Проза Гюнтера Грасса 1980-х - 1990-х годов: Проблема субъекта тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.03, кандидат филологических наук Абалонин, Тимофей Борисович

• Абалонин, Тимофей Борисович
• кандидат филологических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Абалонин, Тимофей Борисович

Введение .С.З

Глава

Поздняя проза Гюнтера Грасса в свете мировоззрения автора.С.

1.1. Своеобразие идейно-художественных аспектов творчества Грасса.С.

1.2. Проза Грасса как форма выражения авторского сознания.С.

Глава

Автор, читатель и герой в поэтике Грасса.С.

2.1. К динамической постановке вопроса о субъекте.С.

2.2. Специфика интертекста у Грасса.С.

2.3. Ирония Грасса в аспекте читательского восприятия.С.

Глава

Художественный историзм и проблема авторской позиции.С.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Проза Гюнтера Грасса 1980-х - 1990-х годов: Проблема субъекта»

На исходе двадцатого века Гюнтер Грасс (род., в 1927 г.) был отмечен Нобелевской премией. Классик послевоенной немецкой литературы, по общему мнению критиков, должен был получить её значительно раньше и значился в числе фаворитов уже после выхода в свет произведений, составивших позже т.н. «Данцигскую трилогию» (роман 1959 г. «Жестяной барабан», повесть 1961 г. «Кошки-мышки» и роман 1963 г. «Собачьи годы»). В отличие от Томаса Манна, которому эта премия формально досталась за романного первенца «Будденброки», Грасс формально получил её, как отметил Д.В.Затонский, за своего романного первенца «в числе других книг» [90, с. 218]. Другие, особенно написанные в последние два десятилетия ушедшего века, книги Грасса -другие во многих отношениях. В них порой мало что напоминает об авторе «Жестяного барабана». Книги эти - свидетельство эстетической подвижности, изменений, затронувших едва ли не все стороны художественной системы одного из крупнейших мастеров современной западноевропейской прозы. Такие изменения и представляют особый интерес при обращении к его прозе того периода, который в литературной и культурной жизни тоже принято считать «другим» -другим по отношению к долгой традиции модерна.

Социально-философское, неигровое, «учительское» измерение позднего творчества Грасса, постоянная и весьма серьезная отнесенность его к реальности «вне текста» - отнесенность очень особого рода, неотделимая, несмотря на свою серьезность, то от иронии, то от фантастики, то от жанровой формы сказки - отправной пункт настоящего исследования. У Грасса вообще (не только у позднего Грасса) это по преимуществу реальность социального плана, воспринимаемая крайне критически и реальность, как правило, немецкая либо же связанная с национальной проблематикой - даже когда он пишет об Индии или Китае, обращается к "глобальным темам"1 или -тем в большей мере - когда говорит об «утрате» своей страны . Однако в течение всего творческого пути автора характер писательского восприятия этой реальности, характер художественного осмысления её проблем на страницах прозы Грасса (как, впрочем, и в его лирике) меняется, и меняется весьма существенным образом.

Именно на пороге двух последних десятилетий двадцатого века, времени, когда учительская функция литературы в европейском культурном сознании безоговорочно превращается в фикцию, Грасс со все большей настойчивостью выдвигает её в своём творчестве на первый план, причем делает это так, что именно эта функция постепенно как бы становится основным модусом художественного освоения реальности, о которой идет речь, освоения традиционной для Грасса тематики -история, современность, общество и личность, прогресс, роль и место художника в обществе. Десятилетия, образующие принципиально иной, чем это было, к примеру, еще в семидесятые годы, культурный контекст, обнаруживают в творчестве Грасса противоположную их духу тенденцию, которой в такой степени в семидесятые годы и, тем более, ранее в нем не было. Творчеству Грасса, по выражению Е.М.Крепак, становится «в высшей степени присуще дидактическое начало» [93, с.35].

Сомневающийся во всем и не в последнюю очередь в собственной правоте «ревизионист», каковым Грасс себя называет в книгах, беседах и интервью начиная с речи по поводу вручения ему премии Бюхнера в

1 Одна из попыток периодизации литературного творчества Грасса ставит целое его десятилетие под знак обращения к „глобальным темам" (см. главу монографии С. Мозе|Э «1977-1988: Hinwendung zu globalen Themen», [182, S. 103-139]).

2 В переводе И.Млечиной «Я не мог не излить на бумаге тот остаток горечи, который накопился, превратившись в осадок, за два года, прошедшие после объединения. Поэтому мои датские записки требуют, чтобы я говорил о себе, о Германии и о себе. Как я не хотел отпускать от себя эту страну. И как я все же утратил ее [.]". [1^:4, с.568].

1965 году3, не устает отстаивать позицию социальной, направленной в общественную сферу активности и вмешательства писателя, не устает по настоящее время проявлять в этой сфере сам как писатель с мировым именем активность исключительную, а временами - в семидесятипятилетнем возрасте - скандальную. Эта же гражданская, социальная и политическая позиция сама по себе становится весьма своеобразным содержательным моментом художественного творчества Гюнтера Грасса, причем своеобразие это воспринимается очень по-разному.

Одними как свидетельство того, что Грасс «исписался» и совершенно не способен к задачам художественного воплощения актуальной современности, к открыто «проблемному» и «идейному» письму, за которое теперь только и берется, что слишком явная идейная и политическая ангажированность автора неизбежно приводят к вырождению повествования в констатацию субъективных истин и идей, к марионеточности персонажей («рупоров» этих идей), в конечном итоге даже к «краху» большого писателя. Такое восприятие было довольно характерно для немецкой критики последнего времени: после повести 1979 г. «Встреча в Тельгте» безусловно положительные отклики нашла лишь повесть 2002 г. «Траектория краба»4: реакция немецкой критики на все, что было написано Грассом между этими датами, в основном (речь здесь не об исключениях, которых, разумеется, даже в Германии было немало) оставалась в границах между признанием наличия у Грасса «не

3 См. Rede uber das Selbstverstandliche [10, Bd. 14, S. 147-163]. Сомнение и самосомнение по сей день остаются, пожалуй, единственной абсолютной «несомненностью» в плоскости философских и политических воззрений Грасса (см. , например, запись разговора Грасса с М.Рудницким [20], или книгу бесед Грасса с журналистом бременского радио Гарро Циммерманом [29]. "Принцип сомнения" - сомнения универсального - выступает в художническом мировидении нашего автора как своеобразный противовес блоховскому "принципу надежды".

4 На завершающем этапе работы над настоящим исследованием стало известно о готовящемся в журнале «Иностраная литература» переводе «Траектории краба». Как следует из доступной нам на страницах «Иностранной литературы» в Интернете сокращенной версии русского текста, книга эта опубликована по-русски под жанровым обозначением «новелла» (в оригинале - Eine Novelle). Понятия «новеллы» в русской и немецкой (как и в русской и английской) литературной практике одних только удавшихся»5 произведений и «исключительным скандалом в истории литературы» [185, S.224], связанным с романом «Долгий разговор» - к настоящему моменту он более подробно документирован в соответствующих исследованиях и публикациях6, чем т.н. литературный спор», вызванный появлением в 1991 году написанной К.Вольф в ГДР повести «Что остается».

Другими, в то же время, этот период творчества нашего автора воспринимается как свидетельство достаточно оригинального творческого поиска, динамичности и многогранности художественной натуры Грасса и, в конечном итоге, при всей недвусмысленности расставленных в его творчестве восьмидесятых и особенно девяностых годов идейно-содержательных акцентов, его формального обогащения i -J более характерно для иностранных авторов, пишущих о Грассе) .

Так или иначе, отправной пункт этого исследования, идея в поздней прозе Грасса, не только находит крайне противоречивые оценки в самой Германии и за её пределами, но и состоит из противоречий. Грасс в литературе остается в эпоху fin de millenaire наследником сильно отличаются, так что, например, носящая в оригинале такое же жанровое обозначение (Eine Novelle) ранняя вещь Грасса «Кошки-мышки» в русском переводе названа повестью.

5 Такова формулировка писателя и литературоведа, в прошлом участника «Группы 47» Ф.Раддаца, исключительно высоко ценящего творчество своего друга Грасса в целом, из эссе по поводу вручения последнему Нобелевской премии: «[.]ja, es gibt nichtgelungene; hat Picasso nur gute Bilder gemalt? Man misst einen Ktinstler "nach oben", nach dem Wurf, der ihm gelang». [193]

6 Тема «Грасс и литературная критика» практически не занимает нас в этой работе. Из публикаций по этой теме мы в дальнейшем используем поэтому лишь материалы сборника „Der Fall Fonty" [187].

7 В Германии ситуация с восприятием читателями и критикой творчества Грасса последнего времени, когда оно теснейшим образом связано с актуальной политикой и современным состоянием немецкого общества, весьма осложняется политическими импликациями не только в художественных текстах Грасса, но и в восприятии этих текстов критикой. Достаточно откровенного и весьма резкого протеста Грасса против тех форм, в которых происходит объединение Германии - протеста, в котором Грасс почти одинок среди немецкой интеллигенции (до некоторой степени и отнюдь не безоговорочно его сторонниками в вопросах немецкого единства можно считать лишь Вальтера Йенса и Юргена Хабермаса), - чтобы привести на родине автора в данный исторический момент к своеобразной ситуации политического dictum contra dictum: критики, имеющие в массе своей кардинально противоположное и давно сложившееся мнение по столь болезненному вопросу немецкой «внелитературной» действительности, иной личный опыт, не способны судить объективно такую субъективную прозу. В отношении же восприятия этой прозы за пределами Германии весьма показательно название прошедшего в 1997 г. в Кёльне в связи с семидесятилетним юбилеем писателя международного конгресса по его творчеству: "1m Ausland geschatzt - 1m Inland gehaBt?" По словам самого Грасса, за пределами Германии его творчество (не только раннее) имеет гораздо более позитивный резонанс и у читателей и критики, и среди коллег. Во всяком случае такие авторы, как Джон Ирвинг или Салман Рушди считают себя учениками Грасса. традиций европейского Просвещения8 и одновременно их критиком9, писателем с определенной идейной ориентацией и одновременно мастером художественной деидеологизации10. Эти критика и развенчание обращены сразу на всю совокупность конкретных философских, социологических идеологем и конструктов, на политическое действие или бездействие; среди их более или менее "частных" объектов, например, философия Гегеля, Хайдеггера, немецкий идеализм как таковой, практика воссоединения Германии, политика ХДС / ХСС вплоть до Гельмута Коля и Эдмунда Штойбера. Сюда же, разумеется, относятся подпитываемые всегдашним врагом Грасса право-консервативной идеологией - химерические порождения немецкого национального самосознания, а в последнее время (повесть «Траектория краба») - и определенные табу, обязанные своим возникновением идеологии более левого спектра. Сюда же, наконец,

8 Просвещение - знаковая для Грасса традиция, в русле которой он видит своё творчество. О важности этой традиции для своего писательства и, по сути, о принадлежности к ней Грасс так или иначе высказывается в значительной части своих публицистических выступлений и разного рода автокомментариев к собственным текстам. Хронологически уже участие Грасса в политических кампаниях конца 60-х гг. отмечено «прямо-таки инфляционирующим» употреблением понятия «Просвещение» вместе с понятием «разум» в несколько неопределенном, как отмечает Г. Цепл-Кауфман, значении, присущем политическому дискурсу [122, S.124]; в существующих русских переводах публицистики Грасса также можно найти суждения об исключительной важности этой традиции для автора, - переводы эти, впрочем, по причине их малочисленности еще не могут дать представления о все возрастающей по мере приближения к концу 20 века частотности употребления этого понятия у нашего автора. Приведем здесь лишь одну достаточно характерную цитату из опубликованной на русском языке беседы Грасса с Хуаном Гойтисоло, в которой Грасс призывает «прежде всего вернуть былую ценность старым и иной раз забытым идеалам века Просвещения» [22, с.238]. Просветительское начало в произведениях Грасса видится нами в первую очередь в смысле «Диалектики Просвещения» Хоркхаймера и Адорно, с которой большинство немецких теоретиков культуры соотносят, вслед за Ю.Хабермасом [62], состояние модерна, отграничиваемое от состояния постмодерна - или, в терминологии Хабермаса, «Новой необозримости» [73, S. 132 f.; 79, S. 84 f].

