Типологические характеристики современного российского общества тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.11, кандидат философских наук Москалева, Диана Олеговна

• Москалева, Диана Олеговна
• кандидат философских наук
• 2011

Оглавление диссертации кандидат философских наук Москалева, Диана Олеговна

СОДЕРЖАНИЕ.Ошибка! Закладка не определена.

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ И ПРОБЛЕМА МОДЕРНИЗАЦИИ.

§1.1. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ СИСТЕМА СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА.

§ 1.2. ЛИБЕРАЛЬНЫЕ РЕФОРМЫ И ГОСУДАРСТВО.

§ 1.3. МОДЕЛИ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ И ГЛОБАЛИЗАЦИЯ.

ГЛАВА 2: СОЦИАЛЬНАЯ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА.

§ 2.1. СОЦИАЛЬНАЯ СИСТЕМА И СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА.

§ 2.2. СОДЕРЖАНИЕ И СУЩНОСТЬ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Типологические характеристики современного российского общества»

Актуальность исследования обусловлена тем, что в диссертации рассматриваются ряд существенных характеристик и черт современного российского общества как новой социальной реальности. Ведущие отечественные обществоведы отмечают, что тема новой социальной реальности является первостепенной как в глобальном, так и в локальном социально-философском плане. Э. М. Андреев подчеркивает: «Новая социальная реальность с ее требованиями и вызовами концептуально пока еще осмыслена явно недостаточно. Современное общество еще не выработало каких-либо единых концепций постиндустриального развития, как в целом, так и главных его проявлений - процессов глобализации, информатизации, гуманитаризации, «психологизации», могущих стать основой общепланетарных геокультурных изменений. Реальность трансформируется быстрее, чем ее успевает осмыслить философская и социально-теоретическая мысль»1. Несмотря на то, что акцент на кризис, эсхатологизм стали обычным приемом современных теоретиков, тем не менее, хочется согласиться с тем, что современная: социальная философия в долгу перед социальной практикой. , ' . /

Возникший в США в 2007 году финансово-экономический кризис по-{ родил череду неблагополучий: в Греции, Литве, Болгарии, Белоруссии финансовый кризис стал основой политических противоречий и социальных противостояний, в Исландии и Латвии произошла смена правительств, Северная Африка ознаменовалась чередой политических перемен, ощутимее стали межцивилизационные противоречия. Длящийся на наших глазах кризис характеризует как мировые процессы, так и Россию и является не только

1 Андреев Э.М. Новая социальная реальность: методологические проблемы интегрального социально-философского и социологического анализа: материалы Всерос. круглого стола "Взаимоотношение личности и общества в условиях социально-экономической нестабильности" // Общество и право. 2009. № 5(27). С. 16. финансово-экономическим. Он требует пристального социально-философского внимания, потому что за финансовыми неурядицами скрываются мировоззренческие дефекты. По мнению некоторых экспертов, кризис свидетельствует, что идеологические и теоретические доктрины, положенные в основу современной цивилизации претерпевают эрозию: мировые религии не в состоянии справиться с глобальными противоречиями, либеральные и коммунистические идеологии во многом исчерпали себя, претерпевает ревизию и социал-демократический проект2.

Исследование природы и сущности современного российского общества является чрезвычайно актуальной темой как в исторической науке, экономической науке, политологии, социологии, так и в философии. Это обусловлено практической потребностью определения стратегических и тактических приоритетов проводимых реформ. В этом случае первостепенным является философский ответ на вопрос: «В каком обществе мы живем?» Это объясняется тем, что именно социальная философия изучает предельные основания социальной жизни, человеческих взаимоотношений и общежития3, наиболее, общие закономерности функционирования и эволюции социума. , ( ^ » *

Дело также заключается в том, что охваченная информатизацией, ком-/» \ * пьютеризацией и глобализацией современная социальная реальность крайне динамична. Субъектная составляющая также радикально трансформировалась. Для субъекта, вооруженного компьютерными гипертекстовыми технологиями, социальная картина мира сильно усложнилась: личность, общество, государство, мир и др. социальные объекты стали многомерными и более сложными системами. Кроме того, изменение социальной, политической,

2 Цит. по: Социальные изменения российского общества в контексте глобального кризиса / общ. ред. В.И. Жукова. М.: Изд-во РГСУ, 2010. С. 9.

3 Цит. по: Федотова В.Г. Почему не хочется обсуждать сущность социальной философии и почему мы вынуждены это делать? // Новые идеи в социальной философии. М.: ИФ РАН, 2006. С. 8. экономической реальности в России сделали предмет социальной философии иным, видоизменилась идеологическая и гносеологическая ситуации одновременно. Поэтому перед отечественной социальной философией стоит задача одновременного осознания себя в новой идеологической, мировоззренческой и гносеологической ситуации. Это происходит разными способами: через попытки создания новой сетки категорий (A.C. Ахиезер, М.Э. Рябова, A.A. Сычев, и др.); через обновление методологических позиций (Э.Н. Богданова, С.А. Королев, И.В. Крайнюченко, В.П. Веряскина и др.); через исследование современного социального, экономического и др. порядка, переходных состояний, экономической науки (В.Г. Федотова, В.А. Колпаков и др.); через переосмысление основных принципов исторического материализма (В.Б. Власова, В.В. Денисов, И.Н. Сиземская и др.); через анализ новых категорий (A.C. Ахиезер, М.Э. Рябова, A.A. Сычев, В.А. Веряскина, В.А. Колпаков, Л.И. Новикова, В.Г. Федотова и др.); через обращение к социально-философскому микроанализу (A.C. Ахиезер, С.А. Королев и др.); через анализ исторической ритмодинамики (В.Г. Буданов, Н.С. Розов и др.). В фи-лософско-методологической поддержке нуждается и современная социологическая, политическая, историческая и экономическая науки.

В связи с экономической модернизацией встает вопрос не только об инструментальных, но и общих концептуальных решениях и моделях. Между тем, в современной экономической науке инструментализм, политизация, прагматически-конъюктурный подход победили принципы объективности и беспристрастности. Поэтому, как отмечают специалисты, в наши дни отношение к экономической теории двоякое: как к идеалу социальной науки и как «образцу лженауки»4. Всяческому осуждению подвергается подмена научной

4 Сапир Ж. Империализм экономической науки. Размышления о современном состоянии экономической мысли и ее взаимоотношениях с общественными науками URL: http://www.perspektivy.info/print.html (дата обращения^.! 1. 2010). позиции политической, которая, как считается, ведет к «интеллектуальному империализму» и догматизму.

Проблема исторического выбора России, русской идеи и русского пути и его отдельных этапов активно обсуждаются в отечественной гуманитарной науке. Кроме того, эта тематика имеет общегуманитарное значение и анализируется в разных аспектах философами, культурологами и другими представителями социогуманитарной науки. Для нас важно то, что при обсуждении современной экономической и социально-политической ситуации в России «исторический выбор» присутствует как значимый и глубинный подтекст.

Проблема политической системы современного российского общества также чрезмерно актуальна. Политические реформы в какой-то мере являются залогом успешных экономических и социальных решений и шагов. Однако, несмотря на развитие демократизации и формирование основ гражданского общества, политический процесс в современной России идет с трудом. Сложность современной ситуации заключается также в том, что процессы политической и экономической модернизации не могут быть решении без успешной социальной политики. Однако, до тех пор, пока социальная система российского общества отличается незрелой и грубой буржуазностью, глубоким социальным неравенством, бюрократизацией и криминализацией, проблема их изменения будет актуальна как практически, так и с научной точки зрения. Насущность социально-философского рассмотрения этих проблем очень значительна, так как философия занимается постановкой и решением не только социальных, но гуманитарных и мировоззренческих проблем, которые неподвластны сциентистскому подходу. Более того, философская рефлексия способна измерять современность всемирно-историческими мерками и оценивать современную ситуацию с точки зрения «вечных, абсолютных ценностей».

Кроме того, современная социальная философия, прощаясь с универсализмом исторического материализма, превращается в междисциплинарную 6 область знания и способна предлагать такие решения, которые были невозможны в рамках прежней методологии. Поэтому современные философские решения и оценки экономической и социально-политической ситуации обладают такими особенностями, которые не способна перекрыть никакая другая социальная и гуманитарная наука или мировоззренческая система.

Степень изученности проблемы. Проблемы экономической системы современного российского общества, либеральных реформ и российских методов модернизации исследованы в трудах как экономистов - А. Бузгалин, Дж. Бьюкенен, Е. Гайдар, С. Глазьев, Н. Делягин, В. Иноземцев, Ю. Осипов, Ж. Сапир, А. Скоробогатов, С. Казеннов, Б. Клейнер, А. Колганов, О. Магомедов, С. Прессман, Ю. Пивоваров, В. Полтерович, И. Розмаинский, Г. Фетисов, фон Хайек, Р. Лукас и др., так и социальных философов — Ю. Волков, Ю. Давыдов, В. Колпаков, В. Пусько, Н. Розов, В. Сальников, В. Федотова, С. Хантингтон, А. Ципко, С. Эйзенштадт, и др.

Развитие российского общества в связи цивилизационными циклами и противоречиями рассмотрены в трудах Б. Кузыка, Г. Осипова, Ю. Яковца, и Др.

Характеристики и оценки политической системы даны в трудах политологов (О. Малинова, М. Афанасьев, А. Бельчук, И. Бунин, В. Виноградов, О. Гаман-Голутвина, В. Гельман, Д. Данилов, А. Зудин, А. Кара-Мурза, М. Краснов, А. Коновалов, А. Кива, Л. Никовская, В. Якимец, Н. Петров, А. Рябов, А. Рогов, В. Римский, А. Третьяков, Д. Фурман, К. Холодковский, В. Юрченко и др.), социологов, философов (А. Зиновьев, Т. Махаматов, И. Пан-тин, Е. Плимак, О. Русакова, А. Чумаков, и др.).

Социальная структура российского общества и особенности современной социальной системы охарактеризованы как отечественными социологами - Ю. Арутюнян, И.В. Бестужева-Лады, М. Горшков, В. Добреньков, В. Жуков, Т. Заславская, А. Здравомыслов, Ю. Левада, В. Локосов, Н. Наумова, Г. Осипов, В. Петрова, А. Хагуров, В. Ядов, и др., так и философами.- Ю.

Волков, Н. Денисов, А. Зиновьев, Т. Ковелина, И. Митина, Е. Топилина, и др. 7

Проблемы современных социальных и политических трансформаций и модернизации нашли отражение в трудах специалистов разного профиля -философов, социологов, политологов (В. Барулин, П. Бергер, В. Степин, Ф. Гиренок, П. Гуревич, А. Гусейнов, Ю. Давыдов, Р. Дарендорф, Н. Денисов, В. Жуков, М. Иллнер, В. Иноземцев, А. Инкелес, М. Кастельс, А. Королев, Г. Осипов, Ю. Осипов, Н. Наумова, Ю. Тамбиянц, Э. Тоффлер, А. Хагуров, С. Хантингтон, В. Федотова, П. Штомпка, В. Ядов и др.).

Тема, рассматриваемая нами, нашла отражение в тех или иных аспектах в диссертациях-. Тем не менее, обобщенная социально-философская оценка современной экономической и социально-политической ситуации только ждет своего часа.

Объект исследования - современное российское общество.

Предмет исследования - экономические, социальные и политические качества современного российского общества.

Цель исследования - произвести социально-философский анализ и дать типологические характеристики экономической, социальной и политической подсистемам современного российского общества.

Основные задачи исследования:

- типологизировать экономическую систему современного российского общества;

- оценить продуктивность либеральных реформ в России;

- дать оценку состоянию модернизационных процессов в России;

- оценить состояние социальной системы современного российского общества;

- охарактеризовать сущность политической системы современной России.

Теоретико-методологическая основа исследования. В своей работе мы опираемся на теоретические положения, утвердившиеся, прежде всего, в рамках отечественной социальной философии. Мы основывались на принципах и категориях, выработанных в рамках теории общественно8 экономических формаций и стадиальной теории цивилизаций. Понятия теории общественно-экономической формации мы использовали для характеристики экономического базиса, способа производства, социальных и политических отношений. Эта теория служила также основой для типологии российского общества в его современной эволюционной и революционной динамике.

Кроме того, для характеристики типологических свойств общества мы применяли стадиальную концепцию цивилизаций, рассматривающую современность как переход от индустриальной к постиндустриальной, информационной цивилизации.

В своей работе мы опирались как на идеи классиков социальной философии - К. Маркс, Ф. Энгельс, М. Вебер, П. Сорокин, так и на труды современных отечественных и зарубежных философов и обществоведов - В. Барулин, И. Гобозов, А. Гусейнов, В. Степин, В. Келле, К. Момджян, И. Пантин, К. Пигров, М. Кастельс, В. Кемеров, Н. Розов, А. Тоффлер, В. Федотова, Ф. Фукуяма, Ю. Хабермас, и др.

Основными методологическими принципами для нас служили:

- принцип системности в анализе общества;

- принцип развития общества на основе способа производства и взаимодействия различных сфер общественной жизни;

- принцип историзма и др.

