Власть и общество в России в условиях системной трансформации, 1985-1998 гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Доброхотов, Леонид Николаевич

• Доброхотов, Леонид Николаевич
• доктор исторических наук
• 1999

Оглавление диссертации доктор исторических наук Доброхотов, Леонид Николаевич

ВВЕДЕНИЕ.

Глава I. "РЕВОЛЮЦИЯ СВЕРХУ" - ПАРАДОКС

САМОПОДРЫВА ВЛАСТИ (1985-1988).

§ 1. Предкризисное состояние общества. Курс на ускорение".

§ 2. Смена моделей реформирования: от " ускорения" к "перестройке".

§ 3. Первые общественные движения. Критика перестройки" справа и слева.

Глава П. ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕФОРМЫ. ОБВАЛЬНЫЙ

РАСПАД ГОСУДАРСТВА И ОБЩЕСТВА (1989-1991).

§ 1. "Взрыв" общественно-политической активности и самоустранение власти. Формирование антикоммунистической оппозиции.

§ 2. Конфликты в сфере межнациональных отношений - фактор борьбы за власть республиканских политических элит с унитарным Центром.

§ 3. Общественные силы в канун социальной катастрофы: борьба по проблемам партии и государственного устройства.

§ 4. "Новое качество" кризиса власти. Августовский крах социально-политической системы.

Глава III. РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО В ГОДЫ НОВОГО

ДВОЕВЛАСТИЯ (1992-1993).

§ 1. Власть и оппозиция на начальном этапе реформ.

§ 2. Борьба ветвей власти: попытки компромисса.

§ 3. Противостояние властей. Октябрь и его последствия.

Глава 1У. ВЛАСТЬ И ОБЩЕСТВО В ПОСТСОВЕТСКИЙ

ПЕРИОД.

§ 1. Власть и общество в условиях сентябрьско-октябрьского политического режима (1993-1996).

§ 2. Иллюзия стабилизации и всеобъемлющий кризис 17 августа 1998 г.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Власть и общество в России в условиях системной трансформации, 1985-1998 гг.»

Актуальностьдиссертационногоисследования продиктована прежде всего драматическим развитием отечественной истории последнего десятилетия резко, во второй раз в течение столетия, сменившей вектор направленности политического процесса. Радикальный слом существовавшей общественно-политической системы, развал государственности и утрата обществом в целом идейных и нравственных ориентиров предопределили переходное состояние исторического развития российского общества. При этом в общественном сознании, включая науку, отсутствуют четкие представления от чего переход (от "развитого", государственного или "казарменного" социализма, от госкапитализма, от государственного тоталитаризма?), а главное - к чему (к гуманному социализму, капитализму, т.е. рыночной демократии западного образца, или к некоей конвергентной модели?), каковы объективные основы и субъективные факторы трансформации, ее социальные издержки, наконец, каковы цели основных субъектов политического процесса, социальных слоев и групп, партий, движений, политических элит и т.п.

Определяя цели движения, идеологи, а вслед за ними и ученые чаще всего ограничиваются общими рассуждениями о "новом варианте общественного устройства на основе демократии и рыночной экономики", но поскольку практика вступает в непримиримое противоречие с декларируемыми целями (в Конституции РФ образца 1993 г. говорится, например, о социальном государстве), возникают сомнения либо в искренности озвучиваемых намерений, либо в самом существовании конкретных и ясно осознаваемых целей. 5

Впрочем, не абсолютным оказывается и представление о переживаемом российским обществом периоде как переходном, хотя такой точки зрения придерживается большинство как отечественных, так и зарубежных исследователей. Однако имеет место и радикально-непримиримая позиция, согласно которой утверждения о том, что Россия находится в "переходном состоянии" это ложь: Россия просто разваливается на части, государство сломано, огромно социальное напряжение разочарование.1. Все ь то, что произошло в СССР (России) на протяжении последнего десятилетия есть контрреволюция (относительно революции 1917 г.), процесс исторического регресса2, т.е. не столько переходный, сколько попятный.

Центральным в общественном сознании, таким образом, становится вопрос: куда идет Россия? К какому "историческому перекрестку" она подходит, каковы возможные пути ее выхода из затянувшегося кризиса, альтернативы общественного развития?

В том, что главная задача сегодня - разглядеть будущее России, исследователи, пожалуй, единодушны, но в том, каковы возможные пути ее развития, разброс мнений достигает максимальной амплитуды: от выводов самых пессимистических (полный развал государства, его исчезновение с политической карты мира), до твердой уверенности в возрождении величия России, ее социально-экономического и духовного процветания в XXI веке.

В попытках определить будущий тип российского государства (режима) и общества, исследователи предлагают широкий набор альтернативных сценариев от так называемых комуннореставрационных до либерально-демократических. Весьма 6 вероятной представляется модель режима "сильной руки" вплоть до военной диктатуры. Не исключается (как наиболее желательный и одновременно реальный в российских условиях) вариант конвергенции даких посткоммунистических общественных процессов как синтез демократии и авторитаризма (что на Западе называют "демократией с русским лицом"), капиталистических отношений и социально ориентированного государственного регулирования, т.е. сочетания традиционно сильной для России роли государства се стихией рынка (именно это должно послужить базой для формирования "капиталистической демократии с русским лицом").

Высказываются также идеи о зарождающемся "государственном социализме" с элементами "левого или умеренного либерализма", утверждение которого особенно реально в случае прихода к власти левых сил (тоже вариант конвергенции). Правда, авторы подобных прогнозов указывают на то, что конвергентное сознание пока еще не очень характерно для идеологов российских левых.

Сложность, непредсказуемость происходящих в России процессов многих исследователей, особенно западных, ставит в тупик, вплоть до того, что сегодня некоторые из них оговаривают право "воздержаться от сколько-нибудь определенных прогнозов", поскольку современная генеральная линия мирового развития -постиндустриализм, а российская действительность дает смешение черт и признаков разных эпох, стадий, формаций (в российском обществе усматривают и феодальные, и капиталистические, и социалистические элементы, и вкрапление постиндустриальных элементов). 7

Данная аргументация подкрепляется и доводом об отсутствии "сколько-нибудь прочной методологической основы для изучения такой сложной и трудно постижимой страны, как Россия, в такое сложное и труднопостижимое время, как переход от одного системного состояния (которое еще точно не определено), к другому (которое пока неясно)"3.

Считающийся "знатоком русской культуры" Дж. Биллингтон полагает, что "текущий, совершенно беспрецедентный процесс российской трансформации вообще невозможно постичь с помощью имеющихся политологических, макроэкономических и исторических подходов, в силу чего исследователям целесообразно прибегать к интуиции и использовать метафоры, содержащиеся в и4 художественном творчестве .

И все же, несмотря на скепсис некоторых научных авторитетов, рискнем предположить, что если при попытках ответить на вопрос - куда идет Россия? - большинство прогнозов и обречено на провал, тем не менее, приближение к истине возможно лишь на путях все новых и новых настойчивых исследований. И ответ это может быть получен лишь на основе глубоко научного анализа содержания российского политического процесса, в том числе и, прежде всего последнего десятилетия, в известней мере завершившего картину развития отечественной истории на протяжении XX века как цикла революций и эволюций, давшего образец исторических параллелей и аналогий, продемонстрировав тенденцию истории развиваться как бы по спирали.

Политическая история с неизбежностью вытекает из эволюции общества, объективных интересов различных социальных слоев и групп, столкновения этих интересов в борьбе за 8 преобладание, за возможность их более полной реализации, что обеспечивает власть, в первую очередь политическая, государственная. Таким образом, процессы, события, происходящие в жизни общества, по существу формируют политическую историю, а основным их содержанием, сердцевиной выступает постоянное взаимодействие, столкновение общества и порождаемой и отторгаемой им власти.

Отсюда, как представляется диссертанту, вытекает актуальность углубленного научного анализа характера взаимодействия власти и общества как движущей силы, "локомотива" политического процесса.

Задачи реформирования государственного и общественного строя России, продолжающийся процесс ее кризисного развития, неясность того направления, по которому развивается этот процесс, делают названную проблему актуальной как в научном, так и политическо-практическом плане. В силу этого характер взаимодействия власти и общества нуждается в постоянном анализе, обобщении исторического опыта, в оценке состояния на том или ином этапе в историческом сопоставлении. Особо важно в политически-практическом плане изучение этого опыта "по горячим следам", поскольку в условиях незавершенности процессов всегда остается возможность их корректировки. \

Методологическая основа диссертации. Обновляющаяся методология познания исторической и других общественных наук предполагает сегодня отказ от абсолютизации какого-либо из методологических подходов, склоняясь к принципу плюрализма, означающего в широком смысле свободу выбора методологической ориентации, в узком - взаимодействие различных познавательных 9 средств на основе принципа дополнительности.

В качестве философско-исторической основы обновляющейся методологии утверждается своеобразный теоретико-методологический синтез, в коем сочетаются такие подходы, как формационный, цивилизационный, синергетический. д

Автор, разделяя критический взгляд на недавнее монопольное положение формационного подхода, согласно которому общественное развитие идет в одном, прогрессивном направлении и определяется исключительно материальными, производственными отношениями, абсолютизируется роль классового фактора, исходит из признания плодотворности цивилизационного подхода, представляющего иной угол зрения на логику исторического процесса в соответствии с которым не принижается, а всемерно подчеркивается роль человеческого фактора, сознания, признается действие таких детерминант (наряду с социально-экономическим фактором), как национальный, религиозный, этический, иррациональный моменты, факторы географической среды, климатических условий, учитывается то, что в историческом движении может в принципе иметь место и закономерность, и альтернативность. Таким образом, учитывая, что цивилизационный подход дает добротную основу для создания антропологически ориентированной истории, в центре которой общественный индивид, не следует, вдаваясь в крайности, полностью игнорировать и формационное мировидение.

Следуя главному методологическому требованию четкой постановки проблемы, автор определил ее как проблему взаимоотношений власти и общества на различных этапах трансформации российской общественно-политической и

10 экономической системы.

В ходе исследования диссертант руководствовался диалектико-материалистическими принципами объективности и историзма/^

Принцип объективности требует от исследователя всестороннего системного изучения и правдивого отражения явлений действительности, исключающего идеологическую, любую иную пристрастность, предвзятость ученого при интерпретации и оценке фактов.

Другой важнейший познавательный принцип, которым обязан руководствоваться каждый исследователь - принцип историзма. Он вытекает из общефилософской идеи развития, поэтому исследователь, изучая то или иное явление, должен обязательно проследить, как это явление возникло, какие этапы в своем развитии проходило, как в ходе этого развития изменялось и чем в итоге стало. Методологические принципы реализуются через систему конкретных методов исследования, которые подразделяются на общенаучные (исторический, логический, классификационный, статистический, структурно-системный) и специальные. Нас, разумеется, в данном случае интересуют специально-исторические методы (сравнительно-исторический, синхронный, диахронный, хронологический, проблемно-хронологический, ретроспективный, периодизации, актуализации).

В ходе исследования автор неизбежно использовал по мере решения тех или иных конкретных задач совокупность указанных общенаучных и специально-исторических методов.^

Изучение темы "власть и общество" на рассматриваемом

11 временном отрезке потребовало и привлечения сведений, материалов смежных наук: философии, социологии, политологии, социальной психологии, статистики. В условиях углубляющейся интеграции научных знаний использование так называемых методов смежных наук (статистических, конкретно-социологических исследований и т.п.) в исторической науке находит все более активное применение и по праву признается исключительно плодотворным. Автор широко использовал данные статистики для характеристики как экономики и социальной сферы СССР в канун "перестройки", так и состояния социально-экономической сферы в ходе и по итогам ее радикального реформирования в условиях становления новой общественно-политической системы, а также материалы социологических исследований состояния общества на различных этапах развития, в первую очередь в периоды выборных кампаний.

Методологический инструментарий, в комплексе использованный при исследовании темы, помог диссертанту в осуществлении поставленной цели всестороннего анализа характера взаимодействия власти и общества в условиях трансформации российской общественно-политической системы (1985-1998 гг.) и вытекающих отсюда позитивных и негативных последствий.

В процессе работы автор пришел к выводу, что дать полную, исчерпывающую характеристику изучаемым процессам пока невозможно в силу их незавершенности. Тем не менее, он надеется, что его исследование внесет определенный вклад в пополнение научных знаний по данной проблеме, и материалы диссертации будут полезны всем, кто интересуется политической историей страны и стремится разобраться в сложных общественно-по

12 литических процессах современности, ибо, как говорил один из крупнейших, хотя ныне и не очень популярных политиков и государственных деятелей XX века, "то, что происходит все с большей и большей быстротой перед нашими глазами, есть тоже история"5.

Цель исследования. На основе конкретно-исторического изучения российского политического процесса второй половины 80-х - 90-х годов XX века (1985-1998 гг.) всесторонне проанализировать характер, сущностные черты и особенности взаимодействия власти и общества в условиях системной трансформации.

Главная цель исследований предполагает решение следующих конкретных задач:

- определения этапов преобразования общества (общественно-политической трансформации) в рамках указанного временного отрезка; выявления специфических особенностей, характера взаимодействия власти и общества на каждом из качественно определенных этапов общественно-политического развития; определения общего вектора, динамики развития российского политического процесса с точки зрения взаимодействия власти и общества и возможных тенденций дальнейшей эволюции;

- на основании анализа исторического опыта, специфики и традиций российской политической культуры выработать практические рекомендации, направленные на гармонизацию отношений власти и общества, что нужно, чтобы власть искала поддержки общества, а общество могло реально и эффективно

13 воздействовать на власть.

Предметом исследования выступает, таким образом, российский политический процесс, его конкретно-историческое содержание на этапе распада советской общественно-политической системы (1985-1993 гг.) и последующего становления и развития новых общественных и властных структур (1993-1998 гг.).

Объект исследования: Взаимодействие власти и общества в условиях системной трансформации последнего в ходе эволюционных изменений в годы так называемой "перестройки, в моменты революционных взрывов (август-сентябрь 1991 г. и сентябрь-октябрь 1993 г.) и на последующем этапе зарождения и развития новой политической модели.

Новизна диссертационного исследования. Диссертация содержит исследование фундаментальной проблемы взаимодействия власти и общества в рамках острокризисного периода отечественной истории, в условиях распада одной общественно-политической системы и последующего противоречивого становления принципиально иной. Новизна исследования обусловлена и вытекает уже из самого выбора объекта изучения, поскольку, как показал предпринятый автором историографический анализ, проблема взаимодействия власти и общества сколько-нибудь полной научной разработки не получила, а в рамках означенного периода отечественной истории вообще рассматривается впервые.

Новизна исследования прежде всего в целостности представленной картины, поскольку анализу в хронологической последовательности подвергнут весь период общественной трансформации (эволюционных изменений и революционных

14 потрясений) с 1985 г. по август 1998 г., когда со всей очевидностью обозначился крах либерально-западнической социально-экономической модели преобразований, внедрявшейся однако сугубо авторитарными, большевистскими методами, и соответственно - крах послеоктябрьского (1993 г.) политического режима, державшегося на двух элитных группировках: радикальных рыночников и т.н. "олигархов", - а перед обществом вновь судьбоносно встала проблема выбора дальнейшего пути развития: оно оказалось у очередной "исторической развилки", и перед ним снова возникли две принципиально различных возможности -авторитарно-монархический путь, либо - демократический.

Таким образом, в рамках, безусловно, незавершенного "переходного периода" отечественной истории, появилась возможность вычленения относительно завершенного этапа,

Целостность представленной картины обусловлена сочетанием хронологического подхода с проблемным, поскольку специфика взаимодействия власти и общества рассмотрена диссертантом во всех сферах общественного бытия: в политической, социально-экономической, идейно-нравственной, в области межнациональных отношений и национально-государственного устройства.

Предпринятый на большом конкретно-историческом материале комплексный анализ указанных процессов позволяет утверждать научную обоснованность основ^лных, наиболее общих выводов исследования.

Автор подверг анализу две принципиально различимые общественно-политические и социально-экономические системы: советскую социалистическую на стадии ее системного кризиса и распада и постсоветскую, рыночную на стадии ее становления. В рассматриваемом временном отрезке российской политической истории диссертант вычленяет три качественно определенных этапа: этап "перестройки" (1985-1991 гг.), этап переходный или "зачистки" советской системы и установления антидемократического режима (август 1991 г. - сентябрь 1993 г.) и, наконец, этап становления и функционирования новой общественно-политической и социально-экономической системы (сентябрь 1993 г. - август 1998 г.).

В методологическом плане, в зависимости от предмета и целей исследования, того или иного угла зрения на проблему, возможно отнесение временного отрезка, определенного как переходный этап, либо в одну, либо в другую сторону. Процесс распада советской системы, конечно, следует рассматривать в рамках 1985-1993 гг., в то время как процесс становления новой политической системы и краха т.н. "рыночного большевизма" - в рамках 1991-1998 гг.

Внутри этапа "перестройки" автор выделяет три фазы: раннеперестроечные годы (1985-1988), когда, после неудачи преобразований традиционными для системы командно-административными методами, произошел выбор либерально-демократической модели реформирования и последовало размежевание двух противоборствующих сил; годы реформирования политической системы и пробуждения общества с последующим его расколом и обретением перестроечными процессами автономного, неуправляемого характера (1988-1989), это фаза накопительная или поляризационная, в ходе которой оформилось непримиримое противостояние крайних полюсов - т.н.

16 демократов и коммунистов; наконец, кризисная фаза "перестройки" (1990-1991), в ходе которой по возрастающей шло напряжение между противоборствующими сторонами, последовал силовой взрыв, приведший к обвальному распаду общества и государства.

Этап становления и функционирования новой общественно-политической и социально-экономической системы также расчленен на две качественно определенные фазы - до и после президентских выборов 1996 г., ставших "водоразделом" между сомнительной в ее легитимности "октябрьской республикой" и новым режимом, получившим легитимность по итогам выборов.

Проанализировав характер взаимоотношений власти и общества на указанных этапах и фазах системной трансформации российского общества, автор пришел к выводу, что, несмотря на определенный, хотя и весьма относительный прогресс в состоянии общества (при всей противоречивости этого процесса нельзя отрицать эволюции в сторону накопления отдельных элементов гражданского общества: многопартийность в стадии ее становления при одновременной деградации, свободные, опять же весьма относительно, если учесть власть денег и неравенство возможностей в информационном пространстве, выборы, наличие парламента, во многом бесправного, а потому ущербного), характер его отношений с властью, прежде всего государственной, обретя некоторые формальные признаки отношений, складывающихся в рамках демократических систем, на деле, в основном и главном не просто остался на прежнем уровне глубокого взаимного отчуждения, но пропасть отчуждения достигла еще больших масштабов, а само отчуждение приобрело новое качество: отчуждение на основе -ч слепой веры власти вождям сменилось отчуждением на основе

17 полного неверия власти, ее способности и готовности отстаивать не групповые, корпоративные, а то и личнокорыстные, а общественные, общенациональные интересы, с которыми первые нередко оказываются несовместимыми.

Исторически сложившийся в России лидерский тип общества всегда давал простор для деятельности верховной власти, а потому отчуждение общества от власти неизбежно существовало и в известном смысле и до известных пределов воспринималось как явление нормальное, однако при непременном условии -соблюдении властью так называемого негласного социального контракта с обществом, в соответствии с которым власть несет ответственность или хотя бы признает за собой, как принцип, ответственность за благосостояние, приемлемый уровень жизни подвластных. Режим Ельцина разорвал этот социальный контракт между государством и обществом, а, с точки зрения понятий и норм русской культуры, именно с таким контрактом связана легитимность власти в глазах общества. Власть Ельцина потеряла авторитет, так как демонстративно отказалась обеспечить жизнеспособность и выживаемость общества.

Государство, ответственное перед своими гражданами, берет под свою опеку такие сферы, как культура, образование, наука, оборона, борьба с преступностью. Наконец, оно берет на себя заботу об элементарной социальной справедливости, о создании тех минимальных условий, без которых нет никакой свободы, а царствует произвол и хаос. Ничего подобного режимом Ельцина не было сделано, а конституционная декларация о том, что Российская Федерация - социальное государство, оказалась лишь пустым звуком или благим пожеланием на неопределенное будущее, что и

18 породило в итоге всеобщее недоверие властям, как главную проблему общества и власти.

Власть новой России, чьи реформы принесли выгоды ничтожному меньшинству общества, никак не отражает пожеланий большинства, а потому не отождествляется им с собою и последовательно отторгается. По данным социологических исследований мая 1999 г., 95% населения России считают исполнительную власть лживой, безнравственной, погрязшей в коррупции и жульничестве, прямо враждебной народу.

