Образы женщин Северного Кавказа в русской поэзии 1820-1830-х годов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Манкиева, Эсет Хамзатовна

• Манкиева, Эсет Хамзатовна
• кандидат филологических наук
• 2011

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Манкиева, Эсет Хамзатовна

Введение.

Глава 1.

Западноевропейские истоки темы.

Глава 2. Черкешенка или Пленник?

Кавказский пленник» А.С.Пушкина.

Глава 3.

Образы кавказских горянок в поэзии М.Ю.Лермонтова.

3.1. Пленник или Черкешенка? «Кавказский пленник».

3.2. «Каллы».

3.3. «Аул Бастунджи».

3.4. «Измаил - Бей».

3.5. «Хаджи-Абрек».

3.6. «Беглец».

Глава 4.

Место образа женщины - мусульманки в поэмах и лирике А.И.Полежавева.

4.1. Поэмы «Эрпели» и «Чир-Юрт».

4.2. «Кладбище Герменчугское».

4.3. Лирика

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Образы женщин Северного Кавказа в русской поэзии 1820-1830-х годов»

Актуальность темы диссертации обусловлена как ее широким общекультурным интересом в современной России, так и крайне малой изученностью в отечественном и зарубежном литературоведении.

Формулировка темы заключает в себе теоретическую категорию художественного образа, понимаемую нами в соответствии с его трактовкой В.Е. Хализевым: в отличие от понятия как логической «формы освоения мира» образ есть «чувственная <.> воплощенность представлений» о нем1. «Художественный образ, - дополняют Хализева В.А. Скриба и Л.В. Чернец, -феномен сложный. В нем как в целостности интегрированы индивидуальное и общее, существенное (характерное, типическое), равно как и средства их воплощения. Образ существует объективно, как воплощенная в соответствующем материале авторская конструкция, как "вещь в себе". Однако становясь элементом сознания "других", образ обретает субъективное существование, порождает эстетическое поле, выходящее за рамки авторского замысла»2.

Ответ на вопрос о художественном уровне образов северокавказских женщин в тех или иных произведениях русской классической литературы в известной мере будет дан и в настоящей работе.

Главная ее задача, тем не менее, историко-литературная: выявление по возможности всех российских художественных произведений 1820-1830-х годов XIX века на указанную тему в любом ее объеме и анализ их женских персонажей в свете творческих приемов и средств их создания.

Исторически сложилось так, что Кавказ сыграл заметную роль в росте свободолюбивых идей и настроений, свойственных передовой русской интеллигенции, в особенности литературной. Знакомство ее представителей с самобытной культурой Северного Кавказа обогатило многих российских художников слова, порождая и стимулируя замечательные творческие замыслы. В свою очередь гуманистическая русская культура и художественная литература

1 Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2000. С. 90.

2 Введение в литературоведение. Под редакцией Л.В. Чернец. М., 2004. С.32. оказала огромное плодотворное воздействие на развитие литературы и искусства северокавказских народов.

Поэтическое изображение окружающей их природы находим уже в «превосходной» (А. Пушкин) оде Г.Р. Державина «На возвращение графа Зубова из Персии» (1797); природа, а также традиционный менталитет и нравственный уклад горцев запечатлены в замечательных стихах В.А. Жуковского из его послания 1814 года «К Воейкову» («Добро пожаловать, певец.»).

На исходе первой четверти XIX в. Северный Кавказ для целого ряда русских поэтов становится и символами личностной; свободы и своеобразной героики: С начала 1820-х по 1854 годы на Кавказе побывали А. Пушкин, М. Лермонтов (несколько раз), А. Грибоедов, А. Одоевский, А. Бестужев-Марлинский, А. Полежаев, Л. Толстой. Почти все они, живя среди горцев, фиксировали их обычаи, нравы и записывали песни, сказания, легенды, часть которых так или иначе отзывалась.и в их произведениях.

Физический и еще более нравственный облики северокавказской горянки, в глазах русского наблюдателя необычные, даже таинственные и вместе с тем глубоко привлекательные и обаятельные, оказались по этой причине созвучными прежде всего для российских поэтов-романтиков. В произведениях русской реалистической прозы они, не утрачивая своего неповторимого очарования, открывались и с той бытовой, племенной и психологической мотивированностью, которая преодолевала известную условность их романтического видения.

В целом северокавказские женщины явились вдохновительницами Пушкина (в поэмах «Кавказский пленник», «Тазит»), Лермонтова (в поэмах «Кавказский пленник», «Последний сын вольности», «Каллы», «Аул Бастунджи», «Измаил-Бей», «Хаджи-Абрек», «Беглец», «Азраил», «Ангел смерти»; в романе «Герой нашего времени»), Полежаева (в поэмах «Эрпели», «Чир-Юрт» и большом стихотворении «Кладбище Герменчугское»; в лирических стихотворениях «Пышно льется светлый Терек.», «Черкесский романс», «Ахалук»), А.

