мифологический субстрат советского художественного воображения. // Искусство кино. 1990. № 6.

587. Рассоха И. Н. Тезисы о тоталитаризме. // Политические исследования. 1995. №7.

588. Рейли Д.Дж. "Изъясняться по-большевистски", или как саратовские большевики изображали своих врагов". // Отечественная история, №5, 2001.

589. Розенталь С.И. Что и как "пропагандировать". // Советский музей. 1990. № 7.

590. Розин М., Давыдов Д. "Три кита" советской политической мифологии. //Даугава, 1990. №12.

591. Рощин С. К. Взаимосвязь и взаимовлияние внутренней и внешней политики в свете западной политической психологии. // Взаимосвязь ивзаимовлияние внутренней и внешней политики. Ежегодник Советской ассоциации политических наук, 1980. М., 1982.

592. Редель А.И. Российский менталитет: от политико-идеологических спекуляций к социологическому дискуссу. // Соц-гуманитарные знания. 2000. №5.

593. Сталин. Сталинизм. Советское общество. Сб. ст. к 70-летию профессора В. С. Лельчука. М., 2000. 368 с.

594. Самохвалова В.И. Масскульт и маленький человек. // Философские науки. 2001.-№1.

595. Самохвалова В.И. Массовый человек — реальность современного информационного общества. // Материалы научной конференции "Проблема человека междисциплинарный подход". М., 1998. С. 57-64.

596. Сенявская Е.С. Героические символы: реальность и мифология войны. // Отечественная история. 1995. № 5.

597. Сенявская Е.С. Человек на войне: опыт историко-психологической характеристики российского комбатанта. // Отечественная история. 1995. №3.

598. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских. // Русские: "образ" народа (Социологический очерк). СПб., 1996.

599. Соскин В.Л. Революция и культура. Историко-теоретический аспект. Новосибирск, 1994.

600. Сорокин П:А. Основные черты русской нации в двадцатом столетии. // О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990 .

601. Фадеева О.П. Историко-социологические исследования сельской жизни в России. // Крестьяноведение. Теория. История. Современность. Ежегодник. 1996.

602. Файвишевский В.А. О существовании неосознанных негативных мотиваций и их проявлении в поведении. // Бессознательное: природа, функции, методы исследования. Т. 3. Тбилиси, 1978.

603. Фирсов Н.Н. Современные политические партии и архетипыколлективного бессознательного. // Современная политическая мифология: содержание и механизмы функционирования. М., 1996.

604. Флиер А.Я. Массовая культура и ее социальные функции. // ОНС.1998. №6.

605. Хевеши М.А. Политика и психология масс. // Вопросы философии.1999.-№12.

606. Хевеши М.А. Феномен "толпы" в трактовке философии XX в. // Философские науки. 1999, №1-2.

607. Хевеши М.А. Массовое общество в XX веке. // Социс. 2001, №7.

608. Хевеши М.А. Социально-психологические стереотипы, иллюзии, мифы и их воздействие на массы. // Философские науки. 2001. №2.

609. Хлевнюк О.В., Кошелева Л.П., Роговая Л.А. Трагедия нетерпимости. Письма в ЦК ВКП(б) накануне "великого перелома". // Коммунист. 1990. №5.

610. Цаплин В.В. Статистика жертв сталинизма в 30-е гг. // Вопросы истории. 1989. №4.

611. Черешкин Д.С., Смолин Г.Л., Цыгичко В.Н. Реалии информационной войны. // Конфидент. 1996. №4.

612. Черников М.В. Концепты "истина" и "правда"" в русской культуре: проблема: проблема корреляции. // Полис. 1999. № 5.

613. Черников М.В. СМИ: обучение человека и социума. // Народное образование. 2002. №1.

614. Шепилов Д.Т. Сталин и инженеры человеческих душ. // Дуэль. 1988. № 20.

615. Шерковин Ю.А. Возможные сопутствующие эффекты массовых информационных процессов и их социально-психологическая значимость. // Прикладные проблемы социальной психологии. М., 1983.

616. Шмелев А.Г. и др. Психосемантический анализ стереотипов русского характера: кросскультурный аспект. // Вопросы психологии. 1993. № 3. С. 101111.

617. Шмелев А.Г., Собкин B.C. Психосемантическое исследованиеактуализации стереотипов социального поведения. // Вопросы психологии. 1986. № 1.С. 127-134.

618. Шрейдер Ю. Ценности, которые мы выбираем. // Новый мир №7. 1994.

619. Шубкин. В. Трудное прощание. // Новый мир. 1989. N4.

620. Яковлева Г. Массовое сознание и третья реальность. // Творчество. 1991. №7.

