Вынужденные переселения и этническое самосознание: На примере этнополитической истории калмыков в XX веке тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, доктор исторических наук Гучинова, Эльза-Баир Мацаковна

• Гучинова, Эльза-Баир Мацаковна
• доктор исторических наук
• 2004

Оглавление диссертации доктор исторических наук Гучинова, Эльза-Баир Мацаковна

Введение.

Раздел I. Переломные события XX века и проблемы исторической памяти

Глава 1. Калмыки в белой эмиграции.

Глава 2. Оценка и восприятие коллаборационизма среди калмыков во второй мировой войне.

Глава 3. Депортация 1943 года в коллективной памяти и идентичности.

Раздел II. Калмыцкая община в США

Глава 4. Структура диаспорной идентичности и языковая ситуация.

Глава 5. Этничность в повседневной и праздничной культурах.

§1. Семья и семейные отношения.

§2. Обряды жизненного цикла.

§3. Кухня - символ уходящей культуры?.

§4. Занятия и досуг.

§5. Религиозная сфера.

§6. Праздники - средоточие социальной жизни.

§7. Калмыцкие американцы, американские калмыки.

Раздел III. Калмыки России в условиях постсоветских трансформаций

Глава 6. Общественная память и новые формы идентичности.

Глава 7. Меняющиеся социально-политические условия и модели жизни.

Глава 8. Представления о государственности и о лидере в этническом самосознании.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Вынужденные переселения и этническое самосознание: На примере этнополитической истории калмыков в XX веке»

Калмыки - один из двух монголоязычных народов Российской Федерации, проживающий с начала XVII века в границах Российской империи. Его численность варьируется с 200 тыс. в 1898 г. до 174 тыс. в 2003 г. Историко-культурный облик этой общности сформировался в западной части территории современной Монголии и северо-западной части современного Китая (Джунгарии). Известные в ранних исторических источниках («Тайная история монголов», Рашид-ад-дин «Сборник летописей») как ойроты, представители этой группы получили в России новый этноним - калмыки (хальмг), с самоназванием краснокистные калмыки (улан залата хальмгуд). Попав в пределы России первоначально на территории Сибири, калмыки к середине XVIII в.обосновались в междуречье Волги и Урала, позже заняв территории в низовье Волги и Прикаспия. С тех пор для всего монголоязычного мира калмыки стали волжскими калмыками (Ижлин хальмгуд), или российскими калмыками (Арасян хальмгуд).

В административном делении Российской империи Калмыцкая степь входила в состав Астраханской и Ставропольской губерний, на этой территории проживали группы калмыков, известные как торгуты, дербеты, хошеуты и донские калмыки (бузава), населявшие Калмыцкий район Великого Войска Донского. Терские, кумские и оренбургские калмыки были переселены с мест своего проживания в Калмыцкую Автономную область в начале 1920-х гг. Традиционное хозяйство основывалось на экстенсивном скотоводстве и связанным с ним кочевом образе жизни. Согласно договоренностям при вхождении в состав Российской империи в первой половине XVII в., Калмыцкое ханство было самостоятельным в хозяйственной, религиозной и судебной сферах, но обязывалось координировать с царской администрацией свою внешнюю политику. Однако колониальная политика царизма и, в частности принудительная христианизация калмыцкого населения, активная колонизация калмыцких территорий вызывали недовольство аристократии, которое выражалось в откочевках калмыцких феодалов со своими подданными на прежние территории Джунгарии. Самая крупная из таких откочевок, когда хан Убуши увел с собой три четверти населения, произошла в 1771 г. и вызвала ликвидацию Калмыцкого ханства в составе Российского государства. Исход 1771 г. осталась в народной памяти и в историко-литературных памятниках первой новой родине - в России катастрофой национального масштаба: вместе с большей частью народа покинула пределы страны его социальная и культурная элита - аристократия, включая ханский род. В 1771 г. было ликвидировано Калмыцкое ханство, упразднены звания хан и наместник ханства, управление калмыцкими делами перешло к особой Экспедиции калмыцких дел, учрежденной при канцелярии астраханского губернатора1. Этот политико-административный статус практически сохранился до Октябрьской революции.

После установления советской власти в Калмыцкой степи в 1920 г. была создана Автономная область калмыцкого народа, с 1936 г. - Калмыцкая автономная республика. Она была ликвидирована в 1943 г. и восстановлена в 1957 г. сначала как автономная область в составе Ставропольского края, а затем, с 1959 г., как автономная республика - Калмыцкая АССР. Так называемая политика коренизации и усилия советской власти по «ликвидации исторической отсталости ранее угнетенных народов» существенно изменили этнокультурный облик калмыков. Переход с мобильного на стационарный тип ведения хозяйства, изменившийся характер поселения и тип жилища, модернизированный рацион питания, языковая русификация, включая смену алфавита в пользу кириллицы, ликвидация безграмотности, борьба с религией стали чертами социалистического образа жизни, которые фиксировались историками и этнограЛ фами .

Исторические перипетии XX в. коснулись калмыков самым драматическим образом. В период гражданской войны многие калмыки, особенно из числа калмыцкого казачества, эмигрировали из России в различные страны мира, в основном через Турцию в Европу. Донские калмыки, служившие в рядах белой армии и разделившие ее судьбу, насчитывали в своих рядах 3-4 тысячи человек, часть которых в первой половине 20-х гг. вернулась в СССР.

В период Второй мировой войны был сформирован Калмыцкий кавалерийский корпус, и его сотрудничество с фашистскими оккупантами стало главным основанием для тотальной депортации калмыцкого народа в конце 1943 г. Ушедшие же с германскими военными властями калмыки примкнули к более многочисленной калмыцкой общине первого исхода.

Депортация для калмыков длилась 13 лет и стала в полном смысле глубокой коллективной травмой, переживаемой в самых разных формах на протяжении трех-четырех поколений уже после возвращения из депортации в 1956 г. Наступление с перестройкой периода политической либерализации и рост эт-нонационализма среди советских народов принесли в среду калмыков самые разные ожидания и устремления. Часть их была связана с процессом так называемой суверенизации и параллельным осуществлением рыночных реформ в экономике, особенно после провозглашения Республики Калмыкия - Хальмг Тангч (1990 г.), ставшей одним из 89 субъектов новой Российской Федерации. Тогда же на мощной эмоционально-политической волне рождается движение за полную реабилитацию народа, особенно после принятия закона «О реабилитации репрессированных народов СССР» в апреле 1991 г. В свою очередь стало возможным восстановить связь с зарубежными калмыками, что повлекло за собой новое осознание этнической общности. Интеллигенция и медиа были вовлечены в процесс новой формы культурной артикуляции, что, на мой взгляд, не должно подменять аналитической академической работы.

Такая работа имеет свою, уже длительную традицию. Изучение истории и этнографии калмыков началось сразу же после появления этого народа в составе российского государства и преследовало, прежде всего, цели оптимального управления инородческим населением. Этнографические описания калмыков появляются как в общих работах Г.Ф. Миллера, Ф.А. Бюлера, П.С. Палласа, С.Г. Гмелина, И. Лепехина, так и в специальных исследованиях П. Небольсина, И. Житецкого, Н. Нефедьева и других. В советский период продолжалось изучение истории и культуры калмыцкого народа. Однако историческая судьба калмыков в XX в. была такова, что в довоенный период профессиональные этнографы в республике не успели появиться, и понадобилось время, чтобы после депортационных лет выросли кадры ученых, имевших исследовательский интерес к этнографии. Наиболее полно этнографическое описание калмыцкого народа дается в монографии одного из родоначальников современной калмыцкой этнографии У.Э. Эрдниева «Калмыки»3. С тех пор вышли десятки монографий и сотни статей по разным направлениям этнографической науки4. Однако они были посвящены наиболее устоявшимся научным направлениям (этногенетиче-ские исследования, проблемы семьи, влияние религии и др.). Таких вопросов, как насильственные перемещения калмыков в XX в., советская научная литература избегала. Тем более оставались за рамками историко-этнографических исследований сложные процессы в сфере этнического самосознания представителей депортированного народа, остается неосвященной недавняя и продолжающаяся этнополитнческая мобилизация и социально-политическая жизнь в Калмыкии с середины 1980-х гг. и среди зарубежных калмыцких общин.

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ. Сегодня в современной исторической науке проблема массовых и насильственных перемещений населения, в частности на территории СССР, становится предметом все большего внимания. Эти насильственные перемещения, называемые по-разному (массовые переселения, выселение раскулаченных, депортации), но объединенные тем, что они не были следствием автономно принимаемых индивидуальных решений (А. Ричмонд), а происходили в результате гражданской войны, двух мировых войн, политических репрессий, межэтнических конфликтов. По оценкам некоторых специалистов (Н.Ф. Бугай), только в пределах бывшего СССР около 20 миллионов человек стали жертвами насильственных переселений, примерно 3,5 миллиона из которых были депортированы по этническому признаку. Калмыки стали одним из 14 депортированных народов. Историко-культурный анализ их депортации поможет лучше осмыслить схожие ситуации с представителями других народов. Важный исследовательский аспект проблемы заключается в оценке социально-демографических последствий депортаций и массовых эмиграций для сравнительно небольшой по численности этнической общности, ее политической судьбы, этнокультурного облика и самосознания.

Вторая фундаментальная проблема отечественной истории советского периода, а также истории второй мировой войны в целом, — это проблема коллаборационизма, или сотрудничества части населения той или иной страны с оккупационными войсками и властями, которая имела место, как в СССР, так и в других странах (Франция, Норвегия и др.). Военных коллаборантов в составе вермахта из числа советских граждан насчитывалось более одного миллиона (К. Александров), среди них были и калмыки.

Более пяти тысяч человек военных коллаборантов и гражданского населения покинули республику и страну вслед за отступавшими немецкими войсками зимой 1942-1943 гг. Эти люди составили так называемый Калмыцкий кавалерийский корпус, большая часть которого после пленения в 1945 г. была репатриирована в СССР. Одна из задач исследования - выяснить, какова природа этого явления, каковы социально-политические последствия коллаборационизма для представителей той или иной этнической или социальной группы населения, какие аргументы и переживания сопровождают представителей «наказанных народов» в их последующей истории, и как все это оценивать с позиций сегодняшнего дня.

Однако для данного диссертационного исследования наиболее важной представляется проблема травмы и памяти: переживания, сохранения и трансляции в народной памяти вынужденных переселений, которые по политико-идеологическим и культурным причинам долго замалчивались в официальной истории и часто табуировались в массовом сознании. В принципе мы имеем дело с проблемами трансформации коллективной идентичности в контексте коллективной травмы - вопрос, который до сих пор остается мало изученным.

Один из аспектов проблемы: как (какими способами, опираясь на какие ценности и ориентиры) по-разному коллективное сознание народа оценивает драматические события массовых перемещений? В плане предварительной гипотезы отметим, что среди калмыков (в отличие, например, от адыгов по отношению к мухаджирству) их эмиграционные потоки времен двух мировых войн, связанные с расколом общества, до настоящего времени остаются нежелательными для публичного обсуждения. Исторические ситуации, когда «калмык убивал калмыка», оказываются в зоне умолчания или вытеснения. Можно предположить, что причины умолчания были различны. В советское время обращение к этим сюжетам было нежелательным для власти, потому что оба исхода, как в гражданскую, так и во Вторую мировую войну были восприняты как протест против господствовавшего политического режима. Это было опасным и для ученых, которые понимали, что суждения, не совпадающие с государственными в общественном обсуждении, были наказуемы и всегда знали ту грань, переходить которую им было нельзя. К политическим причинам следует добавить поведенческие и религиозные. Калмыки продолжали оставаться людьми буддийской культуры и старались дистанцироваться от зла, не отягощать свою карму и карму детей, помня о причиненном зле и таким образом его умножая.

В постперестроечную эпоху, когда многие идеологические догмы и политические ограничения были преодолены, тема исхода в гражданскую войну стала актуальной для осознания исторического пути калмыков в XX в. Были опубликованы художественные произведения калмыков белой эмиграции, мемуары о жизни калмыков в Европе в период между гражданской и второй мировой войной5. Однако раскол общества в гражданскую войну носил общероссийский характер, калмыки здесь не были исключением, и эта тема перестала восприниматься как негативная для облика народа.

