Посессивный перфект в болгарском языке: В сопоставлении с русским языком тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.03, кандидат филологических наук Серпикова, Наталья Владимировна

• Серпикова, Наталья Владимировна
• кандидат филологических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Серпикова, Наталья Владимировна

Введение.

Глава

Посессивный перфект в русском языке.

I 1.1. Структура сочетаний с посессивным перфектом в русском языке.

1.2. Семантические особенности русских конструкций с посессивным перфектом.

Глава

Посессивный перфект в современном болгарском литературном языке.

2.1. Состав и структурные типы болгарских конструкций

• с посессивным перфектом.

2.2. Семантические особенности посессивного перфекта в болгарском языке.

2.2.1. Конструкции с субъектом, которому принадлежит результат действия, совершенного им самим.

2.2.2. Конструкции с субъектом, которому принадлежит результат действия, совершенного над ним/для него/в его интересах.

2.2.3. Бессубъектные конструкции.

Глава

Сопоставительный анализ конструкций с посессивным перфектом в болгарском и русском языках.

3.1. Сферы распространения конструкций с посессивным перфектом в болгарском и русском языках.

3.2. Структура сочетаний со значением посессивного перфекта в болгарском и русском языках.

3.3. Основные семантические особенности конструкций с посессивным перфектом в болгарском и русском языках.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Посессивный перфект в болгарском языке: В сопоставлении с русским языком»

Настоящая диссертация посвящена сопоставительному изучению посессивного перфекта как одного из способов выражения категории посессивности (на материале болгарского и русского языков).

Категория посессивности относится к универсальным понятийным категориям. Основное ее значение - определение названия объекта через его отношение к некоторому лицу или предмету.

Изучению средств выражения посессивных отношений посвящены как монографии, так и отдельные статьи. Так, в славяно-балканском языкознании круг вопросов, связанных с функционированием категории посессивности, освещается в работах А.В. Бондарко, А.В. Головачевой, Т.В. Гончаровой, Р. Зимека, Вяч.Вс. Иванова, Ю.С. Маслова, С. Писарко-вой, К.Г. Чинчлей и др.

Исследованием данной категории занимались сотрудники Сектора структурной типологии славянских и балканских языков Института славяноведения РАН. Первым шагом в этом направлении явилась организация семинаров по проблемам посессивности и составление общей формы описания, рассчитанной на языки разных типов. Предварительные выводы участников семинара в виде анкеты были доложены на Симпозиуме по структуре текста в 1981 г. и опубликованы в сборнике тезисов (Тезисы. 1981). В 1983 г. было проведено совещание по категории посессивности и опубликованы тезисы докладов. Сотрудниками Сектора был предложен порядок описания выявленных конструкций в языках разных типов, применимый, в частности, для выявления, описания и анализа посессивных конструкций в болгарском языке.

Проблемой посессивности в разных языках мира занималась и группа «Унитип» (универсальная типология) при Кельнском университете, руководимая профессором X. Зайлером, опубликовавшим вместе со своими сотрудниками в 70-80х гг. ряд исследований в этой области (Seiler 1983).

В работах B.C. Аллена, Е. Бах, Дж. Лайонза, О.Н. Селиверстовой, И.В. Тропиновой и др. различные аспекты посессивности исследуются на материале английского языка. Существуют также работы, посвященные выражению посессивности в тюркских языках (Бирюкович 1980). Ряд аспектов функционирования категории посессивности исследован в работах по романскому языкознанию такими авторами, как Е.М. Вольф, Л.И. Лухт, J. Pa§aliu, А.-М. Spanoghe и др.

В трудах С.Д. Кацнельсона, А.А. Холодовича, И.И. Мещанинова намечены пути исследования посессивного типа предложения как одного из основных в языковой типологии и показаны его связи с другими грамматическими структурными типами (Кацнельсон 1986; Мещанинов 1945; Холодович 1979).

Согласно точке зрения, развиваемой в работах многих лингвистов (Assenova 1978; Вольф 1983, 1974; Цыхун 1966), категория посессивности принадлежит к числу таких лингвистических явлений, исследование которых позволят вплотную подойти к характеристике языкового сознания («менталитета») данного социума. С помощью грамматического описания удается выявить проводимые в изучаемом языке границы «личной сферы», включающей разного рода предметы и явления, находящиеся в отношении неотчуждаемой («органической») или отчуждаемой принадлежности данному посессору. Тем самым языковая характеристика отношений посессора к предметам, находящимся в его (отчуждаемой или неотчуждаемой) собственности, становится важной для описания языкового сознания социума в целом.

Что касается содержания понятия посессивности, отметим, что его толкование у различных исследователей не совпадает. Некоторые авторы, пользуясь термином «посессивность» (или «принадлежность», «притяжательность» - в том же значении), вообще не дают его определения или же определяют посессивность путем перечисления средств ее выражения. Так, например, JI. Андрейчин в грамматике болгарского языка (1949) весьма подробно описывает основные средства, с помощью которых может быть выражена посессивность, не предлагая при этом ее четкого определения.

Среди существующих представлений о посессивности можно выделить две основные тенденции. Одна из них сводится к максимальному расширению сферы посессивных отношений. Некоторые работы, в которых отражается идея расширения посессивной семантики, появились еще в начале XX века, но эта идея не утратила своей актуальности и сейчас. Так, J. Damourette и Е. Pichon отождествляют «possession» (обладание) с грамматической категорией притяжательности, говоря о том, что посессивными могут считаться любые отношения между объектом обладания и посессором (Damourette et Pichon 1911, с. 557). Теперь, однако, притяжательность рассматривается как более широкая, включающая частный случай посессивности, категория (Кацнельсон 1986, с. 158). Довольно широко трактует посессивные отношения В.А. Степанян (1979). Посессивность понимается им как лексическая конкретизация для более общей категории притяжательности, а притяжательность определяется как совокупность всех субъектно-объектных отношений, посредством которых объект (любая субстанция, опредмечиваемый признак) включается в сферу личной деятельности субъекта («принадлежность»); либо субъект сам определяет объект или относит его в сферу личной деятельности, постепенно расширяя ее («обладание»).

Во многих работах понятие посессивности основывается на «включении» объекта в сферу субъекта-посессора (Категория. 1989, с. 44). Посессивными, как правило, признаются, кроме отношений собственно обладания, партитивные отношения (Анохина 1993; Бондарко 1996; Журинская 1979; Zimek 1960; Категория. 1989 и др.); отношения субъекта и производимого им действия; субъекта и его признака (Вольф 1978); субъекта и его родственников (Seiler 1983); автора и произведения (Guillaume 1919; Категория. 1989).

Тенденция расширения семантики посессивных отношений сосуществует со стремлением ограничить сферу посессивных значений, исключив отношения неотчуждаемой принадлежности; отношения родства и иные слова, которые принято называть «относительными». Но все же большинство лингвистов признает существование слов с релятивной семантикой (Арутюнова 1980; Вольф 1978).

Н.А. Васильченко, определяя посессивность как «отношение, которое связывает две субстанции, независимые или взаимообусловленные», допускает, что в систему имен, способных вступать в посессивные отношения, могут быть включены имена степеней родства, отрицая при этом посессивную сущность отношения субъекта к абстрактному объекту (качеству) (Васильченко 1991).

X. Зайлер, в свою очередь, высказывает мнение, что посессором может являться лишь одушевленный субъект, индивидуум. Из данного им определения посессивности (Seiler 1983, с. 4) следует, что объектом обладания индивидуума могут быть не только предметы, находящиеся в его собственности, но и части его тела, продукты его интеллектуального труда, а также индивидуумы, связанные с ним отношениями родства.

Достаточно своеобразное понимание значения категории посессивности демонстрирует Р. Зимек. Автор на основании принятого им критерия выявления значения посессивности (путем трансформационных преобразований в предикативную конструкцию с глаголом «иметь») не включает в круг посессивных отношения субъекта и объекта действия. Но по тому же критерию вне понятия притяжательное™ оказываются также посессивные конструкции, выражающие так называемую авторскую принадлежность; тогда как в примерах типа пузатый повар, краснощекая девушка автор усматривает наличие отношений притяжательности (Zimek 1960).

Некоторые исследователи, понимая под субъектом притяжательности одушевленное существо, в качестве примеров, однако, приводят конструкции, выражающие отношения «вещной, предметной» принадлежности, например, ножка стола и т.п. (Пешковский 1956; СтевановиЬ 1969). В статье Т.А. Ивановой «О содержании категории посессивности» (1975) также утверждается, что посессором может являться только «одушевленная субстанция», а конструкции ножка стола, ручка двери и др. не включаются автором в ряд конструкций, выражающих посессивные отношения.

В данной работе мы будем придерживаться принятой в настоящее время большинством исследователей точки зрения, согласно которой в понятие категории посессивности включаются отношения как субъектной (посессор = лицо), так и предметной (вещественной) принадлежности (Вольф 1983; Журинская 1974 и др.).

Во многих работах, так или иначе затрагивающих проблему посессивной семантики, отмечается семантическая близость посессивных и локативных конструкций (Категория. 1989). Этимологически пространственные и посессивные отношения являются наиболее древними (Топоров 1986). О.Н. Селиверстова расценивает посессивные, экзистенциальные и пространственные отношения как взаимосвязанные.

По ее мнению, многие экзистенциальные и посессивные конструкции могут быть отнесены к классу пространственных (Селиверстова 1983). О родственной природе посессивных и пространственных отношений как частного случая экзистенциальных упоминают в своих работах Н.Д. Арутюнова (1976), Дж. Лайонз (1974) и др.

