Сельское население Восточной Сибири: 1960-1980-е гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Славина, Людмила Николаевна

• Славина, Людмила Николаевна
• доктор исторических наук
• 2010

Оглавление диссертации доктор исторических наук Славина, Людмила Николаевна

Введение.

Глава 1. Численность и пространственное движение населения.

1.1 .Численность населения.

1.2. Изменение системы расселения сельских жителей.

1.3. Миграция.

Глава 2. Социально-демографический состав сельского населения.

2.1. Состав населения по полу и возрасту.

2.2. Динамика национального состава населения.

2.3. Образовательная структура населения.

2.4. Отраслевая структура занятости.

Глава 3. Брак и семья в деревне.

3.1. Браки и разводы.

3.2. Сельская семья.

Глава 4. Воспроизводство населения.

4.1. Смертность.

4.2. Рождаемость.

4.3. Естественный прирост и воспроизводство населения.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Сельское население Восточной Сибири: 1960-1980-е гг.»

Актуальность и научная значимость изучения темы диссертации определяются той ролью, какую она играет в исследовании основных проблем отечественной истории XX века. Первая, фундаментальная, - проблема специфики российской модернизации. Ее решение невозможно без анализа хода и результатов модернизации социально-демографической сферы российского общества, особенности которой обусловливались, кроме прочего, региональной спецификой, наиболее ярко проявлявшейся на окраинных территориях и в деревне. Вторая проблема - оценка итогов советского периода истории России. В связи с всеобщим признанием необходимости придать истории «человеческое измерение» существует потребность оценить достижения страны по главному критерию - уровню развития и качеству ее населения. Особо важен анализ периода 1960-1980-х гг., когда советская система достигла зрелости и проявила свои сущностные черты в ее главном «продукте» — людях. Третьей является проблема сущности аграрного строя России 1930—1980-х гг. Формирующиеся новые подходы и направления аграрной историографии в рамках модернизационной парадигмы предполагают обязательный анализ трансформации социальной и демографической сфер советской аграрной системы, в частности, всестороннее исследование процесса раскрестьянивания, уточнение его периодизации, форм и результатов.

Точное знание тенденций развития сельского населения в последние советские десятилетия и его качества также необходимо для понимания ситуации в современной деревне. Без него сложно представить всю глубину переживаемого ею в постсоветский период кризиса и причины провала аграрных реформ. Поскольку ход социально-демографических процессов сопрягался с большим разнообразием деревенской жизни в пространственном отношении, нельзя обойтись без региональных исследований. Они способны дать новый эмпирический материал для создания полномасштабной картины развития сельского населения России 1960-1980-х гг., слабо изученного до сих пор, и помочь точнее выявить сущностные черты общих для российского села народонаселенческих процессов.

Демографический кризис в современной России обусловил социальную актуальность темы диссертации. Он вывел задачу оптимизации процесса воспроизводства населения в раз-ряд^тратегических национальных приоритетов, потребовал научного^смы£л^ия^г^при-чин и рекомендаций для разработки эффективной социальной и демографической политики1. В литературе имеются две точки зрения: 1) единственной причиной кризиса являются «античеловечные» реформы 1990-х гг.; 2) демографическая сфера России пребывает в кризисе с 60-х гг., а реформы лишь усугубили его. В связи с этим актуализировалось изучение периода

60-80-х гг. с целью поиска в нем истоков совре!менных проблем. Сторонники второй позиI ции создали работы о воспроизводстве населения России в 60-80-х гг., не оставляющие сомнений в их правоте . Но общероссийская картина нивелирует разнообразие ситуаций в регионах. Для выяснения причин кризиса на конкретных территориях необходимо изучение населения каждой из них.

Актуальность темы данной работы обусловливается также необходимостью совершенствования теоретико-методологической основы изучения населения. Сущность изменений в нем не имеет однозначной интерпретации в современной литературе, большинство процессов трактуются зачастую на основе противоположных по сути концепций - кризисной или эволюционной. И устоявшиеся, и появившиеся в последнее время методологические конструкты требуют более основательного «подкрепления» результатами конкретных исследований населения, в том числе регионального уровня.

Степень изученности темы. Специальных работ о сельском населении Восточной Сибири 1960-1980-х гг. немного. Но имеется большой полидисциплинарный комплекс публикаций, так или иначе касающихся его изучения. Диссертация опирается на теоретико-методологические и конкретно-исследовательские труды отечественных и зарубежных историков, демографов, экономистов, социологов, географов, этнографов, медиков и других специалистов. Первая категория этих трудов помогла конкретизировать объект и предмет изучения диссертации, обосновать подходы к теме, теоретическую основу, методологию и методы исследования, вторая использовалась для определения степени изученности темы и как источник научных выводов и фактического материала.

В изучении населения России и ее регионов последнего советского тридцатилетия выделяются два периода - советский (60—80-е гг.) и постсоветский, которые соединяет переходный этап, охватывающий годы перестройки. В первый период, отмеченный активными теоретико-методологическими поисками всех наук о населении, сформировалось большинство подходов и концепций, на которых базируются современные народонаселенческие исследования. Больше других наук повлияли на развитие исторической демографии и во многом опо ределили ее современное состояние достижения демографии и социологии. Они представлены в работах А.И. Антонова, В.А. Борисова, Д.И. Валентея, А.Г. Вишневского, А.Г. Вол

• — — '

Сибири главными разработчиками методологии и методики изучения населения выступали новосибирские социологи-экономисты из ИЭОПП СО АН СССР во главе с Т.И. Заславской.

В советский период поиски велись в основном в рамках марксистской парадигмы, что выражалось в социально-классовом анализе процессов, в утверждении приоритетной зависимости развития населения от социально-экономических отношений, положения классов и социальных групп, в первостепенном внимании к народным массам и социальным структурам. В рамках этого подхода была разработана объясняющая законы и закономерности народонасе-ленческих процессов теория народонаселения, сформулированы ее основные понятия, начиная с центральной категории и объекта исследования - населения {народонаселения), достигнуто единство в его трактовке и определении его главных характеристик, которыми признаны социально-временная (конкретно-историческая совокупность людей) и пространственно-территориальная определенность (расселение)4. Но многие базовые категории и понятия не согласованы до сих пор и требуют комментариев.

Нет единства в трактовке основного народонаселенческого процесса. Таковым все признали воспроизводство населения, но одни его интерпретируют как процесс непрерывной смены поколений людей (узкий подход), другие - как сложный процесс, ради объяснения которого было введено понятие развитие народонаселения (широкий подход). Это принципиальное различие определяет всю стратегию исследований, начиная с выбора предмета изучения. Единодушно признав в качестве его «воспроизводство населения в общественно-исторической обусловленности этого процесса», сторонники узкого подхода изучают только естественное движение населения5, широкого - совокупность естественного, пространственного и социального движения6. Некоторые занимают промежуточную позицию. Разные взгляды на предмет исследования сосуществуют на равных, в каждом случае его границы определяет авторская парадигма, и споры на это тему признаны бессмысленными.

От границ предмета изучения зависит характер оценки качества населения. При узком подходе оценивается его способность к воспроизводству новых поколений, при других подходах эта способность признается важнейшей, но наряду с качествами социального воспроизводства и пространственной подвижности. Сформулированная в 1970-х гг. проблема развития населения тоже трактуется двояко. В узкодемографическом плане под развитием понимаются изменения в процессах естественного движения населения, при широком подходе оно рассматривается в контексте приобщения всех людей к мировой культуре и цивилизации, а физическое воспроизводство поколений оценивается как «стержень» этого процесса.

В разряде дискуссионных находится понятие движение населения, выражающее измене-ние^его^количественных и качественньтх^характсристик. Единства^взглядов-относительно числа видов движения населения нет, но чаще всего выделяются три — естественное, пространственное и социальное движение, которые органически взаимосвязаны и совершаются неразрывно. Трактовка первых двух видов не вызывает разногласий, социальное движение рассматривается как в узком, так и в широком значении. Такой подход базируется на парадигме, по которой к социальным в широком понимании относятся все общественные отношения, включая демографические, в узком - лишь конкретные. Проблема вычленения конкретных видов социального движения тоже не согласована и решается в каждом случае исходя из исследовательских задач.

В 60-80-х гг. сформировались основные подходы к предмету исследования - комплексный и системный. Все признали целостность населения как системы и процессов его развития и что эту целостность обеспечивают общественные отношения. Из этого последовал вывод о необходимости анализа развития населения в его общественно-экономической обусловленности и изучения системы социальных отношений, лежащих в основе народонаселенческих процессов. Детерминация развития населения объяснялась с позиций факторного подхода по схеме «фактор-явление» с поиском факторов, прежде всего экономических, обусловливающих демографические события. С 70-х гг. стал применяться еще поведенческий подход. В последней трети XX в. он почти вытеснил факторный подход в изучении рождаемости, при исследовании других народонаселенческих процессов оба подхода стали дополнять друг друга. Вошедший в практику социологический подход позволил анализировать систему детерминант и последствий демографического (и других видов) поведения, объединить в общей концепции все факторы, условия и механизмы развития населения.

Главным событием в отечественной теоретической демографии в рассматриваемый период стал отказ от поиска особого социалистического закона народонаселения и признание идеи о существовании единых законов воспроизводства населения для разных стран и общественно-экономических формаций. Эта идея нашла развитие в глобальной концепции исторических типов воспроизводства населения. Ее исходная позиция — каждому историческому этапу развития общества свойственно единство интенсивности демографических процессов и механизмов их социального регулирования — прямо не противоречила официальной марксистской идеологии. Но разработчики концепции (А.Я. Кваша, Д.И. Валентен, А.Г. Вишневский, и др.) отказались от периодизации демографических процессов, на основе формаци-онного подхода и вслед за иностранными учеными выделили три основных типа воспроизводства населения - архетип, традиционный и современный (рациональный), соответствующие трем укрупненным этапам.истории человечества7. Характер перехода от одного типа воспроизводстаа^^другому определялся как демографическая,революция (демографический. переход), сущность которой объясняла теория демографической транзиции (демографического перехода). Она была разработана в 1909—1934 гг. как теория демографической революции французским демографом А. Ландри, развита американским демографом У. Томпсоном и получила современное название (демографического перехода) в 1945 г. по инициативе американского демографа Ф. Ноутстайна8.

В мировой и отечественной науке нет единства мнений по всем вопросам демографического перехода от традиционного к современному типу воспроизводства населения из-за своеобразия его проявления в разных странах. Отсутствует общая периодизация его. Чаще всего используется схема из 4 фаз (этапов), согласно которой в первой фазе происходит перестройка типа смертности, снижается ее уровень при стабильном (либо незначительном сокращении или росте) уровне рождаемости, во второй рождаемость снижается быстрее продолжающей сокращаться смертности, уровень которой достигает минимальных значений. Для третьей фазы характерны разворот движения смертности в обратном направлении, рост ее уровня, вызванный демографическим старением населения, замедление снижения рождаемости и сокращение естественного прироста до низких величин. К концу третьей фазы коэффициент рождаемости приближается к уровню простого воспроизводства, но коэффициент смертности остается ниже его. В четвертой фазе коэффициенты сближаются, демографический процесс стабилизируется на уровне простого воспроизводства населения9.

Из нескольких вариантов интерпретации теории демографического перехода применительно к России наибольшую известность получил вариант А.Г. Вишневского, изложенный им в монографии «Демографическая революция» и развитый в последующих работах10. В его основе лежит концепция демографического гомеостаза, т.е. взаиморегуляции процессов смертности и рождаемости. Идеи А.Г. Вишневского были высоко оцененные рядом ученых, но теория демографической революции в советский период не получила всеобщего признания, так как выходила за рамки формационного подхода, фактически развивала теорию конвергенции и не была подкреплена анализом на материалах России.

В 60-80-х гг. сформировались концепции (социологические, демографические и психологические), трактующие отдельные демографические процессы, прежде всего рождаемость и переход семьи к малодетности 1 А.Г. Вишневский и его последователи обосновали гипотезу гомеостатического регулирования рождаемости. Согласно ей, уровень рождаемости в конечном счете определяется уровнем смертности, снижение которого освобождает общество от необходимости поддержания высокой рождаемости в целях защиты себя от вымирания и делает «производство» детей областью рационального выбора индивидов. На основу изу- чения стимулов рождаемости и мнений населения об оптимальном размере семьи была разработана теория репродуктивного поведения, трактующая причины отмирания многодетности. Она объясняет изменения в репродуктивном поведении воздействием на него многочисленных факторов (урбанизации, социально-классовой принадлежности, занятости женщин во внедомашнем производстве и т.д.), но не напрямую, а через социальные нормы, которые формируют характер потребности в детях вообще и в их количестве. Эту теорию конкретизировала концепция убывающей потребности в детях, сформулированная В. А. Борисовым (с опорой на идеи зарубежных теоретиков Г. Беккера, Р. Истерлина, Дж. Колдуэлла) и развитая

I ?

А.И. Антоновым . Эти авторы объясняли эволюцию содержания понятия «потребность в детях» изменением внешних условий на каждом из этапов развития общества. Главной причиной снижения рождаемости они определили сокращение, а потом отмирание экономической мотивации деторождения и замещение ее социально-психологической компонентой, что привело их к утверждению о реальности перспективы снижения рождаемости ниже уровня простого воспроизводства. Развивая теорию репродуктивного поведения, А.Г. Вишневский разделил потребность в детях на общественную и индивидуальную и обосновал идею перехода от преимущественно общественной репродуктивной мотивации к индивидуальной по мере модернизации общества.

К началу постсоветского периода наиболее концептуально оформленными были идеи «убывания потребности в детях» и «гомеостатического регулирования рождаемости», не утратившие своей актуальности поныне. При этом в концепции В.А. Борисова и А.И. Антонова отстаивается неизменная жесткость социальных норм детности в регулировании рождаемости независимо от исторического типа воспроизводства населения, а А.Г. Вишневский считает, что по мере отхода от традиционного типа воспроизводства и снижения смертности нормативное давление на индивида уменьшается и возрастает свобода прокреативного (обусловленного индивидуальными потребностями в детях) поведения.

Концепции смертности тоже основаны на попытках проникнуть в сущность закономерностей ее качественных изменений и выявить исторические системы ее факторов. Особые заслуги в разработке теории смертности признаны за Б.Ц. Урланисом, который обосновал необходимость комплексного подхода к ее рассмотрению, опоры на результаты исследований всей системы наук о населении, анализа динамики смертности во взаимосвязи с ее внутренними и внешними факторами с объяснением ее социальной компоненты. В 1980-х гг. усилилось внимание к поведенческим аспектам смертности и появился новый для отечественной науки поведенческий подход в ее изучении. Широкое распространение получила концепция исторических типов смертности в рамках теории демографического перехода.

Ее конкретизировала выдвинутая в 1971 г. американским демографом А. Омраном концепция эпидемиологического перехода, объясняющая закономерности исторических изменений в

13 заболеваемости и причинах смерти в разных половозрастных группах населения . Согласно ей, эпидемиологический переход, будучи частью демографического перехода, тоже состоит из четырех фаз (этапов), в ходе смены которых инфекционные заболевания в качестве основной причины смерти замещаются дегенеративными (сердечно-сосудистыми, онкологиче скими и т.п.) болезнями. Их рост ускоряется в третьей и особенно в четвертой фазе из-за ста>> рения населения. В последнее время родилась идея о существовании пятого этапа перехода, ; для которого характерен возврат считавшихся ликвидированными болезней (холера, чума и

I т.д.) и появление новых (ВИЧ-инфекции и т.п.)14.

В рассматриваемый период сформировался новый взгляд на семью как на сферу «производства» человека, где происходит его рождение, организуется жизнедеятельность, обеспечивается физическое и социальное развитие, а сам процесс воспроизводства населения впервые стал трактоваться как компонент образа эюизни индивида и семьи, как проявление и результат жизненной активности людей, т.е. проблемы воспроизводства населения обозначились в субъективно-деятелъностном аспекте. Брак и семья изучались представителями многих наук, среди которых лидировали социологи. Методологическую основу исследований определяла работа Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Ее главные идеи наиболее удачно развил А.Г. Харчев, концепция которого довела до логического конца марксистско-ленинское понимание места и роли семьи в обществе и государстве, заложила основы для анализа брачно-семейной проблематики и до 90-х гг. оставалась единственно общепризнанной в советском обществоведении15. А.Г. Харчев сформулировал дефиниции брака и семьи, вошедшие в отечественные учебники и научные работы как базовые, «привязал» семью к воспроизводству человека в интересах функционирования общества, обосновал ее социальную необходимость, оценил «детопроизводство» (рождение и социализацию детей) как главное образующее семью отношение, определил ряд функций семьи — специфических внутренних, вытекающих из ее сущности, и внешних, к выполнению которых ее принуждают исторические обстоятельства.

В 80-х гг. обозначились две ориентации исследователей проблем взаимосвязи семьи и общества, сосуществующие поныне. Одни стремились сохранить и укрепить общественно-функциональное понимание семьи (А.И. Антонов и др.)16, другие не отказались от этого ракурса рассмотрения ее, но' акцентировали внимание на внутрисемейных характеристиках, отстаивая самостоятельную ценность их изучения. Вторую позицию концептуально оформил

1 <7

С.И. Голод . Суть его концепции заключается в ориентации на имманентные закономерности развития и семьи, на анализ структуры и характера конституирующих семью внутрисемейных отношений в их исторической динамике. В рамках этой концепции была обоснована идея существования трех идеальных типов семейных отношений - патриархатного (традиционного), детоцептристского (современного) и супружеского (постсовременного), распространенных в разных пропорциях и с разными национально-культурными вариациями во всех обществах, относящихся преимущественно к западной культурной традиции. Идея внутренних сил скрепления семьи легла в основу разработанной А.Г. Вишневским и С.И. Голодом концепции «детоцентристской» семьи.

В постсоветский период концепция А.Г. Харчева подверглась критике. Ее главный порок ряд исследователей видят в том, что идеологические стереотипы и поиск особых свойств «социалистической» семьи не дали ее автору увидеть за фактами «некачественной реализации функций семьи» черты институционального кризиса. Первыми заявили о его наличии в России В.А. Борисов и А.И. Антонов в середине 1980-х гг., позднее употребившие термин деградация семьи. Их исследования основаны на фамилистической (кризисной) теории, сформировавшейся в рамках теории исторического отмирания многодетной семьи. Она трактует изменения в современной семье как проявление охватившего ее и ценности семейного образа жизни глобального кризиса, вызванного не случайными временными причинами, а атрибутивными чертами индустриально-рыночной цивилизации18. На современном этапе фамилистическая теория разрабатывается уже в плане трактовки причин разложения малодетной системы ценностей и декларирования контрсемейных взглядов.

Сформировавшаяся одновременно с фамилистической альтернативная модернистская парадигма здравого смысла (парадигма помех) трактует изменения в брачных и семейных отношениях не как кризис, а как проявление их модернизации, как смену их традиционного типа современным, что составляет суть второго демографического перехода. Кризис переживает не институт семьи, а ее старые формы: «на глазах расширяется выбор вариантов матримониального поведения», «на место стандартной последовательности событий в индивидуальных биографиях приходит разнообразие индивидуальных жизненных путей», а дето-центристская семья эволюционирует к семье супружеского типа19. Противоборством этих парадигм (кризисной и эволюционной) определяется современное изучение брака и семьи.

Период 1960 - середины 1970-х гг. оценен специалистами как ренессанс в исследовании пространственной формы движения населения - миграции. Новый взгляд на нее, осознание неприменимости ряда традиционных критериев к оценке ее причин и последствий, появление большого числа определений ее сущности и попыток ее классификации потребовали «наведения порядка» в научном аппарате и выделения вопросов теории и методов изучения миграции в отдельную отрасль исследования. В 60-80-х гг. эти проблемы обсуждались в работах В.И. Переведенцева, Л.Л. Рыбаковского, В.И. Староверова, А.У. Хомры, Б.С. Хорева, лл

В.Н. Чапека и др. Было преодолено слишком широкое толкование миграции, сформировалось понимание ее в широком и узком смыслах слова. В узком смысле она стала рассматриваться как законченный вид территориального перемещения, завершающийся сменой места жительства, т.е. переселение. К миграции в широком смысле начали относить все виды территориальных перемещений вне зависимости от продолжительности, регулярности, целей и направления потоков. Были изучены функции миграции (конкретные роли, которые она играет в жизни общества) и выделены главные - перераспределительная, селективная и ускорительная.

В 1970-х гг. увидела свет теория трехстадийности миграционного процесса. Она сводится к тому, что любой миграционный процесс состоит из трех взаимосвязанных стадий: а) исходной (подготовительной), представляющей процесс формирования территориальной подвижности населения; б) основной, или собственно переселения; в) завершающей, выступающей как приживаемость мигрантов на новом месте21. Эту теорию дополнила разработанная в 1971 г. американским географом В. Зелинским концепция миграционного перехода, раскрывающая закономерности перехода от «сидячего» образа жизни в традиционном обществе к активным территориальным перемещениям населения по мере становления индустриального общества22. Согласно этой концепции, разработанной по аналогии и на основе теории демографического перехода, миграционное движение имеет этапы, примерно соответствующие фазам демографического перехода, поскольку определяется в принципе общими причинами. На первом этапе на фоне роста общей переселенческой активности населения преобладает массовое движение из сел в города (урбанизация) и на неосвоенные окраины страны, на втором эти два потока ослабевают, но растет интенсивность безвозвратных перемещений. Третий этап определяют абсолютное и относительное сокращение движения из сел в города, высокий уровень межгородской и разных видов возвратной миграции, прекращение переселений в недавно освоенные районы и даже обратное движение оттуда. Концепция миграционного перехода как теоретическая модель анализа закономерностей миграции не исключает того, что в каждой стране этот переход осуществляется своеобразно, в соответствии с местными условиями. Так, к особенностям его советского варианта отнесены в первую очередь политический контроль и государственное регулирование миграций, степень которых различалась в разное время.

Сформировалось представление об иерархии факторов миграции, дана их интерпретация. Было установлено, что, во-первых, факторы влияют на миграцию в совокупности, ее интенсивность и характер определяет не один, даже очень важный, фактор, а их комплекс, который в разных районах включает разные факторы. Во-вторых, в этом комплексе в числе основных были признаны экономические факторы, а затем сделан вывод о решающем значении для миграции стремления людей улучшить условия своей жизни. В-третьих, получила развитие высказанная еще в досоветский период идея, что главную роль играют не факторы уровня жизни в их абсолютном выражении, а территориальные различия между ними. Она оформилась в концепцию территориальной дифференциации уровня э/сизни населения23.

При изучении социального развития населения - третьей формы его движения - первостепенное внимание в 60-80-х гг. уделялось теоретическим проблемам его социальной структуры. В узком смысле она трактовалась как классовая структура, в широком - как деление населения еще и «по возрасту и полу, национальности, профессиям, территории и многим

ОЛ другим признакам» . Официальная методология предписывала в первую очередь выявлять классовое содержание структуры населения в рамках господствовавшей концепции класса, выстроенной на основе социально-экономических отношений. Анализ велся по абсолютизированной в советской науке трехчленной формуле, сосредоточивался на характеристике трех основных структурных элементов, а теоретической основой трактовки динамики социальной структуры выступала официальная доктрина «достижения социальной однородности» советского общества. Главные усилия направлялись не на установление различий между классами и общественными группами, а на обоснование процесса их сближения, стирания между ними социальных границ, что доказывалось количественными измерениями.

В 60—80-х гг. начался частичный отход от трехчленной схемы классовой структуры советского общества, развернулась разноплановая дискуссия по этой проблеме, в которой приняли участие A.A. Амвросов, Ю.В. Арутюнян, Ю.А. Поляков, М.Н. Руткевич, B.C. Семенов, C.JI. Сенявский, О.И. Шкаратан и др.25 Первичным элементом социальной структуры была признана социально-профессиональная группа, и началось изучение межгруппового деления общества на основе профессиональной дифференциации населения. Ю:В. Арутюнян, О.В. Шкаратан, JI.A. Гордон, А.К. Назимова и другие исследователи определили пять «родовых характеристик» для систематизации профессий (соотношение исполнительских и организаторских функций; степень многообразия функций и интеллектуального напряжения; степень самоорганизации труда; сложность труда; социально-экономическая оценка работников, выполняющих труд данного вида), на основе которых была составлена классификация социально-профессиональных слоев советского общества, сложившихся к 1980-м гг.26

Теории и концепции развития населения, разработанные отечественными обществоведами в 1960-1980-х гг. и в обобщенном виде представленные в изданном в 1985 г. «Демографиче- ском энциклопедическом словаре»27, дополнялись и обогащались разработками иностранных ученых. В 1960-х гг. были изданы «Социология демографического поведения» К. Дэвиса, монография Р. Пресса, посвященная методам изучения народонаселения, и монография Э. Россета о старении населения, в 1970-х - книга А. Сови «Общая теория народонаселения».

Получили известность концепции Дж. Хаджнала о двух идеальных типах демографического поведения людей и двух моделях брачности (европейской и традиционной) и П. Ласлетта, предложившего классификацию семейных структур и дифференцировавшего территорию Европы на зоны по распространению разных их типов. При сравнительно-историческом анализе динамики рождаемости на разных территориях стала применяться система индексов американского ученого Э. Коула, позволявшая оценить эффект действия главных факторов

28 этого процесса - типа брачности и внутрисемейного регулирования рождаемости . Как указано выше, советские ученые стали осваивать теорию демографического перехода и концепцию эпидемиологического перехода.

Ценные идеи содержали конкретные исследования иностранных авторов. Так, американцы А.Р. Льюис и Г.Р. Роуэнд в монографии «Движение населения в СССР.» поставили цель выявить факторы рождаемости и развития населения России до и после 1917 г., раскрыть

29 взаимовлияние процессов модернизации общества и изменения населения . Они пришли к выводу, что перемены в населении не были связаны с политикой, идеологической системой, с присущими стране культурными и историческими факторами, хотя и признавали, что политика государства может влиять на демографические процессы через социальные и иные программы. Их идея относительной «автономности» демографических процессов оказалась «живучей», сейчас ее развивает школа А.Г. Вишневского.

Одновременно с теоретическими изысканиями в 60-80-х гг. проводились конкретные исследования современного населения. Опубликованная в те годы основная научная литература по теме отражена в библиографических указателях30. Исследования осложнялись неудовлетворительным состоянием информационной базы из-за малой доступности статистики населения и других категорий источников, табуированием изучения многих тем. Большая часть исследований проводилась «для служебного пользования», публикации их результатов оседали в спецхранах, содержащийся в них фактический материал, идеи, концепции и выводы исключались из научно-исследовательского процесса, что тормозило и обедняло изучение темы и одновременно скрывало ущербность знаний о населении. Все это было характерно и для трудов сибирских ученых.

Круг конкретных исследований населения, касающихся проблем данной диссертации, очень'широк и требует специального анализа. По охвату территории они, делятся на три группы: 1) о населении. СССР и России, 2) о населении Сибири, 3) о населении Восточной Сибири и ее административно-территориальных образований. Исходя из задач настоящей работы мы сочли необходимым ограничиться характеристикой главных историографических тенденций в рамках двух обозначенных периодов изучения темы (советского и постсоветского) и дать оценку литературы в основном сибирских авторов.

В первый период сельское население Сибири 1960-1980-х гг. изучали представители разных наук, специально или попутно, но процесс определяли не историки. Для них тема населения была второстепенной, подчиненной раскрытию сюжетов социально-экономической истории. Работа велась неравномерно в территориальном плане. Западносибирская деревня изучалась комплексно, «широким фронтом», восточносибирская - эпизодически, фрагментарно, в локальных тематических и хронологических рамках. В Восточной Сибири центром народонаселенческих исследований был Институт географии Сибири и Дальнего Востока СО АН СССР (ныне Институт географии СО РАН), где изучались географические и медико-биологические аспекты процесса формирования населения этой части Сибири, выяснялась степень соответствия темпов его роста и изменения структуры потребностям народного хо

2 I зяйства . В публикациях этого института, а также Бурятского научного центра СО АН и местных вузов имеется информация о сельском населении Восточной Сибири, условиях его труда и быта. Но специально эта проблема не изучалась.

Основные достижения в осмыслении процесса развития сельского населения Сибири 1960-1980-х гг. в контексте урбанизации деревни принадлежат социологам-экономистам из ИЭОПП СО АН СССР во главе с Т.И. Заславской (Г.П. Гвоздева, Е.Е. Горяченко, В.А. Калмык, JI.B. Корель, А.Р. Михеева, Р.В. Рывкина, C.B. Соболева, B.C. Тапилина и др.). Они изучали деревню Западной Сибири как социально-экономическую систему, ее население рассматривали как системообразующий фактор, а разные виды его жизнедеятельности - как способ функционирования системы «деревня». Их труды основаны на государственной статистике, результатах собственных обследований и своих же оригинальных методах и методологии исследования32. Сельские жители в них представлены многопланово — как трудовые ресурсы, потребители духовных и материальных благ и субъект собственного воспроизводства; охарактеризованы их общественное сознание, ценностные ориентиры, мотивы поведения и деятельности в экономической сфере; проанализированы условия жизнедеятельности населения и факторы его развития. Часть работ этого коллектива содержит информацию по Восточной Сибири. Но главную ценность для данной диссертации представляли его теоретико-методологические разработки, идеи ивыводы.

Литературу о населении Сибири можно разделить в соответствии с предметом изучения-на четыре блока: 1) о пространственном движении (миграции и изменениях в расселении), 2) о естественном движении (воспроизводстве), 3) о социальном развитии (изменении структур) населения, 4) комплексные исследования. Часть работ специально посвящена сельским жителям, в других имеются сведения о них.

Первый блок включает работы о миграции населения Сибири. Разные виды ее, в том числе переселения сельчан и приживаемость их в городах, анализировали в социально-экономическом ключе В.И. Переведенцев и Ж.А. Зайончковская. В их монографиях наряду с ценным эмпирическим материалом содержатся замечания и выводы, вошедшие в работы других авторов (представление о факторах миграции и интерпретация их, вывод об определяющем значении для миграции стремления индивидов улучшить условия жизни, изменивший понимание сущности этого явления, о незначительной роли внешней миграции в росте населения Сибири в 1950-х гг. и др.)33. Группа Т.И. Заславской специально изучала миграцию сельского населения Западной Сибири с социологических позиций — ее причины, мотивы, объемы и направления потоков, состав переселенцев, зависимость между интенсивностью движения сельчан и уровнем развития экономики и социальной инфраструктуры поселений, влияние миграции на социально-демографическую и экономическую сферы деревни и еще множество конкретных вопросов34. Наряду с переселениями изучались две другие стадии процесса - потенциальная миграция и приживаемость новоселов. Была предложена классификация факторов миграции, определена их иерархия, названа главная причина - разрыв в уровнях развития города и села. Прежний подход, акцентирующий внимание на планомерности и экономической необходимости миграции, вытеснялся «личностным» подходом. Была разработана поведенческая концепция миграции, которая начала использоваться в исследованиях конкретных процессов, и, таким образом, к факторному подходу в изучении миграции добавился поведенческий. Их сочетание определяло разработку темы в дальнейшем.

Миграция трактовалась этими исследователями как закономерный, но деформированный непродуманными решениями властей процесс оттока людей из села в город, как важнейший механизм и результат урбанизации Сибири, охватившей и село. Эти идеи хорошо разработаны в статьях и монографии Л.В. Корель, где прослежена зависимость между уровнем урбанизированное™ сельской местности и масштабами оттока населения, направлением движения и его составом, выявлены мотивы, и факторы, формировавшие миграционную установку на город, дан прогноз развития сельско-городской миграции35. Другие работы этого коллектива о миграции-посвящались периодизации-сельско-городской миграции, ее новым проблемам на современном этапе и в будущем, а также вопросам ее математического моделирования36. Благодаря главным образом усилиям этих авторов миграция сельского населения была довольно хорошо исследована к середине 80-х гг., но только в Юго-Западной Сибири.

Миграция жителей Восточной Сибири всесторонне не изучалась, а рассматривалась географами лишь как компонент процесса формирования населения этой территории. В монографии В.В. Воробьева были охарактеризованы в общих чертах основные миграционные потоки в 1960 - первой половине 1970-х гг. в границах Восточной Сибири37, но больше проблема в таких масштабах не разрабатывалась. Другие ученые ограничивались локальными территориями (зоны Саянского ТПК, КАТЭКа, БАМа) и тоже рассматривали миграцию то лишь как источник роста их населения . Переселения сельчан еще анализировались, но очень ограниченно, в рамках проблемы трудовых ресурсов сельского хозяйства39.

Сельское расселение в Восточной Сибири изучалось географами тоже односторонне, в узких проблемных и территориальных рамках40. Шире и глубже географов исследовали проблему новосибирские социологи-экономисты из ИЭОПП, которые в конце 60-х гг. приступили к разработке концепции совершенствования системы сельского расселения. Они обосновали типологию сельских населенных пунктов, рассмотрели связи разных типов поселений с социально-демографическим составом населения и уровнем интенсивности миграции, дифференциацию условий жизни в разных поселениях и т.д. Расселенческие процессы ими изучались в рамках концепции преодоления существенных различий между городом и деревней в ходе урбанизации последней, а система расселения оценивалась как важнейший фактор всех видов развития и дифференциации населения41.

Второй блок объединяет труды о естественном движении населения Сибири. В Восточной Сибири его рассматривали географы в качестве фактора формирования населения региона и всесторонне не изучали . Намного полнее оно освещено в работах новосибирских экономистов и социологов. Среди них нужно отметить кандидатскую диссертацию и монографию экономиста Е. М. Левицкого, в которых проанализировано воспроизводство населения Сибири и Дальнего Востока на основе итогов переписи 1959 г. и таблиц смертности43. Посвященные всему населению, эти работы дают представление и о сельских жителях. До сих пор актуальны выводы автора о старении населения и прогрессивности этого процесса, о формировании нового режима воспроизводства поколений в регионе в результате снижения смертности и т.д.

Процесс воспроизводства сельского населения Западной Сибири во взаимосвязи с миграцией охарактеризован в работе Л.П. Ляшенко и C.B. Соболевой44. Авторы, делавшие демографический прогноз перспективной численности и половозрастной структуры сельского населения с помощью математического моделирования, оценили тенденции основных воспроизводственных процессов, динамики структур населения и характер миграции в 60-х гг., назвали факторы этих процессов и установили их иерархию. Предложенную Л.П. Ляшенко и

C.B. Соболевой картину естественного движения населения конкретизируют работы медиков, изучавших отдельные стороны процесса воспроизводства на ограниченных территориях45. Они ценны, прежде всего, как источник информации, так как написаны на закрытых материалах медицинской статистики и санитарно-гигиенических обследований и содержат детальные характеристики рождаемости, здоровья, смертности - общей и отдельных категорий населения, структуры ее причин, продолжительности жизни сибиряков в разных частях региона и т.п. Основные медицинские труды издавались под грифом ДСП и находились в спецхранах, как и большинство крупных публикаций о естественном и пространственном движении населения, включая охарактеризованные работы Е.М. Левицкого, Л.П. Ляшенко и C.B. Соболевой.

Брак и семья сельских жителей в Восточной Сибири не исследовались, а в Западной их изучала А.Р. Михеева46. В ее работах сельская семья рассмотрена как сфера воспроизводства и социализации новых поколений и как элементарная экономическая единица, где формируются и реализуются потребности людей. По итогам анализа тенденций брачности, разводи-мости и рождаемости как элементов процесса создания и развития семьи, а также изменений, происходивших в разных типах семей на различных стадиях их жизненного цикла, A.M. Михеева сделала вывод о переходе сельчан Западной Сибири к современному типу семьи.

Первые работы историков о пространственном и естественном движении сельского населения Сибири рассматриваемого периода появились в 1980-х гг. Это статьи и кандидатская диссертация Н.Е. Шишкиной о численности и составе жителей западносибирской деревни в 1959-1970 гг.47 Н.Е. Шишкина тоже не изучала естественное и механическое движение населения всесторонне, а рассматривала их как факторы изменения его численности. Она реконструировала динамику и основные параметры этих процессов в 1960-х гг. в границах всей Западной Сибири, дополнив своими работами имевшие более узкие территориальные рамки труды социологов-экономистов из ИЭОПП. Исследования Н.Е. Шишкиной стали частью начатого в середине 1970-х гг. новосибирскими историками под руководством Н.Я. Гущина демографического изучения сельского населения Сибири советского периода, которому дала импульс активизация отечественной исторической демографии в это время.

Третий блок включает литературу о социальном развитии населения и его структурах. Эта форма его движения изучалась масштабнее двух других, в нем активно участвовали историки. Их исследования стимулировала начатая в ИИФФ СО АН подготовка коллективных многотомных трудов по истории рабочего класса и крестьянства Сибири. Процесс разработки темы отражался в публикациях Института и других сибирских научных учреждений и вузов. Наличие историографических обзоров проблемы преобразования социальной структуры сибирской деревни освобождает нас от анализа всех публикаций 60-80-х гг48. Отметим самые важные для данной диссертации идеи.

Историки сибирской деревни считали основной задачей всестороннее изучение колхозного крестьянства - численности, состава, уровня общего и специального образования, характера, содержания и качества труда, общественной активности, идеологии, социальной психологии, материального положения, культуры, быта - и исследовали часть этих проблем49. Но до 90-х гг. не появлялось работ, кроме краткого учебного пособия Л.И. Дремовой50, где бы колхозники были комплексно охарактеризованы в социально-демографическом плане.