Бестужева-Марлинского (в повестях «Аммалат-Бек», «Мулла-Нур), Л. Толстого (в рассказе «Кавказский пленник» и в повести «Хаджи-Мурат»).

Научная новизна работы; определена? по возможности; исчерпывающим охватом; произведений русской поэзии 1820-1830-х годов, относящихся? к ее теме,, включая небольшие стихотворения;, а также поэтические1 тексты, где женские: персонажи выступают в служебной' роли; к лицам* главным или« представлены лишь в собирательном образе.

Цель исследования-состоит в анализе образов северокавказскихгженщин? в русскойшоэзии указанного периода;

Для ее достижения необходимо решение следующих задач:

1. Выявить литературные истоки темы кавказской («восточной») женщины в творчестве русских-поэтов-романтиков 1820 - 1830-х годов;

2. Раскрыть характер Черкешенки и причины ее трагической? судьбы; в «Кавказском пленнике» А. Пушкина.

3. Показать своеобразие трактовки женских образов-героинь в «кавказских» поэмах М! Лермонтова:

4. Зафиксировать обобщенные образы и художественные функции женщин-горянок в: поэмах А. Полежаева «Эрпели» и «Чир-Юрт», в большом стихотворении «Кладбище Герменчугское», а также их лирические модификации в отдельных стихотворениях поэта.

Методология диссертации основана на принципе конкретного историзма и сочетаниишндуктивных наблюдений с итоговыми обобщениями.

Практическая значимость работы заключается в использовании ее результатов при подготовке тематически как историко-литературных, так и компаративистскихлекционных курсов по русскойклассической литературе.

Структура исследования. Диссертация состоит из введения, четырех глав; заключения и библиографии.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Манкиева, Эсет Хамзатовна

Заключение

Проанализировав в русле диссертационной проблемы произведения А.Пушкина, М. Лермонтова, А. Полежаева 1820 - 1830-х годов на «кавказскую» тему, мы пришли к следующим итогам.

В своих произведениях указанной поры крупнейшие русские поэты разделяли свойственное романтизму в целом неприятие современной европейской цивилизации с условностью ее морали, отрывом человека от природы, его специализацией и приверженностью кумирам «денег да цепей» (А. Пушкин). И вслед за английскими, французскими и немецкими романтиками искали идеал человека и человеческих отношений в иных временных эпохах или культурах.

Дж. Г. Байрон в 1809 — 1811 годах посетил страны Ближнего Востока, особый жизненный уклад и человеческие коллизии которых определенным образом отразились в цикле созданных им позднее «восточных повестей». Для Пушкина, Лермонтова, Полежаева своего рода Ближним Востоком стал мусульманский Северный Кавказ, величественная природа, свободолюбие жителей, их фольклор, а также ряд обычаев и нравов которого произвели на них неизгладимое впечатление.

Рожденный ими творческий интерес русских поэтов-романтиков к людям Северного Кавказа нашел, быть может, наиболее яркое воплощение в образах кавказских женщин-горянок с их не только своеобычной на фоне европейских женщин, но и выдающейся внешней красотой, дополняемой редкой глубиной и цельностью их сердечных чувств.

Романтическая поэзия Пушкина, Лермонтова, Полежаева на «кавказскую» тему формируется не без воздействия на нее поэтики (жанров, персонажей, конфликтов, стилистики, а также ценностных, эстетических и нравственных, начал) английского романтизма, как она отразилась в поэме Томаса Мура «Лалла-Рук» (1812 — 1817), но прежде всего в «восточных повестях» Дж. Г. Байрона.

Нередко прямо указывая на типологическую связь своих «кавказских» поэм с какой-либо из «байронических» поэм эпиграфами из них или намеренными сюжетными параллелями и перекличками, русские авторы вместе с тем остаются не столько учениками великого английского поэта, сколько его самобытными продолжателями и оппонентами.

Это хорошо заметно уже в «Кавказском пленнике», поэме, созданной, по более позднему признанию Пушкина, в пору, когда ему были «.Нужны / Пустыни, волн края жемчужны, / И моря шум, и груды скал, / И гордой девы идеал.». Современников она восхитила в особенности образом женским -молодой Черкешенки. Силой и цельностью характера превосходя молодого русского Пленника настолько, что именно ее, Черкешенку, следует, на наш взгляд, считать главным лицом произведения, она вместе с тем весьма мало похожа на таких героинь Байрона, как Лейла («Гяур»), Медора и Гульнара («Корсар»), Франческа («Осада Коринфа») или безымянная (она в мужском костюме скрывается под именем пажа Каледа) возлюбленная феодала-бунтаря Лары в одноименной поэме.

