Сатирические и лирические герои поэмы Марины Цветаевой "Крысолов" тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Рамазанова, Зарема Байрамовна

• Рамазанова, Зарема Байрамовна
• кандидат филологических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Рамазанова, Зарема Байрамовна

Введение

Глава 1. Сатирические типы героев поэмы М. И. Цветаевой «Крысолов»

1.1. Поэма «Крысолов» как «лирическая сатира»

1.2. Гаммельнцы как тип «сытых»

1.3. Крысы-революционеры: из «голодных» - в «сытые»

Глава 2. Крысолов и другие лирические герои поэмы

2.1. Крысолов как многозначный герой-символ 57 2. 2. Крысолов и остальные лирические герои поэмы: «вожатый» и уводимые»

2.3. Крысолов-Флейтист

2.4. Крысолов и голос автора 105 Заключение 131 Библиография

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Сатирические и лирические герои поэмы Марины Цветаевой "Крысолов"»

Актуальность исследования определяется значительной ролью Марины Цветаевой в литературном процессе первой половины хх-го века. Ее творчество продолжает влиять и на состояние современной поэзии.

Поэма «Крысолов» является радикальной переработкой литературных источников в творчестве Цветаевой и наиболее важным ее достижением как эпического поэта. Это произведение - одновременно вершина и завершение определенного этапа творческого пути и последняя из трех законченных и опубликованных при жизни автора больших поэм.

Крысолов» М. Цветаевой явился своего рода пророчеством о нашем веке, и теперь, несомненно, интересен анализ всех деталей этого пророчества и соотнесение их с событиями реальной истории. Данная поэма предсказывает судьбу революции как утопии, ее обреченность и неизбежность гибельного исхода. Нужно было обладать незаурядным умом и по-настоящему независимым мышлением, как у М. Цветаевой, чтобы в самом идеале большевизма уловить его демагогическую потенцию и изобразить мечту о мировой революции тем, чем она в истории и обернулась, - трагедией вселенского масштаба.

Цветаеведы, анализируя образную систему поэмы «Крысолов», уделили, как нам кажется, недостаточное внимание отдельным ее персонажам (например, детям), а также не вывели основных типологических черт ее сатирических и лирических героев, не охарактеризовали всех особенностей их взаимоотношений, не обозначили закономерностей их функционирования в произведении. Таким образом, остались некоторые пробелы, которые нам бы хотелось восполнить, для чего необходим анализ разнотипных героев поэмы, определение их взаимосвязей и функций в поэтике изучаемого автора. В качестве аргумента в пользу актуальности настоящего исследования следует также указать на неослабевающий интерес к творчеству Марины Цветаевой и бесконечность постижения ее поэтического арсенала, допускающую самые разнообразные интерпретации.

Тема настоящей диссертации - разделение персонажей поэмы М. Цветаевой «Крысолов» на сатирические и лирические типы. Жанр анализируемого произведения сам поэт определил как «лирическую сатиру», что обусловило и соответствующее разделение его персонажей, явившееся темой нашего исследования.

Объект и предмет исследования. Объектом настоящего исследования является поэма Марины Цветаевой «Крысолов» как пример использования в произведениях данного автора специфических художественных средств создания образов.

Предмет исследования - сатирические и лирические герои поэмы М. Цветаевой «Крысолов».

Цели и задачи. Целью данной диссертации является создание целостного представления о принципах разделения персонажей поэмы М. Цветаевой «Крысолов» на сатирические и лирические типы. Достижение этой цели возможно при решении следующих задач:

- определить основные критерии классификации сатирических и лирических героев поэмы;

- доказать актуальность противопоставления разнотипных образов поэмы «Крысолов»;

- проанализировать особенности поэтических средств их создания;

- создать типологическую характеристику сатирических и лирических героев поэмы;

- охарактеризовать взаимоотношения изучаемых типов персонажей;

- установить особенности авторского самовыражения и самоидентификации в данном произведении;

- описать идейно-тематическое и художественное своеобразие поэмы Марины Цветаевой.

Изученность темы. Надо отметить, что поэма «Крысолов» анализировалась исследователями относительно чаще других произведений Цветаевой, что не исключает, однако, наличие некоторых пробелов в созданной ими картине.

До сих пор специальным изучением данного произведения занималась только немецкая исследовательница Мария-Луиза Ботт, опубликовавшая текст и дословный перевод с подробным комментарием в специальном томе «Венского альманаха славистики» в 1982-м году. В этой серии ранее вышло исследование той же M.-J1. Ботт, посвященное «Крысолову». Помимо этих работ, существуют и другие монографии о «Крысолове»: наиболее существенными из которых являются книги Виктории Швейцер и особенно Светланы Ельницкой.

И. Малинкович в работе «Судьба старинной легенды» рассматривает цветаевскую лирическую сатиру «Крысолов» как завершающий этап поэтического существования бродячего сюжета. И. Малинкович, безусловно, права в том, что в трактовке Цветаевой традиционный сюжет о Крысолове обрел необычную прежде смысловую наполненность. Цветаевой удалось, как никому до нее, вскрыть экзистенциальные корни легенды и актуализировать ее социальные коннотации. Верно и то, что произведения такого масштаба, как цветаевский «Крысолов», мы после 1925-го года не имеем (подразумеваются, естественно, произведения с указанным сюжетом). Но легенда живет; ее отголоски слышны не только в прозе (европейской и русской), но и в поэзии. Доказательством тому является поэма-мистерия И. Бродского «Шествие», одна из глав которой называется «Романс для Крысолова и хора».

Как установлено С. Карлинским и убедительно показано М. Мэйкином, творческий метод Цветаевой чаще всего заключается в переработке старого сюжета и его переосмыслении по собственной мифологии. А характерными приемами цветаевского мифотворчества являются, согласно наблюдениям С. Ельницкой, поэтизация, идеализация, интенсификация, символизация, извлечение насущного, чудотворство, причащение к вечному.

Из того, что Цветаева ориентируется на многие мифологические и культурные контексты практически одновременно, следует многослойность ее сюжетов. По классификации О. Ревзиной, они одновременно проявляют и древний архетипический слой, и включенность в культурную парадигму своего времени, и собственный поэтический мир, требующий изучения и расшифровки. Одно уже разнообразие толкований сюжета Крысолова, начиная с 20-х годов, указывает на многосмысленность, заложенную в самой сюжетной структуре. В первую очередь это касается того, как интерпретаторы относятся к символике финала с тонущими детьми.

Тема крыс и революции в цветаевской поэме освещена достаточно подробно в различных работах о «Крысолове», чего нельзя сказать об образах детей. Вообще в современном цветаеведении, в частности в работах И. Малинкович и К. Ципелы, прослеживается следующая тенденция: уведенным крысам-большевикам уделяется гораздо больше внимания, чем уведенным детям.

Обычно названный мотив рассматривается вскользь и в большинстве случаев - как периферийный, вспомогательный, особенно при раскрытии образа Крысолова и при трактовке «того света»: такой подход характерен, в частности, для работ Т. Суни, Е. Коркиной, С. Ельницкой, M.-JI. Ботт. Мотив уведенных детей весьма обстоятельно изучался применительно к истории самого сказания в работах Г. Вытженса, Е. Эткинда, но оригинальное, специфически цветаевское понимание этого мотива не нашло еще, как нам кажется, должного освещения в исследовательской литературе. Есть работы, в которых судьба детей в «Крысолове» рассматривается в контексте цветаевского «Искусства при свете совести».

