Трансформация миграционного поведения русскоязычной молодежи Эстонии: середина XX - начало XXI века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Лукьянова, Ольга Олеговна

• Лукьянова, Ольга Олеговна
• кандидат исторических наук
• 2010

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Лукьянова, Ольга Олеговна

Введение 3-

Глава I Теоретические основы и методика исследования.

§1.1 «Русскоязычное население»: дискурс понятия 13

§ 1.2 Определение понятия молодежь и границ молодежного периода 22-

§1.3 Миграция: проблемное поле, теоретические концепты и основные классификации 27-

Глава II Миграционные процессы в Эстонии советского и постсоветского периода.

§2.1 Миграционные процессы в Советской Эстонии 44

§2.2 Миграционные процессы в независимой Эстонии 54

§2.3 Динамика демографической структуры населения Эстонии 67-

Глава III Миграционные процессы в Эстонии в начале XXI века.

§3.1 Эстония и Европейский Союз 74

§3.2 Факторы и структура миграции 77

§3.3 Масштабы и векторы миграционных потоков 89-

Глава IV Миграционное поведение русскоязычной молодежи Эстонии. Факторы миграционной активности и инертности.

§4.1 Образование и образовательная миграция русскоязычной молодежи 99-

§4.2 Профессиональная ориентация и трудовая миграция русскоязычной молодежи 119

§4.3 Язык и гражданство как фактор миграции 136-

§4.4 Множественные идентичности русскоязычной молодежи как маркеры миграционного поведения 153

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Трансформация миграционного поведения русскоязычной молодежи Эстонии: середина XX - начало XXI века»

Актуальность темы исследования.

Миграция населения, как внутренняя, так и внешняя — за пределы страны, является одним из важнейших индикаторов этнополитических и социально-экономических процессов, происходящих в обществе и государстве. По характеру миграционных процессов можно судить о степени открытости и демократичности общества, об уровне его урбанизированности, об эффективности экономики и инфраструктуры, о региональных диспропорциях развития, о состоянии межэтнических отношений, о назревающих и уже явных этнических конфликтах (Миграции и новые диаспоры в постсоветских государствах, М.,1996, с. 11.).

В советский период на территории Эстонии происходили масштабные трансформационные процессы, связанные, прежде всего, с активными межреспубликанскими миграциями. В эти годы демографическая ситуация в республике претерпела значительные изменения: снизился прирост эстонского населения, связанный с низкой рождаемостью и резко повысилась доля русского и русскоязычного населения, обусловленная миграциями и успешной адаптацией населения на новом месте.

Крупнейшие геополитические изменения, связанные с распадом СССР, стали причиной возникновения качественно новых тенденций в миграционном движении на территории Эстонии

После восстановления Эстонией независимости в 1991 году резко ухудшилось социально-экономическое и культурно-психологическое положение русскоязычного населения региона.

Принятие ряда законов на первых ступенях переходного периода заложило основу дискриминационного положения русскоязычного населения. Эти законодательные акты во многом предопределили раскол между представителями титульной нации и национальными меньшинствами, которые сейчас проявляются в различии политических, экономических, социальных и культурных прав этой группы населения.

Права русскоязычного населения, как языкового меньшинства, ущемлены в связи с приданием в Эстонии статуса государственного лишь языку титульного населения, т.е. эстонскому. В результате резко сузилось функционирование русского языка во всех сферах общественной деятельности: в работе государственных учреждений и предприятий, в системе образования, в средствах массовой информации, в сфере культуры и т.д.

Разрыв большинства прежних экономических связей, свертывания крупных промышленных производств общесоюзного значения, потеря многих социальных благ и определенных преимуществ русскоязычных, связанных со значительной занятостью в индустриальных, более модернизированных сферах деятельности, обернулись для подавляющей части этой группы населения, по крайней мере, явным ухудшением социально-экономического положения, а в худшем - безработицей, связанной с незнанием государственного языка, вынужденной миграцией, дезориентацией, идентификационным коллапсом, появлением психологического дискомфорта, обусловленного изменением статуса ядра этой группы. Если ранее русские осознавали свою принадлежность к народу, доминировавшему в бывшем СССР, то теперь они оказались в положении этнического, зачастую дискриминируемого меньшинства. Для многих русскоязычных жителей эмиграция из Эстонии в начале 90-х стала единственным выходом и надеждой на улучшение жизни. В миграционных процессах активно участвовало молодое поколение.

Однако, как показали многочисленные исследования, массовой миграции русскоязычного населения и, в частности молодежи, за пределы Эстонии в первое десятилетие переходного периода не произошло.

При обосновании актуальности темы, следует особо отметить, что за исторически очень короткий период - примерно за 20 лет- Эстония перешла к ситуации, когда международная миграция стала привычным фактом повседневности, и в то же время породила множество реальных, а зачастую и мнимых проблем, глубоко затрагивающих области экономики, политики и, по существу, все сферы социальной жизни. Известно, что молодежь в большей степени вовлечена в миграционные процессы. Она быстрее адаптируется к новой ситуации и может получить максимум выгоды от передвижения за границу государства. Большой интерес представляет этнический компонент миграционных передвижений и его зависимость от социально-политических условий в стране проживания. В этом смысле изучение миграционных намерений и реалий русскоязычного населения в целом, молодежи, в частности, представляют большой интерес. Масштабные политические и экономические трансформации, происходящие в современной Эстонии, вхождение в Европейский Союз и Шенгенскую зону, изменили представление о границах национальных государств и вовлекли в миграционные процессы население стран Еврозоны. Изменение представления о границах наложило свой отпечаток на идентификацию индивида, особенно молодого человека, наиболее остро реагирующего на политические и социо-культурные изменения в обществе.

Кроме этих вопросов, актуальность изучения миграции русскоязычной молодежи Эстонии обусловлена необходимостью продолжения теоретических разработок в области этнологической науки, учитывающих современные условия и характеризующихся утверждением новых методологических подходов и развитием междисциплинарных исследований. Степень научной разработанности темы.

В научной литературе, как российской, так и зарубежной,, вопросам положения русскоязычного населения Эстонии уделяется немалое внимание. Необходимо отметить, что еще до распада СССР, проблемы русских в национальных республиках были предметом научных исследований (Арутюнян Ю.В., Бромлей Ю.В., Губогло М.Н. Кахк Ю;)1.

1 Арутюнян Ю.В., Бромлей Ю.В. Социально-культурный облик советских наций. -М., 1986.-96с, Губогло М.Н. Развитие этнодемографических наций. - М., 1986,-188с. Социально-культурный облик советских наций (по материалам этносоциологического исследования). М.: Наука, 1986. 432 с. Социологические очерки о Советской Эстонии. - Таллин, 1979. Ю. Кахк. Черты сходства. Таллин. 1974;

С точки зрения анализа особенностей формирования национального состава населения Эстонии, большую ценность имеет монография «Русские. (Этносоциологические очерки)» под общей редакцией Ю:В. Арутюняна2, в работе рассматриваются исключительно важные вопросы социальной жизни русских: расселение, миграции, изменение в социальной структуре, межнациональные контакты и т.д.

Особую актуальность тема положения русского и русскоязычного населения приобрела после 1991 года, когда распался Советский Союз. Так, уже в самом начале 90-х гг. стали появляться работы на эту тему (Козлов В.И., Шервуд Е.А.)3, (Дробижева Л.М.) 4. Среди всего объема работ по данной тематике, можно выделить несколько основных направлений.

Во второй половине 90-х годов большинство работ было посвящено различным видам и аспектам миграций русскоязычного населения. Интерес к данной проблематике в этот период легко объясним. Пик миграционного оттока Эстонии пришелся на 1992-1994 гг., следовательно, у ученых появилась обширная база для исследований.

В числе работ этого периода, посвященных миграции, следует отметить исследование Института этнологии и антропологии РАН «Миграции и новые диаспоры в постсоветских государствах»5. В работе обсуждаются различные аспекты вынужденной миграции русского и русскоязычного населения из бывших республик, в частности из Эстонии (Филиппова Е.И.), обсуждаются вопросы, касающиеся положения и существования русской диаспоры, перспектив развития процессов этнической миграции. Особое внимание заслуживает статья Субботиной И.А, «Русские в Эстонии: альтернативы и перспективы»6, посвященная миграционным процессам в первом десятилетии переходного периода в Эстонии, а так же интеграционным и адаптационным процессам русскоязычного населения в новых условиях.

Миграция русскоязычного населения Эстонии рассматривается не самостоятельно, а зачастую в комплексе с миграционными процессами на всем постсоветском пространстве. Одним из ведущих ученых, в работах которого освещается эта тема является Ж.А. Зайончковская7. Отдельных работ, касающихся миграции русскоязычного населения Эстонии, у автора не опубликовано, но во многих эта темы рассматривается в контексте миграционных процессов на территории бывшего СССР8. Большой интерес

2 Русские (Эгносоциологические очерки). / Отв. ред. Арутюнян 10.В. М.: Наука. 1992.-464с.

3 Русские в ближнем зарубежье / Отв. ред. В.И. Козлов, Е.А. Шервуд. М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 1994.

4 Дробижева Л.М. Русские в новых государствах. Изменение социальных ролей \\ Россия сегодня: трудные поиски свободы. -М., 1993.-с23-31.

5 Миграции и новые диаспоры в постсоветских государствах. - М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1996.-239с.

6 Вынужденные мигранты: интеграция и возвращение /Отв. ред. В. А. Тишков. М., 1997.; Субботина И. А. Русские в Эстонии: альтернативы и перспективы.

Русские (Этносоциологические очерки). М.: Наука. 1992.-464с.

7 Вишневский А.Г., Зайончковская Ж.А. Волны миграции: Новая ситуация \\ Свободная мысль.-1992.-Ло12.-е.4-16.

8 Зайончковсквая Ж.А. Миграции в постсоветском пространстве \\ миграции в постсоветском пространстве: политическая стабильность и международное сотрудничество Под ред. Д.Р. Азраэла, В.И. Мукомеля, Э.А. Паина. РЭИД (США), Центр этнополич. и регион. Исследований. -М.: Комплекс-Прогресс, 199б.-с23-48.

Зайончковсквая Ж.А. Миграции населения как индикатор социальной ситуации в постсоветском пространстве \\ проблемы прогнозирования. 1997.-№3.-с119-128. представляют работы Рыбаковского Л.Л. посвященные трансформациям миграционных процессов на постсоветском пространстве и их влиянию на. демографическую динамику в бывших республиках СССР.9 В числе исследований подобного плана и работа М.С. Савоскул10, в которой проводится сравнительный анализ миграций русских из бывших союзных республик, а так же серия этносоциологических работ под руководством Арутюняна Ю:В."

Особый вклад в изучение миграционных процессов- на постсоветском пространстве внесла монография П.М. Поляна, в которой автор- детально рассматривает вопросы принудительной миграции на территории бывшего СССР, в том числе в странах Балтии.12 Хотя указанные миграции затронули главным образом титульное население Прибалтийских республик, без знания этих исторических фактов невозможно формирование объективной картины современного положения русскоязычного населения в стране.

Другая проблематика, которая вызывает большой интерес исследователей - это правовое положение русскоязычного населения в Эстонии. Большое внимание этой теме уделяет Московский Центр Карнеги. Например, сборник «Проблемы становления институтов гражданства в постсоветских государствах» под редакцией Витковской Г.С. содержит материалы (доклады независимых экспертов, основные моменты дискуссии) «круглые столы» Московского Центра Карнеги по проблемам гражданства в постсоветских странах: «Проблемы гражданства и миграции в странах СНГ» , «Население и государство в Эстонии и Латвии: политико-правовые связи».

Важно отметить, что к этой проблеме большой интерес проявляют и зарубежные исследователи, прежде всего из Эстонии. Крупнейшей организацией в Эстонии по защите прав русскоязычного населения является Центр информации по правам человека, сотрудники которого Халлик К., Полещук В., Семёнов А. и др., авторы многочисленных публикаций. Основные направления исследований касаются выполнения Эстонией международных документов, регламентирующих положение национальных меньшинств, процессов интеграции в эстонском обществе, политики Эстонии по отношению к национальным меньшинствам и др14.

Зайончковсквая Ж.А. Русский вопрос \\ Миграция.-1996.-.№1.-с.7-14.

Зайончковсквая Ж.А. Прогноз ми фации населения \\ Социологический журнал.-1995.-№3.-с.22-27.

9 Трансформация миграционных процессов на постсоветском пространстве / под ред. Л. Л. Рыбаковского ; Российская акад. наук, Ин-т социально-политических исслед. Москва : Acadcmia , 2009 - 431 с.

Л. Л. Рыбаковский. Россия и новое зарубежье: миграционный обмен и его влияние на демографическую динамику. Рос. акад. наук, Ин-т соц.-полит. исслед., Центр демографии. - 2-е изд., испр. и доп. М.: ИСПИ, 1996 - 55 с.

10 Савоскул М.С. Социально-экономическое положение русского населения стран Нового Зарубежья (региональный аспект): Дисс.канд.геоф.наук.-М., 1998,-172с.