В сравнении с ними, фигурами, как правило, нарочито загадочными, пушкинская Черкешенка - лицо для читателя в значительной мере конкретное. Если о роде и племени Гульнары и любовницы Лары мы не узнаем ничего, а причислить Лейлу и Франческу к венецианкам, Медору - к испанкам или итальянкам можно только по косвенным данным, то национальность полюбившей Пленника кавказской горянки определена совершенно четко и совпадает с ее художественным антропонимом.

Сверх того, пушкинская Черкешенка - натура не жертвенная, как конфессионально родственная ей байроновская Гульнара, освобождающая из плена возлюбленного ею пирата Конрада ценою отказа не только от собственного благополучия, но и от своего счастья. Напротив, героиня «Кавказского пленника» «знала счастье» и до самого конца второй части произведения, где она разбивает оковы русского узника, надеялась на него.

Не самоотречением мотивирована Пушкиным и ее любовь к иноземцу.

142

Главное здесь - близость их положений среди окружающих людей и определенное сходство характеров. Если русский - невольник среди черкесов, то Черкешенка — невольница своей женской судьбы, олицетворяемой для нее жестокой волей отца и братьев. И первый, и вторая равно свободолюбивы, в своем неприятии несвободы (у него - положения; у нее - навязываемой ей любви) одинаково смелы: он ради «гордого идола» свободы и одушевленных ею песен покинул условный мир европейской цивилизации; она, готовая скрыться от семейного рабства «в пустыне», бросает вызов традиционной для Востока женской покорности.

И герой, и героиня «Кавказского пленника» испытали «муки сердца», не узнав «любви взаимной»; оба в конечном счете «гонимы судьбою». Все это, вопреки различию культур, воспитания, обычаев и нравов, душевно сблизило их, предопределив и возможность взаимной сердечной приязни. Иное дело, что Пленник, рано охладевший к жизни и «ее наслаждениям» (Пушкин), не смог ответить на всепоглощающее и пламенное чувство Черкешенки чувством равным. Но тут опять автор «Кавказского пленника» глубоко оригинален на фоне Байрона с его «могущественными» и «таинственно пленительными» Гяуром, Конрадом, Ларой или Селимом. Ведь пушкинский Пленник — «первый опыт характера» (Пушкин) в духе будущего Евгения Онегина, т.е. героя не романтической поэмы, а реалистического романа.

Женские лица, в данном случае контрастные друг другу по душевному складу, культурам и религиям, оказываются на первом плане и в пушкинском

Бахчисарайском фонтане», поэме, по свидетельству поэта, в особенности отзывающейся «чтением Байрона». Это юная польская аристократка Мария и христианка по рождению, но давно уже поклонница Корана Зарема, символизирующие в поэме прежде всего разные типы романтической любви, лишь в свете которых они и рассмотрены в диссертации. По верному наблюдению А. Слонимского, Пушкин отдает предпочтение не чувствительной любви Заремы или платоническому ее пониманию Марией,

143 а тому синтезу двух ее противоположных видов, который устраняет «противоречия между идеалом Мадонны, что "выше мира и страстей", и вакхическим идеалом чисто "земной", не знающей компромиссов языческой страсти».

Итак, первые в русской литературе XIX века образы женщин Северного Кавказа, отмеченные художественной оригинальностью и привлекательностью для читателя, были созданы Пушкиным в двух из четырех его южных романтических поэм.

В своем обаянии не уступают пушкинским северокавказские женщины-горянки и в романтических поэмах Лермонтова «Кавказский пленник», «Каллы», «Аул Бастунджи», «Измаил-Бей», «Хаджи Абрек», «Беглец».

Написанный в четырнадцатилетнем возрасте лермонтовский «Кавказский пленник» обычно рассматривался как подражание одноименной поэме Пушкина. В действительности даже с учетом реминисценций и прямых заимствований из последней он простым «упражнением в поэзии» (Б. Эйхенбаум) отнюдь не был. На самом деле данная лермонтовская поэма настолько же своим возникновением обязана поэме пушкинской, насколько ведет и творческий спор с нею, важнейшим результатом которого стало выдвижение на главное место в произведении персонажа не женского, а мужского.

Таков лермонтовский Пленник, сам по себе лицо не могучее и пленительное, а пассивное и страдательное. Но если Пушкин уже в период своего «Кавказского пленника» считал, что он не годится в «герои романтической поэмы», то юный романтик Лермонтов, наоборот, наделил своего Пленника именно автобиографическим положением и чертами. Говорим об одиночестве и гонимости судьбою, мотивы которых были главными в исповедальной лирике Лермонтова этих лет.

