Синтаксическая структура и компонентный состав диалектных устойчивых выражений со значением недоброго пожелания как отражение мировосприятия носителей говоров тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Козельская, Инга Викторовна

• Козельская, Инга Викторовна
• кандидат филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Козельская, Инга Викторовна

Введение.

Глава I. Место устойчивых выражений со значением недоброго пожелаii ния в системе языка

§1. Языковой статус выражений со значением недоброго пожелания.

§2. Специфика фразеологической единицы.

§3. Специфика компонентного состава фразеологических единиц.

§4. Специфика семантики устойчивых выражений со значением недоброго пожелания.

Выводы.

Глава II. Синтаксическая структура устойчивых выражений со значением недоброго пожелания как отражение мировосприятия носителей говоров

§1. Синтаксическая конструкция и семантика предложения.

§2. Модель двусоставного предложения.

1. Двусоставные полные предложения.

2. Двусоставные неполные предложения.

§3. Модель односоставного предложения.

1. Определенно-личные предложения.

2. Безличные предложения.

3. Инфинитивные предложения.

Выводы.

Глава III. Компонентный состав устойчивых выражений со значением Jj недоброго пожелания как отражение мировосприятия носителей говоров

§1. Способы выражения субъекта в устойчивых выражениях со значением недоброго пожелания.

1. Выражения, в которых материально выраженный субъект является исполнителем действия.

2. Выражения, в которых материально выраженный субъект одновременно является объектом, на который направлено действие недоброго пожелания. v 3. Выражения, в которых субъект не выражен, но подразумевается.

§2. Способы выражения объекта в устойчивых выражениях со значением недоброго пожелания.

1. Выражения, в которых реализовано значение объекта.

2. Выражения, в которых значение субъекта и объекта выражено одним компонентом.

§3. Способы выражения предиката в устойчивых выражениях со значением недоброго пожелания

1. Выражения с материально выраженным предикатом.

2. Выражения, в составе которых предикат не материализован.

Выводы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Синтаксическая структура и компонентный состав диалектных устойчивых выражений со значением недоброго пожелания как отражение мировосприятия носителей говоров»

Одна из актуальных задач лингвистики - описание участков языка, связанных с различными областями народной культуры, в частности, такой области, как культура общения [Балакай 2002; Волченко 1992; Гришанова 1998, 1999; Красина 1998; Федорова 2004; Формановская 1987]. Однако общению свойственны и конфликтные ситуации с присущими им особенностями речевого поведения [Гулакова 2004], в этих ситуациях человек испытывает отрицательные эмоции, которые хорошо изучены психологами [Додонов 1987; Короленко, Фролова 1979; Красных 2002, 2002; Кэррол 2000; Немов 1990; Рей-ковский 1979]. В народной языковой практике следствием отрицательных эмоций часто являются недобрые пожелания, которые имеют специфическое языковое выражение. Данная работа посвящена анализу диалектных устойчивых выражений со значением недоброго пожелания, их синтаксической структуры, компонентного состава и отражению в них мировосприятия носителей говоров.

О значимости подобного рода исследований писал Н.И. Толстой: «Дальнейшее развитие исторических фразеологических исследований может быть плодотворно лишь при условии серьезного внимания к языку как к вербальному коду культуры. Во многих славянских странах, прежде всего в восточнославянских, . в почти полном небрежении остается народная «полуфразеология», т. е. особый клишированный вид текста, выражающий благо-пожелания, проклятия. и т. п. Значение такой «полуфразеологии» велико» [Толстой 1995: 24-25].

Между тем выражения со значением недоброго пожелания не были предметом специального изучения, лишь в некоторых работах затрагивались отдельные аспекты в довольно фрагментарном виде. Так, в статье В.Н. Гри-шановой «Устойчивые сочетания со значением недоброго пожелания» рассматриваются недобрые пожелания, функционирующие в речи носителей говора села Борилово, определяется их структура и состав, выявляется взаимосвязь с мировосприятием носителей говора, с их ценностными ориентирами и приоритетами [Гришанова 2001]. В статье Е.В. Алтабаевой «Ситуация пожелания-заклинания в русской языковой картине мира» основное внимание уделяется определению модальности пожеланий-заклинаний в связи с их семантикой, стилистической принадлежностью [Алтабаева 2002]. Анализу белорусских народных проклятий посвящена статья Е.И. Янович «Текстовая структура и формуляр белорусских народных проклятий», где выявляются и анализируются характерные черты текстовой структуры белорусских народных проклятий, определяется степень их клишированности, предопределенные жанровой природой анализируемых единиц [Янович 1995]. Сербские недобрые пожелания описываются в статье Р. Маркович «Сербские народные проклятия и клятвы» [Маркович 2001].

Все исследователи отмечают, что подобные выражения до сих пор остаются вне поля зрения современных лингвистов, фольклористов и собирателей, тогда как они представляют собой материал, который может предоставить весьма интересную информацию о специфике мировосприятия человека, особенно важны при этом данные говоров, так как «именно диалектный материал рассматривается в качестве предпочтительного при поиске ответов на вопросы о детерминированности этнического мировосприятия языком» [Тар-ланов 1995: 8]. Таким образом, назрела необходимость описания анализируемых в работе единиц как в структурно-семантическом плане, так и с позиций антропоцентризма.

Антропоцентрический подход к языку обозначился еще в начале XIX века в работах В. Гумбольдта, рассматривавшего язык как форму, в которой отражается идеальное содержание, как «дух народа»: «Разделение человеческого рода на народы и племена и различие их языков взаимосвязаны, но находятся также в зависимости от третьего явления более высокого порядка — воссоздания духовной силы во все более новых и высоких формах» [Гумбольдт 1984: 60], при этом создание языка обусловлено внутренней потребностью человека, но язык вовсе не является продуктом какой-либо деятельности, а представляет собой «непроизвольную эманацию духа» [Гумбольдт 1984: 49] и является не только средством общения, но и необходимой частью для образования мировоззрения, для развития духовных сил нации.

Идеи В. Гумбольдта о взаимодействии языка и мировидения, о способах отражения в языке «духа народа» нашли впоследствии отражение в работах американских лингвистов: сначала Ф. Боаса [Боас 1960], а затем Э. Сепира [Сепир 1993] и Б. Ли Уорфа [Уорф 1960] и стали известны под названием гипотезы лингвистической относительности Сепира-Уорфа. Согласно этой концепции язык творит картину мира, и не только мышление, но и мировоззрение находится в плену у этой языковой картины мира.

Основные положения теории В. Гумбольдта находят отражение в трудах русского ученого A.A. Потебни, который рассматривает язык как определенное мировидение народа и его миропонимание: «Язык есть средство понимать самого себя,. поэтому никто не имеет права влагать в язык народа того, чего сам этот народ в языке не находит» [Потебня 1999: 128]. При этом язык есть не только опредмеченное мировидение народа, но и хранитель культурно-национальных установок и традиций народа. Следовательно, язык является отражением мышления, миропонимания, культуры и истории народа.

Таким образом, в XIX веке в лингвистике начинает прослеживаться интерес к взаимосвязи языка и мировосприятия его носителей.

В XX веке антропоцентрический подход к изучению языка становится одним из центральных. Проблеме отражения в языке менталитета народа, его культуры посвящены работы многих исследователей: [Алтабаева 2001, 2002; Арутюнова 1987; Беглова 2000; Белая 2000; Бескова 1995; Будагов 2000, 2001; Буянова, Земскова 2002; Вежбицкая 1996, 2001; Вендина 1998; Верещагин 1975; Гак 2000; Гамаюнова 2000; Голикова 2000; Гудзенко 2001; Дубов 1993; Дурст-Андерсен 1995; Ерзин 2000; Завальников 2000; Иевлева 2002; Карау-лов1987; Катермина 2001; Колесов 2000; Колшанский 1975, 1990; Крапивец 2000; Кухарева 2001; Кубрякова 1991; Малышева 2002; Марков 1993; Маслова 2001; Мелехина, Ивашкевич 2000; Миронова 2000; Никитина 1993; Пушкарев

1995; Сазонова 2000; Свобода 2000; Серебренников 1988; Солодуб 2002; Су-чугова 2000; Тарасов 2000; Телия 1996; Толстой 1995; Толстая 2000; Хроленко 2000; Шмелев 2002; Южалина 2002; Яковлев 2000; Яковлева 1994 и др.]. Язык рассматривается как система, субъект, отражающий в каждом своем структурном компоненте особенности мышления, мировоззрения, культуры и менталитета его носителей.