Рабочий класс, составлявший в 60-80-х гг. самую большую часть населения сибирской деревни, исследовался фрагментарно. Изучались в локальных территориальных и хронологических рамках лишь рабочие агросферы51. Из всей сельской интеллигенции рассматривались только две профессиональные группы. Большинство трудов посвящалось специалистам и управленцам сельского хозяйства, которых изучали в основном экономисты и социологи, прежде всего группа Т.И. Заславской. Ее работы содержат сведения о профессиональной структуре и уровне образования этой категории интеллигенции, характере, условиях, содержании и оплате ее труда. Все характеристики даны в динамике, с учетом факторов-детерминантов52. Историки не внесли в изучение сельскохозяйственной интеллигенции значительного вклада. Большинство их работ в виде диссертаций и сопутствующих статей посвящались анализу опыта кадровой политики местных партийных организаций в сельском хозяйстве. Они сейчас оцениваются как отвечающие стереотипу историко-партийных публикаций тех лет, но некоторые имеют неплохую документальную базу и представляют источ-никовый интерес. Второй изучаемой группой сельской интеллигенции выступали учителя. Конкретно-исторический анализ динамики численности и состава сельских педагогических кадров Сибири 60-70-х гг. впервые провела Г.Н. Яковина на основе государственной статистики и собственных обследований. Попутно она проанализировала культурно-бытовые условия жизни учителей и другие факторы, определявшие их воспроизводство и развитие53.

В третий блок работ также входят исследования трудовых ресурсов села, конкретизирующие социально-экономические характеристики основных классов и. социальных групп сельских жителей. Историки начали изучать сельские трудовые ресурсы в 80-х гг. по материалам, переписей - динамику численности и половозрастного состава, уровень и характер занятости, отраслевую, квалификационно-профессиональную и образовательную структуры54. Их труды отражали общий для советского обществоведения интерес к проблеме межгруппового деления общества на основе социально-профессиональной дифференциации населения. Историки исследовали трудовые ресурсы как часть населения деревни в экономическом ракурсе. Их работы охватывают большую территорию (Сибирь, либо западную или восточную ее части) и характеризуют все сельское население, а не только занятых в сельском хозяйстве.

Основные исследования трудовых ресурсов сельского хозяйства и деревни в целом принадлежат экономистам из Института экономики сельского хозяйства СО ВАСХНИЛ55 и группе Т.И. Заславской, которая в результате разработки теоретико-методологических и конкретно-социологических аспектов проблемы пришла к выводу о необходимости перехода на новый уровень изучения темы - к анализу экономического поведения работников, прежде

Г £ никем не изучавшегося . Таким образом, социологи-экономисты, признав приоритетными проблемы социокультурного порядка, апробировали поведенческий подход и на исследовании отдельных аспектов социального развития населения.

Несмотря на обилие публикаций, социальная структура (в широком понимании) населения сибирской деревни 60-80-х гг. и ее основные элементы до начала перестройки были слабо изучены. В работах, где ставились эти проблемы, содержатся лишь общие характеристики, не дающие развернутой картины57, а ряд структурных срезов вообще был забыт. Так, не изучались этническая структура сельского населения Сибири как одна из его базовых характеристик и ее воспроизводство как неотъемлемая часть общего процесса воспроизводства населения. Историки игнорировали эту проблему, а этнографы и социологи исследовали отдельные этносы, в основном коренные, либо их группы. В рассматриваемый период появилось много публикаций сотрудников ИИФФ, которые лежали в русле социологических исследований характера и тенденций развития социальной структуры, социальной мобильности и адаптации этносов к новым видам труда и образа жизни и т.п.58 Тот же блок проблем изучался сибирскими этнографами на других территориях. На общем фоне работ выделялась монография историка Ю.Б. Рандалова, в которой в традициях тех лет охарактеризована со

59 циальная структура многонационального сельского населения Бурятии как единого целого .

Комплексные исследования современного населения Сибири, составляющие четвертый блок публикаций, стали появляться с 1970-х гг. Это, прежде всего, работы группы Т.И. Заславской, в которых сельское население рассмотрено либо как один из компонентов сельской подсистемы общества, либо специально - многопланово, в сложных внутренних и внешних взаимосвязях60. К ним примыкают работы обо всем населении региона. Это монография Е.Д. Малинина и А.К. Ушакова, вышеупомянутая книга В.В. Воробьева, подготовленные иркутянами «География населения Сибири» и несколько экономико-географических монографий61. В них встречаются сведения о сельских жителях региона или его отдельных территорий, но еще большую ценность представляет информация «факторного» порядка, конкретизирующая социально-экономическую ситуацию в регионе.

Во всех трудах 60-80-х гг. население выступало как «объект» истории. Его субъективные качества (через поведение) изучались мало, хотя необходимость их анализа признавалась. Неразработанность методологии, скудость источников тормозили изучение населения как субъекта собственного естественного, социального и духовного воспроизводства. Исключение составляли исследования Р.В. Рыбкиной образа жизни сельского населения Сибири, в которых конкретные сюжеты соседствуют с теоретико-методологическими разработками проблемы62. Автор впервые предприняла попытку многомерного (многокомпонентного) описания образа жизни сельчан по семи видам их деятельности. Но этот опыт комплексных исследований не получил распространения

Узким местом оставалось исследование культуры населения. Историки признавали необходимость ее изучения как важнейшей характеристики сельских жителей и как фактора, определявшего все их качества, начиная с физического воспроизводства, но анализировали лишь образовательный уровень на основе итогов переписей населения63. * *

Современному, постсоветскому историографическому периоду предшествовал перестроечный этап во второй половине 1980-х гг. Он отмечен всплеском интереса к проблемам населения, снятием ограничений с их изучения, разрешением публикаций результатов в открытой печати, обращением к ранее закрытым темам и возвращением в орбиту свободного научного анализа проблем, прежде изучавшихся «для служебного пользования». Начало меняться представление о роли воспроизводства населения, даже стало утверждаться мнение о его фундаментальном значении в истории. (В советской историографии это место занимало материальное производство.) Было признано, что без всестороннего раскрытия этого процесса нельзя составить полного представления об обществе. Активизировалась историческая демография, уточнялся ее предмет исследования64. Большинство историков считали, что в него должны входить динамика численности и состав населения, его расселение, миграция, рождаемость и смертность, демографические отношения, брачность, семья, демографическое поведение и демографическая политика. После споров о правомочности включения в комплекс историко-демографических проблем социальной структуры населения было решено, что она должна занимать там важное место65.

Целостную картину воспроизводства и развития населения западносибирской деревни 6080-х гг. представили в коллективной монографии социологи-экономисты из ИЭОПП 66 Широкая проблематика, системный подход, глубокая проработка методологических и методических вопросов, богатство эмпирического материала выделяли эту книгу из прочих. Она стала фундаментом дальнейшего исследования сельского населения для представителей разных специальностей, в том числе для сибирских историков, которые активизировали его изучение в связи с подготовкой пятого тома «Истории крестьянства Сибири», охватывающего 1960-1980-е гг. Их исследования народонаселенческих проблем имели еще эпизодический характер и проводились в социально-экономическом ключе в основном на основе статистики. Это показывает тематика выступлений на конференциях в Новосибирске в 1989 г., где подводились итоги и ставились новые задачи исследования демографической истории региона, и в Целинограде в 1991 г.67

Перестроечные признаки в разной степени проявились в изучении каждой из трех форм движения населения. В исследовании миграции радикальных изменений не произошло, сохранялась актуальность прежних классических тем. Но спектр изучаемых проблем расширился, вместе с межсельской миграцией и перемещениями «город - село» анализировались потенциальная возвратная миграция и первичные переселения в деревню как один из путей ее возрождения, сезонная миграция - ее природа, масштабы, социально-экономические функции, связи с разными формами постоянной миграции, а также маятниковая миграция и особенности миграционной ситуации в Западной Сибири, уточнялась приоритетность факторов миграции . Высокую оценку специалистов заслужили исследования J1.B. Корель, B.C. Тапилиной и В.А. Трофимова проблемы влияния на переселения жилищного фактора69, в которых отрицалась всеопределяющая роль социально-экономических факторов в миграции. Эту линию позднее будут углублять другие сибирские авторы, доказывая, что индивидуальные запросы - столь же значимый фактор миграции, как и экономические условия. Литературу о миграции пополнили исследования историков. Н.Е. Шишкина проследила динамику передвижения сельчан в 1960-х гг. в границах всей Западной Сибири, выявила его специфику в разных частях региона, проанализировала возрастной, профессиональный, образовательный, социальный состав мигрантов70. Характерная для отечественной историографии перестроечных лет «болезнь» публицистичности мало затронула сибирских исследователей пространственного движения населения (в т.ч. изменения в расселении) и его факторов. Опубликованные в эти годы работы сибирских географов, социологов и экономистов о миграции из деревни и реконструкции системы сельского расселения в 60-80-х гг.71 отличаются взвешенными оценками, их негативные последствия авторы не игнорируют, но и не преувеличивают.

Достижения и недостатки отечественных исследований* сельской миграции к началу 1990-х гг. оценила Ж.А. Зайончковская. Она указала на слабую разработанность многих проблем, включая теорию миграции, и назвала причины этого: 1) отсутствие исследований миграционных процессов за длительное время и засекреченность информации наряду с гипертрофированными представлениями об управляемости социально-экономическими процессами в условиях плановой экономки; стихийная миграция, как и урбанизация, приписывались капитализму; 2) отсутствие сопоставимой информации; 3) ограниченное использование зарубежного опыта; 4) разное экономическое значение миграции в различные периоды72. Эти оценки вполне относятся и к работам о миграции в Сибири.

Изучение естественного движения населения в годы перестройки значительно активизировалось. Прежнее замалчивание негативных явлений в этой сфере (снижение рождаемости, рост смертности и т.д.) сменилось обостренным вниманием к ним и поискам их истоков в 60-80-х гг. Острую дискуссию среди отечественных обществоведов вызвала статья американского демографа М. Бернштама, в которой анализировалось воспроизводство населения в СССР через призму национального фактора и на основе динамики показателей 1960-1980-х гг. делался вывод о депопуляции русских и других европейских народов страны73.

Большой интерес вызывало состояние здоровья населения. Его изучали медики на основе

74 малодоступной медицинской статистики, социологи, географы и другие специалисты . Все считали, что проблемы здоровья и смертности имеют скорее социальные, чем «чисто медицинские» причины, и анализировали широкий круг социальных факторов. Здоровье сибиряков обсуждалось в разных аспектах - как социальная ценность, показатель уровня их благосостояния, фактор воспроизводства и важнейший компонент каждого демографического процесса. Специально изучалось влияние на общественное здоровье НТР, зависимость его от интенсивности миграции, связь с экологией. Усложнились оценки воздействия на здоровье географического фактора75. Этнографы и социологи углубили изучение здоровья коренных народов - в основном сельских жителей76. Было установлено, что динамика индикаторов здоровья сибиряков в 60-80-х гг. была негативной, что большинство показателей в Сибири были хуже, чем в среднем в РСФСР, а в деревнях хуже, чем в городах77.

Результаты анализа процессов естественного движения населения Сибири были представ

7R лены в ряде сборников статей . В них, как в целом в этом тематическом блоке работ, наибольший интерес вызывают труды C.B. Соболевой. Она изучала все население региона, при этом делила его на сельское и городское и рассматривала отдельно Западную и Восточную Сибирь, что позволяло делать сравнения и выявлять специфику воспроизводства в разных группах сибиряков на разных территориях. Исследования C.B. Соболевой посвящены как прикладным, так и теоретическим аспектам демографических проблем, в том числе методологии и методике изучения воспроизводства населения на уровне отдельных регионов79. В принципиальных вопросах она оставалась на позициях, изложенных в доперестроечный период, поэтому ее исследования второй половины 80 - начала 90-х гг. можно рассматривать как развитие прежних авторских концепций.

Рост напряженности в межнациональных отношениях актуализировал исследование этнических аспектов воспроизводства населения. Главное внимание уделялось коренным народам. Был обнародован факт суженного воспроизводства в ряде этносов, обусловленный очень высокой детской смертностью и потерями взрослого населения от внешних факторов (травматизма, алкоголизма и т.п.). Доказывалось, что эти явления провоцировало промышленное освоение территории проживания коренных народов, вызвавшее сверхэксплуатацию природных и людских ресурсов, и следовало заключение: главным резервом исправления демографической ситуации является улучшение жизненных условий, но даже в этом случае положительный эффект скажется лишь на будущих поколениях. В итоге изучения естественного движения населения в 60-80-х гг. был сделан вывод о более высоких уровнях рождаемости и смертности в Сибири по сравнению с РСФСР, в Восточной Сибири - по сравнению с Западной, в деревне - по сравнению с городом. Уровень же детской смертности во многих районах, особенно в местах проживания коренных этносов, оказался сопоставимым с отсталыми развивающимися странами. Были сделаны наблюдения о более молодой возрастной структуре сибиряков, более высокой «цене» воспроизводства поколений и ее росте в последние десятилетия. Но все считали, что в сибирской деревне завершался, с некоторым отставанием от Европейской России, переход к современному типу воспроизводства населения.

В годы перестройки обострился интерес к исследованию социальных структур населения, прежде всего социально-классовой. Ее трехчленная формула подверглась критике, в том числе официальной, как недостаточная для объяснения реальной ситуации. Вместе с концепцией «социально однородного» советского общества они были оценены как антидиалектические и с научной точки зрения несостоятельные, противоречащие живой структуре общест-80 венного организма . Развернувшаяся дискуссия по проблемам классовой структуры выявила две крайности — абсолютизацию «трехчленки» и полную ее неприемлемость. Многие пытались занять промежуточную позицию. Стала очевидной потребность в создании новой теории социальной структуры. Пересмотр теоретических постулатов в советском обществозна-нии начался в конце 80-х гг. с сопоставительного анализа классических теорий применительно к советскому обществу и в большой степени имел характер интерпретации трудов, опубликованных на Западе (Д. Бернхема, Б. Рицци, М. Джиласа, М.С. Восленского, М.Я. Геллера, A.M. Некрича, Р. Пайпса, Л. Шапиро, А. Инкелеса, С. Коэна, Р. Конквеста, Д. Лейна, М. Левина и др.), знакомство с которыми отечественных ученых началось с конца пере

81 стройки .

В Сибири разработкой этих проблем занимались социологи из ИЭОПП СО АН. Они в числе первых отечественных ученых предложили методологию и методику анализа классовой структуры советского общества с позиций теории социальной стратификации и выступили сторонниками концепции нового класса (номенклатуры) в СССР. Однако конкретные исследования социально-классовой структуры населения они не проводили и считали их не

82 возможными из-за отсутствия нужных сведений в социальной статистике .

Сибирские историки пытались интегрировать позитивные элементы разных подходов. Они полагали, что раскритикованная трехчленная формула должна сохранить свое значение, поскольку рабочий класс, крестьянство и интеллигенция - реальные и основные элементы социальной структуры советского общества. Но признавали, что для полной характеристики общества она недостаточна, так как классы и социальные группы имеют более сложное внутреннее строение, и считали необходимым конкретизировать ее анализом первичных элементов структуры (профессиональных групп и т.п.)83. Такой подход лежал в основе их конкретно-исторических исследований деревни.

В конце перестройки началось переосмысление истории крестьянства советского периода в парадигме раскрестьянивания. Этот термин трактовался по-разному. Одни рассматривали эволюцию крестьянства через призму его вырождения, другие писали о его сильной деформации из-за коллективизации и о превращении колхозников в наемных работников, утративших крестьянские черты. Но вывод был общим: социально-демографическим следствием раскрестьянивания стали миграция из деревни, чрезмерное сокращение численности колхозного крестьянства и всего сельского населения, общее постарение и деформация его половозрастной структуры. Благодаря расширению доступа к статистике историки получили возможность установить параметры этих процессов.

Повышенное внимание к «человеческому фактору экономики» активизировало исследование экономических характеристик сельского населения, в первую очередь лиц, занятых в общественном производстве. Историки, развивая идеи доперестроечного периода, анализировали уровень, характер и динамику занятости сельчан, их отраслевую, профессиональную, квалификационную структуры, образовательный уровень. При рассмотрении отдельных категорий сельских тружеников делались попытки преодолеть прежние описательность и схе

84 матизм . Новый взгляд на население как на активного субъекта исторического процесса требовал изучения его субъективных качеств. Историки пытались продолжить исследование в рамках слегка модернизированных прежних подходов социальной активности сельчан, в основном общественно-политической и производственно-трудовой (в виде социалистическоо; го соревнования) . Но эти вопросы не получили разработки.

Перестроечная ситуация заставила начать переосмысление проблемы факторов развития населения. Появились попытки отойти от абсолютизации экономических факторов. Для Сибири - района хозяйственного освоения — этот вопрос был особо актуальным. C.B. Соболева доказывала, что в регионе экономический фактор имел большее влияние, чем в целом в Рос-86 сии . Будучи плодотворной, идея не была подтверждена разработкой на конкретно-историческом материале.

С признанием неэффективности социальной и демографической политики государства существенно изменилась оценка роли политических факторов. Появились мнения о колониальном характере отношения «центра» к Сибири, о подчинении социальной политики в регионе решению общесоюзных задач обеспечения народного хозяйства рабочими руками, о том, что государство, задавая цели политике, исходило из своих приоритетов, а не из законов демографической подсистемы общества, что привело к деформациям процесса воспроизводства населения. Сибирские ученые глубоко не изучали социальную (и демографическую)

87 политику в регионе, лишь изредка касаясь ее отдельных аспектов . В начале перестройки появился новый взгляд на социальную политику через идею социальной справедливости, on обоснованную Т.Н. Заславской . Идея имела широкий резонанс в обществе, но на материалах сибирской деревни не изучалась. Не получила оценки и аграрная политика, хотя она стала считаться главным разрушавшим деревню фактором и источником большинства ее проблем, в том числе демографических. Благодаря обследованиям уровня и образа жизни в сибирской деревне, проводившимся в ИЭОПП, появилась информация об этих факторах развития населения89. Попытки их изучения предпринимались и в Восточной Сибири90.

Итоги первого периода изучения сельского населения региона 60-80-х гг. были подведены в пятом томе «Истории крестьянства Сибири»91. Он стал результатом междисциплинарного исследования историков во главе с Н.Я. Гущиным, социологов и экономистов из ИЭОПП и СО ВАСХНИЛ. Сельское население в нем рассмотрено в трех ракурсах: как элемент производительных сил сельского хозяйства, объект социально-культурного обслуживания и субъект производственной и общественно-политической-жизни деревни: Авторы, не ограничились оценкой сельскохозяйственного населения, а дали характеристику всех сельчан - динамики их численности и естественного прироста, половозрастной структуры, процессов рождаемости и смертности, миграции, изменений в расселении. Цёль работы обусловила концентрацию внимания на социально-экономических характеристиках населения — изменении уровня и характера занятости в общественном производстве, социально-классовой, отраслевой и социально-профессиональной структурах. Особо основательно изучено колхозное крестьянство и другие "работники сельского хозяйства — их численность, характер труда, уровень квалификации. Из спектра социокультурных качеств сельчан охарактеризованы лишь образование и, как дань прошлому, общественно-политическая активность. Книга интересна не новизной интерпретации темы - в ней сохранен прежний, преимущественно социально-экономический, ракурс, - а системным анализом, попытками новых трактовок ряда вопросов, обилием конкретного материала о сельских жителях и об условиях и факторах их развития. Написанная на стыке нескольких методологических подходов, эта работа в концептуальном плане отражала переходный этап историографии, но большинство ее идей выдержали проверку временем. * *

В постсоветский период сельское население 60—80-х гг. изучается в основном историками. Представители других наук переключились на современные проблемы, но совсем из темы не ушли, и междисциплинарный характер исследований этого объекта частично сохранился. Перед историками встала цель создать целостную, концептуально четкую картину развития сельского населения в последнее тридцатилетие- советской эпохи, что потребовало совершенствования теоретико-методологической базы, уточнения предмета и проблематики исследования, решения вопросов источников и методов их анализа.

Перемены в отечественном обществознании способствовали решению этих задач. Улучшение доступа к источникам и появление новых (публикации; итогов переписей 1989, 1994, 2002 гг. и текущей статистики) позволили расширять спектр исследований, ставить новые проблемы и по-новому решать традиционные. Со снятием политико-идеологических ограничений появилась возможность формирования новых концептуальных подходов и более адекватной трактовки изучаемых явлений. В советской историографии демографические процессы привязывались к теории общественно-экономических формаций. Теперь историки стали отказываться от этой унифицированной схемы и, не отвергая целиком формационного подхода, а уточняя и конкретизируя его, признали идею многомерности исторического процесса и возможность разных подходов к изучению населения. Теоретико-методологические новшества в системе знаний о населении, появившиеся в годы перестройки и в начале постсоветского периода, нашли отражение в изданном в 1994 г. энциклопедическом словаре «Народонаселение». Его авторы полнее, чем. в предыдущем словаре, представили весь комплекс научных знаний о народонаселении, очистили их от обязательной'в советское время идеологической составляющей, свели воедино основные концепции и идеи, существующие в отечественной науке и заимствованные за рубежом. Появление нового энциклопедического словаря оказало неоценимую помощь всем исследователям демографических процессов, независимо от специализации, так же как и издание справочно-библиографической литературы о

92 населении, число которой увеличилось .

В 90-х гг. получили распространение теории, трактующие историю России с точки зрения глобальных закономерностей, позволяющие сформировать новый взгляд на развитие страны и ее населения. Наибольшую популярность приобрела теория модернизации, при этом расширилась трактовка понятия «модернизация России». Если раньше она рассматривалась (в том числе зарубежными учеными - У. Ростоу, П. Грегори, С. Блэком и др.) преимущественно как экономический процесс, то теперь социальные историки признали ее главным признаком смену модели массового поведения с традиционного на современное, рациональное, и стали трактовать модернизацию и урбанизацию как процесс смены культур, а перемены в населении - как его главный итог. В теорию модернизации логично вписались общая теория народонаселения и объясняющие изменения в сельском населении концепции урбанизации деревни и крестъяноведения - научно-дисциплинарного направления, которое рассматривает происходившие в XX веке в деревне события с точки зрения универсального процесса эволюции традиционных форм жизни в современные, а превращение крестьянства в новую социальную общность — как закономерное общемировое явление93.

Возрождение с конца 80-х гг. в России крестьяноведения (школа В.П. Данилова и Т. Шанина) дало историкам возможность лучше понять суть перемен в сельском населении и скорректировать теоретико-методологические основы его изучения. Этому способствовала работа теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития» в ИРИ РАН94, идеи которого, включая установки относительно историко-демографических исследований, имеют прямое отношение к разработке темы данной диссертации. Участники семинара анализировали «опыт концептуальных обобщений многих и разносторонних исследований сельского населения в разных странах и в разные времена» и пришли к принципиальному выводу — в изучении таких глобальных проблем необходим мироцепостный подход, «содержащий в себе признание единства исторических процессов в мировых масштабах»95.

Подтверждающие идею единства эмпирические материалы были получены в ходе реализации в 90-х гг. российско-британского проекта «Социальная структура российского села», целью которого являлось изучение социальной трансформации крестьянства, механизмов и последствий «социалистического» варианта раскрестьянивания. Результаты обследования более 20 сел, в том числе трех в Сибири, углубили представление о модернизации сельского мира. В.А. Ильиных, один из участников проекта, поставил вопрос о тенденциях и этапах раскрестьянивания в Сибири, его сущности, проявлениях и критериях завершенности96 и исследовал эти проблемы на материалах региона в последующих работах. Информацию о модернизации деревни содержали также материалы научно-практических конференций «Российская деревня: история и современность», проводившихся Всероссийским научным и культурно-просветительским обществом «Энциклопедия российских деревень» и Аграрным институтом РА СХ97.

Изучение сельского населения 60—80-х гг. с позиций крестьяноведения приобрело новый смысл. Оно должно осветить ход и результаты социалистического варианта модернизации сельского общества, в частности, уточнить: 1) осталось ли крестьянство в деревне к концу советского периода; 2) если да, то кого из сельских жителей можно считать крестьянами; 3) если нет, то когда оно исчезло - в 60-80-х гг. или раньше. С таких позиций четче обозначились границы предмета демографических исследований деревни - необходимость рассмотрения всех трех видов движения населения, его субъективных и объективных качеств, факторов развития и уточнения их иерархии. Очевидна потребность анализа, наряду с процессами рождаемости и смертности, сельской семьи, которая в крестьяноведении выступает основной многомерной единицей - как институт физического возобновления поколений и воспроизводства сознания и общественных отношений. Актуализировалось изучение миграции - признака, инструмента и результата раскрестьянивания, разных видов социального развития населения, отраженных в динамике его структур, а также культуры сельчан.

В современный период большинство исследований пространственного движения населе

98 ния базируются на концепциях урбанизации, миграционного перехода и т.п. Представление о миграции углубилось, она рассматривается как сложный социально-демографический феномен с точки зрения мирового опыта. Универсальную интегральную классификацию миграции с учетом многообразия ее форм, факторов и причин дал В.А. Ионцев". A.C. Ахиезер поднял ее осмысление на новый уровень. Он считал, что лежащая в основе ее трактовки «вульгарно-материалистическая концепция человеческих потребностей дает лишь иллюзорное объяснение сути миграции», и определил ее как «попытку личности, групп людей реализовать потребность в полноте бытия,

100 представления о содержании которого постоянно меняются, усложняются» .

Естественное движение и воспроизводство поколений изучаются на основе теории демографического перехода и конкретизирующих ее концепцияй. Их круг расширился благодаря заимствованию новых концепций и теорий иностранных ученых («межпоколенных потоков богатств» (J.C. Caldwell), рождаемости (R.Freedman), ценности детей (J. Fawsett, R. Lee, R.

Bulatao), «новой экономической теории семьи» (G. Becker, Т. Schultz, R. Pollak, R. Willis), теории трансформации интимности Э. Гидденса и т.д.)101, а также идей, результатов и выво

102 дов из конкретных зарубежных исследований демографической истории России .

Особое внимание привлекает концепция второго демографического перехода, трактующая современную ситуацию в развитых странах. Она акцентирует внимание на изменениях репродуктивного и брачного поведения, выражающихся в переходах от регистрируемого брака к сожительству и многообразию сексуально-партнерских структур, от семьецентризма к супружеской парности с одним ребенком, от превентивной контрацепции к той, где она из средства становится целью, к смене полной семьи с детьми неполной семьей с одним родителем, к многообразию типов семей и домохозяйств. Во время второго демографического перехода «все помыслы человека сосредоточены на самореализации, свободе выбора, личном развитии и индивидуальном стиле жизни, эмансипации, и это находит отражение в формировании

103 семьи, установках в отношении регулирования рождении и мотивах родительства» .

На современном этапе продолжается разработка общей теории народонаселения по нескольким направлениям. Первым из них является совершенствование теории демографического перехода и концепций отдельных демографических процессов и адаптация их к российским реалиям. А.Г. Вишневский проверил ТДП на материалах отечественной истории XX в., а итоги работы обобщил в монографии «Серп и рубль», где обосновал концепцию консервативной модернизации в России104. Изменения в демографической сфере он трактовал как часть общей модернизации страны, оценил их тоже как консервативные и в последующих работах развернуто аргументировал эти выводы. Вклад в теорию демографического перехода внесли историки. В.Б. Жиромская, анализируя особенности перехода в России, отметила его прерывный (интераптивный) характер и выделила пять его специфических черт. В.А. Исупов, конкретизируя эту идею на материалах Сибири, показал, что в регионе демографический переход трижды начинался в XX в. и прерывался в связи с мощным воздействием событий социально-политического характера105.

Идеями ТДП прокладывается «основное русло» отечественной демографии в постсоветский период, но к ней сохраняется неоднозначное отношение. Ей часто предъявляют завышенные требования, хотя она предназначена лишь для трактовки воспроизводства населения во время перехода от традиционного общества к современному106. Те, кто критикует ее за интерпретацию демографического развития разных регионов Земли лишь как отражения глобальных закономерностей и игнорирование местной специфики, стали использовать институциональный и неоинституционалъный подходы, считая, что «именно институциональные различия являются одной из глубинных причин демографического разнообразия современного мира». Эти подходы, апробированные М.А. Клуптом, В.О. Верещагиной107 и другими учеными, заслуживают внимания, особенно в региональных исследованиях. Но, к сожалению, идеи институционализма и неоинституционализма, разрабатываемые зарубежными

К. Поланьи, Д. Норт)108 и отечественными (Т.И. Заславская, С.Г. Кирдин, О.Э. Бессонова и др.) авторами, не получили концептуального оформления, и их потенциал не ясен.

Вторым направлением совершенствования общей теории народонаселения является разработка концепций развития и качества населения109. Она во многом продиктована внешним стимулом — признанием мировым сообществом необходимости перехода к новому качеству роста (переноса акцента с темпов экономического роста на устойчивость развития) и определением качества человеческого потенциала главным фактором и критерием устойчивого развития человечества. Теперь основной оценкой прогресса чаще выступают не макроэкономические показатели, а индикаторы роста человеческого потенциала, в частности изменения качественных характеристик населения. ООН предложила их общий измеритель -индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), и с 1990 г. рассчитывает его для стран мира. В связи с этим возникла проблема разработки системы показателей развития населения и создания его обобщенного индекса (Human Development Index - HDI). Российские ученые поддержали идею ИРЧП, но отметили ограниченность трех показателей макроуровня, на которых он строится (здоровье, образование и душевой доход) и предложили более совершенный подход к его определению. Н.М. Римашевская конкретизировала эти три компоненты составляющими их показателями микроуровня и добавила ряд социокультурных характеристик110, еще раз обратив внимание на необходимость их анализа при изучении населения.

Формирование теории народонаселения не завершено. Предстоит создание единой обобщающей концепции развития населения для разных исторических этапов, включая концепции для отдельных стран (и их регионов); проверка и более глубокое научное обоснование рожденных усилиями социологов и демографов концепций социальной и экономической обусловленности воспроизводства населения; анализ механизмов взаимосвязи социального, экономического и демографического развития в историческом разрезе; определение исторических закономерностей воспроизводства населения и его качества; разработка концепции исторических типов развития семьи и рамочного понятия для интеграции разноплановых по своей конкретной проблематике народонаселенческих процессов. Из перечисленных задач видно, как важны для их решения историко-демографические исследования.

Теоретико-методологическая, база изучения социальной структуры населения переживает глубокую трансформацию. Сосуществуют разные концепции, а конкретные исследования отличает множество трактовок понятия социальная структура и ее критериев. В определении понятий, границ и основ социальной дифференциации общества (населения), в подходах к их осмыслению их авторы наиболее часто базируются на идеях К. Маркса, Ф. Энгельса, М. Вебера, В. Парето, Г. Моска, П. Сорокина. В постсоветских трудах российских обществоведов (В.И. Добренькова, З.Т. Голенковой, Т.И. Заславской, И.В. Казариновой, А.И. Кравченко, О.В. Крыштановской, В.В. Радаева, Р.В. Рыбкиной, Е.Н. Старикова, С.С. Фролова, О.И. Шкаратана и др.) охарактеризованы система социальных отношений в советский период и соответствующие им проекции социальных структур населения, реконструированные с разных методологических позиций теории стратификации111. Наиболее распространены две позиции, базирующиеся на двухполярной модели социально-классовой структуры советского общества, состоящей из номенклатуры и государственно-зависимых работников. Первая, трактующая советское общество как классовое, основана на концепции формирования в СССР «нового класса» (номенклатуры), вторая позиция исходит из того, что номенклатура не имела признаков класса.

Степень адаптированности социологических теорий к детальным интерпретациям исторических явлений и процессов невысока. Историки изучают социальную структуру также с разных методологических позиций, опираясь на междисциплинарный подход, синтез с социологией и другими науками. Но многие по-прежнему считают, что трехчленная модель социально-классовой структуры советского общества полностью не потеряла свой актуальности как методологический инструмент анализа. Они полагают, что если к социальным классам подходить с точки зрения их места в исторически определенной системе общественного производства и их роли в общественной организации труда, а не только по их отношению к средствам производства, то дифференциация советского общества на рабочий класс, крестьянство и интеллигенцию при исторической реконструкции научно оправдана. Только внутри их необходимо выделение разных социальных слоев. Такой подход реализуется в новейших исторических исследованиях112.

В трактовке проблемы характера взаимосвязи социальной структуры советского общества и государства (политического фактора) тоже выделяются два направления. В одном (государственная школа) государство рассматривается как главная формирующая сила общества. В другом (социальная школа) признается его значительное влияние, но акцент делается на важности роли социальных сил в становлении и развитии советского общества и его структур. Социальная история вообще рассматривает изменения в советском обществе и в его основе — населении — с позиций результатов противоборства и дополнения двух кардинальных факторов истории человечества — традиционализма и модернизаторства. При этом советская система не противопоставляется западной, анализ сосредоточивается на поиске взаимодействия, синтеза цивилизаций с одновременным выделением серьезных различий между ними.

В конкретно-историческом изучении сельского населения Сибири 60—80-х гг., как и всего советского периода, лидируют новосибирские историки школы П.Я. Гущина (Т.М. Бадалян,

В.А. Ильиных, И.Б. Карпунина, А.П. Мелентьева). Комплексные исследования сельского населения Восточной Сибири проводятся в Красноярском педагогическом университете (Л.Н. Славина, Н.В. Ворошилова, Е.А. Григорьева и др.). В Иркутской академии образования Л.В. Занданова разрабатывает проблемы аграрных переселений в Сибирь в послевоенные десятилетия. Публикации других авторов по этой проблематике имеют эпизодический характер. Узость круга исследователей тормозит изучение темы, как и ряд других причин, начиная с затянувшейся выработки новой теоретико-методологической базы исследования и недостатка информации. После открытия архивов историки не получили особо интересных материалов по периоду 60-80-х гг., а некоторые источники остались малодоступными, например, большинство текущей статистики 70-80-х гг. и материалов переписи 1989 г.

Проблемы истории сельского населения Сибири обсуждались на конференциях по исторической демографии в Новосибирске и Екатеринбурге, на конференциях, посвященных истории сибирской деревни, в Омске, Дуловских чтениях в Иркутске, на других форумах , в связи с чем абсолютное большинство работ по интересующей нас тематике представлено тезисами выступлений и материалами конференций. Подъем историко-демографических исследований сибирской деревни последних десятилетий, советской эпохи пришелся на 90-е гг. Тон им задавала группа Н.Я. Гущина, выступавшая в роли координирующего и, организующего их центра. Она изучила широкий круг проблем и подготовила много публикаций, определивших лицо современных исследований темы.

Историки анализируют сельское население Сибири 60-80-х гг. на основе синтеза приемов и методов социальной истории и исторической демографии, разделяют широкий подход к предмету изучения, т.е. придерживаются тех же установок, что остальные исследователи населения советской Сибири"4. Постсоветские условия не вызвали радикальной корректировки проблематики и постановки качественно новых задач. Продолжаются в основном макроисследования в социально-экономическом ракурсе. Рассматривается население крупных территорий на широком общеисторическом фоне с учетом комплекса детерминант, специально анализируются главные из них — партийно-государственная политика и урбанизация. Значение работ 1990-2000-х гг. заключается в углублении анализа,поднятых ранее проблем, в появлении новых аспектов их рассмотрения; совершенствовании исследовательских приемов и корректировке выводов. Пр1ичина приверженности, историков традициям: во многом кроется в недостатках источников. Исследования, базируются на государственной статистике, документах делопроизводства,, в которых «человеческое измерение» вытеснено «государственным». Почти отсутствуют источники личного происхождения, отражающие субъективные качества людей, — письма, дневники и т.п. Источники определяют выбор тем и объектов изучения - народных масс. Но главная причина заключается в недостатках методологии, которая обеспечила бы поворот от изучения структурных характеристик масс к «чтению отношений» между людьми, необходимость которого диктует современная ситуация.

Теоретико-методологические обоснования исторических исследований населения Сибири изложены в работах Н.Я.Гущина. В них также предложены критерии периодизации демографических процессов в регионе в советский период, дана характеристика этапов, в том числе 60-80-х гг., определены основные тенденции развития населения и их детерминанты на каждом этапе. Н.Я. Гущину также принадлежат несколько историографических работ115. Написанные в первой половине 90-х гг., они несут яркий отпечаток того времени. Некоторые их идеи, особенно теоретико-методологического плана, вызывают возражение, но большинство историографических оценок не устарело. К сожалению, с середины 90-х гг. подобных работ больше не появлялось. Н.Я. Гущин не уделял внимания историографии сельского населения Сибири 60-80-х гг. Она частично освещена лишь в статье автора диссертации, а в ряде работах других историков даны оценки изученности отдельных проблем116.

Сибирские историки анализируют все три вида развития сельского населения 60—80-х гг., но неравномерно. Отстает изучение пространственного движения, тогда как в других районах России оно исследуется активно. Опубликован ряд работ историков о миграции, важных для раскрытия темы этой диссертации. Взгляд на сельскую миграцию в них претерпел эволюцию - от преимущественной интерпретации ее на рубеже 80—90-х гг. как неблагоприятного следствия аграрной политики до современного понимания как проявления глобального процесса урбанизации в контексте модернизации. Среди публикаций выделяются труды О.В. Горбачева о миграции сельских жителей России во второй половине XX в., интересные историографическим анализом изучения темы, теоретико-методологическими разработками и глубокой характеристикой конкретных процессов117. О.В. Горбачев интерпретирует миграцию в рамках теории модернизации и, определяя ее как инструмент интерсоциетального взаимодействия и распространения в обществе инноваций, изучает ее комплексно — состав мигрантов, направления и объемы потоков, виды миграции, ее закономерности и местные особенности, место в жизни общества и последствия вызванных ею изменений. В его работах очень глубоко исследованы в исторической динамике факторы миграции (уровень и спе-ЛификaypбaнизaцииJeppитopий^apaктеpceльcкom-pacceJЮIШя^дeмoFpaфичecкий-cocтaв населения, аграрная и социальная политика государства, состояние ЛПХ, уровень благосостояния сельчан, степень развития социально-бытовой сферы деревни и т.д.). В совокупности они характеризуют не только причины и последствия миграции, но дают развернутое представление о раскрестьянивании деревни. О.В; Горбачевым сделаны принципиально важные выводы о равноценности влияния факторов аграрной политики и урбанизации на интенсивность миграционного оттока из села, о соответствии мероприятий политики государства глобальным закономерностям при стремлении форсировать ход естественных процессов и т.д.