В результате проделанного исследования нами были сформулированы следующие положения, выносимые на защиту:

- с точки зрения теории общественно-экономической формации российское общество находится в крайне оригинальной ситуации - переход от социализма к капитализму. Такой реставрационный переход в реальной практике до этого не осуществлялся, а теоретически в социальной философии исторического материализма не прогнозировался и даже считался невозможным. С точки зрения стадиальной теории цивилизаций можно констатировать наличие в России индустриального общества с сырьевой экономи9 кой, характеризующегося переходностью и кризисностью, и сочетающего в себе черты экономической продвинутости (постиндустриальное общество) и отсталости (элементы доиндустриальных укладов);

- с точки зрения теоретической роль государства в экономике не является однозначно отрицательной или однозначно положительной. В 1970-е и 1980-е годы идея активного государственного вмешательства в экономику подверглась в экономической теории радикальной критике и была одним из ключевых аспектов «шоковой терапии» при переходе к рынку. В настоящее время, многие качества неэффективности отечественного капитализма считаются результатом институциональной неэффективности государственных органов, а выход из сложившейся ситуации видится в трансформации государственно-олигархического капитализма в рыночный капитализм. Подобный экономический переход - движение к «институционально адекватному» государству - предполагает также эффективное сочетание саморегуляторов (гражданского общества) и государственного централизованного управления; V

- современный российский модернизационный проект определяется. предпосылками самой российской истории, положением в системе глобаль- " ного сообщества и разделения труда, задачами тренда, который Россия стре-, мится реализовать. Российский модернизационный проект сочетает в себе следующие модели: а) «сырьевая» модель как базовая; б) «высокотехнологичная» модель как сопутствующая и модернизационная; в) «цивилизацион-ная» модель постиндустриального (информационного) общества как перспективная. Успешность модернизации предполагает повышение удельного веса моделей второго и третьего типа в российском цивилизационном проекте;

- современное российское общество является социально неблагополучным, что выражается в ряде характеристик: высокий разрыв доходов верхних и низших слоев общества, значительная доля нищих и бедных, малочисленность среднего класса, кризис суперэтничности, демографические проблемы.

Классовая и стратификационная теории общества, раскрывая социальные

10 страдания и противоречия, не дают в полной мере ответ на выход из сложившегося положения, так как социальная структура постиндустриального общества имеет другую топографию. Культурно-цивилизационный подход раскрывает фиксирует движущую силу постиндустриальной цивилизации в с помощью понятий «субкультура», «сетевое общество», «креативный класс»; политическая система российского общества авторитарно-демократическая. Демократия в современном российском обществе отягощена рядом недостатков, имеющих исторические, экономические, культурные причины. Становлению полноценной демократии в России препятствуют отрицательные экономические факторы, невысокая гражданская зрелость, низкий уровень благосостояния и социальной справедливости, незрелая политическая культура. Существующая форма авторитаризма является средством компенсации незрелой демократии в ее переходе к более зрелой и совершенной форме.

Новизна исследования заключается в следующем:

- с социально-философских позиций определены типологические характеристики экономической системы современного российского социума в, формационном и цивилизационном аспектах; .

- охарактеризована переоценка роли государства в рыночных реформах на начальной и последующей стадиях их развития;

- охарактеризованы необходимые качества успешности российского модернизационного проекта;

- определены типологические характеристики социальной системы современного российского общества, ее недостатки и направления совершенствования;

- предложена типологизация свойств политической системы современного российского общества, ее существенные черты и транзитные характеристики.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Положения и выводы, сформулированные в диссертационной работе, имеют теоре

11 тическое значение для дальнейших философских, социальных и политических исследований типологических характеристик современного российского общества, становления его экономической, социальной и политической сфер.

Полученные выводы имеют практическое значение для сферы политического и социального управления современным российским обществом, а также для практики образовательного процесса - преподавания социальной философии, политологии, социологии, экономики, правоведения.

Положения и выводы диссертации имеют прогностическое значение.

Апробация исследования. Результаты исследования получили апробацию в докладах и дискуссиях следующих научных конференций: «Русская культура, ее смыслы и ценности в свете современных российских реалий» (Краснодар, 2008); Всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Поликультурные основания формирования общероссийской идентичности» (Краснодар, 2008); Всероссийской научно-практической конференции «Общество. Культура. Право» (Краснодар, 2008); Научно методологической конференции «Размышляя о современном» (Горячий Ключ, 2009); Международной научно-практической конференции «Россия и Запад: проблемы и перспективы взаимодействия» (Краснодар, 2009); научной конференции «Образование, наука и культура в условиях глобализации» (Краснодар, 2010); Всероссийской научно-практической конференции «Общество. Культура. Право» (Краснодар, 2011).

Работа прошла обсуждение на кафедре философии и политологии Краснодарского государственно университета культуры и искусств, а также нашла применение в практике преподавания на факультете юриспруденции Краснодарского государственно университета культуры и искусств.

Структура диссертации обусловлена целями и задачами исследования. Работа состоит из введения, двух глав, пяти параграфов, заключения и списка использованной литературы.

Заключение диссертации по теме «Социальная философия», Москалева, Диана Олеговна

Такие выводы возможно делать, однако они выглядят редким исключением, потому что подавляющее большинство социологических исследований и статистических данных рисует совершенно иную картину социальной реальности России. Проследим тенденцию дальше.

Рассмотрим более современные данные о социальной стратификации современного российского общества и те выводы, которые можно сделать на

79 их основе. Как отмечает М.К. Горшков: «Все самое качественно новое и все самое распространенное по своим количественным показателям произошло за годы российских реформ в трех сферах нашего общества: социальная стратификация; социальные неравенства; социальная повседневность. Качественные характеристики и количественные показатели, с помощью которых можно описать глубину изменений в этих сферах, позволяют сделать важный вывод: к 15-летию реформ российское общество сложилось как новая социальная реальность» [14].

Такой вывод вытекает из анализа результатов многолетних исследований, которые, с одной стороны, проводились по репрезентативным общероссийским выборкам, а с другой, - носили мониторинговый характер, что позволяло отчетливо выявлять динамику и масштабы социальных изменений в российском обществе. Какова же новая российская социальная реальность в социологическом измерении?

Если вести речь о стратификации, в основе которой лежит специальный индекс уровня жизни [15], разработанный учеными ИС РАН по данным трех общероссийских исследований: «Богатые и бедные в современной России», «Собственность в жизни россиян: домыслы и реальность» и «Социальные неравенства в социологическом измерении», то на основании анализа результатов этих исследований население России распределяется на 10 основных страт, уровень и качество жизни которых принципиально различны. Как отмечает Горшков, выявленная модель стратификации современного российского общества по показателям уровня жизни за последние три года практически не изменилась. С его точки зрения, это свидетельствует о том, что эта модель в основном сформировалась и приняла устойчивые формы.

В рамках данной модели выделяются первые нижние две страты, которые объединяли весной 2006 года 21% россиян. Это именно та доля населения, которая по своему реальному уровню жизни находится за чертой бедности. Чтобы понять ситуацию, характеризующую повседневную жизнь названной категории людей, следует отметить, что 2/3 из них крайне негативно

80 оценивают возможность удовлетворения базовых потребностей: это питание, одежда, жилищные условия.

Третья страта носит промежуточный характер и объединяет россиян, балансирующих на грани бедности. Сегодня она объединяет 17% россиян. Ее характерной особенностью по отношению к двум нижним стратам является не столько уровень жизни - по многим показателям он одинаков, - сколько другой существенный факт: представители данной страты еще не люмпенизировались и ведут по сути такой же образ жизни, как и та доля населения, которая является более благополучной.

Четвертая страта охватывает ту часть наших сограждан, которые живут на уровне малообеспеченности, объединяя четверть населения страны (24%). Именно уровень жизни, характерный для этой страты является и «срединным» для данного региона проживания, и наиболее типичным. Представители четвертой страты задают стандарт потребления, который воспринимается россиянами как возможно приемлемый прожиточный минимум.

В связи с этим, отмечает М.К. Горшков, вызывает тревогу одна весьма негативная тенденция: единственное значимое изменение в численности всех страт за последние три года связано со «сползанием» части представителей четвертой страты в состав третьей. Как это расценивать? Думается не иначе, как наглядное свидетельство исчерпания у части малообеспеченного населения России ресурсов для самостоятельного поддержания минимально приемлемого уровня жизни.

Страты с пятой по восьмую, объединяющие не менее трети населения, представляют средние слои. Они заметно различаются между собой, тем не менее, могут рассматриваться как относительно благополучные на общероссийском фоне. Ядро этих страт - российский средний класс. Он охватывает 20-22%. При его выделении использовались довольно жесткие критерии: а) уровень образования не ниже среднего специального; б) душевой доход в семье не ниже медианного для данного региона; в) характер труда - не физический;

81 г) самоидентификация со средними слоями общества.

Девятая-десятая страты - это около 5% населения, которое, с точки зрения большинства россиян, можно назвать богатыми (примерный душевой месячный доход 2000 у.е.). По международным критериям это скорее высший слой среднего класса.

Что же получается в итоге? В России в 2006 г. свыше 60% населения характеризовалось тремя параметрами уровня жизни: «ниже черты бедности», «на грани бедности» и в состоянии малообеспеченности» [16]. Как подчеркивают социологи, основное недовольство россиян связано не с отдельными проявлениями социальных неравенств или низким уровнем личных доходов. Недовольство такого типа, оставаясь на микроуровне, обычно не генерирует глубокого и агрессивного протеста. В сегодняшней России социальное недовольство замыкается на базовые ценностно-мировоззренческие позиции россиян, и в результате приобретает характер недовольства сложившимися в стране за годы реформ социально-экономическими отношениями, включая и распределение собственности, и распределение доходов. При этом протест с индивидуального уровня переходит на макроуровень, превращаясь из недовольства собственным положением в недовольство новой системой общественных отношений в целом.

Таким образом, проблема легитимизации социальных неравенств в современной России и преодоления недовольства россиян сложившейся в стране ситуацией заключается не столько в повышении зарплат бюджетникам или пенсий пенсионерам, сколько в общем изменении правил «игры», сближением этих правил с теми представлениями о социальной справедливости, которые являются основополагающими для российского национального самосознания. При этом, основанием легитимности различий в получаемых благах, является, в представлениях россиян, именно труд, справедливое его вознаграждение, а не близость к власти или умение «отхватить» в ходе приватизации «жирный кусок».

Что интересно, что положение в некоторых оценках радикально изменилось, например, в оценке частной собственности. В настоящее время большинство россиян - 87%, соглашаются с тем, что право иметь частную собственность должно быть неотъемлемым правом любого человека. Как считает М.К. Горшков [17], вопрос выглядит не поверхностно: дело не в негативном отношении россиян к частной собственности вообще, а именно в нелигитимности ее распределения в обществе, когда все создававшиеся трудом многих поколений национальные богатства и «от бога данные» природные ресурсы буквально в одночасье оказались сосредоточены в руках немногочисленной группы крупных собственников.

Еще одной важной причиной массового недовольства выступает не только неприятие россиянами сложившейся в обществе модели социальных неравенств, но и резкое несоответствие социального, профессионального статуса людей уровню их социальных ожиданий. Не случайно две трети работающего населения были убеждены в том, что, учитывая и квалификацию, и реальные нагрузки, они зарабатывают значительно меньше, чем того заслуживают. И лишь 18% полагают, что их труд оценивается по достоинству.

О чем это свидетельствует? А о том, что психологическое состояние общества по степени неудовлетворенности своим социальным статусом, является производной от реакции россиян на глубину социальных неравенств. Причем, если ранее, в середине-конце 90-х годов, это недовольство персонифицировалось в отношении к первому президенту России, то теперь, судя по опросам, оно не имеет четкого «адресата» и в этом смысле опаснее, поскольку сложно предсказать, как, когда и в каких формах это недовольство может проявиться. Общество, где две трети населения в большей или меньшей степени, ощущают себя представителями «низов», является неустойчивым. Такая ситуация чревата не просто социальной напряженностью, но и возможными социальными потрясениями.

Важным вопрос является вопрос о качестве человеческого капитала.

В аспекте существующих социальных неравенств особое внимание необходимо обратить на то, что большая часть россиян убеждена в отсутствии в России адекватной оценки интеллектуальных усилий и квалификаций, а это делает неубедительными затраты, вкладываемые в формирование и накопление человеческого капитала. В результате в процесс реального инвестирования ресурсов в накопление человеческого капитала вовлекается весьма незначительная часть наших сограждан. Только каждый десятый россиянин инвестирует свободные средства в случае их появления в образование!

Такого рода инвестиции, учитывая роль человеческого капитала в закреплении социальной дифференциации, при их малой распространенности служат лишь дальнейшему углублению социального неравенства. О чем еще может свидетельствовать тот факт, что в течение года платные образовательные услуги для взрослых (имеются в виду вузы, курсы повышения квалификации или переквалификации, частные уроки) смогли себе позволить лишь 10% респондентов и практически столько же (11%) за счет собственных средств оплачивали образование детей (имеются в виду кружки, музыкальные школы, частные уроки, школы и т.п.). Причем, как правило, те, кто инвестирует «в себя», и те, кто оплачивает образование своих детей, это одни и те же люди.

Есть основания сделать и такой вывод: чем ниже имеющееся образование молодежи и чем ниже степень урбанизированности поселения, в котором она проживает, тем реже ей удается приобрести хорошее образование и тем более пессимистично молодежь оценивает возможности получения необходимых знаний в дальнейшем. В результате социальное неравенство в доступе к полноценному образованию для такой молодежи предопределяет дальнейшую недостаточность ее человеческого капитала, что, в свою очередь, программирует ее будущую неконкурентоспособность по сравнению с более ре-сурсообеспеченными группами населения.

М.К. Горшков делает такие выводы, касающиеся оценки повседневности, по результатам последних исследований ИС РАН (2005-2006 гг.). Фик

84 сируется рост недовольства россиян повседневной ситуацией в социальной сфере. Причем впервые за годы реформ недовольство растет на фоне сравнительно благоприятной экономической обстановки в стране, повышения (хотя и не очень большого) реальных доходов населения. Это говорит о том, что значительную часть общества уже не устраивает социально-экономическая модель, которая предполагает стабильность без развития. Стабильность без конвертации экономического роста в улучшение качества жизни, если не всех, то большинства граждан является уже недостаточной и это вполне естественно.