Анализ показал, что произошедший еще в советские годы раскол в обществе, на дальнейших стадиях трансформации продолжал углубляться. Решающую роль сыграл социально-экономический фактор. Предпринятое авторитарными методами ускоренное формирование класса частных собственников через революционную экспроприацию трудящихся с их быстрым обнищанием привело к катастрофическому углублению раскола в обществе, резкой социальной дифференциации, при которой малообеспеченные, бедные и нищие составили более трех четвертей населения, тогда как богатые - 1,2%, а так называемый средний класс, признанный гарант устойчивости любого общества, а уж тем более претендующего на статус гражданского, после 17 августа 1998 г. составил 15-18% (кстати, по весьма заниженному критерию материального достатка).

Положение усугубил и политический фактор. Принятая в 1993 г. в экстремальных условиях Конституция РФ зафиксировала не согласие, а победу одной из политических сил, что привело не к консолидации, а к дальнейшему росту конфронтационности, протестных настроений в обществе. Курс, взятый на создание

19 политической системы, выстроенной под одного человека, привел нового властителя к единоличному возвышению и фактической изоляции от общества. Раскол общества по линии социальной и политической умножили и обострили расколы на национальной и конфессиональной и даже возрастной почве.

Расколотой оказалась и сама власть. Во-первых, упомянутый выше курс на создание суперпрезидентской формы правления породил не только отрыв главы государства от общества, но и его отрыв от т.н. "политического класса", отрыв, который в ходе перманентного политического кризиса режима Ельцина все увеличивался, сужая круг политических элит, служивших опорой режима при его зарождении. Во-вторых, концентрация власти в Центре, на федеральном уровне, оказалась возможной лишь ценой уступок на уровне регионов, власти которых стали все решительнее выходить за конституционное поле. Все постсоветские годы шел противоречивый процесс: с одной стороны попыток концентрации власти в Центре, с другой - постоянного ослабления Центральной власти в пользу региональных и отраслевых элит, банковско-финансовых групп, руководителей СМИ и т.п. У президента, наделенного почти монархическими полномочиями, тем не менее не оказалось властных ресурсов, чтобы этому воспрепятствовать. В итоге - неконсолидированность власти в целом (даже исполнительной), ее фрагментация и расколотость.

Анализ обширного фактического материала позволил автору выделить типичные черты высшей государственной и политической власти, предопределившие ее надобщественный, а то и враждебный обществу, волюнтаристский характер: а) безответственность, бесконтрольность и безнаказанность; б) коррумпированный

20 характер, срастание с организованной преступностью, соответственно - проникновение во власть мафиозных структур, занятие ими ключевых позиций в обществе; в) дефицит нравственного чувства, дефицит совести.

Со своей стороны общество, в силу описанной выше расколотости, слабости его гражданских институтов как политического (партии), так и не политического характера (профессионально-трудовые ассоциации, общественные организации, объединения по интересам и т.п.) оказалось бессильным сколько-нибудь эффективно повлиять на государственную власть, прежде всего - исполнительную.

Сопоставляя феномен отчуждения власти и общества, просматривая линии раскола в обществе на советском и постсоветском этапе, автор делает вывод не только о непреодоленном характере этого отчуждения, а во многом и его усугублении на постсоветском этапе, но выделяет характерную черту нового, более сложного размежевания и противостояния, когда по одну сторону - оппозиционные партии, законодательная власть, а также гражданское общество в целом (в той мере, разумеется, в какой оно существует), а по другую - исполнительная власть, авторитарные лидеры и крупные корпорации.

Исторический маятник, таким образом, качнувшись в 1985 г. в сторону демократических преобразований, после 1993 г. пошел стремительно назад, в направлении авторитаризма. Новый авторитаризм предстал к тому же абсолютно беспомощным, поскольку нарастающая самодержавная централизация исполнительной власти, в силу нерешенной проблемы ее легитимации, о чем говорилось выше, сопровождалась

21 непрерывным снижением ее административной дееспособности. В своем откате маятник оказался даже далеко за стартовой чертой 1985 г.

Сохранилась система власти, при которой все зависит от одного человека (или его ближайшего окружения). Традиция единовластия, тяготеющего к пожизненности, оказалась не преодоленной, и даже признание необходимости нормального использования демократической процедуры для достижения эффекта легитимности, стало, в известной степени, калькой с формального демократизма советской политической системы.

Исчерпанность сложившейся в России модели сверхпрезидентской республики большинством политологов признается бесспорной - данный режим выполнил задачу демонтажа советской системы, но не обнаружил сколько-нибудь эффективного созидательного потенциала. Открытым остается вопрос о том, по какому пути пойдет дальнейшее развитие российского общества, его государственности.

В сложившейся исторической ситуации стержневой проблемой, полагает диссертант, выступает проблема ответственности власти перед народом, перед обществом, преодоления "ельцинизма" как символа безответственности и произвола исполнительной власти, хотя правомерно говорить и о безответственности политических партий и лидеров, а, в конечном счете, и об ущербности парламента, порожденной конституционными нормами.

Но эта стержневая проблема решается, в свою очередь, в рамках более общей двуединой задачи: преодолеть навязываемые изнутри и извне расколы и установить гармоничные,

22 неконфронтационные отношения с властью (что возможно в случае полной смены политических элит), создав сильное национальное государство.

Степень разработанности. Историография проблемы. В годы социальных потрясений интерес общества к исторической науке неизменно возрастает. И это понятно: необходимость сориентироваться в потоке предъявляемых действительностью сложных проблем вызывает потребность обнаружения аналогов в прошлом, чтобы на основе исторического опыта не только лучше постичь настоящее, но и сделать выводы на будущее. И хотя, в отличие от Цицерона, называвшего историю наставницей жизни, некоторые современные ученые-скептики утверждают, что "история ничему не учит", тем не менее, повышенное внимание к историческому знанию в годы "великих смут" очевидно. При этом приходится соглашаться и с тем, что не только история учит жизни, но и жизнь учит толковать историю, поскольку наши суждения о прошлом нередко приходится основательно пересматривать, о чем как раз и свидетельствуют события последних лет.

Отечественная историческая наука во второй половине 80-х -начале 90-х годов XX века пережила кратковременную эйфорию повышенной общественной востребованности с последующим сокрушительным обвалом всех ее методологических, концептуальных, историографических и источниковых опор.

Эйфория повышенной востребованности возникла на ранней стадии "перестройки", когда апрельский (1985 г.) пленум правящей Коммунистической партии Советского Союза дал старт процессу общественно-политической трансформации8. Поскольку "перестройка", с одной стороны, предполагала существенные

23 новаторские изменения в обществе и тем самым отрицала некоторые элементы пропитого, а с другой - ее идейный источник находился в прошлом, в теоретическом наследии В.И.Ленина (приходилось говорить - назад, к Ленину), постольку идеологам "перестройки" было важно подчеркнуть диалектическое единство новаторства и преемственности, неразрывность исторического процесса при определенной противоречивости, "несостыкованности" тех или иных конкретных периодов в общих рамках советского развития. А это естественным образом актуализировало общественно-политическую, идеологическую функцию исторической и, в первую очередь, историко-партийной науки, как наиболее приближенной к власти.

Возрастание интереса в обществе к исторической науке, которое историки констатировали уже в самом начале 1986 г.9, таким образом программировалось "сверху". Идеологи "перестройки" решительно поднимали авторитет исторической науки, напрямую связывая успех задуманных преобразований с эффективностью ее идейно-воспитательной функции, и нельзя сказать, что интерес этот вследствие официального стимулирования существовал лишь в воображении "заинтересованных лиц", поскольку родившееся как раз в канун ХХУП съезда КПСС метафорическое понятие "белые пятна" истории привлекло внимание не только историков-про^фессионалов, публицистов, но и заинтриговало широкие слои любознательных граждан, общественности.

Развернувшийся позже процесс обновления общества, сопровождаемый активным заполнением пресловутых "белых пятен" (часто они затушевывались исключительно черной краской),

24 составил уже объективную компоненту возрастания интереса к истории, правда, с эффектом прямо противоположным официальным ожиданиям.

Но в 1986 г. историки активно включаются в обсуждение проекта новой редакции Программы КПСС. Академики И.И.Минц и С.Л.Тихвинский, член-корреспондент АН УССР Б.П.Юрчук и др. в этой связи предлагают задуматься над дальнейшей разработкой теоретико-методологических основ исторической науки, вычленяют стоящие перед ней наиболее актуальные, с их точки зрения, научно-исследовательские и организационные задачи10.

Все это пока происходит в рамках официальной традиции. Однако уже в это время, с учетом и в контексте инициируемых сверху новаций, возникали надежды на реальную возможность перемен, в том числе и в сфере общественных наук.

В наиболее сложном положении -оставалась историко-партийная наука, на которую в первую очередь возлагалась идеологическая функция. На ХХУП съезде член Политбюро ЦК КПСС ^.К.Лигачев призывает историков усилить внагере к вопросам воспитания историей. В частности, организовать изучение истории КПСС так, "чтобы люди прониклись сознанием, что история ленинской партии - это не отгремевшее славное прошлое. Это неотъемлемая часть живого, сегодняшнего политического дела."11.

Историки, в самой элитной части профессионального цеха, охотно подхватили тезис о "воспитании историей"12, исходя из того, что в этой "сжатой формуле" выражено стремление использовать возросший во всех слоях общества интерес к отечественной истории, а история (революция, ее памятники и герои) - могучий

25 источник воспитания народа. Таково было общественное сознание, и в обществе к собственной истории еще относились с уважением.

Заметные изменения в исторической науке начались несколько позже, чем в целом в обществе. Член-корреспондент РАН Ю.А.Поляков относит начало реальных сдвигов к 1987 году13. С этим следует согласиться с той лишь оговоркой, что период так называемого "утробного развития" некоторых новаций в научной исторической сфере начался все же, как мы только что видели, уже в 1986 году, в преддверии ХХУП съезда КПСС.

В начале 1987 г. в "Московских новостях" появилась статья историка Ю.Н.Афанасьева "Энергия исторического знания"14, в которой состояние исторической науки оценивалось как застойное, ставился вопрос о необходимости разработки методологии, критиковались учебники по истории КПСС за схематическое изложение истории строительства социализма в СССР.

В прессе стали появляться статьи о ранее замалчиваемых жертвах репрессий - деятелях революции, гражданской войны, социалистического строительства. Затем наступил черед и проблемных статей о необходимости новых подходов к изучению истории, о так называемых "белых пятнах", "черных дырах", "закрытых зонах". Становилось очевидным, что еще не исследованы или исследованы поверхностно, с прегрешением против истины многие важнейшие вопросы истории партии и СССР различных периодов.

Делался вывод о том, что нарушение принципа историзма, обезличивание исторического процесса, схематизм и конъюнктурные интерпретации, затушевывание негативных явлений, трудностей и противоречий, привело к тому, что отечественная история в научных трудах не получила целостного и до конца правдивого изображения.

Перед историками ставилась задача заново подойти к исследованию и освещению многих важных и сложных вопросов отечественной истории, извлекая необходимые уроки, ликвидируя образовавшиеся "белые пятна" - будь то характеристики "выпавших" из истории политических деятелей или умолчание, превратно-тенденциозные трактовки исторических событий, фактов, явлений. При этом подчеркивалась необходимость строжайшего соблюдения принципа историзма, полной правды, диалектического подхода к изучаемым процессам, что предполагает всесторонность, отсутствие крайностей в оценках, умение сохранить все ценное из наследия прошлого, критического отношения к накопленному опыту.

Заметным явлением летом 1987 г. стал "круглый стол" в журнале "Коммунист"15 (участники - В.З.Дробижев, В.А.Козлов, И.П.Ким, И.И.Минц, Ю.А.Поляков, А.М.Самсонов), в ходе которого были критически рассмотрены многие проблемы отечественной истории. Творчески свежо выглядела серия статей историков В.В.Журавлева, В.Т.Логинова, В.В.Шелохаева и др. о семидесятилетии Октября в "Правде"16. Приближающаяся юбилейная дата послужила поводом для критического, подчас концептуального переосмысления многих проблем истории советского периода.

Высший подъем интереса к истории пришелся на 1988-1989 годы. Отечественная история стала болевой точкой общественного сознания, ибо общество полагало, что вступило на путь позитивных преобразований, а для успешного продвижения вперед необходимо

27 осознать допущенные в прошлом ошибки и просчеты. Однако на деле история очень быстро превратилась в средство идеологического отрицания прошлого, в инструмент политической борьбы. Последнее всегда было и остается характерным для исторической науки, кто бы и как бы сегодня не пытался это отрицать.

Власть имущие, судя по их поведению и поведению подконтрольных им средств массовой информации, не забывали партийного лозунга еще конца 40-х годов: "Кто контролирует прошлое - контролирует будущее, а кто контролирует настоящее

1 "7 тот властен над прошлым" . Весь вопрос лишь в степени политизированности. В конце 80-х годов эта степень оказалась чрезвычайно высокой, потому что развернулась борьба за власть двух различных, разнонаправленных политических сил, чего не наблюдалось в стране в течение уже почти шести десятилетий. Но чтобы победить в этой борьбе политически, необходимо было разоружить противника прежде всего идеологически. И здесь история становилась острым и эффективным инструментом, поскольку давала определенный материал, дискредитировавший теорию и особенно практику социализма, а к объективному материалу такого рода, естественно, добавлялись и фальсификации, ибо, выступая под флагом поборников правды, "идеологические бойцы" не гнушались и новой односторонности, предвзятости.

В итоге оказалось, что в оценке тех или иных исторических событий знак "+" автоматически менялся на "-", либо наоборот. Поиск и последующее заполнение конкретным содержанием "белых пятен" истории носили все тот же идеологический характер, с той лишь разницей, что "идеологический заказ" на этот раз

28 поступил иной. Не случайно историко-публицистический бум в годы "перестройки" позже был охарактеризован рядом историков как процесс односторонний и пристрастный, а потому необъективный, граничащий с новой фальсификацией истории, сыгравший негативную роль в судьбе государства и его народов.

Возрастание роли истории в жизни общества первоначально проявилось во взрыве активности публицистов, обратившихся к исторической тематике. Опережали историков и представители иных общественных наук: экономисты, философы, социологи. Но постепенно начинают активизироваться и профессионалы-историки. Заметный резонанс в обществе получил "круглый стол", проведенный в конце 1987 г. журналом "Вопросы истории", на тему "Историческая наука в условиях перестройки", где, в частности, подверглась критике как недостаточно радикальная оценка исторического прошлого страны, данная в докладе М.Горбачева на октябрьском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС18.

Интересной в смысле богатства новаторских идей и острокритических оценок оказалась и встреча историков с писателями в апреле 1988 г.19.

Появляются многочисленные сборники по проблемам истории в условиях "перестройки". Правда, пока они представляют собой оперативную перепечатку газетно-журнальной публицистики, различных дискуссий, конференций и т.п.20.

Наиболее заметным, своеобразным манифестом радикально-перестроечных сил стал вышедший под редакцией Ю.Н.Афанасьева сборник "Иного не дано", обращенный к сочувствующим курсу Горбачева, но желающим его углубления21. Вторая часть сборника была посвящена истории и называлась "Вглядываясь в прошлое".

29

Среди авторов здесь Ф.Бурлацкий, М.Гефтер, Ю.Карякин, В.Киселев, В.Сиротин и др. Пафосом книги пока что оставалась критика сталинизма, которому противопоставлялся ленинизм, очищенный от искажений и догм. Социалистические перспективы развития, казалось, ни у кого из авторов не вызывали сомнений, хотя завуалированные тенденции к отрицанию марксизма-ленинизма при внимательном чтении можно было обнаружить.

Позже ученые и публицисты социалистической ориентации выпустили сборник "Новые кумиры" и "старые" авторитеты"22 в качестве альтернативы нашумевшему изданию "Иного не дано". В сборнике подверглась критике социальная суть радикальных концепций "перестройки", в том числе и философско-социологические взгляды Ципко, Миграняна, Клямкина, экономические концепции Попова, Селюнина, Лациса, Шмелева, Шаталина и др. Однако к этому времени тон уже задавали радикальные либералы, и голоса их оппонентов в обществе были плохо слышны.

В 1988-1989 гг. внутри самой науки происходили существенные изменения. Она освобождалась от ранее присущей ей безальтернативное™ взглядов и суждений по основным проблемам истории, от раз и навсегда принятых догм, концепций. Утверждался плюрализм мнений, но пока что в рамках марксизма и незыблемости социалистической ориентации.

Особенно активно и трудно в эти годы обсуждают свои проблемы историки партии, находившиеся, по понятным причинам, на острие идеологической борьбы и принуждаемые, в силу складывающейся ситуации и своего статуса, к особо сложным и тонким маневрам23.

30

Разрабатывался вопрос о новой концепции истории КПСС, в частности, о методологических проблемах историко-партийной науки, признавалась необходимость пересмотра ряда ее положений и выводов с "позиций нового мышления".

Делом первостепенной важности представлялось восстановление ленинской концепции истории КПСС (на основе углубления, обновления теоретических представлений, нового прочтения произведений К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина, совершенствования методологических принципов и методических процедур исследовательской работы), полное освобождение от апологетики "Краткого курса истории ВКП(б)", ее сталинского политического субъективизма, догматических установок, стереотипов, шаблонов, прочно вошедших в общественное сознание и до конца, несмотря на существенные подвижки после XX съезда КПСС, так и не преодоленных.

Историки партии демонстрируют готовность кардинально обновить свои методологические подходы, высказывая подчас неординарные, смелые суждения и оценки как в анализе причин сложившегося кризисного положения в историко-партийной науке,

24 так и в видении путей выхода из кризиса .

Говоря о критическом состоянии методологии истории КПСС, как непосредственном отражении застоя в области теории и методологии исторического сознания в целом, историки партии отмечали конкретные, специфические беды самой историко-партийной науки, такие ее догмы, как тезис о постоянном возрастании роли партии в ходе строительства социализма и коммунизма, что на практике означало установку на рассмотрение историко-партийного процесса в виде раз и навсегда

31 запрограммированного, как бы автоматически реализуемого, вне зависимости от субъективного поведения партии, ее лидеров в тех или иных конкретных обстоятельствах, на том или ином этапе.

Отказ от научного анализа роли субъективного фактора в историко-партийном процессе приводил к социологическому схематизму, к недооценке личностных качеств руководителей партии, их истинной роли (очень удобная позиция для геронтократии 70-х - начала 80-х годов).

Революционно выглядело отнесение к числу догм, мешающих творческому развитию историко-партийной мысли, тезиса о закономерном, целенаправленном (всецело) характере исторического процесса (в данном случае - истории КПСС), исключающего не только стихийность, но и многовариантность, наличие альтернатив, возможность попятных движений, зигзагов и т.п.

Однако процесс перестройки исторического сознания и мышления, преодоление выявленных проблем и просчетов развивался крайне противоречиво. Преодоление устоявшихся стереотипов и догм оборачивалось утверждением новых догм и стереотипов. Традиция абсолютизации положительного опыта сменилась тотальным отрицанием всего позитивного в прошлом (принцип историзма вновь игнорировался, ибо современные представления, скажем, о проблемах демократии и гуманизма автоматически переносились в эпоху острой классовой борьбы и революционных насилий и делались оценки в отрыве от конкретно-исторических реалий изучаемой эпохи), переосмысление истории стало сводиться к абсолютизации роли субъективного фактора, рождая новую полуправду, новые искажения истины.

32

Принятый на вооружение плюрализм исторического познания из средства эффективного постижения истины превращался в свою противоположность: возникла серьезная опасность размывания истины в море субъективистских истолкований истории. Под флагом поиска истины событиям, как уже отмечалось, давались трактовки с позиций современного идеологического противостояния в обществе, политической борьбы.

В дальнейшем, в течение 1990-1991 гг., социалистический плюрализм обернулся полноценным политическим плюрализмом. В обществе уже открыто, в острых, непримиримых формах завязалась борьба двух идеологий: социалистической и либеральной. И либеральная стремительно одерживала верх.

Процесс этот пошел особенно быстро после краха социалистических режимов в странах Центральной и Юго-Восточной Европы и нарастающего социально-экономического, политического и национального кризиса в СССР. После августовских 1991 года событий антикоммунизм в стране фактически приобрел ранг государственной идеологии со всеми последствиями для исторической науки: ее фундаментальная, методологическая база оказалась решительно отброшенной.

И хотя история продолжала оставаться активным элементом общественно-политической жизни, интерес к ней значительно ослабевает: межнациональные, все чаще кровавые катаклизмы, катастрофическое ухудшение материальных и духовных условий жизни, наконец, распад государства и радикальная перемена режима - все это отвлекает общественный интерес на дела более прозаичные, насущные, связанные с элементарной необходимостью выживания, приспособлением к реалиям бытия: современные

33 политические события становятся как бы "интереснее" истории.

Кратковременный период исторического ренессанса (а точнее - историко-публицистического) в начале 90-х годов сменился "обвалом" в отечественном "историческом хозяйстве", который был назван историками "методологическим шоком" и обозначил глубокий кризис исторической науки25.