До сих пор различными исследователями были предложены несколько разных линий интерпретаций. 1. Исследователи, исходящие из концепции романтического идеализма, видят в смерти детей символическое спасение их от жестокости того миропонимания, которое навязывается им родителями. Флейтист предлагает им анархическую свободу в царстве «духа и фантазии»

Карлинский 1966: 233]. Подобный мотив детства как утраченного рая пронизывает раннее творчество Цветаевой, как подчеркивает Е. Коркина. Причем флейта олицетворяет «суть искусства вообще и поэтическое своеволие, в частности» [Мэйкин 1993: 244]. 2. Признавая романтические корни «Крысолова», Д. Святополк-Мирский все же думает, что месть музыканта вполне реальна, что придает всей сатире более жестокий тон. Причину этого он прослеживает в этической направленности сатиры. Между тем Г. Вытженс и М.-JL Ботт считают, что трагический реализм, наблюдаемый в судьбе крыс и детей, восходит к неразрешенности лирического конфликта между «бытом» и «бытием» Цветаевой.

Что касается образа главного героя поэмы, то в цветаеведении сложилось два подхода к его трактовке. Одна группа исследователей (например, Ельницкая С.) рассматривает его как образ активного героя, наделенного человеческими, божественными и демоническими чертами. Другая же группа исследователей склонна рассматривать Крысолова как пассивное орудие Музыки; так, проблеме актива-пассива и субъектно-объектных отношений в поэзии М. Цветаевой посвящена монография JI. Зубовой «Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект».

Однако Крысолову, как считают С. Ельницкая, Е. Эткинд и И. Малинкович, присущи не только черты божества или демона; его образ имеет сходство с реальными личностями ХХ-го века: В образе Крысолова нашли отражение некоторые черты J1. Троцкого, В. Маяковского и других революционных поэтов: Крысолов увлекает крыс утопическими посулами, которые содержатся в стихах Маяковского революционных лет. Но не только в этом состоит сходство Маяковского и Крысолова: по мнению названных исследователей, их также сближает отношение к детям, а именно: своего рода любование их гибелью.

Принципы трактовки образа Крысолова с большей или меньшей последовательностью проводят в своих работах С. Ельницкая, Е. Эткинд, М,-JI. Ботт, Т. Суни, С. Карлинский, И. Малинкович, К. Ципело и др.

Подводя итог трактовке образа Крысолова как активного действующего лица в научной и критической литературе, хотелось бы сказать, что, вбирая в себя все перечисленные черты, Крысолов Цветаевой не становится до конца ни божеством, ни чертом, ни тем более копией с какой-то реальной личности ХХ-го века. На наш взгляд, это прежде всего Художник, и он выведен М. Цветаевой за рамки нравственного закона, он не есть добро или зло. Образ Крысолова - это лик искусства (искушаемый и искуситель в одном лице).

Научная новизна диссертации заключается в целостном анализе сатирических и лирических образов в одной из лучших поэм М. Цветаевой, в описании их типологических черт и дальнейшей разработке проблем поэтики и идейно-тематического своеобразия произведений данного поэта.

Методологическая основа и методы исследования. Методологической основой работы являются структурно-функциональный, сравнительно-исторический и системный подходы научного анализа. Основной метод изучения поэзии М. Цветаевой - аналитический. Применяются в работе и типологический, сравнительно-исторический методы. Исходный методологический принцип - анализ образов в единстве всех поэтических составляющих, выявление особенностей внутренней организации стихов. От отдельного образа к лирике в целом - таков способ исследования, выявляющий целостность творчества Цветаевой на всех его уровнях.

В ходе работы мы использовали исследования известных теоретиков и историков литературы: JI.B. Зубовой, Д.П. Святополк - Мирского, Н.О. Оси-повой, Л.Я. Гинзбург, JI.A. Викулиной, М.М. Бахтина, С. Ельницкой, Е.Е. Соловьевой, М.Ю. Лотмана, В.Н. Топорова, Е.А. Чигирина, О.Г. Ревзиной, Е.В. Титовой, А.А. Саакянц, В. Швейцера, П.А. Павловского, И. Малинко-вич, Е. Эткинда, М.М. Мейкина, Т. Суни, Е.А. Кудрявцевой и др.

Теоретическая и практическая значимость диссертации. Теоретическая значимость работы состоит в исследовании идейно-художественных особенностей одного из самых ярких представителей литературного процесса хх-го века. Результаты исследования могут быть использованы для преподавания в общеобразовательных школах и вузах (на курсах по истории русской литературы ХХ-го века, при чтении специального курса по творчеству поэта), а также при составлении учебников и учебных пособий, курсовых и дипломных работ по творчеству М. Цветаевой.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:

1. В соответствии с жанром поэмы М. Цветаевой «Крысолов («лирическая сатира») выделяется главная оппозиция: «сатирические - лирические» типы героев.

2. Данным типам персонажей соответствует определенный вид звукописи, ритмики, строфики, лексики и других поэтических средств.

3. Разделение образов по принципу «сатирические - лирические» соответствует противопоставлению зацикленного (бытового) и циклического (мифопоэтического) типов времени и различных видов пространств.

4. Аналоги разнотипных героев в предметном мире поэмы (будильник, пуговица, флейта) являются самоценными персонифицированными персонажами произведения.

5. Главный герой Крысолов противопоставлен как сатирическим, так и другим лирическим героям поэмы.

6. Авторская точка зрения проявляется посредством как лирических, так и сатирических персонажей поэмы, а также выбора определенных художественных средств при их создании.

7. Оригинальность цветаевской интерпретации известного сюжета о Крысолове приближает ее к разряду одного из самых интересных произведений начала XX века.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались на ежегодных научных конференциях на филологическом факультете Даггосуниверситета (2004, 2005, 2006 годы), а также были опубликованы в виде статей в сборниках работ и журналах.

Структура и объем диссертации определены основными проблемами исследования и его целями. Работа состоит из введения, двух глав - «Сатирические типы героев поэмы М. И. Цветаевой «Крысолов»», «Крысолов и другие лирические герои поэмы», - заключения и библиографии. Диссертация представляет собой рукопись на 153-ти страницах в компьютерном варианте. Список использованной литературы включает 154 наименования.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Рамазанова, Зарема Байрамовна

Заключение

Итак, Марина Цветаева взяла готовую сюжетную схему и внесла в нее свои дополнения, расставила свои акценты. Причиной тому была полемичность как неизменное свойство ее творчества на протяжении многих лет; спор с широко известными сюжетами - важнейшее звено этой цепи. Другая причина обращения автора к готовым сюжетам такова: мифы, легенды, сказки, баллады должны были создать ситуацию наибольшей остроты, конфликт максимальной напряженности, столь необходимых для постановки жизненно важных вопросов.

