Русская псалтырная поэзия: Стихотворные переложения псалмов XVIII в. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Луцевич, Людмила Фёдоровна

• Луцевич, Людмила Фёдоровна
• доктор филологических наук
• 2002

Оглавление диссертации доктор филологических наук Луцевич, Людмила Фёдоровна

I. ВВЕДЕНИЕ.

II. У ИСТОКОВ ПСАЛТЫРНОЙ ПОЭЗИИ XVIII в.

Глава I. Опыты обращения к псалтыри в первой трети XVIII в.

III. СТИХОТВОРНЫЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЯ ПСАЛМОВ 40-70-е гг. XVIII в.

Глава II. Переложение 143 псалма.

Глава III. Стихотворные переложения псалмов М.В. Ломоносова.

Глава IV. «Псалтирь» (1753) В.К. Тредиаковского.

Глава V. Духовные стихотворения А.П. Сумарокова.

IV. СТИХОТВОРНЫЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЯ ПСАЛМОВ ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVIII в.

Глава VI. Стихотворные переложения псалмов в масонской поэзии.

Глава VII. Рукопись Ф.И. Дмитриева-Мамонова «Седмь кафисм Псалтири»

Глава VIII. Псалтырная поэзия Г.Р. Державина.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Русская псалтырная поэзия: Стихотворные переложения псалмов XVIII в.»

Разработка большой и сложной проблемы взаимоотношений sacrum/pro-fanum, религиозного и светского в литературе, - процесс долговременный, но он уже начат и плодотворно развивается. В последнее десятилетие в трудах Е.И. Анненковой, С.С. Аверинцева, П.Е. Бухаркина, М.М. Дунаева, В.А. Котел ьникова, многих других исследователей активно осваивается опыт взаимодействия христианства и литературы, причем преимущественно на материале литературы XIX в. Что же касается изучения взаимосвязей sacrum/profanum в литературе XVIII в., то оно, скорее всего, в силу устоявшегося представления о тоталитарном вытеснении духовной культуры светской, длительное время оставалось на периферии литературоведческих изысканий. Вместе с тем, литературные процессы, происходившие в XVIII в., вполне позволяют поставить вопрос о принципиальной значимости sacrum/profanum для поэтического сознания этой эпохи. Совершенно очевидно, что исследование общей проблемы взаимодействия религиозного и светского начал в литературе возможно при накоплении многочисленных, весомых, конкретных фактов. Изучение стихотворства конца XVII и XVIII в. дает основание говорить о несомненной роли такого сакрального текста, как Псалтырь, в становлении и развитии русской поэзии Нового времени. Значение этого текста настолько велико, что представляется правомерным по аналогии с уже общепринятым в современном литературоведении определением «евангельский текст»1 введение понятия «псалтырный текст» русской литературы.

Отечественная культура Нового времени располагает значительным литературным наследием, содержание которого определяется данным текстом. Это полные стихотворные переложения Псалтыри, бесчисленное количество «избранных» поэтических переводов, переложения отдельных псалмов, подражания (а также многообразные формы их влияния и отражения в других жанрах). Все это стихотворное многообразие изучалось фрагментарно, в то

1 См.: Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХвекоа Вып. 1. Петрозаводск, 1994; вып. 2. 1998. время как названные поэтические явления, будучи внутренне связанными, требуют целостного, системного анализа. При внимательном рассмотрении поэзии, инспирированной текстами ветхозаветной лирической книги, обнаружилось, что ее самым значимым жанром явился жанр стихотворного переложения псалмов, а периодом его наивысшей активности в истории русской лирики оказался XVIII в. Совокупность названных факторов определила тему исследования - «Русская псалтырная поэзия: Стихотворные переложения псалмов XVIII века».

С конца XVII и на протяжении всего XVIII в. с развитием секуляризаци-онных процессов в России пути культуры и церкви все более расходились. По мере того, как мироосмысление отдалялось от сакрального уровня, формирующаяся антропоцентрическая культура все явственнее наступала на культуру сотериологическую. Это находило выражение в новом понимании человека, что в свою очередь определяло тематическое и стилевое развитие поэзии. Литература XVIII в., опираясь на сложное переплетение разных мировоззренческих позиций, где удивительным образом сочеталось (или сталкивалось) старое и новое, свое и чужое, не могла быть однородной по типу своего дискурса. Однако на протяжении длительного времени она изучалась, прежде всего, как явление светское с позиций преимущественно эстетических. Вместе с тем своеобразие и специфика русской культуры Нового времени таковы, что в ней, наряду с новой светской, продолжала жить и позитивно воздействовать на литературный процесс и другая — традиционная тенденция, соотносящаяся с религиозностью, христианской духовностью. Процесс их сложного взаимодействия нуждается в современном осмыслении.