Анализируя сущность этого кризиса, ученые справедливо отметили противоречие между ростом общественного интереса к истории и уровнем развития самой исторической науки, ее неспособности ответить на многие волнующие общество вопросы, догматизм, приверженность к устоявшимся стереотипам (отсюда -потеря авторитета исторической наукой и профессионализма историков), и что, пожалуй, самое главное - отсутствие объективного подхода к истории. Как заметил А.Н.Сахаров еще в 1990 г., "для восстановления правды истории нужны отрезвление временем, спокойствие и стабильность в обществе"26.

Л1ричиной кризиса исторической науки стала, таким образом, ее зависимость от идеологического диктата, от необходимости работать в жестко очерченных рамках дозволенного, не столько изучая документы, факты, сколько толкр те или иные решения высших партийно-государственных инстанций, пользуясь возведенной в абсолют методологией. В итоге современная историография оказалась лишена фундаментальных научных трудов, которые, не неся конъюнктурных следов, были бы способны пережить свое время^С этой точки зрения весьма уязвимы едва ли не все многотомные труды по истории советского общества, которыми еще недавно советская наука, казалось бы, справедливо гордилась (хотя, безусловно, не верным было бы целиком отрицать

34 их научное содержание. Автор разделяет аргументы, высказанные в книге Ю.А.Полякова в защиту фундаментальных исторических работ т.н. "застойного" и "перестроечного" периодов)27.

Углубление кризиса отечественной исторической науки до стадии "методологического шока" ученые (в частности академик А.О.Чубарьян) связывают с той кардинальной ломкой, которую переживает страна в процессе трансформации политической и социально-экономической систем, с крахом господствовавшей марксистской моноидеологии, что вызвало настоящую революцию прежде всего в области методологии, заставляя "заменять одни положения другими".

Естественно, что реакция историков на новые вызовы времени не могла быть мгновенной. Какое-то время историческая наука как бы зависла в методологическом вакууме, а точнее в растерянности остановила свой бег, столкнувшись с препятствием. Многие прошлые объяснения исторического процесса оказались несостоятельными, и перед лицом неожиданных фактов возникла необходимость переосмысления его причин и следствий, изменения толкования исторической науки в целом.

Кризис отечественной исторической науки ученые сегодня толкуют двояко - одни как упадок, чуть ли не катастрофу, ибо не принимают вариативности, альтернативности и многофакторности истории, а отрицание общих закономерностей и единого критерия и метода приравнивают к тому, что история вообще перестает быть наукой, другие - как рождение нового качества и смысл, сущность кризиса видят в отрицании старых идей, представлений, методов и постепенном становлении новой отечественной исторической науки.

35

В определенном смысле правы, похоже, и те, и другие: как уже говорилось, в первые год-два перелома - (1991-1992) растерявшиеся "шокированные" историки почти полностью замолчали. Кризис распространился, в первую очередь, на освещение советского периода российской истории и в целом на изучение отечественной истории XX столетия.

Однако, вопреки первоначальным скептическим ожиданиям, риод адаптации к новым условиям, освоение новых идей и представлений, новой методологии завершился достаточно быстро. Пожалуй, уже с 1993-1994 годов российская историческая наука начинает "приходить в себя", все энергичнее заполняя надорванное историографическое пространство новыми работами по всем важнейшим вехам XX столетия - новыми по своим методологическим подходам, взглядам, прочтению и толкованию событий^

Процесс этот в настоящее время набирает силу и уже дает основание говорить даже о некоем буме в издании книг и статей по отечественной истории XX столетия (хотя тиражи изданий не велики, исследовательские коллективы и издательства испытывают серьезные материальные затруднения, неудовлетворительно поставлена система информации о выходящей из печати продукции, и все же тенденция в целом обозначилась как обнадеживающая).

При всех финансовых затруднениях Институт всеобщей истории, например, в 1997 году выпустил около 60 книг -монографий, сборников статей и документов. Столь же активен был Институт российской истории, другие академические институты.

Весомый вклад в отечественную гуманитарную, в том числе и историческую науку, вносят новые, возникшие в постсоветские

36 времена научно-исследовательские и научно-издательские центры, такие, как Ассоциация исследователей российского общества XX века, Институт истории перестройки (Горбачев-Фонд), Международная неправительственная научно-исследовательская и образовательная организация "РАУ-Корпорация", Российский независимый институт социальных и национальных проблем и др.

Вносят свою лепту в издание исторической литературы университеты Москвы и Санкт-Петербурга, Нижнего Новгорода, Самары, Петрозаводска, Екатеринбурга, научные центры в ряде других регионов.

Рассматриваемый в диссертации временной отрезок отечественной истории с 1985 г. по 1998 г., естественно, распадается на два периода, которые правомерно обозначить как период "перестройки" (1985-1991) и постперестроечный период (1991-1998), хотя, с точки зрения трансформации старой общественно-политической системы в новую, точнее выделить период 1985-1993 гг. как стадию крушения советской системы и последующий постсоветский период, начиная с октября 1993 г. и по настоящий момент. Однако в данном случае, для историографического анализа, важно обратить внимание на "водораздел" 1991 года, как веху, размежевавшую две качественно различные историографии.

Годы "перестройки", как уже говорилось, были отмечены тем обстоятельством, когда история страны, а значит и историческая наука, оказались в фокусе особо пристального общественного внимания. Обращение к истории стало формой идейного отрицания предшествующего периода отечественной истории, а его по преимуществу негативные оценки - механизмом разрушения

37 исторической памяти народа, орудием политической борьбы, инструментом воздействия на общественное сознание. Причем на первый план выходила публицистика"28.

Публицистика же активно писала и "историю современности", объясняя характер, цели и задачи "перестройки", ее ежедневную практическую поступь . Однако официальное толкование сути предпринимаемых общественных преобразований, их масштабов исходило, разумеется, от политиков высшего эшелона30, к ним подключались ученые из партийно-правительственных научных центров, в первую очередь - философы и социологи, экономисты31. Историки, естественно, делают первые попытки осмысления причин, приведших к предкризисному (по определению того времени) состоянию общества .

Однако активно включаются историки в пополнение историографии последних лет, как уже отмечалось, со второй половины 90-х годов. Начинается осмысление "перестройки" уже на уровне научных исследований с определенной временной дистанции. Появляются серьезные исследования экономических, социальных, идеологических, политических предпосылок, послуживших объективным основанием для начатых Горбачевым преобразований33. Наиболее полным, систематизированным в этом отношении представляется вышедшее в 1997 году двухтомное исследование А.В.Шубина34.

Автор исследует тенденции развития СССР на протяжении восьми предшествовавших "перестройке" лет, выделяет составляющие общесистемного, с его точки зрения, кризиса, постепенно развивавшегося в стране, показывает неадекватность реакции власти на вызовы времени. Исследуя политику, идеологию

38 и экономику периода "развитого социализма", А.В.Шубин видит в каждой из этих сфер уязвимые звенья "загнивания" системы. При этом особо выделяет фактор внешнего идеологического влияния на отдельные слои высших эшелонов власти (имеются в виду идейно-теоретические установки еврокоммунизма, либеральные воззрения диссидентов).

И все же автор в числе тех исследователей, кто усматривает главную причину краха СССР в самой его природе: тело страны и общества, полагает он, разъедали политические, социальные, экономические, идеологические, этнические, экологические и многие другие противоречия, скрывавшиеся под завесой советской пропаганды. Впрочем, не отрицается и негативная роль субъективного фактора - в частности, роль личностей генсеков, их, по сути, монопольного положения в сложившемся "механизме власти" и обусловленных этим противоречивых действиях высшего партийно-государственного руководства.

Один из главных выводов автора, уже по итогам "перестройки" сводится к тому, что возможные варианты развития страны оказались вне пределов внимания руководства СССР в лице Горбачева. Избранный им вариант хотя и представляется, с точки зрения автора, наиболее гибким, но все же не оптимальным. Вопрос, какой же вариант оптимален, остается без ответа.

Осмысление темы собственно "перестройки" во всех сферах жизни общества стало одним из популярных и крайне дискуссионных предметов исторических, политологических, этнополитических и экономических исследований, как в России, так и за рубежом. Характерной особенностью подходов к теме была и, в сущности, продолжает оставаться до сего дня резкая политизация

39 либо в сторону откровенной апологетики, либо непримиримой персональной критики так называемых "архитекторов" и "прорабов перестройки", начиная, естественно, с Горбачева35. При этом продолжают активно выступать и публицисты36.

Чувствуя особое внимание, явно поощряемое "сверху", к взгляду на "перестройку" "со стороны", издательство "Прогресс" активно переводит на русский язык и издает книги западных советологов (см. сноску 35), которые, при множестве расхождений в частностях, едины в главном выводе, крайне значимом для идеологов "перестройки" - в ее исторической необходимости, объективно обусловленном характере.

В сборнике "СССР и перестройка: взгляд со стороны", вышедшем в 1991 г., до августовских событий, были представлены основные концептуальные оценки происходящих в СССР процессов и аргументы зарубежных специалистов-советологов, относящиеся к 1987-89 годам. Анализировались причины "перестройки", движущие и тормозящие силы, социальная база ее сторонников и противников, приоритет задач и механизм их претворения в жизнь, темпы, перспективы и альтернативы "перестройке".

В концентрированном виде оценки Запада сводились к тому, что СССР - супердержава по размеру территории с ее природными ресурсами и военной мощью; одновременно это тоталитарное государство с неэффективной экономической системой и низким уровнем жизни населения, которое будет все больше отставать от развитых капиталистических стран в научно-техническом и социально-экономическом отношениях. С "перестройкой" связывались достаточно реальные перспективы изменения этого образа страны в сторону приближения к западным стандартам и

40 ценностям.

Активно дискутировалась главная проблема: можно ли в принципе реформировать советскую систему или изменениям она не поддается? Подвопрос: сколь далеко способен пойти М.Горбачев в реформировании системы. И хотя большинство западных аналитиков отрицали возможность реформирования советской системы, отдельные советологи, при в целом скептическом отношении к эффективности системных принципов социализма (особенно экономических), допускали возможность коренных реформ без отказа от основ социализма. Известные советологи М.Левин и РЛевенталь, к примеру, не исключали возможности дальнейшей демократизации политической системы советского общества в рамках существующей системы при сохранении руководящей роли КПСС37.

Начало 90-х годов ознаменовалось драматическими событиями, ставшими поворотными пунктами траектории российского общественно-политического развития, точками так называемой бифуркации, в которых происходил выбор альтернатив развития: государственный переворот августа-сентября 1991 г., распад СССР в декабре 1991 г., окончательный слом советской системы в октябре 1993 г.

Масштаб событий определил и масштаб общественного интереса к ним. По горячим следам они получили широчайшую прессу, обильное и многостороннее комментирование политиками, публицистами, политологами, иными учеными самых разных сфер обществоведения, от историков до футурологов. Особое место занимали свидетельства очевидцев, участников событий.

На августовско-сентябрьские события 1991 г. оперативно

41 г, откликнулась не только многочисленная газетно-журнальная периодика, но и столь же оперативно появились книги, главным образом документального, репортерско-иллюстративного характера, хотя иные уже содержали значительный аналитическии материал .

Названная литература представляла собой на момент 1991-го -1992-го годов лишь первые шаги в процессе, исторического накопления фактов, исторического осмысления и запечатления для будущих поколений событий, ставших поворотными в судьбе страны. Имея безусловно фактологическую ценность, эта литература в большинстве своем отличается односторонностью в освещении событий. Авторы и составители, как правило, тенденциозны и выступают с позиций одной из идеологически непримиримых сторон (чаще, разумеется, с позиции победившей стороны). А потому в публикациях преобладает "официальная версия", в соответствии с которой августовские события расцениваются как неудавшийся государственный переворот в СССР, предпринятый реакционными силами (консервативная верхушка советской власти), выступившими против демократического обновления общества.

Понятно, что откровенно апологетический характер носят книги таких политических деятелей, как Горбачев и Лужков, чиновников на службе победившего режима Степанкова и Лисова. Однако не менее тенденциозны и исследователи Белоусова, Веретин, Лебедев и др.

По другую сторону баррикад столь же односторонни в интерпретации событий и политик Тулеев, и ученый Куркин. Корпоративный, социально-классовый, политический интерес толкает авторов не только к предвзятости и субъективизму, но

42 нередко - к прямой фальсификации фактов, иным некорректным приемам манипулирования общественным сознанием.

С увеличением исторической дистанции начинают появляться исследования, претендующие на взвешенный, беспристрастный, неполитизированный подход, анализирующие характер и социально-политический смысл событий, их движущие силы, причины "странного" характера т.н. "путча". Особое внимание продолжает уделяться главному субъекту - роли М.Горбачева в событиях 19-21 августа. Впрочем, делается это в более широком историческом контексте39. Фундаментальных монографий, посвященных специально событиям августа-сентября 1991 года, пока, к сожалению, нет.

Объектом все возрастающего внимания исследователей становится другой исторический факт, который невозможно определить иначе как социальный катаклизм глобального масштаба, носящий геополитический характер, - распад СССР в декабре 1991 года, хотя и в этом случае первое слово сказали политики и публицисты, готовя ученым обширную источниковую базу, набор аргументов оправдательного или обвинительного характера.

Естественно выделить усилия в этом направлении М.Горбачева и созданного им Фонда социально-экономических и политологических исследований. Понятно, что трактовка событий под пером бывшего президента СССР и его "команды" исключительно субъективна и пристрастна, но вместе с тем публикуемые фондом документы, в том числе и в мемуарах Горбачева и его ближайшего окружения, дают серьезную пищу для дальнейшего объективного анализа40.

Позици Горбачева и его окружения, которая состоит в том,

43 что Союз можно было сохранить, если бы не экстремизм "демократов", прежде всего в лице российского руководства и ряда лидеров союзных республик, противостоит позиция оппонентов, т.е. тех самых российских "демократов" и некоторых республиканских лидеров (Кравчук, Шушкевич и др.). Хотя книга Б.Ельцина "Записки президента" является, по его собственному признанию, "попыткой объясниться" главным образом по поводу событий октября 1993 года, тем не менее в ней присутствует и взгляд автора на Беловежский акт, излагаются некоторые подробности его принятия41.

В целом проблема крушения великого государства рассматривается сквозь призму личного противостояния президента СССР и президента России и руководителей других республик. И такой подход характерен для многих работ, вышедших по горячим следам события.

Представляет интерес недавно опубликованная книга народного депутата РСФСР, очевидца и участника многих событий В.Б.Исакова "Расчлененка: кто и как развалил Советский Союз. Хроника, документы"42, - прежде всего богатой документальной основой и отличающейся профессионализмом анализа.

Вместе с тем, общее состояние разработки темы декабря 1991 года, распада СССР в научном, исследовательском плане аналогично рассмотренному выше состоянию разработки темы августовско-сентябрьских событий: анализ главной проблемы -причин распада "великой империи" - представлен, главным образом, исследовательскими статьями, либо разделами, главами в работах в целом по отечественно-политической истории XX века или последнего десятилетия44.

44

Третий, столь же взрывной и притягательный сюжет отечественной истории, связан, безусловно, с событиями октября 1993 года. Эта тема также широко представлена свидетельствами

45 очевидцев, документальными материалами .

Особо в этом потоке материалов следует выделить свидетельства, размышления, анализ событий главными действующими лицами этой трагедии, как с той, так и другой стороны: Ельцина, Руцкого, Хасбулатова46.

Президент Б.Ельцин, комментируя события, объясняет свои действия необходимостью "покончить с разрушительным двоевластием". Он достаточно откровенен: "Грубо говоря, кто-то в стране должен быть главным. Вот и все"17. Позиция А.Руцкого и Р.Хасбулатова: в октябре они пытались защитить Конституцию, парламентскую форму правления.

При всей субъективности и откровенно политизированном характере "Записок президента" Б.Ельцина, "Великой российской трагедии" Р.Хасбулатова и "Кровавой осени" А.Руцкого, эти книги, как раз в силу противоположных оценок, взглядов, интерпретаций, полемизируя и взаимно обвиняя, дают тем самым достаточно полную картину событий.

Сделаны первые шаги в научном осмыслении характера и социально-политического смысла событий "нового октября" в контексте российского политического процесса18.

Лаконично и четко определяет акад. П.В.Волобуев сентябрьско-октябрьские события 1993 года как государственный переворот, преследовавший цель установления авторитарного режима типа "третьеиюньской монархии" 1907 года. Прибегая к исторической аналогии, он предлагает именовать установившийся

45 режим "четвертооктябрьским", предсказывая ему достаточно короткий век49.

Подавляющее большинство независимых аналитиков из двух основных позиций: октябрьские события - государственный переворот, преследовавший авторитарные цели, или - устранение двоевластия во имя демократии, склоняются к выбору первой.

Историки А.Зевелев и Ю.Павлов, убедительно полемизируя с автором "Записок президента", отвергая его версию событий, расценивают их как антиконституционный переворот по своей сути и гражданскую войну по форме ("своего рода залповый выброс, протуберанец гражданской войны"), поскольку целью борьбы была государственная власть, перераспределение этой власти, так как статус-кво не устраивал ни одну сторону, а сама борьба приобрела в итоге вооруженный характер50. Правда, здесь следовало бы уточнить, что со стороны защитников Конституции, представительной ветви власти "вооруженный характер" сопротивления надо признать скорее символическим.

В книге "Новый Октябрь" в оценке историков" коллектив авторов (В.П.Петренко, Ю.С.Борисов, М.М.Горинов, В.П.Березовский и др.) анализируе:.: события сентября-октября 1993г. в контексте "российских смут XX века, выделяя общие признаки, причины и следствия наших национальных катастроф. С социально-экономической точки зрения, это переворот класса управленцев, правящей элиты, сформировавшейся еще на "советском" этапе, стремившейся легализовать фактически находившуюся в их руках государственную собственность как собственность частную (личную собственность правящей элиты). С политической точки зрения, с учетом специфики российской власти (традиционно

46 жесткой российской государственности, иерархической), поскольку модель разделения властей не вписывается в российские традиции, за событиями 3-4 октября стояла борьба на уничтожение различных ветвей власти. Сознательно, либо неосознанно различные политические силы боролись за воссоздание жесткой государственности .

Анализируются причины и следствия силового разрешения противостояния властных элит ("Августовский" коалиционный политический режим оказался внутренне конфликтным: не находили общего языка радикальные монетаристы и у ;еренные реформаторы социал-демократической ориентации) - столкновение между сторонниками власти Советов и монархического авторитаризма с элементами парламентаризма. Поскольку к октябрю ситуация складывалась явно не в пользу президента и его команды (законодательное наступление Верховного Совета на конституционные права и полномочия исполнительной власти, поддержка законодателей в большинстве регионов, угроза лишиться кредитов МВФ и вероятная смена США ставки на Ельцина), президент отказывается от поиска компромиссов в пользу силового разрешения конфликта.

Один из важнейших выводов состоит в том, что, как показали события государственного переворота сентября-октября 1933г., политическая база режима, утвердившегося во власти, находилась большей частью в аппарате исполнительной власти всех уровней, силовых структур федеральной власти, радикально-либеральных политических партиях и организациях и части экономической элиты, ориентированной на ускоренное проведение радикальных рыночных реформ по сценариям МВФ.

47

А главный парадокс состоял в том, что так называемая "Октябрьская республика" родилась на волне ликвидации прародителей суверенной российской государственности конца XX века - бывших Съезда народных депутатов РСФСР и его Верховного Совета.

После событий сентября-октября 1993 г., которыми завершилась история советского общества, была поставлена последняя точка в его политической судьбе, достаточно определенно и ясно, как уже отмечалось, в новом свете выявилась картина развития отечественной истории на протяжении всего XX века. Она предстала в известной мере завершенной как цикл революций и эволюции, дав поразительный образец исторических параллелей и аналогий, продемонстрировав склонность истории развиваться как бы по спирали.

Эти события послужили убедительным аргументом для пересмотра многих вчерашних исторических воззрений, возникла потребность по-новому осмыслить российский политический процесс в комплексе всех его проблем и на протяжении всего столетия, отказываясь, прежде всего, от идеологизированных концепций отечественной истории, от методологического принципа жесткой детерминированности общественных явлений.

Интерес историков, таким образом, оказался естественным образом сосредоточен на проблеме комплексного, целостного изучения российского политического процесса XX столетия.

