Пространство социальной памяти тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.11, кандидат философских наук Аникин, Даниил Александрович

• Аникин, Даниил Александрович
• кандидат философских наук
• 2008

Оглавление диссертации кандидат философских наук Аникин, Даниил Александрович

ГЛАВА 1. СОЦИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ: НАПРАВЛЕНИЯ

КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ПРОБЛЕМЫ

§ 1. Социальная память в рамках социально-философского дискурса

§ 2. Пространственный концепт социальной памяти

ГЛАВА 2. ТОПОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ПАМЯТИ: ОПЫТ

СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОГО КОНСТРУИРОВАНИЯ

§ 1. От пространства памяти к памятным местам: социальная память в ситуации кризиса

§ 2. Коммеморативные практики как способ конструирования социальной памяти

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Пространство социальной памяти»

Актуальность исследования

Процессы информатизации и глобализации, получающие все большее и большее распространение во всем мире, оказывают влияние на все сферы человеческой жизни - от культуры до экономики. С точки зрения социальной философии, одним из наиболее значительных последствий этих процессов I является кардинальное изменение социальной идентичности, которая трансформируется в соответствии с кризисом традиционных социальных субъектов и выходом на политическую арену новых участников исторического процесса - социальных и политических образований. Резкое ускорение преобразований, изменение самих механизмов социализации и приобщения индивида к социальным ценностям делают особенно актуальной проблему отношений человека и социальной группы, к которой он принадлежит, со своим прошлым. По словам И.М. Савельевой, «содержание памяти составляет прошлое, но без него невозможно мышление в настоящем, прошлое - это глубинная основа актуального процесса сознания».1 Ничто в современном мире не устаревает так быстро как знания, поэтому разрыв, который создается между личным опытом человека и социальной памятью предшествующих поколений, заставляет по-новому переосмысливать прошлое, искать новые стратегии его присвоения и освоения.

Традиционные подходы к социальной памяти, разрабатывавшиеся в рамках неклассической парадигмы социальной философии, сосредотачивали свое внимание на отдельных социальных группах, либо на обществе в целом, утверждая определенную гомогенность социальной памяти, ее возможность делать людей равными путем приобщения к общему запасу исторических и социальных знаний.

Но изменение предмета исследования влечет за собой и возникновение нового методологического инструментария, призванного отразить

1 Савельева И.М. Перекрестки памяти // Хаттон П. История как искусство памяти. СПб.: Владимир Даль, 2004. с. 406. специфические характеристики социальной памяти в современном трансформирующемся мире. Все более необходимым становится создание новой теории социальной памяти, способной синтезировать как разработки предшествующих подходов, так и обобщить опыт, полученный в результате исследования современных социальных процессов. В контексте решения поставленной задачи представляется плодотворной разработка I топологического подхода к социальной памяти, который позволил бы радикально обновиться методологическую базу и выработать принципы исследования, которые могли бы успешно реализовываться в социально-философских и прикладных исследованиях по данной проблематике.

Степень разработанности проблемы

Проблема социальной памяти затрагивает весьма широкий круг исследований, в рамках которых рассматриваются отдельные аспекты этой темы. Изначально социальная память являлась объектом дисциплинарных исследований, что наложило отпечаток на специфику ее понимания в современных гуманитарных науках, обусловив многообразие подходов и способов изучения. Социология обращается к социальной памяти через призму прикладных социологических исследований - тестов, опросов, фокус-групп, ограничиваясь, как правило, анализом места в социальной памяти отдельных исторических событий или персонажей.1 Социальная психология рассматривает социальную память через призму психологических особенностей отражения в индивидуальной памяти социальных явлений.2 В исторической науке исследуются закономерности

1 Полянский В. С. Историческая память в этническом самосознании народов // Социологические исследования, 1999, № 3. с. 11-20; Тощенко Ж. Т. Историческое сознание и историческая память. Анализ современного состояния // Новая и новейшая история, 2000, № 4. с. 3-14; Тощенко Ж. Т. Историческая память и социология // Социологические исследования, 1998, № 5. с. 3-6; Афанасьева А. И., Меркушин В. И. Великая Отечественная война в исторической памяти россиян // Социолопгческие исследования, 2005, № 5. с. 11-21; Гриневич В. Расколотая память: Вторая мировая война в историческом сознании украинского общества // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. с. 218-227; Гудков Л. «Память» о войне и массовая идентичность россиян // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. с. 46-57.

2 Блонский П. П. Память и мышление. СПб.: Питер, 2001; Ваганов А. Г. Вечная память (Смерть как способ существования оцифрованной информации) // Мир психологии, 2001, № 1. с. 89-94; Выготский Л. С. Развитие высших психических функций. М.: Изд-во Академии педагогических наук, 1960; Кулагина Н. В. Символическое сознание и память // Мир психологии, 2001, № 1. с. 33-40; Михеев М. Ю. Мысль на пути между дневником и текстом. Особенности памяти дневнициста // Человек, 2005, № 2. с. 131-139; Нуркова В. сохранения в памяти событий прошлого, обращение к ним в результате политических интриг или потребности в социальном самоопределении отдельных групп и слоев населения.1

В философии проблема социальной памяти первоначально оказалась заявлена в скрытом виде. Платон и Аристотель подчеркивали внеиндивидуальный характер памяти, апеллируя при этом к внешним источникам запоминания и актуализации воспоминаний.2 Августин вскрывает связь памяти со временем, акцентируя внимание на их противоположной направленности.3

Д. Локк выдвигает предположение, что именно воспоминания являются основой как личной, так и социальной идентичности, что позволяет рассматривать память не только как способность человеческого сознания, но и в качестве важного элемента духовной жизни общества.4 Бергсон -рассматривает существование двух типов памяти — привычки и непроизвольного воспоминания, из чего выводит такую важную функцию памяти как обеспечение существования прошлого в настоящем, делая, тем

В., Митина О. В., Янченко Е. В. Автобиографическая память: «сгущения» в субъективной картине прошлого // Психологический журнал, 2005, № 2. с. 22-32; Нуркова В. В. Роль автобиографической памяти в структуре идентичности личности // Мир психологии, 2004, № 2. с. 77-87; Нуркова В. В., Василевская К. Н. Автобиографическая память в трудной жизненной ситуации // Вопросы психологии, 2003, № 5. с. 93-102; Психология памяти / Под ред. Ю. Б. Гиппенрейтера и В. Я. Романова. М.: ЧеРо, 2000; Роговин М. С. Проблемы теории памяти. М.: Высшая школа, 1977; Розин В. М. Что такое память // Мир психологии, 2001, № I.e. 78-89; Стародубцева Л. В. Память и гениальность: три концепции // Мир психологии, 2001, № I.e. 94-104; Шнейдер Л. Б. Профессиональная идентичность и память: опыт генетической реконструкции // Мир психологии, 2001, № 1. с. 64-78.

1 Арнаутова Ю. Е. От memoria к «истории памяти» // Одиссей. Человек в истории. 2003. М.: Наука, 2003. с. 170-198; Зубкова Е. Ю. О «детской» литературе» и других проблемах нашей исторической памяти // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / Под ред. Г. А. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 1996. с. 155-178; Репина Л. П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история, 2004, № 5. с. 39-51; Репина Л. П. Образы прошлого в памяти и в истории // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. М.: Кругъ, 2003. с. 9-18; Хёслер И. Что значит «проработка прошлого»: Об историографии Великой Отечественной войны в СССР и России // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. с. 88-95; Шайде К. Коллективные и индивидуальные модели памяти о Великой Отечественной войне (1941-1945 гг.) // Ab Imperio, 2004, № 3. с. 211-236; Шенк Ф. Б. Александр Невский и русская нация. Исторические образцы и проекты коллективной идентичности (1263-1917) // http://www.main.vsu.ru/~cdh/Articles/04-03.htm: Эксле О. Г. Аристократия, memoria и культурная память (на примере мемориальной капеллы Фуггеров в Аугсбурге) // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. М.: Кругъ, 2003. с. 38-51.