9 В многочисленных выступлениях Грасс призывает к «новому качеству просветительского мышления», критикует редукцию Просвещения к техницизму и рационализму, ратует за необходимость присутствия в нем фантазии, мифа как сугубо положительных моментов (см. также сноску 16). Подробный обзор см. у Н.Ремпе-Тимана [194, S.8-14],

10 В этом, пожалуй, состоит одно из самых существенных в методолгическом плане противоречий прозы Грасса. Критические инвективы автора, с определенного момента все более идеологичные по своей сути, направлены и в его публицистике, и, на ином уровне, в художественном творчестве, именно против идеологии - идеологии, противоречащей его писательскому, человеческому и политическому опыту, т.е. по сути дела против любой, поскольку как таковая она, в понимании Грасса, дискредитировала себя. Это противоречие, как отмечает, в частности, А.Карельский [91, с.97], обозначилось впервые в общественной позиции и в творчестве Грасса с середины шестидесятых годов (избирательная кампания 1965 года, в которой Грасс принимал активнейшее участие). Оно ещё более ярко выражено в творчестве Грасса восьмидесятых и девяностых (в особенности в романах "Крысиха", "Долгий разговор" и "Мое столетие"). можно отнести идеологию глобализма и неолиберализма конца XX столетия [5] (своеобразная её критика содержится, помимо публицистики, уже в произведениях «Показать язык» и

Головорожденные, или немцы вымирают»). Всегда присущие грассовской прозе беспощадные антиидеологичность, антидогматизм, первородный скепсис по отношению ко всему, что так или иначе владеет умами его современников не затрагивают никоим образом принципиальной возможности охвата общественной реальности художественным словом, не направлены на релятивацию литературой любых аксиологических иерархий, на которых в принципе основан культурный и социальный опыт модерна; да и ситуация с «принципом сомнения» выглядит исключительно неоднозначно и сложно, когда дело касается срмнения в действенности самих попыток литературы подвергнуть сомнению ту или иную идеологическую догму. Тем сложнее, что на место низвергнутых идей Грасс всё чаще, всё настойчивее и в литературе (речь здесь, повторимся, не только о политическом акционизме и публицистике писателя) водворяет собственные. Отмеченная и в отечественном литературоведении на материале творчества Грасса семидесятых годов тенденция, которая свидетельствует о «все усиливающейся тяге писателя к роману идей» [93, с.107], в восьмидесятые и в особенности в девяностые годы становится ведущей особенностью его художественного метода.

Многоплановый, системно-монографический подход к анализу «романа идей» именно этого периода должен включать в себя, во-первых, посылку о наличии в такой прозе неких более или менее специфических форм сосуществоваия идеи с фундаментальнейшей особенностью постсовременной эпохи - «недоверием в отношении метарассказов» [47, с. 10], во-вторых - попытку объяснения того, в чем выражается такая специфичность в нашем случае. Методологическая перспектива, которая в масштабах всего диссертационного исследования задает (в самом обшем плане) наш взгляд на идею, или, если угодно, «позицию»11 в творчестве Грасса, должна, таким образом, включать в себя как бы обе возможные точки зрения, сополагать их; статический подход к идее (и в этой связи к проблеме субъекта) уместен как часть общего, динамического, основанного на сопоставлении, а не на противопоставлении классического и постмодерного взгляда на идею и на субъект её носителя. Такое сопоставление возможно лишь как «апория»12: постмодерн в равной мере не приемлет ни идеи, ни автономности субъекта (ср. формулу о «распаде я-идентичности» [67]). Обычно тот и другой взгляд бывают противопоставлены, а не сопоставлены. В нашем случае ни предмет исследования, ни его метод не допускают , разграничения такого рода; «постмодернистская чувствительность» отнюдь не мыслится нами как нечто сугубо «внешнее» по отношению к грассовской идеологичности. Напротив, современная позднему творчеству Грасса ситуация постмодерна ех negativo многое определяет прежде всего в формальных аспектах его писательства - однако определяет в модусе восприятия идейной основы художественных текстов, как бы заложенном в самой их структуре. К мысли о важности «постмодернистской чувствительности» в качестве особого фона восприятия идеи в творчестве нашего автора, фона, с которым автор «романа идей» не может не считаться и считается весьма особым образом, мы не раз еще будем возвращаться в ходе последующих рассуждений.

Иначе говоря, просвещенческий пафос и, по выражению ужр упоминавшегося нами Ф.Раддаца, «педагогический эрос» [30] позднего

11 Этот важное для нас понятие мы употребляем в том смысле, который вкладывал в него А.В .Карельский. Его суть будет разъяснена нами далее.

12 В таком качестве на теоретическом уровне проблема рассматривается П.Цимой, см. монографию этого автора по теории субъекта и в особенности главу «Aporien des individuellen Subjekts zwischen Moderne und Postmoderne» [80, S.86-90].

Грасса в нашем понимании не оставляют места для выявления в самом его позднем творчестве каких-либо «зачатков постмодернистской направленности» (так в одном из исследований по проблеме авторской

13 позиции у В.Кёппена ). Речь в данном случае идет лишь о некоей «вторичной» реакции на ситуацию постмодерна, взятую в аспекте восприятия «романа идей» в неблагоприятную для него эпоху «безыдейного» художественного плюрализма. Что же касается общеметодологических вопросов анализа такого рода прозы, то разграничение одной и другой перспективы, противопоставление, а не сопоставление классической и постмодернистской парадигм могут, на наш взгляд, в силу специфики материала привести либо к фактическому игнорированию постмодернистско-постструктуралистской перспективы как таковой, либо к её фактическому доминированию.

То и другое неприемлемо для нас. Настоящее исследование исходит из легитимности рассмотрения своего • предмета преимущественно в рамках сложившегося в отечественном и - за достаточно малочисленными исключениями - зарубежном грассоведении более или менее классического системно-структурного и системно-субъектного подхода. Более того - в сколь малой мере работа полагает Грасса автором «постмодернистских» текстов, в столь же малой мере она опирается на постструктуралистские методики в целях оригинального анализа этих текстов: речь здесь может идти лишь об учете методической перспективы и результатов уже имеющихся исследований такой направленности14. Поздняя проза Грасса с точки

13 См. [50, с.4]. Среди аргументов, призванных подтвердить вывод о существовании в творчестве этого старшего современника Грасса подобных «зачатков направленности» - «неспособность сказать слово о конечных истинах» и «наличие элементов сексуальности» [50, с. 177]. Такой подход позволил бы, вероятно, с наибольшей легкостью увидеть «зачатки» постмодернизма не только в значительной части европейской литературы первой трети 20 века, но и в позднем творчестве нашего автора, зачислив в последнем как раз «педагогический эрос» в разряд «элементов сексуальности».

14 Здесь подразумеваются прежде всего работы о позднем творчестве Грасса Томаса Книше, исходящего из теоретических посылок лакановского неофрейдизма, постструктуралистской концепции интертекста, трактуемого как онтологическая характеристика эстетически познаваемой реальности и «постколониальных» штудий [160-163]. зрения её идейно-содержательного плана может быть, по нашему убеждению, в целом гораздо более адекватно категоризирована в соответствии с органически чуждой постструктурализму максимой tertium поп datur, чем это имело место в случае восприятия раннего творчества этого автора отечественной критикой советского периода (ср. статью с таким названием [99]). Адекватность такого подхода видится нам - в противоположность статье 1966 года, одной из первых познакомившей советского читателя с творчеством Грассса ценой его наложения на идеологическую матрицу «кто не с нами, тот против нас» (именно в этом смысле ригоризм аристотелевской сентенции)15, -исключительно на парадигматическом, отвлеченном уровне: она состоит уже в факте доминирующего присутствия идеологии, в поздних текстах Грасса, делающей их под углом зрения постструктурализма изоморфными и самой этой идеологической матрице советской критики. На этом, парадигматическом уровне формула tertium datur, принадлежащая видному теоретику постсовременного общества и автору цитированной нами статьи о «распаде я-идентичности» Д. Камперу [66, S.44], фактически лишена смысла. С точки зрения постструктурализма не только советская гуманитарная наука в силу известных причин, но, по-своему, и идеологизированная поздняя проза Грасса - ярчайший образец того, что Кампер называет «танатократией разума» и что призывает сбросить с корабля постсовременности. Излишне разделять пафос инвектив Кампера и Слотердайка против основ просвещенческой идеологии, чтобы признать факт исключительной принадлежности

15 В этом ключе автором публикации представлялясь невозможность «третьего пути» Грасса, отрицающего и капитализм, и социализм советского образца: «Сегодня перед художником лишь два пути: или заодно с мракобесами, толкающими мир к новой войне, или с теми, кто ведет человечество по дороге мира, свободы и прогресса» [99]. В оценке подобных подходов (а советской германистике известны и более непримиримые суждения о Грассе) мы вынуждены согласиться с весьма критическим и нелицеприятным анализом, которому советское грассоведение было подвергнуто Глэйдом и Буковски при поддержке известного немецкого слависта Вольфганга Казака: очевидно, та связь, которая существовала между официальной рецепцией в Советском Союзе творчества зарубежного автора и сугубо политическими моментами проявилась в отношении написанного

Грасса именно к этой, отрицаемой ими традиции - обстоятельство, которое, как уже отмечено нами, не устает подчеркивать и сам Грасс. Есть основания полагать, что, говоря в этой своей работе в несколько утрированном тоне о конце власти просвещенческого разума с его системой «линейных» (ср. tertium поп datur) оппозиций [66, S.45] и о «трибуналах», на которых «попытки спасти Просвещение практикуются в формах, превращающих его в совершенные руины» [66, S.40], Кампер имеет в виду не только Ю. Хабермаса и представителей франкфуртской школы, но и Гюнтера Грасса, организовавшего в бытность свою председателем Берлинской академии искусств (1983 - 1986) один из таких «трибуналов»: симпозиум под названием «О бедствии Просвещения» проходил в 1984 и 85 году и имел немалый общественный резонанс. Открывая дискуссионный ряд в академии, Грасс произнес вступительную речь «Сон разума»16, дополнив её в ходе дискуссии еще

17 одним выступлением - обе эти речи заключают в себе, разумеется, и перспективу постсовременности: спасать Просвещение и вместе с ним «проект модерн» от постмодерна, определяемого автором в другом месте как «прикрытая форма иррационализма» [28, S.82], нужно по причинам морально-этического характера, в силу ответственности перед

Грассом с такой мерой отчетливости, как ни у кого дргуого из важнейших немецкоязычных авторов второй половины 20 века. [144, S. 75].

16 Der Traum der Vernunft. Rede zur Er9ffnung der Veranstaltungsreihe „Vom Elend der Aufklarung" in der Akademie der Kllnste Berlin. [10, Bd. 16, S.120 - 125]. Ставя пред публикой вопрос «почему его [Просвещения — Т.А.] бедствие?», Грасс в этой речи дает на него такой ответ: «Потому что Просвещение как продолжающийся три столетия процесс должно, если оно не хочет деградировать до постмодернистской пустышки, пересмотреть себя самое» [Op. cit., S.121]. Речь содержит и известное по многочисленным другим публикациям мнение Грасса о том, каким образом Просвещение должно себя «пересмотреть», чтобы противостоять постмодерну - в ней автор призывает служить не «скучному» Просвещению, а такому, которое «доставляет удовольствие и дает простор, цветное и допускает кляксы, которое не пытается меня убедить, что просвещение обывателя до состояния просвещенного обывателя означает прогресс». «Сон разума» трактуется Грассом как положительный момент: сны, «ночные полеты фантазии и сказки» - тоже Просвещение; Просвещение, которое не способно спать, подозрительно. Вопрос не в самой способности ко «сну», а в содержании «снов» -таковым содержанием было в Германии «чудовище, называемое фашизмом», а «все продолжающиеся поныне идеологические проекты являются снами просвещающего разума и доказали - здесь как продуцирующий обнищание капитализм, там как несущий насилие коммунизм - свою чудовищность». Именно так Грассом трактуется двузначность понятия «сон» в испанском (как и в русском) в подписи к гравюре Гойя «сон разума рождает чудовищ». обществом - чтобы не упускать из виду «нищету и бедствие, несправедливость и тиранию, Польшу и Никарагуа и нас самих, [.] немцев» [10, S.158], «Сама апелляция к здравому смыслу, - замечает И.Ильин, - столь типичная для критической практики идеологии Просвещения, стала рассматриваться как наследие "ложного сознания" буржуазной рационалистичности. В результате фактически все то, что называется "европейской традицией", воспринимается постмодернистами как традиция рационалистическая, или, вернее, как буржуазно-рационалистическая, и тем самым в той или иной мере неприемлемая» [40, с. 204].

