Образ "врага народа" в системе советской социальной мобилизации: идеолого-пропагандистский аспект: декабрь 1934 г. - ноябрь 1938 г. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Арнаутов, Никита Борисович

• Арнаутов, Никита Борисович
• кандидат исторических наук
• 2010

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Арнаутов, Никита Борисович

Введение

Глава I. Формирование образа «врага народа» (октябрь 1917 - декабрь

1934 г.)

§ 1 Предпосылки формирования образа «врага народа»

§ 2 Структура образа «врага народа»

Глава II. Динамика образа «врага народа» в системе политической пропаганды

§ 1 Образ «врага народа» в агитационно-пропагандистских кампаниях конфронтационного типа

§ 2 Образ «врага народа» в агитационно-пропагандистских кампаниях консолидационного типа

Глава III. Место образа «врага народа» в механизме социальной мобилизации

§ 1 Средства распространения образа «врага народа»

§ 2 Роль образа «врага народа» в формировании советской мифологии

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Образ "врага народа" в системе советской социальной мобилизации: идеолого-пропагандистский аспект: декабрь 1934 г. - ноябрь 1938 г.»

Актуальность темы исследования. Образ «врага» - один из наиболее древних архетипов и обязательных составляющих общественного сознания. На протяжении истории человечества он оказывал существенное влияние на политические и социальные процессы. Идея борьбы с «врагами народа» являлась эффективным средством, с помощью которого правящие круги могли создавать мобилизационные идеологические системы. История постреволюционного советского общества неразрывно связана с понятием «враг народа», т. к. идеологическим стержнем общественно-политической жизни СССР в 1930-е гг. являлась борьба с «врагами народа», инициированная руководством коммунистической партии. Этот идеологический стереотип выступал в качестве обязательного пропагандистского обоснования и сопровождения советской репрессивной политики.

Функционирование образа «врага» особенно характерно для тоталитарного сознания, ориентированного на состояние перманентной социальной мобилизации. В советской практике существовали различные методы социальной мобилизации. Наиболее значимыми стали идеолого-пропагандистские кампании, посредством которых образ «врага народа» выступал базовым компонентом не только внутренней, но и внешней партийно-государственной политики. Изучение кампании конфронтацион-ного и консолидационного типов, в центре которых находились образы «врагов» и «народных героев», позволит получить новые знания о природе и технологии мобилизационных процессов в советской пропаганде. Рассмотрение вопроса о роли образа «врага народа» в государственной политике периода «Большого террора» способствует углублению научного знания о механизмах, обеспечивавших легитимацию в массовом общественном сознании политики государственного террора. Исследование образа «врага народа» в советской мифологии периода «Большого террора» выводит на более глубокое осмысление базовых доктринальных основ сталинизма и практической технологии процесса социальной мобилизации.

Историографический обзор. Изучение образа «врага народа» в советской системе социальной мобилизации накануне и в период «Большого террора» является междисциплинарным и разноплановым исследованием, что определило необходимость изучения нескольких историографических направлений. В первую очередь, исследования теоретического порядка, которые сводятся к рассмотрению истории процессов социальной мобилизации. Второй блок работ посвящен репрессивной политике с декабря 1934 г. по ноябрь 1938 г., для осуществления которой использовалась стереотипизация образа в информационном пространстве. Третий блок составляют исторические и социологические исследования, посвященные образу «врага народа» как идеологическому компоненту массового сознания, функционирующему в различных конкретно-исторических контекстах. В рамках первых двух историографических направлений сюжеты, связанные с формированием образа «врага народа», рассматривались как дополнительные, и образ не становился предметом конкретно-исторического анализа. В настоящем исследовании предполагается акцентировать внимание на работах третьего блока, где исследование образа выступает базовым, а не периферийным сюжетом, чго не исключает анализа важных для понимания, изучаемою темы контекстных рабог по проблемам социальных мобилизаций в практике тоталитарных режимов.

К числу наименее разработанных в советской исторической литературе вопросов принадлежал психологический аспект политической жизни в СССР: Субъективным факторам исторического процесса не уделялось внимание в течение нескольких де1 сятилетий, соответственно, тоталитарная психология долгое время не становилась предметом исследования историков. Изучение общественного сознания и общественной' психологии подменялось освещением «классовой» идеологии и круг исследовательского интереса замыкался на идеолого-пропагандистской деятельности « большевистской партии. Такая исследовательская позиция определила исключительно положительную оценку мобилизационного воздействия, сделала невозможным поиск его скрытых целей и анализ возможных негативных последствий. Несмотря на то, что исследования по истории системы советской социальной мобили-^ зации 1930-х гг. в советской историографии отсутствовали, в 1960-е гг. появились единичные работы, затрагивающие социально-психологический аспект восприятия образа «врага». Поскольку проблема формирования и функционирования« образа I врага» носила междисциплинарный характер, первые исследования принадлежат ученым, работавшим в междисциплинарных областях истории, психологии и фило I софии: А.Я. Гуревичу, Г.Г. Дилигенскому, Б.Ф. Поршневу и др.1 Последний подчеркнул значение образа «врага» для истории и важность его изучения: «Историческая наука имеет дело с понятием, без которого она никогда не могла> обойтись. Конечно, оно трансформировалось в разные эпохи и будет трансформироваться

2 т-г дальше» . По мнению автора, решающую роль в складывании социальной общности играет дихотомия «мы - они», где категория «они» исторически предшествовала категории «мы» и обладала мобилизационным и консолидирующим свойством3. Б.Ф. Поршнев рассматривает случаи намеренного создания в обществе мнимых «они», без чего не могла сформироваться общность «мы»4. Большое внимание исследователь уделил причинам и механизмам создания образа «внутреннего врага». По его мнению, для социальной психологии характерно существование «затаившихся» «они», поиск которых служил «постоянным критическим зондажем в своем собственном "мы"». В' 1970-е гг. появился, ряд идеологизированых работ по социально-психологической тематике, где объектами изучения являлось преимущественно «революционное и политическое сознание»5.

В" первой половине 1990-х гг. сторонники теории тоталитаризма, акцентируя исследовательский интерес на идеологическом воздействии государства на общество^ обратились к изучению специфики массового сознания в условиях тоталитарного режима6. Обозначенные проблемы были актуальными и для западной историографии в споре между сторонниками «тоталитарной» и «ревизионистской» концепций советской истории. С точки зрения первых, общественная поддержка обеспечивалась массированным идеолого-пропагандистским воздействием и тотальным контролем над

1 Гурсвич А.Я. Некоторые аспекты изучения социальной истории // Вопросы истории. 1964. № 10.

С. 54-59; Дилигенский Г.Г. Рабочий на капиталистическом предприятии: исследование по социальной психологии французского рабочего класса. М., 1969.

2 Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1966. С. 288.

3 Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история С. 81-82.

4 Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. С. 115.

5 Вдовин А.И., Дробижев В.З. Социальная психология и некоторые вопросы истории советского обще-• ства // История СССР. 1971. № 5. С. 23-42; История и психология / Под ред. Б.Ф. Поршнева и Л.И. Анциферовой. М., 1971; Шаранов В.В. Психология класса (проблема методологии изучения). Л., 1975.

6'Ьакунин АТВЛГоветскшТтотапигарйзм рем К.Ф. Апории теории тоталитаризма // Вопросы философии. 1992. № 5. С. 16-28; Гаджиев К.С. Тоталитаризм как феномен XX в. // Там же. № 2. С. 3-25; Игрицкий Ю.И. Концепция тоталитаризма: уроки многолетних дискуссий на Западе // История СССР. 1990. № 6. С. 172-189; Он же. Тоталитаризм: лекарство от демократии? // Тоталитаризм: что это такое? М., 1993. Ч. 1. С 7-45; Козлов В., Бордюгов Г. От «чрезвы-' чайщины» к тоталитаризму // Диалог. 1991. № 5. С. 84-88; № 6. С. 85-92; Кочесоков Р.Х. Феномен тоталитаризма. Ростов-н/Д., 1992; Морен Э. О природе СССР. Тоталитарный комплекс и новая империя. М., 1995. состоянием общественного и индивидуального сознания1. С точки зрения;вторых, она-являлась проявлением специфики- массового сознания; что отводит социальноо психологическому фактору в деле формирования образа «врага» ключевую роль .

Началась активная-публикация-западной литературы по изучению тоталитарного феномена, которая* носила-преимущественно методологический характер3. Актуальной-задачей исследований являлось V изучение вопроса о восприятии общественным сознанием пропаганды в условиях тоталитаризма. В этой плоскости .рассматривалось функционирование мобилизационных механизмов. Исследования характерны тем, что в них предпринята попытка создания теоретической конструкции, которая бы в полной мере охватывала советскую политическую систему, с изучением взаимосвязи ее институтов. В'исследованиях рассматривалась роль образа «врага» в процессе становления и функционирования тоталитарной системы, тем не менее, конкретно-историческое изучение этого феномена1, оставалось на периферии исследования.

С середины 1990-х гг. в отечественной историографии начали появляться более глубокие научные трактовки, нежели предлагала «тоталитарная- школа». В связи с этим социально-психологическая тематика стала неотъемлемой частью изучения отечественной истории XX в. Исследователи обратились к новым, ранее недоступным или мало использовавшимся источникам. Расширился круг поднимаемых историками проблем, в литературе появились новые концепции, содержащие анализ тоталитарной психологии4. Проблемам общественного сознания, психологии масс и отдельных слоев населения посвящались сборники статей, конференции; «круглые столы» и монографии. Появились исследования, посвященные изучению образа «врага» в массовом сознании России на разных этапах ее истории.

1 Fisher R.J. The Social Psychology of Intergroup Conflict and International Conflict Resolution. N. Y„ 1990; Rieber R. The Psychology of War and Peace: The Image of the Enemy. N. Y., 1991.

2 Alexoupoulos G. Stalin's Outcasts. Aliens, Citizens, and the Soviet State, 1926-1936. Ithaca, 2003; Burgess H. Enemy Images. Beyond Intractability. Washington DC, 2003; Davies S. Popular Opinion in Stalin's Russia. Terror, Propaganda and Dissent, 1934-1941. Cambridge, 1997; Fitzpatrick Sh. Everyday Stalinism. Ordinary Life in Extraordinary Times: Soviet Russia in the 1930-s. Oxford, 1999; Getty J. Arch. Origins of the Great Purges: The Soviet Communist Party Reconsidered, 1933-1938. Cambridge, 1985; Halfin I. From Darkness to Light. Class, Consciousness and Salvation in Revolutionary Russia. Pittsburgh, 2000; William J. Chase, Enemies Within the Gates? The Commintern and the Stalinist Repression. 1934-1939. Yale, 2001.

3 Арендт X. ИсПоки тоталитаризма. M., 1996; Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993; Бжезин-скийЗЛЗерманентная-чистка^Политика-советского-тоталитарнзма-//-С111А—экономика,-политика,-идеология. 1990. № 7. С. 76-84; Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992; Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990; Хайек^Ф.А. Дорога к рабству. М., 1992.

4 Голубев А.В. Тоталитаризм как феномен российской истории XX века // Власть и общество в СССР: политика репрессий (20-40-е гг.). М., 1999. С. 7-33; Кузнецов И.С. Советский тоталитаризм. Очерк психоистории. Новосибирск, 1995; Работяжев Н.В., Соловьев Э.Г. Феномен тоталитаризма: политическая теория и исторические метаморфозы. М., 2005.