Цветаева, прекрасно знавшая ряд литературных произведений о Крысолове, избрала вариант сказочный; ее поэма должна была обогатить и усложнить толкование главного конфликта. Так, отказ выдать обещанную бур-гомистрову дочь за спасителя вносит важнейшую тему социального неравенства: презрение богатых бюргеров к нищему бродяге, а у Цветаевой - презрение обывателей к музыканту и - шире - к искусству. В то же время интерпретация «Крысолова» в исполнении этого поэта отошла от своих литературных предшественников гораздо дальше, превратившись почти в оригинальное произведение.

В поэме «Крысолов» художественно переосмысляются формы социально-исторического людского общежития в контексте европейского исторического опыта, а также опыта того будущего, которому еще предстояло свершиться. Именно в этом философско-историческом толковании обретает свой смысл и назначение оригинальная художественная структура «Крысолова».

В обработке Марины Цветаевой расхожий сюжет о бродячем крысолове обрел совершенно новое звучание, а форма его традиционного бытования в виде сказки у поэта трансформировалась в жанр «лирической сатиры» со всеми вытекающими из этого особенностями. Отразилось это, в первую очередь, на системе персонажей и, конечно же, на образе самого Крысолова.

Главный герой - Флейтист. Второстепенные персонажи разделяются на сатирические типы (гаммельнцы, крысы) и лирических героев (Грета, дети). Основные типы персонажей в поэтическом мире Цветаевой делятся на «тела», «души» и «духов». По иерархии ценностей, «чистые духи» находятся выше, чем «земные» и «неземные души», не говоря уже о «бездушных существах» и «неодушевленных предметах». Последние выделяются на заднем плане как символические и мифические образы, персонифицированные, но лишенные антропоморфного облика (будильник, пуговица, флейта). В поэме они равнозначны персон ажам-людям и группируются по принципу контраста и одновременно сопоставления, олицетворяя сытых и голодных, сатанинское и божественное. Автор-повествователь откровенен и резок в проявлении своего отношения к героям.

Мир «Крысолова» насчитывает несколько сотен лиц: в упрощенном виде, композиция шести глав строится на следующих конфликтах между действующими лицами: 1. гаммельнцы - не-гаммельнцы, 2. гаммельнцы -Грета, 3. гаммельнцы - крысы, 4. крысы - Флейтист, 5. Флейтист - гаммельнцы, 6. гаммельнцы, дети, Грета - Флейтист.

История, современность и Вечность, их переплетения и отношения друг с другом входят в центральную проблематику Цветаевой. Время является не только темой, но и конструктивным принципом произведения, которое строится на противопоставлении символов измеримого времени и вечности. Наиболее ярко это выражается посредством обывательских снов, характеризующихся механической цикличностью; она охватывает даже крыс-революционеров, после того как они взяли Гаммельн. По сатирическому замыслу и те и другие становятся пленниками механического времени по той причине, что свойственный им материализм глубоко чужд поэзии. Цветаева же тяготеет к Вечности и отталкивается от Времени, ибо сила времени - враждебная поэту сила.

В поэтическом пространстве Цветаевой линейное (историческое) время ассоциируется с бытом, а циклическое (мифопоэтическое) - с бытием, так что противопоставляются не только пространства Крысолова и гаммельнцев, но и характеризующие каждого из них типы времени. Многочисленность анахронизмов говорит о панхронной поэтической концепции.

Главным организующим признаком равных пространств в произведении Цветаевой выступает закрытость-открытость (замкнутость-незамкнутость). Признак закрытости-открытости в поэме идеологизируется и превращается в социальную характеристику: закрытое-открытое общество. Гаммельнцы принадлежат замкнутому пространству, крысы - открытому, а Крысолов связан с обоими, хотя и не принадлежит ни одному; его собственным пространством оказывается «пространство смерти», ибо он убивает сначала крыс, а затем и невинных детей - будущее Гаммельна. В описании города Гаммельна превалируют черты, заставляющие вспомнить об утопическом городе-государстве, а из необычайно большого количества собственных имен и географических названий вытекает аллюзивный, не-иллюзорный характер «Крысолова».

Подход Цветаевой к социальной тематике представляется довольно необычным. Образы гаммельнцев отсылают нас к критическому реализму XIX-го века и теме опошляющей обывательщины. Типичным представителем Гаммельна является «Ратсгерр от Романтизма», красноречивый, как истинное дитя романтизма, но рассуждающий при этом, как хладнокровный прагматик (прототип псевдоэстета и лжемудреца). Вещественный мир «Крысолова» персонифицируется: вещи сближаются с людьми, которые, в свою очередь, часто уподобляются неодушевленным предметам. Гаммельнский мир изображен с помощью типизации и утрирования и приближается к исконному сатирическому образу провинциального города русской литературы. Таким образом, пародия Цветаевой на семейно-городскую идиллию примыкает к традиционной линии русской литературы, и пародируемый хронотоп следует рассматривать в связи с едкой авторской иронией.

Символика крыс имеет глубокие корни, вплоть до сопоставления Муз и мышей, что и заложило основу сюжетной схемы «Крысолова». Мышь и крыса служили эмблемой сатаны, смерти, бренности земного существования. Их нашествие на Гаммельн Цветаева изображает как бунт голодных, как месть бессильных и бесправных за проявленную к ним социальную несправедливость. В результате между крысами и бюргерами устанавливаются параллели: в поэме крысы не похожи на крыс (3-я гл.) и, напротив, совещание ратс-герров напоминает мышиную возню. В связи с образами крыс поднимаются проблемы источников и конечных целей, результатов перерождения революционного идеализма, а также разных позиций лжи и правды: «Ратсгерр от Романтизма - это низкая ложь быта; старая крыса - житейская правда; Флейтист - высокая ложь искусства.

Дети Гаммельна - почти что маленькие взрослые, и всеобщая болезнь овеществления уже коснулась их. И все же степень овеществления еще не та, что у взрослых, потому Крысолову удается разбудить в детях душу и мечту. Напротив, сам Крысолов - во многом ребенок, причем детскость его - качество постоянное, оно никогда не обернется взрослостью. Поход детей сталкивается с угрозой спасения душ через гибель тел, то есть материи; в художественном мире Цветаевой смерть понимается как условие мистериального таинства - таинства перехода к истинному Бытию.

Как видим, характерные для цветаевского художественного мира образы ребенка и детства имеют характер мифологем, т. е. являются знаками свернутых текстов, сюжетов (как индивидуально-цветаевских, так и метали-тературных); с другой стороны, эти образы могут иметь конкретное наполнение в контексте той или иной ситуации.

Существуют разные интерпретации главного героя «Крысолова». Его трактуют как фигуру средневековой легенды, сказочного героя-спасителя, романтического бродягу, типичного представителя богемы, анархического антигероя, демонического искусителя, сатану в церковном смысле, комического фольклорного черта, аллегорического духа музыки, символическое олицетворение поэзии, универсального архетипа поэта, alter ego Цветаевой и т. п. Все эти характеристики равно справедливы, но одновременно недостаточны по отношению к загадочному герою Цветаевой.

