Таджикская идентичность и государственное строительство в Таджикистане тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.11, доктор философских наук Шозимов, Пулат Давронович

• Шозимов, Пулат Давронович
• доктор философских наук
• 2006

Оглавление диссертации доктор философских наук Шозимов, Пулат Давронович

Введение

Глава I. Методологические проблемы теории нации

1. Методологические проблемы теории нации: вопрос идентичности 2. Теория идентичности в западноевропейских исследованиях

3. Формы и функции социальной мобилизации: местничество, регионализм, конфессионализм и национализм

Глава II. История и теория таджикской идентичности

61. Таджикская идентичность: исторический контекст

62. Советская конструкция таджикской идентичности

Глава III. Современная конструкция таджикской идентичности

1. Гражданская война в Таджикистане: вопрос идентичности

2. Современные дилеммы таджикской идентичности: вопрос культурной идентификации

3. Современные дилеммы таджикской идентичности: религиозный вопрос

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Таджикская идентичность и государственное строительство в Таджикистане»

Актуальность темы. После обретения национальной независимости, Таджикистан прошел нелегкий путь становления своей государственности. Проблемы, с которыми столкнулся Таджикистан, во многом были связаны с теми экономическими и геополитическими реалиями, которые возникли сразу после разрушения Советского Союза.

До сих пор существуют неоднозначные ответы относительно того, почему в Таджикистане началась гражданская война? Какие причины обусловили эту войну? Не менее важными для мирового сообщества стали такие вопросы, как: каким образом удалось остановить эту кровопролитную гражданскую войну? Что обеспечивает устойчивость мирного договора, который был подписан в 1997г. между Правительством Республики Таджикистан и Объединенной Таджикской Оппозицией? Этот опыт тщательно изучается международным научным сообществом. Нестабильность в мире стала все более нарастать в результате усиливающегося кризиса политических институтов, включая ООН, ориентирующихся на поиске мирных средств для разрешения конфликтных противостояний. Данный кризис происходит на фоне прямо пропорционального усиления направления, связанного с военным и насильственным решением, вокруг возникающих в мире конфликтов.

Решение поставленных проблем зависит от исследования их в системном параметре, который включает в себя методологические, исторические, культурологические и социально-философские аспекты.

В ходе государственного строительства в Таджикистане огромную роль играет формирование и конструирование новой символической истории таджикского народа, которая напрямую связана с проблемой таджикской идентичности. Модификация символических параметров в пространстве политического центра является тем индикатором, который показывает изменения в политических стратегиях центральной власти, что позволяет сделать выводы для ответа на вопросы, поставленные выше.

Не менее важное значение для современного Таджикистана играет методологическое осмысление тех процессов, которые происходят как в социально-политической, так и в культурной сферах. Это связано с нарастающим интересом таджикских исследователей, которые пытаются осмыслить и категоризовать эти процессы, исходя из существующей реальности.

В настоящее время возникла необходимость в выработке новых концептуальных подходов с целью анализа социально-политической и культурной реальности своего общества. Прежние инструментарии не всегда позволяют адекватно осмысливать процессы, происходящие в пространстве современного Таджикистана. Многие подходы, используемые в международном научном мире при объяснении социальных, политических и культурных процессов, до сих пор являются закрытыми для большинства исследователей не только Таджикистана, но и Центральной Азии. Это приводит к тому, что попытки центрально-азиатских интеллектуалов выразить свои идеи в иной концептуальной конструкции не всегда находят свое понимание в западноевропейских научных кругах.

В диссертации проведена категоризация основных западноевропейских концептуальных подходов, которые были соотнесены с контекстом Центрально-азиатского исследовательского пространства.

В связи с этим обстоятельством сегодня настала необходимость выработать собственный теоретический взгляд в отношении этих подходов на основе тщательного их сопоставления с социально-политическим и культурным контекстом Таджикистана. Это влечет за собой и деконструирование некоторых компонентов традиционных теоретических конструктов, которые являлись результатом иной социально - политической реальности.

Степень разработанности проблемы. Проблема, связанная с изучением этноса и нации, активно разрабатывалась в советский период. Сегодня произошел сдвиг от направления изучения проблем нации, этноса в сторону исследования новых возникших социальных явлений таких как: национализм, этноцентризм, идентичность и т.п.

Основными причинами этих изменений являлись не только внешние факторы, которые стали результатом встречи центрально-азиатских интеллектуалов с новыми конструкциями западноевропейской мысли, но и внутренние. Практически всем странам на постсоветском пространстве пришлось столкнуться с новыми социальными феноменами, появившимися в результате новой социально-политической реальности.

Проблемы нации и этноса в советский и постсоветский периоды рассматривались преимущественно в трудах: Арутюнова С.А., Бромлея Ю.В., Дашдамира А.Ф., Джунусова М.С., Здравомыслова А.Г., Калтахчана С.Т., Козлова. В.И., Кушнера П.И., Мнацаканяна М.О., Рогачева П.М., Свердлина М.А., Токарева С.А., Чебоксарова H.H., Широкогорова С. М. и др. Изучение этногенезиса таджикского народа рассматривалось, главным образом, в работах: Андреева М.С., Асимова М.С., Аскарова. A.A., Бартольда В.В., Богоутдинова A.M., Бурякова Ю.Ф., Гафурова Б.Г., Имомова. Ш., Искандарова Б.И., Кислякова H.A., Литвинского Б.А., Масона В.И., Моногарова Л.Ф., Негматова H.H., Ханыкова.Н., Ходжаева Т.К., Шукурова. М. Ш., и др.

Работы, посвященные современным социально- политическим проблемам Таджикистана, связанные с такими социальными формами мобилизации общества как местничество, регионализм и национализм разрабатывались такими исследователями как Абашин С., Абдуллоев К., Асадуллаев И., Асимов М., Ахмедов С., Ашуров А., Бушков В., Гиеев. К., Диноршоев М., Додихудоев X., Идиев X., Имомов Ш., Кузьмин А., Мадамиджанова 3., Масов Р., Микульский Д., Негматов Н., Олимов М., Поляков С., Рахимов Р., Саидмурадов X., Самиев А., Сафаров С., Сусаров А., Трофимов Д., Турсунзод А., Чвырь Л., Чернышев И., Шарипов И., и др.

Рассматривая проблему нации, национализма и идентичности в зарубежных научных исследованиях, можно выделить три ведущих направления:

• Теория рационального выбора (или рационального инструментализма) Бейкера Г.С., Бэнтона М., Миллера Б., Стиглера Д., Хечтера. М., Чви М. С., Чонга Д., Шоберлайна Дж. и др., в основе которой заключены такие параметры как предпочтения, стимулы и интересы индивидуумов, используемые при объяснении вопросов, связанных с вышеназванными понятиями.

• Теория примодиализма, с которой связаны такие имена как: Гирц К., Кэмбэлл Д., Рочстейн Бо., Смит Э., Фукаяма Ф., Хантингтон С., Ховард Росс., Шилз Э. В основе этой теории лежит концептуальная идея о том, что идентичность превосходит интересы и предпочтения в объяснении того, как происходит социальная мобилизация в таких социальных общностях, как этнос и нация. С точки зрения примодиализма вера, ценностные нормативы, исторические ритуалы, символы предопределяют стимулы и интересы. Для примодиалистов этнические категории изначальны и связаны с внерассудочной идентификацией людей со своей этнической группой.

• Теория конструктивизма Андерсона Б., Геллнера Э., Йосифа Р., Крочера Ш., МсСвини Б., Престона П.В., Тишкова В., Хобсбаума Э., и др., для которых появление наций суть недавнего происхождения, которые к тому же были сконструированы и сознательно созданы.

Необходимо отметить исследования, которые прорывают узкие границы отдельных методологических западноевропейских школ мысли и отражают многоуровневый подход, включающий в себя разные методологические направления: Биман.В., Бэйтс Р., Вебер М., Коллинс К., Кэхлер М., Леви М., Личбач М Субрата М., Фукаяма Ф., Халид А., Чекель Дж и др.

Исследование проблем, связанных с анализом опыта межтаджикского мирного договора, а также поиска баланса между религиозными и светскими параметрами в Таджикистане, показывает, что данная проблема еще не достаточно изучена.