Актуальность избранной темы обусловлена отсутствием специальных работ, посвященных конкретному изучению взаимодействия Басгиш/ргоГапиш в поэтическом сознании XVIII в., наиболее последовательно воплотившемуся в псалтырной поэзии. Опыт такого исследования предлагается в диссертации.

Широко развернувшийся в XVIII в. процесс изменения общественного сознания русских людей, «эклектически» соединявший древнее московское благочестие с модернистским петербургским рационализмом, требовал адекватных форм для своего литературного выражения. В этих условиях русская поэзия выдвинула на первый план жанр стихотворного переложения псалмов, имевший богатую традицию и, как показало исследование, оказавшийся универсальным для эпохи. Именно этот жанр с его двойственной природой, органически объединившей Бастш/ргс^апит, стал востребованным на протяжении всего ХУ1П в. - периода сложнейшего перехода от средневековой религиозной формы к преимущественно светской в эпоху Нового времени. Изначально жанр был связан с кардинальной проблематикой русского бытия переходной эпохи, соединившей духовное и мирское, и с утверждением стихотворства как новой для русской литературы формы.

Материалом исследования стала русская псалтырная поэзия XVIII в. в наиболее значимых ее проявлениях. Это псалтырная лирика В.К. Тредиаков-ского и А.П. Сумарокова, полностью переложивших стихами Псалтырь и сопутствующие ей библейские песни. Введена в научный оборот и проанализирована объемная рукопись стихотворных переложений псалмов Ф.И. Дмитриева-Мамонова. Самостоятельным предметом изучения стала масонская псалтырная поэзия, в частности - сборники стихотворных переложений псалмов И.В. Лопухина, И.П. Тургенева. С новых позиций рассмотрены стихотворная полемика 1743 г. по поводу переложения 143 псалма, а также переложения псалмов Феофана Прокоповича, А.Д. Кантемира, М.В. Ломоносова, Г.Р. Державина. Для сравнений привлекались тексты И.Ф. Богдановича, В.И. Майкова, Н.П. Николева, А. Крылова, И.А. Крылова, В.К. Кюхельбекера, других поэтов. Таким образом, рассмотрены все существенные факты, определявшие развитие псалтырной поэзии XVIII в.

Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые предпринята попытка целенаправленного, системного изучения значительного литературного явления в его становлении, бытовании и развитии на протяжении целого столетия. Настоящая работа ставит своей целью на основе изучения жанра стихотворного переложения псалмов представить картину развития псалтырной поэзии XVIII в. с учетом взаимодействия Басгиш/ргоГапиш в мировоззрении и творчестве русских авторов.

При этом основные задачи исследования определялись необходимостью

- выявить наиболее существенные компоненты «псалтырного текста» русской литературы XVIII в. (факты обращения к Псалтыри поэтов XVIII в., включающие как художественные, так и нехудожественные литературные ряды) и выработать адекватные способы их прочтения;

- определить характер и формы использования библейского источника поэтами XVIII в. в художественном творчестве, в первую очередь — в жанре стихотворного переложения псалмов;

-охарактеризовать индивидуальные подходы в восприятии и поэтическом переосмыслении библейского оригинала в исследуемом жанре;

- показать своеобразие жанра стихотворного переложения псалмов;

- проследить эволюцию русской псалтырной поэзии XVIII в.;

- обозначить функции псалмов в литературном процессе XVIII в.

Методология работы обусловливается сущностью рассматриваемых явлений, в частности - взаимодействием засгиш/ргоГапиш в жанре стихотворного переложения псалмов. Поэтому приемы культурно-исторического, сравнительно-типологического, текстологического, источниковедческого анализа соединяются в диссертации с элементами библейской герменевтики, а религиозно-философские и богословские понятия привлекаются наряду с эстетическими категориями. На протяжении всего исследования применяется методика сравнительно-сопоставительного анализа поэтических вариантов с библейским инвариантом и между собой. Использование такого научного подхода позволило установить действительное отношение авторов к библейскому источнику и отказаться от априорно укоренившегося представления о том, что в начале XVIII в. превалировало неумолимое следование духу и букве Псалтыри, а к концу столетия возобладало свободное отношение к тексту оригинала. Такого однонаправленного движения, как показал анализ, в реальной поэтической деятельности не было, зато обнаружилась иная тенденция - значительно меньшая зависимость, чем принято было считать, от источника в первой четверти века. Наблюдения за практикой стихотворного переложения псалмов русскими поэтами требовали в каждом отдельном случае дополнительного уточнения специфики авторского миросозерцания, прежде всего в отношении к Богу, вере, книгам Св. Писания. Вот почему, наряду со стихотворными переложениями псалмов, в каждой главе рассматриваются дополнительные (теоретические, публицистические, богословские) источники: трактаты, статьи или фрагменты из них, что позволило более широко показать контекст функционирования ветхозаветного текста.

Характер поставленных задач, пути их решения, полученные результаты корректируют научные представления о сущности литературного процесса XVIII в., намечают новые перспективы изучения русской лирики в контексте «псалтырного текста».