Определенные черты Флейтиста вытекают из многовековой традиции «крысоловского текста». Дионисийская мифологема тесно связана с такими иррациональными элементами, как буйство, экстаз, а архетип трикстера отражает надличностное человеческое сознание. Это космическое существо божественно-животного характера, лишенное человеческой морали, логики и даже интеллекта. Также архетип Крысолова включает четыре составляющие: Охотник, Дьявол, Бог, Музыкант. Оттого-то и сложен образ, что каждая из входящих в него мифологем амбивалентна: это крайне эфемерный, абстрагированный образ, не создающий характера в литературном смысле. Лирический герой Цветаевой совмещает в себе ад и рай, тьму и свет и другие соответствующие конфликты. Все это и прочитывается в глубине образной стихии Крысолова, который сам есть «стихия» - неуловимая и непостижимая.

Выбор музыкального инструмента как центрального символа и действующего субъекта IV-й и VI-й глав произведения подчеркивает общую фоне-тичность словоупотребления Цветаевой. Помимо межкультурной символики флейты, следует учесть ее специфику в поэзии Серебряного века: названный духовой инструмент символизирует дух искусства как противоположность повседневному материализму, вещизму обывателей. Флейта оказывается словно бы звучащей душой, и Цветаева в самом начале поэмы отождествляет с ней дудочку Крысолова

Для Цветаевой флейты и кларнеты служат эмблемами души, и Музыкант в художественной концепции произведения - также одинокий символ души, так что инструмент свидетельствует о лирической сущности героя. В контексте цветаевских рассуждений флейта выступает как синоним лирики, искусства вообще, за которое платят жизнью. Поведение героя представлено в поэме через мелодию флейты, через комплекс музыкальных мотивов; подчеркнутая бесплотность, невидимость образа подтверждает, что, по авторской мысли, Крысолов - воплощение самой стихии чистой музыки (поэзии).

Попытка оскорбить, обмануть Музыку равна попытке обмануть саму стихию, разбудив всю ее мощь. А о том, как плачевно для людей заканчиваются выпады против стихий («богов»), известно из мифов. Так, Цветаева возрождает в «Крысолове» не столько средневековую легенду об уводе детей из Гаммельна, сколько сюжет о мести стихии.

Составляя самостоятельные сюжетные линии внутри других сюжетов, соотнесенные друг с другом колыбельная, маршевая и экзотическая мелодии образуют группу лейтмотивов поэмы и обуславливают в целом музыкальную драматургию данного произведения. Звуковой рисунок цветаевского стиха несет в себе большую художественную нагрузку, чем зрительный, живописный образ; зрительный мир красок, цветов заслоняется миром голосов, интонаций. Находясь как бы на границе музыкальной и словесной стихий, «Крысолов» одновременно оказывается наделен признаками и лирической сатиры на быт, эпического повествования о бунте в жизни и в искусстве, и музыкально-драматического произведения о непримиримости творческого духа и обыденного сознания. Поэмное по охвату действительности и способу изображения, это произведение обладает признаками музыкально-драматической формы.

Именно благодаря мелодике стиха проявляются скрытые лейтмотивы поэмы, обнаруживает себя тема Поэта и Эпохи. Подобно своему языческому прототипу Вотану, Крысолов владеет тайным знанием, и это знание - власть музыки, наделенной мифологическим и философским смыслом. Находясь с крысами, Гретой и детьми в отношениях «ведомые - вожатый», Крысолов и сам в состоянии лирического вдохновения обретает состояние пассивности как готовности к восприятию откровения за пределом максимума творческой и психологической активности. Таким образом, музыка является сквозной темой поэмы и ее главным героем: если флейта - орудие Флейтиста, то Флейтист - инструмент в «руках» музыки, и остается неясным, кто кем на самом деле управляет. То ли главный герой - Крысолов, и флейта, а вместе с ней - и вся лирическая стихия - принадлежит ему как атрибут, то ли главный герой - Голос Флейты, Музыка, и Крысолов принадлежит ей как инструмент, выражающий ее через себя.

Таким образом, образ романтического музыканта представляет собой некий синтез, заключающий в себе много разных контекстов и один связующий цветаевский архетип, который находит выражение во многих поэтических ипостасях, из которых нами были рассмотрены лишь некоторые.

Автор в поэме то является открыто, то скрыт; он отказывается на время от авторского всеведения, спускаясь на уровень действия героев, то вновь возносится над ними; подчас его голос сливается с голосами героев до полной неразличимости, образуя своих двойников; он активен и подвижен, он склонен к метаморфозам и устанавливает диалогические отношения с читателем.

В «Крысолове» встречаются три основных признака романтической иронии: игра предметом изображения, игра формой изображения и игра своими мыслями. Ироническая неоднозначность авторских оценок проявляется в том, что Цветаева поочередно утверждает и разоблачает идеалы, которые на самом деле близки романтизму, так что первый план повествования пародируемый, а второй - пародирующий. Ирония и сарказм Цветаевой имеют одновременно деструктивную и конструктивную цели, что также характерно для романтической авторской позиции.

Авторская точка зрения в поэме находит самое четкое свое выражение посредством оригинальной поэтики. В звуковой стихии поэмы противостоят друг другу материя согласных звуков и мелодичность гласных, свидетельствуя о противоборстве материи и духа, Сатаны и Бога, воплощенных в согласных и гласных звучаниях. Соответствующей является и выбранная Цветаевой для описания гаммельнцев ритмика. Равномерность существования, однообразие жизни горожан охарактеризованы ею с помощью двухстопных хореических строк. А, например, ритмическая тема крыс образует особый лейтмотив, в то время как деформация слов становится материализацией в стихе и ритме уродующего жизнь революционного насилия.

Самостоятельным художественным открытием автора-повествователя является язык поэмы, вскрывающий потенции русской языковой системы. Языковое пространство «Крысолова по воле его создателя становится сакральным пространством жизни, и вровень с ним стоит только одно лицо -автор. Для Цветаевой характерны отказ от использования глаголов, рубленые фразы, короткие строки, повторы, языковые трансформации, заимствования, экзотизмы и вкрапления. Ведущую роль в употреблении поэтом иноязычного слова играют немецкие вкрапления, которые выполняют функции актуализации исторического контекста и национального колорита, а также интонационно-ритмических вкраплений как средств, расширяющих возможности рифмовки; наконец, посредством включения немецких вкраплений характеризуется (положительно или отрицательно) какой-либо персонаж или факт. Одной из важных форм повествования в поэме является цитирование, прежде всего литературное.

Характерным для поэмы «Крысолов», как и для всего позднего творчества Цветаевой, является сближение слов по звуку с целью создания новых смыслов; нанизывание ассоциаций, уточняющих и обогащающих старый смысл образа; рефренное словосочетание как композиционная опора. Многообразие ритмов в «Крысолове», прежде всего их постоянная и последовательная смена, выделяется как центральный тематический принцип поэмы. В этом произведении, посвященном музыке и музыканту, все подчинено ритму. Новаторством является и активное использование Цветаевой строфических переносов, редкое в русской поэзии.

Крысолов», что называется, настоен на русском и европейском опыте и культуре. Поэма звучит как предостережение и прогноз, хотя в поэме есть, пожалуй, и знание тщетности всяких предостережений. Все три социальные структуры, по-разному представленные в Гаммельне, несут смерть и обречены на смерть. И все же им находится альтернатива: язык поэмы живет по собственным природным законам, никому не подчиняется и воплощает категорию Жизни. Язык и мир неотделимы друг от друга, и если жив язык, значит, возможна и альтернатива земного существования, в котором ликует жизнь, а не смерть. Ответ Цветаевой - это ответ художника и ответ искусства, представившего уже на протяжении веков неоспоримые доказательства своей прозорливости.

