Повседневная жизнь провинциального общества начала XX века: г. Псков тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Николас, Мария Викторовна

• Николас, Мария Викторовна
• кандидат исторических наук
• 2009

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Николас, Мария Викторовна

Введение

Глава I. Материальная повседневность и демография города Пскова.

§1. Традиции и новации в облике города Пскова в начале XX века.

§2. Структура и характерные черты псковского социума начала XX века.

§3. Динамика материальных условий жизни горожан.

Глава II. Социокультурные практики горожан.

§ 1. Интеллектуально-информационная среда провинциального города

Пскова.

§2. Учебные заведения и городская библиотека как интеллектуальные центры города.

§3. Общественные объединения и частная инициатива псковичей.

§4. Праздники и досуг жителей Пскова.

Глава III. Новые социополитические практики повседневного поведения псковичей в начале XX века.

§ 1. Общественно-политические настроения в городе и городской округе в начале XX века.

§ 2. Конфликты и выступления политического характера в Пскове в революционное время.

§ 3. Электоральное поведение как новая политическая практика псковичей.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Повседневная жизнь провинциального общества начала XX века: г. Псков»

Актуальность исследования. Предлагаемая тема диссертационного исследования лежит в русле динамично развивающихся направлений современной исторической науки. Тема диссертации является актуальной в двух аспектах: в контексте современных исследований истории повседневности и в связи со вниманием в отечественной и зарубежной исторической науке к проблеме социально-политической модернизации России в начале XX века. В последние десятилетия именно в освещении повседневной истории были использованы новаторские подходы, и повысился интерес к истории российской провинции. В исследования «истории повседневной жизни» в новейшей литературе включаются такие ее важные аспекты, как демография сословий, материальные условия их существования (доходы, уровень жизни), общественная коммуникация, внутрисословные и межсословные конфликты, системы родства, проблемы сословной консолидации, влияние социально-политических событий на строй и практики повседневного поведения.1

С другой стороны, и изучаемый период рубежа XIX—XX веков вызывает повышенный интерес историков как переломный момент перехода от нового времени к новейшей истории России. В России рубежа веков проявились как общеевропейские процессы, характерные для позднего нового времени, так и специфические черты национальной истории. В динамичном обществе нового времени личность, и ее индивидуальный выбор жизненной стратегии становятся основными ценностями, которые разделяли наиболее мобильные социальные группы. Значительно возрастает роль активных личностей и общественная позиция самодеятельно формирующихся социальных групп. Таким образом, социальная структура и ценностный мир на общественном уровне становится сложнее, включая в себя как внутренний мир отдельной личности, так и практики повседневности новых социальных общностей.

1 Пушкарева H.JI. История повседневности: предмет и методы // Социальная история. Ежегодник 2007. М., 2008. С. 34-35.

Интегральная научная установка данной работы состоит в том, чтобы выявить изменения, новации и тенденции в повседневной жизни одного из типичных провинциальных городов России — Пскова как результат модернизации провинциального русского общества, его самостоятельного ответа на «вызовы» времени.

Модернизация в данном случае понимается как переход от относительно стабильного «традиционного» к непрерывно меняющемуся современному индустриальному обществу. Этот переход, явно обозначившийся в России во второй половине XIX века, сопровождался кардинальными изменениями в социальных отношениях и ценностных ориентациях общества. В традиционном российском обществе определяющим принципом социальной организации являлась принадлежность людей к сословно-классовым группам, а их поведение строилось на основании родственных и других видов традиционных «приписных» отношений. В модернизированном обществе человек вступает в многообразные ролевые отношения по соглашению, на основании правовых установок; его социальное положение определяется уже не только «приписанным» статусом, а всей системой новых социальных связей,, личными усилиями и индивидуальной успешностью. Механизмы такого перехода в середине XX века были наиболее точно описаны Т. Парсонсом и его О учениками, разработавшими теорию эволюционного функционализма. Т. Парсонс рассматривал общества как естественные, целостные, функционально интегрированные системы, где новации выживают потому, что удовлетворяют требованиям общества как целого.

Проблемность заявленной темы демонстрирует себя уже на уровне основного понятия — «общество», которое меняло свое содержание на протяжении XIX-XX веков. В XIX веке под обществом понимали, прежде всего, его сословную структуру. Термины «классы», «социальные слои» в применении к исследованию общества господствовали и почти весь XX век. В

2 Parsons Т. The evolution of societies. Englevvood Cliffs, 1977. современной европейской и российской социологии под обществом понимают такой фрагмент социальной действительности, который представляется как система; процессы системы рассматриваются исключительно с точки зрения взаимосвязанности ее частей, а сама система считается ограниченной, поскольку в ней действуют процессы, направленные на сохранение ее целостности.3

Наряду с основным термином «общество» в научной литературе использовались понятия «провинциальное общество», «образованное общество», «столичное общество», «светское общество», «обыватели» и т.п., которые далеко не всегда определялись однозначно и не вполне совпадали с их применением в художественной литературе, публицистике и в повседневном общении.

В данной работе автор придерживается традиционного понимания «провинциальное общество», которое исторически сложилось, начиная с эпохи Екатерины II вплоть до периода революций начала XX века. По мнению историка Н.Д. Чечулина, освобождение дворян от службы, пожалование им и горожанам права местного самоуправления, определение сословных обязанностей «сплотили в общество прежнее население»,4 что и стало отправной точкой для формирования общества нового времени.

В России начала XX века сообщество провинциального и столичного социумов складывалось весьма неравномерно, так как темпы и стиль социально-экономического развития, с одной стороны, столиц, а с другой — таких окраин, как Царство Польское и Украина, были выше развития собственно российских окраин. Именно тогда усилиями русской литературы и публицистики синонимизировались термины «провинция», «периферия», «окраина», а слово «провинциальный» ассоциировалось с застоем, невежеством и отсталостью. Реформы середины ХЕХ века и модернизация рубежа XIX—XX веков оживили российскую провинцию и интерес к ее обитателям.

3 Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985. С. 44.

4 Чечулин Н.Д. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII в. М., 2008. С. 3.

Современные исследователи считают, что «провинциальное общество» представляло собой сегмент российского социума, обладавший особенностями, свойственными тому или иному региону страны. В связи с тем, что ответы провинциального города на «вызовы времени» сочетали в себе как традиционные формы, так и новации, повседневная жизнь российской губернии в начале XX века привлекает сейчас повышенное внимание историков.5

Провинциальное общество чрезвычайно интересно в своих повседневных проявлениях, которые способны «нечаянно» раскрыть смысл и суть глобальных процессов. Изучение повседневности провинциального города начала XX века дает возможность исследовать переходные процессы в развитии российского общества в их реальных проявлениях в конкретной жизни конкретных людей. Российскую провинцию можно считать неким промежуточным вариантом. развития между «продвинутой» столичной моделью социума и традиционным миром достолыпинской деревни. Устойчивые практики и трансформации, жизненного мира провинциалов заметнее всего в столкновении с новыми реалиями жизни.

Выбор Пскова в качестве «образчика» российской провинции для данного исследования был обусловлен несколькими параметрами.

Во-первых, этот город находился на пересечении западных, восточных и северных влияний в обширной Российской империи. Здесь сходились многие торговые пути и культурные коммуникации, и при этом сохранялось «срединное» положение города в системе экономических связей Российской империи. Близость к столице и крупным городам актуализировала традиционные коммуникации.

Во-вторых, этот город — один из первых попал в пространство модернизации, поскольку во второй половине XIX века здесь появилась железная дорога, изменившая прежде «сонный» стиль жизни. Расширение

5 См., например: Каменский А.Б. Повседневность русских городских обывателей. Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М., 2006; Очерки русской культуры XIX века. Общественно-культурная среда. М., 1998; Кошман JI.B. Город и городская жизнь в России XIX столетия. М., 2008. и др. системы коммуникации за счет железнодорожного сообщения было важным фактором истории России второй половины XIX — начала XX веков. Момент открытия железнодорожного сообщения и строительства станции в 1859 году явился знаковым событием для такого провинциального и патриархального города как Псков. В начале XX века на волне общественного и политического подъема обозначились и вызовы в социально-политической сфере. Знаковыми моментами в этой сфере были выборы в Государственную думу, создание губернских отделений политических партий и разрастание количества общественных организаций. Своего рода «коммуникативным взрывом» оказалось появление в Пскове многочисленных местных и петербургских газет и журналов.

В-третьих, богатое и романтичное прошлое Пскова, период его политической независимости во время существования Псковской вечевой республики (1348-1510 годов), затем роль одного из форпостов в политической, экономической и военной жизни Московского государства, наполняло эмоциональным историческим содержанием культурную и интеллектуальную жизнь города. Псков не обошли вниманием и августейшие особы Российской империи, что позволяет «протестировать» монархические чувства горожан.

При этом учитывается та специфика российской провинции, в которой собственно город тесно связан с сельской округой. Псковский уезд поставлял в губернский центр продукты питания, топливо, дешевую рабочую силу. Кратно превосходя губернский центр по численности населения, уезд во многих отношениях (прежде всего, политическом) ориентировался на него. Поэтому диссертационное исследование включает и анализ материала о жизни в ближайших от Пскова сельских поселениях Псковского уезда.

Выделяя население города Пскова и его ближайшей округи в самостоятельный объект исследования и подчеркивая его специфику, автор при этом отнюдь не противопоставляет псковское провинциальное общество другим субъектам среднерусской провинциальной среды, имевшей схожую социальную структуру, ментальность, коммуникационные и культурные характеристики.

Ключевой проблемой данной работы является трансформация традиционного общества губернского города в ситуации коммуникативных, социокультурных и политических вызовов начала XX века. В данном исследовании прослеживается динамика традиционных ценностей, сословных структур и норм поведения под влиянием новых социальных коммуникаций, политических движений и модернистских общественных практик. Автор полагает, что тип и общая направленность этих процессов свидетельствует о зарождении гражданского общества в русской провинции начала XX века.

Актуальность данной проблемы обострена и неоднозначностью исследовательских трактовок самой модернизации, соотношения процессов в столице и провинции, историографической неопределенностью оценок «структур повседневности» для решения глобальных проблем русской истории. К настоящему времени сложились две основных концепции истории гражданского общества и модернизации России. Представители и сторонники первой концепции (М.В. Михайлова, В.В. Шелохаев и др.) считают, что в дореволюционной России отсутствовали многие предпосылки, стимулировавшие развитие гражданского общества на Западе.6 Здесь не было развитого, в понимании западного человека, среднего класса, являвшегося в европейских странах носителем идей буржуазной общественности. Российская политико-правовая жизнь не основывалась на примате гражданских прав, уважении к закону, неприкосновенности личности и частной собственности, ответственности администрации перед судом. Недостаточно высокий уровень

6 Михайлова М.В. Общественные педагогические и просветительские организации дореволюционной России (середина XIX — начало XX вв.) М., 1993; Очерки городского быта дореволюционного Поволжья. Ульяновск, 2000; Туманова А.С. Общественные организации города Тамбова на рубеже XIX—XX вв. Тамбов, 1999; Дегапъцева Е.А. Общественные неполитические организации Западной Сибири (1861-1917 гг.) Барнаул, 2002; Шелохаев В.В. Русский либерализм как историографическая и историософская проблема // Русский либерализм: исторические судьбы и перспективы. М., 1999; Шелохаев В.В. Модели общественного переустройства России. XX век. М.,2004. правовой и политической культуры российской общественности препятствовал формированию культуры социальной самоорганизации.