Другие исследователи данного вопроса утверждают, что посессивные отношения являются разновидностью локативных. Посессор в данной концепции рассматривается как «одушевленный пространственный элемент» (эту идею высказывает Е.В. Кларк). При этом структура посессивных отношений неодушевленного посессора представляет собой «в той или иной степени «редуцированное» отражение структуры посессивных отношений одушевленного посессора» (Категория. 1989, с. 66).

Кроме того, поскольку объект обладания связан с посессором, а также временными («темпоральными») отношениями, некоторые исследователи (например, И.М. Камова, Л.И. Подольская) рассматривают отчуждаемое обладание как временное, в отличие от постоянного - неотчуждаемого.

Все вышеизложенное можно обобщить следующим образом: а) в зависимости от точки зрения исследователя, посессивные отношения могут распространяться на любые сущности (любые субъектно-объектные отношения могут быть рассмотрены как посессивные) или ограничиваться случаем «владелец/собственность»; б) различными исследователями определяются как посессивные следующие субъектно-объектные отношения: отношения владельца к собственности; отношения целого к части; отношения автора к произведению; отношения родства; отношения лица/предмета к признаку или состоянию; в) большинство исследователей признают связь посессивности с локативностью и экзистенциальностью, отмечая, что эта связь является одним из древнейших категориальных совмещений.

Наряду со значением категории посессивности, способы ее выражения изучались на материале славянских языков (А.В. Бондарко, А.В. Головачева, Р. Зимек, Ю.С. Маслов и др.), германских (Е. Бах, О.Н. Селиверстова и др.), романских (Е.М. Вольф, Л.И. Лухт и др.), тюркских (P.M. Бирюкович). Исследователи данной категории в славянских языках выделяют четыре способа выражения посессивности: лексико-грамматический, словообразовательный, морфологический и синтаксический, но в болгарском языке морфологический способ отсутствует, поскольку язык не сохранил систему падежей. А в русском языке, например, выделяются все четыре способа выражения посессивных отношений, и посессивность здесь может выражаться морфологически (Категория. 1989). Прежде всего, она выражается с помощью родительного и дательного падежей, а также остальных: дом Петра (Р.), памятник Пушкину (Д.), сломал /свой/зуб (В.), махнул /своей/рукой (Т.).

В болгарском языке выделяют следующие основные способы выражения посессивности:

1. Лексико-грамматический способ. В этом случае посессивность выражается при помощи притяжательных и возвратно-притяжательных прилагательных: иегов брат «его брат», брат(ът) му (краткая форма притяж. прил. «иегов»), свое дете, детето си (краткая форма возвр.-притяж. прил. «свой»), моя(та) шапка, шапката ми (краткая форма притяж. прил. «мой») и т. д.

2. Словообразовательный способ. Посессивность выражается при помощи суффиксов и префиксов. Результатом словообразования могут быть имена существительные (притеэ/сате, владелец / владетел «владелец»; купувач / покупка «покупатель, покупка» и т.д.), имена прилагательные {братов, майчил «мамин / материн», Кольов, царев, дядовски). Этим способом может выражаться и отрицательная принадлежность (безкрак «безногий», бездушен «бездушный» и т. п.).

3. Синтаксический способ.

Среди словосочетаний, выражающих значение посессивности, можно выделить следующие наиболее распространенные типы конструкций:

1) Именные, т.е. конструкции с именами существительными и прилагательными: министерските сътрудтщи - «сотрудники министерства», братова кыца — «дом брата».

2) Местоименные. В исследованиях, посвященных болгарским местоимениям, в частности, притяжательным (Андрейчин 1958; 1989; Минчева 1954; Ницолова 1986 и др.), отмечается, что притяжательные местоимения могут выражать категорию определенности /неопределенности, употребляясь с членной формой или без нее; единичность /множественность посессоров и объектов обладания, род посессоров и объектов обладания: мой брат, твоя статия — «твоя статья», негово изказване - «его высказывание», твоите братя - «твои братья», неговите приятели - «его друзья».

3) Предложные {приятели на сестра ми — «друзья моей сестры», момичето със сини очи - «девушка с голубыми глазами») и беспредложные {чаша вино - «бокал вина», пакетче масло — «упаковка / пачка масла»).

Предложные конструкции, наряду с местоименными, являются наиболее распространенным способом выражения категории посессивности в болгарском языке. Кроме того, они являются единственными выразителями тех отношений, которые в русском языке выражаются падежными флексиями. Далеко не все предложные конструкции выражают значение посессивности. Предлоги, словосочетания с которыми могут выражать посессивность, - «без», «в», «на», «от», «с», «у». Наиболее многочисленными являются конструкции с предлогом «на». В словарях выделяются несколько значений данного предлога, среди которых - значения дательного, творительного и родительного падежей. Значение же посессивности выражается предлогом «на» лишь в том случае, когда это же значение в русском языке передается с помощью Р.п.: къщата на Иван - «дом Ивана».

Предлог «от» тоже многозначен. В словаре Бернштейна (1953) выделяется десять основных значений данного предлога, на пятом месте -соответствие предлога «от» беспредложным генитивным конструкциям русского языка, например: студент от университета— «студент университета»; крак от животно — «нога (или след ноги) животного»; крило от самолет - «крыло самолета»; «Ад» от Данте - «"Ад" Данте» и т. п. Конструкции с предлогом «от» не являются собственно посессивными (как и конструкции с другими предлогами); предлог «от» в них выражает различные оттенки посессивного значения, в основном, происхождение предмета, авторство и часть целого.

Основное значение, которое передает предлог «без» - это «отсутствие чего-либо». Болгарский предлог соответствует русскому предлогу «без» с тем же значением: без баща си - «без отца», без пари - «без денег» и т. п. Конструкции с предлогом «без» могут выражать только одно значение -значение отрицательной принадлежности, отсутствия у посессора объекта обладания. У этих конструкций могут быть «антонимы» -противоположные по значению конструкции с предлогом «с». Например: дърво без корени- дьрво с корени («дерево без корней» - «дерево с корнями»); пуловер без яка — пуловер с яка («свитер без воротника» -«свитер с воротником»). Можно выделить также переходные конструкции с предлогом «с» типа «глагол (форма глагола) + с + имя сущ. (или имя прилаг. + имя сущ.)», в которых значение посессивности вытесняется значением образа действия. Сочетание «с + имя» относится к глаголу, отвечает на вопрос «как?» и переводится на русский язык творительным падежом: Звездите . пеят с висок глас и се чуваш от всички ресторанти. — «Звезды . поют громкими голосами и слышны (их слышно) из всех ресторанов».

Приведем примеры конструкций с предлогами «у» и «в»: драма в пет действия - «драма в пяти действиях»; (той) пяма у себе си пари — «у него нет (при себе) денег».

4) Глагольные синтаксические конструкции делятся на: а) конструкции с глаголом имам (Баща му има дългове - «У его отца имеются долги»); б) конструкции с глаголом съм {Чия е къщата? - Къщата е на родителите ми. - «Чей это дом? - Это дом моих родителей»); в) конструкции с личными местоимениями в дательном падеже без предлога {.от време на време трябва иякой да им отваря очите - «время от времени нужен кто-то, кто бы открывал им глаза»; растат ми крила -«у меня растут крылья»); г) конструкции с местоимением в винительном падеже без предлога {боли ме глава — «у меня болит голова»; болят ги краката - «у них болят ноги»); д) конструкции с существительным, по своей семантике являющимся объектом обладания {Старецът клати глава - «Старик качает головой»; Прозорците скърцат със капаци - доел. «Окна скрипят ставнями»); е) конструкции с местоимениями в дательном или винительном падеже и предложным сочетанием (погледпах му в очите - «я посмотрел ему в глаза»; го уловиха за лакътя — «его поймали за локоть»); ж) и, наконец, конструкции с посессивным перфектом {имам публикувапи 11 книги - «у меня опубликованы / я опубликовал 11 книг»).

Среди перечисленных синтаксических способов выражения категории посессивности особый интерес, на наш взгляд, представляют причастные посессивные конструкции, общее значение которых - состояние в настоящем, являющееся результатом действия, совершившегося в прошлом. Посессивность означает принадлежность этого состояния (результата действия) субъекту действия, действие представляется либо как принадлежащее субъекту, находящееся в его владении, либо как совершенное в интересах субъекта. Еще А. Потт обратил внимание на посессивное представление, лежащее в основе рассматриваемых в данной работе конструкций. Он писал: «Действие, особенно когда оно завершено, как это имеет место в перфекте, вполне хорошо может быть представлено в образе собственности, приобретенной действующим лицом и ему принадлежащей» (цит. по: Маслов 2004, с. 269).

Само название изучаемых нами конструкций, термин, используемый для их обозначения, - «посессивный перфект» - требует дополнительных уточнений. Перфектом являются такие глагольные формы и предикативные сочетания, в значении которых совмещены два временных плана: предшествующий и последующий. Если основным по смыслу представлен последующий временной план, то речь идет о некотором состоянии, обусловленном предшествующим изменением (действием). Если же на первом месте - более ранний из двух временных планов, то в центре внимания обычно оказывается действие, оставляющее после себя те или иные результаты, то есть действие, актуальное в том или ином отношении для последующего плана. В первом случае речь идет о перфекте состояния, или статальном (Маслов 1949; 2004), или - в иной терминологии - о «результативе»; во втором случае - о перфекте действия, или акциональном перфекте. Разграничение статального и акционального перфекта является семантическим, формы же внешнего выражения этих значений могут совпадать. Так, в русском языке формы типа письмо написано, квалифицируемые А.А. Шахматовым как перфект (Шахматов 1941), по наблюдениям исследователей чаще выступают со статальным значением {Письмо написано карандашом), но в соответствующем контексте, например, при указании на момент времени в прошлом, получают значение акционального перфекта (Письмо написано вчера).