Сибирские историки находятся лишь в начале изучения проблемы. Ранее они рассматривали миграцию как источник изменения численности населения, теперь - как многогранный процесс, важный показатель социального самочувствия населения изучаемой территории и фактор его воспроизводства в широком понимании. Их немногочисленные публикации пока представлены работами малых форм118. Из крупных трудов можно назвать только докторскую диссертацию и монографию JI.B. Зандановой о сельскохозяйственном переселении в Сибирь из Европейской России119. Они охватывают период с конца 1940-х до середины 1960-х гг., но содержащаяся в них информация, в основном извлеченная из прежде закрытых материалов, полезна для изучения сельского населения региона следующих десятилетий, так же как и выводы автора о роли внешних аграрных миграций в его развитии. J1.B. Занданова положительно оценила их влияние на динамику изменения численности и структур, в том числе половозрастной и национальной, сельчан и на процессы их воспроизводства. Данные о сельско-городской миграции, ее месте в структуре потоков и общие характеристики имеются в работах историков о формировании населения районов нового промышленного освоения (A.A. Долголюка, С.А. Рафиковой, А.И. Тимошенко и др.)120.

Проблемы расселения сельских жителей и его изменения в 60—80-х гг., отношения, возникающие между населением и территорией, адаптация людей к сибирским условиям попали в поле зрения сибирских историков недавно , тогда как в изучении их на материалах других территорий России уже накоплен полезный опыт. Так, A.A. Попов проанализировал динамику сельского расселения на севере Европейской России на основе концепции двух этапов социалистического преобразования советской деревни и определил реконструкцию сельского расселения в 60—80-х гг. сущностной чертой второго этапа . JI.H. Мазур и Л.И. Бродская рассмотрели на материалах Урала процесс кардинального изменения системы сельского расселения и внутрипоселенческого устройства как результат урбанизации деревни и оценили политику партии и государства как важный, но не всеопределяющий фактор этого процес

123 са . Их оценку, более умеренную по сравнению с концом 1980-х гг., разделяют географы, тоже выступающиелротив д:ого^чхол1рининойуменьшенияаисденно(ди-седьских-поселений-признается лишь политика ликвидации неперспективных деревень, а главная причина — урбанизация - игнорируется124.

В исследовании проблем естественного движения населения обозначились новые ракурсы. С появлением концепции устойчивого развития человечества его характер стал рассматриваться и как показатель степени устойчивости развития Сибири. С таких позиций оценивалась демографическая ситуация в регионе на конференции в Новосибирске в 1994 г., в которой приняли участие и историки с докладами о тенденциях развития населения в предыдущие десятилетия . Присущий началу 90-х гг. интерес к катаклизмам в демографической сфере России обусловил постановку вопросов о «демографическом эхе» Великой Отечест

1 ОЛ венной войны , о демографических потерях региона в 60-80-х гг., которые объяснялись последствиями войны, породившей «демографические волны», и негативными явлениями в послевоенные десятилетия — ухудшением здоровья и сверхсмертностью отдельных категорий населения, нереализованными рождениями из-за снижения рождаемости. Появились работы о демографической «цене» перестройки, авторы которых рассматривали кризисные явления в демографической сфере региона в контексте общественных событий и связывали их с неудачами реформ127. Постановка проблемы депортации народов в сталинский период вызвала вопросы о масштабах и последствиях демографической катастрофы, которую они пережили. Автором диссертации были проанализированы социально-демографические последствия депортации немцев в Сибирь и оценено состояние этого этноса по итогам переписи населения 1959 г. Исследование показало, что у немцев депортация вызвала более тяже1 лые демографические последствия, чем война у воевавших на фронте народов .

Начавшаяся депопуляция населения в России актуализировала изучение характера и механизмов процессов его воспроизводства в предыдущие десятилетия с целью поиска «корней» современных негативных явлений. В связи с бурным ростом числа смертей первостепенное внимание привлекли состояние здоровья и характер смертности населения. В их оценке усилился социальный акцент. Здоровье стало трактоваться как естественная основа социальных качеств населения, а после того как ООН признала его одной из трех базовых характеристик уровня развития человеческого потенциала, оно начало рассматриваться и в

129 этом ключе .

130

В начале 90-х гг. огромный интерес вызывала проблема «население и экология» . Большой резонанс получила книга М. Фешбаха и А. Френдли-мл. «Экоцид в СССР» о состоянии здоровья россиян в последние советские десятилетия и обусловливавших его факторах, на

1 ^ 1 чиная с политических . Написанная на основе статистики и публицистических материалов, эта яркая по форме работа является серьезным исследованием с интересными наблюдениями и выводами. В ней имеются данные по Восточной Сибири, в том числе по ее сельской местности. К сожалению, в Сибири медики-демографы практически прекратили исследование этих проблем на материалах 60-80-х гг., а историки не приступили к их изучению.

Расширились тематические и территориальные рамки исследования рождаемости и связанных с нею проблем формирования и распада семей. Эти процессы начали трактоваться как индикатор состояния общества и его основы - населения. Целью изучения семьи стали осмысление того «кризиса», который, по мнению многих, она испытывает, и поиск причин тенденций и процессов, какие представляются пагубными (ломка «старых» взаимоотношений полов и морали, ослабление семейных связей и т.п.). Ведущим исследователем проблем брака и семьи в сибирской деревне 60—80-х гг. осталась А.Р. Михеева132. В ее работах семья рассматривается как субъект деятельности в основных сферах жизни - демографических отношений, общественного и домашнего труда, культуры, социализации новых поколений, рекреации, организации быта. Кроме того, изучены ее социокультурные характеристики -семейные ценности, нормы, социальные ориентации, то, что называется семейной культурой. То есть в фокусе анализа А.Р. Михеевой находились деятельностно-поведенческие характеристики сельской семьи, представлявшие ее как сферу не только физического возобновления поколений, но и воспроизводства общественных отношений и сознания сельчан.

Основываясь на концепции жизненного цикла семьи (Г. Крайга, А.Г. Волкова), А.Р. Михеева показала, что каждая семья в процессе жизнедеятельности несколько раз меняет демографический и экономический статус, а перемены предопределяет демографический фактор - возраст родителей, количество детей, наличие старшего поколения. Она подтвердила, что в ходе модернизации брак как социальный институт приобрел в обществе самостоятельную ценность, и в числе первых в отечественном обществознании вышла на проблемы свободных брачных союзов и внебрачных рождений. В их распространении А.Р; Михеева увидела признаки того феномена, который на Западе называют вторым демографическим переходом, и оценила их как результат не «морального разложения» людей, а трансформации института 1 семьи, свойственной любому индустриальному обществу . В ее трудах доказывается общность главных тенденций брачности, разводимости, рождаемости в деревнях Сибири, России и в европейских странах в 60-80-х гг. Они трактуются как проявление модернизации семьи.

В том же ключе, что экономисты, исследуют брак и сельскую семью историки: Они показали на конкретных материалах, что семья переживает трудное время, о чем свидетельствуют рост разводов, падение рождаемости и т.п., но видят в этом признаки кризиса не семьи как института, а ее старых форм134. Новосибирские историки; под руководством-В.А. Ильиных предложили новый ракурс изучения сельской семьи :в рамках проблемы эволюции крестьянского двора в XX веке. Рассмотрев факторы, тенденции и итоги изменения экономических и демографических параметров и функций сельской семьи в Западной Сибири, в том числе в

60-80-х гг., они пришли к выводу: сельская семья как институт пережила глубокую транс

Иг формацию, вызванную модернизацией, выступавшей в форме раскрестьянивания .

Более глубоко стало изучаться развитие семьи в национальных автономиях . К сожалению, социокультурные характеристики сибирских семей исследуются мало. Элементы их анализа имеются лишь в монографии А.П. Ощепковой и М.З. Этштейн, написанной на материалах Томской области.137. Большинство сибирских авторов не разделяют фамилистиче-скую (кризисную) парадигму семьи и в своих работах делают вывод о жизнеспособности и гибкости этого института, его больших адаптационных возможностях, которые в советский период не подкреплялись эффективной социально-демографической политикой государства.

Проблемы социальной структуры сельского населения 60-80-х гг. исчезли из разряда приоритетных в современной историографии несмотря на актуальность их анализа для осмысления радикальных сдвигов в постсоветском обществе. Изучение социально-классовой структуры прекратились после дискуссии в годы перестройки. Признавая справедливость критики прежних подходов, никто не берется реализовать новые концепции класса на материалах сибирской деревни 60—80-х гг. Изучаются другие структурные срезы, чаще не специально, а попутно с другими вопросами, либо рассматриваются отдельные социальные группы населения, например интеллигенция — сельское учительство, специалисты и руководители хозяйств138. Получили общую оценку отраслевая и социально-профессиональная структуры,

139 более основательно охарактеризована динамика образовательной структуры и ее факторы .

Трудовая деятельность и соответствующие ей экономические структуры сельских жителей Сибири редко бывают объектом анализа, а если становятся, то в основном лиц, занятых сельским хозяйством. Между тем половина сельчан региона в конце 1950-х гг., а через 30 лет -две трети работали в несельскохозяйственных отраслях. Эта сторона жизни населения деревни остается «белым пятном» в историографии. Самое общее представление о труде сельчан можно составить по немногим работам об отраслевой структуре занятости всего населения и отдельно женщин140.

Ыа современном этапе активизировались этноисследования коренных народов Сибири, в том числе Восточной. Историки начали изучение русских141. Но эти работы углубляют представление об отдельных этносах — элементах этнической структуры сельского населения ретиона-тогда-как-в-анализе нуждаетея-эволюция-ее самой-ка^единого-целого. ЛДеобхпдимость изучения этнодемографической структуры «человеческого фактора» экономики обосновали

142 экономисты и предложили методику ее анализа , но сами не рассматривали ее на конкретном материале. Не подступались к ней и историки. Научный проект «Этнокультурные взаимодействия народов Евразии», обозначивший приоритетное направление исторических исследований в СО РАН в начале 2000-х гг., не изменил положения. Опубликовано лишь несколько статей о национальном составе сельских жителей Восточной Сибири, основных межэтнических процессах и характере урбанизации основных этносов143.

В современный период расширился круг комплексных работ о населении регионов России второй половины XX в., в том числе сельском, выросло их качество145. Новое понимание роли населения в истории потребовало изучать его во всем многообразии характеристик, рассматривать его воспроизводство через разные формы поведения людей в их взаимосвязи как системы действий и отношений, и при этом исследовать демографические процессы вместе с анализом исторического изменения в обществе представлений об основах бытия - жизни, смерти, браке, семье и т.п. Удачным примером реализации такой сложной модели исследования может служить монография А.И. Кузьмина об эволюции семьи на Урале во время демографического перехода, которая фактически является комплексной работой по демографической истории региона, рассмотренной через призму семьи146. В ней историографические сюжеты сочетаются с анализом конкретного материала, демографические процессы рассматриваются через призму эволюции основных видов поведения населения, раскрывается специфика каждого. Очень интересна глава о самосохранительном поведении личности и семьи, в которой наряду с реконструкцией параметров основных процессов охарактеризованы философские и социологические взгляды на проблемы жизни и смерти, самые известные концепции смысла жизни, регуляции поведения, например концепция потребности А. Маслоу, концепция факторов риска А.Г. Вишневского и др. Монография А.И. Кузьмина отличается основательной методологической базой, аккумулировавшей отечественные и зарубежные теории и концепции развития населения. Опубликованная в 1993 г., в период глубокого методологического кризиса, она резко выделялась среди исторических работ о населении XX в. и не утратила этого качества до сих пор.

В том же ключе написана коллективная монография уральских историков о населении Урала в XX в., в которой рассмотрены все составляющие его воспроизводства, миграция и динамика численности146. Первую половину книги занимает аналитический обзор основных процессов и трактующих их теорий и концепций, вторую - иллюстрирующие эти процессы статистические таблицы. Основное внимание авторы уделили анализу эволюции механизмов социально-демографического функционирования общества, который провели на основе теории демографического перехода. Для данной диссертации были особенно полезны их теоретико-методологические разработки, в частности, комментарии по поводу демографического и миграционного переходов, определение типа демоперехода на Урале как промежуточного и вывод о том, что идея этих переходов прекрасно регионализируется и актуальна для исследования населения России с ее многочисленными межрегиональными различиями.

Первым комплексным исследованием населения 60-80-х гг. на материалах Сибири стала небольшая монография — учебное пособие автора данной диссертации о сельских жителях Красноярского края . В ней рассмотрены динамика их численности, воспроизводство, особенности естественного прироста, миграция и условия, в которых протекали эти процессы. Аналогичных комплексных исследований сельского населения этого периода в российской историографии тогда еще не было.

Монография И.Я. Гущина о населении Сибири XX в. в основном посвящена анализу тенденций и катаклизмов в его развитии в первой половине века и в начале 90-х гг. Для исследования темы диссертации были полезны содержащиеся в монографии характеристики основных демографических процессов в исторической ретроспективе, обоснование их периодизации и историографический обзор литературы. Оценивая итога изучения населения региона в XX в., Н.Я. Гущин констатировал, что большинству работ присущи фрагментарность сведений, узость источниковой базы, отсутствие целостного представления о демографических процессах, и считал главной задачей «комплексное исследование региональной специфики демографического развития Сибири»148. Эти оценки целиком относились и к историографии сельского населения 60—80-х гг.

В историко-статистической монографии «Население Западной Сибири в XX веке» новосибирских историков рассмотрен комплекс основных процессов развития населения региона за столетие - изменения в его численности и размещении по территории, половозрастном составе, естественном движении, миграции, занятости, семейной, брачной, образовательной, национальной, социально-профессиональной структурах149. Интересующая нас тема развития сельского населения в 60-80-х гг. нашла в ней комплексное, но очень краткое освещение. Зато хорошо прослеживается его специфика благодаря широкому историческому ракурсу исследования и возможности сравнения с городским населением, поскольку сельчане и горожане рассмотрены отдельно. В обстоятельном историографическом обзоре дана оценка результатов исследования темы. Вывод о том, что в изучении населения Сибири XX в. сделаны лишь первые шаги, справедлив и по отношению к сельскому населению 60—80-х гг. ~—В^амкахтгавой^сследователБской^арадйгмьгт1аписана~мона1^

Карпуниной и А.П. Мелентьевой о сельском населении Западной Сибири 60-80-х гг.150 Как и предыдущие работы этих авторов, монография отличается широтой проблематики и источниковой базы, четкостью методологии и методов исследования. Ее концептуальная основа позаимствована у социологии адаптаций. Изменение форм жизнедеятельности сельчан и типов их поведения авторы трактуют как проявление адаптации к менявшимся социальным и экономическим реалиям, а количественные и качественные перемены в них - как ее результат. Авторы не просто представили цельную картину развития населения в общем контексте истории деревни, а рассмотрели жизнь сельчан как один из факторов трансформации российского социализма и его самоликвидации. Таким образом, историкам советского периода была предложена новая перспективная методология исследования социально-демографических проблем, успешно апробированная в монографии.

Сельское население Восточной Сибири 60—80-х гг. комплексно рассмотрено через призму модернизации и урбанизации деревни в монографии автора диссертации. В ней проанализированы все три вида его движения - пространственное, социальное и естественное и их детерминанты. Выявлены основные тенденции, региональная специфика и результаты развития населения деревни к концу советского периода151. Основные положения монографии легли в основу данной диссертационной работы.

Современный период отмечен большой активностью изучения населения бывших национальных автономий Восточной Сибири и публикацией большого числа трудов - специальных и общих, в которых социально-демографическим сюжетам уделено особое внимание. Среди них нет работ о сельских жителях 60-80-х гг., но сведения о них встречаются. Особенно много публикаций по Бурятии152. В монографии Д.Д. Мангатаевой охарактеризованы основные этапы и особенности формирования населения республики с XVII в. до 1990-х гг., демографические изменения в бурятском этносе, этноязыковые процессы, семейно-брачная структура бурят и русских. В трудах М.М. Халбаевой (М.М. Вороновой) рассмотрены специфика воспроизводства и миграции населения Бурятии и проанализирован характер ее социально-экономического развития - одного из основных факторов демографических процессов. Ряд крупных работ географов (В.М. Булаева и др.) посвящен формированию населения Восточного Забайкалья153. Развитие населения Хакасии в советский период основательно освещено в трудах В.А. Кышпанакова. В монографии и докторской диссертации он рассмотрел динамику численности, естественное движение, миграцию и основные структуры жителей своей области в 1926—1989 гг.154 Отдельной оценки заслуживают статьи и монография З.В. Анайбан и Г.Ф. Балакиной о жителях Тувы, в которых сельскому населению отведено немало места155. Их книга интересна попыткойреализации элементов социокультурного подхода к исследованию темы: в ней рассмотрены во взаимосвязи динамика статистических параметров процессов и определявшие их черты национального характера и менталитета.

Тема диссертации разрабатывалась с опорой на труды московских историков156, прежде

157 всего, на многотомную коллективную монографию «Население России в XX веке» . В ее третьем томе, охватывающем 60—70-е гг., вместе с другими сюжетами охарактеризованы демографическое развитие сельского населения и сельская семья России. Эта монография отражает ситуацию в исторической демографии советского периода и является для историков своего рода эталоном исследования. Работа представляет собой «исторические очерки», т.е. в ней анализируются самые важные, по мнению авторов, процессы, к числу которых отнесены естественное и пространственное движение населения. В монографии учтены новейшие тенденции демографической науки: оценены особенности демографического перехода в России, тип и режим воспроизводства населения, прослежена связь между его демографическим развитием и урбанизацией и т.д.

Сельское население России середины — второй половины XX в. наиболее полно охарактеризовано в трудах О.М. Вербицкой и J1.H. Денисовой. Они написаны в основном на материалах европейской части страны, но интересны и конкретной информацией, и теоретико-методологическими разработками. Исследования О.М. Вербицкой, охватывающие период 1939-1959 гг., выступили «фундаментом» для анализа изучаемых в диссертации социально-демографических процессов158. Работы JI.H. Денисовой по истории российской деревни 6080-х гг., прежде всего, представляют общероссийский контекст, необходимый для региональных исследований159. Заслуживает внимания их методологическая основа. Автор, совмещая классический социально-экономический подход к изучению проблем с привлечением социологического материала, использует опыт западных историков, в частности тендерную концепцию. У J1.H. Денисовой нет специальных монографий обо всем сельском населении России. Но она, во-первых, глубоко проанализировала семейную и производственную жизнь сельских женщин — главного субъекта социально-демографических процессов, во-вторых, всесторонне охарактеризовала развитие деревни, то есть представила совокупность условий и факторов, определявших эти процессы.

Оценивая степень изученности факторов воспроизводства и развития населения, прежде всего, надо выделить работы по модернизации и урбанизации России и ее регионов, включая Сибирь, - главных факторов в XX веке. Тема российской модернизации привлекла к себе широкое внимание представителей многих наук сравнительно недавно, но уже имеется огромный-комплекс посвященной ей литературы, требующей специального анализа. Отметим ' лшдь"Интересн^ь1й-оньгг-е(^теоретическш^осмь1сления1Лфадьск^миисхорик£ими160. Что касается урбанизации, то в ее исследовании выделяются два этапа: с 1960-х гг. ее ход в СССР анализировался в рамках многих наук на основе теории «социалистической урбанизации», а в постсоветский период переосмысливается с позиций мирового опыта161. Промежуточные i итоги ее изучения подвел A.C. Сенявский. В. его монографии вместе с оценкой результатов

К •

41

I ' исследований дан конкретно-исторический анализ урбанизации России в XX в. как базового события, определявшего ее развитие в течение столетия162. Автор коснулся и урбанизации российской деревни, но кратко. Тем не менее его монография интересна концептуальными подходами к анализу процесса.

Закономерности и особенности урбанизации Сибири активно исследуют сибирские историки, рассматривающие ее как один из самых значимых аспектов модернизации, оказавший кардинальное воздействие на развитие региона и его население, на становление индустриально-урбанистического общества163. Оценивая урбанизацию Сибири в 1920-1930-х гг. и трактуя ее широко, как коренное изменение образа жизни людей и формирование новой городской субкультуры, В.А. Исупов определил ее как «квазиурбанизацию»164. Это понятие укладывается в концепцию консервативной модернизации в СССР и подходит для оценки характера урбанизации Сибири в послевоенные десятилетия. К настоящему времени проблемы сибирской урбанизации довольно подробно освещены, что позволяет ясно представить ее как фактор воспроизводства населения, но только городского. Урбанизация деревни изучена слабо, и в работах она обычно рассматривается как фон при анализе других процессов.

В современной историографии более гибко трактуется аграрная политика государства. О.В. Горбачев определил организационные реформы в аграрной сфере как часть механизма урбанизации села и в докторской диссертации и последующих работах развернуто и убедительно аргументировал свою позицию1б5.

В сибирской историографии появились специальные работы о факторах развития сельского населения, в частности, об отдельных аспектах социальной политики государства, состоянии социально-бытовой и культурной сфер деревни166. Природно-географические условия жизни в регионе и историю взаимодействия человека и природы продолжают исследовать географы. Их публикации дополняют труды историков о характере природопользования в Сибири в условиях ее хозяйственного освоения, в которых хорошо освещены проблемы экологии - важнейшего фактора воспроизводства населения167.

Диссертационное исследование опирается на многочисленные труды демографов, выступавшие ориентиром в теоретико-методологическом и эмпирическом отношениях. Отметим самые крупные из них, появившиеся в последние годы и аккумулировавшие достижения современной демографии. Это, прежде всего, фундаментальная коллективная монография «Демографическая модернизация России» под редакцией А.Г. Вишневского, в которой представлена демографическая история страны в XX в.168 Можно согласиться с мнением Ю.А. Левады, что «эта книга — в некотором смысле энциклопедия демографических тенденций и проблем, которые существуют в России»169. У нее много достоинств, начиная с богатейшей информационной базы. Но главное — четкая концептуальная основа. Авторы видят сущность демографического развития России в XX в. в модернизации, которая имела консервативный характер, осталась незавершенной, но в корне изменила частную и публичную жизни россиян. В монографии показано, как и почему в течение XX в. менялось демографическое поведение людей и в чем проявлялась незавершенность этого процесса, каким образом сказывались на рождаемости и смертности характерное для советской эпохи сочетание материально-технологического модернизма с архаичной системой ценностей, ограниченность свободы индивидуального выбора и государственный патернализм, как развивалась семейная жизнь в урбанизирующемся обществе. Монография дала вектор движения тем исследователям населения России и ее регионов, кто разделяет модернизациопную парадигму. Их оппоненты, трактующие те же процессы на основе кризисной парадигмы, получили в качестве альтернативной эталонной работы фундаментальный сборник трудов В.А. Борисова под редакцией А.И. Антонова. Его название - «Демографическая дезорганизация России: 1897—2007» - говорит за себя170. Эти две книги отражают современную ситуацию в демографическом изучении населения, которая определяется противостоянием стоящих за ними школ. В последнее время предпринимаются попытки разрешить противоречие между кризисной и эволюционной парадигмами, на которых базируются эти школы, на основе неоинституционального подхода. Но, как указывалось выше, его идеи только начинают получать концептуальное оформление и апробироваться на материалах России.

Обзор литературы показал, что сельское население Сибири 60—80-х гг. в разной степени изучено в рамках ряда дисциплин. Накоплен значительный массив эмпирических материалов. Поставлены значимые для раскрытия темы проблемы, проанализированы в общих чертах все три вида его движения, их закономерности, основные тенденции, дифференты и детерминанты. В совокупности работы дают представление о том, как модернизировалась демографическая подсистема сельского общества. Вклад в изучение темы внесли историки. На основе ранее малодоступных источников они создали демографо-статистическую историю сибирской деревни, являющуюся базой для дальнейшего изучения темы. Их работы дали уточняющий материал для демографической истории России.

В то же время целостного представлениям сельском населении региона в историографии "не^сложилосБГНе преодолена диспропорцгогв-изученноети-жителей-Восточной-и-Западной-Сибири. Ни одна проблема не получила монографического освещения. Большинство исследований выполнены на узкой источниковой базе и фрагментарны по проблематике. Поставленные в них вопросы рассмотрены без достаточной детализации, хотя оценки и выводы требуют более обоснованных доказательств. Многое из отмеченного в ряду «белых пятен» в начале 90-х гг. не исследовано или находится в начальной стадии анализа. Очевидна необходимость расширения поля исторического поиска и постановки новых проблем, прежде всего социокультурного характера, и перенос акцента с количественного анализа процессов на качественный. Требуется изучение антропокультурной основы развития сельского населения, поскольку именно эта фундаментальная характеристика отражает сущность его модернизации. Но при этом демографо-статистические исторические исследования не исчерпали себя. Они необходимы, особенно на начальной стадии, когда формируется представление об объекте изучения, определяются основные параметры демографических процессов и структур, проводится их первичный анализ. Без них вообще невозможны региональные исследования, поскольку специфику развития населения региона можно выявить лишь через разницу количественных показателей, так как сущность и закономерности процессов в советский период были общими для большинства населения России.

Самым узким местом исследований является теоретико-методологическая база, что характерно для многих работ отечественных историков о населении России второй половины XX в. Нет общей концепции, которая объединяла бы разные процессы развития сельских жителей региона и подчиняла их одной идее. В большинстве работ сельское население недостаточно органично вписано в общеисторический контекст. Историки пытаются связать его развитие с урбанизацией, но эта связь часто лишь декларируется. Отсутствует четкое представление о факторах развития населения и их иерархии, хотя на них базируется интерпретация сущности современного демографического кризиса в стране. Не оценены результаты изучения темы, историографических работ по ее проблематике практически нет. Историками мало востребованы работы о населении региона представителей других дисциплин. Недостаточно используются источники, в том числе статистические. В научный оборот введена лишь малая часть их, и к тому же они концептуально недоосмыслены.

Таким образом, необходимость дальнейшего изучения населения сибирской деревни 60— 80-х гг. очевидна. Для этого требуется: 1) освоение достижений предшественников разных специальностей, использование их эмпирического и теоретического материала; 2) разработка обобщающей исследовательской парадигмы и переход на ее основе от «очерков» к комплексным системным исследованиям сельского населения Сибири и ее отдельных тер-.риторий^ЗХпреодоление территориальных и проблемных диспропорций в изучении темы. Для решения этих задач созданы историографические, методологические и источниковедческие предпосылки. В предлагаемой диссертации сделана попытка ликвидировать хотя бы часть обозначенных пробелов.

Объектом исследования в работе выступает сельское население Восточной Сибири как сложная общность, субъект многочисленных социальных и природных связей и отношений. Анализируются большие группы населения: поколения, популяции - мужские и женские, социальные группы и т.д. предметом изучения является рассматриваемый в совокупности естественного, пространственного и социального движения процесс развития населения в условиях модернизации и урбанизации деревни. Исследование сосредоточено на том, как население, адаптируясь к новым условиям жизни в деревне и изменяя их, само оказывалось в ином качественном состоянии.

Цель исследования состоит в том, чтобы на основе комплексной реконструкции процесса развития сельского населения Восточной Сибири как социально-демографической системы и анализа количественных и качественных изменений в его физическом и социальном воспроизводстве выявить общую логику главных тенденций и региональную специфику его модернизации и оценить качество сельских жителей в конце советского периода.

В соответствии с указанной целью определены задачи диссертации:

- проанализировать динамику численности и изменения в расселении сельчан;

- оценить масштабы и основные направления миграции, ее роль в воспроизводстве и развитии сельских жителей;

- реконструировать динамику социальной структуры населения на основе демографических, экономических, этносоциальных, образовательных критериев дифференциации;

- определить характер эволюции семейно-брачных отношений, основные демографические параметры и тенденции развития сельских семей как института воспроизводства новых поколений;

- охарактеризовать процессы естественного движения, тип и режим воспроизводства населения;

- выявить региональные особенности и формы проявления общих закономерностей развития населения в специфически-конкретных сибирских условиях;

- изучить действие универсальных и специфических факторов, определявших ход и характер народонаселенческих процессов в восточносибирской деревне.

Решение этих задач дает возможность сделать обобщения теоретического и методологического характера, определить закономерности, общее и особенное в развитии изучаемого населения.

Хронологические рамки исследования - рубежи 1950-1960 и 1980-1990-х гг. Их выбор во многом обусловили даты всесоюзных переписей населения 1959 и 1989 гг., итоги которых стали опорными в исследовании. Первая перепись подвела черту под эпохой экстремального развития населения страны в первой половине XX в., последняя зафиксировала его результаты в советский период. Ради законченности сюжетной линии многие процессы прослежены до конца 1991 г. - момента распада СССР.

Нижняя временная рамка является рубежом во многих процессах в истории России и Восточной Сибири, обусловивших переход развития населения в новую фазу. Во-первых, тогда был провозглашен курс на «строительство коммунизма» в СССР, предусматривавший «стирание граней» между городом и деревней, что означало попытку ускорения ее модернизации и урбанизации «сверху». Во-вторых, эти годы стали рубежными в истории деревни. Обретение крестьянами права свободного выхода из колхоза и выезда из села, начало массового преобразования колхозов в совхозы, концентрации и специализации сельскохозяйственного производства, реорганизация МТС, ущемление приусадебных хозяйств, начало реконструкции системы сельского расселения - все это, по мнению историков, ускорило подрыв с разных сторон устоев крестьянского мира. В-третьих, в демографической сфере заканчивался полувековой период развития в чрезвычайных условиях. Прекращение войн и прочих катаклизмов способствовало возврату социально-демографических процессов в естественное русло. В-четвертых, в Восточной Сибири ускорилась индустриализация, которая в течение всего изучаемого периода выступала главным «движителем» модернизации и урбанизации, определяла характер, темпы и масштабы перемен на всей территории, включая деревню. В 1959 г. численность городских жителей превысила численность сельских и в РСФСР, и в Восточной Сибири. Эта грань условная, но знаковая в периодизации модернизационного процесса.

Верхняя граница работы - окончание советского и начало новейшего периода развития России в иных общественно-политических и экономических условиях, что в очередной раз скорректировало ход социальных и демографических процессов.

Изучаемые десятилетия - внутренне единый период в отечественной истории, когда нарастал глобальный кризис во всех элементах общественного организма. В то же время он отмечен крупными подвижками в жизни страны, попытками придать новый импульс ее развитию, повернуть государственную политику в сторону деревни. Проводившиеся тогда реформы, нацеленные на подъем сельского хозяйства и улучшение условий сельской жизни, рост финансирования агросферы прямо или косвенно влияли на население деревни.

Рассматриваемое 30-летие — время жизни демографического поколения (длина демографического поколения), в данном случае последнего советского поколения сельчан. Этот срок в репродуктивной сфере примерно равен воспроизводственному циклу, в экономической -продолжительности трудового периода в жизни человека. В развитии главных тенденций социальных и демографических процессов 60-80-е гг. - единый период, отмеченный интенсификацией всех форм движения населения. Тогда проявились результаты трансформации сельского социума, которые многими трактуются как признак завершения раскрестьянивания деревни171. В этом 30-летии можно выделить этапы, различавшиеся'темпами и характером течения процессов: 1) 60-е гг. — «демографический провал» в естественном движении населения и резкие подвижки в двух других его формах; 2) относительно спокойные 70-е гг.; 3) 80 - начало 90-х гг. - нарастание кризиса в социальном и демографическом развитии населения в контексте системного кризиса в стране. На этом этапе в сфере воспроизводства населения выделяется 1987 г., с которого начинается стремительный спад рождаемости, рост смертности и сокращение естественного прироста.

Территориальные рамки работы охватывают Восточную Сибирь в административных границах 60-80-х гг. В нее входили Красноярский край с Хакасской автономной областью, Эвенкийским и Таймырским (Долгано-Ненецким) округами, Иркутская область с Усть-Ордынским Бурятским автономным округом, Читинская область с Агинским Бурятским автономным округом, Бурятская и Тувинская АССР. Восточная Сибирь была одним из десяти экономико-географических районов РСФСР и представляла собой сформировавшийся народнохозяйственный комплекс, единство которого во многом определяло общность процессов на ее территории. Но это не исключало отличий в развитии населения административно-территориальных образований региона, различавшихся природно-климатическими, социальными, демографическими, экономическими и этническими признаками, что вызвало необходимость проводить анализ народонаселенческих процессов во внутрирегиональном разрезе.

Поставленные в диссертации проблемы рассматриваются в масштабах региона В ряде случаев анализ ограничивается меньшей территорией, чаще всего Красноярским краем — самым крупным и в то же время типичным административно-территориальным образованием Восточной Сибири. На его примере вполне можно представить, что происходило с населением региона в целом. Избранные территориальные рамки позволили избежать как замыкания в узких внутриобластных границах, так и чрезмерных обобщений.

Методология исследования. Исходной методологической установкой явилось определение населения основой и субъектом общественной жизни, а его воспроизводство и развитие- доминантой*исторического, процесса. Это позволило поместить население в центрис-. следованиями считать изменения всех его характеристик базовыми историческими событиями. Многоаспектность объекта изучения — населения — вызвала необходимость его анализа на основе совокупности теоретических представлений макро-, мезо- и микроуровней, а присущая современной науке идейно-теоретическая конвергенция дала возможность использовать сочетающиеся и дополняющие друг друга компоненты разных концепций и подходов.

Теоретические представления макроуровня составили базовые принципы теории модернизации. Она дала системные объяснения особенностей развития того периода истории страны, в котором проживало изучаемое население, и фактически выступила в роли мега-теории - той, которую в советское время играла теория общественно-исторических формаций.

Методология мезоуровня сформирована на основе общей теории народонаселения, которая признана теорией «среднего уровня» между теориями развития общества и категориями конкретных наук, изучающих население172. Она представляет собой систему теорий и концепций, трактующих процесс развития населения, и методологических подходов к его изучению. В ее рамках разрабатываются теоретические представления, основные понятия и категории, которые специальные отрасли наук, изучающие отдельные стороны развития населения, развертывают и конкретизируют применительно к своим задачам и предметным областям. В ней же систематизируются и логически по-новому организуются теории и концепции, привлекаемые из других наук для объяснения народонаселенческих процессов. Теория народонаселения позволила определить место населения в обществе, объяснить происходившие в нем закономерные изменения, их направление и движущие силы, понять характер взаимодействия между отдельными народонаселенческими процессами, раскрыть систему связей между развитием общества в целом и развитием населения как его органической части. Синтез теорий, концепций и принципов общей теории народонаселения (теории демографической транзиции (перехода), концепции миграционного перехода и др.) позволил интегрировать знания о разных сторонах развития населения, построить внутренне непротиворечивую цельную модель этого феномена и согласовать ее с базовой теорией модернизации.

Методологию микроуровня составили концепции и категории наук, изучающих отдельные стороны развития конкретного населения (фамилистическая и эволюционные концепции семьи, теория репродуктивного поведения и т.д.). В совокупности они обеспечили формирование системного представления о сельском населении Восточной Сибири и интерпретацию процесса его развития в 60—80-х гг. как одного из проявлений глобальной модернизации советского общества в специфических региональных условиях.

Частью процедуры формирования методологического аппарата стало введение в оборот ключевых для данного исследования категорий и понятий и их операционализация, т.е. точное определение их границ и содержания, которое вкладывается в них в этой работе.

Ключевыми понятиями теории модернизации, через призму которых в диссертации рассматриваются все процессы, являются модернизация и урбанизация. Под модернизацией понимается универсальный процесс, посредством которого традиционное общество трансформируется в современное. Учитывается, что модернизация, во-первых, имеет всеобъемлющий характер и проявляется в формировании технико-технологических, социально-экономических, политических и социокультурных механизмов и инноваций, обеспечивающих прогресс всех сфер общества и переход его с одного этапа развития на другой. Во-вторых, она выступает в разных национально-страновых вариантах. Специфика российской модернизации нашла отражение в нескольких моделях. В этой работе используется понятие (модель) консервативной модернизации А.Г. Вишневского. Согласно ей, российская модернизация отличается тем, что ритмы ее субпроцессов были асинхронными, что они задавались как внутренними стимулами соответствующих сегментов общества, так и внешними воздействиями, прежде всего, вмешательством государства, и что быстрые технико-технологические перемены обеспечивались за счет консервации многих основополагающих

173 звеньев традиционного социального устройства .

1 7Л

Советский вариант модернизации иногда называют контрмодернизацией , под которой понимается не отказ от модернизации, а развитие ее не по «западному» образцу. Использование в работе политических аспектов парадигмы контрмодернизации углубило понимание специфических черт советской модернизационной: модели, важнейшей из которых было выступление государства в роли инициатора и главной движущей силы модернизации; проникновение его во все сферы жизни общества и личности, регулирование всех процессов, включая воспроизводство населения. Учитывалась стадиальность развития советского государства и то, что в 60—80-х гг. оно имело ограничения в плане вмешательства в развитие общества: управление воспроизводством социальной структуры населения являлось во многом его прерогативой, а демографическое воспроизводство находилось почти целиком в ведении семьи.

Урбанизация — пространственное отражение модернизационной перестройки общества - оценивается как важнейший рычаг и продукт модернизации и трактуется как многосторонний процесс «повышения роли;города в жизни общества»175. Сущность ее советского ва-^риантараокрываSJJЛJmpolЮ}^лъmypнaяJJa.pщщш подхода: она была только «побочным продуктом» индустриализации, человек с его разнообразными потребностями и возможностями не составлял основу урбанизационного процесса, а, являясь «винтиком» в государственной машине, был лишь «пристегнут» к индустриализации и урбанизации. Результатом стало нарастание серьезных противоречий между радикальными количественными (рост и концентрация населения в городах) и недостаточными качественными (приобщение людей к городской культуре) переменами, что свидетельствует о 1 неполноценности российской модели урбанизации» .