Теоретическая значимость исследования состоит в новой трактовке жанра стихотворного переложения псалмов как органического соединения Басгит/рп^апит, что дает возможность более глубокого постижения путей развития русской поэзии Нового времени в ее взаимодействии с нравственным опытом христианства. Практические результаты работы могут быть использованы для изучения творчества поэтов XVIII-XX вв. в границах «псалтырного текста» русской литературы, а также при подготовке вузовских курсов и семинаров, при составлении учебников и учебных пособий для высшей и средней школы.

Апробация основных положений и выводов диссертации осуществлена в докладах, прочитанных в секторе «XVIII век» (СПб., ИР ЛИ (Пушкинский Дом) РАН, 1999-2002), на международных конференциях «Ломоносов и русская культура» (Тарту, 1996), «Герценовские чтения» (СПб., 1995-2002), «Литература в контексте Большого Времени» (Кишинев, 1999 - 2001), «Европейская русистика и современность» (Познань, 1999 - 2001), «200 лет со дня рождения А.С.Пушкина» (Афины, 1999), «Литература русской диаспоры» (Варшава, 2001), «Православие и русская культура» (СПб., 2002), «Русская литература и православие» (Кишинев, 2002), а также на научных конференциях в Архангельске, Вологде, Иваново, Москве, Перми, Томске, др.; в лекционных нормативных и специальных курсах, проводимых в Молдавском государственном университете в 1990-1999 гг.

Структурно диссертация состоит из введения, восьми глав, заключения, приложения.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Луцевич, Людмила Фёдоровна

V. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Псалтырь - «великая и общая сокровищница» человечества (св. Василий Великий), формируя уникальное пространство «псалтырного текста» русской литературы, оказала значительное влияние на новую поэзию XVIII в., переживавшую в процессе своего становления и развития сложнейшее переплетение, взаимодействие Басгит/ргоГапит - религиозного и светского, учительного и эстетического.

Преобразующееся под влиянием европейски ориентированных петровских реформ в XVIII в. сознание русских людей нуждалось в адекватных формах для своего выражения. В этих условиях жанр стихотворного переложения псалмов оказался своевременным. Двойственная природа жанра, органически объединившая Басгат/ргоГапит, способствовала его утверждению и повсеместному распространению в сложный переходный период открытой борьбы и скрытого взаимодействия средневековой традиционно религиозной формы и секуляризированной светской в эпоху Нового времени. Изначально жанр оказался связанным с кардинальной проблематикой русского бытия переходного времени, где переплеталось, взаимодействовало, а порой декларативно категорически взаимоисключалось духовное и мирское, старое и новое, традиционное и новаторское, восточное и западное, прозаическое и поэтическое.

С конца XVII и на протяжении всего XVIII в. проблематика новой русской литературы в значительной степени определялась ветхозаветной сюже-тикой, образностью, стилистикой, что выразилось в повсеместном распространении псалтырной поэзии, представляющей собой существенное явление национальной культуры. Псалтырная поэзия, развиваясь по общим эстетическим законам, присущим литературному процессу XVIII в. (в рамках определенных литературных направлений), сохранила вместе с тем на протяжении столетия черты, обусловленные библейским источником. Текст Псалтыри воспринимался поэтами XVIII в. в своей полифункциональной сущности: и как религиозно-канонический, и как поэтический, и как образец для литературного подражания. При этом выдвижение какого-либо аспекта в качестве доминирующего определяло характер авторского переложения. Так, ориентация на подражание Псалтыри как образцовому тексту обусловливала наибольшую точность и близость к оригиналу: соблюдение соответствующего количества стихов, строф, сохранение основной лексики и смысла. Отношение к псалму как религиозному источнику требовало соблюдения его общего пафоса, но позволяло ввести поэтическое истолкование конкретных идей и образов за счет увеличения общего объема переложения и его «украшения». Отношение к псалму как к поэтическому тексту порождало наибольшую свободу в интерпретации за счет фрагментарного использования источника (редукция), объединения стихов ряда псалмов в рамках одного переложения (концентрация), что вело в конечном итоге к изменению смысла. Трансформация оригинала, наблюдаемая у поэтов XVIII в., - это своеобразная его конкретизация в национальной культуре определенного времени, это путь, способ наполнения конкретно-историческим смыслом традиционной библейско-поэтической структуры.

Исследование показало, что при наличии элементов личностных и даже, может быть, автобиографических в стихотворных переложениях, безусловно, доминирует библейский текст (его пафос, лексика, стилистика), актуализированный новым сознанием и ставший явлением современной культуры. Авторская псалтырная поэзия, ориентируясь на оригинал, тяготела к библейскому теокосмизму, ее содержание и пафос определялись преимущественно верой в созидательную силу и волю Творца, Его величие, мудрость и справедливость. Ориентация на Псалтырь обнаруживалась в религиозных, культурных, исторических предпочтениях русских поэтов, в их эстетических ин-туициях, формируя «псалтырный текст» русской литературы.