Повышенное внимание историков привлекал образ «врага» в войнах первой четверти XX в.1 Е.С. Сенявская, изучавшая психологию участников военных действий, уделила большое внимание методологическим аспектам изучения образа «врага» как историко-психологической проблемы2. Она рассмотрела компоненты образа, влияние официальной пропаганды и личного опыта на эволюцию образа в военные годы. Е.С. Сенявская охарактеризовала образ «врага» как ключевой в сознании участников войны, выделив два уровня его формирования: пропагандистский (формирование образа агитационно-пропагандистскими структурами) и личностный (оформление личного опыта участников боевых действий через персональный контакт с «врагом»).

Историческим контекстом изучения образа «врага» служили события периода Октябрьской революции и Гражданской войны. Среди таких исследований необходимо отметить статью И.Л. Архипова об общественной психологии петроградских обывателей в период революции и статью Б.И. Колоницкого,.в которой объектом изучения стали «антибуржуазная» пропаганда в 1917 г. и «антибуржуйское сознание»'. В работах освещался вопрос генезиса образа «врага народа» и начального этапа его функционирования в рамках советского периода. В статье И.Л. Архипова поднималась проблема шпиономании, «темных сил» и негативного образа «торговца-спекулянта» в общественном сознании. Б.И. Колоницкий выявил наличие в массовом сознании нескольких категорий «врагов»: «внутреннего врага», «врага народа», «буржуя» и т. д., определив в исследовании социальную структуру феномена. В статье О.В. Волобуева

1 Дроздова Э.А. Образ Японии и японцев в русско-японскую войну 1904-1905 гг. (По материалам дальневосточной периодики и архивным фондам Приамурского генерал-губернаторства) // Пятая Дальневосточная конференция молодых историков. Владивосток, 1998. С. 38-42; Жукова JI.B. Формирование «образа врага» в русско-японской войне 1904-1905 гг. // Военно-историческая антропология: Ежегодник. 2003-2004. М., 2005. С. 259-275; Купцова И.В. «Образ врага» в сознании художественной интеллигенции в годы Первой мировой войны//Там же. С. 276-286; Оболенская C.B. «Немецкий вопрос» и представления в России о немцах в годы Первой мировой войны // Россия и Германия. М., 2001. С. 175-197; Поршнева О.С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период Первой мировой войны (1914 -март 1918 г.). Екатеринбург, 2000; Она же. Внешний враг в сознании народных низов России в период Первой мировой войны // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании: Матер, междунар науч. конф. СПб., 2001. С. 166-168. Сенявская Е.С. Человек на войне. Историко-психологические очерки. М., 1997; Она же. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. M , 1999; Она же. Образ врага в сознании участников Первой мировой войны // Вопросы истории. 1997. № 3. С. 140-145; Она же. Проблема «свой - чужой» в условиях войны и типология «образа врага» // «Наши» и «яу/кпеи-В-российском-историнеском-сознании^Материалы. международной конференции. М., 2001. С. 54-72; Она же. Противники России в войнах XX века: Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества. М., 2006.

3 Архипов И.Л. Общественная психология петроградских обывателей в 1917 г. // Вопросы истории. 1994. №7. С. 49-58; Колоницкий Б.И. Антибуржуазная пропаганда и антибуржуйское сознание // Анатомия революции, 1917 год в России: массы, партии, власть. СПб., 1994. С. 188-202; Он же. Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2001. показано системообразующее значение образа «врага» для советского политического режима1. Ключевым компонентом массового сознания в революционный период автор считает образ «классового врага», несмотря на то, что в революциях 1917 г. он являлся компонентом более широкого образа «врага народа». История формирования образа «врага народа» в первый год большевистской власти отражена в исследовании Е.А. Сазонова, где разработана и обоснована структура образа2. При решении широкого круга задач, поставленных в исследовании, автор пришел к выводу о существенной роли образа «врага народа» в политике большевиков в ходе подготовки и осуществления Октябрьской революции, а также широкомасштабной Гражданской войны.

В 1990-е гг. в отечественной историографии разрабатывались аспекты развития образа «врага» после революции и Гражданской войны. Образ «врага» в массовом сознании сибирского крестьянства в 1920-е гг. рассмотрен в статье И.С. Кузнецова3. Исходными посылками для автора служили концепции и положения трудов А.Р. Лурия, Б.Ф. Поршнева, 3. Фрейда и Ф. Хайека, а образ «врага» характеризовался как одна из доктринальных основ формирования тоталитаризма. По мнению И.С. Кузнецова, идеологическое и культурное воздействие, которое оказывалось на сибирскую деревню с установлением советской власти, и новые общественно-политические условия в целом повлияли на устойчивые компоненты крестьянской психологии, что способствовало формированию в конце 1920-х гг. социально-психологических предпосылок для «великого перелома»4. Исследователь обозначил основные компоненты, стимулирующие распространение образа: монополия правящей группировки на информацию, низкий уровень культуры масс и доверие к печатному слову. Особое внимание И.С. Кузнецов обратил на проблему реконструкции социально-психологического аспекта истории российского тоталитаризма5. Основной акцент в работе автор сделал на выявлении социально-психологических

1 Волобуев О.В. Советский тоталитаризм образ врага // Тоталитаризм и личность- Тез. докл. международной научно-практической конференции Пермь. 12-14 июля 1944 Пермь, 1994. С 5-7.

2 Сазонов Е.А. Образ «врага народа» в партийной и государственной политике большевиков (июль 1917 г. - июль 1918 г.): Автореф. дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 2002.

3 К>знецов И.С. Формирование «образа врага» и социально-психологические предпосылки тоталитаризма (по материалам сибирской деревни) // Вопросы истории Сибири XX в. Новосибирск, 1996. С. 52—63; Юн'жегФормирование^сталинизма^и-менталететтибирского-креста политике. Новосибирск, 2002. С. 46-56

4 Кузнецов И.С. Формирование «образа врага» и социально-психологические предпосылки тоталитаризма. С. 52-63.

5 Кузнецов И.С. «Проклятьем заклейменные»? Социально-психологические предпосылки российского тоталитаризма: Учеб. пособие. Новосибирск, 1994; Он же. Советский тоталитаризм: очерк психоистории. Новосибирск, 1995. факторов, воздействовавших на. процесс утверждения,тоталитарного режима: Наиболее, восприимчивыми* к образу «врага народа», по мнению И.С.Кузнецова,* были полуобразованные слои, которые только приобщились к азам культуры и образования, потеряв традиционную для крестьянства осторожность и> испытывая особое доверие к официальной информации1.

К концу 1990-х гг. в исследованиях, посвященных конкретно-историческим особенностям^ создания ^ образа «врага», стали доминировать проблемы, связанные с механизмами формирования структуры образа «врага»; особенностями массового сознания, обеспечивавшими успех идеологического воздействия; ролью образа «врага» в советской истории и вопрос поддержки обществом репрессивной политики государства . Появлялись исследования, посвященные отдельным компонентам образа «врага», что свидетельствовало о повышении научного интереса в отечественной историографии. В работе А.И. Савина; посвященной' использованию образа «врага-протестанта» в сибирской прессе-в 1928-1930 гг., отмечается многообразие составлявших феномен «врага» элементов: «классовый враг», «совратитель молодежи», «развратник», «пьяница и сифилитик», «мракобес и фанатик», «вредитель и убийца» . Автор-предположил, что идеологическая кампания по внедрению образа «врага» в" массовое сознание, сопровождавшаяся репрессиями в отношении «сектантов», имела ряд специфических особенностей, связанных с формированием в конце 1930-х гг. новых принципов политики государства по отношению к конфессиональным группам:

Процесс превращения «идеологических персонажей», сконструированных в большевистской идеологии, в реальные социальные группы изучен на примере образа «кулака» в комплексе исследований4. В частности, Г.Ф. Доброноженко рас

1 Кузнецов И.С. На пути к «великому перелому». Люди и нравы сибирской деревни 1920-х гг. (Психоисторические очерки). Новосибирск, 2001. С. 217-224.

2 Вашик К. Метаморфозы зла: немецко-русские образы врага в плакатной пропаганде 30-50-х годов // Образ врага. М., 2005. С. 191-229; Дроздова Э.А. Образ Японии и японцев в русско-японскую войну. С. 38-42; Копелев Л.З. Чужие//Одиссей. Человек в истории. Образ «другого» в культуре. М., 1994. С. 8-18; НазаровА. Трансформация образа врага в советских хроникальных кинофотодокументах июня - декабря 1941 г.//Образ врага. М., 2005. С. 175-190; Невежин В.А. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939-1941 гг. М., 1997; Рейли Д. Дж. «Изъясняться по-большевистски», или Как саратовские большевики изображали своих врагов // Отеч. история. 2001. №4. С. 79-93; Савин А.И. Образ врага. Протестантские церкви в сибирской прессе 1928-1930 гг. // Урал и.Си-бирь-встапинской-политике-Новосибирск—2002-&-57-80;-<1)атеев-АтВ.-Образ-врага-всоветскон-пропаганде-1945-1954 гг. М., 1999; и др.

3 Савин А.И. Образ врага. Протестантские церкви в сибирской прессе.

4 Корнев М.С. Идеологема «кулак» в советской пропаганде: на материалах газет «Правда» и «Известия»: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2006; Николаева М.Ф. Риторика и приемы визуализации образа врага (на материале советского политического плаката 1920-х - начала 1930-х гг.) // Философский век. Альманах. СПб., 2002. Ч. 2, вып. 22: Науки о человеке в современном мире. С. 70-88; Раков A.A. Кто такой смотрела особенности социальной структуры российской деревни первых послереволюционных десятилетий и пришла к выводу, что идеологический конструкт дополнялся мерами социальной политики, цель которой сводилась к выделению крестьян, причисленных к «кулакам», в отдельную группу для противопоставления ее другим социальным группам и для последующей ликвидации1.

На рубеже веков в исторических исследованиях, посвященных образу «врага», приоритет стал отдаваться проблемам формирования советской мобилизационной'системы и функционирования средств пропаганды. В статье Л.Д. Гудкова образ «врага» описан как ключевая составляющая механизма конфронтационной мобилизации. По мнению исследователя, образ служил емким обозначением противника, т. к. актуализировал подсознательные нормы и ценности, характерные для общества2. Рассматривая конкретно-исторические образы «врагов», автор изучил процесс создания комплекса негативных представлений симметричного официальной картине советского общества. В качестве вывода Л.Д. Гудков сформулировал положение о том, что расширенная семантика образа «врага» позволяет говорить о выдвижении на первый план риторики «врага», которая «может служить симптомом важнейших социальных процессов - массовой консолидации мобилизационного типа, блокировки инновации, консервации архаических представлений и ритуалов»3. Рассматривая механизмы формирования образа «врага», исследователь полагает, что «активизация роли врага в общественном мнении» не была связана исключительно с воздействием пропаганды, эффективность которой обеспечивалась опорой на имеющиеся представления и стереотипы. Автор определил характерные черты субъект, зачисленного в категорию «врагов», в пропаганде: непредсказуемость и смертельная опасность, кулак»7 (Опыт регионального исследования по материалам архивов Южного Урала) // Российская история. 2009 №5 С 94-100.