Пересмотр истории 1918-1920 гг. происходил в целом в калмыцком историческом самосознании безболезненно. К тому же калмыки, будучи народом, имеющим сложную социальную организацию и дробное этнотерриториальное деление по улусам, не воспринимали эмиграцию донских калмыков как национальную трагедию. Для большей части народа долгое время калмыцкий исход в гражданскую войну имел локальное значение: это была история донских калмыков.

Иначе обстояло дело со вторым в XX в. исходом калмыков в годы Второй мировой войны, связанным с частичной оккупацией Калмыкии немецкими частями и историей Калмыцкого кавалерийского корпуса. Эта часть истории народа все еще табуирована в публичном дискурсе, поскольку коллаборационизм части калмыцкого народа стал поводом к тотальной депортации возмездия 1943 г. Навязанная советским режимом всему народу коллективная вина, усугубленная не только самим наказанием, но и публичными процессами над участниками корпуса, проходившими в Элисте в 1967-1984 гг., еще живо присутствует в сознании народа. Как приватно, так и официально люди предпочитают не говорить о Корпусе вслух, во многом из-за самого факта измены родине, который для многих людей не может быть оправдан или прощен.

Калмыки России, известные всему монгольскому миру как «волжские», или «российские калмыки», вдруг обнаружили, что одно из слов, определяющих их этническую идентичность, для части народа оказалось лишним. Три столетия проживания сотен тысяч калмыков в России перечеркивались исходом нескольких тысяч в 1943 г.

Последовавшая депортация 1943 г. в течение всего советского периода тоже находилась вне публичного обсуждения. В период либерализации общественной жизни эта «тайная история» калмыков стала широко обсуждаемой и закрепилась в этническом самосознании. Представление о депортации как самой массовой трагедии калмыцкого народа прошлого столетия благодаря политическим и журналистским усилиям формулируется как наиболее яркая страница истории народа в XX в. Годы депортации ныне вспоминаются с определенным достоинством и даже с гордостью, в особенности это касается перенесенных страданий и утрат, а также опыта выживания в трудных природно-климатических и социальных условиях. Здесь исследовательская проблема заключается в том, как осмыслить инструменталистское освоение травмы и преодолеть политизированные оценки коллективных депортаций исключительно как геноцида, а также, - оценить механизмы и пути сохранения целостности и культурной самобытности группы в экстремальных условиях. Автору представляется обоснованным сравнение опыта переживания травмы калмыками с опытом травмы других по историко-культурным параметрам народов, также имеющих опыт депривации: чеченцев в СССР и американцев японского происхождения в США.

Обращаясь к теме вынужденных перемещений, следует помнить, что калмыки в прошлом - кочевой народ. Во всех предыдущих перемещениях надежду на хорошую жизнь калмыки связывали с очередной перекочевкой. Исторически принятая мера мобильности, возможно, способствовала тому, что и XX в. калмыки бежали от одних бед навстречу новым. Передвигаясь из одного государства в другое, меняя географический ландшафт, языки и занятия, имена и привычки, сумели сохраниться как этническая группа, несмотря на свою малочисленность. Они не забывали о своих традициях и, как свойственно эмиграции, чувствовали свою миссию, сформулированную старшим поколением формулой «не раствориться среди белого большинства».

Вследствие двух миграций часть калмыцкого народа оказалась в зарубежных странах, образуя калмыцкие общины в Югославии, Чехословакии, Франции, Болгарии, Германии, а затем в США, где ныне проживает наиболее представительная калмыцкая община зарубежья. Существование калмыцкой диаспоры стало фактором, отразившимся в народном самосознании. Научная проблема общего характера заключается в том, как одна из миграционных общин, отличающаяся по религии от доминирующей в обществе (в частности, англосаксонской) традиции, смогла адаптироваться и найти свое место в качестве ди-аспоральной группы.

ОСНОВНЫМИ ЦЕЛЯМИ диссертационного исследования является поиск ответов на следующие вопросы:

1. Как влияют такие экзистенциальные вызовы как война, депортация и эмиграция на малые этнические сообщества? Какие утраты и приобретения сопровождают эти процессы? Какова модель взаимодействия малой этнической группы с доминирующим обществом (калмыки в СССР/России и в США)? Какие ресурсы находит малая группа для сохранения своей идентичности и культуры?

2. Как вынужденные перемещения влияют на культурные идентификации на групповом и индивидуальном уровне? Как они отражаются на степени культурной сложности в данной группе и на уровне отдельной личности?

3. Как меняющиеся социальные условия (демократизация общества, социально-экономические преобразования и глобализационные процессы) влияют на формирование представлений калмыков о своей истории, особенно истории вынужденных перемещений, и на создание государственной идеологии, официальной истории? Какие политические практики использования этих поворотных событий применяются в Республике Калмыкия?

МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ ОСНОВОЙ исследования стали теоретико-методологические труды и методические разработки ведущих отечественных ученых в области этнологии, социально-культурной антропологии и социологии: С.А. Арутюнова, H.J1. Жуковской (символическая этнология монголов), О.В. Крышта-новской (исследования элит), В.А. Тишкова (историко-ситуативный метод), М.Н. Губогло и В.В. Пименова (методика массовых опросов). Подходы к изучению миграционных и диаспорных аспектов истории и культуры калмыков опираются на исследования В.А. Тишкова, С.А. Арутюнова, Н.П. Космарской. При анализе материалов, связанных с интерпретацией прошлого, автор ориентировался на исследования в области исторической памяти (М. Хальбвакс, П. Коннертон, П. Хаттон, В.А. Шнирельман). Сюжеты, связанные с историей депортации, были осмыслены с учетом научных достижений в вопросах антропологии насилия и истории депортаций, содержащихся в монографиях В.В. Бочарова, Н.Ф. Бугая, П.Поляна, В.Б. Убушаева, Й. Такезавы. Традиционные представления о лидере в современном калмыцком обществе были анализированы на основе исследовательских подходов в области политической антропологии в трудах В.В. Бочарова, Н.Н. Крадина, Т.Д. Скрынниковой.

Изучая историю вынужденных перемещений, роль этнического фактора в них, а также идентичность и культуру калмыцкой общины США, автор исходил из конструктивистского подхода к феномену этничности, из положений о сложности культуры как таковой, о ситуативности и процессуальности этничности в историко-культурном анализе (в российской этнологии и социологии это, прежде всего, работы В.А. Тишкова, а также С.В. Соколовского, В.М. Воронкова и др.).

В основу исследования был положен историко-этнографический подход. Принцип историзма, т.е. рассмотрение того или иного явления в его эволюции и в более широком контексте различных исторических факторов, соблюдается при освещении конкретных явлений и событий. Политическое и экономическое воздействие доминирующего общества на разные группы калмыцкой эмиграции изучены с применением методов социальной психологии, интерпретивной антропологии и теорий социального конструирования реальности. В анализе процессов на уровне групповой культурной организации были использованы методологические разработки структурно-антропологического анализа явлений культуры: символы, статусные диспозиций, структура мифа и т.п. (Е.М. Меле-тинский, H.J1. Жуковская, JI.A. Абрамян, Я.В. Чеснов).

В исследовании формирования и функционирования калмыцкой общины США автора, прежде всего, интересовала не столько собственно история ее появления, сколько совокупность человеческих действий, норм и идей в конкретном эмиграционно-диаспоральном контексте. Внимание фокусировалось, в первую очередь, на внутренних объяснениях и мотивах, а не на создании цельной теории диаспоры. При интерпретации человеческих институтов и поведения автор исходил из положения В.А. Тишкова о решающем моменте понятия контекста как методологического условия в исследовании этнокультурных явлений, вытекающего в свою очередь из признания первичности конкретной социальной ситуации. Главное - это изучение в различной социальной среде человеческих реакций и действий в ответ на общие экзистенциальные проблемы включая войну6.

Поскольку специальных исследований насильственных переселений калмыков в XX в. долгое время не было, большое значение приобретает народная память. Теория социального конструирования памяти разработана в социальной антропологии М. Хальбваксом и П. Коннертоном. М. Хальбвакс показал, что именно опыт группы задает социальные рамки и ментальное пространство, внутри которых локализуется коллективная память, и распределяется память индивида. Человеческая память действует только в коллективном контексте, а коллективная память всегда выборочна, поскольку разные группы обладают различными коллективными воспоминаниями, которые дают толчок к развитию различных моделей поведения7. Развивая теорию коллективной памяти, П. Коннертон выделил особую роль неписьменных практик и телесности как основного инструмента передачи исторического знания и различил понятия исторической реконструкции и исторической памяти8.

Экономические и социокультурные проблемы, в той или иной степени характерные для всех современных сообществ, у этнических меньшинств часто принимают форму «этнического кризиса» (Б.Х. Бгажноков)9. Представления об этническом кризисе в калмыцком обществе стали формулироваться уже в период застоя. Попытки выхода из него, например, в изменении самопрезентации правящая элита в 90-е годы стала искать «изобретая традиции» (Э. Хобсбаум). Для изучения роли государства в создании новой самопрезентации также были важны идеи Б. Андерсона о различных типах исторической работы группового воображаемого (формирование праздничного календаря, выделение памятных дат в процессе «созидания истории», забывание как необходимое условие складывания нации)10, а также теория Э.Саида об ориентализме как западном конструкте при описании современных восточных обществ11.

Актуальность исследования продиктована малой изученностью калмыцкой политической истории в целом. Исследовательский опыт автора показал, что многие актуальные для современной этнологии научные проблемы на материале калмыцкого народа не только не изучены, но и не поставлены. У многих народов, особенно переживших авторитарные режимы в прошлом, происходят радикальные переоценки исторических событий. Подобный процесс переосмысления политической истории XX в. прослеживается в диссертации на примере калмыков. Историческая память, особенно связанная с коллективной травмой, становится не просто ресурсом этничности, но, при ее политическом использовании, нередко ведет к эскалации конфликта. Приобретение знания о травме способствует сбалансированному отношению к истории, может послужить моральной терапией и способствует реабилитационному процессу. Изучение истории каждого репрессированного народа и того, как она помнится, сохраняется и создается людьми, - это есть осмысление перенесенного опыта, необходимое как для данного народа, так и для других сообществ.

Диссертация написана с привлечением широкой базы источников. Основными материалами послужили данные полевых исследований, полученные за годы работы в Калмыкии с 1984 по 1999 гг., материалы полевых исследований в калмыцкой общине США (штаты Нью-Джерси, Пенсильвания, округ Колумбия) в 1997-1998 гг., в калмыцкой общине Германии (Мюнхен, Людвигс-фельд, Инголыптадт) в 2003 г. и Франции (Париж, Орлеан) в 2002 г.

В диссертации использованы материалы массовых этносоциологических опросов ИЭА РАН различных лет, проводившихся в Калмыкии, в которых автор принимал активное участие. Это такие проекты как: «Современные этнические процессы в Калмыкии» (1985 г., рук. В.В.Пименов), «Предвыборная Россия» (1993 г., рук. М.Н. Губогло), «Выборы-95» (1995 г., рук. М.Н. Губогло), «Этнополитические представления молодежи России» (1996 г., рук. М.Н. Губогло), а также результаты экспедиции ЙЭА РАН «Формирование полоролевых стереотипов у младших школьников Калмыкии» (1996 г., Элиста, 1997 г., Ики-Чонос, рук. М.Л. Бутовская), материалы авторского исследовательского проекта «Бизнес-слой Калмыкии: новые модели жизни».

Ценными источниками стали материалы калмыцкой эмигрантской прессы. Такие журналы как «Ковыльные Волны» (Париж), «Улан Залата» («С красной кистью», Прага), «Информации Калмыцкой Комиссии Культурных Работников в Ч.С.Р.» (Прага), газета «Обозрение» (Пфафенхофен) показывают жизнь калмыков зарубежья в 20-40-е годы, быт и заботы простых людей, надежды и тревоги калмыцких политиков. Важной для диссертационного исследования была калмыцкая периодика второй мировой войны: журнал «Хальмэг» («Калмык», Берлин), газета «Хальмг Дё£чи» («Калмыцкий воин», Потсдам), а также газета «Свободная земля», выходившая в Элисте в период оккупации (сентябрь - декабрь 1942 г.).