Именно в силу этого обстоятельства мы, однако, не можем полностью оставить постмодернистско-постструктуралистскую перспективу за рамками нашего рассмотрения. Факт безусловной (пусть и весьма особой) принадлежности Грасса к просвещенческой традиции становится столь весомым лишь в контексте «бедствия Просвещения» конца XX века, в контексте того, что эта традиция «воспринимается [.] как [.] рационалистическая [.] и [.] неприемлемая» и - последнее представляет для нас особый интерес — в контексте сугубой озабоченности Грасса доминирующим её восприятием в подобном качестве18. Говоря о проблеме субъекта и об идейно-философском своеобразии грассовской прозы этого времени, мы не можем поэтому отвлечься от того культурного контекста, который присутствует, пусть негативно, в творчестве нашего автора - напротив, мы задаемся целью выяснить, в каких частных и конкретных аспектах поэтики поздней

17 1st das noch Aufklarung? Rede zur Forlfuhrung der Veranstaltungsreihe „Vom Elend der Aufklarung" in der Akademie der KUnste Berlin. [10, Bd. 16, S. 156-158].

18 Ср. весьма характерное суждение из Нобелевской лекции, в которой Грасс также затрагивает тему Просвещения: «Я происхожу из страны Книжных Костров. Мы знаем, что страсть к уничтожению -тем или иным способом - ненавистной книги все еще или уже опять [выделено мной - Т.А.] согласуется с духом времени [3,с.325]. «Продолжение следует» Нобелевской лекции Грасса подразумевает, фактически, продолжение «проекта модерн». прозы Грасса такое негативное присутствие можно проследить, если оно в самом деле имеет место и на уровне изобразительных средств.

Еще менее продуктивной, чем исключительная ориентация на классическую парадигму системно-структурного анализа была бы в нашем случае исключительная ориентация на постструктурализм как способ теоретической рефлексии или постмодернизм как на некую систему отсчета. Специфика идейно-художественной организации У грассовской прозы фактически оставляет в рамках этих теоретических посылок лишь возможность анализа каких-либо частных, не связанных с ней впрямую аспектов литературной формы или отдельных, наиболее «выгодных» с точки зрения такого анализа произведений - как это фактически имеет место в вышеназванных работах Книше. Попытки вывода этих, аспектов в контекст системно-монографического изучения творчества Грассса с нашей точки зрения изначально не могут быть состоятельными. Такие попытки не убеждают и у Книше, предпринимающего, по крайней мере декларативно, в самой значительной и объемной своей монографии [161] теоретические усилия по выходу за рамки одного избранного им для анализа произведения -романа «Крысиха» и по раскрытию при помощи стратегии прочтения текстов Грасса в рамках одного (в постструктуралистском понимании) интертекстуального поля с работами Фрейда некоей общей логики, определяющей сущностные моменты художественного метода этого автора вообще.19

Коль скоро настоящее диссертационное исследование вынуждено считаться с многочисленными лакунами и идеологическими инверсиями в восприятии творчества Грасса в русскоязычном

19 Ср. во многом справедливую критику этого подхода у Флюгеля [139, S. 13-18], Ф. Нойгауза [184, S. 169], а также оценку его И.Яблковской как «проблематичного» [157, S.162].

20 Е.А.Кацева, на наш взгляд, несколько сглаживает ситуацию, говоря о том, что «у нас Гюнтера Грасса не то чтобы совсем не знали, но по имевшимся публикациям наши читатели вряд ли могли отвести ему достойное место в своем культурном багаже» [92, с. 71]. Грассу в Советском Союзе по вполне конкретным причинам «повезло» гораздо меньше, чем предыдущему немецкому культурном пространстве - вне системно-монографического подхода, подразумевающего и не произведенную до сих пор более или менее генеральную ревизию написанного о Грассе в Советском Союзе 15-20 и более лет назад, постановка в отечественной науке частных проблем на материале поздней грассовской прозы представляется нам просто невозможной - оно не может в этом, системном плане удовлетвориться исключительной ориентацией на постструктуралистскопостмодернистский комплекс представлений. Характер рецепции в

Советском Союзе творчества Грасса, практически полное (и объяснимое в связи со сложившейся ситуацией) отсутствие сколько-нибудь крупных русскоязычных исследований его прозы в постсоветский период а также сам изменившийся в последние десятилетия весьма серьезно характер его творчества требуют от нашего исследования системности, системность же, в свою очередь, менее всего возможна в рамках эксклюзивной» методической ориентированности на постструктурализм или деконструктивизм, поскольку неизбежно исчерпывает себя на уровне констатации того обстоятельства, что Грасс 01

- «динозавр» , реликт «метафизического» проектами «неприемлемой» традиции) Просвещения, в «лучшем» случае неосознанно работающий с отдельными постмодернистскими техниками: автор, которого, по выражению Томаса Книше, «пишет текст» [161, S.20]22. Возведенная в

Нобелевскому лауреату Бёллю - подробнее см. в цитированной нами выше книге Глэйда и Буковски; вышедший в 1997 году в харьковском издательстве «Фолио» под редакцией Кацевой четырехтомник избранных вещей Грасса (впоследствии отчасти переизданных и другими издательствами), перевод в 2000 г. книги «Моё столетие», а в 2002 - «Траектория краба» лишь в количественом отношении изменили эту ситуацию, и то далеко не окончательно: в частности, три крупнейших по объему романа этого автора 70-х - 90-х гг. остаются неизвестными рускоязычному читателю. Скудная, в массе своей идеологизированная, довольно поверхностная, в сравнении с западными источниками, исследовательская литература о Грассе создала у нас во многом деформированную картину творчества автора, переводы отдельных книг которого были в советское время доступны лишь в цензурной обработке. На общем фоне советского грассоведения оригинальностью подхода и значимостью достигнутых результатов выделяется, по сути, лишь работа А.В.Карельского; в постсоветское время серьёзных попыток выйти из создавшегося тупика не было.

21 Так называет себя автор в беседе с Бурдье[24].

22 Книше при этом, разумеется, далек от причисления Грасса к постмодернистам и вынужден признать: „Как языково-эстетическая сторона его текстов, так и определяющие идеологические воззрения показывают со всей однозначностью: Грасс - автор эпохи модерна" [161, S. 60-61]. ранг системы, такая установка была бы неадекватна нашей, особой ситуации - ситуации, в применении к которой гораздо правомернее говорить о «возвращении автора»23.

Центральная для настоящей работы проблема субъекта - именно та теоретическая плоскость, которая допускает сопоставление, а не противопоставление классической и постмодернистской парадигм. Проблема автора занимает здесь важнейшее место. Литература в ^ настоящем диссертационном исследовании рассматривается прежде всего «как форма авторского сознания». Пособие Т.Л.Власенко с такий названием [39], созданное в развитие идей Б.О.Кормана по проблеме автора и проблеме субъекта - в отличие от изданного примерно в это же время немецкого сборника, посвященного «возвращению автора» -написано так, будто конец двадцатого века вовсе, не принес с собой тектонических сдвигов в осмыслении этих категорий гуманитарной наукой и в их отражении в искусстве, будто авторство никогда не уступало места «скрипторству», ситуации когда автора «пишет текст», а «возвращение» никуда не исчезавшего автора - противоречие в определении. Тем не менее систематизированные в этой книге идеи Б.О.Кормана для нас исключительно важны: классическая парадигма системно-субъектного анализа, не учитывающая кризиса авторства* составила, наряду с пониманием проблемы автора у М.М.Бахтина;, теоретическую базу настоящего исследования в отношении названной проблемы. Разногласия двух ученых в этой теоретической плоскости, неприятие Б.О.Корманом бахтинской идеи полифонии основаны на его мнении об отождествлении Бахтиным автора и рассказчика [45] - на мнении не вполне оправданном, как считает А.А.Фаустов, проанализировавший этот вопрос [52]; мы разделяем точку зрения Фаустова. В последние годы проблема автора вызывает интерес не

23 Ср. сборник исследований с таким названием, ратующих за «вовращение» в литературоведение категории авторства после «смерти» автора в постструктурализме [74]. только за рубежом, но и в отечественых исследованиях по истории зарубежной литературы: этой проблеме, помимо уже упоминавшейся работы И.С.Рогановой об авторской позиции у Кёппена, посвящена, например, диссертация Е.Г. Барановой «Проблема автора в раннем творчестве Андре Жида» [34], - работа, которую, на наш взгляд, отличают высокие научные достоинства и адекватность избранного теоретического аспекта предмету исследования. Более чем уместный и в поздней прозе Грасса вопрос о месте, формах и роли в ней авторского сознания, понимание которого опирается на названную традицию отечественного литературоведения, рассматривается здесь, однако, в соотнесении с культурным сознанием 80-х и 90-х годов двадцатого века, не приемлющим категории авторства.

И все же это не исследование одной лишь проблемы автора. «Проблема субъекта» понимается нами шире - речь идет здесь и о читателе как элементе эстетической реальности текста, и о повествователе-рассказчике, и о персонаже. Работы современного австрийского философа, культуролога и литературоведа Петера Цимы подводят прочный теоретический фундамент под такое, широкое видение проблемы субъекта как некоей теоретической плоскостй, допускающей сопоставление классической и постмодернистской парадигм художественности, под видение «всей литературной традиции со времен Просвещения» в качестве традиции, которая «на этическом, дидактическом и политическом уровне стремилась к обоснованию и раскрытию субъективного»24. «Бедствие Просвещения», конец -настоящий или лишь кажущийся - в культурном сознании последней четверти двадцатого века этой традиции, не могло не наложить отпечатка и на субъектную организацию персонажей в художественной

24 Mit «moderner» Literatur ist hier nicht nur die Literatur des Modernismus (1850 - 1950 oder 1870-1950) gemeint, sondern die gesamte literarische Tradition seit der AufklSrung, die auf ethischer, didaktischer und politischer Ebene darauf aus war, Subjektivitat zu begriinden und zu entfalten [81, S.206-207] прозе нашего автора, называющего себя «поздним просветителем». Работы П.Цимы по проблеме субъекта наряду с исследованиями

О ^ некоторых других зарубежных ученых уделяют весьма значительное внимание выраженности ^ в художественной форме, в населяющих романное пространство персонажах цельной картезианской, раздробленной и амбивалентной модернистской или же постмодернистской (индифферентной, «растворяющей» субъект в интертексте) концепции субъектности; в применении к XX веку и к немецкоязычной литературе особый интерес представляет своего рода социология само- и мироощущения представленного в романе индивида в переходе от позднемодернистского «Человека без свойств» Музиля (или аналогичной, амбивалентной концепции субъекта в прозе Броха, л/

Кафки, Гессе ) к утратившему всякую автономию и подчиняющемуся лишь некоему самозарождающемуся детерминизму главному персонажу зюскиндовского романа «Парфюмер» (также в своем роде довольно репрезентативному с точки зрения литературного развития конца века). Вопрос о том, где в этом ряду (или вне этого ряда) можно найти место персонажам позднего Грасса теснейшим образом связан с проблемами

25 Помимо продолжающихся в настоящий момент литературоведческих исследований (в первую очередь проект П.Гейера и М.Шмитц-Эманс, посвященный критической теории субъекта в литературоведении, см. [70] и осуществленные на сегодняшний день в рамках этого проекта публикации) мы находим необходимым выделить монографию П.Бюргера [59], а также отметить активный интерес к проблеме не только со стороны «классических» философов и культурологов постмодерной теории, констатирующих распад субъективности в культуре постсовременного общества (Р.Барт, Фуко, Бодрийар, Лиотар, Ваттимо), но (в последние годы) и таких теоретиков искусства, как Славой Жижек, Джудит Батлер (субъект «после» постмодернизма) [84; 60].

