Род и община у телеутов в XIX-XX веках тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Батьянова, Елена Петровна

• Батьянова, Елена Петровна
• кандидат исторических наук
• 2002

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Батьянова, Елена Петровна

Введение

А) К постановке проблемы

Б) Этнографические группы телеутов

Глава первая. Род (сеок) в XIX -начале XX в.

1. Родовой состав телеутов

2. Маркеры сеока

3. Сеок и волость

4. Сеок и селение

5. Структура сеока

6. Сеок как регулятор брачных связей. Экзогамия

7. Сеок как регулятор религиозной жизни. Родовой культ.

8. Сеок как регулятор социального быта. Родовые обычаи.

9. О формах самосознания, связанных с сеоком 69 А) Соотношение этнического и родового самосознания 69 Б) Генеалогическое самосознание

Глава вторая. Община в XIX - начале XX вв.

1. Типы общин

2. Община и волость

3. Организационная структура общин 86 А) Органы самоуправления 86 Б) Семья и община

4. Хозяйственные функции общин 96 А) Право на землю 96 Б) Регулирование землепользования

5. Взаимопомощь как проявление общинной традиции

6. Административно-фискальные функции общин

7. Функции коллективной самозащиты

8. Община как выразитель корпоративного самосознания

9. Община как регулятор социального быта

Глава третья. Социальные институты телеутов в советский и постсоветский периоды 138 Советский период

1. Трансформация территориальной структуры телеутского этноса

2. Смена социальной элиты в общинах

3. Новые формы самоуправления. Сельсовет.

4. Дезинтеграция общин в процессе коллективизации. Колхоз как новая форма общины

5. Коллективная самозащита

6. Организация быта

7. Проблемы этнического самоопределения.

8. Трансформация сеока 166 Перестройка и постсоветский период

1. Метаморфозы самоопределения.

2. Коллективная самозащита. Национальные лидеры. 175 Заключение

Сведения об основных информаторах

Архивные источники

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Род и община у телеутов в XIX-XX веках»

1. К постановке проблемы.

Диссертация посвящена исследованию социальной организации телеутов, одного из малочисленных народов Южной Сибири. Большинство телеутов в настоящее время проживает в Беловском, Гурьевском и Новокузнецком районах Кемеровской области. Небольшие их группы живут также в Республике Алтай и Алтайском крае. Численность телеутов составляет около 3 тыс. человек.

Предмет исследования - род (сеок) и община телеутов - социальные институты, составлявшие на протяжении ряда веков основу их общественной организации. Хронологические рамки исследования охватывают XIX и XX века.

Актуальность исследования определяется тем, что анализируемые в нем вопросы этнической специфики, преемственности и трансформации форм, структуры и функций рода и общины у телеутов вписываются в общий круг важных научных проблем, связанных с изучением феномена этих социальных институтов, присущих многим народам мира. Рассматриваемые в работе на примере телеутов вопросы природопользования, экологической безопасности, самоуправления, сохранения традиционной культуры малочисленных народов признаны в современном мировом сообществе важнейшим аспектом проблемы прав человека и являются предметом особого внимания многих наук -политологии, этнологии, юридической антропологии не только в нашей стране, но и за рубежом. Исследование актуально и в связи с проводимой в настоящее время международной акцией - Десятилетием коренных народов мира, провозглашенным Организацией Объединенных Наций в 1994 году

Практическая значимость рассматриваемых в диссертации вопросов во многом определяется особенностями современных национальных процессов в Сибири, связанных с освоением и развитием ее коренными народами новых форм автономии, что невозможно осуществить без учета родовых и общинных традиций самоуправления, без знания законов внутриобщинной жизни, обычного права, без анализа истории взаимоотношений аборигенов Сибири с Российским государством. Телеуты, большая часть которых в течение нескольких столетий проживала в плотном окружении русского населения, в центре Кузбасса - самого старого и наиболее развитого промышленного района Сибири, сумели сохранить многие черты традиционной культуры, выработали уникальный опыт этнического выживания в экстремальных условиях. Анализ адаптационного опыта телеутов может иметь не только научное, но и практическое значение.

Результаты исследования можно также использовать для составления информационной базы данных по истории и культуре коренных народов Сибири; для создания планируемых школьных учебников по истории телеутов; при разработке органами исполнительной власти специальных программ и мероприятий, касающихся современного этнокультурного развития телеутов.

Изученность проблемы.

Изучение рода и общины телеутов имеет свою историю. Первым внимание исследователей привлек телеутский род - сеок. Существование у тюрков Саяно-Алтая, в том числе и у телеутов, «родственных союзов» было отмечено еще в XVIII в. И.Г.Георги писал, что саянские («заянские») татары « разделяются на многие аймаки, или роды», а телеуты - «на многие малые колена» (Георги, 1796, с. 155, 158).

В 1860-е годы основоположники научного этнографического алтаеведения В.И.Вербицкий и В.В.Радлов обнаружили, что «родственные колена» в языках большинства алтае-саянских народов имеют общее название -«сеок» (кость). (Вербицкий, 1865, 1870, 1893; Радлов, 1884). В своем «Опыте словаря тюркских наречий» Радлов отметил, что понятие «сеок» встречается в языках телеутов, алтайцев, лебединцев, шорцев, сагайцев, койбалов и сойотов. (Радлов, 1911, стб. 571). Вербицкий и Радлов впервые дали развернутую характеристику сеока, они не только представили сеоковый состав различных этнических групп Саяно-Алтая, но и выявили основные признаки сеока: экзогамия, патрилинейность, дислокальность, наличие культа и «ощущение взаимопринадлежности» (Радлов, 1989, с. 128-129 и др.). Радлов определил сеок как род - (Geschlecht) (Радлов, 1911, стб. 571). Вербицкий предпочитал называть этот институт так, как его называли сами «инородцы» - сеок (кость). Именно Вербицкий возвел название «сеок» в ранг научного термина. Одна из его статей, вышедшая в 1865 г., так и называлась «Сеоки алтайцев». Правда, и Вербицкий определял сеок как «род», или «поколение» (Вербицкий, 1893, с. 9). Таким образом, традиция отождествлять сеок с родом возникла еще в середине XIX в. Она сохраняется до наших дней (Сагалаев, Октябрьская, 1990; Потапов, 1991, Функ, 1993, 2000 и др.).

Более чем стопятидесятилетняя история изучения сеока в значительной степени отражала меняющиеся теоретические представления о генезисе и сущности рода, его основных признаках и функциях, поэтому я кратко остановлюсь на характеристике концепций рода, которые повлияли на научные представления о сеоке. Надо отметить, что история изучения рода в России довольно подробно изложена в работах А. Н.Максимова (1913), М.О. Косвена (1948, 1963, 1964) в специальных статьях А.В.Коротаева и А.А.Оболонкова (1989, 1990,), О.Ю.Артемовой (1997, 1998, 2000). К сожалению, в этих работах (исключая статьи А.Н.Максимова) почти не затрагиваются материалы по сибирским народам.

Первые в российской науке теоретические разработки понятия «род» принадлежат авторам так называемой теории родового быта: И.Ф.Г. Эверсу (1935), С.М.Соловьеву (1846; 1850), К.Д.Кавелину (1847), Т.Н.Грановскому (1855) и другим русским историкам, исследовавшим проблемы происхождения государства. В рамках теории родового быта в 1870-1890 - е годы под ощутимым влияние работ И. Я.Бахофена, Д.Ф.Мак-Леннана и Л. Г. Моргана выработалась концепция рода как специфического социума, «обнимающего собой всю жизнь доклассовых обществ». Наиболее четко постулаты этой концепции сформулировал М.М.Ковалевский, который, в частности, определил род как «совокупность семей, все равно - материнских или отеческих, которые с большим или меньшим основанием считают себя соединенными узами крови, имеют общий культ, общие прозвища, коллективную ответственность за деяния, совершенные одним из его членов, и обыкновенно общее пользование имуществом или частью последнего» (Ковалевский, 1905, с. 166-167). «Основным организующим началом» рода Ковалевский считал экзогамию (Ковалевский, 1905, с. 103). Это определение рода долгое время было основополагающим для российских историков и этнографов.

Научные представления о сеоке в XIX - начале XX вв. развивались преимущественно в рамках «теории родового быта». Влияние этой теории на исследователей общественного устройства сибирских «инородцев» сказывалось в некотором преувеличении ими значения «родового начала» в жизни изучаемых ими народов (Швецов. 1898, 1900). Материалы по телеутскому сеоку анализировались главным образом в связи с лингвистическими или фольклорными изысканиями (Потанин, 1877, 1883; Адрианов, 1883) или в связи с исследованием проблем этногенеза тюркских и монгольских народов (Аристов, 1896).

Большой вклад в разработку принципов исследования традиционных социальных институтов архаических обществ внес А.Н.Максимов, который выступил с критикой теории родового быта и пришел к выводу, что она «нуждается в коренном пересмотре» (Максимов, 1913, с. 11). Максимов убедительно показал расплывчатость, неопределенность термина «род», обратил внимание на необходимость различать генеалогические структуры низшего и высшего порядка, исследовал происхождение ряда обычаев, связанных с родом (Максимов, 1906, 1908, 1913, и др.). Его теоретические и методологические разработки не утратили своего значения до настоящего времени.

В первое послереволюционное десятилетие, когда с утверждением в отечественной исторической науке марксистской концепции первобытного общества особо обострился интерес ученых к доклассовым и раннеклассовым социальным институтам, род сибирских народов, в том числе и алтае-саянский сеок, оказался в центре внимания историков и этнографов. Именно в эти годы были подготовлены к печати интересные работы A.M. Золотарева, раскрывающие сущность экзогамии и тотемизма (Золотарев, 1931,1934), вышла серия статей Б.Э.Петри по бурятскому роду (Петри, 1924. Вып. 1, 2; 1926). Этнографы, работавшие на Алтае, успешно исследовали «родо-племенной» состав алтайских народов, проблемы экзогамии, генеалогическую номенклатуру, системы родства, различные проявления внутриродовых и межродовых связей, религиозные аспекты, связанные с родом (Анохип, 1924; 1925; 1929; 1935; Потапов, 1928, 1929, 1933, 1935; Дыренкова, 1926, 1930; Каруновская, 1926, 1935; Ярхо, 1947; Архив МАЭ. Ф.15, Ф. 11). В этот период была опубликована серия работ, специально посвященных телеутам, где их традиционная религия, обряды, мировоззрение рассматривались в связи с родовыми представлениями и родовой принадлежностью (Дыренкова 1926, 1927, 1930; Ефимова, 1926; Анохин, 1929). В эти годы вышли первые работы Л.П.Потапова, которому принадлежит исключительная роль в изучении традиционных социальных институтов народов Саяно-Алтая. Л.П.Потапов исследовал историю формирования родового состава коренного населения Алтая, рассмотрел вопросы, связанные с административной ролью сеока, дал оценку родовой экзогамии, охарактеризовал систему родства алтайцев, их родовые обычаи. (Потапов, 1928, 1933, 1935, 1936, 1953, 1969, 1978 и др.).

К середине 1930-х г. в советской науке утвердилась концепция первобытности, господствовавшая до середины 1950 -х гг. (Ефименко, 1938; Равдоникас, 1939-1941; Никольский, 1948; Косвен, 1953 и др.), согласно которой род определялся как основная хозяйственная и общественная ячейка именно первобытного общества. Вся история первобытности разделялась на два этапа, один из которых связывался с господством материнского рода, другой - с господством отцовского рода. Существование рода вне первобытности, в классовых обществах, признавалось только в форме пережитка. Соответственно в исследованиях этого времени алтае-саянский сеок расценивался исключительно, как пережиток, как «выветрившаяся социальная форма, лишенная содержания» (Токарев, 1936).

Отсутствие у сеока ряда признаков, которые долгое время считались обязательными для рода (единство территории, родовая собственность) послужило причиной того, что в 1940-1950-х годах ученые усомнились в правомерности отождествления его с родом. Так, С.А.Токарев в одной из работ этого периода указывал: «Алтайский «соок» есть род в значительной мере лишь по форме. По происхождению своему это в большинстве случаев вторичное образование, обломок той или иной крупной этнической группы, принявшей родовую оболочку. Во многих случаях род - это остаток бывшего племени. Только у северных алтайцев сооки могут в большей степени считаться остатками первоначальных настоящих родов» (Токарев, 1947, с. 253). Точке зрения С.А.Токарева созвучно мнение Л.П.Потапова, высказанное им в известных «Очерках по истории алтайцев», где автор пишет, что сеок - это «новая создавшаяся общность людей, сложившаяся в результате определенных исторических условий, но осознаваемая в форме рода» (Потапов, 1953, с. 253). Тем не менее, и Потапов, и Токарев в последующих своих работах, продолжали называть сеок родом.