Особенности мышления язык отражает в силу того, что «слово для говорящего — средство объективировать свою мысль. Это не значит, чтобы слово было средством выражать уже готовую мысль, ибо, если бы мысль уже была раз готова, зачем ее объективировать. Слово есть средство преобразовывать впечатление для создания новой мысли» [Потебня 1999: 129]. Следовательно, язык и мысль находятся в тесной взаимосвязи.

Язык отражает также особенности миропонимания, культуры и менталитета его носителей. Культура и язык существуют в диалоге между собой, они тесно взаимосвязаны, так как культура, так же, как и язык, является хранителем и отображением мировидения народа, его материальной и духовной деятельности: «Культура, равно как и язык, - это формы сознания, отображающие мировоззрение человека. Но культура - это, прежде всего, процесс и продукт самосознания, нацеленного на установление идентичности субъекта культуры с тем, что выделено в культуре как мерило собственно человеческого в деятельности» [Телия 1996: 224].

Но когда язык выступает в качестве материального отображения культуры и культурных ценностей, их факты преломляются через план содержания языка и получают специфически языковое воплощение в различных структурных компонентах языковой системы.

Помимо мышления, культуры, миропонимания язык тесно взаимосвязан с ментальностью народа. Так, А.Т. Хроленко определяет менталитет как «образ мышления, общую настроенность человека, группы» [Хроленко 2000: 20], но при этом подчеркивает, что данное понятие можно скорее описать, чем определить, так как менталитетом «называют то, что не «политика», «социально-экономические отношения», «обычаи», «законы»; или объясняют то, что в культуре других народов кажется странным и непонятным» [Хроленко 2000:20].

Язык, таким образом, отражает действительность во всей ее сложности и полноте, взгляд человека на окружающую его реальность, ее оценку с точки зрения сложившихся культурно-нравственных, религиозных ценностей того или иного народа.

В силу этого в лингвистике идет интенсивное исследование того, как менталитет и культура отражаются в языковых единицах разных уровней. Так, предметом пристального внимания оказываются единицы лексического уровня. Способность лексики отражать мировоззренческие особенности носителей языка была отмечена уже в XIX в. В. Гумбольдтом, затем A.A. Потебней. Впоследствии именно лексика стала рассматриваться как хранитель всего исторического опыта народа, как его генетическая память. Это объясняется тем, что лексика семантична, она раскрывает особенности восприятия мира тем или иным народом: «Лексическая система языка, по сути дела, репрезентирует организованную классификацию человеческого опыта» [Вендина 1998:6].

JI.B. Савельева также рассматривает словарь (лексику) как выражение мировоззренческих особенностей носителей языка, так как в лексике запечатлена окружающая неживая природа, растительный и животный мир, хозяйственная деятельность народа, динамика его общественного и социального разделения, становление и развитие государственности [Савельева 1997].

А.Т. Хроленко рассматривает лексический уровень как способ отражения действительности и ментальности того или иного народа [Хроленко 2000].

Ментальные особенности находят отражение и на грамматическом уровне. JI.B. Савельева существенной чертой русского мировосприятия называет родовую дифференциацию предметной картины мира. Грамматическая категория рода (мужского, женского и среднего) является отражением существующей идеи пола, потенциально присущей неодушевленным существительным мужского и женского рода. Что касается среднего рода, подчеркивающего неопределенность принадлежности, например, героев волшебных сказок (Чуда-юда, Идолища, Чудища), то он играет своего рода устрашающую роль [Савельева 1997]. В. Гумбольдт еще в XIX веке писал: «Создание грамматических форм подчиняется законам мышления» [Гумбольдт 1984: 155].

Специфика мировосприятия носителей языка находит отражение и на словообразовательном уровне. Т.И. Вендина отмечает, что «словообразование позволяет понять, какие элементы внеязыковой действительности и как словообразовательно маркируются, почему они удерживаются сознанием, ибо уже сам выбор того или иного явления действительности в качестве объекта словообразовательной детерминации свидетельствует о его значимости для носителей языка» [Вендина 1998: 8-9].

В.Н. Телия отмечает особую роль фразеологического состава языка в отражении культурно-национального самосознания, так как в «образном содержании его единиц воплощено культурно-национальное мировидение» [Телия 1996: 231]. Фразеологическая единица возникает на основе образного представления действительности, отображает исторический, обиходный и духовный опыт языкового коллектива, при этом система образов непосредственно связана с культурным и духовным опытом языковой общности, поэтому является своего рода «нишей» для кумуляции мировидения народа [Телия 1996]. При этом В.Н. Телия отмечает, что язык «не только обладает культурной памятью, но и воздействует на формирование коллективной ментально-сти. Это «навязывание» языком национально-самобытного самосознания впитывается «вместе с молоком матери», когда осваивается и потом воспроизводится вся несомая единицами информация, в том числе и культурно значимая» [Телия 1996: 233].

Особенности мировидения человека проявляются и на синтаксическом уровне в характере используемых в языке конструкций: «Русский синтаксис свидетельствует о природной склонности русских к пассивности и фатализму, неконтролируемости, богатство безличных конструкций в русском языке -свидетельство преобладающей в русской культуре традиции рассматривать мир как совокупность событий, не поддающихся человеческому контролю» [Хроленко 2000: 42].

А. Вежбицкая, анализируя русский синтаксис с антропоцентрических позиций, отмечает, что наличие в русском языке конструкций, в которых субъект выражен дательным падежом имени существительного, свидетельствует о том, что процесс или явление, им называемое, не находится под контролем человека [Вежбицкая 1996].

Г.В. Колшанский считает, что фраза - минимальный законченный фрагмент — является, с одной стороны, выражением лингвистической действительности и, с другой стороны, минимальным законченным коррелятом -отражением экстралингвистической действительности [Колшанский 1990].

Язык, таким образом, оказывается средством отражения действительности и ее понимания определенной языковой общностью, коллективом, причем особенности мировосприятия носителей языка прослеживаются на всех языковых уровнях. В силу этого в диалектных устойчивых выражениях со значением недоброго пожелания находят отражение особенности мировосприятия русского человека, а так как «во все времена народная крестьянская жизнь была внесоциальна, в определенном смысле - «внеисторична», а значит - менее всего была подвержена воздействию несостоятельных стереотипов и идеологических догм» [Подюков 1990: 4], то диалектный материал особенно важен для понимания народного мировосприятия в силу того, что он непосредственно отражает мировосприятие русского человека, его ценностные ориентиры и приоритеты.

Таким образом, актуальность исследования определяется потребностью все более глубокого изучения русских народных говоров и их связи с языковым сознанием народа; недостаточной изученностью диалектной фразеологии вообще и устойчивых синтаксических конструкций в частности; неизученностью диалектных устойчивых выражений со значением недоброго пожелания; ценностью этого своеобразного материала для выявления особенностей русского мировосприятия; назревшей необходимостью описания фрагмента языковой картины мира, связанной с выражением отрицательных эмоций в процессе коммуникации.

Объектом исследования являются диалектные устойчивые выражения со значением недоброго пожелания (злопожелания, недобрые пожелания, проклятья) и их способность к отражению мировосприятия носителей говоров.

Непосредственным предметом исследования стали синтаксическая структура, компонентный состав выражений со значением недоброго пожелания и отражение в них специфики мировосприятия носителей говоров.

Материалом исследования послужили 556 диалектных устойчивых выражений со значением недоброго пожелания, извлеченных из Словаря русских народных говоров, Словаря орловских говоров, Картотеки Словаря орловских говоров, Словаря псковских пословиц и поговорок, Ярославского областного словаря, а также зафиксированных в ходе бесед с информантами.