26 Сюда же с полным основанием можно отнести и Оскара Мацерата, протагониста «Жестяного барабана» Грасса. Ср. у К.Ауффенберга: «Diese Unmoglichkeit einer auslotbaren Selbstbestimmung list filr Oskar signifikant. Die Ursache dafur liegt in der Teilnahme an dem Chaos, an der Pluralitat und Disparitat von Wirklichkeit. Sie erzeugt ein instabiles Ich, ein Ich, dessen Konstitution von Widersprtlchlichkeit und Auswegslosigkeit gepragt ist. Dementsprechend ist dieses Ich unfthig zu einem eindeutigen Handeln und Sein. Sein Weg ist der des Suchens und Versuchens. Entsprechend sieht es als seinen einzigen Ausweg die ebenso bewuBte wie unbewuBte Flucht in Rollen. Diese Ich-Konstruktion als MOglichkeit der Identifizierung und Identitatsfindung mufl zwangslaufig zu einer Posenflucht mifiraten, zur Ausbildung immer nur vorUbergehender und unhaltbarer, gektlnstelter lch-Formen. Beleg dafur ist die Vielzahl und die Unterschiedlichkeit der Rollen Oskars . Das Spektrum reicht vom Wachstums- und Weltverweigerer, vom dreijahrigen Trommler, ilber den „Nachfolger Christi" und KUnstler bis hin zum selbsterwahlten Anstaltinsassen (und Erzahler). Daneben fliichtet er in den Vergleich mit Yorick und Hamlet, mit Odysseus und Parzival.» [112, S. 80-81]. автора и рассказчика. В применении к весьма особому характеру творчества Грасса он также представляется нам крайне актуальным.

Цель настоящего исследования состоит в широком рассмотрении на материале творчества Грасса 80-х и 90-х годов проблематики субъекта в динамике сопоставления классической и постмодернистской парадигм художественности. Специфика творчества Грасса, о которой мы говорили выше, позволяет связать вторую из них („Бедствие Просвещения", „прикрытая форма иррационализма") с проблемами восприятия идеи читателем и со стратегиями адаптации автором идеи к читательскому восприятию. Тем самым в этом, динамическом, аспекте должна найти продолжение та намеченная А.В.Карельским линия отечественного грассоведения, которая рассматривала вопросы поэтики более раннего творчества Грасса на уровне межсубъектного взаимодействия автора и читателя и, шире, в связи с проблемами текста и.контекста.

Задачи исследования определены постановкой вопроса о субъекте. Это, во-первых, анализ прозы Грасса с точки зрения роли в нем автора как носителя идейной концепции. Эта задача неотделима от задачи общего обзора творчества Грасса последней четверти века, в значительной мере неизвестного в России по причине отсутствия переводов и от задачи рассмотрения субъектной организации его поздней прозы. Сюда же относится анализ на избранном нами материале конкретных стратегий адаптации авторских идейных концепций, в значительной мере связанных с традицией Просвещения, к контексту „бедствия Просвещения", а также выявление характера связи с этой проблематикой субъектной организации персонажей (П.Цима). Такой анализ подразумевает задачи рассмотрения особенностей интертекста и иронии в поздней прозе Грасса. Наконец, перед нами встает задача анализа под избранным нами углом зрения некоторых аспектов исторической концепции нашего автора.

Актуальность исследования определяется особым положением Грасса в истории послевоенной немецкой литературы, а также нашим обращением к новейшим литературоведческим изысканиям по проблеме субъекта на Западе. Эти разработки позволяют в избранном нами аспекте продуктивно соединить традиции отечественого теоретического литературоведения (работы М.М.Бахтина, Б.О.Кормана), а также отечественной германистики (А.В.Карельский) и оригинальный анализ творчества одного из наиболее „исследованных" авторов современной западноевропейской литературы, сократив тем самым лишь увеличивающийся с советских времен разрыв между количеством и качеством посвященных Грассу публикаций в российской и в зарубежной литературоведческой науке. Обеспечиваемые широкой постановкой вопроса о субъекте системность такого исследования, общий взгляд на целый ряд проблем современного грассоведения, охватывающий сразу два десятилетия творчества нашего автора, совершенно необходимы отечественной германистике. Вместе с тем такой общий взгляд в нашем случае не исключает новизны исследования по отношению к зарубежным публикациям.

Именно новизна - главный приоритет настоящей работы. Если первая, обзорная глава в силу необходимости соблюдает определенный баланс между этим приоритетом и требованиями системного освещения малоизвестной в России прозы Грасса 80-х и 90-х годов, то исследование в целом ориентировано на состояние зарубежного, а не отечественного грассоведения. Впервые вопрос об авторе как носителе идейно-художественной концепции произведения и о читателе как элементе эстетической реальности рассматривается в нём в применении к творчеству Грасса в динамике взимодействия классической и постмодернистской парадигм художественности. Это позволяет не только уделить внимание вопросам статической субъектной организации произведения (Корман), но и рассмотреть вопросы субъектной организации персонажей произведения (Цима), а также по-новому взглянуть на многие отличительные особенности поэтики поздней прозы Грасса. Впервые важные аспекты историзма Грасса рассматриваются с точки зрения проблемы субъекта.

Апробацию диссертация прошла в университете г. Тюбинген (ФРГ). Отдельные положения работы обсуждались с переводчиком и автором публикаций по проблемам перевода Грасса проф. П.Оргаардом (Копенгаген), ведущими специалистами по творчеству Г.Грасса проф. Ф.Нойгаузом (Кёльн) и Г.Цепл-Кауфманн (Дюссельдорф). Исследования по теме диссертации были представлены в докладе и статьях в российских и зарубежных научных изданиях по общему и сравнительному литературоведению.

Научно-практическая ценность настоящего диссертационного исследования определяется возможностью использования его результатов при разработке лекционных курсов по истории зарубежной литературы, спецкурсов по немецкой литературе конца XX века.

Как явствует из подзаголовка «проблема субъекта», исследование построено по проблемному принципу. Этим принципом определяется структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованой литературы. Содержание первой главы составил общий обзор поздней прозы Грасса последней четверти двадцатого века в свете идейных воззрений автора, разделенный на подглавы 1.1 и 1.2 (своеобразие идейных воззрений и собственно обзор творчества). Вторую главу открывает теоретическое и методологическое уточнение нашего подхода к проблеме субъекта в контексте современной позднему творчеству Грасса культуры (подглава 2.1). Эта

Заключение диссертации по теме «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», Абалонин, Тимофей Борисович

Заключение.

Гюнтер Грасс - сколь яркий и своеобразный, столь и неудобный автор. «Против течения» направлена не только его позиция, не только идейное содержание его прозы. Большие сложности ожидают всякого, кто предпримет попытку вписать «всего» Грасса в контекст «всей» немецкой литературы двадцатого века, которому принадлежит и не принадлежит его искусство. Грасс и здесь «против течения». Может быть, его проза находится у истоков течения нового и это обстоятельство со временем станет фактом истории литературы. Только время способно показать, насколько продуктивными окажутся новации, привнесенные в литературу «другим», изменившимся Грассом, отличным от Грасса «данцигской трилогии». Уже сейчас они восприняты как в Германии (придуманное нашим автором «четвертое время» Vergegenkunft стало „основным повествовательным принципом" [138, S.41] и в прозе замечательного писателя Герхарда Кёпфа), так и за ее пределами (в особенности на американском континенте).

Мы могли рассмотреть творчество Грасса последних двух десятилетий ушедшего века лишь под определенным углом зрения. Такое рассмотрение далеко не исчерпывает всей сложности даже тех конкретных вопросов, которые подняты нами в связи с проблемой субъекта. Выводы, к которым мы пришли в каждой из трех глав нашей работы, в самом общем плане демонстрируют особую, организующую идейно-содержательный уровень поздних текстов Грасса роль автора. Нами выявлена связь особой роли автора не только с характером субъектной организации его прозы 80-х и 90-х годов, но и с рядом отличительных черт поэтики интересующих нас текстов в аспекте динамического сопоставления классической и постмодернистской парадигм художественности. Эти отличительные черты поэтики отражают взаимодействие автора и читателя как элементов эстетической реальности. На новом материале рассмотрены те закономерности названного взаимодействия, которые отмечены А.В.Карельским, автором концепции «позиции и позы» у раннего Грасса. Позиция автора у позднего Грасса (в отличие от Грасса раннего) весьма отчетлива и очевидна. Диалектика авторского присутствия (позиция) и определенного рода эстетического компромисса с читателем, направленного на формальное сокрытие такого присутствия (поза) находит, в частности, выражение в особой роли маркированного интертекста и в характере авторской иронии. Источники интертекстуальных заимствований у позднего Грасса весьма часто называются в художественном тексте - такого рода интертекст становится инструментом своеобразной «эмансипации» ставшего довольно однозначным идейного содержания его прозы от субъекта автора, нередко позволяя к тому же как бы представить ту или иную идею в качестве «самоочевидной», становится инструментом реализации присущего прозе Грасса особого феномена апеллятивности. По функциональному признаку нами выделяется в этой связи три типа маркированного интертекста - в зависимости от источника цитат они характеризуются различным соотношением «позиции» и «позы», составляющих такой апеллятивности.

Своеобразным следствием апеллятивности и функционализации интертекста является и присущий персонажам прозы Грасса 80-х и 90-х годов характер «несобственных экзистенций» - он особым образом характеризует художественную конструкцию «я» субъект-актантов, которая не знает ни модернистской амбивалентности, ни, тем более, постмодернистской индифферентности (П. Цима). В особой мере это заметно там, где персонажи «сделаны из цитат» (прежде всего в романе «Долгий разговор»). . . . . . . .

На основании рассмотрения особого характера иронии в поздних текстах Грасса в свете проблемы субъекта нами также сделан вывод, что и ирония сходным образом служит адаптации авторской идеи к читательскому восприятию. Различение формально-субъектных и содержательно-субъектных аспектов повествования позволило нам выделить два её типа.

На примере вопросов художественного историзма прозы Грасса интересующего нас периода мы продемонстрировали, в сколь значительной мере своеобразный нонконформизм, сопротивление субъекта навязываемым массе смыслам определяет собой не только проблематику, но и поэтику поздних текстов этого автора. Многие высказывания и художественная практика Грасса подтверждают выводы С.Ланге и других исследователей о том, что историческая правда, по Грассу - конструкт; вопрос лишь в том, кто и как её конструирует. Нами впервые показано, какое значение для понимания исторической концепции нашего автора имеет противопоставление исторической правды как индивидуального конструкта осознающего свою ответственость перед обществом художника истории как обезличивающему конструкту, формируемому властью, противопоставление ответственности творческой личности и безотвествености, навязываемой массам. Историческая правда, становясь у Грасса категорией субъективной, из присущего ей «объективного» измерения (которого здесь все равно как бы и не существует: историческая правда всегда - рассказанная правда) переходит в сферу морально-нравственной ответственности художника, получает вместо «объективно-фактического» аксиологическое наполнение; при этом правда в качестве ценностной категории в творящем сознани автора (уже отнюдь не читателя, как, согласно А.В.Карельскому, в ранней прозе

Грасса) противостоит распаду ценностей, составляющих основу индивидуальной субъектности.

Как и в общем случае рассмотренной нами диалектики «позиции и позы» в прозе нашего автора конца двадцатого века, характеризующая авторскую позицию дихотомия ответственности индивида и безответственности массы в значительной мере является своего рода реакцией на ситуацию постмодерна и «распада я-идентичности» (Д.Кампер), на «бедствие Просвещения» (Грасс).

Сделанное намечает обширные перспективы того, что позволяет сделать предложенная постановка вопроса. В особой мере это касается проблем жанровой организации прозы нашего автора, которым мы не могли в рамках настоящей работы уделить должного внимания. Именно эта тема представляет специальный интерес в связи с ориентацией настоящего диссертационного исследовния, была как бы «по касательной» затронута нами в первой его главе и в связи с динамической постановкой вопроса о субъекте могла бы составить материал отдельной, весьма значительной по объему работы, заставляющей во многом по-новому взглянуть на один из наиболее традиционных и обстоятельно изученных вопросов грассоведения. Мы лишь наметим здесь весьма кратко то общее направление, которого придерживаемся в этом вопросе и остановимся на некоторых положениях зарубежных исследований о Грассе.