Изучению структуры рода, его генеалогических подразделений способствовала разработанная М.О.Косвеном в 1930-1950-е годы теория патронимии (Косвен, 1939, 1951, 1964). Эта теория стимулировала целую серию специальных публикаций. При этом в одних работах патронимия определялась как институт, не имеющий генетической связи с родом и связанный с иной стадией развития общества. В других - как генеалогическое подразделение рода. В третьих - как община, скрепленная родством по мужской линии - например, в статье С.И.Вайнштейна «Родовая структура и патронимическая организация у тофаларов», опубликованной в 1968 г. в журнале «Советская этнография». В ряде более поздних исследований, касающихся алтае-саянского сеока, патронимия упоминалась лишь в ономастическом значении - как генеалогическое подразделение, носящее имя предка по мужской линии (Батьянова, 1987, Бутанаев, 1990).

Споры и дискуссии 1960-1980 -х годов о сущности рода и общины между сторонниками «общинного» (Бутинов, Кабо, Бахта) и «родового» (Першиц, Файнберг, Тумаркин, Семенов) направлений не внесли каких-то существенных изменений во взглядах на алтае-саянский сеок, тем более что эти дискуссии велись преимущественно в связи с проблемами истории и периодизации первобытного общества. Тем не менее, они ознаменовали собой начало преодоления жесткой схемы, определявшей концепцию рода в течение нескольких десятилетий.

Для 1960 -2000 гг. характерно разнообразие точек зрения на сущность рода и на правомерность употребления той или иной терминологии, связанной с ним. В этот период утвердилось мнение, что родовая организация не есть непременная принадлежность первобытности и что она может существовать и иметь социальную значимость и в классовых обществах. Некоторые ученые пришли к выводу, что род даже в ряде обществ первобытности не был основной хозяйственной единицей, а его главные функции заключались в регулировании кровнородственных и семейно- брачных отношений (Семенов, 1968; Бромлей, 1981).

Определения рода стали более обтекаемыми, его признаки уже не абсолютизируются и сводятся к минимуму. Даже такой безусловный признак рода как экзогамия в некоторых определениях упоминается с оговорками: «Род - коллектив кровных родственников, ведущих свое происхождение по одной линии (материнской или отцовской) от общего предка, носящих родовое имя; в роде обычно соблюдалась экзогамия» (Файнберг, 1969, с. 16-17). Оспаривается абсолютизация и такого признака рода, как унилинейность: «В настоящее время возобладало понимание рода как группы, которая может быть основана как на линейно-степенном, так и на горизонтальном родстве» (Коротаев, Оболонков, 1990, с. 10)

Различные точки зрения высказываются и по поводу терминологии, связанной с родом. Так, И.М.Дьяконовым было предложено использовать понятия «роды первого, второго и т.д. порядков» (Дьяконов, 1963, с. 26). Некоторые из современных авторов также считают правомерным обозначать термином «род» генеалогические подразделения любого уровня: «.Даже минимальный линидж представляет собой род, род первого (снизу) порядка» (Коротаев, Оболонков, 1990, с. 16).

Приобрели популярность «западные» термины: сиб, линидж, малый линидж, большой линидж, клан, субклан и пр. (Першиц, 1981, с. 90-91; Свод этнографических понятий, с. 18, 19, 80, 81 и др.). Постепенно произошло разделение терминологии. Ученые, занимающиеся отечественной этнографией, продолжают использовать термины род, патронимия и пр. Исследователи культур зарубежных народов предпочитают термины, принятые в западной этнологии: клан, сиб, рэмидж, линидж и др.

Современное отражение получило и мнение А.Н.Максимова о расплывчатости и неопределенности термина «род»: «Конкретные родственные структуры разнообразны даже в стадиально близких культурах (в зависимости от демографических, экологических и иных ситуаций) и не могут быть объединены одним термином «род». Категория рода либо просто не нужна, либо должна быть сужена до обозначения какого-то одного вида родственных объединений, исторически и стадиально равноправного по отношению к целому ряду других» (Артемова, 1998, с. 897).

В целом, теоретические изыскания последних десятилетий, связанные с понятием «род», не внесли определенности ни в выявление сущности этого понятия, ни в использование применительно к родовым структурам четкой общепринятой терминологии. Такая ситуация получила отражение и в изучении алтае-саянского сеока.

В последние десятилетия телеутский сеок привлекал внимание антропологов (Ким, 1987; Лотош,1989; Челухоева, 1994), филологов (Фисакова, 1973), этнографов (Усманова (1980; Батьянова, 1987, 1991). Анализ родового состава, системы родства телеутов, их брачных обычаев дан в ряде работ Д.А.Функа (1993, 1997), автора книги «Бачатские телеуты в XVIII - первой четверти XX века» (1993), где отражены многие параметры этнической культуры телеутов: хозяйство, религия, народные знания, фольклор, промыслы и пр.

К настоящему времени сложилось три подхода к изучению алтае-саянского сеока. Один из них связан с выявлением этногенетических связей различных народов на основе сопоставления их родовых названий. Классическим образцом исследований такого рода является монография Л.П.Потапова "Этнический состав и происхождение алтайцев"(1969). Эта традиция получила свое отражение в работах П.Е.Тадыева (1964), В.Я.Бутанаева(1990, 2000) и других авторов.

Второй подход связан с исследованием структуры и функций сеока. Он наиболее ярко представлен в работах С.А.Токарева (1936, 1952, 1979), С.И. Вайнштейна (1959, 1961, 1968), Д.А.Функа (1990, 1991, 1993). Он нашёл отражение и в моих статьях "Структура телеутского сеока" (1987), "Экзогамия у телеутов" (1990).

Третий подход связан с мировоззренческими аспектами рода. Они наиболее подробно анализируются в работах А.В.Анохина (1924, 1929, 1935), Н.П. Дыренковой (1930; 1940,1949), в монографии «Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири», авторы которой сосредоточили внимание на мировоззренческой концепции данного института (Сагалаев, Октябрьская, 1990) и пришли к выводу, что до настоящего времени « нет ясного ответа на вопрос: что представляли из себя сеоки, какова их роль в формировании современной этнической карты Южной Сибири. Можно ли вообще считать сеок, известный нам в своей очень поздней редакции, родом?» (Сагалаев, Октябрьская, 1990, с 9).

В литературе продолжается традиция параллельного использования терминов род и сеок. В своей работе я придерживаюсь этой традиции по следующим обстоятельствам. Во-первых, потому, что сеок обладает всеми основными признаками, которые обычно связывают с родом: собственное имя, экзогамия, унилинейность. Во-вторых, потому, что преемственность в использовании терминологии - одно из необходимых условий надежности аппарата исследования, так как она обеспечивает свободу в проведении аналитических сопоставлений с материалами и выводами предшественников.

Продолжая историографический обзор рассматриваемой в диссертации проблемы, я кратко остановлюсь на некоторых теоретических аспектах исследования института общины в отечественной науке и истории изучения его у народов Сибири.

В русской этнографии первые теоретические разработки, связанные с общинными институтами, принадлежат М.М.Ковалевскому (1879) и Н.И.Зиберу (1937). Рассматривая общину, прежде всего как производственный коллектив, эти ученые первыми предложили ее стадиальную типологию. Так, согласно концепции М.М.Ковалевского, сельская (территориальная) община развилась из первобытной родовой через переходную форму патриархальной семейной общины, и эти три формы (родовая, семейная и сельская (территориальная) общины являются последовательными стадиями развития общинной организации.

Общинная концепция Ковалевского до настоящего времени является основополагающей для ряда российских историков и этнографов. Правда, в последние десятилетия взгляды на общину в рамках этой концепции изменились. Если в 1930-1950-е годы территориальная община обычно рассматривалась как пережиток первобытных - родовых отношений, претерпевших разрушение в процессе исторического развития общества, то в настоящее время, по мнению Ю.И.Семенова и ряда других исследователей, сельская (территориальная) община, хотя генетически и связана с первобытной, но « ни в коем случае не может рассматриваться как сохранившийся в недрах классового общества пережиток первобытнообщинной формации» (Семенов, 1974, с. 85). Вместе с тем, высказывается и иное мнение, разделяемое рядом историков, о том, что общины классовых обществ не имеют отношения к первобытности (Алаев, 1976, 1977, 2000 и др.).

История изучения общин у народов, населяющих Сибирь, в том числе у русских, восходит к 1880-1900 - м гг. В этот период специфика русской крестьянской общины Сибири была исследована в трудах экономистов и историков (Ваганов, 1886; Чудновский, 1888; Остафьев, 1892; Кауфман, 1893; 1896; 1907; Швецов, 1900; 1906). Особое внимание уделялось хозяйственным функциям общины и прежде всего регулированию землепользования. Что касается общин коренного населения Сибири, то их изучению в досоветский период уделялось явно недостаточное внимание. Из дореволюционных авторов, исследовавших "инородческие" общины, можно отметить А.П.Щапова (1875; 1837), С.К.Патканова (1888), И.И. Майнова (1912) и С.П.Швецова (1898, 1900), работы которого представляют для данной диссертации особый интерес, так как они основаны на материалах по алтайским народам. До недавнего времени исследование С.П. Швецова «Горный Алтай и его население. Ч. 1» (1900.) оставалось единственной работой, содержащей хозяйственную характеристику одной из телеутских общин.

В советское время изучение общинных институтов Сибири стало одним из важных направлений исторического сибиреведения. Были успешно продолжены исследования русской крестьянской общины (Шунков, 1946; 1956; Шерстобоев, 1949; 1957; Александров, 1964; 1976; Громыко, 1965; 1977; Копылов, 1965; Крестьянская община в Сибири и др.)

Аналитический обзор советской этнографической литературы, посвященной общине коренных сибирских народов, дан в специальной статье В.В.Карлова (1989), поэтому я не буду подробно останавливаться на этом вопросе. Отмечу лишь некоторые работы последних десятилетий, исследующие общину народов Саяно-Алтая. Широкий круг проблем, связанных с общиной этого региона, анализируется в ряде работ Л.П.Потапова (1953; 1969; 2001 и др.), С.И.Вайнштейна (1959; 1961; 1968;1972). Эти ученые на примере алтайцев и тувинцев разработали принципы исследования кочевых (аальных) общин Южной Сибири. Обстоятельная характеристика общины кумандинцев дана в ряде работ Ф.А.Сатлаева (1974, 1975). В диссертационном исследовании Н.П.Денисовой (1980) выявлены основные структурообразующие факторы хозяйственной общины кочевников-скотоводов Саяно-Алтая, показана связь общин различных таксономических уровней, охарактеризованы формы общинной собственности. Общинам коренного населения Шории и Горного Алтая посвящена монография А.Н.Садового (1992). Преимущественное внимание в ней сосредоточено на анализе систем хозяйствования шорцев и алтайцев в XIX - начале XX вв. Исследованию поземельных отношений в Горном Алтае в советский период посвящена диссертация В. Я. Кыдыевой (1992). Проблемы, связанные с развитием хакасской общины, затрагиваются в монографиях и статьях В.Я.Бутанаева (1973, 1990 и др.) Община татар Зауралья анализируется в диссертации Г.Т.Бакиевой (1999). К анализу общинных отношений у телеутов я обращалась в ряде опубликованных работ (Батьянова, 1992, 1997 и др.).

Таким образом, и род, и община телеутов привлекали внимание исследователей. Тем не менее, до настоящего времени нет комплексной характеристики этих институтов в их сложном взаимодействии, не выявлены принципы разграничения их функций, не определена их роль в системе жизнедеятельности этноса, не исследованы этапы и закономерности их исторического развития, не раскрыты особенности их функционирования на современном этапе.

Цель исследования - развернутый анализ рода и общины телеутов в контексте трех исторических периодов: досоветского (XIX - начало ХХвв.), советского и постсоветского. Род и община были связаны множеством нитей с различными звеньями и компонентами этнической культуры телеутов. Поэтому характеристика их в сложной структурной и функциональной взаимосвязи позволяет с наибольшей полнотой раскрыть суть этносоциальных процессов, происходивших у телеутов в рассматриваемый период.

Задачи исследования следующие: а) охарактеризовать внешние признаки, структуру и функции институтов рода и общины у телеутов; б) выявить закономерности и механизм трансформации этих институтов за последние два столетия; в) определить их современное состояние и тенденции развития; г) охарактеризовать формы самосознания, связанные с родом и общиной; д) показать этническую специфику рода и общины у телеутов.

Научная новизна проведенного исследования состоит в том, что впервые на телеутском материале а) дана развернутая комплексная характеристика институтов рода и общины в их взаимодействии на протяжении более чем 200 лет (XIX - XX вв.); б) рассмотрены этнические особенности этих социальных институтов; в) прослежена преемственность функций рода и общины с XIX в. до настоящего времени; г) исследованы особенности развития рода и общины в советский и постсоветский периоды. Введены в научный оборот оригинальные полевые и архивные материалы, выявленные автором в процессе работы над диссертацией.