1. На разных этапах развития русской литературы XVIII в. тексты Псалтыри использовались по-разному. В первой трети XVIII в. псалтырная лирика не занимала значительного места в литературном процессе. В начале XVIII в. в русских монастырях по-прежнему перелагались псалмы на церковнославянском языке силлабическими стихами. Но в это же время петровские реформы пытались изменить официальное отношение к литературному труду, сделать его не столько душеполезным, душеспасительным для человека, сколько утилитарно значимым для государства. Псалтырная тематика не исчезла из стихотворений поэтов-силлабиков, но самая поэтическая деятельность в среде ученого монашества сократилась. В этих условиях активизировались «московские немцы» - П. Глюк и И. Паузе, возложившие на себя непростую задачу: на материале священной книги - Псалтыри (правда, лютеранской), познакомить своих русских единоверцев с формами бытования немецкой псалтырной поэзии, где использовалась разговорная лексика, тонический принцип стихосложения и по-протестантски не соблюдалась строго буква ветхозаветного источника. Опыты «московских немцев» были известны лишь узкому академическому кругу, но тем не менее, на наш взгляд, они важны в сохранении внимания к Псалтыри как источнику поэтического творчества, как предмету стихотворного, лексического, стилистического эксперимента.

Ветхозаветная лирическая книга использовалась богословом и поэтом Феофаном Прокоповичем как в теологических сочинениях, эстетическом трактате, так и в литературной деятельности. В своих немногочисленных переложениях псалмов Феофан Прокопович выступил как поэт, перелагающий псалом стихами, сохраняющий дух библейского источника, и как священнослужитель, проповедник, допускающий отступления от оригинала в целях истолкования смысла, наставления, нравоучения. Некоторая свобода в обращении с богослужебным текстом, характерная для иерарха, была усвоена его младшим современником - Антиохом Кантемиром, что привело к возникновению своеобразного аллюзивного поэтического диалога между единомышленниками, осуществленному с помощью библейских средств на материале метафразисов 36 и 72 псалмов. Антиох Кантемир, традиционно воспринимаемый русской литературой Нового времени как светский поэт, ориентированный на европейскую культуру, оставался, на наш взгляд, глубоко верующим христианином и в жизни, и в творчестве. В исследовании показано значение его по сей день уникального душеполезного богословского сочинения - «Симфония на Псалтирь», с которого А.Кантемир начал свой творческий путь. Поэт сохранил интерес к псалтырной тематике на протяжении всего творческого пути, что нашло выражение в его сатирах и комментариях к ним, в поэтическом цикле 30-х гг., в философском трактате. В первой трети XVIII в. Псалтырь оставалась одним из значимых поэтических источников, не дававших осуществиться намеченному петровскими реформами разрыву культур между эпохой старого и Нового времени.

2. Поэтическое состязание трех поэтов - Ломоносова, Сумарокова, Тре-диаковского, в 1743 г. публично засвидетельствовало факт органической взаимосвязи Басгит/ргоГапит в русском поэтическом сознании середины XVIII в. Решая теоретический стиховедческий спор на материале библейского псалма, авторы декларировали одновременно несомненную значимость соответствия стихотворных вариантов содержанию оригинала. Для них обрела активность традиция Симеона Полоцкого. Поэты на новом этапе исторического и литературного развития как бы возвращались в рамки традиционного религиозного сознания. Их культура - это, безусловно, культура «риторического типа», оперирующая готовым словом, сообразно определенному узусу. В период активной европеизации поэты остаются в рамках религиозного сознания, определяющего сотериологический характер художественного творчества. Они последовательно ориентируются на содержание источника и стремятся к соблюдению его «духа» и «буквы». Однако при последовательном сопоставлении оригинала с авторскими поэтическими вариантами обнаружились индивидуальные черты. В 1743 г. сформировались основные принципы переложения библейских стихов, которые будут использоваться поэтами в дальнейшем. В результате Ломоносов, Тредиаковский, Сумароков не только осуществили переложение 143 псалма, но и явили свое поэтическое понимание древнего текста. Таким образом, произошла первая «встреча» поэтов Нового времени с древним иудейским псалмопевцем, состоялась попытка «со-мышления», «со-творчества».

На новом этапе развития русской поэзии актуализируется процесс взаимодействия слова авторского и Слова авторитарного, свидетельствующий о тесной соотнесенности религиозного и эстетического в русском поэтическом сознании. Попытка овладения авторитарным словом в процессе ассимиляции со своим собственным свидетельствует о значимости этого слова для светской поэтической системы. Традиция стихотворных переложений, возрожденная новым временем, оказалась надолго востребованной и действенной. Она плодотворно развивалась в процессе непрекращающегося обновления русской литературы.