2 Платон. Теэтет // Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. М.: Мысль, 1993; Платон. Федр // Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. М.: Мысль, 1993; Аристотель. О памяти и припоминании // Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 4. М.: Мысль, 1976; Аристотель. О душе // Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 1975.

3 Августин. Творения. Т. 4. О граде Божием. СПб., Киев: Алетейя, УЦИММ-Пресс, 1998.

4 Локк Д. Опыт о человеческом разуме // Избранные философские произведения в 2-х томах. Т. 1. М.: Наука, 1960. самым, шаг к пониманию важности воспоминаний для нормального функционирования общества и человека в настоящем.1

В социально-философском исследовании социальной памяти можно выделить несколько основных подходов.

Первым по времени возникновения следует считать функциональный подход, который, избирая в качестве объекта исследования определенную социальную группу (коллектив), сосредотачивает свое внимание на той интеграционной функции, которая выполняет коллективная память в этой группе. Наличие общих воспоминаний позволяет обеспечить единство коллектива, придает ему необходимую устойчивость и осознание собственной целостности. Наиболее значительными представителями Л функционального подхода являются Э. Дюркгейм, М. Хальбвакс, М. Мосс.

Феноменологический подход, заявленный в работах Э. Гуссерля, А. .-• Шюца, П. Рикера, П. Бергера, Т. Лукмана, Г. Люббе, направлен на установление соответствия между запасом социальных воспоминаний и жизненным миром человека.3 Индивид, вступая в непосредственное взаимодействие с другими людьми, образует, тем самым, общие воспоминания, которые имеют социальный характер, поскольку присутствуют у всех представителей малой социальной группы, создавая условия для успешного продолжения коммуникации. Вместе с тем, индивидуальный запас воспоминаний отдельного человека представляет

1 Бергсон А. Мышление и память // Бергсон А. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. М: Московский клуб, 1992. с. 138-149; Бергсон А. Две формы памяти // Хрестоматия по общей психологии. М.: Наука, 1979. с. 6175.

2 Дюркгейм Э. Метод социологии // Западноевропейская социология XIX - начала XX веков. - М.: Мысль, 1996. с. 256-309; Дюркгейм Д., Мосс М. О некоторых первобытных формах классификации. К исследованию коллективных представлений // Мосс СМ. Общества. Обмен. Личность. M.: Восточная литература, 1996. с. 6-73; Дюркгейм Д. Социология и социальные науки // Теоретическая социология. T.I. M.: Университет, 2002. с. 2-31; Хальбвакс M. Коллективная и историческая память II Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. с. 8-27; Halbwachs М. The Collective Memoiy. New York, 1950.

3 Гуссерль Э. Собрание сочинений. Т. 1. Феноменология внутреннего сознания времени. M.: Гнозис, 1994; Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб.: «Наука», «Ювента», 1998; Рикер П. Память, история, забвение. M.: Издательство гуманитарной литературы, 2004; Люббе Г. Историческая идентичность // Вопросы философии, 1994, № 4. с. 108-113; Люббе Г. В ногу со временем. О сокращении нашего пребывания в настоящем // Вопросы философии, 1994, № 4. с. 94-113; Шюц А. Формирование понятия и теории в общественных науках // Американская социологическая мысль / Под ред. В. И. Добренькова. М.: Изд-во МГУ, 1994. с. 160-181; Шюц А. Структура повседневного мышления // Социс, 1988, № 2. с. 129-137; Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995; Бергер П. Общество в человеке // Социологический журнал, 1995, № 2. с. 15-28. собой уникальную совокупность воспоминаний, отсылающих к различным социальным группам, в которые индивид оказывается включен в своей повседневной деятельности.

Принципиально иное понимание социальной памяти было сформулировано в рамках информационного подхода, наиболее яркими представителями которого были В. Г. Афанасьев, В. А. Колеватов, Я. К. Ребане, В. Б. Устьянцев, А. С. Уйбо.1 Исходя из трактовки социальной памяти в качестве ретроспективного типа социальной информации, сторонники этого направления исследований сосредоточили свое внимание на изучении механизмов передачи информации и их связи с социальными изменениями. Особый упор делался на исследовании социальных институтов, с помощью которых знания о прошлом продолжают успешно транслироваться от поколения к поколению - музеи, библиотеки, архивы и т.д. В рамках саратовской школы (В. Б. Устьянцев, О. Ю. Рыбаков, В. Б. Самсонов, И. А. Ромащенко, В. П. Барышков, А. Ю. Шеховцев) была предпринята попытка сбалансированного рассмотрения социальной памяти в многообразии всех составляющих его элементов: институционального, информационного и ценностно-деятельностного.

1 Афанасьев В. Г., Урсул А. Д. Социальная информация (некоторые методологические аспекты) // Вопросы философии, 1974, № 10. с. 61-74; Афанасьев В. Г. Социальная информация и управление обществом. М.: Политиздат, 1975; Илизаров Б. С. Роль ретроспективной социальной информации в формировании общественного сознания: в свете представлений о социальной памяти // Вопросы философии, 1985 № 8. с. 60-69; Колеватов В. А. Социальная память и познание. М.: Мысль, 1984; Принцип социальной памяти. Социальная детерминация познания. Тарту: Изд-во ТарГУ, 1984; Ребане Я. К. Информация и социальная память: к проблеме социальной детерминации познания // Вопросы философии, 1982, № 8. с. 44-54; Ребане Я. К. Принцип социальной памяти // Философские науки, 1977, № 5. с. 94-104; Сенокосов Ю. П., Юдин Э. Г. Социальное знание и социальное управление // Вопросы философии, 1971, № 12. с. 17-29; Уйбо А. С. Информационный подход к проблеме объективности реконструкции исторического прошлого // Философские науки, 1982, № I.e. 26-35.

2 Устьянцев В. Б. Жизненное пространство социальной памяти: проблемы генезиса // Материалы пятых Страховских чтений. Саратов, 1996. с. 13-19; Устьянцев В. Б. Историческое сознание и историческая память // Исторические воззрения как форма общественного сознания. Материалы научной межвузовской конференции (Саратов, 2 июня 1993 г.). Ч. 1. Саратов, 1995. с. 28-34; Устьянцев В. Б. Культура и социальная память // Закон возрастания роли культуры. Саратов, 1998. с. 5-10; Социальная память российской цивилизации / Под ред. В. Б. Устьянцева. Саратов: Приволжское книжное издательство, 2001; Ромащенко И. А. Социальная память и картина мира. Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. филос. наук. Саратов, 2000; Ромащенко И. А. Информационная картина мира и социальная память // Информационная цивилизация: пространство, культура, человек. Саратов: Изд-во Поволжского межрегионального учебного центра, 2000. с. 68-72.

Культурно-семиотический подход, представленный работами Ю. М. Лотмана, Я. Ассмана, О. Г. Эксле, И. Рюзена, рассматривал социальную память в ее культурном измерении, через отношение к средствам массовой коммуникации, исторически изменчивым и, соответственно, формирующим различные типы представлений о прошлом.1 На протяжении истории общества сменялись различные типы коммуникации: на смену устной коммуникации в традиционном обществе пришла письменная коммуникация в обществе современного типа. Именно поэтому культурная память, согласно теоретикам этого подхода, имеет текстовую природу и является сочетанием двух базовых элементов: канонических текстов и способов их декодирования, позволяющих обеспечить актуальность этих текстов вне зависимости от стадии общественного развития.