Представители этой концепции считают, что общественная жизнь провинциальных городов серьезно уступала столичной. В российской провинции, не так быстро откликавшейся на насущные запросы жизни, не наблюдалось разнообразие видов и направлений общественной работы. Преобладавшие там общественные институции обычно подразделяют на две категории: общества социокультурного типа, действия которых были направлены на формирование в своем регионе культурной среды, и общества социальной защиты, ориентированные на улучшение социально-бытовых условий жизни населения. К первой группе относились просветительские, научные, культуртрегерские и здравоохранительные общества, ко второй. — благотворительные организации и общества взаимопомощи.

Представители второй концепции (Б.Н. Миронов, С. Бэдкок, К. Гирке)7 считают, что российская повседневность накануне Первой мировой войны уже заметно приблизилась к центральноевропейским стандартам. Крестьянство, постепенно интегрировавшее рыночные отношения в традиционную хозяйственную систему, стало более интенсивно усваивать достижения городского комфорта. Более глубокие импульсы эпохи, такие, как распространение нуклеарной семьи, активизация частного предпринимательства, проявления частнособственнического сознания, распространялись неравномерно, ослабевая по мере удаления от крупных городов и индустриальных центров.

Аналогичная дифференциация темпов модернизации была характерна и для городского развития, наиболее интенсивного в мегаполисах, на которые ориентировались и губернские центры, в то время как большинство уездных городов демонстрировало лишь слабые следы столичных влияний. В

7 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи. В 2 т. СП., 1999. Т. 1-2; Goehrke С. Russischer Alltag. Eine Geschichte in neun Zeitbildern vom Fruhmittelalter bis zur Gegenwart. Bd. 2. Auf dem Weg in die Moderne. Ziirich: Chronos Verlag. 2003; Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia. A Privincial History. Cambridge, 2007. исследованиях, авторы которых придерживаются данной оценки модернизации, опровергается бытовавший в научной литературе стереотипный взгляд на население губернских провинциальных городов как общество с невысокими стандартами быта и нравов, оторванное от основных путей развития национальной культуры и истории. В направлении развития социально-культурное бытие губернских городов и столиц мало отличалось: повсюду шла интенсивная духовная и интеллектуальная работа, формировался слой общественных деятелей, создавались условия для развития частной инициативы. Такой взгляд, даже при своей уязвимости, позволяет преодолеть бытовавшее в отечественной литературе многие десятилетия пренебрежение к «местной истории» и «истории повседневности».

На основании оценки уровня актуальности заявленной проблемы автор считает предметом своего диссертационного исследования региональные особенности и механизмы трансформации модернизирующегося провинциального общества России конца XIX - начала XX веков в их повседневном измерении.

Объектом диссертационного исследования являются конкретные социальные, политические и культурные практики повседневного поведения жителей провинциального Пскова, которые складывались под воздействием модернизационных процессов начала XX века.

Цель диссертационного исследования состоит в том, чтобы выявить изменения и определить направление трансформации провинциального общества Пскова в его повседневных практиках в ситуации новых социально-политических вызовов начала XX века.

В связи с поставленной целью в диссертации решаются следующие исследовательские задачи:

1. проанализировать социально-демографическую структуру псковского общества и выявить произошедшие в ней изменения, которые были связаны с модернизационными тенденциями начала XX века;

2. реконструировать социокультурный и политический образ российского провинциала начала XX века;

3. проанализировать новые политические практики в структуре повседневности, а также источники формирования политического сознания в провинции;

4. исследовать повседневные практики с точки зрения инициативы, участия и мотиваций поведенческого выбора населения города Пскова и его окрестностей;

5. выявить изменение конфигурации практик повседневности в общественно-политической жизни российской провинции в начале XX века.

Основной исследовательский интерес в данной работе сосредоточен, таким образом, на изучении низовых социальных структур — городских культурных и образовательных учреждений, общественных объединений горожан и сельских общин Псковского уезда. Особое внимание уделено исследованию средств массовой информации и информационных потоков и культурных коммуникаций в городе. Познание истории повседневности возможно путем изучения субъективной стороны истории: анализа изменчивых восприятий, переживаний, поведения людей, влияния на них общественных структур и процессов, их понимание этих структур и процессов.

Хронологические рамки диссертационного исследования охватывают период 1897—1915 годы: со времени Первой Всероссийской переписи населения до окончания «мирного» периода жизни Пскова и перевода его на военное положение прифронтового города в связи с созданием Штаба Северного фронта в Пскове для защиты Петрограда в августе 1915 года. Первая Всероссийская перепись 1897 года впервые дала полный и достоверный материал по социальной структуре российской провинции. По времени своего проведения она совпала с завершающим этапом тех волн модернизации, которые испытала Россия со времен Петра I, оказавшись в результате полноправным членом семьи европейских народов. С последних лет XIX века начался отсчет нового периода в истории императорской России, включавший в себя последнюю попытку масштабной модернизации страны, совместившуюся с чередой войн и революций. Ограничение исследование датой 1915 годом связано с тем, что начавшаяся в 1914 году мировая война не сразу сказалась на повседневной жизни провинциального города Пскова. Перемены приобрели масштабный и непредсказуемый характер с того момента, когда в августе 1915 года в городе обосновался Штаб Северного фронта, а сам город Псков превратился фактически в прифронтовой город и форпост защиты Петрограда.

Методология диссертационного исследования.

Методология, послужившая основой для диссертации, строится в рамках культурно-антропологического подхода к изучению истории.

Повседневность как специальная область исторических исследований была обозначена и стала популярна относительно недавно. Безусловно, отдельные элементы повседневности — мода, орудия труда, цены, способы досуга, обычаи и т.п. - изучались давно и не только в исторической науке, но и в этнографии, истории культуры. Описания улиц городов, привычек жителей, ритуалов праздников, домашняя жизнь людей содержатся еще в известных сочинениях М.И. Пыляева и М.М. Забылина, многочисленных воспоминаниях. Однако системный характер, основанный на методологических теориях, такие исследования обрели лишь в последние десятилетия XX века.

В современном понимании история повседневности - это «отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах».8 Данная трактовка соответствует современному уровню отечественной исторической науки, который в значительной степени достигнут за счет творческого усвоения достижений европейской социологии, культурологии, этнографии, антропологических и

8 Пушкарева Н.Л. «История повседневности» и «история частной жизни»: содержание и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник 2004. М., 2005. С. 93. лингвистических исследований. Историки России в последние два десятилетия совершили настоящий методологический рывок, радикально изменив тематику, проблематику исследований, сменив его объекты, цели, достигаемые результаты. В этом состоит как сила, так и слабость современной исторической науки в России. Фрагментарность методологической базы еще значительно сказывается на возможностях исследователей. Однако некоторые новые научные направления уже можно выстроить в достаточно связную логическую методологическую систему. Это касается и набирающей в последнее время силу «историю повседневности».

Общетеоретические и философские источники истории повседневности -феноменология Э. Гуссерля, Г.Г. Шпета, А. Шютца - уже прочно вошли в научный обиход гуманитариев. «Крушение рационализма» обратило взгляд исследователей на «жизненный мир» личности для объяснения исторических процессов. А. Шютц трактует повседневность как продукт взаимоотношений человека с окружающим миром и с другими людьми.9

Собственно исторической основой формирования истории повседневности можно считать школу «Анналов», которая повернула историков к антропологическому подходу в истории, заставила говорить об «истории ментальностей», обратила внимание науки к человеку в истории. Перспективность «антропологического подхода» в изучении истории доказали труды М. Блока, JI. Февра и Ф. Броделя. Ф. Бродель ввел в науку термин «структуры повседневности». Повседневность обрела в трудах Ф. Броделя статус «макроконтекста» прошлого. Ф. Бродель использовал и понятие «каждодневной практики», не возводя его, однако, в специальный термин, а используя лишь как синоним «структуры повседневности». Продолжатель этого направления в России А.Я. Гуревич уже определенно реконструировал

9 См.: Григорьев Л.Г. «Социология повседневности» Альфреда Шютца // Социологические исследования. 1988.№ 2. С. 125. индивидуальную «картину мира» как важнейший объект исторического исследования.

Появление «новой социальности» обусловилось и крупными открытиями в области социологии (Н. Элиас), в результате которых социология перешла от изучения общества и больших социальных групп к более основательному изучению индивида и небольших общностей. Социализация и инкультурация человека в определенной социальной среде получила название «второго (социального) рождения», что также усилило интерес исследователей к поведению людей, к связи социокультурного контекста эпохи и индивидуальной стратегии поведения человека.

Еще одним важнейшим шагом к становлению истории повседневности в социологии стала теория П. Бергера и Т. Лукмана о социальном конструировании. Они первыми поставили вопрос о «языке» социальных коммуникаций, что прямо продвигало исследователей к культуре; повседневности. Реальность повседневной жизни существует как «очевидная и непреодолимая фактичность, не требующая доказательств и проверок своего существования».10 Исследования К. Гирца о символах и знаках культуры, возрождение интереса к семиотике, к школе Ю.М. Лотмана, работы В.Н. Топорова, М.Б. Плюхановой, Б.А. Успенского и др. означали «вклад» культурологии в формирование методологии истории повседневности.

В современной исторической науке «история повседневности» приобрела два направления, которые в определенной степени дополняют друг друга, но их объект и предмет исследований довольно отчетливо различаются.

Германо-итальянская школа истории повседневности (К. Гинзбург, Д. Леви, А. Людтке) пошла по пути «минимизации объекта», справедливо полагая, что реконструкция «жизни незамечательных людей» не менее важна, чем изучение целых социальных групп или выдающихся личностей. В трудах исследователей данного направления превалировал интерес к «малым людям»,

10 Бергер П., Луклшн Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.,1995. С. 66-69. весомо зазвучала культура как метод «понимания» людей и их поступков, носитель «смыслов». Так родилась «новая биографика» Ж. Ревеля, аналогом которой в России стало направление, возглавляемое альманахом «Казус» и историком Ю.Л. Бессмертным. Это направление изучения повседневности обрело самостоятельность под названием «микроистория» и «казусная история» и наибольшее влияние оказало на верификацию современной биографии. Историки этого направления предложили «версии жизни», индивидуальные «школы жизни», системы «жизненного мира», способы социализации и выживания конкретных людей в разные эпохи. Особенно эффективны оказались исследования экстремальных ситуаций и маргинальных личностей или социальных групп.

В силу российской ментальности и традиций исторической науки в нашей стране более широкое распространение получила не германо-итальянская школа «микроистории», а то направление «истории, повседневности», которое берет начало от Ф. Броделя и трудов Ю.М. Лотмана, затем А.Я. Гуревича. Изучение социокультурной повседневности здесь обращено не столько к отдельным людям, сколько к сложным их «сетевым» общностям, которые объединены едиными условиями повседневности, привычками, обычаями, сложившимися стандартами поведения. Так появились исследования поведения заключенных, сумасшедших, жителей одного города, современников краткого временного периода и т.п.11 Развитие броделевского подхода осмыслялось как интегративный метод познания человека в истории, антропологической расшифровки исторического «духа времени». Исследователь ищет ответ на вопрос о том, как индивидуальные реакции на новые ситуации, случайные поступки становятся жизненной привычкой,

11 Каменский А.Б. Повседневность русских городских обывателей. Исторические анекдоты из провинциальной жизни XVIII века. М., 2006; Левина Н.Б., Чистиков А.Н. Обыватель и реформы: картины повседневной жизни горожан. СПб., 2003; Зубкова Е.Ю. Послевоенное советское общество: политика и повседневность. 1945-1953. М., 1999; Утехин И.В. Очерки коммунального быта. М., 2004; Петроград на переломе эпох: город и его жители в годы революции и гражданской войны. СПб.,2000; Коишан JI.B. Город и городская жизнь в России XIX столетия. М., 2008; Файбисович С.Н. Русские новые и неновые. М., 1999 и др. стереотипом поведения определенной социальной группы и, собственно, создают эту группу. Именно в тривиальности обычной жизни зреют новые исторические реалии, меняющие всю жизнь людей. Новое становится традицией, а прежние стереотипы, разрушаясь, превращаются в маргинальное поведение и архаичный выбор жизненной стратегии. При этом объектом исследования становится зачастую компактный регион и небольшой временной отрезок.