1 Добропоженко Г.Ф., Ильин В.И. «Кулачество» как феномен социального конструирования // Социальная стратификация: история и современность: Тез. докл. Всерос. конф. (10-13 сент. 1996 г.). Сыктывкар, 1996. С. 9-16; Доброноженко Г.Ф. Кто такой кулак: трактовка понятия «кулак» во второй половине XIX в. -20-х годах XX в. // Стратификация в России: история и современность. Сб науч. статей. Сыктывкар, 1999. С. 28-43; Она же. Дефиниции понятий «кулак» и «сельская буржуазия» // Политические репрессии в России. XX век: Матер, регион, науч. конф. (7-8 дек. 2000 г.). Сыктывкар, 2001. С. 53-54; Она же. Интерпретация социальной группы «кулак» в российской литературе: социально-экономическая группа или результат властной номинации? // Российская политическая культура: прошлое, настоящее, будущее: Сб. трудов. Сыктывкар, 2002. С. 98-ЛЛ8;-Она-же<<Кулак»-в.российском-обществознании^сощ1ально-экономическая-группа-или-результат-власт=-ной номинации? // Рубеж: Альманах социальных исследований. 2003. № 18. С. 127-144; Она же. «Кулак» как объект социальной политики в 20-е - первой половине 30-х годов XX века (на материалах Европейского Севера России). СПб., 2008.

2 Гудков Л. Идеологема «врага»: «Враги» как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Образ врага. С. 7-79.

3 Гудков Л. Идеологема «врага». С. 9. отличающая «врага» от категорий «другой», «маргинал», «чужой»1. Определяемые Л.Д. Гудковым особенности техники советской пропаганды сходны с выделяемыми в смежных исследованиях: репрессивный контроль, информационная, изоляция, создание системы политической социализации2.

Процесс становления! базовых мифов в качестве инструментов консолидации, мобилизации и манипуляции4 массовым сознанием населения в период нэпа изучался в работах ряда исследователей3. В работе И.Б. Орлова и С.А. Пахомова исследован социальный статус «новой-буржуазии» периода нэпа и отражение данной социальной группы в политической пропаганде. Применительно к анализу «вражеских» образов того периода (в т. ч. «кулака», «бывшего монархиста» и т. п.) авторы указывают на специфику образа «нэпмана»: в целях усиления контрастирующих свойств образа «потрет предпринимателя двадцатых годов представлял собой гипертрофированное изображение наиболее обеспеченного и преуспевающего слоя торговцев»4. Также публиковались работы, посвященные отдельным аспектам пропаганды образа «врага» периода нэпа, в т. ч. и визуализации образа. В одной из них исследование проведено на примере политических плакатов 1920-х - начала 1930-х гг.5 Структура образа «врага» представлена в работе как система микрообразов «кулака», «царя и политических деятелей», «капиталистов-буржуев», «вредителей-интеллигентов» и «капиталистических государств».

В качестве исследовательского направления выделяется комплекс работ, посвященных образу «врага» накануне и в годы Великой Отечественной войны6. Появились публикации, изучающие отдельные коллективные и индивидуальные субъекты восприятия реальных и потенциальных противников России/СССР во внешнеполитическом контексте7. В работах A.B. Фатеева предпринята попытка реконст

1 Гудков JI. Идеологема «врага» // Гудков JI. Негативная идентичность. Статьи 1997-2002 годов. М., 2004. С. 496-551.

2 Гудков JI. 11деологема «врага». С. 55.

3 Орлов И.Б. Образ нэпмана в массовом сознании 20-х гг. мифы и реальность // Новый исторический вестник. 2002. № 6. С. 29-41; Пахомов С.А. Социокультурный портрет предпринимателя периода нэпа и его отражение в пропаганде и массовом сознании: Дис. канд. ист. наук. М., 2005.

4 Орлов И.Б., Пахомов С.А. «Ряженые капиталисты» на нэповском празднике жизни. М., 2007. С. 156.

5 Николаева М.Ф. Риторика и приемы визуализации образа врага (на материале советского политиче-.ского.плаката.1Э20гх^=.начала-Ш30=х.гг,)71.Ф11лософский.векиАльманах^С70=88

6 Вашик К. Метаморфозы зла. С. 191-229; Дроздов Ф.Б. «Образ врага» в сознании рядового красноармейца в годы Великой Отечественной войны // Военно-историческая антропология 2005. С. 302-315; Назаров А. Трансформация образа врага. С. 175-190; Сомов В.А. Образ врага в сознании гражданского населения в годы Великой Отечественной войны // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании. С. 264-266.

7 Голубев A.B., Кудюкина М.М., Рудая E.H. и др. Советская Россия и Запад в 1920-е годы // Там же. С. 121-144; Голубев A.B., Яковенко И.Г. Россия и Запад: возникновение образа (XI-XIX вв.) // Россия и Заруировать образ внешнего и внутреннего «врага» в послевоенные годы1. По мнению автора, образ «врага» - «идеологическое выражение общественного антагонизма, динамический символ враждебных государству и гражданину сил, инструЛ мент политики правящей группы общества» . В качестве контртезиса Е.С. Сеняв-ская утверждает, что образ «врага» не формировался произвольно, исключительно на ментальном уровне, соответственно, не может быть сведен к «пропагандистскому продукту»3. По мнению A.B. Фатеева, образ внутреннего «врага» развивал взаимное недоверие и страх советских граждан, а образ внешнего «врага» ориентировал на мобилизацию общества перед лицом общей угрозы. Применительно к внутренней пропаганде исследователь не выделяет образ «врага народа», который широко использовался в послевоенных сталинских репрессивных кампаниях. Более того, сам термин, без которого была немыслима советская пропаганда, перманентно боровшаяся с внутренним «врагом», остался практически незамеченным.

Аналогичный спектр проблем, связанных с функционированием образа «врага народа», представлен в работах, посвященных периоду «холодной войны»4. O.A. Костерева, изучая политическую карикатуру, указывает на визуализацию пропагандистских мифологем, функционировавших в политической культуре, как одну из наиболее сильных механизмов адаптации образа в массовое сознание. По ее мнению, «всем событиям придается мощный образный акцент, что формирует определенную эмоциональную заданность, которая и рождает ощущение уверенности в способности противостоять врагу»5. Автор ограничился поверхностным анализом, не дав опредепад Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века. М., 1998. С. 12-39; Игрицкии Ю.И. Россия и Запад: корни стереотипов // Россия и внешний мир: диалог культур: Сб. статей. М., 1997. С. 177-184; Он же. Восприятие СССР как фактор глобальной политической конфронтации // Россия и мир глазами друг друга: из истории взаимовосприятия. М., 2002. Вып. 2. С. 198-217; Рудая E.H. Союзники-враги: Россия и Великобритания глазами друг друга в 1907-1917 годах И Россия и Европа в Х1Х-ХХ веках. Проблемы взаимовосприятия народов, социумов, культур: Сб. науч. трудов. М , 1996. С. 175-183; Саран А.Ю., Сергеев Е.Ю. Россия и Запад в 1900-1917 гг. // Россия и Запад. С. 40-68.

1 Фатеев A.B. Как создавался образ врага: у истоков холодной войны // История: Еженед. прил. к газ. «Первое сентября». 1996. № 3; Он же. Образ врага в советской пропаганде. 1945-1954 гг. М., 1999; Он же. Советский вариант образа врага: 1945-1954 гг. // Россия и мир глазами друг друга. С. 112-126.

2 Фатеев A.B. Образ врага в советской пропаганде. С 4.

3 Сенявская Е.С. Противники России в войнах XX века (Эволюция «образа врага» в сознании армии и общества). М., 2006. С. 20.

4 Колесникова А.Г. Образ врага периода холодной войны в Советском игровом кино 1960-1970-х годов // Отеч. история. 2007. № 5. С. 162-168; Пушкарев JI.H. «Свое» и «чужое» как одна из проблем европейского менталитета// Россия и внешний мир: диалог культур: Сб. статей. М., 1997. С. 273-283; Сенявский-А.С. Проблема «свой» - «чужой» в историческом сознании: теоретико-методологический аспект // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании. С. 13-15.

5 Костерева O.A. Образ врага в отечественной политической культуре периода «холодной войны»: опыт анализа визуального источника//URL: http:// earthburg.ru/php/process php9lang=r&cl=10&id=l&file=kosterevahtni ления образа «врага» с сущностными-характеристиками и не определив динамику образа. Не в полной мере обоснована концепция формирования^ образа «врага» в исследовании« Д.В. Самотовинского и О.В. Куренчаниной'. В1 работе время оформления концепции «осажденноюкрепости» относится к периоду «холодной^войны», несмотря на то, что фундаментальные основы данной мифологемы имели место намного раньше. Авторами обильно используется советская лексика без соответствующей фиксал ции, что сказывается на качестве конкретно-исторического анализа.

Проблемы функционирование образа «врага» во внешнеполитическом контексте вызывали большой интерес историков2. По мнению A.B. Голубева, утверждение в СССР тоталитарного политического режима нашло «опору в определенных механизмах массового сознания»3. Главной характеристикой массового сознания автор считает его мифологичность, «склонность к одноцветному восприятию мира и нетерпимость к любому инакомыслию»4. Особое внимание исследователь уделил анализу роли внешнеполитических стереотипов массового сознания, отнеся их к числу наиболее устойчивых, т. к. советские люди имели небольшой самостоятельный опыт освоения действительности, а в качестве информации у них были только официальные источники. A.B. Голубев определил фаюоры, влиявшие на формирование и закрепление стереотипов: уровень образования, особенности социальной психологии, политика власти, которая с конца 1920-х гг. стремилась ограничить возможность получения информации по негосударственным каналам5. Основной вывод исследова

1 Самотовинский Д.В., Куренчанина О.В. Начало «холодной войны» и формирование образа внешнего врага в советской прессе (1945-1947 гг.) И Вестник гуманитарного факультета ИГХТУ. Иваново, 2008. Вып 3 С 322-326

2 Еремин C.B. Образ врага в советской пропаганде (историографический аспект) И Малоизученные и дискуссионные проблемы отечественной истории: Сб. науч. тр. Нижневартовск, 2005. Вып 2. С. 108-118; Яковенко И.Г. Россия и Запад, диалектика взаимодействия // Россия и Европа в XIX-XX веках. С. 6-20, Он же. Социально-культурная логика трансформации образа Запада в первой половине XX в. // Россия и Запад: формирование внешнеполитических стереотипов. С. 291-304; Он же. Динамика образа Запада в отечественной культуре 1990-х годов // Россия и мир глазами друг друга.С. 387-399.

3 Голубев A.B. Тоталитаризм как феномен российском истории XX века. С. 16

4 Голубев A.B. Тоталитаризм как феномен российской истории XX века. С. 19-20.