Изменения в демографической и, шире, социальной сфере определяются как часть переживаемой обществом модернизации, как ее субпроцессы, смысл которых заключался в утверждении урбанистических ценностей, норм и жизненных стандартов в качестве универсальных в городе и в деревне. Сельчане, приспосабливаясь к модернизации, меняли все виды поведения (демографическое, миграционное, экономическое и т.д.), и в результате изменялись режим воспроизводства, все их структуры и категории (мужская и женская популяции, общественные группы и т.д.), формировались новые субъекты исторического процесса.

Поведение сельчан оценивается концепцией социальной адаптации. Этот термин обозначает приспособление людей к меняющимся условиям жизни с помощью изменения стереотипов поведения, форм социальной регуляции и способов жизнедеятельности. Понятие адаптации трактуется одновременно как процесс приспособления, его результат и состояние (степень приспособленности). Известно, что советская модернизация, интенсифицировав социальные процессы, усилила раскол общества и стала причиной маргинализации значительной части его. Использование в работе понятия маргинализации углубило представление о специфике демографического и социального развития населения.

Для объяснения причин перемен в населении применяется понятие диффузии, т.е. распространения инноваций, в том числе благодаря их «импорту» извне, в нашем случае - из горо

1 «77 да . Представление о диффузии как факторе и механизме социальных изменений составляет сущностную часть модернизационной парадигмы. Согласно ей, способность общества к заимствованию социокультурных ценностей и инноваций является необходимой предпосылкой социальной модернизации. Субъектом таких заимствований в разной степени выступали разные группы населения.

Дискуссионный характер большинства теорий и концепций, составивших методологию мезо- и микроуровней, а также базовых категорий и понятий требует объяснения всех авторских теоретико-методологических представлений, начиная с категории народонаселение, которая характеризует объект исследования в диссертации. Оно определяется как естествен-ноисторически складывающаяся-и непрерывно самовозобновляющаяся в процессе производства и воспроизводства непосредственной жизни сложная, относительно устойчивая совокупность людей, главный материальный компонент общества178. Термины население и народонаселение считаются синонимами.

Базовая (для любого исторического исследования) категория развитие определяется как процесс количественных и качественных изменений в населении, отражающихся в динамике его численности и структур, как усложнение системы внутренних и внешних связей и отношений, ведущее к переходу населения на определенном этапе из одного качественного со

179 стояния в другое, к смене его типа . Учитывается, что развитие имеет как позитивные, так и негативные черты. Неотъемлемой частью развития населения считается его воспроизводство. Это понятие в работе трактуется в узком смысле, как диалектическое единство противоположных процессов смертности и рождаемости (естественное движение) и оценивается как материальный «стержень» процесса развития, обеспечивающий его непрерывность.

Понятие движение населения рассматривается как его фундаментальное свойство, неотъемлемый признак и атрибут, условие его развития, проявление сущности и способ существо-180 вания . Благодаря движению население не только меняет свои характеристики, но и взаимодействует со всеми сферами общества. В диссертации изучаются, как разные проявления единого процесса развития населения, все три вида его движения, различаемые в науке, — естественное (рождаемость и смертность), пространственное (миграция, изменения в расселении) и социальное (социальная и профессиональная мобильность, изменение социальных структур). Все виды движения населения трактуются как социальные процессы, концентрированное выражение общественных отношений. Каждый вид движения рассматривается в двух проекциях - как самоценный процесс развития населения и как фактор, определяющий остальные процессы. Например, брачность - процесс образования супружеских пар — выступает одновременно фактором рождаемости, миграции, социальной мобильности и т.д.

Широкий подход — анализ всех трех форм движения населения — продиктован тем, что предметная область изучения населения исторической наукой намного шире, чем «чистой» демографии, что история населения не сводится к «возобновлению человеческой популяции», а полное и завершенное представление о ней дает лишь исследование всех народона-селенческих процессов в их взаимосвязи и взаимообусловленности. Положенная в основу диссертации- трехмастная модель реконструкции развития населения наиболее адекватно отражает объект изучения и представляется оптимальной для исторического исследования.

Развитие населения неразрывно связано с изменением его качества. Это сложное много

I Я1 многочисленных определений и отношений» и оценено по-разному. В данной работе оно рассматривается как базовое и оценивается с трех позиций: а) способности населения к воспроизводству; б) наличия у него комплекса способностей, навыков, потребностей и интересов, которые дают возможность реагировать на сложившиеся условия, приспосабливать их к своим изменяющимся потребностям и изменять их; в) степени адаптивности к урбанистическим условиям, готовности принять вызов современной цивилизации. Важнейшими показателями социального качества для индивида считаются уровень образования, место и характер труда и т.п., а для населения в целом — соответствующие этим признакам структуры. Воспроизводственные качества населения оцениваются через уровень здоровья, рождаемости и смертности, продолжительности предстоящей жизни и т.п. Причем оценивается не качество населения вообще, а его историческое качество. Категория исторического качества трактует развитие населения как его переход от одного исторического типа к другому.

К числу базовых отнесено понятие (категория) фактор, не имеющее однозначного толкования. В нашем случае оно трактуется как внешнее проявление (индикатор, «след») причины

182 объективной или субъективной), наблюдаемое и нередко статистически измеряемое .

Анализ каждого из трех видов движения населения проводится на основе специальных теорий и концепций, разработанных или адаптированных в рамках общей теории народонаселения. Для объяснения характера воспроизводства населения используется теория демографической транзиции (демографического перехода) (ТДП) в трактовке А.Г. Вишневского. Согласно ей, демографический переход «представляет собой одну из сторон качественной перестройки всего общественного организма, включает в себя не только изменения интенсивности демографических процессов; но и общих, условий, детерминирующих демографическое поведение людей, и механизмов, с помощью которых осуществляется эта детермина

183 ция, и,того места, которое занимает воспроизводство населения в жизни общества» .

Для диссертационного исследования были важны такие атрибуты ТДП, как тезис о демографическом переходе как части модернизации общества; представление о его деструктивно-конструктивной форме, о наличии эффективного механизма регулирования рождаемости и смертности, о скачкообразно резком изменении в процессе перехода в соотношении, экзо- и эндогенных факторов смертности, а затем рождаемости, о повышении ценности детей в современной семье благодаря «детоцентристской ориентации» родителей; в отличие от прошлого, когда не было свободы выбора в числе и сроках рождения: детей, о революционном обновлении культурных и поведенческих норм,, а также периодизация: демографического перехода, в том числе идея о возможности существования в нем депрессивной, фазы. Изучае-мыев^иссертации собьггия:отнесены.к его третьей:фазе: Одной из методологических проблем было определение /ииия перехода в восточносибирской деревне. В работе он оценивается как промежуточная модель, соединившая европейские и азиатские черты.

Интерпретация отдельных процессов естественного движения базируется на конкретизирующих теорию демографического перехода теоретико-методологических представлениях.

При анализе рождаемости учитывались такие теории и концепции, как определяющей роли занятости э/сенщин в общественном производстве, демографического гомеостаза (А.Г. Вишневского), исторического уменьшения потребности в детях (В.А. Борисова и А.И. Антонова), закона «социальной капиллярности» (А. Дюмона), констатирующего обратную связь между социальной мобильностью и рождаемостью, а также понятия «межпоколенного потока богатств» (Дж. Колдуэлла), детоцентризма и т.д. Изучение смертности базировалось на концепции исторических типов смертности. Суть его заключается в том, что параметры смертности населения, которые определяет взаимодействие эндогенных факторов (т.е. свойств человеческого организма) с экзогенными факторами природной и социальной среды, на разных исторических этапах различны из-за разного соотношения силы действия этих факторов. На современном этапе, благодаря переходу к индустриальному обществу, глубоко трансформируется среда, развивается здравоохранение и резко возрастает, защищенность людей от воздействия неблагоприятных экзогенных факторов, но повышается зависимость от эндогенных и факторов накапливающегося действия (квазиэндогенных), а также от факторов непосредственного действия (травматизма).

Теорию демографической транзиции (и исторических типов смертности) конкретизирует концепция, эпидемиологического перехода, объясняющая изменение уровня смертности и рост ожидаемой продолжительности жизни поколений радикальным: изменением причин смерти в разных группах населения вследствие модернизации этого процесса184. По особенностям в детерминантах, характере и темпах развития выделяются две модели эпидемиологического перехода: классическая, ускоренная (западная), и современная,замедленная (свойственная развивающимся странам из-за высокой младенческой и детской смертности). Российская модель перехода в работе оценивается как современная.

Теория демографического перехода привлекательна тем, что интерпретирует не только количественные показатели динамики рождаемости, смертности и т.д., но и внутреннюю структуру качественных эволюционнь1х демографических изменений. Так,, в трактовке смертности ТДП и концепция эпидемиологического перехода акцентируют внимание не на снижении ее показателей, а на изменении структуры причин смерти в разных возрастах, которые и- вызывают это снижение. То же касается перемен в рождаемости. Главное не то, к какому ее уровню ¡ приходит население,, а то, что меняется1 сам- тип репродуктивного поведения, что теперь оно основывается не на традиции, а на свободе индивидуального выбора: Важно не то, сколько детей рожает женщина, а то, что их число и время рождения — результат сознательного решения индивида.

Для оценки семейно-брачных отношений и тенденций рождаемости используются понятие двух типов брачности и концепция второго демографического перехода. Основными чертами второго демографического перехода признаны: 1) снижение рождаемости в раннем возрасте на фоне более раннего начала сексуальной жизни; 2) увеличение интервала времени между вступлением в брак и рождением ребенка, а затем последующими рождениями, появление детей в запланированные сроки; 3) увеличение среднего возраста матери при рождении первого ребенка и материнства в целом; 4) расширение границ брака, распространение фактических браков и рост удельного веса родившихся вне зарегистрированного брака; 5) рост доли никогда не рожавших женщин из-за отказа от материнства. События в демографической сфере сибирской деревни плохо укладываются в рамки концепции второго демографического перехода. Она используется для доказательства «от противного» - подтверждения «консервативного» характера демографической модернизации в регионе.

Пространственное движение населения исследуется на основе теории миграционного процесса, выделяющей в миграции три стадии. Предметом анализа в диссертации является ее вторая стадия — собственно переселения. Теория миграционного процесса конкретизируется концепцией миграционного перехода1*5. По мнению ряда исследователей, при ее использовании для объяснения реальных миграций в России возникают трудности, вызванные многообразием побудительных причин территориальных перемещений и усложненные местной спецификой. Тем не менее, несмотря на недостаточную адаптированность этой концепции, она удобна для изучения внутренних миграций. В работе сделана попытка использовать ее для интерпретации реальных переселений и на конкретном материале проследить соответствие фаз демографического и миграционного переходов и установить, в какой фазе перехода находилось изучаемое население.

Наиболее сложное и качественно разнообразное социальное движение, не имеющее единого определения в науке и трактуемое в широком и в узком значении слова, в диссертации рассматривается - как принято в системе знаний о населении — как совокупность изменений всех структур {составов) сельчан, вызванных их социальной мобильностью (социальной подвижностью, социальными перемещениями). Понятие социальной мобильности, предложенное П. Сорокиным, обозначает любой переход индивида (социального объекта) из одной социальной позиции в другую. В работе также используются его классификация социальной

----— ГРЛ- 11 ■ ' -мобильности по основным типам и теория социальной мобильност . Ее исходным положением является признание наличия в обществе разных социальных классов и групп и постоянных переходов между ними, которые и формируют мобильность населения. Различаются вертикальная социальная мобильность (движение вверх и вниз в системе социальных позиций) и горизонтальная (передвижение на одном социальном уровне). Та и другая отражаются в динамике соответствующих структур населения. Основной категорией при социальном делении населения выступает социальная группа, под которой понимается группа людей, занимающая одинаковое положение в обществе и имеющая вследствие этого общие интересы (этническая общность, лица, занятые в отрасли экономики и т.д.). Все структуры трактуются как социальные, поскольку за каждой скрываются сложные связи и отношения (экономические, демографические и др.) на разных уровнях (от личности до общества).

Понятия структура и состав используются как синонимы, хотя в действительности первое шире второго. Под «составом» обычно понимается простое распределение людей по группам в соответствии с тем или иным признаком (иногда двумя), «структура» же отличается упорядоченностью групп и определенными взаимоотношениями между ними. Поскольку все структуры населения - количественно выраженные проекции общественных отношений, остро стоит проблема границ между понятиями структура населения и структура общества. Общепринятого разграничения их нет. В диссертации анализируется структура не общества, имеющая гораздо более сложный характер, а населения. В системе знаний о населении понятие структуры (состава) населения тоже трактуется двояко: в узком смысле - как распределение людей по полу и возрасту, в широком — по всем возможным признакам (занятиям, образованию и т.д.)187. В данной работе структура населения рассмотрена,в широком ракурсе, но из-за множественности признаков не представлена всесторонне. Анализируются возрастно-половая, пространственно-расселенческая, брачная, семейная, этническая, образовательная и частично экономическая (по отраслям занятости) структуры. Эти «срезы» не характеризуют население исчерпывающе, но раскрывают его сущностные качества.

Интерпретация динамики конкретных структур населения базируется на совокупности теорий и концепций, которые укладываются в рамки теории модернизации. Главные тенденции в половозрастной структуре рассматриваются через концепции демографического старения населения в условиях демографического перехода и типов возрастных структур (прогрессивного, стационарного и регрессивного), в пространственно-расселенческой — через концепцию урбанизации, которая определяет территориальную концентрацию населения сущностным признаком урбанизационного процесса. Этническая структура трактуется через концепции этнических процессов, прежде всего ассимиляции. Брачная-и, соответственно, семейная структуры оцениваются с помощью понятий типов брачности, в частности, европейского типа (с учетом его западного и восточного вариантов) и элементов концепции второго демографического перехода. Экономическая структура анализируется в рамках концепции индустриальной модернизации общества через отраслевую структуру занятости. Тенденции ее динамики рассматриваются как обусловленные не только внешними по отношению к населению переменами - сдвигами в структуре народного хозяйства, но и внутренними -сдвигами в установках и ориентациях людей. Поэтому отраслевая структура оценивается как социально-экономическая. Изменения в ней трактуются как один из главных индикаторов модернизации (переход от аграрной занятости к индустриальной), а перемены в характере труда (особенно у женщин) связываются еще и с демографическим переходом и оцениваются как один из его базовых факторов. Образовательная стратификация населения, базирующаяся на двух признаках — уровнях общей и профессиональной подготовки, оценивается с позиций предложенной ООН концепции развития человеческого потенциала и его индикатора -индекса развития человеческого потенциала (ИРЧП) 188.

При анализе социальной структуры населения имелось в виду, что два фактора - политика государства и индустриализации региона - более других стимулировали социальную мобильность сельчан и оказывали влияние на динамику их структуры, на видоизменение социальных слоев и групп. В свою очередь, учитывалось влияние структур на демографические и миграционные процессы, так как сохранялась, хотя и в уменьшающихся размерах, дифференциация интенсивности этих процессов по социальным группам.

Изучение сельских жителей на основе общих теорий и концепций населения представлялось недостаточно конкретным и вызвало необходимость воспользоваться концепциями и понятийным аппаратом крестъяноведения. В частности, для объяснения сущности социальной эволюции сельчан использовалось понятие «раскрестьянивание». Учитывались такие его признаки, как радикальное сокращение доли крестьян в сельском обществе, отрыв основной массы населения от сельскохозяйственной деятельности, утрата крестьянством возможности нормального социального воспроизводства, отход от довлеющей роли традиций в повседневной жизни, в том числе в семье и процессах физического воспроизводства, социальное перерождение крестьянства, создание новых типов сельского населения.

Особый, уровень методологии составили подходы, методы и процедуры, применявшиеся в исследовании и трактовке полученных результатов. Междисциплинарный характер изучаемых в диссертации проблем обусловил использование междисциплинарного подхода-, объект и предмет изучения, проблематика работы определены демографией и историей, а при реализации ее целей и задач использован* категориальный аппарат, подходы и методы многих наук о населении при главенстве исторических. Исследование базируется, на комплексном использовании методологических основ нескольких подходов. Социологический (социальный) подход требовал концентрации внимания не только на изучаемых народонаселенческих процессах как таковых, но и на характере их взаимосвязей с другими процессами и обусловливающими их факторами, т. е. заставлял рассматривать развитие населения как общественный феномен. Междисциплинарный модернизационый подход, предполагающий проведение анализа преимущественно на уровне крупных территорий, фокусировал интерес на проблематике развития, факторах и механизмах модернизационного перехода, нацеливал на использование в качестве основных понятий «традиция» и «современность», оперирование эндогенными переменными, такими как социальные институты и культурные ценности; а также на положительной оценке самого процесса модернизации как прогрессивного и перспективного, существенно расширяющего потенциал человеческих возможностей189. Структурно-функциональный подход применялся для анализа отдельных элементов сельского населения и установления их взаимосвязи в рамках определенной целостности. Использовались элементы цивилизационного подхода, который заставлял концентрировать больше внимания на социокультурном своеобразии населения, и формационного подхода, особенно его принцип экономического детерминизма развития населения.

Комплексный и системный подходы позволили, во-первых, рассмотреть население как целостную социальную систему с учетом всех взаимосвязей между тремя формами его движения, а не просто суммировать знания о разных сторонах его развития; во-вторых, проанализировать его как подсистему сложной системы «общество в целом» во взаимосвязи с остальными подсистемами; в-третьих, изучить население восточносибирской деревни как органическую часть населения региона и сельского населения страны. Эволюционный подход помог разделить особенности развития населения на универсальные (эволюционные), закономерно присущие его определенной стадии или фазе, и местные (специфические), обусловленные конкретными условиями времени и места. Работа была генетически ориентирована на исторический (ретроспективный) подход — рассмотрение воспроизводства населения в исторической динамике, с выделением этапов, в связи с предыдущим развитием. Исследование строится преимущественно на факторном подходе - анализируется совокупность факторов, определявших состояние и динамику демографических процессов, все характеристики населения. В анализ включены выступавшие в виде факторов разноуровневые явления от глобальных процессов (модернизации, и урбанизации) до локальных переменных типа дохода семьи. Спектр факторов определялся с помощью принципа детерминизма. Недостаток источников ограничил применение поведенческого подхода, но он по возможности использовался.

При выборе проблемисследования действовал проблемный принцип, позволивший выделить из огромного круга проблем лишь существенные для современного видения сути развития населения. Использование принципа историзма диктовало необходимость признания объективной закономерности исторического процесса, диалектического взаимодействия объективных и субъективных факторов в конкретно-исторических условиях, препятствовало «осовремениванию» процессов и событий, требовало видеть их в реальном развитии, осознавать и понимать дух эпохи, отталкиваясь от базовых представлений об основных ее фактах и их глубинных связях. В работе применялся главный методологический принцип региональных исследований - учет исторической и социально-экономической обусловленности регионального развития населения, влияния на него географических, природно-климатических факторов и собственной демографической истории. Этот принцип помог анализировать механизм демографических процессов в восточносибирской деревне и их специфику. Принцип разносторонней наблюдаемости изучаемых явлений как целенаправленный отбор необходимой информации использовался при поиске источников разного происхождения и вида, обеспечивших «перекрестный обзор» объекта изучения. Принцип объективности обязывал формировать представление об изучаемых процессах из разнообразных источников.

Отбор и порядок применения конкретных методов исследования вытекал, с одной стороны, из подходов и принципов работы, с другой - из особенностей источников. Использовались методики из всех групп методов, применяемых историками, - общенаучных, междисциплинарных и собственно исторических, а также методы смежных наук, прежде всего демографии и статистики. Вместе с общенаучными методами (научной абстракции, индукции и дедукции, анализа и синтеза, описания и измерения, сравнения, аналогии, обобщения, классификации, экстраполяции, выдвижения гипотез и др.) применялись специальные методы исторического исследования. Проблемно-хронологический метод определил структуру работы и логику исследования конкретного материала. Историко-типологический метод использовался для выделения в развитии населения этапов и специфики каждого из них, определения общих черт в разных группах населения, типологизации изучаемых явлений и классификации массовых источников. Историко-генетический метод применялся при выявлении первопричин социальных и демографических процессов и рассмотрении их в ракурсе исторического развития (генезиса), при их последовательном описании, объяснении и периодизации, выявлении определявших эти процессы факторов; ретроспективный — при рассмотрении населения с исторической дистанции, когда в той или иной мере проявились результаты прошлых лет, при оценке их объективной значимости и неиспользованных возможностей. Историко-сравнителъный метод понадобился для< сопоставления параметров сельского населения Восточной Сибири и России в целом, выделения специфических региональных и универсальных черт, определения различий и сходства между населением административно-территориальных единиц региона и разными категориями сельчан. Население деревни сравнивалось с горожанами региона, уровень развития которых играл роль эталона урбанизации.

Количественные - общие и статистико-демографические - методы являются основными в работе, поскольку базу корпуса ее источников составляет демографическая и социальная статистика. Они подробно охарактеризованы в литературе190. К числу приемов изучения демографических совокупностей и событий относилось построение историко-статистических моделей, рядов распределения населения по определенным признакам в конкретный момент или отрезок времени (динамических рядов), выраженных в демографических таблицах. Для определения интенсивности демографических событий использовались общие, специальные, частные и суммарные коэффициенты. Применялись методы продольного и поперечного анализа, приемы передвижки по возрастам, стандартизации демографических коэффициентов и т.п. Поскольку динамические ряды статистики и отдельные цифры косвенно отражают поведение сельчан, определявшее их физическое и социальное воспроизводство, через статистические показатели оценивались основные типы поведения населения — брачное (матримониальное) витальное (жизнеохранительное, самосохранительное), репродуктивное (генеративное, прокреативное), миграционное, разные виды социализирующего поведения.

Комбинация вышеописанных теорий и концепций разных уровней обобщения стала «ключом» к пониманию сущности развития населения, помогла конкретизировать объект, предмет, цели и задачи диссертационной работы, а совокупность перечисленных методов позволила провести всесторонний анализ объекта изучения.

Источниковая база исследования представлена комплексом опубликованных и хранящихся в архивах документов и материалов. Все источники группируются согласно видовой классификации в зависимости от происхождения, внутренней структуры, содержания и характера и подразделяются на пять групп. Это статистическая информация, нормативные акты и политические директивы, делопроизводственная документация, материалы периодической печати, источники личного происхождения. Архивные документы извлечены из 46 фондов, хранящихся в 11 государственных и ведомственных архивохранилищах — центральных и региональных. Основные источники по теме исследования сосредоточены в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), Российском государственном архиве экономики (РГАЭ), текущих архивах Федеральной службы государственной статистики (Рос-стата) и ее территориальных органов. Документы из Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ) и региональных госархивов^д^шие^уточняю-щие сведения, составили небольшую часть в общем объеме использованных источников. Информация из госархивов едва «покрывает» первую половину изучаемого периода. Хранящиеся в РГАЭ и ГАРФ документы заканчиваются концом 60-х — серединой 70-х гг., в региональных архивах — чуть более поздними сроками. Сведения за последующие годы получены из текущих архивов ведомств или публикаций. Источниковая база диссертации соответствует принципам комплексности, системности и динамичности, т.е. отражает изучаемый объект в многообразии его структурных элементов и взаимосвязей с учетом изменений во времени. Этими качествами более всего обладает статистика, хотя и она несовершенна, в том числе из-за бедности набора показателей. Демографы, сравнивая ее со статистикой развитых стран, единодушны в том, что необходим сбор намного более подробных и дифференцированных сведений191. Тем не менее и имеющаяся информация позволяла решать поставленные в диссертации задачи и достаточно корректно интерпретировать через статистические показатели изучаемые процессы.

Основную группу источников составила государственная статистика, представленная итогами всеобщих переписей населения и данными текущего учета событий органами статистической службы СССР и России. Она делится на три части: 1) опубликованная в открытой печати в общих или тематических статсборниках, куда вошли самые основные показатели по СССР и союзным республикам и минимум информации по регионам; 2) изданная малым тиражом в сборниках под грифом «ДСП», которые содержат более разнообразный набор показателей, в том числе в региональном разрезе192; 3) основной массив материалов, сосредоточенный в текущих архивах Росстата и его территориальных органов и в их же фондах в центральных и региональных госархивах. Данные органов госстатистики дополняет статистика других организаций и учреждений разного профиля, тоже хранящаяся в архивах - государственных и текущих ведомственных. Ее использовали партийные, советские, хозяйственные органы для своих нужд, и она нередко отличается от официальной госстатистики, что объясняется не только конъюнктурными причинами, но и разной методикой подсчетов.

Доказательная база диссертации строится на материалах переписей населения 1959, 1970, 1979 и 1989 гг., микропереписи 1994 г. и текущей статистике естественного и механического движения населения. Кроме того, для сравнения привлекались итоги всероссийской сельскохозяйственной переписи 1920 г., всесоюзной переписи 1926 г. и всероссийской переписи 2002 г. Подробному анализу и методике использования этой категории источников посвящено много специальных работ193. Главное достоинство переписей заключается во всеобщем охвате населения, многоаспектности собираемой информации, регулярности проведения, общности методологических принципов и сопоставимости результатов. Они предоставили разносторонние и полные сведения о численности и основных структурах сельских жителей, характере их расселения по поселениям разных размеров и типов, об образовании, занятиях и месте работы (отрасли народного хозяйства), основных этнических процессах, о семьях, их жилищных условиях, а микроперепись — данные о брачно-семейном и репродуктивном поведении. Итоги переписей позволили реконструировать (с помощью текущей статистики) динамическую картину развития населения с такой точностью, какая невозможна ни по какому другому периоду истории России, дали возможность провести сравнения по большинству показателей, необходимых для выяснения специфики развития населения в регионе и на его разных территориях, в городах и деревнях.

В работе использовались обобщенные данные переписей, полученные статорганами после обработки первичных материалов. Меньшая часть их опубликована ЦСУ СССР и РСФСР, их местными органами в открытой печати194. Итоги переписи 1959 г. изданы в 16 томах - по СССР и каждой из 15 союзных республик, переписи 1970 г. - в 7 томах, переписи 1979 г. - в одном. Итоги переписи 1989 г. публиковались в период распада СССР бессистемно - сначала в 5 выпусках кратких итогов, затем в виде небольших томов с теми же, чуть более подробными, данными. Итоги первых трех переписей еще изданы под грифом «ДСП» в тематических сборниках и многотомниках, содержащих более подробные разработки данных в разрезе краев и областей195. Большинство переписных материалов хранится в архивах: в центральных — разработки итогов в разрезе краев, областей, автономных и союзных республик, в региональных - в разрезе районов. Разработочные таблицы переписей 1959, 1970 и 1979 гг. извлечены из фондов ЦСУ в РГАЭ (ф. 1562), ГА РФ (ф. А-374) и региональных госархивов, а переписи 1989 г. — из текущих архивов Росстата и территориальных статорганов. В ходе их изучения многие цифры приходилось уточнять путем перекрестных пересчетов из-за плохого качества архивных таблиц, особенно переписи 1959 г., часто заполненных от руки. К тому же сводные данные по Восточной Сибири по первым двум переписям вообще, а по двум следующим частично в ЦСУ не разрабатывались. Они были получены суммированием показателей по административно-территориальным единицам региона. Для конкретизации данных переписей привлекались их разработки из региональных архивов.

Материалы переписей — уникальный по объему информации источник, а по многим показателям, прежде всего по всем структурам населения, — единственный. Они обеспечили решение большинства задач диссертации, но содержат мало сведений о миграции. В 1959 г. вопросы о ней вообще не ставились, а собранная тремя следующими переписями информация ограничена по кругу вопросов и больше отражает не процессы миграции, а результаты — их «след» в лице «неместных уроженцев». По их характеристикам можно только косвенно определить интенсивность разных миграционных потоков на уровне краев и областей, состав мигрантов, частично другие показатели. Второй крупный недостаток переписей, как, впрочем, и текущей статистики, - ограниченность национальных индикаторов. Основные демографические показатели обычно разрабатывались в территориальном и очень редко — в национальном разрезе.

Информация о естественном и пространственном движении населения извлечена из материалов текущего статучета, система организации которого и принципы использования полученных данных изложены в учебниках по статистике и демографии196. Сводные разработки актов гражданского состояния (сведения о рождаемости, смертности, брачности, разво-димости) по РСФСР и ее административно-территориальным образованиям проводило ЦСУ на основе данных региональных органов госстатистики. Те, в свою очередь, обобщали данные регистрации демографических событий сельсоветами в деревнях и корректировали с помощью итогов переписей ошибки в текущем учете населения. Эта информация сосредоточилась в фондах статорганов в госархивах и в их текущих архивах и до второй половины 1980-х гг. почти не публиковалась в открытой печати. Есть лишь несколько статсборников с общими цифрами197. Более информативны сборники «ДСП», где приведены абсолютные и относительные показатели основных демографических процессов, текущие расчеты движения населения во внутрирегиональном разрезе198. Чуть больший объем показателей содержат изданные во второй половине 1980-х и в 1990-х гг. Госкомстатом России и его местными органами для общего пользования «Демографические ежегодники» и тематические сборни

199 КИ .

В диссертации использованы извлеченные из статсборников и архивных материалов отдельные цифры и динамические ряды относительных и абсолютных показателей естественного движения населения: общие таблицы смертности, данные о смертности детей и взрослых по причинам, полу и возрасту, расчеты продолжительности предстоящей жизни, сведения о распределении родившихся по полу, очередности рождения, по возрасту, национальности, брачному состоянию и социальному положению матерей, о заключении и расторжении браков по полу, возрасту, брачному состоянию и т.д. Эти данные характеризуют отдельно городское и сельское население по административно-территориальным единицам, что обеспечило возможность внутрирегиональных сравнений, но потребовало их дополнительных пересчетов и сведения в таблицы по Восточной Сибири в целом. Данные о количестве убийств и самоубийств по полу и возрасту за отдельные годы были получены из закрытой части фонда ЦСУ в РГАЭ (ф.1562, оп. 33). К сожалению,' они отрывочны, крайне скудны и не позволили реконструировать даже динамику числа этих событий. В целом эта часть фонда оказалась малоинформативной. Представленная там информация по теме исследования в основном дублирует материалы, содержащиеся в открытой части фонда.

В фондах ЦСУ в РГАЭ и Г АРФ также отложился массив годовых, квартальных и месячных отчетов (в виде таблиц) за разные годы о составе сельского и городского населения РСФСР, экономических районов, АССР, краев и областей по полу и возрасту, а также сводок ЦСУ по итогам учета состава населения. Возрастная структура в них представлена в сочетании с половой, с разбивкой на 1- или 5-летние возрастные группы, отдельно выделено трудоспособное население. Таблицы сопровождают «Аналитические записки» с анализом изменений в населении и их причин. В этих же фондах хранятся сводные таблицы ЦСУ о распределении семей по размерам, типам и числу детей по отдельным общественным группам, дающие возможность уточнить особенности развития семей колхозников, рабочих и служащих.

Объемный комплекс документов составляет текущая статистика миграции. Разработки ее данных производились в краях и областях, сводились в ЦСУ в таблицы по семи формам, включавшим группировки по объему и направлениям миграционных потоков, полу, возрасту, редко по национальности мигрантов, источникам их существования, характеру труда, семейному положению, числу детей, продолжительности проживания. Такая информация до конца 80-х гг. практически не публиковалась, и основные сведения о миграции были получены из архивных фондов центральных и местных статистических органов. Текущая статистика механического движения имеет серьезные изъяны. Она отрывочна, отсутствуют ежегодные данные, учтены далеко не все переселения, и качество цифр вызывает сомнения. В таблицах указывается общий объем перемещений людей по городской и сельской местности административно-территориальных образований региона, а деление потоков на внутреннюю и внешнюю миграцию отсутствует. Нет данных о мотивах миграции, разделения на организованные и неорганизованные переселения. Но, несмотря на недоучет и ограниченность показателей, официальная статистика (вместе с итогами переписей, выборочных обследований и данными других ведомств) позволяет определить основные параметры миграционных процессов.

Охарактеризованную госстатистику населения дополняют еще шесть комплексов архивных документов из фондов статорганов, из которых извлекалась уточняющая и конкретизирующая отдельные вопросы информация. Это, во-первых, данные сельсоветского учета -единовременные отчеты, которые составлялись на 1 января: каждого года на основе похозяй-- ственных: книг сельсоветов -и-списков временно проживающего населения на ихтерритори- , ях. Районные, краевые (областные) сводки их за отдельные годы хранятся в государственных и текущих архивах Росстата. Хотя сельсоветский учет тоже не отличался абсолютной точностью, неизменная в течение многих лет форма отчетности дает возможность уточнить динамику численности и состава населения и семей. Сельсоветский отчет — единственный статистический источник, отражающий погодовую динамику социального состава села. Данные о населении в нем сгруппированы по хозяйствам колхозников, рабочих и служащих, отдельно показаны члены семей, работающие в разных местах. Это позволяет уточнять соотношение социальных групп в деревне в межпереписные периоды. Содержащиеся в отчетах сведения о распределении по полу и возрасту населения в целом и по общественным группам дают возможность изучать изменение половозрастного состава всех жителей и их трудоспособной части в социальном разрезе, а отметки о прибытии и выбытии населения - миграцию. Сравнение данных по отдельным краям-областям, благодаря единой методике отчетности, позволяет выявлять территориальные различия социально-демографических процессов. К числу недостатков этого источника относится неполнота охвата населения и объединение в одной графе рабочих и служащих, затушевывающее соотношение социальных групп в деревне.

Были использованы также первичные документы одного из сельсоветов Иркутской области - заявления на регистрацию браков в 1975-1991 гг., позволившие провести исследование брачности на ограниченной сельской территории и сопоставить его результаты с результатами аналогичных исследований в масштабах области и региона.

Второй комплекс документов составили сводные годовые отчеты колхозов, давно используемые историками-аграрниками как источник экономической информации. В них учтены все наличные колхозники и члены их семей, отдельно трудоспособные мужчины и женщины, подростки, престарелые и нетрудоспособные, имеются сведения о наличии в колхозах представителей разных профессий, т.е. содержатся экономические характеристики населения. Сводные по районам, краю, областям, автономным республикам отчеты хранятся в региональных госархивах — фондах статорганов и управлений сельского хозяйства. Более полно они представлены в РГАЭ и ГАРФ. Часть данных из годовых отчетов колхозов опубликована в сборниках документов о развитии народного хозяйства (местных и центральных), в сборниках «Сельское хозяйство СССР». Аналогичные отчеты имеются по совхозам.

Третий комплекс представлен сведениями о сельских населенных пунктах и числе жителей в каждом из них, которые ежегодно направляли в ЦСУ краевые, областные и автономно-республиканские статистические органы. Они-конкретизируют опубликованные материалы переписей и, дополняя их данными за межпереписные периоды, позволяют восстановить более динамичную картину-развития пространственной-структуры-сельского'населения; В разработочных таблицах отдельно выделены поселения, основная часть жителей которых занималась сельским хозяйством. К числу использованных в диссертации вспомогательных материалов из фондов статорганов относятся также комплексы документов, состоящие из статистики здравоохранения, образования и материалов бюджетных обследований. Последние содержат социально-демографические характеристики сельских семей и их членов, а также информацию об уровне и условиях жизни разных общественных групп сельчан - о размерах и источниках их доходов, статьях расходов, уровне и структуре потребления и т.п.

Часть статистики содержит информацию факторного порядка — об условиях протекания народонаселенческих процессов, например, о состоянии социальной инфраструктуры деревни, которая, обеспечивая материальные, социальные и духовные потребности населения, определяла качество его развития. Эти данные, тоже в основном хранящиеся в архивах в фондах статучреждений, частично опубликованы в издававшихся в 1960—1980-х гг. общесоюзных, республиканских и областных (краевых) статсборниках «Народное хозяйство . в . году», а в постсоветский период - в сборниках «Регионы России. Основные характеристики субъектов Российской Федерации» и «Регионы России. Социально-экономические показатели», в разделах, посвященных росту благосостояния населения. Кроме того, изданы тематические сборники «ДСП» по отдельным отраслям социальной сферы200. В этих публикациях содержится разная по объему информация по территориям региона, но в комплексе она отражает динамику изменений условий жизни в деревне и ее урбанизации и позволяет воссоздать контекст, в котором развивалось население. Поскольку издание сборников имело, кроме прочего, пропагандистские цели, достоверность их материалов может подвергаться сомнению. Кроме того, они дают усредненную картину социально-бытовой инфраструктуры деревни, а главное, содержат слишком мало характеристик, тогда как по современным представлениям показатели уровня жизни, непосредственно влияющие на демографические события, включают намного более широкий набор индикаторов. Используемая в России система, предложенная Госкомстатом, состоит из 56 показателей, разработанная в Институте социально-экономических проблем народонаселения РАН - из 49, в ООН - из 50, а миниont мальный набор насчитывает 14 индикаторов .

Абсолютное большинство статистических материалов вводится в научный оборот впервые. Они использованы в диссертации частично без обработки, в основном в виде авторских расчетов. По архивным и опубликованным данным создано около 200 таблиц динамических рядов абсолютных, и относительных показателей демографических процессов и; их факторов по региону и его административно-территориальным образованиям. Большинство таблиц в '"диссертации;- автЬрсй^~Они ïïo сведения и обобщения одиночных показателей или в результате перегруппировки и пересчета'таблиц: Проблема достоверности статистики решалась традиционно — использованием разных источников. Среди них хранящиеся в архивах материалы проверок, проводившихся ЦСУ и его местными органами для «внутреннего пользования», или же данные, которыми оперировали партийные и советские: органы региона, содержащие более достоверные показатели. Жесткая унификация в масштабах страны деятельности статорганов, методики сбора и обработки полученной информации обусловила единообразие характера документов и материалов по административным образованиям региона. Они различаются лишь степенью сохранности.