Несколько неожиданным результатом этого поворота российской истории к частной жизни людей стал всплеск интереса широкой публики к описанию подробностей быта и обычаев прошлых времен, и вслед за тем появление не только научной, но и популярно-публицистической литературы с описанием «нравов Средневековья», «моды Франции времен Людовика», «викторианской Англии», «императорской России».12 «Занимательное чтение по истории», которое составляло значительный пласт литературы XIX века, имеет " шанс возродиться как побочный продукт «истории повседневности». Важно, однако, различать научную «историю повседневности» и занимательные «описания нравов». Немало современных исследований под рубрикой «повседневная история» сохраняют строгую научность, представляя интерес, как для профессионалов, так и для непосвященного читателя.13 История должна иметь не только сугубо научный результат, но и социокультурый статус. Однако историки данного исследовательского направления всегда подвергаются «искусу описания». На современной стадии формирования новой исторической науки в России «описательные методы» еще востребованы и дают свой научный результат, но необходимость осмысления «описания» повседневности разных общностей, местностей, времен уже стоит в повестке дня. Выделены структуры «описаний», в которое входят такие элементы, как способы

12 См., например, Вострышев М.И. Частная жизнь москвичей из века в век. М., 2007; Фукс Э. История нравов. Смоленск, 2007 и др.

13 Курукин И.В., Никулина Е.А. Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина. М., 2007; Суслина Е.Н. Повседневная жизнь русских щеголей и модниц. М., 2003; Лаврентьева Е.В. Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет. М., 2005 И др. выполнения повседневных правил и норм жизни, способы обращения с предметами и явлениями жизни, «инструментарий» человека в виде окружающих материальных предметов, предпочтений и ценностных ориентаций, новых норм и явлений социальной жизни и др.

Автор придерживается убеждения в перспективности данного направления российской исторической науки и причисляет себя к его приверженцам и ученикам. Перспективность направления демонстрируется тем, что появляются все новые концепции и «малые теории», которые концептуально развивают и методологически оснащают историю повседневности.

Как представляется автору, чрезвычайно перспективной для истории повседневности является «концепция практик», которая сформулирована и активно продвигается в трудах профессора Петербургского Европейского университета В.В. Волкова. Первые его работы, получившие признание и известность, касались «практик силового предпринимательства».14 Уже эти работы, как и докторская диссертация автора, были основаны на концепции «социальных повседневных практик».15

В 2008 году вышла концептуальная работа В.В. Волкова «Теория практик».16 Автор констатировал «прагматический поворот» в социальных науках, предлагал идею «фоновых практик» и значимости социального языка («социолекта» - в других исследованиях) для понимания общества в целом и отдельного индивидуума, тем самым, создавая территорию для междисциплинарных исследований. Новая парадигма социальных наук в последние годы находит признание и в исторических исследованиях. В этом пространстве формировалась «новая культурная история», частично «новая

14 См. Волков В.В. Нормы и ценности нелегальных силовых структур // Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. Т. 2. С. 78—86; Он же. Политэкономия насилия, экономический рост, консолидация государства // Вопросы экономики. 1999. № 10. С. 44-59. Он Dice. Силовое предпринимательство. М., 2002.

15 Волков В.В. О концепции практик в социальных науках // Социологические исследования. 1997. № 6. С. 9-23.

16 Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. СПб., 2008. биографика». Понятие «практик» становится ориентиром антропологических исследований как своего рода компромисс между объективизмом позитивистского и структуралистского подхода и субъективизмом феноменологии. Идея «фоновых практик» создает инструмент «новой культурной истории» и «истории повседневности», позволяющий проследить связь между словом, культурным знаком и конкретным поведением человека. Поскольку поведение человека и социума мотивировано контекстом, понятие «практик» теснейшим образом связано с исторически определенными социокультурными и политическими процессами.

В данной работе понятие «практики» применяется для идентификации устойчивых явлений в повседневном поведении отдельных горожан и всего псковского общества в модернизирующихся условиях существования начала XX века. Модернизационные процессы этого времени ускоряли реконфигурацию практик повседневности, превращая неизвестные прежде явления и непривычные правила поведения в новые традиции и социокультурные нормы. Новые коммуникативные «сети» порождали социальные общности, не похожие на прежние сословные структуры. Современная социология склонна положить в основу социальной структуры не социальный статус человека, а нормы его поведения, практики. Исследование социальности, по утверждению социолога Н.А. Шматко, концентрируется вокруг вопроса, «какие практики должны осуществлять индивиды, чтобы социальные различия между ними производились/ воспроизводились в качестве 18 относительно устоичивои системы».

Для истории повседневности и реконструкции практик повседневности чрезвычайно важны мотивы конкретных поступков, индивидуальные и групповые «жизненные стратегии», исследование которых в формате культурно-антропологического подхода опирается на понятие

17 Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. СПб., 2008. С. 11.

18 Шматко Н.А. Практические и конструируемые социальные группы: деятельностно-активистский подход // Россия — трансформирующееся общество. М., 2001. С. 105. менталъности». Согласно концепции Э. Питца,19 мировосприятие людей меняется в ходе исторического процесса, а значит, исследуя какой-либо ограниченный период в прошлом, необходимо прибегнуть к методу реконструкции, восстанавливая мир представлений российского провинциала начала XX века.

Метод, применяемый в таком исследовании, был апробирован Р. Мандру и

20

Ж. Дюби, которые ввели в науку понятие менталъности. Под ментальностью понимается развивающаяся система взаимосвязаннных образов и представлений различных социальных групп и страт, которой они руководствуются в своем поведении и в которой выражено их представление о мире в целом и об их собственном месте в этом мире. Исследование менталъности различных слоев общества возможно путем применения методов филологического анализа к нарративным текстам. Изучение ментальности и культурно-психологической мотивации поведения не означает отказ от исследования политических событий, но предполагает изменение угла зрения на эти события. Политическое событие представляют интерес для исследователя, как поле индивидуальных реакций «маленького человека», а такое изменение перспективы вызывает иную трактовку политики.

Ментальность человека определенной эпохи ярко проявляется в его языке. Язык является не только важнейшим средством коммуникации, но и маркером социальной принадлежности его носителя. М.М. Бахтин еще в 1920-х годах разработал концепцию социолекта, который он называл социально-идеологическим языком.21 Позднее идеи М.М. Бахтина развил Р. Барт, обозначив социолект термином «тип письма». По мнению Г.К. Косикова, письмо в понимании Р. Барта - это «опредметившаяся в языке идеологическая сетка, которую та или иная группа, класс, социальный институт помещает

19 Питц Э. Исторические структуры (К вопросу о так называемом кризисе методологических основ исторической науки) //Философия и методология истории. М., 1977. С. 168—195.

20 Дюби Ж. Развитие исторических исследований во Франции после 1950 г. // Одиссей. Человек в истории. 1991. М., 1991. С. 52.

21 Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. f 20 между индивидом и действительностью, понуждая его думать в определенных категориях, замечать и оценивать лишь те аспекты действительности, которые

22 эта сетка признает в качестве значимых». Современные исследователи подчеркивают: «природа языковых норм и их социально-культурное значение -феномены не универсальные и вневременные, а исторически сложившиеся и укорененные в конкретных культурных контекстах».23

Таким образом, изучая особенности языка, использовавшегося в различных дискурсах, можно сделать вывод о доминировании тех или иных тенденций в определенном виде коммуникации. Источники начала XX века, повествующие об общественных явлениях, по нашим наблюдениям, содержат несколько видов социолекта: от языка официальных органов власти до радикально-революционного «голоса улиц». Анализ этих языковых пластов позволяет реконструировать (или, по крайней мере, дополнить) картину мира их носителей, что чрезвычайно важно для исследования политической повседневности провинциального города.

Некоторыми аспектами история повседневности сближается с историей культуры и социальной психологией. Культура присутствует в данной работе не как совокупность форм культурной деятельности, а как смыслополагание человека определенной эпохи. Методологически необходимо проследить работу механизмов культуры в процессе, как эволюционного созидания, так и революционного разрушения.

Продуктивным является использование в историческом исследовании понятия «мир жизни», введенного в научный оборот Э. Гуссерлем и использованного историком К. Гирке.24 Под «миром жизни» понимают базовые константы современной человеческой жизни — обеспечение существования, пища, жилище, социальные отношения, ценности и миропонимание. Нетрудно

22 Косиков Г.К. Ролан Барт - семиолог, литературовед // Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 15.

23 Левинсон К.А. «Устранение необоснованного многообразия»: нормирование письменности в Германии XIX в. и его общественный контекст // Одиссей. Человек в истории. 2006. М., 2006. С. 221.

24 Goehrke С. Russischer Alltag. Eine Geschichte in neun Zeitbildern vom Fruhmittelalter bis zur Gegenwart. Bd. 2. Auf dem Wcg in die Modeme. Zurich: Chronos Verlag. 2003. заметить, что понятие «мир жизни» описывается целым рядом других терминов (структура, ментальность, событие, культура), создавая концептуальную парадигму исторического исследования.

Таким образом, решение поставленных задач на данном историческом материале представляется логичным в рамках истории повседневности в современном ее понимании как синтеза целого ряда гуманитарных теорий и концепций. Важно отметить, что современный уровень исторической науки в России уже демонстрирует исследовательские результаты применения данной методологии в работах таких историков, как О.Е. Кошелева, Н. Коллманн, А.Б. Каменский, М.М. Кром, A.JI. Юрганов, И.В. Нарский, JI.B. Кошман и др. При этом существует определенный диапазон взглядов на повседневность, поскольку многие позиции еще находятся в стадии дискуссий. Автор в целом поддерживает определение повседневности, которое дается в диссертационной работе О.Е. Кошелевой: «Под повседневностью понимается сфера бытовых; социальных действий, понятий и интересов простых горожан».25 Такой подход имеет основания при анализе повседневности традиционного общества, однако общество модернизирующееся привносит в повседневность новые аспекты. Правомерным, поэтому, представляется уточнения других исследователей, которые включают в сферу повседневности, в том числе политическое

26 поведение индивидов и социальных групп. Ведь повседневность не ограничивается материальными достижениями цивилизации и поведением человека в социуме. Стоящая перед нами задача «постижения города как целостного социально-культурного организма»27 предполагает исследование форм его культурной жизни, способов коммуникации горожан, их социально-политических представлений и форм политической активности. Политика в

25 Кошелева О.Е. Повседневность Петербурга Петровского времени. Автореф. Дисс. . докт. ист. наук. М., 2006. С. 1.

26 Людтке А. Что такое история повседневности? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник, 1998/99. М., 1999. С. 77-81; Кром М.М. Повседневность как предмет исторического исследования // История повседневности. СПб., 2003. С. 12-14.

27 Анциферов Н.П. Пути постижения города как социального организма: Опыт комплексного подхода. Л., 1925. данном исследовании понимается не как набор политических программ, партийного выбора или участия в органах власти, а как рефлексия городского и сельского жителя на предлагаемые политические действия.

Историография темы данного диссертационного исследования отчетливо делится на три тематических группы: 1) изучение модернизационных процессов в российском обществе в начале XX века; 2) изучение истории города Пскова начала XX века в краеведческой литературе; 3) исследование повседневной жизни русской провинции в формате современного дискурса истории повседневности.