Структуралистский подход, представленный именами К. Леви-Стросса, М. Фуко, Ж. Лакана, Р. Барта и тесно связанный по своим методологическим предпосылкам исследования с культурно-семиотическим, сосредоточил свое внимание на вскрытии вневременных структур, пронизывающих все слои социальной реальности.2 Выделяя аналогичные структуры в текстах мифах, в отношениях родства, в строении социальных институтов, представители данного подхода в качестве исходных теоретических предпосылок продолжали пользоваться методологией

1 Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек - текст - семиосфера - история. М.: Языки русской культуры, 1996; Лотман Ю. М. Альтернативный вариант: Бесписьменная культура или культура до культуры? // Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров: Человек - текст - семиосфера - история. М.: Языки русской культуры, 1999. с. 344-356; Лотман Ю. М. Память культуры // Язык. Наука. Философия. Логико-методологический и семиотический анализ. Вильнюс, 1986. с. 193-204; Лотман Ю. М. Память в культурологическом освещении // Лотман Ю. М. Избранные статьи. Таллинн, 1992. с. 200-202; Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004; Рюзен Й. «Утрачивая последовательность истории» (некоторые аспекты исторической науки на перекрестке модернизма, постмодернизма и дискуссии о памяти) // Диалог со временем Альманах интеллектуальной истории. Вып. 7. М.: Изд-во РГГУ, 2001. с. 8-25; Эксле О. Г. Факты и фикции: о текущем кризисе исторической науки // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 7. М.: Эдиториал УРСС, 2001. с. 50-61; Эксле О. Г. Культурная память под воздействием историзма//0диссей-2001. М.: Наука, 2001. с. 176-199.

2 Лакан Ж. Семинары. Кн. 5. Образование бессознательного (1957/58). М.: Гнозис, Логос, 2002; Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М.: «Гнозис», 1995; Леви-Стросс К. Понятие структуры в этнологии //Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Эксмо-Пресс, 2001. с. 285-334; Леви-Стросс К. Раса и история // Леви-Стросс К. Путь масок. М.: Республика, 2000. с. 323-356; Леви-Стросс К. Язык и родство // Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Эксмо-Пресс, 2001. с. 37-105; Фуко М. Слова и вещи. СПб, 1994; Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М.: Прогресс, 1989. классической метафизики, поскольку рассматривали понятие структуры через призму категорий централизации, статичности и замкнутости текста.

Избавление от рудиментов метафизического мышления, а также возвращение динамизма, игнорируемого структурализмом, в картину социальной реальности стало основной задачей постструктуралистского подхода. Возможность применения постструктуралистской методологии к анализу социальной реальности, в частности, к феномену социальной памяти, рассматривалась в работах М. Фуко, Ж. Бодрийара, Ж. Деррида, П. Нора, X. Уайта, П. Бурдье, Ф. Анкерсмита.1 Среди отечественных исследователей, обратившихся к проблеме применения постструктуралйстского подхода в социальной философии, следует выделить Н. С. Автономову, В. П. Визгина, Г. И. Звереву, Н. Е. Колосова, М. А. Кукарцеву, Е. Г. Трубину.

1 Анкерсмит Ф. История и тропология. Взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003; Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М.: Идея-Пресс, 2003; Ankersmit F. Historiography and postmodernism // History and Theory, 1989, № 2. p. 137-154; Ankersmit F. Historical representation // History and Theory, 1988, № 3. p. 205-228; Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринубрг: Изд-во Уральского университета, 2000; Бодрийар Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995; Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук // Деррида Ж. Письмо и различие. СПб.: Академический проект, 2000. с. 352-368; Jameson F. Postmodernism, or, The cultural logic of late capitalism. Durham: Duke University Press, 1991; Iggers G. Historiography in the Twentieth Century: From Scientific Objectivity to the Postmodern Challenge. Hanover; London; Wesleyan University Press, 1997; Лиотар Ж. Ф. Состояние постмодерна. M. - СПб.: «Алетейя», 1998; Уайт X. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург, Изд-во Уральского университета, 2002; White Н. The Historical Text as Literary Artefact // The Writing of History. Literary Form and Historical Understanding / Ed. R. Canary, H. Kozicki. Madison; L., 1982. p. 31-52.

2 Автономова H. С., Караулов Ю. H., Муравьев Ю. А. Культура, история, память (о некоторых тенденциях новейшей французской историко-методологнческой мысли) // Вопросы философии, 1988, № 3. с. 71-87; Визгин В. П. Постструктуралистская методология истории: достижения и пределы // Одиссей. Человек в истории. 1996. M.: Наука, 1997. с. 39-59; Зверева Г. И. Понятие «исторический опыт» в «новой философии истории» // Теоретические проблемы исторических исследований. Вып. 2. M.: МГУ, 1999. с. 104-117; Зверева Г. И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Одиссей. Человек в истории. 1996. M.: Наука, 1997. с. 11-24; Зебертович А. Мыслитель в лабиринте: идея исторического опыта Франклина Анкерсмита // Проблемы исторического познания. Материалы международной конференции. Москва, 19-21 мая 1996 г. M.: Наука, 1999. с. 201-208; Колосов Н. Е. Замкнутая Вселенная символов // Колосов Н. Е. Хватит убивать кошек. Критика социальных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2005. с. 40-53; Колосов Н. Е. Как думают историки. М.: Новое литературное обозрение, 2001; Кукарцева М. А. Историография и историографическое мышление (аналитический обзор) // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2004, № 2. с. 31-49; Кукарцева М. А. Начало лингвистического переворота в историописании // Monstera №4. Философские проблемы социально-гуманитарного знания. М.: МГТУ "МАМИ", 2004. с. 13-28; Кукарцева М. А. Опыт чтения текстов в лингвистической философии истории // Философия и общество, 2005 № 1. с. 115-132; Кукарцева М. А., Коломоец Е. Н. Некоторые идеи постструктурализма и деконструктивизма в философско-историческом знании США // Философия и общество, 1999, № 1. с. 116-138; Кукарцева М. Ф. Анкерсмит и «новая» философия истории // Анкерсмит Ф. История и тропология. Взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. с. 15-64; Трубина Е. Г. «Метаистория» и историки // Уайт X. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века. Екатеринбург, Изд-во Уральского университета, 2002. с. 505-518; Трубина

Постструктуралистский анализ позволяет возвратить динамический аспект в изображение социальной реальности, но рассматривает динамику трансформации социальных феноменов (в том числе и социальной памяти) в пространственном измерении, что и позволяет говорить о формировании понятия «топология социальной памяти».

В качестве первоочередного в данном исследовании рассматривается пространственный подход, который разрабатывался в русле сразу нескольких социально-философских направлений исследования, поэтому к числу его основоположников можно отнести К. Левина, Р. Будона, П. Бурдье.1 Нельзя не учитывать при анализе понятия «пространство» теоретических наработок представителей отечественной философской^ мысли В. Г. Черникова, В. Г. Виноградского. Несомненную методологическую ' ценность при рассмотрении пространственного устройства социальной памяти имеют работы саратовской школы социальной философии, прежде всего, В.Б. Устьянцева и В.П. Барышкова. В рамках настоящего диссертационного исследования особый упор делается на применение' топологического варианта пространственного подхода, предпосылки применения которого к социальной памяти рассматривались в работах П. Нора и Ф. Артога.

Е. Г. Нарратология: основы, проблемы, перспективы. Материалы к специальному курсу. Екатеринбург, 2004.

1 Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // Бурдье П. Начала. M.: Socio-Logos, 1994. с. 181-207; Бурдье П. Структура, габитус, практика// Бурдье П. Практический смысл. СПб.: Алетейя, 2001. с. 101-127; Будон Р. Две грани парадигмы непреднамеренных последствий // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 11. Социология. 1993, № 2. с. 14-23; Левин К. Определение понятия "поле в данный момент" // Хрестоматия по истории психологии. М.: Изд-во Московского университет, 1980. с. 96-115; Левин К. Топология и теория поля // Хрестоматия по истории психологии. M.: Изд-во Московского университета, 1980. с. 116-128.