Характерны в этом отношении ответы россиян на вопрос о том, как изменилось положение дел в различных сферах жизни российского общества за последние 5 лет. Из 14-ти показателей, предложенных респондентам для оценки, лишь в 4-х случаях они отметили позитивные изменения (безработица, возможность зарабатывать, поддержка семьи, пенсионное обеспечение). По всем остальным направлениям опрошенные либо не видят никаких изменений, либо отмечают ухудшение ситуации.

Причем, по таким важным сторонам жизни, как бедность, социальная справедливость, ситуация с детскими дошкольными учреждениями, с высшим образованием, здравоохранением, жильем, экологией, личной безопасностью, доля критических оценок заметно превышает долю положительных.

Особо обращает внимание М.К. Горшков на две тесно связанные между собою позиции, которые россиянами интерпретируются совершенно по-разному - «возможность зарабатывать» и «уровень жизни населения». Практически каждый второй россиянин (43,4%) соглашается с тем, что за последние годы появилось больше возможностей хорошо заработать. Но при этом только 20%, т.е. в два раза меньше, отмечают факт повышения уровня жизни россиян. Таким образом, с нашей точки зрения это свидетельствует о наличии субъективной готовности достаточно большой части россиян к активной деятельности, однако возможности самореализации еще недостаточны. С нашей точки зрения это можно также оценивать как наличие положительного

85 мобилизационного потенциала россиян к созидательной деятельности, потому что возможности зарабатывать активнее других востребованы молодой дееспособной частью общества. Это, прежде всего, респонденты в возрасте до 30 лет, а также хорошо обеспеченные россияне. Среди представителей молодежных групп доля оценивающих возможности заработать составляет около 60%. А среди тех, кто оценивает свое материальное положение как хорошее и - 70%.

На первый взгляд ситуация выглядит парадоксальной. Возможности зарабатывать растут, а уровень жизни по самооценкам населения не улучшается. Отмеченный парадокс, прежде всего, обусловлен новым восприятием россиянами социальной реальности. В середине и особенно конце 1990-х годов большинство населения отчетливо понимало, что страна находится в глубоком кризисе и всерьез рассчитывать на позитивные перемены не приходится. Но за последние пять-шесть лет многое изменилось. Планка общественных притязаний выросла настолько, что имеющийся уровень материального и социального положения уже перестает отвечать новому запросу общества к уровню и качеству жизни.

В этом отношении надо заметить, что проблема социальной справедливости начинает остро переживаться уже не только беднейшими слоями населения, но и вполне благополучными людьми, которые много работают, неплохо по российским меркам зарабатывают и которые вправе рассчитывать на удовлетворение своих социальных потребностей. Не случайно ситуация с реализацией принципа социальной справедливости россиянами характеризуется весьма негативно. Хуже оценивается лишь ситуация с жильем. Все социальные группы, за исключением высокодоходной, отмечают, что справедливости в обществе стало меньше, как бы сигнализируя органам власти, что все реформы, и, прежде всего, реформы в социальной сфере, должны быть нацелены на обеспечение принципа общего блага, равных возможностей, и, наоборот, принцип «элитизации» доступа к качественным социальным услугам должен быть ограничен.

Общий вывод М.К. Горшкова таков: результаты наших исследований свидетельствуют о заметном разрыве между общественными ожиданиями и реальной повседневностью в социальной сфере. Данные исследований ИС РАН показывают, что пока недовольство многих россиян носит безадресный характер. В обществе сформировалось устойчивое мнение о малой пользе общественного и политического участия и что наилучшей жизненной стратегией является организация в своем непосредственном окружении социальных, экономических ниш, в которых люди ощущают себя более или менее комфортно. Иначе говоря, среди большинства россиян сегодня явно доминирует ставка на самих себя либо на ближайший круг - семью, друзей, товарищей по работе и т.д., а сложившиеся отношения между государством и обществом все больше складываются по принципу «вы нас не трогайте, и мы вас трогать не будем» [17].

Таким образом, противоречие возможностей и степени их реализации -одно из основных в социальной структуре современного российского общества. Однако неправильным считать, что конформизм и безразличие носят тотальный характер. На фоне снижения политической активности в обществе идут внешне не очень заметные, но, тем не менее, достаточно интенсивные процессы коллективной интеграции, самозащиты и самоорганизации в рамках локальных сообществ. Делегируя управленческие и политические функции органам власти, многие россияне демонстрируют сравнительно высокий уровень включенности в решение тех или иных проблем, с которыми они сталкиваются в своем непосредственном окружении, но в еще большей степени - готовность к такого рода участию в будущем. Скажем, в последнее время широкое распространение получили движения «одного требования». Имеется в виду движение автомобилистов, движение обманутых пайщиков и дольщиков жилищных пирамид и т.п., которые, с одной стороны, спонтанны, а с другой, - хорошо организованы и весьма эффективны. Но главное - подобные движения позволяют решать конкретные социальные и материальные проблемы, стимулируют людей к общению, и, что очень важно, создают

87 предпосылки для формирования групповой идентичности в рамках локальных сообществ с перспективой выхода на более широкие социальные и общественные институты. Ведь настоящая демократия, кроме всего прочего, -это такая организация общественной жизни, которая позволяет каждому человеку выбирать жизненные стратегии в соответствии с собственными представлениями о том, «что такое хорошо, а что такое плохо», что для него является важным - политика, семья, работа, творчество, досуг и т.д. И чем больше будет выбор этих возможностей в обществе, тем больше будет и социального пространства для свободы, демократии и саморазвития.

В.А. Литвинов отмечает, что с точки зрения экономического неравенства, наиболее опасный характер носит не просто высокий коэффициент де-цильности, разрыв в доходах высших и низших слоев, а значение самой единицы [18]. А оно таково, что в России доходы многих слоев находятся за пределами приемлемого жизненного уровня. Поэтому актуальной является задача смягчения социальной стратификации, без чего, с нашей точки зрения, либо понижается точка насыщения (приближается социальный взрыв), либо происходит социальная деградация больших слоев собственного населения, в том числе, и путем роста смертности, люмпенизации, роста потребительства, социального иждивенчества, наркомании, алкоголизма и пр. С нашей точки зрения, надо учитывать, в современной России переход к высокостратифици-рованному капиталистическому обществу произошел в ходе шоковой терапии очень быстро. Поскольку коренным образом поменялась политическая ситуация и идеология, то возникла не революционная ситуация, а антропологический кризис, проявляющийся ярче всего в депопуляции. Поэтому вполне допустимо предполагать, что точка насыщения уже достигнута и нужно лишь внести поправки в теорию стратификации П.А. Сорокина. Эта поправка заключается в том, что достижение «точки насыщения» в ходе роста стратификации и проявление кризиса может быть не обязательно революционным. Он может быть и иным: деструктивным, связанным с антропологическим и социально-антропологическим кризисом, когда общество уже не способно к пассионарным взрывам.

Если мы рассмотрим более современные данные по социальной структуре и отношениям равенства/неравенства, то увидим, что основные тенденции сохраняются [19]. Кроме того, подушевое расслоение усиливается региональной дифференциацией. Данные таковы, что «сегодня разрыв между наиболее и наименее экономически обеспеченными регионами страны по показателям подушевого регионального продукта составляет 60-кратную величину; по объему инвестиций на душу населения регионы различаются в 150 раз; по уровню потребления - в 30 раз; по уровню безработицы - в 24 раза» [20].

Таким образом, мы видим, что несмотря на то, что в современной теории при анализе социальных отношений, отношений равенства и справедливости господствует не классовый, а стратификационный подход, тем не менее критическая позиция является преобладающей. Прежде чем перейти к альтернативным позициям, рассмотрим еще некоторые точки зрения, которые добавляют аргументов в область критической позиции.1

Так, анализ криминализации в социальной системе современного российского общества усугубляет общую картину социальной действительности России. Как считает Ю.М. Антонян, «о действительном уровне насилия в России, как в прошлом, так и сейчас, мы не можем судить с удовлетворяющей нас достоверностью в первую очередь потому, что очень велика латентная часть преступности. Это происходит не только вследствие порочной практики регистрации преступлений, но и в результате неадекватного отношения в первую очередь государства к борьбе с преступностью. Поэтому мы лишены достоверного знания о том, сколько в действительности совершено насильственных преступлений в нашей стране» [21, 22]. Дело усугубляется тем, что растет количество правонарушений среди сотрудников милиции: так в первом полугодии 2009 г. количество правонарушений, совершаемых сотрудниками милиции, составило более 44 тысяч, то есть выросло почти на

89

20%, было осуждено 700 сотрудников МВД, а 27 тыс. сотрудников привлечено к дисциплинарной ответственности [22].

На коллегии МВД РФ в феврале 2009 г. озвучены данные, согласно которым 760 тыс. детей в России живут в социально опасных условиях. В

России растет число бездомных - многие новые семьи возможностей приобрести свое жилье не имеют. Аналогично дело обстоит с военнослужащими, с теми же милиционерами - так, считается формально действующей ст. 30 закона "О милиции", согласно которой "сотрудникам милиции, признанным нуждающимися в улучшении жилищных условий, жилая площадь в виде отдельной квартиры или дома по установленным законодательством нормам предоставляется соответствующими органами исполнительной власти, органами местного самоуправления и организациями в первоочередном порядке, а участковым уполномоченным милиции - не позднее шести месяцев с момента вступления в должность", однако на деле по умолчанию о ней давно забыли. Добавим сюда проблему наркотизма, пьянства (в настоящее время бутылка пива стоит ненамного больше, чем минеральная вода, относительно дешева и водка). Упомянем и о том, что в России растет число одновременно находящихся в местах лишения свободы - порядка 900 тысяч (чуть больше было в СССР при населении почти в два раза большем). За 16 лет - с 1992 по 2007 г. - в России осуждены свыше 15 млн человек, почти по миллиону человек в год, из них лишены свободы 5 миллионов с лишним [23]. Продолжает увеличиваться число бедных - так, доходы ниже прожиточного минимума в I квартале 2009 года имели 17,4% россиян, или 24,5 млн человек, тогда как в I квартале 2008 г. этот показатель составлял 16,3%, или 23 млн. человек [17]. По мнению многих экспертов, в России очень высок уровень латентной преступности.

Указанные обстоятельства, бесспорно, способствуют развитию криминальной среды. В 2009 г. стали выходить на свободу осужденные в лихие 90-е гг." преступные авторитеты. Как считает А. Смородинова

Университет МВД России), "выйдя на свободу, они с помощью

90 криминального общака еще больше будут коррумпировать чиновников и начнут проталкивать свои интересы через госорганы" [25].

Как считает обоснованно И.В. Упоров: «На этом фоне даже без мирового экономического кризиса впору бить тревогу, поскольку негативные тенденции в криминальном развитии России уже давно имеют место. Причины эскалации преступности в России - это социально-экономические, политические, идеологические, культурные, психологические противоречия общества. Чем острее такие противоречия, тем выше уровень преступности» [26, 4]. Обострение противоречий в России в 1990-х гг., рождение классового противостояния предпринимателей, в основной своей массе криминализированных, и многомиллионного населения бедных и нищих, духовный кризис, вызванный повальной переоценкой ценностей, психологический и идеологический вакуум с неизбежностью рождает озлобленность и отчаяние, которые в свою очередь приводят к повышению уровня преступности, а несовершенство законодательной и судебной системы препятствует контролю над ней. Налицо тот факт, что сегодня общество находится в состоянии аномии, более того, оно атоминизировано: интеграционные процессы внутри него фактически отсутствуют. Все это происходит на фоне превалирующих деструктивных процессов, практически недееспособного нормативного регулирования и социально- политического контроля. Это положение подтверждается такими процессами, как усиливающаяся социальная поляризация, маргинализация и люмпенизация населения, пропаганда в средствах массовой информации культа насилия и наживы, дегуманизация общества, и опять же, коррумпированность власти всех уровней. Вместе с тем, на фоне обогащения частного капитала в первые годы реформ в России, основное население страны понесла непоправимый ущерб, следствием чего стало огромное количество социально- незащищенных людей, безработных, нищих, беженцев и т.д., которые, в свою очередь составили нижний слой, пополнив ряды преступных и полупреступных группировок, в надежде найти средства к существованию [27]

Так, на взгляд Упорова, эта характеристика вполне применима и к настояще

91 му времени, и она не позволяет, наряду с указанными выше обстоятельствами, оптимистично оценивать криминальную ситуацию в России - эта ситуация очень сложная, и она требует от государства принятия срочных и чрезвычайных мер по ее оздоровлению. Но ориентир делается на формальные показатели, а они вполне сносны, даже хороши. При этом речь идет не только о преступности - она в нынешнем ее виде лишь показатель более масштабного системного общественного кризиса. Мы полагаем, что в настоящее время Россия еще не обрела свою идентификацию. СССР с присущими ему ценностями рухнул, а в новой России с переходом на рыночные отношения новых позитивных социальных ценностей сформировано не было, а декларации о западном пути развития довольно быстро застряли в суровой российской реальности, где большинство населения еще несет в себе психологию крепостного права, о чем свидетельствует, например, тот факт, что во время приватизации в начале 1990-х гг. общество допустило глобальную несправедливость, когда созданные трудом ряда поколений в течение нескольких десятилетий материальные ценности вдруг в одночасье стали собственностью отдельных лиц (по мнению, известного экономиста М. Хазина, 100% сделок по приватизации были преступными [28], а те, кто создавал эти ценности, и прежде всего нынешние пенсионеры, влачат жалкое существование. Такое возможно только при безмолвствующей массе, у которой ее же добро отбирает мошенник, ловко провернувший дело и оставив людей в недоумении, в котором большинство находится до сих пор. И такое возможно только в обществе, где нет утвердившихся социальных ценностей и где государство не в состоянии эти ценности принять и защитить [29, 44-45].