11 Эстония: столичные жители / Авт. проф., руководитель исслед. Аругюнян Ю. В.М.: ИЭИА , 1995. 269с. с.;(Серия "Этносоцнология в цифрах" Рос. АН, Ин-т этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая)

12 Полян П.М. Не по своей воле. История и геофафия принудительных миграций а СССР. -M.: ОГИ-Меморнал, 2001.-328с.

13 Проблемы становления институтов фажданства в постсоветских государствах // Под ред. Г.Витковской.-М.: Московский Центр Карнеги, 1998.-244с

14 Выполнение Эстонией Рамочной конвенции по защите национальных меньшинств: Сборник документов. - Таллинн, 2002.-87с, Нефаждане в Эстонии / Вадим Полещук; [пер. с англ. А. Д. Зверева] Москва : Европа, 2005. 78с. Права человека: индивидуальные жалобы в ООН и Совет Европы / [Сост.: В. Полещук, Е. Каржеакая, II. Смсричсвская] Таллинн : Центр информ. по правам человека, 2000. 72 с. Неэстонцы на рынке труда в новой Эстонии / Рос. акад. наук. Ин-т социологии, Инт этнологии и антропологии; [К. Халлик и др.] М.: KAHOH-пресс-Ц, 2001. 125 с. Халлик К. С. Национальные отношения в СССР н проблемы перестройки ,Дом политпросвещения и Ун-т марксизма-ленинизма ЦК КП Эстонии, Таллинн : Изд-во ЦК КП Эстонии , 1988, 1989) - 48 с. Семенов А. Интефация в Таллинне, Анализ данных социологического исследования

С точки зрения метода исследования положения русскоязычного населения, широкое распространение получили работы, основанные на результатах социологических исследований. В этом научном направлении активно работает Институт этнологии и антропологии РАН, регулярно осуществляющий этнологический мониторинг ситуации в странах ближнего зарубежья. В этой области следует выделить ряд работ, в которых на базе материалов полевых исследований проводится социально-психологический анализ основных стратегий поведения русского населения в инокультурной среде; миграционные намерения, роль русской диаспоры в сдерживании миграционных намерений и др15.

Большую ценность имеют этносоциологические работы Савоскула С.С., посвященные проблемам русских в новых независимых государствах. 16

Монография Савоскула С.С.17 основана как на итогах массовых и экспертных опросов, так и на документальных материалах. К основным проблемам, освещенным в монографии, относятся следующие: влияние политической ситуации на социально-экономическое положение русских, их языковой статус и поведение, этнополитические ориентации и предпочтения и др. В разделе, посвященном русскоязычному населению Прибалтики, детально рассматриваются вопросы формирования новой гражданской идентичности, проблемы межэтнических отношений, оценивается миграционная ситуация и её влияние на изменение численности русскоязычного населения, дается оценка стратегий поведения русских на ближайшее будущее.

Надо отметить, что разного рода социологические исследования в последнее время приобрели популярность и среди эстонских ученых. Подобные работы проводятся различными академическими и неакадемическими институтами и неправительственными организациями. В качестве примера можно привести исследование «People in Ida-Virumaa: Between Two Cultures»18, в котором рассматриваются различные аспекты положения русскоязычного населения на Северо-Востоке Эстонии, а также проводится сравнение между положением русскоязычного населения на Северо-Востоке и в Таллинне. Отдельные работы посвящены миграции населения Эстонии в трудоспособном возрасте19, в числе которых особого внимания заслуживает исследование «Эстонская молодежь на пути в Европейский Союз»20, затрагивающая проблемы образовательной и трудовой миграции молодежи Эстонии. В' числе

Таллинн, 2002. 102 с. Полещук В., Саар А., Семенов Л, Халлнк К. Эстония: межэтнические отношения и проблема дискриминации в Таллинне. Таллинн, 2006,70 с.

15 Лебедева H.M. Новая русская диаспора: социально-психологический анализ \\ Ин-т этнологии и антропологии PAH. - М., 1997,-ЗЗЗс.

Лебедева H.M. Русские в странах ближнего зарубежья. Социально-психологический анализ \\ Вестник PAH.-1998.-t.68,-№4.-с.296-305.

16 Савоскул С. С. Русские в новом зарубежье: Прогр, этносоциол. исслед. / Рос. АН, Ин-т этнологии и антропологии, Центр по изуч. межнац. отношении, Междисциплинар. акад. центр социал. наук (Интерцснтр);М.: ИЭА, 1994 - 139 с. Русские в новом зарубежье: итоги этиосоциологического исследования в цифрах / Ин-т этнологии и антропологии Рос. акад. наук; Отв. ред. С. С. Савоскул, М.: ИЭА , 1996 - 199 с.

17 Савоскул С.С. Русские нового зарубежья: Выбор судьбы. -М.: Паука, 2001.-438с.

18 People in Ida-Virumaa: Between Two Cultures, Эл. Ресурс http://www.hoolin-osalen.ee/ProjektidPDF/Projckt.pdf

19 К. Jarve Migration Intentions of working-age population in Estonia, Tallinn, 2006, p. 24

20 Estonian Youth on the road to the European Union/ Department of Sociology/ Tallinn Pedagogical University, 2004. последних работ, посвященных миграционной проблематике, выделяется

О 1 работа Рандвера и Рума , разработавших собственную методику анализа миграционных процессов трудоспособного населения Эстонии. Особый вклад в изучение социального и политического положения русского и русскоязычного населения Эстонии внесли работы Пароля В.И.22 Интересными, с точки зрения изучения миграционной активности1 населения Европейского Союза, является ряд исследовательских работ, проведенных под эгидой исследовательского центра «Евробарометер» и д.р.

В исследованиях некоторых ученых положение русскоязычного населения Эстонии рассматривается не только наряду с положением аналогичной группы в других бывших республиках, но и в более широком контексте. Так в работах Т.В.Полосковой24, исследуется положение русскоязычной диаспоры, как в ближнем, так и в дальнем зарубежье, проводится сравнение российской диаспоры с другими мировыми диаспорами, а также анализируется международный опыт государств по взаимодействию со своими диаспорами.

На протяжении последнего десятилетия XX века научные исследования, касающиеся положения русскоязычного населения Эстонии, носили преимущественно проблемный характер, т.е. освещали одну - две грани этой сложной проблемы. В начале XXI века стали появляться труды, носящие более комплексный характер. К ним следует отнести упоминавшиеся выше работы «Русские нового зарубежья: Выбор судьбы»25 и «Положение соотечественников в странах СНГ и Балтии»26.

Следует отметить фактическое отсутствие работ по данной теме, посвященных непосредственно Эстонии. В исследованиях российских ученых положение русскоязычного населения рассматривается наряду с положением этой группы населения в других бывших союзных республиках. Несмотря на общие интересы, положение русскоязычного населения в Эстонии имеет свои особенности и специфический круг проблем. В данной ситуации большой интерес представляет работа Симоняня Р.Х.27 несмотря на то, что положение российской диаспоры в Балтийском регионе является лишь одной из тем, освещенных в монографии, ценность работы заключается в том, что положение русскоязычного населения рассматривается в контексте проблем и вопросов, свойственных именно странам Балтии.

Кроме того, в работах, посвященных русскоязычному населению Эстонии, практически отсутствует внутререгиональный анализ - положение

21 Radnveer M., Room T„ The structure of migration in Estonia:Survey-based evidence/ Working paper scries 1/2009, Tallinn. P. 63

22 Пароль В. Особенности социально-политической ситуации d Эстонии и основные пути ей нормализации// Русские в Эстонии. Таллинн, 2000. 75 с.

23 Mobility in Europe. Analysis of the 2005 Eurobarometer survey on geographical and labour market mobility. / European Foundation for the Improvement of Living and Working Conditions, 2006, European Foundation for the Improvement of Working and Living Conditions. (2006). Longdistance mobility in Europe: Getting the balance right).

24 Полоскова T.B. Диаспоры в системе международных связей. - М.: Научная книга, 1998.-199с.

Полоскова Т.В. Современные диаспоры. Внутриполитические и международные аспекты.- М.: Научная книга, 1999.-252с.

25 Савоскул С.С. Русские нового зарубежья: Выбор судьбы. -М.: Наука, 2001.-438с.

26 Полоскова Т.В. Современные диаспоры. Внутриполитические и международные аспекты.- M.: Научная книга, 1999,-252с

27 Симонян Р.Х. Россия и страны Балтии. - M.: Academia, 2003.-45бс.

Симонян Р.Х. Страны Балтии: этносоциальные особенности и общие черты \\ СОЦИС.-2003.-№1.-с.32-35. этой группы населения рассматривается в масштабах государства. Обычно лишь констатируется факт наличия районов компактного проживания русскоязычного населения, а детальный анализ ситуации в таких районах отсутствует. Во многих работах рассматривается русское население в целом, без выделения молодежного компонента, его трудностей и проблем,, миграционных установок и процессов интеграции и адаптации.

Таким образом, существует необходимость проведения внутрирегионального анализа положения русскоязычной молодёжи Эстонии, выявления миграционной активности уже существующей и потенциальной, изучения факторов миграции, языковой компетенции русскоязычной молодежи, выявление моделей множественной идентификации и их корреляции с миграционным поведением русскоязычной молодежи. Проведение анализа проблем идентификации русскоязычной молодежи в условиях отсутствия национальных границ в рамках Евросоюза, учитывающего специфику районов компактного проживания русскоязычного населения.

Объектом исследования является русскоязычная (студенческая) молодежь Эстонии.

Предметом исследования является миграционное поведение русскоязычной молодежи Эстонии, а также факторы и мотивы её обусловливающие. Цель диссертационного исследования заключается в осуществлении системного анализа миграций, происходивших на территории Эстонии, начиная с момента инкорпорирования Эстонии в Советский Союз, вплоть до настоящего времени, выявлении региональных особенностей миграционной активности русскоязычной молодежи после вступления Эстонии в ЕС, и влияния объективных и субъективных факторов и идентификационных процессов на миграционные установки русскоязычной молодежи Эстонии.

Для достижения поставленных целей решались следующие задачи:

1. Обосновать методологию проблемы

2. Проанализировать миграционные процессы, миграционную структуру и динамику на территории Эстонской ССР.

3. Выявить показатели динамики вынужденной миграции и социально-профессиональную характеристику мигрантов после распада СССР

4. Рассмотреть основные изменения в динамике демографической структуры населения Эстонии в начале XXI века.

5. Рассмотреть основные изменения, произошедшие в Эстонии после вступления в Европейский Союз.

6. Проанализировать миграционную структуру и динамику миграционных процессов после расширения ЕС.

7. Дать характеристику интенсивности и направленности миграционных потоков в современной Эстонии. .

8. Сопоставить миграционные процессы, происходящие на протяжении советского и постсоветского периодов с современными тенденциями.

9. Проанализировать миграционное поведение русскоязычной молодежи и выявить факторы её обусловливающие.

10. Выявить модели множественной идентичности русскоязычной молодежи и их корреляцию с миграционными установками.

11. Проанализировать региональные особенности (Таллинн - Кохтла-Ярве) процессов языковой компетенции, формирования множественной идентичности и миграционных настроений у русскоязычной молодежи Эстонии.

Гипотезы.

1. После вступления Эстонии в Европейский Союз и Шенгенскую зону, произошел значительный количественный скачок миграционной активности, в которой особую роль играет миграция русскоязычной молодежи. Это обусловлено, в первую очередь, трансформацией социально-экономической и политической системы проходившей в начале 1990-х годов. А также политикой «исключения» и культурно-лингвистической ассимиляции, затрагивающей в большей степени русскоязычное население страны.

2. Существует определенная корреляция между идентификационными моделями и миграционными установками индивидов.

3. Степень владения государственным языком и наличие эстонского гражданства в определенной мере влияет на миграционное поведение индивида.

Хронологические и территориальные рамки исследования.

Хронологические рамки исследования охватывают период с момента вхождения Эстонии в состав Советского союза и по настоящее время. Это объясняется тем, что в данный отрезок времени на территории Эстонии произошли наиболее значимые события, определяющие её современный социально-экономический, демографический, политический и культурный облик: это инкорпорирование Эстонии в Советский Союз, массовые миграции на территорию ЭССР, трансформация демографической ситуации в республике, распад СССР, полная смена политико-экономического строя, изменение идеологии, вынужденная миграция русскоязычного населения, принятие законов, дискриминирующих русскоязычное население Эстонии, вхождение в Европейский Союз, внешние миграции. С вхождением Эстонии в Европейский Союз становятся возможными разные сценарии миграции молодежи (образовательная, трудовая). Меняются представления о границах национального государства, что влияет на идентификационные паттерны индивида.

Территориальные рамки исследования охватывают Республику Эстония. Однако отметим, что в диссертации русскоязычная молодежь рассматривается на примере городов Таллинн и Кохтла-Ярве. Дело в том, что для более полной картины исследования важно выявить основные, общие черты и отличительные ' особенности молодежи, проживающей в разных социально-экономических и культурно-языковых средах. Методы исследования.