Историографическое пространство постепенно начинает заполняться такого рода исследованиями51. К массиву указанных работ, рассматривающих российскую историю XX века в едином комплексе, органично примыкают или входят исследования,

48 анализирующие на большом историческом материале опыт российских реформ (они представлены главным образом сборниками статей)52, выявляются причины ошибок и неудач современных преобразований в России, а также исследования, ограниченные рамками только советского общества53. Среди последних выделяется недавно выведшая монография Р.Пихои "Советский Союз: история власти. 1945-1991", названная в одной из газет "самым значительным книжным откровением прошедшего года в области политической истории"54. И хотя далеко не все специалисты разделяют столь восторженную оценку, тем не менее, это солидный труд, в котором представлены новые факты, новые документы, а в ряде случаев и новый взгляд на события, которые изменили не только страну, но и мир. Политически автор максимально отстранен от исследуемых событий (за исключением, пожалуй, периода "перестройки"), лишь строго регистрирует происходившее в стране, избегая политических обобщений и фундаментальных выводов. Если первое и можно отнести к достоинствам научного труда, то второе - вряд ли, несмотря на резонное замечание о том, что современная методологическая база еще не в состоянии помочь исследователю данного профиля оценить и проанализировать крушение такого великого государства, каким был СССР.

Автор не просто излагает ход политического процесса в Советском Союзе, но пытается понять, что такое власть в советских условиях, каковы механизмы ее реализации, как принимались политические решения. И хотя за последние десять лет тема неоднократно поднималась в историографии советской истории, эти попытки нельзя признать исчерпывающими в силу их

49 псевдообъективности. В работе Р.Пихои на богатом документальном материале доказывается, что многие стереотипы уже постсоветского времени (скажем, власть в СССР - это исключительно власть КПСС) не выдерживают серьезной исторической проверки. Советская партийно-государственная система предстает как самовоспроизводящийся и самоуничтожающийся механизм, который в действительности не имел ничего общего с декларируемыми принципами организации власти. Наблюдение не новое, но подтвержденное реальными документами.

Большой интерес представляют главы, посвященные последнему периоду существования СССР. Оставаясь "в прокрустовом ложе фактов и документальных свидетельств" и "исключая полет эффектных обобщенней социологических выводов", автор сумел взглянуть "в корень" тенденций общественного развития, очевидных сегодня.

Предмет особого внимания диссертанта - исследование перипетий российской политической истории последнего десятилетия. Исследование современной истории, когда речь идет о фактах и событиях если не сегодняшнего, то почти буквально вчерашнего дня, о процессах чаще всего не завершенных, а потому недостаточно осмысленных, не обобщенных, находящихся во власти публицистики, подверженных влиянию политических страстей, представляется делом чрезвычайно сложным. Целостная картина совместными усилиями историков, политологов, социологов и других обществоведов здесь еще только начинает складываться.

Одной из первых исследовательских работ, в которой в систематическом виде была изложена политическая история

50 современной России последнего, бурного десятилетия, стала работа В.Согрина55, вслед за ней вышло в свет экспериментальное учебное пособие по тому же периоду, подготовленное коллективом авторов РНИСиНП, которое, думается, вправе претендовать на самостоятельное научное исследование, поскольку авторам в осмыслении хронологических рамок представленного исторического отрезка, внутренней периодизации, многих событий и фактов пришлось сплошь и рядом "идти по целине"56.

В дальнейшем, по указанному периоду одна за другой стали появляться работы историков и философов, социологов и политологов, публицистов, анализирующие самые разные аспекты социальной, политической, экономической истории второй половины 80-х - первой половины 90-х годов (в отдельных случаях,

СП включая 1998 год) , события, характеризующие переход страны из одной общественно-экономической формации в другую.

Среди перечисленных работ следует выделить фундаментальный том "Современная политическая история России (1985-1997 годы)", представляющий собрание хроникально-документальных сведений о большинстве аспектов внутри- и внешнеполитической жизни страны с момента вступления СССР, а затем и России на путь преобразований и радикального реформирования.

В этом труде в более полном объеме, чем в упоминавшихся выше исследованиях, дается комплексный анализ важнейших российских событий и политических процессов последних десяти лет, представлен целостный взгляд на совокупность явлений и событий, приведших к коренным изменениям в структуре общества,

51 во внутренней и внешней политике России, ее экономике и социальной сфере. Раскрываются публичные и закулисные механизмы политической борьбы, организация и проведение важнейших политических кампаний, включая президентские, думские и губернаторские выборы, анализируются их результаты и влияние на последующее экономическое и политическое развитие страны. Прослеживается деятельность партии власти и оппозиции, политических лидеров, президентских и парламентских структур, партий и движений.

В книге проявилась публицистическая оппозиционность многих авторов, что лишний раз доказывает преждевременность утверждений о полном преодолении исторической наукой синдрома политизированности.

В исследовании периода преобладают все же работы локального характера, рассматривающие либо социально-политическое содержание переходного периода, особенности российской либеральной революции58, либо характеризуется сущность режимов, установившихся после августа 1991 г. ("Августовская республика") и сентября-октября 199$г. ("Октябрьская республика")59 (здесь по-прежнему преобладает публицистика), либо рассматриваются отдельные направления развития: политическое, социальное, экономическое60. Есть и локальные исследования, ограниченные рамками одного года, если он представляется "переломным" в политическом развитии, а то и одной конкретной кризисной ситуацией61.

Перечисленные работы, разумеется, не однородны и по-разному, порой с диаметрально противоположных позиций оценивают события, имевшие место в процессе перехода страны из

52 одной общественно-экономической формации в другую, по-разному характеризуют установившиеся постсоветские режимы.

Беспощадная критика в адрес ельцинского режима содержится в книге Дж.Кьезы "Прощай, Россия!" При всей публицистичности этой, по выражению одного из рецензентов, "яркой, но не всегда справедливой книги"62 московского корреспондента итальянской газеты "Стампа", тот факт, что Институт всемирной истории РАН совместно с российско-германской ассоциацией "Мюльхаймская инициатива" и издательской фирмой "Гея" сочли необходимым провести посвященный этой книге семинар, видимо, не случаен и свидетельствует о несомненной ее научной ценности, как с точки зрения фактов и наблюдений, так и некоторых концептуальных подходов (ошибочность избранного пути общественной трансформации).

Большой массив составляет ныне литература, анализирующая общественно-политическое развитие России на всех важнейших исторических этапах (октябрьская революция-контрреволюция, становление большевистской диктатуры, гражданская война, ленинский замысел создания социалистической экономики, судьба новой экономической политики, "реальный социализм", "перестройка" и постперестройка) с последующими попытками спрогнозировать ее дальнейший путь, нащупать пути выхода из затянувшегося кризиса. Самым популярным становится вопрос: откуда и куда идешь, Россия? .

В этом массиве обращает на себя внимание литература независимых экспертов "РАУ-Корпорации", ведущих серьезный разговор о судьбах России, возрождении Отечества. Она содержит анализ прожитого и прогноз развития на будущее, дает ответы на

53 извечные русские вопросы: кто виноват? и что делать? В концентрированном виде здесь даются основные источники, положения и составные части государственно-патриотической идеологии, разработкой которой аналитики РАУ занимаются уже более восьми лет. В книгах ведется аргументированная полемика с теми, кто взамен ушедшей в прошлое государственно-коммунистической идеологии пытается навязать народу чуждые, с их точки зрения, модели миропонимания и реформирования общества.

В работах рассматривается феномен всплеска русского национального движения, произошедшего в последние годы. Одновременно отвергается шовинистический экстремизм, проводится четкая грань между интернационализмом и космополитизмом.

Значительное место в исследованиях занимают проблемы внутренней безопасности, места и роли России в международном сообществе. Анализируя новые геополитические реальности, эксперты отмечают определенную инфантильность российской внешнеполитической машины, подчеркивают насущную необходимость корректировки курса страны на международной арене с учетом приоритетности национальных интересов России.

Анализ путей преодоления социально-экономического кризиса позволяет авторам сделать вывод о том, что государство может восстановить свои позиции индустриального гиганта, не уступающего по эффективности производства и производительности труда самым передовым странам, наметить этапы и обрисовать контуры необходимых преобразований - в случае изменения курса реформ и перехода от традиционной западной

54 теории экономического развития к модели повышения эффективности экономики на основе развития человеческого потенциала. Именно этот фактор и позволяет поставить вопрос, а по пути ли народу с властью? Остается открытым вопрос востребованности подобных трудов, эффективного использования суждений независимых экспертов в деятельности власти.

Появился ряд работ, в которых рассматриваются отдельно и конкретно только пути выхода России из кризиса64, также работы с большим акцентом на будущее, футурологического характера (как пессимистические, так и оптимистические)65. Характерно, что если публицистика чаще всего предрекает России крах, то историософская прогностика, несмотря на катастрофическое настоящее, сулит России большое будущее. В частности, такова позиция А.С.Панарина, чья книга - сплав публицистики, историософии и прогностики. Автор утверждает, что ведущие западные интеллектуальные теории неадекватны вызовам современности и будущего - в них нет достойного места для России. Его концепция предусматривает центральную роль России в мировой истории. При этом, как считают многие специалисты, не следует противопоставлять работу Панарина книге Кьезы. У Панарина не меньше горьких сентенций в адрес правящей отечественной элиты, а Кьеза, судя по книге, не меньше хотел бы видеть Россию великой и процветающей. Взгляды Панарина полны скепсиса в отношении как достижений западной цивилизации, так и перспектив дальнейшей вестернизации России. Основываясь на своей системе культурологического анализа, он утверждает, что интересы развития России требуют реинтеграции постсоветского пространства, полноценного присутствия в Европе и выхода к

55 морям. В этом вопросе точка зрения историо^ффа совпадает с мнением основной части отечественных международников, политологов и историков.

Системный кризис, разразившийся в обществе и сотрясающий его на протяжении десятилетия с лишком, с наглядностью выявил сущность отечественной политической истории XX века как противостояние "тоталитаризма' и "демократии", власти и общества. Закономерно в этой связи и возрастание интереса общественной мысли к этим проблемам.

Общественно-политическое, а, следовательно, и научное значение обращения к познанию проблемы власти особенно возрастает в переходные периоды развития общества, в периоды "скачков" от одной общественной системы к другой.

В теоретическом плане власть как социальный феномен изучена основательно. Различные аспекты проблем власти и властных отношений рассмотрены философскими, историческими, политическими науками, а также в рамках теории государства и права на разном уровне абстракции, с разных методологических и теоретических позиций.

Фактически вся истории философской мысли, в части социологических воззрений, начиная с общественно-политических теорий Аристотеля, представляет собой процесс разностороннего и все более глубокого проникновения величайших мыслителей в тайну общественного устройства и природу власти.

Выделяя формы управления государством, Аристотель называл три "хорошие" формы - монархию, аристократию и "политик)" (т.е. власть среднего класса, основанную на смещении олигархии и демократии), при которых нет корыстного

56

Использования власти, власть служит всему обществу в целом; и три "плохие", выродившиеся формы управления: тиранию, олигархию и крайнюю демократию, при которых власть легко становится на путь злоупотреблений и уже не служит всему обществу в целом. Похоже, что это главное противоречие в отношениях власти и общества остается актуальным и по сей день.

Главенство государства либо главенство общества? Эти две линии борются на протяжении всей истории социологической мысли.

Томас Гоббс, чтобы избежать "войны всех против всех", приходит к выводу о необходимости государства с неограниченной властью. Джон Локк впервые потребовал четкого отделения исполнительной власти от законодательной, главной задачей государства считая издание законов, наказание нарушителей права и защиту граждан от внешних нападений. Теорию разделения властей развил французский просветитель Шарль Монтескье - его деление власти на законодательную, исполнительную и судебную стало общепризнанным в классической теории государства и права.

В отличие от Гоббса, Жан-Жак Руссо, автор знаменитого "Общественного договора" выдвинул демократический идеал народовластия: суверенность воли народа и неделимость самой этой суверенности. Отвергая принцип деления властей, он рекомендовал постоянно действующую в государстве систему плебисцита, отстаивал принцип безусловного равенства юридических прав граждан.

И.Кант пришел к выводу, что народный суверенитет неосуществим и что воля народа должна оставаться в полном подчинении существующей власти. Крупнейший представитель

57 немецкой классической философии Гегель объявил государство не просто высшей разумной силой общественного развития и высшим воплощением свободы, но шествием Бога (абсолютной идеи) по земле, т.е. божественным установлением.

Наши рассуждения об историческом споре, выражаясь языком современной политологии, государственников и сторонников гражданского общества были бы не полны без ссылки на взгляды Гельвеция, скептический вывод которого кажется особенно убедительным: не существует такого образа правления, который бы вполне удовлетворял требованиям разума. Чрезмерная власть ведет к деспотизму, чрезмерная свобода - к своеволию, при котором деспотом будет каждый; концентрированная власть становится опасной, власть разделенная - слабой. Однако, сравнивая различные формы правления, Гельвеций приходит к выводу, что в отличие от абсолютной монархии и от аристократического строя только в демократическом правлении власть имеет в виду пользу всего общества, а каждый гражданин служит своей деятельностью общим целям (вывод, безусловно, ныне опровергнутый всем ходом истории).

Идея власти до гипертрофированных размеров была доведена Фридрихом Ницше. По Ницше, воля к власти - основа жизни, движущая сила мирового процесса. Отвергая идею социального равенства, Ницше "воспел" идею природного, фатального неравенства людей, неизбежность их деления на расу господ, призванную повелевать, и расу рабов, которые должны повиноваться. Как ни странно, эти идеи составляют определенную компоненту в системе мировоззрения современных российских "демократов".

58

Достаточно хорошо изученный в теоретическом плане, феномен политической власти продолжает получать свое дальнейшее толкование, с учетом конкретно-исторического опыта последних лет, в работах современных исследователей66. Получило новый импульс и изучение проблемы власти, в частности, ее взаимодействия с оппозицией, в исторических аспектах в трудах таких историков, как Аксютин Ю.В., Безбородов А.Е., Волобуев О.В., Данилов A.A., Журавлев В.В., Кулешов C.B., Пивовар Е.И., Роговин В.З., Розенталь И.О., Шелохаев В.В. и др.67.

Авторы приходят к выводу, что особенности политического процесса в России связаны с высокой степенью зависимости от глубинных исторических традиций: инерционности в пору "спокойного" развития; хронической, перманентной несбалансированности, конфронтационности политических сил; обоюдной неуступчивости и маргинальности ведущих политическую борьбу "верхов" и "низов"; исторического нетерпения влиятельных политических сил, их склонности на тех или иных поворотах истории решать проблемы "целиком и сразу", с "белого листа", отметая все накопленное ранее; высокой степени персонифицированности политики, особой роли в ней "вождизма"; резкой смены циклов и ритмов развития, вызываемой внешне неожиданными перепадами социального тонуса широких слоев общества от глубокой апатии к безоглядной пассионарности с последующей столь же резкой реверсией.

Оставаясь на протяжении всего истекающего века в основе своей силой, стоящей над обществом и ведущей с ним бесконечную борьбу, власть постоянно навязывает ему свои правила игры, свои представления об общественном развитии, свои модели этого

59 развития ("свои" в данное случае не значит национальные, часто это модели, заимствованные на Западе и не имеющие перспектив прижиться на российской почве).

В ходе тотальной критики социализма как системы, развернувшейся в конце 80-х годов, в советскую историографию стали активно проникать в качестве единственно истинных и неоспоримых еще вчера критиковавшиеся идеи и концепции, фундаментальные понятия буржуазной социологии и политологии, западной общественно-политической мысли. В интерпретации системы государственной власти, сложившейся в СССР, на вооружение была взята концепция тоталитаризма. Характерно, что к середине 1989 г. понятие "тоталитаризм" применительно к СССР прозвучало в устах генсека М.Горбачева. Не удивительно, что именно с 1989 г. в СССР, одна за другой, стали выходить работ , рассматривающие тоталитаризм как исторический феномен, как форму организации власти68.

Концепция тоталитаризма - одно из главных достижений западной политической мысли времен "холодной войны". В "классическом" виде она была сформулирована эмигрантами из Германии и Польши К.Фридрихом и З.Бжезинским в 50х годах69, получила развитие в работах Р.Арона и др. западных исследователей70. В Политическом словаре под ред. У.Лакера (1974 г., США) говорится, что термин "тоталитаризм" был изобретен для обозначения общих черт коммунистических и фашистских государств - роли правящей партии и (или) государственного руководства, как единственного источника власти и единственного инициатора перемен, располагающего военными и (или) полицейскими силами для подчинения общества.

60

Таким образом, концепция "тоталитаризма" - это, безусловно, политическая концепция, производное особых исторических условий "холодной войны", а точнее - продукт и в определенном смысле инструмент. Эта концепция преследовала совершенно конкретную идеологическую задачу: доказать, что СССР и фашистская Германия - два тоталитарных общества, различий между ними нет, оба античеловечны.

В первое время увлечения концепцией тоталитаризма на советской и постсоветской почве (конец 80-х - начало 90-х годов) происходило явное смешение двух понятий: феномена и концепции тоталитаризма. Недооценивался или умышленно замалчивался идеологический, политический смысл последней. Выводимое из данной концепции тождество фашистских и коммунистических режимов на основе якобы коренных, родовых общих признаков, выдавалось за непреложную объективную истину.

Во второй половине 90-х и в этом вопросе наметился более взвешенный, не столы прозападно апологетический подход. А в ряде случаев прозвучало и убедительное опровержение пресловутого тождества фашистских и коммунистических режимов, объединяемых общим понятием тоталитаризма.

Прежде всего, полагает, например, С.Кара-Мурза, нельзя ставить знак равенства между тоталитаризмом и фашизмом. Это понятия разного уровня. Фашизм - одна из множества разновидностей тоталитаризма. А такая его разновидность, как "советский тоталитаризм" вообще неизмеримо далек по духу от фашизма (так же, как, скажем, тоталитарный режим теократического государства Иран). Советский тоталитаризм и фашизм несовместимы во всех главных "срезах" представления о

61 человеке. Фашизм - это явление западной культуры: доведенная до предела западная демократия гражданского общества, "вывернутая" наизнанку и породившая тоталитарное общество.

В условиях гражданского общества западного типа произошло превращение человека в атом, в свободного изолированного индивида. В условиях кризиса такие индивиды, ставшие "человеческой пылью", объединяются в некий комок, рой, натягивая на себя одну рубашку - черную или коричневую. Это и есть фашизм - припадок группового инстинкта в среде людей, которые были предельно разобщены. Ничего подобного не было и нет в незападных культурах, тем более - в СССР, России, где человек всегда был и остается человеком общинным, соединенным с себе подобными множественными, насыщенными человеческими связями71.

В отечественной историографии последних лет начинает утверждаться более трезвая, взвешенная точка зрения на тоталитаризм как в ряде случаев исторически вполне оправданное явление. В 30-е - 40-е годы Россия могла собрать все силы, чтобы приготовиться и выстоять в Отечественной войне, только сплотившись в общество военного типа, т.е. став на время тоталитарным обществом. В критических условиях сплотиться в тоталитарное общество - естественный и разумный ответ народа на вызов истории. После окончания войны и восстановления разрушенного народного хозяйства общество столь же естественно стало исключительно быстро "демонтировать" тоталитаризм. Сказалась гибкость нашей культуры, общество менялось на глазах, быстро нарастала терпимость ко всякого рода отклонениям (достаточно вспомнить т.н. "шестидесятников"). Впрочем,

62 существует мнение, что даже в 30-е - 50-е годы полностью поставить общество под контроль центральной олигархии не удалось и тоталитаризм так и остался лишь тенденцией в развитии авторитарной бюрократической системы72.

Факт преодоления тоталитаризма в СССР в послесталинский период наиболее убедительно, на наш взгляд, показан в недавнем фундаментальном исследовании состояния советского общества в

ПО

70-х - начале 80-х годов А.Шубина . В это время страна жила уже в условиях авторитаризма, допуская независимые от государства течения общественной жизни. Единство в обществе, безусловно, существовало, но оно было, скорее, патриотическим, чем идеологическим.

Полезно отметить, что, сопоставляя тоталитарные и демократические режимы, неразумно утверждать, что один режим хорош, а другой плох, один воплощает добро, а другой - зло. Оба несовершенны, хотя и по-разному. Тоталитаризм чреват подавлением свобод и прав гражданина, почти неизбежным террором, одновременно полицейским и идеологическим. Конституционно-плюралистические (демократические) режимы несовершенны по причине избытка либо олигархии (за действиями партий скрывается могущество некоего социального меньшинства), либо демагогии (группы в условиях партийной борьбы забывают о нуждах всего социума и о смысле общего блага) - эти режимы почти всегда отличаются ограниченной эффективностью, поскольку не в состоянии принимать радикальные меры по причине все того же соперничества отдельных групп, защищающих собственные интересы. На это указывают, в частности, такие западные авторитеты в области политологии, как Раймон Арон74.

63

Пафос отрицания "реального социализма" с началом "перестройки" и естественным образом возникшая потребность новых принципов, моделей общественного устройства спровоцировали невиданный всплеск интереса в интеллектуальных кругах к антиподу тоталитаризма - западным демократиям как формам государственного устройства. В частности, уже в 1988 году в устах "архитекторов перестройки" зазвучали тезисы о гражданском обществе и правовом государстве как идеале, цели "перестройки".