2 Виноградский В. Г. Социальная организация пространства. М.: Наука, 1988; Черников В. Г. Вопросы социального пространства в советской философской литературе // Философские науки, 1985, № 1. с. 144148; Черников В. Г. Общественное пространство. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1984; Устъянцев В.Б. Жизненное пространство человека: ценностные и институциональные начала // Современная парадигма человека. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2000. с. 110-114; Устъянцев В.Б. Жизненное пространство России: на перепутье цивилизаций // Жизненное пространство России. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1999. с. 3-9.

3 Артог Ф. Время и история // Анналы на рубеже веков: Антология. M.: «XXI век-Согласие», 2002. с. 147168; Артог Ф. Типы исторического мышления: презентизм и формы восприятия времени // Отечественные записки, 2004, № 5. с. 214-225; Нора П. Всемирное торжество памяти // Неприкосновенный запас, 2005, № 23. с. 202-208; Нора П. Как писать историю Франции? // Франция-Память. СПб.: Издательство Санкт-петербургского университета, 1999. с. 66-94; Нора П. Между памятью и историей, проблематика мест // Франция-Память. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. с. 17-50; Нора П. Нация

Кроме того, отдельные аспекты затрагиваемой в исследовании проблемы обсуждались в трудах зарубежных и отечественных авторов, принадлежащих к различным дисциплинам и методологическим направлениям. Так, проблема переосмысливания (реконструирования) прошлого в русле современных социальных или политических тенденций рассматривалась в работах Т. Адорно, X. Вельцера, Д. Лоуэнталя, С. А. Экштута, Д. Хапаевой.1

Роль представлений о прошлом в воссоздании социальной идентичности, а также неоднозначность и сложность процессов усвоения социальной памяти подчеркивается М. Ф. Румянцевой, Л. П. Репиной, Е. А. Лаврухиной, Л. Б. Шнейдером.

Вопрос значимости проблематики социальной и исторической памяти в контексте современной теоретической и методологической базы философии истории поднимается в трудах О. В. Гавришиной, О. Т. Лойко, У. Г. о

Розенбергом, И. М. Савельевой.

Память // Франция-Память. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. с. 51-65; Нора П. Память, история // 50/50. Опыт словаря нового мышления. М.: Прогресс, 1989. с. 439-441; Нора П. Эра коммеморацнй // Франция-Память. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. с. 95-150. '*

1 Адорно Т. Что означает «проработка прошлого» // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. с. 36-45; Вельцер X. История, память и современность прошлого // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. с. 28-35; Лоуэнталь Д. Прошлое - чужая страна. СПб.: Владимир Даль, 2004; Хапаева Д. Прошлое как вызов истории // Франция-Память. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. с. 296-323; Экштуг С. А. Битвы за храм Мнемозины // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. Вып. 7. М.: Эдиториал УРСС, 2001. с. 27-48.

2 Репина Л. П. Историческая память и современная историография // Новая и новейшая история, 2004, № 5. с. 39-51; Репина Л. П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). М.: ГУ-ВШЭ, 2003; Репина Л. П. Образы прошлого в памяти и в истории // Образы прошлого и коллективная идентичность в Европе до начала Нового времени. М.: Кругь, 2003. с. 9-18; Лаврухина Е. А. Историческая память и механизмы трансляции ценностей в молодежной среде // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005 г.). Т. 3. М.: Современные тетради, 2005. с. 70-71; Румянцева М. Ф. Историческая память и механизмы социальной идентификации // Мир психологии, 2001, № 1. с. 104-114; Шнейдер Л. Б. Профессиональная идентичность и память: опыт генетической реконструкции // Мир психологии, 2001, № 1. с. 64-78.

3 Гавришина О. В. «Опыт прошлого»: понятие уникального в современной теории истории // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. М.: Наука, 2002. с. 328-350; Гавришина О. В. Историческая наука в ситуации «постмодерна» // Культура и общество в Средние века - раннее Новое время. Методология и методики современных зарубежных и отечественных исследователей. М.: ИНИОН, 1998. с. 18-29; Гавришина О. В. История как текст // Новое литературное обозрение, 2003, № 59. с. 59-67; Лойко О. Т. Социальная память в зеркале философии истории // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005 г.). Т. 3. М.: Современные тетради, 2005. с. 211-212; Лойко О. Т. Феномен социальной памяти. Томск: Изд-во ТомГУ, 2002; Розенберг У.Г. Историки, архивисты и проблема социальной памяти на рубеже нового столетия // Исторические записки, 2000, № 3 (121). с. 160-177; Савельева И. М. Перекрестки памяти // П. Хатгон. История как искусство памяти. Пер. с англ. СПб.: Владимир Даль, 2003, с. 398-421.

Вместе с тем, в имеющейся на настоящий момент социально-философской или междисциплинарной литературе по социальной памяти отсутствует рассмотрение этого понятия в контексте современных методов исследования, что значительно уменьшают эвристическую ценность подобных работ. Большинство авторов рассматривают актуальные проблемы отношения социальных групп к своему прошлому с точки зрения подходов, которые были сформированы в совершенно иных культурно-исторических условиях и базируются на устаревших методологических предпосылках.

Объект исследования

Объектом исследования является социальная память как универсальный социальный феномен, обладающий набором специфических характеристик, способных трансформироваться в соответствии с изменением самого типа общественного устройства.

Предмет исследования

Предметом исследования являются характерные черты пространства социальной памяти в современном обществе.

Основная цель и задачи исследования

Основной целью исследования является выявление топологической структуры социальной памяти и рассмотрение современных способов конструирования социальной памяти.

Исходя из подобной цели исследования, диссертантом выделяются следующие задачи, реализуемые в параграфах диссертационного исследования:

1. Исследовать существующих социально-философских подходов к социальной памяти и определить универсальные параметры этого,явления.

2. Сформулировать топологический подход к социальной памяти, базирующийся на принципах топологизма, плюрализма и конструктивизма.

3. Вычленить социокультурные и теоретические предпосылки формирования нового понимания социальной памяти.

4. Изучить топологию социальной памяти в современном обществе и определить ее основные пространственные характеристики.

5. Выявить специфические способы обращения к пространству социальной памяти, порождаемые существующими социальными практиками.

Методологические основания исследования

Характер рассматриваемой проблемы обуславливает необходимость методологического синтеза. В первой главе используются ретроспективно-исторический и компаративистский подход, что вызвано задачей определения универсальных характеристик социальной памяти в рамках классической и неклассической парадигм социального познания, а также необходимостью целостного видения исследуемого феномена с позиций постнеклассического подхода. Вторая глава построена на применении структурно-функционального анализа к пространству социальной памяти в структуре современного общества. Целостность проведенному исследованию сообщает использование в качестве методологической основы топологического варианта пространственного подхода, синтезируемого с отдельными положениями структуралистской и постструктуралистской методологии.

Научная новизна исследования

Несомненная новизна диссертационного исследования заключается в том, оно является одной из первых в отечественной литературе попыток применения топологического варианта пространственного подхода к анализу социальной памяти. Результаты, заключающие в себе научную новизну исследования, состоят в следующем:

1. Проанализированы существующие социально-философские подходы к социальной памяти, разрабатываемые в рамках классической и неклассической парадигма социального познания, и выявлены их ключевые черты, наиболее значимыми из которых являются монизм, историзм и реализм.

2. Осуществлена попытка формулирования понятия «социальная память» с позиций топологического подхода, преодолевающего упрощенную трактовку этого феномена и предлагающего альтернативный вариант, более соответствующий усложненной картине современной социальной реальности.