Цели, задачи, методологические и теоретические основы диссертационного исследования обусловили применение комплексной и методики, включающей в себя наблюдение, изучение и анализ документов, экспертные опросы, анкетирование, проведение фокус-групп. Достоверность полученных результатов обеспечивалась использованием научной теории и практического опыта при анализе целей и содержания этносоциальных, этнополитических и экономических проблем миграции; применением теоретических и эмпирических методов исследования; Источниковая база исследования.

Теоретическую базу исследования образуют труды отечественных и зарубежных этнологов, этносоциологов, социологов, демографов, политологов, философов, экономистов, государственных и общественных деятелей, материалы дискуссий и научных конференций. В работе использованы официальные государственные документы, статистическая литература, материалы периодической печати, результаты исследований, проводимых научно-исследовательскими институтами и центрами, в том числе и с участием диссертанта.

В 2009 году при выборке в 105 человек проведены пилотажное и полевое исследования методом анкетного опроса с последующим обсуждением результатов с помощью проведения фокус-групп и глубинного интервьюирования респондентов. В общей сложности в исследование было вовлечено более 100 респондентов в возрасте 18-34 лет. Выбор респондентов данного возраста обусловлен несколькими причинами и, в первую очередь, тем, что на этот возрастной период приходятся наиболее значимые события в жизни человека: выбор профессиональной деятельности, обучение в высших учебных заведениях, выход на работу, создание семьи, рождение ребенка, при этом высокой остается миграционная активность, что особенно важно для нашего исследования. Глубинное интервью было проведено среди 30 информантов. Остальные участники были вовлечены в анкетирование и обсуждение в фокус-группах. В тендерном составе опрашиваемых отмечался незначительный перевес мужчин, было опрошено женщин - 48, мужчин - 54; в возрасте 18-20 лет опрошено 69 человек, в группе 21-25 - летних - 23 человека, в группе 26-35-летних- 13 человек.

Научная новизна полученных результатов заключается в том, что

1. Были проанализированы миграционные процессы, миграционная структура и динамика на территории Эстонской ССР.

2. Выявлены показатели динамики вынужденной миграции и социально-профессиональная характеристика мигрантов после распада СССР

4. Рассмотрены основные изменения в динамике демографической структуры населения Эстонии в начале XXI века.

5. Рассмотрены основные изменения, произошедшие в Эстонии после вступления в Европейский Союз.

6. Проанализирована миграционная структура и динамика миграционных процессов после расширения ЕС.

7. Дана характеристика интенсивности и направленности миграционных потоков в современной Эстонии.

8. Проведено сравнение в характере миграционных процессов, происходящих на протяжении советского и постсоветского периодов с современными тенденциями.

9. Проанализировано миграционное поведение русскоязычной молодежи и выявлены факторы её обуславливающие.

10. Выявлены модели множественной идентичности русскоязычной молодежи и их корреляция с миграционными установками.

11. Проанализированы региональные особенности (Таллинн - Кохтла-Ярве) процессов языковой компетенции, формирования множественной идентичности и миграционных настроений у русскоязычной молодежи Эстонии.

Практическая значимость исследования.

Изучение миграционных намерений русскоязычной молодежи Эстонии имеет большую научно-практическую значимость. Это обуславливается тем, что от успешного выбора жизненной, культурной и миграционной стратегии русскоязычной молодежи, её адаптационных и интеграционных позиций в обществе зависит развитие всего современного эстонского общества. Результаты исследования могут быть использованы в дальнейших научных обобщающих исследованиях по молодежной миграционной проблематике. Полученные данные могут применяться также при разработке курсов в высших учебных заведениях ("Социология миграции", "Этносоциология", "Антропология (социология) молодежи). Часть материалов может оказаться полезной в работе государственных и региональных органов по делам молодежи Эстонии, в частности, при разработке очередной программы "Интеграция эстонского общества", а также в программе Российской Федерации "по привлечению соотечественников за рубежом". Апробация работы.

Основные положения и результаты исследования были изложены в докладах диссертанта, участвовавшего в ряде международных конференций и семинаров:

Современная Эстония - мультикультурализм или национальное государство? Стратегии межэтнической адаптации русскоязычной молодежи Эстонии. Доклад на IX Международной научно-практической конференции молодых ученых «Векторы развития современной России. Научное знание в контексте современности», 2-3 апреля 2010 г., Москва.

Трудовая миграция в Европейском Союзе. Опыт Эстонии. Доклад на Второй Международной Научной Конференции «Теоретические проблемы этнической и кросс - культурной психологии», май 27-27, 2010, Смоленск. Русский язык и множественные идентичности русскоязычной молодежи Эстонии. Доклад на Международном семинаре «Практика сохранения русской культурной идентичности в условиях иноязычной среды. Опыт Латвии», июль 22-24, 2010, Рига, Латвия.

По теме диссертационного исследования имеется 7 научных публикаций. Структура работы.

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, приложения и списка литературы.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Лукьянова, Ольга Олеговна

Выводы из IV главы.

После переходного процесса, вызванного радикальными трансформационными процессами, затронувшими в большей степени русскоязычное население Эстонии, ценность в особенности высшего образования заметно упала. Однако с течением времени и постепенной стабилизацией социо-экономической и политической ситуации, а также с развитием рыночных отношений и последующей интеграции Эстонии со странами Запада возродился интерес к получению высшего образования. Осознание «конкурентности» и высокие требования на рынке труда подталкивали русскоязычную молодежь обладать современными и востребованными знаниями в разных отраслях.

Сегментированность (посредством разделения высшей школы на академическую и профессиональную) и вариативность получения квалификации в системе образования Эстонии позволяет молодым людям приобретать важные навыки на каждом из образовательных уровней, а также возможность непосредственного применения их на практике и дальнейшего повышения квалификации.

Однако в последнее время заметное влияние на образовательные процессы русскоязычной молодежи оказывает реформа, школьного образования, что приводит к постепенному сокращению учащихся в школах с русским языком обучения. К тому же, как показал опрос, у русскоязычной молодежи нет однозначного мнения относительно последствий проведения реформы. Мнения разделились на два лагеря: одни считают, что реформа повысит конкурентоспособность на. рынке труда и образовательных услуг Эстонии, другие полагают, что качество получаемого образования понизится. Однако большинство опрошенных респондентов не боится, что следующее поколение потеряет свою культурную идентичность.

Сравнение общего уровня образования молодежи Эстонии указало» на относительно равные пропорции эстонцев и русскоязычных жителей в образовательной структуре. Однако русскоязычное население склонно в большей степени, чем эстонское к получению среднего прикладного образования. В сфере высшего образования русскоязычная молодежь заметно уступает эстонской. Несмотря на это, русскоязычная молодежь отмечает большое значение высшего образования, причем не только для себя лично, но и для своих сверстников и подрастающего поколения.

На выбор молодежью своего жизненного пути после завершения школьного обучения существенное влияние оказывает родительская семья. Причем, как и в советское время в современной Эстонии сохранилась определенная корреляция, когда дети из семей интеллигенции, в том числе, где родители имели университетские дипломы, активнее стремились к получению высшего образования, чем выходцы из семей рабочих. В сопоставлении полученных результатов, в соответствии с городом проживания, оказалось, что родители респондентов из Таллинна чаще, чем родители из Кохтла-Ярве обладают высшим образованием. Это соответствует общим оценкам респондентов о значимости высшего образования, когда стремление русскоязычной молодежи к получению высшего образования проявилось ярче, чем в Кохтла-Ярве. Впрочем, здесь большое влияние оказывает статус города (столица - периферия), а также специфика городов, особенно промышленного Кохтла-Ярве.

Материалы нашего исследования также подтвердили размышления, высказанные как эстонскими, так и европейскими исследователями, изучающими проблемы современной молодежи Европы, в частности относительно того, что условия современной жизни формируют у большинства молодых людей отношение к образованию, прежде всего, как к средству получения профессиональных знаний, необходимых для получения работы и высокого заработка. По результатам опросов оказалось, что ценность высшего образования как самостоятельного социального феномена, имеющего социокультурную, личностную и статусную привлекательность, отступает на более дальний план.

Ситуация в сфере высшего образования оказалась специфичной, поскольку поступить в государственные учебные заведения для русскоязычной молодежи достаточно проблематично. Соответственно и процент русскоязычных студентов в общем потоке государственных университетов исчисляется единицами. Основная проблема для абитуриента это, безусловно, высокие требования, предъявляемые к знанию государственного языка при вступительных экзаменах. Однако, по результатам опроса не только языковой фактор, но и более глубинные причины, такие как: чувство неуверенности в себе из-за этнического происхождения, установка на ограниченность приёма абитуриентов с «русской» или «славянской» фамилией и чувство дискриминации обуславливают низкий процент участия русскоязычной молодежи в государственном (бюджетном или платном) образовании.

Несмотря на достаточно разнообразный выбор высших учебных заведений в Эстонии, возможность обучаться на русском языке ограничивается скромным количеством факультетов и колледжей, в основном гуманитарной направленности. Также распространена двуязычная модель обучения.

Предпочтения русскоязычной молодежи относительно страны получения высшего образования в большей степени коррелируют с общими миграционными трендами по Эстонии. Однако проявились различия в сравнении двух городов. Так, для респондентов из Таллинна, лидирующее положение заняла Финляндия, Великобритания - на второй позиции, Россия -на последней. В Кохтла-Ярве, наоборот, лидер - Россия, далее Финляндия и Великобритания. Респонденты проявили высокую оценку обучению в России, однако большинство объяснило своё решение возможностью обучаться на русском языке. К тому же плохое знание государственного языка, а также отсутствие эстонского гражданства ограничивает для определенной части респондентов возможности для передвижения, как по республике, так и по пространству ЕС с целью поиска работы или учебы. Однако высокая оценка западного образования оказалась вне конкуренции. Обе группы в целом предпочли образованию в Эстонии и России, возможность учиться в развитых странах Европейского Союза, что, по мнению респондентов, повысит их статус, конкурентоспособность и заработную плату.

На рынке труда Эстонии лидирующее положение русскоязычные занимают во вторичном секторе, а так же в сфере сервиса и предоставления услуг. Специфика региона имеет важное значение в трудоустройстве молодежи. Однако общие тренды указывают на то, что большая часть русскоязычной молодежи устраивается на низкоквалифицированную работу, не требующую специальной подготовки, причем в Кохтла-Ярве эта тенденция прослеживается ярче, чем в Таллинне. Доля молодежи, работающей по профессии, в Таллинне несколько больше, чем в Кохтла-Ярве, что объясняется гибким рынком труда Таллинна. Много молодежи занято в обслуживании, причем Кохтла-Ярве по этому параметру несколько превышает Таллинн.

В Таллинне занятость молодежи в менеджменте и в других офисных работах прослеживается чаще, чем в Кохтла-Ярве, где виден перевес в сторону прикладных и технических профессий.

Как показало исследование, многие наши респонденты вынуждены, в силу разных причин, совмещать работу с учебой в университете. Причем многие заняты в профессиях, не требующих специальной подготовки. Однако отношение студенческой молодежи к своей текущей трудовой деятельности носит достаточно противоречивый характер. Несмотря на то, что большинство молодых людей стремилось к получению самостоятельного заработка, многих из тех, кто имел работу, она не устраивала в основном потому, что она не соответствовала получаемому образованию в университете.

Исследование выявило зависимость профессиональных предпочтений русскоязычной молодежи от рынка труда региона. Так, большинство таллиннских юношей и девушек стремиться открыть свой собственный бизнес, чему способствует благоприятное развитие предпринимательства в Эстонии как таможенной зоны Европа-Россия, а также территориальная близость двух стран. В Кохтла-Ярве большинство респондентов нацелено реализовать себя на производстве, причем в тендерном отношении особые различия не выявились. Таким образом, вполне вероятно, что на рынке труда Эстонии в ближайшей перспективе произойдут определенные трансформации, поскольку русскоязычная молодежь проявляет высокую степень адаптации к новым экономическим условиям страны и большую включенность в рыночную систему отношений.

По опросам респондентов, лишь небольшой процент (в среднем 1%) испытывает на себе постоянное чувство дискриминации и неравного отношения в разных сферах жизнедеятельности. Степень ущемленности, разумеется, различна. Причем, неравное обращение в большей степени присуще респондентам из старшей группы и связано со степенью владения государственным языком. В области образования, а также относительно возможности обеспечить себе материальное благосостояние респонденты чувствуют себя в высокой степени ущемленными. Так, многие респонденты чаще испытывают дискриминацию на рабочем месте, что проявляется в разнице заработных плат русскоязычного работника и эстонца.

Учитывая принцип о главенстве эстонской культуры, стратегия языковой унификации преподноситься как центральная идея всей интеграционной политики и наши респонденты это явно понимают. Как понимают они и то, что интеграционная политика имеет очевидный ассимиляторский уклон. Таким образом, она не вызывает особого энтузиазма у опрошенных респондентов.