621. Яковенко И.Г. Сталинизм. Границы явления. // Свободная мысль. 1993. №3.VI ЭНЦИКЛОПЕДИИ И СЛОВАРИ

622. Аберкроми Н., Хилл С., Тернер Б.С. Социологический словарь / Пер. с англ. под ред. С.А. Ерофеева. Казань, Изд-во Казан. Ун-та, 1997. 420 с.

623. Балдаев Д.С., Белко В.К., Исупов И.М. Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона. Одинцово, 1992. 257 с.

624. Бауэр А.И. др. Энциклопедия символов. М., 1995.

625. Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального социализма. М., 2002.

626. Васильева Н.В., Виноградов В.А. Шахнарович Н.М. Краткий словарь лингвистических терминов. М., 1995.

627. Ермакова О.П., Земская Е.А., Розина Р.И. Слова, с которыми мы все встречались: Толковый словарь русского общего жаргона. М., 1999. 327 с.

628. Елистратов B.C. Язык старой Москвы: лингво-энциклопедический словарь, М., 1997. 387 с.

629. Иллюстрированная энциклопедия моды. Прага, Русский язык. 1988. 673 с.

630. Политология: энциклопедический словарь. М., 1993.

631. Психологический словарь. М., Педагогика. 1983.

632. Психология. Словарь. Под ред. А.В. Петровского. М., Просвещение. 1990.

633. Краткая философская энциклопедия. М., 1994.

634. Керлот Х.Э. Словарь символов. М., 1994.

635. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

636. Макловски Т., Кляйн М., Щуплов А. Жаргон: энциклопедия московской тусовки. М., 1997.

637. Политический словарь. М., 1922.

638. Сад демонов. Словарь инфернальной мифологии средневековья и Возрождения. М., 1998. 276 с.

639. Советский энциклопедический словарь. М., 1980.

640. Стариков Н.В. Россия. XX век. Политика и культура. Факты. Имена. Понятия. Энциклопедический словарь. Ростов-на-Дону, 1999. 608 с.

641. Фоли Дж. Энциклопедия знаков и символов. М., 1996.

642. Энциклопедия Третьего рейха. М., 1996.

643. Marxism, Communism and Western, Society. A comparative Encyclopedia. -N.Y., 1972-1973.VII ДИССЕРТАЦИОННЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

644. Баранова Н.Б. Власть и воздействие на массовое сознание в 30-е годы XX века. Дисс. . д. и. н. М., 1997.

645. Баранова Н.Б. Культура села в годы первых пятилеток: политический аспект проблемы/на материалах государственных и общественно-политических организаций Среднего Поволжья. Дисс. . к.и.н. М., 1992.

646. Васильева Е.Г. Массовое сознание и политика: Дис. . канд. философских наук: 09.00.11. Волгоград, 1997. 177 с.

647. Володина Н.А. Идеологема коллективизма и ее внедрение в массовое сознание в 1930-х гг. (на материалах Средне-Волжского края). Дисс. к.и.н. Пенза, 2002.

648. Габидуллина С.Э. Психосемантика городской среды. Автореф. дисс. . к.п.н. М., 1991.

649. Галин С.А. Исторический опыт культурного строительства в Советской России (1917-1925 гг.) Дисс. д. и. н. М., 1991.

650. Гомелаури M.JI. К вопросу о мотивационном значении социальных ожиданий. Автореф. дисс. . к.п.н. Тбилиси, 1967.

651. Гусев JI.H. Советская общественность в борьбе с массовой неграмотностью трудящихся деревни. (1917-1932 гг.). Дисс. . к.и.н. Ярославль, 1986 .

652. Елина Е.Г. Литературная критика и общественное сознание в Советской России 1920-х годов: Дис. . д-ра филол. Наук. Саратов, 1996. 319 с.

653. Кондрашин В.В. Голод 1932-1933 гг. в деревнях Поволжья: Автореф. дис. . к.и.н. М., 1991.

654. Кириллов Н.П. Массовое сознание как объект социологического анализа: вопросы теории и методологии. Дис. . д-ра философских наук: 09.00.11.-Томск, 1995.325 с.

655. Королева М.Л. Формирование культурного облика и общественно-политического сознания московских рабочих на рубеже XIX — XX вв. Автореф. дисс. . к.и.н. М., 1988.

656. Козлов Н.Д. Моральный потенциал народа и массовое общественное сознание в годы Великой Отечественной войны: Дис. . д-ра истор. наук. СПб., 1996. 455 с.

657. Красовицкая Т.Ю. Проблемы государственного руководства национально-культурным строительством в РСФСР. 1917-1925 гг. Дис. . д. и. н.М,. 1991.