Указанная несправедливость также питает криминальную среду. Мировой кризис со всеми его атрибутами и методами преодоления в России эту несправедливость только усиливает (богатые богатеют, а бедные беднеют). А вертикаль власти, при которой докладывать начальству плохие вести все больше приравнивается к самоубийству, не способствует объективным оценкам складывающейся ситуации [30,45].

92

Идеи об углубляющейся дифференциации социальной структуры современного российского общества и о росте социальной несправедливости высказываются все большим количеством авторов. Свобода и принуждение, богатство и бедность, рациональность и выбор, труд и отчуждение, желание и потребность, хозяйственная этика, экономическая культура, социально-экономическое неравенство - это главные категории, в которых обсуждаются закономерности хозяйственной и социальной жизни современной России [31, 197]. Особенно остро в современной России стоит вопрос о социально-экономическом неравенстве, которое заняло ведущее место во всей системе социальных неравенств, достигло несопоставимо больших размеров и продолжает нарастать. Сегодня речь идет уже не только о неравенстве в доходах и размерах собственности, но и об огромных различиях в качестве жизни, характере и условиях труда, уровне образования, медицинского обслуживания, общей культуры, доступности социальных благ [32]. Ощущения материальных потерь, ставшее чрезвычайно приметной чертой массового сознания, превратилось в одну из главных причин сохранения пессимистических настроений, характеризующих изменения в условиях жизни граждан. По данным Института социологии РАН 51,9 % населения России считает, что большинство людей стали жить хуже, чем до реформ, начатых в 1991 г. [33, 102]. Трансформационные преобразования общества, переход к рыночным отношениям, изменившие условия жизни людей, оказали решающее влияние на формирование представлений о господствующих ценностях нынешнего общества. Сегодня социальная атмосфера насыщена преимущественно духом денег. Материальные интересы и потребности заслонили собой не только знания, но и трудолюбие, честность, порядочность, отзывчивость, духовность, справедливость и многое другое [34,33].

Однако в случае абсолютного социального пессимизма остается непонятным отсутствие социального взрыва. Одно объяснение, в соответствии с теорией социальной мобильности П.А. Сорокина мы уже предложили: это предположение звучит как то, что мы назвали «антропологический кризис».

93

Поскольку мобилизационный потенциал для преобразований в российском обществе уже исчерпан, то кризис переместился в культурно-антропологическую область, а развитие этого кризиса означает и смену культурно-антропологического облика населения современной России, которое произойдет, скорее всего, за счет интенсивной миграции и освоения геополитического пространства в соответствии с потребностями глобализирующегося сообщества. Этот сценарий преимущественно сейчас и реализуется.

Однако пессимистический сценарий не может быть основным. Кроме того, если посмотреть на проблему с других точек зрения, то выводы могут быть иными. В связи с этим, заслуживает внимания точка зрения, которую высказали экономисты Гарвардского и Калифорнийского университетов и Всемирного банка: А. Шлейфер, Д. Трейзман и Б. Миланович. На основе собственных исследований они сделали вывод о затянувшемся российском инфантилизме как следствии длительного всеобъемлющего патернализма: «77% подъема неравенства в доходах населения в России объясняется не приватизацией, безработицей или ростом доходов в сфере бизнеса, а увеличивающимся разрывом в уровне заработной платы». Драматизм ситуации ученые связывают с усилением неравенства доходов в России, что в значительной степени обусловлено потрясениями, сопровождающими обычную рационализацию экономической деятельности. Соответственно, Россия - это самая обычная страна и, находится в рядовых условиях, которые катастрофическими назвать нельзя [35].

Оценивая модернизационные процессы в России В.Г. Федотова [36] подчеркивает, что многие социальные теоретики нашего времени весьма убедительно доказывают, что теории линейного, безвозвратного и прогрессивного развития всех стран и народов по евроцентристской модели опровергаются ходом истории человечества. Кроме того, российское общество принадлежит иной цивилизации, отличной от западноевропейской. Тот факт, что анализ социально-трансформационных процессов в разных регионах мира указывает на существенные цивилизационные различия, подтверждает убе

94 дительность аргументов в пользу своеобразия российских трансформаций и в историческом прошлом, и в предстоящем будущем. По выражению В.Г. Федотовой, это «другая Европа», в том числе и с генетикой советской менталь-ности.

Заслуживающая внимания точка зрения, автор которой пытается систематизировать основные социальные и политические характеристики российского общества, принадлежит Л.Г. Вызову [37]. По его мнению, применительно к нынешнему состоянию общества обычно высказываются следующие суждения, в той или иной степени определяющие мотивацию жизненного выбора. Нам представляется ценными именно то, что Л.Г. Вызов (и некоторые другие авторы) видит несовпадение социальной и культурной ситуаций: 1) внутри общества существуют, по крайней мере, две ярко выраженные субкультуры, характеризующиеся как «традиционная» и «западническая». В каждой из этих субкультур наблюдаются свои механизмы ретрансляции ценностей, социальных норм и политических установок, свои «опережающие» группы, выступающие в качестве генераторов установок; политические и культурные установки могут не совпадать, так как сторонники национальной идеи могут быть и среди коммунистов и среди либералов и среди евразийцев и представителей других движений. Как указывает Вызов, сформировались ярко выраженные «страты» на основе достигнутого социального и материального успеха; социальное деление общества коррелирует с социокультурным, но не более, чем на 50 - 60%. За последние годы оформилась тенденция переориентации значительной части общества на индивидуальные ценности, что некоторые исследователи характеризуют как «революцию ценностей», т. е. произошел в определенной степени отказ от традиционной «русской мен-тальности» с ее приоритетом коллективных ценностей. В то же время масштаб этих изменений остается дискуссионным. С реалистичной оценкой этой тенденции связаны, в частности, перспективы поддержки обществом мобилизационных политических программ. В таком случае и оценка кризиса (в социокультурном измерении) выглядит несколько иначе. Многие исследова

95 тели связывают общекритическое состояние современного российского общества с так называемым кризисом идентификации, т. е. в условиях неопределенности и частичного разрушения этнических, государственных, корпоративных, профессиональных и социальных связей на всех этажах общества, теряется или деформируется социальная модель поведения и индивидов, и социальных групп, происходит своего рода «биологизация» поведения, упрощение мотивации, с одной стороны, и, ее усложнение в связи с частичной переориентацией на нетрадиционные социальные и этнокультурные ориентиры - с другой.

Хотя социокультурный подход вскрывает не только положительные стороны, но и новые отрицательные моменты. Так особым фактором переходного состояния общества стала так называемая регионализация сознания, впрочем, не только сознания, но и социально-политической и социально-экономической организации общества. Существует метафора - «мексикани-зация», которая была пущена в оборот политологами и означает радикальный разрыв между столицей и провинцией. Мексиканские крестьяне живут так, как и сотни лет тому назад, тогда как население Мехико вполне американизировалось. Достаточно взглянуть на данные массовых опросов, в которых Москва и Санкт-Петербург, более «прозападные», всегда выделяются особой строкой, чтобы убедиться в обоснованности этой метафоры [38, 17]. Отношения между обществом и региональными элитами в принципе отличаются от взаимодействия с общефедеральными структурами. Некоторые исследователи в этой связи прогнозируют распространение ныне наблюдаемых элементов регионализации массового сознания на социально-культурную и этнокультурную сферу.

Поскольку с социокультурной точки зрения существующий кризис можно обозначить как кризис идентичности, проявляющийся практически во всех сферах жизнедеятельности общества, то это совпадает с понятием антропологического кризиса, с нашей точки зрения. Поэтому вполне понятна позиция ученых, которые говорят о необходимости перехода от экономиче

96 ского и технологического детерминизма к культуроцентричности в развитии общества, о значении национальной культуры России как основной силе ее возрождения и главном жизненном ресурсе развития [39,21].

В свете сказанного отметим, что мы разделяем позицию известных российских ученых, согласно которой одной из фундаментальных причин тяжелого кризисного состояния, сложившегося в России за годы реформ, является аномальная социальная структура общества. Сегодня в России реальный диалог происходит только между властью и крупным бизнесом, а большие общности из этого диалога исключены. Давно доказано, что результативность развития и деятельности личности зависит не только от объективной потребности общества в реализации тех или иных ее качеств, но и от уровня условий, способствующих саморазвитию и самореализации человека, от действенности социального механизма, обеспечивающего определенную степень востребованности знаний, опыта, профессиональной подготовки, творческих способностей индивида. Отсутствие надежного социального механизма, обеспечивающего реализацию объективной общественной потребности непосредственно в деятельности конкретных организационных структур приводит к тому, что проявление инициативы и творчества значительно тормозится ростом потребительства, иллюзиями легкого обогащения (по примеру дутых финансовых пирамид), сомнительным предпринимательством [40, 24].

Нам представляется, что ведущей социальной силой и субкультурой является новая культурная общность, соответствующая потребностям информационного общества. Согласно мнению директора Центра исследования постиндустриального общества профессора В.Л. Иноземцева, с усложнением всего комплекса социальных отношений в постиндустриальном обществе, формирующемся в развитых странах, существенно усложняется и дробится социальная структура; она приобретает новое измерение, поскольку знания и информация превращаются в важнейший ресурс производства, а основой отнесения людей к господствующему классу становятся контроль над этим ре

97 сурсом и возможность распоряжаться им. На наш взгляд, сегодня вряд ли можно отрицать тот факт, что среди многочисленных социальных групп, на протяжении последних десятилетий существующих в обществе набирающего силу постиндустриализма, особое значение приобретает группа, именуемая в западной обществоведческой теории "knowledge-class". В. Л. Иноземцев предлагает называть эту группу "классом интеллектуалов" [41, 67].

Лидирующие позиции в информационном, индивидуализирующемся обществе определяются уже не столько материальной собственностью и властью, сколько отношением к знанию - талантом и умением манипулировать сетевой информацией. Поэтому сетевые структуры и сетевые связи могут играть ведущую роль в консолидации этой субкультурной общности. Согласно прогноза Э. Тоффлера мы присутствуем при рождении новой системы организации, которая будет все более соперничать с бюрократией и, в конце концов, займет ее место и будет отвечать потребностям индивидуализирующегося общества. Это организационная структура будущего, которую Э. Тоффлер называет "адхократией". Исследователь считает, что сегодняшняя адхократия, находящаяся еще в эмбриональном состоянии, требует от человека совершенно другого сочетания качеств. Место постоянства занимают кратковременность и мимолетность - высокая степень подвижности при переходах от одной организации к другой, никогда не кончающаяся реорганизация внутри них, постоянное порождение и отмирание временных рабочих группировок [42, 168].

Владеть информацией значит обладать властью. Причем речь идет не просто об информации, как подчеркивает Ферраротти, а о социальной информации [43, 157]. Тот, кто контролирует систему социальных коммуникаций, тот осуществляет власть и влияние. Поиск информации является выражением активной социальной политики. Отсутствие информации означает неучастие в системах принятия решения и организации, т. е. оборачивается отчуждением [44, 328].

Подавляющее число людей не могут справиться с лавинообразным информационным потоком и сразу включиться в темпоральную стратегию жизни. Многим не удается адаптироваться к ней вообще. Этот феномен описан Э. Фроммом [45]. Но перед тем, кто удержался на "гребне волны жизни", открываются удивительные перспективы. Такой человек увидит себя не заключенным в узкую щель социальных рамок, запретов и предписаний, уничтожающих его личность, а освобожденным, странствующим в кинетическом мире жизни с новой, свободной формой. В этом незнакомом пейзаже его позиция станет постоянно меняющейся, текучей, разнообразной. И его социальные связи, так же как его связи с вещами и местами, будут обновляться с огромной и постоянно увеличивающейся скоростью [46, 145].

В.Л. Иноземцев считает, что уже в 60-е и 70-е гг. XX в. большинство исследователей отказались от гипотезы о бюрократической природе нового высшего класса; его стали чаще всего определять как социальную общность людей, воплощающих в себе знания и информацию о производственных процессах и механизме общественного прогресса в целом. При этом подчеркивалось, что главным объектом собственности, позволяющим этому классу занимать доминирующие позиции в обществе, не являются уже "видимые вещи", такие как земля и капитал; в этом качестве выступают информация и знания, которыми обладают конкретные люди. В отличие от труда, знания являются "редким производственным фактором", а положение и статус представителей новой элиты "определяются в соответствии не столько с их иерархическими полномочиями, сколько с их научной компетентностью", а формирующийся в постиндустриальном обществе "класс интеллектуалов" способствует беспрецедентному расколу социума на разнородные группы [47, 68-69]. Если продолжить мысль В.Л. Иноземцева, то "класс интеллектуалов" является одной, но не единственной из сфер общества, где процессы индивидуализации не только имеют место быть, но и приводят людей к жизненному успеху. Таким образом, можно сделать вывод, что обладание и умение распоряжаться уникальными знаниями в современном обществе способ

99 ствуют индивидуализации человека в современном обществе, так как позволяют ему вырваться из прежних социальных условий. Такой человек приобретает возможность перемещаться в социальном пространстве по своему усмотрению и не является больше привязанным к конкретному месту.

Входным билетом в новую элиту является "готовность к жизни среди хаоса" и способность "процветать в условиях неустроенности"; клубной картой становится умение "позиционировать себя в переплетении возможностей, а не оставаться парализованным одной пожизненной специальностью"; а визитной карточкой оказывается "согласие разрушить созданное собственными руками", "отпустить, если не отдать" [48, 50].