Ясно, что "дидактический роман" (Д.Вуттке), "роман-предостережение" (Г.Майер) или, более общая формулировка, "роман идей" (Е.М.Крепак) - не психологическая проза, что вопрос о "полифонии" уже по этой причине может стоять лишь так, как ставит его Клаус-Юр ген Рём194, т.е. в чисто формальном и чуждом российскому литературоведению* понимании этого термина. При этом,' однако, в

194 См. сноску144. поздней прозе Грасса не столько противоположность полифонии, т.е. гомофония - следствие жанровых особенностей. Напротив, жанр в значительной мере определяется своеобразной диалектикой организующей идейно-содержательный план текста ролью автора и формальными стратегиями сокрытия этой роли, диалектикой «позиции и позы». Не в последнюю очередь с этой диалектикой связаны, в нашем понимании, и следующие два немаловажных обстоятельства: варьиующийся, «составной», характер жанра «постгастроподной» прозы Грасса (ср. справедливое, на наш взгляд, суждение Т.Книше о «Крысихе», согласно которому «большому количеству повествовательных пластов соответствует [.] множество жанров» [161, S.18]) и, в более общем плане, проблема т.н. «фантастического реализма» у Грасса. Это определение, в понимании С.Ланге, «не оксюморон» [171, S.300]; одна из сущностных характеристик «фантастического реализма, согласно аргументированному мнению этой исследовательницы, настолько сближает поэтику изобретателя «четвертого времени» Vergegenkunft и латиноамериканских авторов «магического реализма» (прежде всего Фернандо дель Пасо), что делает возможным сравнение выразившихся в их текстах художественных концепций «немиметического» соотнесения литературы и действительности. Проблема субъекта возникает здесь почти автоматически в рамках основной посылки этого компаративистского исследования, в соответствии с которой не только дель Пасо, но и Грасс демонстрируют, что «восприятие реальности в значительной мере зависит от форм её описания» [171, с. 299-300] - Ланге, однако, уделяет в этой связи основное внимание субъектам рассказчиков у Грасса, почти полностью исключая (даже в ситуациях «рассказчика-автора» в позднем творчестве Грасса, которому, впрочем, уделяется значительно меньше внимания, чем раннему) из рассмотрения проблему автора. В третьей главе настоящего исследования мы развили и дополнили эту концепцию в применении к проблеме автора и вопросам историзма в творчестве Грасса 80-х и 90-х годов. Связь проблемы субъекта и понятой подобным образом жанровой проблемы «фантастического реализма» можно, однако, проследить не только на примере особого характера исторческой концепции нашего автора: как отмечено нами выше, эта концепция здесь - лишь модель, хотя и имеющая для исследования о Грассе приоритетную важность.

Помимо этого, предложенная постановка вопроса позволила бы, на наш взгляд, с оригинальных позиций рассмотреть вопрос о сатире в поздней прозе Грасса. Сатира, разумеется, ни в коем случае не исчезает окончательно из арсенала художественных средств нашего автора в поздний период его творчества. В определенной мере она - в контексте наших рассуждений мы могли наблюдать это на примере сюжетной линии о Мальскате в романе "Крысиха" - тоже связана с апеллятивностью. Проблема эта в какой-то мере затронута на материале "Крысихи" Гансом Майером, считающим этот роман "одновременно [выделено мной - Т.А.] литературой-предостережнеием и сатирой" [174, S.67]. "Крысиха"- роман, одно лишь перечисление жанровых определений котрого в литературной критике и литературоведении занимает значительное место в публикациях [183; 159]. Замечание Майера о нем имеет под собой, на наш взгляд, весьма существенные основания; в меньшей степени оно применимо и к "Долгому разговору".

Кроме того, выработанная методика рассмотрения проблемы субъекта в грассовской прозе может быть применена и для более детального изучения уже проанализированных нами аспектов поэтики позднего Грасса, а также для оригинального анализа той части творчества этого автора, которая не вошла в избранные нами хронологические рамки (так, повесть 2002 г. «Траектория краба» идеальный материал для проверки и, возможно, развития положений последней главы нашего исследования, посвященной проблемам историзма).

Связанные с проблемой субъекта вопросы, в теоретико-методологическом плане активно разрабатываемые в современном зарубежном литературоведении, имеют достойную традицию и в литературоведении российском. Зарубежные исследования не только учитывают эту традицию, но часто и опираются на нее (именно так обстоит дело с трудами П.Цимы по проблеме субъекта в искусстве Нового времени, модернизма и постмодерна: в основу их положены идеи М.М.Бахтина). Настоящая работа видится нам прежде всего в качестве попытки перебросить мост между постсоветским российским грассоведением и грассоведением мировым. Если эта попытка может рассматриваться как удавшаяся, то выиграть от нее должны обе стороны. В силу целого комплекса причин такая задача оказалась бы, возможно, безнадежной, если бы на российской стороне не было этих мощных методологических опор.

В первую очередь именно методология российского литературоведения позволяет надеяться, что и отечественные исследования о Грассе смогут в дальнейшем сказать собственное, новое слово о том феномене, каким является творчество этого крупного мастера. До сих пор - исключая один совершенно особый случай, некоторые положения, сформулированные А.В.Карельским и послужившие для нашего «наведения мостов» не менее важной опорой -это было не так. Для внутреннего употребления на неведомых «иностранцам» дорогах советской германистики «изобретался» велосипед с идеологически выверенным ходом; такой выверкой - в лучшем случае, поскольку по эту- сторону границы, увы, и в постсоветский период часто неведомы дороги германистики зарубежной ограничивались все конструктивные изменения по отношению к давно изобретенным «иностранным» моделям. Известные далеко не только на примере изучения творчества Грасса проблемы гуманитарной науки как следствие проблем общества в случае с нашим «неудобным» автором достигли критического пункта: к тому моменту, когда вопросы перевода и культурной политики стали определяться почти исключительно коммерческими факторами, в отношении наименее «удобной» - теперь уже не с идеологической, а с коммерческой точки зрения - части написаного Грассом было попросту слишком много упущено.

Отечественному литературоведению, однако, именно потому есть что сказать о его творчестве, что творчество это продолжает сколько немецкую, столько и русскую традицию противостояния «духа и власти»: продуктивный импульс содержится в самом обстоятельстве, служившем в советское время основной причиной стагнации грассоведения в нашей стране, стагнации, которую очень долго не удавалось преодолеть и после распада Советского Союза. С этим тоже связаны определенные перспективы изучения творчества Грасса в России под углом зрения проблемы автора. В русле такого противостояния во многом находилось и творчество двух других немецких прозаиков-нобелевских лауреатов ушедшего века: Томаса Манна и Генриха Бёлля. Оно особым образом связывало их творчество с русской литературной, а через нее и с социальной действительностью. Известно отношение этих авторов к русской литературе: первый из них называл её «святой», второй преклонялся перед творчеством Достоевского, «особенно заметно» повлиявшим на его собственное «желание выразить себя в качестве писателя» [цит. по: 104, с.412]. История отношений Грасса с пространством российской культуры и социально-политической действительности всегда развивалась, как и на родине, в русле «сопротивления», резкого и безапелляционного противопоставления первого второму. Среди вех этой истории рекомендация главы западногерманских коммунистов советским функционерам от культуры «избегать всяческих контактов» [165, с.116] с Грассом, персоной нон грата в Советском Союзе до начала восьмидесятых годов или же, еще раньше, расстроившееся приглашение для чтений в Москву в 1973 году: тогда посольство ФРГ в СССР пыталось сделать то же самое в интересах дипломатии - телеграмма накануне поездки дипломатично извещала известного своей недипломатичностью писателя о нежелательности визита в том случае, если тот не воздержится от высказываний, способных повредить «политике разрядки»; в ответном открытом письме послу Заму оскорбленный Грасс настаивает на своем праве ставить перед советской публикой вопросы, мешающие «разрядке» - например, о Солженицыне как продолжателе «лучшей, а именно - социально ангажированной традиции русской литературы» [10, Bd.15, S.315]. До сего дня восприятие российских общественно-политических реалий наследником «социально ангажированной» традиции литературы немецкой способствовало «разрядке» столь же мало: таково было посвященное Чечне выступление Грасса на состоявшемся в Москве в 2000 г. конгрессе международного ПЕН-клуба, председателем которого он является. Противопоставление культуры и власти (независимо от её «государственной» принадлежности) и здесь носит особый, присущий только Грассу, характер; оно иное, чем у Бёлля или Манна. И статей о «социально ангажированной» или иной русской литературе, как Бёлль и Т.Манн, Грасс не писал. Однако же традицию своих предшественников в литературном творчестве он по-своему (особенности здесь связаны прежде всего с проблемой автора) наследует именно в этом отношении.

Известному польскому германисту и писателю одного с Грассом поколения, большому почитателю его раннего творчества Анджею

Щипёрскому (по-русски из написанного им о Грассе была опубликована перепечатаная из журнала «Шпигель» рецензия на повесть Грасса «Крик жерлянки» [101]) принадлежит если не авторство, то оригинальная формулировка идеи о разнице в общественном восприятии фигуры писателя и в весомости литературного слова в Европе по мере продвижения с востока на запад. Полусерьёзно-полушутя Щипёрский утверждает: исторически в России писатель - пророк, в Польше - пастор, в Германии - скучноватый университетский профессор, во Франции нередко шут; в Англии хозяева, пригласив в дом писателя, следят, чтобы вместе с ним не исчезли и столовые приборы [208]. Если принять метафору Щипёрского, то и этот вектор по мере приближения конца 20 века все более вел Грасса «против течения», в обратном направлении, с запада на восток; грассовский художественный текст, особенно в прозе крупных форм двух последних десятилетий ушедшего века, как бы рассчитан на контекст, в котором поэт - «больше, чем поэт», на контекст, отсутствие которого в Германии как минимум с момента распада знаменитой «группы 47» заставляет автора, согласно уже приводившемуся нами мнению Ф.Мейер-Госау, «действовать» в «знаковой системе», в которой другие лишь «делают жесты» [178, S.16-17] (согласно же нашему мнению «делать жесты» и «действовать» одновременно - первое с целью адаптировать второе, насколько это возможно, к самой «знаковой системе»).

Сопоставление «профетического» характера авторской позиции в текстах об истории, принадлежащих позднему Грассу и И. Бабелю -автору русской литературы, которому у Грасса посвящено наибольшее количество размышлений, рассеянных по разным выступлениям и статьям - уже было предметом нашего рассмотрения [85]. Работа в этом направлении также может быть продолжена.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Абалонин, Тимофей Борисович, 2003 год

1. I. Проза, эссе, публицистика.

2. Грасс, Гюнтер. Собрание сочинений. Харьков: Фолио, 1997. - т. 1-4.

3. Грасс, Гюнтер. Мое столетие. Пер. C.JI. Фридлянд. Харьков: Фолио, 2001.- 336 с.

4. Грасс, Гюнтер. Продолжение следует . Речь по случаю присуждения Нобелевской премии. Пер. Н.Тишковой // Грасс, Гюнтер. Мое столетие. Харьков: Фолио, 2001. С. 318-333.

5. Грасс, Гюнтер. Речь по случаю присуждения премии Зоннинга (предисловие Е.А.Кацевой) // Знамя 1996. -№ 9.-С.160-165.

6. Грасс, Гюнтер. Безответственность определяющий принцип неолиберальной системы // Диалог.- 2000.- №4.- С.4-8.

7. Гюнтер Грасс и Мартин Вальзер о воссоединении Германии (фрагменты, статьи и интервью) // Диапазон: Вестник иностранной литературы. 1991. - № 1.- С. 116-124.

8. Камю А. Миф о Сизифе. // А.Камю. Избранное / Составл. и предисл. С.И.Великовского. М.: Радуга, 1989.- С. 352-355.

9. Манн Т. Старик Фонтане // Т.Манн. Собр.соч. М.: ГИХЛ.-Т.9. -С.422-450.

10. Фонтане, Теодор. Эффи Брист. М.: Гослитиздат, 1960. -298 с.

11. Grass, Giinter. Werkausgabe. Bd. 1-17. Edition zum Literaturnobelpreis.-Gottingen: Steidl, 1999.

12. Grass, Giinter. Im Krebsgang. Eine Novelle. Gottingen: Steidl, 2002. -216 S.

13. Grass, Giinter. Fiinf Jahrzehnte. Ein Werkstattbericht / G. Fritze Margull (Hg.). Gottingen; Ulm: edition Welttag, 2001.- 128 S.

14. Grass, Giinter. Der lernende Lehrer. Rede auf einem Gesamtschul-KongreB in der Fritz-Karsen-Schule, Berlin am 13.5.1999 // Giinter Grass. Fur- und Widerworte.- Gottingen: Steidl, 1999.- S.7-35.

15. Grass, Giinter. Literatur und Geschichte. Rede anlaBlich der Verleihung des „Prinz von Asturien"-Preises. // Giinter Grass. Fortsetzung folgt. .-Gottingen: Steidl, 1999,- S. 51 -62.