Отечественные издания: газеты «Советская Калмыкия», «Известия Калмыкии», «Комсомолец Калмыкии», а также журнал «Теегин герл» («Свет в степи»), стали источниками, дающими материал об официальном отношении к разным периодам калмыцкой истории XX в. и об отношении к этим событиям людей - читателей газет.

Неоценимыми для исследования оказались материалы, хранящиеся в различных архивах РФ и ФРГ. В первую очередь, это Архив УФСБ по республике Калмыкия (фонд 9, оп.52, д.8, т. 1-3), ГАРФ (фонд Троицкого, фонд ГЧК), Федеральный Военный архив ФРГ (фонд фон Менде, коллекция Позднякова, полевая документация вермахта - Oberkommando der Wehrmacht, Oberkommando des Heeres/ Generalshtab des Heeres,Wehrwirtschaftsdienstellen, Wehrkreiskom-mando Generalgouvernement).

В исследовании использованы статистические данные министерств и ведомств РК, законы и указы президента РК, так или иначе связанные с проблемами этничности, литературные материалы, освещающие проблемы исторической памяти и самосознания калмыцкого народа в XX в. (С. Балыков, А. Балакаев, Н.Илюмжинов), материалы калмыцких веб-сайтов, фотоальбомы и видеозаписи семейного хранения, материалы наглядной агитации избирательных кампаний последнего десятилетия.

МЕТОДИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ИССЛЕДОВАНИЯ. Полевые материалы были собраны в основном методами «устной истории», включенного наблюдения и делегированного интервью. В процессе сбора полевой информации можно было оживить память о важных исторических событиях, которые долгое время вытеснялись из общественного и личного сознания. Для понимания жизни в калмыцкой общине США был использован метод включенного наблюдения, когда вся жизнь вокруг становится полем. Для изучения жизни зарубежных калмыцких общин и в анализе общественной жизни в постсоветской Калмыкии были применены методы экспертного интервью. В ходе сбора полевого материала был применен метод делегированного интервью: для получения деликатной информации о жизни в депортации на опрос направлялись близкие родственники.

ИСТОРИОГРАФИЯ ПРОБЛЕМЫ. Проблема этнического самосознания, увязанная с насильственными переселениями, в отечественной науке как самостоятельная проблема практически не изучалась. В той или иной степени к ней подходили ученые, изучавшие влияние депортационной травмы на этнокультурный облик народа; большая часть таких работ, преимущественно исторических, показывала негативное влияние насильственных депортаций и их демографические и социально-культурные последствия (A.M. Некрич, Н.Ф. Бугай, А. Гонов, М. Поль, В.Б. Убушаев, П.Д. Бакаев). Большая часть исследований по депортации калмыков подходит к проблеме односторонне: драматизирует и са-крализирует эту трагедию в истории народа (П.Д. Бакаев, В.Б. Убушаев, П.О. Годаев). Редкие социально-антропологические исследования показывают такие процессы, сопровождавшие сталинские депортации, как например, процесс изменения социальных структур и усиление группового единства в неблагоприятных социально-политических условиях (В.А. Тишков).

Исследования, посвященные «калмыцкому исходу» в годы гражданской войны, также малочисленны и носят преимущественно исторический характер. Монография А.Т. Гаряева и И.В. Борисенко «Очерки истории калмыцкой эмиграции»12, первая попытка научного анализа формирования калмыцкой диаспоры, посвящена причинам исхода из России, «хождению калмыков в казачество», истории «калмыцкого исхода» и довоенным годам европейского периода калмыцкой эмиграции.

Тема «советского коллаборационизма» в отечественной науке стала обсуждаться в последнее десятилетие. Авторы, обратившиеся к этой тем, работали в основном на материалах, относящихся к русским и казакам (К.М. Александров, А. Дробязко). На примере конкретного народа - поволжско-уральских татар — эта тема была впервые исследована в монографии И.А. Гилязова. Все указанные авторы отказывались от старых идеологических подходов, пытаясь найти «объяснения человеческим действиям в таких экстремальных условиях как война» (И.А. Гилязов), или видели в коллаборационизме советских людей антисталинский протест (К.М. Александров). Основательные работы П. Поляна «Не по своей воле. География насильственных миграций в СССР», «Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижение и смерть советских военнопленных и остар-байтеров на чужбине и на родине»13 показывают широкую панораму вынужденных перемещений и общий политический контекст массовых репрессий.

Единственное монографическое исследование о Калмыцком корпусе принадлежит немецкому военному историку И. Хофману «Немцы и калмыки. 1942-1945»14. Написанная в годы идеологического противостояния двух систем (1974), она основана на отчетной документации вермахта и подкрепляется информацией ветеранов корпуса, оставшихся на Западе. Впервые в научный оборот были введены неизвестные архивные материалы, и по ним прослежена история формирования и структура этого воинского соединения, военные действия, в которых принимали участие его служащие, идеологическая работа среди корпусников. Автора можно упрекнуть в недостаточно критическом подходе к источникам, а самый главный для читателя вопрос, - почему часть народа покинула СССР, - решается в рамках антирусской и антисоветской риторики.

Отечественные исследования по этой проблеме отсутствуют, поскольку эта тема была табуирована в общественном дискурсе и в науке.

История и культура калмыков зарубежья изучена лучше. Сербскому периоду и процессу адаптации калмыцкой эмиграции посвящена монография историка Тома Миленковича «Калмыки в Сербии. 1920-1944»15. На основе архивных материалов, прессы, воспоминаний и научной литературы автор показал, в какой политической и социальной обстановке оказались калмыки в Югославии, каковы были стратегии их выживания и адаптации.

Калмыкам Франции посвящено исследование антрополога, специалиста по монголистике и тибетологии Франсуазы Обэн, проведенное в 1965-76 гг.16. В механизме интеграции калмыков во французское общество она увидела кроме общей схемы специфические черты ввиду полного отрыва от культурного субстрата и при наличии иного фенотипа - монгольской наружности17.

Первым антропологом, проведшим долговременное полевое исследование калмыков США (1957-1959), был Ф. Эделмэн. Его неизданная диссертация посвящена вопросам адаптации калмыков и сохранения культурных паттернов в европейский период миграции, созданию общественных институций в США, их роли в организации калмыцкого общества и сохранении идентичности в кал

151 мыцкой общине . В монографии П. Рубел «Калмыцкие монголы: исследование преемственности и перемен», основанной на полевом исследовании (1960-1961 гг.), автор показала, что калмыки США образуют жизнеспособную, внутренне сплоченную социальную общность, которая сохраняет свою отличительность, что, прежде всего, обусловлено низким уровнем социального взаимодействия с внешним обществом. Факторами, позволившими общине сохраниться, стали групповое поселение, немногочисленность, брачные предпочтения и сохранение сети социальных отношений, которые периодически возобновлялись и повторялись в ритуальном контексте19. А. Борманжинову принадлежит ряд публикаций о калмыках США, высокий научный уровень которых не в последнюю лл очередь был обусловлен глубоким знанием проблемы изнутри .

Хронологические рамки исследования (1920-2003 гг.) охватывают XX век, начиная с периода Гражданской войны. Радикальные преобразования в Калмыцкой степи после установления советской власти, первая волна вынужденного перемещения в 1920 г, давшая начало калмыцкой эмиграции в Европе, вторая волна, связанная с событиями Второй мировой войны, и депортация - три крупные миграции, имевшие существенное значение для демографического, социально-культурного и политического развития калмыцкого народа. В течение постсоветского периода была переосмыслена история вынужденных перемещений, были предприняты попытки реконструкции «этнических традиций», а идентичность приобретала новое содержание - это время служит хронологическим рубежом исследования.

ТЕРРИТОРИАЛЬНЫЕ РАМКИ. Исследование посвящено калмыкам, проживающим ныне на территории современной Республики Калмыкия и в США (Нью-Джерси и Пенсильвания), а также проживавшим в 20-50-х гг. на территории Югославии, Чехии, Франции, Болгарии и Германии. научная новизна исследования определяется тем, что впервые в отечественной науке исследуется связь этнического самосознания с таким специфическим типом событий, каким были вынужденные перемещения. Посвященное собственно калмыцкой истории XX века, это исследование, таким образом, выходит за рамки истории отдельного народа. Впервые на примере калмыков диссертант обращается к вопросам коллективной памяти, показывает, как транслируется историческая травма, и каковы могут быть ресурсы ее потребления. Военный коллаборационизм калмыков впервые рассмотрен как научная проблема.

Впервые исторические события, повлиявшие на этнокультурный облик народа, изучаются с позиций социальной антропологии на основе методов социального конструирования этничности. В диссертационном исследовании освещается не только повседневная жизнь и опыт выживания в условиях эмиграции и депортации, но и осмысление народом этих событий XX века, меняющийся во времени дискурс по поводу этих событий как часть процесса идентификации. В работе впервые дается культурно-антропологический анализ постсоветских трансформаций в Калмыкии, в том числе, роли символов в формировании институтов власти и бизнеса, а также нового восприятия внешнего мира и связей с диаспорой. Впервые показано, как изменяется калмыцкая культура в разных контекстах, как меняются культурные маркеры и представление о границах этнической группы.

Наконец, в широкий научный оборот вводятся неизвестные ранее архивные материалы по истории первой и второй эмиграции калмыков, их адаптации в разных европейских странах сквозь призму не только политических, но и этнических параметров. Таким образом, диссертационная работа существенно расширила границы калмыковедения.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования заключается прежде всего в решении новых научных задач, а также, возможности его использования в преподавании этнологии, социально-культурной антропологии, социологии, новейшей отечественной истории и истории Калмыкии.

Апробация РАБОТЫ. Основные положения и выводы исследования докладывались и обсуждались на многих научных форумах: на отечественных конгрессах, конференциях, симпозиумах, семинарах: Всесоюзная сессия по итогам полевых этнологических и антропологических исследований (Алма-ата, июнь 1990), 1-й конгресс российских этнологов и антропологов (Рязань, июнь 1995), 2-й конгресс российских этнологов и антропологов (Уфа, июль 1997), 3-й конгресс российских этнологов и антропологов (Нальчик, октябрь 2001), 4-й конгресс российских этнологов и антропологов (Омск, июнь 2003), Всероссийская научная конференция репрессированных народов (Элиста, октябрь 1992), Всероссийская научная конференция «Репрессированные, но не сломленные» (Элиста, декабрь1993), ежегодные семинары Сети этнологического мониторинга (Голицыно, октябрь 1994; Лондон - Дерри, октябрь 1995; Лимассол, октябрь 1996; Коломбо, октябрь 1997). На МЕЖДУНАРОДНЫХ конгрессах, симпозиумах, конференциях: XXXV и XXXVI международный конгресс исследователей Азии и северной Африки (ICANAS, Будапешт, июль 1997, ICANAS, Монреаль, август 2001), конгресс по тендерным исследованиям «Мужчина и женщина в меняющемся мире» (Москва, сентябрь 1997), Международный конгресс этнологов и антропологов (ICAES, Уильямсбург, июль 1998), конференция «Джангар и проблемы эпического творчества» (Элиста, август 1990), семинары и российско-американские симпозиумы проекта ИЭА РАН и Гарварда (Москва, 1994; Москва, 1996; Москва, 1997), конференции Постоянной международной алтаи-стической конференции (PIAC, Шантьи, 1994; Кавасаки, 1995), конференция американских антропологов «Из-под руин» (Нью-Йорк, 1998), на ежегодных конференциях Ассоциации по изучению национальностей (ACN, Нью-Йорк, 1998; Форли, 2002), ежегодная конференция академического монгольского общества (Вашингтон, 2001), научные конференции ЮНЕСКО: «Толерантность в современном мире» (Якутск, 1995), «Языки народов России: перспективы развития» (Элиста, 1999).