Для большинства респондентов приоритетными являются проблемы, связанные с сохранением русского языка и культуры. Как показал опрос, русский язык для абсолютного большинства респондентов является родным языком, а также языком, на котором происходит общение в большинстве жизненных ситуаций. Русскоязычные респонденты без эстонского гражданства хотели бы быть принятыми в качестве граждан без обязанности языковой адаптации.

Степень владения государственным языком респонденты определили в целом как высокую на большинстве уровней коммуникации, поскольку сравнительно небольшой процент респондентов из обоих городов оценил уровень владения языком как «плохой».

Гражданство, по результатам исследования, оказалось лучшим показателем языковой компетенции. Самый высокий уровень владения эстонским языком у респондентов, обладающих эстонским гражданством. Самый низкий уровень владения государственным языком указали граждане России. Зависимость проявилась при сопоставлении городов. В столице респонденты более уверенно оценивают свой уровень по причине более частых контактов с представителями доминантной группы, в Кохтла-Ярве ситуация противоположная, вследствие превалирования русскоязычного населения в этническом составе города. Отношение респондентов к необходимости и желанию изучения эстонского- языка оказалось в большей степени положительным. Респонденты осознают важность владения языком для своего будущего.

Несмотря на сравнительно высокий уровень владения и лояльность, по отношению к государственному языку, результаты нашего обследования выявили, что он не является доминантным языком коммуникации для большего числа респондентов. В- качестве основного языка коммуникации в разных жизненных ситуациях респонденты, в большинстве своём склонны использовать русский язык. Однако сферу использования русского и эстонского языков можно разделить на два вида информационного локуса: личностный (друзья, семья, партнер, врач - русский язык) и официальный (коллеги, чиновники, официальные лица - эстонский язык).

Особое место в исследовании было отведено изучению уровня владения английским языком, поскольку знание этого языка в современном мире определяет успешность включенности в глобальную рыночную экономику. Оказалось, что молодые люди, проживающие в столице, обладают более высокими знаниями английского языка, что дает им большие возможности в сравнении с респондентами из Кохтла-Ярве. «Столичность» города имеет важное значение в общем развитии и становлении личности. Рыночные отношения в городах с развитой инфраструктурой диктуют свои правила поведения и включенности в рынок услуг, где именно набор определенных качеств и знаний детерминирует положение и статус.

Как показали результаты исследования, удовлетворенность общественной средой, и скорость интеграционных процессов зависят в большей части от того, заслуживают ли доверия институты, несущие ответственность за общие интересы общества. Причем на степень доверия оказывает влияние наличие или отсутствие эстонского гражданства. Большим доверием у русскоязычной молодежи пользуется церковь, затем следуют городские власти. Последнее логично, так как мэр Таллинна, Эдгар Сависаар, пользуется большой популярностью среди русскоязычной молодежи, принимая активное участие в организации и спонсировании мероприятий, набирая, таким образом, электорат в молодежной среде. Рейтинг полиции, прокуратуры и суда в целом высок, это указывает на то, что в данных институтах не усматривается неравного обращения на основании языка или этнического происхождения. В формировании такой оценки сыграло роль то обстоятельство, что в данных институтах услуги оказываются, помимо эстонского языка, ;также и на русском языке, а среди полицейских много русскоязычных.

Негативная позиция по отношению к телевидению и прессе объясняется тем, что они несут в себе материал определенной направленности, что сильно ощущается молодыми респондентами.

Самоопределение в данном исследовании ограничивалось критериями гражданства Эстонии, России или иного государства, этническим происхождением (русский, эстонец, украинец, белорус, либо вариантом ответа другое», что давало возможность отметить иную этническую принадлежность), а так же местом жительства (житель Эстонии, житель Таллинна/Кохтла-Ярве) и более обширной характеристикой принадлежности к европейскому обществу. По результатам исследования оказалось, что наибольшая привязанность к этнокультурной группе проявилась среди респондентов из Кохтла-Ярве, где большинство респондентов отнесло себя» к русским, хотя в группе оказались и представители других этнических групп, 3% причислило себя к белорусам.

В Таллинне сторонников этнической модели оказалось гораздо меньше, но и здесь она лидировала.

Локальную модель предпочли чуть более четверти респондентов из Таллинна (среди них 68 % лиц без гражданств) и почти в три раза меньше респондентов из Кохтла-Ярве (среди которых 81% лиц без гражданства).

Гражданская идентичность ярче всего проявилась в Кохтла-Ярве, однако у респондентов из Таллинна гражданская идентичность проявляется менее всего, несмотря на то, что большинство респондентов являются гражданами Эстонской Республики.

Сторонников глобальной модели среди респондентов оказалось сравнительно немного, однако, ориентация в сторону этой модели проявляется по большей части среди респондентов из Таллинна. В Кохтла-Ярве этот процент ощутимо меньше. Однако, интересен тот факт, что среди сторонников глобальной ориентации большинство респондентов являются гражданами Эстонии.

Таким образом, исследование показало, что этническая и гражданская идентичность у русскоязычной молодежи сильно разделены друг от друга. Локальную модель склонны использовать респонденты, как правило, не обладающие гражданством и, вероятно, из этнически смешанных семей. Однако понятия гражданства и гражданина вне культурной принадлежности должно быть просто абстракцией. Хотя основной вопрос состоит в том, насколько границы культур проницаемы и, какова часть их общих ценностей. Дальнейшее углубленное изучение показало, что абсолютное большинство русскоязычных респондентов с различным гражданством считают, что русские, живущие в Эстонии, отличаются от русских в России. То есть, они в большей степени признают свою принадлежность к Эстонии, а не к России. Функционирование мультикультурного общества русскоязычные респонденты видят в аспектах поддержки государством языка и культуры. Для формирования связности мультикультурного общества не достаточно одной только публичной сферы, важными являются контакты между различными культурами и их взаимное уважение. Характер отношения русскоязычных респондентов варьирует в зависимости от идентификационного паттерна. Приверженцы локальной модели больше ощущают свою общность с жителями Эстонии, чем с русскими в России, в этой группе больше жителей Таллинна и меньше Кохтла-Ярве, они на относительно высоком уровне владеют государственным языком, многие имеют эстонский паспорт. Респонденты с глобальной ориентацией испытывают чувство общности с европейцами, принимают их ценности и нормы, лояльны к государству, в котором живут, среди них большинство имеет гражданство Эстонии, соответственно их уровень владения эстонским языком выше среднего. Респонденты, ориентированные на этническую модель, в большинстве проживают в Кохтла-Ярве, их уровень владения государственным языком средний или ниже среднего. Они редко или никогда не пользуются им в повседневной жизни, уровень владения английским языком также относительно низкий, в сравнении с остальными моделями. Люди из этой группы чаще испытывают на себе дискриминацию по этническому признаку. Что касается респондентов с гражданской моделью то, можно сказать, что здесь четко прослеживается зависимость от того государства, с каким респондент себя идентифицирует. Граждане Эстонии хорошо знают государственный язык и лояльны к Эстонии. Среди граждан России самый низкий уровень знания эстонского языка и самая большая неудовлетворенность жизнью в Эстонии, большинство респондентов живут в Кохтла-Ярве.

Миграционные установки респондентов, особенно в выборе дальнейшего места обучения, варьируют в зависимости от места проживания. Жители Таллинна склоняются в сторону европейских стран, где лидирующая роль отводится Финляндии и Великобритании. Жители Кохтла-Ярве в целом также больше ценят возможность дальнейшего обучения в Европе, однако среди респондентов существенная часть хотела бы продолжить образование в России, объясняя свой выбор возможностью обучаться на русском языке. Более пристальный опрос показал, что все-таки возможности для осуществления желаний экономически ограничены и большинство респондентов либо продолжит обучение в том же университете, в котором она учится в настоящее время, либо будет трудоустраиваться по окончании определенной стадии обучения.

Что касается трудовой миграции, то, по результатам статистических данных, в миграционной активности особо выделяется молодое поколение до 35 лет. По причине отсутствия статистических данных в этническом срезе миграционной динамики выделить русскоязычную молодежь из общей группы мигрантов не представляется возможным. Однако определенную корреляцию можно проследить в зависимости от гражданства молодых юношей и девушек в возрасте 15-29 лет. Понятно, что граждане Эстонии будут превалировать в данных по причине большего представительства в государстве, однако миграционная активность граждан России и лиц без определенного гражданства среди общего количества мигрантов более чем скромная. Причем после 2006 года в обеих группах имеет место тенденция понижения миграционных передвижений за пределы государства. Причиной низкой активности данных групп являются ограничения в передвижениях, связанные с их гражданским статусом.

При дальнейшем наложении идентификационных паттернов на миграционные установки наших респондентов обнаружилась определенная зависимость: респонденты с глобальной идентификацией, оказались более склонны к миграции, нежели респонденты с гражданской, этнической и локальной моделями.

Интересные отличия проявились в отношении страны, выбранной в качестве миграционной, среди респондентов из разных городов. Так, таллиннцы в большей степени настроены на страны Европейского Союза, где лидирующие позиции были отданы Великобритании. Жители Кохтла-Ярве склонны мигрировать в Россию. В целом, по опросам миграция в представлениях наших респондентов носит временный (краткосрочный) характер, и большинство респондентов намерено возвратиться в Эстонию.

Среди мотивов побуждающих к внешним перемещениям, как и в целом по Эстонии, преобладают экономические причины, причем среди жителей Кохтла-Ярве они проявляются ярче. Значительное количество респондентов из Кохтла-Ярве и Таллинна обеспокоено сложностями трудоустройства после окончания обучения, что может побудить их к миграции за рубеж. Дискриминацию и межэтническое напряжение отметило в качестве причины к миграции сравнительно небольшое количество респондентов в обоих городах, что говорит о добровольном характере миграции.

Среди причин, препятствующих выезду за рубеж с целью трудоустройства, большинство респондентов отметили причины семейного характера. Значительную роль респонденты отвели нежеланию в принципе уезжать из Эстонии, объясняя это видением страны в качестве родины и дома, что так же указывает на высокий адаптационный потенциал респондентов. Часть респондентов опасается сложностей сопряженных с адаптацией в новой культурной среде и недостаточным владением языка государства. Отсутствие опыта работы и достаточной квалификации и нежелание работать на низкоквалифицированной работе имеет большое значение для наших респондентов, что говорит о высокой самооценке русскоязычной молодежи и нацеленности на занятие престижных должностей. Два последних рестриктора связаны с издержками переезда и риском не найти работу вообще, а таюке с отсутствием эстонского гражданства, которое играет важную роль в возможностях трудоустройства за рубежом, особенно в Европейском Союзе.

В целом на основании данной главы можно сделать вывод, что, респонденты с глобальной ориентацией более открыты миру, интегрированы в эстонское и европейское сообщество. Они в меньшей степени бояться оказаться-на обочине, так как более гибки на рынке труда. Дальнейшее исследование респондентов с глобальной идентификацией показало, что среди них выше, чем в среднем по выборке, знание государственного и английского языка, большинство из этой группы имеют гражданство Эстонии, следовательно, доступ к общественным институтам у них выше. Они в большей степени склонны продолжать дальнейшее обучение в странах Евросоюза, многие лояльно относятся к программе интеграции в эстонском обществе, в равной степени интересуются, как эстонской, так и русской культурой. Миграционная активность среди представителей этой модели проявляется ярче всего, причем большинство из респондентов из группы нацелены на страны ЕС.

Респонденты с гражданской моделью идентификации разделены на. две диаметрально противоположные группы, зависящие от резидентства. Так,, граждане России в гораздо меньшей степени, чем граждане Эстонии интегрированы в- эстонское общество. Они являются наиболее уязвимой группой1 среди всех идентификационных паттернов. Среди них выявлен один из самых низких уровней владения государственным языком, что во многом' ограничивает доступ к общественным институтам. Знание английского языка также оказалось на низком уровне. Степень интеграции и лояльности Эстонскому государству проявляется в меньшей степени, в сравнении с респондентами с Эстонским гражданством. Большинство респондентов из этой группы проживают в Кохтла-Ярве, в результате чего они более подвержены влиянию России, что проявляется в миграционных установках респондентов, большинство их которых изъявило желание, как продолжить обучение в России, так и мигрировать с целью трудоустройства. В противовес этой группе, граждане Эстонии, которые более лояльно относятся к стране проживания, частично интегрированы в эстонское общество посредством обладания гражданством и знанием государственного языка. В результате доступность к общественным институтам у респондентов из этой группы выше, чем у граждан России. Большинство респондентов проживает в столице. Миграционные намерения в группе не ярко выражены, однако предпочтение отдается странам Запада.

Что касается локальной и этнической моделям идентификации, то среди респондентов есть определенный перевес в сторону тех, кто вообще не обладает гражданством. Однако в группах, проявляются установки на получение эстонского гражданства, что говорит об определенной степени интеграции в эстонское общество. Знание государственного языка представители этих моделей в среднем оценивают как «хорошие». Они в большей степени склонны продолжать свое обучение в Эстонии, миграционные установки в этих паттернах проявляются слабо, или вообще не проявляются.