16. Fontane, Theodor. Werke und Schriften. Samtliche Romane, Erzahlungen, Gedichte, Nachgelassenes / Walter Keitel und Helmut Nurnberger (Hgg.). -Miinchen: Hanser, 1983. Bd. 17 (Effi Briest). 395 S.

17. Fontane, Theodor. Ach, es ist schlimm mit den Dichtern. Uber Literatur, Autoren und das Publikum / hg. v. Peter Goldammer. Berlin: Aufbau-Verlag, 1999.- 227 S.

18. Schadlich, Hans Joachim. Tallhover. Roman. Reinbeck b. Hamburg: Rowohlt, 1986.-282 S.

19. Schadlich, Hans Joachim. 'Tallhover' ein weites Feld: autobiographische Notiz. // "In Spuren gehen ." Festschrift fur Helmut Koopmann. -Tubingen: Niemeyer, 1998.- S.41-50.1.II. Беседы и интервью.

20. Грасс, Гюнтер. «Как ревизионист, полагаю.» / Беседа с западногерманским писателем Г.Грассом. Записал М. Рудницкий // Театр. 1989-№12.-С.103-112.

21. Грасс, Гюнтер. "Я жизнерадостный пессимист" // Литературная газета. 1989. - 9 апреля.

22. Что может литература? Беседа Хуана Гойтисоло и Гюнтера Грасса // Иностранная литература.-.2000.- №5.- С.237-243.

23. Щербакова И. Интервью с Гюнтером Грассом // Общая газета.- 2000,1 июня.

24. Alles seitenverkehrt. Zivilisiert endlich den Kapitalismus! Der Literaturnobelpreistrager Gunter Grass und der Soziologe Pierre Bourdieu im Gesprach // Die Zeit.- 1999.- Nr. 49.

25. Arnold, Heinz Ludwig. Gesprache mit Gunter Grass. // Heinz Ludwig Arnold (Hg.). Gunter Grass. Miinchen: text + kritik.- Н.1.- 5. Aufl. 1978,-S. 1-39.

26. Bielefeld, Claus-Ulrich; Grass, Gunter; Stolz, Dieter. Der Autor und sein verdeckter Ermittler : ein Gesprach. // Sprache im technischen Zeitalter -Koln, 1996.-H. 139.-S. 289-314.

27. Durzak, Manfred. Geschichte ist absurd. Eine Antwort auf Hegel. Ein Gesprach mit Giinter Grass. // M. Durzak (Hg.). Zu Gunter Grass. Geschichte auf dem poetischen Prufstand. Stuttgart: Klett.- 1985.- S.9-19.

28. Grass, Gunter, Giroud, Franfoise. Wenn wir von Europa sprechen. Ein Dialog. Frankfurt/M.:Luchterhand, 1989. - 184 S.

29. So bin ich weiterhin verletzbar. Ein ZEIT-Gesprach mit Gunter Grass. // Zeit Literatur. Sonderbeilage zur Frankfurter Buchmesse.- 2001. - 4. Oktober.- S.65.

30. Grass, Gunter, Wertheimer, Jiirgen. Werkstattgesprach. Seminar im Rahmen der Tiibinger Poetik-Dozentur (17. Juni 1999) // Gunter Grass.

31. Wort und Bild. Tiibinger Poetik-Vorlesung und Materialien. / Jurgen Wertheimer (Hg.). Tubingen: Konkursbuchverlag.- S.43-62.

32. Grass, Giinter, Winkels, Hubert. Nicht von der Bank der Sieger aus. Ein Gesprach. // Neue deutsche Literatur. Berlin u.a. -1998.- Nr.46.- H.2.-S.6-24.1.. Теоретико-методологическая литература.

33. Баранова Е.Г. Проблема автора в раннем творчестве Андре Жида (1891-1902): Дисс. . канд. филологич. наук. -Н. Новгород, 1999.- 210 с.

34. Барт, Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989. -615 с.

35. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Художественная литература, 1975. - 502 с.

36. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.-320 с.

37. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.- М.: Искусство, 1977.424 с.

38. Власенко T.JI. Литература как форма авторского сознания. Ижевск: Изд-во УдГУ, 1998. - 230 с.

39. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. -М.: Интрада, 1996.- 257 с.

40. Кант И. Что такое Просвещение? // Кант И. Собр. соч.: в 6 тт. М.: Мысль, 1963-1966.- т. 6.- С. 27-35.

41. Корман Б.О. Практикум по изучению художественного произведения. Ижевск: Изд-во УдГУ, 1977.- 72 с.

42. Корман Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Корман Б.О. Избранные труды по истории литературы. Ижевск: Изд-во УдГУ, 1992.-С.59-67.

43. Корман Б.О. О целостности литературного произведения. // Корман Б.О. Избранные труды по истории литературы. Ижевск: Изд-во УдГУ, 1992.-С. 119-128.

44. Корман Б.О. Из наблюдений над терминологией М.М.Бахтина // Корман Б.О. Избранные труды по истории литературы. Ижевск: Изд-во УдГУ, 1992.- С. 128-135.

45. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Корман Б.О. Избранные труды по истории литературы. Ижевск: Изд-во УдГУ, 1992.-С. 172-184.

46. Лиотар Ж-Ф. Состояние постмодерна. Москва: Алетейя, СПб, 1998.160 с.

47. Магомедова Д.М. Полифония. // Бахтинский тезаурус. Материалы и исследования. Сборник статей. Сост. Н.Д. Тамарченко. М.:РГГУ, 1997.-С. 164-181.

48. Монроз J1. Изучение ренессанса: поэтика и политика культуры. // Новое литературное обозрение, 2000.- №42.- С. 13-36.

49. Роганова И.С. В.Кёппен: проблема авторской позиции: Дисс . канд. филол. наук. М., 1999. - 230 с.

50. Смирнов И.П. Новый историзм как момент истории // Новое литературное обозрение, 2001- №47.- С. 41-71.

51. Фаустов А.А. К вопросу о концепции автора в работах М.М.Бахтина // Формы раскрытия авторского сознания (на материалах зарубежной литературы). Воронеж, 1986.- С. 3-10.

52. Фуко М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук. СПб: A-cod., 1994.-406 с.

53. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Умберто Эко. Имя розы. СПб: Симпозиум, 1994.- С. 596-644.

54. Эткинд, A.M. Новый историзм, русская версия. Новое литературное обозрение.- 2001.- 1 (№47).- С.7-40.

55. BaBler, Moritz. Einleitung: New historicism Literaturgeschichte als Poetik der Kultur // BaBler, Moritz (Hg.) New Historicism. Literaturgeschichte als Poetik der Kultur. - Frankfurt/M.: Fischer, 1995. -S. 7-28.

56. Bauer, Matthias. Romantheorie. Stuttgart: Metzler, 1997. - 247 S.

57. Broich, Ulrich, Pfister, Manfred (Hgg.). Intertextualitat: Former», Funktionen, anglistische Fallstudien. Tubingen: Niemeyer, 1985.-373 S.

58. Biirger, Peter. Das Verschwinden des Subjekts. Eine Geschichte der Subjektivitat von Montaigne bis Barthes. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1998. - 249 S.

59. Butler, Judith. Psyche der Macht. Das Subjekt der Unterwerfung. -Frankfurt / M.: Suhrkamp, 2001.- 198 S.

60. Geyer, Paul. Foucaults Les mots et les choses: Ende oder Anfang einer modernen Subjekttheorie? // Literaturwissenschaftliches Jahrbuch. 1997.-Nr. 38.-S. 245-260.

61. Habermas, Jiirgen. Die Moderne ein unvollendetes Projekt. // Jiirgen Habermas. Kleine politische Schriften I-IV.- Frankfurt /М.: Suhrkamp, 1983.- S. 444-464.

62. Jurgensen, Manfred. Erzahlformen des fiktionalen Ich. Beitrage zum deutschen Gegenwartsroman.- Bern, Miinchen: Francke, 1980. 206 S.

63. Катрег, Dietmar. Aufklarung was sonst. Eine dreifache Polemik gegen ihre Verteidiger. // Kamper, Dietmar (Hg.). Die unvollendete Vernunft. Moderne gegen Postmoderne. Frankfurt / M. : Suhrkamp, 1989.- S. 39-45.

64. Kayser, Wolfgang. Wer erzahlt den Roman? // Wolfgang Kayser. Die Vortragsreise. Studien zur Literatur. Bern: Francke 1958 - S. 82-101.

65. Kolesch, Doris. Das Schreiben des Subjekts. Zur Inszenierung asthetischer Subjektivitat bei Baudleare, Barthes und Adorno. Wien: Passagen, 1996.296 S.

66. Kritische Theorie des Subjekts im 20. Jahrhundert // Komparatistik 1999/2000. Jahrbuch der Deutschen Gesellschaft fur Allgemeine und Vergleichende Literaturwissenschaft. Heidelberg: Synchron, 2000.-S.120-124.

67. Lachmann, Renate (Hg.). Dialogizitat. -Miinchen: Fink, 1982.- 264 S.

68. Metzler Lexikon Literatur- und Kulturtheorie: Ansatze, Personen, Gmndbegriffe / Nunning, Ansgar (hg.).- 2.Aufl.- Stuttgart; Weimar: Metzler, 2001. 706 S.

69. Raulet, G. Zur Dialektik der Postmoderne. // Huyssen, Andreas, Scherpe, Klaus R. (Hrsg.) Postmoderne. Zeichen eines kulturellen Wandels. -Reinbek bei Hamburg: Rowohlt, 1986. 347 S.

70. Riickkehr des Autors. Zur Erneuerung eines umstrittenen Begriffs / Fotis Jannidis et al.(Hgg.). Tubingen: Niemeyer, 1999. - 553 S.

71. Schmidt, Burghart. Das Geschichtsproblem der postmodernen Asthetik. // Asthetik der Geschichte / hrsg. Von Johann Holzner u. Wolfgang Wiesmiiller. Innsbruck: Inst. f. Germanistik, 1995,- S.239-259.

72. Schmitz-Emans, Monika. Das Subjekt als literarisches Projekt oder: Ich-Sager und Er-Sager. // Komparatistik 1999/2000. Jahrbuch der Deutschen Gesellschaft fur Allgemeine und Vergleichende Literaturwissenschaft. -Heidelberg: Synchron, 2000,- S. 74-104.

73. Sloterdijk, Peter. Kritik der zynischen Vernunft. Edition suhrkamp 1099. 2 Bde. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1983. - 954 S.

74. Von Rousseau zum Hypertext. Subjektivitat in Theorie und Literatur der Moderne. / Geyer, Paul, Jiinke, Claudia (Hgg.). Wiirzburg: Konigshausen & Neumann, 2001.-289 S.

75. Welsch, Wolfgang. Unsere postmoderne Moderne. Weinheim: VCH, 1997. 346 S.

76. Zima, Peter V". Theorie des Subjekts. Subjektivitat und Identitat zwischen Moderne und Postmoderne. Tubingen, Basel: Francke, 2000. - 454 S.

77. Zima, Peter V. Das literarische Subjekt: Zwischen Spatmoderne und Postmoderne. Tubingen, Basel: Francke, 2001. - 247 S.

78. Zima, Peter V. Moderne / Postmoderne. Gesellschaft, Philosophie, Literatur. Stuttgart, Tubingen: Francke, 1997. - 428 S.

79. Zima, Peter V. Roman und Ideologie: zur Sozialgeschichte des modernen Romans. Mtinchen : Fink, 1986,- 273 S.1. V

80. Zizek, Slavoj. Die Tticke des Subjekts. Frankfurt/ M.: Suhrkamp, 2001.548 S.

81. I. Научно-критическая литература.

82. Абалонин Т.Б. Гюнтер Грасс и Исаак Бабель: о власти литературы над историей // Поэтическое перешагивание границ.(Юбилейный сборник к 65-летию Почетного доктора Казанского университета Г.Гиземанна). Казань: изд-во КГУ, 2002. - С. 153-160.

83. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. JL: «Художественная литература», 1973. - 576 с.

84. Богданова, О. А. Цвето- и светообозначения как одна из форм прагматического фокусирования в структуре художественного текста (на материале прозы Г.Грасса): Дисс. . канд. филол. наук. СПб, 1999.-202 с.

85. Гулыга А. Черный юмор Понтера Грасса // Литературная газета-1986.-28 мая.

86. Карельский А.В. Бунт, компромисс и меланхолия. О творчестве Гюнтера Грасса // Вопросы литературы.-1979.- № 1- С.66-110.

87. Кацева Е.А. Послесловие. // Иностранная литература.-2000.-№1, с.71.