Современные позиции и оценки по проблеме российской модернизации изложены в ряде крупных работ академического уровня по истории модернизации в России, которые представлены как политическим, так и социокультурным дискурсом понимания проблемы. Это, прежде всего работы М.В. Михайлова, В.В. Шелохаева, Б.Н. Миронова, К. Гирке, С. Бэдкока и др.

Современные оценки модернизации имеют глубокие исследовательские корни. Первые исследования по трансформации русского общества во второй половине XIX - начале XX века появились в трудах современников этих процессов как рефлексия непосредственных участников событий. Чаще всего авторами выступали политические и общественные деятели и публицисты. С точки зрения современного состояния историографии эти работы носят двойственный характер. Представляя собой первоначальное осмысление событий их участниками, для современных исследований они в большей степени ценны тем, что дают уникальный информационный материал, нередко невосполнимый другими источниками.28

Историографическая ценность этих начальных исследований усиливается тем, что в последующие десятилетия в советской историографии господствовала единственная концепция тотального кризиса России «в эпоху империализма» и неизбежности революции, которая не допускала мысли о

28 Нейдинг И.И. Медицинские общества в России. М., 1897; Чарнолускгт В.И. Частная инициатива в деле народного образования. СПб., 1910. возможности «модернизации» России. Некоторые проблемы модернизации как «ограниченного реформаторства» освещались как альтернатива революции. Тем не менее, в советское время было создано немало работ, блистательных в своей тщательной проработке имеющихся источников, уникальных по масштабам исследовательского взгляда. Однако методология марксистского подхода к реформам неизменно приводила авторов к выводу о неизбежности краха любых модернизационных реформ. Классическим образцом такого рода работ можно считать академическое исследование П.А. Зайончковского «Российское самодержавие в конце XIX столетия» (1970). Хотя объектами исследования советских историков были, как правило, политика, экономика, классы и революционная борьба, в немногочисленных исследованиях была представлена и интеллигенция, и общественные движения. Однако повседневность оставалась практически исключенной из «серьезных» исследований, поскольку считалась признаком «популярной» литературы. В* советской историографии изучались лишь те аспекты повседневности, которые относились к материальной действительности, т.е. к экономике. Так, в рамках изучения формирования всероссийского рынка изучались цены на основные

30 продовольственные товары.

Принципиально новый этап в историографии истории России начала XX века начался в 1990-е годы, когда появились десятки работ, в которых анализировалась сословная структура, общественные организации, политическая деятельность в России начала века. В формирующуюся научную гуманитарную мысль демократической России буквально ворвались переводами и в оригинале европейские и американские школы социологии, политологии, философии, антропологических и феноменологических

29 Степанский А.Д. История общественных организаций дореволюционной России. М., 1979; Он же. Самодержавие и общественные организации на рубеже ХГХ-ХХ вв. М., 1980; Он же. Общественные организации России на рубеже ХГХ-ХХ вв. М., 1982. Ерман JI.K. Интеллигенция в первой русской революции. М., 1966; В.И. Ленин и русская общественно-политическая мысль XIX - начала XX вв. М., 1969 и др.

30 Ковалъченко И.Д., Милое JI.B. Всероссийский аграрный рынок в XVIII- начале XX вв. М., 1974; Миронов Б.Н. Хлебные цены в России в XVIII-XIX вв. JL, 1985. исследований. Были возвращены в научное поле находившиеся в забвении отечественные школы семиотики, феноменологии, культурологии, антропологии, краеведения, что и определило высокую историографическую разработанность проблемы модернизации в современной исторической литературе.

Современные исследования по проблемам повседневности опираются, в том числе и на труды краеведов. Из наиболее основательных краеведческих работ о Пскове следует отметить коллективный труд «Псков: Очерки истории» (1990), где раздел о губернском периоде в истории города был написан Г.М. Дейчем. Для своего времени эта работа была новаторской по своей адресованности к концепции «исторического краеведения». К тому же этот труд насыщен фактическим материалом, далеко не всегда восполняемым другими документальными источниками. Так, авторы этого труда проанализировали состав населения Пскова по переписи 1897 года, привели' факты внешнего облика города, включили материалы о деятельности некоторых городских культурно-просветительских обществ. Однако целый ряд ключевых проблем истории провинциального города был лишь упомянут, но не поставлен. Ни слова не говорилось об экономическом положении горожан в начале XX века, помимо дежурных фраз о «разрухе в тылу» в годы Первой

О | мировой войны. В работе не упоминалось о функционировании судебной системы, которая была представлена окружными судами, системой присяжных заседателей, хотя их деятельность не могла не вызывать общественного резонанса. Авторы совершенно обошли вниманием повседневную жизнь горожан, город представал практически «безлюдным».

В рамках краеведческого дискурса истории Пскова начала XX века, к сожалению, нет работ, написанных полностью в формате той краеведческой школы «исторического краеведения», которую создали в 1920-е годы И.М. Гревс, Н.П. Анциферов и Н.К. Пиксанов. Выработанный этими учеными

31 Псков: Очерк истории. Л., 1990 . С. 171. целостный взгляд на городскую среду мог бы оказаться весьма плодотворным для решения проблемы города как генератора культурных ценностей и новых поведенческих практик, диалога традиционности и новаций в жизни городского социума. Рассмотрение города Пскова как цельной системы социальных, культурных, экономических, информационных ' коммуникаций, «одушевленных» повседневной жизнью горожан, остается насущной задачей краеведческого направления исследований.

Традиционно-описательную краеведческую направленность сохраняют и современные книги о городе и статьи в краеведческом журнале «Псков».32 Серьезная заявка на комплексное изучение истории Пскова в контексте общероссийской истории была сделана на международной конференции, посвященной 1100-летию Пскова.33 Однако многие статьи в этом двухтомнике также носят отчетливо выраженный краеведческий характер, и актуальные проблемы истории повседневности были скорее названы, нежели подверглись сколько-нибудь масштабному анализу.

Появление исследовательских работ по истории Пскова в контексте общероссийской истории можно считать в этой ситуации важным шагом к становлению, в том числе истории повседневности. Из работ, специально посвященных истории Псковской губернии начала XX века, следует выделить диссертацию С.Г. Петрова «Общественно-политическая жизнь Псковской губернии и выборы в I Государственную думу», защищенную в 2006 году. Эта работа выполнена в русле политической истории и посвящена проблеме выборов в Государственную Думу на региональном уровне, а объект ее исследования - общественно-политическая жизнь в Псковской губернии в 1905-1906 годы.34 В 2007 году вышла работа Н.В. и М.Н.Никитенко «Выборные люди» от земли Псковской, представляющая собой сборник

32 Псковский край в истории России. Псков, 1994; Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал. 1994-2008. №№ 1-29.

33 Псков в российской и европейской истории. В 2 т. М., 2003. Т. 1-2.

34 Петров С.Г. Общественно-политическая жизнь в Псковской губернии и выборы в I Государственную думу. Автореф. дисс. . канд. ист. наук. СПб., 2006. материала, касающегося биографии депутатов, в том числе, Государственной думы начала XX века от Псковской губернии. Проблема участия и реакции населения на общероссийское политическое событие авторами не затрагивается.35

Необходимо отметить, диссертацию Дитрих И. И. «Псковское губернское земство. 1905 -1914 гг.», защищенную в 2007 году, в которой был произведен комплексный анализ ведущих направлений деятельности Псковского губернского земства, с целью лучшего понимания роли и места органов самоуправления в экономической и социально-культурной жизни Российской

36 империи начала XX века.

Таким образом, несмотря на обилие конкретно-исторических исследований, посвященных городу Пскову и губернии в начале XX века, картины повседневной жизни историками до сих пор не создано, за исключением отдельных фрагментов о быте и нравах горожан. Полностью отсутствуют работы по исторической психологии населения Псковской губернии. Наконец, нет работ, где думские выборы рассматривались бы не с точки зрения конечного политического результата, а с точки зрения поведения избирателей, их отношения к самому факту выборов в высшие органы власти в монархической России.

Развитие отечественной исторической науки в последние десятилетия позволяет выделить в качестве отдельного дискурса и работы по истории повседневности. Интересующее нас в наибольшей степени направление исследований - повседневная жизнь русской провинции конца XIX-начала XX веков — представлена большей частью литературой последних лет. Одной из первых теоретических работ на русском языке стала книга Н.Н. Козловой, в которой автор сделала попытку соотнести социальные знания с повседневными значениями. «Повседневность, - говорит автор, - это пространство, в котором

35 Никитенко Н.В., Никитенко М.В. «Выборные люди» от Земли Псковской. Псков, 2007

36 Дитрих И.И. Псковское губернское земство в 1905-1914 гг. Автореф. дисс. канд. ист. наук. СПб., 2007. разворачивается история».37 Конкретно-исторические исследования повседневности во многом определяли развитие социальной истории. В статье В.М. Бухараева изучается картина мира мещан в русских провинциальных городах конца XIX — начала XX века. Автор приходит к выводу, что накануне Российской революции 1905—1907 годов мещанин все еще продолжал надеяться

38 на патерналистское государство.

Новации в настроениях крестьянства в годы Первой мировой войны и изменения в правительственной пропаганде анализируются в статье О.С. Поршневой. Автор анализирует практику сухого закона в деревне и меры, которые должны были отвлечь крестьян от пьянства, в том числе кинематографические сеансы.39 Этому же периоду в повседневной жизни русских крестьян посвящена книга В.Б. Безгина. Несмотря на обширный исследованный материал, автор отстранился от анализа новаций в жизни деревни и, например, в обширном параграфе об отношении крестьян к власти в его книге нет ни слова о выборах в Государственную думу в начале XX века. Поэтому и вывод автора традиционен и, как представляется, поверхностен: «обыденное восприятие крестьянами верховной власти определялось православным сознанием и патернализмом».40

Исследования повседневности по определению должны быть полидисциплинарными, и большое теоретическое значение для данного научного направления имел выход книги H.JI. Чулковой 41 Автор подчеркивает тесную и органичную связь повседневности и истории и определяющую роль языка в повседневной жизни. Повседневность в книге понимается как особого

37 Козлова Н.Н. Повседневность и социальное изменение. М., 1992.

38 Бухараев В.М. Провинциальный обыватель в конце XIX - начале XX вв.: между старым и новым // Социальная история. Ежегодник. 2000. М., 2000. С. 19-33.

39 Поршиева О.С. Социальное поведение российского крестьянства в годы Первой мировой войны // Социальная история. Ежегодник. 2000. М., 2000. С. 57-65.

40 Безгин В.Б. Крестьянская повседневность (традиции конца XIX — начала XX вв.) М.; Тамбов, 2004. С. 127-141,299.

41 Чулкова Н.Л. Мир повседневности в языковом сознании русских: лингво-культурологическое описание. М., 2004. рода семиотическая система, а язык культуры повседневности сравнивается с другими знаковыми системами той же национальной культуры.

Важный вклад в изучение повседневности внесли работы H.JI. Пушкаревой,42 послужившие основой для данного диссертационного исследования, которая считает, что история повседневности - это отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных, политико-событийных, этнических и конфессиональных контекстах.43 В центре внимания истории повседневности - реальность, которая интерпретируется людьми и имеет для них субъективную значимость в качестве цельного жизненного мира, комплексное исследование этой реальности (жизненного мира) людей разных социальных слоев, их поведения и эмоциональных реакций на события.44

Автор подходит к феномену повседневности широко, используя достижения самых разных направлений современной исторической науки. Так, научный подход к изучению «частной жизни» представляет собой, по мнению автора, «конструирование целого "окна"». Это «окно» представляет собой механизм рассмотрения того, как люди оценивают свою жизнь, самих себя, свой внутренний мир».45 Обычно, считает автор, в центре внимания истории повседневности находится комплексное исследование двух сторон исторической действительности: как повторяющегося, нормального, привычного, так и необычного.