Теоретическая база и метод исследования. Теоретической основой исследования рода и общины послужили работы классиков отечественной и зарубежной этнологии XIX - начала XX вв., а также труды советских ученых:

В.А.Александрова, Л.Б.Алаева, Ю.В.Бромлея, Н.А.Бутинова, С.И.Вайнштейна, М.М.Громыко, В.Р.Кабо, Л.П.Лашука, Г.Е.Маркова, А.И.Першица, Л.П.Потапова, Ю.И.Семенова, З.П.Соколовой и др., разработавших принципы современного научного подхода к исследованию социальных институтов у различных народов мира.

Давая характеристику сеока и общины, я руководствовалась принятой в науке методикой комплексного исследования социальных организмов, предполагающей 1) характеристику их формальных признаков; 2) выявление их составных частей; 3) анализ их функций; 4) определение их места в кругу подобных исторических явлений.

Источники. Основным источником для написания данной работы послужили материалы центральных и региональных российских архивов. В их числе Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Российский государственный исторический архив (РГИА), Архив Российской Академии наук (Архив РАН), Архив Русского Географического общества (Архив РГО), Архив Музея антропологии и этнографии РАН (Архив МАЭ), Государственный архив Алтайского края (ГААК), Государственный архив Томской области (ГАТО), Государственный архив Кемеровской области (ГАКО), Государственный архив Омской области (ГАОО), Государственный архив Республики Алтай (ГАРА), Отдел рукописей Государственной библиотеки им. Салтыкова -Щедрина, Архив ЗАГСа Беловского района Кемеровской области, Рукописные фонды библиотеки Томского государственного университета и др.

Характер архивных материалов, используемых в работе, весьма разнообразен. Значительную их часть составляют статистические данные, содержащиеся в ежегодных отчетах по управлению Томской губернией (ЦГИА. ФФ. 1264, 1265; ГААК. Ф. 4 .) и в документах ясачных и ревизских комиссий (ЦГИА. ФФ. 1264, 1265; ООА. Ф.З). Особый интерес представляют фонды Статистического комитета Томской губернии 1870-1900 гг. (ГАТО. ФФ.З, 234), где содержатся похозяйственные списки телеутских волостей с данными не только по фамильному составу, хозяйству, занятиям, основным доходам населения, но и по этническому и родовому самоопределению представителей отдельных волостей и селений. Разнообразные сведения, характеризующие телеутские общины, содержат "Вопросные листы для поселений, расположенных на землях, входящих в состав волостей'' (ЦГИА. Ф. 1290).

Важной группой архивных источников явились фонды землеустроительных комиссий 1890-1916 гг. (ГААК. ФФ. 4, 29, 185, 210, 212; ГАКО. Ф. 59), где содержатся данные о деятельности общин по регулированию землепользования, о взаимоотношениях между различными общинами и пр. Сведения подобного рода содержатся также в судебной документации (ГААК. Ф. 23), в протоколах съездов крестьянских начальников (Г ATO. Ф. 3). Весьма интересные материалы, касающиеся самоуправления сельских общин в советский период, имеются в фондах сельских советов (ГАРА. Ф. Р-390; ГАКО Ф.44), содержащих протоколы сельских сходов, собраний, пленумов сельсоветов, именные списки жителей и прочие документы. Интересные зарисовки общинного быта телеутов, сведения об их родовых обычаях содержит фонд Алтайской духовной миссии (ГААК. Ф. 164). Очень информативны в этом плане и полевые материалы А.В.Анохина, А.Г.Данилина, Н.П.Дыренковой, Л.Э.Каруновской и других этнографов, работавших у телеутов в 1910-1930-х гг. (Архив МАЭ. ФФ. 3, 11, 15; Архив РАН. ФФ. 135,148, 202).

Важным источником исследования послужили полевые материалы, собранные автором во время экспедиционных поездок в места расселения телеутов, алтайцев, кумандинцев, томских татар в 1976 - 1978, 1980 -1983; 1988, 1991, 1993-1994, 1997, 2000, 2001 гг. В Кемеровской области в Беловском районе были обследованы села Беково, Челухоево, Верховская, Улус, Заречное, Черта (в настоящее время вошло в черту г. Белово), в Гурьевском районе - с. Шанда и др., в Новокузнецком районе - пос. Телеуты (в настоящее время вошел в черту г. Новокузнецка), в Юргинском районе - села Зимник, Шалай, Искитим; в Крапивинском районе село Ажендарово; в Алтайском крае села Крутое, Тараба, Шатобал, Кечек, Тосток, Бурла, совх. «Целинный» и др.; в Республике Алтай - с. Улус-Черга, пос. Шебалино. Была проведена полевая работа в городах Белово (Кемеровская область), Горно-Алтайск и Заринск (Алтайский край).

В качестве источника использовались также отчеты миссионеров, опубликованные в журналах "Душеполезные чтения", "Православный благовестник" и других церковных изданиях, обработанные материалы официальной статистики (Томская губерния, 1868; Алтай, 1890; Материалы по исследованию, 1900; Патканов, 1912; Алтайско-Томская часть Сибири), газетные публикации.

Апробация работы. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании Отдела этнографии народов Крайнего Севера и Сибири (октябрь 2002 г.). Ряд положений диссертации нашли отражение в моих публикациях, а также в докладах и сообщениях, сделанных мной на конференциях «Традиционное мировоззрение и культура народов Сибири и сопредельных территорий» (Улан-Удэ, 1990), « Женщина и свобода» (Москва, 1994), на Втором международном конгрессе этнографов и антропологов (Уфа, 1997), на международном конгрессе « Шаманизм и иные традиционные верования и практики» (Москва, 1999), на конференции по научному проекту «Постсоветские политические и социально-экономические трансформации у коренных народов Российского Севера» (Упсала, 2002). Часть исследования выполнена в рамках названного проекта.

Структура работы. Исследование состоит из введения, трех глав и заключения. Первая глава посвящена характеристике телеутского рода в досоветский период, вторая глава - характеристике телеутской общины в досоветский период. В третьей главе дан анализ трансформаций рода и общины у телеутов в советское и постсоветское время.

Основные выводы исследования обобщены в заключении.

Приложения к работе содержат таблицы, полевые записи и копии некоторых архивных документов, иллюстрирующие положения диссертации.

2. Этнографические группы телеутов.

Первые упоминания о телеутах в русских исторических документах относятся к XVII в. В этот период телеуты, известные также под именем белых калмыков, представляли крупное улусное объединение (по определению историка И.Э.Фишера, «знатнейший народ Сибири»), кочевавшее в Верхнем Приобье и игравшее на политической арене южносибирского региона весьма существенную роль. По данным А. П.Уманского, телеуты в середине XVII в. насчитывали около 10 тысяч человек (Уманский, 1980, с. 5). С образованием в XVII в. на границе с Телеутской землицей Кузнецкого и Томского уездов отдельные группы телеутов (мелкие улусы, осколки улусов, «аймаков»), откочевывали в российские пределы, принимали подданство России и расселялись в «порубежных» уездах на правах служилого или ясачного сословия. С начала XVIII в. большая часть телеутов кочевала в пределах Джунгарии. К 1760-м годам в силу ряда разрушительных внутренних и внешних причин, решающей из которых стала война Джунгарии с Китаем, улусное объединение телеутов распалось. К началу XIX в. телеуты составляли несколько ясачных волостей в Томском, Бийском и Кузнецком уездах Томской губернии.

В этнокультурном отношении телеуты в этот период не представляли единства, а различались по отдельным этнографическим группам, среди которых наиболее значительными были четыре, условно называемые бачатской, томской, чумышской и алтайской.

Бачатскую группу составляли четыре оседлых волости (инородных управы) Кузнецкого уезда: Телеутские - "первой половины", "второй половины", "третьей части" и Ашкыштымская первой половины. Население названных волостей размещалось главным образом по притокам реки Ини — Большому Бачату и Малому Бачату, а также по Томи, к северу от Кузнецка. (О численности этой группы и распределении ее населения по волостям см. Приложения.)

Внутри группы бачатских телеутов отдельное локальное образование представляли "инородцы", жившие в непосредственной близости от г. Кузнецка, в селении Ортодог-аал, являвшемся неофициальным центром Телеутской волости третьей части, а также в Мокроусовском улусе. Кузнецкие телеуты были близки к проживавшим по соседству шорцам по типу хозяйственных занятий и по некоторым чертам быта, но по самоопределению отличали себя от них, подчеркивая свое этническое единство с собственно бачатскими телеутами.

Томская группа телеутов включала одну Телеутскую волость (инородную управу), селения которой располагались к югу от Томска, по р.Искитиму, левому притоку Томи. Томские телеуты насчитывали в 1816 г. -419 чел., в 1834 г. - 471 чел. (ГААК. Ф.З. Оп. 4. Д. 29. Л.286), в 1858 г. - 549 чел., а в 1897 г. - 713 чел.

Алтайскую группу представляли телеуты, проживавшие в Горном Алтае. По данным ясачных комиссий, таковых в 1831 г. насчитывалось 142 души обоего пола. До 1824 г. большинство из них находилось в ведении бачатских волостей. Позднее они образовали самостоятельные волости или вошли в смешанные в этническом отношении волости "инородцев" миссионерских селений. В середине XIX в. телеуты в Горном Алтае представляли часть населения трех инородных управ Бийского уезда:

Быстрянской, Кокшинской и Сарасинской, общей численностью около 3 тысяч человек, а по данным переписи 1897 г. - Быстрянской и Сарасинской, расположенных в северной части Горного Алтая по р. Катуни и ее притокам Сему, Черге и пр. Первая из названных управ насчитывала 3521 человек., вторая - 540 человек. (Патканов,1912)

В чумышской группе я условно объединила население волостей так называемых "томско-кузецких татар", расселенных в Бийско- Чумышской лесостепи (Ашкыштымская второй половины, Баянская первой половины, Баянская второй половины, Тогульская первой половины, Тогульская второй половины, Тагабская первой половины, Тагабская второй половины, Керецкая. (О численности населения в этих волостях см. Приложения).

Формирование большинства названных телеутских групп относится в ХУП-ХУШ вв. и связывается прежде всего с так называемым "выездом на государево имя белых калмыков" - процессом, происходившим на протяжении всего XVII в. (О количестве "выезжих калмыков" в сибирских уездах см. Уманский, 1970). "Выезжие калмыки" составили этногенетическую основу главным образом бачатских и томских телеутов (Уманский, 1980). В какой-то степени они, по-видимому, повлияли и на формирование чумышской группы, так как есть свидетельства, что в XVII в. небольшие их группы селились и по Чумышу.

Формирование телеутских групп связано также с событиями середины XVIII в., когда после падения государственности Джунгарии значительная масса ее разноплеменного населения (тюркского и монгольского), включавшего и телеутов, прикочевала к русской границе, спасаясь от угорозы полного истребления. Часть "джунгарских беглецов" была размещена царской администрацией в Кузнецком уезде, вследствие чего к концу XVIII в. заметно возросла численность населения в "инородческмих" волостях этого уезда (Потапов, 1969).

Важнейшим компонентом в формировании телеутских групп явились так называемые "степные волости" XVII в. - ашкыштымов, тагабцев, керетцев.тогулов и других "окраинных телеутских родов", объясаченных российской администрацией еще в начале XVII в. Все эти "окраинные роды" в той или иной степени вошли в состав бачатских телеутов, что в первую очередь касается ашкыштымов, часть которых жили по реке Бачату. По утверждению

И.Г.Георги, ашкыштымы представляли в XVIII в. "особое колено телеутов" и не отличались от последних «ни наружным видом, ни языком, ни обычаем". Правда, последующие исследования показали, что идентичность телеутов и ашкыштымов вовсе не была абсолютной, и следы их отличий прослеживаются до настоящего времени (Батьянова, 1994). Но в основной своей массе "окраинные роды" составили чумышскую группу. В.В.Радлов считал "томско-кузнецких татар" чумышской группы "отюреченными енисейцами и самоедами", тем самым противопоставляя их по происхождению собственно телеутам, в которых он видел древнетюркскую генетическую основу. Л.П.Потапов и А.П.Уманский связывают происхождение "томско-кузнецких татар" с телеутами.

Если формирование телеутских групп Томского и Кузнецкого уездов происходило в основном с начала XVII до середины XVIII вв.,то образование алтайской группы телеутов относится только к концу XVIII - XIX вв. Эта группа, как уже отмечалось, формировалась преимущественно за счет телеутских пересеенцев из Кузнецкого уезда. Главной причиной переселения, как отмечала ясачная комиссия 1828 г., были "врожденная страсть к перемене мест" и поиски удобных охотничьих угодий. В 1928 г. к 7-ой алтайской дючине было причислено 123 человека из Телеутской волости первой половины (ГААК. Ф.З. Оп. 4. Д. 29. Л. 118). К середине XIX в. число телеутов на Алтае возросло. Определенным образом их переселению из Кузнецкого уезда способствовала Алтайская духовная миссия, надеясь через крещеных телеутов приобщить алтайцев-шаманистов к христианству и тем самым умножить свою "инородческую паству". Большинство телеутов этой группы проживало в миссионерских селениях совеместно с "новокрещеными алтайцами". Так, в 1855 г. в селении Улала числилось "оседло живущих новокрещеных инородцев домов до 70, в них проживали до 32 семейств телеутов и до 40 семейств из черневых татар, алтайских калмыков и двоеданцев". (Архив РГО. Р-62. Оп. 1. Д. 23. Л. 26). К концу XIX в. телеутских "инородцев" в Горном Алтае насчитывалось почти столько же, сколько в Кузнецком уезде.