В настоящее время этот аспект исследования рассматривается в отечественных отдельных статьях Кабири М., Олимовой С., Рахнамо X., Сатторзода А., Сафарова С., Усмона Д., Усмонова И., Химмматзода М., и др. Крайне слабо исследованной оказывается соотношение проблем идентичности с ходом государственного строительства в Таджикистане в разных ее измерениях: культура и идентичность, религия и идентичность.

Также недостаточно разработана методологическая часть, связанная с исследованием адекватных теоретических подходов применительно к контексту Центральной Азии, в частности, к Таджикистану относительно исследований таких социальных явлений как местничество, регионализм, национализм, этноцентризм и конфессионализм.

До сих пор отсутствует целостная концептуальная работа о таджикской идентичности и ее влияния на ход государственного строительства в Таджикистане, включающая в себя методологический, исторический, социально-политический и социально - философский аспект.

Объектом исследования. Объектом данного исследования стали политические, региональные и конфессиональные элиты, включенные в процесс конструирования как исторической, так и современной таджикской идентичности. В ходе работы объектом исследования становились не только действующие элиты, но и средние и нижние страты общества, раскрывающие разницу своих представлений о том, что есть таджикская идентичность.

Предметом исследования является изучение того, как осуществлялся процесс образования социально-политических конструкций на территории Центральной Азии, в частности, в Таджикистане, выраженных как в историческом, так и современном параметре. В предмет исследования также входит процесс категоризации Центрально-азиатского пространства, и то, каким образом эта категоризация влияла и предопределяла социально-политические процессы в нем.

При этом характер конструирования современного символического пространства и его связь с ходом государственного строительства в Таджикистане, также входят в предмет исследования.

Цель и задачи исследования. Целью данной работы является определение структуры и функции национальной таджикской идентичности в социально-политическом, культурном и социально-философском контексте Центрально-азиатского региона, а также их влияния на ход государственного строительства в Таджикистане.

Поставленная цель определяет следующие задачи исследования:

• Определение характера взаимоотношений различных категориальных подходов, связанных с такими социальными понятиями как нация, этнос, национализм и идентичность.

• Определение места и роли идентичности в системе социальных наук.

• Выявление природы советской социальной конструкции таджикской нации, осуществленной в период национального размежевания.

• Определение роли, которую сыграли политические и интеллектуальные элиты (на примере джадидов) в ходе национального размежевания, обусловившего кардинальное изменение политической карты Центрально-азиатского региона.

• Раскрытие формы социальной конструкции Таджикистана, осуществленной в период советской власти, которая стала катализатором начала гражданской войны в Таджикистане.

• Показ деконструирования прежней советской социальной конструкции и начало создания новой консолидирующей концепции в конце гражданской войны, основывающейся на иной социально-политической и культурной конфигурации сил в Таджикистане.

• Раскрытие современной дилеммы таджикской идентичности и ее влияния на характер и форму развития процесса государственного строительства в Таджикистане.

Теоретико-методологическая основа исследования. Основным методом данного исследования выступает контекстуальное использование таких подходов к изучению проблем этноса, нации, национализма и идентичности как: теория рационального выбора (рационального инструментализма), теория примодиализма и теория конструктивизма. При этом автор также активно использовал принцип историзма и диалектический метод.

Автор ориентировался на таких исследователей как: Андерсон Б., Бейкер Г., Биман В., Бромлей Ю., Геллнер Э., Гирц К., Дашдамиров А., Здравомыслов А., Кэмбэлл. Д., Смит Э., Стиглер Д., Тишков В., Фукаяма Ф., Хобсбаум Э., Шилз Э., Широкогоров С.

Информационная база диссертации была основана на таких антропологических и социологических методах исследования как: наблюдение, беседа, интервьюирование и социологический опрос. Работая над конкретным эмпирическим материалом, использовались труды видных специалистов в области политологии, истории, культуры и религии (Андреева М., Асимова М., Бартольда В., Богоутдитова А., Бушкова В., Гафурова Б., Диноршоева М., Литвинского Б., Масова Р., Микульского Д., Негматова Н., Шукурова М.).

Научная новизна работы определяется совокупностью поставленных задач, включающих как теоретико-методологическое, так и конкретно-эмпирическое изучение такого социального феномена как таджикская идентичность и ее взаимоотношение с ходом государственного строительства в Таджикистане. Отсутствие специальных монографических работ по данной проблеме, а также изучение ее в системном аспекте, который включает как теоретические, так и практические параметры, позволяет рассматривать представленную работу как обладающую научной новизной. Теоретическая и практическая новизна работы заключается в следующем:

• Впервые переосмыслены и категоризованы такие понятия как: этнос, нация, идентичность, местничество, национализм, этническое и национальное самосознание в контексте социокультурной реальности современного Таджикистана.

• Впервые на примере современных западноевропейских методологических подходов выявлены контексты, которые обуславливают преимущественные стороны, а также недостатки этих подходов при изучении проблемы нации, национализма и идентичности.

• Впервые выявлена междисциплинарная связь между философскими, социальными и психологическими категориями в вопросе об идентичности.

• Выявлены причины того, почему джадиды (таджики по происхождению), так и не смогли отстоять национальные интересы таджикского народа в ходе первого национального размежевания.

• Раскрыта взаимосвязь социально-политических и культурных конструкций, концептуализирующих Центрально-азиатский регион в досоветский, советский и постсоветский период;

• Впервые показана связь социальной конструкции, созданной политическими и интеллектуальными элитами в ходе социалистического строительства республик Центральной Азии, в частности, Таджикистана, с тем, каким образом эта конструкция стала мобилизирующим фактором начала гражданской войны в Таджикистане;

• Раскрыт процесс деконструирования прежней социальной системы взаимоотношений на территории Таджикистана (1989-1997гг.).

• Впервые раскрываются проблемы, связанные с ходом конструирования современной таджикской идентичности на примере исследования таких символических форм как: национальный язык, памятники, улицы, символы денежной номинации и государственная символика герба Республики Таджикистан;

• впервые раскрывается борьба между культурными и конфессиональными элитами за национальную идентичность в таджикском обществе и отражение ее в изменениях стратегии государства, влекущих за собой также и изменение социальных ролей элит, включенных в эту борьбу.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Нация есть продукт современности, в которой принцип социальной универсальности, выраженный в формах государственных атрибутов власти, находится в соответствии с культурной особенностью той или иной социальной общности. В отличие от государства, нации обращают внимание на сохранение баланса между территориальными и культурными особенностями своего общества. Если этносы существуют, государства образуются, то нации конструируются.

2. Граница разделения нации и этноса определяется посредством функциональной связи между государством и культурой. Если в этносе границы государства определяются границами культуры, то в нации границы культуры определяются границами государства.

3. Формы социальной мобилизации общества, такие как местничество, регионализм и национализм выражаются через следующие свои характеристики. Местничество, рассматриваемое в границах индивидуального (субъектного) сознания, работает в позитивном социальном параметре и рассматривается как субэтнический патриотизм, включающий в себя такой элемент, как любовь к своей "малой родине", выраженный в качестве своего физически-духовного хронотопа. Местничество, рассматриваемое в границах коллективного (объектно-социального) сознания, работает в негативном социальном параметре и рассматривается собственно в качестве равного самому себе. Таким образом, субэтнический патриотизм, выраженный сквозь призму индивидуального сознания (позитив), и местничество, выраженное сквозь призму коллективного сознания (негатив), являются элементами этнического самосознания.

4. При переходе этнического самосознания на более высокий уровень социальной организации происходит трансформация его в национальное самосознание. Так, субэтнический патриотизм трансформируется в национальный патриотизм, а местничество - в национализм. Таким образом, национальный патриотизм и национализм являются структурообразующими элементами национального самосознания.

5. Идентичность есть параметр сознания, включающий в себя как рассудочные, так и внерассудочные уровни, фиксирующие отождествление субъекта или группы с важными социо-культурными и политическими событиями рода, этноса и нации, закрепленные в ритуалах, мифах, что ведет к установлению моделей для их социального действия.

Идентификация в отличие от идентичности есть способ, посредством которого осуществляется отождествление чего-либо с чем -либо.

Существуют следующие подходы к исследованию проблемы идентичности: идентичность как данное (теория примодиализма); идентичность - избираемая (теория рационального выбора или рационального инструментализма) и идентичность конструированная (теория конструктивизма).