Диссертант выступала с лекциями: в Джорджтаунском университете (Вашингтон, 1998, 2002), в Гарвардском центре по изучению Кавказа и Центральной Азии (Бостон, 1998), в Центре по изучению народов Сибири в Сорбонне (Париж, 2002), в Институте Этнологии Свободного университета (Берлин, 2003), а также принимала участие в работе семинара Московского офиса фонда Карнеги «Антропология постсоветских трансформаций» (Москва, 1999).

Работа апробировалась в ходе научных дискуссий с ведущими российскими и зарубежными специалистами в истории и этнологии монгольских народов - Н. Жуковской (ИЭА РАН), В. Санчировым (КИГИ РАН, Элиста), К. Хэмфри (Кинге колледж, Кембридж), К.Этвудом (университет Индианы, Блумингтон, США), Урадын Булатом (Сити университет, Нью-Йорк), а также М. Балзер (Джорджтаунский университет, Вашингтон), Георгом Пфефером (Свободный университет, Берлин), М. Маяцким (университет Фрибурга, Швейцария), Ц. Дариевой (Институт Социальной антропологии М. Планка, Халле, ФРГ).

Диссертантом прочитан спецкурс «Этническая группа в доминирующем обществе» на кафедре этнографии Ереванского государственного университета в 2001 г., организована секция «Российские диаспоры в XX в.» (совместно с Т. Иларионовой) на 3-м конгрессе РЭА (Нальчик, 2001). Она неоднократные выступала по Калмыцкому ТВ, а также имеет публикации в центральной российской и немецкой прессе.

Основные положения диссертационного исследования отражены в научных публикациях (на русском, английском и немецком языках) в виде авторских монографий, брошюр, научных статей, тезисов докладов и лекций (общим объемом свыше 67 а.л.).

Диссертационная работа обсуждалась на совместном заседании Центра по изучению конфликтов и Отдела Америки Института этнологии и антропологии им. Н.Н.Миклухо-Маклая РАН 30 октября 2003 г. и была рекомендована к защите.

СТРУКТУРА РАБОТЫ. Диссертация состоит из введения, трех разделов, семи глав и заключения. К диссертации приложены Библиография, Определение использованных терминов и понятий, Список информантов, Список сокращений, Карты.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Гучинова, Эльза-Баир Мацаковна

Подводя итоги диссертационного исследования, автор приходит к выво дам о сложных процессах в конфигурации и трансформации этнической иден тичности в условиях вынужденных переселений и после них. Историческая травма, память о насильственных миграциях становится важньв! фактором са мосознания народа, даже если переживание травмы не артикулируется.Исследование показало, как конкретная этническая группа находит ресур сы для освоения интериоризованного исторического переживания: внешние

(политические) или внутренние (изменение структуры и функций социальной

организации). За драмой вьшужденного перемещения могут стоять позитивные процессы приобретения нового опыта. Например, можно говорить о консолида ции как одном из следствий депортации. До декабря 1943 г. административно территориально республика строилась по улусной модели, в основе которой лежали этно-территориальные различия. Имеющие множество идентичностей родового или этнотерриториального порядка (род, кость, хотон, аймак, улус, станица и др.) калмыки до ликвидации республики жили согласно дореволю ционному административному порядку, основанному на этих различиях. Дис перность расселения и общность экстремального опыта привели к тому, что эт ническая идентичность стала доминировать над локальными формами самосоз нания. Позднее ощущение народного единства ослабло. Упрекая сегодня кого то в местничестве, старики всегда ставят в пример сибирские годы, когда улу сизм был преодолен и основной уровень идентичности отражался словом «кал мьпс». Эта же тенденция была отмечена в этнографической литературе и о де портации чеченцев, чья идентичность в годы репрессий также укрепилась «от противного» .Другой важный вывод исследования - о механизмах и роли общественной памяти, о характере персональной памяти. Важное место в «сибирских» воспо минаниях, как показано в работе, занимает память тела. Тело является важным хранилищем сведений о прошлом, в котором отражено все существенное, имеющее отношение к биографии человека - тяготы, которые могут «забывать ся умом», помнит тело, чья память надежнее^.Диссертант использует гендерные подходы к изучению мужских и жен ских нарративов. В целом женские рассказы чаще говорят о чувствах, о радости или стьще, в то время как мужчины чаще рассказывают о работе, которую им приходилось выполнять. Таким образом, рассказывая, женщины утверждают мир вокруг себя, а мужчины - себя в мире.Для устных неформальных рассказов о депортации характерно, что жен щины чаще предпочитают умалчивать о самом горестном, а мужчины шутят и вспоминают веселые истории, и в их рассказах трудные годы предстают как юношеские приключения. Такое сочетание горя и смеха, смех как воспомина ние об ужасе, помогающий пережить его, преодолевающий страх, - возможно, универсальное явление человеческого поведения в экстремальных ситуациях.Тем не менее, в политической среде чаще встречается сознательное «по требление» травмы: политики, например, получают одобрение Центра в обмен на не упоминание проблемы территориальной реабилитации. Возможно, это универсальное отношение «политических наследников травмы», которые ста раются использовать в политической борьбе все ресурсы, включая исторические.Перспективы для большого маневра в «потреблении» депортационной травмы калмьжов в современном политическом поле отсутствуют, а мелкие ре сурсы «потребления» (материальные компенсации, снижение пенсионного воз раста и проч.) практически исчерпаны. В этой связи можно полагать, что при благополучном ходе дел в республике эта травма, как и предыдущие, будет вскоре рутинизирована.Представление о родине, память о ней зависят от времени, места, где на ходится вспоминающий, а также, от аудитории. Среди своих ровесников-эми грантов чаще припоминаются смешные истории, в присутствии людей внешне го круга воспоминания приобретают драматизм и превращаются в своего рода послание. Таким образом, память о прошлом оказьгоается в центре идентифика ции настоящего.В эпоху глобализации, когда свободное передвижение по миру стало воз можным не только для калмыков США, но и для калмыков России, понятие ро дины утратило свое сакральное значение. Если «малой родиной» для калмыка было родное кочевье, то такое же кочевье, не по форме, но по смыслу - родст венную группу - можно создать в любом месте. В наши дни во многих случаях чаще всего «родина» - это рациональный (инструментальный) выбор, а не ис торически детерминированное предписание»^. Динамичное время на рубеже веков расщепило значения понятия «родина». Теперь уже можно говорить о ро дине исторической, родине символической, родине мифологической.Исследователи, изучавшие диаспоры с менее сложным маршрутом выез да-въезда, чем у калмьжов, полагают, что «главная проблема самоидентифика ции представителей диаспоры - в ее двойной лояльности к стране-донору и стране-реципиенту»'*. В случае калмыцкой диаспоры это не так - различные ло яльности не борются и не противоречат одна другой, они сосуществуют рядом, актуализируясь по конкретному поводу, наполняя жизнь разнообразием эмоций и отношений. На примере калмыцко-американской общины мы видим «путеше ствие индивидуальной/коллективной идентичности по набору доступных в дан ный момент культурных конфигураций»^.В диссертации изучено отношение между метрополией и диаспорой, пре жде всего на примере калмыцкой общины США. Есть основания рассматривать их как единое воображаемое сообщество и как два воображаемых сообщества.Главным маркером их взаиморазличения является исторический опыт и, в пер вую очередь, его ключевые события: депортация для калмыков России и эмиг рация для калмыков Америки. Этничность трансформируется и реконструиру ется через реинтерпретацию прошлого опыта в социальном контексте.«Становление американцев» из прибывших калмыков должно было ори ентироваться также на стандарты доминирующего общества, для которого эмигрантская судьба - норма, как и гордость за этнические корни. Сохранить свою культуру в той или иной мере - это значило также уважать общество и быть не хуже других. При этом калмыки внесли свое разнообразие в культур ную и демографическую мозаику Америки такими маркерами как: буддийская религия, монгольское пятно, калмыцкий чай, а также и сами люди обогатили принимающую страну.История и опыт выживания калмыков зарубежья показывают, что община никогда не бьша неизменной общностью, к которой человек объективно при надлежит или не принадлежит. Как показало проведенное исследование, при надлежность к ней определяется через гибкие критерии, зависящие от конкрет ного исторического контекста, в котором на первый план может выдвигаться то общее происхождение, то религиозная принадлежность, то близкий фенотип.Так, менялись предпочтения в выборе невесты для женихов общины: в евро пейский период эмиграции при расовой изоляции одобрялись только калмычки; в фенотипически разнообразном американском обществе с утратой возможно сти возвращения в Калмыкию невесте достаточно или иметь тот же фенотип, или быгь буддисткой, или знать русский язык, в послеперестроечное время браки с калмычками вновь стали более престижными. Таким образом, этниче ская граница, которая выстраивалась как защитный рубеж от внешнего/чужого мира, вьфажаясь в предпочтении внутригрупповых браков, оказалась подвиж ной и ситуативной. Пример калмыцкого «визуального меньшинства» в США показал, что родной язьпс не так существенн для сохранения этнической иден тичности, если она поддерживается отличной от преобладающей религией.Важным обстоятельством являются и множественные идентичности или многокультурность самих членов калмыцкой общины, практически все члены которой, возможно за исключением юного поколения, сочетают в своей повсе дневной и ритуальной жизни этнически окрашенные элементы разных культур: калмыцкую еду, сербские танцы, русские песни, болгарские термины родства.Особенно это заметно в речевом поведении.Как показьюает диссертант в своей работе, массовые вынужденные пере селения (1920, 1943, 1943-1956) были настолько существенными для калмыков, которые так или иначе становились иными в связи с этими собыгаями, что они становятся основными рубежами в процессе смены идентичностей. Таким обра зом, смена идентичности в связи с изменениями в этнополитической истории калмыцкого народа в XX в. происходила следующим образом:

1. 1918/20-1943 гг.: от примордиальной идентичности к советской. Граж данская война и первый исход послужили рубежом смены примордиальных идентичностей классовыми. Это был период стремительной и часто вынужден ной модернизации: смена традиционного хозяйства - кочевого экстенсивного скотоводства - стационарным повлекла за собой отказ от мобильного поселения и жилища - хотона и юрты. В этот период началась консолидация калмьщкого народа: терские и оренбургские калмыки были переселены на территорию обра зованной республики, появившаяся столица Элиста привлекала население из разных улусов.Люди учились жить в землянках и домах, в поселках и селах. Замена «яс ного письма» на латиницу, а за тем на кириллицу делали недоступной старо письменную литературу. Борьбах религией, уничтожение буддийских храмов, преследования священнослужителей заставили людей строить жизнь без этого ранее важного института. В тоже время доктрина равных прав человека по ро ждению независимо от пола и происхождения существенно поменяла ориентиры в социальной организации общества. Это было время создания калмыцкой прессы, издательского дела, профессионального театра, системы среднего и высшего образования по европейской модели и появления новой творческой и административной элиты. Новая идеология потребовала переоценок прошлого, которое презентировалось как классовый и национальный гнет, как «бесконеч ная цепь страданий» (В.И. Ленин). Русский язьпс стал активно входить в обще ственную жизнь, но в приватной сфере язьпсом общения оставался калмыцкий язьпс. Репрессии священников, аристократов, кулачества, белоэмигрантов-репа триантов, неугодных партийных и государственных деятелей, писателей и дру гих «врагов народа» не прекращались. Второй исход части народа с отступив шими оккупантами показал, что процесс формирования новых идентичностей не был завершен, гражданское самосознание находилось в становлении.2. 1943-1956 гг.: стигматизованная идентичность*. 28 декабря 1943 г. кал мьпси были высланы в Омскую, Томскую, Новосибирскую области. Алтайский край, затем в Казахстан, Салехард, на Таймьф. Это дисперсное расселение в ре гионы иной экологии, хозяйственной традиции, вероисповедания при отличи тельном фенотипе наряду с депривацией и обвинениями в измене родине ста вили людей вне социума. Чтобы выжить, а затем войти в местное сообщество, калмыкам надо было освоить русский язьпс, приобрести новые хозяйственные навыки, а все этнически окрашенные стороны жизни ограничивать приватной сферой. Этноним «калмык» был запрещен в общественном дискурсе. Этнич ность приобретала стигматизованный характер. Язык и календарные праздники были публичными маркерами калмьщкой культуры, поэтому они стали заме щаться русской речью и советскими праздниками. Стигматизированная этнич ность в сочетании с иным, нежели в доминирующем сообществе, фенотипом побуждает этническую группу во время депривации, а также и в посттравмати ческий период отказываться от наиболее ярких маркеров этнической культуры: личных имен, языка общения, демонстративной религиозности и народных праздников.Ключевую роль в восприятии травмы играла религия. Буддистская этика направляла поиск виноватых во-внутрь группы, учила не множить зло обидой, что благотворно отражалось на реабилитационном процессе, который, тем не Термин предложен И.Такезава в указанной работе.менее, нуждался в специальных акциях, направленных на позитивное пережи вание травмы.3. 1957-1993 гг.: советская калмьщкая идентичность складывается в этот период. Это было время активного хозяйственного и культурного строительст ва. После восстановления республики административное районирование терри тории было изменено и уже в меньшей степени увязывалось с прежним улусно аймачным принципом. Два больших района, где проживали торгуты, остались в Астраханской области, в Ростовскую область вошел Калмыцкий район, где ра нее жили донские калмьпси. Русский язык активно вошел и стал доминировать в общественной сфере, а с 70-х гг. - и в семье. Среднее и высшее образование ве лось на русском языке, калмыцкий язык преподавался на правах иностранного языка. Общество в целом стало атеистическим, календарные праздники воспри нимались как пережитки в религиозной сфере. Самым важным историческим событием считалось добровольное вхождение калмьщкого народа в состав Рос сии. Так же как и третье поколение японцев в США, третье поколение калмы ков при советской власти отходило от традиций этнической группы и предпо читало стандарты большого общества. Это было следствием депортационного периода и результатом пропагандируемой идеологии «советского народа как новой исторической общности».4. 1993-2003 гг.: постсоветская идентичность. В постсоветской Калмьпсии произошли существенные изменения в самосознании и культуре народа. Созда ние новой формы государственности, введение поста президента РК, создание парламента (хурала) вызвали к жизни поиски другого, отличного от советского образа народа и репрезентации этого образа для внешнего мира, переписывания и переосмысления своей истории, отношение к проблеме памяти как к пробле ме социальной власти.Долгие годы в отечественной науке господствовали представления о при мордиальной основе этнической культуры, а также о языковой компетенции как основе этнической идентичности. Поэтому доминирующие позиции русского языка во всех сферах, включая семью, при плохом знании или полном незнании родного языка, способствовали восприятию интеллектуальной элитой этно культурных процессов в последние десятилетия XX в. как угрожающих суще ствованию народа.В этой связи в калмыцком обществе можно отметить явление, известное как «изобретение традиции». В современной Калмыкии оно инициируется сверху: только за последние несколько лет были приняты указы о государст венной поддержке калмыцкого эпоса «Джангар», государственной программе калмыцкого языка, о «национальных» видах спорта, о новых формах орфогра фии в калмыцком языке, о фиксации родовых идентичностей в административ ном порядке, о калмьщких праздниках, ставших государственными в РК. Таким образом, в республике получает распространение неоэтничность, изобретенная из фрагментов традиционной культуры с ориентацией на внешний мир как ре акция на глобализационные процессы и как попытка восстановить этнокуль турные утраты депортационных лет и преодолеть «этнический кризис». Осо бенно это важно для правящей элиты, которая стремится подчеркивать само бытность республики буддийскими символами, а также «ориентализмом», осо бенно заметным в архитектурном облике столицы.Для эмиграции предложенная схема выглядит иначе.1. 1920-1951 гг. - идентичность калмьщких беженцев соответствует пе риоду проживания калмыков в разных странах Европы. Это было время разроз ненных калмьщких общин, сознательных усилий по сохранению калмыцкой, а часто и русской культуры, связанное с уверенностью во временности пребыва ния вне Калмыкии/России. Главным маркером этнической культуры в этот пе риод стал буддизм.Большую роль в поддержке калмыцкой идентичности в этих условиях сыграла калмыцкая эмигрантская пресса и калмыцкие общественные организа ции. Сложная социальная организация, отраженная в иерархическом самосоз нании, способствовала выживанию мигрантской группы, при этом разные уровни локальных идентичностей (род, кость, станица, аймак, улус) актуализи руются в зависимости от конкретно-исторических условий.2. 1952-2003 гг.: калмыцко-американская идентичность сложилась после переезда калмыков в США, когда с иллюзиями о возвращении на родину было покончено. Это способствовало успехам адаптации этнической группы в доми нирующем обществе. Влияние доминирующей культуры вьфажается, прежде всего, в переходе от русско-калмыцко-английского трехязычия старшего поко лении к одноязычию младшего поколения. Идентичность выражается в пред почтении внутригрупповых браков, приверженности буддизму, калмыцким календарным праздникам и особому отношению к российской культуре. После установления прямых контактов с жителями республики калмыцко-амери канская идентичность стала укрепляться. В этот период стала складываться транснациональная семья, в которой распределение семейных ролей и обязан ностей не зависит от государственных границ.Жизнь калмьщкой общины в США, история ее миграции и сохранения множественных идентичностей, так же как и у калмыков Российской Федера ции, демонстрируют гибридный характер культуры и отсутствие жесткой куль турной нормы. Так или иначе, эта культурная сложность имела место и до вы нужденных миграций, а после них она приобрела особую конфигурацию вслед ствие сложности эмиграционной судьбы общины.Проведенное диссертационное исследование открывает новые исследо вательские перспективы. Прежде всего, направление, связанное с изучением трансформаций этнической идентичности, а также исследование коллективной травмы и отношения последующих поколений к ней. Несомненно перспектив ным в отечественной этнологии должно стать изучение индивидуальных жиз ненных стратегий.' Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской вой ны. М., 2001.^ Чеснов Я.В. Историческая этнология. М., 1998.^ Тишков В.А. Теория диаспоры // Тишков В.А. Политическая антропология.'* Воронков В., Освальд И. Введение. Постсоветские этничности // Конструиро вание этничности. Этнические общины Санкт-Петербурга. СПб., 1998. 12.^ Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной ан тропологии. М., 2003. 123.ОПРЕДЕЛЕНИЕ ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ТЕРМИНОВ И ПОНЯТИЙ Аймак, дэмг - племя, затем территориально-админстративная единица Аршан - освященная молитвой вода Бакши, багши - букв. Учитель, обращение к духовному лицу Бвриги - блюдо, похожее на пельмени, но специфической формы Борциг - жареные в масле изделия из теста, часто ритуальная еда Бузава - донские калмыки, входившие в состав ВВД Буин - буддийский обряд, совершаемые после смерти человека Бурхан - Будда, а также изображение буддийского божества.Гол тяклгн, Нал тэкллнн - обряд поклонения огню Гевше, гелнг, манжик, гевкю, гунзуд, лама — степени посвящения в буддийский монашеский сан Гунзад - казначей в буддийском монастыре Даалга, даална - ритуальный набор продуктов Деедоки, дееэн; - первая, лучшая часть пищи, которая ставится перед бурханами Дербеты (бага, ики ), малые и большие, - один из основных этнических компонентов калмьщкого народа Джомба, эн;омба - калмыцкий чай, сваренный по всем правилам.Зайсанг, зээсцг - представитель родовой знати Зул, зул - зимний календарный праздник, знаменующий начало нового года у калмыков; лампада Йорял - традиционное благопожелание, обьино в стихотворной форме Кужм - благовония Лама - звание учителя богословия, равнозначное гуру Маани - буддийская молитвенная формула, иногда наименование священников Мантра - магическая буддийская формула Мащ - религиозный пост Медлгчи - «знающие», люди, практикующие лечение шаманской практикой Мяядр Гегян, Мэздр Гегэн - праздник в честь божества Майдари (Майтрейя) Ойраты - монголоязьшный народ, ставший предками калмыков Очир - ваджра (санскр) - скипетр, символ власти Рабджамба - тибетская ученая степень Ргшпоче - ученая степень, соответствующая доктору философии буддизма Самбер - обряд посвящения, подобный конфирмации у католиков.Субурган, сувргн - мемориальное сооружение - хранилище праха священного человека Сюме, суме - небольшой буддийский храм Танка - тип буддийской иконы Торгуты — один из основных этнических компонентов калмьщкого народа Умскулъ, умскул - почетный ритуальный дар, обычно наплечная одежда или ткань для нее Урс-сар, Ypc - летний праздник плодородия Хадак, хадг - белый или голубой шарф, материализованное благопожелание Хотон - традиционное поселение родственной группы Хошеуты (хошуда) - этническое подразделение в составе калмыков.Хуварак, хуврг - священник, принявший монашеский обеты Хурул - буддийский монастьфский комплекс у калмыков, ныне - храм.Хутухту - перерожденец высшего буддийского иерарха Цаган идя, цанан идэ - белая, священная пища молочная Цаган-сар, Цаган, Цанан - Белый месяц, весенний календарный праздник Цацал - ритуальное окропление святой водой Шаджин-лама, шаок;ин-лама — верховный священник у калмыков Эмчи - врач, часто священник, практиковавший тибетскую медицину

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Гучинова, Эльза-Баир Мацаковна, 2004 год

1. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.

2. Антропология насилия. Под ред. В.Бочарова и В.Тишкова. СПб., Наука. 2001.

3. Арутюнов А. Народы и культуры. Развитие и взаимодействие. М.,1989.

4. Балибар Э., Валлерстайн И. Раса, нация, класс. Двусмысленные идентичности.1. М.,2003.

5. Бахтин М., (под маской) // Волощинов В.Н. Марксизм и философия языка. М.,2000.

6. Бгажноков Б.Х. Основания гуманистической этнологии. М., 2003.

7. Белановский А. Глубокое интервью. М., 2001.

8. Белановский А. Метод фокус-групп. М., 2001.

9. Веселова И.С. Рассказчики и рассказчицы: наблюдения над типами речевогоповедения // Мифология и повседневность: тендерный подход в антропологических дисциплинах. Материалы научной конференции 19-21 февраля 2001 г. СПб., 2001.

10. Григулевич Н.И. Этническая экология питания. Традиционная пища русскихстарожилов и народов Закавказья. М., 1996.

11. Жуковская Н.Л. Кочевники Монголии. Культура. Традиции. Символика. М.,2002.

12. Жуковская Н.Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.,1988.

13. Жуковская Н.Л. Ламаизм и ранние формы религии. М., 1977.

14. Золотухина. М.,В. Мир американской семьи. М.,1999.

15. Конструирование этничности. Этнические общины Санкт-Петербурга. Под ред.

16. В.Воронкова и Л.Осборн. СПб.,1998.

17. Конрад Л. Агрессия (так называемое «зло»). СПБ., 2001.

18. Крадин Н.Н. Кочевые общества (проблемы формационной характеристики).1. Владивосток, 1992.

19. Мультикультурализм в трансформирующихся обществах. Под ред.

20. В.С.Малахова и В.А.Тишкова. М., 2002.

21. Марков Г.Е. Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации. М.,1976.

22. Мид М., Культура и мир детства. М.,1988.

23. Некрич A.M., Наказанные народы. Нью-Йорк. 1978.

24. Нора П. Поколение как место памяти // Новое литературное обозрение. № 30.2/1998.

25. Потестарность. Генезис и эволюция. Отв. Ред. Попов В.В. СПб., 1997.

26. Сандомирская И. Книга о родине: опыт анализа дискурсивных практик. Вена.2001.

27. Символы и атрибуты власти: Генезис, семантика, функции. Отв. Ред. Попов1. В.В. СПб., 1996.

28. Скворцов Н.Г. Проблема этничности в социальной антропологии. СПб., 1996.

29. Соколовский СВ. Образы других в российских науке, политике и праве. М.,2001.

30. Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М., 2003.

31. Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте: этнография чеченской войны. М., 2001.

32. Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997.

33. Тишков В.А. Этнология и политика. М., 2001.

34. Томсон, Пол. Голос Прошлого. Устная история. М., 2003.

35. Хаттон П. История как искусство памяти. Пер. с англ. Быстрова В.Ю. СПб.,2003.

36. Шнирельман В.А. Войны памяти. Мифы, идентичность и политика в Закавказье. М., 2003.