В сборнике "Иного не дано" Е.Амбарцумов, отталкиваясь от "высоких оценок, данных гражданскому обществу Марксом и Энгельсом", рассуждал о формировании "социалистического гражданского общества", которое может "обеспечить саморегуляцию социализма, стать естественным и оздоровляющим началом", так же, как западные гражданские общества обеспечивают саморегуляцию капитализма75.

В дальнейшем, по мере нарастания критики социализма, его политической системы, тема гражданского общества становится все более популярной, в первую очередь в публицистике, достигнув апогея к событиям августа 1991 г. Причем, публицисты этих дней понимали гражданское общество едва ли не анархистски, как "желание и способность людей жить вне решений властей"76.

О гражданском обществе существует обширная литература. Идеи Карла Поппера, Дж.Сороса и других современных "классиков" открытого общества стали углублять и развивать применительно к российским условиям российские социологи и политологи Абрамов Ю., Варламов К., Виктюк В., Воробьев А., Голенков 3., Гридин Ю., Левин И., Игнатьева А., Михайлов Б., Рац М., Романенко Л.,

64

Смольков В., Черных А. и др.77.

Развернувшиеся в недавнем прошлом дискуссии о том, существует ли в России гражданское общество, ныне признаются неконструктивными, ибо совершенно очевидно, что гражданское общество как конкретный феномен современной западной цивилизации в России отсутствует. Вместе с тем, признается, что "процесс пошел" в данном направлении - элементы гражданского общества, независимых структур, как на уровне чисто социальных отношений, так и на уровне политическом уже существуют. Россия прошла определенный путь в этом направлении, ее социокультурная среда прямо не отторгает такого рода новаций.

Однако процесс этот противоречив и отнюдь не исключены здесь попятные движения, ибо в общественном сознании сильно убеждение в том, что гражданское общество как заведомо западный вариант общественного устройства в принципе не подходит России, где исторически в вопросе о соотношении государства и общества приоритет отдавался государству (так что получается, что социокультурная среда прямо не отторгает идей гражданского общества, но и не дает необходимых примеров активной самоорганизации).

Даже самые активные сторонники гражданского общества вынуждены констатировать, что в ельцинской России "мода на гражданское общество" очень скоро прошла, ибо в "верхах" оно ассоциируется с неуправляемой социальной стихией, и правящая политическая элита, похоже, пришла к выводу, что гражданское общество в условиях трудно возводимого здания российской государственности не актуально.

Какое же общество актуально? Вопрос этот пока остается

65 открытым. На сегодняшний день мы имеем общество неопределенной ориентации, где сталкиваются, переплетаются, накладываются друг на друга упомянутые тенденции движения в сторону гражданского общества и не менее сильные тенденции воспроизведения собственных российских традиций общества с сильной государственной компонентой.

В литературе последних лет утверждается точка зрения, снимающая нарочитость противопоставления государства гражданскому обществу. Без четкого, решительного и принципиального следования идее российской державности, российской государственной идее, очищенной от имперских и псевдопатриотических напластований, все рассуждения о демократии, свободе, гражданском обществе, правовом государстве и т.д. останутся лишь пустыми разговорами. Истинная свобода, демократия и права всех граждан, независимо от национальной, социальной, религиозной принадлежности, отнюдь не противоречат идее и принципам державности, сильной, основанной на праве и законе, государственной власти. Более того, они взаимно пронизывают и предполагают друг друга. Свобода и права человека оказываются иллюзией, если в полном объеме не работают все без исключения властные структуры, как по вертикали, так и по горизонтали.

Как свидетельствует исторический опыт, сильным и дееспособным оказывается то государство, где границы свобод и прав человека строго зафиксированы в законе и власть служит инструментом реализации и гарантией свобод и прав78. Так что в идеале речь идет о гармонии отношений власти и общества, пока напрочь отсутствующих. Однако, ситуация складывается таким

66 образом, что сегодня, в условиях жесточайшего кризиса власти, приоритетным становится вопрос укрепления российской государственности, ибо на повестке - вопрос о самом факте существования России как самостоятельного государства.

Сквозь призму становления демократического общества, общества политического плюрализма рассматриваются в новейшей историографии проблемы формирования российской многопартийности79. Приведенный список дополняют исследования, рассматривающие участие политических партий в двух российских выборных кампаниях: 1993-го и 1995-1996 годов80.

Имеющиеся на сегодняшний день исследования по становлению российской многопартийности с момента ее официального признания позволяют сделать два принципиальных вывода: во-первых, многопартийность стала реальностью и на первых порах вылилась в стремительный бум, прежде всего количественный; во-вторых, подлинная многопартийность так и не сложилась, ибо единственной партией со своей социальной базой, идеологией, организационной структурой осталась КПРФ.

Отмечается тенденция стремительного роста левых движений - многочисленных леворадикальных организаций. Идейное развитие радикалов идет быстрыми темпами. Лучшим изданием по левым вообще и левым радикалам в частности за последнее время стала книга А.Тарасова, Г.Черкассова и Т.Шавкуновой "Левые в России: от умеренных до экстремистов". Помимо КПРФ авторы выделили условно еще две группы в данном лагере: радикальных коммунистов и левых радикалов ("новые левые", анархисты и др.). На вопрос - будет ли революционный радикализм снова доминировать в России? - авторы пока дают отрицательный ответ.

67

Однако, рост леворадикальных движений - свидетельство того, что угроза перехода общества через порог социальной устойчивости, чреватого сломом государственности, вполне реальна.

Особый по своей значимости и актуальности массив, с точки зрения отношения государственной власти и общества, представляет литература по проблемам межнациональных отношений и государственного строительства.

Проблема межнациональных отношений, национальной политики оказалась не только острейшей, сыгравшей роковую роль в судьбе СССР и системы социализма, но и продолжающей сохранять свою остроту и актуальность в условиях государственного строительства постсоветской России. Отсюда -постоянный интерес исследователей и практических политиков к этой проблематике. Активно работают в данной сфере Р.Абдулатипов, С.Алексеев, Э.Баграмов, Ю.Бромлей, Т.Бурмистрова, А.Доронченков, Л.Добижева, О.Волобуев, Г.Зюганов, С.Кара-Мурза, С.Кулешов, В.Михайлов, Г.Осипов, Е.Строев, Э.Тадеваясн, В.Тишков, А.Чичановский и др.81.

Реальные процессы государственного строительства в постсоветской России, угроза дезинтеграции Российской Федерации по сценарию распада СССР обусловили активное обращение к мировому опыту федерализма в полиэтнических государствах, поиску новых концептуальных подходов в данной сфере.

Пожалуй, центральная проблема, которая широко дискутируется в научной литературе, публицистике и при обсуждениях в органах законодательной власти РФ - вопрос о федерализме, его сущности, уровнях и механизмах реализации. Одна позиция: обращение к историческому прошлому в попытках

68 обосновать органичность для России идей федеративного устройства - несостоятельно, поскольку опыт прошлого унитаристский. Идея федерации была "спущена" большевиками, как пропагандистская фикция, и только новая власть стремится наполнить ее демократическим содержанием. Федерация - отнюдь не универсальная отмычка к урегулированию проблем 82 межнациональных отношении .

Другая позиция: опыт прошлого не должен тяготеть над нами, надо искать новые подходы и решения. Распад Российской империи связывается как раз с отсутствием федерации, хотя и признается при этом, что демократия не обязательно связана с федерализмом, могут быть устойчивые и унитарные демократические республики, но для России этот вариант не приемлем83.

Существует точка зрения, что важнее определиться не в том, что предпочтительнее - федерация или унитарное государство, а в том, какое государство строить: демократическое или автократическое. Важнее сформировать демократическое государство, подконтрольное народной воле, инструментам гражданского общества84.

Для отечественной общественной мысли и политической практики, к сожалению, традиционно характерен поиск универсальных рецептов разрешения сложных проблем. Без федерализма нет демократии - категорично утверждал В.Шумейко85, хотя правомернее утверждать, что демократии нет без правового государства с его атрибутами.

Мировой опыт федерализма далеко не столь однозначен, как его трактует ряд исследователей. О том, что тезис о договорной природе федерации является не более чем мифом, писал правовед и

69 политолог В.Пастухов. В соответствии с ним, замечал он, во главе проблемы федерализма стоит разграничение полномочий между центральной и местной властями, являющееся предметом соглашения между субъектами федерации. Создание федерации мыслится как бесконечный договорный процесс, в ходе которого стороны согласуют взаимную компетенцию. На самом деле ключевым моментом в федерализме является не разделение полномочий между различными уровнями власти, а самоуправление личности, индивидуальная свобода. Политическое же разделение власти происходит, прежде всего, в интересах индивидуума и представляет собой своеобразную институционализацию свободы с помощью специфических механизмов, включаемых

О/Г федерализмом .

Дискуссия о характере федерации, ее сущности обострилась в свете заключенного весной 1992 г. Федеративного договора, воспринятого с одной стороны как пусть и временный, но фактор стабилизации, сохранения единого государства, превратившегося в договорную федерацию, с другой - как шаг в сторону конфедерации, союза государства, т.е. разрушение целостности России. Достигнутую стабилизацию нельзя было не воспринимать как временную, поскольку очевидная неравноправность статусов субъектов федерации, национальных республик и русских краев и областей, провоцировала обострение противоречий между субъектами федерации и ущемленных субъектов с Центром.

К дискуссии подключились и российские политики. Председатель Совета Федерации Е.Строев считает, что отношение Центра и регионов на договорной основе в случае их массовости (два-три в порядке эксперимента можно оправдать) приведет к

70 стихии, которая в состоянии захлестнуть страну. От конституционного принципа разграничения полномочий уходим к асимметричной, договорной федерации.

Эта проблема обсуждалась среди аналитиков в различных ракурсах. Высказывалась точка зрения, что российский федерализм должен быть не договорным, а только конституционным. Договор как способ разграничения полномочий и предметов ведения между субъектами федеративных отношений с политико-правовой точки зрения несостоятелен и несет в себе угрозу сворачивания федерализации. Договоры - свидетельство слабости российской государственности. "Нормальная" федерация отодвигается в запредельное будущее, а потому нужно кардинально изменить

87 вектор государственного строительства .

Ни унитаризм, ни федерализм не предотвращают полостью от опасности сепаратизма и этнократизма в его крайних, радикалистских формах. Национальный "вопрос" просто невозможно "решить" раз и навсегда, как нельзя построить идеальное общество, точно так же вряд ли возможно выработать рецепты по полной гармонизации сферы межнациональных отношений.

В ходе дискуссии по проблемам межнациональных отношений и государственного строительства наметились три тенденции: национального сепаратизма, национал-радикализма и межнационального сотрудничества внутри единого государства.

В литературе все в большей мере стал утверждаться третий, наиболее взвешенный подход, лишенный крайностей как национального сепаратизма, так и национального радикализма, подход, предполагающий сочетание существующего национально

71 территориального принципа образования федерации с принципом национально-культурных автономий для этнических общностей, не имеющих своих национально-территориальных образований.

Авторами данного подхода понятие нации трактуется не как особый тип этнической общности, а как согражданство. Такое понимание нации нашло отражение в Конституции РФ, провозгласившей самоопределение Российской Федерации от имени всего ее многонационального народа. Точно также и самоопределение субъекта федерации осуществляется от имени всего его многонационального населения.

Но у подобного подхода (полиэтническая нация, полиэтническое государство) немало и оппонентов, приводящих аргументы в пользу отхода от этнического принципа в строении и функционировании государства. Одни считают, что федерация, состоящая из национально-территориальных образований, изначально конфликтогенна, а потому территориальный принцип предпочтительнее. Но есть и те, кто продолжает фетишизировать национально-территориальный принцип88.

Основная форма самоопределения - это право представителей всех национальностей представлять и отстаивать через общегосударственный механизм власти свои интересы; развитие своей культуры. Лишь в случае невозможности осуществления этих прав национальные группы имеют основания требовать отделения от государства, т.е. целостность государства наилучшим образом обеспечивается проведением демократической национальной политики, направленной на поддержание единства гражданского общества и многообразия его этнических составляющих.

Со второй половины 90-х годов российский политический

72 процесс последнего десятилетия, в самых разных его тематико-проблемных аспектах, все чаще становится объектом диссертационных исследований. Диапазон интересов соискателей достаточно широк. Анализируются характер и содержание общественно-политического развития в целом89, конкретные общественно-политические кампании и даже персоналии90. Изучаются отдельные направления политического процесса, такие сферы его реализации, как социальная, экономическая, духовно-нравственная91, проблемы межнациональных отношений92, становления российской многопартийности93, трансформации

94 политической системы и становления государственности , эволюции власти и специфики ее функционирования в переходные

95 периоды отечественной истории , оппозиции как социального явления, характеризующего общественную жизнь современней России96. Привлекает внимание исследователей и зарубежная общественно-историческая мысль о переломных этапах российской истории, включая и ее последнее десятилетие97.

Диссертационное исследование Т.В.Ужвы "Общественно-политическое развитие Российской Федерации. 80-е - 90-е годы XX столетия" - одно из немногих, где рассматриваются две принципиально отличные, сменившие одна другую общественно-политические и социально-экономические системы в их сопоставлении. Выявляется специфика каждого из этапов, их плюсы и минусы. Оценивая сегодняшнее состояние государства и общества сквозь призму исторического опыта, автор получает возможность более трезво, объективно взглянуть и на современность, и на недавнее прошлое.

В работе объемно представлена эволюция развития

73 российского общества в разных социально-экономических системах, выявлены не только различия, но и преемственность, что особенно убедительно, о точки зрения автора, проявилось в сфере местного самоуправления.

Серьезный вклад в малоизученную проблему деятельности политической оппозиции на современном этапе вносит работа Г.В.Саенко, богатый фактический материал, интересные обобщения и выводы содержат исследования В.В.Амелина, Д.Г.Красильникова, С.Ю.Наумова, А.М.Попова, В.В.Шевцова по проблемам межнациональных отношений, функционирования власти и политических партий, о российской социальной политике в условиях модернизации и по некоторым другим аспектам современного политического процесса.

Диссертационные исследования, хотя и несут общие для отечественной исторической науки черты, ее переходное состояние, тем не менее демонстрируют готовность историков и других обществоведов к решительному преодолению кризиса, освоению новых методологических подходов, активному обращению к наиболее актуальным и сложным, малоизученным проблемам отечественной истории.

Источниковая база. На важность источниковой базы для эффективных исследований историка указывает уже сама этимология понятия "источник", ибо, по определению толкователя слов русских Вл. Даля, источник - это не только вода, истекающая из земли, но , вообще "всякое начало или основание, корень и причина, исходная точка, запас или сила, из которой что истекает и

98 т рождается, происходит . 1ак что историческии источник - это исходная точка, откуда начинается исследование, тот запас фактов,

74 которые черпает историк для воссоздания исторического процесса, его интерпретации, анализа, выводов. Естественно, что от полноты, богатства источниковой базы во многом зависит полнота и всесторонность изучения тех или иных явлений, процессов, проблем.

Исследование современного исторического процесса, современной истории с точки зрения источниковых возможностей имеет свою специфику: с одной стороны, многие факты и события как бы общеизвестны, еще вчера циркулировали в обществе главным образом через средства массовой информации и были, что называется, на слуху у каждого. Не даром существует мнение, что историю современности пишут в первую очередь публицисты. С другой стороны, информационные возможности источников, доступных исследователю современности, сильно ограничены, т.к. многие официальные документы, хранящиеся в текущих архивах, длительное время остаются не доступными для исследователей.

Переживаемый отечественной исторической наукой кризис, как уже отмечалось, был связан не только с крахом ее марксистской методологии, но и с трудностями формирования источниковой базы. Эти трудности, несмотря на значительные позитивные перемены, продолжают сохраняться, особенно, когда речь идет о формировании источниковой базы последнего десятилетия.

В основных службах социальной памяти российского общества, таких архивах, как Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ), Центр хранения современной документации (ЦХСД), Государственный архив Российской Федерации и в других, продолжают действовать ограничительные условия доступа к ряду фондов. Закрыты для

75 широкого доступа исторические ведомственные архивы.

В категорию документов так называемого "ограниченного доступа", как правило, включаются организационно-распорядительные, плановые, статистические и другие наиболее ценные для исследователей материалы, отражающие механизмы принятия управленческих решений и динамику протекавших в СССР на различных уровнях социальных процессов.

Рассекречивание закрытых документов, имеющих различные степени секретности, продвигается медленно, на открытое хранение переводятся фонды, не обладающие высокой степенью информативности. Все сказанное, в первую очередь и в самой большей мере, касается документов 1985-1991 гг., т.е. именно тех, которые относятся к сфере внимания (и в хронологическом, и в содержательном плане) диссертанта. Скажем, документы Политбюро, Секретариата ЦК КПСС, материалы ряда съездов и пленумов ЦК, личные фонды советских и партийных деятелей, другие важнейшие документы по политической истории СССР и России XX века находятся на постоянном хранении в Архиве президента Российской Федерации, куда имеет доступ лишь узкий круг привилегированных лиц. Отсюда - практическая невозможность получения документов по рассматриваемому периоду, еще не введенных в научный оборот, которые могли бы оказаться принципиальными для концептуального изменения взглядов на ту или иную проблему. Доступные документы арифметически наращивают известные одно-порядковые факты и могут служить лишь дополнительной иллюстрацией к тому или иному выводу. Вот почему диссертант вынужденно сосредоточивается на круге доступных источников, компенсируя

76 очевидный недостаток архивных материалов широтой и разнообразием источников иных видов.

Первая группа источников, к которым обращается диссертант официальные документы. Они представлены такими государственными актами, как Конституции СССР и РСФСР, Конституция Российской Федерации, принятая 12 декабря 1998 г., законы СССР, РСФСР и Российской Федерации, подзаконные акты, указы президента СССР и РФ, послания президента РФ, постановления съездов народных депутатов СССР и РСФСР и Верховных Советов СССР и РСФСР, правительства СССР и РФ, постановления Центризбиркома РФ, заявления, постановления, другие нормативные акты Совета Федерации и Госдумы, Федерального Собрания РФ первого и второго созывов.

Большой массив представляют документы и материалы политических партий и движений, среди которых материалы съездов, конференций и пленумов ЦК КПСС, программные заявления Демплатформы и других фракций и составе КПСС, документы основных партий и избирательных блоков становящейся российской многопартийности.

Для этой группы источников характерно размежевание на два резко противоположных по содержанию, социально-политической направленности периода: советский и постсоветский.

Вторую, весьма обширную в количественном и очень важную, с точки зрения диссертанта, в содержательном, качественном отношении составили мемуары участников исторического процесса, хотя ему хорошо известно сдержанное отношение многих историков к данному виду источников. Мемуарная литература, безусловно, несет печать субъективизма. Авторы подчас откровенно

77 пристрастны и вольно обращаются с фактами, что-то замалчивают, что-то преувеличивают, искажают умышленно либо по забывчивости, так что и фактическая сторона, и интерпретаторская в такого рода сочинениях требуют критического к себе отношения.

Однако сегодня мемуарная литература переживает невиданный бум. Такого количества воспоминаний книжный рынок, пожалуй, не знал никогда. Социологи подсчитали, что по количеству изданий из всех видов исторической литературы в 1995 г. первое место заняла именно мемуарная литература". Причем, книги по горячим следам недавних событий пишут политики самого высокого ранга, начиная с президентов, вчерашних премьеров, министров и кончая их советниками, помощниками, прочими функционерами, чиновниками вторых и третьих эшелонов власти.

Упоминавшаяся книга Б.Ельцина "Записки президента" -мемуары действующего президента. Этот исторический факт, бесспорно, беспрецедентен. Понятно, что книга написана в политических целях, но при этом она приоткрывает многие тайны "мадридского двора", дает некоторые документы никому другому не доступные, передает атмосферу той среды, где принимались важнейшие решения, психологию и нравы высшей властной элиты.

Эта литература, думается, требует своей классификации, поскольку всю ее трудно отнести к классическому жанру мемуаров: здесь и публицистика, и политические эссе, и рассказы очевидцев событий с элементами научного исследования, т.к. нередко вчерашний политик это и крупный ученый, советник или помощник - профессиональный политолог, социолог, экономист. Так что главный признак этой условно названной нами "мемуарной литературы" - личная причастность автора к описываемым

78 политическим событиям (хотя иногда само авторство субъекта исторического действия оказывается номинальным, поскольку на этих высотах практикуется т.н. "литературная запись"). Последнее обстоятельство в среде литературных профессионалов вызывает негативную реакцию100, но для историка в данном случае важны; факты, их интерпретация, с которой счел возможным солидаризироваться "автор").