Ко второй группе относятся два вида нормативных источников (нормативно-правовые акты (НПА) и акты правоприменения) и политические директивы, на практике приравнивавшиеся к НПА, но по форме таковыми не являвшиеся. Это решения партийных съездов, пленумов и постановления ЦК КПСС, которые легли в основу законодательной деятельности государства, а также тексты законов, указов, постановлений, инструкции, циркуляры высших органов государственной власти и управления, совместные партийно-правительственные постановления. Опубликованные202 и неопубликованные директивные документы, регламентировавшие все стороны жизни советского общества и его сельской подсистемы, делятся по уровню компетенции на две части - союзные и республиканские (документы съездов, Политбюро и ЦК КПСС, Верховных Советов СССР и РСФСР, Советов Министров СССР и РСФСР) и региональные. Некоторые документы из первой части, преимущественно законодательного характера, уже введены в научный оборот, но в работе они анализировались с точки зрения задач диссертации. В местных архивах встречаются присланные из ЦК КПСС документы, ведомственные нормативные акты, имеющие общеобязательный характер или обязательные только для учреждений данного ведомства, и принятые в ответ на них постановления край- и обкомов партии и органов советской власти, в большинстве совместные. Эти источники важны для понимания изучаемой эпохи, но многие не рассекречены до сих пор. Не подлежат выдаче исследователям материалы Читинского обкома КПСС со второй половины 70-х гг., Иркутского обкома - с конца 80-х, многие документы Красноярского крайкома. Так, известны лишь в изложениях фрагментов даже такие основополагающие документы, как Постановления ЦК КПСС и Совмина СССР «О мерах по дальнейшему комплексному развитию производительных сил Красноярского края» в 1971—1980 и 1981—1990 гг., т.е. программы «красноярских десятилеток», и многие документы, связанные с их реализацией.

Нормативные документы позволили охарактеризовать правовую основу деятельности ор--танов-власти^-в- сферегуправлениярво-первых;" социальным^ Экономическим ~р азв ити ём~ р е^ гиона, во-вторых, народонаселенческими процессами, поскольку законодательство страны регулировало административное, материальное, моральное воздействие на процессы брачно-сти, разводимости, рождаемости, определяло через управление экономикой расселение, направление, масштабы и интенсивность индивидуальных и массовых миграций, изменение социально-экономических структур населения. Документы партийных и государственных региональных органов (постановления и решения областных и краевой организаций КПСС, государственных органов власти и управления края, областей и автономных республик), регулировавших жизнь на подведомственной им территории, помогали осветить проблему разработки и реализации в регионе социальной и демографической политики. Но в них очень мало информации, непосредственно касающейся воспроизводства населения, так как эти проблемы редко обсуждались во властных структурах. Эти источники лучше характеризуют политический фактор модернизации производственной и социальной сфер деревни.

Ко второй группе источников тематически примыкают доклады и выступления на разных форумах руководителей партии и государства и их работы, изданные в виде отдельных публикаций, собраний сочинений или в тематических сборниках203. В них можно найти много уточняющей информации, в частности, аргументацию принимаемых решений.

Третью группу источников составила делопроизводственная документация партийных, советских, плановых, хозяйственных, статистических, переселенческих органов и учреждений, извлеченная из центральных и региональных архивов. Она делится на организационно-распорядительную, учетно-контрольную и отчетно-информационную. Для нее характерны разнотипность, отсутствие системности, раздробленность, фрагментарность, пробелы в хронологии и в номенклатуре документов. Делопроизводственные документы край- и обкомов КПСС, органов советской власти конкретизируют постановления и распоряжения этих же органов, характеризуют процесс их выполнения, уточняют и углубляют характеристику социальной и демографической политики в регионе и помогают лучше понять условия жизни и трудовой деятельности сельчан на изучаемой территории. Этой же цели служат встречающиеся в фондах край- и облисполкомов наказы избирателей кандидатам в депутаты во время предвыборных кампаний.

В этой группе источников наибольший интерес представляли документы из фондов ста-торганов, дополнявшие и уточнявшие извлеченную оттуда же демографическую и социальную статистику, - сопутствовавшие «Статистическим отчетам .» аналитические записки, справки, отчеты, докладные записки, запросы центра и ответы на них, информационные письма и текущая переписка, материалы по организации и проведению переписей и обследо-ваний, программььсбора-и-обработки'статистической-информациигдокументация о"кадрах работников разных отраслей народного хозяйства, уточняющая социально-экономический состав населения, характеристики систем образования и здравоохранения и сведения об их деятельности и т.д.

Документация из фондов Министерства здравоохранения РСФСР (ГАРФ, ф. А-482), Бюро медицинской статистики Минздрава РСФСР (ГАРФ, ф. А-630) и отделов здравоохранения на местах в виде отчетов, аналитических записок, материалов обследований с разработкой результатов и т.д. помогла углубить анализ естественного движения населения и его факторов. Кроме сведений о качестве медицинского обслуживания, системы родовспоможения на территории региона, характере заболеваемости разных контингентов жителей, распространении основных болезней и эпидемий в них встречаются обзоры процессов естественного движения населения с комментариями. Документы Главного переселенческого управления при СМ РСФСР (ГАРФ, ф. А-327) и Главного управления переселения и оргнабора рабочих при СМ РСФСР (ГАРФ, ф. А-518) отражают специфику советской миграционной политики и содержат информацию о плановых переселениях на Восток, в лесную промышленность, из зон затопления строящихся ГЭС, о переселениях колхозников из одних районов в другие, о трудовом и бытовом устройстве переселенцев, степени их приживаемости и т.д. Дополнительная информация о динамике уровня общего образования сельского населения и условиях его получения содержится в фондах Министерства просвещения РСФСР (ГАРФ, ф. А-2306) и местных отделов народного образования, сведения об уровне образованности сельских работников разных отраслей — в фондах учреждений и предприятий, где они были заняты, — культуры, сельского хозяйства и т.д. Там же имеется информация о сельской интеллигенции и условиях ее жизни. В ГАРФе, в фонде Р-9563 (Министерство просвещения СССР), представлены закрытая отчетность в Госплан и Министерство финансов, статистика для внутреннего пользования. Отрывочные сведения о сельском населении Восточной Сибири встречаются в документах еще многих фондов отраслевых министерств и ведомств в РГАЭ и ГАРФ. Некоторые данные можно было уточнить и перепроверить с помощью документов из фондов Госплана СССР (РГАЭ, ф. 4372) и местных плановых комиссий, Министерств сельского хозяйства СССР (РГАЭ, ф. 7486) и РСФСР (ГАРФ, ф. А-310) и органов управления сельским хозяйством на местах.

Составляющие четвертую группу источников материалы периодической печати (общей и специализированной, типа «Вестник статистики», «Советское здравоохранение» и т.п.) представлены изданиями трех уровней - центрального, регионального (областей, края, автономных образований - «Красноярский рабочий», «Восточно-Сибирская правда», «Правда Бурятии», «Забайкальский рабочий») и районного. Несмотря на общеизвестные изъяны (чрезвычайная идеологизация, лакировка действительности и т.п.), этот источник полезен многоплановостью информации. Наряду с публикациями документов центральных, республиканских, краевых и областных органов КПСС, законов, постановлений правительства СССР, руководетва автономных республик, краев и областей в ней содержатся аналитические и обзорные статьи, критические заметки, статистические данные, сводки об экономическом и социальном развитии региона, позволяющие лучше понять ситуацию в деревне и жизнь сельчан, их проблемы, специфику положения в отдельных местах. С одной стороны, материалы периодической печати воспроизводят общественные настроения и государственную идеологию того времени, с другой - в них можно найти то, чего нет в других источниках, - народный взгляд на события, описание обычной жизни людей. В этом отношении наиболее полезными оказались публикации второй половины 1980-х гг., стимулированные перестройкой, особенно в районных газетах. Среди них много статей о состоянии окружающей среды, здоровье и смертности разных категорий населения, распространении болезней, увечьях и гибели от внешних воздействий и т.д. Многие аспекты газетных публикаций не нашли отражения в других источниках, и этим ценны.

Пятая группа объединяет несколько разновидностей источников личного происхождения, которые предоставили возможность иллюстрации количественных показателей и тех закономерностей, которые просматриваются по массовым источникам. Представление о сельском населении и условиях его развития дополнили и углубили близкие к разряду мемуаров работы местных руководителей и специалистов, посвятивших свою жизнь деревне. Среди них выделяется основательностью подхода, многоаспектностью проблематики, полнотой и глубиной анализа книга А.Ф. Вепрева, директора знаменитого Назаровского совхоза, Председателя Аграрного комитета ВС СССР в 1989—1991 гг., затем губернатора Красноярского

204 края . В последние десятилетия- стараниями отечественных историков в научный оборот стали вводиться воспоминания рядовых сельских жителей, углубляющие представление о

205 них . К сожалению, подобных публикаций по Восточной Сибири нет.

Лучше понять объект исследования помогли публицистические произведения на сельские темы. Им давно дана высокая оценка как источнику, глубоко, многосторонне и правдиво отражавшему сельскую жизнь206. Помимо работ всем известных И. Васильева, Г. Лисичкина, А. Стреляного, Л. Тимофеева, Ю. Черниченко использовались публикации* местных авторов,

207 например, лауреата Государственной премии, журналиста-красноярца В.М. Сальникова .

Изучение сельского населения невозможно без «деревенской прозы», которой нет равных по описанию социальных трансформаций в ходе модернизации деревни. Их достоинства как источника научной информации оценены представителями разных специальностей, включая социологов. В работе были использованы, прежде всего, произведения В.П. Астафьева и В.Г. Распутина, которые дали не конкретные факты, а лучшее понимание духа эпохи, быта и нравов деревни, условий повседневности, в которых шли социально-демографические процессы . Они раскрывают образ мышления разных поколений и социальных групп, морально-этические нормы, формы социального общения, характер связей между людьми, их представления о жизненных ценностях, о семье, браке, сексуальной морали, детях и их роли в жизни и т. д., помогают понять побудительные мотивы тех или иных индивидуальных и социальных действий, трудности психологической адаптации к урбанизированному образу жизни, характеризуют разные виды поведения сельчан и их эволюцию во времени. «Деревенская проза» — лучший источник для изучения населения в социокультурном ракурсе.

Эпистолярные источники представлены письмами и жалобами сельчан по социально-бытовым вопросам в государственные и общественные организации, хранящимися в архивных фондах этих организаций. По характеру информации к ним примыкают письма населения в газеты. Местные архивы не принимали их на хранение. Они имеются лишь в РГАСПИ в фонде редакции газеты «Сельская жизнь» (ф. 591) в виде тематических подборок фрагментов из них, в основном жалоб на недостатки в социально-бытовой и культурной сферах деревни. Их информационные возможности малы из-за заказного характера отбора материала, редакционной цензуры и т.п. Тем не менее они являются редким источником, отражающим общественные настроения, субъективные оценки сельчанами их повседневности, и позволяют хотя бы частично «увидеть» деревенскую жизнь их глазами. Поскольку «мир мнений» сельчан в письмах представлен скупо и однообразно, в работе они использовались лишь в качестве иллюстраций.

Помимо охарактеризованных источников в диссертации использована информация (данные обследований деревни, статистика и т.д.) из работ других авторов. Для изучения национальных особенностей развития сельского населения привлекались разнородные этнографические материалы. К сожалению, они содержат информацию в основном об этносах Севера и Сибири. Русские и другие некоренные народы изучались значительно хуже. Тем не менее имеются материалы экспедиций, исследовавших культуру и быт русских Приангарья и Забайкалья, русского колхозного крестьянства конца 50 — начала 60-х гг.209 Они дополнили и конкретизировали итоги переписи 1959'г. Использовались социологические и статистические данные сотрудников социологических лабораторий Красноярского госуниверситета (материалы комплексных социально-экономических обследовании края и его территорий)210 и Красноярского педуниверситета (информация по проблемам образования и географии населения). Огромную помощь оказала информация из трудов социологов-экономистов из ИЭОПП — итоги их социально-демографических обследований деревни и та часть государственной статистики населения, которую удалось обнаружить только в их работах, изданных в советский период под грифом «ДСП».

Использованные источники в совокупности являются достаточно полными и информативными для реконструкции процессов развития населения и исторического контекста, в котором они шли. Но по ним проще изучать население как «объект» модернизации и трудно - как ее «субъект». Архивная документация официальная, «сухая», источники личного характера практически отсутствуют. Поэтому «поворот к человеку», необходимость которого является постулатом современной историографии, на ее основе делать сложно. Недостаток информации затруднял анализ всех видов поведения сельчан. Их эволюция прослеживалась опосредованно через количественные показатели.

Оценка достоверности, полноты и сопоставимости источников проводится в основной части работы по ходу исследования. Большинство их в диссертации используется впервые.

Новизна и научная значимость диссертационной работы определяется тем, что: она представляет собой первое комплексное исследование развития сельского населения России 60—80-х гг. в контексте модернизации, проведенное на материалах восточносибирского региона; впервые сделан конкретно-исторический системный анализ всех трех форм движения населения в их взаимосвязи и взаимозависимости. Сформировано целостное представление об эволюции населения села, оценены тенденции и масштабы количественных и качественных изменений в главных процессах его развития, дана их периодизация, раскрыты универсальные закономерности и региональная специфика, проанализированы факторы-детерминанты. Большинство рассмотренных процессов на материалах Восточной Сибири прежде не изучались; в ней впервые интегрированы и критически оценены результаты исторического, демографического, социологического, экономического, географического и медицинского изучения сельских жителей Восточной Сибири; в ней обобщены теоретико-методологические достижения научных дисциплин, составляющих систему знаний о населении, предложена и апробирована на конкретном историческом1 материале сформированная в рамках модернизационной парадигмы общая концепция развития населения, позволяющая исследовать все процессы и их взаимодействие в рамках единого методологического пространства. Автор не претендует на ее завершенность. Напротив, она выступает как опорная конструкция, требующая дополнения и корректировки, уточнения понятий;

- она развивает новое направление историко-демографических исследований - изучение региональных и локальных аспектов социально-демографической истории России в советский период на основе создания максимально полных баз данных материалов статистики населе

I ния. Впервые так подробно и комплексно изучены использованные в диссертации итоги переписей населения и текущая демографическая статистика, что позволило значительно расширить проблемное поле исследования. В научный оборот введен большой корпус ранее не использовавшихся источников общероссийского и регионального уровней.

Практическое значение диссертации состоит в том, что: она частично ликвидировала территориальные и проблемные диспропорции в изучении населения Западной и Восточной Сибири. Эмпирические материалы, результаты и выводы работы дополняют общероссийскую и сибирскую историографию, способствуют углублению конкретно-исторического изучения темы и совершенствованию теоретико-методологической базы исследования; историографический обзор работ историков и представителей других дисциплин с позиций исторической науки, выводы и рекомендации автора могут стать основой для расширения поля исторического поиска и постановки новых проблем; предложены подход к изучению населения на основе сочетания методов истории и других наук, а также методология его исторического исследования с позиций теории модернизации и конкретизирующих ее теорий и концепций. Они могут использоваться целиком или фрагментарно для изучения населения, в том числе других периодов истории, подходят как для микро-, так и для макроисследований в масштабах России; содержащиеся в работе фактический материал и теоретические положения могут быть полезны при изучении региональной сибирской и отечественной истории в целом, социально-демографической и аграрной истории Сибири и России, в крестьяноведческих исследованиях. Их могут использовать демографы, изучающие современное население, но нуждающиеся в информации о предыдущих поколениях и факторах их развития, и представители наук, которые исследуют отдельные стороны взаимодействия населения с экосистемой, например этнодемографы, географы; основные выводы и положения диссертации могут использоваться для совершенствования теоретических основ социально-демографической политики в регионе с целью повышения ее эффективности. Они будут полезны при разработке этой политики и ее реализации.

При выполнении исследования были получены результаты, обладающие качествами новизны, которые выносятся на защиту:

1. Население как сложный феномен может быть оптимально изучено на основе трехчаст-ной модели, наиболее точно отражающей все стороны его развития. Для его системного исследования в историческом ракурсе хорошо подходят модернизационная парадигма и сконструированная в ее рамках многоуровневая методология. Их возможности интерпретации как общероссийских, так и региональных процессов доказаны в работе.

2. 60—80-е гг. в Восточной Сибири являлись одним из этапов модернизации сельского населения, которая выступала в форме урбанизации. Перемены в сельчанах имели не радикальный, а эволюционный характер. В предыдущих десятилетиях они пережили трансформацию в форме раскрестьянивания, к концу 50-х гг. превратились в общность, в основном раскрестьяненную по большинству экономических, социальных и демографических признаков, а в изучаемый период эволюционировали в ранее заданном направлении, закрепляя и развивая приобретенные урбанистические черты.

3. Модернизацию сельского населения Восточной Сибири определяли несколько взаимосвязанных тенденций, обусловленных а) универсальными закономерностями мирового мо-дернизационного процесса, б) особенностями отечественной модели модернизации, рожденными советской системой, и в) спецификой региона. Сибиряки модернизировались по российским стандартам, собственных не создали, тренды региональных процессов не противоречили общероссийским, а отличия имели только количественный характер - в регионе ярче проявлялись специфические черты советской модели модернизации, определяемой как консервативная и паллиативная. Внутрирегиональные различия параметров движения населения были небольшими. Лидерами модернизации во всех отношениях выступали красноярцы. Все процессы у них имели параметры, наиболее близкие к среднероссийским. На общем фоне выделялись сельчане Тувы, отстававшие от остальных жителей региона, но быстро догонявшие их.

Все основные изменения в населении Восточной Сибири и европейской части страны в изучаемый период шли синхронно, регион нельзя рассматривать как «второй эшелон» модернизации относительно Европейской России. Сельское население испытывало одновременное влияние двух начал — накопления позитивного потенциала, создаваемого фундаментальными закономерностями модернизационного процесса, и нарастания глобального кризиса советского общества. Кризисные моменты имели разную природу - были имманентно присущи модернизации как глобальному историческому явлению, порождены советской системой или спецификой региона. Как все россияне, сибиряки не перешли к стадии прочной? и законченной модернизации до конца советской эпохи. Она осталась нецелостной-и незавершенной.

4. Изменения в брачно-семейной сфере сибиряков не могут интерпретироваться в фами-листической (кризисной) парадигме. Они означали «семейную революцию», а не крах института семьи как такового.

5. Демографический облик сельской местности Восточной Сибири принципиально не отличался от облика других регионов России, опыт демографического развития ее населения не был уникальным, его хорошо объясняет теория-демографического перехода. Сельчане региона вступили в этот переход позднее жителей центра страны, но проходили его быстрее, и в 60—80-х гг. он уже не имел у них догоняющего характера. Его третий этап начался в регионе примерно в то же время, что в Европейской России, и одновременно прервался на рубеже 80-90-х гг. Будучи ярким индикатором консервативной модернизации российской деревни, демографический переход имел больше черт не классической, а южноазиатско-африканской модели, черты которой у сибиряков выражались особенно отчетливо.

6. Паллиативность и консервативность демографической модернизации сельчан проявлялись в сочетании свободы матримониально-сексуально-прокреационного поведения с традициями всеобщей ранней брачности и рождаемости, снижении рождаемости до уровня развитых стран и сохранении смертности на уровне развивающихся и т.п.

7. Нет оснований искать в деревнях Восточной Сибири признаки начала, как на Западе, второго демографического перехода. Два из них — рекордно высокий и росший уровень внебрачных рождений и свободных браков — имели иную природу, и были больше следствием девиантного поведения или традиций некоторых коренных этносов, чем успехов демографической модернизации. Другие признаки отсутствовали. Более того, тренды большинства процессов брачности и рождаемости имели противоположное направление движения.

8. В деревнях Восточной Сибири практически утвердился, как в целом в России, современный тип воспроизводства населения, но с еще более затратным, нерациональным режимом. Потери в естественном приросте у сибиряков были слишком высокими, выше средних по РСФСР, из-за повышенного уровня смертности. Но большинство характеристик сельского населения в регионе были лучше, чем в России в целом. Его общая численность, как и численность трудоспособного и репродуктивного контингентов, сократилась меньше и не на всей территории, относительные миграционные потери были ниже, несмотря на интенсивную индустриализацию региона. Сибиряки оставались более молодыми и медленнее старели, а диспропорция полов в 20-40-летних возрастах в сторону преобладания мужчин, неблагоприятная в демографическом- отношении, с точки зрения экономики была даже удобной — для проведения аграрных реформ и развития несельскохозяйственных отраслей. Сибиряки имели весьма высокий по современным стандартам естественный прирост и лучше справлялись с воспроизводством новых поколений. Оно оставалось у них расширенным до конца советского периода благодаря молодой возрастной структуре, всеобщей и более высокой, чем в сельской местности России, рождаемости.

9. Социально-демографическая ситуация в восточносибирской деревне не была нерушимо стабильной. В конце 80-х гг. обозначилась депрессивная фаза демографического перехода, а в 1993 г. началась депопуляция. Ее главная причина в деревнях региона крылась не в тенденциях демографического развития в предыдущих десятилетиях, а в системном кризисе начала 90-х гг. Перспективы депопуляции на этой территории, судя по трендам основных процессов, были реальными в будущем, но не неизбежными в ближайшее время, кризис же сделал ее неотвратимой.

Апробация результатов работы. Основные положения, результаты и выводы диссертационного исследования изложены в 71 публикации автора (общим объемом 102,5 п.л.), в том числе в монографии, учебном пособии и девяти статьях в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК. Они докладывались на международных, всесоюзных, всероссийских и региональных научных конференциях и симпозиумах в 1989—2010 гг., проводившихся Объединенным Институтом истории, филологии и философии СО РАН СССР (с 1992 г. Объединенный Институт истории, филологии и философии СО РАН, с 2006 г. Институт истории СО РАН), Новосибирским, Иркутским, Кемеровским, Курганским, Красноярским (с 2006 г. СФУ) госуниверситетами, Новосибирским и Красноярским госпедуниверситетами, Омским государственным аграрным университетом, Институтом истории, археологии и этнографии АН КазССР и Целиноградским госпединститутом (КазССР), Международной ассоциацией исследователей истории и культуры российских немцев (г. Москва), Всероссийским научным и культурно-просветительским обществом «Энциклопедия российских деревень» (г. Москва).

Содержащийся в работе фактический материал, теоретические положения и выводы использовались при реализации научных проектов, поддержанных РГНФ и дважды Красноярским краевым фондом науки, при подготовке обобщающего труда «Население Западной Сибири в XX веке». Их использует автор в учебной и методической работе на историческом факультете Красноярского госпедуниверситета, в курсах лекций по истории Красноярского края, Сибири и России, в работе с магистрами и аспирантами в КГПУ, с учителями в Институте повышения'квалификации. Они легли в основу учебного пособия автора,«Сельское население Сибири в 1960-1980 гг. (на материалах Красноярского края)», читаемых спецкурсов «Население Красноярского края в 1960-1980-х гг.» и «Проблемы современной демографии и развития населения России и Красноярского края», спецсеминара по исторической демографии. Результаты исследования также используются другими преподавателями на историческом факультете СФУ и на неисторических факультетах других вузов Красноярска, в частности в подготовке социальных работников. Диссертация обсуждалась на кафедре отечественной истории КГПУ и в секторе аграрной истории Института истории СО РАН.

Примечания

1. Постановление Верховного Совета Российской Федерации «О неотложных мерах по изучению населения и демографических перспектив Российской Федерации». № 4182-1 // Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. №1. Ст. 18; и др.

2. Демографическая модернизация России. 1900-2000. М., 2006; и др.

3. Зверева Н, В. Разработка теории народонаселения в отечественной науке (60-е-80-е гг.). М., 1998.

4. Народонаселение: энциклопедический словарь. М., 1994. С. 251.

5. Воспроизводство населения и демографическая политика в СССР. М., 1987. С. 3-43; Борисов В.А. Демография: учебник для вузов. Изд. 4-е. М., 2005. С. 13.

6. Зверева Н.В. Указ. соч.

7. Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 525-526.

8. Landry A. La Revolution démographique. P., 1934; Notestein F.W. Population: the long view // Food for the world. Chi., 1945; Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 108—112.

9. Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 108-112.

10. Вишневский А.Г. Избранные демографические труды: В 2 т. М., 2005; и др.

11. Захарова О.Д. Исследования демографических процессов и детерминация рождаемости // Социология в России. М„ 1998. С. 398-406.

12. См.: Социология семьи: учебник. 2-е изд. /под ред. А.И. Антонова М., 2007.

13. Омран А. Эпидемиологический аспект теории естественного движения населения // Проблемы народонаселения: О демографических проблемах стран Запада. М., 1977.

14. Barrett R, Kuzawa С., McDade Т., Armelagos G. Emerging and Re-Emerging Infectious Diseases: the Third Epidemiologic Transition // Annu. Rev. Anthropol. 1998.27. P. 247-271; Early life changes. Transition in pregnancy and birth outcome in South India. Groningen, 2003.

15.ХарчевА.Г. Брак и семья в СССР. 2-е изд. М., 1979.

16. Антонов А.И. Потребность семьи в детях и рождаемость // Проблемы социологического исследования семьи. М., 1976.

17. Голод С.И. Стабильность семьи: социологический и демографический аспекты. Л., 1984.

18. Социология семьи: учебник. С. 313-314.

19. Голод С.И., Клецин A.A.Состояние и перспективы развития семьи: Теоретико-типологический анализ. СПб., 1994; Голод С.И Современная семья: плюрализм моделей // Социологический журнал, 1996. № 3,4; Голофаст В.Б. Социология семьи: статьи разных лет. СПб., 2006; Иванов С. Новое лицо брака в развитых странах // Демоскоп Weekly. № 67-68. 20 мая - 2 июня 2002 (http://www.demoscope.ru\2002\067.htm'); и др.

20. Миграция населения в РСФСР. М., 1973; Переведенцев В.И. Методы изучения миграции населения. М., 1975; Хореев Б.С., Чапек В.Н. Проблемы изучения миграции населения. М., \97 8; Хомра А. У. Миграция населения: вопросы теории, методики исследования. Киев, 1979; Рыбаковский JI.JI. Миграция населения: прогнозы, факторы, политика. М., 1987; и др.

21. Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 230.

22. Zelinsky Wilbur. The hypothesis of the mobility transition // Geographical Review. Apr., 1971. Vol. 61. №2.

23. Рыбаковский JI.JI. Миграция населения (вопросы теории). M., 2003. С. 147—197.

24. Социальная структура общества// Философский словарь. М., 1986. С. 446.

25Амвросов A.A. От классовой дифференциации к социальной однородности общества. М., 1972; От капитализма к социализму: Основные проблемы переходного периода в СССР. 1917-1937 гг.: В 2 т. М., 1981; Руткевич М.Н. Методологические проблемы изучения социальной структуры советского общества. Свердловск, 1972; Семенов B.C. Диалектика развития социализма. М., 1987; Сенявский С.Л. Изменения в социальной структуре советского общества. 1938-1970. М., 1973; Шкаратан О.И. Изменение социальной структуры советского общества. М., 1965; и др.

26. Шкаратан О.И. Проблемы социальной структуры рабочего класса. М., 1970; Аруппонян Ю.В. Социальная структура сельского населения СССР. М., 1971; Гордон Л.А., Назшюва А.К. Социально-профессиональная структура современного советского общества: типология и статистика // Рабочий класс и современный мир. 1983. № 2, 3; и др.

27. Демографический энциклопедический словарь. М., 1985.

28. Дэвис К. Социология демографического поведения // Социология сегодня. Проблемы и перспективы. Американская буржуазная социология середины XX века. М., 1965; Пресса Р. Народонаселение и методы его изучения. М., 1966; Россет Э. Процесс старения населения: Демографическое исследование. М., 1968; А. Сови. Общая теория народонаселения. М., 1977; Хаджнал Дж. Европейский тип брачности в перспективе // Брачность, рождаемость, семья за три века. М., 1979; Ласлетт П. Семья и семейное домохозяйство: исторический подход // Там же; Коул Э.Дж. Снижение рождаемости в Европе со времен французской революции до второй мировой войны // Там же; и др.

29. Fertility and family planning in Europe around 1970. N.Y., 1976; Levels and trends of fertility through the World. 1950-1970. N.Y., 1977; Lewis A.R., Rowland H.R. Population redistribution in the USSR: it's impact on society, 1897-1977. New York, Washington; Praeger, 1979; Feshbach M. The Soviet Union: Population Trends and Dilemmas // Population Bulletin. 1982. № 3. August.

30. Библиография по проблемам народонаселения. Советская и переводная литература, 1965-1968 гг. М., 1971; Тоже, 1960-1971 гг. М., 1974; и др.

31. Историко-географические исследования Южной Сибири. Иркутск, 1991; Географическое изучение Азиатской России. Иркутск, 1997.

32. Проблемы системного изучения деревни. Новосибирск, 1975; Методологические проблемы системного изучения деревни. Новосибирск, 1977; Методология и методика системного изучения советской деревни. Новосибирск, 1980.

33. Зайончковская Ж.А., Переведенцев В.И. Современная миграция населения Красноярского края. Новосибирск, 1964; Переведенцев В.И. Миграция населения и трудовые проблемы Сибири. Новосибирск, 1964; Его же. Современная миграция населения Западной Сибири. Новосибирск, 1965; Зайончковская Ж. А. Новоселы в городах: методы изучения приживаемости. М., 1972; и др.

34. Миграция сельского населения: цели, задачи, методы регулирования. Новосибирск, 1969; Методика выборочного обследования миграции сельского населения. Новосибирск, 1969; Миграция сельского населения. М., 1970; Социально-экономическое развитие села и миграция населения. Новосибирск, 1972; Статистика миграции населения. М., 1973; и др.

35. Корель Л.В. Перемещения населения между городом и селом в условиях урбанизации. Новосибирск, 1982; и др.

36. Заславская Т.Н., Корель Л.В. Миграция населения между городом и селом // Социологические исследования. 1981. № 3; Их же. Некоторые проблемы и перспективы развития сельско-городской миграции в СССР // Современное развитие сибирского села: опыт социологического изучения. Новосибирск, 1983; Корель Л.В. Основные этапы развития миграционного обмена между городом и селом // Современные проблемы миграции. М., 1985; Бородкин Ф.М., Соболева C.B. Социально-экономическая модель миграции в системе город — село // Математика в социологии. М., 1977; Соболева C.B. Демоэкономические модели миграции. Новосибирск, 1982.

37. Воробьев В.В. Население Восточной Сибири (современная динамика и вопросы прогнозирования). Новосибирск, 1977.

38. Дианов М.А. Внутриобластная миграция населения (на примере Читинской обл.): дис. . канд. геогр. наук. Иркутск, 1981; Белкин Е.В., Шереги Ф.Э. Формирование населения в зоне БАМа. М., 1985; Ноздрнна H.H. Миграционные процессы в районе нового освоения (на примере КАТЭКа). М., 1985; и др.

39. Волков Ю.А. Современная миграция населения и проблемы трудовых ресурсов Читинской области. М., 1969; Волков Ю.А., Волкова П.И. О проблемах кадров в сельском хозяйстве и современная миграция населения Читинской области // Социальная мобильность и проблемы формирования трудовых ресурсов. Иркутск, 1970; и др.

40. Лысенко Ю.Ф. Сельское расселение в подтаежной зоне Красноярского края: дис. . канд. геогр. наук. J1., 1970; Святышева Л.М. Основы разработки схемы расселения Красноярского края // Экономико-географические проблемы формирования ТПК Сибири. Новосибирск, 1971. Вып. 3. Ч. 2; Воробьев В.В. Об изменениях в размещении населенных пунктов в связи с созданием Братского водохранилища// Мат. I Междуведомственного совещания по географии населения. M.; JL, 1961. Вып. 2.

41. Развитие сельских поселений. М., 1977; Социально-демографическое развитие села: региональный анализ. М., 1980; Социально-территориальная структура города и села. Новосибирск, 1982; и др.

42. Воробьев В.В. Естественное и механическое движение населения Восточной Сибири // Проблемы расселения и поселений в СССР. М., 1966; Воробьев В.В., Кожуховская Н.Ф. Географические различия в характере динамики городского и сельского населения (на примере южной части Восточной Сибири) // География населения и населенных пунктов СССР. JL, 1967; Воробьев В.В., Подлиннее Г.М., Волкова П.И. Географические особенности динамики населения Восточной Сибири (за период между переписями населения 1959 и 1970 гг.) // Докл. Ин-та географии Сибири и Дальнего Востока. Иркутск, 1971. Вып. 29; и др.

43. Левицкий Е.М. Экономико-статистическое исследование воспроизводства населения Сибири и Дальнего Востока на основе таблиц продолжительности жизни. Новосибирск, 1962; Его же. Демографические вопросы воспроизводства населения Сибири и Дальнего Востока: дне. . канд. эконом, наук. Новосибирск, 1962.

44. Ляшенко Л.П., Соболева C.B. Перспективы демографического развития деревни (на примере Сибири). М., 1974.

45. Ковальчук В.И. Санитарно-демографическая характеристика населения Красноярского края (1939-1970 гг.): автореф. дис. . канд. мед. наук. Куйбышев, 1976; Ершов Е.В. и др. Некоторые итоги углубленного изучения здоровья населения Иркутской области // Сов. здравоохранение. 1978. № 5; Его же. Предстоящая продолжительность жизни трудоспособного населения в Восточно-Сибирском регионе (на примере Иркутской области): автореф. дис. . канд. мед. наук. М., 1981; Бородин Ю.И. Медико-социальные аспекты охраны здоровья населения Сибири и Дальнего Востока // Вестник АМН СССР. 1981. № 11; Родионов В.П., Артюхов И.П. Анализ динамики смертности населения Красноярского края // Медицина и демография. М.; Новокузнецк, 1984; и др.

46. Muxeeea А.Р. Семейная структура сельского населения // Проблемы социально-экономического развития западносибирской деревни. Новосибирск, 1981. С. 91-112; Ее же. Жизненный цикл и насущные проблемы сельской семьи (на материалах Новосибирской обл.) // Изв. СО АН СССР. Сер. Экон. и прикл. социологии. 1985. № 1. Вып. 1; и др.

47. Шишкина Н.Е. Сельское население Западной Сибири в 1959-1970 гг. (Изменение численности и состава): дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 1986; и др.

48. Гущин Н.Я., Московский A.C., Соскгш В.Л. Историография Сибири (советский период): учеб. пособие. Новосибирск, 1980; Гущин Н.Я. Преобразование социальной структуры сибирской советской деревни (некоторые проблемы историографии) // Социальная структура сибирской деревни в период строительства и совершенствования развитого социализма. Новосибирск, 1984; Крестьянство и сельское хозяйство Сибири. 1960-1980-е гг. Новосибирск, 1991 и др.

49. Гущин Н.Я. и др. Историография Сибири (советский период). С. 34—35.

50. Дрелюва Л.И. Социально-экономическое развитие сибирской колхозной деревни в период развитого социализма: учеб. пособие. Новосибирск, 1982.

51. Бородин А.М. Формирование рабочих кадров совхозов Прибайкалья в условиях развитого социализма. Иркутск, 1975; Тонаевская Н.С. Рабочие совхозов Западной Сибири. 1959-1965 гг. Новосибирск, 1978.

52. Горина Н.Д. НТР и изменение качественного состава кадров руководителей и специалистов колхозов и совхозов Западной Сибири // Социально-экономические проблемы распределения трудовых ресурсов Сибири. Новосибирск, 1977; и др.

53. Яковина Г.Н. Численность и состав сельских учителей Сибири в 1959-1980 гг. // Социальная структура сибирской деревни в период строительства и совершенствования развитого социализма. Новосибирск, 1984; Ее же. Сельское учительство Сибири в 1959-1980 гг. (изменения численности и состава): дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 1986.

54. Бадалян Т. М., Гущин Н.Я., Дремова Л.И. Население и трудовые ресурсы сибирской деревни. 1917-1980 гг. (Основные этапы и особенности изменения численности и состава) // Социально-демографические аспекты развития производительных сил деревни. XX сессия Всес. симпоз. по изучению проблем аграрной истории: тез. докл. и сообщ. М., 1984; Шишкина Н.Е. Трудовые ресурсы западносибирской деревни в 1959-1970 гг. // Развитие сельскохозяйственного производства Сибири в условиях социализма. 1938-1980 гг.: сб. науч. трудов. Новосибирск, 1984.

55. Трудовые ресурсы и социальные проблемы сибирского села: сб. науч. трудов. Новосибирск, 1983; Социальные проблемы улучшения использования кадров в сельском хозяйстве Сибири. Новосибирск, 1984; Основные направления формирования трудовых ресурсов и улучшение условий жизни

78 на селе. Новосибирск, 1985; Ресурсный потенциал агропродуктивных систем Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1986; и др.

56. Социальные проблемы трудовых ресурсов. Новосибирск, 1968; Методологические проблемы социологических исследований мобильности трудовых ресурсов. Новосибирск, 1974; Ладенков В.Н., Носков A.A. Проблемы развития сельского хозяйства Западной Сибири. Новосибирск, 1977; Калмык В.А. Влияние урбанизации сельских поселений на трудовые ресурсы и занятость населения // Сибирская деревня в условиях урбанизации. Новосибирск, 1976.

57. Гущин Н.Я. Основные этапы, закономерности и особенности преобразования социальной структуры сибирской деревни (1917 г. - конец 70-х гг.): учеб. пособие. Новосибирск, 1982; Шишкина Н.Е. Социальная структура сельского населения Западной Сибири (1959-1970 гг.) // Социальная структура сибирской деревни в период строительства и совершенствования развитого социализма. Новосибирск, 1984.

58. Бойко В.И. К вопросу о миграции коренных народов Сибири // Рабочий класс Сибири в условиях развитого социализма. Новосибирск, 1974; Белошапкина В.Н. Социальная адаптация коренных народов в период интенсивного промышленного освоения Сибири: автореф. дис. . канд. филос. наук. Новосибирск, 1977; и др.