Заключение

Подводя основные итоги исследования, необходимо отметить, что русское и русскоязычное население имели особое место в истории становления и развития Эстонии как государства.

Основной приток русскоязычного населения связан с масштабным индустриальным развитием региона в Советское время. Значительный приток русского и русскоязычного населения в Эстонию начинается с 1950-х годов, что было обусловлено, в первую очередь, трудовой миграцией квалифицированных специалистов: врачей, инженеров, научных работников, учителей, журналистов, деятелей культуры и театра, а также низко квалифицированных специалистов преимущественно для сферы строительства. Особый компонент в миграционной структуре советского периода занимали высококвалифицированные специалисты, занятые освоением новых технологий на крупных предприятиях и военный контингент. Наряду с рабочими, в Эстонию переехало и большое количество крупных чиновников для курирования исполнения работ, связанных как с советской политикой, так и с администрированием государственных заводов.

Как правило, миграция в Эстонии осуществлялась по, так называемому, распределению после окончания ВУЗа или по приглашению на работу, однако присутствовал и массовый (добровольный) характер. Самые многочисленные группы русских и русскоязычных мигрантов составили лица в возрасте 20-24 года (20-29 %), 25-29 лет (1|-26 %) и 30-39 лет (14-28 %). Пик миграционной активности пришелся на 60-х-начало 70-х годов XX века.

Вплоть до конца 1960 - х годов основной миграционный поток был организован из северо-запада и центрально-европейской части РСФСР, а также из Советских республик, таких как: Украина, Белоруссия, Литва и Латвия. Начиная с 1970 -х годов стала увеличиваться доля иммигрантов из более отдаленных регионов, таких как Поволжье, а также из республик Центральной Азии и Северного Кавказа. Но, несмотря на культурные различия иммигрантов, подавляющую долю приезжих составляли этнические русские.

Большинство рабочих, которые приезжали в Эстонию, в основном концентрировалось на северо-востоке страны. Такое централизованное распределение объяснялось необходимостью восстановления разрушенных после войны городов и модернизации стратегически важных регионов. В результате такой миграционной политики в период между 1940 и 1991 годами население северо-запада Эстонии, с центральным городом Таллинном увеличилось более чем в 3 раза, в то время как население региона Ида-Вирумаа за рассматриваемый период возросло в 5 раз. Все население республики увеличилось в 3,1 раза.

Советская государственная политика выравнивания уровня социально-экономического развития регионов и республик страны и миграционная политика привели к ускоренному индустриальному развитию в республике и изменению социально-профессиональной и образовательной структуры населения. Крупные людские перемещения оказали довольно сильное влияние на ход этнических процессов в таких локальных очагах межнационального общения, как крупные города, которые превратились в центры интенсивных межэтнических контактов.

Большинство русских и русскоязычных мигрантов концентрировалось в крупных городах и поселках.

Под влиянием политики промышленного развития (в основном, оборонная инфраструктура) сложились территории, города компактного проживания русскоязычного населения.

Стремительный рост русскоязычного населения в Эстонии, происходивший в основном из-за миграционного прироста и низкого естественного прироста эстонцев привел к тому, что в конце XX века русскоязычное население республики перешло за 30-ти процентный рубеж. Сложившаяся в Эстонии неблагополучная, с точки зрения эстонского населения, демографическая ситуация, обусловленная очень низким уровнем рождаемости у эстонцев, послужила одной из причин того, что после восстановления государственного суверенитета в 1991 году, страна под давлением радикальных националистических групп приняла ряд законов, направленных на вытеснение русского и русскоязычного населения с целью построения национально-ориентированного государства.

Революционные перемены в Эстонии начались в конце 1980-х гг и поначалу з атр аги вал иво с н о в но м проблемы экологии и экономических реформ. Конец 80-х годов XX века оказался поворотным моментом в истории миграционного движения русских и русскоязычных как во всём СССР, так и в Эстонской Республике. С конца 80-х-начала 90-х годов впервые за последнее десятилетие XX века в Эстонии наблюдался отрицательный миграционный прирост, что было связано как с уменьшением потока прибывающих в страну, так и с увеличением количества выбывающих из страны мигрантов, главным образом русских.

На протяжении многих советских десятилетий РСФСР была главным донором для подавляющего большинства других республик в целом, для Эстонии, в частности. А с начала 1990-х годов она стала главным реципиентом, притягивавшим население из подавляющего большинства республик. На волне политической либерализации эпохи перестройки эстонцы пережили успешную этническую мобилизацию и чётко выразили свое стремление восстановить независимость страны.

Трансформационные процессы первого десятилетия независимости Эстонии оказали определенное воздействие на этнический состав населения республики в сторону увеличения его моноэтничности.

Интенсивные потоки мигрантов, «выплескивающихся» из Эстонии с начала 1990-х годов, достигли своей кульминации в 1992' году, после чего миграционная ситуация в стране стала постепенно стабилизироваться. Так, в период с 1990 по 1994 годы 21 000 человек въехали на территорию Эстонии, 40% из которых приехали в 1990 году. В тот же самый период 88 000 человек покинули страну, более 40% из них уехали в 1992 году. Более того, население

Эстонии уменьшилось на 67 ООО человек, 90% из которых выехали в СНГ. Больше чем 2/3 эмигрантов в те годы, были люди с иммиграционным опытом. Дальнейшая динамика миграции была более «спокойной». После пика 1992 года абсолютные размеры оттока населения из Эстонии сократились до — 13,8 тыс. человек, а в 1994-1995гг. - до 7.6-8,1 тысяч человек.

Структура потоков миграции ярко отражала этнические причины оттока „.населения. В потоках эмигрантов из Эстонии «лидирующие позиции» занимали русские, удельный вес которых неуклонно возрастал: с 60,2 % в 1990 году до 69,7% в 1994 году. Доля остальных славянских народов: украинцев и белорусов также значительно превышала их долю в постоянном населении республики. Однако масштабная реэмиграция русскоязычного населения не принесла ожидаемых эстонскими властями результатов. Большинство русскоязычного населения страны осталось, что побуждало эстонские власти к проведению жесткого курса в области гражданства в восстановленном государстве.

По принятому в 1993 году «Закону об иностранцах» огромное их число стали лицами без гражданства; серые паспорта «неграждан» превратились в единственный документ, удостоверяющий их личность.

В итоге, русскоязычное население Эстонии утратило равный с эстонцами статус, которым они обладали в Советском Союзе. Идеология реституции позволила манипулировать проблемой гражданства и породила механизм разделения нетитульного населения на три разных правовых категории: граждане Эстонии, граждане России и апатриды.

Таким образом, механизмы к которым прибегало новое правительство по отношению к нетитульному населению носило характер направленного вытеснения за пределы страны всех тех, кто этнически не вписывался в идеологические рамки государства. Поэтому эмиграция русскоязычного населения 1990 года носила по большей части вынужденный характер.

Вне всякого сомнения, переломные 1990-е годы стали для русскоязычного населения временем утраты не только политического, но и социально-экономического статуса. Русскоязычное меньшинство опустилось вниз по карьерной лестнице как по причине структурных перемен на рынке труда, унаследованного с советского времени и перехода к рыночной модели экономики, так и вследствие дискриминации по этническому признаку, обусловленному незнанием государственного языка и политикой апартеида. Нельзя также сбрасывать со счетов и негативные тенденции, которые наметились в 1990-х годах в сфере образования.

Радикальные структурные перемены во всех сферах экономики Эстонии в первые годы независимости во многом определили социально-демографическую характеристику русскоязычной эмиграции. В конце 1994 -начале 1995 гг. в городах Эстонии, среди потенциальных мигрантов преобладали мужчины: их было почти в два раза больше, чем женщин. В возрастной структуре потерщиальных мигрантов лиц до 25-летнего возраста и пожилых людей старше 50 лет было в 2 раза меньше, чем в группе стабильного населения, то есть того, которое было готово адаптироваться к новой политической ситуации или не собиралось покидать страну. Таким образом, I 1 потенциальные мигранты 90-х годов — это в основном люди активного трудоспособного возраста, среди которых 77% лиц в возрасте 25-49 лет, имеющих среднее (45%) или среднее специальное образование (23%) (диаграмма 10), в социально-профессиональном составе которых, преобладают квалифицированные рабочие (57%) и незанятое население (21%).

Анализируя социально-профессиональную структуру и сферу занятости русскоязычного населения, можно констатировать, что наибольший процент потенциальных мигрантов наблюдался среди квалифицированных рабочих, занятых в основном в промышленности и строительстве, которые наиболее пострадали от реорганизационных действий в экономике начала 1990-х годов и, многие из которых просто оказались не у дел по причине катастрофического спада производства.

В структуре мотивов потенциальной миграции лидирующие позиции респонденты отводили принятым законам, ущемляющим права нетитульного населения Эстонии. Таким образом, эту часть потенциального оттока можно считать вынужденной, обусловленной этносоциальными и геополитическими выталкивающими обстоятельствами.

Под «вынужденностью» понимается, с одной стороны, отсутствие позитивной мотивации для переезда, с другой - такое изменение ситуации, когда становится невозможным дальнейшее нормальное существование, возникает реальная угроза безопасности (физической, этнической, социальной) и отсутствует перспектива нормализации (в пределах жизни мигрантов и их детей). То есть люди переезжают не из нормальных условий, чтобы их улучшить (получить более подходящую работу, повысить образование и т. д.), а из резко и безнадежно ухудшившейся обстановки в любые, имеющие перспективу нормализации страны. К вынужденным можно отнести и ответы респондентов, обусловленных такими мотивами, как социально-политическая нестабильность, ухудшение экологической ситуации, криминальная обстановка и т. д. Однако здесь специально выделяется вынужденность, связанная с политическими преобразованиями последних лет, за которые государства несут особую ответственность перед населением, обязывающую их обеспечить амортизирующие, компенсаторные меры. Анализ указанных респондентами экономических причин эмиграции, в значительной своей части сводился к потере работы, отсутствию перспектив ее получения и ограничениям в продвижении по службе, т. е. к положению на рынке труда, которое, в свою очередь, связано с проводимой новым государством этнической кадровой политикой. Следовательно, решающие причины этого оттока были связаны с политическими преобразованиями в условиях становления новой государственности в независимой Эстонии. Поэтому в целом, миграционное поведение русскоязычного населения начала 1990-х годов можно, безусловно, охарактеризовать как вынужденное.

В соответствии с основными итогами переписи населения Эстонии, на 31 марта 2000 года постоянное население Эстонии составило 13767 000 тысяч человек, что на 189 000 тысяч человек меньше, чем по данным переписи 1989 года (15657 000 тысячи человек), мужчины из их числа составляют 634,7 тысячи, женщины - 742 тысячи. По сравнению с 1989 годом доля женщин в населении республики выросла с 53,3%, до 53,9% в 2000 году, что эстонские демографы объясняют более активной эмиграцией мужчин.

Перепись населения показала значительный рост доли эстонцев: с 61,5% в 1989 до 67,9% в 2000 году. В то же время, доля русских понизилась с 30,3% (по данным переписи 1989 года) до 25,6% (перепись 2000 года), соответственно доля украинцев - с 3,1% до 2,1%, белорусов - с 1,8% до 1,2%. Представители остальных национальностей в сумме составляют 1,7%, кроме того, 0,6% ответивших не указали своей национальности.

Изменениям подвергся численный состав основных регионов страны. Так, русскоязычное население региона Харью, в сравнении с данными переписи 1989 года, сократилось более чем на 78,1 тысяч человек, русскоязычное население региона Ида-Вирумаа более чем на 35,1 тысяч человек, русскоязычное население столицы Эстонии сократилось более чем на 63,7 тысячи человек.

Результаты переписи хоть и продемонстрировали меньшее количество населения, чем ожидали эксперты, зато показали, что доля эстонцев выросла за 11 лет не на 3,8%, а на 6,4%. Расхождение результатов переписи и результатов ежегодного учета объясняется следующим образом: ежегодный учет учитывал рождаемость, смертность и миграции, но не учитывал ассимиляцию, а перепись ее учла и часть разницы в 2,6% - это как раз те потомки смешанных браков, которые в 1989 году были записаны русскими, украинцами и т. д., а в 2000, по вполне понятным причинам, записались эстонцами.

Значительная часть нынешних жителей Эстонии на момент переписи не имела эстонского гражданства: в 2000 году им обладали лишь 80,1% постоянного населения (это практически все эстонцы и менее 40% неэстонцев), 6,2% приняли российское гражданство, 0,2% являются гражданами Украины. Не имеют никакого гражданства 12,3%, не ответили на вопрос о гражданстве -0,7% постоянного населения. Русскоязычная молодежь оказалась более склона к получению эстонского гражданства, нежели взрослые, большинство из которых являются представителями первой волны иммиграции и в связи с этим эмоционально и культурно больше чувствуют свою связь с Россией.