В этом просматривается ядро новой стратегии, перспективной в нестабильном обществе. Человек стремится реализовать свой жизненный порыв. В данном случае порыв жизни начинает резонировать со стратегическим принципом, переходящим из области холодного рационального расчета в сферу свободного искусства. Именно здесь объединяются время и жизнь, возникает точка, от которой отталкивался в своих философских построениях Ф. Жюльен [49, 236]. Поэтому можно ожидать, что социальная топография нестабильного общества будет все более кинетической, полной завихрений и перемен. Таким образом, давление, оказываемое нестабильностью, преобразуется в социальные отношения особого сорта. Постоянство, одна из отличительных особенностей традиционного общества, разрушается, и мы вынуждены сделать неумолимый вывод: связи человека с невидимой социальной топографией становятся все более и более текучими, точно так же как его отношения с вещами, местами и людьми, входящими в эти постоянно меняющиеся социальные структуры. Как новые кочевники, люди мигрируют с места на место, из одной социальной структуры в другую. Чем быстрее меняется окружающая обстановка, тем короче время жизни социальных форм. В социальной структуре, как и в архитектурной, мы движемся от форм, выдерживающих испытание временем, к временным формам, мы движемся от постоянства к быстротечности.

Как видно, вопрос о социальной структуре современного российского общества нетривиален по ряду обстоятельств. Во-первых, она характеризуется значительной стратификацией и высоким коэффициентом неравенства верхов и низов. Однако динамика этой стратификации объясняет нечто дополнительно и отвечает на вопрос: почему нет социального взрыва? Ситуация амбивалентна с точки зрения социальных настроений [50] и социальной динамики. Социальные общности, ориентированные экономическую и цивилизационную динамику оказываются, социальными лидерами, определяю/ щим и прогрессивный вектор эволюции российского социума. Однако современная ситуация во многом переходная и современная социальная структура российского общества характеризуется высокой степенью синергетич-ности. Это означает, что множество индивидов, социальных групп находятся в социальном поиске, стремятся обрести свой социальный статус в новых формирующихся цивилизационных структурах. Другими словами, значительная часть социальной структуры трансформируется.

Таким образом, современное российское общество является в высокой степени стратифицированным, существует большой разрыв в доходах верхних и нижних слоев, при наличии сравнительно малочисленного среднего класса. Такая социальная структура не может быть основой для полноценной стабильности и высокой социальной динамики. Поэтому достигнутая в настоящее время социальная устойчивость не может быть основой благополучного социума, так как она не обеспечивает не только социальной справедливости, но и социальную и экономическую динамику. Недостаточность такой социальной иерархии сказывается и в том, что неоправданными оказывается социальные ожидания многих россиян, особенно в связи с полнотой вознаграждения за качество труда. Тем не менее, оснований для проявления соци

101 ального взрыва также пока нет. Главная задача видится в том, чтобы перевести сложившуюся устойчивость в динамичное состояние, связанное с модер-низационными процессами, положительной экономической динамикой и развитием условий для самореализации граждан, как в структурах гражданского общества, так и в структурах профессионально-трудовой деятельности.

Внутри российского общества существуют различные субкультуры, характеризующиеся консерватизмом, традиционализмом или приверженностью модернизационным ценностям. В каждой из субкультур существуют свои нормативные и ценностные особенности, свои социальные установки. Однако общий анализ социальной структуры показывает, что, по-видимому, наиболее характерная ее черта - это амбивалетность. Она обусловлена переходностью, трансформационным характером современных социальных ролей, статусов и ценностей. Происходит не только переход от советской к постсоветской системе ценностей, но и диверсифицируется в целом социальная структура под влиянием тенденций постиндустриального общества. Тенденции глобализации и постмодернизации в экономике, социуме и культуре значительно изменяют сам характер персональной и социальной идентичности. Новая бытовая, повседневная, профессиональная, политическая, ментальная культура во многом связана с ценностями информационного общества. Социальные траектории индивида стали более многообразными, динамичными, более значительными, в связи с развитием информационно-компьютерных технологий.

Некоторые авторы, на основе оценки социологических и статистических данных, рисуют картину кризисности современного российского социума, акцентируя внимания на неблагополучных тенденциях: бедность, социальная несправедливость, рост преступности. Такая социальная картина кризиса возникает в том случае, когда исследователи применяют традиционную классовую и стратификационную методологию. В то же время, цивили-зационный и социокультурный анализ дают несколько иную оценку. Социальный взрыв отсутствует, потому что социум трансформируется коренным

102 образом, наряду с нарождающимися социальными силами существуют отживающие. Ситуация, с нашей точки зрения, во многом амбивалентная.В то же время, в интенциях российского социума существует значительный модерни-зационный тренд, связанный с формированием рациональности постиндустриального общества.

Существующий строй является «смешанным» обществом с элементами социализма, капитализма, феодализма и рабства, с ареалами постиндустриального общества и слоями и прослойками информационной цивилизации. Однако, с нашей точки зрения, историческая инициатива принадлежит мо-дернизационному тренду, субкультуре интеллектуалов и деятелей информационной цивилизации. Они существует в социальных мирах, «параллельных» традиционным структурам и не отображаемых в картинах стратификации, ранжирующих социум по критериям богатсво/бедность. Новая, более подвижная, более синергетичная социальная среда существует глобально в сетевой форме и является носителем новой рациональности, взламывающей традиционные структуры и создающей видимость социального кризиса и хаоса.

Сказанное не означает, что перестала быть актуальной задача благосостояния большинства российских граждан, ибо это способствует различного рода социальным взрывам, в том числе и в виде террора. Происходит социальная деградация больших слоев населения, в том числе, и путем роста смертности, люмпенизации, роста потребительства, социального иждивенчества, наркомании, алкоголизма и пр. С нашей точки зрения, надо учитывать, что в современной России переход к высокостратифицированному капиталистическому обществу произошел в ходе шоковой терапии очень быстро. Поскольку коренным образом поменялась политическая ситуация и идеология, то возникла не революционная ситуация, а социально-антропологический кризис, проявляющийся ярче всего в депопуляции.

Однако надо понимать, что решение большинства проблем возможно как попутная задача на пути модернизации и трансформации существующего российского общества в «общество знания». Технологический и социальный

103 прорыв лежат в одном и том же направлении реформ. С нашей точки зрения, в качестве двигателя прогрессивных преобразований можно рассматривать субкультуру сетевого типа, соответствующую тенденциям и запросам информационного общества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В своей работе мы ставили цель определить основные экономические и социально-политические характеристики отечественного социума, современной России. Эта проблема является одной из самых актуальных для современного отечественного обществознания. Определение того, к какому типу относится современное российское общество? - имеет практическое значение для проведения реформ, разработки стратегии и тактики модернизации. Этот вопрос социологи, политологи, экономисты, юристы с полным правом относят к себе. Но на сущностном уровне его рассмотрение возможно лишь в рамках социальной философии.

В рамках наиболее всестороннего рассмотрения в социальной философии существуют, пожалуй, два основных ракурса - это формационный, основанный на теории общественно-экономических формаций и цивилизацион-ный. С точки зрения теории общественно-экономических формаций отечественное общество находится в крайне оригинальной ситуации - переход от государственного социализма к капитализму. Такой реставрационный перес ход в реальной практике социально-исторического развития не только не осуществлялся, но и не прогнозировался. Следовательно, теория общественно-экономических формаций в том виде, как она разрабатывалась до этого, должна быть критически переработана. Слабыми местами этой теории является недостаточный учет многообразия видов собственности, стремление редуцировать все виды собственности к одной. Другим слабым местом можно обозначить неучет исторической конкуренции общественно-экономических формаций и возможности социально-исторического синтеза элементов разных формаций в одном социуме.

В результате социально-экономической и политической деконструкции СССР («перестройка») произошел переход к обществу, экономической и политической доминантой которого является государственный и олигархический капитализм. Социальным фактом также является то, что современный

120 отечественный капитализм обнаруживает себя реставрационным, государственно-олигархическим (по двум основным видам собственности), преимущественно ориентированным на сырьевую ренту. В предшествующей теории общественно-экономических формаций недостаточно учитывалось, что любое государство и страна не существует в «чистых» рамках одной формации. Всякое реальное общество в экономическом плане может существовать лишь как «смешанное» общество.

Современная Россия - это смешанное общество и экономика, но не в скандинавском стиле, а в стиле транзитного, кризисного социума, добившегося, в то же время, стабильности своего состояния. Такая оценка создает основу для оптимистического прогноза. Стабильность, хоть и в кризисном состоянии, является важным достижением, а следующим шагом можно ожидать движение к рыночному капитализму. Задача может считаться решенной тогда, когда будет найден эффективный хозяйственный механизм, возникнет социальная стабильность на основе решения задачи социальной справедливости (отсутствие сверхразрыва в доходах) и начнет работать социализация на основе модели рационального образа жизни.

С точки зрения стадиальной теории цивилизаций мы можем констатировать наличие индустриального общества с сырьевой экономикой. Поскольку это общество «смешанное», то в нем есть отдельные вкрапления как «про-двинутости» - постиндустриальное общество, элементы информационного общества, сегменты передовой науки, технологии, культурно-досуговой сферы, так и элементы архаики - натуральный обмен, принудительный труд, сырьевая экономика, остаточный принцип финансирования культуры и пр.

Если с точки зрения стадиальной теории цивилизаций прогноз может быть оптимистическим, так как все время речь ведется о переходе к «информационному обществу», «постиндустриальному обществу», то с точки зрения циклической теории цивилизаций прогноз может выглядеть пессимистически. Например, можно допускать, что тот тип цивилизации и тот антропологический облик индивида, который населяет геополитическое пространст

121 во «Россия» исчерпал себя. В этом случае наличный культурно-исторический тип идет к закату, а на освобождающемся географическом пространстве поселится новый «кочевник», переселившийся туда, то ли в ходе мирной миграции, то ли в результате глобальной войны за передел геополитического пространства. Этот сценарий вполне укладывается в существующие теории глобализации. «Западный проект» отводит России преимущественную роль как поставщика сырья и на практике он пока и реализуется. В глобальной иерархии «потребители», производители, поставщики сырья и аутсайдеры мы не аутсайдеры, но поставщики сырья. Конечно, нужно иметь в виду, что в нашей стране существуют «зоны» индустриальной и модернизационной про-двинутости, которые также составляют почву для оптимизма.

Политической идеологией и идеологией проводившихся на первом этапе отечественных экономических реформ стал рыночный либерализм. Поскольку реформе подвергалась экономика государственного социализма, то основной пафос либеральных реформ был направлен на реализацию идеи приватизации государственной собственности. Идейной основой такой политической линии в 1970-е и 1980-е годы служили теоретические взгляды неоклассиков и неоавстрийцев. В этом идейно-теоретическом движении знаковыми идеями стали «официально» мировым сообществом манифестированные концепции Ф.А. фон Хайека, Дж. Бьюкенена и Р.Э. Лукаса, в которых осуждалась экономическая активность государства.

Фон Хайек провозгласил главной философской идеей своего проекта спонтанность социальных и экономических явлений. Государство объявляется главным «врагом» социальной спонтанности, поскольку оно якобы искажает относительные цены, структуру размещения ресурсов, дезориентирует агентов. Идеальным отражением технологических возможностей и потребительских предпочтений провозглашается конкуренция и свободное ценообразование. Основным аргументом Бьюкенена является то, что всякое государственное вмешательство реализует решения определенных лоббирующих групп, что якобы сводит к нулю рациональность государства в экономике. Р.

122

Лукас также подверг критике всякое вмешательство государства в экономику, так как такие его намерения якобы предвидятся экономическими агентами.

Эти догмы законодателей моды мировой экономической мысли и их примитивное воплощение в практику российской экономики стали причиной политического волюнтаризма. Ведь волюнтаризм может проявляться не только в форме огосударствливания, но и в форме разгосударствливания (в данном случае как «большевизм наоборот»). Шоковая терапия в отечественной экономике, проведенная правительством во главе Е. Гайдара была также ангажирована зарубежными советниками и экспертами относительно стратегий трансформации плановых хозяйств в рыночные системы в 1980-х - 1990-е гг. Деятельность правительства B.C. Черномырдина не отменила сущности этого процесса, но сделала его менее радикальным.

В настоящее время наблюдается возврат в противоположность: современные критики политической экономии, социальные философы, политологии, посткейнсианские теории экономики вновь придают существенную роль государству в деле рационализации экономики. Теоретическая критика либерализма с точки зрения посткейнсианства (И.В. Розмаинский и др.) приводит к определенным обобщениям, имеющим не только экономическое, но и социально-философское значение. При этом, в настоящее время акцентируется внимание на том, что многие типологические характеристики современной экономической системы России обусловлены наследием и ролью государства. В обобщенном виде институциональные недостатки российской экономики таковы: олигархизм, клановость, бюрократизм, администирирование, слабая защита прав собственности, низкая дисциплина контрактов, большая доля теневого сектора, неэффективная конкурентная среда, нестабильность «правил игры» и др.

Поэтому логично, что основной выход видится на пути трансформации государственно-олигархического, криминально-бюрократического капитализма в рационально рыночный капитализм. Эффективность государства в

123 этом случае заключается в создании соответствующей институциональной среды. Основные качества этой среды - создание равных возможностей для всех экономических агентов, справедливая судебная защита интересов и контрактов, отсутствие лазеек для неуплаты налогов. Подобный экономический переход - движение к «институционально адекватному» государству - предполагает развитие элементов и механизмов самоорганизации в экономике и обществе, развитие гражданского общества в различных его проявлениях, развитие различных форм негосударственного контроля. Развитие такого рода среды, эффективной социально и экономически, предполагает формирование новой нравственной, трудовой, политической культуры, создание российским сообществом новой корпоративной и гражданской культуры, в которой на первом месте будет личная инициатива и личная ответственность. Это также означает избавление от ориентиров лишь на сиюминутные интересы, а сочетание сиюминутной выгоды и долгосрочных проектов, ориентиров и обязательств.