3. Стихотворная полемика 1743 г. открыла перед Ломоносовым возможности использования сакральных текстов в решении научных проблем — стиховедческих (143 псалом), а также лингвистических, риторических (14, 116, 145 псалмы). Ученый в духе времени заставил служить просвещению, «на пользу общую», все доступные средства, богослужебные псалмы в том числе. В представлении поэта, наука и вера не противоречат друг другу, поскольку наука, руководствуясь разумом, изучает мир, а вера через откровение постигает сверхприродный порядок, где действует благодать. Ломоносов как поэт рационалистического века воплотил в своей деятельности его наиболее значимую проблему - проблему «разумения». С позиций «разумения» он размышлял о Божьем величестве, «разумением» руководствовался в естественно-научных, исторических, филологических изысканиях. Для объяснения различных явлений Божьего мира существует наука, выявляющая законы и закономерности, формулирующая правила, с помощью которых познание осуществляется системно, целостно, полно. «Наука состоит в познании нужных правил, которые показывают подлинный путь» (Ломоносов, ПСС, 7, 93) к уяснению определенного предмета, явления, факта видимого мира.

Псалтырная поэзия Ломоносова, ориентированная на источник, безусловно, содержит сакральный элемент, выражает высокий пиетет русского автора в отношении древнего текста, что нашло выражение в стремлении автора не отойти от смысла оригинала. Но, перекладывая библейские псалмы стихами, Ломоносов обязательно «разумевал», т.е. использовал современные ему филологические знания и создавал в процессе поэтической деятельности «нужные правила», которые помогали максимально полно воплотить смысл ветхозаветных текстов, передать их эмоциональный заряд. Вот почему, с одной стороны, в процессе переложения псалма осуществлялся многопрофильный филологический эксперимент на уровне ритма, рифмы, строфики, стиля, стилистики, композиции, др., а с другой - в процессе разработки риторических понятий автор обращался к псалму, видя в нем основу для разрабатываемых посылок. При этом поэт не довольствуется имеющимся материалом, он создает «образец» в соответствии с филологическими достижениями своего времени, по своим правилам, в соответствии со своим многоаспектным видением древнего текста. Вместе с тем, Ломоносов как истинно религиозный человек испытывал глубокую внутреннюю потребность в интимном общении с Богом. Эта потребность получила свое выражение в переложении ряда псалмов (1, 26, 34, 70), где воплотилось личностное начало, ассоциированное с общехристианским пониманием личности, соотносящейся в большей мере с образом псалмопевца как подобия Божиего, нежели с индивидуальными человеческими свойствами конкретного лица.

4. Тредиаковский к началу 50-х гг. осознал безусловную значимость своей литературной, общекультурной деятельности и стремился занять особое положение среди своих собратьев по перу, акцентируя сакральные, религиозные аспекты в творчестве. Он, опираясь на книги Св. Писания, богословскую литературу, создает теоретические работы, центром которых явилась теистическая концепция происхождения и развития поэзии, ставит принципиальные вопросы взаимодействия культа и культуры, язычества и христианства. Вслед за Симеоном Полоцким, он вновь осуществляет грандиозный труд, составивший полное переложение библейской Псалтыри силлабо-тоническими стихами с попыткой богословской экзегезы. Тем самым расставляет вехи, обозначая новый этап в развитии религиозно-эстетических понятий. Псалтырь воспринимается самим автором многогранно - как предмет поэтического переложения новым силлабо-тоническим способом, как объект для научной филологической характеристики, как источник для музыкальных композиций и даже как материал для собственно богословского истолкования. В такой рецепции функция поэта в середине XVIII в. одновременно усилилась и усложнилась. Деятельность Тредиаковского была направлена на то, чтобы эстетическими средствами, на языке искусства Нового времени адекватно передать библейскую духновенность. В представлении автора, вера и искусство не противостояли друг другу. Возможность искусства отражать общехристианскую и православную духовность укреплялась в его сознании, благодаря сочувственной поддержке православных иерархов. В середине XVIII в. достаточно органичной воспринималась попытка писателя укрепить новую литературу на религиозной платформе с применением, естественно, новых художественных средств.