Таким образом, основу телеутских этнографических групп составили распределившиеся в разных соотношениях три категории населения XVII-XVIII вв.: "выезжие калмыки", "окраинные телеутские роды" и "джунгарские беглецы". Следует отметить, что эти три группировки различались между собой не только по условиям и времени вхождения в состав Российского государства, но и по своему родовому и этническому составу, по особеностям хозяйства и культуры. Эти исходные различия, очевидно, во многом определили особенности административного и общественного устройства, развития хозяйства и культуры каждой из четырех этнографических групп телеутов.

Рассмотрим эти, фиксируемые по данным XIX в., административные, хозяйственные, культурные особенности интересующих нас групп.

Телеутские группы в XIX в. отличались друг от друга по хозяйственному укладу. Территория расселения телеутов характеризовалась многообразием природохозяйственных условий лесостепной, горной и таежно-степной зон. С отдаленных времен в этой области сложилось два основных хозяйственно-культурных типа: кочевых скотоводов горно-степной зоны и пеших охотников таежно-степной зоны. (Потапов, 1969, с. 19). Под русским влиянием здесь же с XVII в. среди коренного населения стали развиваться специфические формы оседлого земледельческо-скотоводческого хозяйства. Сочетание этих трех типов в целом характерно для хозяйственного уклада телеутов в ХУП-Х1Х вв.

В первой половине XVIII в. для основной массы телеутов ведущей отраслью являлось кочевое скотоводство. Население "окраинных телеутских родов" преимущественно занималось пешей охотой, как и соседние с ними тюркские группы, известные с середины XIX в. под именем шорцев. "Выезжие телеуты" в этот период становятся оседлыми земледельцами и скотоводами и постепенно овладевают навыками нового для них вида хозяйства.

Хозяйство телеутов начала XIX в. было обследовано комиссией Сперанского 1822 г. и ясачными комиссиями 1828-1835 гг., в задачу которых входило выявить "комплекс основных хозяйственных занятий инородцев", "степень их благосостояния" и распределить их по разрядам "оседлых", "кочевых", "бродячих". Документы этих комиссий характеризуют хозяйство большинства телеутских волостей как комплексное: с элементами, с одной стороны, оседлого земледелия и скотоводства, с другой - охоты, рыболовства и собирательства. Соотношение хозяйственных занятий у большинства телеутов было типичным для народа, недавно перешедшего к оседлости, но не овладевшего еще в достаточной мере прочными земледельческими навыками.

Ясачные комиссии особо выделили следующие черты хозяйствования телеутов: 1. Урожаи хлеба, собираемого телеутами, были обычно ниже, чем у их русских соседей. 2. Оседлое скотоводство, хотя и было развито, но в целом телеуты от скота имели лишь "незначительные выгоды". 3. Часть населения во всех волостях имела склонность более к звериному промыслу, чем к хлебопашеству и скотоводству, занимаясь в то же время собиранием разных питательных растений, как-то кандыка, сараны, черемши. 4. Недостаточное внимание к земледелию при значительном развитии промыслов предопределяло подвижность населения. Так, в поисках охотничьих угодий телеуты часто переселялись семьями не только из одного поселения в другое, но даже за сотни верст, из одного округа в другой. 5. В целом материально малообеспеченные телеуты в поисках дополнительных средств существования часто нанимались на работы к русским крестьянам.

Обрисованные черты в той или иной степени были характерны для всех телеутских групп. Как отметила одна из ясачных комиссий, "между всеми инородческими волостями Кузнецкого округа трудно сделать различия в отношении к их благосостоянию, ибо все они почти одинаково бедны" (ЦГИА. Ф. 1264. Оп.1. Д. 265. Л. 212.). Тем не менее, она указала и на некоторую разницу в степени овладения навыками оседлого хозяйствования между отдельными телеутскими волостями. Наиболее "земледельческими" были признаны томские телеуты, а также население нескольких чумышских воостей (Шуйской, Кумышской п пр.) которые безоговорочно были зачислены в разряд оседлых.

Бачатские телеуты, среди которых многие только начинали заниматься земледелием и не имели от него значительных выгод, после некоторых колебаний также были отнесены к оседлым. Характерно, что, относя бачагских телеутов в разряд оседлых, комиссия прежде всего учитывала не столько уровень развития земледельческого хозяйства в их волостях, сколько «преимущество их местного положения": наличие земель, "способных к хлебопашеству" и соседство с русскими крестьянами (ЦГИА, Ф.1264. Оп.1. Д.265. Л.212).

В особую группу были выделены волости чумышских телеутов: Тагабские первой и второй половины, Керецкая, Ашкыштымская второй половины. Жители этих волостей, были зачислены в разряд кочевых, так как способы промышленности их заключаются глвнейши не в хлебопашестве, а в звероловстве и добывании рыбы" и так как "из них и поныне весьма немногие приобрели какой-либо навык к занятиям, свойственным русским поселянам" (РГИА. Ф. 1264. Оп.1. Д.265. Л.264). Земледелие в этих волостях, по опредеению ясачной комиссии, было ничтожно, скотоводство также незначительно", разводили преимущественно в небольшом количестве лошадей. Видную роль в хозяйстве играло собирательство. Одним словом, это был тот комплекс хозяйственных занятий, который, по определению Л.П.Потапова, характерен для шорцев, а также кумандинцев, тубаларов, т.е. северных алтайцев. Подобное соотношение хозяйственных занятий наблюдалось в этот период и у телеутов алтайской группы.

Таким образом, в начале XIX в. наметились определенные направления в хозяйственном развитии телеутских групп. Томские, бачатские и часть чумышских волостей, расположенные в местах, географически удобных для хлебопашества и, кроме того, по соседству с русскими волостями и селениями, имели наиболее благоприятные условия для совершенствования оседлого хозяйствования. Большая же часть населения чумышских волостей, располагая в достаточном количестве "угодиями для промыслов рыбных и звериных" в лесостепной и таежной зонах, продолжала сохранять ведущими добывающие формы хозяйства.

Для того, чтобы проследить, как эти хозяйственные формы получили свое развитие в дальнейшем, обратимся к документам конца XIX в. Материалы поволостных и подворных хозяйственных обследований свидетельствуют о том, что по способам обработки земли, наличию сельскохозяйственной техники, ассортименту культур, количеству рабочего скота бачатские, томские телеуты, а также большая часть чумышских и алтайских в конце XIX в. в основном ничем не отличались от русского старожильческого населения Сибири. В то же время часть алтайских телеутов Сарасинской инородной управы, проживавших в южной ее части, где из-за сурового климата и особенностей местности возможности для земледелия были ограничены, занимались почти исключительно скотоводством, разводя в довольно больших размерах табунных лошадей и крупный рогатый скот. Так, у жителей селения Улус-Черга на 43 души мужского пола приходилось около 9000 голов лошадей и крупного рогатого скота. (ГААК. Ф.29. Оп.1. Д. 1554. Л.53.). Имея оседлое поселение, эти телеуты называли себя кочевниками и, подобно своим соседям алтайцам, с которыми они поддерживали постоянные (культурные, хозяйственные, брачные) связи, занимались отгонным скотоводством.

Таким образом, если развитие хозяйства телеутов томской и бачатской групп шло в XIX в. преимущественно по линии сближения с хозяйством русского старожильческого населения тех же мест, то в чумышской и алтайской группах наблюдалось два направления развития хозяйственных форм: у чумышей - земледелие и охота, у алтайцев - земледелие и отгонное скотоводство.

Телеутские группы различались в языковом отношении. Известно, что телеутский язык выделялся В.В.Радловым в качестве самостоятельного диалекта восточной ветви тюркских "племеных наречий". (Radlov, 1889. Bd.I, S. 215-216). Каких-либо подразделений внутри телеутского "наречия" ученый не вычленил, но отметил, что оно принадлежит главным образом бачатским и алтайским телеутам. Что касается "томско-кузнецких татар", то Радлов выделил их в самосоятельную языковую группу, указывая, что они "по наречию отчасти близки к шорцам, отчасти к телеутам". (Радлов, 1887, с. 8). По языку томских телеутов специальных исследований в XIX в. не производилось, однако В.И.Вербицкий указывал, что последние, "находясь в близких сношениях с томскими татарами, приняли от них некоторые изменения в своем наречии" (Вербицкий, 1893, с.7). По современной классификации язык томских телеутов определяется как особый говор томского диалекта сибирских татар (Тумашева, 1977, с. 242), в то время, как язык телеутов бачатских, алтайских и чумышских рассматривается в целом как один из диалектов алтайского языка (Баскаков, 1958, с. 68). В настоящее время в названном диалекте выявлены локальные подразделения. (Язык бачатских телеутов).

Самоназвания телеутов различались по группам. У бачатских телеутов бытовало самоназвание "теленэт" (Radlov, 1889, S. 15). А.В.Анохин обратил внимание на распространенное среди бачатских телеутов самоназвание "паят". (Архив МАЭ. Ф.11. Оп.1. Д. 33). Оба эти этнонима используются бачатскими телеутами и в настоящее время. Алтайским телеутам были свойственны те же самоназвания. Томские телеуты-калмаки называли себя "калмак." Как в свое время отмечал Г.Ф.Миллер, " татары.себя выезжими белыми калмыками называют, потому что их деды и прадеды из калмыцкой земли на имя государево в Россию выехали" (РГАДА. Ф.199. П.530. Д.8. Л.1).

Чумышские телеуты, будучи сборной группой, не имели общего самоназвания и определяли себя по местам локального расселения, по названиям родов (сеоков) или волостей: "ашкыштым", "тонгул" и пр. До сих пор чумышские старожилы-телеуты иногда называют себя "тялам" степные.

Специфика телеутских этнографических групп определялась также их общественным устройством, характером и направленностью их хозяйственных и культурных связей, как внутренних, так и внешних. Каждая группа представляла собой территориальную общность с традиционно установившейся системой связей. Наиболее многообразными и устойчивыми были связи внутри бачатской группы, что определялось прежде всего ее компактностью. Так, относительно многочисленное население трех бачатских волостей проживало смешанно в нескольких селениях, расположенных от 2 до 10 км друг от друга. Телеутские селения часто имели общие "усадьбы" (ГААК. Ф.29. Оп.1. Д. 1212. Л. 49), что предопределяло необходимость постоянных хозяйственных контактов между их жителями.

Гетерогенный сеоковый состав бачатских телеутов обеспечивал возможность заключения ими браков преимущественно в пределах своей общности, придавая ей характер эндогамного дема.

Сохранение традиционных обычаев, отличных от окружающего русского населения, приверженность большинства бачатских жителей традиционным шаманистским верованиям определяли общность их культурно-бытовой жизни. Брачные и культурно-бытовые связи бачатцы ("паяты") поддерживали также с чумышскими "инородцами" (в первую очередь, с ашкыштымами, баянцами, тогулами) и с телеутами Горного Алтая.

Несколько иной хаактер носили отношения бачатских телеутов с окружающим русским населением, которое до середины XIX в. представляли главным образом заводские крестьяне, приписанные к Гурьевским заводам и Салаирским рудникам. Торговые и хозяйственные контакты хотя и имели здесь место, но были достаточно ограниченны. Тем не менее, влияние русской культуры в среде телеутов проявлялось весьма заметно и обнаруживалось прежде всего в массовом распространении способов ведения хозяйства, типов орудий труда, жилищ, бытовой утвари, характерных для русских сибиряков. Но в одежде, украшениях и более всего в духовной культуре традиционные черты сохранялись устойчивее.

Культурные заимствования подготавливали почву для того процесса, который определяется многозначным понятием "обрусение". Часть крещеных телеутов постепенно полностью отрывалась от своего традиционного уклада жизни, переходила на русский язык и даже меняла этническое самоопределение, оставаясь однако в инородческом сословии. В.В.Радлов, посетивший бачатских телеутов в 1860-х годах, обратил внимание на то, что часть телеутов была представлена ему как ясачные крестьяне(11ас11оу, 1889, 8. 336). К концу XIX в. некоторые селения бачатских "инородцев" (Семенушкина, Бабанаково, Беково) состояли почти исключительно из "ясачных русских".