88. Крепак Е.М. Проза Гюнтера Грасса 70-х годов: Дисс. . канд. филол. наук.-Л., 1987.- 198 с.

89. Крепак Е.М. Проза Гюнтера Грасса 70-х годов: Автореф. дисс. .канд. филол. наук. Л., 1988.- 16 с.

90. Крепак Е.М. Историческая тема в прозе Гюнтера Грасса // Вестник Ленингр. ун-та. Сер.2, История, языкознание, литературоведение. -1986.- Вып.2. С.100-102.

91. Крепак Е.М. К проблеме историзма в сатирической прозе ФРГ (повесть Г.Грасса "Встреча в Тельгте") // Реализм в зарубежных литературах XIX XX веков. К проблеме историзма. Саратов: Изд-во Саратовск. ун-та, 1986. - С.98 - 105.

92. Млечина И.В. Литература и "общество потребления". Западногерманский роман 60-х начала 70-х годов. - М., 1975. - 239 с.

93. Млечина И.В. Урок немецкого. Век XX. М.: Прогресс, 1994.- 240 с.

94. Млечина И.В. Tertium поп datur. Блеск и нищета Гюнтера Грасса // Лит.газета.- 1966.- 26 июля.

95. Млечина И.В. Тревога и предостережение. // Вопросы литературы. 1987.-№ 10.-С. 60-91.

96. Райх-Раницкий М., Щиперский А. Гюнтер Грасс: «Крики жаб». Против и за // За рубежом.-1992.-№24.-С.22-23.

97. Санчук В. Широкое поле да долгий разговор. О новом романе Гюнтера Грасса, который перепахал всю Германию. Беседа с Б. Хлебниковым. // Независимая газета. 1996. - 19 января.

98. Стеженский В.И., Черная Л.Б. Литературная борьба в ФРГ М.: Советский писатель, 1985. -448 с.

99. Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. Л.: Советский писатель, 1985.- 456 с.

100. Adler, Hans, Hermand, Jost (Hgg.). Gunter Grass : Asthetik des Engagements. New York, Frankfurt / M. u.a.: Lang, 1996.- 197 S.

101. Angenendt, Thomas. Wenn Worter Schatten werfen. Untersuchungen zum Prosastil von Gunter Grass. Frankfurt/M.: Lang, 1993. 240 S.

102. Arnold, Armin. La salade mixte du Chef. Zu "Aus dem Tagebuch einer Schnecke" und "Kopfgeburten, oder die Deutschen sterben aus" // M. Durzak (Hrsg.), Zu Gunter Grass. Geschichte auf dem poetischen Priifstand. Stuttgart: Klett, 1985.- S. 130-141.

103. Anz, Thomas (Hg.). Es geht nicht um Christa Wolf: Der Literaturstreit im vereinten Deutschland. Miinchen: Edition Spangenberg, 1991.- 270 S.

104. Arnold, Heinz Ludwig. Die drei Spriinge der westdeutschen Literatur. Eine Erinnerung. Gottingen: Wall stein, 1993.- 165 S.

105. Arnold, Heinz Ludwig. Der allmachtige Erzahler. // H.L. Arnold (hg). Giinter Grass. Miinchen: text+Kritik,- 1988.- Н.1.- 6. Auflage: Neufassung.- S. 73-75.

106. Auffenberg, Christian. Vom Erzahlen des Erzahlens bei Gunter Grass. Studien zur immanenten Poetik der Romane ,Die Blechtrommel' und ,Die Rattin'". Minister: Uni Press Hochschulschriften, 1993.-196 S.

107. Baier, Lothar. Hadern mit Deutschland. Uber ein Dilemma des politischen Intellektuellen Gunter Grass. // H.L. Arnold (Hg.). Gunter Grass. 7. Aufl. Miinchen: text+kritik, 1997.- S. 122-130.

108. Balzer, Berit. Geschichte als Wendemechanismus: ,Ein weites Feld' von Gunter Grass // Monatshefte fur deutschsprachige Literatur und Kultur. -2001.-93(2).-S. 209-220.

109. Baumgart, Reinhard. Boulevard was sonst? Die Literatur zwischen den achtziger und neunziger Jahren. // Baumgart, Reinhard. Deutsche Literatur der Gegenwart. Kritiken, Essays, Kommentare. - Munchen: dtv, 1995.- S.544-561.

110. Best, Otto F. ,„Doppelleben' zwischen Evolution und ewiger Wiederkehr. Uberlegungen zum postgastropodischen Werk von Giinter GraB". // Colloquia Germanica. 1982. - H. 1/2. - S. 111-121.

111. Bissinger, Manfred, Hermes, Daniela (Hgg.). Zeit, sich einzumischen: die Kontroverse um Giinter Grass und die Laudatio auf Yasar Kemal in der Paulskirche.- Gottingen: Steidl, 1998. 254 S.

112. Bogdal, Klaus-Michael. Klimawechsel. Eine kleine Meteorologie der Gegenwartsliteratur. // Erb, Andreas (Hg.). Baustelle Gegenwartsliteratur. Die neunziger Jahre. Opladen, Wiesbaden: Westdeutscher Verlag, 1998, S. 9-31.

113. Borchmeyer, Dieter / Zmegac, Viktor (Hgg.), Moderne Literatur in Grundbegriffen. Tubingen: Niemeyer, 1994.- 471 S.

114. Brode, Hanspeter. Giinter Grass. Munchen: Beck, 1979. 225 S.

115. Brunssen, Frank. Das Absurde in Giinter Grass' Literatur der achtziger Jahre. Wiizburg : Konigshausen und Neumann, 1997. - 218 S.

116. Cepl-Kaufmann, Gertrude. Giinter Grass. Eine Analyse des Gesamtwerkes unter dem Aspekt von Literatur und Politik. -Kronberg/Ts.: Scriptor, 1975. -305 S.

117. Cepl-Kaufmann, Gertrude. Giinter Grass: Die Rattin. II Der Mensch wird an seiner Dummheit sterben. Giinter-Grass-Konferenz.- Wroclaw: Wydawn. Uniw. Wroclawskiego, 1990. -S.49-70.

118. Cepl-Kaufmann, Gertrude. Giinter Grass und sein Lehrer Doblin // Literatur im interkulturellen Dialog: Festschrift zum 60. Geburtstag von Hans-Christoph Graf von Nayhauss / Manfred Durzak . (Hrsg.). Bern u.a.: Peter Lang, 2000.- S.25-47.

119. Deutsche Literatur zwischen 1945 und 1995. Eine Sozialgeschichte. / Glaser, Horst A. (Hg.). Stuttgart, Bern: Uni-Tb., 1998. - 786 S.

120. Deutschsprachige Gegenwartsliteratur. Wider ihre Verachter. / Doring, Christian (Hg.). Frankfurt/M.: Suhrkamp; 1995.-315 S.

121. Diskussion zu Giinter Grass' 'Ein weites Feld' // Fontane-Blatter -Potsdam, 1996,- H. 61,- S. 171-179.

122. Diskussion zu Gunter Grass' 'Ein weites Feld'. // Fontane-Blatter -Potsdam, 1996.-Н.62,- S. 174-177.

123. Dorr, Georg. Tendenzen des deutschen Romans seit 1989 // ,Studi germanici' nuova serie, anno XXXVII.- Roma, 1999. -2. S. 311-346.

124. Enzensberger, H.-M. Wilhelm Meister, auf Blech getrommelt. // Loschutz, G. Von Buch zu Buch Gunter Grass in der Kritik. Eine Dokumentation. - Frankfurt/M.:Luchterhand, 1968. - S.9-12.

125. Ewert, Michael. Spaziergange durch die deutsche Geschichte. Ein weites Feld von Gunter Grass. // Sprache im technischen Zeitalter / Walter Hollerer, Norbert Miller, Joachim Sartorius (Hgg.).- 1999.- Bd. 148.-S.402-417.

126. Filz, Walter. Dann leben sie noch heute?. Zur Rolle des Marchens in „Butt" und „Rattin" // Arnold, Heinz Ludwig (Hg.). Gunter Grass. 7. Aufl. Munchen: text+kritik, 1997. - S.95-102.

127. Fiedler, Leslie. Uberquert die Grenze, schliefit den Graben! Uber die Postmoderne. // Welsch, Wolfgang. Wege aus derModerne. Schliisseltexte der Postmoderne-Diskussion.- Weinheim: VCH, 1998, S.57-74.

128. Fischer, Andre. Inszenierte Naivitat. Zur asthetischen Simulation von Geschichte bei Gunter Grass, Albert Drach und Walter Kempowski. -Miinchen: Fink, 1992.-332 S.

129. Forster, Nikolaus. Die Wiederkehr des Erzahlens: deutschsprachige Prosa der 80er und 90er Jahre. Darmstadt: Wiss. Buchges., 1999. - 261 S.

130. Frohlich, Monika. Techniken der „Vergegenkunfit" in Gerhard Kopfs „Innerfern" und „Borges gibt es nicht". // Der blaue Weg des Moglichen: Materialien zum Werk Gerhard Kopfs / Franz Loquai (Hg.). Bamberg: Otto-Friedrich-Univ., 1993. - 135 S.

131. Fliigel, Arnd. ,Mit Wortern das Ende aufschieben1: Konzeptualisierung von Erfahrung in der,Rattin' von Gunter Grass. Frankfurt/M. u.a.: Lang, 1995. -276 S."

132. Frizen, Werner. ,Der alte Schopenhauer schlohweiB' Ich und Geschichte in Gunter Grass' Romanen. // Eric von der Luft (Hg.) Schopenhauer. New Essays in honor of his 200th birthday. - Lewiston: Mellen, 1988. - S. 165-187.

133. GeiBler, Rolf. Ein Ende des „weiten Feldes"? // Weimarer Beitrage.-1999.- 45 (1).- S.64-81

134. Gerstenberg, Renate. Zur Erzahltechnik von Gunter Grass. -Heidelberg: Winter, 1980. -194 S.

135. Glade, Henry, Bukowski, Peter. Gunter Grass Der melancholische Rebell. // Henry Glade, Peter Bukowski. Vom kritischen zumkapitalistischen Realismus: deutsche Gegenwartsliteratur in sowjetisch-russischer Sicht. Mainz: Liber-Verlag, 1995. - S. 75-91.

136. Gruettner, Mark Martin. Intertextualitat und Zeitkritik in Giinter Grass' 'Kopfgeburten' und 'Die Rattin'. Tubingen: Stauffenburg, 1997. - 151 S.

137. Gutzen, Dieter. Vom Fremdwerden des Vertrauten : die Wiedervereinigung im Spiegel der Literatur oder 'Ein weites Feld'. // Etudes germaniques. Paris, 1998.- 53 (juillet-septembre).- S. 619-634.

138. Hanke, Helmut. Fur und Wider : Giinter Grass, 'Deutscher Lastenausgleich. Wider das dumpfe Einheitsgebot' // Weimarer Beitrage. -1990.-36.-S. 1381-1406.

139. Hinck, Walter. Giinter Grass' Hommage an Fontane. Zum Roman „Ein weites Feld" // Sinn und Form.- 2000,- H.6.- S.777-787.

140. Hoesterey, Ingeborg. Schrift und visuelle Differenz bei Giinter Grass. // Ingeborg Hoesterey. Verschlungene Schriftzeichen: Intertextualitat von Literatur und Kunst in der Moderne/Postmoderne.- Frankfurt/M.: Athenaum, 1988.- S. 71-100.

141. Honsza, Norbert. Giinter Grass' Werk und Wirkung. Wroclaw: Wydawn. Uniw. Wroclawskiego, 1988. -147 S.

142. Hunt, Irmgard Eisner. Zur Asthetik des Schwebens: Utopieentwurf und Utopieverwurf in Giinter Grass' ,Die Rattin'. // Monatshefte.- 1989.- H. 3. -S. 286-297.

143. Ivanovic, Christine. Fonty trifft Johnson : zur Fiktionalisierung Uwe Johnsons als Paradigma der Erzahlstrategie in Giinter Grass' 'Ein weites Feld' // Johnson-Jahrbuch. Gottingen, 1996.-3.- S. 173-199.

144. Ignee, Wolfgang. Apokalypse als Ergebnis eines Geschaftsberichts. Giinter Grass' Roman ,Die Rattin'". // Giinter E. Grimm (Hg.). Apokalypse. Frankfurt/M.: Suhrkamp, 1986,- S. 385-401.