658. Камчугова И.Д. Печать — активный помощник партии в мобилизации тружеников тыла на помощь фронту в годы Великой Отечественной войны (на примере Верхнего Поволжья). Дис. . к. и. н. Ярославль, 1974.

659. Козлов Н.Д. Моральный потенциал народа и массовое общественное сознание в годы Великой Отечественной войны. Дис. д.и.н. СПб., 1997.

660. Ломовцев А.И. Средства массовой информации и их воздействие намассовое сознание в годы Великой Отечественной войны. Дис.к.и.н. Пенза,2002.

661. Макейкина Н.Ю. Власть и культура: проблема воздействия на массовое сознание: Дис. . канд. филос. наук. Пенза, 2000. 166 с.

662. Медведева С.М. Воздействие политических стереотипов на массовое сознание: опыт России, 90-е годы: Дис. . канд. политологических наук: 23.00.02. М., 2000. 181 с.

663. Парыгин Б.Д. В.И. Ленин о формировании настроения масс. Автореф. канд. дис. Л., 1961.

664. Романова М.С. Влияние качества информации на политическое массовое сознание: Дис. . канд. политологических наук: 23.00.03. М., 1999. 174 с.

665. Руденко И.Л. Стиль общения и его детерминанты. Дис. .кандидата психологических наук. М., 1988.

666. Соколов В.А. Массовое сознание и власть в условиях реформирования российского общества: социологический аспект: Дис. . канд. социологических наук: 22.00.05. М., 1993. 195 с.

667. Судас Л.Г. Массовое сознание современного российского общества: философско-политологический аспект исследования: Дис. . д-ра филос. наук. М., 1996. 297 с.

668. Туркина В.Г. Мифологема героя и массовое сознание: Дис. . канд. филос. наук. Саратов, 1997.VIII ПИСЬМА И ВОСПОМИНАНИЯ

669. Авангард. Воспоминания и документы питерских рабочих. Сост. Е.Р. Ольховский. Л., 1990.

670. Авдеенко А. Наказание без преступления. М., Изд. Савинова. 1991. 187с.

671. Адамова Слиозберг О. Путь. // Доднесь тяготеет Вып. 1.: Записки вашей современницы. М., 1989.

672. Аджубей А. Те десять лет. М., 1989.

673. Александров Г. Эпоха и кино. М., 1976.

674. Ангелина П. Люди колхозных полей. М., 1948.

675. Ангелина П. О самом главном. М., 1948.

676. Афанасьев С.В. Далекие тридцатые. М., 1999.

677. Афиногенов А.Н. Дневники и записные книжки. М., Советский писатель. 1960.

678. Афиногенов А.Н. Дневник 1937 г. // Современная драматургия. 1993. №1-3.

679. Багаев М.А. Моя жизнь. Иваново, 1949.

680. Бенедиктов И.А. О Сталине и Хрущеве. // Молодая гвардия. 1989. № 4.

681. Боннэр Е. Дочки-матери. М., 1999.

682. Борев Ю. История государства советского в преданиях и анекдотах. М., 1995.

683. Бусыгин А. Жизнь моя и моих друзей. М., 1939.

684. Василевский A.M. Накануне войны. // Новая и новейшая история. 1992. №6.

685. Ванин И.Г. Про мою маму и других. М., 1998.

686. Вернадский В. И. Дневник 1938 г. // Дружба народов. 1991. № 2.

687. Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988.

688. Герасимов А. Моя жизнь. М., 1953.

689. Гершберг С. Завтра газета выходит. М., 1966.

690. Галанин С.Т. Правда про тридцатые годы. Североморск, 2000.

691. Громыко А.А. Памятное. М., 1988.

692. Гронский И. Из прошлого: Воспоминания. М., 1991.

693. Гитлер А. Моя борьба. М., Б.г.

694. Дневник Елены Булгаковой. М., 1990.

695. Дневник Нины Костериной. М., 1999

696. Елагин Ю. Укрощение искусств. М., 1997.

697. Жид А. Из дневника 1939-1941 гг. // Литературная газета. 1989. 8 марта.

698. Жеглов С.Г. Не надо врать про мою молодость. М., 1999.

699. Женская судьба в России: Документы и воспоминания. М., 1994.

700. Кабанова И.Ш. Мои живые и ушедшие родственники. СПб., 2001.

701. Каганович Л. Памятные записки. М., 1996.

702. Казакевич Э. Слушая время. Дневники, записные книжки, письма. М., 1990.

703. Казаков Н.Ф. Годы и десятилетия. М., 1991.

704. Каманин О.П. Помню. М., 1998.

705. Казакевич Э. Слушая время. Дневники, записные книжки, письма. М., 1990.