Однако само по себе наличие традиционных структур, стандартных ситуаций и обыденных явлений еще не означает неизменности форм

42 Пушкарева H.JI. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — начало XIX вв.) М., 1997; Пушкарева H.JI. «История повседневности» и «история частной жизни»: содержание и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник 2004. М., 2004. С. 94-112; Пушкарева H.JI. История повседневности: предмет и методы // Социальная история. Ежегодник 2007. М., 2007. С. 2445.

43 Пушкарева H.JI. Предмет и методы изучения истории повседневности // Этнографическое обозрение. 2004. № 5. С. 7

44 Пушкарева H.JI. История повседневности: предмет и методы // Социальная история. Ежегодник 2007. М., 2008. С. 25

45 Пушкарева H.JI. «История повседневности» и «история частной жизни»: содержание и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник 2004. М., 2005. С. 93. жизненного мира. Традиции и стандарты не только конструируют стиль и образ жизни, его компоненты и изменения у представителей разных социальных слоев, но и включают в себя эмоциональные реакции на жизненные события и мотивы поведения.

История повседневности, однако, часто неправомерно сближается с историей быта как предметом этнографических описаний. Н.Л. Пушкарева усматривает главное отличие между этнографическими исследованиями быта и изучением повседневности в понимании значимости событийной истории. Она считает, что микроисторика повседневности, который стремится показать многообразие индивидуальных реакций на череду политических событий, интересует как раз влияние общественно-значимых событий на изменения в частной, бытовой жизни.

Историка повседневности - в отличие от историков в чистом виде и этнографов — интересует все: и история быта, и событийная история (влияние тех или иных событий на повседневный быт людей), и история казусов, и история ментальностей и ментальных стереотипов, то есть историческая

46 психология, а вместе с ней - история личных переживании человека». Повседневность не сводится к быту, в том числе, и потому, что именно в обыденности появляются ситуации, порождающие экспериментирование: человек решается на необычный поступок или остается конформным, пробует новое или уклоняется от него. Взаимоотношения повседневности и «большой» истории гибки и диалектичны: некоторые события замечаются, поскольку влекут за собой изменения в строе жизни людей разных социальных страт; другие события, несмотря на все идеологические потуги, оказываются

47 пр оходными».

Большое значение для темы данного диссертационного исследования имел выход в 2006 году коллективной монографии о повседневной жизни уральского

46 Пушкарева Н.Л. «История повседневности» и «история частной жизни»: содержание и соотношение понятий // Социальная история. Ежегодник 2004. М., 2005. С. 96-97.

47 Пушкарева Н.Л. История повседневности: предмет и методы // Социальная история. Ежегодник 2007. М., 2008. С. 34-35. города. Авторы исследовали городскую жизнь Урала на протяжении длительного отрезка времени (XVIII — начало XX века), сделав при этом множество точных наблюдений, относящихся к изучаемому периоду. Так, они отмечают сохранение значения религии, подчеркивая, что «вера вполне уживалась как с ростом рациональности и повышением уровня образования,

- 48 так и с проникновением в городскую среду революционных настроении».

В том же 2006 году крупным событием в изучении истории повседневности стал выход сборника научных трудов в Саратове.49 Сборник насыщен как теоретико-методологическими, так и конкретно-историческими работами. Так, в статье И.Л. Честнова ставится проблема исследования повседневности путем синхронного изучения микро- и макроявлений социальной жизни. В статье Д.Е. Луконина изучаются кружки как форма организации досуга русской художественной интеллигенции. Автор делает вывод, что чаще всего такие формы организации досуга, как кружок, салон и вечер совмещались в одной группе «регулярного, организованного и целеустремленного характера, которая имела вполне определенные художественные задачи и чья деятельность была направлена на их реализацию».50

И.А. Голыдьбина проанализировала способы репрезентации праздника в жизни провинциального города на примере Саратова. С ее точки зрения, городской юбилей, отмеченный в 1891 году, отвечал всем параметрам государственного торжества, к числу элементов которого относилась и «праздничная церковная служба, которая совершалась вне религиозного календаря». В статье Н.А. Колосовой исследовано пространство ресторана, где автор выделяет две зоны: гастрономии и рекреации, отмечая, что в начале XX

48 Миненко Н.Л., Апкаршюва Е.Ю., Голикова С.В. Повседневная жизнь уральского города в XVIII -начале XX вв. М„ 2006. С. 381.

49 Городская повседневность в России и на Западе: Межвуз. сб. научн. тр. Саратов, 2006.

50 Честное И.Л. Повседневность как теоретико-методологическая проблема историко-юридической науки // Городская повседневность в России и на Западе. Саратов, 2006. С. 3-8; Луконина Д.Е. Кружки как форма организации досуга русской художественной интеллигенции // Там же. С. 79-109. века ресторан стал культовым местом для административной, экономической и художественной элиты города.51

Историографический обзор показывает, что, несмотря на то, что история повседневности является бурно развивающимся направлением исторической науки, история Пскова губернского периода в данном аспекте не изучалась. Между тем, изучение повседневной жизни губернского Пскова способно пролить свет на многие важные проблемы истории России этого времени. Такие проблемы, как ментальность горожан и крестьян Псковского уезда, их отношение к внутренней и внешней политике страны, позволят не только выявить образ российского провинциала начала XX века, его восприятие мира и своего места в нем, но и точнее описать социально-политическое состояние российского общества.

Источники диссертационного исследования.

Отбор источников для данного исследования производился в соответствии с поставленными целями и задачами. Источниковая база предлагаемой темы многообразна и решение задач работы достигается путем анализа нескольких сопряженных групп источников.

Наиболее общие проблемы трансформации провинциального мира представлены в делопроизводственных материалах, хранящихся в фондах Государственного архива Псковской области (ГАПО), таких как: Ф. 20. Канцелярия Псковского губернатора, Ф. 11. Псковская городская дума, Ф. 116. Псковская городская управа, Ф. 23. Псковский губернский статистический комитет и др. К числу документов официального происхождения относятся законодательные документы, связанные с выборами в Государственную Думу в Пскове и Псковском уезде. Они большей частью находятся в фонде Псковской уездной комиссии по делам о выборах в Государственную Думу ГАПО. Для анализа политических событий и политического поведения жителей

51 Голыдьбина И.А. Праздник в жизни города: Празднование 300-летия Саратова // Городская повседневность. С. 180-187; Колосова Н.А. Пространство ресторана в культуре русского города // Там же. С. 188-200.

Пскова и его окрестностей использованы документы фонда Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и опубликованные источники из фондов ГАПО.52

Статистические источники послужили основой для демографической характеристики сословных групп и для анализа динамики материальных условий жизни в начале XX века. Использованы, прежде всего, материалы Первой всероссийской переписи 1897 года, а также данные местной статистики, краеведческих сборников, адресных книг и материалов земской статистики, что позволило установить динамику демографии. Материалы по городу Пскову Первой всероссийской переписи 1897 года были систематизированы и опубликованы спустя пять лет после ее проведения, и являются наиболее репрезентативным информативным источником о структуре населения.53 В данном случае уже сам факт общероссийской переписи демонстрирует ее значимость как источника, характерного для новейшего времени: Первая тетрадь материалов Всероссийской переписи 1897 года по Псковской губернии была напечатана в 1902 году, вторая и последняя - в 1903 году.

Материалы переписи отражают сложность методики новой статистики. Учитывались три категории населения: наличное, постоянное и приписное, при этом сохранялись названия прежних сословий, что показывает нелепое на первый взгляд присутствие «крестьян» в составе населения города. Программа переписи включала такие важные для темы данного диссертационного исследования вопросы, как семейное положение, сословие, состояние или звание человека, вероисповедание, грамотность и образование, род занятий. Материальные условия существования жителей города Пскова и уезда изучаются по сводкам данных земской статистики о ценах, архивным материалам органов городского управления, а также по материалам местной

52 Революционное движение в Псковской губернии в 1905-1907 гг. Псков, 1956; ГАРФ. Ф. 124. Уголовное отделение Первого департамента Министерства Юстиции. Оп. 51.

53 Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Т. 34. Псковская губерния. Тетрадь 1,2. СПб., 1902, 1903. периодической печати о развитии и совершенствовании городского хозяйства и быта.

Достаточно хорошо представлена и местная статистика, поскольку в Пскове сложился сильный коллектив земских статистиков. Ежегодно выходили «Памятные книжки Псковской губернии», различные статистические сборники по землевладению, урожайности, торговле, миграциям населения, развитию школьного дела в губернии. Свои отчеты печатали губернское земское собрание, земское собрание Псковского уезда, псковская городская управа.54 Местные организации просвещения и образования также выпускали обзоры своей деятельности; библиотека и музей печатали каталоги своих фондов.

Вторую большую группу источников составляют документы, в основе происхождения которых лежит деятельность городских организаций, созданных самими горожанами, что было новым явлением в документальном наследии начала XX века.55 Эти документы демонстрируют уровень самоопределения разных групп городского социума, очерчивают круг их интересов и общественных возможностей. Данная группа документов наиболее репрезентативна для изучения социальных и культурных практик повседневности. Сложившиеся комплексы документов имеет Археологическое общество Пскова, городские гимназии, общественная городская библиотека, музей Археологического общества.

Система общественной коммуникации исследуется на основе целого комплекса источников — по архивным материалам и материалам периодики, мемуарным свидетельствам, уставам общественных объединений, объявлениям и отчетам об их деятельности. Но главным источником здесь (как

54 Обзоры Псковской губернии за 1897 - 1901 годы. Псков. 1898-1901; Памятные книжки Псковской губернии на 1897-1914 годы. Псков, 1897-1913; Псковская губерния (Свод данных оценочно-статистического исследования). Псков, 1912. Статистические обзоры Псковской губернии за 1901— 1910 годы. Псков, 1901-1911 и др.

55 ГАПО. Ф.1. Псковская частная прогимназия Сафоновой (бывшая Александровой); Ф. 300. Частная женская гимназия М.И. Агаповой в Пскове; Псковская городская общественная библиотека. Годовой отчет за 1901 г. Псков, 1903; Устав псковского общества любителей музыкально-драматического искусства. Псков, 1893 и т.п. и во всей России в целом) выступает периодическая печать в ее наиболее динамичной форме газеты. Местная периодическая печать является первоклассным публицистическим источником, сочетавшим в себе как информативность, так и репрезентативный срез общественных настроений. В городе Пскове в начале XX века в течение продолжительного времени (десяти и более лет) выходили шесть массовых газет: «Псковские губернские ведомости», «Псковский городской листок», «Вестник Псковского губернского земства», «Псковский голос», «Псковская жизнь», «Псковские епархиальные ведомости». Другие местные газеты выходили несколько лет или менее года и заметного влияния на общественную атмосферу в городе не оказали. В целом во время исследования были использованы материалы 16 периодических изданий, выходивших в городе Пскове в начале XX века.

Главная официальная газета города — «Псковские губернские ведомости» (ПГВ) являлась долгожителем в информационном пространстве города (1838— 1917 годы) и представляла собой классический официоз. В своей официальной части она была насыщена правительственными распоряжениями и сведениями о служебных перемещениях чиновников. А неофициальная часть ПГВ заполнялась разнообразными материалами по истории Пскова и губернии, которые также содержали идеологическую направленность. По своему предназначению и структуре подачи материала с «Псковскими губернскими ведомостями» сходны «Псковские епархиальные ведомости» (1894-1917 годы), издававшиеся, соответственно, Псковским епархиальным управлением. Официальный характер этих изданий позволяет использовать ряд материалов для характеристики способов репрезентации власти и их восприятия обществом, хотя и затрудняет их использование для реконструкции повседневной жизни.