59. Ю.Б. Рандалов. Изменение социальной структуры села национальных районов Сибири в условиях развитого социализма. Новосибирск, 1980.

60. Социально-демографическое развитие села: Региональный анализ; Современное развитие сибирского села: опыт социологического изучения. Новосибирск, 1983; и др.

61. Малинип Е.Д., Ушаков А.К. Население Сибири. М., 1976; География населения Сибири. Иркутск, 1976; Чуднова В.И., Кожуховская Н.Ф. Население Саянского ТПК (формирование и расселение). Новосибирск, 1979; Железко С.Н. Социально-демографические проблемы в зоне БАМа. М., 1980.

62. Рывкина Р.В. Образ жизни сельского населения. Новосибирск, 1979.

63. Гущин Н.Я., Соскин B.JI. О некоторых задачах изучения истории культуры крестьянства Сибири // Культурное развитие советской сибирской деревни. Новосибирск, 1980; Шишкина Н.Е. Образовательная структура сельского населения Западной Сибири в 1959-1970 гг. // Социально-культурные преобразования в сибирской деревне. 1917-1980 гг. Новосибирск, 1982; и др.

64. Моисеенко Т.Л. О методах изучения демографического перехода («революции») (Обзор литературы) // Социально-демографические процессы в российской деревне (XVI-нач. XX в.): Мат. XX сессии Всес. симпоз. по изуч. пробл. аграрн. истории. Таллин, 1987. Вып. I; Сымопович Ч.Э. Вопросы сельской демографии в советском обществоведении 50-х — середины 80-х годов // Население и трудовые ресурсы советской деревни (1917—1984 гг.): Мат. XX сессии Всес. симпоз. по изуч. пробл. аграрн. истории. Таллин, 1987. Вып. 2; Шелестов Д.К. Историческая демография. М., 1987; Проблемы исторической демографии СССР. Киев, 1988; Историческая демография: проблемы, суждения, задачи. М., 1989; и др.

65. СмДробижев В.З., Поляков Ю.А. Историческая демография — важное направление научных исследований // Историки спорят. Тринадцать бесед. М., 1989; Социально-классовая структура и демографические процессы в России и СССР: вопросы комплексного изучения. М., 1990; Гущин Н.Я. Демографическое развитие советской Сибири: основные этапы и проблемы // Историческая демография Сибири. Новосибирск, 1992; и др.

66. Социально-экономическое развитие сибирского села. Новосибирск, 1987.

67. Исторический опыт социально-демографического развития Сибири // Социально-демографическое развитие советской Сибири. Новосибирск, 1989. Вып. П; Демографические процессы на Урале, в Сибири, Средней Азии и Казахстане. XIX-XX вв.: тез. докл. и сообщ. науч. конф. (Целиноград, 9-11 июля 1991 г.) Целиноград, б.г.

68. Корель Л.В. Основные этапы миграционного обмена между городом и селом в СССР // Acta de-mog. 1985. № 3; Ее же. Урбанизация и миграция сельского населения Западной Сибири // Докл. для 2 сов.-фин. семин. «Региональные проблемы современного демографического развития СССР и Финляндии». М., 1987. Кн. 2; Корель Л.В., Тапилина B.C., Трофимов В.А. Региональные особенности миграционной ситуации // Изв. СО АН СССР. Сер. Экон. и прикл. социологии. 1990. № 1. Вып. 1; Шабанова М.А. Возвратная миграция в сибирское село // Известия СО АН СССР. Сер. Экон. и прикл. социологии. 1989. № 1. Вып. 1; Ее же. Сезонная и постоянная миграция населения в сельском районе: комплексное социолого-статистическое исследование. Новосибирск, 1991; и др.

69. JI.В. Корель, B.C. Тапшина, В.А. Трофимов. Миграция и жилище. Новосибирск, 1988; Их же. Концепция межрегионального миграционного перераспределения населения РСФСР и жилищный фактор // Известия СО АН СССР. Сер. Экон. и прикл. социологии. 1988. № 8. Вып. 2.

70. Шишкина Н.Е. Миграция сельского населения Западной Сибири в 60-е годы // Социально-экономическое развитие сибирской деревни (1965-1985 гг.). Новосибирск, 1987."

71. Формирование населения и систем расселения в таежных районах страны. Иркутск, 1987; Ман-гашаеваД.Д. Система расселения: региональный аспект. Новосибирск, 1988; Черкасский Я.И. Сохранение малых сельских населенных пунктов в районах Сибири и Дальнего Востока (80-е гг.) // Сибирский вестник сельскохозяйственной науки. 1991. № 3; и др.

72. Зайончковская Ж.А. Демографическая ситуация и расселение. М., 1991. С. 86.

73. Бершитам М. Сколько жить русскому народу (размышления американского демографа) // Москва. 1990. № 5; Межнациональные отношения: дискуссионная трибуна // Москва. 1990. № 8.

74. Артюхов И.П., Гончарова Г.Н. Прогностическая оценка динамики детской смертности в сельской местности Красноярского края // Комплексные гигиенические исследования здоровья сельского населения Сибири. Барнаул, 1986; Артюхов И.А. Медико-демографические процессы в Восточной Сибири (по материалам Красноярского края): автореф. дис. . канд. мед. наук. М., 1987; Теория и практика комплексных гигиенических исследований. Новосибирск, 1987; Демографические проблемы здоровья в Сибири. Новосибирск, 1988; Проблемы медицинской демографии. Мат. всес. конф. «Комплексные гигиенические исследования в районах интенсивного освоения». Новокузнецк, 1991; и др.

75. Здоровье человека в Сибири. Тез. докл. всес. конф. «Развитие производительных сил Сибири и задачи ускорения научно-технического прогресса». Новосибирск, 1989. Ч. I, II; Здоровье человека в условиях НТР: методологические аспекты. Новосибирск, 1989; Казначеев В.П. Экология человека: проблемы и перспективы // Экология человека: основные проблемы. М., 1988; Его же. Эколого-демографический феномен востока страны 70-80-х годов // Ускорение научно-технического прогресса: Проблемы социального управления. Новосибирск, 1989; Проблемы экологии человека в Сибири: тез. докл. к регион, конф. Новокузнецк; Новосибирск, 1990. Т. 1-7; Прохоров Б.Б. Экология человека: социально-демографические аспекты. М., 1991; и др.

76. Социально-экономическое здоровье и социальное развитие малочисленных народов Севера: тез. докл. респ. семинара. Красноярск, 1990; Григорьев Ю.А. Здоровье населения Сибири: региональные и этнические проблемы // Проблемы демографического развития Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1991; и др.

77. Соболева C.B., Штейнберг В.Е. Динамика показателей смертности в 1970-1985 гг. // Социально-экономические проблемы перестройки в Сибири. Кемерово, 1989; Соболева C.B. Динамика продолжительности жизни населения Сибири в 70-80-х гг. // Тенденции социального развития сибирской деревни в 80-е годы. Новосибирск, 1990; и др.

78. Демографическое развитие Сибири (Теоретические и прикладные аспекты исследования). Новосибирск, 1987; Проблемы демографического развития Сибири и Дальнего Востока; и др.

79. Соболева C.B. Демографические процессы в региональном социально-экономическом развитии. Новосибирск, 1988; Ее же. Системный анализ демографических процессов в регионе (на примере Сибири): дис. д-ра экон. наук. М., 1990; и др.

80. Материалы Пленума ЦК КПСС. 27-28 янв. 1987 г. М., 1987. С. 8; К новому облику социализма // Коммунист. 1989. № 13. С. 14-15.

81. BurnhamJ. The Managerial Revolution. What is Happening in the World. N.Y., 1941; Джилас M. Новый класс. Анализ коммунистической системы. М., 1992; Восленский М. Номенклатура: Господствующий класс Советского Союза. М., 1991; Шапиро Л. Коммунистическая партия Советского Союза. Флоренция, 1975; Левин М. Бюрократия и сталинизм // Вопросы истории. 1985. № 3; Геллер М.Я., Некрич A.M. История России 1917 - 1995^ в 4-х томах. М., 1996; Хоскинг Дж. История Советского Союза. 1917-1991. М., 1995; Пайпс Р. Россия при большевиках. М., 1997; Коэн С. Переосмысливая советский опыт: (Политика и история с 1917 г.). Benson (Vt.), 1986; Его же. Изучение России без России: крах американской постсоветологии. М., 1999; Conquest R. Industrial Workers in the USSR. J., 1967; Conquest R. Agricultural Workers in the USSR. London, 1968; Levin M. Russian Peasants and Soviet Power. Evanston, 1968; Inkeles A. Social Change in Soviet Russia. Cambridge, 1968; Lane D. Politics and Society in the USSR. London, 1970; Hollander P. Soviet and American Society.New York, 1973; и др.

82. Рывкина P.B. Советская социология и теория социальной стратификации // Постижение. М., 1989; Заславская Т.И., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни. Очерки теории. Новосибирск,

1991.

83. Крестьянство и сельское хозяйство Сибири. 1960-1980-е гг. С. 34-35.

84. Гущин Н.Я., Бадалян Т.М., Дремова ЛМ. Население и трудовые ресурсы сибирской деревни в 1917 - нач. 80-х годов (Основные этапы, особенности изменения численности и состава) // Население и трудовые ресурсы советской деревни (1917-1984). Таллин, 1987. Вып. И; Бадалян Т.М., Дремова JIM. Изменение профессиональной структуры работников колхозов и совхозов Сибири в 80-е годы // Тенденции социального развития сибирской деревни в 80-е годы. Новосибирск, 1990; Александров В.Н., Николаев A.A. Руководящие кадры сельскохозяйственных предприятий в 60-80-е годы: проблемы подготовки и использования // Там же; Славина JIM. Развитие трудового потенциала восточносибирского села в 60-80-е годы // Демографическое развитие Сибири. 30-80-е гг. (Исторический опыт и современные проблемы). Новосибирск, 1991; и др.

85. Социальная активность трудящихся советской сибирской деревни. Новосибирск, 1988.

86. Соболева C.B. Демографические процессы в региональном социально-экономическом развитии; Ее же. Системный анализ демографических процессов в регионе; и др.

87. Корель JI.B. Миграционная политика в СССР: цели и средства // Социально-экономические проблемы перестройки в Сибири: мат. всес. конф. Кемерово, 1989. Ч. И; Михеева А.Р. Некоторые вопросы политики по укреплению семьи // Там же; Соболева C.B. Демографическая политика как составная часть социально-экономической политики государства // Там же.

88. Заславская ТМ. Человеческий фактор развития экономики и социальная справедливость // Коммунист. 1986. № 13.

89. Федосеев ВМ. Сельское население региона (территориальные различия условий жизни). М., 1986; Условия и образ жизни сельского населения (тенденции изменения). Новосибирск, 1990; и др.

90. Мисевич К.Н., Рященко C.B. Географическая среда и условия жизни населения Сибири. Новосибирск, 1988; Тумурова JIM., Ламажаков Л.Д., Хандаров A.A. Уровень жизни населения: анализ и прогноз // Демографическое и социальное развитие Бурятской АССР. Улан-Удэ, 1989; и др.

91. Крестьянство и сельское хозяйство Сибири. 1960-1980-е гг.

92. СССР - СНГ - Россия: география населения и социальная география, 1985-1996: аналитико-библиографический обзор. М., 2001; Красноярская книга. Библиогр. указатель. 2001—2008. Красноярск. 2002-2009; и др.

93. Shanin Т. The Awkward Class. Political Sociology of Peasantry in a Developing Society: Russia 19101925. Oxford, 1972; Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире: хрестоматия. М., 1992; Крестьяноведение: Теория, история, современность. Ежегодник. М., 1996-2000; Рефлексивное крестьяноведение. Десятилетие исследований сельской России. М., 2002; и др.

94. Современные концепции аграрного развития. Теоретический семинар // Отечественная история.

1992. № 5; 1993, № 2,6; 1994, № 4-5, 6; 1995, № 3,4,6; 1996, № 4; 1997, № 2.

95. Отечественная история. 1994. № 6. С. 3.

96. Ильиных В.А., Ноздрин Г.А. Очерки истории сибирской деревни. Новосибирск, 1995; Ильиных В.А. Тенденции и этапы процесса раскрестьянивания в Сибири в советский период (к постановке вопроса) // Гуманитарные науки в Сибири. 1998. № 2.

97. Материалы для изучения сельских поселений России: Докл. и сообщ. Третьей науч.-практич. конф. «Центральночерноземная деревня: История и современность». Воронеж, дек. 1994. М., 1995. Ч. I-1I; Обзор публикаций конференций см.: Крестьяноведение. 1996. М., 1996. С. 291-350.

98. РыбаковскийЛ.Л. Миграция населения (вопросы теории). М., 2003.

99. ИонцевВА. Международная миграция населения: теория и история изучения. М., 1999.

100. Ахиезер A.C. Территориальная миграция - реализация в потребности в полноте бытия // Общественные науки и современность. 2007. № 3. С. 141—142.

101. Freedman R. The sociology of human fertility. N.Y., 1975; Fawcett J. Psychological perspectives on population. N.Y., 1973; Caldwell J.C. Toward a restatement of demographic transition theoty // Population and Development Review. 1976. V. 2. № 3-4; Caldwell J.C. A theoiy of fertility // Population and Development Review. 1978. Dec. V. 4; Schultz T.W. Investing in people: The economics of population quality. Berk. 1981; Гидденс Э. Трансформация интимности. M., 2002; Его же. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М., 2004.

102. Sitrkyn J., Lesthaeghe R. Value Orientations and the Second Demographic Transition (SDT) in Northern, Western and Southern Europe: An Update // Demographic research special collection 3, article 3, published 17. April 2004 URL: \vww.demographic-research.org/special/3/3/S3-3.pdf; Максудов С. Некоторые причины роста смертности в СССР // СССР: внутренние противоречия. Т. 3. Chalidze publications, 1982; Бернштам M. Сколько жить русскому народу (размышления американского демографа) // Москва. 1990. № 5; M Фешбах, А. Френдли-мл. Экоцид в СССР. Здоровье и природа на осадном положении. М., 1992; и др.

103. Van de Каа D.J. Europe's Second Demographic Nransition // Population bulletin. Washington. 1987. V. 41. № 1; Антонов A.M. Демография в эру депопуляции URL:http://www.demographia.ru/articles; Захаров С. В. Перспективы рождаемости в России: второй демографический переход // Отечественные записки. 2005. № 3 (24). С.125.

104. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Круглый стол по книге А.Г. Вишневского «Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР» // Мир России. 2002. № 3.

105. Население России в XX веке: исторические очерки. Т. 3, кн. 1. 1960-1979. М., 2005. С. 269-278; Жиромская В.Б. Жизненный потенциал послевоенных поколений в России. Историко-демографический аспект. 1946-1960. М., 2009. С. 287-307; Исунов В.А. К вопросу о начале процесса демографического перехода в Западной Сибири // Гуманитарные науки в Сибири. 2010. № 1. С. 1217.

106. Клунт М.А. Теория демографического развития: институциональная перспектива // Общ. науки и современность. 2005. № 2; Вишневский А.Г. Это ключ от другого замка // Там же.

107. Клунт М.А. Демография регионов Земли. СПб., 2008; Верещагина A.B. Трансформация института семьи и демографические процессы в российском обществе: автореф. дис. . д-ра социол. наук. Ростов-на-Дону, 2009.

108. Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение // Thesis/ Теория и история экономических и социальных институтов и систем. 1993. № 2; и др.

109. Саградов A.A. Теория и методы изучения качества населения: автореф. дис. . д-ра экон. наук. М., 1998.

110. Римашевская Н.М. Качественный потенциал населения России // Россия в глобализирующемся мире. М., 2005. С. 185-204; и др.

111. Кравченко А.И. Социология. М., 2001; Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1996; Фролов С.С. Социология. М., 1996; и др.

112. См.:Головин С.С. Изменения социальной структуры населения Дальнего Востока СССР: 19231939 гг.: автореф. дис. д-ра ист. наук. М., 2009.

113. Историческая демография: новые подходы, методы, источники: тез. докл. VIII Всерос. конф. по ист. демографии. Екатеринбург, 13-14 мая 1992 г. М., 1992; Население России и СССР: Новые источники и методы исследования: сб. науч. ст. Екатеринбург, 1993; Региональная структура России в геополитической динамике. Екатеринбург, 1995; Народонаселенческие процессы в региональной структуре России XVIII-XX вв.: мат. междунар. науч. конф. Новосибирск, 1996; Проблемы аграрного и демографического развития Сибири. Новосибирск, 1997; Региональные процессы в Сибири в контексте российской и мировой истории. Новосибирск, 1998; Аграрное и демографическое развитие Сибири в контексте российской и мировой истории. XVII-XX вв. Новосибирск, 1999; Проблемы аграрного и демографического развития Сибири в XX— начале XXL в.: мат. Всерос. науч. конф. Новосибирск, 2009; и др.

114. См.: Социально-демографическое развитие Сибири в XX столетии. Сб. науч. трудов. Новосибирск, 2003. Вып I; Новосибирск, 2004. Вып. II-III; и др.

115. Гущин Н.Я. Тенденции демографического развития Сибири в 60-80-е гг. // Демографическое развитие Сибири. 30-80-е гг.; Его же. Демографическое развитие Сибири новейшего времени: основные итоги и проблемы изучения // Известия СО РАН. Сер. Ист., филол. и филос. 1993. Вып. 1; Его же. Формирование и развитие населения Сибири в XX веке: проблемы изучения // Народонаселенческие процессы в региональной структуре России XVIII-XX вв.; и др.

116. Славина JI.H. Сельское население Сибири 1960 - 1980-х годов (некоторые итоги изучения) // Россия: исследования по социально-политической истории, историографии, демографии. Красноярск, 1999; Карпунина КБ. Семейная структура сельского населения Сибири в 1960-1980 гг.: проблемы изучения // Крестьянская семья и двор в Сибири в XX веке: проблемы изучения. Новосибирск, 1999.

117. Горбачев О.В. На пути к городу: сельская миграция в Центральной России (1946-1985 гг.) и советская модель урбанизации. М., 2002; Его же. Миграция сельского населения Центрального Нечерноземья (1945-1985 гг.): автореф. дис. . д-ра ист. наук. М., 2003; Его же. Сельская миграция в России во второй половине XX в.: проблемы изучения // Актуальные проблемы отечественной истории Восточной Европы: историография, методы исследования, методология, опыт и перспективы. XXXI сессия симпоз. по аграрн. истории Вост. Европы: тез. докл. и сообщ. М., 2008; и др.

118. Гущин Н.Я. Сельско-городская миграция в Сибири в 60 - начале 90-х годов: динамика, детерминанты, последствия // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: мат. сиб. науч. конф. Омск, 1996; Славина Л.Н. Миграция и развитие сельского населения Восточной Сибири (конец 1950 - начало 1990-х гг.) // Вестник КрасГАУ. 2005. № 7; и др.

119. Заиданова Л.В. Переселение крестьянства в Азиатскую Россию (конец 40-х - сер. 60-х гг. XX века). Иркутск, 1997; и др.

120. Рафикова С.А. Городские миграции в Красноярском крае в 1960-е гг.: проблемы динамики, типологии, адаптации // Формирование и адаптация населения в районах индустриального освоения Сибири. Новосибирск, 2006; Тимошенко А.К Государственная политика формирования и закрепления населения в районах нового промышленного освоения Сибири в 1950-1980-е гг.; и др.

121. Шишкин В.И. Поселенная структура сибирской деревни: необходимость и возможности изучения // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2000; Карпунина И.П. Основные факторы изменений численности сельских населенных пунктов Западной Сибири в 1960-1980-е гг. // Западносибирское краеведение: науч.-инф. сб. Ишим, 2003. Вып. 5; Карпунина КБ., Мелентьева А.П. Политика ликвидации «неперспективных деревень» и ее социально-демографические последствия в Западной Сибири (1960-1980-е гг.) // Сибирская деревня: проблемы истории. Новосибирск, 2004; Славина Л.Н. Динамика сети сельских поселений Восточной Сибири в 1960-1980- х гг. // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2004. Ч. 1; и др.

122. Попов A.A. Культура северной деревни в 60-е- 80-е годы (на материалах Архангельской и Вологодской областей, Карельской и Коми АССР): автореф. дис. . д-ра ист. наук. М., 1996; и др.

123. Мазур Л.Н., Бродская Л.И. Эволюция сельских поселений Среднего Урала в XX веке: опыт динамического анализа. Екатеринбург, 2006; Мазур Л.Н. Урбанизация российской деревни в XX в: итоги и перспективы // Актуальные проблемы аграрной истории Восточной Европы: историография, методы исследования и методология, опыт и перспективы. XXXI сессия симпозиума.; и др.'

124. СССР-СНГ-Россия. С. 145.

125. Воспроизводство населения и демографическая ситуация как показатель устойчивого развития: мат. сиб. конф. «Закономерности социального развития — ориентиры и критерии моделей будущего развития». Новосибирск, 1994.

126. Цыкунов Г.А. Влияние войны на демографические процессы в Восточной Сибири // 50 лет победы советского народа над фашизмом в Великой Отечественной войне: мат. науч. конф. Новосибирск, 1995; Славина Л.Н. Демографические последствия Великой Отечественной войны в Восточной Сибири // Там же; и др.

127. Славина Л.Н. Демографическое развитие сибирской деревни на переломе эпох (1980-1990-е гг.) // XX век: исторический опыт аграрного освоения Сибири: мат. респ. науч. конф. Красноярск, 1993; Гущин Н.Я. Тенденции и катаклизмы в демографической истории Сибири новейшего времени // Воспроизводство населения и демографическая ситуация как показатель .; Его же. Население Сибири в XX в.: основные тенденции и катаклизмы в развитии. Новосибирск, 1995; Гущин Н.Я., Карпунина КБ., Мелентьева А.П. Кризисные процессы в демографической сфере Сибири как отражение системного кризиса реформируемого общества (конец 80-х - первая половина 90-х гг.) // Перестройка в российской истории: исторический опыт и уроки XX века: сб. тез. респ. науч. конф. Красноярск, 1996; и др.

128. Славина Л.Н. Немцы в Красноярском крае (некоторые итоги демографического и социокультурного развития в условиях спецпоселения) // Немцы СССР в годы Великой Отечественной войны и в первое послевоенное десятилетие: мат. 7-й междунар. науч. конф. М., 2001; Ее же. Социальнодемографические последствия депортации (на примере немцев Красноярского края) // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. 2004. № 2; и др.

129. Тимурова Л.Н., Воронова Л.В., Дулюва И.И. Демографические и социально-экономические аспекты здоровья населения Бурятии. Улан-Удэ, 1994; Бабенко А.И. Потери здоровья населения Сибири и стратегия его охраны: автореф. дис. . д-ра мед. наук. М., \995; Добчинов С.Б. Здоровье населения как фактор и следствие качества жизни: региональный аспект (на материалах Республики Бурятия): автореф. дис. . канд. социол. наук. М., 2000; Коровин С. А. Социально-экономические и демографические проблемы формирования общественного здоровья населения Восточной Сибири: дис. . д-ра мед. наук. Новосибирск, 2000; и др.

130. Воронова ММ Экологическая ситуация и состояние здоровья населения (на материалах Бурятии в 60-90-е годы) // Отечественная история, 1998, № 5; Бардуева О.И. Региональные эколого-географические проблемы здоровья населения (на примере Бурятии): дис. . канд. геогр. наук. Улан-Удэ, 2001; и др.

131 Фешбах М, Френдли-ш. А. Экоцид в СССР. Здоровье и природа на осадном положении. М., 1992.

132. Михеева А.Р. Семейная структура сельского населения региона: экономико-демографический подход (на примере Западной Сибири): дис. . канд. экон. наук. М., 1992; Ее же. Сельская семья в Сибири: жизненный цикл и благосостояние. Новосибирск, 1993; Ее же. Брак и семья в Сибири: современные тенденции // ЭКО. 2006. № 11; и др.

133. Михеева А.Р. Феномен сожительства в сибирской деревне // ЭКО. 1994. № 6; Ее же. Немодальные формы брака в Сибири: влияние на рождаемость // Народонаселенческие процессы в региональной структуре России .; Ее же. О некоторых «новых» тенденциях демографического формирования сельской семьи // Сибирская деревня в период трансформации социально-экономических отношений. Новосибирск, 1996; и др.

134. Бадалян Т.М., Карпунина И.Б. Семейно-брачная структура сельского населения Западной Сибири (вторая половина 40-х - начало 90-х гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. 1996. № 2; Карпунина И.Б. Условия развития сельской семьи Западной Сибири в 1960-1980-е годы // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития. Омск, 2000; Славина Л.Н. Облик брака в сибирской деревне середины 1970-х - начала 1990-х гг. // Проблемы аграрного и демографического развитии Сибири в ХХ-начале XXI в.; и др.

135. Ильиных В.А. Крестьянская семья и двор в XX веке: историография проблемы // Региональные процессы в Сибири в контексте.; Крестьянская семья и двор в Сибири в XX веке: проблемы изучения; Очерки истории крестьянского двора и семьи в Западной Сибири. Конец 1920-х- 1980-е годы. Новосибирск, 2001.

136. Попов Б.Н. Семейная культура народов Северо-Востока России. Новосибирск, 1993; Гончарова Г.С. Семейно-брачные отношения у народов Сибири: проблемы, тенденции, перспективы. Новосибирск, 2004; Булаев В.М., Бурлов Э.М. Территориальная и социальная дифференциация семей в регионе. Улан-Удэ, 1999; и др.

137. Ощенкова А.П., Этштейн М.З. Сибирская семья: особенности развития и формирования нравственной культуры личности (по материалам исследований в Томской области). Томск, 1996.

138. Мелентьева А.П. Сельское учительство Сибири в 1980-е гг. // Культура и интеллигенция России в переломные эпохи (XX век): тез. докл. всерос. науч.-практ. конф. Омск, 1993; Гвоздева Г.П. Труд и досуг сельских руководителей и специалистов Западной Сибири. 1975-1994 // Регион: экономика и социология. 1997. № I; Ворошилова Н.В. Сельское учительство Красноярского края в 1960-1980-е гг. // История науки, образования и культуры в Сибири: сб. мат. II Всерос. науч. конф. Красноярск, 2007; и др.

139. Карпунина И.Б., Мелентьева А.П. Отраслевая и образовательная структуры занятого населения западносибирского села в 60-80-е годы // Гуманитарные науки в Сибири. 1995. № 1; Мелентьева А.П. Тенденции изменения социально-профессиональной структуры населения Западной Сибири в 60-80-е годы //Гуманитарные науки в Сибири. 1996. № 2; Бадалян Т.М., Карпунина И.Б., Мелентьева А.П. Сельское население Западной Сибири: половозрастной состав и образовательная структура (1960-1990-е гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. 1994. № 2; Ворошилова Н.В. Образовательный потенциал сибирской деревни: основные тенденции и факторы воспроизводства в 1960-1980-х гг. (на материалах Красноярского края): дис. . канд. ист. наук. Красноярск, 2003; Мелентьева А.П. Социапьные последствия роста образованности сельского населения Западной Сибири. 1960-1980-е гг. // Гуманитарные науки в Сибири. 2006. № 2.

140. Славина Л.Н. Трудовая деятельность сельских женщин в 1960-1980-х гг. (на материалах Красноярского края) // Итоги и задачи регионального краеведения: мат. всерос. конф. по историч. краеведению. Курган, 1997. Ч. II; Ее же. Трудовая деятельность сельских женщин Восточной Сибири в 1960-1980-х гг. // Региональные процессы в Сибири в контексте.; и др.

141. Карпунипа И.Б., Мелентьева А.П. Русские в Западной Сибири в 1960-1980-е гг.: основные демографические тенденции // Русский этнос Сибири в XX веке. Новосибирск, 2004; Карпунина КБ. Изменение численности русского населения в Западной Сибири в 1960-1980-е годы // Русский вопрос: история и современность: мат. V Всерос. науч.-практ. конф. Омск, 2005; Мелентьева А.П. Тенденции воспроизводства русского населения Западной Сибири в 1960-1980-е годы // Там же; и др.

142. См. Заславская Т.Н., Рывкина Р.В. Социология экономической жизни. Гл. 14.

143. СлавинаЛ.Н. Этносоциальное и этнодемографическое развитие населения Красноярского края в 1960-1980-х гг. // Этносы Сибири. История и современность: сб. мат. науч.-практ. конф. Красноярск, 1994; Ее же. Динамика национального состава населения Красноярского края в советский период (по материалам всесоюзных переписей населения) // Сохранение и взаимопроникновение национальных культур как фактор устойчивого развития Приенисейского края: мат. науч.-практ. конф. Красноярск, 2004; Ее же. Этническая ситуация в сельской местности Восточной Сибири в 1960-х - 1980-х гг. (по материалам переписей населения) // Этнокультурные взаимодействия в Сибири (ХУН-ХХвв.): тез. докл. и сообщ. междунар. науч. конф. Новосибирск, 2003; Затеев В.И., Хараев В.Б. Динамика изменений и взаимодействия этносоциальной и демографической структур региона. Улан-Удэ, 1999; и др.

144. Бурматов А.А. Население Новосибирской области: 1937 г. - конец XX в. (историко-демографический анализ): автореф. дис. . канд. ист. наук. Омск, 2001; Гилева Н.В. Демографические процессы в колхозной деревне Европейского Севера России в 1960-1970-е гг.: автореф. дис. . канд. ист. наук. Вологда, 2001; Черезова О.Г. Сельское население Среднего Урала во второй половине XX в. (историко-демографические процессы): автореф. дис. . канд. ист. наук. Екатеринбург, 2003; и др.

145. Кузьмин А.И. Семья на Урале (демографические аспекты выбора жизненного пути). Екатеринбург, 1993.

146. Население Урала. XX век. История демографического развития. Екатеринбург, 1996.

147. Славина Л.Н. Сельское население Сибири в 1960-1980 гг. (на материалах Красноярского края): учеб. пособие. Красноярск, 1992.

148. Гущин Н.Я. Население Сибири в XX веке: основные тенденции и катаклизмы в развитии.

149. Население Западной Сибири в XX веке. Новосибирск, 1997.

150. И.Б. Карпунина, А.П. Мелентьева, В.А. Ильиных. Сельское население Западной Сибири в 19601980-е гг. (факторы, тенденции и результаты социально-демографической адаптации). Новосибирск, 2003.

151. Славина Л.Н. Сельское население Восточной Сибири (1960-1980-е гг.). Красноярск, 2007.

152. Мангатаева Д.Д. Население Бурятии: тенденции формирования и развития. Улан-Удэ, 1995; Халбаева М.М. Бурятия в 1960-1990 гг.: тенденции и противоречия социально-экономического развития (исторический аспект). Улан-Удэ, 1999; Воронова М.М. Социально-экономическое развитие Республики Бурятия в 1960-1990 гг.: исторический опыт и проблемы: автореф. дис. . д-ра ист. наук. Иркутск, 2002. Затеев В.И., Хараев Б.В. Динамика изменений и взаимодействия этносоциальной и демографической структур региона.; и др.

153. Булаев В.М. Социально-экономические основы формирования территориальной дифференциации жизнедеятельности населения (на примере Читинской области): дис. . д-ра геогр. наук. Иркутск, 1996; Его же. Этно-национальные особенности формирования населения Восточного Забайкалья: (Социально-географическая интерпретация). Улан-Удэ, 1998; и др.

154. Кышпанаков В.А. Население Хакасии: историко-демографическое исследование (1926-1989 гг.). Новосибирск, 1996; Его же. Население Хакасии: историко-демографическое исследование (19261989 гг.): дис. . д-ра ист. наук. Новосибирск, 1996.

155. Балакина Г.Ф. Современная Тува: социокультурный аспект // Социологические исследования. 1994. № 10; Балакина Г.Ф., Анайбан З.В. Современная Тува. Социокультурные и этнические процессы. Новосибирск, 1995.

156. Историческая экология и историческая демография. М., 2002; Проблемы исторической географии и демографии России. М., 2007. Вып. I; Жиро.мская В.Б. Жизненный потенциал послевоенных поколений в России: историко-демографический аспект: 1946-1960. М., 2009; и др.

157. Население России в XX веке: Исторические очерки: В 3 т. Т. 3, кн. 1. 1960-1979.

158. Вербицкая О.М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. Середина 40-начало 60-х годов. М., 1992; Ее же. Население российской деревни в 1939-1959 гг. Проблемы демографического развития. М., 2002; Ее же. Российская сельская семья в 1897-1959 гг. Историко-демографический аспект. М.; Тула, 2009; и др.

159. Денисова JI.H. Исчезающая деревня России: Нечерноземье в 1960-1980-е годы. М., 1996; Ее же. Женщины русских селений. Трудовые будни. М., 2003; Ее же. Судьба русской крестьянки в XX веке. Брак. Семья. Быт. М., 2007; и др.

160. Опыт российских модернизаций XVIII-XX века. М., 2000; Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Зубков К.И., Побережников И.В. Азиатская Россия в геополитической и цившшзационной динамике XVI-XX века. М., 2004; Побережников ИВ. Переход от традиционного к индустриальному обществу: теоретико-методологические проблемы модернизации. М., 2006; и др.

161. Урбанизация и демографические процессы. М., 1982; Пространственное развитие урбанизации: общие закономерности и региональные особенности. М., 1991; Пивоваров Ю.А. Современная урбанизация: курс лекций. М., 1994; Его же. Россия и мировая урбанизация. Антропокультурная и пространственная динамика. М., 2007; и др.

162. Сенявский А.С. Урбанизация России в XX веке. Роль в историческом процессе. М., 2003; и др.

163. Урбанизация советской Сибири. Новосибирск, 1987; Букин С.С., Исаев В.И. Урбанизация Сибири в XX веке: закономерности и особенности // Хозяйственное освоение Сибири в контексте отечественной и мировой истории. Новосибирск, 2005; Исаев В.И. Проблемы изучения истории становления индустриально-урбанистического общества в Сибири // Гуманитарные науки в Сибири. 2010. № 1; и др.

164. Исупов В.А. «Квазиурбанизация» в сталинской стратегии модернизации Сибири: конец 1920-х -конец 1930-х гг. // Сибирь в изменяющемся мире. История и современность: мат. всерос. науч.-теор. конф., поев, памяти В.И. Дулова. Иркутск, 2008; и др.

165. Горбачев 0.2?.Миграция сельского населения Центрального Нечерноземья. С. 19.

166. Карпунина И.Б., Мелентъева А.П. Основные факторы социальных изменений в сельском населении Западной Сибири в 1960-1980-е гг. //Гуманитарные науки в Сибири. 2001. № 2; Их же. Факторы изменения численности сельского населения Западной Сибири в 1960-1980-е гг. //Социально-демографическое развитие Сибири в XX столетии. Новосибирск, 2003. Вып. I; Карпунина И.Б. Медицинское обслуживание сельского населения Западной Сибири в 1960-1980-е гг. // Социально-демографическое развитие Сибири в XX столетии. Новосибирск, 2004. Вып. II; Мелентъева А.П. Образовательная сфера западносибирской деревни в 1960-е - начале 1980-х гг. // Там же; Ее же. Государственная политика в сфере сельского образования в 1960-1980-е годы // Проблемы истории государственного управления и местного самоуправления Сибири XVI-XXI вв.: мат. VI Всерос. науч. конф. Новосибирск, 2006; Карпунина И.Б. Семейная политика государства и ее влияние на рождаемость в селах Западной Сибири в 1960-1980-е годы // Там же; и др.

167. Гайдип С.Т. Развитие природопользования в Восточной Сибири в 1947-1991 гг. Красноярск, 2009; и др.

168. Демографическая модернизация России. 1900-2000. М., 2006.

169. Демографическая модернизация России в XX веке // Общ. науки и современность. 2007. № 3. С.130.

170. Борисов В.А. Демографическая дезорганизация России: 1897-2007 / ред.-сост. А.И. Антонов. М., 2007.

171. Карпунина И.Б., Мелентъева А.П., Ильиных В.А. Сельское население . С. 4.

172. См.: Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 525; Зверева Н. В. Разработка теории народонаселения в отечественной науке (60-е-80-е гг.); и др.

173. Вишневский А.Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. С 8; Побережников И.В. Переход от традиционного к индустриальному обществу.; и др.

174. См. Красильщиков В.А. Модернизация: зарубежный опыт и Россия. М., 1994. С. 70—74; Побережников И.В. Указ. соч. С. 57, 367; и др.

175. Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 535.

176. См.: Пивоваров Ю.Л. Урбанизация России в XX веке: представления и реальность // Общ. науки и современность. 2005. № 6. С. 101-102.

177. Побережников КВ. Указ. соч. С. 20.

178. Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 251.

179. Там же. С. 367.

180. Там же. С. 96.

181. К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч. Т. 46. Ч. I. С. 37.

182. См.: Рыбаковский JI.JI. Миграция населения (вопросы теории). С. 147-197.

183. Вишневский А.Г. Избранные демографические труды: В 2 т. М., 2005. Т. 1: Демографическая теория и демографическая история. С. 7.

184. ОмранА. Эпидемиологический аспект теории. С. 57-91.

185. Zelinsky Wilbur. The hypothesis of the mobility transition; Народонаселение: энциклопедический словарь. C.462-463.

186. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 373-375.

187. Народонаселение: энциклопедический словарь. С. 463.

188. Там же. С. 150.

189. Побережников КВ. Экономическая модернизация: обзор теоретико-методологических подходов // Гуманитарные науки в Сибири. 2008. № 2. С. 37.

190. Ковалъченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987; Количественные методы в исторических исследованиях. М., 1984; и др.

191. Вишневский А.Г., Захаров C.B. Что знает и чего не знает российская демографическая статистика // Вопросы статистики. 2010. № 2.