Следует отметить, что обрусение среди бачатских телеутов все же не носило такого массового характера, как, например, у алтайских телеутов. Сказались и ограниченное (до 1880-х годов) влияние православной духовной миссии, и опасение быть приписанными к горным заводам в случае сближения с русскими. Так, в одном из документов середины XIX в. прямо говорится: "Многие из них (бачатцев - Е.Б.) изъявляли опасения в том, что якобы все оседлые инородцы, занимающиеся хлебопашеством, обращены будут в заводские крестьяне" (ГАОО.Ф.З. Оп.2. Д. 1927. Л.204.). Все же показательно, что к концу XIX в. до 47% населения бачатско-телеутских волостей считали своим родным языком русский. (Патканов, 1912, с. 148). С притоком в Томскую губернию в начале XX вв. переселенцев из центральной России объективный процесс сближения бачатских телеутов с русскими значительно усилился.

Тем не менее, на Бачатах в условиях господства натурального хозяйства и узко-соседских связей, преобладания традиционных форм быта и идеологии своим чередом совершалось воспроизводство специфических свойств этноса телеутов, хотя и на суженной основе. Именно здесь в наиболее устойчивой форме сохраняются телеутские традиции, разговорный язык, фольклор. Здесь на базе устойчивых территориальных и межродовых связей складывается своеобразная этническая община, получившая у тюркоязычных соседей телеутов название "паят". Примечательно, что для телеутов чумышской и алтайской групп (как, пожалуй, и для всего тюркоязычного населения Кузнецкого уезда) "паят" являлся своеобразным этническим ориентиром. "Связь телеутов с Бачатом настолько велика, - писал А.В.Анохин,- что ее не могут порвать ни дальность расстояния, ни вековая обособленность. До сих пор телеуты, живущие за 500 верст в Алтае по рекам Сема и Черта, находятся в близком родстве с Бачатом. Они почти ежегодно ездят друг к другу в гости. Приехавший старается побывать в каждом доме, так что поездка иногда затягивается на несколько недель и даже месяцев". (Архив ГМАЭ. Ф.11. Оп.1. Д.ЗЗ. Л.1).

По-иному происходило этнокультурное развитие чумышских телеутов. Большая часть "чумышей" проживала в мелких селениях по соседству с русскими крестьянами, а также шорцами, кумандинцами. Волости не имели определенной территориальной привязанности, и их жители были разбросаны по шорским, кумандинским, русским селениям. Дисперсность расселения чумышей отражалась в различиях говора отдельных локальных групп, селений, в локальных формах самоопределения, в вариантности элементов материальной культуры, обрядов и верований. Но эти локальные отличия стирались под культурным воздействием окружающих иоэтнических групп.

Алтайские телеуты к концу XIX в. по особенностям их культурного развития и по направлениям этнических связей как бы подразделялись на две части, большая из них представлявшая жителей миссионерских селений Быстряской инородной управы, почти совершенно обрусела и не отличалась от русских ни языком, ни хозяйством, ни бытом. Этому способствовал приток в Бийский уезд во второй половине XIX в. переселенческого русского населения, но значительную роль в обрусении сыграла и Алтайская духовная миссия. По данным 1897 г., 92,3 % телеутских жителей Быстрянской управы считали своим родным языком русский (Патканов, 1912, с. 149). В официальных документах они считались "русскими инородцами".

Другая часть была представлена телеутами Сарасинской управы (с.Улус-Черга и др.), проживавших по соседству с алтайцами Второй, Третьей и Четвертой дючин. Здесь обрусение происходило в гораздо меньшей степени. Лишь 15,3% населения к концу XIX в. говорило по-русски. (Патканов, 1912, с. 150). Сарасинские (улус-чергинские) телеуты поддерживали тесные контакты со своими соседями-алтайцами: пасли свой скот на общих с алтайцами угодьях и "проводили иногда зиму и лето в калмыцких стойбищах". В свою очередь алтайцы, переходя к оседлости, поселялись в селениях и домах телеутов. Многие из телеутов знали "уйротскую грамоту"(ГААК. Ф.29. Оп.1. Д. 1554.

Л.54). Показателем "алтаизации" сарасинских телеутов является переход к концу XIX в. примерно половины из них на "калмыцкое наречие" (Патканов, 1912, с.150).

Томские телеуты занимали несколько обособленное положение по отношению к другим телеутским группам. Проживая в отдалении от Алтая, они в XIX в. более чем с другими группами телеутов поддерживали связи со своими непосредственными тюркоязычными соседями - чатами и еуштинцами, а также с проживающими в их селениях европейскими татарами-переселенцами. С принятием ислама и переориентацией в связи с этим их конфессиональных нормативов томские телеуты утратили существенные звенья традиционной культуры, значительно оторвавшись от своих телеутско-алтайских корней, и вместе с чатами и еуштинцами образовали новое этническое подразделение -томские татары. (Томилов, 1973). Хотя следует отметить, что и до настоящего времени томские телеуты (калмаки) все еще сохраняют особенности своего говора, самоназвание и помнят о своем древнем телеутском происхождении.

Калмаки, подобно другим телеутам, имели довольно развитые хозяйственные связи с русскими соседями, но в культурно-бытовом отношении и по линии браков в силу приверженности мусульманской религии обособлялись от русских. Обрусение в форме перехода на русский язык и смены этнического самоопределения наблюдалось лишь среди телеутов-христиан, составлявших меньшинство томских телеутов.

Обобощая данные по четырем, охарактеризованным выше этнографическим группам телеутов, можно отметить, что их размежевание определялось как причинами природохозяйственного свойства, так и социальными условиями их жизнедеятельности (этническим окружением, характером и направленностью присущих им социальных связей, как внутренних, так и внешних). Специфика развития рода и общины в этих группах будет рассмотрена ниже.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Батьянова, Елена Петровна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Телеуты в XIX - начале XX вв. не представляли единого этно-территориального образования и различались по четырем территориальным группам, имевшим черты этнографического своеобразия, проявлявшегося в особенностях их хозяйственного и культурного развития, диалектов и этнического самоопределения. Этнокультурная дифференциация телеутских групп определялась разницей во времени и в условиях их формирования, а также причинами природо-хозяйственного свойства, этническим окружением и другими внешними и внутренними факторами.

Социальное устройство телеутов всех четырех групп (бачатской, томской, чумышской и алтайской) в рассматриваемый период имело черты, характерные для обществ, переходящих от кочевого к оседлому образу жизни.

Общественный уклад телеутов до их вхождения в состав Российского государства и перехода на оседлость представлял типичную модель улусно-потестарной организации кочевиков Южной Сибири, описанной С.В.Бахрушиным, Л.П.Потаповым, Е.М.Залкиндом и другими исследователями. Телеутские улусы ХУП-ХУШ вв. представляли этно-потестарные объединения, основным структурным подразделением которых был генеалогический род (сеок, аймак). Власть в улусе наследовалась в рамках одного "княжеского" рода. Социальная иерархия проявлялась также в существовании особых привилегированных кланов ("укту", "лучшие люди") наряду с различными категориями зависимого населения. С переходом телеутов на оседлость и разрушением в связи с этим существенных звеньев их традиционных хозяйственных и социальных связей имущественная и социальная дифференцицация в их обществе в значительной степени стерлась, что подтверждают официальные источники начала XIX в. Но все же социальные структуры, восходящие к прежнему кочевому быту телеутов, продолжали еще долгое время функционировать в их обществе. Это прослеживается, в частности, в особенностях их административного устройства в XIX в.

Известно, что и после того, как кочевники-скотоводы оседают, их прежние общественные структуры не разрушаются, а продолжают еще длительное время регулировать их жизнь. Такие структуры, восходящие к кочевому быту телеутов, были представлены у них двумя институтами: сеоком (генеалогическим родом) и волостью, инородной управой (в прошлом - улусом).

Кочевнические традиции общественной организации в наибольшей степени прослеживались у бачатских и чумышских телеутов.

Центральной структурой традиционного общественного устройства телеутов был сеок - патрилинейное экзогамное подразделение, имевшее сложную иерархическую организацию. Роль сеока в большинстве телеутских групп заключалась в том, что, будучи основной структурообразующей единицей волости и территориальной общины, он являлся регулятором брачных и различного типа идеологических связей, обеспечивая воспроизводство традиционных социальных нормативов, традиционного мировоззрения и этнической культуры в целом. Характерно, что свойства этничности в наибольшей степени были выражены у тех групп телеутов, которые сохраняли традиционную сеоковую организацию.

К прошлому кочевому быту телеутов восходил и такой социальный институт как волость, инородная управа. У бачатских и чумышских телеутов струтура волости была аналогична средневековому кочевому улусу: принцип ее организации был основан на родовой (сеоковой) иерархии, при которой право наследования власти принадлежало так называемом "княжескому" сеоку (обычно наиболее многочисленному и влиятельному).

Телеутские волости имели официальный административный статус: были наделены правом представительства в общении с российскими властями и рядом административных обязанностей перед государством. В XIX - начале XX в. волости испытали значительную трансформацию, связанную в первую очередь с административными реформами. Изменение статуса волости проявилось в ограничении ее административных функций (прежде всего фискальной), в утрате права наследования власти княжеским сеоком, введении территориального принципа ее организации, что уравнивало «инородческую» волость с волостью крестьянской.

Социальные отношения, связанные с новым оседлым бытом телеутов, регулировались главным образом общинными институтами. Для рассматриваемого периода характерны многообразие форм общинных связей, структурная и функциональная разнородность общин, несовпадене хозяйственных и социально-бытовых общинных структур. При многообразии общинных форм у телеутов вплоть до начала XX в. отсутствовал общинный институт, официально признанный государством, хотя некоторые хозяйственные сообщества значились в межевых документах как поземельные единицы. В наибольшей степени формализованными признаками обладали сельские общины, функции которых заключались в регулировании хозяйственных отношений и социального быта, в осуществлении самоуправления и коллективной самозащиты, в обеспечении воспроизводства традиционных обычаев, обрядов и других социальных и этнических нормативов. По мере освоения телеутами земледельческих форм хозяйства роль территориальных общин в регулировании землепользования все более возрастала. В начале XX в. сельские общины телеутов по своей структуре и функциям мало чем отличались от общин местных русских крестьян.

Способность этнической адаптации телеутов к условиям постояннного ассимилятивного воздействия более крупных этносов во многом зависела от структурной гибкости и функциональной активности социальных институтов. Именно те группы телеутов, у которых роль общественных институтов была наиболее выражена, менее других подверглись этнической асссимиляции.

Определяя место телеутов в системе сложного метаэтнического образования, получившего со времен В.И.Вербицкого и В.В.Радлова название "алтайцы", можно отметить, что различные группы телеутов соотносились с ним по-разному. Часть телеутов Горного Алтая вошла в качестве составного компонента в сложившийся в XX в. этнос - алтайцы.

Томские телеуты с переходом в мусульманство и переориентацией в связи с этим их этноконфессиональных нормативов утратили существенные звенья традиционной культуры, значительно оторвались от своих телеутско-алтайских корней и вместе с соседями-татарами (чатами и еуштинцами) образовали особое этническое подразделение в составе сибирских татар -томские татары.

Большинство чумышских телеутов, оказались беззащитными перед мощным ассимлятивным воздействием "российских" переселенцев начала XX в. Последующие события гражданской войны, коллективизации окончательно разрушили их общины, привели к исчезновению многих территориальных и родовых групп. Часть чумышского населения вошла в состав бачатских телеутов, кумандинцев, шорцев, алтайцев, другая- не менее значительная часть-обрусела.

По-иному происходило этническое развитие бачатских телеутов. Здесь на базе устойчивых территориальных связей, структурирующих этническую общину "паят", по сути дело произошло новое этнообразование - сложился этнос бачатских телеутов. Осознавая себя самостоятельным народом, бачатские телеуты сохраняют в самосознании значительный пласт представлений о своих генетических, исторических и культурных связях со всеми алтайцами.

В советский период культура телеутов продолжала развиваться, хотя просчеты национальной политики нашего государства по отношению к малочисленным народам существенно сдерживали этот процесс. Институты рода и общины продолжали функционировать в обществе телеутов, но их структура и функции несколько изменились. Родовое самосознание постепенно угасало. Некоторые из знатных сеоков и фамилий утратили былой престиж и перешли в категорию преследуемых властями изгоев. В связи со сменой социальной элиты и трансформацией института лидерства произошла дезинтеграция телеутских общин. В ходе гражданской войны, государственных кампаний индустриализации и коллективизации многие общины были разрушены. В то же время в процессе коллективизация сложился новый тип хозяйственной общины - колхоз. Изменились формы самоуправления, власть в общинах была сосредоточена в сельских советах и партиийных органах. Формы коллективной самозащиты в значительной степени стали противозаконными, скрытыми. Столь же скрытый, полулегальный характер приобрели некоторые формы общинного быта, в первую очередь связанные с традиционной религией. Утрата телеутами статуса самостоятельного народа определила изменения в их самосознании и самоназвании, активизировала процессы ассимиляции телеутов.

В постсоветский период основные трансформации в телеутском обществе связаны с признанием за телеутами официального статуса самостоятельного народа, с ростом этнического, родового, общинного самосознания телеутов, с повышением престижа их традиционной культуры, с активизацией их борьбы за национальные права, с возникновением новых форм самоуправления, с появлением лидеров нового типа. Дальнейшая демократизация нашего общества станет надежной гарантией сохранения и развития древней и самобытной культуры телеутов.