Рассматриваемая нами мемуарная литература последнего десятилетия (вычленим условно в ее массиве две группы -собственно мемуаров публицистического жанра и мемуаров-исследований по горячим следам событий) охватывает практически все основные этапы советской истории, проявляя однако тенденцию количественного возрастания по мере приближения к событиям недавних дней. И наиболее просвеченным рентгеном мемуарного жанра оказался исследуемый нами период "перестройки" и "постперестройки".

Осмысление "перестройки" и первых шагов радикального реформирования общественно-политической и социально-экономической системы, включая революционные вспышки августа 1991 г. и октября 1993 г., сегодня невозможно без вовлечения в орбиту исследования мемуарных трудов М.Горбачева, Е.Лигачева, А.Яковлева, Н.Рыжкова, Б.Ельцина, Е.Гайдара, А.Руцкого, Р.Хасбулатова101. Это - высший эшелон политиков, выделяемых нами в группу особо компетентных и особо пристрастных, т.к. мера их личной ответственности за последствия реформирования особо высока, если не абсолютна.

Далее перечислим политиков и функционеров второго и последующих нижестоящих эшелонов власти в алфавитном

79 порядке: В.Афанасьев, Н.Байбаков, В.Болдин, К.Брутенц, Ф.Бурлацкий, В.Варенников, А.Грачев, Г.Зюганов, А.Капто, А.Коржаков, А.Коробейников, В.Крючков, В.Костиков, Ю.Лужков,

A.Лукьянов, В.Медведев, М.Ненашев, Л.Оников, В.Павлов,

B.Печенев, Г.Попов, О.Попцов, И.Савельев, А.Собчак, А.Стерлигов, В.Стрелецкий, А.Черняев, Е.Шапошников, Г.Шахназаров, Э.Шеварднадзе, О.Шенин, Ю.Шутов, Д.Язов и др.1<>2.

Работы перечисленных авторов далеко не равноценны ни по значимости затрагиваемых вопросов, ни по уровню их осмысления: от фундаментальных, хотя и субъективных, не во всем откровенных двухтомных трудов М.Горбачева и Р.Хасбулатова по целому комплексу политических и социально-экономических проблем, до скандальных разоблачений нравственных устоев высшей власти типа мемуаров А.Коржакова, Ю.Шутова, хотя и здесь внимательный исследователь найдет важные свидетельства, а то и ценные документы, из тех, что до поры остаются недоступными и "просачиваются" по каналам именно данной политизированной мемуарной продукции.

Главное достоинство рассматриваемой литературы, как исторического источника, в том, что перечисленные авторы в силу своего бывшего, а иногда и настоящего высокого положения приводят полностью, либо цитируют документы, к которым имели или имеют доступ и к которым исследователь, как обычный смертный, доступа пока не имеет. А поскольку авторы находятся на разных позициях, чаще всего диаметрально противоположных, то и приоткрывают завесу тайны каждый со своей стороны. В итоге, исследователь получает картину более или менее полную.

Второе достоинство: участники и очевидцы событий

80 воссоздают общую атмосферу, ее "аромат", нравственный фон, поскольку показывают процесс изнутри. Это особо важно сегодня, когда историки осознали необходимость "очеловечения" исторической науки.

В целом этот массив литературы, взятый в совокупности, дает хотя и противоречивый, но обширный и весьма ценный материал, пренебрегать которым исследователь не в праве.

Особо следует выделить роль мемуарной литературы в осмыслении взрывных моментов современной истории: августа 1991 г. и сентября-октября 1993 г.

Официальная версия Августа-91 представлена прежде всего в мемуарах М.Горбачева. Ту же самую версию, либо версии, близко примыкающие к официальной, обнаруживаем в мемуарах Б.Ельцина, Ю.Лужкова, А.Собчака, Ф.Бурлацкого, В.Медведева,

A.Чярняева, Г.Шахназарова и некоторых других. Им противостоят, в первую очередь, мемуары их прямых политических оппонентов -группы так называемого ГКЧП и политиков, близко стоявших к этой группе: В.Болдина, В.Варенникова, В.Крючкова, А.Лукьянова,

B.Павлова, О.Шенина, Д.Язова.

Излишне говорить, что события Августа-91 оцениваются в двух этих группах с диаметрально противоположных позиций, но сравнительный анализ данных работ, постепенно приоткрывающих все новые и новые факты, в силу того, что то, что заинтересованы скрыть одни, как раз прежде всего стремятся обнародовать другие, позволяет реконструировать некую среднюю линию, очевидно более всего приближающуюся к истине.

Менее обширна мемуарная литература по сентябрьско-октябрьскому перевороту 1993 г. Решительно оправдать его

81 пытается прежде всего Б.Ельцин в своих "Записках президента". Его поддерживает Е.Гайдар, хотя даже он в "Днях поражений и побед" предпочитает не особенно задерживаться на данном сюжете.

По эпизоду "всплеска гражданской войны" в Москве в октябре 1993 года преобладает мемуарная литература "защитников Конституции". Это уже упоминавшийся двухтомник Р.Хасбулатова "Великая российская трагедия", книги А.Руцкого "Кровавая осень (дневник событий)" и "Лефортовские протоколы", особо ценные своей документальной основой, Ю.Воронина, Б.Исакова и ряд

103 других свидетельств очевидцев .

Третью группу источников представляет публицистика (рассмотренная нами выше мемуарная литература под пером иных авторов несомненно обретает яркую публицистическую форму, и наша классификация достаточно условна, тем более, что настоящее и прошлое здесь не столь уж значительно отстоят друг от друга. В массиве источников, отнесенных нами ко второй группе, главная отличительная черта - личное участие авторов в описываемых недавних событиях, а, следовательно, ведущий элемент -мемуарный).

Публицистика представлена прежде всего в периодической печати - газетах и журналах общественно-политического, литературно-художественного и научного профиля, а также в сборниках исторического, философского, социологического, правового характера. Однако выходит немало публицистических книг и индивидуального авторства. Ярким примером этого служат упоминавшиеся нами книги В.Афанасьева, Ф. Бурлацкого, Р.Медведева, М.Дэвидоу, Дж.Кьезы и др.

В среде исследователей-историков сложилось в целом

82 несколько снисходительное отношение к публицистике как историческому источнику. Конечно, справедливо суждение, что публицистика, как правило, политически ангажирована, однако существует и иное мнение. Историк Е.А.Косминский, например, полагает, что основные тенденции исторической науки "чаще приходится улавливать не столько в творчестве крупных историков, сколько в общей атмосфере в периодической литературе, в дискуссиях"104. Объясняется это тем, что публицистические произведения часто содержат постановку актуального, нарождающегося вопроса в первоначальной, еще недостаточно мотивированной и подкрепленной фактическим материалом форме. При разработке новых тем и сюжетов публицистика выступает как первичная форма осмысления материала, за которой подтягиваются академические дисциплины. При этом у хорошей публицистики силен художественный элемент.

К данной группе источников, помимо работ профессиональных публицистов, автор относит статьи и выступления, книги действующих политиков самой разной политической ориентации: от левых радикалов типа Н.Андреевой и В.Анпилова, до столь же радикальных правых типа В.Жириновского, В.Новодворской, не обходя, разумеется, вниманием и разнообразный спектр политического центризма105.

Диссертантом изучено свыше полусотни газетных и журнальных изданий, дайджесты прессы за 1987-19Ц9 гг., более двух десятков сборников, индивидуальных публицистических работ (см. Библиографический список).

Четвертую группу источников представляют аналитические материалы, подготовленные различными исследовательскими

83 центрами, либо отдельными социологами, политологами, экономистами. Если публицистика есть лишь первичная, самая предварительная форма осмысления событий и явлений общественной жизни, основанная подчас на ярких, но единичных фактах, а тенденция за ними просматривается во многом интуитивно, сообразуясь с провидческими способностями и социальным опытом автора, то аналитические материалы дают иной, более высокий уровень обобщения изучаемых общественно-политических, социальных, экономических и прочих процессов, базирующийся на системе фактов, социологических замерах, статистике, т.е. результаты и выводы здесь получены уже научными методами.

Однако аналитика в сравнении с публицистикой утрачивает эмоциональную или человеческую сторону, не может передать историку духа времени, нравственной атмосферы, всего того, что делает историю полной страстей и жизни. Вот почему так важно комплексное использование всех видов имеющихся источников.

Среди использованных автором аналитических источников видное место занимают материалы аналитического центра Института социально-политических исследований РАН, фонда "Реформа", Московского центра Карнеги, Международной неправительственной научно-исследовательской организации "РАУ-Корпорация", Российского независимого института социальных и национальных проблем, в первую очередь его центров политической и экономической истории, социально-политического анализа, социально-экономических исследований, центра социологического анализа межнациональных конфликтов и ряда других исследовательских организаций.

84

В ходе работ' автор широко использовал материалы конкретно-социологических исследований таких ведущих социологических служб, как фонд "Общественное мнение", ВЦИОМ, ИСГ|И РАН, Институт социологии парламентаризма, РНИСиНП.

Автор привлекает необходимые статистические материалы, характеризующие состояние экономики, социальной и духовной сферы общества, межнациональных отношений на разных этапах трансформации системы, используя главным образом издания Госкомстата СССР (советский период) и Госкомстата РФ (постсоветский период), в отдельных случаях дает ссылки «^ независимых экспертов.

В ходе изучения российского политического процесса XX века в комплексе всех его проблем коллектив научных сотрудников Центра политической и экономической истории России РНИСиНП выделил в качестве одного из приоритетных направлений -формирование новой источниковой базы как важнейшей предпосылки последующего углубленного анализа данного процесса.

Подготовленные в рамках научной программы "Политические партии и движения в России" и опубликованный сборник "Политические партии России 1907-1917 гг. Количественный анализ" включил в себя систематическую информацию о состоянии политических партий, позволяющую осйгс&я&ть динамику их количественного состава, численности и территориального размещения партийных организаций, их органов печати и т.п. По существу на основании архивных данных, обработанных по специальной методике, был создан принципиально новый тип

85 источника, содержащего объективные данные о состоянии политических партий на широком хронологическом отрезке.

Аналогичная работа с документами проводилась и в рамках программы "Истоки и развитие тоталитаризма в СССР, исторический опыт национально-государственного строительства". Корпус документов, позволяющий более обоснованно судить и более точно знать отечественную историю, в частности, судьбу союзного государства, объективные и субъективные причины его крушения, значительно пополнился с выходом книги "Несостоявшийся юбилей. Почему СССР не отпраздновал своего 70-летия?"

Диссертант принимал участие в работе над разделом, охватывающим период 60-х - начала 90-х годов. В дальнейшем он сосредоточился на временном отрезке, связанном с социальными процессами середины 80-х - 90-х годов.

Формирование документальной базы по определенной тематике с привлечением аналитического и публицистического материалов самых разных политических предпочтений позволило, по мнению рецензентов, создать некий своеобразный синтетическш жанр документально-аналитического исследования проблем современной отечественной истории.

История наглядна и доступна, когда она персонифицирована. А в отечественной истории персонифицированность политики, "вождизм" в силу специфической ментальности и традиций российского общества, носят особо ярко выраженный характер, а потому привлекательны для массового сознания, что нельзя не учитывать в исследовательской работе.

Руководствуясь этими соображениями, сотрудники Центра

86 приступили к осмыслению политического процесса через отражение деятельности, как правило, конфликтной, конфронтационной, политических лидеров последнего десятилетия, благо жизнь давала здесь богатый материал. Так появилась своеобразная летопись отечественной истории в лицах, представленная книгами "Горбачев - Ельцин: 1500 дней политического противостояния" (в 1993 и 1994 гг. она издана в Китае и Японии в переводе на соответствующие языки), "Ельцин - Хасбулатов: единство, компромисс, борьба" и "От Ельцина к. Ельцину: президентская гонка-96" (диссертант - составитель этих книг, автор вступительных статей и комментариев)106.

Книги охватили практически весь основой комплекс политические проблем, возникавших на временном отрезке с 1986-го по ноябрь 1996 г., т.е. на всем пути сокрушения советско-коммунистической системы и на этапе становления новой политической системы, получившей у некоторых политологов название "Октябрьская республика".

Документальные материалы, представленные в первых двух книгах, позволяют в известной мере выявить реальную роль конкретных политических лидеров (Горбачев, Ельцин, Хасбулатов) в трагическом повороте событий последнего десятилетия, одновременно давая возможность сделать вывод о некоторых характерных чертах российского политического процесса, в котором отношения лидеров представляют как бы общую модель отношений власти и оппозиции, противоборствующих политических сил, за которыми пробуждающееся общество, отношений, основанных на взаимном неприятии, склонности к неуступчивости и нетерпению, к силовым решениям противоречий.

87

В третьей книге, посвященной одной из самых захватывающих политических интриг последних лет, в центре событий также политические лидеры: на этот раз Ельцин и Зюганов, некоторые другие, второстепенные персонажи. Однако модель отношений соперничающих сторон остается прежней, если не более бескомпромиссной, конфронтационной.

Как заметил один из рецензентов, книга, посвященная перипетиям предвыборной кампании, оказалась исследованием российской демократии107. А суть ее такова, что ход и направленность избирательной кампании, этой первейшей и главнейшей из демократических процедур, и, в конечном счете, ее результат и лицо этой демократии определяли и определили так называемые "выборные технологии", взращенные на больших деньгах и большой лжи, на безраздельном господстве сильного, т.е. имеющего власть и деньги, в информационном пространстве. Отобранные для книги материалы позволил//передать атмосферу напряженной борьбы. Аналитика здесь соседствует с хронологической летописью, интервью - с данными социологических исследований. Объективную сторону обеспечивает перекрестная публикация либеральных и шгических источников.

Другой тематический срез, касающийся проблем социально-полтического смысла августовских и декабрьских событий 1991г., взаимозависимого процесса распада государства и его армии, как первейшей опоры всякой государственности, получил разносторонний и, как представляется, объективный анализ в книгах "Красное или белое? Драма августа-91: факты, гипотезы, столкновение мнений" и "Несокрушимая и легендарная в огне

88 политических баталий. 1985-1993гг." (диссертант - составитель, автор предисловий, вводных статей к разделам и подразделам)108.

Книга об августовско-сентябрьских потрясениях 1991г., вышедшая по их горячим следам, вобрала тем не менее основательный массив документальных свидетельств, ставших достоянием гласности на момент ее создания (конец 1991 г. - первая половина 1992 г.), аналитический материал, отразивший противоречивую реакцию общественности на характер и содержание событий.

Уже само название сборника отражает противоречивость и неоднозначность как самих событий, так и их сиюминутных, жестких оценок. Позиция составителя - в неприятии каких-либо "фигур умолчания", в бескомпромиссном столкновении различных, чаще всего диаметрально противоположных точек зрения, ярко демонстрирующих глубокий раскол в обществе, размежевание на противоборствующие социальные группы. Подобный методологический прием позволяет уйти от навязываемых той или иной политической силой предвзятых, а стало быть, мифологизированных, в лучшем случае односторонних толкований происходящих в обществе процессов, создает необходимые предпосылки для дальнейшего объективного их изучения.

Все та же проблема непримиримого соперничества политических сил, на этот раз с вовлечением в "магнитное поле" их противостояния Советской Армии, получила подтверждение во второй из упомянутых книг. Богатый документальный материал, воссоздающий картину гибели самой большой и грозной армии мира в горниле жестокой борьбы за власть между противоборствующими политическими группировками,

89 подтверждая вывод о неразделимости судеб государств и их армий, подтверждает и вывод о том, что армия, как институт государственности, как опора системы в период внутригражданских потрясений неизбежно оказывается втянутой в политику, и "армейская карта" выступает сильнейшим средством политической борьбы. Армия становится одновременно и субъектом, и объектом этой борьбы.

Таким образом, богатый документальный и аналитический материал, собранный в книгах, в своей совокупности позволяет обнаружить истинные корни происходящих в обществе конфликтов, их содержание, социально-политический смысл, видимые и скрытые пружины развития, общественно значимое и объективно-личностное. Он служит основанием для ответа на многие острые вопросы, касающиеся существа политического катаклизма, постигшего страну на исходе века. Скажем, об истинных и декларируемых целях "перестройки", о том, сознательно ли была разрушена великая держава и, если так, то в чьих интересах; о подлинных причинах. противостояния законодательной и исполнительной ветвей власти, о том, что же происходило -реформирование или разрушение, демократизация или стремление к новой диктатуре под демократическими лозунгами, о причинах перманентного кризиса власти и характере ее взаимоотношений с обществом и о многом и многом другом.

Хотя, безусловно, пока это еще предпосылки для исчерпывающего ответа, который возможен лишь в ходе дальнейших глубоких и всесторонних исследований.

Заключая обзор источниковой базы, подчеркнем, что, несмотря на отсутствие архивных материалов, круг источников,

90 использованных диссертантом, достаточно обширен и многообразен. Тщательное их изучение, сравнение и сопоставление различных данных, документов, социологических, публицистических материалов позволило отобрать основные, наиболее типичные факты для характеристики изучаемых процессов. * *

Итак, проведенный историографический и источниковедческий анализ выявляет достаточно противоречивую картину. Кризис исторической науки, с одной стороны, основательно надорвал историографическое пространство, обозначил массу направлений, проблем, ждущих всестороннего, объективного исследования. С другой стороны - налицо явные симптомы преодоления кризиса и активизации исследований исторического процесса.

Вместе с тем, обращаясь к общей характеристике состояния современной отечественной историографии, необходимо подчеркнуть, что содержание многих работ отражает переходный характер исторического знания. Это обусловлено, во-первых, глубокими изменениями, связанными с утверждением в исторической науке новых теоретико-метотодологических подходов, при сохранении приверженцев подходов традиционных. Во-вторых, с тем, что процесс выявления, публикации и анализа новых источников не только не завершен, но многие трудности, связанные с доступом к ним, по-прежнему сохраняются. В итоге, конкретно-историческая картина современного, в первую очередь, политического процесса остается неполной^ далеко неравномерно изученной. Сказанное, как уже подчеркивалось, прежде всего

91 относится к избранной диссертантом проблеме взаимоотношения власти и общества в условиях трансформации российской социально-экономической и политической системы.

92

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Доброхотов, Леонид Николаевич

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрен российский политический процесс второй половины 80-х - 90-х годов XX века с точки зрения отношений власти и общества, проанализировано их конкретно-историческое содержание на этапах распада советской общественно-политической системы (1985-1993 гг.) и последующего становления и развития новых общественных и властных структур (1993-1998 гг.).

Процесс преобразований ("перестройка") начинался в условиях, когда в обществе сложились не только объективные для этого социально-экономические и политические предпосылки, но и вызрело осознание необходимости перемен практически во всех социальных слоях и группах. Однако ожидание перемен массами было пассивным, что вытекало из самого характера сложившихся отношений "власть -общество".

Специфика общества "развитого социализма" как авторитарно-бюрократического состояла в абсолютизации партийно-государственной власти, поглощавшей общество. Правомерно говорить о надобщественном характере той власти, воспринимавшейся в роли некой абсолютной силы, призванной управлять, повелевать обществом, спасать его, об обществе, отчужденном от принятия управленческих решений, не способном влиять на власть, защитить себя в случае необходимости от ее произвола. Не власть существовала для общества, а общество признавалось и допускалось лишь в той мере, в какой оно было нужно для воспроизводства и функционирования, власти.

Если руководство страны полагало какую-то операцию нужной, ничто внутри общества не способно было остановить его. Отсюда и

496 феномен "революции сверху" М. Горбачева, в котором проявилось традиционное для власти навязывание обществу понимания общественного блага.

Противоречиво состояние общества на данном этапе. С одной стороны, основная масса продолжает оставаться аполитичной, либо слепо веруя власти, либо столь же иррационально игнорируя ее. С другой в его наиболее социально активных слоях намечается пробуждение. Но специфическая черта самоорганизации общества в том, что она проходила с разрешения верхов и до поры регламентировалась ими в рамках процесса искусственного создания массовой политической оппозиции самой диссидентствующей, раздваивающейся верхушкой власти.

Однако заданный сверху процесс реформирования по западным лекалам, без учета не только советского менталитета, но и более глубоких исторических, культурных традиций, изначально нес в себе потенциал общественного отторжения и грядущего раскола общества, очень быстро утратившего имевшийся на старте преобразований консенсус относительно их необходимости.

Следующая, ключевая фаза "перестройки" (1988-1989 гг.), характеризовалась двумя главными тенденциями: в сфере власти -процесс ее первоначального самоподрыва переходит в процесс конституционно оформленного самоустранения, поскольку предпринятая сверху политическая реформа означала добровольный отказ КПСС от монополии на власть, хотя и были попытки ее удержания в иных формах; в сфере общественной жизни - происходит "взрыв" общественно-политической активности масс, делаются первые реальные шаги по формированию гражданского общества, поскольку общественные движения уже освобождаются от опеки

497 власти. На данном этапе власти теряют управление общественными процессами, "перестройка" обретает независимый от ее инициаторов характер. Инициативу перехватывают либерально-демократические силы, радикально меняя конечные цели реформирования.