6. Главная проблема, с которой сталкиваются большинство исследователей относительно вопроса теории этноса, нации, национализма и идентичности, связана с тем, что одним теоретическим подходом пытаются объяснить все процессуальные феномены социальных объектов.

Теория рационального выбора (рационального инструментализма), теория примодиализма и теория конструктивизма не относятся в равной мере к одним и тем же социальным объектам исследования. Каждый из подходов стоит использовать в том контексте, в котором он будет наиболее эффективен: теория рационального выбора для исследования проблем индивидуальных интересов и стимулов в ходе трансформации социально-политических систем; теория примодиализма для рассмотрения этноса и этничности, и, наконец, теория конструктивизма - для изучения проблем нации и национализма.

7. Социальная теория рационального выбора, конструктивизма и примодиализма соотносима и имеет непосредственную связь с такими ключевыми философскими категориями как: единичное, особенное и всеобщее.

Итак, исходя из вышеизложенного, стоит отметить следующее:

• теория рационального выбора соотносится с категорией единичного, где превалирование интересов, предпочтений, стимулов в большей мере связано с ролью индивидуальностей или личностей и той ролью, которую они играют в изменении окружающей их социальной реальности;

• теория конструктивизма соотносится с философской категорией особенного в силу того обстоятельства, что в конструировании каких-либо социальных образований и идентичности вовлечены элиты;

• теория примодиализма связана с категорией всеобщего. В данной теории важную роль играют не индивидуальности и элиты, а всеобщий народный дух, который выражен в общих культурных нормативах, заданных историей.

8. Джадиды, особенно, их радикальные члены, реализующие программы пантюркизма, были в тисках концептуализированной реальности в термине «Туркестанский край», который был сформулирован российской этнографической школой имперского периода в 1867г.

В дальнейшем многие среднеазиатские интеллектуалы использовали данный конструкт, который во многом предопределил судьбу Центральной Азии. Таджики были тем народом, который, с одной стороны, должен благодарить судьбу за то, что Россия дала возможность обрести свою государственность, пусть с урезанными границами и недостаточной независимостью после образования Таджикской Советской Социалистической республики, с другой, -таджики стали жертвой той концептуализации Средней Азии, которая была осуществлена в 70- е годы Х1Хв. Российской этнографической школой.

9. Гражданская война в Таджикистане стала результатом той конструкции, которая была заложена при Союзном центре по формуле: Россия- Узбекистан (с центром Ташкент)- Таджикистан (с опорой на политическую элиту Ленинабадского региона, контролирующего восточный и южные регионы).

Социальная мобилизация в ходе гражданской войны осуществлялась посредством племенных связей узбекских субэтнических групп через следующую конструкцию: Узбекистан - Таджикистан (Худжанд-Куляб -Курган-тюбе). Эта коалиция была закреплена посредством межбраковых связей на уровне, как формальных, так и неформальных элит.

10. Борьба политических элит за контроль над основными символическими ресурсами Таджикистана прослеживается в том, как распределяются национальные символы в структуре центр- периферия. Центральные пространства социальной реальности становятся ареной борьбы различных программ культурных элит. Смена на центральной площади памятника В. И. Ленина на памятник А. Фирадавси в 1989г. означала начало деконструкции советской таджикской идентичности и конструкции новой идентичности, основанной на совпадении ее с проиранским культурным пространством в связи с приходом движения культурно-националистической элиты «Растохез». В дальнейшем, смена памятника А. Фирдавси на памятник И. Сомони стала предзнаменованием смены культурологической элиты политической.

11. Политическая элита Таджикистана ориентирована на закреплении связи между культурным символическим пространством и территориальным в границах современного Таджикистана, несмотря на то, что многие символы выходят за пределы современных границ страны. Данная тенденция прослеживается на примере статуса государственного таджикского языка. Исключение Рудаки из денежной номинации страны связано с именем С. Айни, символ которого ознаменовал совпадение культурных границ с современным пространством Таджикистана. В отличие от А. Рудаки, который является основоположником классического таджикско-персидского языка, С. Айни является основоположником современного таджикского языка на основе графики кириллицы. Это сегодня особо ярко прослеживается в дискуссии о языке между таджикскими академиками Шукуровым М. и Масовым Р.

Ориентация на проиранскую таджикскую идентичность показывает, что сегодня среди ее сторонников идет активный поиск скорее этнической таджикской идентичности, нежели национальной, которая ориентирована на «браке между государством и религией», являющимся основным постулатом сегодняшней политической элиты Таджикистана.

12.Нельзя исключать и потенциал транснациональной идентичности, которая будет ориентироваться в большей степени на общецивилизационную иранскую идентичность, включающую символическое культурное пространство современных территорий Таджикистана, Ирана и Афганистана. Научно- практическая значимость. Основные положения и выводы диссертации могут быть использованы для дальнейшего решения проблем идентичности и национализма.

Результаты, полученные в диссертации, явились определенным вкладом в методологическую проблематику, связанную с контекстуальной реализацией теоретических подходов в специфических социально-политических и культурных контекстах стран Центрально-азиатского региона.

Некоторые выводы работы могут быть использованы в качестве показательных примеров в учебных программах, демонстрирующих сложный характер протекания социальных процессов в Таджикистане.

Ряд инновационных идей диссертационной работы может быть предметом для развития их в новое научное направление.

Полученные в диссертации результаты могут быть также использованы в соответствующих спецкурсах в преподавании социальной философии, социологии, социальной антропологии, культурологии и политологии в высших учебных заведениях.

И, наконец, результаты работы могут быть реализованы в качестве рекомендаций, как для Правительства Республики Таджикистан, так и для стран Центрально-азиатского региона.

Апробация исследования. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании Отдела социальной философии Института философии и права АН Республики Таджикистан. Основные положения и результаты диссертации излагались в виде лекций, докладов и сообщений на Ученом Совете ИФиП АН РТ, теоретических семинарах Отдела социальной философии ИФиП АН Республики Таджикистан.

Основное содержание диссертации отражено в монографии, статьях и учебно-методических разработках в общем объеме более 40 печатных листов. Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

Заключение диссертации по теме «Социальная философия», Шозимов, Пулат Давронович

Заключение

В первой главе «Методологические проблемы теории нации» рассматриваются проблемы, связанные с определением места и характера взаимоотношений между такими понятиями как этнос, нация и идентичность, а также связи и различия между этническим, национальным самосознанием и идентичностью. При этом данные понятия были рассмотрены сквозь призму различных концептуальных подходов.

Первый параграф «Методологические проблемы нации: вопрос идентичности» направлен на поиск адекватного понимания категориального аппарата социальных и политологических дисциплин, который сегодня для современного Таджикистана имеет немаловажное значение. Многие социальные понятия, такие как нация, этнос, идентичность и др. характеризуются до настоящего времени все еще в терминах «советской методологической школы». В советской этнологии такие понятия, как этнос, народ, нация рассматривались, главным образом, субстанционально. В ходе дискуссий относительно дефиниций этих понятий и их различий, многие характеристики этноса были схожи с характеристиками нации. Единственное существенное различие было связано с тем, что этнические целостности рассматривались в диахронной плоскости, тогда как параметры нации - в синхронной.

Как показывает анализ, тесная связь нации с этносом действительно обнаруживается. Однако это не связано с тем, что понятие этноса и нации лежат в одном семантическом поле. Основная проблема заключалась в том, что нация рассматривалась лишь как высшая социальная форма, по сравнению с этносом, при чем все это выводилось, исходя из принципа историзма. Этого не достаточно для определения этих различий.

Наличие стандартного определения нации, данное классиками марксизма, стало стандартом и для интеллектуалов обществоведов советского времени. Различия носили скорее количественный, нежели качественный характер.

Одна из проблем, которая прослеживается в исследовательском пространстве советского периода, заключается в неясном разграничении этнических и национальных параметров.

Вопрос заключается в том, что данный подход может быть эффективным для изучения этноса, но когда он экстраполируется на понятие нации, то он перестает быть эффективным. Главной причиной этого явилось некритическое принятие германской традиции 19 в., где понятие нации рассматривалось сквозь призму этно-культурных дифференцирующихся признаков. Другая причина заключалась в том, что советская идеология не достаточно обращала внимание на субъективные (внерассудочные) параметры этноса и нации. Вопрос идентичности практически исключался, или же, в лучшем случае, рассматривался в объективированных параметрах языка или культуры.