В конце XIX века в городе Пскове, как и в других регионах России, впервые возникли газеты общественной направленности, которые издавались либо общественными организациями, либо частными лицами. В 1881-1906 годы в городе издавался «Псковский городской листок». Это была первая частная газета в Пскове, издателем которой был помощник врачебного инспектора губернии К.А. Раух. Насыщенный неофициальными новостями, «Псковский городской листок» является важным источником по истории повседневной жизни города и губернии. Самой популярной партийной газетой Пскова был «Псковский голос» - печатный орган губернского отделения партии кадетов. Его издатель Д.Д. Поддубский завоевывал популярность своему изданию приемами желтой бульварной прессы, из-за чего тираж газеты несколько раз конфисковывался, а сам Д.Д. Поддубский привлекался к суду и наказывался арестом.

В 1907-1917 годы в Пскове выходила газета «Псковская жизнь», издатели которой исповедовали довольно демократические идеи. Специализируясь на бытописательстве, авторы корреспонденций в «Псковской жизни» делали акцент на «чаяниях народа», и статьи газеты слишком часто отдают неконкретностью и отстранением от реальности. Однако с точки зрения реконструкции повседневной жизни города и уезда, «Псковская жизнь» является самым информативным местным периодическим изданием.

Специфическим печатным органом была газета «Вестник Псковского губернского земства». Будучи официальным изданием земских органов самоуправления, «Вестник» сочетал политические статьи, официальную информацию о деятельности земства и практические рекомендации по занятию сельским хозяйством. Вместе с тем, в годы Первой мировой войны «Вестник» публиковал правительственные распоряжения о ценах на товары первой необходимости. На его же страницах был опубликован уникальный источник личного происхождения — «Дневник крестьянина».

Внимание историков повседневности особенно привлекают источники личного происхождения и массовые источники местного уровня. Новизну структуры источников начала XX века отражает значительное количество документов личного происхождения: дневники, письма, воспоминания, разного рода личные свидетельства современников, к которым отнесены и письменные жалобы горожан, носившие массовый характер во время освоения ими новой политической деятельности — выборов в Государственную думу, и в связи с нововведениями в городском хозяйстве. В данной работе привлечены воспоминания псковского губернатора (1900-1903) князя Б.А. Васильчикова, актрисы Е.П. Корчагиной-Александровской, игравшей на псковской сцене более семи лет (1896—1903), писательницы А. Алтаева, дочери режиссера Псковского общества любителей музыкально-драматического искусства В.Д. Рокотова. Также воспоминания выпускников Псковской мужской гимназии 1910-1917 годов, среди которых было немало известных людей, оставивших сведения о своем псковском периоде жизни и о времени учебы в гимназии: писатель В.А. Каверин, академики И. Кикоин и А. Летавет, эпидемиолог Л. Зильбер. Чрезвычайно важный материал содержится в личной переписке и личных документах известного псковского краеведа и общественного деятеля Н.Ф. Окулич-Казарина.56 Псковичам он известен как автор первого «Спутника по древнему Пскову» (1911), до сих пор непревзойденному справочнику по псковской старине. Он возглавлял Археологическое общество города Пскова, был создателем городского музея, археологической карты города, вел обширную переписку с известными деятелями культуры своего времени. Среди значительной группы замечательных исследователей истории Пскова XIX — начала XX века (Н.С. Ильинский, А.С. Князев, И.Ф. Годовиков, И.И. Василев, Ф.А. Ушаков и др.) только труды Н.Ф. Окулич-Казарина частично сохранились в научном обращении. Другие же давно стали библиографической редкостью.

Разумеется, документы личного происхождения обладают разной источниковой ценностью и достоверностью, поскольку освещают лишь те события и явления, которые непосредственно волновали автора. Как пишет А.Г. Тартаковский, в воспоминаниях осуществляется «обдуманное воссоздание действительно прошедших событий в свете знания их ближайших и

56 Псковский краевед Н.Ф. Окулич-Казарин: письма, документы, статьи. Псков, 2001. en отдаленных последствий». Так мемуары князя Б.А. Васильчикова в большей своей части посвящены его службе за пределами Пскова. Автор полагает, что псковский период в его жизни был малозначащим и демонстрирует отстраненный взгляд на прошлое время.58 Воспоминания выпускников Псковской мужской гимназии посвящены «веселому времени» их учебы в гимназии и жизни в Пскове в начале XX века.59

Огромный интерес с точки зрения заявленной тематики повседневной жизни представляет уникальный документ личного происхождения, который впервые предлагается автором для исследовательского анализа, поскольку до сих пор не попадал в поле зрения историков. Это обширные записи дневникового характера, сопровождаемые размышлениями и оценками текущих событий, опубликованные в выпусках «Вестника Псковского губернского земства» с 1910 по 1916 годы.60 Он носит произвольно данное название «Дневник крестьянина», хотя по своему типу сочетает повременные записи с размышлениями автора, крестьянина П.С. Голубева. Этот документ тем более парадоксален, что публиковался в газете из номера в номер, словно и был предназначен для обнародования. Между тем, стандартный дневник, по определению Ю.М. Лотмана автокоммуникативен, т. к. «субъект передает сообщение самому себе». В момент ведения дневник рассчитан, главным образом, на внутренние нужды автора и не предназначается им к прижизненному обнародованию».61 H.JI. Пушкарева называет дневники ego-документами, поскольку они фиксируют личные переживания и пристрастия.62 Дневник П.С. Голубева — явление уникальное, нацеленное на коммуникацию и отклик, и автор, составляя текст, видимо, изначально рассчитывал на

57 Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика XVIII — первой половины XIX вв. М., 1991. С. 12.

58 Васшьчиков Б.А. Воспоминания. Псков, 2003

59 В начале жизни школу помню я.Лев Зильбер, Вениамин Каверин, Август Летавет, Николай Нейгауз, Юрий Тынянов о времени и о себе. М., 2003.

60 Вестник Псковского ^бернского земства. 1910-1916.

61 Лопишн Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Труды по знаковым системам. Тарту, 1973. Т. 6. С. 238.

62 Пушкарева Н.Л. «История повседневности» и «История частной жизни» // Социальная история. Ежегодник 2004. М., 2005. С. 107. публикацию. Автор, адресуясь к читателям своего «Дневника», помещает на его страницах практические агротехнические рекомендации, рекламирует в 1912 году ведение хуторского хозяйства, а в 1916 кооперативное движения, в котором он играл активную роль, рассказывает о собственном опыте создания местного потребительского общества (общественной лавки). Само стремление автора «Дневника» к широкому общению, его ожидание отклика свидетельствует о новых социальных тенденциях начала XX века. Личные переживания автора прорываются лишь в виде эмоционального осуждения диких нравов односельчан, но и в данном случае автор рассчитывал на поддержку читателей, на общественную реакцию. Расчет автора дневника на восприятие современников можно оценить как усиление коммуникационных устремлений автора и его расчет скорее на современников, чем на потомков. В данном исследовании материалы дневника привлекаются для изучения форм коммуникации и способов распространения информации в крестьянском социуме начала XX века.

Перечисленные источники составляют репрезентативную основу для исследования основных явлений в повседневной жизни Пскова и его ближайшей округи. Усиленное внимание к личности жителя российской провинции обусловило повышенный интерес к источникам личного происхождения. Методика работы автора с источниками основана на архивоведческой и источниковедческой школе Историко-архивного института РГГУ и лежит в русле принципов, изложенных в работах О.М. Медушевской и

-л

М.Ф. Румянцевой.

Структура исследования

В соответствии с поставленной целью диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка использованных источников и литературы, Приложения. Введение диссертации содержит анализ актуальности заявленной проблемы, уровень ее историографической оснащенности, обзор имеющейся

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Николас, Мария Викторовна

Результаты исследования деятельности и положения дворян в городе. Пскове привели нас к выводам об их несколько иной роли в общественной жизни губернского города, нежели в столицах. Конечно, и в Пскове позиции дворян к началу XX века ослабли. Но, вместе с тем, мы наблюдаем активность представителей дворянства буквально во всех значимых сферах жизни общества. Особенно важную роль дворяне играли в организации земского движения: подавляющее большинство (29-30 человек из 33 гласных) в Псковском губернском земском собрании в 1905-1914 годах принадлежало потомственным дворянам,182 а так же в возникшей практике выборов в Государственную думу. Конечно, в силу малочисленности дворянства оно не может рассматриваться как полноправный участник рынка труда, но оно занимало уникальное место в общественной иерархии в силу своего более высокого образовательного и сословного статуса, традиционного авторитета

180 Подсчитано автором по: Первая всеобщая перепись населения Российской империи, 1897 г. Т. 34. Псковская губерния. Тетрадь 2. Псков, 1903. С. 24—27.

181 Псковская жизнь. 1914. 6 февраля.

182 Дитрих И.И. Псковское губернское земство в 1905-1914 гг. Автореф. дисс. . канд. ист. наук. СПб., 2007. С. 14 среди других сословий. В этом отношении провинциальное дворянство, повидимому, сохраняло более значительное влияние в обществе, нежели это было в чиновничьих столицах. А поскольку большинство проживающих в городе Пскове дворян не могли похвастаться сверхвысокими доходами, они также пополняли средние слои горожан, претендуя, однако, на роль лидеров.

На границе дворянства и мещанства располагалась социальная группа интеллигенции, которая не была отражена в официальной статистике. Тем не менее, следы ее деятельности становятся все заметнее в начале XX века.

Интеллигенция из обедневших дворян и образованного мещанства контролировала такую важную сферу нового времени, как просвещение и культура. Обстоятельством, суживающим область деятельности псковской интеллигенции, было отсутствие в городе высших учебных заведений. По этой причине наиболее активные и образованные круги местной интеллигенции концентрировались вокруг двух центров. Во-первых, вокруг Археологического. общества с его библиотекой, музеем, общероссийскими связями, научной работой, выставками и изданиями книг по истории края. Во-вторых, активным центром интеллигенции оказался псковский статистический комитет, который сформировался во время проведения Всероссийской переписи 1897 года. Здесь зародились многие общественные начинания местного значения: движение вспомоществования учащимся и учителям начальных школ; сбор средств на открытие общественной библиотеки в городе и др.

Именно среди статистиков нашлись члены группы содействия нелегальной социал-демократической газете «Искра» в 1900 году: П.А.

Красиков, А.Г. Бутковский, О.Н. Бутковская, A.M. Стопани, П.Ф. Кудели, В.Н. 1

Соколов, H.JI. Сергиевский. При содействии статистиков в городе Пскове с 26 апреля по 30 июля 1906 года печаталась большевистская газета «Пчела».

Устойчивость сословного подхода, которая отражена в статистических материалах, породила такое нелепое явление, как городские «крестьяне». Но

183 Капистратова Г.Е., Синюк С.Н. Псковской статистике — 170 лет // Вопросы статистики. 2006. № 1.

С. 85. для губернского и такого небольшого города, как Псков, эти городские крестьяне и в начале XX века сохраняли многие традиционные черты своего сословия.