Гипотеза исследования: синтаксическая структура и компонентный состав диалектных устойчивых выражений со значением недоброго пожелания семантически обусловлены, в них находят отражение особенности мировосприятия и ценностные ориентиры носителей русских говоров.

Цель данной работы - анализ синтаксической структуры и компонентного состава злопожеланий и выявление их связи с мировосприятием носителей говоров. Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие задачи:

1) выявить корпус устойчивых выражений со значением недоброго пожелания, функционирующих в русских говорах;

2) выявить специфику семантики устойчивых выражений со значением недоброго пожелания;

3) определить языковой статус этих выражений;

4) установить характер синтаксических конструкций, служащих для выражения недоброго пожелания, особенности их структуры и связь с мировосприятием носителей говоров;

5) установить особенности компонентного состава злопожеланий и его связь с мировосприятием носителей говоров;

6) выявить особенности мировосприятия и ценностные ориентиры носителей говоров, отраженные в синтаксической структуре и компонентном составе выражений названного типа.

Методологической базой исследования служат общефилософские принципы единства содержания и формы и детерминизма, определяющего закономерную связь между явлениями действительности; системный подход к анализу и описанию исследуемых единиц; антропоцентрический подход, выявляющий «человеческий фактор» в языке.

В процессе работы были использованы различные методы исследования: описательный метод, представленный такими приемами, как выборка единиц для анализа, наблюдение, сопоставление, интерпретация, трансформация, обобщение; социолингвистический метод прямого опроса и наблюдения, использованный при сборе и систематизации материала в ходе бесед с информантами; таксономический метод, позволивший выделить структурные модели единиц и тематические группы компонентов, при этом применялись структурный, компонентный, дистрибутивный анализ; некоторые приемы интерпретации материала с позиций лингвокультурологического анализа; метод количественного анализа, позволивший дать количественную характеристику исследуемых явлений.

Научная новизна исследования заключается в том, что:

1) работа является первым монографическим описанием диалектных устойчивых единиц со значением недоброго пожелания;

2) представлено многоаспектное исследование обширного материала, ранее не привлекавшегося к анализу;

3) впервые предпринята попытка выявить специфику семантики устойчивых выражений со значением недоброго пожелания;

4) новым является выделение анализируемых единиц как особого подтипа устойчивых синтаксических конструкций;

5) впервые представлено полное описание синтаксической структуры анализируемых единиц;

6) представлено описание компонентного состава диалектных устойчивых выражений со значением недоброго пожелания;

7) выявлены некоторые особенности мировосприятия и ценностные ориентиры в наивной картине мира носителей говоров, отраженные в исследуемых выражениях.

Теоретическая значимость работы состоит в развитии исследования русских говоров как в структурно-семантическом, так и этнокультурном аспектах. Описание структуры и семантики устойчивых выражений со значением недоброго пожелания важно для разработки теоретических проблем специфики единиц разных языковых уровней. Исследование вносит вклад в разработку вопросов антропоцентризма в языке. Результаты его могут быть полезны для теории речевого воздействия, при решении проблем этики речевого поведения.

Практическая значимость заключается в том, что материалы и результаты исследования могут быть полезны в практике преподавания синтаксистам, лексикологам, диалектологам, культурологам; они могу быть использованы при составлении этнолингвистических словарей, при проведении в высшей школе спецкурсов и спецсеминаров по проблемам взаимосвязи языка и мировосприятия его носителей, при сравнительно-сопоставительном изучении национальной специфики общения, а также в школе при изучении лексики и фразеологии, на занятиях по истории и культуре родного края.

Апробация результатов исследования. Основные идеи и результаты исследования прошли апробацию в виде докладов на Всероссийской научно-практической конференции (Тула, 2001), на конференциях по результатам научной работы кафедры русского языка Орловского государственного университета (2001, 2002, 2003), обсуждались на заседании аспирантского объединения лингвистических кафедр Орловского государственного университета (2004).

Основные положения работы нашли отражение в 5 публикациях.

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Козельская, Инга Викторовна

Выводы

1 Анализируемые в работе выражения трехкомпонентны: в структуре каждого пожелания выделяются субъект, объект и предикат. Трехкомпонент-ность выражений обусловлена семантикой недоброго пожелания: в выражении необходимо, во-первых, назвать карающую силу, во-вторых, действие, которое должен будет осуществить карающий субъект, в-третьих, указать на объект, который должен подвергнуться воздействию, причем каждый из названных компонентов является семантически значимым, поэтому всегда присутствует в структуре недоброго пожелания. Выбор того или иного компонента обусловлен не только семантикой недоброго пожелания, но и особенностями мировосприятия и ценностными ориентирами носителей говоров.

2. Субъект, объект и предикат не всегда вербализуются, но при этом всегда подразумеваются

Материально выражен Материально не выражен

Субъект 72,9% 27,1%

Объект 78,2% 21,8%

Предикат 87,4% 12,6%

Среди анализируемых выражений преобладают недобрые пожелания с материально выраженными, вербализованными субъектом, объектом и предикатом.

Чаще всего в составе выражений со значением недоброго пожелания вербализуется предикат. Это обусловлено тем, что именно он называет то действие, которое должно осуществиться как наказание. Предикат материально не выражен только в составе эллиптических конструкций, где он не является структурно необходимым, это подчеркивает наличие взаимосвязи между структурой анализируемых выражений, их компонентным составом и семантикой недоброго пожелания.

Субъект вербализуется в преобладающем большинстве выражений, так как именно он называет ту карающую силу, которая должна осуществить возмездие. Материально не выраженный субъект встречается только в односоставных конструкциях. Специфика подобных конструкций заключается в том, что в них действие мыслится в отрыве от деятеля, который относится к неведомому, неизвестному для человека потустороннему миру, а безличная конструкция подчеркивает непознанность субъекта.

Объект вербализован также в преобладающем большинстве конструкций, так как недоброе пожелание никогда не произносится просто так, оно всегда направлено на конкретный объект. Если же объект не вербализуется, это не делает выражение безадресным, объектная семантика сохраняется за счет употребления в составе выражений переходных глаголов, которые называют действие, направленное, «переходящее» на какой-либо объект.

3. Для обозначения материально выраженных субъекта, объекта и предиката используются различные способы:

1) прямая номинация:

- общенародным словом;

- диалектным словом;

2) образная номинация:

- фразеологизмом;

- словом в переносном значении;

3) эвфемистическая номинация.

Способы номинации неодинаковы для трех групп (субъекта, объекта и предиката). Наиболее разнообразны способы обозначения субъекта: прямая номинация (общенародным и диалектными существительными), образная номинация (существительными в переносном значении, фразеологизмами) и эвфемистическая номинация. Для обозначения предиката и объекта используется только прямая номинация, образная номинация (глаголы в переносном значении) употребляется очень редко. Это объясняется тем, что субъект не просто называется, он характеризуется, именно в его обозначении наиболее ярко отражается специфика мировидения русского человека и его ценностные ориентиры.

4. При обозначении субъекта выделяется не только субъект-исполнитель, но и субъект-адресат, то есть субъект, одновременно являющийся объектом воздействия недоброго пожелания. Среди анализируемых выражений преобладают недобрые пожелания, в составе которых выделяется субъект-исполнитель действия (56,2%), что объясняется желанием говорящего непосредственно обозначить карающую силу. Субъектно-объектные конструкции являются синкретичными, в их структуре выделяется компонент, который заключает в себе значение и субъекта, и объекта, это и объясняет непродуктивность использования (16,7%).

В качестве карающей силы, «производителя» желательно осуществимых действий выступают различные исполнители: болезнь (59,2%), нечистая сила (37,1%), явления природы (4,5%), животные (4,5%), иноверцы (1%).

Наиболее продуктивными являются выражения, в которых в качестве субъекта-исполнителя выступает болезнь. Такая продуктивность объясняется, во-первых, тем, что заболевание наносит человеку физический вред, лишает его возможности работать, иногда даже самостоятельно передвигаться или контролировать свои поступки (если желают сойти с ума); во-вторых, преобладание именного компонента с семантикой 'болезнь' связано с древними языческими представлениями о болезни как о живом существе из потустороннего мира, которое поселялось внутри человека, подчиняло его себе, мучило, высушивало изнутри. Болезнь, таким образом, - один из самых страшных субъектов-карателей, если болезнь - это страшно и плохо, то здоровье - самая главная ценность для русского человека.