Это привело к тому, что после распада Союза, современные российские антропологи, связанные с направлением радикального конструктивизма поставили под сомнение понятия этноса и нации. Радикальный конструктивизм новой российской научной элиты низвел эти понятия лишь к идеологическим лозунгам, исключая их тем самым из научной категориальной системы. Этот вызов практически поставил под сомнение объективность данных понятий и тем самым поднял вопрос о том, существуют ли тогда иные понятия, которые могут заменить такие термины как этнос и нация.

Автор вступает в дискуссию с данной позицией, акцентируя первоначально свой взгляд на обнаружение границ между этносом и нацией. Им выдвигается следующий тезис: если в этносе границы государства определяются границами культуры, то в нации - границы культуры определяются границами государства. (То есть современный национализм требует совпадения территориальных границ государства с культурными).

Далее автор дискутирует относительно идеи исключения понятия этноса и нации из научного языка. С этой точки зрения объективность понятия нации заключается в том, что оно обладает своими реальными признаками, которые можно отнести к материальному внешнему измерению нации: территория, государство, атрибуты власти, политический суверенитет, социальные стандартизированные механизмы государственного управления и т.п. При этом характеристики, выражающие материальное, внешнее измерение нации, обладают своей целостностью и универсальностью, характерной почти для всех без исключения наций. Особо следует подчеркнуть, что данное «внешнее» измерение нации является обязательным и всеобщим структурным принципом, характерным для любой нации, в то время как для этноса оно может выражаться только некоторым образом, т.е. не всегда тот или иной компонент является особо необходимым для образования этноса. Внешнее, материальное измерение нации, являясь всеобщим универсально-структурообразующим принципом современных национальных образований, обладает устойчивыми, константными характеристиками. Это несмотря на то, что материальное измерение, в силу своих базисных форм является текучим и дискретным. Тем не менее, мы обнаруживаем основные её характеристики именно через внешнее, материальное измерение нации. Это связано с тем, что дискретность и изменяемость не могут быть выражены через самих себя, а только через свои противоположности: устойчивость и константность.

Вторым (внутренним) измерением нации является её духовное основание. Оно выражается через мифы, ритуалы, обряды, символы, язык, традиции и т.п. В этом случае духовное измерение нации выражает себя через структурообразующий принцип. Таким образом, внешнее измерение нации выражает её устойчивость, прежде всего по отношению ко всему внешнему миру, по отношению к другим социально-политическим образованиям, имеющим те же характеристики, что и у окружающих её национальных образований. То есть гарантом устойчивости нации являются другие нации, которые построены по одному и тому же принципу; однако, внутренним структурообразующим принципом является духовное измерение, которое выражает внутреннюю целостность и дает возможность нации успешно функционировать во внутреннем своем поле. То, что обладает устойчивостью и является основанием для внутреннего национального поля, во внешнем измерении носит дифференцирующий характер, отличая одну нацию от другой. В этой части работы автор предлагает свое определение нации.

Во втором параграфе «Теория идентичности в западноевропейских исследованиях» рассмотрены основные теории идентичности: теория примодиализма, теория конструктивизма и теория рационального выбора (инструментализма). При анализе данных подходов автор выявил проблему, которая заключается в том, что многие исследователи пытаются одним подходом объяснить все процессуальные социальные феномены. В связи с этим автор считает, что каждый из подходов необходимо использовать в определенном контексте: теорию примодиализма в контексте изучения проблем этноса; теорию рационального выбора при изучении проблем индивидуальности, ее движущих мотивов и интересов; теорию конструктивизма при изучении проблем нации.

При этом была предложена структура, отображающая связь не только трех основных подходов в вопросе об идентичности, но и показана междисциплинарная связь социальных, философских и психологических наук. Методы примодиализма, рационального выбора и конструктивизма связаны через следующие свои параметры: всеобщее, единичное и особенное (философские); народ, индивидуальность и элиты (социальные); рассудок, способность суждения и разум (рациональные); Память, страсть и воображение (внерассудочные параметры сознания); Тезис (абстрактное тождество), антитезис (различие) и синтез (снятое тождество) - (логические); традиция (нравственные нормативы, анархизм (революционное социальное изменение) и закон (эволюционное социальное изменение)- (правовые); «Оно», «Я» и «Сверх Я» (психологические).

Соотношение социальных, психологических и философских категорий показывает нам, что характер подходов к анализу социальной реальности во многом связан с логикой существующих категориальных систем в психологии и философии.

В третьем параграфе: «Формы и функции социальной мобилизации: местничество, регионализм, конфессионализм и национализм» автор показывает неоднозначную интерпретацию таких понятий как местничество и регионализм. Несмотря на то, что данные социальные феномены большинство таджикских интеллектуалов рассматривают в негативном параметре, некоторые таджикские исследователи продолжают видеть в них важные элементы, выраженные в любви к своей «малой» родине. Отталкиваясь от данных интерпретаций, автор пытается категоризовать данные рассуждения и перевести их с мифологической составляющей к рациональной.

В данном параграфе определяются основные элементы этнического и национального самосознаний. Если для этнического самосознания основными элементами являются: субэтнический патриотизм (субъектный уровень сознания)- позитив и местничество (объектный уровень сознания) - негатив, то для национального самосознания основными элементами являются: национальный патриотизм (субъектный уровень сознания)- позитив и национализм (объектный уровень сознания) - негатив.

Автором показывается, что феномен общинного сознания не является исключительно социальным явлением, которое присуще таджикам, эта форма отражается и в западноевропейском обществе. В фундаментальной работе немецкого ученого 19 века Ф. Тонниса «Община и общество» раскрываются концептуальные различия между общиной (аскрептивной- предписанной, заданной) формой связи людей и общественной (универсальной) формой. В мусульманском мире эти формы связи отражены в работе известного исламского мыслителя Ибн Халдуна в его работе «Мукадима», где рассматриваются такие социальные явления как «ассабийя» и «умран», являющиеся эквивалентами понятий общины и общества.

Далее автор переходит к анализу современных исследователей российской философской и антропологической школы мысли относительно вопроса об этническом и национальном сознании. Акцент в данном направлении смещается с вопроса о самоназвании этноса или нации в сторону самосознания (идентичности) человека. Данное изменение связано с усилением направления конструктивизма, который больше обращает внимание на самосознание, нежели на поиск объективных характеристик социальных форм связей.

Однако и в этом случае сами российские исследователи подчеркивают неясность данного вопроса. Часто конструктивисты незаметно для себя переходят на позиции примодиалистов, тогда как примодиалисты переходят на позиции конструктивистов.

Это связано, по мнению автора, с тем обстоятельством, что данные подходы работают эффективно лишь в своих социальных, исторических и культурных контекстах.

Во второй главе: «История и теория таджикской идентичности» исследуется вопрос таджикской идентичности, взятый в его историческом срезе. Основными объектами анализа данной главы являются характер изменения семантической нагрузки таких понятий как таджик и сарт в разные исторические периоды. Также подвергаются анализу различные социально-политические и идентификационные конструкции, в тисках которых до сих пор находится Таджикистан.

В первом параграфе второй главы: «Таджикская идентичность: исторический контекст» раскрываются две противоположные концептуальные позиции относительно истории вопроса таджикской идентичности. Первая позиция связана с именем Б. Гафурова, которая была до 1989г. стандартом в определении места, времени и значения этнонима «таджик». После 1989г., а именно, после с момента построения современной конструкции таджикской идентичности, появилась альтернативная позиция относительно вопроса о том, что есть таджикская идентичность. С точки зрения таджикского академика языковеда) Шукурова М., современная территория Таджикистана и есть Хорасан, продолжение границ которого выходит за пределы Таджикистана.

Если позиция Б. Гафурова в большей мере соотносит вопросы таджикской нации с современной территории и лишь в косвенной форме обращается к исторической общности таджиков, которые выходили за пределы современного Таджикистана (умеренная форма примодиализма с компонентами конструктивизма), то позиция М. Шукурова напрямую обращена к исторической общности таджиков, выходящей за пределы современных границ Таджикистана (радикальная форма примодиализма). Если в позиции Б. Гафурова советская конструкция таджикской нации являлась положительным моментом в истории таджиков, то с точки зрения М. Шукурова, напротив, советская конструкция разрушила единую этно-культурную общность таджиков.