37. Этнические аспекты власти. Сборник статей. Под ред. В. Бочарова. Санкт1. Петербург. 1995.

38. Этничность и власть в полиэтнических государствах. М., 1994.

39. Янчевский Н.Л. Колониальная политика Московского государства в 15-17 вв.1. Ростов-на-Дону. 1930. 1. ИССЛЕДОВАНИЯ О ДИАСПОРАХ и НАСИЛЬСТВЕННЫХ ПЕРЕСЕЛЕНИЯХ

40. Аствацатурова М.,А. Диаспоры в Российской Федерации: формирование иуправление (Северо-Кавказский регион). Ростов - Пятигорск. 2002.

41. Александров К.М., Против Сталина. Сборник статей и материалов. СПб., 2003.

42. Авторханов А. Убийство чечено-ингушского народа: народоубийство в СССР.1. М.Л991.

43. Алпатов В.М., Николай - Николас Поппе. М., 1996.

44. Балинов Ш. Русское «оборончество» и казачье «пораженчество». Доклад, прочитанный 29 марта 1936 г. в Париже на публичном собрании, устроенном Обществом Ревнителей Казачества. Париж. 1936.

45. Богина Ш.А. Иммигрантское население США. М.,1976.

46. Борманжинов А. Записки о калмьщкой диаспоре // Теегин герл (Свет в степи).

47. Бугай Н.Ф., Гонов A.M., Кавказ: народы в эшелонах (20-60-е годы). М., 1998.

48. Бугай Н.Ф. Операция «Улусы». Элиста, 1991.

49. Бугай Н.Ф. Депортация народов в Советском Союзе. Нью-Йорк, 1996.

50. Бугай Н.Ф. О депортации калмьщкого народа // Свет в степи. № 3. 1990.

51. Бугай Н.Ф., Мекулов Д.Х. Народы и власть: «социалистический эксперимент».1. Майкоп. 1994.

52. В движении добровольном и вынужденном. Постсоветские миграции в Евразии. Под ред. А.Р. Вяткина, Н.П. Космарской, А. Панарина. М.,1999.

53. Викторин В.М., Калмыцкий этнический ареал в Нижнем Поволжье и проблемареализации Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» // Этничность и власть в полиэтничных государствах. М., 1994.

54. Вьшцан М.А. Депортация народов в годы Великой Отечественной войны //

55. Этнографическое обозрение. № 3. 1995.

56. Гилязов И. На другой стороне (Коллаборационисты из поволжскоприуральских татар в годы второй мировой войны). Казань. 1998.

57. Гулиев М.О. Этническое самосознание балкарцев в период их насильственноговыселения и его отображение в современной национальной поэзии (на примере творчества К. Кулиева) // Национальные отношения и межнациональные конфликты. Владикавказ. 1997.

58. Дараган Н.Я., Кулакова Н.Н.. Роль внешней и внутренней миграции вформировании населения и культуры городов США // Очерки по культурной антропологии американского города. М., 1997.

59. Депортации народов СССР (1930-е -1950-е годы) Вып. 12. Часть 1.

60. Документальные источники. М., 1992.

61. Дороченков А.И. Эмиграция «первой волны»: о национальных проблемах исудьбе России. СПб., 2001.

62. Дробязко С , Каращук А. Восточные легионы и казачьи части в вермахте. Военно-историческая серия «Солдать». Униформа. Вооружение. Организация. М., 2001.

63. Дятлов В. Диаспора: попыгка определиться в понятиях // Диаспоры. № 1.1999.

64. Забужко О. Тендерная структура украинского колониального сознания: к постановке вопроса // О мужественности. Сб. статей. Сост. Ушакин М., 2002.

65. Земсков В.Н. К вопросу о репатриации советских граждан 1944-1951 годы.//

66. История СССР. М., 1990. № 4.

67. Земсков В.Н. Массовые освобождения спецпереселенцев и ссыльных 1954-1956годы // Социологические исследования. М., 1991. JV» 1.

68. Земсков В.Н. Спецпереселенцы (по документам НКВД-МВД СССР) //

69. Социологические исследования. М., 1992. №11.

70. Земсков В.Н. Спецпереселенцы (1930—1959) // Население России в 20-50-х гг.:численность, потери, миграция. Сб. научных трудов. М., 1994.

71. Златкин И.Я. А.Тойнби об историческом прошлом и современном положениикочевых народов // Вопросы истории. М., 1971. № 2.

72. Ибрагимбейли Х.М. Сказать правду о трагедии народов // Политическое образование. № 1.1989.

73. Ибрагимбейли Х.М., Необоснованные построения // Вопросы истории. №2.1989.

74. Иларионова Т. Этническая группа: генезис и проблемы самоидентификации(теория диаспоры) М., 1994.

75. Ионцев В.А., Лебедева Н.М., Назаров М.В., Окороков А.В. Эмиграция и репатриация в России. Составитель и главный редактор Бондарев А.A.M., 2001.

76. Иосиф Сталин - Лаврентию Берии: «Их надо депортировать...» Документы,факты, комментарии. М., 1992.

77. Казанцев А. Третья сила. Россия между нацизмом и коммунизмом., М., 1994.

78. Карпов Н. Крым - Галлиполи - Балканы. М., 2002.

79. Кирсанов Н.А., Дробязко СИ. Великая Отечественная война 1941-1945 гг.: национальные и добровольческие формирования по разные стороны фронта // Вопросы истории. № 7. 2001.

80. Клех Ю. Записки о войне // Дружба народов. 2001. № 1.

81. Козлов В.И. Иммигранты и этнорасовые проблемы в Британии. М.,1987.

82. Котов В.И. Депортация народов Северного Кавказа: кризисные явления этнодемографической ситуации // Северный Кавказ: выборы пути национального развития. Майкоп. 1994.

83. Конфедерация репрессироваиньк народов Российской Федерации. 1990-1992.

84. Документы и материалы. М., 1993.

85. Коркмасова К.Д. В братском единстве. Ростов-на-Дону. 1982.

86. Крайности истории и крайности историков. М., 1997.

87. Кромиади К. За землю, за волю. На путях русской освободительной борьбы.1. Сан-Франциско. 1980.

88. Кудряшов Предатели, «освободители» или жертвы войны? Советскийколлаборационизм (1941-1942) // Свободная мысль. № 14. 1993.

89. Кудряевцев В.Н., Трусов А.И. Политическая юстиция в СССР. М.„ 2003.

90. Левин З.И. Менталитет диаспоры. Системный и социокультурный анализ. М.,2001.

91. Литература зарубежья: Проблема национальной идентичности. Отв. Ред. БарабашЮ.М.,2001.

92. Мелконян Э.Л. Армянская семья в условиях диаспоры // Этнографическое обозрение. №6.1988. 99. «Мусульманская плаха» для России. Публикация В.П.Ямпольского // Военноисторический журнал. 1996. № 5.

93. Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX-XX вв. Сб.ст. Под ред.

94. Полякова Ю.А. Сост. Тарле Г.Я. М., 2001.

95. Нравственные ограничения войны. Проблемы и примеры. Под редакцией Бруно

96. Коппитерса, Ника Фоушина, Рубена Апресяна. М., 2002.

97. Нитобург Э.Л. Евреи в Америке на исходе XX века. М., 1996.

98. Паин Э.А. Возвращение (о репатриации депортированных народов) //

99. Социологические исследования. JVb 12. 1990.

100. Поль М. «Неужели эти земли нашей могилой станут?» Чеченцы и ингуши в Казахстане (1944-1957 гг.)//Диаспоры. №2. 2002.

101. Полян П. Не по своей воле... История и география принудительных миграций в1. СССР. М., 2001.

102. Полян П.. Жертвы двух диктатур. Жизнь, труд, унижение и смерть советскихвоеннопленных и остарбайтеров на чужбине и на родине. М., 2002.

103. Полоскова Т.Диаспоры в системе международных связей. М., 1998.

104. Пронин А.А. Историография российской эмиграции. Екатеринбург. 2000.

105. Реабилитация народов и граждан. 1954-1994. М., 1994.

106. Ремелева Е. 50-летний юбилей пребьтания калмыков в США, 1951-2001 г. //

107. Русская жизнь. Сан-Франциско. 22.12.2001.

108. Репрессированные народы: история и современность. Материалы Российскойнаучно - практической конференции. Элиста, 1992.

109. Репрессированные народы: история и современность. Материалы Российскойнаучно - практической конференции. Элиста, 1993.

110. Решетов A.M. Н.Н.Поппе (1897-1991): две части одной жизни // Немцы в России. Три века научного сотрудничества. СПб., 2003.

111. Рингельхайм Джоан. Женщины и Холокост: переосмысление исследований //

112. Антология гендерных исследований. СПб., 1999.

113. Рошин Л. Коллаборационисты и жертвы режима // Знамя. № 8. 1994.

114. Русское зарубежье: Хроника научной, культурной и общественной жизни, 19401975: Франция. Под общ. Ред. Мнухина Л.А. М., 2000.

115. Русские без Отечества: очерки антибольшевистской эмиграции 20-40-х гг. //

116. Алексеева Е.В., Герасимова Н.П., Демина Л.И. и др. Отв. Ред. Карпенко СВ.

117. Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитациижертв политических репрессий. М., 1993.

118. Семиряга М.,И. Как мы управляли Германией. М., 1995.

119. Стецовский Ю. История советских репрессий. В 2-х томах. М., 1997.

120. Толстой Н. Жертвы Ялты. Париж. 1988. 275.

121. Так это было. Национальные репрессии в СССР. 1919-1952 годы. Составитель,редактор и автор комментариев Алиева. В 3-х томах. М.,1993.

122. Тен В.А. Корейская дисапора в США: формирование и адаптация. Путь от кулидо «образцового меньшинства?». М., 2000.

123. Тимонин Е.И. Исторические судьбы русской эмиграции (1920—1945 гг.). Омск.2000.

124. Тишков В.А. Увлечение диаспорой (о политических смыслах диаспоральногодискурса) // Диаспоры. 2003. № 2.

125. Тишков В.А. Исторический феномен диаспоры // Этнографической обозрение.2002. № 2.

126. Фойлер Дж, Чаппел М. Кавалерийские части Германии и ее союзников во Второй мировой войне 1939-1945. Военно-историческая серия «Солдать». М., 2003.

127. Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш: белая эмиграция во Второй мировой войне. М., 2001.

128. Хатаев А. Эшелон бесправия. М., 1997.

129. Чертика З.С. Плавильный котел? Парадигмы этнического развития США. М.,2000.

130. Чубарьян А.О. Дискуссионные вопросы истории войны // Вторая мировая война. Актуальные проблемы. К ЗОлетию Победы. М., 1995.

131. Шнирельман В.А. Мифы диаспоры // Диаспорьь № 2-3. 1999.

132. РАБОТЫ О КАЛМЫКАХ И КАЛМЫЦКОЙ ЭМИГРАЦИИ

133. Авляев Г.О. Происхождение калмыцкого народа (cep.IX - 1я четверть XVIII в.)1. Элиста, 1994.

134. Алексеева П.Э. Станица Граббевская (XVII в. - декабрь 1943). Историческийочерк. Элиста, 1997.

135. Бакаев П.Д. Размышления о геноциде. Элиста, 1992.

136. Бакаев П.Д. О трагедии в истории калмыцкого народа. Элиста, 2003.

137. Бакаева Э.П. Буддизм в Калмьжии. Историко-этнографические очерки. Элиста, 1994.

138. Бакаева Э.П., Гучинова Э.-Б. М. Алкоголь в обрядовых действиях у калмыков //

139. Проблемы изучения традиций в культуре народов мира. М.,1990

140. Бакаева Э.П., Гучинова Э.-Б.М. Погребальный обряд у калмыков в XVII-XX вв.// Советская этнография. 1988. № 4.

141. Бакаева Э.П., Гучинова Э.-Б.М.. Магия в обрядах родинного ритуала калмыков// Традиционная обрядность монгольских народов. Под ред. К.Герасимовой. 1. Новосибирск. 1992.

142. Бакаева Э.П., Гучинова Э.-Б.М. Традиционные представления калмыков о жизненном цикле и их отражение в свадебном обряде. Элиста, 1989.