5. Для Сумарокова псалтырная тематика актуальна на всех этапах его 9 творческой деятельности. Очевидно, это пристрастие связано с неограниченной никакими условными рамками возможностью выражения на основе ветхозаветного текста, с помощью библейской же образности, состояния человеческого духа. В своей псалтырной лирике Сумароков проявляется, несомненно, как человек религиозный, живущий под знаком действенного присутствия Всевышнего, являющегося всесильным Создателем вселенной. Господь присутствует, но определяет в основном характер нравственного состояния общества. В духовной поэзии Сумарокова фигурируют те же понятия, что и в традиционном религиозном сознании, но акценты слегка смещены. Религиозность поэта - это категория преимущественно моральная, с минимально необходимым для религии признанием Высшего бытия. В пред-Ф ставлении автора, человеческие разум и воля в эпоху Просвещения являются достаточно развитыми и самостоятельными, способными формировать индивидуальную духовность, социальное поведение людей в обществе с ориентацией на Божьи заповеди, но без дополнительного вмешательства Бога. Акцент на роли и значении человека, руководствующегося своим разумом, волей, чувствами, наложил отпечаток на авторское отношение к Псалтыри, выразился в обосновании особых принципов переложения псалмов. Вот почему псалтырной поэзии Сумарокова, безусловно опирающейся в основе своей на ветхозаветный источник, присущи некоторые «вольности»: склонность к морализаторству, повышенная, в сравнении с его другими современниками и даже последователями, индивидуализированность, воплотившаяся в достаточно свободном переоформлении текстов оригинала, личностных оценках и характеристиках. Стихотворная псалмодика, молитвословие Сумарокова являли собой такие формы Басгит/ргоГапшп, которые, перейдя в область литературы, все более усваивали специфику авторского мировосприятия, определяемого в свою очередь не только религиозными, но и философскими, этическими, эстетическими, др. идеями современности. Повышенное внимание к законам эстетическим придавало некую светскость духовным стихотворениям поэта. Перелагая библейские псалмы на русский язык, используя различные ритмические, строфические, изобразительно-выразительные средства, создавая свои медитативные молитвы, Сумароков тем самым обогащал собственно лирику национальной поэзии.

6. Широкое распространение стихотворные переложения псалмов получили в масонской поэзии. Круг библейских текстов, привлекавших внимание розенкрейцеров, был, как правило, ограничен. Они не стремились ни к полному переложению Псалтыри, ни к переложению значительной ее части. Чаще всего поэты обращались к 12, 14, 136, 1, 93,96, 103 псалмам, дававшим им возможность «Воспевать Творцу хваленье», изображать «внутреннюю жизнь души» на пути ее сложного самопознания. Так как масонские нравственные установки во многом совпадали с морально-этическими представлениями христианства, а ритуальная обрядность русских мистиков отчасти соответствовала элементам православной церковной обрядности, то русские авторы в большинстве своем были искренно убеждены в том, что религиозные догматы православия соответствуют установлениям масонского ордена, где они и пытались обрести истинное, восстановленное христианство. Наиболее показательными в масонской поэзии стали переложения псалмов, осуществленные И. Лопухиным и И. Тургеневым. В стихотворениях этих поэтов масонская направленность и символика просматриваются наиболее отчетливо. Авторы стремились по-своему соединить масонство и православие, видя в традиционном вероучении первую ступень «внешнего Богослужения», необходимую для последующего создания «внутреннего истинного Христианства». Перелагая библейские псалмы, поэты обращали первостепенное внимание на внутреннюю жизнь обновленной души. В ветхозаветных текстах они отбирали явления, созвучные масонским устремлениям: таким образом должна была возникать некая адекватность между содержанием псалма и его поэтической интерпретацией. Но удержаться на уровне сохранения библейского смысла, как правило, не удавалось — слишком довлела идеология. Будучи в первую очередь идеологами масонского движения, Лопухин и Тургенев подчиняли творчество выработанным в рамках течения морально-нравственным установкам. Поэты-масоны, стремясь вернуть человечество в золотой век, выступали не столько в качестве библейских пророков, сколько просвещенных учителей, мудрых наставников. Авторы не стремились к абсолютно полной передаче смысла перелагаемых псалмов, им достаточно было выразить общий пафос или отдельные мотивы древнего текста, дававшие возможности для развития идей, значимых для орденского «учения» в целом. Следуя своему «учению», поэты вообще могли изменять смысл библейского источника. Создаваемые стихотворения хорошо отражали пропагандируемый масонами характер человеческого общежития, значимым постулатом которого было требование «не прикасаться сердцем к суетам». Мирская «суета» это месть, злопамятство, ложь, гордыня, то есть те пороки, которые некогда затмили разум, восторжествовали в сердце «Ветхого Адама» и обусловили его падение. «Совлечение Ветхого Адама» с современного человека составляло основное содержание «истинной работы в Нравственности». Масонский поэтический катехизис выдвигал на первый план положение любить ближнего как самого себя, делать добро, молиться за заблудших. Эти установки становились содержанием обновленной, возрожденной жизни. Вот почему поэты, следуя своим убеждениям, сохраняя высокие нравственные ценности, не останавливались перед разрушением смысла древнего священного текста. Поэтическая деятельность воспринималась авторами в качестве важного средства в постижении мира собственной души, что, как им казалось, приближало их к постижению Бога.