Сменившееся в верхах противостояние радикалов и консерваторов на более политически определенное противостояние демократов и коммунистов распространилось и в целом на общество, размежевывая его, фиксируя раскол. Начался период сокрушительной ломки общества. Движение "неформалов" поднимается на новую ступень - возникают "народные фронты", официально как структуры для организованной поддержки "перестройки", на деле очень скоро оказавшиеся инструментом борьбы с КПСС, с существующим политическим режимом.

На 1-ом съезде народных депутатов СССР произошло фактически легальное возрождение организованной оппозиции, имеющей статус представительной власти. Съезд явил собою "разгул" демократии, стал актом публичного низведения власти с некоего священного пьедестала, фактом открытой схватки власти и общества, в ходе которой авторитету партийно-государственной власти был нанесен смертельный удар.

Третья, заключительная фаза "перестройки" (1990-1991 гг.), обернулась обвальным распадом государства и общества, что явилось закономерным итогом предшествующей политики самоподрыва и самоустранения власти. Стремительный процесс распада союзной власти, формирование в обществе широкого спектра общественно-политических движений, открыто поведших борьбу за власть, на этом этапе с наибольшей очевидностью выявили характерную черту конфронтационности российского политического процесса, его

498 сильную разрушительную компоненту, настроенность противоборствующих сил на непримиримые, бескомпромиссные методы борьбы.

Одной из самых тонких сфер, где разрыв ткани социального организма тотчас дал о себе знать, как только общество пришло в движение, оказалась сфера межнациональных отношений. Межнациональные конфликты, возникшие практически одновременно с обострением конфликтов в идеологической сфере, воспринимались поначалу властью как социальный протест в форме национальных движений, однако очень скоро проявилось и было осознано его антирежимное и сепаратистское содержание.

Региональная элита, преследуя амбициозные и корыстные цели, но опираясь на такие политизированные общественные движения, как "народные фронты", запустила механизм национальных разборок, направив его острие против "тоталитарного центра". Национальный вопрос стал частью вопроса о власти, инструментом борьбы за нее.

Политический процесс в преддверии августовского 1991 г. краха старой системы развивался по законам все той же непримиримой конфронтации как внутри уже расколовшейся власти, так и общества. Идейное размежевание в КПСС завершилось открытым организационным расколом. Демократическая оппозиция одержала победу в своей кампании за отмену конституционно закрепленной руководящей государственной функции КПСС, что означало революционный переворот в политической системе. Центральная власть, обретя форму президентского правления, не смогла стать реальной. Региональные выборы создали власти, альтернативные властям на уровне СССР. Была заложена национальная, политическая и организационная основа для генерального конфликта: местные

499 власти и власти СССР.

Особо острые, формы этот конфликт принял в Российской Федерации в силу ее преобладающего удельного веса в составе Союза и сыграл определяющую роль в его судьбе. Он материализовался в беспрецедентном противостоянии союзного и российского лидеров: Горбачев - Ельцин. В этом противостоянии, прежде всего на тему государственного устройства, оказались сфокусированы характерные особенности российского политического процесса: высокая степень персонифицированности политики, особой роли в ней "вождизма", авторитарного навязывания обществу тех или иных моделей развития и вытекающей из этого пассивности масс, общества, его отчуждения от участия в решении проблем.

Процесс выработки нового Союзного договора отразил не только непримиримую позицию сепаратистски настроенных, хотя и в разной степени, региональных элит, до поры маскировавших свои истинные цели довести суверенизацию до фактического уничтожения единого государства, не только не гибкость, а порой и бессилие Центра, но, в первую очередь, его традиционно "верхушечный" характер, когда судьбоносные для страны вопросы решались по существу в узком кругу политической элиты, центральной и региональной.

Ставший вершиной исполнения в обществе демократических процедур всенародный референдум 17 марта 1991 г. по вопросу сохранения СССР как единого государства на деле продемонстрировал полное неприятие как старой, так и нарождающейся политической элитой демократических принципов. Последующее игнорирование народного волеизъявления кучкой стоящих у власти высших функционеров стало ярким свидетельством

500 того, что все разговоры о создании гражданского общества со стороны власти не более чем "политические игры", а само общество бессильно защитить собственный выбор.

Борьба за власть с изначальными установками противоборствующих сторон решать проблему насильственными методами логично привела к драматическим августовско-сентябрьским событиям 1991 года. Завязавшийся узел противоречий стал следствием "закулисных методов" власти, ибо келейно, властной верхушкой подготовленный новый Союзный договор вступал в противоречие с народным волеизъявлением.

Августовско-сентябрьские события означали "верхушечный" государственный переворот, приведший к смене политических режимов, окончательному отстранению от власти КПСС, демонтажу в последующие три-четыре месяца Союза, что в совокупности создало условия для изменений формационного характера. Апогеем антиконституционного произвола высшей власти стали Беловежские соглашения, уничтожившие трехсотмиллионное государство вопреки воле народов.

С наибольшей наглядностью, едва ли не в гротесковых формах, особенности российской политической культуры как конфронтационной, чуждой компромиссов, поисков путей к мирному и взвешенному согласованию интересов проявились на этапе нового российского двоевластия, перехода от советской политической системы к постсоветской. Этот этап (1991-1993 гг.), получивший наименование "Августовская республика", будучи коалиционным режимом, компромиссом радикальных демократов-западников с реформаторами-аппаратчиками из советской партийно-хозяйственной номенклатуры, характеризовался острым конфликтом не только

501 общества и власти (ситуация победителей и побежденных), но и внутри власти, между ее исполнительной и представительной ветвями.

Возникшее неприятие экономического курса "шоковой терапии", обострившего социальную обстановку в стране, представительной властью столкнулось с упорной позицией исполнительной власти во главе с президентом, настаивавшими на непогрешимости избранного курса и не желавшими его корректировать.

Неспособность властей прийти к согласию породила проблему передела полномочий конфликтующих ветвей власти, изменения государственно-политического устройства: быть ли России парламентской республикой или президентской?

Борьба приобрела беспрецедентно жесткий характер. Сравнительно короткий временной отрезок, на котором соперничающие стороны делали попытки решения спора путем компромисса, согласования позиций методом демократических процедур, очень, скоро сменился стадией открытой конфронтации, борьбы на взаимное истребление, логично приведшей в сентябре-октябре 1993 г. к вспышке гражданской войны вокруг Дома Советов.

Борьба двух ветвей власти развивалась на фоне массового протестного движения, продемонстрировавшего новый мощный раскол общества. Пришедшая под знаменами демократии власть устами президента заявила о своей небоязни обвинений в "недемократизме", что с блеском в дальнейшем и продемонстрировала. Демонстративное обращение к внешне демократическим процедурам типа апрельского референдума, майского Конституционного совещания или Собрания граждан РФ являлось либо имитацией поиска национального и гражданского согласия, либо ширмой, прикрывающей курс на возрождение

502 авторитаризма.

Характерно, что к силовым, антиконституционным действиям проявляет склонность не только власть. Провоцирует ее на подобные действия и само общество в лице отдельных общественных движений, социальных групп, средств массовой информации.

Первый этап становления постсоветской России (октябрь 1993 г. - июль 1996 г.), получивший название "Октябрьская республика", это наиболее противоречивый временной отрезок становления новой политической системы. Ее неадекватность была обусловлена:

- насильственными, на завершающей стадии военными, методами решения вопроса о власти и последовавшим за этим тяжелейшим морально-психологическим и политическим кризисом в обществе;

- нелегитимным принятием Конституции в декабре 1993 г. (реально "набравшей" лишь 23% от общего списочного числа избирателей);

- молчаливой отменой досрочных президентских выборов, назначенных на 1994 г., и почти трехлетней сомнительной легитимностью ельцинского президентства;

- перехватом "победителями" идей и лозунгов поверженной оппозиции;

- войной Центра с одним из субъектов федерации;

- разборками финансовых олигархов и коррумпированной элиты;

- многомесячными невыплатами зарплат, пенсий, пособий, поставивших на грань выживания почти четыре пятых российского населения;

503

- в целом стратегическим курсом реформ, предполагавшим создание в стране, богатой всеми видами ресурсов, в том числе интеллектуальных, типично колониальной экономики по рецептам МВФ, разработанным для слаборазвитых стран.

Октябрьский расстрел российского парламента упразднил систему Советов на всех уровнях, а Конституция образца 1993 г. определила по существу суперпрезидентскую форму правления государством. Наделив президента беспрецедентным объемом полномочий, она открыла "зеленую улицу" формированию авторитарного режима, в условиях которого единоличная диктатура президента лишь формально ограничивается полупарламентом и конституцией, игнорировать которые президенту ничто не мешает. Подобную систему называют "авторитарной демократией", поскольку она имеет формальные признаки демократизма (всенародное избрание президента, Думы, независимые от государства СМИ и т.п.), однако реальная власть принадлежит даже не президенту, а его бюрократическому окружению в лице президентской администрации.

После неудачных попыток найти пути к национальному примирению (подписание "Договора об общественном согласии", очень скоро нарушенного самой властью, фактическое признание президентом, уже в феврале 1994 г., провала монетаристского курса и готовность, как оказалось, на словах откорректировать его, идеологическая мимикрия с отказом от либерального демократизма и переходом к национал-патриотической риторике и т.п.), власть, осознавая свою непопулярность, но твердо нацелившись на самосохранение, сделала откровенную ставку на силовые структуры.

В преддверии выборных кампаний конца 1995-1996 гг. общая политическая обстановка уже характеризовалась такими

504 специфическими тенденциями, как движение режима в сторону олигархического типа власти (слабеющий тиран и набирающие силу финансово-бюрократические кланы); укрепление силовых структур общества, берущих на себя не свойственные политические обязанности (власть не доверяет ни обездоленным массам, ни новым собственникам и, укрепляя репрессивный аппарат, готова применить его и в том, и в другом направлении; активная криминализация экономики и политики как следствие ускоренной приватизации (обогащение коррумпированной чиновничьей рати); крутые разборки среди представителей "большого бизнеса"; отбрасывание общества (исполнительная власть не берет на себя никаких обязательств, в свои планы общество не посвящает, ограничиваясь общими словами об "углублении реформ", ни в чем не отчитывается, социальная политика отсутствует полностью).

Кризис государственности, федерализма приобрел после распада СССР хронический характер, теперь уже в рамках "усеченной" России. Предпринятая после октября 1993 г. попытка рецентрализации и унификации государственного устройства потерпела провал. Процесс укрепления государственности, едва начавшись, пошел скорее в обратном направлении, получив катастрофический выброс в форме военного столкновения федеральной власти с взбунтовавшимся субъектом федерации (Чечня). Не прошедшие через Конституцию идеи конфедерации стали реализовываться на путях массового заключения двухсторонних договоров с регионами, чему способствовал заложенный в Конституции РФ принцип договорного перераспределения полномочий. Выбор так называемой "асимметричной системы Федерации", сделанный под давлением политических обстоятельств,

505 не разрешил конфликтов, а лишь отложил их.

Накануне выборных кампаний конца 1995 г. - первой половины 1996 г. (выборы в Госдуму и президентские) активизировался процесс партийного строительства. С одной стороны, он инициировался главным образом "сверху", с другой - подавляющее большинство партий и движений, включившихся в предвыборную гонку, демонстрировали оппозиционность правительству. Власть вступила на привычную "тропу войны" с обществом: антикоммунистическая риторика высокопоставленных чиновников, сценарии отмены выборов, подготовка общественного мнения к новому государственному перевороту образца 1993 г.; использование "выборных технологий" недемократичных по содержанию и методам.

Президентская кампания оказалась еще более конфронтационной и антидемократичной. Факты позволяют сделать вывод, что эта кампания, изобиловавшая борьбой сторонников "выборного" и "силового" вариантов, неоднократно создававшая ситуации политического кризиса, не дала однозначного ответа на главный вопрос: утверждается ли в России демократический процесс передачи верховной власти на основе конституционных норм и свободного народного волеизъявления? Оппозиция не признала прошедшие выборы ни свободными, ни демократическими, но официально результаты выборов не были опротестованы, и Россия получила легитимную власть. На этом основании автор полагает, что время "Октябрьской республики" как нелегитимного президентства следует ограничить рамками октябрь 1993 г. - август 1996 г. (инаугурация президента на второй срок).

Анализ фактов и событий послеоктябрьского периода с точки зрения отношений власти, силовыми методами удерживающей новую

506 систему, и общества, расколотого на предыдущих этапах гражданского и политического противостояния и теперь находящегося в состоянии шока, подводит к нескольким принципиальным выводам. Во-первых, период стабилизации послереволюционного режима протекал в крайне противоречивых и острых формах, через постоянное преодоление кризисных ситуаций. Главной тенденцией общественно-политической жизни стал перманентный кризис: кризис государственности, правительственно-парламентский кризис, финансово-экономический, социальный^ идеологический, морально-психологический. (глубокий идеологический и политический кризис в обществе зафиксировали декабрьские 1993 г. выборы в Федеральное собрание; в октябре 1994 г. - финансово-экономический кризис (банковский), имевший и политическую подоплеку; силовые действия в Чечне в 1995 г. спровоцировали острый правительственно-парламентский кризис, переросший в кризис президентской власти и т.п.).

В постоянном кризисном развитии получила отражение как борьба внутри власти (различных олигархических группировок), так и полное ее отчуждение от общества. Это свидетельствовало о том, что преобразования навязываются большинству общества меньшинством, являлось прямым следствием волюнтаризма власти, не имеющей солидной социальной опоры.

Во-вторых, бурные процессы сотрясали недра самой власти, процесс же, характеризующий ее отношение к обществу, оказался достаточно прямолинейным: власть, несмотря на очевидность тактического маневрирования все более утверждалась как нечто внешнее, стоящее над обществом, реально стремясь к стабилизации силовыми, авторитарными методами (укрепление силовых структур и

507 сплочение их вокруг президента, попытка продемонстрировать эффективность "железного кулака" в Чечне, закулисные маневры по отсрочке либо отмене президентских выборов, тайное желание введения чрезвычайного положения в стране и др.). Главным фактором, доказывающим надобщественный характер власти, являлась ее позиция в сфере социально-экономической политики, нежелание корректировать ее и интересах большинства.

В-третьих, если применительно к собственному обществу, во внутренней политике формировался волюнтаристский тип власти, когда общество принуждают жить так, как это угодно власти, то в вопросах внешней политики это был приспособленческий тип, ибо ее зависимое положение, вызванное потерей страной экономической, а следовательно и политической самостоятельности, в глазах общества не оставляло сомнений.

В-четвертых, общество в целом пребывало в состоянии усталости и упадка, исключающим массовое движение. Оппозиция, хотя и увеличила свои ряды, внутри была разделена на два непримиримых блока: коммунистов и демократов (их умеренной, либеральной части). Отсутствие общей идеологической основы предопределяло ее слабость, что давало возможность власти действовать авторитарно, без оглядки на общественное мнение.

Последний рассмотренный в диссертации этап российского политического процесса (август 1996 г. - август 1998 г.), с точки зрения эволюции власти, имеет четыре качественно определенные фазы: с августа 1996 г. по февраль 1997 г. - отсутствие президента на политической сцене и обострение фактора "престолонаследия"; с марта по октябрь 1997 г.- первая "мартовская революция", критика президентом исполнительной власти и реорганизация Кабинета

508 министров В. Черномырдина под флагом "младореформаторства", означавшая возврат к радикальному курсу, начатому "командой Гайдара" в 1992 г.; с октября 1997 г. по март 1998 г. - время "возрожденного Черномырдина", поражение "младореформаторов" и обостряющаяся социальная напряженность, спровоцированная их радикальной политикой, "миролюбивый" диалог президента с Думой как очередной тактический ход исполнительной власти, компромисс лево-патриотической оппозиции, дискредитирующий ее (крах курса "врастания во власть"); март - август 1998 г. - вторая "мартовская революция", саморазрушение политического режима, созданного на основе Конституции 1993 г., полная дискредитация его социально-экономического курса.

Акцию 23 марта 1998 г. с отставкой премьера Черномырдина, правомерно расценить, как очередной дворцовый переворот, спровоцировавший кризис институтов государственной и политической власти в России, вследствие чего демонстративно был понижен статус: а) правительства (фигура нового премьера не представляла политического веса и самостоятельности); б) Думы ("продавливание" неугодной ей президентской кандидатуры на пост премьера); в) в целом подорван авторитет Центра в глазах региональных лидеров; г) на первые роли вышла президентская администрация, достигнуто, казалось бы, единовластие президента, оказавшееся в условиях надвигающегося финансово-экономического и политического кризиса лишь иллюзией.

С точки зрения интересов общества, акция президента вновь выглядела как демонстративное нежелание считаться ни с мнением оппозиции, ни с массовым общественным настроением в целом: во время мартовской акции протеста трудящихся раздавалось требование

509 изменить радикальный монетаристский курс реформ, а особо непримиримая критика была обращена в адрес А. Чубайса. В этой ситуации решение президента, в том числе и с повышением роли А. Чубайса в правительстве, не могло не выглядеть нарочито конфронтационно.

Очередной зигзаг в сторону радикального реформаторства завершился 17 августа финансово-экономической катастрофой, а последующие попытки президента вернуть ситуацию в позицию до 23 марта, свидетельствовали о признании провала мартовской акции. Власть в условиях глубочайшего системного кризиса режима искала выход исключительно на путях политического самосохранения, прибегая к кадровым перетряскам (за этим стояли попытки сохранения основ и устоев созданной системы через выбор приемлемой кандидатуры будущего президента), уповая на спасительные кредиты МВФ, исподволь готовясь к "силовым вариантам" удержания власти.

Неутверждение Думой на посту Черномырдина стало последним актом политической драмы. Финансовый кризис обнажил кризис правящей элиты, ее неспособность управлять страной. Население, даже в той части, кто поначалу поддерживал "реформы", перестало верить в способность президента принимать адекватные решения, руководствуясь интересами страны. В одной точке сошлись три кризиса: экономический, социальный и политический. Стало очевидно, что у режима нет внутренних ресурсов для самосохранения в неизменном виде. Политическая система должна была либо рухнуть, либо коренным образом трансформироваться. Итогом стало сформирование коалиционного правительства Е. Примакова, впервые на основе парламентского консенсуса, воспроизводящего весь спектр

510 основных политических сил страны, т.е. состоялся реальный политический компромисс авторитарной власти и оппозиции.

Августовско-сентябрьский кризис 1998 г. стал, таким образом, вехой, обозначившей закат ельцинского режима в том виде, в каком он существовал с 1993 г. и кладущей начало процессу его качественной трансформации (трансформация приняла постепенный характер, с новыми зигзагами, попятными движениями), но в результате сентябрьского преодоления политического кризиса, идеологический, экономический и институциональный фундамент режима оказался расколот.

Важнейшие причины и следствия поражения ельцинского политического режима:

- августовско-сентябрьский кризис засвидетельствовал крах экономической политики, проводившейся с 1992 г. Потерпела полный провал монетаристская доктрина "шоковой терапии", разработанная на Западе и навязанная России;

- и без того крайне низкий уровень жизни населения резко упал в результате троекратного повышения цен на продукты и товары первой необходимости, среда, к которой люди сумели частично адаптироваться, оказалась взорванной. Углубилась социальная дифференциация, сократился немногочисленный средний класс, пополняя армию неимущих;

- произошла полная идеологическая дискредитация режима, который покоился на некой обобщенной идеологии реформаторства. Вера в то, что "реформы", несмотря на ошибки и издержки, рано или поздно принесут положительные плоды, сменилась на прямо противоположные настроения;

511

- включение в правительство Примакова на некоторые ключевые посты представителей КПРФ означало, что режим лишился своей политической идентичности;

- произошел важный психологический сдвиг в обществе -впервые после октября 1993 г. не оппозиция испугалась президента, а президент оппозиции, синдром страха перед главой государства был преодолен, что предвещало в тех или иных формах возрождение общественной активности.

Завершилась эпоха т.н. "рыночного большевизма", т.е. революционных, насильственных методов реформирования, когда власть в лице радикальных реформаторов обращалась с обществом как с объектом колоссального эксперимента, абсолютно не принимая во внимание социальные издержки, навязывая ему непопулярные меры, проводя в сущности антидемократический курс.

Суммируя изложенное выше, следует сделать следующие основные выводы:

1. Исследование показало беспрецедентный характер процесса российской трансформации (прежде всего по масштабам экономических социальных и нравственных издержек), его противоречивость и непредсказуемость в силу целого ряда объективных условий и субъективных факторов, из коих последние сыграли решающую роль (некомпетентность, ошибки, а то и преступления властей при выборе моделей реформирования, их зависимость от небескорыстного внешнего влияния, социальный инфантилизм, аполитичность общества).