5 Голубев A.B. Мифологизированное сознание как фактор российской модернизации // Мировосприятие и самосознание русского общества (Х1-ХХ вв.). М., 1994. С. 187-204; Он же. Запад глазами советского общества (Основные тенденции формирования внешнеполитических стереотипов в 30-х годах) // Отеч. история. 1996. № 1. С. 104-120; Он же. Эволюция инокультурных стереотипов советского общества в межвоенный период // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании. С. 230-241; Он же. «Враги второй очереди»: советское общество и образ союзников в годы Великой Отечественной войны // Проблемы российской истории. Магнитогорск, 2005. Вып V: К 60-летию Победы. С. 320-358; Он же. Эволюция инокультурных стереотипов советского общества // 50 лет без Сталина: наследие сталинизма и его влияние на историю второй половины века. M, 2005. С. 98-116; Он же. «Если весь мир обрушится на нашу Республику»: призраки войны в советском обществе 1920-30-х годов // Военно-историческая антропология: Ежегодник, 2005-2006. М., 2007. С. 111-124; Он же. «Если мир обрушится на нашу Республику.»- Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг. М., 2008. теля касается проблемы о степени подверженности советской политической элиты стереотипам, которые посредством идеолого-пропагандистских кампаний транслировались в массовое сознание. Автор полагает, что хотя уровень мифологизации сознания разных социальных групп в советском обществе был различен, советская политическая элита также в значительной мере подвергалась воздействию стереотипа «враждебности» внешнего мира, переросшего в шпионофобию.

С конца 1980-х гг. особое внимание в исследованиях уделяется образу «врага» как одной из форм идеологических стереотипов, что определяло его способность к быстрой интеграции в информационное пространство1 и делало образ адаптивным в массовом тоталитарном сознании". Концепция интеграции образа в качестве базового идеологического стереотипа рассматривалась C.B. Чугровым3, акцентировавшим внимание на том, что образ «врага», имея глубокую историю, является действенным в определенной кризисной конъюнктуре.

В плане анализа мобилизационных агитационно-пропагандистских кампаний в современной отечественной историографии сложилась методика анализа, которая включает выделение основных этапов кампании, определение специфических приемов, анализ эволюции содержания пропагандистского материала. В.А. Невежин исследовал содержание и формы военной пропаганды в конце 1930-х - начале 1940-х гг., на основе чего была сформирована позиция в дискуссии о подготовке СССР к наступательной войне4. Необходимо отметить, что в современной историографии практически отсутствуют исследования, в которых бы сравнивались различные типы идеолого-пропагандистских кампаний, что позволило бы определить их место в

1 Васильева Т.Е. Стереотипы в общественном сознании: Социально-философские аспекты. М., 1988; Егорова-Гантман Е.В., Плешаков К.В. Концепция образа и стереотипа в международных отношениях // Мировая экономика и международные отношения. М., 1998. № 12. С. 19-33.

2 Гасанов И.Б. Национальные стереотипы и образ врага. М., 1994; Голубев A.B. Тоталитаризм как феномен российской истории XX века.; Жукова О.В. «Образ врага» как компонент тоталитарного террора // История и террор: Тез докладов на межвуз. науч. конф Пермь, 1996. Вып. 2. С. 17-23; Козырев Г.И. «Враг» и «образ врага» в общественных и политических отношениях И СОЦИС. М., 2008. № 1. С. 31-39; Морозов И.Л. Формирование в народном сознании «образа врага» как способ политической мобилизации России // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании. С. 54-56; Нойманн И. Использование «Другого». Образы Востока и формирование европейских идентичиостей. М., 2004; Притчина Е.В. «Образ врага» как элемент тоталитарного сознания // Тоталитарный менталитет: проблемы изучения, пути преодоления: Матер, междунар. науч. конф. (г. Кемерово, 18-20 сент. 2001 г). Кемерово, 2003. Вып. 3. С. 106-110; Тощенко Ж.Т. Парадоксальный человек. М., 2001.

3 HyipoB C.B. Этнические стереотипы и их влияние на формирование общественного мнения // Мировая экономика и международные отношения. М., 1993. № 1. С. 32-52; Он же. Идеологемы и внешнеполитическое сознание П Там же. № 2. С. 38-48.

4 Невежин В.А. Метаморфозы советкой пропаганды в 1939-1941 годах// Вопросы истории. 1994. № 8. С. 164-171; Он же. Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии «священных боев», 1939-1941 гг. М., 1997. функционировании сталинского режима. Исключение составляют работы С.Н'. Ушаковой, вводящей в научный оборот типологию кампаний (имевших в основе фактор внешней угрозы, направленный против внутренних «врагов» и преследовавший цели позитивной мобилизации)1. Проанализировав механизм, технологии и результаты агитационно-пропагандистских мероприятий, автор показывает особенности социальной мобилизации - доминирующей для сталинского режима модели у взаимоотношений между обществом и государством . Благодаря проработке концептуальных основ феномена социальной мобилизации исследование содержит глубокий конкретно-исторический анализ идеолого-пропагандистских кампаний.

Историографический обзор позволяет сделать вывод о том, что процесс изучения образа «врага народа» с 1990-х гг. развивался быстрыми темпами. Отечественные историки рассматривали образ как элемент общественной психологии, а также инструмент воздействия на массовое сознание в различных пропагандистских кампаниях. Несмотря на это, образ «врага народа» в большинстве публикаций проходит как один из сюжетов, зачастую оставаясь на периферии исследования, а специальные работы по данной проблематике единичны. У специалистов не сложилось единого мнения о том, что такое «образ врага», недостаточно изучены предпосылки и механизмы функционирования этого явления. Неясной остается роль ВКП(б) и ее пропагандистских институтов в его формировании, так же как и место образа «врага народа» в политической жизни советского общества. Незатронутой исследователями остается и проблема формирования и использования образа «врага народа» большевиками накануне и в период «Большого террора».

Цель и задачи исследования. Цель данного исследования состоит в исторической реконструкции динамики и функций образа «врага народа» как элемента советской системы социальной мобилизации накануне и в период государственного террора (декабрь 1934 г. - ноябрь 1938 г.). Для достижения поставленной цели предполагается решить следующие взаимосвязанные задачи:

1 Ушакова С.Н. Идеолого-пропагандистские кампании как способ социальной модернизации советского общества в конце 1920-х - начале 1930-х гг. (на материалах Западной Сибири): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2001; Она«же. Социальная мобилизация как системная характеристика советского общества II Исторические исследования в Сибири: проблемы и перспективы: Сб. матер. И регион, молодеж. науч. конф. Новосибирск, 2008. С. 205-212.

2 Ушакова С.Н. Идеолого-пропагандистские кампании в практике функционирования сталинского режима: новые подходы и источники. Новосибирск, 2009. С. 184.

- исследовать предпосылки.формирования образа «врага народа» как социальнот психологического и идеолого-пропагандистского феномена в контексте: становления советской тоталитарной системы;

- охарактеризовать структуру идеологемы «враг народа»;

- проанализировать динамику образам в системе идеолого-пропагандистских. кампаний накануне и в годы «Большого террора»;

- изучить механизм использования, образа «врага народа» в системе советской политической агитации и пропаганды на центральном и; региональном уровнях;

- определить значение образа «врага народа» в идеологии и практике функционирования системы советской социальной! мобилизации в декабре 1934 г. - ноябре 1938 г.

Объект и предмет исследования. Объектом исследования выступает образ «врага народа», как один из идеолого-пропагандистских элементов советской системы социальной мобилизации. Предметом исследования'является выявление сущностных характеристик и динамики процесса трансформации и использования в образа «врага народа» в советской идеологии эпохи государственного террора.

Территориальные рамки работы определены границами СССР; в рамках которых функционировала советская идеократическая система. Для выявления черт общего и: особенного в - политических процессах акцент сделан на; изучении деятельности региональной агитационно-пропагандистской подсистемы, действовавшей на территории Западно-Сибирского края / Новосибирской области.

Хронологические рамки исследования ограничены периодом с декабря 1934 г. по ноябрь 1938 г. Выбор нижней границы обусловлен проведением агитационно-пропагандистской кампании в связи с убийством С.М. Кирова. Данное событие положило начало серии открытых судебных политических процессов над представителями бывшей партийной, оппозиции, что повлекло за собой радикальные сдвиги* в структуре и динамике образа «врага». Верхняя граница продиктована принятием: 17 ноября 1938 г. постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», обозначившего курс на снижение темпов репрессивных мероприятий:по массовым арестам и высылкам; что способствовало ка-чественной'переориентацишобраза «врага» в сторону актуализацишмифологем «капиталистического окружения» и= «фашизма» как внешней угрозы.

Источниковая база исследования определяется степенью изученности темы, поставленными в диссертационном исследовании задачами и состоянием источнико-вой базы по истории идеолого-пропагандистского процесса второй половины 1930-х гг. Использованные в исследовании» источники разделены на виды по принципу характера содержащейся в них информации: законодательно-нормативные документы, делопроизводственная'документация, материалы периодической печати, выступления партийных и государственных лидеров. Наряду с опубликованными документальными и нарративными источниками в основу исследования легли материалы фондов трех архивов: Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Государственного архива Новосибирской области (ГАНО), Центра документации новейшей истории Томской области (ЦДНИ ТО).

Законодательно-нормативные акты, к которым относятся уголовные кодексы 1922 г. и 1926 г., постановления CHIC СССР, ЦИК СССР и ЦК ВКП(б), различные законы и положения, в которых зафиксированы основные категории лиц, подлежащих репрессиям, что способствовало оформлению законодательно-нормативной базы образа «врага народа»'. Директивно-законодательные источники представлены также декретами и постановлениями советского правительства и ВКП(б), затрагивавшими вопросы развития агитационно-пропагандистской системы, что позволяет определить механизмы функционирования идеолого-пропагандистских кампаний.

Делопроизводственные материалы органов власти и управления представлены документами центральных партийных органов (протоколы заседаний Политбюро ЦК ВКП(б), директивные письма и др.). Фонды ЦК ВКП(б) (РГАСПИ. Ф. 17, оп. 2, 3, 120, 162) содержат протоколы заседаний, должностные инструкции, переписку партийных и государственных деятелей, доклады и объяснительные записки руководителей с мест, директивные письма.2. Партийные материалы имеют особое зна

1 1936-1937 гг. Конвейер НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле / Сост. Б.П. Тренин. Томск; М., 2004; 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из «хроники большого террора» на томской земле / Сост. Б.П. Тренин. Томск; М., 2006; Политбюро и церковь, 1922-1925: В 2 кн. Сер. Архивы Кремля: / Изд. подгот. H.H. Покровский, С.Г. Петров. Новосибирск; М., 1997-1998; Русская православная церковь в советское время (1917-1991). Материалы и доклады по истории отношений между государством и церковью: В 2 кн. / Сост. Г. Штриккер. М., 1995; Русская православная церковь и коммунистическое государство, 1917-1941: Документы и фотоматериалы / Отв. сост. О.Ю. Васильева. М., 1996; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД, 1918-1939: Документы и материалы: В 4 т. М., 1998; Социальный портрет лишенца (На материалах Урала): Сб. док. / Отв. ред. Т.И. Славко; сост. Е.В. Байда и др. Екатеринбург, 1996; Трагедия советской деревни: Коллективизация и раскулачивание, 1927-1939: Документы и материалы: В 5 т. / Гл. ред. В.П. Данилов и др. М., 1999-2002.

2 Власть и художественная интеллигенция: Документы ЦК РКП(б), ВКП(б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике, 1917-1953 гг. / Под ред. А.Н. Яковлева; сост. А.Н. Артизов, О.В. Наумов. М., 1999; Исто

17 чение, поскольку в силу сложившейся системы управления могут рассматриваться в качестве основных руководящих документов, дающих возможность увидеть степень влияния партийных органов всех уровней на оформление агитационно-пропагандистской политики»в сфере распространения образа «врага народа».