В трактовке Цветаевой традиционный сюжет о Крысолове обрел необычайную прежде смысловую наполненность. Цветаевой удалось, как никому до нее, вскрыть экзистенциальные корни легенды и актуализировать ее социальные коннотации. В свете сказанного можно сделать вывод, что цветаевская лирическая сатира явилась не только источником прямого влияния, но и органическим элементом нескольких ветвей развития литературы и искусства. Можно констатировать, что Цветаева создала радикально новый литературный вариант, а сама близость канонических вариантов друг к другу лишь оттеняет новизну трактовки в «Крысолове».

В «Крысолове», несомненно, проявилась способность Цветаевой виртуозно компоновать функционально-ключевые образы поэмы, заставляя их вступать в отношения взаимного притяжения и отталкивания, что обеспечивает гармоничную сбалансированность сюжетно-композиционной стороне произведения. Приведенные примеры взаимодействия образов демонстрируют новаторство М. Цветаевой в обращении со старинной легендой: все прежние литературные версии не отличались столь изощренной системой функционирования образов; в случае же цветаевского «Крысолова» мы имеем дело с переработкой функций традиционных персонажей легенды. Причиной этого является глубокое переосмысление функционально-ключевых образов и основных сюжетных ходов известного источника.

Итак, мы исследовали основные образы поэмы Марины Цветаевой «Крысолов» и пришли к следующим выводам:

1.В соответствии с жанром поэмы («лирическая сатира») выделяется главная оппозиция: «сатирические - лирические» типы героев.

2. Данным типам персонажей соответствует определенный вид звукописи, ритмики, строфики, лексики и других поэтических средств.

3. Разделение образов по принципу «сатирические - лирические» соответствует противопоставлению зацикленного (бытового) и циклического (мифопоэтического) типов времени и различных видов пространств.

4. Аналоги разнотипных героев в предметном мире поэмы (будильник, пуговица, флейта) являются самоценными персонифицированными персонажами произведения.

5. Главный герой Крысолов противопоставлен как сатирическим, так и другим лирическим героям поэмы.

6. Авторская точка зрения проявляется посредством как лирических, так и сатирических персонажей поэмы, а также выбора определенных художественных средств при их создании.

7. Оригинальность цветаевской интерпретации известного сюжета о Крысолове приближает ее к разряду одного из самых интересных произведения начала XX века.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Рамазанова, Зарема Байрамовна, 2006 год

1. Источники художественного текста

2. Мандельштам Осип. Стихи. М., 2004.

3. Маяковский В. Стихи. М., 1978.

4. Цветаева М.И. Собрание сочинений: в 7 т. М., 1997.

5. Шекспир У. Гамлет, принц Датский. М., 1997.2. Научная литература

6. Адмони В. Марина Цветаева и поэзия XX века // Звезда — №10(1992).—С. 163-169.

7. Айзенштейн Е.О. Построен на созвучьях мир: Звуковая стихия М. Цветаевой. — СПб., 2000. —288 с.3 .Аксютич В. Поэтическое богословие Марины Цветаевой // Вестник РХД. —№ 147 (1986).--С. 126-152

8. Александров В.Ю. О некоторых тенденциях построения «фольклорного стиха» Марины Цветаевой // Литература и фольклор: Вопросы поэтики: Межвуз. сб. науч. трудов — Волгоград, 1990. — С. 123-130.

9. Александров В.Ю. Фольклорно-песенные мотивы в лирике Марины Цветаевой // Русская литература и фольклорная традиция: Сб. научн. трудов

10. Волгоград, 1983, —С. 103-112.

11. Александрова О.И. Русское поэтическое словотворчество // Художественная речь: Традиции и новаторство: Научные труды. Куйбышев, 1980.1. С. 91-142.

12. Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. — Иваново, 1998. — С. 123-132.

13. Барахов B.C. Литературный портрет: (Истоки, поэтика, жанр).—Л., 1985.-С. 166-169.

14. Вельская JI.J1. «Бессонница» в русской поэзии // Русская речь — № 4 (1995). —С. 8-16.

15. Белякова И.Ю. Исследования по поэтическому языку в семинаре МГУ // Творческий путь Марины Цветаевой: Первая международная научно-тематическая конференция (Москва, 7-10 сентября 1993 г.); Тезисы докладов. — М, 1993.-72 с.

16. Белякова И.Ю. Лексико-семантические изменения в словаре М. Цветаевой в конце 10-х гг. // Шестая цветаевская международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-11 октября 1998 г.): Сборник докладов.—М., 1999. —С.149-153.

17. Билимович М.П., Авилиани Ю.Ю. К образно-символической функции слова в художественном тексте: (На материале русской поэзии) // Искусство слова: О мастерстве писателя и критика. — Ташкент, 1983. — С. 113116.

18. Боонстра-Лудден Г. М. Цветаева и М. Кузмин // Творческий путь Марины Цветаевой: Первая международная научно-тематическая конференция (Москва, 7-10 сентября 1993 г.): Тезисы докладов/ Под ред. ОТ. Ревзи-ной. — М., 1993. —72 с. — С. 19.

19. Брейтбарт Е.А. Поэт и эмиграция // Творческий путь Марины Цветаевой: Первая международная научно-тематическая конференция (Москва, 7-10 сентября 1993 г.): Тезисы докладов / Под ред. О.Г. Ревзиной. — М., 1993.—72 е.—С. 13.

20. Бродский И. А. Поэт и проза // И. А. Бродский. Сочинения: В. 4 т. -СПб., 1995. С. 64-77.

21. Бродский И. Об одном стихотворении: («Новогоднее» М. Цветаевой) // Новый мир — № 2 (1991). — С. 157-180.

22. Бродский о Цветаевой: Интервью, эссе / Вступ. ст. И. Кудровой. — М., 1997. —208 с.

23. Васильева М.Ю. Гумилев о ранней Цветаевой (отзывы на «Вечерний альбом» и «Волшебный фонарь») // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. — Иваново, 1998. — С. 223.

24. Викулина JI.A., Мещерякова И.А. Творчество Марины Цветаевой: (Проблемы поэтики). — М., 1998. — 96 с.

25. Викулина JLA. След цветаевского «Крысолова» в поэме-мистерии И. Бродского «Шествие» // На путях к постижению М. Цветаевой. М., 2002.

26. Выходцев П. Русская советская поэзия и народное творчество.—М., 1983.- 154 с.

27. Гамзаева Г.Щ. М. Цветаева и М. Башкирцева: К вопросу об авторе и герое в ранней лирике М. Цветаевой // Внутренняя организация художественного произведения: Межвуз. научно-тематич. сб. — Махачкала, 1987. — С. 107-120.

28. Гаспаров M.JI. «Поэма Воздуха» Марины Цветаевой: Опыт интерпретации // Труды по знаковым системам. — Типология культуры. Взаимное воздействие культур. — Тарту, 1982. — С. 122-140.

29. Гаспаров M.JI. Избранные статьи. —М., 1995. — С. 234-451.