Таким образом, с точки зрения теоретической роль государства в экономике не является однозначно отрицательной или однозначно положительной. Все определяется конкретными условиями и конкретными функциями государства. В случае современной России роль государства в экономике обусловлена рядом обстоятельств: обширные пространства, суровый климат, разряженной инфраструктурой, малой средней плотностью населения, долговременными патерналистскими традициями, традиция государственных гарантий в условиях нестабильности, мобилизационными задачами в политике, экономике, традициями административного регулирования основных сфер жизни и пропорций в межрегиональных, межтерриториальных отношениях, задачами геполитическими и военными.

Однако все рассмотренное также означает, что функции и роль государства в условиях глобализации, диверсификации основных сфер жизни и развития нового этапа научно-технической революции также коренным образом модифицируются. Основное изменение, пожалуй, заключается в том, что

124 в российском социальном, экономическом и политическом пространстве государство должно научиться работать в диалоге с гражданским обществом, выйдя на современный уровень рациональности управления и регулирования общественной жизни.

В конце 1980-х гг. Россия вступила в очередной этап своей модернизации, приведшей к широкомасштабной социальной трансформации, глубина которой имела характер цивилизационного «сдвига».

Однако движение в направлении модернизации в 1990 гг. обернулось своей противоположностью: наступил системный кризис, произошло значительное падение жизненного уровня, частичная деиндустриализация, возвращение натуральных отношений установилась большая зависимость от импорта.

В итоге, вместо модернизационного скачка Россия заняла место экспортера сырья и потребителя финансовых и потребительских товаров и услуг. Установившаяся сырьевая модель обеспечила некоторую экономическую и социальную стабильность. Однако существующая сырьевая модель неэффективна, она не обеспечивает модернизацию, сдерживает индустриальный и др. рост, поддерживает благосостояние граждан на невысоком уровне.

Постепенно сырьевая модель экономики стала эволюционировать в сторону национальной и высокотехнологичной. Встала проблема того, как вкладывать средства Фонда национального благосостояния в отечественную экономику, не приводя к росту инфляции. Перед государством встали новые задачи: поддерживать и опекать развитие высокотехнологичных отраслей, стимулировать научно-технический прогресс, создавать конкурентные преимущества отечественным монополиям, создавать ТНК, разумно использовать протекционизм.

Рациональным также является использование элементов «диверсифи-кационной» модели модернизации. Она позволяет учесть возможности и своеобразие российской экономики и технологии на внутреннем и международном рынке. Диверсификационная модель также встречается с трудностя

125 ми на международном рынке, где в высокотехнологичных отраслях и аграрном секторе действуют акторы, создавшие уже высокотехнологичную экономику (Япония, Коррея, Китай и др.) и имеющие дешевую рабочую силу (Индия, Китай и др.).

Определенные неуспехи России в высокотехнологичном секторе обусловлены той приватизацией, которая происходила в ней и разрывом межотраслевых цепочек. Общие экономические оценки модернизационного потенциала России сводятся к тому, что с точки зрения принципов «экономике» эволюционирование России к высокотехнологичной модели пока выглядит пессимистически. Однако, институциональный подход, опирающийся на принципы саморазвития и самообучения организаций, мобилизационный скачок к высокотехнологичной экономике возможен.

Отечественные экономисты и социальные философы (В .Г. Федотова) отрицательно оценивают возможность модернизации на основе «догоняющей» модели. Однако другого пути, чем догоняющее развитие, трудно придумать. Точно так же, как одномоментно невозможно покинуть «сырьевую» модель. Дело в том, что основной финансовой «подушкой безопасности» в любом случае на определенный срок остается экспорт энергоносителей.

Догоняющее развитие, опирающееся на заимствование достижений продвинутых экономик, также желательно, хотя ясно, что западные «партнеры» в этом случае не испытывают интереса к модернизации России и даже заинтересованы в обратном. Запад будет развивать сотрудничество лишь в выгодных для себя сферах. В то же время, в настоящее время развитие производительных сил РФ, а значит и проведение инновационно-модернизационных реформ, невозможно с опорой только на собственные силы. Поэтому задача может заключаться очень частично в том, чтобы заимствовать зарубежные передовые технологии и стараться их улучшать. Во всех областях науки и технологии невозможно лидировать, лишь опираясь на собственные достижения. Кажется, что экономический феномен Японии во многом заключается именно в этом. Наконец, есть прорывные отрасли, в кото

126 рых отечественный производитель может занимать первые позиции. Но, представляется, что без солидной государственной поддержки это не получится.

Итак, современный российский модернизационный проект определяется предпосылками самой российской истории, положением в системе глобального сообщества и разделения труда, задачами тренда, который она стремится реализовать. Российский модернизационный проект несет в себе сочетание следующих моделей:

- «сырьевая» модель как базовая;

- «высокотехнологичная» модель как сопутствующая и модернизаци-онная;

- «цивилизационная» модель, как ценностный выбор и выбор образа жизни и средство перехода к новому культурно-цивилизационному проекту -«обществу знания».

Реализация суммирующей составляющей зависит от соотношения внешних и внутренних, объективных и субъективных факторов и соотношения указанных моделей в практике политического и социального управления.

Современное российское общество является в высокой степени стратифицированным, существует большой разрыв в доходах верхних и нижних слоев, при наличии сравнительно малочисленного среднего класса. Такая социальная структура не может быть основой для полноценной стабильности и высокой социальной динамики. Поэтому достигнутая в настоящее время социальная устойчивость не может быть основой благополучного социума, так как она не обеспечивает не только социальной справедливости, но и социальную и экономическую динамику. Недостаточность такой социальной иерархии сказывается и в том, что неоправданными оказывается социальные ожидания многих россиян, особенно в связи с полнотой вознаграждения за качество труда. Тем не менее, оснований для проявления социального взрыва также пока нет. Главная задача видится в том, чтобы перевести сложившуюся устойчивость в динамичное состояние, связанное с модернизационными

127 процессами, положительной экономической динамикой и развитием условий для самореализации граждан, как в структурах гражданского общества, так и в структурах профессионально-трудовой деятельности.

Внутри российского общества есть различные субкультуры, характеризующиеся консерватизмом, традиционализмом или приверженностью модер-низационным ценностям. В каждой из субкультур существуют свои нормативные и ценностные особенности, свои социальные установки. Однако общий анализ социальной структуры показывает, что, по-видимому, наиболее характерная ее черта - это амбивалетность. Она обусловлена переходностью, трансформационным характером современных социальных ролей, статусов и ценностей. Происходит не только переход от советской к постсоветской системе ценностей, но и диверсифицируется в целом социальная структура, под влиянием тенденций постиндустриального общества. Тенденции глобализации и постмодернизации в экономике, социуме и культуре значительно изменяют сам характер персональной и социальной идентичности. Новая бытовая, повседневная, профессиональная, политическая, ментальная культура во многом связана с ценностями информационного общества. Социальные траектории индивида стали более многообразными, динамичными, более значительными, в связи с развитием информационно-компьютерных технологий.

Некоторые авторы, на основе оценки социологических и статистических данных, рисуют картину кризисности современного российского социума, акцентируя внимания на неблагополучных тенденциях: бедность, социальная несправедливость, рост преступности. Такая социальная картина кризиса возникает в том случае, когда исследователи применяют традиционную классовую и стратификационную методологию. В то же время, цивили-зационный и социокультурный анализ дают несколько иную оценку. Социальный взрыв отсутствует, потому что социум трансформируется коренным образом, наряду с нарождающимися социальными силами существуют отживающие. Ситуация, с нашей точки зрения, во многом амбивалентная. В то же время, в интенциях российского социума существует значительный модерни

128 зационный тренд, связанный с формированием рациональности постиндустриального общества.

Существующий строй является «смешанным» обществом с элементами социализма, капитализма, феодализма и рабства, с ареалами постиндустриального общества и слоями и прослойками информационной цивилизации. Однако, с нашей точки зрения, историческая инициатива принадлежит мо-дернизационному тренду, субкультуре интеллектуалов и деятелей информационной цивилизации. Они существует в социальных мирах, «параллельных» традиционным структурам и не отображаемых в картинах стратификации, ранжирующих социум по критериям богатство/бедность. Новая, более подвижная, более синергетичная социальная среда существует глобально в сетевой форме и является носителем новой рациональности, взламывающей традиционные структуры и создающей видимость социального кризиса и хаоса.

Сказанное не означает, что перестала быть актуальной задача благосостояния большинства российских граждан, ибо это способствует различного рода социальным взрывам, в том числе и в виде террора. Происходит социальная деградация больших слоев населения, в том числе, и путем роста смертности, люмпенизации, роста потребительства, социального иждивенчества, наркомании, алкоголизма и пр. С нашей точки зрения, надо учитывать, что в современной России переход к высокостратифицированному капиталистическому обществу произошел в ходе шоковой терапии очень быстро. Поскольку коренным образом поменялась политическая ситуация и идеология, то возникла не революционная ситуация, а социально-антропологический кризис, проявляющийся ярче всего в депопуляции.

Однако надо понимать, что решение большинства проблем возможно как попутная задача на пути модернизации и трансформации существующего российского общества в «общество знания». Технологический и социальный прорыв лежат в одном и том же направлении реформ. С нашей точки зрения, в качестве двигателя прогрессивных преобразований можно рассматривать субкультуру сетевого типа, соответствующую тенденциям и запросам информационного общества.

Мы рассмотрели типологические характеристики политической системы российского общества. По этому вопросу существует достаточно большое количество точек зрения среди философов, социологов и особенно политологов.

Существуют точки зрения, устанавливающие коррелятивную связь между сырьевой экономикой и недостатками политической системы, остаточным финансированием культуры.

Верховная власть в России также характеризуется самыми различными способами как президентская, президентско-парламентская, персоналист-ская, клановая, плебесцитарно-бюрократическая. Самой пристальной и беспощадной критике подвергается бюрократизм и коррумпированность, между которыми устанавливается непосредственная связь. Часто утверждается, что реальная политическая власть является приоритетом высшей бюрократии -ведущие деятели президентской администрации, важнейшие министры и губернаторы, верхушка партии власти, а также главы крупных государственных корпораций. Бюрократия как основной способ осуществления верховной власти «сверху вниз», осуществляет свои полномочия административно-командным путем, что было характерно и для советской системы. Отсюда приоритет прямых, авторитарно-силовых действий в управлении. Такая система не способна к решению стратегически сложных, многоступенчатых, ранжированных задач, не способна к методам косвенного управления. Как отмечают исследователи, то, что называют «коррупция»7 является необходимым элементом функционирования этой системы, это механизм системы. Кадровый состав бюрократии селекционируется по персоналистскому принципу.

7 В данном случае лучше придумать новый термин, более адекватный ситуации.

Демократический режим в современной России происходит свое становление и демократия существует в симулятивных, манипулятивных, параллельных и дружественных авторитаризму и бюрократии формах своего проявления. Олигархическая и плебесцитарная формы авторитаризма, опирающиеся на кланово-элитарную бюрократию, являются основной формой политической власти.

Наша точка зрения сложилась в результате критического анализа представленных позиций. Конституционно и фактически политическая система в современной России является демократической, а точнее - авторитарно-демократической. Эта особенность обусловлена ее переходностью и историческими традициями. Перспектива совершенствования лежит в области совершенствования двух основных и центральных противовесов - централизованного государственного управления и гражданской самоорганизации. Совершенствование организации и деятельности гражданского общества и самоорганизующихся структур является магистральным направлением. Наряду с этим, важнейшими направлениями совершенствования являются: качественная перестройка государственного управления и развитие диалога государства и гражданского общества.

За рамками нашего анализа остались проблемы идеологии, духовной жизни, культуры, мировоззренческая проблематика. Комплексный и всесторонний анализ еще ждет наших усилий. Потому что нереализованность экономических, политических, социальных ожиданий создает впечатление, что ведущим, а во многом и единственным рычагом и средством осуществления реформ и модернизации остается духовный фактор и социализация. Изменить образ жизни и культуру можно, лишь опираясь на рычаги социализации как ведущие, параллельно модернизируя экономику и технологию. К такой гипотезе приводят итоги проделанного исследования.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Москалева, Диана Олеговна, 2011 год

1. Алексеев, А.И. Российская уголовная политика: преодоление кризиса Текст. / А.И. Алексеев, B.C. Овчинский, Э.Ф. Побегайло. - М.: Норма, 2006. -144 с.

2. Антонян, Ю.М. Преступное насилие как глобальная проблема Текст. / Ю.М. Антонян, С. Гирько // Профессионал. 2008. - № 5(85). - С. 22-25.

3. Артамошкин, М. Формирование государственной системы профилактики правонарушений Текст. / М. Артамошкин // Профессионал. -2008.-№4(84).-С. 2-5.

4. Афанасьев, М.Н. Невыносимая слабость государства Текст. / М.Н. Афанасьев. М. РОССПЭН, 2006. - 272 с.

5. Бард, А. КЕТократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма Текст. / А. Бард, Я. Зодерквист. СПб.: Стокгольм, шк. экономики в С.-Петерб., 2004. - 252 с.

6. Бауман, 3. Индивидуализированное общество Текст. / 3. Бауман.- М.: Логос, 2005. 390 с.

7. Бауман, 3. Текучая современность Текст. / 3. Бауман. СПб,: Питер, 2008. - 240 с.

8. Безрук, Г.В. Малое предпринимательство в модернизирующемся регионе Текст.: дис . канд. социол. наук: 22.00.06 / Безрук Галина Владимировна. Майкоп, 2010.

9. Бек, У. Общество риска. На пути к другому модерну Текст. / У. Бек / пер. с нем. В. Сидельникова, Н. Федоровой; поел. А. Филиппова. М.: Прогресс-Традиция, 2000. - 384 с.