Рассматривая исторический срез таджикской идентичности в контексте изменения семантической нагрузки понятий таджик и сарт, автор показывает следующую его эволюцию:

• Таджик как самоназвание (антропоним) - 8 век. С нейтральной, безоценочной окраской.

• Таджик как этническое самоименование в 11 в. (А. Бейхаки). Положительная оценочная коннотация.

• Тат (ираноязычный, таджик), отличающийся от тюрков по способу их жизни (оседлый), а также по языку (персидский) в 11 в. (Кашгари). Оценочной окраски не имеет.

• Таджик как этническая и стратификационная категория в государственной системе монгольского государства в 13 в. (Рашид-ад-Дин). Оценочная окраска - положительная.

• Таджики - это сарты в 15в. (А.Навои). Оценочная окраска - отсутствует или близка к положительной.

• Начало противопоставления тюрков таджикам в 16-17вв. (Бахадур Хан) Этноним «таджики» употребляется с негативной оценочной окраской.

Во многом изменения семантической нагрузки с положительной или нейтральной в сторону негативной в 16-17вв., которые связаны с появлением культурной тюркской элиты во главе с А. Навои и созданием стандартного староузбекского языка, в результате которого таджики стали вытесняться из привычных для них секторов.

Те же изменения коснулись и сартов. Если до 16-17вв. сарты ассоциировались с персо-таджикским населением, то уже 18 -19вв. сарты рассматривались в качестве городского населения без учета этнической принадлежности.

Сарты, как правило, занимали экономические ниши государства, которые в большей мере были связаны не столько с официальными структурами, сколько с неофициальной экономической сетью, проходящей по всей территории торговых линий Шелкового пути. С начала 16 века, караванные пути смещаются с сухопутной линии, проходящей через Центральную Азию, на морские, которые шли в обход ее. Этот фактор отразился на изменении социальных и экономических позиций, занимаемых сартами в Центральной Азии. Что привело к фундаментальным сдвигам в интерпретации понятия сарт от его первоначальной социально-экономической и культурной коннотации в сторону этнической. Это также вызвано и ослаблением экономической независимости сартов и изменением их социальных ролей. Неопределенность позиции сартов, связанная с утратой доминирующих позиций в стратификационной системе общества, а также с началом изменения характеристик их идентичности, приводила все больше сартов в города, где они чувствовали свою нишу (оседлости). Постепенный переход их из транскультурных и трансэкономических зон создавали предпосылки для их структуризации и постепенной потери той гибкой и многоуровневой идентичности, которой они (сарты) обладали во времена активного функционирования торговых линий Шелкового пути. Термин сарт необходимо рассматривать не как константную этническую категорию, а в качестве подвижной социально-экономической и культурной группы. Если таджики жили в городах, узбеки в сельских местностях, то сарты занимали промежуточное пространство, выраженное как в территориальном, экономическом, так и культурном параметрах. Если таджиков и узбеков можно категоризовать в большей мере в официальных и формальных терминах, то сартов в неофициальных и неформальных.

Во времена советской конструкции наций на территории Центральной Азии, сарты были насильственно переведены в параметры узбекской идентичности.

Во втором параграфе второй главы: «Советская конструкция таджикской идентичности» раскрывается то, что советская конструкция таджикской идентичности во многом была определена тем социально-политическим контекстом Центральной Азии, который существовал еще в 19 веке. Девятнадцатый век стал для Центральной Азии той границей, которая резко изменила вектор направленности ее развития. С 1860 по 1880-е гг. Центральная Азия была завоевана Россией. Территория Кокандского ханства была присоединена к России, также как и часть Бухарского эмирата и Хивинского ханства. На завоеванной территории Российское правительство в 1865 году образовало Туркестанскую область Российской империи, которая в 1867 году была преобразована в Туркестанское генерал-губернаторство. Бухара и Хива, по мирному договору с Россией, стали протекторатами и попали в вассальную зависимость от России.

После завоевания, Центральная Азия впервые столкнулась с модернизационными процессами. Выход ряда интеллектуалов Средней Азии за свои пределы, а также встреча их внутри своих собственных границ с новыми технологиями и идеями вызвали сильное интеллектуальное брожение в умах людей данного региона.

Рассматривая просветительское движение в Средней Азии, необходимо отметить, что многие его представители со временем переходили на политические платформы, тем самым, сближаясь с джадидами. Хотя, как просветительство, так и джадиды являются двумя сторонами одного и того же модернизированного движения центрально-азиатских интеллектуалов под названием «джадидизм».

Автором раскрывается, что джадиды, особенно, их радикальные члены, реализующие программы пантюркизма, были в тисках концептуализированной реальности в термине «Туркестанский край», который был сформулирован российской этнографической школой имперского периода в 1867г.

В дальнейшем многие среднеазиатские интеллектуалы использовали данный конструкт, который во многом предопределил судьбу Центральной Азии. Таджики были тем народом, который, с одной стороны, должен благодарить судьбу за то, что Россия дала возможность обрести свою государственность, пусть с урезанными границами и недостаточной независимостью после образования Таджикской Советской Социалистической республики, с другой, - таджики стали жертвой той концептуализации Средней Азии, которая была осуществлена в 70- е годы Х1Хв. Российской этнографической школой.

Автор поднимает вопрос о том, насколько категоризация Средней Азии в качестве термина «Туркестан» была связана с Российской Империей? Или этот термин был механически взят российскими этнографами Х1Хв. из прошлой истории данного региона? Проблема заключается в том, насколько совпадало значение «Туркестанский край» в Российском контексте Х1Хв. и в историческом в 15-16вв.?

Термин «Туркестан» упоминается в произведении Бабура «Бабур-Наме» и Бинои «Шейбани-Наме». В работе подчеркивается, что при переводе на русский язык часто происходило наложение современного категориального (ориенталистского) аппарата на исторические события и географические места, которые не всегда совпадали. Это можно проследить на примере некоторых частей из произведения «Шейбани -Наме» Бинои. 159 Применение термина «Туркестан» на всю Центральную Азию было напрямую связано с политикой

159 Бинаи. А. Шайбаии-Наме. Материалы по истории казахских ханств ХУ-ХУШ веков (извлечение из персидских и тюркских сочинений).- Алма-Ата, 1969. - С. 91-127. пантюркистов, которые до сих пор продолжают манипулировать данным термином.

В третьей главе «Современная конструкция таджикской идентичности» раскрывается то, каким образом категоризация и конструирование территориального пространства советского Таджикистана стали катализатором гражданской войны в Таджикистане. Немаловажное значение в данной главе отводится тому, как и каким образом происходила борьба за идентичность между различными элитами, и как эта борьба влияла на ход государственного строительства в Таджикистане.

Первый параграф третьей главы: «Гражданская война в Таджикистане: вопрос идентичности» показывает, что официальная политическая элита испытывает острую потребность в анализе причин гражданской войны в Таджикистане, основанном не на мифологическом представлении, а с позиции научного и объективного исследования.

С первого взгляда, рассматривая динамику гражданской войны в Таджикистане, обнаруживаешь очевидную связь конфликта со структурным столкновением региональных интересов. Причем эта структура, действительно, была функционирующей во времена Советов. Куляб в 1973г. и Курган-Тюбе в 1977г. становятся самостоятельными административными единицами наряду с Ленинабадской областью и Горно-Бадахшанской Автономной областью, статус которой мог изменить только центр - Москва. Региональный союз Ленинабадской, Кулябской и Курган-Тюбинской областей был противопоставлен регионам Гарма и Горного Бадахшана. Эта внешняя конструкция не объясняет нам, почему именно Куляб, а не Гарм и не Бадахшан занял позицию клиентства по отношению к Ленинабадской области. Почему именно данная конфигурация была создана, или она была создана на основе случайных обстоятельств? Ответ на данный вопрос напрямую связан с вопросами идентичности, которые стали важным мобилизирующим фактором в Таджикистане. Это особо прослеживается на примере реконцептуализации

Кулябской области в терминах ее структурных взаимоотношений с Ленинабадской областью.