Так или иначе, но Эстония вступила в XXI век практически с тем же багажом проблем, которые принес её период после восстановления* независимости. Подвешенное состояние большой части русскоязычных апатридов, этническая дискриминация, а вследствие этого маргинализация, иерархия по этническому признаку на рынке труда и ряд других проблем, разрешения которых требовало Европейское сообщество для включения Эстонии в Европейский Союз.

Европейский Союз, включив в свой состав в 2004 году 10 новых стран-участниц, предпринял немало мер для повышения миграционной активности' своих граждан и особенно мобильности рабочей силы. Возможность повсеместно пользоваться правами на социальное обеспечение и запланированное введение единой карты социального страхования европейских граждан - всего лишь два примера. Однако территориальная мобильность осталась низкой.

Согласно концепции Европейского Союза высокие заработки должны были привлекать работников-мигрантов туда, где они больше всего нужны. Однако на примере Эстонии эта.концепция оказалась под сомнением. Несмотря на очевидную несбалансированность рынка рабочей силы в Эстонии, жители, после 2006 года проявляли все меньше желания работать в других странах Европейского Союза, особенно снижение миграционной активности проявлялось среди людей с высшим образованием. Во-первых, это обусловлено тем, что гражданам ЕС, как правило, нет необходимости переезжать в другие страны-члены Европейского Союза, чтобы преодолеть тяжелое экономическое положение и тем более, обеспечить собственное физическое существование. Во-вторых, основной недостаток концепции состоит в том, что она недооценивает «достоинства неподвижности», а также связанные с миграцией риски и сложности.

Как показал анализ, решение переехать в другую страну может диктоваться самыми разнообразными соображениями: экономическими, социальными и культурными, профессиональными, политическими или гуманитарными. Однако очевидно, что миграция имеет место лишь в том случае, если , персональные выгоды от смены страны проживания представляются в долгосрочной перспективе более существенными, чем издержки. Такие индивидуальные мотивы, как возраст, семейное положение, образование, знание языков и материальная обеспеченность играют важную роль в данном контексте. Однако, как показало исследование, доминирующими мотивами миграции в Эстонии выступают заработки, трудоустройство и перспектива улучшения условий жизни.

Миграцию сдерживает и целый ряд препятствий, таких как: неоднородность культурного пространства, информационные лакуны, бюрократические трудности, высокая стоимость переезда, большие финансовые риски, юридические и административные проблемы.

В целом, исследование показало, что больше всего в миграционное передвижение вовлечены мужчины и молодежь. Ядро современной миграционной структуры Эстонии составляют люди со средним специальным или основным образованием.

В профессиональном составе мигрантов превалируют профессии, не требующие высокой квалификации: строители, обслуживающий персонал (водители, уборщики, официанты и т.д.), работники сельского хозяйства (в основном сезонные), низший медицинский персонал (медицинские братья и сестры) и т.д.'

Согласно данным регистра населения Эстонии, в период с 2000 по 2007 годы 26518 человек выехали из Эстонии и поселились в других странах, что составляет 2 % от общего населения Эстонии. Таким образом, ежегодно Эстония теряла, по меньшей мере, 0.2% своего населения в год из-за эмиграции. Однако, в сравнении с другими странами Европейского Союза, эмиграция из Эстонии относительно скромная. В 2000-2007 годах основной принимающей страной для Эстонии была Финляндия, миграционный поток туда составил 17165 человек за 8 лет. На второй и третьей позициях находятся Скандинавские страны - Швеция и Норвегия соответственно. На четвертой позиции Великобритания. В Российскую Федерацию миграционный поток относительно скромный, за 8 лет, по официальным данным, туда уехало трудиться лишь 3601 человек, в среднем по 450 человек в год. Среди ответов, респондентов относительно миграции в Россию основная часть ссылалась на более низкий уровень жизни по сравнению с Эстонией или другими странами Евросоюза. Часть респондентов указала на различия в стиле жизни, государственном и социальном устройстве, обеспечении, гарантиях. Немного отстает от России Ирландия по количеству мигрировавших, затем Германия (1217 человек за восемь лет), с ней рядом Соединенные Штаты Америки и Италия.

Миграции в целом носят возвратный, краткосрочный характер.

Сравнивая миграционные процессы, происходящие на протяжении советского и постсоветского периодов с современными тенденциями, выявились, как общие характеристики, так и полярные различия. Во-первых, на протяжении советского периода миграции носили как плановый, распределительный характер, так и стихийный. Вектор миграционных перемещений в Эстонию находился на осях Восток - Запад. После распада Советского Союза и образования независимой Эстонии, миграции приняли в основном вынужденный характер, связанный с политическими и экономическими трансформациями в стране и изменением гражданского статуса русскоязычного населения. Изменился и вектор миграции в основном в сторону России и стран СНГ. После вступления Эстонии в Европейский Союз и Шенгенскую зону среди мотивов миграции стали преобладать экономические составляющие, и вектор миграционных перемещений опять сменил своё направление в сторону западных стран. Однако единственная черта, присущая всем временным рубежам, осталась неизменной - вовлеченность в миграционные процессы в большей степени захватывает молодое трудоспособное население.

Что касается русскоязычной молодежи, то в этой среде заметны положительные тенденции по сравнению с 90-ми годами XX века.

Возродился интерес к получению высшего образования. Однако материалы нашего исследования показали, что условия современной жизни формируют у большинства молодых людей отношение к образованию, прежде всего, как к средству получения профессиональных знаний, необходимых для получения работы и высокого заработка. По результатам опросов оказалось, что ценность высшего образования как самостоятельного социального феномена, имеющего социокультурную, личностную и статусную привлекательность, отступает на более дальний план.

Ситуация в сфере высшего образования оказалась специфичной, поскольку поступить в государственные учебные заведения для русскоязычной молодежи достаточно проблематично. Соответственно и процент русскоязычных студентов в общем потоке государственных университетов исчисляется единицами. Основная проблема для абитуриента - высокие требования, предъявляемые к знанию государственного языка при вступительных экзаменах. Однако, по результатам опроса не только языковой фактор, но и более глубинные причины, такие как: чувство неуверенности в себе из-за этнического происхождения, установка на ограниченность приёма абитуриентов с «русской» или «славянской» фамилией и ощущение дискриминации обуславливают низкий процент участия русскоязычной молодежи в государственном образовании.

Предпочтения русскоязычной молодежи относительно страны получения высшего образования в большей степени коррелируют с общими миграционными трендами по Эстонии. Однако есть различия в сравнении двух городов. Так, для респондентов из Таллинна, лидирующее положение заняла Финляндия, Россия - на последнем месте. В Кохтла-Ярве, наоборот лидер — Россия. Респонденты дали высокую оценку обучению в России, однако, большинство объяснило своё решение возможностью обучаться на русском языке.

Расширение Европейского Союза способствовало увеличению миграционного образовательного потенциала Эстонии. Так, если в 2004-2005 учебном году количество студентов, уехавших в Великобританию для дальнейшего обучения, составляло 150 человек, то в 2008-2009 годах эта цифра выросла в 5 раз, составив770 человек. Образовательная миграция в Финляндию - одну из наиболее желательных стран для получения образования, также с каждым годом постепенно увеличивалась, достигнув в 2009 учебном году 1400 человек.

Однако миграционный образовательный потенциал России в рассматриваемый период постепенно снижался. Причина этому как в сравнительно высокой стоимости обучения, так и проживания в России. К тому же многие европейские университеты, а особенно университеты Финляндии предлагают большое количество льготных или бюджетных мест для студентов из-за рубежа. В этом, а также и в больших перспективах европейских стран кроется их популярность, в сравнении с образованием в России.

Что касается русскоязычной молодежи, то в образовательном миграционном потоке в рассматриваемый период она составила весомое количество, порядка 40 % в страны Европейского Союза и 100% в Россию. Образовательная миграция осуществляется, в первую очередь, в Финляндию. Однако среди русскоязычной молодежи Эстонии весомое место в выборе обучения играет Россия, несмотря на постепенное сокращение численности студентов. Великобритания, наоборот, набирает обороты. Свой выбор в пользу зарубежного образования респонденты объясняли широкими возможностями трудоустройства, качеством полученного образования, лучшим образом жизни, престижностью, а в случае с Россией - возможностью обучаться на родном языке. Опрос относительно образовательной миграции русскоязычных студентов показал, что, несмотря на перспективность высшего образования в Европе и большого количества желающих покинуть Эстонию, в реальности львиная доля респондентов выбирает дальнейшее обучение в своей стране, и большинство из потенциальных мигрантов намерено возвратиться в Эстонию после окончания университета за рубежом. Однако респонденты отмечали, что их возвращение в страну обусловлено, в первую очередь, благополучной ситуацией на рынке труда Эстонии и возможностью трудоустройства.

На рынке труда Эстонии лидирующее положение русскоязычные занимают во вторичном секторе, а также в сфере сервиса и предоставления услуг. Специфика региона имеет важное значение в трудоустройстве молодежи. Однако общие тенденции указывают на то, что большая часть русскоязычной молодежи устраивается на низкоквалифицированную работу, не требующую специальной подготовки, причем в Кохтла-Ярве это прослеживается ярче Таллинна.

Исследование выявило зависимость профессиональных предпочтений русскоязычной молодежи от рынка труда региона. Так, респонденты из Таллинна в большей степени, чем из Кохтла-Ярве ориентированы на открытие частного бизнеса, внедрение в политику, работу в социальной и экономической сферах, компьютерных технологиях, а так же в сфере туризма и обслуживания. Большинство юношей и значительное количество девушек из Кохтла-Ярве нацелено реализовать себя на производстве, что объясняется спецификой города. Гораздо менее привлекательны для молодежи из Кохтла-Ярве сферы обслуживания, образования, бизнеса.

Опрос относительно трудовой миграции из Эстонии показал, что миграционная активность русскоязычных студентов обоих городов сравнительно скромная - 18,2% респондентов из Таллинна и 16% из Кохтла-Ярве рассматривают трудоустройство вне Эстонии в ближайшей перспективе.

Что касается направлений миграции, то у наших респондентов они фрагментарно отличаются в сравнении с общими миграционными тенденциями по Эстонии. Отличия видны и в сопоставлении городов. Так, молодые юноши и девушки из Таллинна в большинстве настроены на страны Европейского Союза, такие как Великобритания, Финляндия, Швеция, Франция и Ирландия, где лидирующие позиции были отданы Великобритании. Респонденты из Кохтла-Ярве в большей степени настроены на миграцию в Россию. На втором месте стоит Великобритания, далее по убывающей: Швеция, США и Финляндия.

Как и в случае с общими тенденциями по стране, миграции планируются на сравнительно короткий срок - не более полугода, что говорит о сезонном характере миграции. (

Мотивы, обусловливающие миграцию разнообразны, но в целом не существенно отличаются от общей тенденции. Определяющими оказались причины экономического характера, а именно: возможность получать более высокие заработки. Следующим в иерархии мотивов оказалось отсутствие работы в Эстонии. Этнополитическое самочувствие, межнациональная напряженность и ощущение дискриминации не имеют существенного влияния на миграционные установки респондентов.

В качестве причин, препятствующих миграции из Эстонии, респонденты назвали: наличие семьи и друзей в Эстонии; восприятие Эстонии в качестве

Родины и дома; трудности в адаптации к незнакомой культуре, языку, обычаям; отсутствие образования или опыта работы; большие затраты, связанные с миграцией; отсутствие эстонского гражданства.

Учитывая принцип о главенстве эстонской культуры, стратегия языковой унификации преподноситься как центральная идея всей интеграционной политики и наши респонденты это явно понимают. Как понимают они и то, что интеграционная политика имеет очевидный ассимиляторский уклон, поэтому она не вызывает особого энтузиазма у опрошенных респондентов.

Для большинства респондентов приоритетными являются проблемы связанные с сохранением русского языка и культуры. Как показал опрос, русский язык для абсолютного большинства респондентов является родным языком, а так же основным языком общения. Так же русскоязычные респонденты без эстонского гражданства хотели бы быть принятыми в качестве граждан без обязанности языковой адаптации.

Уровень знания государственного языка коррелирует с миграционными установками респондентов. Так, среди тех, кто оценил свой уровень владения эстонским языком как «отличный» миграционная активность проявляется ярче всего.

Эстония является обществом с множественностью гражданств, где наряду с гражданами государства часть постоянных жителей является либо иностранцами, большинство из которых граждане России, либо лицами, не имеющими никакого гражданства.

Гражданство, по результатам исследования, оказалось лучшим показателем языковой компетенции. Самый высокий уровень владения эстонским языком у респондентов, обладающих эстонским гражданством. Самый низкий уровень владения государственным языком указали граждане России. Зависимость проявилась при сопоставлении городов: в Таллинне уровень владения языком выше, чем в Кохтла-Ярве.

Определенная степень корреляция проявилась при наложении ответов респондентов относительно их миграционных установок на принадлежность к гражданству той или иной страны. Так, среди юношей и девушек, обладающих гражданством Эстонии, миграционная активность проявляется у половины респондентов. Среди лиц без определенного гражданства миграционные установки выражены менее всего.