Использование имен существительных, называющих силы потустороннего мира, объясняется тем, что и в языческой, и в христианской традиции потусторонний мир воспринимался как отрицательный, враждебный человеку, так как нечистая сила всегда причиняла вред, неприятности, зло, при этом все демонические существа противостояли всему святому. Потусторонний мир был страшен еще и тем, что человек не мог его контролировать. В сознании русского человека до сих пор хранятся элементы языческих верований наряду с христианскими представлениями и ценностями о чистоте души, искренности веры.

Использование названий природных явлений для обозначения субъекта-исполнителя недоброго пожелания объясняется тем, что действие их, как правило, очень сильно, необъяснимо и опасно. В этом прослеживается особенность мировосприятия русского человека, который воспринимает окружающий мир зачастую как враждебный, не только в силу того, что какие-либо явления природы носят разрушительный характер, но и потому, что в древнем языческом сознании многие стихийные силы были связаны с потусторонним миром, строго карающим человека. Процент использования названий природных явлений в качестве карающей силы невелик, что объясняется еще одной особенностью русского менталитета: человек - существо природное, он должен жить в гармонии с природой, потому что окружающий мир - источник многих жизненно важных средств существования. Этим же объясняется и наличие поэтических номинаций субъекта действия, не встретившихся в других группах. Однако наличие в сознании диалектоносителей фрагментов языческой картины мира не позволяет избавиться от страха перед некоторыми природными явлениями в силу того, что они до сих пор опасны и неподвластны человеку.

Выбор животного в качестве субъекта-карателя в злопожеланиях объясняется тем, что: во-первых, используются только существительные, называющие животных, которые могут причинить человеку сильный вред; во-вторых, опасны те животные, которые, по народным представлениям, связаны с потусторонним миром.

Использование существительных, называющих инородцев оказывается в связи с общей семантикой анализируемых выражений и с национальным мировосприятием: жители других стран, иноверцы рассматривались русскими как бездушные существа, как бесы в человеческом обличье. Но число подобных существительных в анализируемом материале невелико. Это свидетельствует об еще одной особенности русского человека - об его толерантности, терпимости к людям другой веры, о стремлении мирно существовать с представителями других стран и иных вер. Терпимость - одно из важных качеств русского человека.

Таким образом, способ выражения субъекта-исполнителя недоброго пожелания оказывается в непосредственной связи с семантикой недоброго пожелания и с мировосприятием носителей говоров, в этом прослеживаются также ценностные ориентиры русского человека, для которого главными ценностями являются здоровье (физическое и духовное), гармония с окружающим миром природы, истинная вера и терпимость к иноверцам и инородцам, коллективизм, соборность, принадлежность к социуму.

5. Компонент, обозначающий объект, - один из важных, значимых в структуре анализируемых выражений в силу того, что недоброе пожелание всегда на кого-то или что-то направлено. Для обозначения объекта используется только прямая номинация. Объект может быть выражен личным местоимением в винительном падеже без предлога (74,9%), в винительном падеже с предлогом (1,1%), в родительном падеже с предлогом (1,6%), в дательном падеже (13,8%), не выражен в 8,6% конструкций.

Выбор личного местоимения для указания на объект связан, с одной стороны, со спецификой местоимения как части речи, которое только указывает на предмет, но не называет его, с другой стороны — со спецификой передаваемого анализируемыми выражениями значения: недоброе пожелание обязательно должно иметь своего адресата, местоимение же четко выражает направленность. Человек произносит недоброе пожелание в состоянии сильного эмоционального напряжения, поэтому фраза, которую он употребляет, должна быть предельно краткой, но при этом семантически емкой, местоимение отличается краткостью звучания и позволяет передать семантику направленности выражения на какое-либо лицо или предмет. Продуктивность использования форм винительного и дательного падежей объясняется тем, что их основным значением является объектное. Предложные формы (родительного и винительного падежей) вносят дополнительную семантику, возникает синкретичная семантика, которая свидетельствует о сложном, многоплановом мышлении русского человека. Единичны конструкции, в составе которых выделяется два объекта, использование которых объясняется стремлением говорящего конкретизировать область воздействия недоброго пожелания. Непродуктивность их объясняется осложненностью и свидетельствует о стремлении говорящего быть предельно лаконичным.

В способе выражения объекта также наблюдается синкретизм: выделяются конструкции, в которых в одном компоненте заключено и субъектное, и объектное значение.

Субъектно-объектное значение выражается существительным в именительном падеже (7,4 %), личным местоимением в именительном падеже (38 %), в дательном падеже (25,1 %), не выражено в 33,1% конструкций.

Для указания на объект, являющийся субъектом, наиболее продуктивными являются личные местоимения в форме именительного и дательного падежей (дательный падеж употребляется в безличной конструкции и указывает на пассивный субъект), это обусловлено особенностью русского менталитета: человек осознается как пассивный субъект, подвергающийся воздействию со стороны помимо своей воли. В использовании имен существительных, называющих различные части тела человека, для номинации субъекта-объекта прослеживаются ценностные ориентиры русского человека, для которого самой главной ценностью является здоровье (физическое и духовное).

6. Глаголы, употребляющие в проклятиях в сочетании с существительным, обозначают действия, которые должны осуществить карающие силы. Семантика глагольного компонента различна: семантика разрушения (43,4%), удаления (37,7%), причинения вреда (16%); использование глагольного компонента быть (1,7%), двух глагольных компонентов (1,2%).

Выбор того или иного глагольного компонента с различной семантикой определяется, во-первых, общим значением недоброго пожелания, во-вторых, способом выражения субъекта и связан со способом выражения объекта.

Глагольный компонент имеет семантику разрушения, когда в качестве субъекта-исполнителя действия выступают болезнь или явления природы, так как разрушение - типичная функция болезни или природного явления. Он употребляется и в составе тех выражений, где в качестве субъекта-исполнителя выступает нечистая сила, но данное сочетание является непродуктивным (9,9%) в силу того, что такое воздействие на объект, как разруше

Субъект о я 6

Й я 3 й 3 § нн ¿Йо- Лщ й § и & и и «о-З $ а м Ом Яо Н <иЯ ^¡З й 8 к £ ^ О в ^ Ь н ой

Предикат | | § | | | | £ £ % О

1. Разрушение 51,7% 9,9% 7,6% 3,8% - 15,2% 11,8% 2. Удаление 25% 46,5% - 3,8% 1,2% 23,5%

3. Причинение 32,8% - 67,2% в еда

4. Компонент 62,5% - 37,5% быть

5. Два глагольных компонен- 50% - 50% та ние, нехарактерно для нечистой силы, выполняющей функцию удаления.

Семантика удаления типична для нечистой силы и иноверцев, которые также причислялись к нечистой силе. Заболевание также обладает данной способностью, но эта функция для него не так типична, как для нечистой силы, однако такая сочетаемость оказалась возможной в силу того, что в сознании носителей языка до сих пор хранятся фрагменты древних языческих представлений, согласно которым все зло, происходящее с человеком, осознавалось как результат воздействия сил потустороннего мира, где болезнь рассматривалась как существо, принадлежащее к миру нечистой силы. Этим же объясняется использование глагольного компонента с семантикой удаления в сочетании с субъектом, называющим какое-либо животное, которое так же, как и болезнь, согласно народным представлениям, оказывалось связанным с потусторонним миром.

Употребление глагольных компонентов, семантика которых напрямую или опосредованно связана с причинением вреда, раскрывает еще одну ментальную особенность русского человека: носители языка осознают потусторонний мир как реально существующий, причем существующий по своим законам.

Глагольный компонент быть в составе анализируемых выражений употребляется, во-первых, как служебный глагол для формирования императивной семантики, во-вторых, как знаменательный глагол, в употреблении которого проявляются ценностные ориентиры русского человека: добро - это не материальное, а душевное, нравственное благополучие.