10. Бельчук, А.И. Общие итоги системных реформ Электронный ресурс. / А.И. Бельчук // Перспективы. Электрон, дан. - М.: Фонд истор. перспективы, 2007. - № 32. - Режим доступа: http://www.perspektivy. info/print .php. - Загл. с экрана.

11. Беляев, Э.В. Трансформация: у каждой страны уникальный путь Текст. / Э.В. Беляев // Социологические исследования. 2002. - № 10. - С. 37-44.

12. Бреннан, Дж. Причина правил Текст. / Дж. Бреннан, Дж. Бьюке-нен. СПб.: Эконом, шк., 2005.-272 с.

13. Бузгалин, A.B. Переходная экономика Текст. / A.B. Бузгалин. -М.: Таурус; Проспериус, 1994. 472 с.

14. Бузгалин, A.B. Эвристический потенциал политэкономии социализма в XXI веке Электронный ресурс. / A.B. Бузгалин // Альтернативы. -Электрон, дан. М.: Ин-т философии РАН, 2004. - № 2. - Режим доступа: http://www.alternativy.ru/ node/784. - Загл. с экрана.

15. Бьюкенен, Дж. М. Сочинения Конституция экономической политики. Расчёт согласия. Границы свободы Текст. / Дж.М. Бьюкенен; пер. сангл. М: Таурус Альфа, 1997. - 560 с. - (Нобелевские лауреаты по экономике: Т. 1).

16. Виноградов, В.Д. Современный тип российского общества: социальная структура и государственность Текст. / В.Д. Виноградов // Общество и власть: проблемы взаимодействия / отв. ред. В.Д. Виноградов. -СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2006. С. 50-51.

17. Вишневский, А.Г. Русский или прусский?: Размышления переходного времени Текст. / А.Г. Вишневский. М.: ГУ ВШЭ, 2005. - 383 с.

18. Гайдар, Е.Т. Гибель империи. Уроки для современной России Текст. / Е.Т. Гайдар. М. РОССПЭН, 2006. - 448 с.

19. Гайдар, Е.Т. Сочинения Текст. В 2 т. Т. 1. Государство и эволюция. Дни поражений и побед / Е.Т. Гайдар. М.: Евразия, 1997. - 560 с.

20. Гаман-Голутвина, О.В. Меняющаяся роль государства в контексте реформ государственного управления: отечественный и зарубежный опыт Текст. / О.В. Гаман-Голутвина // Политические исследования (Полис).2007. -№4.-С. 24-46.

21. Гельман, В.Я. Из огня да в полымя? (Динамика постсоветских режимов в сравнительной перспективе) Текст. / В.Я. Гельман // Политические исследования (Полис). 2007. - № 2. - С. 81-108.

22. Гельман, В.Я. Перспективы доминирующей партии в России Текст. / В.Я. Гельман // Pro et Contra. 2006. - Т. 10. - № 4. - С. 62-71.

23. Гельман, В.Я. Политические партии России: от конкуренции к иерархии Текст. / В.Я. Гельман // Политические исследования (Полис).2008.-№5.-С. 135-153.

24. Гриценко, В.П. Социальная семиотика Текст. / В.П. Гриценко. -Екатеринбург: Ин-т междунар. связей, 2006. 244 с.

25. Гудков, Л. Цинизм «непереходного общества» Текст. / Л. Гудков // Вестник общественного мнения. 2005. - № 2. - С. 51.

26. Давыдов, Ю.Н. Российская ситуация в свете веберовского различения двух типов капитализма Текст. / Ю.Н. Давыдов // Россия: трансформирующееся общество / под ред. В.А. Ядова. М.: Канон-пресс Ц, 2001. - С. 64-76.

27. Данилов, Д. Эпоха младшего консула Электронный ресурс. / Д. Данилов // Политический журнал. Электрон, дан. - М.: Полит, журн, 2007. -№ 34 (177). - Режим доступа: http://www.PolitJournal.ш>index.php?action. -Загл. с экрана.

28. Данилова, Е. Нестабильная социальная идентичность как норма современных динамичных обществ Текст. / Е. Данилова, В. Ядов // Социологические исследования. 2004. - № 4. - С. 23-27.

29. Дубовцев, В.А. Национальные интересы России: итоги десяти лет дискуссий Текст. / В.А. Дубовцев // Россия и современный мир. 2008. - № 2. - С. 28-44.

30. Евтух, А. Информационная эпоха и актуальные проблемы экономики Текст. / А. Евтух // Мировая экономика и международные отношения. 2005. - № 4. - С. 24.

31. Егоров, B.C. Интернетизация и рынок Текст. / B.C. Егоров // Егоров B.C. Философия открытого мира. М.: Модэк, 2001. - С. 237-243.

32. Ермолавичюс, Ю.Ю. Глобальный кризис и пути выхода из него Текст. / Ю.Ю. Ермолавичюс. М.: [Б.и.], 2011. - 551 с.

33. Жюльен, Ф. О "времени". Элементы философии "жить" Текст. / Ф. Жюльен / пер. с франц. В.Г. Лысенко. М.: Прогресс-Традиция, 2005. -280 с.

34. Заславская, Т.И. Современное российское общество: социальный механизм трансформации Текст. / Т.И. Заславская. М.: Дело, 2004. - 400 с.

35. Зудин, А.Ю. Режим Владимира Путина: контуры новой политической системы Текст. / А.Ю. Зудин // Общественные науки и современность. 2003. - № 2. - С. 67-83.

36. Ильин, И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм Текст. / И. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 210 с.

37. Иноземцев, B.JI. "Класс интеллектуалов" в постиндустриальном обществе Текст. / B.JI. Иноземцев // Социологические исследования. 2000. №6.-С. 38-49.

38. Иноземцев, B.JI. Инвестиции и производительность в постиндустриальной ситуации Текст. / B.JI. Иноземцев // Воспроизводство и экономический рост/ под ред.В.НЛерковца, В.А.Бирюкова. М.: Теис, 2001. -С. 216-218.

39. Интервью с Робертом Лукасом-младшим // О чём думают экономисты: беседы с нобелевскими лауреатами Текст. / под ред. П. Самуэльсона, У. Барнетта. М.: Альпина Бизнес Букс, 2009. - С. 98-108. - (Сколково).

40. Казеннов, С.Ю. «Концепция-2020»: в поиске реализуемогосценария Электронный ресурс. / С.Ю. Казеннов // Перспективы. Электрон.136дан. М.: Фонд истор. перспективы, 2008. - Режим доступа: http://www.perspektivy.info/print.php. - Загл. с экрана.

41. Кива, А. Какой режим формируется в России? Текст. / А. Кива // Свободная мысль. 2007. - № 12. - С. 5-16.

42. Килясханов, М.Х. Мифология пространства социального бытия современной России: социально-философский анализ Текст.: дис . канд. фил ос. наук: 09.00.11/ Килясханов Магомед Хизриевич. Тверь, 2010.

43. Китахара А. Реальность и идеальный образ общины (Япония и Таиланд) Текст. / А. Китахара // Философские науки. 1996. - № 1/4. - С. 3048.

44. Клейнер, Г.Б. Системный ресурс национальной экономики Текст. / Г.Б. Клейнер // Экономико-правовые аспекты модернизации России: к эффективной и нравственной экономике: кол. моногр. Краснодар: ЮИМ, 2009. - С. 7-30.

45. Клименко, С.С. Свобода в системе ценностей современного российского общества Текст.: автореф. дис. . канд. филос. наук: 09.00.11 / Клименко Сергей Сергеевич. Нальчик, 2010. - 21 с.

46. Козловский П. Современность постмодернизма Текст. / П. Козловский // Вопросы философии. 1995. - № Ю. - С. 85-95.

47. Козырева, П.М. Бедность и богатство в трансформирующемся обществе Текст. / П.М. Козлова // Россия реформирующаяся: ежегод. М.: Ин-т социол. РАН, 2008. - Вып.7. - С. 101-120.

48. Колганов, А.И. Инновационная модель развития для российской экономики Текст. / А.И. Колганов // Экономика знаний и инновации: перспективы России / под ред. A.B. Бузгалина. М.: МГУ; ТЕИС, 2007. - С. 238-297.

49. Конституция Российской Федерации Текст. М.: Приор, 2001.32 с.

50. Концепция долгосрочного социально-экономического развития

51. Российской Федерации до 2020 г. Электронный ресурс.: утв. распор. Прави137тельства РФ от 17 нояб. 2008. Электрон, дан. - М., 2008-2011. - Режим доступа: http://www.youngscience.ru. - Загл. с экрана.

52. Коргунюк, Ю. Становление партийной системы в современной России Текст. / Ю. Коргунюк. М.: Партинформа, 2007. - 544 с.

53. Краснов, М. Конституция в нашей жизни Текст. / М. Краснов // Pro et Contra. 2007. - № 4/5(38). - С. 30-42.

54. Левада, Ю.А. Ищем человека Текст. Социологические очерки. 2000—2005. / Ю.А. Левада. М.:, 2006. - 384 с. - (Новая история).

55. Левада, Ю.А. Человек обыкновенный в двух состояниях Текст. / Ю.А. Левада // Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. 2005. - № 1(75).-С. 9-19.

56. Литвинов, В.А. Социальная стратификация и уровень жизни в современной России Текст. / В.А. Литвинов // Россия и современный мир. -2008.-№ 2(59). С. 172-180.

57. Лукин, А.В. Демократизация или кланизация? Эволюция взглядов западных исследователей на перемены в России Текст. / А.В. Лукин // Политические исследования. 2000. - № 3. - С. 61-79.

58. Мавлиева, Г.Р. Субъект рыночной деятельности в структуре бизнес-коммуникаций современной России Текст.: дис. . канд. филос. наук: 09.00.11 / Мавлиева Гульназ Рафитовна. Уфа, 2011.

59. Макаренко, Б. Новый закон о выборах и эволюция режима Текст. / Б. Макаренко // Pro et Contra. 2006. - Т. 10. - № 1. - С. 95-103.

60. Малкина, М.Ю. Основы институционального подхода к анализу роли государства Текст. / М.Ю. Малкина, И.В. Розмаинский // Экономические субъекты постсоветской России (институциональный анализ) / под ред. Р.М. Нуреева. М.: МОНФ, 2001. - С. 573-574.

61. Маркс, К. Сочинения Текст. В. 50 т. Т.8 / К. Маркс, Ф. Энгельс.- 2-е изд. - М.: Политиздат, 1986. - С. 119.

62. Медведев, Д.А. Россия вперед! Электронный ресурс.: сайт Президента РФ / Д.А. Медведев. Электрон, дан. - М.: Адм. Президента РФ, 2000-2011. - Режим доступа: http://www.kremlin.ru/. - Загл. с экрана.

63. Мировой кризис 2008- 2009 гг. Электронный ресурс. / Пред ст. Мирового финанс. Кризиса в Рос. Электрон, дан. - М.: Мировой кризис, 2009-2011. - Режим доступа: http://www. mirovoy-crisis.ru/. - Загл. с экрана.

64. Миронов, О.О. Государство обязано защищать человека Текст. / О.О. Миронов // Проблемы социальной и криминологической профилактики преступлений в современной России: материалы Всерос. науч.-практ. конф. (18-20 апр. 2002 г.). М., 2002. - Вып. 1. - С. 49.

65. Московская-Муштак, Е.А. Российские СМИ в системе коммуникаций между субъектами экономики трансформационного типа Текст.: дис. . канд. филол. наук: 10.01.10 / Московская-Муштак Елена Аркадьевна. М., 2005. - 255 с.

66. Мюллер, Р. Смена парадигм посткоммунистических трансформаций Текст. / Р. Мюллер, А. Пикель // Социологические исследования. 2002.- № 9. С. 67-82.

67. Наумова, Н.Ф. Рецидивирующая модернизация в России: беда, вина или ресурс человечества Текст. / Н.Ф. Наумова. М.: Эдиториал УРСС, 1999.-176 с.

68. Немецкие демографы: Россия исчезающая держава Электронный ресурс. — Электрон, дан. - М.: БФМ, 2011. - Режим доступа: http:// www. bfm. ru/articles/2011/04/13/. - Загл. с экрана.

69. Никовская, Л.И. Публичная политика в современной России: между корпоративно-бюрократическим и гражданско-модернизаторским выбором Текст. / Л.И. Никовская, В.Н. Якимец // Полития. 2007. - № 1. - С. 3052.

70. Новиков, A.B. Национальный экономический менталитет в контексте российских реформ: историко-экономический очерк Текст. / A.B. Новиков. СПб.: Изд-во СПб ун-та, 2006. - 201 с.

71. Новые идеи в социальной философии Текст. / ред. В.Г. Федотова. М.: Ин-т филос. РАН, 2006.

72. О безопасности Текст.: закон РФ от 5 марта 1992 г. № 2446-1 (ред. от 7 марта 2005 г.) // Ведомости РФ. 1992. - № 15. - Ст. 769.

73. Общество и власть: проблемы взаимодействия Текст. / отв. ред. В.Д. Виноградов. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2006. - 247 с.

74. Олейник, А. Власть как везение и проклятие Текст. / А. Олейник // Независимая газета. 2008. - 15 мая.

75. Осипов, Г.В. Перспективы социокультурной динамики и партнерства цивилизаций Текст. / Г.В. Осипов, Б.Н. Кузык, Ю.В. Яковец. М.: Ин-т эконом, стратегий, 2007. - С. 243-244.

76. Осипов, Ю.М. Постижение России Текст. / Ю.М. Осипов. М.: Экономиста», 2005. - 496 с.