Сведения об основных информаторах.

Абушкин Дмитрий Семенович, 1889 г. р., с. Челухоево, Беловский р-он Кемеровской обл.

Абушкина Мария Сергеевна, 1907 г. р., с. Беково, Беловский р-он Кемеровской обл.

Абушкина Пелагея Трифоновна, 1897 г. р., с. Челухоево, Беловский р-он Кемеровской обл.

Акарачкина Анна Александровна, 1917 г.р., с. Беково, Беловский р-он Кемеровской обл.

Алексеева Ксения Ифантьевна, 1898 г.р., с. Ажендарово, Крапивинский р-он Кемеровской обл.

Арлинекова Наталья Карповна, 1907 г. р. совх. "Октябрьский", Кытмановский р-он Алтайского края.

Беков Михаил Лукьянович, 1917 г.р., с. Беково, Беловский р-он Кемеровской обл.

Каргин Николай Поликарпович, 1913 г.р., с. Верховская, Беловский р-он Кемеровской обл.

Рюмина Людмила Тимофеевна, 1930 г. р., г. Белово Кемеровской обл.

Суркова Анастасия Ивановна, 1914 г. р., с. Шалай, Юргинский р-он Кемеровской обл.

Тарасова Анна Сидоровна, 1926 г. р., с. Шанда, Гурьевский р-он Кемеровской обл.

Тодышев Петр Урусович, 1907 г. р., с. Верховская, Беловский р-он Кемеровской обл.

Хлопотина Варвара Степановна, 1896 г. р., с. Челухоево, Беловский р-лн Кемеровской обл.

Чебельков Дмитрий Васильевич, 1925 г. р., с. Шанда, Гурьевский р-он Кемеровской обл.

Челухоев Николай Степанович, 1901 г. р., с. Челухоево, Беловский р-он Кемеровской обл.

Шабуракова Софья Николаевна, 1919 г. р., г. Горно-Алтайск.

Архивные источники.

Архив МАЭ: Ф.З. Оп.1. д. N122; Ф.11, оп. 1, дд. N14, 33-36, 38, 42, 94, 99; ф. 15, оп. 1, д. N 2,3,15,23, 40, 45, 46; оп. 2 , д. N 23, 26, 27. Архив РАН: Ф. 21, оп. 5, д. 144, 150; Ф. 135. Архив РГО: Ф . Р 62, оп. 1, д. N 23; Ф. р 64, оп. 1, д. 39. Беловский районный архив ЗАГСа. Книги регистраций актов о браках по Бековскому, Ново-Бачатскому. Мало-Салаирскому, Зареченскому сельским советам.

ГААК: Ф.З, оп. 4, д. 29; оп. 8, д. 10;

Ф. 4, оп. 3, д. 23, 1944. 1984, 2065, 3059, 3289; оп. 7, д. 20;

Ф. 23, оп. 1, д. 79;

Ф. 29, оп. 1, д. 505, 1212, 1359, 1554; Ф. 164, оп. 1, д. 80, 168; оп. 2, д. 101; Ф. 178, оп. 1, д. 6;

Ф. 185, оп. 1 д. 14, 22, 27, 29, 38, 51, 151; Ф. 210, оп. 1, д. 39, 99, 123, 124, 158; Ф. 212, оп. 1, д. 1.

Ф. 233, оп. 1, д. 259; оп. 1 б, д. 811, 817, 818; Ф. р 328, оп. 1, д. 8. ГАКО: Ф. 60, оп. 1, д. 175.

ГАОО: Ф. 3, оп. 2, К. 221, д. 1601; к. 272, д. 1927; к 387, д. 2658. ГАРА. Ф. Р-212. Оп. 1. Д. 1374. Г ATO : Ф. 1, оп. 1, д. 230;

Ф. 3, оп. 8, д. 10; оп. 19, д. 867; оп. 44, д. 268, 3252, 4033; оп. 45, д. 890, 990; оп. 48, д. 86;

Ф. 234, оп. 1, д. 89.

РГАДА : Ф. 199. Портф. 530, д. 8.

Рукописный отдел библиотеки Томского гос. ун-та. Частный фонд Г.Н.Потанина, оп. 14, д. 8, 149.

РГИА: Ф. 1264, оп. 1, д. 41, 265, 269, 277, 283; Ф. 1265, оп. 1, д. 178; Ф. 1290, оп. 4, д. 173, 174.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Батьянова, Елена Петровна, 2002 год

1. Аборигены Кузбасса. Современные этнополитические процессы. Кемерово, 1997.

2. Алтай. Историко-статистический сборник. Томск, 1890. Алтай фольклор. К.И.Максимовтынг телеут диалект тилле jyyrau фольклор бичимелдериненг. Горно-Алтайск, 1995.

3. Алтайская дореволюционная проза. Горно-Алтайск, 1990. Алтайско-Томская часть Сибири по данным сельскохозяйственной переписи 1916 г. Томск, 1927.

4. Адрианов A.B. Путешествие в Кузнецкий край // Известия Имп. РГО, Вып. 4, Отд. 2, 1881.

5. Адрианов A.B. Путешествие А.В.Адрианова в 1883 г. // Изв. Имп. РГО. T.XIX. Вып. 5. СПб., 1883.

6. Адрианов А. Сооки и шуточные характеристики инородческих родов. Дополнения к тексту Г.Н.Потанина. «Очерки Северо-Западной Монголии». Вып. IV, СПб., 1883.

7. Адрианов А.В.Путешествие на Алтай и за Саяны в 1881 г. // Зап. РГО по общей географии. T.XI. СПб., 1888.

8. Алаев Л.Б. Социальнеая структура индийской деревни:(Территория Уттар-Прадеша, XIX в.) М., 1976

9. Алаев Л.Б. Проблема сельской общины в классовых обществах // Вопросы истории, 1977, N2.

10. Алаев Л.Б. Сельская община в Северной Индии: Основные этапы эволюции, М., 1881.

11. Алаев Л.Б. Община в его жизни. История нескольких научных идей в документах и материалах. М., 2000.

12. Александров В.А.Русское население Сибири XVII начала XVIII в. (Енисейский край). М., 1964.

13. Александров В.А. Сельская община в России (XVII-начало XX в.). М.,1976.

14. Анохин A.B. Материалы по шаманству у алтайцев // СМАЭ. Т. IV. Вып. 2. Л., 1924.

15. Анохин A.B. Душа и ее свойства по представлению телеутов // Сборник МАЭ. Т. VIII. Л., 1929.

16. Анохин A.B. Следы тотемистических представлений у алтайцев // Советская этнография, 1935, N 5-6.

17. Аристов H.A. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности. // Живая старина. Т. VI. Вып. 3-4, 1896.

18. Артемова О.Ю. А.Н.Максимов и его исследования. Нетускнеющее обаяние критического ума // А.Н.Максимов. Избранные труды. М., 1997.

19. Артемова О.Ю. Род // Народы и религии мира. М., 1998.

20. Артемова О.Ю. В очередной раз о теории «родового быта» и об «австралийской контроверзе» // Ранние формы социальной организации. СПб., 2000.

21. Асалханов И.А. О бурятских родах в XIX веке // Этнографический сборник. Вып. 1. Улан-Удэ, 1960.

22. Ашин Г.К., Охотский Е.В. Курс элитологии. М., 1999.

23. Балдаев С.П. К вопросу о расселении бурятских племен и родов // Уч. зап. Бурят-Монгольского пед. института. Вып 16. Улан-Удэ, 1958.

24. Балдаев С.П. Материалы о бурятских племенах и родах // Этнографический сборник. Вып 2. Улан-Удэ, 1961.

25. Балдаев С.П. Родословные предания и легенды бурят. Часть первая. Булагаты и эхириты. Улан-Удэ, 1970.

26. Баскаков H.A. Алтайский язык. М., 1958.

27. Батьянова Е.П. Некоторые вопросы этнического самоопределения телеутов // Проблемы истории СССР. М., 1979.

28. Батьянова Е.П. Культ эмегендеров у телеутов // Духовная культура народов Сибири. Томск, 1980.

29. Батьянова Е.П. Структура телеутского сеока // Полевые исследования Института этнографии 1983. М., 1987.

30. Батьянова Е.П. Генеалогические представления телеутов// Традиционное мировоззрение и культура народов Сибири и сопредельных территорий. Улан-Удэ, 1990.

31. Батьянова Е.П. Современная модификация традиционных религиозных представлений и обрядов телеутов // Традиционная обрядность и мировоззрение малых народов Севера. М., 1990.

32. Батьянова Е.П. Экзогамия у телеутов // Проблемы антропологии и исторической этнографии Западной Сибири. Омск, 1991.

33. Батьянова Е.П., Функ Д.А. Телеуты. М., 1992 (Материалы к серии «Народы и культуры. Вып. XVII)

34. Батьянова Е.П. К этнополитической ситуации в Кемеровской области. М., 1993. (Исследования по прикладной и неотложной этнологии. Документ N 39).

35. Батьянова Е.П. Метаморфозы этнической самоидентификации (на примере телеутов) // Этническая культура: проблема самосохранения в современном контексте (культурологические очерки). М.-Нальчик, 1997.

36. Бахта В.М. К вопросу о структуре первобытного производства // ВИ, 1960, N7.

37. Бромлей Ю.В. Становление феодализма в Хорватии. М., 1964.

38. Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М., 1981.

39. Бутанаев В.Я. Хакасские тамги и вопрос об аальной общине // Изв. СО АН СССР, 1980, N11. Серия общественных наук. Вып. 3.

40. Бутанаев В.Я. Этническая история хакасов XVII-XIX вв. М. 1990 (Материалы к серии «Народы и культуры». Вып 3. Хакасы.)

41. Бутанаев В.Я. Происхождение хакасских родов и фамилий. Абакан,1994.

42. Бутанаев В.Я., Бутанаева И.И. Хакасский исторический фольклор. Абакан, 2001.

43. Бутинов H.A. Разделение труда в первобытном обществе // ТИЭ. Т. 54. М-Л., 1960

44. Бутинов H.A. Община, семья, род По поводу статьи М.В.Крюкова "О соотношении родовой и патронимической (клановой) организации" в журнале "Советская этнография", 1967, N 61) // СЭ, 1968, N 2.

45. Ваганов H.A. Хозяйственно-статистическое описание волостей Алтайского округа. Ч. 1-4, СПб., 1886.

46. Вайнштейн С.И. Род и кочевая община у восточных тувинцев (XIX -начало XX в.) // СЭ, 1959, N 6.

47. Вайнштейн С.И. Тувинцы-тоджинцы. М., 1961.

48. Вайнштейн С.И. Родовая структура и патронимическая организация у тофаларов (до начала XX века) // СЭ, 1968, N 3.

49. Вайнштейн С.И. О сущности и роли патриархального уклада в социальной истории кочевников Азии // Тезисы докладов на сессии и пленумах, посвященных итогам полевых исследований в 1971 г. М., 1972.

50. Ванчикова Ц.П. К истории хоринских родов // Средневековая культура Центральной Азии: письменные источники. Улан-Удэ, 1995.

51. Варапетов A.C. Проблемы родового строя ингушей и чеченцев // СЭ, 1932, N4.

52. Васильев Илларион. Взгляд на политическое состояние инородцев, обитающих в Сибири // Вестник Европы 1823, N 2.

53. Вербицкий В.И. Сеоки алтайцев // Томские губернские ведомости, 18651. N 42.

54. Вербицкий В.И. Алтайцы. Томск, 1870.

55. Вербицкий В.И. Алтайские иородцы. Сборник этнографических статей и исследований М., 1893

56. Владимирцев Б.Я. Общественный строй монголов (Монгольский кочевой феодализм). Л., 1934.

57. Вяткииа К.В. Пережитки материнского рода у бурят-монголов // СЭ, 1946, N 1.

58. Георги И.Г. Описание обитающих в Российском государстве народов, также их житейских обрядов, вер, обыкновений, жилищ, одежд и прочих достопамятностей. Ч. II. О народах татарского племени. СПб., 1796.

59. Гиренко Н.М. Система терминов родства и система социальных категорий//СЭ, 1974, N6.

60. Горлова И.Д. Материалы комиссии Н.А.Ваганова как источник для характеристики крестьянской общины на Алтае // Крестьянская община в Сибири XVII-начала XX в. Новосибирск, 1977.

61. Грановский Т.Н. О родовом быте у древних германцев // Архив историко- юридических сведений, относящихся до России. Кн II, 1-ая половина, М., 1855.

62. Громыко М.М. Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. Новосибирск, 1965.

63. Громыко М.М. Территориальная крестьянская община Сибири (30-е гг. XVIII 60-е гг. XIX в.) // Крестьянская община в Сибири XVII - начала XX в. Новосибирск, 1977.

64. Данилин А.Г. Бурханизм (Из истории национально-освободительного движения в Горном Алтае). Горно-Алтайск, 1993.