Если говорить об историческом развитии перфекта, то оно идет, как правило, от статальности к акциональности. При этом статальный перфект может возникать из образований, обозначающих «чистое» состояние (не соотнесенное с предшествующим ему действием), а акциональный перфект в дальнейшем часто в той или иной мере утрачивает перфектную специфику и может превращаться в неперфектное прошедшее время. Таким образом, вырисовывается линия развития: обозначение состояния -статальный перфект - акциональный перфект - неперфектное прошедшее время, иначе говоря, - неперфектный претерит (Маслов 1984). Несколько иначе эта линия развития представлена у Е. Куриловича: «глагол состояния» (образования с семантикой состояния, еще не ставшие глаголами, исключаются) - «перфект» (без деления на статальный и акциональный) - «неопределенное прошедшее» (в некоторой степени соотносится с акциональным перфектом) - «повествовательное время» (Курилович 1965).

Согласно гипотезе, обоснованной И.А. Перельмутером и принятой многими исследователями, в том числе Ю.С. Масловым, древний индоевропейский синтетический перфект восходит к отдельному классу слов, стоящему первоначально вне глагольной системы. Это была особая часть речи, обозначавшая инертное состояние субъекта, «своего рода "категория состояния", которую объединяла с глаголом лишь общая синтаксическая роль - роль сказуемого» (Перельмутер 1977). Затем слова этой части речи постепенно сближались с глаголом и втягивались в его систему на правах особого класса «глаголов не-действия» (Маслов 2004) со своим отдельным спряжением. Дальнейшая судьба «протоперфекта» была разной в разных ветвях индоевропейской семьи.

В западноевропейских языках перфект, пройдя несколько этапов, или «раундов» (термин Ю.С. Маслова), утратил статальное значение. В большинстве западных языков («иметь»-языков) существуют аналитические глагольные формы (так называемые перфектные формы), в которых глагол «иметь» выступает в качестве вспомогательного глагола: фр. J' aifait\ англ. I have done; нем. Ich habe gelesen и пр. Но наряду с этим в западноевропейских языках есть каузативные причастные обороты типа англ. I have it done «У меня это сделано»; She had a dress made «Ей сшили платье»; They had their photo taken «Они сфотографировались», в которых глагол «иметь» хотя и не является полнозначным глаголом, все же не может рассматриваться и как чисто вспомогательный, каковым он оказывается в аналитических перфектных формах типа англ. I have done it «Я сделал это»; She had made a dress «Она сшила платье». В каузативных конструкциях глагол «иметь» выражает значение обладания объектом; причастие обозначает состояние, в котором находится этот объект в данный момент; это состояние представляет результат предшествующего действия, субъект которого может не совпадать с подлежащим глагола «иметь» (англ. She had a dress made - доел. «Она имеет сшитое платье» - не означает, что именно она сама сшила платье). От аналитических глагольных форм рассматриваемые обороты с предикативными причастиями отличаются и формальными признаками - в английском языке важен порядок слов: предикативное причастие стоит в конце предложения после объекта, а причастие в составе сложной глагольной формы следует за вспомогательным глаголом (ср. I have it done и I have done it). Впрочем, не только в английском, но и в испанском, немецком французском и ряде других языков наблюдаются два параллельных образования: посессивная конструкция с предикативным причастием, выражающая обладание объектом в его определенном состоянии, и серия сложных глагольных временных образований посессивных не по содержанию, а по форме.

В балто-славянской группе «протоперфект» превращается в презенс глаголов состояния: ст.-сл. бъдитъ - бъд'ьти, тьрпитъ - тьрп-Ьти, виситъ - внести, горитъ - горсти; в литовском biidi «бодрствует, бдит», giili «лежит» gari «горит» и т. п.

Аналитические формы перфекта (второй этап) развиваются из предикативных сочетаний отглагольного прилагательного или причастия. Такое прилагательное или причастие обозначало качество или состояние, связанное с глагольным действием. В составе предикативного сочетания используются разные глаголы, но перфект развивается из сочетаний двух типов - с глаголом бытия и с глаголом обладания. В славянских языках формы аналитического перфекта и плюсквамперфекта с активным причастием на -ЛЪ и глаголом бытия в качестве вспомогательного широко представлены с самого начала письменной традиции (Маслов 1984; 2004). Рано начинается и процесс стирания перфектной специфики. Уже в древнейших текстах есть примеры, в которых перфект оказывается синонимичным аористу.

Дальнейшие судьбы перфекта были неодинаковыми в разных частях славянского языкового ареала. В самой южной его части вся система перфекта сохранилась и выступает как противопоставленная системе неперфектных форм глагола. Считается, что на базе системы перфекта (причем не без турецкого языкового воздействия) в болгарском языке развилось так называемое пересказывательное наклонение. В целом положение в устной речи и говорах болгарского языка аналогично положению в македонском литературном языке, а также в неславянских языках, принадлежащих Балканскому языковому союзу (Асенова 1989). На остальной части славянского ареала наблюдается иная картина. Везде (кроме лужицкого) перфект утрачивает свою специфику и превращается в универсальное прошедшее время, постепенно вытесняя синтетические формы аориста и имперфекта.

Наряду с 1-перфектом с глаголом бытия в памятниках древних славянских языков широко используются различные предикативные сочетания с пассивными n-/t- причастиями, на базе которых происходит развитие славянского страдательного залога. Наиболее старый, общеславянский слой этих сочетаний составляют конструкции с глаголом «быть». Они выступают сначала в статальной, а в ряде случаев и в акциональной функции.

В современных славянских языках конструкция с настоящим временем (или нулем) вспомогательного глагола и страдательным причастием совершенного вида типа рус. письмо написано или равнозначного польского list jest napisany наиболее обычна в статально-перфектном значении, но может получать и значение акционального перфекта пассива. В болгарском языке, в отличие от русского, соответствующая форма встречается и там, где состояние -непосредственный результат действия - оказывается устраненным более поздним действием, например: Той видя колата и разбра, че е счупена и после поправена (Йовков). «Он увидел телегу и понял, что она (букв.) сломана и после починена», однако в русском переводе следует добавить «была» - «была сломана» (пример 10. Маслова).

Сочетания «-//-причастия от основ несовершенного вида с глаголом «быть» первоначально не отличаются от таких же сочетаний с причастиями от основ совершенного вида, то есть тоже имеют статальное значение (Ваша карта бита). Но позже данные сочетания развивают значение акционального пассива и получают в ряде славянских языков довольно широкую употребительность. Так, болг. четен е может значить и «читался кем-то» (перфект акционального пассива: Протоколът е четен вече «Протокол уже читался») и «читается» (презенс акционального пассива: Тази книга е много четена «Эта книга много читается») (Андрейчин 1956). Впрочем, в болгарском языке первое значение встречается чаще, а второе обычно передается возвратной формой пассива. В чешском и польском языках развитие пошло дальше. В чешской форме je chvalen значение настоящего времени акционального пассива распространяется со второй половины XVI в., а в XIX в. оно становится нормой. В современном чешском языке jsem hvalen значит «меня хвалят», je bit - «его бъют», «он подвергается битью». В польском: dom jest budowany «дом строится», wqgiel jest wydobywany «уголь добывается» (примеры: Маслов 2004). В русском литературном языке причастия типа польского wydobywany не получили развития, хотя в говорах они есть, а отдельные примеры таких причастий встречаются и в литературных текстах XVIII в., о чем более подробно будет рассказано ниже.

Последний этап развития перфекта на славянской почве представлен наиболее разнообразно. Здесь выделяют «бытийный» и «посессивный» типы перфекта, каждый - в двух структурных разновидностях.

Из двух структурных разновидностей бытийного типа одна, используемая в русских говорах, представлена «предикативными деепричастиями» на -ши, -вши (Кузьмина 1971). Она выступает как статальный перфект {он привыкши), плюсквамперфект {был привыкши) и т.д. или же получает акциональное значение {Раньше сохой пахавши). Другая разновидность бытийного типа встречается в некоторых западнославянских и южнославянских народных говорах, например: чешек, диал. Vsechko bylo vymrete «Все было вымершим»; польск. диал. On byl jehany «Он (раньше) ехал»; болг. диал. Сега сме дойдени «Сейчас мы пришли»; макед. диал. Ми се чини — не е умрен «Мне кажется - он не умер».

В посессивном типе используются страдательное причастие с суффиксом n-/t- и образованное по его аналогии «псевдопричастие» от непереходных глаголов, в одной разновидности - в сочетании с глаголом «быть» и посессивным дополнением {у + род. п.), в другой - с глаголом «иметь». По мнению Ю.С. Маслова, первая разновидность может рассматриваться как усложнение страдательного перфекта {работа написана - у меня работа написана). Данная разновидность представлена в русском ареале, а вторая - в западных и южных славянских языках и диалектах.

Перфект посессивного типа присутствует и в тех славянских языках, в которых нет аналитических перфектных форм с глаголом «иметь».