3. Определены социокультурные и теоретические предпосылки трансформации пространства социальной памяти, заключающиеся в широком распространении глобалистских и информационных тенденций, разрушающих структуру социальных и политических субъектов, а также в кризисе исторической репрезентации, нарушающем принцип соответствия представлений о прошлом самому прошлому.

4. Дана топологическая трактовка макрокультурного пространства социальной памяти, суть которой заключается в усилении центробежных тенденций, децентрализации и фрагментаризации данного феномена.

5. Определены специфические способы конструирования прошлого, применяемые политическими субъектами различного уровня и идейной направленности для выстраивания собственной социальной идентичности -коммеморативные практики.

Положения, выносимые на защиту

1. Исследование феномена социальной памяти в рамках классической и неклассической парадигм социального познания базировалось на трех методологических принципах: монизме, реализме и историзме. Суть монизма заключалась в признании за социальной памятью однородности содержания в рамках определенной социальной группы (феноменологический, и функциональный подходы) или общества в целом (информационный и культурно-семиотический подходы). Сущность реализма состояла в понимании социальной памяти как объективно' существующего (пусть даже в неосознанном для носителей виде) знания, детерминирующего восприятие и поведение людей. Доминирование методологического принципа историзма вело к определению социальной памяти в качестве сохраняющейся в настоящем устойчивой репрезентации прошлого.

2. Применение топологического подхода к исследованию социальной памяти заключается, по мнению диссертанта, в кардинальной смене методологических установок и формулированию трех базовых принципов, позволяющих сформулировать постнеклассическое понимание данного феномена: плюрализма, конструктивизма и топологизма. Принцип плюрализма заключается в констатации того факта, что социальная память приобретает фрагментарный и децентрализованный характер, не позволяющий говорить о безоговорочном приоритете какого-либо социального субъекта на упорядоченную совокупность представлений о прошлом. Конструктивизм подчеркивает отсутствие субстанциального начала в феномене социальной памяти и, соответственно, ее постоянное изменение в соответствии с изменением потребностей социальных субъектов. Кризис исторической репрезентации приводит к концептуализации принципа топологизма, согласно которому социальная память теряет свое временное измерение, следовательно, наиболее адекватным способом происходящих в ее составе изменений являются пространственные характеристики.

3. Социокультурным основанием подобной смены методологических ориентаций являются процессы глобализации и информатизации, следствием которых становится фрагментаризация пространства социальной памяти. Конфигурация социального пространства, основными агентами которого выступали национальные государства, подвергается кардинальным переменам, поскольку большое значение приобретают, наряду с государствами, транснациональные корпорации, которые формируют свой тип социальной памяти. Сохранение имеющихся структур социальной памяти и появление новых способов репрезентации прошлого приводят к образованию нелинейного и многополярного пространству социальной памяти, различие между уровнями которого служит основой эскалации социальных конфликтов.

4. Следствием изложенных социальных тенденций является то обстоятельство, что деконструкции подвергается и тот запас знаний о прошлом, который легитимировал существование свойственных индустриальному обществу социальных субъектов. Отдельный индивид получает доступ к различным уровням пространства социальной памяти, что может вести как к дезориентации и потере укорененности, так и к выстраиванию собственной социальной и исторической идентичности на основе самостоятельного выбора, в основе которого лежат не запрограммированные стереотипы поведения, а реалии современного общественного развития. Социальная память становится конструктом, конфигурирующим разрозненные топосы пространства социальной памяти и функционально служащим для-обеспечения устойчивой идентичности того или иного создающегося сообщества.

5. В качестве наиболее распространенного способа конструирования социальной памяти можно говорить о коммеморативных практиках, представляющих собой устойчивые способы репрезентации исторического прошлого, призванные подчеркнуть значимость прошлого для современного состояния данного сообщества. Разумеется, подобные практики существовали и в предшествующих типах общественного устройства, но их активизация в современную эпоху оказывается связана с изменением механизмов коммуникации. Усиление воздействия коммеморативных практик осуществляется в настоящее время в связи с увеличением роли средств массовой информации: на смену манифестациям и праздничным шествиям приходят телевизионные шоу, формирующие определенный образ прошлого у глобальной аудитории.

Теоретическое и практическое значение исследования

Значимость данного диссертационного исследования определяется необходимостью методологического обновления социально-философского знания за счет привлечения новых подходов, одним из наиболее эвристических из которых, с точки зрения диссертанта, является топологический вариант пространственного подхода. Полученные результаты исследования позволяют обратиться к выстраиванию комплексной картины функционирования современного общества, учитывающей в качестве обязательного фактора отсутствие жесткой привязанности современных социальных образований к их историческим аналогам. Разрабатываемые в данном диссертационном исследовании категориальные ряды, могут выступать методологической основой прикладных исследований в рамках культурологии, политологии, социологии и других смежных дисциплин.

Материалы диссертационной работы могут быть использованы в дальнейшей научно-исследовательской и преподавательской деятельности, особенно при разработке учебных программ по социальной философии и философии истории.

Апробация работы

Главные положения, результаты исследования и выводы, содержащиеся в диссертации, докладывались на заседаниях кафедры теоретической и социальной философии СГУ, на аспирантском семинаре в 2006-2008 гг.

Отдельные выводы и теоретические положения излагались диссертантом в выступлениях и научных докладах на региональных, всероссийских и международных конференциях: научный семинар «Пространство и повседневная жизнь современного города» (Москва, 2829.10.2005); международная научно-практическая конференция «Образование и воспитание студентов высшей школы в контексте духовных ценностей русской культуры» (Саратов, 04.03.2006); Всероссийская научная конференция «Общество риска и человек в XXI веке: альтернативы и сценарии развития» (Саратов, 16.03.2006); II конференция молодых ученых «Социальное и культурное пространство города» (Санкт-Петербург, 2829.04.2006); научная конференция «Проблема текста в гуманитарных исследованиях» (Москва, 16-17.06.2006); I Российский культурологический конгресс (Санкт-Петербург, 25-29.08.2006); Четвертые Аскинские чтения «Время. Пространство. Ценности цивилизации» (Саратов, 19.10.2006); научная конференция «Культурные трансформации в информационном обществе» (Москва, 23.11.2006); международная научно-практическая конференция «Этнический фактор в процессе социальных трансформаций» (Саратов, 14.04.2007); международный научный симпозиум «Время культурологии» (Москва, 24-25.05.2007); международный коллоквиум «Историческая память и общество: эпохи, культуры, люди» (Саратов, 1921.09.2007); ежегодная региональная научно-практическая конференция «Жизнь: бытийственный, ценностный и антропологический аспекты» (Саратов, 25.12.2007).

Структура работы

Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав и заключения. В конце работы помещен список использованной литературы.

Заключение диссертации по теме «Социальная философия», Аникин, Даниил Александрович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Топологический подход памяти, ставший результатом применения постструктуралистской методологии, стал несомненным шагом вперед в социально-философских исследованиях, прежде всего, в изучении социальной памяти. В рамках топологического подхода оказался возможным анализ исторических фактов не во временной, а в пространственной перспективе, с точки зрения перемещения тех или иных фактов в центр социальной ретроспективы или, наоборот, удаления на периферию общественного внимания. Таким образом, оказался возможен не хронологический, а систематический анализ изменений в историческом сознании и выявление актуальных политических и культурных трансформаций, ведущих к изменению той картины прошлого, которая складывается в отдельном сообществе.