65. Данилова JI.B. Дискуссионные проблемы теории докапиталистических обществ // Проблемы истории докапиталистических обществ, М., 1968.

66. Дискуссия по статье М.В.Крюкова // Расы и народы. М., 1988.

67. Долгих Б.О. Род, фратрия, племя у народов Северной Сибири. М., 1964.

68. Дулов В.И. Пережитки общинно-родового строя и родового быта у тувинцев в XIX начале XX века (до 1917 года) // СЭ, 1951, N4.

69. Дульзон А.П. Диалекты татар аборигеов Томи // Уч. зап. Томского гос пед. ин-та, T. XV, Томск, 1956.

70. Душеполезные чтения (ДЧ), 1864, N7; 1871, N 7; 1883, N7; 1884, N 3.

71. Дыренкова Н.П. Род, классификационная система родства и брачные нормы у алтайцев и телеут // Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Л., 1926.

72. Дыренкова Н.П. Родство и психические запреты у шорцев // Материалы по свадьбе и семено-родовому строю народов СССР. Л., 1926.

73. Дыренкова Н.П. Культ огня у алтайцев и телеутов // Сборник МАЭ. Т. VI. Л., 1927.

74. Дыренкова Н.П. Получение шаманского дара по воззрениям турецких племен // Сборник МАЭ АН СССР. 1930. T. IX.

75. Дыренкова Н.П. Отражение борьбы материнского и отцовского начала в фольклоре телеутов и кумандинцев // СЭ, 1936, N 6.

76. Дыренкова Н.П. Пережитки идеологии материнского рода у алтайских тюрков // Сборник «Памяти В.Г.Богораза». M.-JL, 1937.

77. Дыренкова Н.П. Пережитки материнского рода у алтайских тюрков // СЭ, 1937, N4.

78. Дыренкова Н.П. Шорский фольклор, М.-Л.Д940.

79. Дыренкова Н.П. Материалы по шаманству у телеутов // Сборник МАЭ. Т. X, 1949.

80. Дьяконов И.М. Община на Древнем Востоке в работах советских исследователей // Вестник древней истории, 1963, N 1.

81. Ершов В.В., Кимеев В.М. Тропою миссионеров: Алтайская духовная миссия в Кузнецком крае. Кемерово, 1995.

82. Ефименко П.П. Первобытное общество, Л., 1938.

83. Ефимова А. Телеутская свадьба // Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Вып.1. Л., 1926.

84. Зибер Н.И. Очерки первобытной экономической культуры. М., 1937

85. Золотарев A.M. Происхождение экзогамии // Известия государственной Академии истории материальной культуры. Т. 10. Вып. 2-4. Л., 1931.

86. Золотарев A.M. Пережитки тотемизма у народов Сибири, М., 1934.

87. Ивановский С. Записки Бачатского отделения, Алтайской миссии, священника Сергея Ивановского за 1894. 1895 год - ПБ, 1895, т. 2, N 10, с. 74 -82; N 12, с. 166-178; 1896, т.2, N15, с. 317-324; N16, с. 360-371.

88. Исторические акты XVIII столетия. Материалы для истории Сибири. Томск, 1890.

89. Итоги Всесоюзной переписи населения 1989 года. Вып 4. Национальный состав. Кемерово, 1990.

90. Кабо В.Р. Первобытная доземледельческая община. М., 1986.

91. Кавелин К.Д. Взгляд на юридический быт древней Руси // Современник, 1947, N 1.

92. Как живешь, Шанда? Сидим без света // Газ «Наша жизнь» (Гурьевского района Кемеровской обл.), январь 1994, N 6.

93. Калачев А. Поездка к теленгитам на Алтай. Живая старина. Т. VI. Вып. 3-4. СПб., 1896.

94. Калишев Н.В. Я телеут / Кузбасс, 13 июля, 1989.

95. Карлов B.B. Советская историография об общинных институтах и обычном праве народов Сибири // Историография этнографического изучения народов СССР и зарубежных стран. М., 1989.

96. Каруновская Л.Э. Из алтайских верований и обрядов, связанных с ребенком. // Сборник МАЭ Т. VI. Л., 1927.

97. Кастрен М.А. Путешествие в Сибирь (1845-1849). Тюмень, 1999 (Сочинение в двух томах. Т. 2).

98. Кауфман A.A. Застывшая история общины. Очерк развития земельных порядков сибирской общины // Вестник Европы, 1893, N 6.

99. Кауфман A.A. К вопроссу о первоначальных формах общинного землевладения // Труды Московского юридического общества, 1896. Т.6. Кауфман A.A. Русская община в прооцессе ее зарождения и роста. М., 1908.

100. Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М., 1983.

101. Ковалевский М.М. Общинное землевладение, причина, ход и последствия его разложения. М., 1979.

102. Ковалевский М.М. Социология. Т. 1- 2. СПб., 1910.

103. Ковалевский М.М. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом. СПб, 1905.

104. Колесник И.И. Родовая теория С.М.Соловьева в оценке К.С.Аксакова // Некоторые вопросы отечественной историографии и источниковедения. Днепропетровск, 1977.

105. Копылов А.Н. Русские на Енисее в XVII в. Земледелие, промышленность и торговые связи Енисейского уезда, Новосибирск, 1965.

106. Коротаев A.B., Оболонков A.A. Родовая организация в социально-экономической структуре классовых обществ // СЭ, 1989, N 2.

107. Коротаев A.A., Оболонков A.A. Род как форма социальной организации в работах дореволюционных русских и советских исследователей // Узловые проблемы истории докапиталистических обществ Востока. Вопросы историографии. М., 1990.

108. Косвен М.О. Патронимия // БСЭ. Т. 44. М., 1939.

109. Косвен М.О. Матриархат. История проблемы. М.-Л., 1948.

110. Косвен М.О. Программа для собирания сведений о патронимии и структуре родов // КСИЭ. Вып. 13. М., 1951

111. Косвен М.О. Очерки истории первобытной культуры. М., 1953.

112. Косвен M.О. Семейная община и патронимия. М., 1963

113. Косвен М.О. Патронимия и ее роль в истории общества. М., 1964.

114. Крашенинников С.П. Реестр деревням от Кузнецка вниз по Томи до Томска // С.П.Крашенинников в Сибири (неопубликованные материалы) M.-JL, 1966.

115. Крестьянская община в Сибири XVII начала XX в. Новосибирск,1977.

116. Крюков М.В. О соотношении родовой и патронимической (клановой) организации // СЭ, 1967, N 6.

117. Крюков М.В. Клановые общества китайцев-иммигрантов на Кубе в первой половине XX в. (К проблеме структуры и функций традиционных социальных институтов в инонациональной среде) // СЭ, 1977, N 2.

118. Крюков М.В. Этнос и субэтнос // Расы и народы. М., 1988.

119. Кулешова Н.В. О пофамильном составе тугумов барабинских татар (на примере аулов Осинцево и Тебисс Новосибирской области) // Народы Сибири и сопредельных территорий. Томск, 1995.

120. Кулешова Н.В. О чем рассказывают генеалогии барабинских татар // От Урала до Енисея (Народы Западной и Средней Сибири. Кн. 1, Томск, 1995.

121. Кулешова Н.В. Тугумные образования барабинских татар XIX первой трети XX вв. // Исторический ежегодник. 1996, Омск, 1996.

122. Курский М. Заря новой жизни //Газ. «Жизнь Алтая», 11 июля 1917 г.

123. Курылев В.П. К вопросу об институте тюленгутов у казахов // Этнографические аспекты традиционной военной организации народов Кавказа и Средней Азии. Вып. 2, М., 1990.

124. Кушнер П. (Кнышев). Очерк развития общественных форм. М., 1924.

125. Кызласов JI.P. О древнехакасских личных тамгах // Проблемы истории Хакасии. Абакан, 1979.

126. Кызласов Л.Р., Леонтьев Н.В. Народные рисунки хакасов, М., 1980.

127. Лашук Л.П. Введение в историческую социологию.М., 1975.

128. Ландышев C.B. Выписка из дневника миссионера духовной Алтайской миссии протоиерея Стефана Ландышева за первую треть 1859 года // ДЧ, 1861, ч. 2, N7.

129. Лебедев Г. На земле своих предков // Кузбасс. 28 марта, 1991 г.

130. Лебедева Н.М. Психологические аспекты этнической экологии // Этническая экология. Теория и практика. М.,1991

131. Лотош Е.А. Генетический паспорт обособленной группы алтае-сааянских тюрков телеутов Кемеровской области // Итоги и перспективы деятельности по созданию и реализации комплексных программ // Здоровье. Т. 1. Новокузнецк. 1989, с. 36-38.

132. Майнов И.И. Русские крестьяне и оседлые инородцы Якутской области. СПб., 1912.

133. Максимов А.Н. Работы М.М. Ковалевского в области первобытного права// Этнографическое обозрение. Кн. 109-110 , 1906, N 1 2.

134. Максимов А.Н. Ограничения отношений между одним из супругов и родственниками другого // Этнографическое обозрение, 1908, N 1-2.

135. Максимов А.Н. Теория родового быта // Сборник в честь семидесятилетия Д.Н.Анучина. М., 1913.

136. Максимов А.Н. Избранные труды. М., 1997.

137. Малов С.Е. Несколько замечаний к статье А.В.Анохина «Душа и ее свойства по представлению телеутов» // Сборник МАЭ АН СССР. Т.VIII. Л., 1929.

138. Мамет Л.П. Ойротия: Очерк национально-освободительного движения и гражданской войны на Горном Алтае. Горно-Алтайск, 1994.

139. Манжигеев И.М. Янгутский бурятский род (Опыт историко-этнографического исследования). Улан-Удэ, 1960.

140. Маркелов В.Н. К вопросу о преступлениях, составляющих пережитки родового быта в Бурят-Монголии. М., 1940.

141. Марков Г.Е. Некоторые проблемы общественной организации кочевников Азии // СЭ, 1970, N 6.

142. Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Бийском уезде. Вып. 3. Бийская волость. Барнаул, 1900.

143. Материалы по исследованию крестьянского и инородческого хозяйства в Томском округе. Т. 2. Вып. 2, Барнаул, 1900.

144. Материалы по свадьбе и семейно-родовому строю народов СССР. Л.,1926.

145. Миловзоров М.В. Род и семейственное право алтайцев. Этнографический очерк // Архив РГО. Р.64. Оп.1, N 39.

146. Мордасова И.В. Разложение родового строя и формирование фаталистических представлений (Социально-психологический аспект) // СЭ, 1975, N3.

147. Нанзатов Б.З. Происхождение и расселение бурятского рода Хурумша // Археология и этнография Дальнего Востока и Центральной Азии. Владивосток, 1998.

148. Никольский В.К. Первобытная культура. М. Л., 1924.

149. Никольский В.К. История первобытного общества. М., 1948.

150. Ольдерогге Д.А. Род и община (Соотношение форм рода и типов общины) // Кунсткамера: МАЭ им. Петра Великого РАН. СПб., 1995.

151. Остафьев В. А. Бытовые формы сибирского крестьянского землевладения и землепользования // Юридический вестник, январь, 1892. Т.Х. М., 1892.

152. Отчет Алтайской духовной миссии за 1913 год // Томские епархиальные ведомости. 1914, N 7.

153. Памятники сибирской истории. СПб, 1885.

154. Патканов С.К. Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян и инородцев Западной Сибири. Вып. 1. СПб, 1888.

155. Патканов С. К. Статистические данные, показывающие племенной состав населения Сибири, язык и роды инородцев. СПб., 1912.

156. Паштаков Н.Ф. Живут в Сибири телеуты. Газ. «Кузбасс», 1988, 21декабря.

157. Петри Б.Э. Территориальное родство у северных бурят. Иркутск, 1924.

158. Петри Б.Э. Элементы родовой связи у северных бурят // Сибирская живая старина. Иркутск, 1924. Вып. 2.

159. Петри Б.Э. Внутриродовые отношения у северных бурят. Иркутск,1926.

160. Першиц А.И. Развитие форм собственности в первобытном обществе как основа периодизации его истории // ТИЭ, Т. 54, M-JI., 1960.

161. Першиц А.И., Монгайт АЛ., Алексеев В.П. История первобытного общества. М., 1974.

162. Першиц А.И. Проблемы типологизации общины в дореволюционной русской и советской этнографии // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. VIII. М., 1978 (ТИЭ, Новая серия. Т. 107).

163. Познанский B.C. Тамги алтайцев // СЭ, 1991, N 4.

164. Попов В.А. К вопросу о структурообразующих принципах рода и родовой организации // Ранние формы социальной организации. СПб., 2000.

165. Потанин Г.Н. Материалы для истории Сибири. М., 1866. Кн. 2

166. Потанин Г.Н. и Семенов-Тян-Шанский П.П. Дополнения к т. IV "Землеведения Азии" К.Риттера. СПб., 1877

167. Потанин Г.Н. Очерки Северо-Западной Монголии. T.IV. СПб, 1883.