30. Гаспаров M.JI. Марина Цветаева: От поэтики быта к поэтике слова // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология / Ред. д.ф.н. В.П. Нерознак. — М., 1997. — 320 с.

31. Гаспаров M.JI. Слово между мелодией и ритмом: Об одной литературной встрече М. Цветаевой и А. Белого // Русская речь — № 4 (1989). — С. 3-10.

32. Герасимова Н.М. Энергетика цвета в цветаевском «Молодце» // Межвуз. сб-к «Имя — сюжет — миф» / Под. ред. Н.М. Герасимовой. — СПб., 1996. —С. 159-178.

33. Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1964.

34. Гурьева Т.Н. Архетипический компонент в концепции творчества Марины Цветаевой // Филологич. сб-к: Соврем, проблемы языка и литературы: Межвуз. сб. научн. трудов. — Саратов, 1996. — С. 134-136.с—С. 99-106

35. Гурьева Т.Н. Концепция творчества в художественном сознании Марины Цветаевой. — Автореф. на соиск. уч. степ., к.ф.н. Специальность 10.01.01—Саратов, 1998.

36. Ежкова О.А. Фонетический принцип окказионального словообразования в лирике М.И. Цветаевой // Междунар. сотрудничество и образование молодежи на Севере; Материалы 1 междунар. конф. (8-10 апр. 1995г.) — Магадан. ун-т, 1996. — С. 24-26.

37. Ельницкая С. Поэтический мир Цветаевой. Вена, 1990. - 126 с.

38. Ермолаева Е.Е. «Что нужно кусту от меня?»: Отношение природы и человека в творчестве М.И. Цветаевой. 1922-1939 гг. // Экологические интуиции в русской культуре: Сб. обзоров / РАН. Ин-т науч. информации по обществ, наукам. — М., 1992. — С. 74-95.

39. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. -М., 2002.

40. Жижина А.Д. Секрет стихотворения: К 100-летию со дня рождения М.И. Цветаевой // Русский язык в СНГ. — № 7-8-9 (1992).—С. 30-32.

41. Жогина К.Б. Поэзия собственных имен: (Некоторые особенности лирики М.И. Цветаевой) // Анализ худ. текста на школьном уроке: Теория ипрактика: Сб. науч.-методич. трудов. Вып. 1. — Ставрополь, 1995. — С. 4560.

42. Зубарева Е.Ю. Творчество Марины Цветаевой в англоамериканском литературоведении последнего десятилетия // Вестник МГУ: Серия 9: Филология. — Т. 9 (6).— 1989. — С. 40-48.

43. Зубова JI. Актив-пассив и субъектно-объектные отношения в поэзии М. Цветаевой. Вена, 1992. — С. 97-120.

44. Зубова JI. В. Модель народно-поэтических аппозитивных сочетаний в произведениях М. Цветаевой // Язык жанров русского фольклора / Отв. ред. З.К. Тарланов.— Петрозаводск, 1983. — С. 49-58.

45. Зубова JI. Художественный билингвизм в поэзии М. Цветаевой // Вестник ЛГУ. — Серия истории, языка и литературы. — Т. 4 (октябрь, 1988). — С. 40-45.

46. Зубова Л.В. «Масляница широка!.» // Шестая цветаевская международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-11 октября 1998 г.): Сборник докладов/ Отв. ред. В.И. Масловский. — М., 1999. — С. 118-122.

47. Зубова Л.В. «Окоем» в поэме М. Цветаевой «Крысолов» // Русистика сегодня. — М.: Отделение лит. и языка РАН, Ин-т русского языка РАН им. В.В.Виноградова. —№ 1-2 (1998). — С. 151-164.

48. Зубова Л.В. Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект. -Л., 1989.

49. Зубова Л.В. «По следу слуха народного и природного»: (Язык поэзии М. Цветаевой и история языка) // Динамика русского слова: Межвуз. сб. статей к 60-летию проф. В.В. Колесова. СПб., 1994. — С. 117-125.

50. Зубова Л.В. Авторский этимологический анализ как отражение деривации в истории языка // Деривация и история языка: Межвуз. науч. конф.: Тезисы докл. — Пермь: Изд. Пермского ун-та, 1985. — С. 26-28.

51. Зубова Л,В. Внутрисловная полисемия и омонимия в поэзии М. Цветаевой // Слово и конструкция в художественном тексте / Отв. ред. Л.М. Байдук. — Тюмень, 1991. — С. 26-37.

52. Зубова JI.B. Градационный ряд синонимов как словесная модель ка-тарсисав поэзии М. Цветаевой // Синонимия и смежные явления в русском языке/ Ред. В.М. Марков. — Ижевск,. 1988. — С. 26-33.

53. Зубова JT.B. Грамматические трансформации в поэзии М. Цветаевой // Стилистика и поэтика: Тезисы всесоюзн. научн. конф. (Звенигород, 9-11 нояб. 1989 г.). Вып. 1/ Отв. ред. В.П. Григорьев. М., 1989. — С. 55-56.

54. Зубова Л.В. Лингвистический аспект поэзии М. Цветаевой. — Автореф. дис. д.ф.н. —Л., 1990. — 37 с.

55. Зубова Л.В. Потенциальные свойства языка в поэзии М. Цветаевой: (Семантический аспект). — Л., 1987. —87 с.

56. Зубова Л.В. Традиции стиля «плетения словес» у Марины Цветаевой: («Стихи к Блоку», 1916-1921 гг., «Ахматовой», 1916 г.) // Вестник ЛГУ. — Серия истории, языка и литературы. — Т. 9 (2) (апрель, 1985). — С. 47-52.

57. Зубова Л.В. Языковой сдвиг в позиции поэтического переноса // Проблемы структурной лингвистики 1985-1987 гг. / Отв. ред. В.П. Григорьев. -М.: Наука, 1989. С. 229-246.

58. Ельницкая С. Поэтический мир М. Цветаевой. Вена, 1990.

59. Иванов В.В. Метр и ритм в «Поэме Конца» Марины Цветаевой // Теория стиха / Отв. ред. В.Е. Холшевников. Ред. В.М. Жирмунский, Д.С. Лихачев.—Л., 1968. —С. 168-201.

60. Клинг О.А. Поэтический стиль М. Цветаевой и приемы символизма: притяжение и отталкивание // Вопросы литературы. — Вып. 3 (1992). — С. 74-93.

61. Клинг О.А. Художественные открытия В. Брюсова в творческом осмыслении А. Ахматовой и М. Цветаевой // Брюсовские чтения. Ереван, 1985. —С. 235-247.

62. Кожевникова Н.А. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. —М, 1986.

63. Козлова JI. Н. Марина Цветаева: путь духовного поиска // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. — Иваново, 1998. — С. 132139.

64. Козьмина Т.В. Сборник «Ремесло» как переломный этап в творчестве М. Цветаевой // Шестая цветаевская международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-11 октября 1998 г.): Сборник докладов/ Отв. ред. В.И. Масловский. — М., 1999. — С. 135-141.

65. Коркина Е.Б. Заметки о цветописи М. Цветаевой // Творческий путь Марины Цветаевой: Первая международная научно-тематическая конференция (Москва, 7-10 сентября 1993 г.): Тезисы докладов/ Под ред.