145. Jablkowska, Joanna. Das asthetische Spiel mit der Utopie. // Zeitgenossische Utopieentwiirfe in Literatur und Gesellschaft: zur Kontroverse seit den achtziger Jahren / Rolf Jucker (Hg.). -Amsterdam:

146. Rodopi, 1997 (Amsterdamer Beitrage zur neueren Germanistik, Bd. 41).-S. 159-177

147. Jurgensen, Manfred. Die Sprachpuppen des Giinter Grass // Giinter Grass: ein europaischer Autor? Amsterdam; Atlanta: Rodopi, 1992. (Amsterdamer Beitrage zur neueren Germanistik, Bd. 35).- S. 45-69.

148. Kiefer, Klaus. Giinter Grass ,Die Rattin' Struktur und Rezeption // Orbis litterarum.-1991.- 46.- S.364-382.

149. Kniesche, Thomas W. "Calcutta" oder Die Dialektik der Kolonialisierung : Giinter Grass: 'Zunge zeigen'. // Schriftsteller und „Dritte Welt". Studien zum postkolonialen Blick / Paul Michael Lutzeler (Hrsg.) Tubingen: Stauffenburg, 1988,- S. 263-290.

150. Kniesche, Thomas W. „Die Genealogie der Post-Apokalypse Giinter Grass' ,Die Rattin'". - Wien: Passagen, 1991.- 232 S.

151. Kniesche, Thomas W. „Grenzen und Grenziiberschreitungen: Die Problematik der deutschen Einheit bei Giinter Grass". // German Studies Review. 1993. - H. l.-S. 61-76.

152. Kniesche, Thomas W. Schuldenmanagement, Urszene und Rattengeschichten. Nietzsche, Freud, Grass und die Apokalypse. // Deutsche Vierteljahrsschrift fur Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte. 1993,- H. 3. - S. 541-564.

153. Koopmann, Helmut. Tendenzen der deutschen Gegenwartsliteratur (1970-1995) // Knobloch, Hans-Jorg; Koopmann, Helmut (Hrsg.). Deutschsprachige Gegenwartsliteratur. Tubingen: Stauffenburg, Narr, 1997.-S. 11-30.

154. Kopelew, Lew. Deutschland und RuBland untrennbar. // Ansichten und Ausktinfte zur deutschen Literatur nach 1945. Miinchen: text+kritik, 1995.- S.114-121.

155. Kopelew, Lew. Gegen den Strom Giinter Grass. // Kopelew, Lew. Laudationes. Gottingen: Steidl, 1993. - S. 69- 74.

156. Krause, Edith H. Theodor Fontane: eine rezeptionsgeschichtliche und iibersetzungskritische Untersuchung. Bern, FfM, NY, Paris: Lang, 1989. - 284 S.

157. Kube, Lutz. Intellektuelle Verantwortung und Schuld in Giinter Grass' Ein weites Feld. II Colloquia Germanica Tubingen u.a. .-1997.- 30 (№4).- S. 349-361.

158. Lange, Susanne. Die reflektierte Wirklichkeit. Deutsche und lateinamerikanische Gegenwartsliteratur im Vergleich am Beispiel der Werke von Giinter Grass und Fernando del Paso. Frankfurt/M.u.a.: Lang, 1992.-321 S.

159. Lubich, Frederick Alfred. Giinter Grass' ,Kopfgeburten': Deutsche Zukunftsbewaltigung oder ,Wie wird sich Sisyphos in Orwells Jahrzehnt verhalten?' // The German Quarterly. 1985. - H. 3.- S. 394-408.

160. Mayer, Hans. Giinter Grass und seine Tiere. // Jiirgen Wertheimer (Hg.) Giinter Grass. Wort und Bild. Tiibinger Poetik-Vorlesung und Materialien. Tubingen: Konkursbuchverlag.- 1999 .- S.63-69.

161. Mayer, Hans. Felix Krull und Oskar Matzerath. Aspekte eines Romans. // Positionen des Erzahlens / Heinz Ludwig Arnold, Theo Buck (Hgg.). -Miinchen: Beck, 1976.- S. 49-67.

162. Mayer, Sigrid. Giinter Grass in Calcutta: Der intertextuelle Diskurs in Zunge zeigen II Giinter Grass: ein europaischer Autor? Amsterdam; Atlanta: Rodopi, 1992. (Amsterdamer Beitrage zur neueren Germanistik, Bd. 35).- S.245-266.

163. Mews, Siegfried. "Giinter Grass und das Problem der deutschen Nation". // Mayer-Iswandy, Claudia (Hg.): Zwischen Traum und Trauma -Die Nation. Transatlantische Perspektiven zur Geschichte eines Problems. -Tubingen: Stauffenburg, 1994. S. 111-127.

164. Meyer-Gosau, Frauke. Ende der Geschichte. Giinter Grass" Roman „Ein weites Feld" drei Lehrstiicke. // Arnold, Heinz Ludwig (Hg.). Giinter Grass. 7. Aufl. - Miinchen: text+kritik, 1997.- S. 3-18.

165. Misch, Manfred. ". eine Fiille von Zitaten auf Abruf" : Anspielungen und Zitate in Giinter Grass' Ein weites Feld. I/ Knobloch, Hans-Jorg; Koopmann, Helmut (Hgg.). Deutschsprachige Gegenwartsliteratur. -Tubingen: Stauffenburg, Narr, 1997,- S.153-166.

166. Mit hundert Stimmen. Giinter Grass iiber sein neues Buch "Mein Jahrhundert" // Kolner Stadt-Anzeiger .- 1999,- 2. Juli.

167. Mizinski, Jan. Giinter Grass eine katastrophale Zukunftsvision. Zu einigen Aspekten des Romans "Die Rattin". // Der Mensch wird an seiner Dummheit sterben. Giinter-Grass-Konferenz. - Wroclaw: Wydawn. Uniw. Wroclawskiego, 1987. S.117- 126.

168. Moser, Sabine. Giinter Grass. Romane und Erzahlungen. Berlin: Erich Schmidt, 2000. - 215 S.

169. Nayhauss, Hans-Christoph Graf v. Giinter Grass' .Rattin im Spiegel der Rezensionen. // Der Mensch wird an seiner Dummheit sterben. Giinter-Grass-Konferenz.- Wroclaw: Wydawn. Uniw. Wroclawskiego, 1990. -S.81- 115.

170. Neuhaus, Volker. Gunter Grass. Stuttgart: Metzler, 1993. - 240 S.

171. Neuhaus, Volker. Schreiben gegen die verstreichende Zeit. Zu Leben und Werk von Gunter Grass. Miinchen: dtv, 1997.-237 S.

172. Neuhaus, Volker. Das christliche Erbe bei Gunter Grass // Arnold, Heinz Ludwig (Hg.). Gunter Grass. 7. Aufl. Miinchen: text+kritik, 1997.-S. 110-121.

173. Negt, Oskar (Hrsg.). Der Fall Fonty. Ein weites Feld von Gunter Grass im Spiegel der Kritik. Gottingen: Steidl, 1996. - 495 S.

174. O'Neill, Patrick. Critical Essays on Gunter Grass. Boston: Hall, 1987. - 230 S.

175. Osinski, Jutta. Aspekte der Fontane-Rezeption bei Gunter Grass. // Fontane-Blatter. Potsdam.-1996.- H.62.- S. 112-126.

176. Parior, Jan. Urn "fiinf nach zwolf" beginnt der Qual- und Hoffnungsvolle Traum von einer Post.humanen [Ratten]zivilisation. // Der Mensch wird an seiner Dummheit sterben. Giinter-Grass-Konferenz.-Wroclaw: Wydawn. Uniw. Wroclawskiego, 1990. S.71- 80.

177. Petersen, Jtirgen H. Der deutsche Roman der Moderne. Grundlegung -Typologie -Entwicklung. Stuttgart: Metzler, 1991.-424 S.

178. Postmoderne Literatur in deutscher Sprache: Eine Asthetik des Widerstands? Amsterdam: Rodopi, 2000 (Amsterdamer Beitrage zur neueren Germanistik, Bd. 49).- 396 S.

179. Raddatz, Fritz. Versuche mit Tinte. Der letzte Literaturnobelpreis dieses Jahrhunderts geht an Gunter Grass // Die Zeit.- 1999.- Nr. 41.

180. Rempe-Thiemann, Norbert. Giinter Grass und seine Erzahlweise: zum Verhaltnis von Mythos und litherarischer Struktur. Bochum: Brockmeyer, 1992.-180 S.

181. Roberts, David. „Gesinnungsasthetik"? Gunter Grass, Schreiben nach Auschwitz (1990). // Poetik der Autoren. Beitrage zur deutschsprachigen Gegenwartsliteratur /hg. v. Paul Michael Liitzeler. Frankfurt/M.: Fischer, 1994.-S.235-261.

182. Roehm, Klaus-Jurgen. Polyphonie und Improvisation: zur offenen Form in Gunter Grass' „Die Rattin". Frankfurt /М. u.a.: Lang, 1992. -185 S.

183. Rothenberg, Jiirgen. GroBes "Nein" und kleines "Ja": "Aus dem Tagebuch einer Schnecke". // Giinter Grass Materialienbuch / Rolf Geifiler (Hg.). - Darmstadt u. Neuwied: Luchterhand, 1976.- S. 136-153.

184. Rothenberg, Jiirgen. Giinter Grass. Das Chaos in verbesserter Ausfuhrung. Zeitgeschichte als Thema und Aufgabe des Prosawerks. Heidelberg: Winter, 1976. -180 S.

185. Sosnicka, Dorota. ". weil ich durch Worter das Ende aufschieben mochte ." : 'Die Rattin' von Gunter Grass; Versuch einer Strukturanalyse. // Studia Germanica Gedanensia. Gdansk 1993.- l.-S.200-219.

186. Schafi, Monika. „Dir hat es die Sprache verschlagen". Giinter Grass' Zunge zeigen als postmoderner Reisebericht. // The German Quarterly.-1993.- 66.3.- p.339-349.

187. Scherf, Rainer. „Katz und Maus" von Giinter Grass. Literarische Ironie nach Auschwitz und der unausgesprochene Appell zu politischem Engagement. Marburg: Tectum-Verlag, 1995. -357 S.

188. Scherf, Rainer. Giinter Grass' ,Die Rattin' und der Tod der Literatur // Wirkendes Wort. -1987,- H. 6,- S. 382 398.

189. Schwan, Werner. Giinter Grass, 'Ein weites Feld': mit Neugier und Geduld erkundet. // Poetica. Munchen.- 1996.- 28.- H.3/4.- S. 432-464.

190. Stolz, Dieter. Nomen est omen. „Ein weites Feld" von Giinter Grass // Zeitschrift fur Germanistik.- 1997.- 7.- H. 2.- S.321-335.

191. Stolz, Dieter. Giinter Grass zur Einfuhrung. Hamburg: Junius, 1999.210 S.

192. Stolz, Dieter. Vom privaten Motivkomplex zum poetischen Weltentwurf. Konstanten und Entwicklungen im literarischen Werk von Giinter Grass (1956-1986). Wiirzburg: Konigshausen & Neumann, 1994.370 S.

193. Szasz, Ferenc. Der entdamonisierte Kiinstler und sein entteufelter Teufel : eine Interpretation von Giinter Grass' Roman 'Ein weites Feld'. // Jahrbuch der ungarischen Germanistik. Budapest, 1996.- S. 13-32.

194. Szczypiorski, Andrzej. Lebenszeit-Geschichtszeit // CD-ROM „Tiibinger Poetik-Dozentur. Ausschnitte 1996 1999". - Tubingen: UNI WELLE & Tiibinger Poetik-Dozentur, 1999.

195. Vester, Heinz-Giinter. Postmodern Emotions: Ein weites Feld // Emotion in postmodernism, ed. by Gerhard Hoffmann; Alfred Hornung. -Heidelberg: Winter, 1997 (American Studies, Vol. 74).- S.237-245.

196. Vormweg, Heinrich. Giinter Grass. Reinbek b. Hamburg: Rowohlt, 1986.-359 S.

197. Westphal, N. Archiv Stasi - Gauckbehorde. Erzahlen in «Ein weites Feld» von Giinter Grass // Studies.- Miinster.- 1998.-1.- S. 28-31.

198. Zimmermann, Harro. Skepsis und Melancholie. Uber das Lichtenbergische bei Giinter Grass // Horen.- 2000.- S.126-141.