7. Впервые введенная нами в научный оборот рукопись дворянина-философа Ф.И. Дмитриева-Мамонова «Седмь кафисм Псалтири» - по существу крупнейший блок стихотворных переложений псалмов после публикации «Стихотворений духовных» Сумарокова и самый последовательный опыт системного переложения псалмов после Тредиаковского. Мы полагаем, что Мамонову были известны переложения псалмов, осуществленные русскими классицистами. Подобно Тредиаковскому, он, вероятно, намеревался последовательно переложить всю Псалтырь, сохраняя мотивы всех библейских стихов, соблюдая их общий смысл, и, используя амплификацию, расширяя их содержание. Как и Сумароков, поэт стремился к соединению ветхозаветной «законности» с идеями просветительства, рационализма, разумности, тяготея к явному дидактизму в творчестве. Усваивалась также традиция стихового эксперимента, соотносящегося в русской поэзии с переложениями псалмов. Ведя свой формальный строфический эксперимент, увеличивая в каждой кафизме строфу на один стих (от четырех до десяти), автор оказался перед проблемой дополнения содержания строфы. Эту проблему он пытался отчасти решить с помощью вкраплений, соотносящихся с биографическим контекстом и превращающих стихотворные переложения в поэтические истолкования, где уже сам поэт «уразумевает и изучает» движения собственной души. Деятельность Мамонова свидетельствовала о сохранении Басгит/ргс^апит в авторском сознании, о безусловном экстенсивном распространении псалтырной поэзии на периферии русского литературного процесса 1770-1790-х годов.

8. На путях же магистрального развития русской литературы псалтырная поэзия нашла своего почитателя в лице Державина, обратившегося к Псалтыри в самом начале 1780-х гг. и сохранившего интерес к ветхозаветной книге до конца своего творческого пути. Опираясь на «богословские понятия» «православной нашей веры», он понимал поэзию как «совокупный состав» «духовнаго и телеснаго» (Державин, VII, 518), и таким образом определял единство sacrum/profanum как субстанциальное свойство поэзии вообще. Представление поэта о вдохновении, явившееся основой его реформы, сформировалось не без влияния библейской Псалтыри, цитаты из которой часто встречаются как в его поэзии, так и в теоретическом трактате о ней. В интерпретации поэта вдохновение носило черты поэтического откровения, соотносящегося с Духом Божьим. Став «апологетом вдохновения» (Л.И. Кулакова), Державин был убежден в том, что только поэт, через вдохновение, способен приблизиться к божественной истине и таким образом стать посредником — пророком нового времени - между человеком и Богом. Когда-то Слово Божье, выраженное пророком, адаптировалось духовным лицом и доносилось до человека. К концу XVIII в. ситуация изменилась: поэт, минуя духовных посредников, стремится к познанию Слова Божьего, и познанные им в творчестве с помощью Божьей «понятия» он дарит своим современникам. Псалтырная поэзия Державина являет преимущественно форму апофатического познания Создателя, через восхищение величием, гармонией, красотой, многообразием сотворенного Господом мира. Поэтическое славословие Господа исполнено высокого парения, душевного восторга, глубокой сердечности.

Как и его предшественники — классицисты 40-70-х гг., уповавшие преимущественно на грозного справедливого карающего ветхозаветного Бога, Державин обращался к теме Божьего величества, красоты мира, разрабатывал темы борьбы с врагами, несправедливо гонимого псалмопевца, наказания беззаконников, преследования неправедных и др. Но в отличие от предшественников, он, расширяя семантические аспекты переложений, к концу творческого пути все более тяготел к христианской интерпретации библейских тем, сюжетов, ситуаций. Его привлекали мотивы сострадания, христианской любви к ближнему, ему была близка идея всепрощающего Бога. Эти аспекты сближали Державина с масонами. Духовная лирика поэта выражала в большей мере те чувства человеческой души, которые были пронизаны преимущественно евангелическими идеями. Не прерывая традиции стихотворного переложения псалмов, Державин наполнял свои стихотворения новозаветными настроениями, ощущениями, предчувствиями, которые оказывались более созвучными сентиментальным и романтическим устремлениям русской поэзии XIX в. Таким образом, псалтырная поэзия Державина, опираясь на традицию, но и усваивая веяния новой эпохи, по-своему осуществляла «связь времен».