В качестве такого сообщества может выступать не только отдельная социальная группа, но и громадный социальный институт, которым является государство. Современная эпоха диктует свои условия функционирования социальной памяти - на смену государствам как основным социальным субъектам индустриальной эпохи (модернизма) приходят транснациональные корпорации и виртуальные сообщества эпохи постмодерна. Пространственная децентрализация, деятельность транснациональных корпораций и размывание границ национальных государств — все это способствует трансформации социальных субъектов, в качестве которых начинают выступать не политические, а культурные образования, имеющие критерием своего выделения не выявление общих политических интересов, а осознание культурного единства с неким «воображаемым сообществом». Человек, лишенный явной идеологической обработки со стороны государства, способен констатировать свою принадлежность к той или иной культуре на основании самоидентификации, которой способствует наличие ментальных установок, позволяющих судить о том, какая культура для человека оказывается «своей», а какая — «чужой». Культуру, ценности и приоритеты которой оказываются ему наиболее близкими, индивид эпохи глобализации способен принять в качестве своей социальной общности, а сам он, через отождествление с этой общностью, начинает выступать от имени социального субъекта. «Социальным фундаментом феномена «деперсонализации» служит свойственный постиндустриальному обществу процесс размывания устойчивых социальных общностей как центров группой идентификации. Место «класса на бумаге» занимает множество «летучих» социальных групп, подчас основанных лишь на авторитете культурного символа».1 Парадоксом является то, что в качестве единого социального субъекта могут выступать люди, пространственно не локализованные, а объединены посредством коммуникационных сетей. Социальное пространство, в архаическую эпоху непосредственно совпадающее с географическим пространством, а в индустриальную эпоху упорядочивающее и центрирующее его, в эпоху постиндустриального общество окончательно порывает с этим соотношением.

Однако само понятие культурной самоидентификации не стоит идеализировать, необходимо выяснять ее «внутренний» или «внешний» характер, поскольку основной функцией экономики в обществе потребления становится продуцирование культурных моделей и трансплантация этих моделей в изначально чужеродную для них культурную почву. Примером может послужить уже упомянутая теория вестернизации, акцентирующая свое внимание на многочисленных случаях того, как неолиберальная культурная модель ставила под угрозу самобытность и само существование национальных культур. Следует учитывать, что самоидентификация с I определенным социальным или культурным субъектом еще не означает общности поведения отдельных личностей, составляющих ту или иную социальную группу, в повседневной жизни. Перенесение предложенной схемы на реальную картину жизни современного транзитивного общества позволяет говорить о двух накладывающихся друг на друга системах

1 Новая философская энциклопедия. Т. 3. М.: Мысль, 2001. С. 662. координат, в каждой из которых индивид обязан зафиксировать свое местоположение.

В европейской гуманитарной науке, активно разрабатывающей проблематику социальной (культурной) памяти, в последнее время все активнее ставится вопрос о формировании нового типа социального памяти — общеевропейского. Если в основу государственных идентичностей было положено различие между представителями различных национальных и культурных общностей, опирающихся на онтологически укорененные ценности, то в современной Европе, вставшей на рельсы объединения, формально провозглашается принцип транснационалъности.1 Этот принцип не мешает, однако, Европейскому союзу осуществлять интеграцию по принципу построения национальных государств, заменяя национальный критерий различия между «своими» и «чужими» критерием более широким, но от этого не менее дискриминирующим - континентальным. Именно поэтому картина складывания единой европейской социальной памяти из отдельных фрагментов памяти национальных государств создает очаги напряженности, которые во многом будут определять контуры будущего миропорядка. Роль социально-философского анализа данной ситуации едва ли можно переоценить, что выступает одной из наиболее вероятных и перспективных линий продолжения данного исследования.

Другим вопросом, рассмотрение которого также оказалось за пределами данного исследования ввиду ограниченности его объемов, является роль России в описываемых процессах. Дело в том, что постструктуралистская интерпретация социальной памяти, разрабатываемая европейской интеллектуальной элитой (М. Фуко, П. Нора, П. Бурдье), базировалась на исследовании процессов, протекавших на территории Европы, что закономерно ставит вопрос о возможности перенесения базовых положений этой методологии на исследование российской социальной

1 Файхтингер Й. По ту сторону методичного национализма. Перспективы культуры, исторической памяти и идентичности в Европе // Вопросы философии, 2007, № 9. С. 33-34. памяти. По мнению автора, включенность России в общемировые процессы глобализации и информатизации позволяет утвердительно оценить возможности применения самого постструктуралистского подхода к российской действительности, но подвергнуть сомнению те модели социальной памяти, которые разрабатывались исключительно на зарубежном материале.1 Процессы трансформации социальной памяти во второй половине XX в. в Западной Европе носили отчетливо выраженный деконструктивный характер, обозначающий распад государственного типа социальной памяти и возникновение новых социальных сообществ.2 Российская реальность конца XX в. демонстрирует совсем иную направленность коммеморативных процессов, которую можно условно обозначить как реконструкцию социальной памяти, подвергшейся дроблению и рассеиванию в результате катастрофических событий последнего столетия.

В качестве дальнейших перспектив проведенного исследования стоит рассмотреть возможность построения более сбалансированной картины функционирования социальной памяти в современных социокультурных I условиях. Использование топологического подхода позволяет обратиться к анализу взаимодействия отдельных социальных групп и стратегиям символической (в терминах Бурдье) борьбы между ними за доминирование на мировой арене. Современная глобальная действительность пронизана различными способами репрезентации прошлого, которые конкурируют на мировой арене между собой, используя топосы социальной памяти в качестве «орудия» своей борьбы.

1 См. например: Джадт Т. «Места памяти» Пьера Нора: Чьи места? Чья память? // Ab Imperio, 2004, № 1. С. 44-71; Жесса-Анштет Э. Память: вечная или «куриная»? Мемориальная ломка в постсоветской России // АЬ Imperio, 2004, № 1. С. 519-538; Лангеноль А. Общественная память после смены строя: сходства и различия между практиками памяти в посткоммунистических и постколониальных странах // Ab Imperio, 2004, № 1. С. 365-390. i

2 Подробнее см.: Аникин Д.А. Социальная память в условиях кризиса исторической репрезентации // Время - пространство - ценности цивилизации. Материалы Четвертых Аскинских чтений. Саратов: Научная книга, 2007. с. 238-244.

Концептуализируя перспективы разрабатываемого топологического подхода к социальной памяти, можно выделить следующие направления исследования:

- методологическое усиление топологического подхода, предложенного в рамках постструктуралистских тенденций исследования, за счет других социально-философских подходов с целью достижения синтеза, позволяющего избежать односторонности в оценке репрезентации исторического прошлого;

- рассмотрение социальных конфликтов в современном мире с позиций претензий определенных социальных сообществ на территориальные или энергетические ресурсы и использования ими для обоснования претензий коммеморативных практик;

- антропологическое видение конструирования исторического прошлого - с точки зрения человека, находящегося в точке пересечения различных коммеморативных практик;

- выведение специфических черт российской социальной памяти и тех способов ее функционирования, которые являются определяющими в условиях современного глобального развития.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Аникин, Даниил Александрович, 2008 год

1. Августин. Творения. Т. 4. О граде Божием. СПб., Киев: Алетейя, УЦИММ-Пресс, 1998.-478 С.

2. Автономова Н. С., Караулов Ю. Н., Муравьев Ю. А. Культура, история, память (о некоторых тенденциях новейшей французской историко-методологической мысли) // Вопросы философии, 1988, № 3. С. 71-87.

3. Адорно Т. Что означает «проработка прошлого» // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. С. 36-45.

4. Аникин Д. А. Культурная память и сакральный текст // Проблема текста в гуманитарных исследованиях. Материалы научной конференции 16-17 июня 2006 г. М.: Савин, 2006. с. 110-115.

5. Аникин Д. А. Социальная память в условиях кризиса исторической репрезентации // Время пространство - ценности цивилизации. Материалы Четвертых Аскинских чтений. Саратов: Научная книга, 2007. с. 238-244.