В чешском и словацком языках встречается конструкция, состоящая из глагола «иметь», винительного падежа объекта и согласованного с ним в роде, числе и падеже пассивного причастия прошедшего времени совершенного вида: чеш. Jd mam nakazano, abych tu cekal «Мне велено, чтобы я ждал здесь»; Мат tady napsano, ze. «У меня тут написано, что.»; елвц. Мат peniaze odlozene «У меня (я имею) отложены деньги»;

Mas to tu napisane «У тебя это тут написано». В словацком языке эта конструкция уже считается литературной, в чешском она широко употребляется в разговорной речи.

Подобную причастную посессивную конструкцию можно встретить и в польском языке: Мат to posprzqtano «У меня это убрано»; Wlosy mial juz dobrze przyproszone siwiznq «У него были (он имел) уже сильно припорошенные сединой волосы».

В македонском языке подобная конструкция оценивается большинством исследователей как глагольная форма - новый перфект, отличный от старого с глаголом «сум» и причастием на -л. Ср. Три пати сум ja читала книгата «Я читала книгу три раза»; Сте ja измиле колата вчера? «Вы вчера помыли машину?» и т. п. и . го имаше запазено само ликот на ма]ка си «. у него (в памяти) сохранилось только лицо его матери»; Имало ли родено она порано? «Рожала ли она раньше?»; Свигъа имаш врзана со долга ортома «У тебя свинья привязана длинной веревкой (у тебя есть привязанная длинной веревкой свинья)».

Итак, наша диссертация посвящена посессивному перфекту в болгарском языке. Как уже отмечалось, посессивный перфект - это один из синтаксических способов выражения посессивности, однако данной конструкции уделяется внимание лишь в нескольких работах (Бояджиев 1968; Георгиев 1957; Деянова 1970; Категория. 1989; Маслов 1949, 1984, 2004; Мирчев 1973; Пенчев 1968; Т.-Балан 1957).

Посессивный перфект в болгарском языке представляет собой сочетание глагола «имам» с пассивным причастием прошедшего времени на -н/-т и именем объекта обладания в общем падеже. Первое описание этой конструкции как специфической македонской особенности было дано Г.Поповой (1931), за ней последовали статьи о конструкции с глаголом имам» и причастием на -н/-т в болгарском и македонском литературных языках и болгарских и македонских говорах (Бояджиев 1968; Георгиев 1957; Конески 1966; Пенчев 1968; Усикова 1973; Т.-Балан 1957; Fici 2001).

Относительно грамматического статуса сочетания «имам + причастие на -Н-/-Ш-» существуют различные точки зрения. В.Георгиев в статье, посвященной данной конструкции, говорит о том, что она находится в состоянии перехода от синтаксического сочетания слов в аналитическую форму слова (Георгиев 1957). Анализируя такие сочетания, как, например, имам дадепо тук едно заявление, щом имаш изваден паспорт., той има написани осем работи, ние имаме набелязани следните нужди, нямате ли получено писмо, автор приходит к выводу, что в болгарском языке налицо процесс возникновения новой временной формы, образованной при помощи глагола имам и страдательного причастия совершенного вида. Эта форма выражает совершенное в прошлом действие, результат которого актуален в настоящем. Георгиев называет такое время «минало резултативно време» - прошедшее результативное время. В своей работе В.Георгиев приводит и несколько примеров из чешской разговорной речи, которые полностью совпадают с болгарскими выражениями: тате zaseto -имаме засято; mam tady napsano - имам тук написано и т. п. Конструкции данного типа в чешском языке были рассмотрены В. Матезиусом в работе "Cestina a obecny jazykopyt" (Прага, 1947).

На конструкциях с глаголом имам и страдательным причастием совершенного вида в одной из своих работ останавливается и А. Теодоров-Балан (Т.-Балан 1957). Но он не считает, что подобные сочетания выражают какое бы то ни было глагольное время: «.целостта имам струпан, -а, -о, -и трябва да се тълкува не като граматичен облик от спрежение на кой да е от глаголите от състава, а като особит състав от наредни глагол имам с тръпно причастие от друг подреден глагол», то есть с его точки зрения, данная конструкция является «особым словосочетанием», таким же, по его мнению, как французское je vais voir, хотя во французском языке это временная форма Futur proche, выражающая ближайшее будущее действие («я увижу»). Таким образом, статус данной конструкции остается для болгарских лингвистов неясным: то ли это морфологическое явление (причем, по мнению В. Георгиева, новое), то ли это явление синтаксическое, как утверждает А. Теодоров-Балан.

Что касается сфер распространения посессивного перфекта в болгарском языке, то исследователи сходятся во мнении, что в литературном языке употребление данной конструкции является ограниченным: известны лишь редкие примеры из произведений X. Ботева, И. Вазова, Зах. Стоянова (Георгиев 1957; Маслов 1984, 2004). Более активно данная конструкция используется в письменном научном и канцелярском стилях. Так, В. Георгиев приводит много примеров из научных работ, канцелярских записей, а также из устной разговорной речи (Георгиев 1957). Т. Бояджиев, также обративший внимание на конструкции с глаголом «имам», в отличие от своих предшественников, рассматривает в одной из работ материал болгарских диалектов (Бояджиев 1968). В своей статье он опровергает сложившееся ранее мнение о том, что рассматриваемые конструкции являются типичными лишь для македонского языка и юго-западных болгарских говоров. По его наблюдениям, конструкции данного типа встречаются и в так называемых «македонских», и во фракийских говорах, что подтверждается рядом примеров (Бояджиев 1968, с. 460). Как и другие болгарские исследователи, Бояджиев указывает на то, что сочетания с имам и страдательным причастием передают не только значение завершенного действия, но и значение результата этого действия. При этом, по его мнению, значение результативности является основным, оно морфологически выражено в причастии, которое либо согласовано с объектом, либо входит в состав конструкции в неизменяемой форме среднего рода: «При формите с имам . резултатът е основното . защото те са маркирани семантично с една винаги присъствуваща резултативност, която намира морфологически израз в изменението на причастието с оглед на обекта . или в обобщаването на една неизменна форма с показател за среден род» (Бояджиев 1968, с. 461). В дальнейшем, при анализе современных примеров (в 3 главе диссертации), мы увидим, что отмеченное Бояджиевым значение результата действия присутствует в большинстве исследуемых конструкций. Бояджиев также замечает, что подобные сочетания встречаются в странджанском и банатском говорах, ссылаясь на работы Ст. Стойкова (1967, с. 250-251), Г. Горова (1962, с. 59), Хр. Кодова (1935, с. 116).

Еще один вопрос, привлекающий внимание исследователей, - вопрос о происхождении и времени возникновения конструкции, называемой «посессивный перфект». Почти во всех посвященных ей работах говорится о том, что она появилась в диалектах под влиянием тех соседних славянских языков, в которых подобные перфектные образования широко распространены, а в литературном языке - под влиянием западноевропейских языков аналитического строя (Георгиев 1957; Пенчев 1968; Попова 1931; Т.-Балан 1957). Кроме того, существует предположение, что эта конструкция получила распространение в языке как более экспрессивный синоним перфекта со вспомогательным глаголом съм «быть»: «по-експресивен синоним на стария перфект със съм» (Деянова 1970, с. 62). Вл. Георгиев утверждает, что сочетание пимам + причастие на -н/-т» появилось в болгарском языке примерно в XIX-XX вв.

Вопрос о возникновении посессивного перфекта в болгарском языке затронул и Т. Бояджиев в статье, посвященной рассматриваемой нами посессивной конструкции во фракийских говорах. Автор предполагает, что в этих говорах сочетание «имам + причастие на -н/-т-» может быть калькой греческого перфекта с zyu>- Это предположение имеет историческое объяснение: продолжительные контакты греков и носителей фракийских диалектов привели к тому, что данные диалекты оказались под влиянием греческого языка, вследствие чего появились результативные конструкции с имам. «И, как обычно происходит с заимствованными категориями, они функционируют параллельно с другими формами, уже имеющимися в языке» (Бояджиев 1968, с. 463).

Как было сказано ранее, посессивный перфект встречается и в других диалектах, не испытавших на себе влияния греческого языка. П. Асенова, связывая появление анализируемых нами болгарских конструкций с многочисленными межъязыковыми контактами на Балканах, высказывает мнение, что в дальнейшем данное явление, выйдя за рамки конкретных диалектов (в том числе и фракийского диалекта), распространилось по всей территории Болгарии (Асенова 1989).

Но есть также другое мнение, которое состоит в том, что конструкции данного типа были и в старославянском языке. К. Мирчев приводит примеры XIV в. и утверждает, что подобные конструкции нельзя называть новым явлением (Мирчев 1973). Статья К. Мирчева - единственная болгарская работа, посвященная древним конструкциям рассматриваемого нами типа. Анализируя один из примеров, автор проводит аналогию с древнегреческими конструкциями с zyjm греческих библейских текстов: се лчънасъ твсЬ тш им'ЬХ'ь положена въ оувроусЬ (Лук. XIX 20) -18ои f] |ava аои "qv etxov атгоке1|1бУГ|У ev стоибарьсо

Однако К. Мирчев отмечает, что не всегда древнегреческие конструкции с е^со в древних болгарских памятниках переводятся при помощи сочетаний с имам: kv 019 (iiav xwpav exov ecrrTap|ier|v epe|3iv0cov — въ т-Ь^т* миваХ'ькдинл в^ше осЬтл сллыоут'колуь (Супр. сб-к: 40,23)

Таким образом, во-первых, автор находит в древних памятниках свидетельства того, что сочетания с имам не могут считаться новым явлением; во-вторых, изначально в подобных конструкциях субъекту принадлежит результат не совершенного им действия. В качестве иллюстрации Мирчев приводит такой пример: азъ ммамъ темю в сСва^тЬлч евг(е)лн где е(с) разплт, тъ1 же тъклчо лч^сто покажи 96 (Герм, сб-к, 1359 г.). Это отрывок, в котором царица Елена говорит о том, что у нее есть документ (евангелие), в котором написано, где распят Иисус; этот документ писала не она - действие не принадлежит субъекту.