192. Библиографию публикаций статистики см.: Симчера В.М., Соколий В.А., Машихин Е.А., Шевяков А.Ю. Энциклопедия статистических публикаций Х-ХХ вв. Древняя Русь, Российская империя, Союз Советских социалистических республик, Российская Федерация. М., 2001.

193. Киселева Г.П., Кваиш А.Я. О чем рассказывают переписи населения. М., 1983; Массовые источники по социально-экономической истории советского общества. М., 1979; Исупов В.А. Источники по изучению демографической истории Сибири (1917-1960) // Источники по истории освоения Сибири в советский период. Новосибирск, 1988; и др.

194. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. СССР. (Сводный том). М., 1962; То же. РСФСР. М., 1963; Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. М., 1972-1974. T. I-V1I; Численность и состав населения СССР по данным Всесоюзной переписи населения 1979 г. М., 1984; Краткая социально-демографическая характеристика населения РСФСР (по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г.). М., 1991-1992. Ч. 1—4; Итоги Всесоюзной переписи населения по Красноярскому краю (сводный том). Красноярск, 1963; Население Иркутской обл. (по данным Всесоюзной переписи на 15 января 1959 г.). Иркутск, 1963; Итоги Всесоюзной переписи населения 1989 года по Красноярскому краю. Красноярск, 1990; Основные итоги микропереписи населения 1994 г. М., 1994; Источники средств существования населения России (по данным микропереписи населения 1994 г.). М., 1995; Состояние в браке и рождаемость в России (по данным микропереписи населения 1994 г.). М., 1995; и др.

195. Национальный состав населения РСФСР. (По данным Всесоюзной переписи населения на 15 января 1959 г.). М., 1961; Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 г. М., 1971-1973. Т. 1-10; Итоги Всесоюзной переписи населения 1979 г. М., 1980-1982. Т. 1-Х; и др.

196. Статистика населения с основами демографии: учебник. М., 1990; Борисов В.А. Демография: учебник для вузов. М., 2005; и др.

197. Народное хозяйство Красноярского края (Юбилейный стат. сб.). Красноярск, 1985; и др.

198. Некоторые показатели демографических процессов и социального развития в РСФСР: стат. сб. М., 1982; Миграция населения РСФСР: стат. сб. М., 1974; Естественное и механическое движение в Красноярском крае: стат. сб. Красноярск, 1980; и др.

199. Население СССР. 1987: стат. сб. М., 1988; Основные показатели демографических процессов и социального развития в РСФСР. М., 1989; Некоторые показатели демографических процессов и социального развития в РСФСР: стат. сб. М., 1990; Демографический ежегодник СССР. 1990. М., 1990; Численность, состав и движение населения в РСФСР. М., 1990; Численность, состав и движение населения в Российской Федерации. М., 1992; Демографический ежегодник Российской Федерации. 1993. М., 1994; Естественное движение и миграция населения в Бурятской АССР: стат. сб. Улан-Удэ,

1986; Естественное и механическое движение населения Красноярского края в . году: стат. бюллетень Красноярск, 1988-1991. Т. 1-2; О демографических процессах в Красноярском крае: стат. сб. Красноярск, 1988; Сибирь и Дальний Восток в цифрах: стат. сб. М., 1992; О демографических процессах в Красноярском крае: стат. сб. Красноярск, 1993; Демографический ежегодник Красноярского края. 1996: стат. сб. Красноярск, 1997; Читинской области 60 лет: стат. ежегод. Юбилейный вып. Офиц. изд. Чита, 1997; и др.

200. Народное хозяйство Иркутской области: стат. сб. Иркутск, 1962, 1967, 1972, 1976, 1981, 1986; Народное хозяйство Тувинской АССР в десятой пятилетке: стат. сб. Кызыл, 1981; Сибирь и Дальний Восток. Социальное развитие: стат. сб. М., 1988; РСФСР: социальное развитие и повышение уровня жизни населения: стат. сб. М., 1989; Здоровье населения России и деятельность учреждений здравоохранения в 1991 году (стат. мат-лы). М., 1992; Народное образование и культура в РСФСР. М., 1991; Показатели социального развития республик, краев и областей Российской Федерации: стат. сб. М., 1992; и др.

201. Миронов Б.Н. Модернизация имперской России и благосостояние населения // Российская история. 2009. №2. С. 137.

202. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 9-е. М., 1985-1989. Т. 8-15; Материалы . съезда КПСС. М., 1959-1987; Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1968-1985. Т. 4-15; Решения партии и правительства по сельскому хозяйству (1965-1974 гг.). М., 1975; и др.

203. Хруи{ев Н.С. Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. М., 1955-1963. Т. 1-6;и др.

204. Вепрев А.Ф. Первые. История жизни. Красноярск, 2002.

205. Голоса крестьян: сельская Россия в крестьянских мемуарах. М., 1996; и др.

206. Переведенцев В.И. Какие мы? Сколько нас? М., 1989. С. 76; Вшъчек Л. Пейзаж после жатвы. Деревня глазами публицистов. М., 1988; и др.

207. В. Сальников. Верность земле. Красноярск, 1987; Его же. В Назаровском, у Вепрева. Красноярск, 1989; и др.

208. Астафьев В.П. Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск, 1997-1999; Распутин В. Г. Собрание сочинений: в 3 т. М., 1994; и др.

209. Маслова Г.С., Сабурова Л.М. Этнографическое изучение русского колхозного крестьянства в Восточной Сибири // Советская этнография. 1960. № 5; Сабурова Л.М. Культура и быт русского населения Приангарья. Конец XIX - XX вв. М., 1967; Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Новосибирск, 1971. Ч. 1; 1975. Ч. 2.

210. Социальный паспорт Красноярского края. Красноярск, 1976; и др.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Славина, Людмила Николаевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Результаты решения поставленных в данной работе задач с учетом современных достижений системы знаний о населении позволяют сформулировать следующие основные положения и выводы диссертации.

Конкретно-исторический анализ развития сельского населения Восточной Сибири подтвердил правильность выбора модернизационной парадигмы исследования. Сконструированная в ее рамках на основе синтеза разных теорий, концепций и подходов методология позволила реализовать модернизационные постулаты в изучении избранного объекта (населения) и, по нашему мнению, адекватно интерпретировать его развитие. Она хорошо подошла для трактовки как общероссийских, так и региональных процессов. Попытка измерить те и другие «общим аршином» была правомочной, поскольку сущностной чертой модернизации является унификация процессов, что в очередной раз доказано в данной работе.

Выбор в качестве предмета исследования трехчастной модели развития населения, отражающей все формы его движения, был оптимальным в методологическом плане. Широкий подход позволил провести системный анализ объекта изучения и составить о нем целостное и завершенное представление. Исследование также подтвердило целесообразность использования в качестве базовых массовых статистических источников, поскольку изучение темы находилось на начальной стадии и определить закономерности, основные тенденции и специфику регионального развития рассматриваемого населения можно было только на их основе с помощью количественных методов. Дополненные и конкретизированные другими источниками, они позволили реконструировать многогранный процесс развития населения и понять его сущность, которая определяется как модернизация.

В 1960-1980-х гг. сельское население Восточной Сибири находилось на очередном этапе перехода из традиционности в современность. Оно не демонстрировало собственной оригинальной модели развития, а, будучи частью населения России, модернизировалось по общероссийским стандартам, которые, в свою очередь, определялись универсальными закономерностями мирового модернизационного процесса и корректировались советской системой. Особые качества отечественного типа модернизации, которая оценивается как консервативная и паллиативная, т.е. двойственная, противоречивая, неполная и незавершенная, в полной мере были присущи модернизации социально-демографической сферы восточносибирской деревни. Они проявлялись в неравномерном вызревании модернизационных качеств в разных формах движения населения и в неодномоментности замены в них традиционных черт современными, что вызывало дисбаланс между основными процессами, а внутри каждого -между их составляющими.

Развиваясь по общероссийской модели, жители восточносибирской деревни демонстрировали некоторые отличия, обусловленные природно-климатическими и историческими особенностями региона. Но они были вторичными по отношению к общероссийским закономерностям, имели не качественный, а количественный характер и выражались в иных в сравнении с общероссийскими темпах и уровнях модернизации в аналогичных процессах и в большей разбалансированности скоростей разных видов движения населения. Сибиряки отличались большей активностью в пространственном и социальном движении и более динамичной перестройкой соответствующих их структур. В естественном движении они немного отставали, о чем свидетельствует некоторое «торможение» их демографического перехода на современный режим замещения поколений. Но в целом изменения в сельском населении Восточной Сибири и Европейской России шли параллельно, регион в изучаемый период не был «вторым эшелоном» модернизации относительно центра страны.

Системный анализ сельского населения каждого из административно-территориальных образований Восточной Сибири показал, что повсюду модернизационные изменения были однотипными, но шли с разной скоростью. Их характеристики у жителей разных территорий различались незначительно, лишь количественно, что было, с одной стороны, следствием универсальности модернизационных процессов в социальной и демографической сферах, с другой - результатом единства политических и социально-экономических отношений, унификации жизни в регионе (и в стране) в рассматриваемый период. В «авангарде» модернизации выступали красноярцы, в «арьергарде» - сельчане Тувы, у которых она в основном стимулировалась «сверху». Процессы их развития отличались многочисленными глубокими деформациями, поскольку были спрессованы во времени и имели слабые внутренние модернизационные предпосылки, большинство которых не успевало вызревать.

Пестрота национального состава сельского населения Восточной Сибири не внесла принципиально новых черт в его развитие. Идея сторонников институционального подхода о необходимости включения национальных и культурных особенностей в закономерности регионального социально-демографического развития населения не нашла подтверждения на конкретных материалах восточносибирской деревни 60-80-х гг. В данном исследовании традиции и национальные особенности разных народов учитывались, но было установлено, что они не играли решающей роли в их модернизации. Национально-культурная уникальность, прослеживавшаяся в конце 50-х гг., в течение последующего периода быстро стиралась, влияла только на параметры процессов, а их характер и тенденции соответствовали универсальным закономерностям. Все народы развивались в одном направлении, но с разной скоростью, что еще больше усиливало дисбаланс между процессами, который являлся одной из сущностных черт российской модернизации.

Социальные группы населения различались степенью усвоения новых ценностей и норм поведения. Социальные, как и территориальные и национальные, различия в течение изучаемого периода сокращались, но сохранились до его конца. Тенденции модернизации не всегда проявлялись отчетливо, иногда действовали в латентном виде, иногда выступали в разных формах, в контрмодернизационном, классическом или советском вариантах. Не все модернизационные сдвиги оцениваются однозначно положительно, как свидетельство прогресса, некоторые имели негативный характер.

Изменения сельского населения Восточной Сибири, определяемые понятием модернизации, выступали в форме урбанизации, т.е. усвоения им городских ценностей и норм и воспроизведения их в своем поведении и образе жизни. Социально-демографическая сфера в деревне отличалась более быстрыми темпами ломки традиций, чем в городе. Новое, урбанизированное, поведение проявилось у сельчан позднее, чем у горожан, но в 60-80-х гг. формировалось быстрее, и сближение между ними по большинству показателей было налицо. При этом те и другие не имели многих возможностей, которые дает подлинно урбанизированная жизненная среда. Уровень реальной урбанизации Восточной Сибири был намного ниже, чем фиксировала статистика, а среда имела невысокое качество в плане развития «городского начала» в населении.

Рассматриваемый период отмечен потерей доминирующего положения сельских жителей в населении Восточной Сибири и уменьшением роли «сельского начала» в общественном развитии. Рост городского населения уже не шел за счет преимущественно выходцев из села. Они по-прежнему служили важным источником его пополнения, но перестали быть главным. Если до конца 50-х гг. больше половины населения региона жили в деревне, а многие горожане были недавними выходцами оттуда, поддерживали с ней тесную связь, и влияние традиционных норм и обычаев на образ жизни в регионе было значительным, то к началу 90-х гг. сельчане составляли лишь четверть его жителей и даже из-за малочисленности не могли играть первые роли. Но главное, они быстро усваивали городские ценности и стандарты жизнедеятельности, у них слабели традиционные установки, модернизировались программы поведения, которые восприняло большинство сельчан, и городской образ жизни повсеместно «одерживал победу».

Население восточносибирских деревень уже к концу 50-х гг. представляло собой раскрестьяненную по основным параметрам общность с выраженными признаками модернизации.

В следующие десятилетия население деревни сменилось полностью - ушли из жизни последние поколения, начинавшие работать в единоличном хозяйстве и сохранявшие признаки крестьянственности, и остался воспитанный при колхозном строе социум, который закреплял и развивал приобретенные новые урбанистические черты, характерные для всех членов модернизированного общества независимо от места проживания. В 60-80-х гг. население восточносибирских деревень пыталось реализовывать фактически такую же, как в развитых странах, новую модель жизненного цикла человека, соответствующую модернизационным стандартам. Инновационное поведение демонстрировало большинство сельчан. Активизировались все формы их движения. Смена места жительства, работы, социального статуса, даже семьи стала обычным делом в деревне. И, что важно, это воспринималось как норма.

В последнее тридцатилетие советского периода перемены в сельском населении носили больше качественный, а не количественный характер, его основные социально-демографические характеристики не подверглись чрезвычайно сильным изменениям под влиянием фактора урбанизации. Но в его развитии более зримо обозначились сущностные черты, а также проблемы и кризисы, имманентные глобальному модернизационному процессу и порожденные или усугубленные его советским типом и региональной спецификой. Население модернизировалось поступательно, но неритмично: 60-е гг. были отмечены бурными изменениями, 70-е гг. — стабилизацией большинства процессов, 80-е — начало 90-х гг. — «рваными» ритмами их течения.

Население испытывало влияние комплекса факторов цивилизационного, социокультурного, глобализационного, государственно-политического и личностно-субъективного характера. Основные факторы были универсальными для всей страны, но в Восточной Сибири действие большинства из них проявлялось отчетливее. В числе главных, во многом определявших остальные, выступал политический фактор, сущность которого заключалась в централизованном инициировании и регулировании модернизации государством при минимизации затрат на человека. В регионе государство более радикально, чем в других частях страны, реконструировало систему сельского расселения, больше развивало в деревне несельскохозяйственное производство, а в сельском хозяйстве - совхозную систему и т.д. Однако непосредственное влияние политического фактора на народонаселенческие процессы слабело, ни в одном из них он уже не был доминантным. Государство через народнохозяйственные планы и программы еще во многом определяло пространственную и социальную мобильность людей, но и в них была высокой доля индивидуального выбора. Демографические же процессы развивались практически бесконтрольно. Редкие попытки государства «исправлять» демографическое поведение граждан с помощью директивных актов были малоуспешными, в связи с чем заслуживает особого внимания и требует более глубокой проработки идея о некоторой автономности репродуктивных процессов в современном обществе, разделяемая частью отечественных и зарубежных демографов. Принятые в 60-80-х гг. законы, регулировавшие семейно-брачные отношения, были демократичнее, чем в сталинский и «оттепель-ный» периоды, и уже не затрудняли модернизацию этой сферы. Партийно-государственная политика давала людям свободу в личной и семейной жизни, в передвижении в пространстве и в сфере деятельности, что было необходимо для модернизации и составляло ее сущность. Но государство одновременно и тормозило ее, ограничивая «вложения в человека», особенно в сельского.

В Восточной Сибири сильнее, чем в других районах страны, влияли на сельское население экономические факторы - традиционное недоразвитие сельского хозяйства и форсированная индустриализация региона — новый для сельчан фактор, отчетливо проявившийся во второй половине XX в. Он способствовал быстрому проникновению в деревню городского образа жизни и подчинил судьбы территориальных, социальных, этнических и прочих общностей единым законам урбанизации. В регионе особенно ощущалось чрезмерное давление фактора миграции, вызывавшей интенсивный отток людей из деревни и наплыв туда «неместных уроженцев» (включая спецконтингенты), доля которых в населении деревень региона была такой, как в целом в городах РСФСР. Модернизация в Восточной Сибири в большей, чем в других частях страны, мере испытывала «сопротивление пространства». Несоответствие между величиной территории и количеством сельского населения, разбросанность его по огромному малоосвоенному пространству с неразвитой дорожной сетью, жизнь в суровой природно-климатической обстановке, слабо смягченной благоприятными социально-бытовыми условиями, низкое качество городской среды в регионе в ее современном понимании выступали сильно тормозящим урбанизацию фактором. Усложняла процесс специфика национального состава населения - высокая доля в нем коренных народов Севера и Сибири, которая повышалась, несмотря на их активную ассимиляцию.

Модернизация сельского населения шла под действием в большей мере внешних сил — «импорта» новаций из города. Внутридеревенских предпосылок для нее недоставало. Хотя система расселения сельских жителей в Восточной Сибири за 60-80-е гг. изменилась принципиально, больше, чем в целом в России, и концентрация сибиряков в крупных поселениях, где улучшились условия жизни, тоже была выше, реконструкция системы сельского расселения и внутридеревенское переустройство основной цели не достигли. Государство не обеспечило формирования того качества жизненной среды в деревне, которое необходимо для подлинной модернизации. Сельчане имели далеко не равные с горожанами материальные возможности для реализации своего жизненного потенциала. Сельская среда модернизировалась медленнее, чем сознание людей. Это составляло основу конфликта жизни в деревне, который находил частичное разрешение в массовой миграции оттуда.

Миграция выступала одновременно индикатором, инструментом, катализатором и результатом модернизационных сдвигов в сельском обществе, одной из форм его адаптационного поведения в условиях разрыва между уровнями экономического, социально-бытового и культурного развития деревни и запросами ее жителей. По всем признакам восточносибирская деревня находилась в 60-80-х гг. уже на третьем этапе миграционного перехода, но еще оставалась «полигоном» активных переселений. С ними были связаны, помимо сокращения численности, изменения в расселении сельчан и трансформация их территориально-пространственной структуры, перемены в трудовой деятельности и социальном составе, эволюция демографических процессов. Миграция расширяла связь деревни с «внешним миром», представленным в данном случае городами региона, другими регионами России и остальными республиками СССР. Она разрушала традиционные установки, ценности, нормы, порождала новые. Благодаря ей сельское общество достигло большего социального, культурного и этнического разнообразия.

В то же время чрезмерный отток населения из деревни (вместе с административными преобразованиями сельских поселений в городские) способствовал появлению в Восточной Сибири ярко выраженного феномена «ложной урбанизации», которая тормозила развитие подлинной урбанистической культуры и модернизацию сельских жителей. Миграция была дестабилизирующим фактором регионального социального развития и влияла на демографическое воспроизводство населения в большей мере отрицательно, негативно сказывалась на семейных отношениях, ослабляла и нередко разрушала их. Рекордные уровни внебрачных рождений и фактических браков, насильственных смертей и т.п. явлений во многом стали следствием особого состава сельских жителей региона, более чем наполовину «неместных уроженцев». Но имелись и замещающие моменты - приток в деревню переселенцев смягчал деформацию половозрастной структуры ее жителей, частично компенсировал потери молодежи и снижение из-за этого рождаемости.

Признаки модернизации отчетливо прослеживаются, наряду с пространственным, во всех видах социального движения сельского населения, сопровождавшегося изменением и усложнением всех его структур, начиная с половозрастной. Базовым, фактически новым для сельчан, фактором этих процессов выступал подъем образования. Он способствовал изменению характера их занятости, росту численности и усложнению состава рабочего класса и интеллигенции, трансформации колхозного крестьянства, формированию новых социальных слоев и групп, связанных со сложными видами труда, обновлению общественных отношений и всех типов поведения людей, включая демографическое, ускорил стирание социальных граней и гомогенизацию сельского общества, распространение национально- и социально-смешанных браков, расширил спектр этнических контактов, активизировал ассимиляцию и изменение национального состава населения, выравнивал уровни урбанизированное™ этносов и жителей разных территорий. Рост образования ускорил социокультурную нивелировку общества, составлявшую доминанту его развития в послевоенные десятилетия.

Сдвиги в социальной структуре населения соответствовали законам модернизации, и в первую очередь были связаны с изменением места сельского хозяйства в жизни деревенского социума. Оно перестало играть в ней главную роль. Сельским хозяйством занималась лишь половина сельчан в конце 50-х гг. и чуть более трети в конце 80-х. В течение всего тридцатилетия доля лиц аграрного труда в сельском населении в регионе была намного ниже, чем в РСФСР в целом, а среди них абсолютно преобладали работники совхозов - «рабочие с огородом». Колхозники исчезли из населения национальных автономий, на остальной территории их доля резко сократилась. Судя по характеру и динамике социальной структуры населения, по более низкой, чем в РСФСР, доле занятых в сельском хозяйстве сельских жителей, а среди них - колхозников, раскрестьянивание в регионе зашло дальше, чем во многих других частях страны. Его внешним проявлением была миграция из крестьянской среды и из деревни, внутренним — ухудшение возможностей социального и демографического воспроизводства, социальное перерождение оставшихся жить в деревне людей, приобретение ими новых черт, а глобальным результатом — размыкание социальных границ крестьянского мира. Определять восточносибирскую деревню 60-80-х гг. термином «аграрная подсистема общества» можно лишь с долей условности, так как она превратилась в место жизни людей, в большинстве занятых несельскохозяйственным трудом. Деревня перестала быть тождественной сельскому хозяйству, а ее жители - крестьянам.

Как всякое модернизирующееся население, сельчане Восточной Сибири осуществляли демографический переход от традиционного типа воспроизводства новых поколений к современному. Этот переход знаменовал собой не просто трансформацию процессов демографического развития. Он был главным событием в истории населения, потому что выражал собой кардинальную перестройку всей общественной системы, отражал комплекс изменений, действовавших на социетальном, семейном и личностном уровнях, свидетельствовал о появлении в обществе новых представлений об основах бытия, смерти, жизни и ее смыслах.

Характер составлявших демографический переход процессов естественного движения населения решающим образом определяло качество семейно-брачных отношений. Эта сфера переживала ярко выраженную модернизацию. Но нигде, так как в ней, не проявлялся консервативный характер российской модернизационной модели, ее двойственность и противоречивость. Основу матримониального поведения сибиряков составляло стремление к браку, к семейной жизни. Их брачность, очень «помолодевшая» в 70-х гг., оставалась до конца советской эпохи всеобщей и ранней. Средний возраст вступления в первый брак в деревнях региона был таким, как 100 лет назад, или же как в отсталых развивающихся странах. Несмотря на рост разводов и овдовений уровень брачности у женщин устойчиво повышался благодаря повторным бракам, у мужчин все время сохранялась сверхбрачность. У тех и других уровень брачности был значительно выше среднероссийского показателя. Но эта инерция традиционного поведения, присущая даже молодежи, сочеталась с ультрасовременным для деревни отношением браку в виде расширения его форм - распространения фактических браков и сожительств, доля которых в деревнях региона была почти вдвое выше, чем в сельской местности России в целом, и выше, чем в городах региона.

Процессы, протекавшие в сельской семье Восточной Сибири, в изучаемый период не имели ярких кризисных признаков. Ценности семейного образа жизни у сибиряков не девальвировались. Доля живших в семье сельчан оставалась очень высокой и не сократилась за изучаемое тридцатилетие, а удельный вес лиц, никогда не состоявших в браке, снизился. Внутрисемейные отношения и облик семей менялись, но эти перемены в совокупности означали проявление «семейной революции», а не краха института семьи как такового. Эволюцию семьи определяла не политика государства, а урбанизация общества. Ее смысл заключался в завершении разрушения традиционных многодетных и многопоколенных крестьянских семей и утверждении господства малодетных двухпоколенных, равных по размерам городским. Этот процесс отражал быстрый рост доли несельскохозяйственного населения в деревне и трансформацию колхозных семей на «городских началах».

Переписи показали, что в конце 50-х гг. большинство сельских,семей в регионе уже имели урбанистический облик, и в дальнейшем менялся в основном не их размер, а качество. Средний размер семей (менее 4 чел.) свидетельствовал, что внутрисемейное регулирование рождаемости получило в деревне широкое распространение. Но тип семьи у сибиряков до конца советского периода не устоялся, малодетность и бездетность сосуществовали с многодетностью. При этом другие признаки модернизации-проявлялись четче - доля нуклеарных, как и смешанных в национальном и социальном отношении, семей в деревнях региона была выше, чем в городах и в сельской местности РСФСР в целом. Жители восточносибирской деревни в абсолютном большинстве приняли модель малой нуклеарной семьи, и во многом благодаря этому сельское общество приобрело современный вид.

Сельские семьи потеряли авторитарность и патриархальность, изменились функции их членов. Рост экономической активности женщин сделал большинство их равноправными с мужчинами в материальном обеспечении семьи, а многих - их главами (юридическими, а еще чаще фактическими). Следствием модернизации явилось стирание различий в облике семей, небольшая вариативность их количественных и качественных характеристик на разных территориях и в разных категориях населения, слабая зависимость их параметров от территориальной, социально-классовой, этнической принадлежности, образовательного уровня их членов. Негативной стороной модернизации явился рост доли бездетных семей (скорость которого у сибиряков отставала от среднероссийской). Но он был результатом не кризиса семейных ценностей, а быстрого перехода семейных пар в последетную стадию развития вследствие распространения малодетности при очень ранней рождаемости. Те же причины вызывали относительный и абсолютный рост численности одиноких людей.

Анализ процессов естественного движения населения восточносибирской деревни показал, что они вполне подчиняются логике теории демографического перехода и хорошо могут интерпретироваться с ее позиций. Сибиряки осуществляли демографический переход вместе со всеми россиянами по общей схеме, а специфика общероссийской модели перехода проявлялась,у них отчетливее. Основные достижения-сельских жителей региона в модернизации собственного воспроизводства. пришлись на первые два этапа демографического перехода, которые они в основном завершили к концу 50-х гг. Главным показателем успеха был двукратный рост продолжительности жизни в деревне за предыдущие 30 лет благодаря модернизации смертности, т.е. радикальному снижению ее уровня и перестройке структуры ее причин во всех половозрастных группах. Это ключевое событие вызвало изменение всех видов демографического поведения сельчан. Их отразили статистические показатели естественного движения. В конце 50-х гг. в селах региона был самый низкий в их истории уровень смертности, еще высокая, но продолжавшая снижаться рождаемость, которые обеспечивали очень высокий по современным меркам естественный прирост населения. Он на треть превосходил общероссийский.уровень и граничил с «демографическим взрывом».

На 60-80-е гг. пришелся!третий этап, демографического перехода, в восточносибирской деревне. В диссертации и других работах автора показано, что этот переход уже не имел догоняющего характера по отношению к европейской части страны, и сибиряки не находились во «вторюм эшелоне» демографической: модернизации России. Это определение подходит только к Туве. На остальной же территории региона большинство демографических процессов протекали синхронно с общероссийскими, начинались примерно в одно и то же время, имели общие тренды и динамику. Начало третьего этапа перехода везде пришлось на конец

50 - первую половину 60-х гг., а его признаком стал разворот тренда смертности в сторону роста.

Все показатели естественного движения у сибиряков превышали аналогичные среднероссийские. Однако их модель демографического перехода отличалась количественными параметрами не настолько, чтобы не вписаться в общероссийскую модель как одна из ее региональных разновидностей. Другое дело, что российская модель не вписывалась в классическую западную некоторыми качественными признаками, которые у сибиряков проявлялись очень отчетливо. Демографический переход у них осуществлялся не по классической, а скорее по так называемой южноазиатско-африканской модели, и больше напоминал вариант, наблюдаемый в развивающихся странах. Тем не менее теория демографического перехода, которая хорошо регионализируется, позволила интерпретировать изучаемые процессы в сельской местности и Восточной Сибири, и России в целом.

Демографический переход у сибиряков реализовывался в принципиально иных по сравнению с первой половиной XX в. условиях, значительно более благоприятных. Но его специфические черты, сформировавшиеся в «эпоху катаклизмов», продолжали воспроизводиться. Характер течения и результаты третьего этапа перехода у сибиряков (Прил. Табл.ХХУ1 ) не заслуживают высокой оценки, как и все демографические аспекты качества их жизни. Нарушения в развитии демографических процессов не были преодолены даже в этот относительно благоприятный период.

На третьем этапе перехода восточносибирская деревня вместе со всей Россией вошла в полосу стагнации демографической модернизации, о чем свидетельствуют резкое торможение ее темпов, падение качества и фактическое отсутствие видимых успехов. В селах Восточной Сибири отчетливо проявились важнейшие демографические феномены России второй половины XX в., прежде всего двойственность и противоречивость демографической модернизации. Сибиряки демонстрировали в своем поведении сочетание признаков традиционного общества и второго демографического перехода — следующего этапа демографической модернизации. Иррациональное витальное поведение, обусловившее рост смертности, сосуществовало у них с рациональным репродуктивным поведением, вызвавшим снижение рождаемости, которая, в свою очередь, отличалась сочетанием «современной» динамики и архаичностью качества и т.д.

Специфика демографического перехода проявлялась в том, что он осуществлялся населением с очень деформированной структурой по полу и возрасту. Великая Отечественная война вызвала появление «демографических ям» в возрастной структуре. Первую образовали «дети войны», которые вошли в наиболее благоприятный репродуктивный возраст в 60-х гг. и из-за своей малочисленности во многом стали причиной «обрушения» рождаемости. «Внуки войны», рожденные в 60-х гг., в свою очередь, образовали вторую «демографическую яму», обусловившую сокращение числа рождений во второй половине 80 - начале 90-х гг. Повышенная миграция из деревни женщин нарушила соотношение полов в сторону преобладания мужчин. Эта деформация, охватившая все репродуктивное население в возрасте до 45 лет, во многом предопределяла состояние брачно-семейной и репродуктивной сфер в деревне.

Тенденции развития смертности у сибиряков определяются как кризисные. Не соответствовали модернизации ни динамика структуры ее причин, ни ее уровень, притом что действовали факторы, призванные обеспечивать его снижение (подъем благосостояния населения, рост образования, улучшение системы здравоохранения и т.д.). Рост уровня смертности внешне соответствовал закономерностям третьего этапа демографического перехода, но его сущность была антимодернизационной, поскольку его главной причиной являлось не старение населения, а повышение смертности во всех взрослых возрастах. Тренды смертности в восточносибирской деревне были аналогичны общероссийским, но все ее показатели хуже — выше уровень во всех когортах, быстрее рост, архаичнее структура причин, и, как результат, сибиряки имели более короткую продолжительность жизни.

Аномально высокая смертность являлась главной социально-демографической проблемой сельской местности региона, и именно она в большей степени, чем рождаемость, обусловила остроту кризиса воспроизводства населения в постсоветский период. Ее негативными составляющими были: мужская сверхсмертность (опережающий порядок вымирания мужчин по сравнению с женщинами), слишком высокая и медленно снижающаяся младенческая смертность, интенсивный рост смертности в молодых и средних трудоспособных возрастах, уровень которой у мужчин, а еще больше у женщин, намного превосходил среднероссийский, отставание от городов региона и сельской местности России в целом по показателям дожития. Такая смертность являлась результатом действия комплекса природно-биологических (климатических), экономических, социокультурных и других факторов. Среди них, по-видимому, очень большое значение имели субъективные факторы, так как объективные не объясняют причины большой разницы между уровнями, смертности у мужчин и женщин, живших в селах региона в одинаковых условиях, и у трудоспособных контингентов сельчан в регионе и в селах РСФСР в целом. В характере смертности сибиряков особенно четко отразились такие специфические черты российской модели демографического перехода, как очень большая зависимость от экзогенных факторов, что нашло проявление в сверхвысокой смертности от внешних воздействий, и неустойчивость динамики процессов, частый сбой ритмов и разворот течения в противоположном направлении, что было особенно характерно для младенческой смертности.

Поскольку принципиальных различий в смертности сельского населения России и Восточной Сибири в 60-80 гг. не было, высказанные в литературе соображения и выводы относительно развития процесса смертности в общероссийском масштабе вполне подходят для объяснения ситуации в восточносибирской деревне. Они сводятся к тому, что необычайно высокий для развитых стран уровень и рост смертности в России явились продуктом искусственно ускоренной, но не законченной модернизации общества. В результате вся система индивидуальных и общественных ценностей осталась в значительной степени архаичной. Модернизационные тенденции в развитии смертности были заблокированы, и ситуация (со смертностью) перестала улучшаться. В этом и заключалась сущность долговременного кризиса смертности в России в последние советские десятилетия, отличавшегося в восточносибирских деревнях особой остротой.

Динамика рождаемости в селах региона в целом соответствовала закономерностям третьего этапа демографического перехода. Долговременная тенденция ее развития заключалась в снижении уровня, но это четко проявилось лишь в 60-х и в конце 80-начале 90-х гг., а в промежутке можно констатировать ее стабилизацию при небольших колебаниях показателей по годам. Уровень рождаемости, выраженный суммарным коэффициентом, оставался примерно на 20% выше среднего по сельской местности России, был намного выше, чем в городах, и свидетельствовал, что в селах Восточной Сибири в течение всего периода обеспечивалось расширенное воспроизводство. Каждая из женщин 40-60-х гг. рождения, в основном определявших состояние репродуктивной сферы, произвела на свет в среднем не менее 2,5 ребенка. Траектории рождаемости в сельской местности Восточной Сибири и РСФСР шли в общем параллельно. Но главные тенденции ее развития - омоложение (сосредоточение большинства рождений в молодых когортах женщин) и всеобщая детность - противоречили закономерностям третьего этапа демографического перехода и практике развитых стран. Концентрация рождений во все более молодых возрастах привела к тому, что состояние репродуктивной сферы стали определять самые молодые женщины, и репродуктивный процесс потерял устойчивость, стал очень зависимым от структурного фактора и прокреативного поведения молодых когорт сельчан.

Омоложение «рожающего контингента» в сибирской деревне в рассматриваемый период не может расцениваться иначе как проявление деформации возрастной модели рождаемости, как явление, не имевшее перспективы. Автор диссертации разделяет высказываемое в литег ратуре мнение, что такое репродуктивное поведение тормозило рост образовательного и профессионального уровня молодежи, ухудшало благосостояние молодых семей, увеличивало число реципиентов социальных служб. Следствием его были повышенная разводимость, высокая младенческая смертность, ухудшение здоровья матерей и детей, т.е. обострялась текущая демографическая ситуация и закладывались основы будущих кризисов. Репродуктивное поведение молодежи находилось в противоречии с другими столь же важными сторонами ее жизни — получением образования, поиском хорошей работы и т.д.

Сверхранняя рождаемость в последние советские десятилетия - феномен России, на примере которого некоторые демографы пытаются доказывать некую автономность репродуктивного процесса в контексте общественного развития. Опыт постсоветских десятилетий, напротив, подтверждает тесную связь между ними. Очевидно, что ранняя рождаемость являлась следствием «советского патернализма» — помощи со стороны государства и родителей, направлявших на молодежь такой «поток богатств» (по концепции А. Коула), который и сформировал этот тип брачно-репродуктивного поведения. Проведенные нами исследования рождаемости в красноярской деревне в 1990-2000-х гг. показали, что изменившиеся общественные условия тут же повернули репродуктивный процесс в сторону «старения». Рождаемость сократилась больше всего в возрастах до 20 лет, и началось снижение в группе 20-24 года, которая в 60-80-х гг. демонстрировала редкую стабильность ее уровня.

Учитывая все аспекты изменений в прокреативном поведении сельчан и их последствия, можно сделать вывод, что в изучаемый период происходила внутренняя перестройка всего социального организма деревни, а внимание переносилось с количественных на качественные стороны образа жизни, включая сферу «детопроизводства». Внутрисемейное регулирование деторождения превратилось в его неотъемлемую черту. Теперь не стало ограничения индивидуальной свободы в принятии решений в сфере репродуктивного поведения и государственного контроля над рождаемостью. Количество детей женщины (семьи) уже определяли исходя из своих обстоятельств, а не из обычаев и норм, как в традиционном обществе. Возможность регулирования числа детей стала важнейшей составляющей того комплекса прав и свобод, которые приобрели урбанизировавшиеся сельчане. Она коренным образом изменила положение женщин, открыла им новые возможности для совмещения репродуктивных обязанностей с множеством других социальных ролей, что прежде было немыслимо. Но до завершения модернизации репродуктивного процесса сибирякам было далеко. С одной стороны, свободу индивидуального выбора в сфере рождаемости — в чем и состоял смысл ее модернизации — государство не обеспечило. Контроль над рождаемостью получил институциональную основу только в постсоветский период благодаря широкому распространению эффективных средств контрацепции, а до этого основным способом ее регулирования оставались аборты. С другой стороны, освободившись от контроля «сверху» (со стороны государства и общества), сельчане плохо справлялись с ее регулированием на индивидуальном уровне. Результатом стал рекордный рост внебрачных рождений.

Репродуктивное поведение сельчан было неустойчивым до конца советского периода, из чего следует важный вывод о возможности внешнего влияния на него с целью повышения рождаемости. Это подтвердилось в 1990-2000-х гг., когда оно чутко реагировало на воздействие внешних факторов, включая политику государства, и заметно менялось. Но в конце советского периода это было не актуально. Демографическое будущее восточносибирской деревни казалось беспроблемным, поскольку.уровень рождаемости обеспечивал не только простое, но и расширенное воспроизводство поколений.

Тип воспроизводства населения в восточносибирской деревне в 60-80-х гг. определяется как в целом современный, соответствующий тенденциям демографического перехода. Но режим замещения поколений, очень благоприятный в конце 50-х гг., быстро стал нерациональным, неэффективным и более затратным, чем в целом в селах России. Воспроизводство обеспечивалось «ценой» весьма высокой рождаемости ради компенсации высокой смертности. Потери в естественном приросте у сибиряков были слишком большими, выше средних по России, из-за аномальной смертности. Она резко сокращала среднюю продолжительность жизни сельчан, удерживая ее на уровне 68-69 лет в течение всего изучаемого тридцатилетия.