6. Аникин Д.А. Память как социальный феномен // Известия Саратовского университета. Новая серия. 2007. Том 7. Серия «Философия. Психология. Педагогика». Выпуск 1. с. 3-9.

7. Аникин Д.А. Прошлое как ценность: социальные функции памяти // Ценностный мир человека в современном обществе. Саратов: Наука, 2007. С. 42-46.

8. Аникин Д.А. Социальная память в свете информационного подхода // Вестник Поволжской академии государственной службы, 2007, № 12. с. 63-68.

9. Аникин Д.А. Память и миф в современном политическом дискурсе // Парадигма: Очерки философии и теории культуры. Вып. 8. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2007. с. 73-81.

10. Анкерсмит Ф. История и тропология. Взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. 496 С.

11. Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М.: Идея-Пресс, 2003. 360 С.

12. Аристотель. Метафизика. M.-JL: Akademia, 1934. 226 с.

13. Аристотель. О душе // Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 1975. С. 271-390.

14. Аристотель. О памяти и припоминании // Вопросы философии, 2004, № 7. с. 161-168.

15. Арнаутова Ю. Е. От memoria к «истории памяти» // Одиссей. Человек в истории. 2003. М.: Наука, 2003. С. 170-198.

16. Артог Ф. Типы исторического мышления: презентизм и формы восприятия времени // Отечественные записки, 2004, № 5. С. 214-225.

17. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. — 368 С.

18. Ассман Ян // Культурология. XX век. Энциклопедия. Т. 1. СПб.: Университетская книга, 1998. С. 39-43.

19. Афанасьев В. Г. О сущности, видах, свойствах и функции социальной информации // Научное управление обществом. Вып. 11. М.: Мысль, 1977. С. 89-112.

20. Афанасьев В. Г. Социальная информация и управление обществом. М.: Политиздат, 1975. 408 С.

21. Афанасьев В. Г., Урсул А. Д. Социальная информация (некоторые методологические аспекты) // Вопросы философии, 1974, № 10. С. 61-74.

22. Афанасьева А. И., Меркушин В. И. Великая Отечественная война в исторической памяти россиян // Социологические исследования, 2005, №5. С. 11-21.

23. Барышков В.П., Устьянцев В.Б. Историческое сознание // Российская цивилизация: пространственно-временные характеристики. Саратов: Приволжское книжное издательство, 2001. С. 57-68.

24. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. М.: Прогресс, 1989.-612 С.

25. Безрогов В. Г. Автобиография и социальный опыт // Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. М.: РОССПЭН, 2004. С. 529-550.

26. Бергер П. Общество в человеке // Социологический журнал, 1995, №2. С. 15-28.

27. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 336 С.

28. Бергсон А. Две формы памяти // Хрестоматия по общей психологии. М.: Наука, 1979. С. 61-75.

29. Бергсон А. Мышление и память // Бергсон А. Собрание сочинений в 4-х томах. Т. 2. М: Московский клуб, 1992. С. 138-149.

30. Бессмертный Ю. Л. Как же писать историю?

31. Методологические веяния во французской историографии 1994-1997, гг. //I

32. Новая и новейшая история, 1998, № 4. С. 29-42. jI

33. Бикбов А. Т. Метод и актуальность работ Мориса Хальбвакса // Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. СПб.: Алетейя, 2000. С. 463-505.

34. Блауберг И. И. А. Бергсон о временной организации сознания // Мир психологии, 2001, № 1. С. 50-64.

35. Блок М. Апология истории или ремесло историка М.: Наука, 1986.-288 с.

36. Блонский П. П. Память и мышление. СПб.: Питер, 2001. — 2881. С.

37. Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринубрг: Изд-во Уральского университета, 2000. 150 С.

38. Бодрийар Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995. 304 С.

39. Бойков В.Э. Историческая память российского населения: состояние и проблемы формирования. 2001 // http://www.rags.ru/s center/opros/istoriya/analiz.shtm)

40. Бойцов M.А. Выживет ли Клио при глобализации? // Общественные науки и современность, 2006, № 1. с. 56-70.

41. Брагина Н.Г. Память в языке и культуре. М.: Языки славянских культур, 2007. 520 с.

42. Будон Р. Две грани парадигмы непреднамеренных последствий // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 11. Социология. 1993, № 2. С. 14-23.

43. Бурдье П. Социальное пространство и символическая власть // Бурдье П. Начала. M.: Socio-Logos, 1994. С. 181-207.

44. Бурдье П. Структура, габитус, практика // Бурдье П. Практический смысл. СПб.: Алетейя, 2001. С. 101-127.

45. Ваганов А. Г. Вечная память (Смерть как способ существования оцифрованной информации) // Мир психологии, 2001, № 1. С. 89-94.

46. Варневский П. Советский народ: создание единой идентичности в СССР как конструирование общей памяти // Ab Imperio, 2004, № 4. С. 239-262.

47. Вельцер X. История, память и современность прошлого // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. С. 28-35.

48. Велын В. Постмодерн. К генеалогии одного спорного понятия //Путь, 1992, № 1. с. 10-38.

49. Вен П. Как пишут историю. Опыт эпистемологии: М.: Научный мир, 2003. 394 С.

50. Вжозек В. Интерпретация человеческих действий. Между модернизмом и постмодернизмом // Проблемы исторического познания. Материалы международной конференции. Москва, 19-21 мая 1996 г. М.: Наука, 1999. С. 152-160.

51. Визгин В. П. Постструктуралистская методология истории: достижения и пределы // Одиссей. Человек в истории. 1996. М.: Наука, 1997. С. 39-59.

52. Визгин В. П. Мишель Фуко теоретик цивилизации знания // Вопросы философии, 1995, № 4. с. 37-47.

53. Винер Б.Е. Постмодернистский конструктивизм в российской этнологии // Журнал социологии и социальной антропологии— 2005.— Т. VIII.-№3.-с. 115-130.

54. Вихалемм Р. А. Социальная память и проблема парадигмальности науки // Принцип социальной памяти. Социальная детерминация познания. Тарту: Изд-во ТарГУ, 1984. С. 38-54.

55. Вишленкова Е., Малышева С., Сольникова А. История университета как история памяти корпорации? // Ab Imperio, 2004, № 3. С. 271-310.

56. Выготский JI. С. Развитие высших психических функций. М.: Изд-во Академии педагогических наук, 1960. — 560 С.

57. Гавришина О. В. «Опыт прошлого»: понятие уникального в современной теории истории // КазуС. Индивидуальное и уникальное в истории. М.: Наука, 2002. С. 328-350.

58. Гавришина О. В. Историческая наука в ситуации «постмодерна» // Культура и общество в Средние века раннее Новое время. Методология и методики современных зарубежных и отечественных исследователей. М.: ИНИОН, 1998. С. 34-48.

59. Гавришина О. В. История как текст // Новое литературное обозрение, 2003, № 59. С. 212-220.

60. Глебова И.И. Политическая культура России: образы прошлого и современность. М.: Наука, 2006. — 332 с.

61. Гофман А. Б. Семь лекций по истории социологии. М.: Книжный дом «Университет», 2001. 320 С.

62. Гофман О. Р. Постижение, или Имя Умберто (Разговор с Умберто Эко). СПб.: Невский проспект, 2005. 128 с.

63. Гриневич В. Расколотая память: Вторая мировая война в историческом сознании украинского общества // Неприкосновенный запас, 2005, №2-3. С. 218-227.

64. Гройс Б. Роль музея в момент распада национального государства // Ab Imperio, 2004, № 2. С. 17-32.

65. Гросс Я. Память и история: «соседи»? // Ab Imperio, 2004, № 4. С. 79-86.

66. Гудков JL, Дубин Б. Российские библиотеки в системе репродуктивных институтов: контекст и перспективы // Новое литературное обозрение, 2005, № 74. с. 46-60.