Это позволяет увидеть то, каким образом возникли различные региональные элиты, которые были сконструированы в период советской власти, и как они спровоцировали конфликт в Таджикистане. Впоследствии, именно данный конфликт, выразившийся в гражданском противостоянии, создал условия для начала деконструкции этой контролирующей структуры, созданной по схеме: Россия - Узбекистан - Таджикистан.

Гражданская война в Таджикистане стала результатом той конструкции, которая была заложена при Союзном центре по формуле: Россия- Узбекистан (с центром Ташкент)- Таджикистан (с опорой на политическую элиту Ленинабадского региона, контролирующего восточный и южные регионы).

Социальная мобилизация в ходе гражданской войны осуществлялась посредством племенных связей узбекских субэтнических групп через следующую конструкцию: Узбекистан - Таджикистан (Худжанд-Куляб -Курган-тюбе). Эта коалиция была закреплена посредством межбраковых связей на уровне, как формальных, так и неформальных элит.

Во втором параграфе третьей главы «Современные дилеммы таджикской идентичности: вопрос культурной идентификации» рассматривается то, как происходила и происходит борьба культурной и политической элиты за конструкцию, а в некоторых случаях, и деконструкцию современной таджикской идентичности.

Борьба политических элит за контроль над основными символическими ресурсами Таджикистана прослеживается в том, как распределяются национальные символы в структуре центр- периферия. Центральные пространства социальной реальности становятся ареной борьбы различных программ культурных элит. Смена на центральной площади памятника В. И. Ленина на памятник А. Фирадавси в 1989г. означала начало деконструкции советской таджикской идентичности и конструкции новой идентичности, основанной на совпадении ее с проиранским культурным пространством в связи с приходом движения культурно-националистической элиты «Растохез».

В дальнейшем, смена памятника А. Фирдавси на памятник И. Сомони стала предзнаменованием смены культурологической элиты политической.

Политическая элита Таджикистана ориентирована на закреплении связи между культурным символическим пространством и территориальным в границах современного Таджикистана, несмотря на то, что многие символы выходят за пределы современных границ страны. Данная тенденция прослеживается на примере статуса государственного таджикского языка. Исключение Рудаки из денежной номинации страны связано с именем С. Айни, символ которого ознаменовал совпадение культурных границ с современным пространством Таджикистана. В отличие от Рудаки, который является основоположником классического таджикско-персидского языка, С. Айни является основоположником современного таджикского языка на основе графики кириллицы. Это сегодня особо ярко прослеживается в дискуссии о языке между таджикскими академиками М. Шукуровым и Р. Масовым.

Ориентация на проиранскую таджикскую идентичность показывает, что сегодня среди ее сторонников идет активный поиск скорее этнической таджикской идентичности, нежели национальной, которая ориентирована на «браке между государством и религией», являющимся основным постулатом сегодняшней политической элиты Таджикистана.

В заключительном третьем параграфе «Современные дилеммы таджикской идентичности: религиозный вопрос» автор выделяет два ключевых направления ислама в Таджикистане, которые влияют на характер борьбы в вопросе о таджикской идентичности: панисламизм и политический ислам.

В панисламизме автор выделяет его две формы. Первая форма -неофундаментализм, представляющий радикальное крыло движения панисламизма. К нему относятся: Аль Каида, движение «Талибан» и ИДУ (Исламское Движение Узбекистана).

Вторая форма панисламизма в большей мере связана с ненасильственными методами достижения своих целей (Партия Хизб ут-Тахрир). Цель у обоих направлений является одна, средства для ее достижения - разные.

Оба направления панисламизма не ориентированы на построение какого-либо государства, в особенности, национального, так как они являются продуктами не национализма, но глобализма. Этого принципа они придерживаются и в отношении к национальным традициям и культурам. Как движение «Талибан», так и Партия Хизб- ут -Тахрир атаковали прежде всего национальные традиции, которые якобы являются препятствиями для объединения всех истинных мусульман.

Это обстоятельство привело к тому, что политический и традиционный Ислам пытаются найти точки соприкосновения для своего объединения, возможно для того, чтобы противостоять новой невидимой, но все более расширяющейся партии панисламизма (Хизб-ут-Тахрир). В этой борьбе политический Ислам пытается найти общие позиции с традиционным умеренным исламом, так же как панисламизм старается перевести приверженцев традиционного ислама в свое измерение.

Именно традиционный Ислам станет тем объектом, за который будут бороться как политический Ислам, так и панисламизм.

Это обстоятельство вынудит ИПВТ к более тесному сотрудничеству с традиционным исламом, который отличается большей мобильностью в условиях неформальной сети, и, таким образом, изнутри сдерживать натиск панисламизма.

Политическая научная элита, знакомая с базовыми основами ислама, видит в политическом исламе тот заслон, который сможет сдержать атаку исламских радикалов на политическую власть. Исламоведы Таджикистана также рассматривают себя как сдерживающий фактор радикализации ислама в регионе.

Однако ИПВТ думает иначе, понимая, что без подключения традиционного ислама и его влияния на народ, ИПВТ и интеллигенция (исламоведы) потерпят поражение.

Все это создает ограничение интерпретации ислама и может закончиться усилением движения панисламизма, который в ответ на глобализацию мировой экономики, политики, культуры попытается использовать их в целях глобализации самой исламской идентичности, используя неформальные сектора.

Итак, исходя из вышеизложенного, автор приходит к выводу, что проблемы современной таджикской идентичности наиболее выпукло выражены во взглядах трех таджикских академиков: Р.Масова, М.Шукурова, и Н. Негматова. Каждый из них проводит в жизнь свою стратегию: Р. Масов, помимо иных культурных и социальных пластов включает в таджикскую идентичность наследие советского времени и отстаивает его в вопросе о национальном языке на основе кириллицы; М.Шукуров настаивает на включенность иранского культурного наследия в таджикскую идентичность, при этом подвергая сильной критике советский период развития таджикского народа, что особо проявляется в его дискуссии с Р.Масовым в вопросе о языке; Н.Негматов в поисках таджикской идентичности идет в глубь истории, пытаясь найти более древний пласт, а именно, в домусульманской эпохе. Зароастризм и арийский вопрос его волнует больше, нежели отстаивание вопроса о персидском языковом наследии.

Таким образом, включенность в таджикскую идентичность таких ее измерений как: доисламское, таджикско-персидское и советское показывают избегание открытого вопроса, связанного с мусульманской идентичностью.

Стоит отметить позицию академика М.Динорошоева, который включает в идентичность таджиков мусульманскую традицию суннитского толка (ханифитской юридической школы), так как, по его мнению, более 90% таджиков относятся к данному направлению.160 Стоит заметить, что официальная власть избегает этого вопроса, по той причине, что принятие данного положения фактически признает то, что основная часть бадахшанцев, исповедующих исмаилизм, не относятся к единому таджикскому этносу. Это не входит в стратегию государства, которое ищет другие объединяющие параметры, конструирующие таджикскую нацию.

Насколько религиозная идентичность может быть препятствием для таджикского государства в конструировании национальной идентичности таджиков является до сих пор открытым вопросом. До сегодняшнего времени государство старается сохранить баланс между собственно национальными ценностями и религиозными.

Все это показывает, что Таджикистан имеет ряд ключевых дилемм, которые нужно или преодолевать, или строить идентичность на их основе. Насколько можно примирить доисламское и исламское культурное наследие? Таджикско-персидское и советское культурное наследие, выраженное в вопросе о языке? И, наконец, дилемма таджикско-персидского наследия, заключающаяся в том, что в настоящий момент Иран относится к шиитскому направлению ислама, тогда как более 90% населения Таджикистана исповедуют суннизм.

Автор полагает, что поиск формы сосуществования этих пластов будет наиболее эффективным для заложения основ таджикской идентичности, способной на адекватное реагирование вызовов, исходящих из современной социальной и культурной реальности.

Еще одна проблема, связанная с таджикской идентичностью, заключается в движении панисламизма, которое представляет угрозу не только для светской формы ориентации Республики Таджикистан, но и для конструкции того, что есть таджикская идентичность. В настоящий момент, проблемы между политическим, традиционным исламом (в официальной его форме) и

160 Из выступления на международной конференции, посвященной теме: «Проблемы консолидации таджикской нации»,- Душанбе, ноябрь, 1997. государством не могут быть непреодолимыми, так как все они, каждый по-своему, толерантно и уважительно относятся к своему историческому прошлому. В отличие от них, панисламистское движение Хизб-ут-Тахрир разрушает не только легитимность государства, но и национальные традиции.