По переписи 1897 года в самом городе Пскове насчитывалось 15 тысяч 890 крестьян - более половины всего городского населения. Следует заметить, что вычленить эту сословную группу из общей массы городского населения крайне затруднительно. Лишь в случаях официальных обозначалась сословная принадлежность горожанина, который, будучи крестьянином по сословному статусу, занимался торговлей, ремеслами, работой по найму. К примеру один из крестьян, обратившийся в 1906 году в Псковскую уездную по делам о выборах в Государственную думу комиссию, так характеризовал свой социальный статус: «Я происхожу из крестьянского сословия.в деревне не живу второй-десяток лет, отдельного имущества по крестьянской оседлости не имею, а проживаю безвыездно в городе Пскове несколько лет, состою на службе по вольному найму в указанном выше учреждении {Псковское отделение Крестьянского Поземельного Банка - М.Н.). 2 года 6 месяцев, получаю

I Я.Л. определенное содержание и имею от роду 28 лет».

Незначительная часть крестьян попадала в город после учебы в Сельскохозяйственной школе, основанной меценатом Фан-дер-Флитом. Эта уездная земская школа, рассчитанная на 40-60 человек, была заполнена лишь наполовину. В местной периодической печати давалась крайне нелицеприятная характеристика учебному процессу в этой школе: «За три года крестьянский мальчик (14—16 лет) не привыкал, а отвыкал от тяжелой деревенской работы. За три года голову его набивали всяким учением, и необходимым, и излишним, а нередко и политическими бреднями вместо науки. Через три года молодой

1Я5 человек уже не мог вернуться домой в деревню, она ему уже не по плечу». Вряд ли можно считать случайным тот факт, что учащиеся

184 ГАПО. Ф. 30. On. 1. Д. 61 Л. 1.

185 Вестник Псковского Губернского Земства. 1908. 11 мая. сельскохозяйственной школы активно участвовали в политических демонстрациях псковской молодежи в 1905 году.

Крестьянин в городе, в большинстве своем, попадал в мир, построенный на иных принципах, нежели в селе. Если в деревне крестьянин был универсальным работником, то в городе он должен был быть специалистом. Именно крестьяне пополняли ряды разнорабочих в торговле и на мелких промыслово-ремесленных предприятиях. Таким образом, сословная принадлежность горожанина не всегда характеризовала его реальное положение, самоидентификацию и род занятий. Многие крестьяне жили в городе уже во втором поколении, обзаводились собственными домами и лавками и считали себя горожанами.

Основные антропологические характеристики крестьянина по переписи 1897 года не выделяют представителей этого сословия по сравнению с другими сословными группами. Домохозяйства крестьян были, в целом, не более населены, чем домохозяйства представителей других сословий, а по причине отсутствия прислуги были даже менее населенными. Конфессиональная принадлежность крестьян сохраняла традиционность — официальное православие, хотя среди крестьян было довольно много старообрядцев и даже протестантов (из числа латышей и эстонцев). В общем, крестьянин легко вписывался в мир губернского города в значительной степени потому, что сам Псков недалеко ушел от ментальности и традиций крестьянского социума.

Попытаемся понять, почему крестьянин «растворялся» в городе, изменяя свое привычное поведение сельского жителя. В деревне крестьянин опирался на авторитет и влияние поземельной общины. В общине доминировали группировки зажиточных крестьян, спаянных родственными и свойственными связями и оказывавших постоянное давление на рядовых членов общинного коллектива. В обыденной жизни это давление почти не прослеживается документально, но оно проявлялось, например, в высоких процентных ставках по ссудам. Сила доминирующих группировок четко проявлялась в ходе выборов, чему далее в исследовании посвящена отдельная глава. Несмотря на жесткий диктат, общинники оказывали существенную помощь односельчанам при неурожае или других экстраординарных событиях.

В городе крестьянин включался в экономические и социальные отношения, не опосредованные общиной. Во время выборов он был рядовым участником коллегии выборщиков, и здесь его влияние было сведено к минимуму.

Изучение статических материалов на основе антропологического подхода, основанного на исследовании микрогрупп (домохозяйств, конфессиональных общин) позволяет выявить новые тенденции в этом важном сегменте повседневности. Так называемая демографическая революция в Европе конца XIX — начала XX веков, прежде всего, состояла в снижении рождаемости и становлении современной семьи - как правило, мононуклеарной, характеризующейся относительно небольшим количеством детей и некоторой независимостью женщины.186 Б.Н. Миронов, опираясь на государственные и земские статистические исследования, утверждает, что в России в начале XX века также происходило становление малой семьи.187

Выявлению этого процесса в городе Пскове может служить такой важный демографический показатель, как численность и населенность домохозяйства в городе в конце XIX века. Традиционное домохозяйство в русском городе первой половины XIX века состояло из 6-10 человек, находившихся между собой в родственных отношениях. Новые семейные ценности ограничивали семейный круг 2-4 человеками. В 1897 году в городе Пскове было обследовано более 4900 домохозяйств, более трети которых - 1774 - состояли из 2-3 человек, т.е. соответствовали европейскому представлению о городской семье. В то же время 20% домохозяйств демонстрировали приверженность к традиционному типу и состояли из более чем шести человек. В большей степени это связано, конечно, с более высоким статусом обследованных

186 От аграрного общества к государству всеобщего благосостояния. М., 1998. С. 202—203.

187 Миронов Б.А. Социальная история России. СПб., 1999. Т. 1. С. 300-350. домохозяйств, которые держали прислугу; таковых было не менее тысячи. Количество семей, державших прислугу, и количество и многолюдных домохозяйств практически совпадает, что дает возможность говорить о фактической малолюдности собственно городской семьи, которая в статистике увеличивалась за счет прислуги. Можно сделать вывод о том, что полинуклеарная патриархальная семья в городе Пскове, как и в других городах России, постепенно уходила в прошлое, сменяясь домохозяйством новоевропейского типа, основанном на родственных отношениях в пределах одной семейной пары.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проявления повседневной жизни в данном исследовании представлены по определению А. Шютца как «мир в реальной досягаемости человека». Компактность города, проницаемость его пространства, обозримость основных экономических, просветительско-культурных, политических репрезентаций составляли особенное в повседневной жизни Пскова, определившее выбор данного города как типичного в своей уникальности. Исследование повседневной жизни города Пскова в начале XX века привело к выводам, концептуально укладывающимся в результаты наблюдений других российских историков и европейских философов. В то же время некоторые особенности практик повседневности в провинциальной жизни города Пскова уникальны и представляют особый интерес для исследователей.

Основу повседневности составлял материально-предметный мир, существенные черты которого знаменовали наступление модернизации начала XX века. Появление в городе водопровода, телефона, электростанции, трамвая, значительное расширение возможностей коммуникации с открытием железнодорожного сообщения и моста через реку Великая заметно изменяло не только облик города, но и повседневную жизнь его обитателей. Визуальная среда города существенно изменилась благодаря частичному благоустройству центральных улиц, строительству многоэтажных домов, формировавших новую городскую среду. Население города Пскова стало более мобильным, расширились контакты и возможности информации. Отмечается повышенный интерес горожан ко всем техническим новинкам: конка, трамвай, электричество, которые меняли практики поведения в обществе. Констатируя заметную модернизацию материальной среды города, приходится признать ее медленные темпы, что во многом сохраняло патриархальные привычки горожан. Относительная стабильность продовольственного и иных видов материального снабжения, которая сохранялась даже в первые годы войны, придавала устойчивость и практикам повседневной жизни, позволяя им развиваться в прежнем направлении.

Несмотря на замедленную динамику численности и удельного веса городского населения, демографическая ситуация в городе Пскове испытывала заметные перемены, связанные с постепенным вытеснением патриархальной семьи домохозяйствами новоевропейского типа. Основные сословные группы псковского населения (мещане, крестьяне) в силу низкого образовательного уровня были мало подготовлены для активного участия в модернизационных процессах. Но сословное деление с каждым годом становилась все более формальным; задавая определенные рамки жизненным стратегиям человека, сословная принадлежность уже не всегда определяла уровень жизни и образовательный уровень горожанина. На материалах города Пскова можно утверждать возрастание роли фактора личного выбора и индивидуальных жизненных стратегий. Новые социальные общности, сохраняя сословный «скелет», формировались теперь еще и за счет новых социально-культурных коммуникаций, новых социальных связей, новых практик повседневности.

Интеллектуально-духовная среда городской повседневности оказалась более мобильным и весомым фактором перемен в повседневных практиках горожан, нежели состояние материального обеспечения. Как и в других городах, центрами интеллектуально-духовной жизни выступали учреждения образования. На материале Псковской мужской гимназии просматривается роль неординарных педагогов, целенаправленно воспитывавших выпускников, составивших славу российской науки середины XX века. Учреждения образования и добровольные общества играли роль, которую П. Бурдье определял как «медиатора в отношениях между полем власти и интеллектуальным полем».595 Деятельность училищ и разного рода объединений способствовала контактам между деятелями просвещения и культуры и различными категориями меценатов и потребителей

595 Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. СПб., 2007. С. 419. интеллектуально-духовных благ. Особенно важную роль в Пскове играли общественная библиотека и городской музей, поскольку своим существованием они во многом были обязаны инициативе и поддержке со стороны городского социума.

Значительную роль в формировании привычек городского социума играли многочисленные добровольные общества, создававшиеся в городе Пскове в начале XX века. Они охватывали самые разные сферы культурно-просветительской деятельности, создавая новую, активную коммуникативную среду. Не имеющим российского аналога являлся детский «Майский союз». Если такие общества, как музыкально-драматическое, представляли собой традиционные объединения досугово-рекреационного характера, то деятельность самого сильного в городе Пскове Археологического общества существенно меняло представления горожан об истории вообще и об историческом прошлом своего города. Здесь сказались особенность и преимущество Пскова как города, обладавшего давней и славной историей. Исторический контекст постоянно присутствовал в интеллектуальной жизни города. Героика и мифология древней истории Пскова непрерывно культивировалась и транслировалась в городской символике. Это символическое обрамление повседневности города Пскова, определяемое исключительным историческим прошлым, отличало город Псков его от многих губернских городов России. Местное образованное общество в конце XIX века вполне осознало выгоды, которые приносит городу целенаправленное использование имен знаковых исторических персонажей и событий, таких, как княгиня Ольга, князь Владимир и т.д.

Важной спецификой информационной среды города Пскова являлась ее поликонфессиональность, отражавшая сложный национальный состав городского населения. Деятельность большинства общественных организаций и смысловое содержание этой деятельности определялись административной и интеллектуальной элитой, слоем образованных и социально успешных людей, которые сословно, а нередко и конфессионально были отделены от большинства населения города. Среди городских обществ были и образованные по этическому принципу, например, немецкое и эстонское.

Праздничные дни и проведение досуга жителями города Пскова сочетали в себе как традиционные ритуалы церковных праздников, так и новые практики. В повседневную жизнь вошли массовые гулянья в развлекательных садах, гастроли приезжих знаменитостей, кинематограф. Модернизация общества проявилась в формировании новых досуговых практик. В этом отношении псковичи не отличались от жителей других провинциальных городов начала XX века.

В реальной социально-политической жизни города конкурировали общие для российских городов политические тенденции и явления. Если накануне революции 1905—1907 годов статусные группы псковского общества демонстрировали полную лояльность монархической власти во время приема^ Николая II, то уже во время революционных событий 1905-1907 годов эффективность этой символики давала сбои. Как показало исследование, в< революционном движении в 1905-1907 годов наиболее активно участвовала молодежь, в особенности учащиеся средних специальных учебных заведений. При этом общее политическое поле воззрений псковских жителей не было жестко разделено на политические партии, хотя в целом был представлен весь спектр политических позиций: от крайне левых террористических групп до столь же радикальных черносотенной ориентации организаций.