Самой непродуктивной является группа, в состав которой входят выражения с двумя глагольными компонентами. Такая непродуктивность (1,2%) обусловлена тем, что, с одной стороны, наличие двух глагольных компонентов лишает выражения лаконичности, с другой - делает их очень сильными проклятиями, так как объект подвергается не одному, а нескольким воздействиям неизвестного карающего субъекта, связанного с неконтролируемым человеком потусторонним миром, в силу этого носители говоров избегают произносить вслух подобные выражения. Это свидетельствует еще об одной важной ментальной особенности русского человека: в этом проявляется, во-первых, его относительная незлобивость, во-вторых, суеверие, глубоко укоренившееся в сознании рядом с верой, по суеверным представлениям, вербализованное выражение опасно не только для того, кому оно адресуется, но и для того, кто его произносит, так как, употребляя недоброе пожелание, где в качестве субъекта-исполнителя выступают неизвестные силы потустороннего мира, говорящий сам вступает в контакт с миром нечистой силы, способной его уничтожить.

Компоненты, называющие субъект, объект и предикат, во-первых, формируют значение устойчивого выражения, во-вторых, семантически взаимосвязаны, в-третьих, в семантике компонентов находят отражение особенности русского менталитета и ценностные ориентиры человека.

Заключение

Язык — неотъемлемая часть человеческого существования, он реагирует на все явления и процессы, которые происходят во внешней и внутренней жизни человека, в нем находит отражение мировидение человека, которое проявляется на всех уровнях языковой структуры, в том числе и в диалектных устойчивых выражениях со значением недоброго пожелания.

Анализируемые единицы являются единицами языка и обладают своеобразным набором признаков, который обусловлен их местом в системе языка: они находятся на пересечении двух систем — фразеологии и свободного сочетания слов - вследствие чего отражают реалии окружающей действительности способами, характерными и для фразеологии, и для системы свободных выражений. Языковой статус единиц, определенных как устойчивые выражения, или «полуфразеологизмы», обусловлен спецификой их семантики и функционирования: выражения со значением недоброго пожелания обладают синкретичной многоплановой семантикой и функционально-грамматическим синкретизмом. Это, в свою очередь, связано со спецификой мировосприятия русского человека, в сознании которого хранятся разновременные и разноуровневые элементы представления о мире. Анализ выражений со значением недоброго пожелания позволил выявить ряд таких элементов.

При формировании указанных единиц обнаруживается взаимосвязь их синтаксической структуры, компонентного состава, семантики и особенностей мировосприятия носителей говоров.

Уже на структурном уровне проявляется взаимосвязь построения модели, общего значения недоброго пожелания и специфики мировосприятия русского человека. Так, обнаруживается, что мышление русского человека конкретно. Это оказывает влияние на выбор конструкции для построения недоброго пожелания: самой продуктивной оказывается модель двусоставного предложения, так как в ней четко представлены субъект-исполнитель и то действие, которое он должен совершить, а в качестве самого продуктивного распространителя выступает прямое дополнение, указывающее на объект, на который направлено действие недоброго пожелания, так как оно всегда направлено на конкретный объект. Конкретность мышления русского человека подтверждается также непродуктивностью односоставных моделей, которые обладают меньшей степенью определенности субъекта-исполнителя наказания. Но наличие односоставных конструкций свидетельствует еще об одной специфической черте русского менталитета: русский человек осознает окружающий его мир как до конца не познанный, сам же является пассивным субъектом, который не может контролировать происходящее. Использование односоставных безличных и инфинитивных конструкций для построения устойчивых выражений со значением недоброго пожелания - следствие такого взгляда на мир, так как безличные и инфинитивные конструкции указывают, что действие протекает в отрыве от деятеля, то есть оно совершенно неконтролируемо. Неконтролируемость действия, с одной стороны, делает недоброе пожелание намного сильнее, с другой - позволяет снизить уровень ответственности говорящего за то зло, которое он причиняет, адресуя кому-либо проклятие. Человек, произнося недоброе пожелание, разрушает чужую жизнь, благополучие и душу, связываясь при этом с потусторонним миром, контакты с которым никогда не проходят бесследно для говорящего. В силу этого процент использования односоставных безличных и инфинитивных конструкций невелик: человек старается таким образом избежать употребление сильных проклятий, чтобы не погубить ни своего врага, ни себя самого. В этом проявляется древнейший инстинкт самосохранения и вера в разрушительное действие сил потустороннего мира. Наличие выражений со значением недоброго пожелания, построенных по модели односоставного предложения, свидетельствует еще об одной особенности русского человека - о его эмоциональности, так как сильные проклятия употребляются только в состоянии большого эмоционального напряжения, когда говорящий уже не контролирует себя.

Ситуация, в которой произносится недоброе пожелание, - ситуация сильного эмоционального напряжения - также оказывает влияние на структуру единиц. Для построения недобрых пожеланий используются также неполные конструкции, в которых отсутствует грамматическая основа, семантика недоброго пожелания в таких конструкциях выражается имплицитно, что делает выражения лаконичными, но при этом семантически емкими, то есть соответствующими ситуации.

Многоплановость, синкретичность сознания русского человека прослеживается также в характере модальности и способах выражения предиката.

Для обозначения предиката используются глаголы в форме побудительного и желательного наклонений, но при этом императив утрачивает свое прототипическое значение повелительности, реализует оптативную модальность, передавая значения желательного действия, но не конкретного, а отвлеченного, направленного на причинение чего-либо нехорошего. Оптатив-ность императивных конструкций - также следствие неконтролируемости называемого предикатом действия, так как нельзя приказывать тому, кого не можешь контролировать. Такое несоответствие формы и передаваемой ею семантики способствует возникновению неоднозначности, синкретичности конструкции. Возникновению синкретичности способствует также использование частицы чтоб, которая придает выражениям побудительно-пожелательную модальность, то есть вносит дополнительный оттенок побудительности в оптативные конструкции.

Но, несмотря на оптативность конструкций, большая часть глаголов (90%) употреблена в форме совершенного вида, который указывает на то, что действие, хотя и желательное, должно иметь конкретный результат - несчастье или что-либо плохое. Это также свидетельствует о конкретном мышлении русского человека.

Таким образом, даже не наполняя структурные схемы лексическими компонентами, можно проследить взаимосвязь структуры, семантики недоброго пожелания и мировосприятия носителей говоров: в силу конкретности мышления русский человек строит недоброе пожелание по определенной схеме, где обязательно должны быть указаны карающие силы, объект их воздействия и само действие.

Как только абстрактная схема наполняется определенным компонентным составом, непосредственно участвующим в формировании значения недоброго пожелания, возникают образы, непосредственно связанные с передаваемой семантикой, позволяющие понять, как носители языка воспринимают окружающий их мир, что для них опасно, что ценно и важно.

Русский человек самым страшным и опасным явлением считает болезнь (выражения, в которых в качестве субъекта-исполнителя выступает болезнь, являются самыми продуктивными). Такое восприятие заболевания объясняется, во-первых, тем, что заболевание наносит человеку физический вред, лишает его возможности работать, во-вторых, согласно древним языческим представлениям, болезнь - опасное существо из неконтролируемого человеком потустороннего мира, который также воспринимается как враждебный человеку. Использование названий существ из потустороннего мира в качестве субъекта-карателя - следствие наличия древнейших языческих верований наряду с христианскими представлениями: чаще всего в качестве субъекта выступают языческие существа из потустороннего мира, которые после принятия христианства стали считаться нечистой силой, существа, которые согласно христианской традиции относятся к нечистой силе. Однако слова дьявол, сатана практически не употребляются. Случаи их использования единичны, так как, во-первых, дьявол, сатана — это падший ангел, противостоящий Богу, поэтому его имя стараются не произносить, заменяют эвфемизмом, во-вторых, существительные дьявол, сатана заимствованные, не свойственные русской речи. Потусторонний мир опасен для русского человека тем, что разрушает душу, подчиняя своей злой воле.