66. ОТ. Ревзиной. — М., 1993. — 72 с. — С. 53-57.

67. Коркина Е.Б. Лирический сюжет в фольклорных поэмах Марины Цветаевой // Русская литература. — № 4 (1987). — С. 161-168.

68. Коркина Е.Б. Поэмы М. Цветаевой: Единство лирического сюжета.

69. Л.: Ин-т рус. лит-ры (Пушкинский дом), 1990.

70. Королева-Болтовская Л. Н. О поэзии Марины Цветаевой // Пространство и время в литературе и искусстве: конец XIX — начало XX века.1. Даугавпилс, 1987.—С. 21.

71. Косарева Jl. А. Смысл творчества в поэзии М. Цветаевой // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 2. — Иваново, 1996. — С. 9199.

72. Кудрова И. В. Загадка злодеяния и чистого духа. // Просторы М. Цветаевой. Поэзия, проза и личность. СПб., 2003.

73. Кудрова И. В. Лев Шестов и Марина Цветаева: (Творческие переклички) //Звезда. — № 4 (1996). — С. 191-202.

74. Кудрова И. В. Лирическая проза Марины Цветаевой // Звезда.— №10(1982).—С. 172-183.

75. Кудрова И.В. «Это ошеломляет.»: (Иосиф Бродский о Марине Цветаевой) // Звезда. — № 1 (1997). — С. 210-216.

76. Кудрявцева Е.Л. «Госпожу свою — музыку — славлю.» (Фонетические повторы в поэтическом идиолекте Марины Цветаевой). // Фонетика в системе языка: Сборник статей. Вып. 1. — М., 1997. — С. 78-87.

77. Кудрявцева Е.Л. Сон в жизни и творчестве Марины Цветаевой // МПГУ — 125 лет: Научные труды МПГУ им. В.И. Ленина. Серия: Гуманитарные науки. —М., 1997. — С. 48 50.

78. Кузнецова Т. В. «Верьте музыке!»: (Размышление над стихотворением Марины Цветаевой «Бузина») // Татарстан. — № 9/10 (1992). — С. 7985.

79. Лаврова Е.Л. Проблема смерти в творчестве М. Цветаевой // Теоретические и практические аспекты научно-исследовательской деятельности в педвузе: Тезисы докл. и сообщ. конференции по итогам научной работы кафедр за 1992 г. — Горловка, 1993.

80. Лаврова Е.Л. Философия религии Марины Цветаевой. — Горловка,1993.

81. Лотман М.Ю. Анализ поэтического текста. -М., 1988.

82. Лотман М.Ю. Художественное пространство в прозе Гоголя // В школе поэтического слова. М., 1993.

83. Максимова Т.Ю. «Бессонная моя душа.»: («Бессонность» как свойство лирической героини М.И. Цветаевой) // Русская литература XX века: Проблемы жанра и стиля: Межвуз. сб. науч. трудов. М., 1993.—С. 94104.

84. Малахевич Л. Антонимия в художественной речи: (На материале поэтического творчества М. Цветаевой) // Современные проблемы русской филологии. — Саратов, 1985.

85. Малинкович И. Своя чужая песнь. «Крысолов» Марины Цветаевой // И. Малинкович. Судьба старинной легенды. М., 1994. - С. 90-126.

86. Малкова Ю. В. Мифологическое слово в поэзии Марины Цветаевой: (Нарратив и архетип) // Творчество писателя и литературный процесс: Межвуз. сб. науч. трудов / Отв. ред. В.П. Раков. — Иваново: ИГУ, 1994. — С. 83-91.

87. Мейкин Майкл. Марина Цветаева: Поэтика усвоения / Пер. с англ. С. Зенкевича. — М., 1997. — 402 с.

88. Меркулова Т. Некоторые идейно-художественные особенности поэзии М. Цветаевой и Р.-М. Рильке // Начало: Сборник работ молодых ученых ИМЛИ. Вып. 2. — М., 1993. — С. 136-147.

89. Микушевич В.Б. Лебединая песня новой души: (Теодицея М. Цветаевой) // Здесь и теперь. №2.- М., 1992.

90. Мирский Д. «Крысолов» М. Цветаевой // Воля России. — №6/7 (1926). —С. 99-102.

91. Мирский Д. Марина Цветаева: «Молодец». Сказка // Современные записки. — № 27 (1926). — С. 569-572.

92. Митрофанов Ю.Г. Принципы ассоциативного повествования и конфликт в «Поэме Конца» М. Цветаевой // Художественное творчество и литературный процесс: Сб. ст. — Вып. 10. — Томск, 1988.

93. Николич М. Ощущение длительности в поэзии М. Цветаевой // Труды первого международного симпозиума. Лозанна, 1982.

94. Осипова Н. О. Мифологема рая в поэме М. Цветаевой «Крысолов» // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. — Иваново, 1998. — С. 95-104.

95. Осипова И.О. «Золотой» век русской литературы в зеркале «Серебряного»: модели и архетипы // Культура. Искусство. Образование. Актуальные проблемы: Материалы научно-практич. конференции. —М., 1996. — С. 10-14.

96. Осипова И.О. Архетип «зверя» в русском поэтическом сознании первой трети XX в. // Место психоанализа в современной науке и практике. — Ставрополь, 1996. — С. 64-67.

97. Осипова Н.О. Демонические мотивы в поэме М. Цветаевой «Крысолов» // Актуальные проблемы современного литературоведения. — М., 1997. — С.56-60.

98. Осипова Н.О. Жанрово-родовая специфика лирических произведении. Методические указания к спецкурсу. — Грозный, 1985. — 29 с.

99. Осипова Н.О. Мифологема музыки в поэме М. Цветаевой «Крысолов» // Художественный текст и культура: Материалы международной конференции. — Владимир, 1997. —С.99-101.

100. Осипова Н.О. Мифологемы пространства в лирике М. Цветаевой 1920-х годов // Духовная культура: Проблемы и тенденции развития: Тезисы докладов Всероссийской научной конференции. — Сыктывкар, 1994. — С. 71-73.

101. Осипова Н.О. О «зооморфном» элементе мотивной структуры поэмы М. Цветаевой «Крысолов» // Литературная сказка. История. Теория. Поэтика. —М., 1996.— С. 40-43.

102. Осипова Н.О. Образ флейтиста в поэме М. Цветаевой «Крысолов» // Культура — искусство — образование Москвы: Материалы научной конференции. — М., 1997. — С. 22-24.

103. Осипова Н.О. Поэмы М. Цветаевой 1920-х годов: жанровое своеобразие и историко-культурный контекст // Проблемы истории литературы. Вып.Ш. — М., 1997. —С. 90-101.

104. Осипова Н.О. Природный космос М. Цветаевой: мифопоэтический аспект // Образ природы в русской литературе: Материалы Всероссийской научной конференции. — Сыктывкар, 1995. — С.81-82.

105. Осипова Н.О. Художественный мифологизм творчества М.И. Цветаевой в историко-культурном контексте первой трети XX века: Автореф. на соиск. д.ф.н. — М., 1998. — 29 с.

106. Осипова И.О. Поэма М. Цветаевой «Крысолов» в контексте традиций средневековой культуры // Культура и творчество. Вып. П. —Киров, 1997. —С. 24-39.