Несмотря на сравнительно высокий уровень владения и лояльность по отношению к государственному языку, результаты нашего обследования выявили, что он не является доминантным языком коммуникации для большинства респондентов.

Что касается моделей групповой идентификации, то наибольшая привязанность к этнокультурной группе проявилась среди респондентов из Кохтла-Ярве, где большинство респондентов отнесло себя к русским, хотя в группе оказались и представители других этнических групп, 3% причислило себя к белорусам.

В Таллинне сторонников этнической модели оказалось гораздо меньше, но и здесь она лидировала.

Локальную модель предпочли чуть более четверти респондентов из Таллинна (среди них 68 % лиц без гражданств) и почти в три раза меньше респондентов из Кохтла-Ярве (среди которых 81% лиц без гражданства).

Гражданская идентичность ярче всего проявилась в Кохтла-Ярве, однако среди респондентов из Таллинна гражданская идентичность проявляется менее всего, несмотря на то, что большинство респондентов являются гражданами Эстонской Республики.

Сторонников глобальной модели среди респондентов оказалось сравнительно не много, однако, ориентация в сторону этой модели проявляется по большей части среди респондентов из Таллинна. В Кохтла-Ярве этот процент ощутимо меньше. Однако, интересен тот факт, что среди сторонников глобальной ориентации большинство респондентов являются гражданами Эстонии.

Таким образом, этническая и гражданская идентичность у русскоязычной молодежи сильно разделены друг от друга. Локальную модель склонны использовать респонденты, как правило, не обладающие гражданством.

Дальнейшее углубленное изучение показало, что абсолютное большинство русскоязычных респондентов с различным гражданством считают, что русские, живущие в Эстонии, отличаются от русских в России. То есть, они в большей степени признают свою принадлежность к Эстонии, а не к России. Функционирование мультикультурного общества русскоязычные респонденты видят в аспектах поддержки государством языка и культуры.

Приверженцы локальной модели больше ощущают свою общность с жителями Эстонии, чем с русскими в России, в этой группе больше жителей Таллинна и меньше Кохтла-Ярве, они на относительно высоком уровне владеют государственным языком, многие имеют эстонский паспорт.

Респонденты с глобальной ориентацией испытывают чувство общности с европейцами, принимают их ценности и нормы, лояльны к государству, в котором живут, среди них, большинство имеет гражданство Эстонии, соответственно их уровень владения эстонским языком выше среднего. Респонденты, ориентированные на этническую модель, в большинстве проживают в Кохтла-Ярве, их уровень владения государственным языком средний или ниже среднего. Люди из этой группы чаще испытывают на себе неравное обращение и принижение по этническому признаку.

Что касается респондентов с гражданской моделью то, можно сказать, что здесь четко прослеживается зависимость от того государства, с каким респондент себя идентифицирует. Граждане Эстонии хорошо знают государственный язык и лояльны к Эстонии. Среди граждан России самый низкий уровень знания эстонского языка и самая большая неудовлетворенность жизнью в Эстонии, большинство респондентов живут в Кохтла-Ярве.

При дальнейшем наложении идентификационных паттернов на миграционные установки наших респондентов обнаружилась определенная зависимость, когда респонденты с глобальной идентификацией, оказались более склонны к миграции, нежели респонденты с гражданской, этнической и локальной моделями.

Респонденты с глобальной ориентацией более открыты миру, интегрированы в эстонское и европейское сообщество. Миграционная активность среди представителей этой модели проявляется ярче всего, причем большинство респондентов из группы нацелено на миграцию в страны ЕС.

Респонденты с гражданской моделью идентификации разделены на две диаметрально противоположные группы, зависящие от резиденства. Так, граждане России в гораздо меньшей степени, чем граждане Эстонии владеют государственным языком. Большинство респондентов из этой группы проживают в Кохтла-Ярве, в результате чего, они более подвержены влиянию России, что проявляется в миграционных установках респондентов, большинство их которых изъявило желание как продолжить обучение в России, так и мигрировать с целью трудоустройства. Граждане Эстонии, более лояльно относятся к стране проживания. Они фрагментарно интегрированы в эстонское общество посредством обладания гражданством и знанием государственного языка. Миграционные намерения в группе не ярко выражены, однако предпочтение отдается странам Запада.

Что касается локальной и этнической моделям идентификации, то среди респондентов есть определенный перевес в сторону тех, кто вообще не обладает гражданством. Однако в группах, проявляются установки на получение эстонского гражданства, что говорит об определенной степени включенности в эстонское общество. Миграционные установки в этих паттернах проявляются слабо, или вообще не проявляются.

Интересные отличия проявились в отношении страны, выбранной в качестве миграционной, среди респондентов из разных городов. Так, таллиннцы в большей степени настроены мигрировать в страны Европейского Союза. Жители Кохтла-Ярве склонны мигрировать в Россию.

Материалы нашего исследования не подтвердили выдвинутую во введении гипотезу о то, что после вступления Эстонии в Европейский Союз и Шенгенскую зону, произошел значительный количественный скачок миграционной активности, в которой особую роль играет миграция русскоязычной молодежи. Ликвидация видимых национальных рубежей, не привела к значительному увеличению эмиграции из Эстонии. Данный факт обусловливается препятствиями для миграции не связанными с пограничным контролем, - а именно, административными, финансовыми, правовыми, культурными, языковыми и социальными барьерами, а также личностными мотивами, препятствующими передвижению людей вне границ своих государств.

Эти барьеры можно назвать «невидимыми границами». Причем важно отметить, что перечисленные препятствия не являются одинаково существенными для всех русскоязычных жителей Эстонии. Вторая причина — ускорившееся сближение доходов и заработков внутри Европейского Союза, которое уменьшает мотивы для переезда в другую страну, что хорошо прослеживается на примере высококвалифицированных кадров в Эстонии. В-третьих, Европейский Союз не представляет собой однородного культурного пространства: помимо различных традиций и религий, одним из самых важных культурных барьеров, по мнению респондентов, является большое разнообразие языков, на которых говорят в двадцати семи странах Европейского Союза. Также, следует учесть значительные информационные лакуны, проистекающие из географической удаленности стран, ограниченные возможности социальных связей и личного общения, недостаточность культурных, политических и экономических познаний. Мигранты сталкиваются' с трудностями при подтверждении своей квалификации и различии действующих требований при приеме на работу. Существуют экономические и финансовые проблемы, связанные с переездом в другую страну. И, наконец, миграция может навлечь юридические и административные проблемы, связанные с тем, что значительная часть русскоязычного населения в трудоспособном возрасте в Эстонии не имеет гражданства.

Статистические данные относительно этнической структуры миграции, в частности миграции русскоязычной молодежи, собрать не представляется возможным. Основная причина состоит в том, что намеренно или нет, но постепенно во многих источниковых базах этнический признак заменяется на гражданский. Таким образом, через официальные источники, такие как Департамент статистики Эстонии, получить информацию по этническому признаку за межпереписной период невозможно. Однако проведенный опрос среди русскоязычной молодежи Таллинна и Кохтла-Ярве относительно миграционных намерений показал, что миграционная активность среди респондентов проявляется слабо, в среднем 16,5% респондентов изъявило желание покинуть Эстонию. Собранное количество мнений не является статистически достоверным, однако, тем не менее, даёт картину достаточно распространенного отношения к миграции в исследуемой возрастной категории. Для получения более достоверных выводов, позволяющих экстраполировать их на всю русскоязычную молодежную когорту Эстонии необходимо проведение массового этносоциологического опроса.

Однако гипотезы о том, что 1. Существует определенная корреляция между идентификационными моделями и миграционными установками индивидов и, 2. Степень владения государственным языком и наличие эстонского гражданства в определенной мере влияет на миграционное поведение индивида, нашли подтверждение в результате проведенного нами исследования.

Что касается первой гипотезы, то она подтверждается посредством наложения миграционных установок респондентов на идентификационные модели (этническую, гражданскую, локальную и глобальную). Исследование показало, что респонденты с глобальной моделью идентификации в большей степени, нежели респонденты с другими моделями, склонны мигрировать за рубеж государства.

Материалы исследования также показали, среди респондентов с высоким уровнем владения эстонского языка и обладателей гражданства Эстонии миграционная активность проявляется ярче.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Лукьянова, Ольга Олеговна, 2010 год

1. Отечественные источники и литература:

2. Абульханова-Славская К.А. Стратегии жизни.- М.: Мысль, 1991.-299с. Арутюнян Ю.В., Бромлей Ю.В. Социально-культурный облик советских наций. -М., 1986.-96с.

3. Арутюнян Ю.В., Дробижева JI.M., Сусоколов A.A. : Этносоциология. М.: Аспект-Пресс, 1999. - 271 с.

4. Бабочкин П.И., Становление жизнеспособной молодежи в изменяющемся обществе. М., 2000.-232с.

5. Беликов В. И., Крысин JI. П. Социолингвистика, М., 2002. 440 с.

6. Блантер С., Нагайцева Е. Социологические подходы к изучению миграции

7. Методология и методы изучения миграционных процессов, Москва 2007

8. Блохина М.В. , Григорьев Л.Г. Молодежные субкультуры в современномобществе: Монография. Тверь: ТГТУ, 2004.-128с.

9. Бочаров В.В, Антропология возраста: учеб. пособие. СПб, 2001.-196с.

10. Бритвина И.Б. Тендерная детерминация адаптации вынужденных мигрантов:социологический анализ диссертация . доктора социологических наук :2200.06. Екатеринбург, 2006. - 353 с. : ил. РГБ ОД,

11. Вишневский А.Г., Зайончковская Ж.А. Волны миграции: Новая ситуация \\

12. Свободная мысль.-1992.-№ 12.-с.4-16.

13. Волков Ю.Г. Социология. М.; Ростов н.Д, 2009-384с.

14. Воробьев Н.В. Региональная организация миграции населения в сибирских условиях отв. ред С.В.Рященко). Новосибирск: Наука. - 2001. - 158 с. Воробьев Н.В. Региональная организация миграции населения в сибирских условиях. Новосибирск, 2001;

15. Вушкарник A.B. Балтийская политика Запада и России \\ Мировая экономика и международные отношения. 1998. -№2 - с. 18-32.

16. Глушкова В.Г. Введение в экономическую географию и региональную экономику России. — М., 2003.

17. Гордон Л.А., Клопов Э.В. Потери и обретения в России девяностых: Историко-социологические очерки экономического положения народного большинства.

18. Т.2: Меняющаяся жизнь в меняющейся стране занятость, заработки, потребление. М., Эдиториал УРСС, 2001.-512с.

19. Грандберг А.Г. Основы региональной экономики — М.: ГУ ВШЭ, 2000. Громов Д.В. Изучение молодежных субкультур России: современное состояние проблемы, Этнографическое обозрение 2008. №1. С.3-7.

20. Демографический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия., 1985. 607 с.

21. Денисенко, М.Б., Ионцев, В.А., Хореев, Б.С. Миграциология М.Б. Денисенко, В.А. Ионцев, Б.С. Хореев.—М.: МГУ, 1989. 96 с.

22. Дробижева Л.М. Русские в новых государствах. Изменение социальных ролей \\ Россия сегодня: трудные поиски свободы. М., 1993.-с23-31. Зайончковская Ж.А. Вынужденные мигранты из стран СНГ и Балтии \\ социологические исследования.-1998.-№6.-с.55-59.

23. Зайончковсквая Ж.А. Миграции населения как индикатор социальной ситуации в постсоветском пространстве \\ проблемы прогнозирования. 1997.-№3.-с119-128.

24. Зайончковсквая Ж.А. Русский вопрос \\ Миграция.-1996.-№1.-с.7-14. Зайончковсквая Ж.А. Прогноз миграции населения \\ Социологический журнал.-1995 .-№3 .-с.22-27.

25. Закирьянов К.З.Двуязычие. Лингвометодический взгляд \\ Вестник ВЭГУ, 2008.-№4. -52-58.

26. Зинченко Н. Миграция населения: теория и практика международно-правового регулирования. М., 2003.

27. Зомбарт В. Буржуа, пер. с нем./ Ин-т социологии. М.: Наука. 443 с. Иконникова С.Н. Социология молодежи и проблемы коммунистического воспитания. -Л., 1988.-80 с.

28. Кистанов В.В., Копылов Н.В. Региональная экономика России. М.: Финансы и статистика, 2005.

29. Ковалева А.И., Луков В.А. Социология молодежи: Теоретические вопросы. М. .'Социум, 1999.-352с.

30. Коваленко Е.Г. Региональная экономика и управление. Учебное пособие. -СПб.: Питер, 2004.

31. Кон. И.С. Психология ранней юности.- М.: Просвещение, 1989.-255с. Корель Л.В. Перемещения населения между городом и селом в условиях урбанизации. Новосибирск. 1982

32. Красинец Е.С. Международная миграция населения в России в условиях перехода к рынку. Рос. акад. наук, Ин-т соц.-экон. проблем народонаселения М. -.Наука, 1997.- 191 с

33. Круминг-Сухарев Б.А. Русские в Прибалтике: рубеж XXI века. Санкт-Петербург, 2001.-60с.