Опасны для носителей русских говоров животные, связанные с потусторонним миром, люди других религий, чужестранцы (инородцы и иноверцы рассматривались русским человеком как бездушные существа, как бесы в человеческом обличье). В качестве опасной разрушительной силы выступают также стихийные природные явления, действие которых может причинить вред хозяйству и угрожать жизни человека.

Специфика выражения субъекта-исполнителя недоброго пожелания позволяет не только определить то, что опасно и угрожает физическому и душевному благополучию, но и выявить ценностные ориентиры русского человека: если для русского человека так опасно заболевание, то, значит, он больше всего ценит здоровье; искренне верит в чистоту души, но при этом употребляет проклятья; стремится жить в гармонии с природой, восхищается ее красотой, но не может избавиться от страха перед некоторыми природными явлениями; отличается терпимостью к жителям других стран и людям иных вероисповеданий.

Наличие противоречий в системе мировидения русского человека объясняется тем, что в его сознании сосуществуют элементы древних языческих представлений с христианским мировидением.

Специфика семантики анализируемых выражений, ситуации, в которой они произносятся, оказывают влияние на характер объекта, в качестве которого всегда выступает личное местоимение. Выбор местоимения семантически обусловлен: оно позволяет передать семантику направленности действия на объект, который обязательно должен быть указан, и отличается краткостью звучания.

В выборе предиката также четко прослеживается специфика мировидения носителей русского языка: семантика глагольного компонента связана с причинением вреда объекту воздействия, причем выбор действия зависит от того, кто является субъектом-исполнителем действия и на кого направлено действие недоброго пожелания. Так, когда в качестве субъекта-исполнителя выступают болезни или силы природы, глагольный компонент реализует семантику разрушения; когда карающей силой является существо из потустороннего мира, употребляется глагольный компонент с семантикой удаления. Такая зависимость обусловлена спецификой мировидения русского человека, который осознает потусторонний мир как реально существующий, причем существующий по своим законам. Непродуктивными являются глагольные компоненты, реализующие семантику уничтожения. Это обусловлено тем, что проклятия, связанные с пожеланием смерти, одни из самых страшных, так как направлены на то, чтобы лишить человека главной ценности - жизни, и человек чрезвычайно редко посягает на эту ценность даже мысленно — в этом проявляются и моральные устои русского человека, и христианский взгляд на мир, характерный для крестьянского социума, и отсутствие природной «кровожадности».

Трехкомпонентная структура устойчивых сочетаний со значением недоброго пожелания (субъект —> объект —► предикат) обязательна для всех единиц, так как, во-первых, она универсальна, во-вторых, обусловлена мировоззрением русского человека. Если один из компонентов схемы не вербализуется, это приводит к возникновению компрессии смысла, увеличению семантической емкости и лаконичности выражений, которые отвечают ситуации эмоционального напряжения, когда произносится недоброе пожелание. Если в структуре устойчивых сочетаний со значением недоброго пожелания выделяются два предиката, это лишает выражения лаконичности, необходимой для единиц, использующихся в ситуации сильного эмоционального напряжения, но, с другой стороны, подобные выражения становятся очень сильными проклятьями в силу наличия в них двух глагольных компонентов, так как объект подвергается не одному, а нескольким действиям карающего субъекта. Однако изменения трехкомпонентной структуры непродуктивны, так как они ведут к усилению воздействия недобрых пожеланий, в силу чего употребляются редко, только в состоянии аффекта, когда человек не может контролировать себя, что еще раз подчеркивает негативное отношение к злобности и зловредности.

Таким образом, в выборе структуры и компонентов для формирования недоброго пожелания прослеживается связь с культурно-национальными эталонами, что делает возможным их рассмотрение в контексте лингвокультур-ной традиции русского народа.

И структура, и компонентный состав, и возникающая на его основе образность, и оценочная характеристика служат средствами передачи значения недоброго пожелания. Их совокупность позволяет восстановить фрагмент языковой картины мира, выявить ценностные ориентиры носителей говоров.

Язык носителей говоров еще сохраняет древние, архетипические представления об устройстве мира, о магической силе слова, которым можно наказать виновного, поэтому так часто употребляются и долго сохраняются в народной памяти и речи устойчивые выражения со значением недоброго пожелания.

В целом, тот фрагмент языковой картины мира, который просматривается через денотативное, образное и оценочное содержание устойчивых выражений со значением недоброго пожелания, отражает способ мировидения, характерный для русской лингвокультурной традиции.

Для более полного представления о рассматриваемой проблеме необходим подробный анализ образности устойчивых выражений со значением недоброго пожелания, их эмоциональной окраски и возможности изменения семантики (ср. выражение шут тя скради может употребляться как для недоброго пожелания, так и для выражения восхищения), изучение рассматриваемого семантического поля и смежных с ним полей и т.д., но это все составляет перспективу дальнейшего исследования, так как объем исследования, представляемого к защите, ограничен.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Козельская, Инга Викторовна, 2004 год

1. Аксаков К.С. Опыт русской грамматики Константина Аксакова. Ч. 1. -М.: тип. Л. Степановой, 1860. 176 с.

2. Алтабаева Е.В. Интерпретация концепта «желание» в картине мира носителей русского языка // Язык и национальные образы мира. Материалы международной научной конференции (20-21 марта). — Майкоп: Издательство АГУ, 2001. С. 367-372.

3. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М.: Наука, 1976. - 384 с.

4. Арутюнова Н.Д. Аномалии и язык (К проблеме языковой «картины мира») // Вопросы языкознания, 1987. №3 - С. 3-20.

5. Архангельский В.Л. Устойчивые фразы в современном русском языке. Основы теории устойчивых фраз и проблемы общей фразеологии. -Ростов н/Д: Издательство Ростовского университета, 1964. 314 с.

6. Бабайцева В.В. Переходные конструкции в синтаксисе. Конструкции, сочетающие свойства двусоставных и односоставных (безличных именных) предложений. Воронеж: Центрально-черноземное книжное издательство, 1967. — 390 с.

7. Бабайцева В.В. Односоставные предложения в современном русском языке. — М.: Просвещение, 1968. 160 с.

8. Бабайцева В.В. Система членов предложения в современном русском языке. — М.: Просвещение, 1988. 159 с.

9. Бабкин А.М. Русская фразеология, ее развитие и источники. Д.: Наука, 1970.-262 с.

10. Балакай А.Г. Русский речевой этикет и принципы его лексикографического описания. Новокузнецк (НГПИ), 2002. - 228 с.

11. Беглова Е.И. Русский человек в контексте языковой и поведенческой игры // Язык. Человек. Картина мира. Материалы всероссийской научной конференции / Под. Ред. М.П. Одинцовой. Ч. 1. - Омск: Омский госуниверситет, 2000. - С. 79-82.

12. Белая E.H. Идиоматика и наивная картина мира // Язык. Человек. Картина мира. Материалы Всероссийской научной конференции / Под. Ред. М.П. Одинцовой. Ч. 2. - Омск: Омский гос. Университет, 2000. - С. 611.

13. Белошапкова В.А. Современный русский язык. Синтаксис. Учебное пособие для филологических специальностей университетов М.: Высшая школа, 1977.-248 с.

14. Бескова И.А. Проблема соотношения ментальности и культуры // Когнитивная эволюция и творчество. М.: Мысль, 1995 - С. 76-100.

15. Боас Ф. Введение к «Руководству по языкам американских индейцев» (Извлечение) // Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, Ч. II. М.: Учпедгиз, 1960. - С. 114-124.

16. Бондаренко В.Т. Варьирование устойчивых фраз в русской речи: Учебное пособие по спецкурсу. Тула: Издательство Тульского государственного педагогического университета им. Л.Н.Толстого, 1995. - 151 с.

17. Блинова О.И. Введение в современную региональную лексикологию: Материалы для спецкурса. Томск, 1973.

18. Будагов P.A. Язык и культура. Хрестоматия в 3 ч.: Учебное пособие. Ч. 2: Романистика / Сост.: A.A. Брагина, Т.Ю. Загрязкина. -М.: Добросвет -2000, 2001.-208 с.

19. Будагов P.A. Язык и речь в кругозоре человека. М.: Добросвет, 2000. - 304 с.

20. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. -М.: Учпедгиз, 1959. 623 с.

21. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996. -416 с.

22. Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 272 с.

23. Вендина Т.И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм). М.: Индрик, 1998. - 238 с.

24. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М.: Индрик, 2002. - 336 с.

25. Верещагин В.З. Язык. Мышление. Культура // Вопросы языкознания, 1975 -№1 С. 3-12.

26. Виноградов В.В. Из истории изучения русского синтаксиса от М.В.Ломоносова до A.A. Потебни и Ф.Ф. Фортунатова. М.: Просвещение, 1958.-315 с.

27. Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). М.: Высшая школа, 1972. - 616 с.

28. Виноградов В.В. Лексикология и лексикография. Избранные труды.-М.: Наука, 1977.-320 с.

29. Власова М. Русские суеверия: Энциклопедический словарь. СПб.: Азбука-классика, 2001. - 672 с.

30. Волченко Л.Б. Гуманность, деликатность, вежливость и этикет. Ценности культуры и морали. М.: Издательство МГУ, 1992

31. Гаврин С.Г. Фразеология современного русского языка в аспекте теории отражения: Учебное пособие по спецкурсу для филологов. — Пермь: Пермский гос. пед. институт, 1974. 254 с.

32. Гак В.Г. Высказывание и ситуация. Проблемы структурной лингвистики 1972. - М.: Наука, 1973.

33. Гак В.Г. Язык как форма самовыражения народа // Язык как средство трансляции культуры. М.: Наука, 2000. - С. 54-68.

34. Галкина-Федорук Е.М. Безличные предложения в современном русском языке. М.: Издательство МГУ, 1958. - 332 с.

35. Гальперин И.Р. Информативность единиц языка. Учебное пособие для вузов. — М.: Высшая школа, 1974. 175 с.

36. Гамаюнова Ю.И. Концептуальная антитеза смерть — рождение в древнейших названиях эмоций // Язык. Человек. Картина мира. Материалы всероссийской научной конференции / Под. Ред. М.П. Одинцовой. Ч. 1. - Омск: Омский госуниверситет, 2000. - С. 98-101.

37. Гехтляр С.Я. Русский инфинитив: категориальная характеристика, функционирование. Санкт-Петербург - Брянск, 1996. - 258 с.

38. Гневко В.Т., Кравченко З.Ф., Хмелевская Е.С. Современный русский язык. Односоставные предложения. Слова-предложения. Простое осложненное предложение. Минск: «Вышэйная школа», 1975. - 142 с.

39. Голикова Т. А. Менталитет как система стереотипов речевого коллектива // Язык. Человек. Картина мира. Материалы всероссийской научной конференции / Под. Ред. М.П. Одинцовой. Ч. 1. - Омск: Омский госуниверситет, 2000с. - С. 18-21.

40. Греч Н.И. Задачи учебной русской грамматики Николая Греча. СПб.: тип. Н Греча, 1852. - 136 с.

41. Гришанова В.Н. Речевой этикет говора как элемент народной культуры // Славянский альманах 1997. М.: Индрик, 1998. - С. 307-312.

42. Гришанова В.Н. Обращение в говоре как отражение менталитете его носителей // Славянский альманах 1998. М.: Индрик, 1999. - С. 324337.

43. Гришанова В.Н. Устойчивые сочетания со значением недоброго пожелания // Славянский альманах. М.: Индрик, 2001. С. 467 - 472.

44. Гудзенко А. Русский менталитет. М.: ПАИМС, 2001. - 240 с.

45. Гулакова И.И. Коммуникативные стратегии и тактики речевого поведения в конфликтной ситуации общения. Дис.канд. филол. Наук. -Орел, 2004.-152 с.

46. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. - 396 с.

47. Додонов Б.И. В мире эмоции. Киев: Политиздат Украины, 1987. -140 с.

48. Дубов И.Г. Феномен менталитета: Психологический анализ // Вопросы психологии, 1993 -№5 С. 20-29.

49. Дурст-Андерсен П.В. Ментальная грамматика и лингвистические супертипы // Вопросы языкознания, 1995. №6 - С. 30-41.

50. Ерзин Э.А. Негативные составляющие российского менталитета // Менталитет россиянина: история проблемы: Материалы Семнадцатой Всероссийской заочной научной конференции / Науч. Редактор С.Н. Полто-рак. СПб.: Нестор, 2000. - С. 178-180.

51. Жуков В.П. Семантика фразеологических оборотов. М.: Высшая школа, 1978.-150 с.

52. Жуков В.П. Русская фразеология. М.: Высшая школа, 1986 — 308 с.

53. Загоровская О.В. Семантика диалектного слова и проблемы диалектной лексикографии. М.: Русский язык, 1990. - 229 с.

54. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. -М.: Наука, 1973. 352 с.

55. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Эдиториал УРСС, 2001.-368 с.

56. Иевлева М.Х. Базисные концепты ментального мира человека (на материале тавтологий типа Жизнь есть жизнь). Уфа: РИО БАШ ГУ, 2002. - 140 с.

57. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. -246 с.

58. Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. СПб.: Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2000. - 326 с.

59. Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М.: Наука, 1975. - 231 с.

60. Колшанский В.Г. Объективная картина мира в познании и языке. М.: Наука, 1990.-111 с.

61. Копыленко М.М., Попова З.Д. Очерки по общей фразеологии. Воронеж, 1978. -140 с.

62. Короленко Ц.П., Фролова В.Г. Вселенная внутри тебя (Эмоции. Поведение. Адаптация). Новосибирск: Издательство «Наука», Сибирское Отделение, 1979. - 206 с.

63. Красина Е.А. Речевые ритуалы // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты: Материалы международной научно-практической конференции. Бийск, 1998. - Т. 1. - С. 262 - 265.

64. Красных В.В. Основы психолингвистики и теории коммуникации: Курс лекций. М.: ИТДГК «Гнозис», 2001. - 270 с.

65. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: Курс лекций. -М.: ИТДГК «Гнозис», 2002. 284 с.

66. Кубрякова Е.С. Человеческий фактор в языке. Язык и рождение речи. -М.: Наука, 1991.-238 с.

67. Кэрролл Э. Изард. Психология эмоции. СПб.: Питер, 2000. - 464 с.

68. Лекант П.А. Синтаксис простого предложения в современном русском языке: Учебное пособие для филологич. спец. пед. ит-тов. М.: Высшая школа, 1986. - 176 с.

69. Малышева В.А. Языковая личность как воплощение национального характера // Национальный менталитет и языковая личность: Межвузовский сборник научных статей. Пермь: Пермский университет, 2002. — С. 31-37.

70. Марков Б.В. Разум и сердце: Теория и история менталитета. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1993. - 229 с.

71. Маркович Р. Сербские народные проклятия и клятвы // Живая старина, 2001,-№3.-С. 32-34.

72. Маслова В.А. Лингвокультурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. М.: Изд. Центр «Академия», 2001. 208 с.

73. Мелерович A.M. Проблемы семантического анализа фразеологических единиц современного русского языка. Ярославль, 1979. - 78 с.

74. Мелехина Г.М., Ивашкевич Т.Ф. Менталитет россиянина: история проблемы // Менталитет россиянина: история проблемы: Материалы Семнадцатой Всероссийской заочной научной конференции / Науч. Редактор С.Н. Полторак. СПб.: Нестор, 2000. - С. 165-167.

75. Миронова И.Ф. Русский менталитет // Менталитет россиянина: история проблемы: Материалы Семнадцатой Всероссийской заочной научной конференции / Науч. Редактор С.Н. Полторак. СПб.: Нестор, 2000. - С. 163-165.

76. Мокиенко В.М. Славянская фразеология; Учебное пособие для вузов по спец. «Рус. яз. и лит.». М.: Высшая школа, 1989. - 287 с.

77. Мокиенко В.М. Загадки русской фразеологии М.: Высшая школа, 1990.- 206 с.

78. Молотков А.И. Основы фразеологии русского языка.- М.: Наука, 1977206 с.

79. Монина Т.С. Проблема тождества предложения. М.: МГТУ, 1995. -179 с.