Документация Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) (ГАНО. Ф: П-3, оп. 1, 2, 10), Крайисполкома (ф. 47, оп. 1, 10, 11), Новосибирского-обкома (ф. П-4, оп. 33),' Томского горкома (ЦДНИ ТО. Ф. 80, оп. 1) представлена постановлениями бюро партийных комитетов, президиума1 крайисполкома, перепиской с органами агитации и пропаганды, статистическими данными, директивами и информацией о проведении агитационно-пропагандистских мероприятий. Анализ директивных документов дал значительную информацию для понимания механизма пропагандистского воздействия, т. к. в источниках указаны общее направление и цели кампаний, планируемые мероприятия и их характер. Соотнесение этих данных с информацией, полученной из газет, позволило детально изучить процесс реализации агитационно-пропагандистских акций. Отчеты агитаторов и пропагандистов о ходе кампаний и пропагандисткой работы и появившиеся в связи с «всенародным обсуждением» проекта Конституции СССР 1936 г., обзоры и сводки поступавших предложений и дополнений дают возможность оценить эффективность пропагандистского воздействия. Однако производный характер большей части этих источников, их тенденциозность, выражавшаяся в существовании своеобразного идеологического словаря на «новоязе», который нуждается в расшифровке, требует критического подхода к содержащейся в них информации1.

Использованная в работе протокольно-резолютивная документация включает протоколы и стенограммы заседаний съездов, совещаний, пленумов ЦК ВКП(б), заседаний Конституционной комиссии ЦИК СССР; протоколы заседаний бюро партийных комитетов разного уровня - от ЦК до окружкомов - представляют развернутую позицию власти по вопросам технологии осуществления мобилизационных практик и дают возможность проследить процесс выработки решений. Некория советской политической цензуры: Документы и комментарии / Отв. сост. Т.М. Горяева. М., 1997; «Литературный фронт»: История политической цензуры, 1932-1946 гг.: Сб. док. / Сост. Д.Л. Бабйченко. М., 1994; Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б) и Коминтерн: 1919-1943 гг.: Документы. М, 2004.

1 См. по проблеме использования документов советского периода в качестве исторических источников: Покровский H.H. Источниковедческие проблемы истории России XX в. И Общественные науки и современность. 1997. № 3. С. 94-105; Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД: 1918-1939. М, 1998. Т. 1; Павлова И.В. Интерпретация источников по истории советской России 30-х годов (постановка проблемы) // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. № 2. С. 55-60. торые документы сопровождались рабочими, подготовительными материалами к заседаниям, которые по своему характеру и- информационной ценности схожи с распорядительными либо отчетными документами.

В диссертационном исследовании проанализирована центральная и региональная периодическая печать 1920-1930-х гг. Из центральной прессы использовались газета «Правда» - центральный^ печатный орган ЦК ВКП(б), «Известия» — печатный орган ЦИК СССР, «Красная Звезда» - главный печатный орган Политуправления РККА, политико-экономический двухнедельник ЦК ВКП(б) «Большевик». Газета «Правда» является незаменимым источником информации для реконструкции проводимых в стране в период «Большого террора» пропагандистских кампаний, одновременно будучи одним из главных средств пропаганды и принимая активное участие в организации разнообразных мероприятий и акций. Из региональной прессы исследованы газеты «Советская Сибирь» (орган Западно-Сибирского краевого комитета ВКП(б), краевого исполкома Советов и крайсовета профсоюзов) и «Красное знамя» (орган Томского горкома ВКП(б), горсовета и горпрофсовета).

Такие свойства периодической печати, как непрерывность и последовательность, делают ее незаменимым источником для анализа динамики образа «врага народа». В исследовании учитывался тот факт, что пресса была монополизирована государством и выполняла прежде всего пропагандистскую и мобилизационную роль и лишь во вторую очередь служила источником информации. Поскольку основным средством распространения образа «врага народа» в период «Большого террора» выступала периодическая печать, то она являлась основным источником для исследования данной темы. Как самостоятельный многоплановый источник, периодическая печать содержит самую разнообразную информацию: законодательные акты, официальные сообщения, публицистику, письма граждан и т. д. В прессе содержался основной массив документов, связанных с формированием и распространением образа «врага народа».

Тенденциозность советской периодической печати затрудняет анализ содержания, но вместе с тем содержит потенциал для раскрытия и реконструкции мобилизационных технологий в пропаганде. Помимо традиционных для исторической' науки методик критики источников в исследовании использовались и социологические приемы. Контент-анализ позволил выявить динамику образа «врага народа» в газете «Правда» с декабря 1934 г. по ноябрь 1938 г., когда проводились агитационно-пропагандистские мероприятия, сопровождавшие репрессивную.политику1.

Дополнительную группу источников составили выступления и произведения руководителей партии и государства, которые неоднократно высказывались по вопросам, связанным с организацией и функционированием образа «врага народа» . Помимо отдельных публикаций выступлений «партийных вождей» использовались стенограмма XVII съезда ВКП(б)3,~ материалы партийных пленумов4 и сборники статей, посвященных образу «врага народа»5. Документы, имевшие публичный характер рассматривались как пропагандистские материалы, в которых обозначены декларируемые идеологические установки и цели кампаний, что определяло принципы исторической критики данных документов.

Источниковая база, включающая большое количество газетных публикаций, позволяет комплексно исследовать диссертационную тему и решить поставленные цели и задачи. В целом состояние источниковой базы позволяет раскрыть идеологические механизмы формирования образа «врага народа», несмотря на то, что проблемным с точки зрения источников остается вопрос об оценки эффективности адаптации образа в массовое сознание.

Методологическую основу исследования составляют общенаучные принципы объективности, историзма и системного подхода. В связи с междисциплинарно-стью темы в качестве методологических оснований работы приняты отдельные положения и выводы лингвистики, психологии личности, социальной психологии, политологии и социологии. Данное исследование базируется на общенаучных принципах системного подхода, в рамках которого политика государства рассматривается в виде сложной иерархической системы, а пропаганда - ее системным компонентом, подсистемой. Агитационно-пропагандистская политика рассматри

1 Проблемы контент-анализа в социологии. Новосибирск, 1970; Методические указания к курсу «История СССР. Источниковедение» по теме «Контент-анализ как метод исследования социальных.процессов: опыт применения и перспективы использования историками» ! Сост. С.А. Красильников. Новосибирск, 1985; Миронов Б.Н. История в цифрах. Л., 1991. С. 23.

2 Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. М., 1965; Он же. Избранные сочинения. М., 1987; Сталин И.В. Сочинения. М., 1952.

3 XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 26 января - 10 февраля 1934 г. М„ 1934.

4 Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1953). Изд 7-е. М., 1953; Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года// Вопросы истории. 1992. № 2-12; 1993. № 2, 5-7; Фрагменты стенограммы декабрьского Пленума ЦК ВКП(б) 1936 года//Вопросы истории. 1995. № 1.

5 Троцкисты - агенты фашизма. Сталинград, 1937; Троцкисты - враги народа. М., 1937; Троцкистско-бухаринские бандиты - поджигатели войны во всем мире: Сб. статей. М., 1938. вается как системный многомерный , предмет, как специфическая область деятельности государственною власти, обладающая, характерными признаками на общегосударственном ^региональном уровнях.

Основными методологическими принципами, общеисторического уровня являются'принцип историзма, подразумевающий!рассмотрение исторических процессов^ явлений в их развитии, взаимосвязи и взаимодействии, и принцип детерминизма, признающий обусловленность исторических событий политических, экономических, культурных и иных факторов. Принцип историзма позволил проанализировать образа «врага народа» в контексте конкретно-исторических событий в России в период «Большого террора» с учетом их взаимосвязи и взаимообусловленности. В соответствии с ним выявлялись общегосударственные и региональные особенности идеолого-пропагандистских кампаний и их последствия.

Одной из основных методик анализа текстов и исследования языковых конструкций является метод контент-анализа, который предполагает выявление частоты появления в тексте определенных смысловых единиц и характеристик текста. Для более эффективного анализа потоков информации, содержащейся на страницах центрального печатного издания - газеты «Правда», использованы данные контент-анализа. В качестве базовых смысловых единиц выбраны термины, характеризующие образ «врага народа». В качестве границ информационного пространства исследования обозначены редакционные статьи, максимально отражающие наиболее актуальную тематику номеров газеты. С учетом выборки исследовано 1 460 редакционных статей. Исходя из этого, можно утверждать, что полученные данные в полной мере отражают основную динамику образа «врага народа» в период с декабря 1934 г. по ноябрь 1938 г. в центральной периодической печати.

В качестве ключевого концептуально-теоретического положения, для раскрытия темы и решения поставленных задач, исследовался фактор социальной мобилизации в СССР. Государство, в данном случае, строило свою политику на искусственном формировании или искажении мотивации действий отдельных индивидуумов и групп с целью приведения общества в состояние, которое обеспечивало выполнение различных политических установок и директив. Система пропаганды, как основное средство распространения образа, рассматривается как многомерный объект, одним из элементов которого являются идеолого-пропагандистские кампании. Данная методологическая концепция* позволяет уточнить внутреннюю структуру системы пропаганды и механизм ее функционирования, что способствует рассмотрению условий интеграции образа «врага, народа» в массовое сознание общества в контексте конкретно-исторических событий в России в изучаемый период.

При изучении образа «врага народа» применяется комплексный междисциплинарный» подход. Базовыми положениями в области психологии личности для данного исследования выступили концепции Э. Фромма, которые раскрывали роль личности в формировании социально-психологических предпосылок тоталитаризма1. Эта методологическая конструкция служит объяснением необходимости существования и результативного функционирования образа «врага народа» в условиях тоталитаризма. Наряду с этим на уровне анализа психологии групп использовалось положение Б.Ф. Поршнева о дихотомии «мы» и «они» как базовом принципе самоидентификации человеческих обществ. Понятие «они» является неотъемлемой предпосылкой для формирования образа «врага народа». На уровне психологии масс методологической формулой для раскрытия причин формирования образа «врага народа» служит положение К.Г. Юнга об архетипах. В частности, архетип врага формируется из наиболее древнего архетипа, который был определен К.Г. Юнгом как некий образ, содержащий в себе все отрицательные характеристики2.

Терминологический аппарат исследования. Методологической основой работы послужили положение лингвистики о языке как знаковой системе, определяющей явления и существенно влияющей на формирование сознания человека . В плане лингвистического анализа в исследовании использовался метод анализа смысловых единиц языка: слов, оборотов, выражений, который подразумевает наличие ассоциативной цепочки при выявлении семантики слова, т. е. его смысловой нагрузки. Детали и особенности образа пропадают при использовании схематизированного обобщения терминологической базы. В связи с этим в диссертационном исследовании используется взятие в кавычки многих терминов и понятий, широко

1 Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990; Он же. Анатомня человеческой деструктивности. М , 1994.

2 Юнг К.Г. Архетип и символ М., 1991; Он же. Архаичный человек // Проблемы души нашего времени. М„ 1994. С. 158-184.

1 Бескова И.А. Эволюция и сознание: новый взгляд М., 2002; Мусорина O.A. Язык как способ взаимодействия властей на массовое сознание в 1920-30-е гг. (На примере Пензенского региона): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Пенза, 2004; Купина H.A. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции Екатеринбург, 1995. распространенных в'период «Большого террора», чем автор исследования подчеркивает разнообразие их применения в декабре 1934 г. - ноябре 1938 г.