143. Бакунин В.М. Описание калмыцких народов, а особливо из них торгоутского, ипоступков их анов и владельцев. Соч. 1761 г. Вст. статья М.М. Батмаева. Элиста, 1995.

144. Басхаев А.Н. Монголы, ойраты, калмыки (очерки истории военного дела XIII1. XVIII вв.) Элиста, 2000.

145. Батмаев М.М. Калмыки в XVII-XVIII вв. События, люди, быт. В 2-х кн. Элиста, 1992.

146. Бембеев В.Ш. Взгляд сквозь времена. Исторический очерк. М.,1991.

147. Бембеев В.Ш. история и культура родного края. Программа. 5-11 классы. Элиста, 1992.

148. Бембеев В.Ш., Бембеева В.В. Рассказы по истории и культуре ойрат-калмыков(с древнейших времен до переселения их в низовье Волги и Предкавказье) Элиста, 1992.

149. Бимбаев М.,Т., Гучинов М.,И., Заднепрук А.И., Заярный А.С., Илишкин Н.У. Вгоды суровых испытаний. Боевой путь 110-й Отдельной Калмьщкой кадалерийской дивизии. Элиста, 1981.

150. Боваев Б. Калмыки в отечественной историографии. Автореферат диссертациина соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1987.

151. Богшрахинский аймак и богшрахинцы. Краткие исторические очерки. Авторсоставитель П.Э. Алексеева. Элиста, 2002

152. Борджанова Т.Г. Смеховая культура калмьпсов (предварительные заметки) //

153. Смех: истоки и фукции. Под ред. А.Г. Козинцева. СПб., 2002.

154. Борисенко И. В, Горяев А.Т. Очерки истории калмыцкой эмиграции. Элиста,1998.

155. Борисенко И.В. Времен минувших отраженье: краеведческие заметки о Калмыкии. Элиста, 1990.

156. Борисов Т.К. Калмыки в низовьях Волги. М., 1917.

157. Борисов Т.К. Калмыкия. Историко-политический и социально-экономическийочерк. М.-Л., 1926.

158. Бурдуков А.В. Каракольские калмыки (сарт - калмьпси) // Советская этнография.1. М.-Л., 1935. №6.

159. Бурчинова Л.С, Команджаев А.Н. От феодализма к капитализму: история экономического развития дореволюционной Калмыкии. Элиста, 1989.

160. Бутовская М., Гучинова Э. Тендерные траектории в калмыцкой культуре // Учеба. Элиста, 1998. №2.

161. Бутовская М.Л., Гучинова Э.Б. Мужчина и женщина в современной Калмыкии:традиционные гендерные стереотипы и реальность // Тендерные проблемы в этнографии. М., 1998.

162. В боях за Северный Кавказ. Воспоминания воинов 110-й отдельной калмьщкойкавалерийской дивизии. Элиста, 1973 г.

163. В годы суровых испытаний: Боевой путь 110-й Отдельной Калмыцкойкавалерийской дивизии. Элиста, 1976.

164. Вопросы сравнительной этнографии и антропологии Калмыков. Под ред. А.Г.1. Митирова. Элиста, 1980.

165. Вопросы истории ламаизма в Калмыкии. Под ред. Н.Л. Жуковской. Элиста,1987.

166. Гладкова А. Калмыки-спецпереселенцы в Западной Сибири на завершающемэтапе Великой Отечественной войны (1944—1945 гг.) // Вклад трудящихся

167. Калмыкии в победу над фашистской Германией. Сб. научных трудов. Элиста,

168. Годаев П. Боль памяти. Элиста, 1999.

169. Грум-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. 1. СПб.,1914.

170. Грум-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. 2. Л. 1926.

171. Гузенкова Т.С. Межэтническая ситуация в Калмыкии. ИЭА РАН. Серия

172. Неотложная этнология. М., 1992.

173. Гучинова Э.Б.М. Современные семейные обряды калмыков. Авторефератдиссертации на соискание ученой степени канд. ист. наук. ИЭА АН СССР. 1. М.,1989.

174. Гучинова Э.-Б.М. Постсоветская Элиста: власть, бизнес и красота. СПб., 2003.

175. Гучинова Э.-Б.М. Улица «Kalmyk road». История, культура и идентичности калмыцкой общины США. СПб., 2004.

176. Гучинова Э-Б.М. Калейдоскоп идентичностей в калмыцкой общине США //

177. Этнографическое обозрение. 1999. № 4.

178. Гучинова Э-Б.М. Бизнес—слой Калмьпсии: новые модели жизни. М.,1999.

179. Гучинова Э-Б.М. Калмыкия: Модель этнологического мониторинга. М.,1997.

180. Гучинова Э-Б.М., Таванец Д. Этно-политическая ситуация в Калмыкии. Серия «Неотложная этнология». М., 1994.

181. Гучинова Э-Б.М. Этнополитическая ситуация в Калмыкии // Развивающийсяэлекторат России Т.2. Выборы-93. М. 1995.

182. Гучинова Э-Б.М. Этнополитические процессы в Калмыкии. 1994—1995 // Развивающийся электорат России. Вьш.2. Выборы-95. М., 1996.

183. Добровольное вхождение калмьщкого народа в состав России: историческиекорни и значение. Элиста,1985.

184. Дорджиев В.П., Дорджиева Г.Ш. Хотон «Эндыр». Элиста, 1998.

185. Душан У. Вредные обычаи и суеверия у калмьпсов и борьба с ними // Красныйкалмык. Астрахань. 1928.

186. Жуковская Н.Л. Американские калмьпси (К проблеме сохранения этническойспецифики) // Всесоюзная научная сессия по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1988-1990 гг. тезисы докладов. Часть 1. 1. Алма-ата 1990.

187. Жуковская Н.Л., Стратанович Г.Г. Калмыки // Народы Поволжья и Приуралья.1. М., 1985.

188. Жуковская. Калмыкия и калмыки в постперестрочное время (анализреспубликанской прессы с сентября 1991 по ноябрь 1992 гг.) //

189. Этнографическое обозрение. 1993. №2.

190. Зайковский В.В. Среди калмыков. М.,-Л. 1939.

191. Златкин И.Я. К вопросу о сущности патриархально-феодальных отношений укочевых народов // Вопросы истории. М., 1955. №4.

192. Златкин И.Я. Концепция истории кочевых народов А.Тойнби и историческаядействительность// Современная историография стран зарубежного Востока. 1. М., 1971.

193. Златкин И.Я. история Джунгарского ханства 1635-1758. Отв. Ред. Г.Д.Санжеев.1. М., 1983.

194. Знаменательные даты в жизни Бурятии и Калмьпсии (К 300-летию добровольного вхождения Бурятии и 350-летие добровольного вхождения Калмыкии в состав Российского государства) // Советская этнография. М., 1959. № 5.

195. Иванов М.П. Годы ссьшки: воспоминания и мысли. Элиста, 1997.

196. Илюмжинов К.Н., Максимов К.Н. Калмыкия на рубеже веков. Исследованиеистории калмыцкого народа. М., 1997.

197. Илюмжинов К.Н. Калмыкия перед выбором. М., 1993.

198. Илюмжинов Н.Д. Предки, факты, время. Элиста, 1997. 84.

199. Из истории движения за национальную школу в Калмыкии. К 60-летию союзаучителей «Халимаг Тангачин». Сборник документов и материалов. Элиста, 1967.

200. Имкенова А.Б. Этническая идентичность калмыков. Элиста, 1999.

201. Истоков Б. Калмыцкое право и трагедия маленького народа. Нью-Йорк. 1952.

202. История Калмыкии с древнейших времен до XX века. Учебное пособие для 7-8классов (Бембеев В.Ш., Бурчинова Л.С, Шовунов К.П., Эрдниев У.Э.) Элиста, 1987.

203. Калмыки. Ред. и сост. Жуковская Н.Л. М., 2003.

204. Калмыки в истории СССР. Пособие для изучающего историю родного края.

205. Под ред. М.Л. Кичикова. Элиста,!968.

206. Калмьпси в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Документы и материалы. Элиста, 1966.

207. Калмьпси: перепутье 1980-х. Проблемы этнокультурного развития. М., 1993.

208. Калмыкия. Этнополитическая панорама. Т.1. Под ред. Гучиновой Э-Б.М., Комаровой Г.А. М.,1995.

209. Калмьшия. Этнополитическая панорама. Т.2. Под ред. Гучиновой Э-Б.М.,, Комаровой Г.А. М.,1996.

210. Калмыкия в единой семье народов СССР. Элиста, 1989.

211. Калмьпсия в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Сб. документов. Элиста, 1966.

212. Калмьпсия в истории СССР. Пособие для изучающих историю родного края.1. Элиста, 1968,

213. Калмыцкие историко-литературные памятники в русском переводе. Сост., ред.предисловие А.В. Бадмаева. Элиста, 1969.

214. Калмыцкие благопожелания. М., 2001.

215. Калмыцкий шатер. Сборник материалов. Элиста, 2002.

216. Калмыцко-ойратский сборник. Под ред. А. Борманжинова, И. Крюгера. Калмыцкая этнографическая серия. Филадельфия, 1966.

217. Каляева Э.С. «Джангр» или «Джангар»? К истории русского перевода // Литературное обозрение. 1997. № 4.

218. Карагодин А.И. Дуальная организация у приволжских калмьпсов // Советскаяэтнография. №5.1984.

219. Кичиков М.,Л. Исторические корни дружбы русского и калмыцкого народов.

220. Образование Калмыцкого ханства. Под ред. И.Я.Златкина. Элиста, 1966.

221. Пособие для учителя по изучению курса истории Калмыкии. Элиста, 1994.

222. Кичиков М.Л. Во имя победы над фашизмоМ., Элиста, 1970.

223. Кичиков М.Л. Образование Калмьщкого ханства. Пособие для учителя по изучению курса истории Калмыкии. Элиста, 1994.

224. Книга памяти ссылки калмыцкого народа. В 3 томах. Элиста, 1994.

225. Колесник В.И. Последнее кочевье. М., 2003.

226. Колесник В.И. Демографическая история калмыков в XVII-XIX вв. Элиста,1997.

227. Кольдонга Контуры ойратской истории. Очерк. Нью Брансуик, 1992.

228. Команджаев А.Н. Историческая память народа // Время перемен. Элиста, 1990.

229. Команджаев А.Н. исторический опыт и современность: вопросы взаимосвязей //

230. Проблемы отечественной и всеобщей истории. Сб. научных трудов. Элиста,1988.

231. Котвич В.Л. Краткий обзор истории и современного положения Монголии.1. СПб., 1914.

232. Ленкова М. История Калмьжии XX века в современной историографии. Элиста,2001;

233. Митиров А.Г. Ойраты - калмыки: века и поколения. Элиста, 1998

234. Митиров А.Г. По следам находок и утрат. Очерки. Элиста, 1990.

235. Материальная и духовная культура калмьпсов. Элиста, 1983.

236. Максимов К.Н. Развитие советской национальной государственности. Элиста,1981.

237. Навеки вместе: 375 лет добровольного вхождения народа в состав России (Отв.ред. К.П. Катушов, А.Н. Наберухин) Элиста, 1984.

238. Наднеева К.А. Буддизм махаяны в Республике Калмьпсия. Учебное пособие.1. Элиста, 2002,

239. Наминов-Бурхинов Д. Борьба за гражданские права калмыцкого народа. Элиста, 1997.

240. Народы Калмыкии: современные социокультурные и этнические процессы.1. Элиста, 1997.

241. Народы Калмыкии: перспективы социокультурного и этнического развития.

242. Сборник научных трудов. Элиста, 2000.

243. Наука и высшая школа Калмыкии. Элиста, 2000.

244. Номинханов Д.Ц-Д. В семье единой. Элиста, 1967.

245. Норбо Ш. Зая-Пандита (материалы к биографии). Элиста, 1999.

246. Обьиаи и обряды монгольских народов. Сб. ст. Под ред. А. Митирова. Элиста, 1989.

247. Образование Калмыцкого государства в состав России. Под ред. И.Я.Златкина.

248. Очерки истории Калмыцкой АССР. Дооктябрьский период. Редколлегия:

249. Н.В. Устюгов, Н.Я. Златкин, Е.Н, Кушева и др. М.,1967.