67. Гудков Л. «Память» о войне и массовая идентичность россиян // Неприкосновенный запас, 2005, № 2-3. С. 46-57. 1

68. Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб.: «Наука», «Ювента», 1998.-480 С.

69. Гуссерль Э. Собрание сочинений. Т. 1. Феноменология внутреннего сознания времени. М.: Гнозис, 1994. 172 С.

70. Давыдов Ю. Н. Память и культура // Социологические исследования, 1987, № 6. С. 11-22.

71. Деррида Ж. Структура, знак и игра в дискурсе гуманитарных наук // Деррида Ж. Письмо и различие. СПб.: Академический проект, 2000. С. 352-368.

72. Джадт Т. «Места памяти» Пьера Нора: Чьи места? Чья память? // Ab Imperio, 2004, № 1. С. 44-71.

73. Древнейшие государства Восточной Европы 2002 год: Генеалогия как форма исторической памяти. М.: Восточная литература, 2004. -374 С.

74. Дюркгейм Д. Социология и социальные науки // Теоретическая социология. Т.1. М.: Университет, 2002. С. 2-31.

75. Дюркгейм Д., Мосс М. О некоторых первобытных формах классификации. К исследованию коллективных представлений // Мосс СМ. Общества. Обмен. Личность. М.: Восточная литература, 1996. С. 6-73.

76. Дюркгейм Э. Метод социологии // Западноевропейская социология XIX начала XX веков. - М.: Мысль, 1996. С. 256-309.

77. Жесса-Анштет Э. Память: вечная или «куриная»? Мемориальная ломка в постсоветской России // Ab Imperio, 2004, № 1. С. 519-538.

78. Жирар Р. Насилие и священное. М.: Новое литературное обозрение, 2000. 400 с.

79. Зборовский Г.Е., Широкова Е.А. Социальная ностальгия: к исследованию феномена // Социологические исследования, 2001, № 8. с. 5562.

80. Зверева Г. И. Конструирование культурной памяти: «наше прошлое» в учебниках российской истории // Новое литературное обозрение, 2005, №74. С. 116-129.

81. Зверева Г. И. Понятие «исторический опыт» в «новой философии истории» // Теоретические проблемы исторических исследований. Вып. 2. М.: МГУ, 1999. С. 104-117.

82. Зверева Г. И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Одиссей. Человек в истории. 1996. М.: Наука, 1997. С. 11-24.

83. Зебертович А. Мыслитель в лабиринте: идея исторического опыта Франклина Анкерсмита // Проблемы исторического познания. Материалы международной конференции. Москва, 19-21 мая 1996 г. М.: Наука, 1999. С. 201-208.

84. Зенкин С.Н. Свидетели, историки, филологи // Новое литературное обозрение, 2005, № 74. с. 134-141.

85. Зенкин С.Н. Морис Хальбвакс и современные гуманитарные науки // Хальбвакс М. Социальные рамки памяти. М.: Новое издательство, 2007. С. 7-26.

86. Зерубавель Я. Динамика коллективной памяти // Ab Imperio, 2004, №3. С. 71-90.

87. Зибен В. В., Грезин Г. Н. О методологическом значении принципа социальной памяти // Принцип социальной памяти. Социальная детерминация познания. Тарту: Изд-во ТарГУ, 1984. С. 3-5.

88. Зубкова Е. Ю. О «детской» литературе» и других проблемах нашей исторической памяти // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / Под ред. Г. А. Бордюгова. М.: АИРО-ХХ, 1996. С. 155-178.

89. Зубкова Е. Ю., Куприянов А. И. Ментальное измерение истории: поиски метода // Вопросы истории, 1995, № 7. С. 74-84.

90. Иванова Е. Конструирование коллективной памяти о

91. Холокосте в Украине // Ab Imperio, 2004, № 2. С. 369-391.

92. Илизаров Б. С. Роль ретроспективной социальной информации в формировании общественного сознания: в .свете представлений о социальной памяти // Вопросы философии, 1985 № 8. С. 6069.

93. Ильин И. П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998. 256 с.

94. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. — 256 с.

95. Ионов И. Н. Судьба генерализирующего подхода к истории в эпоху постструктурализма (попытка осмысления опыта Мишеля Фуко) // Одиссей. Человек в истории. 1996. М.: Наука, 1997. С. 60-80.

96. Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб.: Университетская книга, 1997.-476 С.

97. Кант И. Критика чистого разума. М.: Эксмо, 2006. -574 с.

98. Кнабе Г.С. Вторая память Мнемозины // Вопросы литературы,2004, № I.e. 3-24.

99. Козеллек Р. Можем ли мы распоряжаться историей? // Отечественные записки, 2004, № 5. С. 226-241.

100. Козеллек Р. Случайность как последнее прибежище историографии // THESIS, 1994 № 5. С. 171-184.

101. Кокка Ю. Социальная история между структурной и эмпирической историей // THESIS, 1993, № 2. С. 174-189.

102. Колеватов В. А. Социальная память и познание. М.: Мысль, 1984.- 190 С.

103. Колосов Н. Е. Дюркгейм и кризис социальных наук // Колосов Н. Е. Хватит убивать кошек. Критика социальных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 28-39.

104. Копосов Н. Е. Замкнутая Вселенная символов // Колосов Н. Е. Хватит убивать кошек. Критика социальных наук. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 40-53.

105. Копосов Н. Е. Как думают историки. М.: Новое литературное обозрение, 2001. — 326 С.

106. Кормина Ж., Штырков С. Никто не забыт, ничто не забыто: История оккупации в устных свидетельствах // Неприкосновенный запас,2005, №2-3. С. 123-133. ;

107. Косиков Г. К. От структурализма к постструктурализму (проблемы методологии). М.: Рудомино, 1998. 188 с.

108. Косиков Г. К. «Структура» и/или «текст» (стратегии современной семиотики) // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. М.: Прогресс, 2000. с. 3-48.

109. Кравченко В. Бой с тенью: советское прошлое в исторической памяти украинского общества // Ab Imperio, 2004, № 2. С. 329-368.j1.138i

110. Кротков Е.А., Манохин Д.К. Парадигма деконструктивизма: философско-методологический анализ // Общественные науки и современность, 2006, № 2. с. 58-71.

111. Кукарцева М. А. Историография и историографическое мышление (аналитический обзор) // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2004, № 2. С. 31-49.

112. Кукарцева М. А. Начало лингвистического переворота в историописании // Monstera №4. Философские проблемы социально-гуманитарного знания. М.: МГТУ "МАМИ", 2004. С. 56-67.

113. Кукарцева М. А. Опыт чтения текстов в лингвистической философии истории // Философия и общество, 2005 № 1. С. 115-132.

114. Кукарцева М. А. Фикция в тексте лингвистической философии истории // Философия и будущее цивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философского конгресса (Москва, 24-28 мая 2005 г.). Т. 3. М.: Современные тетради, 2005. С. 207-208.

115. Кукарцева М. А., Коломоец Е. Н. Некоторые идеи постструктурализма и деконструктивизма в философско-историческом знании США // Философия и общество, 1999, № 1. С. 116-138.

116. Кукарцева М. Ф. Анкерсмит и «новая» философия истории // Анкерсмит Ф. История и тропология. Взлет и падение метафоры. М.: Прогресс-Традиция, 2003. С. 15-64.

117. Кулагина Н. В. Символическое сознание и память // Мир психологии, 2001, № 1. С. 33-40.

118. Кустарев А. Практики обращения к прошлому в постперестроечной России: нарратив и инвокация // Ab Imperio, 2004, № 4. С. 469-483.

119. Лаврухина Е. А. Историческая память и механизмытрансляции ценностей в молодежной среде // Философия и будущееiцивилизации. Тезисы докладов и выступлений IV Российского философскогоi