Центральное понятие диссертационного исследования - «враг народа» - рассматривается как комплекс идеолого-пропагандистских стереотипов о «внутреннем враге», формировавшегося в массовом сознании в период «Большого террора». Образ «врага» является искусственно созданным, обобщенным представлением какого-либо субъекта (политического, социального и др.) о своих противниках, предназначенным для утверждения в массовом сознании. В период «Большого террора» образ являлся одной из базовых пропагандистских категорий. Несмотря на его обобщенность и схематичность, в нем присутствовали элементы конкретных социальных и политических типов, т. к. он был адаптирован к существовавшей исторической конъюнктуре.

Термин «враг» в словосочетании «враг народа» является определяющим, т. к. он более точно и емко, чем его синонимы, отражал восприятие противника или неприятеля. Основное смысловое содержание термина «враг» ~ смертельное, непримиримое противостояние. Этим термин «враг» отличается от таких понятий, как «оппонент», «соперник», «противник». В образе «врага народа» сочетались разные составляющие - «вредитель», «троцкист», «кулак» и т. д. Ему могли быть приданы зооморфные образы. При этом в контексте его использования применялась ненормативная лексика. Эти составляющие пересекались между собой, дополняли друг друга, взаимно усиливая совокупный образ «врага». При этом в смысловом содержании термина подчеркивается необходимость объединения усилий и ресурсов для борьбы с «врагом народа», что было ключевым механизмом, создававшим мобилизационный эффект идеолого-пропагандистских кампаний.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Арнаутов, Никита Борисович

Заключение

Постреволюционная советская государственная политика, направленная на борьбу с «врагами народа», не являлась временной революционной импровизацией, т. к. имела глубокие идеологические корни и опиралась на традиции массового общественного сознания. Образ «врага народа», как мощная мобилизационная конструкция периода Великой французской революции, на рубеже Х1Х-ХХ вв. был взят на вооружение большевиками, которые, будучи идеологически ориентированными на непримиримую «классовую борьбу», использовали образ со времени революции 1905— 1907 гг. С приходом к власти они органично включили эту идеологему в систему государственной пропаганды. Апогеем использования образа «врага народа» стал период «Большого террора», когда новое рождение получили выдвинутые в период Гражданской войны и затем апробированные мобилизационные лозунги, призывавшие к борьбе с «врагами». Они были поддержаны на местах и тиражировались в массовом порядке. Самый главный и содержательный лозунг «Смерть врагам народа!» стал основным идеологическим обоснованием и сопровождением проведения государственного террора. Образ обрел новое пропагандистское качество, в котором прежняя социальная доминанта («классовый враг») утратила приоритетное значение. С декабря 1934 г. в авангарде образа «врага народа» появляется «политический враг», основу которого составлял миф о «троцкизме». В конструкцию «врага» был включен максимально возможный спектр всех «врагов» по различным основаниям: политическим, этническим, «классовым», конфессиональным. Стигматизация по признаку отнесения к категории «враг народа» стала на практике одним из учетных, стратификационных делений во второй половине 1930-х гг.

Внутренняя логика эволюции образа «врага народа» накануне и в период «Большого террора» диктовала увеличение количества составлявших его элементов, прежде всего за счет расширения актуального образа и адаптации к нему образов «исторической контрреволюции», что проявилось в идеолого-пропагандистской кампании в связи с «убийством» С.М. Кирова в декабре 1934 г. В Соответствии с этим происходило количественное и качественное усиление присутствия понятия «враг народа» в советском информационно-пропагандистском пространстве. Если 1935-1936 гг. характеризовались проведением идеолого-пропагандистских кампаний консолидационного типа, основанных на образах «вождя» и «героя», то с января 1937 г. приоритетными.становятся конфронтационные акценты.в.пропаганде. В' 1935-1936 гг. в редакционных статьях «Правды» термин-«враг» употреблялся в среднем 26 раз в месяц, в 1937-1938 гг. - 56 раз, что свидетельствует о положительной динамике образа, связанной с проведением второго отрытого московского процесса и февральско-мартовского (1937 г.) Пленума ЦК ВКП(б), ставших прологом" к проведению массовых репрессивных операций» «Большого террора».

В процессе качественных изменений образ «врага народа» прошел несколько стадий. На первом открытом московском процессе (август 1936 г.) речь в обвинениях шла о «терроре» против «вождей». Периодической печатью формировался образ «троцкистско-зиновьевско-фашистского врага народа», а основной акцент делался на организации, убийства Кирова посредством создания «ленинградской подпольной террористической группы» и на подготовке убийства руководителей партии и правительства. Таким образом происходило формирование синонимичного ряда, характеризовавшего образы «врагов народа», где доминантным выступало создание образа «убийц партийных вождей». На втором московском процессе (январь 1937 г.) круг преступлений «троцкистов» оказался существенно расширен, равно как и сам образ «врага народа». В состав «преступлений» вошел «сговор с фашистскими державами». В контексте угрозы предстоящей «агрессии» государственное обвинение существенное внимание уделяло «вредительству», т. е. «организации» железнодорожных аварий и производственных неудач. Соответственно в периодической печати происходила форсированная актуализация таких терминов, как «вредитель», «диверсант», «убийца».

Мощный всплеск использования в государственной пропаганде образа «врага народа» произошел в июне 1937 г. в результате проведения в Москве закрытого судебного процесса над военачальниками Красной армии. Завершается оформление другой важнейшей составляющей образа «врага» - «врага-шпиона». Термин «шпион» в этот период значительно актуализируется за счет того, что доминирующей частью государственного обвинения в адрес военных выступало обвинение в «шпионаже в пользу иностранных государств». Процесс «правотроцкистского блока» (март 1938 г.) явился ключевым этапом в развитии образа, т. к. суммировал все составлявшие категории образа.

Тотальное использование образа «врага народа» в обеспечении всех ключевых направлений партийно-государственной политики позволяет сделать вывод о том, что этот образ стал сущностным элементом в сформированной большевиками идеократи-ческой государственной системе. Исследование структуры и динамики данной идео-логемы устанавливает ее синхронность с процессами становления в стране тоталитарного режима. К середине 1930-х гг. в С.ССР в целом сложился мобилизационный режим, основным вектором развития которого стало превращение страны в единый военно-трудовой лагерь («осажденная крепость»). Сконструированный образ «врага народа» как повсеместной и повседневной опасности и угрозы не только служил целям достижения монолитного единства в обществе («борьбы против» как средства конфликтной консолидации), но и использовался для решения утилитарных, прагматических задач: стремление правящей группы и остальной части бюрократии переложить собственные социально-экономические и политические неудачи, просчеты, крупные и мелкие хищения и другие должностные злоупотребления на «троцкистов», ставших собирательным образом для выражения «народной ненависти».

Образ «врага народа» в советской тоталитарной системе 1934-1938 гг. полифункционален, т. к. в зависимости от приоритетов власти и учета социальных настроений и ожиданий «снизу» в нем актуализировались и активировались различные мифологические конструкции «врага», при том что диапазон для идеолого-пропагандистских технологий отличался широтой и разнообразием. Однако все богатство спектра социальной «ненависти» сводилось к комбинациям трех функций: укрепление идеократической, дихотомически выстроенной «картины мира» («мы -они»); использование режимом мобилизационного потенциала этой идеологемы для решения практических задач в различных сферах; стратификационное, учетно-контрольное значение «приписывания» персон и социальных групп к категории «врагов народа». Проведенное исследование показывает, что образ «врага народа» играл в сталинской политике прагматические функции: стратификационную, благодаря которой в социуме выделялись и стигматизировались социально-учетные группы, или «группы риска», объекты репрессий; контрольно-поведенческую, благодаря которой осуществлялся контроль в различных сферах жизнедеятельности людей и в первую очередь в сфере социально-трудовых отношений.

Сталинизм, выросший на почве традиционного общества, каковым был российский социум, сложился в цельную социально-политическую конструкцию, прочность которой обеспечивалась и поддерживалась действием механизмов и практик конфликтной мобилизации. Политический прагматизм использования данной идео-логемы особенно очевиден при сопоставлении с реальной динамикой «ликвидации» общностей и страт постреволюционного советского социума. «Историческая контрреволюция», включая военную, не представляла потенциальной угрозы для Советской России/СССР уже с начала 1920-х гг., но о «вооруженных повстанческих формированиях» говорилось как о реальных в 1937-1938 гг. «Вредительская», «буржуазная» интеллигенция была «вычищена» из управленческих аппаратов на рубеже 1920-1930-х гг., но «вредителей» в громадных масштабах «выявляли» в 1937— 1938 гг. Священнослужители не только не обладали потенциалом сопротивления, но благодаря усилиям власти представляли собой в 1930-е гг. исчезавшую корпоративную группу. «Кулаки» являлись исчезавшей социальной величиной уже с весны 1930 г., но «кулацкая операция» продолжала оставаться самой массовой в ряду репрессивных операций 1937-1938 гг. Сторонники Л.Д. Троцкого в конце 1920-х гг. стали поименно частью режимно-учетного «контингента», но в эпоху «Большого террора» в стране «оказались» учтенными десятки тысяч «новых троцкистов».

Современные исследования показывают, что в стране к середине 1930-х гг. имелся определенный потенциал социального протеста, но имевшего стихийный, неорганизованный характер и не представлявшего угрозы для сталинского режима. Перенесение репрессивных практик внутрь самой номенклатуры после 1934 г. и помещение «оппозиционеров» на вершину пирамиды «врагов народа» стало своеобразным адаптационным механизмом к подготовке тоталитарного сознания к широкомасштабной войне с «капиталистическим окружением». Логика возникновения и трансформации образа «врага народа» как многофункциональной конструкции свидетельствует о том, что, сформировавшись и приобретя устойчивость в условиях сталинизма, данная идеологема обладала потенциалом внутреннего саморазвития.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАНЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 1. Документальные источники, хранящиеся в архивах

Российский государственный архив социально-политической истории

Ф. 17, оп. 2, 3, 120, 162 - Центральный комитет ВКП(б).

Государственный архив Новосибирской области

Ф. П-3, оп. 1, 2, 10 - Западно-Сибирский краевой комитет ВКП(б); Ф. П-4, оп. 33 - Новосибирский областной комитет ВКП(б); Ф. 47, оп. 1, 10, 11 - Западно-Сибирский крайисполком.

Центр документации новейшей истории Томской области

Ф. 80, оп. 1 - Томский горком ВКП(б).

2. Законодательные источники

2.1. Декреты Советской власти. М., 1964.

2.2. Декреты Советской власти. М., 1976-1978.

2.3. Уголовный кодекс РСФСР. М., 1922.

2.4. Уголовный кодекс РСФСР. М., 1926.

3. Периодическая печать

3.1. Большевик. Москва, 1934-1938.

3.2. Известия. Москва, 1934-1938.

3.4. Красное знамя. Томск, 1934-1938.

3.5. Правда. Москва, 1934-1938.

3.6. Советская Сибирь. Новосибирск, 1934-1938.

4. Сборники документов и материалов

4.1. XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 26 января - 10 февраля 1934 г.: Стенографический отчет. М., 1934.

4.2. 1936-1937 гг. Конвейер НКВД: Из хроники «большого террора» на томской земле / Сост. Б.П. Тренин. Томск; М., 2004.