706. Капица П.Л. Письма о науке 1930-1980. М., 1989.

707. Коненков С.Т. Мой век. М., 1971.

708. Клемперер В. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога. М., 1998.

709. Красота, распятая на кресте. Из записных книжек Ефима Честнякова. // Родина. №4. 1991.

710. Либединская Л. Зеленая лампа. М., 1995.

711. Мазилина С.Г. Долгая, долгая революция. Керчь, 1993.

712. Мандельштам Н. Воспоминания. М., 1995.

713. Мандельштам Н. Вторая книга. М., 1999.

714. Маширов Самобытник А.И. Как мы начинали: Воспоминания. // Забытым быть не может. М., 1963.

715. Маньков А.Г. Из дневника рядового человека. // Звезда. 1994. № 5.

716. Мемуары Н.С. Хрущева. // Вопросы истории. 1990. №7.

717. Михалков С.В. От и до. М., 1997.

718. Мы боролись за идею Воспоминания Ф.Е. Тревайс. // Женская судьба в России / Под ред. Б.С. Илизаровой. М., 1994.

719. Немцова 3. Билет до Ленинграда. Воспоминания. // Огонек. 1988. №27.

720. Новиков В.Н. Накануне и в дни испытаний. М., 1988.

721. Николаев С.Г. Перед войной. Одесса, 1997.

722. Орлова Р. Воспоминания о непрошедшем времени. М., 1993.

723. Поляновский М. Остановись мгновение. М., 1968.

724. Панин К.В. "Я последняя буква в алфавите". М., 2000.

725. Пришвин М.И. Дневники. М., 1990.

726. Пришвин М. Остров благополучия. // Слово. 1991. № 1.

727. Райкин А. Воспоминания. М., 1994.

728. Троцкий Л.Д. Портреты революционеров. М., 1991.

729. Терц Абрам. Литературный процесс в России. // Континент. 1974. № 1.

730. Тимонин В.А. Про тридцатые. М., 1987.

731. Сац Н. Жизнь — явление полосатое. М., 1991.

732. Советские писатели и журналисты о газетном труде. М., 1975.

733. Струве П.Б. Интеллигенция и революция. // Вехи. М., 1991.

734. Сталин в воспоминаниях и документах эпохи. / Сост. М. Лобанов. М. 1995.

735. Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф. Чуева. М., 1991.

736. Синягин А.А. Революция бескультурия. Воспоминания. М., 1989.

737. Смагин А.П. Про четвертое десятилетие. М., 1991.

738. Троцкий Л.Д. Сталинская школа фальсификации. М., 1990.

739. Троцкий Л.Д. Письма и дневники. М. Политиздат. 1986. 314 с.

740. Твардовский И. Страницы пережитого. // Юность. 1988. № 3.

741. Фадеев А. Письма. М., 1967.

742. Ходасевич В. Белый коридор. Воспоминания.- В кн. Ходасевич В. Избранная проза в 2-х т. Т.1. Нью-Йорк, 1982.

743. Чуковский К.И. Дневники. М., 1997.

744. Шихтеева-Гайстер И. Семейная хроника времен культа личности. М., 1999.

745. Эренбург И. Люди. Годы. Жизнь. Т. 2. М., 1990.

746. Яковлев А. Омут памяти. М., 2000.

747. Goebbels Diaries. 1939-41. London, 1982.

748. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА, ПУБЛИЦИСТИКА

749. Булгаков М.А. Собрание сочинений в 10-ти тт. М., Голос. 19952000.

750. Бунин И.А. Окаянные дни. М., 1993.

751. Бунин И. Великий дурман. М., 1997.

752. Гайдар А. Военная тайна. Собр. соч. в 4-х тт. Т. 3.

753. Галин Б. Первенец пятилетки. Куйбышев, 1937.

754. Горбатов Б. Мое поколение. Куйбышев, 1937.

755. Дудин М. Где наша не пропадала. М., 1965.673. Замятин Е. Мы. М., 1997.

756. Зощенко М. Рассказы, фельетоны, повести. М., 1958.

757. Ильф И., Петров Е. Золотой теленок. М., 1998.

758. Ильф И., Петров Е. 12 стульев. М., 1990.

759. Ильф И., Петров Е. Неизданное. М., 1997.

760. Коган П. Избранное. М., 1997.

761. Кетлинская В. Строители Комсомольска. Куйбышев, 1937.

762. Макаренко А. Педагогическая поэма. // Макаренко А.С. Собрание сочинений в 7-ми тт. Т. 1. М., 1957.

763. Оруэлл Д. Год 1984-й. М., 1993.

764. Хаксли О. Прекрасный новый мир. М., 1992.