Автор считает, что в настоящее время политическая элита не позволит проиранской культурной и религиозной элитам серьезно влиять на символическое и культурное пространство Таджикистана Поиск таджикской идентичности и борьба за нее все еще продолжается.

Список литературы диссертационного исследования доктор философских наук Шозимов, Пулат Давронович, 2006 год

1. Абу- л фазл Бейхаки. История Масуда(1030 -1041). Пер. А.К. Арендса. - Ташкент: Госиздат, 1962. - 890 с.

2. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истории и распространении национализма. Пер. с англ. В.Г. Николаева. М.: Канон-Пресс Ц. Кучковое Поле, 2001.- 277 с.

3. Андреев М. С. Таджики долины Хуф (Верховья Аму Дарьи).-Сталинабад: Изд. Академии Наук Тадж. ССР, 1953.- 247 с. Арутюнов С.А. Народы и культуры. Развитие и взаимодействие./ Отв. ред. Ю.В. Бромлей,- М.: Наука, 1989.- 244 с.

4. Асадуллаев И.К. Таджикистан: Пограничная зона и экспансия подобия. -Душанбе, 2000. 105с.

5. Асимов М.С. Историко-культурные аспекты этногенеза народов Средней Азии/ Проблемы этногенеза и этнической истории народов Средней Азии и Казахстана. Выпуск 1.- М.: Наука, 1990.- 118 с.

6. Бабур-Наме. Записки Бабура. Ташкент: Изд. Академии Наук Узбекской ССР, 1958.-528с.

7. Бартолъд В.В. Сочинения в девяти томах. М.: Изд. Восточной литературы, 1963.-Т.1 .760 с.

8. Бартолъд В.В. Сочинения в девяти томах.- М.: Изд. Восточной литературы, 1963.- Т.2.-4.1.-1020 с.

9. Бартольд В.В. Сочинения в девяти томах.- М.: Наука, 1971.- Т.7.-663 с. Бартолъд В.В. История Туркестана. Ташкент: Туркестанское гос. Изд., 1922. -50с.

10. Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. СПб., 1909.-139 с. Бейхаки Абу-л-фазл. История Масуда. 1030-1041. Пер. А.К. Арендса.-Ташкент,1962. - 748с.

11. Бертелъс Е.Э. История персидско-таджикской литературы. Избранные труды. -М., 1960.-556с.

12. Бертелъс Е.Э. Суфизм и суфийская литература.- М., 1965. 534с.

13. Бинаи. А. Шайбани-Наме. Материалы по истории казахских ханств XV-XVIIIвеков (извлечение из персидских и тюркских сочинений).- Алма-Ата, 1969,- С.91.127.

14. Богоутдинов A.M. Очерки по истории Таджикской философии. Сталинабад: Таджикский Госиздат, 1961.-332 с.

15. Богоутдинов A.M. Избранные произведения. /Отв. ред. Ашуров Г.А.- Душанбе: Дониш, 1980.-415 с.

16. Брагинский КС. Очерки из истории таджикской литературы.- Сталинабад, 1956.-453с.

17. БромлейЮ.В. Этнос и этнография. М: Наука, 1973.- 230 с.

18. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. Очерки теории и истории.1. М.:Наука. 365 с.

19. Бушков В. И., Микульский Д.В. Анатомия гражданской войны в Таджикистане.

20. Этно социальные процессы и политическая борьба, 1992-1996.- М., 1997.

21. ВамбериА. Путешествие по Средней Азии,- СПб., 1865.-210 с.

22. Вахабов М. Формирование узбекской социалистической нации.- Ташкент:

23. Государственное издательство Уз ССР, 1961. 587с.

24. ГафуровБ. Г. Таджики. Книга 1.- Душанбе: Ирфон, 1989. -384 с.

25. Гафуров Б. Г. Таджики. Книга 2.-Душанбе: Ирфон, 1989. 479с.

26. Гумилев Л.М. Этногенез и биосфера Земли. Л.: Изд. Ленингр-го унив-та, 2-еизд., испр., 1989. 496 с.

27. Иванов П. Очерки по истории Средней Азии XVI- середины XIX в.- М.: Изд-во восточной литературы, 1958.

28. Восточная Бухара и Памир в период присоединения Средней Азии к России. -Душанбе: Тадж. Гос. Изд., 1960. 212 с.

29. Искандаров Б. И. Восточная Бухара и Памир во второй половине 19 века. 4.2. -Душанбе: Изд. АН Тадж. ССР, 1963,- 290 с.

30. Искандаров Б. И. Трудный путь к знанию. М.: Изд. МГУ, 1999.- 160 с. История народов Узбекистана с древнейших времен до начала 16 века. Под ред. Проф. С.П. Толстова и проф. Захидова. Том 1. - Ташкент.: Изд. Ан. Уз. ССР.,1950,- С. 269.

31. Калтахчян С.Т. Марксистко-ленинская теория нации и современность. М.: Политиздат, 1983.-367с.

32. Кисляков H.A. и Писарчик А. К. Таджики Каратегина и Дарваза.-Душанбе: Дониш, 1966.- 245 с.

33. Козлов В. О понятии этнической общности.- М.: Наука, 1974. Козлов В. Динамика численности народов. Методология исследования и основные факторы. М., 1969.- 328с.

34. Кушнер П.И. Этнические территории и этнические границы.- М.: Наука, 1975.45 с.

35. МасовР.М. История топорного разделения.-Душанбе: Ирфон, 1991.-189с. Масов P.M. Таджики: история с грифом «совершенно секретно». Душанбе: Центр издания культурного наследия, 1995.- 200 с.

36. Моногарова Л. Ф. Преобразования в быту и культуре припамирских народностей. М.: Наука, 1972.- 225с.

37. Негматов Н. Государство Саманидов.- Душанбе: Дониш,1977.- 279 с. Негматов Н. Таджикский феномен: история и теория.- Душанбе: Оли Сомон,1997.-406 с.

38. Олимов К. Межтаджикский диалог: путь к миру.- Душанбе: Ирфон,1998.

39. Остороумов Н.П. Пословицы туземного населения Туркестанского края,- Ташкент, 1888.- 48 с.

40. Остроумов Н. П. Сарты. Этнографические материалы,- изд. 3-е., Ташкент., 1908.

41. Радлов В. В. Из Сибири. М.: 1989,- 567с.

42. Рашид ад -Дин Фазлуллах. Джами - ат - таврих. Сборник летописей. Т.З. Пер. с пер. яз. Ак. Арендсаб.- Баку, 1957. - 727с. Рыбаков С. Философия этноса.- М., 2001.- 305с.

43. Семенов A.A. Шейбани-хан и завоевание империи Тимуридов.- «Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии», вып. 1. Сталинабад, 1954 (Тр.АН. Тадж. ССР, т. XII.

44. Тоффлер Э. Метаморфозы власти. М.: ООО Изд-во ACT, 2002,- 669 с. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. Пер. с англ. Т. Велимеева, Ю. Новикова,- М.: ООО Изд-во ACT, 2003,- 603 с.

45. Ханыков Н. Записки по этнографии Персии. М.: Главная редакция Восточной лит-ры.-150 с.

46. Чебоксаров H.H. Проблемы типологии этнических общностей в трудах современных ученых,- М.: Наука, 1978,- 99 с.

47. Чебаксаров H.H. Проблемы происхождения древних и современных народов. Доклады на III Международном конгрессе антропологических и этнологических наук. М.: Наука, 1964. - 75 с.

48. Шарипов И. Ш. Развитие национальных отношений в Таджикистане. -Душанбе, 2002.

49. Шукуров М. «Шах-Наме» Фирдоуси и ранняя иллюстративная традиция: текст и иллюстрации в системе иранской культуры XI- XIV веков. М.: Наука, 1983.176 с.

50. ЭлёзА. Критика этнологии.- М., 2001,- 215с.

51. Якубовский А.Ю. К вопросу об этногенезе узбекского народа,- Ташкент: Фан, 1941.