4.3. 1937-1938 гг. Операции НКВД: Из «хроники большого террора» на томской земле / Сост. Б.П. Тренин. Томск; М., 2006.

4.4. Архивы Кремля и Старой площади. Документы по«делу КПСС»: Аннотированный справочник документов, представленных в Конституционный суд Российской Федерации по «делу КПСС». Новосибирск, 1995.

4.5. Великая Октябрьская социалистическая революция: Энциклопедия. Изд. 3-е, доп. М., 1987.

4.6. Власть- и художественная интеллигенция: Документы ЦК РКП(б), ВКП(б), ВЧК-ОГПУ-НКВД о культурной политике, 1917-1953 гг. / Под ред. А.Н. Яковлева; сост. А.Н. Артизов, О.В. Наумов. М., 1999.

4.7. Из истории земли томской. 1925-1929. Народ и власть: Сборник документов и материалов / Сост. В.И. Марков, Б.П. Тренин. Томск, 2003.

4.8. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков): Краткий курс / Под редакцией Комиссии ЦК ВКП(б); одобрен ЦК ВКП(б), 1938 г. М., 1938.

4.9. История советской политической цензуры: Документы и комментарии / Отв. сост. Т.М. Горяева. М., 1997.

4.10. Как ломали НЭП: Стенограммы пленумов ЦК ВКП(б) 1928-1929 гг. Объединенный Пленум ЦК и ЦКК ВЬСП(б) 6-11 апреля 1928 года. М., 2000. Т. 1.

4.11. Карпинский В.А. Стахановское движение. М., 1936.

4.12. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1953). Изд. 7-е. М., 1953.

4.13. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 9-е. М., 1984-1985.

4.14. Красиков П. На церковном фронте. М., 1923.

4.15. «Литературный фронт»: История политической цензуры, 1932-1946 гг.: Сборник документов / Сост. Д.Л. Бабиченко. М., 1994.

4.16. Материалы февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года// Вопросы истории. 1992. № 2-12; 1993. № 2, 5-7.

4.17. Политбюро и церковь: В 2 кн. / Сост. H.H. Покровский, С.Г. Петров. Серия "Архивы Кремля". М.; Новосибирск, 1997-1998.

4.18. Сарабьянов В. Об антирелигиозной пропаганде. М., 1923.

4.19. Сборник.законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий / Сост. Е.А. Зайцев. М., 1993.

4.20. Советская деревня глазами ВЧК-ОШУ-НКВД: 1918-1939: В 41т. / Под ред. А. Береловича, В. Данилова. М., 1998.

4.21. Социальный портрет лишенца (На материалах Урала): Сборник документов / Отв. ред. Т.Н. Славко; сост. Е.В. Байда и др. Екатеринбург, 1996.

4.22: Степанов И.И. Задачи и методы антирелигиозной пропаганды. М., 19251.

4.23. Судебный отчет по делу Антисоветского «право-троцкистского блока», рассмотренному Военной коллегией Верховного суда Союза ССР' 2-13 марта 1938 г. М., 1938.

4.24. Русская православная церковь в советское время (1917-1991): Материалы и доклады по истории отношений между государством и церковью: В 2 кн. / Сост. Г. Штриккер. М., 1995.

4.25. Русская православная церковь и коммунистическое государство, 19171941: Документы и фотоматериалы / Отв. сост. О.Ю. Васильева. М., 1996.

4.26. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы. 1927-1939: В 5 т. М., 2000. Т. 2: Ноябрь 1929 - декабрь 1930.

4.27. Троцкистско-бухаринские бандиты - поджигатели войны во всем мире: Сборник статей. М., 1938.

4.28. Троцкисты - агенты фашизма. Сталинград, 1937.

4.29. Троцкисты - враги народа. М., 1937.

4.30. Фрагменты стенограммы декабрьского пленума ЦК ВКП(б) 1936 года // Вопросы истории. 1995. № 1.

5. Произведения и речи руководящих деятелей государства

5.1. Бухарин Н.И. Избранные произведения. М., 1988.

5.2. Ленин В.И. Избранные сочинения. М., 1987.

5.3. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Изд. 5-е. М., 1965.

5.4. Луначарский А. Бывшие люди. М., 1922.

5.5. Постышев П.П. Стахановцы - новые люди эпохи социализма. М., 1936.

5.6. Сталин И.В. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников: Доклад на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г. М., 1937.

5.7. Сталин И.В. О некоторых вопросах истории большевизма: Письмо в редакцию журнала «Пролетарская революция». М., 1931.

5.8. Сталин И.В. Об индустриализации страны и о правом уклоне: Речь на Пленуме ЦК ВКП(б) 19 ноября 1925 г. М.; Л., 1928.

5.9. Сталин И.В. Оппозиционный блок: Доклад и заключительное слово на XV партконференции ВКП(б). Иркутск, 1926.

5.10. Сталин И.В. Партия и оппозиция: Речь на XVI Московской губернской партконференции 23 ноябряг1927 г. М.; Л., 1928.

5.11. Сталин И.В. Сочинения. М., 1952.

5.12. Троцкий Л.Д. Как вооружалась революция (на военной работе) // К истории русской революции. М., 1990.

5.13. Троцкий Л.Д. Литература и революция. М., 1991.

5.14. Троцкий Л.Д. Основные вопросы промышленности: доклад XII съезду РКП(б). М., 1923.

5.15. Троцкий Л.Д. Очередные задачи хозяйственного строительства // IX съезд РКП(б): Протоколы. М., 1960.

5.16. Троцкий Л.Д. Преступления Сталина. М., 1994.

5.17. Троцкий Л.Д. Проблемы советского режима (теория перерождения и перерождение теории) // Бюллетень оппозиции. 1933. № 34.

5.18. Ярославский Е.М. Значение «Краткого курса истории ВКП(б)» и задачи пропагандистской работы // Ленинградская правда. 1940. 27 окт.

5.19. Ярославский Е.М. Краткая энциклопедия большевизма. К выходу «Краткого курса» истории ВКП(б) под редакцией Комиссии ЦК ВКП(б), одобренного ЦК ВКП(б) // Историк-марксист. 1938. № 5.

5.20. Ярославский Ем. Библия для верующих и неверующих. М., 1958.

5.21. Ярославский Ем. За последней чертой: Троцкистская оппозиция после XV съезда: Сборник статей. М.; Л., 1930.

5.22. Ярославский Ем. Задачи и методы антирелигиозной пропаганды среди взрослых и детей // Ярославский Ем. О религии. М., 1957.

5.23. Ярославский Ем. Против*религии и церкви. М., 1933.

5.24. Ярославский Ем. На антирелигиозном фронте. М., 1924.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Арнаутов, Никита Борисович, 2010 год

1. Алексеенко А.Ю. Механизмы трудовой мотивации в советском обществе // Тоталитаризм и тоталитарное сознание. Томск, 1998. Вып. 2. С. 18-22.

2. Альтрихтер X. Страна в поисках самой себя // Вопросы истории. 1998. № 11-12. С. 157-160.

3. Антонов-Овсеенко А. Театр Иосифа Сталина // Осмыслить культ Сталина. М., 1989. С. 81-111.

4. Арендт X. Истоки тоталитаризма. М., 1996.

5. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.

6. Архипов И.Л. Общественная психология петроградских обывателей в 1917 г. // Вопросы истории. 1994. № 7. С. 49-58.

7. Баберовский Й. Красный террор: история сталинизма. М., 2007.

8. Багдасарян В.Э. Образ врага в исторических фильмах 1930-1940-х годов// Отечественная история. 2003. № 6. С. 31-46.

9. Багдасарян В.Э. Проблема мифологизации истории в отечественной литературе 1990-х гг. М., 2000.

10. Байрау Д. Пропаганда как механизма самомобилизации // Отечественная история. 2008. № 1.

11. Бакунин A.B. Советский тоталитаризм: генезис, эволюция и крушение. Екатеринбург, 1993.

12. Баллестрем К.Ф. Апории теории тоталитаризма^// Вопросы философии. 1992. №5. С. 16-28.

13. БезансонА. Интеллектуальные истоки^ленинизма / Пер. с фр. М. Розанова, Н. Рудницкой.и А. Руткевича (гл. II и III). M., 1998.

14. Бескова И.А. Эволюция и сознание: новый взгляд. М., 2002.

15. Бжезинский 3. Перманентная чистка. Политика советского тоталитаризма // США экономика, политика, идеология. 1990. № 7. С. 76-84.

16. Богданова Н.Б. Судебный процесс «Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков)» в 1931 г. // Отечественная история. 2001. № 2. С. 44-61.

17. Борисова JI.B. Нэп в зеркале показательных процессов по взяточничеству и хозяйственным преступлениям // Отечественная история. 2006. № 1. С. 84-97.

18. Бровкин В.Н. Россия в Гражданской войне: власть и общественные силы // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 24-39.

19. Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.619.1 Булдаков В.П., Кабанов В.В. Идеология и общественное развитие // Вопросы истории. 1990. №*5. С. 40-58.

20. Булдаков В.П., Леонтьева Т.Г. Сталинизм в советской провинции, 1937— 1938 гг. Массовые операции на основе приказа № 00447: Междунар. науч. конф. // Отечественная история. 2007. № 4. С. 204-207.

21. Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2002.

22. Ваксберг А. Царица доказательств // Литературная газета. 1988. 27 янв.

23. Ваксберг А. Процессы // Литературная газета. 1991. 4 мая.

24. ВасильеваЮ.Ю. Русская православная церковь и Советская власть в 1917— 1927 годах//Вопросы истории. 1993. № 8. С. 40-54.

25. Васильева Т.Е. Стереотипы в общественном сознании: Социально-философские аспекты. М., 1988t

26. Васильева Т.Е. Стереотипы в общественном сознании. М., 1989.

27. Вашик К. Метаморфозы зла: немецко-русские образы врага в плакатной пропаганде 30-50-х годов // Образ врага / Л.Гудков, Н. Кондратова: Сборник статей. М., 2005. С.191-229.

28. Вдовин А.И., Дробижев В.З. Социальная психология и некоторые вопросы истории советского общества // История СССР. 1971. № 3. С. 23-42. »

29. Войтасик Л. Психология политической пропаганды. М., 1981.

30. Волобуев О.В. Советский тоталитаризм: образ врага // Тоталитаризм и личность: Тез. докл. междунар. науч.-практ. конф. (Пермь, 12-14 июля 1994). Пермь, 1994. С. 5-7.

31. Восленский М.С. Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза. М., 1991.

32. Гаджиев К.С. Тоталитаризм как феномен XX в. // Вопросы философии. 1992. №2. С. 3-25.

33. Гайлит O.A. Образ врага в мирное время (религиозные организации в западносибирской прессе 1930-х гг.) // Катанаевские чтения: Сборник научных трудов. Омск, 2003. С. 196-197.

34. Гарр Т.Р. Почему люди бунтуют? СПб., 2005.

35. Гасанов И.Б. Национальные стереотипы и «образ врага» // Психология национальной нетерпимости: М., 1998. С. 191-210.

36. Гасанов И.Б. Национальные стереотипы и «образ врага». М;,.1994.

37. Герасимов Г.И. Действительное влияние репрессий 1937-1938 гг. на офицерский корпус РККА // Российский исторический журнал. 1999. № 1. С.6.40: Герцензон A.A., Грингауз Ш.С. История советского уголовного права. М., 1947.