107. Пастернак Б. Рильке М.Р. Цветаева М. Переписка // Вопросы литературы. - 1978. - №4. - С. 36 - 42.

108. Павлова Н.М. Образ автора в системе художественных средств. -Ростов-на-Дону, 1986.

109. Павловский П.А. Куст рябины. Л., 1984.

110. Переславцева Р. С. Трагическое как первооснова личностного мифа Марины Цветаевой // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 4. — Иваново, 1999. —С. 191.

111. Переславцева Р.С. Мир творчества против «жизни, как она есть»: К 70-летию лирической сатиры М. Цветаевой «Крысолов» // Филологическиезаписки: Вестник литературы и языкознания. Вып. 6. — Воронеж: Изд. ВГУ, 1996. —С. 90-99.

112. Платек Я. Верьте музыке! — М., 1989. — 352 с.

113. Пухначев Ю.В. Пространство Цветаевой // Число и мысль. Вып. 4: (Четыре измерения искусства). — М., 1981. — 176 с. — С. 55-81.

114. Растопчина Н. Цветаева и Пастернак в их отношении к музыке. -М., 1997.-С. 233-239.

115. Ревзин Е.И. Текст как реконструкция личности // Шестая цветаевская международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-11 октября 1998 г.): Сборник докладов/ Отв. ред. В.И. Масловский. — М., 1999. — С.142-146.

116. Ревзина О.Г. Пространство и время Марины Цветаевой: (Послесловие к конференции). Пятая международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-11 октября 1997 г.): Сборник докладов / Отв. ред. В.И. Масловский. — М., 1998. — 280 с. — С. 269-280.

117. Ревзина О.Г. Собственные имена в поэтическом идиолекте М. Цветаевой // Поэтика и стилистика 1988-1990. Вып. 1. — М., 1991. — С. 172192.

118. Саакянц А. Жизнь и творчество. М., 1999.

119. Саакянц А. «Марина Цветаева — не Адриан Ламбле!» // Вопросы литературы. — №6 (1986). — С. 191-199.

120. Саакянц А. Встреча поэтов: Андрей Белый и Марина Цветаева. — В кн.: Андрей Белый. Проблемы творчества. — М., 1988. — С. 367-385.

121. Саакянц А., Гончар Н.А. «Поэт и мир»: О Марине Цветаевой // Литературная Армения. — № 1 (1989). — С. 87-96.

122. Святополк-Мирский Д. «Крысолов» М. Цветаевой // Поэты и Россия. Спб., 2002.

123. Седых Г.И. Звук и смысл: О функциях фонем в поэтическом тексте: («Психея» М. Цветаевой) // Науч. докл. высш. шк.: Филологич. науки. — № 1 (1973). —С. 41-50.

124. Сивоволов Б.М. В. Брюсов и М. Цветаева: К истории личных и литературных отношений // Филологические науки. — № 4 (1989). — С. 10-15.

125. Сидорова М.Ю. К вопросу о субъектной перспективе текста: (На материале поэмы М. Цветаевой «Крысолов») // Язык и человек: Материалы межрегиональной конференции / Отв. ред. А.Г. Баранов. — Краснодар-Сочи, 1995.—С. 127-128.

126. Симченко О. К изучению поэтики Ахматовой и Цветаевой: (Словесное поведение лирического героя) // Современные проблемы русской филологии. — Саратов, 1985.

127. Советский энциклопедический словарь. М., 1988.

128. Соловьев Б.И. От истории к современности: Литературно-критические статьи, очерки, полемика. —М., 1973. — 631 с.

129. Сомова Е.В. Фабула становления (Поэт и время) // Шестая цветаевская международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-11 октября 1998 г.): Сборник докладов / Отв. ред. В.И. Масловский. — М., 1999.1. С. 110-117.

130. Суни Т. Композиция «Крысолова» и мифологизм М. Цветаевой: Дисс. на соиск. уч. ст. д. филос. н. — Хельсинки: Институт России и Восточной Европы, 1996.

131. Суни Т. Тройная интерпретация главного героя поэмы «Крысолов» М. Цветаевой // Ученые зап-ки Тартус. ун-та. Вып. 897. — Тарту, 1990.1. С. 140-151.

132. Сухова А. В. Ритуально-мифологическая архетипика образа Царь-Девицы в одноименной поэме М. Цветаевой // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 3. — Иваново, 1998. — С. 87-95.

133. Тамарченко Н.Д. Точка зрения // Введение в литературоведение. -М., 1999.

134. Тимошенко О. В. Несостоявшийся диалог: М. Цветаева и А. Ахматова // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века: Межвузовский сборник научных трудов. Вып. 4. — Иваново, 1999.1. С. 199.

135. Титова Е.В. Жанровая типология поэм М.И. Цветаевой: Дисс. на соиск. уч. степ, к.ф.н. —Вологда, 1997.

136. Титова Е.В. Жанровое своеобразие «Поэмы Конца» М. И. Цветаевой // Жанровый анализ литературного произведения: Сб. науч. трудов. — Вологда, 1994. —С. 36-40.

137. Титова Е.В. Поэтесса-певица: (М.И. Цветаева и музыка) // На рубеже веков.— Вологда, 1991. — С. 61-64.

138. Титова Е.В. «Преображенный быт» // Опыт историко-литературного комментария 10-ти поэм М. Цветаевой. Вологда, 2000.

139. Топоров В. Н. Пространство и текст // Текст: семантика и стукту-ра. М, 1983.

140. Успенский Б. Поэтика композиции. СПб., 2000.

141. Хализев В.Е. Лирика // Введение в литературоведение. М., 1999.

142. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. -М., 1986.

143. Чигирин Е. А. Немецкий язык в произведениях Марины Цветаевой // На путях к постижению Марины Цветаевой. М., 2002.

144. Чурилова И. Из наблюдений над синтаксисом М.И. Цветаевой // Исследования языка художественных произведений. — Куйбышев, 1975.

145. Швейцер В. Быт и бытие. М., 1992.

146. Шевеленко И.Д. Революция в творчестве Цветаевой // Шестая цветаевская международная научно-тематическая конференция (Москва, 9-11 октября 1998 г.): Сборник докладов / Отв. ред. В.И. Масловский. —М., 1999. — С. 84-95.

147. Энциклопедия литературных произведений / Под ред. Стахорско-го. —М., 1998. —656 с.

148. Эткинд Е. Флейтист и крысы: Поэма М. Цветаевой «Крысолов» в контексте немецкой народной легенды и ее литературных обработок // Вопросы литературы. — № 2 (1992).—С. 43-73.

149. Эткинд Е. Четыре мастера: (Ахматова, Цветаева, Самойлов, Мартынов) // Мастерство перевода. Вып. 7. — М., 1970. — С. 29-68.

150. Явинская Ю. В. Общая характеристика образных систем «человек», «вещь», «природа» в идиостиле Марины Цветаевой (коммуникативный аспект) // Человек — коммуникация — текст. — Барнаул, 1999.

151. Яковченко СБ. Природа конфликта и характер действия в драме М. Цветаевой «Федра» // Драматургические искания Серебряного века: Меж-вуз. сб. науч. тр. — Вологда, 1997. — С. 19-35.