По мнению К. Мирчева, сочетания с имам по своему строению являются древними, но их семантика постепенно претерпела изменения: в современном языке возможно употребление конструкций с имам, в которых субъекту принадлежит действие, совершенное им самим, что сближает их с западноевропейскими конструкциями, выражающими значение прошедшего времени. Вместе с тем, К. Мирчев разделяет точку зрения А. Т.-Балана, считающего сочетания с имам пассивными конструкциями (Т.-Балан 1957, с. 26).

Итак, в работах болгарских исследователей, посвященных посессивному перфекту, обозначены такие проблемы, как происхождение конструкции с данной семантикой, ее грамматический статус, сферы ее распространения. Остается неясным, все ли конструкции с сочетанием «имам + причастие на -н/-т» могут выражать значение посессивного перфекта. На наш взгляд, эта проблема заслуживает детального изучения.

Вот почему главная цель нашей работы - определить «подлинный» посессивный перфект в болгарском языке, выяснить, каковы его признаки, а также выработать четкие критерии, дающие возможность сопоставления болгарского посессивного перфекта с подобным явлением в других языках. Прежде всего, чтобы добиться этой цели, необходимо описать, проанализировать и систематизировать имеющийся в нашем распоряжении языковой материал. Помимо описания, интерес представляет также сопоставление этих явлений с тем, что существует в других языках. Это позволяет вырабатывать общие критерии оценки анализируемых языковых особенностей, а также обращать внимание на те черты, которые, возможно, не так заметны, если их рассматривать в каждом языке отдельно.

Болгарские обороты рассматриваемого в данной работе типа анализируются П. Асеновой в связи с их балканской спецификой (Асенова 1989). Обороты с глаголом «иметь» и страдательным причастием распространены в балканских языках: болг. и макед. имам дойдено, рум. am venit, алб. кат ardhur (конструкции с причастиями, образованными от непереходных глаголов); болг. и макед. имам видено, рум. am vazut, гр. е'Х<о ypapijusvo, алб. кат pare (конструкции с причастиями, образованными от переходных глаголов). Эти обороты представляют собой разновидности так называемого «перфекта романского типа», или «романского перфекта» (Асенова 1989, с. 194).

При сопоставлении данного типа в балканских и романских языках большое внимание уделяется такому фактору, как степень десемантизации глагола «иметь». Так, отмечается, что в балканских языках существуют перфектные конструкции с глаголами «иметь» и «быть», один из которых является вспомогательным глаголом при образовании перфекта. В греческом и румынском языках это глагол «иметь», в болгарском - «быть», в македонском и албанском языках перфект может быть образован с помощью обоих глаголов. Ситуация в албанском языке напоминает ситуацию в романских языках. Вспомогательный глагол «быть» употребляется с причастиями, образованными от возвратных глаголов. Например, фр. J' ai рготепё топ chien — «Я погулял(-а) («гулять» = «выгуливать») со своей собакой»; Je те suis рготепё(-е) avec mes amis -«Я погулял(-а) («гулять» = «прогуливаться, гулять самому») с друзьями». Отличие албанского перфекта от перфекта в романских языках состоит в том, что в последних выбор вспомогательного глагола зависит от переходности или непереходности глаголов, от которых образуются причастия. Например, фр. Je suis monte(-e) аи premier etage - «Я поднялся(-ась) на второй этаж»; J' ai monte les valises au premier etage - «Я поднял(-а) чемоданы на второй этаж».

В албанском, македонском и румынском языках глагол «иметь» почти утратил значение посессивности. В греческом языке процесс десемантизации еще не окончен: глагол «иметь», входящий в состав так называемого «результативного перфекта», не утратил своего значения. В болгарском разговорном языке конструкции с глаголом «имам» способны заменять перфектные сочетания с «съм», выражая значение результата действия. Но при этом глагол «иметь» еще не является вспомогательным, то есть «посессивный перфект» в болгарском языке - это не грамматическое явление, как перфект со вспомогательным глаголом «съм» (в отличие, например, от македонского языка), а особая синтаксическая конструкция, выражающая два значения: посессивности и результата действия.

Как уже было отмечено, обороты с подобным значением распространены и в других славянских языках (чешском, словацком, польском, русском, сербохорватском), но тем не менее еще раз подчеркнем, что болгарское результативное сочетание «имам + причастие на -///-га» является балканизмом, причем одной из наиболее ярких особенностей, объединяющих языки Балканского языкового союза. Несмотря на это, в нашей работе проводится сопоставление особенностей болгарских конструкций со значением посессивного перфекта с основными чертами русских конструкций с той же семантикой.

Основной причиной подобного сопоставления, помимо того, что болгарский и русский языки - родственные (но при этом одно и то же значение передается в них при помощи разных языковых средств), является то, что в русском языкознании разработаны такие способы описания и анализа русских конструкций с посессивным перфектом, которые можно применить в исследовании болгарских сочетаний с «имам + причастие на -«/-га». Русский посессивный перфект хорошо изучен на материале диалектов и литературного языка, о чем свидетельствует достаточное количество исследований как описательного, так и сопоставительного характера. Так, Ф.И. Буслаев (1959), Ю.С. Маслов (1949), С. Шафранов (1852), рассматривают подобные конструкции в связи со сходством их семантики с западноевропейским посессивным перфектом. Проблема происхождения и сфер распространения конструкций с посессивным перфектом освещена в работах А.А. Потебни (1941), А.М.Смирновой (1955), Ф.П.Филина (1948) и ряда других исследователей. Диалектным конструкциям данного типа посвящены статьи и монографии В.И.Борковского (1940), П.С.Кузнецова (1949), И.Б.Кузьминой и Е.В. Немченко (1971), С.П.Обнорского (1953), З.М. Петровой (1968). О посессивном перфекте в литературном языке речь идет в работах Ю.П.Князева (1989), Ю.С. Маслова (1949), В.И. Трубинского (1961). Подробнее об этих работах будет сказано в первой главе данной диссертации - той, которая полностью посвящена обобщению данных, полученных учеными в результате анализа русских конструкций с посессивной семантикой.

Таким образом, для достижения поставленных целей представляется необходимым решить следующие задачи:

- рассмотреть перфектные конструкции, передающие значение посессивности в русском языке, проанализировать сферы их распространения, опираясь на языковой материал исторических памятников, фольклора, диалектов и современного русского литературного языка;

- подробно описать и проанализировать сочетания с посессивным перфектом в современном болгарском языке и дать их классификацию, основываясь на их структурных и семантических особенностях;

- провести сопоставительный анализ рассматриваемых болгарских конструкций с русскими, рассмотрев сферы распространения, структурные и семантические особенности этих конструкций в обоих языках.

Поскольку русский посессивный перфект, в отличие от болгарского, изучен достаточно хорошо, основной акцент в данной работе сделан на подробном анализе именно болгарского языкового материала: в работе использованы примеры из оригинальных болгарских публицистических текстов, в частности, газетных статей на политические и другие общественно значимые темы (газеты «Демокрация», «Дума», «Сега», «Труд», «24 часа», «168 часа» за 1998-2004 гг.). Кроме того, привлекаются примеры из журналов «Икономика», «Икономическа мисъл», «Правна мисъл» за 2002-2003 гг., а также ряд диалектных конструкций с посессивным перфектом, взятых из фольклорных текстов, содержащихся в СбНУ (Сборник за Народни Умотворения). Всего нами собрано и проанализировано около 1000 конструкций.

Заключение диссертации по теме «Славянские языки (западные и южные)», Серпикова, Наталья Владимировна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В данной работе произведен структурный и семантический анализ посессивного перфекта в болгарском и русском языках, а также предпринята попытка сопоставить выявленные особенности болгарского посессивного перфекта с основными чертами русских оборотов с этим же значением.

Русский посессивный перфект обращал на себя внимание многих лингвистов, изучался и самостоятельно, в качестве особой синтаксической конструкции, которая характеризует ряд диалектов русского языка, и в сопоставлении с другими, преимущественно западноевропейскими, языками как один из распространенных способов выражения категории посессивности. Болгарский посессивный перфект, в отличие от русского, неоднократно упоминаясь в ряде работ, посвященных посессивности, никогда не анализировался подробно. На наш взгляд, болгарские конструкции с перфектом, обладающие посессивной семантикой, заслуживают отдельного рассмотрения. Для того чтобы выявить основные критерии, необходимые для анализа болгарских оборотов с посессивным перфектом, в данной работе представлено обобщенное описание русских сочетаний с тем же значением. Данное описание основано на результатах исследований, произведенных различными лингвистами.