Политические конфликты во время выборов депутатов Государственной думы затронули и пригородную деревню, вызвав появление политически активных крестьян, отвергавших традиционные, патриархальные формы контроля в деревне: жеребьевку, крик и прессинг (препирательство) на собраниях. Среди оппозиционно настроенных крестьян появлялись настоящие «правдоискатели», убежденные в действенности «парламентских» методов политической борьбы. Политический опыт, приобретенный крестьянами в

Государственной думе, оказывал определяющее влияние на их мировоззрение и после их возвращения в деревню. Проведенное исследование политического поведения показало, как важно оценивать известные действия индивидов и групп в соответствующем смысловом контексте.596 В повседневную лексику, в том числе и крестьян избирательная кампания внесла новые понятия: «баллотировка», «выборщики», «партии», «закон» и т.п. Электоральные практики начала XX века значительно обогатили само содержание повседневности, требуя от гражданина собственной позиции, своего мнения, умения дискутировать и отстаивать свое лидерство и правоту.

При этом активность социальных групп и отдельных личностей зачастую принимала искаженные формы, выражавшиеся в социально-деструктивной деятельности издателей газет и апелляции консервативных групп населения к верховной власти. Модернизация общества накануне Российской революции 1917 года достигла значительных результатов даже среди крестьян. Из крестьянской среды уже выделялись активисты кооперативного и «частнособственнического» движения, подобные автору «Дневника крестьянина», который демонстрировал новые горизонты информированности, общественной позиции и самостоятельности мышления.

Таким образом, повседневная жизнь псковского социума в начале XX века характеризуется заметными переменами в материальной, информационной и ментальной сфере. Распространение информации о важнейших политических событиях было ускорено Первой мировой войной, давшей наиболее молодой и динамичной части мужского населения существенный толчок в расширении их взглядов на мир и страну.

Общая картина провинциальной жизни губернского города Пскова и его сельской округи убеждает в глубине и неотвратимости модернизационных процессов начала XX века. Исследование показало, что в провинциальных российских городах в начале XX века протекали процессы формирования

596 Шютц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 717 f городского социума, обладавшего некоторыми навыками и практиками гражданского общества.

Первостепенную роль в формировании структур гражданского общества играли земства, которые организовывали больницы, школы, библиотеки, патронировали создание и деятельность кооперативных и культурно-просветительских обществ. Все эти неполитические объединения существовали на основе общественной инициативы и добровольных пожертвований. Финансово-экономическая составляющая в немалой степени способствовала независимости этих структур от государства и их самостоятельности. Начало выборов в Государственную думу в еще большей степени способствовало трансформации социальных институтов в направлении гражданского общества.

Однако эти же процессы ускорили идейное размежевание и материальное расслоение в среде, ранее бывшей идеологически однородной. Здесь коренятся глубинные причины разлада между властью и обществом. Русское провинциальное общество ко второму десятилетию XX века сильно дифференцировалось, и сложившийся социально-политический порядок теперь мог получить легитимацию лишь с помощью «символического доминирования».597

Доминирование власти могло быть осуществлено лишь в условиях объединения в рамках созидательной деятельности значительной части общества. Однако попытки культурной и образованной элиты создать общественно-значимые проекты, которые могли бы мобилизовать большую часть общества, сплотив ее вокруг заранее оговоренных идей, оказались обречены на неудачу. Поражение «старого порядка» в России было следствием не только отсталости режима, но и незрелости самого общества. По идее А. Шюца, глубинная причина краха прежнего общественного устройства состояла

598 в «непрозрачности жизненного мира», которая не позволяет достичь исчерпывающего знания о нем и обрекает людей на поведение, неадекватное

597 Бурдье П. Социальное пространство: поля и практики. СПб., 2007. С. 113.

598 ШютцА. Избранное: Мир, светящийся смыслом. М., 2004. С. 476. С. 359. реальному состоянию общества. В этом контексте город Псков предстает как типичный провинциальный российский город, для развития которого свойственны общие для многих российских городов тенденции. Предпосылки гражданского общества, сложившиеся к началу Первой мировой войны, так и не переросли в полноценные его институты.

Новизна положений, выносимых на защиту.

1. Повседневная жизнь псковского социума в начале XX века демонстрирует значительный темп изменений в социальной структуре города, испытывала значительные перемены, связанные с постепенным вытеснением патриархальной семьи домохозяйствами новоевропейского типа. Концептуализация социальных групп в провинциальном городе Пскове в период модернизации испытала обновление за счет перенесения акцента социализации с принадлежности к сословию на социальные отношения и практики поведения. Поверх прежних сословий формировались подвижные «сетевые сообщества», объединенные общностью повседневных практик поведения, форм досуга, информационной средой, общественной активностью или политическим выбором.

2. При этом модернизация материальных условий существования в городе Пскове не оказала значительного воздействия на формирование городского социума, поскольку осуществлялась в естественных границах, что выражалось в относительной стабильности цен на продовольственные товары на протяжении 1900-1914 годов. Здесь отмечались новые правила поведения горожан при пользовании новыми формами коммуникации: телефон, конка, трамвай, но они не имели принципиального отличия от поведения жителей других городов. Наибольшее воздействие на формирование новых повседневных практик оказала информационная среда и опыт самоорганизации горожан. Цементирующим началом в культурной и духовной жизни города Пскова выступила мифология «славного исторического прошлого древнего города».

3. Наиболее существенные перемены в повседневных практиках горожан наблюдались в сфере самоорганизации городского социума, что выражалось в создании различного рода обществ и объединений, среди которых имелось несколько уникальных. При этом богатое историческое прошлое города сохраняло сильные позиции в ментальности псковичей. Значительная часть обществ, так или иначе, отражала в своей деятельности опыт исторических традиций. Не случайно наиболее мощным и деятельным в культурном пространстве города оказалось Археологическое общество. Все общественные объединения создавали принципиально новые социальные коммуникации и социальные практики, которые по своему содержанию можно отнести к элементам гражданского общества. Некоторые объединения в городже Пскове не имели аналога в других российских городах, а некоторые имели общероссийский статус.

4. Значительные перемены произошли в практиках проведения досуга и . праздничном времяпрепровождении. Здесь наблюдалось взаимопроникновение традиционных ритуалов церковного круга праздников и новых практик светского характера. Принципиально новые привычки складывались на основе модернизации досуга: развлекательные сады, гастроли приезжих знаменитостей, личное участие горожан в организации развлекательных мероприятий, кинематограф.

5. Принципиально новой структурой повседневности в модернизирующемся обществе начала XX века следует отнести практики участия в политической жизни, что наиболее рельефно проявилось в ходе выборов в Государственную думу, в земском и партийном движении в городе Пскове и его окрестностях. Новые политические практики отразились в лексике и ценностных установках горожан. Анализ «Дневника крестьянина» заставляет предположить существенно более широкую информированность и социальную активность крестьянского социума, чем это принято считать в исторической литературе. Политические конфликты во время выборов депутатов

Государственной думы затронули и пригородную деревню, вызвав появление политически активных крестьян, отвергавших традиционные, патриархальные формы контроля в деревни: жеребьевку, крик и прессинг на собраниях.

6. Электоральная практика ломала сословные границы и прививала новые мотивации отношений — по признаку политических предпочтений, по принадлежности к «избирательной курии», по предпочтению того или иного кандидата, по месту в избирательном марафоне (выборщики, депутаты, журналисты, лидеры партий и т.п.).

Возникавшие общественные организации, создаваясь по культурным, просветительским, досуговым мотивам, также формировали новые социальные структуры и связи. Социальность начала XX века обнаружила тенденцию к ломке не только прежних сословий, но и марксистских «классов». Можно констатировать, что новая социальная структура гражданского общества закладывалась социальными «акторами», которые деятельно самоопределялись на основе новых социальных практик. Социологи Ю.Л. Качанов и Н.А. Шматко в одной из статей предлагали для социальных образований начала XX века образ кометы, которая имеет активное и плотное «ядро» и инертный, размытый «хвост», при этом понятие «комета» существует исключительно в их единстве.599 Можно сказать, что жители города Пскова, как активные политики, так и пассивные «обыватели» «конструировали» собственную социокультурную реальность в «рутине» будней и выработке социальных реакций на новые «вызовы» времени. Обновленная институализация социальных групп происходила на основе общих социокультурных и политических практик. При этом данный процесс в городе Пскове не обнаруживает никаких принципиально локальных черт, которые бы делали такой процесс невозможным в любом другом провинциальном городе России. s" Качалов Ю.Л. Шматко Н.А. Проблема реальности в социологии: как возможна социальная группа? // Социологические исследования. 1996. № 12. С. 99-100.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Николас, Мария Викторовна, 2009 год

1. ИСТОЧНИКИ1. Неопубликованные

2. Государственный Архив Российской Федерации (ГАРФ)

3. Ф. 124. Уголовное отделение Первого департамента Министерства Юстиции. Оп. 51. Д. 123, 124, 775.

4. Государственный Архив Псковской области (ГАПО)

5. Ф.1. Псковская частная прогимназия Сафоновой (бывшая Александровой). On. 1. Д. 5, 8, И, 26, 41, 49, 72, 118, 121, 135.

6. Ф. 11. Псковская городская дума. On. 1. Д. 15, 16, 17, 18, 19, 20, 25.

7. Ф. 20. Канцелярия Псковского губернатора. On. 1. Д. 2122, 2307, 2583, 2634, 2705, 2721, 2739, 2787, 2789, 2929, 2963, 2966, 2968, 2971, 2992, 3084.

8. Ф. 23. Псковский губернский статистический комитет. On. 1. Д. 262, 454, 501.

9. Ф. 30. Псковская уездная по делам о выборах в Государственную Думу комиссия On. 1. Д. 10, 18, 19, 29, 30, 36, 41, 43 , 47, 48, 49, 55, 61, 62.

10. Ф. 116. Псковская городская управа. On. 1. Д. 44, 51

11. Ф. 242. On. 1. Островская уездная комиссия по делам о выборах в Государственную Думу. On. 1. Д. 1, 2, 3, 4.

12. Ф. 192. Порховская уездная комиссия по делам о выборах в Государственную Думу. On. 1. Д. 2.

13. Ф. 300. Частная женская гимназия М.И. Агаповой в Пскове. On. 1. Д. 1, 2, 3, 18.

14. Псковский государственный объединенный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник

15. Фонд Плюшкина. Шкаф 41. Ед. хр. 33.1. Опубликованные

16. АлтаевЛл. Памятные встречи. М., 1957.

17. Брянчанинов А.Н. Роспуск Государственной думы. Причины —последствия. С приложением официальных документов. Псков, 1906.

18. Брянчанинов А.Н. Междолумье. Вып. 1. Сборник материалов дляхарактеристики политического положения перед созывом второй Думы. СПб., 1907.

19. Василев И.И. Археологический указатель г. Пскова и его окрестностей.1. СПб., 1898.

20. Васильчиков Б.А. Воспоминания. Псков, 2003.

21. В начале жизни школу помню я.: Лев Зильбер, Вениамин Каверин, Август Летавет, Николай Нейгауз, Юрий Тынянов о времени и о себе. М., 2003.

22. Дополнительный каталог Псковской городской общественной библиотеки. 1905-1910. Псков, 1910.

23. Засосов Д.А., Пызин В.И. Повседневная жизнь Петербурга на рубеже XIX-XX веков: Записки очевидцев. М., 2003.

24. Инструкция по воспитательной части для кадетских корпусов. СПб., 1905.

25. Каталог библиотеки Псковского Археологического общества. Псков, 1913.

26. Каталог библиотеки Псковского семейного кружка. Псков, 1908.

27. Каталог книг Псковской городской общественной библиотеки. 18981912. Псков, 1913.24.