38. Гимпельсон Е.Г. Советские управленцы: политический и нравственный облик (1917-1920 гг.) // Отечественная история. 1997. № 5. С.

39. Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М., 1998.

40. Голанд Ю. Валютное регулирование в период НЭПа. М., 1993.

41. Головиньский М. «Не пускать прошлого на самотек»: «Краткий курс истории ВКП(б)» как мифическое сказание // Новое литературное обозрение. 1996. № 22. С. 22-28.

42. Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987.

43. Голубев A.B. Великобритания в сознании советского общества на рубеже 1920-30-х гг. //Россия и Запад: диалог культур. М., 1994.

44. Голубев A.B. «Враги второй очереди»: советское общество и образ союзников в годы Великой Отечественной войны // Проблемы российской истории. Магнитогорск, 2005. Вып. 5: К 60-летию Победы. С. 320-358.

45. Голубев A.B. «Если весь мир обрушится на нашу Республику»: призраки войны в советском обществе 1920-30-х годов // Военно-историческая антропология: Ежегодник, 2005/2006. М., 2007. С. 111-124.

46. Голубев A.B. «Если мир обрушится на нашу Республику.»: Советское общество и внешняя угроза в 1920-1940-е гг. М., 2008.

47. Голубев A.B. Запад глазами советского общества (Основные тенденции формирования внешнеполитических стереотипов в 30-х годах) // Отечественная история. 1996. № 1. С. 104-120.

48. Голубев A.B. Мифологизированное сознание как фактор российской модернизации // Мировосприятие и самосознание русского общества (Х1-ХХвв.). М., 1994. С. 187-204.

49. Голубев A.B. Мифологическое сознание в политической истории XX века // Человек и его время: Сборник материалов Всесоюз. школы молодых историков / Под ред. А.Н. Сахарова. М., 1991.

50. Голубев A.B. «Наш зловещий враг»: Британия в сознании советского общества 20-30-х гг. // Проблемы исторической психологии и взаимодействия мировоззрений в истории. Орел, 2000. С. 68-70.

51. Голубев A.B. «Россия нэповская» в поисках самоидентичности: динамика восприятия Запада // НЭП и становление гражданского общества в России: 1920-е гг. и современность. Краснодар, 2001. С. 129-141.

52. Голубев A.B. Советское общество и «военные тревоги» 1920-х годов // Отечественная история. 2008. № 1. С. 36-58.

53. Голубев A.B. Тоталитаризм как феномен российской истории XX в. // Власть и общество в СССР: политика репрессий (20-40-е гг.). М., 1999. С. 7-33.

54. Голубев A.B. «Царь Китаю не верит.»: Союзники в представлении российского общества 1914—1945 гг. // Россия и мир глазами друг друга. Из истории взаимовосприятия. М., 2000. Вып. 1. С. 317-355.

55. Голубев A.B. Эволюция инокультурных стереотипов советского общества в межвоенный период // «Наши» и «чужие» в российском историческом сознании: Матер, междунар. науч. конф. СПб., 2001. С. 230-241.

56. Голубев A.B. Эволюция инокультурных стереотипов советского общества // 50 лет без Сталина: Наследие сталинизма и его влияние на историю второй половины века. М., 2005. С. 98-116.

57. Голубев A.B., Кудюкина М.М., Рудая E.H. и др. Советская Россия и Запад в 1920-е годы // Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века. М., 1998. С. 121-144.

58. Голубев A.B., Яковенко И.Г. Россия и Запад: возникновение образа (XI-XIX вв.) // Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества первой половины XX века. М., 1998. С. 12-39.

59. Горинов М.М. Советская страна в конце 20-х начале 30-х годов // Вопросы истории. 1990. № 11. С. 31-48.

60. Глотова O.A. Изменения в системе подготовки сталинских партийных кадров в связи с публикацией «Краткого курса истории ВКП(б)» // Международный исторический журнал. 2002. № 20. С. 2-17.

61. Гречу хин П.Б., Данилов В.Н. Выход «Краткого курса истории ВКП(б)» и , предвоенное советское общество // URL: http://www.situation.ru/app/jart740.htmдата обращения 12.09.2007.)'

62. Грицанов A.A. «Враг, народа» // Социология: Энциклопедия. Минск, 2003. С. 188.

63. Гудков Л. Идеологема «врага» // Гудков Л. Негативная идентичность. Ста-1 тьи 1997-2002 годов. М., 2004. С. 496-551.

64. Гудков Л. Идеологема «врага»: «Враги» как массовый синдром и механизм социокультурной интеграции // Образ врага: Сборник статей. М., 2005. С. 7-79.

65. Гудков Л. Тоталитаризм как теоретическая рамка. Негативная идентичность. М., 2004.

66. Гусев A.B. Левокоммунистическая оппозиция в СССР в конце 20-х годов // Отечественная история. 1996. № 1. С. 85-101.

67. Гуревич А.Я. Некоторые аспекты изучения социальной истории // Вопросы истории. 1964. № 10. С. 54-59.

68. Гущин Н.Я. «Раскулачивание» в Сибири. 1928-1933 гг.: методы, этапы, социально-экономические и демографические последствия. Новосибирск, 1996.

69. Данилов В.П. Советская доколхозная деревня: социальная структура и социальные отношения. М., 1979.

70. Данилов В.П., Ивницкий H.A. Из истории деревни накануне и в ходе сплошной коллективизации // Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1930 гг. / Под ред. В.П. Данилова, H.A. Ивницкого. М., 1989. С. 9-50.

71. Данилов В.П., Красильников С.А. Вместо предисловия // Спецпереселенцы в Западной Сибири/ 1930 весна 1931 г. / Сост. С.А. Красильников, В.Л.Кузнецова, Т.Н. Осташко и др. Новосибирск, 1992. С. 3-16.

72. Демидов В.А., Демидов В.В. Власть и политическая борьба в ВКП(б). 1924-1927 годы. Новосибирск, 1994.

73. Джилас М. Лицо тоталитаризма. М., 1992.6:77. Дилигенский Г.Г. Рабочий- на капиталистическомпредприятии: исследование по социальной психологии французского рабочего класса. М-., 1969.

74. Доброноженко Г.Ф: Дефиниции понятий «кулак» и сельская буржуазия» // Политические репрессии в России. XX век: Матер: регион, науч. конф. (Сыктывкар, 7-8 декабря 2000 г.). Сыктывкар, 2001. С. 53-54.

75. Доброноженко Г.Ф., Ильин В.И. «Кулачество» как феномен' социального конструирования И Социальная стратификация: история и современность: Тезисы докл. Всерос. конф. (10-13 сентября 1996 г.) / Сыктывкарский ун-т. Сыктывкар, 1996. С. 9-16.

76. Доброноженко Г.Ф. «Кулак» как объект социальной политики в 20-е первой половине 30-х годов XX века (на материалах Европейского Севера России). СПб., 2008.

77. Доброноженко Г.Ф. Кто такой кулак: трактовка понятия «кулак» во второй половине XIX в. 20-х годах XX в. // Стратификация в России: история и современность: Сборник научных статей. Сыктывкар, 1999. С. 28-43.

78. Доброноженко Г.Ф. «Кулак» в российском обществознании: социально-экономическая группа или результат властной номинации? // Рубеж: Альманах социальных исследований. 2003. № 18. С. 127-144.

79. Дроздов Ф.Б. «Образ врага» в сознании рядового красноармейца в годы Великой Отечественной войны // Военно-историческая антропология: Ежегодник / Ас-соц. воен.-ист. антропологии и психологии «Человек и война». М., 2005. С. 302-315.

80. Егорова-Гантман Е., Плешаков К. Концепция образа и стереотипа в международных отношениях // Мировая экономика и международные отношения. М., 1998. № 12. С. 19-33.

81. Еремин C.B. Образ врага в советской пропаганде (историографический'аспект) // Малоизученные и дискуссионные проблемы отечественной истории: Сборник научных трудов. Нижневартовск, 2005. Вып. 2. С. 108-118.

82. Елфимов У., Щетинов Ю. Три процесса над старой интеллигенцией (19281931 гг.) // Политическое образование. 1989. № 16. С. 70-71.

83. Есиневич A.A. Театр абсурда, или Судебный процесс по «Шахтинскому делу» СПб., 2004.

84. Жиромская В.Б. Советский город в 1921-1925 гг.: Проблемы социальной структуры. М., 1988.

85. Жуков Ю.Н. Следствие и судебные процессы по делу об убийстве Кирова // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 33-51.

86. Жукова О.В. «Образ врага» как компонент тоталитарного террора // История и террор: Тезисы докл. на межвуз. науч. конф. Пермь, 1996. Вып. 2. С. 17-23.

87. Жукова JI.B. Формирование «образа врага» в Русско-японской войне 1904— 1905 гг. // Военно-историческая антропология: Ежегодник. 2003-2004. М., 2005. С. 259-275.

88. Журавлев C.B., Мухин М.Ю. «Крепость социализма»: Повседневность и мотивация труда на советском предприятии, 1928-1938 гг. М., 2004.

89. Земцов Б.Н. Ментальность масс в канун «великих потрясений» // Свободная мысль. 1997. № 11. С. 80-93.

90. Зеленин И.Е. «Революция сверху»: завершение и трагические последствия // Вопросы истории. 1994. № 10. С. 28^4-2.

91. Within the Gates? The Commintern and the Stalinist Repression. 1934-1939. New Haven: Yale University Press, 2001.

92. Авторефераты и диссертации

93. Гусева A.B. «Краткий курс истории ВКП(б)»: история создания и воздействие на общественное сознание: Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 2003.

94. ДорожкинаЯ.Б. Выборы в Верховный совет СССР в Западной Сибири 19371938 гг.: Дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2003.

95. Захаровский JI.B. Политика «ликвидации кулачества как класса» и ее проведение в Уральской области. 1929-1932 гг.: Автореф. дис. . канд. ист. наук. Екатеринбург, 2000.

96. Корнев М.С. Идеологема «кулак» в советской пропаганде: на материалах газет «Правда» и «Известия»: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2006.

97. Кузьмина Л.Я. Массовое сознание в условиях тоталитарного общества: генезис и особенности: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1990.

98. Мусорина O.A. Язык как способ взаимодействия властей на массовое сознание в 1920-30-е гг. (На примере Пензенского региона): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Пенза, 2004.

99. Папков С.А. Репрессивная политика советского государства в Сибири (1928 июнь 1941 гг.): Дис. . докт. ист. наук. Новосибирск, 2000.

100. Пахомов С.А. Социокультурный портрет предпринимателя периода нэпа и его отражение в пропаганде и массовом сознании: Автореф. дис. канд. ист. наук. М., 2005.

101. Родченко A.M. Языковое манипулирование общественным сознанием в тоталитарном государстве: Автореф. дис. . канд. ист. наук. Кемерово, 2006.

102. Рожнева Ж.А. Политические судебные процессы в Западной Сибири в 1920-1930-е гг.: Дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2003.

103. Сазонов Е.А. Образ «врага народа» в партийной и государственной политике большевиков (июль 1917 г. июль 1918 г.): Дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2002.

104. Ушакова С.Н. Идеолого-пропагандистские кампании как способ социальной модернизации советского общества в конце 1920-х начале 1930-х гг. (на материалах Западной Сибири): Автореф. дис. . канд. ист. наук. Новосибирск, 2001.