Итак, в русском языке подобные конструкции представляют собой сочетания предлога у с родительным падежом субъекта и страдательным причастием в безличной форме. В современном языке русский посессивный перфект распространен в севернорусских и среднерусских говорах, а также в литературном языке. Рассматриваемые обороты могут быть отнесены к трем основным структурным типам:

1) трехкомпонентный тип, состоящий из субъекта, выраженного сочетанием «у + Р.п.», страдательного причастия на -н/-т и объекта;

2) двухкомпонентный тип, в котором объект формально отсутствует, но подразумевается;

3) двухкомпонентный безобъектный тип.

Главной особенностью русских конструкций с посессивным перфектом является то, что в них реальный производитель действия (субъект) выражен сочетанием «у + Р.п.», и это отличает русский посессивный перфект от аналогичных ему по внутреннему содержанию конструкций в других языках. Кроме того, в зависимости от переходности или непереходности глагола, от которого образовано причастие в сочетаниях с «у + Р.п.», все подобные обороты делятся на два типа: субъектный (причастие образовано от непереходного глагола) и объектный (причастие образовано от переходного глагола). Сочетание «у + Р.п.» является для конструкций субъектного типа обязательным элементом, и его отсутствие равноценно отсутствию подлежащего; в нем совпадают два значения: субъекта действия и субъекта обладания. В сочетаниях объектного типа возможно несовпадение этих значений, и тогда «у + Р.п.» имеет лишь значение обладателя (примеры русских конструкций разных типов - см. часть 1.1. данной работы).

Конструкции с посессивным перфектом, относящиеся к разным типам, различаются не только отдельными семантическими и структурными характеристиками, но и сферами распространения. Так, субъектные конструкции распространены преимущественно в диалектах, а объектные конструкции - в устной форме литературного языка, в разговорной речи.

Считается, что диалектный посессивный перфект является «подлинным», и именно его соотносят с западноевропейским посессивным перфектом.

Анализ русских конструкций с посессивным перфектом позволил выделить основные параметры, по которым в дальнейшем проводилось описание болгарских сочетаний с подобной семантикой. Таким образом, при описании болгарского языкового материала, особое внимание было обращено на следующие вопросы:

- сферы распространения болгарского посессивного перфекта;

- состав и структурные типы конструкций с посессивным перфектом;

- семантические особенности конструкций с посессивным перфектом;

- способы выражения и семантические особенности отдельных компонентов конструкций разных типов.

Предметом нашего исследования стали болгарские обороты, включающие в свой состав сочетание вспомогательного глагола имам со страдательным причастием на -н/-т. Данные конструкции определяются как «посессивный перфект», однако это название характеризует их прежде всего с формальной стороны. Анализ языкового материала, основным источником которого послужили преимущественно публицистические, и, в меньшей степени, диалектные тексты, показал, что не все болгарские конструкции с «имам + причастие на -н/-т» выражают значение посессивности. Поэтому основной нашей задачей было выяснить, какими чертами должна обладать подобная конструкция для того, чтобы называться «посессивным перфектом» не только по формальным причинам, но и соответствовать этому названию внутренне, по своей семантике. Иными словами, необходимо было определить, что является «подлинным» посессивным перфектом в болгарском языке, каковы основные признаки болгарского посессивного перфекта.

Рассматриваемые нами конструкции болгарского языка распространены в диалектах, в устной форме канцелярского стиля литературного языка, в разговорной речи. Они встречаются в публицистических текстах, но при этом необходимо отметить, что семантика этих текстов ограничена: в них обязательно должна содержаться информация о результате какого-либо действия, какой-либо выполненной работы; возможные темы - из таких областей, как бизнес, экономика, финансы, медицина, сельское хозяйство, спорт, культура.

Анализируемые в данной работе конструкции условно обозначены схемой SV(V')PO: S - субъект, V - вспомогательный глагол имам, V' -вспомогательный глагол в отрицательной форме пямам, Р - причастие на -н/-т, О - объект. Указанные компоненты могут входить в состав подобных сочетаний в разном порядке, согласно возможному их расположению, нами выделены три типа конструкций: тип А - (S)VPO; тип В - (S)VOP; тип С (С'), представленный в двух вариантах, - OSVP и SOVP.

В зависимости от способа выражения и семантики субъекта, входящего в состав посессивных конструкций разных структурных типов, все они делятся в нашей работе на три группы:

- 1 группа включает сочетания трех разных структурных типов (1А, 1В, 1С (1С')), в которых субъекту принадлежит результат действия, совершенного им самим, следовательно, в которых субъект имеет значения обладателя и деятеля;

- 2 группа включает сочетания трех разных структурных типов (2А, 2В, 2С), в которых субъекту принадлежит результат действия, совершенного над ним / для него / в его интересах, следовательно, в которых субъект имеет значение лишь обладателя;

- 3 группа включает сочетания трех разных структурных типов (А, В, С), в которых субъект отсутствует.

Таким образом, предложенная нами классификация сочетаний с «имам + прич. на -н/-т » основана как на семантических, так и на их структурных особенностях.

Анализ конструкций, относящихся к первой группе (примеры - см. часть 2.2.1. диссертации), показал, что они обладают следующими чертами:

1. Общее для всех трех структурных типов значение субъекта - «лицо, совершающее действие и обладающее результатом этого действия», то есть, как правило, субъект выражается при помощи одушевленного имени существительного или местоимения, заменяющего одушевленное имя существительное. Субъект может быть выражен как эксплицитно, так и имплицитно, через форму вспомогательного глагола, то есть субъект обязательно согласуется с глаголом. Независимо от способа выражения, субъект в конструкциях типа 1А, 1В, 1С (1С') является обязательным компонентом.

2. Вспомогательный глагол имам выражает принадлежность (или отрицательную принадлежность - форма нямам) результата действия субъекту (S имеет / не имеет что-либо). Вспомогательный глагол -обязательный компонент рассматриваемых конструкций типа 1А, 1В, 1С (1С'), так как является их смыслообразующей частью, передавая значение принадлежности.

3. Причастие, вне зависимости от позиции до или после объекта, согласуется с ним в роде и числе. Сочетание данного компонента с объектом передает значение результата действия, совершенного субъектом и направленного на объект. В конструкциях всех структурных типов причастия образованы от переходных глаголов совершенного вида и указывают, какое действие было произведено субъектом. В зависимости от значения исходных глаголов, причастия делятся на несколько лексико-семантических групп. В типе 1А это 9 групп со значениями «запланировать, выбрать; решить, утвердить»; «дать, вложить»; «подготовить, разработать, создать»; «завершить, добиться / не добиться чего-либо»; «заметить, установить, зафиксировать»; «написать»; «приобрести, присоединить»; «собрать, сохранить, накопить»; «лишить(ся), оставить, удалить». В конструкциях типа 1В причастия делятся на группы со значениями «подготовить, разработать, создать»; «заметить, установить, зафиксировать»; «приобрести, присоединить»; «собрать, сохранить, накопить». В конструкциях типа 1С(С') причастия относятся к группам со значениями «дать, вложить»; «заметить, установить, зафиксировать»; «написать»; «приобрести, присоединить»; «собрать, сохранить, накопить»; «спрятать, скрыть».

4. Объект в конструкциях типа 1А, 1В, 1С (С') в большинстве случаев выражен неодушевленным именем существительным или местоимением; является постоянным компонентом; согласуется с причастием. В сочетании с причастием объект имеет значение: «нечто, принадлежащее субъекту, результат действия субъекта». Объект и причастие могут входить в состав устойчивых словосочетаний.

Анализ конструкций, относящихся ко второй группе (примеры сочетаний типа 2А, 2В, 2С' - см. часть 2.2.2.), позволил выявить следующие их особенности:

1. Большее число этих конструкций представлено типом А с порядком компонентов SV(V')PO (субъект - вспомогательный глагол имам /нямам -причастие - объект).

2. Несмотря на их формальное сходство с посессивными сочетаниями первой группы (1А, 1В, 1С (С')), в них не всегда столь же ярко выражено значение принадлежности результата действия субъекту. Как показал анализ подобных конструкций, большую роль в таких случаях играет семантика отдельных компонентов и их сочетаемость.

3. Субъект в оборотах второй группы имеет лишь одно значение: обладателя результата действия. Но он не является деятелем, не совершает действия, результатом которого обладает. С этим связана еще одна особенность субъекта: одушевленность субъекта-обладателя не является его обязательным признаком, как в случае с субъектом со значением и обладателя и деятеля, поскольку действие, не совершаемое субъектом, а направленное извне, может быть направлено как на лицо, так и на предмет.

4. Вспомогательный глагол в конструкциях, относящихся ко второй группе, выражает то же значение, что и вспомогательный глагол конструкций 1А, 1В, 1С (С'): принадлежность (или отрицательная принадлежность) результата действия субъекту. Он обязательно согласуется с субъектом, в ряде случаев выражая его имплицитно.

5. Причастия в конструкциях 2А, 2В, 2С' образуются от переходных глаголов совершенного вида и делятся на те же лексико-семантические группы, что и причастия в конструкциях 1А, 1В, 1С (С').

6. Объект в данных конструкциях выражен, как правило, неодушевленными именами существительными и, согласуясь с причастием, передает значение результата действия. Кроме того, в ряде оборотов данной группы объект и причастие, так же как и в конструкциях первой группы, образуют устойчивые словосочетания.

7. Сочетания типа 2А имеют отличающую их от сочетаний других типов особенность: в их состав может входить компонент со значением деятеля, выраженный сочетанием предлога от и имени существительного (см. часть 2.2.2. тип 2А примеры 19-21).