Как можно было видеть, жанр стихотворного переложения псалмов достаточно специфичен. Он, безусловно, наиболее полно сумел выразить Басгит/ргоГапиш русской поэтической души. Вместе с тем поэты, обращаясь к нему, неизменно испытывали некие внутренние «ограничения», которые не могли не воздействовать на сознание и характер их творческой деятельности. «Ограничения» эти могли проявляться не только в совокупности неких «запретов» на возможные (и даже неизбежные в поэзии) индивидуализирующие приемы, но и в необходимости обязательного усвоения хотя бы самых существенных черт, присущих ветхозаветному тексту. Одна из особенностей состояла в том, что создатель переложения никогда не являлся автором-творцом в полном значении этого слова: он именно перелагатель (функция которого могла расширяться - интерпретатор, импровизатор, - но не изменяться), исходящий из заданного канона. Таким образом, создаваемое стихотворение — это, как правило, воспроизведение выбранного текста, который в некоторой степени может определяться жизненной, культурной, исторической ситуацией (литературная полемика, биографический факт, психическое • состояние, идеологические пристрастия, др.). Автор создает некую поэтическую стихотворную «композицию», актуализирующую определенные идеи «прототекста», при этом возможно соотнесение с ними каких-то событий, настроений, эмоций, порожденных «моментом», «биографией», «эпохой», но внеположенных источнику. Однако глубина идей, острота и напряженность чувств, провиденциальная мощь ветхозаветного первоисточника были таковы, что он в принципе мог выступать в качестве выразителя эмоций и ситуаций другого времени. Поэты, будучи связанными библейским каноном, вместе с тем неизбежно осуществляли его преобразование: отбирали самые существенные, как им казалось, элементы, компоновали их, формулировали ключевую идею, расставляли акценты, опираясь на стихотворческий материал (ритмы, рифмы, строфику, др.), различные поэтические средства и т.д. Другая особенность определялась «разумом псалма». Основная тема переложения, естественно, всегда несамостоятельна. Она берется в готовом виде, причем псалом зачастую не исчерпывается только этой темой, как и, кстати сказать, созданное стихотворение. При этом проблематика неизбежно трансформируется: в процессе переложения происходит своего рода «пристраивание» неких сопутствующих вариаций, уточнений, расширений, продолжений или, наоборот, сокращений, упразднений, объединений и др., соотносящихся в большей или меньшей мере с главной темой. Значит, с одной стороны, неизбежно наличествует тематическая скованность, которая должна логически вытекать из первоначальной установки не считать переложение самостоятельным текстом, а с другой, - порожденная личным отношением, субъективным восприятием источника вариативность, формирующая способы выражения творческой индивидуальности, по которым читатели могут определить автора стихотворного переложения.

Выявленная в результате исследования высокая востребованность Псалтыри в век Просвещения, секуляризации, рационализма, на наш взгляд, есть свидетельство реально, объективно существующего единства Басгит/рго-£апит в общественном и поэтическом сознании эпохи. Внимание к Псалтыри на протяжении всего XVIII в. поддерживалось целой совокупностью факторов. Актуализация Псалтыри определялась присущими ей монотеизмом, высокими нравственными требованиями, поэтическими достоинствами ветхозаветного текста: эмоциональностью, лирическими медитациями, внутренней ритмичностью, выразительностью, образностью.

В конечном итоге можно констатировать, что в литературе XVIII в. псалтырная поэзия, претерпевая эволюцию, занимает значительное место. Библейские псалмы, определяя основу «псалтырного текста» русской литературы XVIII в., воспринимались авторами не просто как источник поэтического вдохновения, но значительно шире, соотносясь с постановкой и решением ряда принципиальных проблем.

Так, в первой трети XVIII в. псалмы использовались в целях конфессиональных (Глюк, Паузе), для утверждения лютеранского вероучения в среде обрусевших немцев, а также являлись материалом для ритмического, строфического эксперимента на русском языке. С помощью переложения псалмов осуществлялся аллюзивный поэтический диалог между единомышленниками (Феофаном Прокоповичем и А. Кантемиром), уяснялись проблемы религиозно-философского характера.

В 40-70 гг. роль стихотворных переложений псалмов значительно возросла. Поэты обращались к псалмам в поэтической полемике для решения теоретического стиховедческого спора об асиологической значимости метра; для разъяснения законов риторики; для обоснования необходимости языковой реформы; в создании исторических экскурсов из истории христианства и объяснении сути православной веры; для доказательства содружества веры и научного познания, а также обоснования возможности познания Бога через его творения; в создании теистических теорий, связывающих происхождение искусства с культом Бога; для определения специфики лирической поэзии и описания высоких жанров; для выражения сложной формы лирического высказывания, близкой к понятию цикла; для утверждения новых функций поэта; для выражения общих чувств верующих в образе соборной личности; для выражения индивидуализированных авторских чувств; для воспитания современников в строгих моральных правилах; в целях осуществления формального строфического эксперимента.

В 80-90 гг. обращение к псалтырным стихам стало повсеместным. Русские розенкрейцеры использовали псалмы для воплощения идеи нравственного самосовершенствования, для выражения внутренней жизни обновленной души; для распространения масонских морально-нравственных представлений. Державин опирался на Псалтырь в уяснении природы поэтического вдохновения и описании характера гения; для воплощения героев и событий современной жизни; для выражения формы индивидуального «поэтического богопознания»; для воссоздания авторского лирического «я», др.

Приведенные факты свидетельствуют о высоком авторитете Псалтыри и сформировавшемся на ее основе «псалтырном тексте» русской литературы XVIII в., центральным звеном которого является жанр стихотворного переложения псалмов как органическое единство Басгшп/ргоГапит.

426