52. Статьи из журналов и газет

53. Абашин С. Археология среднеазиатских национализме в// «Ab Imperio".- 2003. №1.- С.497-522.

54. Абашин С. Свой среди чужих, чужой среди своих (этнографические размышления по поводу новеллы А. Волоса «Свой»)// ЭО.- 2003. №2. Абашин С. О самосознании народов Средней Азии (как Александр Игоревич поспорил с Джоном)//Восток,- 1999. №4.- С.207-220.

55. Бромлей.Ю.В. К разработке понятийно-терминологических аспектов национальной проблематики// Советская этнография. -1986. № 6.- С. 3-17. Бромлей Ю.В. Еще раз о многообразии этничности // Расы и народы. -1989. Вып. 19.-С.28.

56. Бушков В.И., Микульский Д.В. Этнокультурные особенности таджикского народа и их влияние на современную общественно-политическую жизнь// Центральная Азия. -1996. №6.- С.31.

57. Додихудоев X. Регионализм как феномен общинного сознания. Душанбе: Известия Академии Наук Республики Таджикистан. Серия: Философия и Правоведение.- 2001. №1-4,- С. 31-42.

58. Заринов Ю. Исторические рамки феномена этничности // ЭО. 1997, №3. Здравомыслов А.Г. Фундаментальные проблемы социологии конфликта и динамика массового сознания// Социологические исследования. 1993. № 8.- С. 12-21.

59. Ильхамов А. Археология узбекской идентичности// <http://ula.uzsci.net/portal/library/atlas/php> (2003).

60. Калтахчян С.Т. К вопросу о понятии «нации»// Вопросы философии. -1966. №6.

61. Кармышева Б.Х. Этнографическая группа «тюрк» в составе узбеков (историко-этнографические данные)// СЭ.-1960. №1.

62. Козлов В. И. Типы этнических процессов и особенности их исторического развития //Вопросы истории -1968. № 9.

63. Козлов. В. И. Некоторые проблемы теории нации// Вопросы философии,- 1967. №1.

64. Козлов В. И. Проблематика «этничности» // ЭО.- 1995. №4.

65. Крюков М. Этничность, безэтничность, этническая непрерывность// Расы инароды.-1989. Вып.19.

66. Кузнецов А. О соотношении понятий «общество» и « этническая общность»// СЭ.- 1989. №4.

67. Лагофет Д.Н. Кулябское бекство и его поселение //Туркестанские ведомости,-1905. №5.

68. Лифшиц В. Политическая ситуация в Таджикистане (лето 1993г.)// Россия и мусульманский мир.-1993. №11.

69. Медведев В. Сага о Бобо Сангаке // Дружба народов.- 1993. Июнь.

70. Самиев А. X. Национальная идея и тенденция развития духовной жизнисовременного Таджикистана,- Народная газета. 14 июля 2004.

71. Самойлович Е.Д. К вопросу о сартах // ЖС,Х1Х, 1910. Вып. III.

72. Семенов A.A. История Шугнана // Протоколы заседаний и сообщений членов

73. Туркестанского кружка любителей археологии.-Ташкент, 1917.

74. Семенов A.A. Первые Шейбаниды и борьба за Мавераннахр//Материалы поистории таджиков и узбеков Средней Азии.- 1954.- Вып.1. Сталиннабад.

75. Тишков В. От этнического к гражданскому национализму. // Отечественнаяистория. 1996. № 6.

76. Тишков В. О. феномене этничности // ЭО.- 1995. №5.

77. Тишков В.И. Социальное и национальное в антропологической перспективе// Вопросы философии.-1990.№12.

78. Токарев С.А. Проблема типов этнических общностей //К методологическим проблемам этнографии. 1964. № 11.

79. Трофимов Д. Центральная Азия: проблемы этно-конфессионального развития// Исследование Центра международных исследований МГИМО, 1994. №3-С. 19. Прим. 13.

80. Шоберлейн Д. Перспективы становления национального самосознания узбеков //Восток,- 1997. №3.

81. Шукуров Ш., Шукуров Р. Воля к культуре // Центральная Азия и Кавказ.-1998. №1.- С.166.

82. Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии. Вып. И. Труды, том XXV АН Тадж. ССР. Институт истории, археологии и этнографии. -Сталинабад: Изд. АН Тадж. ССР, 1954,- 69 с.

83. Местничество и пути его преодоления. Материалы семинара. ( Ноябрь 1996г.-май 1997г.).- Душанбе: Таджикский центр гражданского образования, 1997. -184с.

84. Фитрат А. Автобиография //Диалог.- Ташкент, 1991. №7, 76 с. Иностранная литература

85. Akiner S. Islamic Peoples of the Soviet Union.- London, 1983.

86. Akiner S. Tajikistan: Disintegration of Reconciliation? Central Asian and Caucasian

87. Prospects. -London: The Royal Institute of International Affairs, 2001.

88. Atkin M. Tajiks and the Persian World. Conflict, Cleavage and Change in Central Asia and Caucasus. / In B. Manz ed. Cambridge, 1997. Atkin M. The Subtlest Battle. Islam in Soviet Tajikistan. Foreign policy research institute.- Philadelphia, 1989.

89. Arthur Bonner. Islam and the State in Central Asia: A Comparative Essay. Central Asia Monitor 6, 1995. P. 27-37.

90. Bloom William. Personal Identity, National Identity and International Relations. -Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

91. Campbell D. Violent Performances: Identity, Sovereignty, Responsibility. The Return of Culture and Identity in IR Theory/ Ed. Yosef Lapid and Friedrich Kratochwil.-Boulder: Lynne Rienner, 1997.

92. David I. Kertzer. Ritual, Politics and Power. New Haven: Yale University Press, 1988.

93. Dudoignon S. Communal Solidarity and Social Conflicts in Late 20th Century Central Asia: The Case of the Tajik Civil War/ Islamic Area Studies Working Paper Series. -No. 7. -Tokyo, Japan: Islamic Area Studies Project, 1998.

94. Eickelman Dale F. and Piscatori James. Muslim Politics.- Princeton University Press, 1996.

95. Gross Jo-Ann. Central Asian Muslims. Expressions of Identity and Change.- Duke University Press, 1992.

96. Kathleen A. Collins. Clans, Pacts, and Politics: Understanding Regime Transition in Central Asia. (Ph.D).- Stanford University, 1999.

97. Khalid, Adeeb. The Politics of Muslim Cultural Reform: Jadidism in Central Asia. -Berkeley: University of California Press, 1998.

98. McSweeney, Bill. Security, Identity and Interest: A Sociology of International Relations. Cambridge: Cambridge University Press, 1999.

99. Oliver Roy. The New Central Asia. The Creation of Nations.- New York University Press, 2000.

100. Ross, Marc H. The Cultural Dynamics of Ethnic Conflict. Culture in World/ PoliticsEdited by Dominique Jacquin-Berdal, Andrew Oros, and Marco Verweij.-New York: St. Martin's Press, 1998.

101. Rashid, Ahmed. Jihad: the rise of militant Islam in Central Asia. New Haven and London: Yale University Press, 2002.

102. Subrata Mitra. The Rational Politics of Cultural Nationalism: Subnational Movements of South Asia in Comparative Perspective// British Journal of Political Science. 1995. -P. 25, 57-78. Historical Perspective

103. John O. Voll. Central Asia as a Part of the Modern Islamic World in Central Asia/ In ed. Beatrice F. Manz.-Boulder: Westview Press, 1994.-P.45-61.

104. Tishkov Valery. Ethnicity, Nationalism and Conflict in and after the Soviet Union. International Peace Research Institute. Oslo, 1997.

105. Handbook of Language and Ethnic Identity/ Edited by Joshua A. Fishman.- New York: Oxford University Press, 1999. 468 p.

106. Ethnic Adaptation and Identity /Ed. by Charles F. Keyes.- Institute for the Study of Human Issues, 1979.

107. Ethnic Groups and Boundaries. The Social Organization of Culture Difference/Ed by Frederik Barth. Waveland Press, 1998.

108. Tajikistan: A Roadmap for Development. ICG Asia Report №51,24 April 2003. Radical Islam in Central Asia: Responding to Hisb ut-Tahrir. ICG Asia Report № 58.30 June 2003.

109. Central Asia: Islam and the State: ICG Asia Report №59. 10 July 2003.