Помимо конструкций с субъектом, в данной работе были рассмотрены бессубъектные сочетания (примеры - см. часть 2.2.3.). При этом субъект не выражен имплицитно, через форму вспомогательного глагола, а действительно отсутствует. По своей структуре подобные обороты делятся на те же типы А, В и С. Их особенности:

1. Главная особенность - отсутствие субъекта.

2. Вспомогательный глагол в бессубъектных конструкциях всех типов имеет безличную форму.

3. Причастия, как правило, образованы от переходных глаголов совершенного вида и согласованы в роде и числе с объектом. В зависимости от значения исходных глаголов, они делятся на несколько лексико-семантических групп, совпадающих с лексико-семантическими группами причастий в субъектных конструкциях.

4. Объект в большинстве бессубъектных конструкций выражен именем существительным и согласован с причастием. Как и в оборотах с субъектом, объект и причастие могут представлять собой устойчивые словосочетания.

5. Семантический анализ отдельных компонентов бессубъектных конструкций показал, что можно выделить три разновидности подобных оборотов:

- тип «имам + причастие на -н/-т»;

- тип «имам + имя существительное» (здесь форма на -н/-т выступает в функции прилагательного);

- пассивный перфект (в данном случае вспомогательный глагол имам имеет экзистенциальное значение и может быть заменен на вспомогательный глагол съм).

6. Бессубъектные сочетания, имея формальные признаки посессивного перфекта, не выражают значения посессивности.

Итак, анализ языкового материала позволил нам выделить основные структурные и семантические признаки болгарского посессивного перфекта:

1. В конструкциях с посессивным перфектом субъект согласуется со вспомогательным глаголом.

2. Субъект имеет значение обладателя, то есть ему принадлежит результат действия, совершенного им самим или в его интересах.

3. Причастие и объект согласуются в роде и числе и являются обязательными компонентами конструкций с посессивным перфектом.

4. Сочетание «причастие + объект» выражает значение результата действия, произведенного над объектом.

5. Конструкции с посессивным перфектом передают значение принадлежности результата действия субъекту.

Из всех типов болгарских конструкций, анализ которых был произведен в данной работе, в полной мере признаками посессивного перфекта обладают сочетания, относящиеся к типам 1А, 1В, 1С (С'), 2А и 2С\

В нашей работе данные, полученные при изучении и описании болгарских конструкций со значением посессивного перфекта, были сопоставлены с уже выявленными ранее особенностями русских конструкций, передающих то же значение. Сопоставление этих оборотов проводилось по трем направлениям:

-сферы распространения конструкций с посессивным перфектом в болгарском и русском языках;

- структура сочетаний со значением посессивного перфекта в болгарском и русском языках;

- семантические особенности конструкций с посессивным перфектом в болгарском и русском языках.

Приведем основные результаты этого сопоставления.

1. Болгарский посессивный перфект, не являясь общелитературным явлением, все же более распространен в канцелярском стиле (преимущественно, в устной форме) литературного языка, а также в разговорном и публицистическом стилях, чем в диалектах. В русском языке основной сферой функционирования сочетаний с посессивным перфектом являются диалекты, а в литературном языке подобные конструкции встречаются редко, отличаясь при этом от диалектных и формально (возможно отсутствие компонентов, выражающих субъект), и семантически (значение перфекта часто передается слабо или отсутствует).

2. Что касается структуры болгарских и русских оборотов с посессивным перфектом, принадлежность этих сочетаний к тому или иному структурному типу зависит от различных факторов: в болгарском языке - от порядка компонентов, в русском языке - от наличия или отсутствия одного из них - объекта. Более подробное сопоставление отдельных компонентов изучаемых сочетаний представлено в виде таблицы в третьей главе данной работы. Отметим лишь, что в болгарском языке объект является обязательным компонентом конструкции с посессивным перфектом, а в русском языке он в ряде случаев отсутствует. То же можно сказать и о вспомогательном глаголе.

3. Основное семантическое отличие болгарских конструкций с посессивным перфектом от русских заключается в семантике субъекта. В болгарском языке это значение деятеля и посессора, а в русском языке это, прежде всего, значение деятеля.

Основные семантические черты, сближающие русские и болгарские конструкции с посессивным перфектом, - это общее для обоих языков значение объекта (его принадлежность субъекту), а также то, что в этих языках не всегда можно определить роль субъекта в обозначаемом действии.

Итак, в данной работе выполнены три задачи:

- произведено описание конструкций с посессивным перфектом в русском языке;

- на основе собранного нами материала описаны и проанализированы болгарские сочетания с посессивным перфектом;

- произведен сопоставительный анализ болгарских и русских оборотов с посессивным перфектом.

В ходе описания и анализа русских посессивных конструкций типа «у + Р.п. + причастие на -н(но)/-т(но)» были определены основные критерии, по которым возможно описание конструкций с посессивным перфектом и в болгарском языке. Анализ болгарского языкового материала позволил выделить основные черты болгарского посессивного перфекта и определить наиболее интересные направления для сопоставительного изучения сочетаний с посессивным перфектом в болгарском и русском языках.

В результате всестороннего исследования болгарских конструкций и их сопоставления с русскими оборотами с аналогичной семантикой нам удалось выявить их важнейшие структурно-семантические особенности.

Проведенный анализ болгарских конструкций с посессивным перфектом позволил углубить наше представление о данном языковом явлении, что открывает возможности для использования полученных результатов в дальнейшем изучении болгарского посессивного перфекта и его сопоставлении с другими языками.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Серпикова, Наталья Владимировна, 2005 год

1. Андрейчин Л. Грамматика болгарского языка. М., 1949.

2. АндрейчинЛ. Залогът в българската глаголна система// Български език. 1956. Т. 6. Кн. 2. С. 188.

3. Анохина С.П. Бытийные и посессивные предложения в германских языках (структурно-семантический и функционально-прагматический аспект). Дис. докт. филол. наук. 10.02.04. Тольятти, 1993.

4. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976.

5. Арутюнова Н.Д., Ширяев Е.Н. Русское предложение. Бытийный тип. М., 1983.

6. Асенова П. Балканско езикознание. Основни проблеми на балканския езиков съюз. София, 1989.

7. АтанасоваЕк. Изрази за притежание в българския език// Известия на семинара по славянска филология. Кн. III. София, 1911.

8. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С.217.

9. Бернштейн С.Б. Болгарско-русский словарь. М., 1953.

10. Бернштейн С.Б. Очерки сравнительной грамматики славянских языков. -М., 1974.

11. Бирюкович P.M. О категории принадлежности в тюркских языках // Вопросы языкознания. М., 1980. № 3.

12. Бондарко А.В. Посессивность // Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб., 1996.

13. Бондарко А.В. Функциональная грамматика. Л., 1984.

14. Борковский В.И. О синтаксических явлениях новгородских грамот XIII-XIV вв.// Известия Крымского педагогического института. 1940. Вып. IX.

15. Борковский В.И. Синтаксис древнерусских грамот. Львов, 1949.

16. Бородин В.В. К вопросу о значении перфекта в болгарском языке // Славянская филология. М., 1963.

17. Бояджиев Т. Аналитични форми с глагола имам в тракийските говори // Известия на Института за български език. София, 1968. Кн. 16.

18. Буслаев Ф.И. Историческая грамматика русского языка. М., 1959.

19. Васшьченко Н.А. Посессивность в ракурсе референции (на материале современного французского языка). Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1991.

20. Вольф Е.М. Грамматика и семантика прилагательного. М., 1983.

21. Вольф Е.М. Некоторые особенности местоименных посессивных конструкций (иберо-романские языки) // Категории бытия и обладания в языке. М., 1974.

22. Вопросы грамматики болгарского литературного языка. М., 1959.

23. Въпроси на структурата на съвременния български език. София, 1975.

24. Георгиев В. Възникване на нови сложни глаголни форми със спомагателен глагол ИМАМ// Известия на института за български език. София, 1957. Кн. VII.

25. ГоровГ. Странджанският говор. София, 1962.

26. Головачева А.В. Стереотипные ментальные структуры и лингвистика текста. М., 2000.

27. Граматика на съвременния български книжовен език. В 3 т. София, 1982— 1983.

28. Демина Е.И. Пересказывательные формы в современном болгарском литературном языке // Вопросы грамматики болгарского литературного языка. М., 1959.

29. Деянова М. История на сложните минали времена в български, сърбо-хърватски и словенски език. София, 1970.

30. Журинская М.А. О выражении значения неотторжимости в русском языке // Семантическое и формальное варьирование. М., 1979.

31. Иванов Вяч.Вс. Типология посессивного типа спряжения и посессивного типа конструкции // Славянское и балканское языкознание: Проблемы диалектологии. Категория посессивности. М., 1986.

32. Иванова Т.А. О содержании категории притяжательности // Вестник ЛГУ, 1975. Т. 8. Сер. История, язык, литература. Вып. 2.

33. КамоваИ.М. Типология посессивного значения. Дис. канд. филол. наук. М„ 1980.

34. Категория. 1983: Категория притяжательности в славянских и балканских языках. М., 1983.

35. Категория. 1989: Категория посессивности в славянских и балканских языках. М., 1989.

36. Кацнельсон С.Д. Общее и типологическое языкознание. Л., 1986.

37. Князев Ю.П. Акциональность и статальность. Их соотношение в русских конструкциях с причастиями на -н, -т. Miinchen, 1989.

38. КодовХр. Езикът на тракийските българи. София, 1935.

39. Конески Б. Граматика на македонскиот литературен ja3HK. CKonje, 1966.