168. Потанин Г.Н. Северные предгорья Алтая. 1. Кузнецкий край // Живописная Россия. СПб., 1884. T.XI.

169. Потапов Л.П. Пережитки культа медведя у алтайских турок // Этнограф-исследователь, N 2-3, май-август, 1928.

170. Потапов Л.П. Очерки по истории Ойротии, Новосибирск, 1933.

171. Потапов Л.П. Очерки по истории Шории. Л., 1936.

172. Потапов Л.П. Пережитки родового строя у северных алтайцев (по материалам экспедиции в Ойротию в 1936 г.), Л., 1937.

173. Потапов Л.П. Разложение родового строя у племен Северного Алтая. I. М.-Л., 1935.

174. Потапов Л.П. Культ гор на Алтае // СЭ, 1946, N 2.

175. Потапов Л.П. Этнографический очерк земледелия у алтайцев // Сибирский этнографический сборник. М.-Л., 1952.

176. Потапов Л.П. Алтайцы // Народы Сибири. М.-Л., 1953

177. Потапов Л.П. Очерки по истории алтайцев. М.-Л., 1953.

178. Потапов Л.П. Происхождение и формирование хакасской народности. Абакан, 1957.

179. Потапов Л.П. Очерки народного быта тувинцев. М., 1969.

180. Потапов Л.П. Этнический состав и происхождение алтайцев. Л., 1969.

181. Потапов Л.П. Некоторые аспекты изучения сибирского шаманства, М., 1973. (IX Международный конгресс антропологических и этнографических наук (Чикаго, сентябрь, 1973).

182. Потапов Л.П. Древнетюркские черты почитания неба у саяно-алтайских народов // Этнография народов Алтая и Западной Сибири. Новосибирск, 1978.

183. Потапов Л.П. Алтайские телесы в этническом отношении // Проблемы происхождения и этнической истории тюркских народов Сибири. Томск, 1987.

184. Потехин И.И. Родовые отношения в системе социальных отношений современной африканской деревни. М., 1956.

185. Православное обозрение, 1866, т. 19, N 1.

186. Православный благовестник. 1893, N 18; 1895, N 12; 1896. N 2, 15. Преображенский В.Д. Очерк истории общественных форм. Харьков,1929.

187. Преображенский П.Ф. Курс этнологии. M.-JI, 1929. Равдоникас В.И. История первобытного общества. Ч. 1. JI., 1939; 4.2. Л., 1947.

188. Радлов В.В. Опыт словаря тюркских наречий. М., 1963. Т. 3. Ч. 2. Радлов В.В. Образцы народной литературы тюркских племен. 4.1. Поднаречия алтайцев, телеутов, черневых и Лебединских татар, шорцев и саянцев. СПб, 1866.

189. Радлов В. В. Этнографический обзор тюркских племен Южной Сибири и Джунгарии. Томск, 1887.

190. Радлов В.В. Из Сибири. М., 1989. Ранние формы социальной стратификации. М., 1993 Ремезов С. У. Чертежная книга Сибири. СПб., 1882. Родовое общество. Материалы и исследования. М.-Л., 1951 (ТИЭ, новая серия. Т. 14)

191. Румянцев Г.Н. Летопись рода Согол селенгинских бурят-монголов // Сборник трудов по филологии Бурят-Монгольского НИИ культуры и экономики. Улан-Удэ, 1949.

192. Рюмина-Сыркашева Л.Т., Кучигашева Н. А. Телеут-орус созлик. Кемерово, 1995

193. Сагалаев A.M., Октябрьская И.В. Традиционное мировоззрение тюрков Южной Сибири. Знак и ритуал. Новосибирск, 1990.

194. Садовой А.Н. Территориальная община Горного Алтая и Шории (конец XIX начало XX вв.). Кемерово, 1992.

195. Самаев Г.П. Телеуты: конец многовековой истории? Эл- Алтай, 1991,1. N 1.

196. Самоквасов Д.Я. Сборник обычного права сибирских инородцев. Варшава, 1876.

197. Сатлаев Ф.А. Коча-кан старинный обряд испрашивания плодородия у кумандинцев // Сборник МАЭ. Т. 27. JL, 1971.

198. Сатлаев Ф. А.Кумандинцы. Горно-Алтайск, 1974.

199. Сатлаев Ф. А. Община у кумандинцев // Социальная история у народов Азии, Л., 1975.

200. Сатлаев Ф. А. Запреты сеока. Об алтайских родовых традициях // Звезда Алтая, 1988. 30 мая.

201. Семенов Ю.И. О периодизации первобытной истории // СЭ, 1965, N 5

202. Семенов Ю.И. Как возникло человечество. М., 1966.

203. Семенов Ю.И. Проблема начального этапа родового общества // Проблемы истории докапиталистических обществ. М., 1968.

204. Семенов Ю.И. О стадиальной типологии общины // Проблемы типологии в этнографии, М., 1974.

205. Семенов Ю.И. Первобытная коммуна и соседская крестьянская община // Становление классов и государства. М., 1976.

206. Соловьев С.М. О родовых отношениях между князьями древней Руси // Московский литературный и ученый сборник М., 1846.

207. Соловьев С.М. Очерк нравов, обычаев и религии славян // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России. М., 1850.

208. Социальная организация народов Азии и Африки. М., 1975.

209. Социально-экономические отношеия и социо-нормативная культура. Свод этнографических понятий и терминов. М., 1986.

210. Субэтносы в СССР. Л., 1986.

211. Тадыев П.Е. Этниический состав дореволюционных алтайцев и особенности их административного устройства // Записки Горно-Алтайского НИИЯЛИ, Вып. 6. 1964.

212. Тан-Богораз В.Г. К вопросу о применении марксистского метода к изучению этнографических явлений // Этнография, 1930, N 1-2.

213. Тахтарев K.M. Очерки по истории первобытной культуры. М., 1907; 2-е изд. М, 1912.

214. Тахтарев K.M. Наука об общественной жизни (социология). Пг., 1919.

215. Тахтарев K.M. Сравнительная история развития человеческого общества и общественных форм. Ч. I, Л., 1924.

216. Токарев С.А. Докапиталистические пережитки в Ойротии. Л., 1936.

217. Токарев С.А. Пережитки родового культа у алтайцев // ТИЭ. Новая серия. Т. 13. M.-JL, 1947.

218. Токарев С.А. Родовой строй в Меланезии // СЭ, 1933,N 3-4; N 5-6.

219. Токарев С.А. Пережитки родовых отношений у хакасов в XIX в. // Сибирский этнографический сборник. Т. 1, М. JL, 1952.

220. Токарев С.А. «Избегание» и «этикет» // СЭ, 1979, N 1.

221. Токмашев Г.М. Телеутские материалы // Труды Томского общества изучения Сибири. Т. 3. Вып 1. Томск, 1915.

222. Токмашев Г.М.Предисловие к сказке «Борозы-каан» // Школа и жизнь в Сибири, Томск, 1918, N 2-3.

223. Толстов С.П. Проблемы дородового общества // СЭ, 1931, N 3-4.

224. Томилов H.A. Направления развития хозяйства томских татар в конце XIX- начале XX в. // Из истории Сибири. Вып. 6. Томск, 1973.

225. Томилов H.A. Этнография тюркоязычного населения Томского Приобья. Томск, 1980.

226. Томская губерния. Список населенных мест по сведениям 1859 года. СПб., 1868.

227. Томские епархиальные ведомости. 1898, N 5.

228. Трахтенберг О.В., Гуковский А.И. Фазы общественного развития. М.-Л„ 1926.

229. Туголуков В.А.,Таксами Ч.М. Административные волости, улусы и роды // Социальная история народов Азии. Л., 1975.

230. Тулохонов М.И. Генеалогические легенды и предания как источник по этнической истории бурят // Этнокультурные процессы в Юго-Восточной Сибири в средние века. Новосибирск, 1989.

231. Тумаркин Д.Д. К вопросу о сущности рода // СЭ, 1970, N 5.

232. Тумашева Д.Г. Диалекты сибирских татар. Казань, 1977.

233. Тушмаиаков П. Путь к возрождению: Проблемы телеутов // Газ. «Кузбасс», 19 октября, 1989.

234. Тюрин А. Общественная жизнь и земские отношения в древней Руси. СПб,. 1850.

235. Уманский А.П. К истории появления "выезжих белых калмыков" (телеутов) в сибирских уездах в XVII веке // Научные труды Новосибирского гос. пед. ин-та. Вып. 45. Из истории Западной Сибири. Новосибирск, 1970.

236. Уманский А.П. Телеуты и сибирские татары в XVII в. Очерк внешнеполитических отношений // Уч. Зап. Барнаульского гос. пед. ин-та. Т. 18. Барнаул, 1972.

237. Уманский А.П.Телеуты и русские. Новосибирск, 1980.

238. Усманова М.С. Традиционное в современной материальной и духовной культуре бачатских телеутов // Древняя история Алтая. Барнаул, 1980.

239. Файнберг Л.А. Род // Советская историческая энциклопедия. Т. 12. М.,1969.

240. Фальк И.П. Записки путешествия академика Фалька // Полное собрание ученых путешествий по России. Т. VI, СПб., 1824.

241. Федоров-Давыдов Г. А. Общественный строй Золотой Орды. М., 1973.

242. Фисакова Г.Г. Некоторые фонетические, грамматические и лексические особенности говора бачатских телеутов // Вопросы тюркской филологии. Кемерово, 1973.

243. Фишер И. Сибирская история. СПб., 1774

244. Фрейденберг М.М. Род и семейная община в югославской научной литературе за последние десять лет // СЭ, 1972, N 2.

245. Функ Д.А.Материалы к своду антропонимов бачатских телеутов // Всесоюзная науч. сессия по итогам полевых этнограф, и антрополог, исслед 1988-1989 гг. Тез докл. Ч. 2. Алма=Ата, 1990.

246. Функ Д.А. Бачатские телеуты в XVIII первой четверти XX века: историко- этнографическое исследование, М., 1993. (Материалы к серии "Народы и культуры". Вып. XVII. Кн. 2)

247. Функ Д.А. Телеутское шаманство: традиционные этнографические интерпретации и новые исследовательские возможности. М., 1997.

248. Функ Д.А. Численность и расселение челканцев в XIX веке // Челканцы в исследованиях и материалах XX века. М., 2000.

249. Функ И.И., Функ Д.А. О структуре сеока (рода) у челканцев // Всесоюзная научная сессия по итогам полевых этнографических и антропологических исследований 1988-1989 гг. Алма-Ата. 1990. 4.2. С. 77-79.

250. Функ И.И., Функ Д.А. К вопросу о процессах трансформации родовой структуры у челканцев // Этническая история и культура народов Советской страны. Тезисы докладов. Омск, 1991, с. 30-33.

251. Функ Д.А. Формирование новых этнических идентичностей у тюрков юга Западной Сибири в 1980-е первой половине 1990-х гг. (на примере бачатских телеутов) // Этнографическое обозрение. М., 1999, N 5.

252. Харузин H.H. Очерки первобытного права. М., 1898.

253. Харузин H.H. Этнография. Вып. 2 Семья и род. Вып. 3 Собственость и первобытное государство. СПб., 1903.

254. Хороших П.П. Бирки иркутских бурят. Иркутск, 1926.

255. Хороших П.П. Знаки собственности бурят. Иркутск, 1929

256. Чевалков М.В. Памятное завещание. Горно-Алтайск, 1990.

257. Челухоева И.В. Имбридинг в популяции телеутов (по данным о родовой и фамильной структуре) // Проблемы этнической истории и культуры тюрко-монгольских народов Южной Сибири и сопредельных территорий. М., 1994.

258. Чудновский С.А. Алтайская поземельная община // Северный вестник, 1888, N9.

259. Чулков М. Историческое описание Российской коммерции при всех портах и границах. М., 1785. Т. III, кн. I.

260. Шерстобоев В.Н.Илимская пашня. Т. 1, Иркутск, 1949; Т 2. Иркутск,1957.

261. Швецов С.П. Обычноправовые воззрения алтайцев и киргиз. Брачные и семейные отношения // Зап. Западно-Сибирск. отд РГО. Кн. 25, 1898.

262. Швецов С.П. Горный Алтай и его население. Т.1. Кочевники Бийского уезда. Барнаул, 1900.

263. Швецов С.П. Крестьянская община. Схема ее возникновения и развития. СПб., 1906.

264. Шевцов В.И. Родовая теория Г.Эверса // Вопросы историографии и источниковедения славяно-германских отношений. М., 1973.

265. Швецова М. Алтайские калмыки // Записки Зап.- Сиб. отдела Имп. РГО. Кн. XXIII, 1898.

266. Шохор В.М. Пережитки родового быта тормоз социалистического строительства. M.-JL, 1930.

267. Шпилевский С.М. Союз родственной защиты у древних германцев и славян. Казань, 1866.

268. Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII- начале XVIII в. М.-Л., 1946.