34. Курман М.В. Актуальные вопросы демографии. М., 1976.

35. Лебедева Н.М. Новая русская диаспора: социально-психологический анализ \\

36. Ин-т этнологии и антропологии РАН. М., 1997.-ЗЗЗс.

37. Лебедева Н.М. Русские в странах ближнего зарубежья. Социально-психологический анализ \\ Вестник РАН.-1998.-т.68.-№4.-с.296-305. Левикова С.И. Молодежные субкультуры. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004.-608с. Леонтьев А.Н. Деятельность, сознание, личность. М.1977

38. Магун B.C. Личность и ее ценностные ориентации. М.1969 Мангейм К. Диагноз нашего времени. М.: Юрист, 1994.- 700с. Маркс К. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.23

39. Маршалова A.C., Новоселов A.C. Основы регионального воспроизводства: курс лекций.-М.: Экономика, 1998.

40. Матлин И.С. Моделирование размещения населения. М.1975, -167 с.

41. Методология и методы изучения миграционных процессов. Ред.: Зайончковская Ж.А., Молодикова И., Мукомель В.И./ под ред. Ж. Зайончковской, И. Молодиковой, В. Мукомеля. М.: Центр миграционных исследований , 2007. -370 е.

42. Миграции и новые диаспоры в постсоветских государствах. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1996.-239с.

43. Михеева H.H., Леонов С.Н. Региональная экономика и управление. Учебно-методическое руководство. Хабаровск: ХГТУ, 2000.

44. Моисеенко В.М. Внутренняя миграция населения. Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. Экон. фак. Центр по изучению проблем народонаселения М. : ТЕИС , 2004. 285 с.

45. Молодикова И.Н. Трудовая миграция в СНГ: социальные и экономические эффекты // Отв. ред. Ж.А. Зайончковская. М., 2003.

46. Омельченко Е.Л. Молодежь: открытый вопрос. Ульяновск: Изд-вл «Симбирская книга», 2004-184с.

47. Орешин В.П. Управление региональной экономикой. Учебное пособие. М.: Теис, 2003.

48. Панарин С. Русскоязычные у внешних границ России: вызовы и ответы (на примере Казахстана)\\ Диаспоры.-1999.-№2-3. С. 18-24.

49. Переведенцев В.И. Методы изучения миграции населения. М.: Наука, 1975. Переведенцев В.И. Молодежь и социально-демографические проблемы СССР / Ин-тмеждунар. рабочего движения. М.: Наука, 1990. 152 с

50. Переведенцев В.И. Молодежь и социально-демографические проблемы СССР/ Отв. Ред. В.Н. Шубкин —М.: Наука, 1990, 150с.

51. Плетнев Э.П. Международная миграция рабочей силы в капиталистической системе мирового хозяйства. М., 1962

52. Плетнев Э.П. Международная миграция рабочей силы. М.: Наука, 1962 Покшишевский В.В. Заселение Сибири. (Историко-географические очерки), Иркутск., 1951; Якутия, М., 1957. 207 с.

53. Полещук В. Русские в Эстонии, их идентичность и этнический конфликт, Новый Таллинн.-2003.-11-12.-С.14-19.

54. Полоскова Т.В. Диаспоры в системе международных связей. М.: Научная книга, 1998.-199с.

55. Полоскова Т.В. Современные диаспоры. Внутриполитические и международные аспекты.- М.: Научная книга, 1999.-252с.

56. Поляков В.Г. Россия и соотечественники за рубежом \\ Дипломатический весиник.-2001 .-№5-с.68-71.

57. Полян П.М. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. -М.: ОГИ Мемориал, 2001.-328с.

58. Российская диаспора в странах СНГ и Балтии: состояние и перспективы //Подред. СкринникаВ.М.-М.: Омега, 2004.-340с.

59. Русские (Этносоциологические очерки). М.: Наука. 1992. -464с.

60. Рыбаковский Л.Л. Миграция населения. Три стадии миграционного процесса

61. Очерки теории и методов исследования). М., 2003. 217с.

62. Рязанцев C.B. Влияние миграции на социально-экономическое развитие

63. Европы: соименные тенденции. Рос. акад. наук. Ин-т социал.-полит, исслед.

64. Центр социал. демографии, М-во образования Рос. Федерации. Ставроп. гос.ун-т. Каф. экон. теории и регионоведения Ставрополь : Ставроп. кн. изд-во ,2001.-542 с.

65. Савоскул М.С. Вынужденная миграция русского населения из стран СНГ и Балтии \\ Население и кризисы.-1998.-вып 4.- с.78-101.

66. Савоскул М.С. Социально-экономическое положение русского населения стран Нового Зарубежья (региональный аспект): Дисс.канд.геогр.наук.-М., 1998.-172с.

67. Савоскул С.С. Русские нового зарубежья: Выбор судьбы. -М.: Наука, 2001.-438с.

68. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности. Л. 1979 Семенов А. Интеграция в Таллинне 2001 Анализ данных социологического исследования. Таллинн, 2002.-102с.

69. Семенов А., Барабанер X. Эстонская республика и её «неграждане» \\ Рос. бюл. По правам человека. М., 1994.-Вып.4.-с.21-26.

70. Сергеев С А. Молодежная культура и СМИ// Научное издание М.: Серебряные нити, 2006.- 200с.

71. Симонян Р.Х. Россия и страны Балтии. М.: Academia, 2003.-456с.

72. Симонян Р.Х. Страны Балтии: этносоциальные особенности и общие черты \\

73. СОЦИС.-2003.-№1 .-с.32-35.

74. Современный энциклопедический словарь,- М., 1984. 1600с. Социально-экономические проблемы международной миграции рабочей силы. Реферативный сборник. М., 1988.

75. Социальные проблемы трудовых ресурсов села. Новосибирск. 1968 Староверов В.И. Социально-демографические проблемы деревни. М.,1975. 285 с.

76. Статистика миграции населения. М.1973

77. Тишков В.А. Этнология и этнополитика. Научная публицистика. М.: Наука, 2001.-240с.

78. Тощенко Ж.Т., Чаптыкова Т.И. Диаспора как объект социологического исследования \\ СОЦИС.-1996.-№12.-с,33-36.

79. Тюрюканова Е. Трудовая миграция в России // Отечественные записки, -выпуск 4 (19)-2004.

80. Цилевич Б. Права меньшинств: кто носитель этих прав? \\ Балтийские дилеммы: выступления по вопросам этнополитики \ Под ред. В. Полещук. Таллинн: Центр информации по правам человека, 2003.-c.9-14.

81. Чупров В.И., Зубок Ю.А., Уильяме К. Молодежь в обществе риска М.: Наука, 2003,-230с.

82. Шабутани Т. Социальная психология. М.1969.

83. Юдина Т.Н. Миграция: словарь основных терминов: Учеб. пособие. — М.: Издательство РГСУ; Академический Проект, 2007. — 472 с. Юдина Т.Н. Социология миграции., М., 2006.

84. Юдина Т.Н. Социология миграции: к формированию нового научного направления. М.: Дашков pi Ко, 2004.

85. Зарубежные источники и литература:

86. Bossowick W, D. Luken-Klaben. Diversity Policy in employment and service provision. Case study: Tallinn, Estonia/ European Foundation for the Improvement of Living and Working Conditions, 2009.

87. Brettell C., Hollifield J. Migration theory: Talking across discipline, London, 2000. Capoporti F. Study on the rights of persons belonging to ethnic, religions and linguistic minorities \ UN Doc. E\CN.4|Sub.2|384\Rev.l.

88. Crystal, David (1997). The Cambridge Encyclopedia of Language. Second edition. Cambridge, Cambridge University Press, p. 372. Demographic yearbook. 1977. United Nations, N.Y., 1987.

89. Discussion paper presented at the conference to launch the European Year of Workers'Mobility 2006. Brussels, 20-21 February 2006.

90. Estonian Youth on the road to the European Union/ Department of Sociology/ Tallinn Pedagogical University, 2004

91. European Commission. (2006b). Geographic mobility within the EU. Employment in Europe 2006, 207-246. Luxembourg: Office for Official Publications of the European Communities.

92. European Foundation for the Improvement of Working and Living Conditions.2006). Longdistance mobility in Europe: Getting the balance right).

93. Hammar T., Tamas K. Why Do People Go or Stay? / Hammar T., Brochmann G.,

94. Tamas K., Faist Th. (eds.) International Migration, Immobility and Development:

95. Multidisciplinary Perspectives. New York: Berg Publishers. 1997;

96. Jarv K., Migration intentions of working-age population in Estonia, Series of

97. Ministry of Social Affairs No 8/2007.

98. Jarve P. & Wellmann C. Minorities and majorities in Estonia& Problems of Integration at the threshold of the EU. European Centre for Minority Issues, Report №2, 1999.

99. Karppinen, J., Fernandez, E., Krieger, H. (2006). Geographical mobility: challenges and opportunities.

100. Kritz M., Keely Ch., Tomasi S. (eds.) Global Trends in Migration: Theory and Research in International Population Movements. New York: Center for Migration Studies. 1981; 433 p

101. Migration Theory: talking across disciplines. Ed. by C.B. Brettell and J. Hollifield. N-Y., 2000; 224 p

102. Nimmerfeldt G., Identificational Integration of Second Generation Russians in Estonia. Studies of Transition States and Societies. Vol.l/Issue 1/2009 OECD. (2003). Trends in international migration. SOPEMI 2003 edition. OECD Publications.

103. Paper Series M, 58, 1. Department of Economic and Social Affairs, Statistics Division.

104. Park R., Burgess E., McKenzie R. The City. Chicago, 1925.

105. Radnveer M., Room Т., The structure of migration in Estonia: Survey-based evidence/ Working paper series 1/2009, Tallinn.

106. Vandenbrande, Т., Coppin, L., van der Hallen, P. (2006). Mobility in Europe. Analysis of the 2005 Eurobarometer survey on geographical and labour market mobility. European Foundation for the Improvement of Working and Living Conditions.

107. Werk O. Tijdschrift van het Steunpunt WAV / Uitgeverij Acco 3/2006. Электронные ресурсы:

108. Рыбаковский Л.Л. Миграция населения. Три стадии миграционного процесса. (Очерки теории и методов исследования). Эл.ресурс http://www.iu.rU/biblio/archive/migracia/l.aspx

109. Сафонова М. Каждый должен побыть иногородним (образовательная миграция:освоение нового социального пространства) Эл. ресурс: Режим доступа:http://www.eavest.ru/magasin/artikelen/2003-3saf.htm

110. Снитко Е.С., Маймакова А. Понятие родного языка и его интерпретация всовременной лингвистике, эл. ресурс: http://www.zheltydom.narod.ru/linguistics/txt/OOO 1 .htm

111. Emigration by economic sector 2007 Эл. ресурс: Режим доступа:www.stat.ee

112. European Commission. (2006a). Report on the functioning of the transitionalarrangements set out in the 2003 Accession Treaty, эл. ресурсhttp://ec.europa.eu/employmentsocial/news/2006/feb/reporten.pdf

113. Kallaste, E., Philips, K. (2004). Eesti tooealise elanikkorma tootamise potentsiaal

114. Euroopa Liidu riikides. Poliitikauuringute Keskus Praxis. Эл. ресурсhttp://ww.sm.ee/es^tmlPages/IVL2004/$file£VL2004.pdf

115. Mobility in Europe. Analysis of the 2005 Eurobarometer survey on geographical andlabour market mobility. / European Foundation for the Improvement of Living and

116. Working Conditions, 2006. Эл. Ресурс www.ec.europa.eu

117. People in Ida-Virumaa: Between Two Cultures, 2002. Эл. Ресурс http://www.hoolin-osalen.ee/ProjektidPDF/Projekt.pdf.

118. Rahandusministeerium. (2006). Eesti majanduse kuuiilevaade. Oktoober 2006. эл. ресурс, http://www.fin.ee/doc.php775626.

119. Законодательные и иные акты:

120. Выполнение Эстонией Рамочной конвенции по защите национальных меньшинств: Сборник документов. Таллинн, 2002.-87с. Государственная программа «Интеграция в эстонском обществе 2000-2007гг.». Конституция Эстонской Республики.

121. Международная практика использования прав национальных меньшинств в Эстонии: Отчет регионального семинара. Маарду (Эстония), март 1998г. -Таллинн, 1999.-48с.

122. Международные акты о правах человека :Сборник документов. -М.: Норма, 2000.-784с.

123. О вопросах совершенствования законодательства Российской Федерации в отношении российских соотечественников за рубежом и вынужденных переселенцев: Материалы «Круглого стола» 15.04.2004 г.-М.: Государственная Дума РФ, 2004.-38с.

124. Проблемы правового регулирования миграционных процессов на территории Российской Федерации // Аналитический вестник Совета Федерации ФС РФ. -2003. № 9 (202)