40. Котова Н., Янакиев М. Грамматика болгарского языка. М., 2001.

41. Кузнецов П. С. К вопросу о сказуемостном употреблении причастий и деепричастий в русских говорах// Материалы и исследования по русской диалектологии. Т. III. М.-Л., 1949.

42. Кузьмина КБ. Предикативное употребление причастий в русских говорах. Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1972.

43. Кузьмина КБ., Немченко Е.В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М., 1971.

44. Курилович Е. О методах внутренней реконструкции // Новое в лингвистике. Вып. VI. М., 1965. С. 420-422, 433.

45. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. М., 1978.

46. Jlyxm Л.И. Категории бытия и обладания (французско-румынские параллели) // Категории бытия и обладания в языке. М., 1977.

47. МасловЮ.С. К вопросу о происхождении посессивного перфекта// Учен, зап. ЛГУ. Сер. филологических наук. Вып. 14. Л., 1949.

48. Маслов Ю.С. Очерки по аспектологии. Л., 1984.

49. Маслов Ю.С. Грамматика болгарского языка. М., 1981.

50. Маслов Ю.С. Избранные труды: Аспектология. Общее языкознание. М., 2004.

51. Матвеенко В. А. Некоторые особенности структуры страдательно-безличных оборотов в русских говорах // Материалы и исследования по русской диалектологии. Новая серия, вып. II. М., 1961.

52. Мещанинов И.И. Члены предложения и части речи. М.-Л., 1945.

53. МинчеваА. Развой на дателния притежателен падеж в българския език. София, 1964.

54. Мирчев К. За съчетанието на глагол ИМАМ + миналото страдателно причастие в български език // Български език. София, 1973. Кн. 6.

55. Мирчев К. Историческа граматика на българския език. София, 1978.

56. Мирчев К. Старобългарски език. София, 1952.

57. Младенов Ст. Значение на Боянския надпис // Год. Соф. университет. Фил. фак. XXXI. 1934-1935. С. 8.

58. Молошная Т.Н. Глагольные конструкции со значением обладания и посессивный перфект в славянских языках // Советское славяноведение. М., 1987. № 4.

59. НицоловаР. Българските местоимения. София, 1986.

60. Обнорский С.П. Очерки по морфологии русского глагола. М., 1953.

61. Панде Х.Ч. К семантике «есть» в локативных и посессивных конструкциях // Russian Linguistics. Boston, 1981. V. 5. № 3.

62. ПенчевЙ. Конструкции с глагола ИМАМ// Славистичен сборник по случай VI Международен конгрес на славистите в Прага. София, 1968. Кн. 3.

63. Перельмутер И.А. Общеиндоевропейский и греческий глагол. Видовременные и залоговые категории. JL, 1977. С. 29-30, 37.

64. Петрова З.М. Посессивный перфект в псковских говорах// Псковские говоры. Т. II. Псков, 1968.

65. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е изд. М., 1956.

66. ПисарковаК. Посессивность как грамматическая проблема (на примере польского языка)// Грамматическое описание славянских языков. Концепции и методы. М., 1974.

67. Подольская Л.Н. Семантико-синтаксические свойства глаголов обладания и приобретения в современном английском языке. Автореф. дис. канд. филол. наук. 10.02.04. Калинин, 1980.

68. Попова Г. Употребата на минало страдателно причастие с глагола «имам» в българския език// Известия на Семинара по славянска филология при Университета в София., 1931. Кн. VII.

69. Попова Т.В. Глагольное словоизменение в болгарском языке. М., 1975.

70. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. II. Изд. 2-ое. Харьков, 1889.

71. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. IV. М., 1941. С. 207.

72. Русская диалектология. М., 1972.

73. СбНУ 1980: Сборник за народни умотворения. София, 1980. LVI.

74. СбНУ 1994: Сборник за народни умотворения. София, 1994. Кн. 60. Ч. 2.

75. Селиверстова О.Н. Семантический анализ предикативных притяжательных конструкций с глаголом БЫТЬ // Б Я, 1973. № 5.

76. Селиверстова О.Н. Экзистенциальность и посессивность в языке и речи. Дис. докт. филол. наук. 10.02.19. М, 1983.

77. Славянская морфология. М., 1987.

78. Славянские языки. Очерки грамматики западнославянских и южнославянских языков. М., 1977.

79. Славянское и балканское языкознание. Проблемы диалектологии. Категория посессивности. М., 1986.

80. Смирницкий А.И. Морфология английского языка. М., 1959. С. 274-316.

81. Смирнова A.M. Безличные предложения в памятниках литературы и деловой письменности XVI в. М., 1955.

82. СтевановиРг М. Савремени српскохрватски je3HK. И. Синтакса. Београд, 1969.

83. Степанян В.А. Выражение притяжательных отношений лексико-грамматической подсистемой глаголов типа dormer II Проблемы синхронного и диахронного описания романских языков. Пятигорск, 1976.

84. Стойкое Ст. Банатският говор. София, 1967.

85. Стойкое Ст. Българска диалектология. София, 1962.

86. Стойкое Ст. Христоматия по българска диалектология. София, 1950.

87. Стоянов Ст., Янакиев М. Старобългарски език. Текстове и речник. София, 1965.

88. Тезисы. 1981: Структура текста-81. Тезисы симпозиума. Притяжательность (посессивность) и способы ее выражения. М., 1981.

89. Теодоров-Балан А. Особит състав с глагол «имам» // Известия на Института за български език. София, 1957. Кн. 5.

90. Топоров В.Н. О некоторых предпосылках формирования категории посессивности// Славянское и балканское языкознание. Проблемы диалектологии. Категория посессивности. М., 1986.

91. Тропинова И.В. Функционально-семантическое поле посессивности в современном английском языке. Дисс. докт. филол. наук. 10.02.04. Киев, 1986.

92. ТРК 1974: Типология пассивных конструкций. JL, 1974.

93. ТРК 1983: Типология результативных конструкций. Д., 1983.

94. Трубинский В.И. Взаимоотношение лексических и грамматических значений в области глагольных времен// Вестник ЛГУ. № 14. Сер. Истории, языка и литературы. Вып. 3. Л., 1961.

95. Трубинский В.И. Очерки русского диалектного синтаксиса. Л., 1984.

96. Усикова Р.П. Значение и употребление причастий в македонском литературном языке // Балканское языкознание. М., 1973.

97. Усикова Р.П. О залоговом значении причастия на -н, -т в македонском литературном языке// Исследования по славянскому языкознанию. М., 1971.

98. Филин Ф.П. Заметки о записях материалов по синтаксису // Бюллетень диалектологического сектора института русского языка АН СССР. М.-Л., 1948. Вып. 4.

99. Холодович А.А. Проблемы грамматической теории. Л., 1979.

100. Цивъян Т.В. Лингвистические основы балканской модели мира. М., 1990. Цыхун Г.А. Синтаксис местоименных клитик в южнославянских языках. Минск, 1966.

101. Цыхун Г.А. Типологические проблемы балканославянского языкового ареала. М., 1981.

102. ЧинчлейКГ. Категория посессивности в типологическом освещении// Изв.

103. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. 2-е изд. Л., 1941. С. 489. ШмелевД.Н. Русский язык в его функциональных разновидностях. М., 1977. С. 168.

104. ШухардтГ. Посессивность и пассивность// Избранные статьи поязыкознанию. М., 1972. Этюды по типологии грамматических категорий в славянских и балканских языках. М., 1995.

105. Adamec Р. К ekvivalentflm sloves "byti" a "miti" v rustine// Rusko-ceske studie. Sborm'k Vysoke skoly pedagogicke v Praze. Jazyk a literatura. Т. II. Praha, 1960.

106. AssenovaP. Constructions possessives inverses en bulgare// Zeitscrift ftir Balkanologie. 1978, Jg.XIV.

107. Bastin J. Le participe passe dans la langue fran?aise et son histoire. Petersbourg, 1880.

108. Damourette J., PishonE. Des mots a la pensee. Essai de Grammaire de la langue fran9aise. V. VI. P., 1911-1940.

109. Damourette J., PishonE. Des mots a la pensee. Essai de Grammaire de la langue fran?aise. V. XVIII. P., 1972. № 3.

110. FiciF. Macedonian perfect and its modal strategies. CKonje, 2001.

111. Guillaume G. Le probleme de Particle et sa solution dans la langue fran?aise. P., 1919.

112. Heine B. Possession. Cognitive sources, forces, and grammaticalization. Cambridge, 1997.1.acenkoA.V. On "have" and "be" languages// Slavic Forum. Essays in linguistics and literature. The Hague. Paris, 1974.

113. Mazon A. Documents, contes et chansons slaves de l'Albanie du Sud. P., 1936.

114. Pa§aliuJ. AVEA (AVOIR) relation d' existance simultanee// Revue roumaine de linguistique. V. XVIII. 1972. № 3.

115. SeilerH. POSSESSION as an operational dimention of language// Language Universal Series. V. 2. Tubingen, 1983.

116. Spanoghe A.-M. La syntaxe de Г appartenance inalineable en fran?ais, en espagnol et en portugais. Frankfurt am Main, 1995.

117. VeenkerW. Die Frage der finnougrischen. Substratin der russischen Sprache. Bloomington, 1967. S. 137- 139.

118. Zimek R. К chapani posesivnosti // Sbornik Vysoke skoly pedagogicke v Praze. Jazyk a literatura. V. II. Praga, 1960.