Воспроизводство населения повсюду отличалось разбалансированностью процессов смертности и рождаемости. Она не уменьшалась (согласно теории демографической транзи-ции), а увеличивалась, что доказывается ростом разницы между уровнями продолжительности жизни и коэффициентами естественного прироста на разных территориях. Негативной особенностью демографического перехода и в селах региона, и в России в целом являлось то, что смертность оставалась на уровне развивающихся стран, тогда как рождаемость упала до уровня развитых. Но по качеству репродуктивного процесса - всеобщей и молодой рождаемости — Россия (а сибирская деревня еще больше) напоминала развивающиеся страны.

Ускорение старения сельского населения Восточной Сибири в 60-80-х гг. отвечало законам демографического перехода, но его тип (старение за счет снижения рождаемости, а не роста продолжительности жизни) обесценивал многие выигрыши сельчан от модернизации, так как истощал демографический.потенциал деревни: Сельское население постарело, стало малочисленнее, в нем сократилась доля и численность женского детородного и трудоспособного контингентов, углубилась диспропорция полов в каждой из взрослых когорт из-за издержек развития в изучаемый период. Но демографический потенциал деревни, значительно сократившийся к началу 90-х гг., был далек от полного истощения.

В течение изучаемого периода признаки демографического перехода в восточносибирской деревне были устойчивыми и не исчезали, как в первой половине XX в. Но прерывный характер его российского варианта опять проявился в конце 80-х гг., когда внешний фактор — ухудшение ситуации в стране - остановил его развитие. Признаками незавершенности перехода являлись высокий уровень смертности во всех категориях населения, архаичная структура ее причин, низкая продолжительность жизни обоих полов, растущий разрыв ее показателя у мужчин и женщин. Начавшаяся новая, депрессивная, фаза демографического перехода проявила себя в спаде рождаемости с 1987 г., подъеме общего уровня смертности, обвальном сокращении естественного прироста, появлении в некоторых районах «пятен» депопуляции, снижении показателей продолжительности жизни мужчин и уровня брачности. В начале 90-х гг. эти явления усугубились, и в деревнях региона с 1993 г. (в России — с 1992 г.) началась депопуляция. Принципиально важно подчеркнуть, что ее первопричина кроется не в тенденциях демографического развития в предыдущих десятилетиях, а в системном кризисе в России. Перспективы депопуляции в деревнях региона, судя по трендам основных процессов, были вполне реальными в будущем, но не неизбежными в ближайшее время. Кризис же сделал ее неотвратимой. Причем его воздействие на сибиряков было особенно сильным. Имея значительно более прочный, чем население России в целом, демографический потенциал, они продержались в рамках положительного прироста лишь на год дольше.

Опыт демографической модернизации сельского населения Восточной Сибири, сопровождавшейся многочисленными издержками, нельзя признать однозначно успешным, но ее интегральный показатель - высокий естественный прирост - у сибиряков был вполне удовлетворительным. Сельское общество «с запасом» воспроизводило новые поколения, хотя и дорогой ценой.

Главный итог развития сельского населения Восточной Сибири в последнее тридцатилетие советской эпохи состоял в том, что в результате модернизации во всем многообразии ее проявлений сельское общество превратилось в современное, с преобладанием городских ценностей и норм, с типом личности, значительно отличавшимся от доминировавшего в 1950-х гг. Большинство населения окончательно потеряло базовые социальные и демографические черты крестьянства, превратилось в наемных работников, в основном в несельскохозяйственной сфере, но, лишившись крестьянских черт, приобрело урбанизированный облик далеко не в полной мере. Сельчане приблизились к урбанизационным стандартам по количественным показателям, но в большинстве своем были еще далеки от них по фундаментальным качественным признакам. У сибиряков сформировались социально-демографические качества, которые в принципе являлись универсальными, присущими всему населению России последних десятилетий советской эпохи, но у них проявлялись отчетливее. К ним относились: более высокий уровень миграционной подвижности и вследствие этого большая степень маргинализации населения, с которой было связано распространение в обществе социальной патологии; рост опережающими темпами внебрачной рождаемости и нелигитимной брачности; увеличивавшаяся нестабильность семьи и высокий уровень разводов; широкое распространение социально-смешанных семей; высокий процент национально-смешанных браков не только у живших в многонациональной среде, но и прорыв эндогамии в местах проживания коренных этносов; новая для этносов особенность - более частое вступление в межнациональные браки и более активная урбанизация женщин по сравнению с мужчинами, дисбаланс между процессами естественного движения и внутри их. С набором этих качеств сибиряки пришли в постсоветский период. При этом они были «моложе» сельского населения России в целом, в чем заключалось их огромное демографическое преимущество.

Для дальнейшего изучения темы можно сформулировать следующие рекомендации. Во-первых, поскольку модернизационная парадигма дает возможность логично вписывать тенденции развития населения регионов в общероссийскую ситуацию, целесообразно проведение на ее основе исследований населения других территорий страны. Комплекс работ, объединенных одним концептуальным подходом, даст богатый фактический материал для истории всего населения России, позволит уточнить общероссийские закономерности процессов и локальные отличия. Во-вторых, в региональных исторических исследованиях, особенно на их начальной стадии, может быть перспективным использованный в данной диссертации подход, базирующийся преимущественно на количественных методах. Он выдержал проверку - позволил четко установить универсальные и специфические черты модели развития сельского населения Восточной Сибири. В-третьих, количественные методы исследования на основе статистических источников, при всех их достоинствах, не дают исчерпывающего представления о качественных особенностях модели развитии населения, тем более региональной. Более точные оценки итогов и потенциала его модернизации можно получить на основе антропокультурного подхода, позволяющего осветить цивилизационные истоки и специфику (региональную, социальную, национальную и т.д.) народонаселенческих процессов. Задача дальнейшего исследования населения представляется, исходя из современного концептуального видения сущности его развития, в переносе акцентов на содержательное изучение модернизации всех форм его движения, прежде всего, на анализ его поведения и оценку народонаселенческих процессов в рамках антропокультурной парадигмы.

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Славина, Людмила Николаевна, 2010 год

1. Источники I. Архивные документы и материалы

2. ГА РФ Государственный архив Российской Федерации

3. Ф. А-259 Совет Министров РСФСР, оп. 49.

4. Ф. А-310 Министерство сельского хозяйства РСФСР, оп. 1, т. V; оп. 2.

5. Ф. А-317- Министерство совхозов РСФСР, оп. 1.

6. Ф. А-327 Главное переселенческое управление при СМ РСФСР, оп. 2, 3.

7. Ф. А-339 Главсельпроект при Госстрое РСФСР, оп. 3, 9.

8. Ф. А-374 Центральное статистическое управление при СМ РСФСР, оп. 30; 31, т. I—III; оп. 32, т. II; оп. 32а, т. I—III; оп. 35, т. I—II; оп. 36, т. I—III; оп. 38.

9. Ф. А-482 Министерство здравоохранения РСФСР, оп. 32; 50, т. III—VIII; оп. 54, т. I, II.

10. Ф. А-518 Главное управление переселения и оргнабора рабочих при СМ РСФСР, оп. 1.

11. Ф. А-533 Госкомитет СМ РСФСР по делам строительства, оп. 1.

12. Ф. А-553 Госкомитет СМ РСФСР по профессионально-техническому образованию, оп. 1,2.

13. Ф. А-605 — Министерство высшего и среднего специального образования РСФСР, оп. 1, т. 1-Й.

14. Ф. А-630 Бюро медицинской статистики Министерства здравоохранения РСФСР, оп. 1, 2.

15. Ф. А-2306 Министерство просвещения РСФСР, оп. 72, т. II. ч. 2, т. III.

16. Ф. Р- 9563 — Министерство просвещения СССР, оп. 1.

17. РГАЭ Российский государственный архив экономики

18. Ф. 99 Научно-исследовательский экономический институт (НИЭИ) Госплана СССР Совета Министров СССР, оп. 2, т. 2.

19. Ф. 399 СОПС (Совет по изучению производительных сил) при Госплане СССР, оп. 1, т. 1-3; оп. 3.4.

20. Ф. 650 Государственный агропромышленный комитет СССР (Госагропром СССР), оп.1.

21. Ф. 1562 Центральное статистическое управление при СМ СССР, оп. 26; 27; 31; 32; 33; 37, т. 2; оп. 44; 45, т. 3; оп. 47-50; 55; оп. 336, т. II-IV; оп. 329, т. I—III.

22. Ф. 4372 Гос. плановый комитет (Госплан) СМ СССР, оп. 58, 62-65; 66, т. 1-4; оп. 67.

23. Ф. 7486 Министерство сельского хозяйства СССР, оп. 17, т. 3-4; оп. 18, т. 1-2; оп. 31; 40, т. 1-4.

24. РГАСПИ Российский государственный архив социально-политической истории 1. Ф. 571 - редакция газеты «Сельская жизнь», оп. 1

25. ГАКК Государственный архив Красноярского края

26. Ф. п-26 Красноярский краевой комитет КПСС, оп. 1.

27. Ф. р-1300 — Красноярское краевое статистическое управление, оп. 3-5.

28. Ф. р-1374 — Красноярское краевое управление сельского хозяйства, оп. 1.

29. Ф. р-1386 Исполнительный комитет Красноярского краевого Совета ^народных депутатов, оп.1.

30. Ф. р-1408 Красноярский совет народного хозяйства, оп. 1.

31. Ф. р-1478 Красноярская краевая плановая комиссия, оп. 3.

32. Ф.р-2137 — Отдел переселения и оргнабора рабочих Красноярского крайисполкома депутатов трудящихся, оп. 2.

33. Ф. п-6692 Красноярский сельский крайком КПСС, оп. 1.

34. ГАИО Государственный архив Иркутской области

35. Ф. р-147 Иркутское областное управление сельского хозяйства, оп. 2, 3.

36. Ф. Р-1452 Переселенческий отдел Иркутского облисполкома, оп. 1

37. Ф. р-1933 Исполнительный комитет Иркутского областного Совета народных депутатов, оп. 1.

38. Ф. р-2679 Статистическое управление Иркутской области, оп. 4.

39. Ф. р-2746 Совет народного хозяйства Восточносибирского экономического района, оп. 1.

40. ГАНИИО Государственный архив новейшей истории Иркутской области

41. Ф. р-127 Иркутский обком КПСС, оп. 73, 80.

42. Ф. р-5398 Иркутский сельский обком КПСС, оп. 1.

43. ГАРХ Государственный архив Республики Хакасия

44. Ф. р-2 Хакасский областной комитет КПСС, оп. 4, 6.

45. Ф. р-39 Исполнительный комитет Хакасского областного Совета народных депутатов, оп. 1.

46. Ф. р-169 Статистическое управление Хакасской автономной области, оп. 1.

47. ГАЧО Государственный архив Читинской области.

48. Ф. П-3 Читинский областной комитет КПСС, оп. 14.

49. Ф. П-3/10 Читинский областной комитет КПСС, оп. 27-29.

50. Ф. р-6 Исполком Читинского областного Совета депутатов трудящихся, оп. 2.

51. НА РБ— Национальный архив Республики Бурятия

52. Ф. П-1 Бурятский областной комитет КПСС, оп. 1, 2,22,23,25,26, 28.

53. Ф. р-248 Совет министров Бурятской АССР, оп. 20.

54. ЦГА РТ — Центр архивных документов партийных и общественных организаций центрального Государственного архива Республики Тыва 1. Ф. п-2. Тувинский обком КПСС, оп. 1.

55. Текущий архив Федеральной службы государственной статистики РФ (Росстата)

56. Текущий архив Территориального органа Федеральной службы государственной статистики

57. РФ по Красноярскому краю (Красноярскстата)1.. Законодательно-нормативные документы и политические директивы КПСС

58. Ведомости Верховного Совета СССР. 1944. 16 июля.

59. Ведомости Верховного Совета СССР. 1956. 8 мая. № 10.

60. Ведомости Верховного Совета РСФСР. М., 1959-1991.

61. Ведомости Верховного Совета СССР. М., 1959-1991.

62. Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР. М., 1990— 1993.

63. Кодекс о браке и семье РСФСР. М., 1986.

64. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Изд. 9-е. М., 1984-1989. Т. 5, 8-15.

65. Материалы . съезда КПСС. М., 1959-1987.

66. Материалы Пленума ЦК КПСС. 27-28 янв. 1987 г. М., 1987.

67. Материалы Пленума ЦК КПСС. 15-16 марта 1989 г. М., 1989.

68. Народное образование в СССР. Сб. нормат. актов. М., 1987.

69. Пленум ЦК КПСС. 24-26 марта 1965. Стенографический отчет. М., 1965.

70. Постановления КПСС и Советского правительства об охране здоровья народа. М., 1958.

71. Программа Коммунистической партии Советского Союза. Принята ХХП съездом КПСС. М., 1976.

72. Продовольственная программа СССР на период до 1990 года и меры по ее реализации: материалы майского Пленума ЦК КПСС 1982 года. М., 1982.

73. Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1968-1988. Т. 4-16.

74. Решения партии и правительства по сельскому хозяйству (1965-1974 гг.). М., 1975.

75. Сборник законов СССР и указов Президиума Верховного Совета СССР. 1938-1967. М., 1968. Т. 2.

76. Сборник законодательных актов по переселению и организованному набору рабочих. М., 1958.

77. Собрание постановлений правительства РСФСР (СП РСФСР). М., 1959-1991.

78. Собрание постановлений правительства СССР (СП СССР). М., 1959-1991.* *

79. Хрущев Н.С. Строительство коммунизма в СССР и развитие сельского хозяйства. М., 1955-1963. Т. 1-6.1.I. Статистические издания

80. Публикации ЦСУ СССР (РСФСР) и Федеральной службы государственнойстатистики (Росстата)

81. Материалы переписей населения

82. Возрастной состав населения РСФСР: по данным Всесоюзной переписи населения 1959 г. М., 1962.

83. Возрастной состав работающего населения РСФСР. (По данным Всесоюзной переписи населения 1959 г.). М., 1990.

84. Возрастной состав населения РСФСР: по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. М., 1990.

85. Всесоюзная перепись населения 1926 года. М., 1931. Т. ХЬ.

86. Источники средств существования населения России (по данным микропереписи населения 1994 г.). М., 1995.

87. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. РСФСР. М., 1963.

88. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. СССР. (Сводный том). М., 1962.

89. Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. М., 1972-1974. Т. I—VII.

90. Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. М., 1971-1973. Т. 1-10.

91. Итоги Всесоюзной переписи населения 1979 года. М., 1980-1982. Т. 1-Х. 1989-1990.

92. Краткая социально-демографическая характеристика населения РСФСР (по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г.). Ч. 1-4. М., 1991-1992.

93. Национальный состав населения РСФСР. (По данным Всесоюзной переписи населения на 15 января 1959 г.). М., 1961.

94. Национальный состав населения РСФСР: по данным Всесоюзной переписи населения 1979 г. М., 1982.

95. Национальный состав населения РСФСР: по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. М., 1990.

96. Образование населения России (по данным микропереписи населения 1994 года). М., 1995.

97. Основные итоги микропереписи населения 1994 г. М., 1994.

98. Причины изменения численности некоторых национальностей РСФСР (по данным Всесоюзной переписи населения на 15 января 1959 г.). М., 1961.

99. Распределение населения РСФСР по общественным группам, отраслям народного хозяйства, занятию и уровню образования работников физического и умственного труда. (По данным Всесоюзной переписи населения на 15 января 1959 г.). М., 1961.

100. Распределение населения России по владению языками: по данным микропереписи населения 1994 г. М., 1995.

101. Рождаемость. Итоги Всероссийской переписи населения 2002: (в 14 томах). М., 2005. т. 12.

102. Состояние в браке и рождаемость в России (по данным микропереписи населения 1994 г.). М., 1995.

103. Уровень образования работающего населения РСФСР. (По данным Всесоюзной переписи населения на 15 января 1959 г.). М., 1962.

104. Численность и состав городского и сельского населения РСФСР по возрасту, состоянию в браке, национальностям, образованию и обучению (По данным Всесоюзной переписи населения на 15 января 1959 г.). М., 1960.

105. Численность и состав населения СССР по данным Всесоюзной переписи населения 1979 г. М., 1984.

106. Численность населения РСФСР: по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. М., 1990.

107. Число и состав семей в РСФСР. (По материалам Всесоюзной переписи населения на 15 января 1970 г.). М., 1974.1. Статистические сборники

108. Демографический ежегодник России. 1994-2009. М., 1994-2009.

109. Демографический ежегодник Российской-Федерации1993. М., 1994.

110. Демографический ежегодник СССР. 1990. М., 1990.

111. Женщины России: стат. сб. М., 1995.

112. Здоровье населения России и деятельность учреждений здравоохранения в 1991 году (стат. мат-лы). М., 1992.

113. Личные подсобные хозяйства колхозников, рабочих и служащих: стат. сб. М., 1989.

114. Миграция населения РСФСР: стат. сб. М., 1974.

115. Народное образование и культура в РСФСР: стат. сб. М., 1991.

116. Народное хозяйство РСФСР в . году. Стат. ежегодник. М., 1959-1990.

117. Народное хозяйство СССР в . году. Стат. ежегодник. М., 1959-1990.

118. Народонаселение стран мира: справочник. М., 1984.

119. Население России. 1995: стат. сб. М., 1996

120. Население СССР (численность, состав и движение населения). 1973: стат. сб. М., 1975.

121. Население СССР. Справочник. М., 1983.

122. Население СССР. 1987: стат. сб. М.,1988.

123. Некоторые показатели демографических процессов и социального развития в РСФСР: стат. сб. М., 1982.

124. Некоторые показатели демографических процессов и социального развития в РСФСР: стат. сб. М., 1990.

125. Образование и культура в Российской Федерации: стат. сб. М., 1992.

126. Основные показатели демографических процессов и социального развития в РСФСР: стат. сб. М., 1989.

127. Показатели социального развития республик, краев и областей Российской Федерации: стат. сб. М., 1992.

128. Показатели социального развития Российской Федерации и ее регионов: стат. ежегодник. М., 1993.

129. Развитие агропромышленного комплекса РСФСР: стат. сб. М., 1991.

130. Развитие АПК РСФСР: стат. сб. М., 1989.

131. Регионы России. Основные характеристики субъектов Российской Федерации: стат. сб. М., 1993.

132. Регионы России. Социально-экономические показатели: стат. сб. М., 1992.

133. Российский статистический ежегодник. М., 1993-2009.

134. Россия и страны мира: стат. сб. М., 1996.

135. РСФСР: социальное развитие и повышение уровня жизни населения: стат. сб. М., 1989.

136. Семья в России: стат. сб. М., 2008.

137. Сибирь и Дальний Восток в цифрах: стат. сб. М., 1992.

138. Сибирь и Дальний Восток: Социальное развитие: стат. сб. М., 1988.

139. Состав семей, доходы и жилищные условия рабочих и служащих: стат. сб. по материалам единовременного учета выборочного обследования за сент. 1967 г. М., 1969.

140. Состав семей рабочих, служащих и колхозников, их доходы и жилищные условия: стат. сб. по материалам единовременного выборочного обследования за сент. 1972 г. М., 1974. Ч. 1-П.

141. Состав семей, доходы и жилищные условия рабочих, служащих и колхозников: стат. сб. М., 1989. Ч. 1-П.

142. Социальное развитие и повышение уровня жизни населения СССР: стат. сб. М., 1981.

143. Социальное развитие села в РСФСР: стат. сб. М., 1990.

144. Труд в СССР: стат. сб. М., 1988.

145. Численность, состав и движение населения в РСФСР. М., 1990.

146. Численность, состав и движение населения в Российской Федерации: стат. сб. М., 1992.

147. Публикации территориальных органов государственной статистики

148. Материалы переписей населения

149. Доклад об основных итогах Всесоюзной переписи населения 1989 г. на территории Красноярского края. Красноярск, 1990.

150. Итоги Всесоюзной переписи населения по Красноярскому краю (сводный том). Красноярск, 1963.

151. Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года. Красноярск: ноябрь 1971.

152. Итоги Всесоюзной переписи населения 1989 года по Красноярскому краю. Красноярск, 1990.

153. Население Иркутской обл. (по данным Всесоюзной переписи на 15 января 1959 г.). Иркутск, 1963.

154. Население Сибири по данным сельскохозяйственной переписи 1920 г.: Сб. Сиб. стат. управления. Новониколаевск, 1922.

155. Национальный состав и языки населения Красноярского края (по данным Всесоюзной переписи населения 1979 г.). Красноярск, 1982.

156. О продолжительности проживания в месте постоянного жительства (по данным Всесоюзной переписи населения 1989 года). Красноярск, 1992.

157. Распределение постоянного населения по общественным группам, источникам средств существования, отраслям народного хозяйства и занятиям по Красноярскому краю (по данным Всесоюзной переписи населения 1989т.). Красноярск, 1991.

158. Социально-демографические показатели, характеризующие национальный состав населения. Красноярского края (по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г.). Красноярск, 1991.

159. Статистические сборники 1. Демографический ежегодник Красноярского края. 1993-2009. Красноярск, 1994—2010.

160. Естественное движение и миграция населения в Бурятской АССР: стат. сб. Улан-Удэ, 1986.

161. Естественное движение населения в Сибкрае за 1925-1927 гг. Новосибирск, 1930.

162. Естественное и механическое движение в Красноярском крае: стат. сб. Красноярск, 1980.

163. Естественное и механическое движение населения в Красноярском крае в 1980 году: стат. сб. Красноярск, 1981.

164. Естественное и механическое движение населения Красноярского края в . году: стат. бюллетень. Красноярск, 1988-1991. Т. 1-2.

165. Естественное движение населения Красноярского края: стат. сб. Красноярск, 1991.

166. Красноярский край в цифрах: стат. сб. Красноярск, 1991.

167. Материнство и детство: стат. сб. Красноярск, 2002.

168. Молодежь Красноярского края: стат. сб. Красноярск, 1990.

169. Народное образование в Красноярском крае: стат. сб. Красноярск, 1988.

170. Народное хозяйство Бурятской АССР6: стат. сб. Улан-Удэ, 1967, 1971, 1981, 1986.

171. Народное хозяйство Иркутской области: стат. сб. Иркутск, 1962, 1967, 1972, 1976, 1981, 1986.

172. Народное хозяйство Красноярского края (Юбилейный стат. сб.). Красноярск, 1985.

173. Народное хозяйство Красноярского края в . году: стат. ежегодник. Красноярск, 19861992.

174. Народное хозяйство Тувинской АССР: стат. сб. Кызыл, 1962, 1967, 1876, 1981, 1986.

175. Народное хозяйство Читинской области: стат. сб. Чита, 1960, 1965, 1972, 1976.

176. Население, здравоохранение, социальное обеспечение, физкультура и спорт: стат. сб. Улан-Удэ, 1987.

177. О демографических процессах в Красноярском крае: стат. сб. Красноярск, 1988.

178. О демографических процессах в Красноярском крае: стат. сб. Красноярск, 1993.

179. Показатели экономического и социального развития городов и районов Иркутской области: стат. сб. Иркутск, 1989.22. 70 лет Бурятии. Стат. сб. Улан-Удэ, 1993.

180. Хакасская автономная область в цифрах за 60 лет: стат. сб. Абакан, 1990.

181. Читинской области 60 лет: стат. ежегодн. Юбилейный вып. Офиц. изд. Чита, 1997.

182. Экономика Красноярского края в 1994-1999 гг.: стат. ежегодник. Красноярск, 1995-2000.1.. Документы и материалы

183. Анализ и прогноз населения и трудовых ресурсов Сибири до 2000 года: Всесоюзная конференция по развитию производительных сил Сибири и задачам НТП. Новосибирск, 1985.

184. Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации. 1999. М., 1999.

185. Демографическая ситуация в Тувинской АССР (Информ. письмо). Мин-во здравоохранения ТувАССР. Кызыл, 1984.

186. Комплексная программа научно-технического прогресса в СССР на 1986-2005 гг. Мат-лы. М., 1982. Раздел: Население, труд.

187. Методика выбора перспективных поселков колхозов и совхозов. М., 1966.

188. Народное образование в СССР. Общеобразовательная школа. 1917-1973 гг.: сб. док. М., 1974.

189. О положении семей в Российской Федерации (доклад комиссии по вопросам женщин, семьи и демографии при Президенте РФ). М., 1994.

190. Предположительная численность населения РСФСР на начало 1974-1991 гг. (по экономическим районам, областям, краям и АССР). М.: ЦСУ РСФСР, 1974.

191. Причины изменения численности некоторых национальностей РСФСР (по данным Всесоюзной переписи населения на 15 января 1959 г.). М.: ЦСУ РСФСР, 1961.

192. Проблемы народонаселения и демографической политики: Мат. заседания, поев, народонаселению и демографической политике в свете решений XXVI съезда КПСС. М., 1981.

193. Региональная политика Н.С. Хрущева. ЦК КПСС и местные партийные комитеты. 19551964 гг. Сб. док. и мат. М., 2009.

194. РСФСР. Административно-территориальное деление на 1 января 1981 года. М., 1981.

195. Сборник аналитических докладов по материалам переписи населения 1989 года. М., 1992.

196. Социально-гигиенический паспорт Красноярского края // Экспресс-бюллетень. Новосибирск, 1988.

197. Социальный паспорт Красноярского края. Красноярск, 1976.

198. Типы жилых домов и культурно-бытовых зданий для строительства в сельской местности. М., 1960.1. V. Периодическая печать1. Журналы

199. Вестник МГУ. Сер. 6. Экономика. 1992.

200. Вестник статистики. 1960-1993.

201. Вопросы статистики. 1994-2010.

202. Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. 1994-2010.

203. Демография и социология. Изд. ИСЭПН РАН. 1991-1998

204. Демоскоп. (Население и общество) // Бюллетень Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН. 1994-2010.

205. Здравоохранение Российской Федерации. Орган Мин-ва здравоохранения. 1985-2002.

206. Известия СО АН СССР. Сер. Эконом, и прикл. социологии. 1985-1991.

207. Известия СО АН СССР. Сер.: Истор., филол. и филос. 1985-1993.

208. Коммунист. Орган ЦК КПСС. 1960-1991.

209. Мир России. Рос. независ, науч. журнал. 1992—2010.

210. Народонаселение. Изд. ИСЭПН РАН. 1998-2010.

211. Общественные науки и современность. Изд. Президиума РАН. 1991-2010.

212. Отечественные записки. Общественное изд. (Журнал для медленного чтения). 2001-2008.

213. Регион: экономика и социология. Изд. ИЭОПП СО РАН. 1994-2009.

214. Свободная мысль. Теор. и полит, журнал. 1992—2010.

215. Семья в России. Науч. и общ.-полит. журнал. ФГУ «ГосНИИ семьи». 1994-2002.

216. Советское здравоохранение. Орган Мин-ва здравоохранения СССР. 1960-1991.

217. Социологические исследования. Науч. и общ-полит. журнал РАН. 1974—2010.

218. Thesis общественно-научный альманах. 1993-1994.

219. ЭКО. Общ-полит. и науч.-теор. журнал. ИЭОПП СО РАН. 1991-2010.

220. Экология Красноярья. Информ. бюллетень. 1992-1993.1. Газеты

221. Аргументы и факты. 1986-1999.2. Известия. 1959-1992.

222. Медицинская газета. 1991-1996.

223. Независимая газета. 1994-1999.5. Правда. 1960-1991.

224. Российская газета. 1991-1998.

225. Сельская жизнь. Орган ЦК КПСС. 1959-1991.* *

226. Вечерний Красноярск. Общ.-полит. газета Красноярского края. 1989-1995.

227. Восточносибирская правда. Орган Иркутского обкома КПСС и облисполкома. 1959-1991.

228. Забайкальский рабочий. Орган Читинского обкома КПСС и облисполкома. 1959-1991.

229. Красноярский рабочий. Орган Красноярского крайкома КПСС и крайисполкома. 19591991.

230. Красноярский комсомолец. Орган Красноярского краевого комитета ВЛКСМ. 1985—1991.

231. Правда Бурятии. Орган Бурятского обкома КПСС и облисполкома. 1959-1991* *

232. Власть Советов. Орган Каннского райкома КПСС и райиспокома (Красноярского края). 1985-1991.

233. Знамя труда. Орган Каратузского райкома КПСС и райисполкома (Красноярского края). 1985-1991.

234. Искра Ильича. Орган Минусинского райкома КПСС и райисполкома (Красноярского края). 1985-1991.

235. VI. Художественная, публицистическая и мемуарная литература

236. Астафьев В.П. Собрание сочинений: в 15 т. Красноярск: Пик Офсет, 1997-1999.

237. Васильев И. Коренные и приезжие. М.: Сов. Россия, 1980.

238. Васильев И. Земляки. Письма из деревни. М.: Правда, 1985.

239. Вепрев А.Ф. Первые. История жизни. Красноярск: Кн. изд-во, 2002.

240. Голоса крестьян: сельская Россия в крестьянских мемуарах. М.: Аспект Пресс, 1996.

241. Распутин В. Г. Собрание сочинений: в 3 т. М.: Вече-Аст.; Молодая гвардия, 1994.

242. Сальников В. Верность земле. Красноярск: Кн. изд-во, 1987.

243. Сальников В. В Назаровском, у Вепрева. Красноярск: Кн. изд-во, 1989.1. Интернет-ресурсы

244. Институт демографических исследований www.demographia.ru

245. Демоскоп Weekly. 2001-2010: электронная версия бюллетеня «Население и общество» -www.demoscope.ru

246. Федеральная служба государственной статистики — www/gks.ru

247. Территориальный орган Федеральной службы государственной статистики по Красноярскому краю (Красноярскстат) www.krasstat.gks.ru1. Литература1. Отечественная литература

248. Аграрное и демографическое развитие Сибири в контексте российской и мировой истории. XVII-XX вв. Новосибирск: ИИ СО РАН, 1999. 213 с.

249. Александров В.Н., Николаев A.A. Руководящие кадры сельскохозяйственных предприятий Сибири в 1960-80-е годы: проблемы подготовки и использования. //

250. Тенденции социального развития сибирской деревни в 80-е годы. Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1990. С. 56-70.

251. Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Зубков К.И., Побережников И.В. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике XVI-XX века. М.: Наука, 2004. 600 с.

252. Амвросов A.A. От классовой дифференциации к социальной однородности общества. М.: Мысль, 1972.-296 с.

253. Андреев Е.М., Дарский JT.E., Харькова T.JI. Демографическая история России: 19271959. М.: Информатика, 1998. 187 с.

254. Антонов А.И. Потребность семьи в детях и рождаемость // Проблемы социологического исследования семьи. М.: ИСИ, 1976. С. 18-29.

255. Антонов А.И. Демография в эру депопуляции URK: http://www.demographia.ru/articles

256. Артюхов И.П., Гончарова Г.П. Прогностическая оценка динамики детской смертности в сельской местности Красноярского края // Комплексные гигиенические исследования здоровья сельского населения Сибири. Барнаул, 1986. С. 25-26.

257. Арутюнян Ю.В. Социальная структура сельского населения СССР. М.: Мысль, 1971. -374 с.

258. Ахиезер A.C. Территориальная миграция реализация потребности в полноте бытия // Общ. науки и современность. 2007. № 3. С. 141-149.

259. Бадалян Т. М.Сельское население Сибири (воспроизводство, динамика численности) // Социально-экономическое развитие сибирской деревни (1965-1985 гг.). Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1987. С. 155-161.

260. Бадалян Т.М., Дремова Л.И. Изменение профессиональной структуры работников колхозов и совхозов Сибири в 80-е годы // Тенденции социального развития сибирской деревни в 80-е годы. Новосибирск: ИИФиФ СО АН, 1990. С. 88-101.

261. Бадалян Т.М., Карпунина И.Б., Мелентьева А.П. Сельское население Западной Сибири: половозрастной состав и образовательная структура (1960-1990-е гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. 1994. № 2. С. 42-46.

262. Бадалян Т.М., Карпунина И.Б. Семейно-брачная структура населения Западной Сибири (вторая половина 40-х начало 60-х гг.) // Гуманитарные науки в Сибири. Сер.: Отеч. история. 1996. № 2. С. 96-100.

263. Балакина Г.Ф. Современная Тува: социокультурный аспект // Социологические исследования. 1994. № 10. С. 159-161.

264. Балакина Г.Ф., Анайбан З.В. Современная Тува. Социокультурные и этнические процессы. Новосибирск: Наука. СО, 1995. 140 с.

265. Безнин М.А. Крестьянский двор в Российском Нечерноземье. 1950-1965 гг. М.;Вологда: ИИ СССР АН; ВГПИ, 1991. 251 с.

266. Безнин М.А. Раскрестьянивание России // Крестьянское хозяйство: история и современность: мат. Всерос. науч. конф. Вологда, 1992. Ч. 1.

267. Безнин М.А., Карпов С.Г., Савина Н.В. Приусадебное хозяйство колхозников Европейского Севера России в 1960-1980-х гг. Вологда: изд-во ВГПУ, 2001.

268. Безнин М.А., Димони Т.М. Завершение раскрестьянивания в России (вторая половина XX века) // Россия в XX веке. Реформы и революции: В 2 т. М.: Наука, 2002. Т. 1. С. 632-643.

269. Безнин М.А., Димони Т.М. Аграрный строй России в 1930-1980-х годах (новый подход) // Вопросы истории. 2005. № 7. С. 23^45.

270. Белкин Е.В., Шереги Ф.Э. Формирование населения в зоне БАМа. М.: Мысль, 1985. -149 с.

271. Борисов В.А. Деградация института семьи и пути ее преодоления // Семья в России. 1995. № 1-2. С. 69-73.

272. Борисов В.А., Синельников А.Б. Брачность и рождаемость в России: демографический анализ. М.: НИИ семьи, 1996. 117 с.

273. Борисов В.А. Демография. Учебник для вузов. М.: Нота Бене МТК, 2005. 344 с.

274. Борисов В.А. Демографическая дезорганизация России: 1897-2007 / ред.-сост. А.И. Антонов. M.: NOTA BENE, 2007. 751 с.

275. Бородин A.M. Формирование рабочих кадров совхозов Прибайкалья в условиях развитого социализма. Иркутск: изд-во ИГУ, 1975. 211 с.

276. Бородин Ю.И. Медико-социальные аспекты охраны здоровья населения Сибири и Дальнего Востока. // Вестник АМН СССР. 1981. № 11. С. 44-47.

277. Бородкин Ф.М., Соболева C.B. Социально-экономическая модель миграции в системе город-село // Математика в социологии. М.: Мир, 1977. С. 468-485.

278. Воронова М.М. Экологическая ситуация и состояние здоровья населения (на материалах Бурятии в 60-90-е годы) // Отечественная история. 1998. № 5. С. 174-182.

279. Брачность, рождаемость, смертность в России и СССР. М.: Статистика, 1977. 247 с.

280. Брук С.И. Этнодемографические процессы в СССР (По материалам послевоенных переписей населения) // История СССР. 1980. № 5. С. 24-48.

281. Букин С.С., Исаев В.И. Урбанизация Сибири в XX веке: закономерности и особенности // Хозяйственное освоение Сибири в контексте отечественной и мировой истории. Новосибирск: ИИ СО РАН, 2005. С. 140-167.

282. Булаев В.М. Этно-национальные особенности формирования населения Восточного Забайкалья (социально-географическая интерпретация). Улан-Удэ: изд-во БНЦ СО РАН, 1998.- 170 с.

283. Булаев В.М.: Бурлов Э.М. Территориальная и социальная дифференциация семей в регионе. Улан-Удэ: изд-во БНЦ СО РАН, 1999. 91 с.

284. Быт и искусство русского населения Восточной Сибири. Новосибирск: Наука. СО, 1971. Ч. 1. Приангарье. -198 е.; 1975. Ч. 2. Забайкалье. -152 с.

285. Великий П.П. Культура сибирского села. Красноярск: Кн. изд-во, 1977. 115 с.

286. Вербицкая О.М. Российское крестьянство: от Сталина к Хрущеву. Середина 40-х-начало 60-х гг. М.: Наука, 1992.-223 с.

287. Вербицкая О.М. Население российской деревни в 1939-1959 гг. Проблемы демографического развития. М.: ИРИ РАН, 2002. 318 с.

288. Вербицкая О.М. Российская сельская семья в 1897-1959 гг. Историко-демографический аспект. М.;Тула: ИКО, 2009. 295 с.

289. Вишневский А.Г. Воспроизводство населения и общество: история, современность, взгляд в будущее. М.: Фин. и статистика, 1982.-287 с.

290. Вишневский А.Г., Зайончковская Ж.А., Пивоваров Ю.А. Влияние демографической ситуации на региональные особенности расселения в СССР // Региональное расселение в СССР. М., 1984. С. 16-54.

291. Вишневский А.Г. Семья без подпорок // ЭКО. 1989. № 8. С. 133-142.

292. Вишневский А.Г. Современная семья: идеология и политика // Свободная мысль. 1993. № 11. С. 110-121.

293. Вишневский А.Г. Демографические процессы и семья в России // Семья в процессе развития: мат. междунар. науч.-практ. конф. М., 1994. С. 54-63.

294. Вишневский А Г. Серп и рубль: Консервативная модернизация в СССР. М.: ОГИ, 1998. 432 е.; 2-е изд. М.: ГУ-ВШЭ, 2010. - 430 с.

295. Вишневский А.Г. Избранные демографические труды: В 2 т. М.: Наука, 2005. T. I. 368 е.; T. II.-381 с.

296. Вишневский А.Г. Это ключ от другого замка // Общ. науки и современность. 2005. № 2. С. 150-155.

297. Вишневский А.Г. Демографические исследования в России: история, состояние и перспективы // Мыслящая Россия. Картография современных интеллектуальных направлений. М.: Наследие Евразии, 2006. С. 257-272.

298. Вишневский А.Г., Захаров C.B. Что знает и чего не знает российская демографическая статистика // Вопросы статистики. 2010. № 2. С. 7-17.

299. Волков А.Г. Семья — объект демографии. М.: Мысль, 1986. 271 с.1