80. Мордвилко А.П. Очерки по русской фразеологии (именные и глагольные фразеологические обороты). М.: Просвещение, 1964. - 132 с.

81. Немов Р.С. Психология: Учебное пособие для учащихся пед. училищ, студентов пед. институтов и работников системы подготовки, повышения квалификации и переподготовки пед. кадров. М.: Просвещение, 1990.-301 с.

82. Никитина С.Е. Устная народная культура и языковое сознание. М.: Наука, 1993.- 189 с.

83. Ожегов С.И Лексикология. Лексикография. Культура речи: Учебное пособие для вузов. М.: Высшая школа, 1974. - 352 с.

84. Оссовецкий И.А. Лексика современных русский народных говоров. -М.: Наука, 1982.-198 с.

85. Падучева Е.В. О семантике синтаксиса (Материалы к трансформац. грамматике русского языка). — М.: Наука, 1974. — 292 с.

86. Перетрухин В.Н. Проблемы синтаксиса однородных членов предложения в современном русском языке. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1979. - 208 с.

87. Песоцкая И. Концепт «болезнь» в зеркале мирового закона равновесия // Язык и национальные образы мира. Материалы международной научной конференции (20-21 марта). Майкоп: Издательство АГУ, 2001. -С. 221-225.

88. Петрова О.В. Местоимения в системе функционально-семантических классов слов. Воронеж. Издательство Воронеж, ун-та, 1989. - 156 с.

89. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. — М.: Учпедгиз, 1956. 511 с.

90. Подюков И.А. Народная фразеология в зеркале народной культуры: Учебное пособие. Пермь: ПГПИ, 1990. - 127 с.

91. Попов A.C. Проблема принадлежности инфинитива к подлежащему или безлично-зависимому компоненту в некоторых типах предложений современного русского языка // Вопросы синтаксиса и стилистики русского языка, вып. 7. Ульяновск, 1976. - С. 33-38.

92. Попов Р.Н. Фразеологизм современного русского языка с архаичными значениями и формами слов. М.: Просвещение, 1976. - 322 с.

93. Попова И.А. Неполные предложения в современном русском языке // Труды института языкознания АН СССР, T. И. М.,1953.

94. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. — М.: Наука, 1958. -T.I. 580 с.

95. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. — М.: Наука, 1968. -T.III. 550 с.

96. Потебня A.A. Мысль и язык. М.: Лабиринт, 1999. - 268 с.

97. Пушкарев Л.Н. Что такое менталитет? // Отечественная история, 1995 №3 - С. 158-166.

98. Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М.: Прогресс, 1979.-392 с.

99. Руднев А.Г. Синтаксис современного русского языка. М.: Высшая школа, 1963. - 354 с.

100. Русская грамматика М.: Наука, 1980. - Т. I—II.

101. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1994. - 608 с.

102. Савельева JI.B. Языковая экология. Русское слово в культурно-историческом освещении. Петрозаводск: КГПУ, 1997. - 143 с.

103. Сазонова Е.А. Русская цивилизация и ее самобытность // Менталитет россиянина: история проблемы: Материалы Семнадцатой Всероссийской заочной научной конференции / Науч. Редактор С.Н. Полторак. -СПб.: Нестор, 2000. С. 159-161.

104. Свобода Н.Ф. Массовое сознание россиян: проблема анализа // Менталитет россиянина: история проблемы: Материалы Семнадцатой Всероссийской заочной научной конференции / Науч. Редактор С.Н. Полторак. СПб.: Нестор, 2000. - С. 144-145

105. Селиверстова О.Н. Местоимение в языке и речи. М.: Наука, 1988. -151 с.

106. ИЗ. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи. М.: Прогресс, Универс. 1993. - 658 с.

107. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. М.: Наука, 1988. - 246с.

108. Серебренников Б.А., Кубрякова Е.С., Постовалова В.И., Телия В.Н., Уфимцева A.A. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. - 216 с.

109. Сусов И.П. Семантическая структура предложения (на материале современного немецкого языка). Автореф. на соиск. учен, степени д-ра филол. наук (10. 02. 19) Л., 1973. - 34 с.

110. Тарасов Е.Р. Язык как средство трансляции культуры // Язык как средство трансляции культуры. М.: Наука, 2000. - С. 45-53.

111. Тарланов З.К. Этнический язык и этническое видение мира // Язык и этнический менталитет: Сборник научных трудов. Петрозаводск: Издательство Петрозаводского университета, 1995. - С. 5-12.

112. Телия В.Н. Русская фразеология (семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты). М.: Высшая школа, 1996. 286 с.

113. Толстая С. М. Слово в контексте народной культуры // Язык как средство трансляции культуры. М.: Наука, 2000. - С. 101-111.

114. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М.: Издательство Индрик, 1995. — 510 с.

115. Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку // Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, Ч. II. М.: Учпедгиз, 1960. - С. 198 - 224.

116. Федоров А.И. Развитие русской фразеологии в конце XVIII начале XIX веков. - Новосибирск: Наука. Сибирское отделение, 1973. - 172 с.

117. Федорова Т.В. Семантика вежливости и средства ее выражения в современном русском языке (на материале современной драматургии). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Калининград, 2004. - 18 с.

118. Формановская Н.И. Русский речевой этикет: лингвистический и методический аспекты. М.: Русский язык, 1987. - 158 с.

119. Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды. М.: Учпедгиз, 1957.-471 с.

120. Хроленко А.Т. Лингвокультуроведение. Курск: Крона, 2000. - 167 с.

121. Шанский Н.М. Фразеология современного русского языка. М.: Просвещение, 1969. - 149 с.

122. Шапарова Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологии: Около 1000 статей. М.: ООО «Издательство ACT»: ООО «Издательство Аст-рель»: ООО «Русские словари», 2001. - 624 с.

123. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. М.: Наука, 1941. - 880 с.

124. Шведова Н.Ю. Активные процессы в современном русском синтаксисе (Словосочетание). М.: Просвещение, 1966. -156 с.

125. Шелякин М.А. Об инвариантном значении и функциях сослагательного наклонения в русском языке // Вопросы языкознания, 1999 №4 — С. 124-137.

126. Шингарев Г.Х. Эмоции и чувства как форма отражения действительности. M.: Наука, 1971. - 224 с.

127. Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю. М.: Языки славянской культуры, 2002. 224 с.

128. Шмелев А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 496 с.

129. Этнические стереотипы поведения. Под ред. А.К. Байбурина. Л.: Наука, 1985.-326с.

130. Южалина Н.С. Менталитет. Сущность и структура явления: Учебное пособие. Челябинск: Издательство ЮУрГУ, 2002. - 53 с.

131. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины времени // Вопросы языкознания, 1994 №5 - С. 73-89.

132. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М.: Издательство «Гнозис», 1994.-344с.

133. Янович Е.И. Текстовая структура и формуляр белорусских народных проклятий // Язык и этнический менталитет: Сб. науч. трудов. Петрозаводск, 1995. - С. 55-60.1. Словари

134. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-1У. -М.: Русский язык, 1978 1982.

135. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. - 685 с.

136. Мифологический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Советская Энциклопедия, 1991. - 736 с.

137. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.: Международные отношения, 2002. - 512 с.

138. Словарь орловских говоров. Вып. 1-4. - Ярославль, 1989 - 1991; Вып. 5 - 14. - Орел, 1992 - 2003.

139. Словарь псковских пословиц и поговорок / Составители В.М. Моки-енко, Т.Г. Никитина. СПб.: Норинт, 2001.- 170 с.

140. Словарь русских народных говоров. Вып. 1-37. М. - Л. - СПб.: Наука, 1965-2003.

141. Словарь русского языка. Т. 1-1У. - М.: Русский язык, 1981 - 1984.

142. Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: В трех томах. Репринтное издание. М.: Книга, 1989.

143. Фразеологический словарь русского языка // Под ред. А.И. Молот-кова. М.: Советская энциклопедия, 1967. - 544 с.

144. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. — Т. I IV. -М.: Прогресс, 1964- 1973.

145. Ярославский областной словарь. Вып. 1-10 Ярославль, 1981-1991.