250. Общественный строй и социально-политическое развитие дореволюционной

251. Калмьжии. Сб.ст. Элиста, 1983.

252. Очиров Н.О. Обзор современного кочевья монгольских племен // Ойратские известия. Астрахань, 1922.

253. Очиров У.Б. Военные мобилизации в Калмыцкой АССР // Великая Отечественная война: события, люди, история. Сб. научных статей. Элиста, 2001.

254. Пальмов Н.Н. Несколько слов по вопросу о культурно - художественныхвлияниях, каким мог подвергнуться калмыцкий народ в продолжение своей исторической жизни / / 1 2 лет открытию областного Калмыцкого историкоэтнографического музея. Астрахань, 1921.

255. Пальмов Н.Н.Приволжские калмыки // Ежегодник Астраханского краевого музея. Этнографический отдел. Калмыки. Астрахань. 1928.

256. Пальмов Н.Н. Очерк истории калмыцкого народа за время его пребьшания впределах России. Астрахань. 1922.

257. Пальмов Н.Н. Этюды по истории приволжских калмыков XVII-XVIII вв. Астрахань. 1932.

258. Проблемы отечественной и всеобщей истории. Элиста, 1998.

259. Панькин А., Папуев В. Дорогой памяти. Элиста, 1994. 71.

260. Пахутов А.Е. Семья у калмыков // Семейный быт народов СССР. М., 1990.

261. Политические репрессии в Калмыкии в 20-40-е гг. XX века. Отв. Ред. Максимов

262. К.Н., Очирова Н.Г. Элиста, 2003.

263. Проблемы этногенеза калмыков. Сб.ст. Элиста, 1984.

264. Ремелева Е. Эмиграция донских калмыков // Теегин герл. № 2. 2003.

265. Ремелева Е. Эмиграция донских калмыков // Новый журнал. Нью Йорк. № 219.2000.

266. Ремелева Е. Тома Миленкович: Калмыци у Сербии 1920-1944 // Новый журнал.1. Нью-Йорк. 2002. Кн. 218.

267. Репрессированные народы: упразднение их национальной государственности ипроблемы депортации. Тезисы Всероссийской научной конференции. Элиста, 1993.

268. Санчиров В.П. Араш Борманжинов как историк донских калмыков // Араш

269. Борманжинов и калмыковедение. Очерк жизни и научно-педагогической деятельности. Элиста, 1997.

270. Санчиров В.П. Этнический состав ойратов XV-XVIII вв. по данным «Илэтхэлшастир» // Из истории докапиталистических и капиталистических отношений в

271. Калмыкии. Сб.ст. Элиста, 1977.

272. Санчиров В.П.Ойраты накануне образования монгольского раннефеодальногогосударства Чингис-хана в конце XII- начале XIII вв. // Вестник КИГИ РАН. Сб. научных трудов. Элиста, 2003.

273. Ссылка калмыков; как это было. // Т. 1, Книга 1. Элиста, 1991.

274. Трепавлов В.В. Волга в культурной традиции народов Восточной Европы //

275. Этнографическое обозрение. 1997. № 6.

276. Трепавлов В.В. Приход калмыков на Волгу // Международный симпозиум«история и культура монголоязычных народов: источники и традиции. Элиста, 1999. 320 лет калмьщкой письменности. Материалы научной сессии. Элиста, 1970. 277. Подвиг ратный, подвиг трудовой. Элиста, 1968.

278. Проблемы современных этнических процессов в Калмьпсии. Элиста, 1985.

279. Пюрбеев Г.Ц. Толковый словарь традиционного быга калмьпсов. Элиста, 1996.

280. Репрессированные народы: История и современность. Материалы Российскойнаучно - практической конференции. Нальчик. 1994.

281. Убушаев В.Б. Калмыки: выселение и возвращение. Элиста, 1991.

282. Убушиева СИ. Атеистическая пропаганда в Калмыкии. Элиста, 1986.

283. Хабунова Е.Э. Калмыцкая свадебная обрядовая поэзия. Исследование и материалы. Элиста, 1998.

284. Фарфоровский Социальный состав калмыков // Труды Сратовской ученойархивной комиссии. Саратов. 1912. Вьш. 29.

285. Церенов В.З. Эркетени. Земля и люди. Из истории Черноземелья. Элиста, 1997.

286. Ценности и символы национального самосознания в условиях изменяющегосяобщества. М., 1994.

287. Чернышев А.И. Общественное и государственное развитие ойратов в XVIII веке. М., 1990.

288. Шалхаков Д.Д. Семья и брак у калмыков (XIX - начало XX в). Элиста, 1982.

289. Эрдниев У.Э. Калмыки (историко-этнографические очерки). Элиста, 1980.

290. Эрдниев У.Э. Историческая судьба ойратов. Элиста,1993.

291. Эрдниев У.Э., Викторова Л.Л. Калмыки. Краткий исторический очерк // Народы

292. Европейской части СССР. Под ред. В.Н. Белицер и др. в 2-х т. М., 1964.

293. Эрендженов К. Чудесная планета. Страницы воспоминаний. М., 2001.

294. Этнография и фольклор монгольских народов. Элиста, 1981.

295. Этнографические вести. Вьш. 3. Элиста, 1973.

296. МОНОГРАФИИ И НАУЧНЫЕ СТАТЬИ НА ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКАХ

297. Aberle, David F. The Kinship System of the Kalmuck Mongols. University of New

298. Mexico Publications in Anthropology. #8.The University of New Mexico Press.1. Albuquerque: 195 3.

299. Alba, Richard D. Ethnic Identity: The Transformation of White America. New Haven: Yale University Press. 1990.

300. Aubin F. Une societe d'emigres: la colonic des Kalmouks de France// L'aimeesociologique. 1968-2.

301. Abrahamian Levon. Mother Tongue, Cult of Translation and Language Nationalismin Armenia // Revista de Antropologia Social. N.6 Servicio de Publicaciones. UCM. 1997.

302. Adelman Fred. Cultural Renewal. Dissertation in Anthropology. University of Peimsylvania.1960. Manuscript.

303. Banton Michael. The Racial and Ethnic Competition. Cambridge: Cambridge University Press. 1983.

304. Barth, Frederik, ed. Ethnic Groups and Boundaries. Boston: Little, Brown. 1969.

305. Bormanshinov A. The Kalmyks in America, 1952-1962 // Journal of the Central

307. Bormanshinov A. Kalmyks // Harvard Encyclopedia of American Ethnic Groups.

308. Cambridge, MA. Harvard University Press. 1980.

309. Bormanshinov A. Kalmyks // American Immigrant Cultiu-es. Bilders of a Nation. Edited by David Levinson, Melvin Ember. Vol 2. Macmillan Reference USA. NY. 1997.

310. Bulag Uradyn E. Nationality and Hybridity in Mongolia. Oxford. 1998. P.137-140.

311. Conquest R. The Soviet Deportation of Nationalities. London. 1970.

312. Coimerton, Paul. How Societies Remember. Cambridge. 1990.

313. De Vos, George, and Lola Romanicci-Ross. Ethnicity: Vessels of Meaning and Emblem of Contrast. // Ethnic Identity: Cultural Continuities and Change. Ed. De Vos and Romanucci-Ross. Chicago: University of Chicago Press. 1975.

314. De Vos, George, and Hiroshi Wagatsuma. Japan's Invisible Race. Berkley: University of California Press. 1966.

315. Dudwick N. The Karabagh Movement: An Old Scenario Gets Rewritten // Armenian

317. Eidheim, Harold. When Ethnic Identity Is a Social Stigma // Ethnic Groups and

318. Boimdaries. Ed. Frederik, Barth. Boston: Little, Brown. 1969.

319. Glazer, Nathan, and Daniel Patrick Moynihan. Beyond the Melting Pot: The Negroes,

320. Puerto Ricans, Jews, Italians and Irish of New York City. Cambridge: MIT press.1963.

321. Gluckman, Max. The Origins of Social Organization. In Readings in Anthropology,

322. Defense of Intervention." Foreign Affairs 1993. 73 (November-December).

323. Halbwachs, Maurice. On Collective Memory. Edited, translated and with an Introduction by Lewis A.Coser. Chicago and London. 1992.

324. Handlin, Oskar. The Uprooted. New York: Grosset and Dunlup. 1951.

325. Hobsbaum E., Rander Т., ed. The Invention of Tradition Cambridge, England, 1883.

326. Hobsbaum E. Mass-Producing Traditions: Europe, 1870-1914.

327. Hoffmann Joachim. Deutsche und Kalmuken 1942 bis 1945. Freiburg. 1974

328. Hoffmann Joachim. Die Ostlegionen. 1941-1943. Freiburg. 1986

329. Hoffmann Joachim. Kaukasien 1942/43. Das deutsche Heer und die Orientvolker der

330. Sowjetunion. Freiburg. 1991.1.aaks, Harold. Idols of Tribes: Group Identity and Political Change. New-York: 1. Нафег and Row. 1975.

331. Kashima, Tetsuden. Buddhism in America. Westpost: Greenwood Press. 1977.

332. Meister, Richard J., ed. Race and Ethnicity in Modern America. Lexington, Mass.:1. D.C.Health. 1974.

333. МиленковиЬ Тома. Калмици у Срби)и. 1920-1944. Белград. 1998.

334. Morton H.Fried, ed. Vol.II:246-258.NY. Thomas Y.Crowell.l959.

335. Motzkin G. Memory and Cultural Translation // The Translatability of Cultures. Figurations of the Space Between. Stanford, 1996.

336. Poppe Nicholas. Reminiscences. Ed. By Henry G. Schwarz.Western Washington. 1983.

337. Rubel Paula G. The Kalmyk Mongols. A Study in Continuity and Change. Indiana

338. University Publications. Vol.64, of the Uralic&Altaic Series. 1967.

339. Rubel Paula G. Gift Exchange among the Kalmyk Mongols// Kalmyk-oirat symposium. №2. 1966.

340. Orwell S., Angus I(ed). The Collected Essays. Journalism and Letters of George Orwell. London, 1968, III.

341. Ohnuki-Tiemey E. The Monkey As Mirror: Symbolic Transformations in Japanese

342. History and Ritual. Princeton, 1987.

343. Postsocialism. Ideals, ideologies and practices in Eurasia. Edited by C.M.Hann. London and New-Nork. 2002.

344. Proudfoot Malcolm. European Refugees. London. 1957.

345. Snellenburg Betty. An Introduction to Some Kalmyks' Ideas on Proverbs//Keystone

346. Folklore Quarterly. Winter issue. 1969.

347. SoUors, Werner, ed. The Invention of Ethnicity. Oxford: Oxford University1. Press. 1989.

348. Sima, Jin A propos de la colonic Kalmouke de Tchecoslovaquie // Etudes Mongoles.1973, Paris.

349. Takaki Ronald T. Iron Cages.' Race and Culture in Ninelheen^i-Century America.1. New York, 1979.

350. Takezawa Yasuko I. Breaking the Silence. Redress and Japanese American Ethnicity.

351. Cornell University Press. Ithaka and London. 1995.

352. Tonkin, Elizabeth, Maryon McDonalds, and Malcolm Chapman. History and Ethnicity. London:Routledge.l989.

353. Toren, Christina.Making the Present, Revealing the Past: The Mutability and Continuity of Tradition as Process. // Man. № 23.

354. Warner L. and Srole L. The Social Systems of American Ethnic Groups. New Haven. 1945.

355. Werner SoUors. Beyond Ethnicity. Consent and Descent in American Culture. NY.

357. Vemadsky George. A History of Russia, З"^*" Ed., Appendix II, 342

358. Waters Mary С Ethnic Options. Choosing Identities in America. University of California Press. Berkely and Los Angeles, Califomia. 1990.

359. Williams Ted «Post-traumatic Stress Disorders: a Handbook for Clinicians».

360. Malvem Lumsden «Creating Culture.. .Managing the Transition from War to Peace»,

361. The Social Construsction of Gender. Edited by Judith Lorber and Susan A.Farell.

362. Published in cooperation with Sociologists for Women in Society, Sage Publications. 1991.