77. Пастухов, В.Б. Темный век (Посткоммунизм как «черная дыра» русской истории) Текст. / В.Б. Пастухов // Политические исследования (Полис). 2007. - № 3. - С. 24-38.

78. Петров Н., Внутренние проблемы власти Текст. / Н. Петров, А. Рябов // Пути российского посткоммунизма: очерки М.: Изд-во Р. Элинина, 2007.-С. 64-98.

79. Петров, Н. Корпоративизм vs регионализм Текст. / Н. Петров // Pro et Contra. 2007. - № 4/5.

80. Пивоваров, Ю.С. Русская власть и публичная политика. Заметки историка о причинах неудачи демократического транзита Текст. / Ю.С. Пивоваров // Полис. 2006. - № 1. - С. 12-32.

81. Полтерович, В.М. Институциональные ловушки и экономические реформы Текст. / В.М. Полтерович // Экономика и математические методы. 1999.-Т. 35.-№2.-С. 3-19.

82. Полтерович, В.М. Элементы теории реформ Текст. / В.М. Полтерович. М.: Экономика, 2007. - 447 с.

83. Полякова, H.JI. XX век в социологических теориях общества Текст. / H.JI. Полякова. М.: Логос, 2004. - 384 с.

84. Президент РФ. Послание Федеральному Собранию Российской Федерации на 2009 г. Электронный ресурс. / Президент Рос. Федер. Электрон. дан. - М.: Адм. Президента РФ, 2000-2011. - Режим доступа: http://news.kremlin.ru/transcripts/5979. - Загл. с экрана.

85. Примаков, Е.М. Мир без России? К чему ведет политическая близорукость Текст. / Е.М. Примаков. М. Рос. газ., 2009. - 239 с.

86. Пшизова, С.Н. Политика как бизнес: российская версия Текст. В 2 ч. Ч. 2. / С.Н. Пшизова // Политические исследования (Полис). 2007. - № 3.- С. 65-77.

87. Ракитов, А.И. Наука, образование и супериндустриальное общество: реалистический проект для России Текст. / А.И. Ракитов // Вопросы философии. 2009. - № 10. - С. 60-69.

88. Римский, В.Л. Бюрократия, клиентелизм и коррупция в России Текст. / В.Л. Римский // Полития 2007. - № 1. - С. 65-84.

89. Рогов, К. Неприемлемый преемник Текст. / К. Рогов // Pro et Contra. 2007. - № 4/5. - С. 6-30.

90. Розмаинский, И.В. «Инвестиционная близорукость» в посткейнсианской теории и в российской экономике Текст. / И.В. Розмаинский // Вопросы экономики. 2006. - № 9. - С. 71-82.

91. Розмаинский, И.В. Неопределенность и институциональная эволюция в сложных экономических системах: посткейнсианский подход Текст. / И.В. Розмаинский // Вопросы экономики. 2009. - № 6. - С. 48-59.

92. Российская идентичность в социологическом измерении Текст.: аналит. докл. РГ Ин-та социол. РАН: в 3 ч. // Политические исследования (Полис). 2008. - № 1-3.

93. Россия в глобализирующемся мире: социальные аспекты Текст.: коллектив, моногр. М.: ИСЭПН РАН, 2006. - 356 с.

94. Рывкина, Р. Социология российских реформ. Социальные последствия экономических перемен. Курс лекций Текст. / Р. Рывкина. М.: ГУ ВШЭ, 2004.-440 с.

95. Саква, Р. Режимная система и гражданское общество в России Текст. / Р. Саква // Политические исследования (Полис). 1997. - № 1. - С. 61-82.

96. Скоробогатов, А.С. Институты как фактор порядка и как источник хаоса: институционально-посткейнсианский анализ Текст. / А.С. Скоробогатов // Вопросы экономики. 2006. - № 8. - С. 102-118.

97. Современная криминальная ситуация на территории Российской Федерации и тенденции ее развития Текст. М., 2008.

98. Сорочайкин, А.Н. Человек в системе социально-экономических отношений Текст. / А.Н. Сорочайкин. Самара: Самар. отд-ние Литфонда, 2007.-196 с.

99. Социальные изменения российского общества в контексте глобального кризиса Текст. / общ. ред. В.И. Жукова. М.: Изд-во РГСУ, 2010. С. 38-42.

100. Социальные трансформации в России: теории, практики, сравнительный анализ Текст. / под ред. В.А. Ддова. М.: Флинта, 2005. -583 с.

101. Станицкис, Я. Посткоммунизм — явление тайны Текст. / Я. Станицкис // Социологические исследования. 2002. - № 1. - С. 17-28.

102. ИЗ. Становление трудовых отношений в постсоветской России Текст. / под. ред. Дж. Дебарделебен, С. Климовой, В. Ядова. М.: Акад. проект, 2004. - 320 с.

103. Сулакшин, С.С. Российская экономика. От сырья к знаниям Текст. / С.С. Сулакшин. М.: Науч. эксперт, 2008. - 128 с.

104. Суслова, Т.И. Глобализация: к вопросу идентичности русской культуры Текст. / Т.И. Суслова // Век глобализации. 2010. - № 2. - С. 154163.

105. Схаляхо, З.Ч. Особенности виртуализации экономической сферы современного общества Текст.: дис. . канд. филос. наук: 09.00.11/ Схаляхо Зарема Чатибовна. Майкоп, 2008. - 154 с.

106. Тамаш, П. О чем свидетельствует сравнительный анализ посткоммунистических трансформаций в разных странах Текст. / П. Тамаш // Социальные трансформации в России: теории, практики, сравнительный анализ / под ред. В.А. Ддова. М.: Флинта, 2005.

107. Тоффлер, А. Третья волна Текст. / А. Тоффлер. M.ACT, 1999.784 с.

108. Тоффлер, Э. Шок будущего Текст. / Э. Тоффлер. М.: ACT, 2003.-557 с.

109. Федерализм и публичная сфера в России и Канаде Текст.: ана-лит. докл. / под ред. А. Галкина. М.: Ун-т Калгари; Горбачев-фонд, 2002. -84 с.

110. Федотова, В.Г. Почему не хочется обсуждать сущность социальной философии и почему мы вынуждены это делать? Текст. / В.Г. Федотова // Новые идеи в социальной философии. М.: ИФ РАН, 2006. - С. 3.

111. Фромм, Э. Бегство от свободы. Человек для самого себя Текст. / Э. Фромм; пер. с нем. М.: Изида, 2004. - 398 с. - (Собрание сочинений: Т. 1).

112. Фукуяма, Ф. Великий разрыв Текст. / Ф. Фукуяма; пер. с англ. под общ. ред. A.B. Александровой. М: ACT; Ермак, 2004. - 474 с.

113. Фурман, Д. Дилемма Медведева Текст. / Д. Фурман // Независимая газета. 2008. - 7 февр.I

114. Фурман, Д. Поворот-2008 Текст. / Д. Фурман // Независимая газета. 2008. - 14 янв.

115. Хайек, Ф.А. Дорога к рабству Текст. / Ф.А. Хайек. М.: Новое изд-во, 2005.-264 с.

116. Хайек, Ф.А. Частные деньги Текст. / Ф.А. Хайек. Б.м.: Ин-т нац. модели экономики, Б.г. (1996). - 229 с.

117. Хантингтон, С. Столкновение цивилизаций Текст. / С. Хантингтон; пер. с англ. Т. Велимеева, Ю. Новикова. М: ACT, 2003. - 603 с.

118. Холодковский, К.Г. Итоги цикла избирательных кампаний и политическая система России Текст. / К.Г. Холодковский // Год планеты: Политика. Экономика. Бизнес. Банки. Образование. М.: Экономика, 2004. - С. 111-112.

119. Холодковский, К.Г. К вопросу о политической системе современной России Текст. / К.Г. Холодковский // Политические исследования. 2009. - № 2. - С. 7-22.

120. Холодковский, К.Г. Ресурсы и перспективы режима. Итоги двадцатилетия реформ Текст. / К.Г. Холодковский. М.: ИМЭМО РАН, 2006.

121. Ципко, А. Русский XXI век: грядущее, которое нам не дано увидеть Текст. / А. Ципко // Вестник аналитики. 2006. - № 4(26). - С. 211-225.

122. Шевцова, Л.Ф. Политические зигзаги посткоммунистической России Текст. / Л.Ф. Шевцова; Carnegie endowment for intern, peace. M.: Б.и., 1997. - (Научные доклады / Моск. центр Карнеги; Вып. 13).

123. Штомпка, П. Культурная травма в посткоммунистическом обществе Текст. В 2 ст. Ст. 2 / П. Штомпка // Социологические исследования. -2001.-№2.-С. 3-12.

124. Штомпка, П. Социальное изменение как травма Текст. В 2 ст. Ст. 1. / П. Штомпка // Социологические исследования. 2001. - № 1. - С. 616.

125. Экономика знаний и инновации: перспективы России Текст. / под ред. A.B. Бузгалина. М.: МГУ; ТЕИС, 2007. - 364 с.

126. Экономика переходного периода: Очерки экономической политики посткоммунистической России. 2000-2007 Текст. М.: Дело АНХ, 2008. - 1328с.

127. Ядов, В.А. Теоретико-концептуальные объяснения «посткоммунистических» трансформаций. Вместо предисловия Текст. / В.А. Ядов // Россия реформирующаяся: ежегод. / отв. ред. М.К. Горшков. М.: Инт социологии РАН, 2007. - Вып. 6. - С. 12-23.

128. Alexander, J.C. Modern, Anti. Post and Neo: How Social Theories have tried to understand the «New World» of «Our times»? Text. / J.C. Alexander. N.Y.: Harper, 1998.

129. Berger, P. The Homeless Mind. Modernization and Consciousness Text. / P. Berger, В. Berger, H. Kellner. N.Y.: Random House, 1973. - P. 19-20.

130. Caldwell, B.J. Economic methodology: rationale, foundation, prospects Text. // Mäki, U. Rationality, institutions & economic methodology / U. Mäki, В. Gustafsson, С. Knudsen. London; New York: Routledge, 1993. - P. 4560.

131. Dahrendorf, R. Reflections on the Revolution in Europe Text. / R. Dahrendorf. L.: Chatto & Windus, 1990.

132. Driant, G. The New Great Transformation? Change and Continuity in East-Central Europe Text. / G. Driant, E. Mokrzycki. L.: Routledge, 1994.

133. Eisenstadt, S.N. Multiple Modernities Text. / S.N. Eisenstadt // Daedalus. 2000. - Vol. 29. - № 1. - P. 3-29.

134. Eisenstadt, S.N. The contemporary Scene Multiple Modernities Text. / S.N. Eisenstadt // Scheuch, E. The Annals of the International Institute of Sociology. Vol. 7/E. Scheuch, D. Sciulli. - Leiden: BRILL, 2000.

135. Favereau, O. L"économie du sociologue ou: penser (T'orthodoxie) à partir de Pierre Bourdieu Text. / О. Favereau // Lahire B. Le travail sociologique de Pierre Bourdieu. Paris: La Découverte, 2001. - P. 255-314.

136. Ferrarotti, F. The Myth of Inevitable Progress Text. / F. Ferrarotti. Westport. London, 1985.

137. Huntington, S.P. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order Text. / S.P. Huntington. N.Y., 1996. - P. 75.

138. Iiiner, M. Post-Communist Transformation revised Text. / M. Iiiner // Czech Sociological Review. 1996. - № 4.

139. Lauristi, M. Return to the Western World: Cultural and Political Perspectives on the Estonian Post Communist Transition Text. / M. Lauristi, P. Viha-lemm. Tartu: University Press, 1997.

140. Lengyel, G. Europe Text. / G. Lengyel // Lengyel G. Economic Institutions, Actors and Attitudes: Easf'Central Europe in Transition. Budapest: University of Economic Sciences, 1992.

141. Mäki, U. How to combine rhetoric and realism in the methodology of economics Text. / U. Mäki // Economics and Philosophy. 1988. - Vol. 4. - № 1. -P. 89-109.

142. Pressman, S. The Role of the State and the State Budget Text. / S. Pressman // Holt, R.P.F. A New Guide to Post Keynesian Economics / R.P.F. Holt, S. Pressman. L.; N. Y.: Routledge. 2001.

143. Robert, E. Methods and Problems in Business Cycle Theory Text. / E. Robert, Jr. Lucas // Journal of Money, Credit and Banking. 1980. - №12 (4). -Part 2: Rational Expectations. - P. 696-715.

144. Rosser, J.B. Uncertainty and Expectations Text. / J.B. Rosser // Holt, R.P.F. A New Guide to Post Keynesian Economics / R.P.F. Holt, S. Pressman. -L.; N.Y.: Routledge, 2001. P. 62.

145. Samuelson, P. Problems of methodology discussion Text. / P. Sa-muelson // American Economic Review. Papers and Proceedings. - 1963. - Vol. 53. - № 2. - P. 232-236.

146. Scheuch, E. The Annals of the International Institute of Sociology. Vol. 7 Text. / E. Scheuch, D. Sciulli. Leiden: BRILL, 2000. - P. 148-161.

147. Shmitter, Ph.C., The Conceptual Travels of Transitologists and Con-solidologists: How Far to the East should they Attempt to Go? Text. / Ph.C. Shmitter, T.L. Karl // Slavic Review. 1994. - Vol. 53. - № 1. - P. 173-185.

148. Stark, D. Path Dependency and Privatization Strategies in

149. Easf'Central Europe Text. / D. Stark // Lengyel, G. Economic Institutions, Actors148and Attitudes: East"Central Europe in Transition. Budapest: University of Economic Sciences, 1992.

150. Weintraub, E.R. Methodology does not matter, but the history of thought might Text. / E.R. Weintraub // Scandinavian Journal of Economics. -1989. Vol. 91. - № 2. - P. 477-493.