2. Изучение современного политического процесса подтверждает незыблемость и непреодоленность главного, зафиксированного еще во времена Аристотеля, но остающегося

512 актуальным по сей день, противоречия в отношениях власти и общества - власть не служит всему обществу в целом. Власть, выражающая интересы общества в целом^ по-прежнему остается недостижимым идеалом. Продолжается исторический спор между государственниками и сторонниками гражданского общества, категорично ставящими вопрос либо о главенстве государства, либо общества, что само по себе контрпродуктивно.

3. Анализ характера взаимоотношений власти и общества на различных качественно определенных этапах российской системной трансформации позволил сделать вывод о неоднозначности этого процесса. С одной стороны, налицо, хотя и относительный, но прогресс в состоянии общества - при всей противоречивости этого процесса нельзя отрицать эволюции в сторону накопления отдельных моментов гражданского общества: многопартийность в стадии ее становления при одновременной деградации; независимые профсоюзы, хотя и с "прикормленными" лидерами, различные неполитические организации - пусть и не очень еще эффективные; выборы свободные относительно, если учесть власть денег и неравенство возможностей в информационном пространстве; наличие парламента, во многом бесправного, а потому ущербного. Иными словами, общество по итогам трансформации последнего десятилетия предстало как частично разрушенное традиционное и частично модернизированное в демократическом духе по западному образцу, с неясными перспективами дальнейшего развития.

С другой стороны, государственная власть, обретя некоторые формальные признаки демократической, демонстрировала дрейф в сторону авторитаризма, так называемой авторитарной демократии. Характер же отношений власти и общества, обретя некоторые

513 формальные признаки западного демократизма, после всех революционных и реформаторских перипетий, в основном и главном не просто остался на прежнем уровне глубокого взаимного отчуждения, но пропасть этого отчуждения достигла еще больших масштабов.

4. Лидерский тип общества в России всегда предполагал отчуждение общества от власти и до известных пределов это воспринималось как явление нормальное при условии соблюдения властью негласного социального контракта с обществом: власть несет ответственность или хотя бы признает принцип ответственности за благосостояние, приемлемый уровень жизни подвластных. Режим Ельцина разорвал этот социальный контракт между государством и обществом, а с точки зрения понятий и норм русской культуры, именно с таким контрактом связана легитимность власти в глазах общества. Власть потеряла авторитет, т.к. демонстративно отказалась обеспечить жизнеспособность и выживаемость общества. Недоверие властям стало главной проблемой общества и власти. Отчуждение приобрело новое качество: во-первых, отчуждение на основе слепой веры власти, характерное для советской политической системы сменилось отчуждением на основе полного неверия власти, ее способности и готовности отстаивать общественные, общенациональные интересы, а не функционировать автономно, служа исключительно собственным корыстно-карьерным интересам; во-вторых, феномен отчуждения власти и общества на постсоветском этапе приобрел характер более сложного размежевания и противостояния, когда по одну сторону - оппозиционные партии, законодательная власть, а так же гражданское общество в целом (в той мере, разумеется, в какой оно существует), а по другую

514 исполнительная власть, авторитарные лидеры и крупные корпорации.

5. Существовавший и в советские годы раскол в обществе на дальнейших стадиях трансформации продолжал углубляться. Решающую роль сыграл социально-экономический фактор. Предпринятое авторитарными методами ускоренное формирование класса частных собственников привело к отчуждению от собственности подавляющего большинства населения, к катастрофическому углублению раскола в обществе, резкой социальной дифференциации, при которой малообеспеченные бедные ' и нищие составили более трех четвертей населения (богатые - 1,2%, средний класс -15-18%).

6. Положение усугубил политический фактор. Принятая в 1993 г. в экстремальных условиях Конституция РФ зафиксировала не согласие, а победу одной из политических сил, что привело не к консолидации в обществе, а к дальнейшему росту конфронтационности.

Раскол общества по линии социальной и политической обострили расколы на национальной и конфессиональной почве.

7. Расколотой оказалась и сама власть. Во-первых, политическая система, выстроенная под одного человека, привела нового властителя к единоличному возвышению и фактической изоляции от общества, включая т.н. "политический класс", отрыв от которого в ходе перманентного политического кризиса режима Ельцина все увеличивался, сужая круг политических элит, служивших опорой политического режима при его зарождении. Во-вторых, концентрация власти на федеральном уровне оказалась возможной лишь ценой уступок на уровне регионов, власти которых все решительнее стали выходить за конституционное поле. У президента, наделенного почти

515 монархическими полномочиями, тем не менее не оказалось властных ресурсов, чтобы этому воспрепятствовать. В итоге неконсолидированность власти в целом, даже исполнительной, ее фрагментация и расколотость.

8. Анализ обширного фактического материала позволил автору выделить типичные черты высшей государственной и политической власти ^ предопределившие ее надобщественный характер: а) безответственность, бесконтрольность и безнаказанность; б) коррумпированность, срастание с организованной преступностью, занятие ключевых позиций во власти мафиозными структурами; в) дефицит нравственного чувства, дефицит совести.

9. Общество, в силу раскол отости, слабости гражданских институтов как политического (партии), так и не политического характера (профессионально-трудовые ассоциации, общественные организации по интересам и т.п.), оказалось бессильным эффективно влиять на государственную власть.

10. Сохранилась система власти, при которой все зависит от одного человека или его ближайшего окружения. Традиция единовластия, тяготеющего к пожизненности, оказалась непреодоленной и даже формальное использование демократических процедур ради эффекта легитимности стало в известной степени калькой с формального демократизма советской политической системы.

11. Исторический маятник, качнувшись в 1985 г. в сторону демократических преобразований, после 1993 г. пошел стремительно назад, в направлении авторитаризма, представшего к тому же абсолютно беспомощным. Кардинальную проблему всей реформации - разумного взаимодействия власти и общества - решить так и не

516 удалось. Традиция надобщественного характера власти, ее закрытости, культивировавшаяся в годы коммунистического режима, получила продолжение в президентской республике Ельцина. В своем откате маятник оказался даже далеко за стартовой чертой 1986 г.

12. В сложившейся исторической ситуации стержневой выступает проблема ответственности власти перед народом, перед обществом, преодоления "ельцинизма" как символа произвола, безответственности властей, политических партий и лидеров, порожденной конституционными нормами. Но эта стержневая проблема решается в рамках общей двуединой задачи: преодоления навязываемых изнутри и извне расколов и установления гармоничных, неконфронтационных отношений с властью, что возможно: а) в случае полной смены политических элит (демократическим путем); б) изменения политической системы с учетом национальных социокультурных традиций; в) изменения социально-экономической политики с целью ликвидации неприемлемых социальных контрастов в обществе.

517

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Доброхотов, Леонид Николаевич, 1999 год

1. П. Документы и материалы КПСС, других политических партий и движений.

2. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. 213 июля 1990 г.: Стен, отчет. T.l. -М.: Политиздат. 1991.

3. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. 213 июля 1990 г.: Стен, отчет. Т. 2. М.: Политиздат, 1991.

4. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Бюлл. № 1-14 для делегатов съезда. М., 1990.

5. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Заседание секции "Социально-экономическая политика КПСС". Бюлл. для делегатов съезда. М., 1990.

6. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Заседание секции "Национальная политика КПСС". Бюлл. для делегатов съезда. М., 1990.

7. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Заседание секции "Идеологическая работа". Бюлл. для делегатов съезда. М„ 1990.

8. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Заседание секции "Обновление партии". Бюлл. для делегатов съезда. М., 1990.551

9. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Заседание секции "Партия, Советы, общественно-политические организации и движения". Бюлл. для делегатов съезда. М., 1990.

10. ХХУШ съезд Коммунистической партии Советского Союза. Заседание секции "Международная деятельность КПСС". Бюлл. для делегатов съезда. М., 1990.

11. XIX Всесоюзная конференция Коммунистической партии Советского Союза, 28 июня -1 июля 1988 г.: Стенографический отчет. В 2 т. М.: Политиздат, 1988.

12. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т. 15. М.: Политиздат, 1989.

13. Материалы ХХУП съезда Коммунистической партии Советского Союза. М.: Политиздат, 1986.

14. Материалы делегату ХХУШ съезда КПСС (КПСС, Советы народных депутатов, органы народного контроля в СССР, массовые органы трудящихся, социально-экономическое развитие страны). М., 1990.

15. Материалы учредительного съезда Коммунистической партии РСФСР, 19-23 июня, 4-6 сентября 1990 г. М.: Политиздат 1990.

16. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 23 апреля 1985 г. М.: Политиздат, 1985,

17. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 15 октября 1985 г. М.: Политиздат, 1985.

18. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 27-28 января 1987 г. М.: Политиздат, 1987.

19. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 25-26 июня 1987 г. М.: Политиздат, 1987.

20. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 17-18 февраля 1988 г. М.: Политиздат, 1988.

21. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 29 июля 1988 г. М.: Политиздат, 1988.

22. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 10 января 1989 г. М.: Политиздат, 1989.

23. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 15-16марта1989 г., М.: Политиздат, 1989.

24. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 25 апреля 1989 г. М.: Политиздат, 1989.

25. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 26 сентября 1989 г. М.: Политиздат, 1989.

26. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 9 декабря 1989 г. М.: Политиздат, 1989.552

27. МатериалыЧДентрального Комитета КПСС, 5-6 февраля 1990 года. -М.: Политиздат, 1990.

28. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 11,14, 16 марта 1990 года. М.: Политиздат, 1990.

29. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС 8-9 октября 1990 года. М.: Политиздат, 1990.

30. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 10-11 декабря 1990 года. М.: Политиздат, 1990.

31. Материалы Объединенного пленума Центрального Комитета и Центральной контрольной комиссии КПСС, 31 января 1991 года. М.: Политиздат, 1991 .

32. Материалы Объединенного пленума Центрального Комитета и Центральной контрольной комиссии КПСС, 24-25 апреля 1991 года. -М.: Политиздат, 1991.

33. Материалы пленума Центрального Комитета КПСС, 21 июня 1991 года. -М.: Политиздат, 1991.

34. Неформальная Россия: 0 неформальных политизированных движениях и группах в РСФСР. Опыт справочника. М.: Молодая гвардия, 1990.

35. Новейшие политические партии и течения в СССР. Документы и материалы. М., 1991.

36. Политические партии России: Программные документы. Ч. 1-Ш.-М.: Луч, 1994.

37. Россия: партии, ассоциации, союзы, клубы. Документы и материалы в 10 книгах. М.: РАУ-Пресс. 1992-1993.

38. Россия сегодня. Политический портрет в документах. 19851990 гг. М.: Международные отношения, 1991.

39. Сравнительный анализ программных заявлений и проектов уставов Демплатформы в КПСС и ЦК КПСС к ХХУШ съезду партии// Известия ЦК КПСС, 1990. № 8. С. 129-132.

40. Ш. Статистические и справочные издания.

41. Народное хозяйство СССР в 1985 г. Стат. ежегодн. ЦСУ СССР. М., 1986.

42. Народное хозяйство СССР в 1987 г. Стат. ежегодн. Гос. комитета СССР по статистике. М., 1988.

43. Народное хозяйство СССР в 1989 г. Стат. ежегодн. Гос. комитета СССР по статистике. М., 1991.

44. Народное хозяйство СССР в 1990 г. Стат. ежегодн. Гос. комитета СССР по статистике. М., 1991.553

45. Социальное развитие Российской Федерации в 1992 году (стат. сб.). Гос. комитет Российской Федерации по статистике. М., 1993.

46. Социально-экономическое положение России, 1994 г. Госкомстат РФ. М. 1995.

47. Социально-экономическое положение России. Январь-апрель 1995 г. М., 1995.1.. Мемуары и произведения участников политического процесса.

48. Абалкин Л.И. Неиспользованный шанс: полтора года в правительстве. М., 1991.

49. Абалкин Л.И. На перепутье. М., 1993.

50. Аксючиц В.В. Идеократия в России: метаморфозы богоборческого режима. М., 1995.

51. Абдулатипов Р.Г., Болтенкова Л.Ф. Россия: в чем суть твоего бытия? М., 1994.

52. Абдулатипов Р. Россия: национальное возрождение и межнациональное сотрудничество. Приоритеты национальной политики. М., 1994.

53. Абдулатипов Р. Россия на пороге XXI века: Состояние и перспективы федеративного устройства. М.: Славянский диалог. 1996.

54. Андреева H.A. Неподаренные принципы или краткий курс истории перестройки. Саранск, 1993.

55. Афанасьев В.Г. Четвертая власть и четыре генсека. М.: Изд-воКедр, 1994.

56. Баранец В. Потерянная армия. Записки полковника Генштаба. -М.: Совершенно секретно, 1998.

57. Баркашов А.П. Азбука русского националиста. М., 1994.

58. Байбаков Н.К. От Сталина до Ельцина. М.: Газ Оил - пресс, 1998. 4.12. Бобков Ф. КГБ и власть. М., 1995.

59. Болдин В.И. Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева. -М.: Республика. 1995.

60. Брутенц К.Н. Тридцать лет на Старой площади. Мемуары "партийного диссидента". М.: Международные отношения, 1998.

61. Бузгалин A.B. Белая ворона. Последний год жизни ЦК КПСС: взгляд изнутри. М.: Знание, 1992.

62. Бурлацкий Ф.М. Русские государи. Эпоха реформации. Никита Смелый. Михаил Блаженный. Борис Крутой. М., 1996.

63. Бурлацкий Ф.М. Глоток свободы. В 2-х кн. М., 1997.

64. Варенников В.И. Судьба и совесть. М., 1993.554

65. Воротников В.И. А было это так. Из дневника члена Политбюро ЦК КПСС. М., 1995.

66. Воронин Ю.М. Свинцом по России. М.: Палея, 1995.

67. Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. М.: Евразия. 1995.

68. Гайдар Е.Т. Записки из зала. М.: Демократический выбор России. Евразия, 1995.

69. Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1996.

70. Горбачев М.С. Избранные речи и статьи. Тт. 1-7. М., Политиздат, 1987-1990.

71. Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. М.: Политиздат, 1987.

72. Горбачев М.С. Августовский путч: Причины и следствия. -М.: Новости, 1991.

73. Горбачев М.С. Декабрь 91. Моя позиция. - М.: Новости,1992.

74. Горбачев М.С. Жизнь и реформы. В 2-х кн. М.: Новости,1995.

75. Горбачев М.С. Размышления о прошлом и будущем. М.,1998.

76. Грачев А. Дальше без меня. Уход президента. М.: Прогресс-Культура, 1994.

77. Гришин В.В. От Хрущева до Горбачева. Политические портреты. М. 1996.

78. Ельцин Б.Н. Исповедь на заданную тему. М.: Новый стиль,1990.

79. Ельцин Б.Н. Записки президента. М.: Огонек, 1994.

80. Жириновский В.В. Последний бросок на юг. М.: АЗОТ "Ареал-АМ", 1995.

81. Жириновский В.В. Последний вагон на север. М.: АЗОТ "Ареал-АМ", 1995.

82. Жириновский. В.В. Последний удар по России. М., 1998.

83. Жириновский В.В. ЛДПР и интеллигенция. М., 1998.

84. Зюганов Г.А. Драма власти. М., 1993.

85. Зюганов Г.А. Держава. М., 1994.

86. Зюганов Г.А. Россия перед выбором. М., 1995.

87. Зюганов Г.А. География победы. Основы российской геополитики. М., 1997.

88. Иванов И. Анафема. Записки разведчика. Свидетельства защитника Дома Советов в дни государственного переворота. Спецвыпуск "Завтра", 1994.

89. Игнатенко А. Как жить и властвовать. М.: Прогресс-Культура, 1994.555

90. Илюмжинов К.Н. За власть разума на Великой Руси: идеология разума. Элиста, 1998.

91. Илюхин В.И. Вожди и оборотни. Прерванное расследование. М., 1992.

92. Исаков В.Б. Расчлененка: кто и как развалил Советский Союз Хроника, документы. М.: Закон и право. 1998.

93. Исаков В.Б. Госпереворот. М.: Палея, 1995.

94. Исаков В.Б. Парламентские дневники. 1994-1995. М., 1996.

95. Капто А. На перекрестках жизни. М.: Социально-политический журнал, 1996.

96. Коробейников А. Горбачев: другое лицо. М.: Республика,1996.

97. Коржаков A.B. Борис Ельцин, от рассвета до заката. М.: Интербук, 1997.

98. Костиков В. Роман с президентом. Записки пресс-секретаря. -М.: Вагриус, 1997.

99. Краснов М.А. Клетка для власти. М.: Ин-т международного права и экономики, 1997.

100. Крючков В. Личное дело. В 2-х ч. М.: Олимп, ТКО ACT,1996.

101. Лебедь А.И. За державу обидно. М., 1995.

102. Лигачев Е.К. Загадка Горбачева. Новосибирск, 1992.

103. Лигачев Е.К. Предостережение. М.: Правда Интернэшнл,1998.

104. Лимонов Э. Лимонов против Жириновского. М., 1994.

105. Лужков Ю.М. 72 часа агонии. Август 1991-го: начало и конец коммунистического путча в России. М., 1991.

106. Лукьянов А.И. Переворот мнимый и настоящий: ответы на вопросы, пришедшие в "Матросскую тишину". Воронеж, 1993.

107. Медведев В. В команде Горбачева. Взгляд изнутри. М.: Былина, 1994.

108. Немцов Б. Провинциал. М.: Вагриус - Нижегородский журнал, 1997.

109. Ненашев М.Ф. Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства.-М.: Прогресс, 1993.

110. Ненашев М.Ф. Последнее правительство СССР. Личности, Свидетельства. Аналоги. М.: Прогресс, 1994.

111. Новодворская В. По ту сторону отчаяния. М., 1994.

112. Оников Л. КПСС: анатомия распада. -М.: Республика, 1996.

113. Павлов В. Август изнутри. Горбачев-путч. М.: Деловой мир, 1993.

114. Печенев В. Горбачев: к вершинам власти. М., 1991.556

115. Печенев В. Взлет и падение Горбачева. Глазами очевидца. -М.: Республика, 1996.

116. Попов Г.Х. Блеск и нищета Административной Системы. М.,1990.

117. Попов Г.Х. Что делать? М., 1990.

118. Попов Г.Х. Снова в оппозиции. М., 1994.

119. Попов Г.Х. Будет ли у России второе тысячелетие. М.: Экономика, 1998.

120. Попцов О.М. Хроника времен царя Бориса (Россия. Кремль. 1991-1995). М., 1995.

121. Рагозин Д.О. Русский ответ. Историко-философский очерк российской государственности. СПб.: Глагол, 1996.

122. Ройз М. Кровавый пасьянс. Политический триллер: протоколы секретного совещания в Кремле (Дневники помощника А. Руцкого. Записки пресс-секретаря Р.Хасбулатова о событиях в Москве 1993 г.). М., 1994.

123. Руцкой A.B. Крушение державы. М., 1992.

124. Руцкой. A.B. Лефортовские протоколы. М., 1994.

125. Руцкой A.B. Кровавая осень. Дневник событий 21 сентября -4 октября 1993 г. М., 1995.

126. Рыбкин И.П. Мы обречены на согласие. М., 1994.

127. Рыбкин И.П. Государственная Дума: пятая попытка. Очерк новейшей истории представительной власти в России. М.: Знание,1995.

128. Рыжков Н.И. Перестройка: история предательств. М.: Новости, 1992.

129. Рыжков Н.И. Десять лет великих потрясений. М.: Книга,1996.

130. Рыжков Н.И. Возвращение в политику. М.: РАУ-Университет, 1998.

131. Савельев И.К. В кулуарах власти, или преданная Россия: записки аппаратчика. М., 1992.

132. Смирнов Г.Л. Революционная суть перестройки. М.: Политиздат, 1987.

133. Смирнов Г.Л. Уроки минувшего. М., 1997.

134. Собчак A.A. Тбилисский излом или кровавое воскресенье 1989 года. М., 1993.

135. Собчак A.A. Хождение во власть. М., 1992.

136. Степанов В.Г., Лисов Кремлевский заговор. Версия следствия. Пермь: Урал-Пульс, 1992.

137. Стерлигов А.Н. Спальный генерал свидетельствует: канцелярия предательств. М., 1992.557

138. Стрелецкий В. Мракобесие. М.: Детектив-пресс, 1998.

139. Сулакшин С.С. Почему в своей правоте российские коммунисты не правы. М.: Фонд развития политического центризма, 1997.

140. Сулакшин С.С. Предлагаю стране (О новой партии для России). М.: Фонд развития политического центризма, 1998.

141. Тулеев А.Г. Долгое эхо путча. Как жить дальше? М.: Палея, 1992.

142. Тулеев А.Г., Сыровецкий Ю.С. Власть в руках человека и человек в руках власти. Новосибирск, 1993.

143. Убожко Л.Г. Моя борьба против красного фашизма. М., 1992.

144. Хакамада И. Общее дело: просто о сложном. М., 1995.