Это же самочувствие отличает и героя лермонтовской поэмы, в конце произведения к тому же трагически гибнущего в минуту, когда от

144 освобождения из плена его отделяла только река. И все же ни сам герой, ни уделяемое ему авторское внимание не заслонили для читателей этой поэмы фигуру молодой кавказской горянки.

В отличие от предшествующей ей героини Пушкина она почти лишена зафиксированных внешних и внутренних причин, объясняющих возникновение ее страстного чувства к ранее неведомому ей и далеко не героическому иноверцу. Однако этот недочет поэмы едва ли не искупается тем важнейшим душевным качеством этой девушки, которое в произведении указано уже с полной определенностью. Это присущая ей гуманность горянки, сначала увидевшей в том, кого ее соплеменники считают только презренным гяуром и врагом, человека, а затем и глубоко тронутой его страданиями. С сострадания, по всей вероятности, началась и ее сердечная симпатия, уже по собственной логике этого чувства переросшая в фазу полноценной и самозабвенной любви.

Способность лермонтовской Черкешенки к высокогуманным поступкам в отношениях с русским контрастно оттеняется в поэме жестокостью ее отца, «с улыбкой злобной» хладнокровно убившего Пленника без видимой личной неприязни к нему. И тем же выстрелом поразившего собственную дочь, не вынесшей смерти любимого и бросившейся в неудержимый горный поток.

Пушкин в своей поэме создает драматическую ситуацию, в ее итоговом читательском впечатлении благоприятную для Черкешенки и невыгодную для Пленника. Лермонтов поначалу как бы берет душевно родственного себе Пленника под защиту, но завершает произведение трагедией, равно гибельной для Пленника и Черкешенки, погубленных бездумной внешней силой.

Трагическое начало, в целом отличающее Лермонтова, поэта, драматурга и романиста, возрастая в его последующих «кавказских» поэмах, соответственным колоритом наделит и созданные в них образы горских мусульманок.

Такова героиня поэмы «Каллы», сюжетно образованной актом «кровной мести», на которую провоцирует черкеса Аджи мулла — фанатик и, как выяснится к концу произведения, клеветник. Поверивший ему Аджи убивает кинжалом сначала старика — главу якобы враждебной ему семьи, а затем, вопреки подспудному сопротивления своего сердца, и его спокойно спящую, совсем юную дочь. А узнав, что был обманут муллой, жестоко казнит и его.

В поэме, таким образом, погибают все ее персонажи: трое — физически, четвертый же - сам Аджи — духовно и нравственно, ибо,, отверженный Богом и людьми, он превратился в вечного изгоя по прозвищу каллы, что значит убийца. Из всех его жертв внимание читателя больше всего задерживается на чистом, невинном и физически прекрасном облике безымянной спящей девушки, с явной симпатией, хотя пока в самых общих чертах изображенной Лермонтовым в третьей строфе поэмы из общих шести, т.е. в центре произведения. Уже это обстоятельство придает образу невинной юной горянки смыл больший, чем просто дополнительный способ резче показать безобразие и ужас инспирированного муллой злодеяния.

Созданная в одном году с «Каллы» поэма «Аул Бастунджи» стала очередным шагом Лермонтова к творческой самобытности, а в трактовке образа горской женщины и первым на пути к «поэзии жизни действительной» (В. Белинский). Подобно пушкинскому «Домику в Коломне» (опубл. в 1833), она написана пятистопным ямбом с несколькими перекрестными и одной смежной рифмой и разбита на октавы, что придает ее стиху повествовательный склад и скорее изобразительность, чем лирическую выразительность. Показателен и факт деления произведения не на песни, как «Паломничество Чайльд Гарольда» Байрона или на отдельные лиро-эпические отрезки, как это сделано в его же «восточных повестях», а, вслед за пушкинским «романом в стихах», на главы.

В целом перед нами сложная и острая эротико-психологическая драма любовный треугольник между братьями Селимом и Акбулатом и его женой

146

Зарой), в перипетиях которой сказался и ранний сердечный опыт самого Лермонтова, уже девяти лет от роду, по его признанию, узнавшего (кстати сказать, в кавказском Горячеводске) первую любовь.

Завязывает ее младший из братьев-сирот, ранее очень дружных, — Селим, вернее сказать, присущая ему острая ранимость женской красотой и страстная жажда женской любви. Обратив ее на молодую жену старшего брата, прекрасную и добродетельную Зару, он сперва просит Акбулата отдать ему жену, а потом ищет возможность овладеть ею силой. Неадекватно в возникшей ситуации ведет себя и Акбулат, не понимающий всей опасности, нависшей над его женой и их семейным счастьем.

На фоне мужчин-родственников, а также муллы, двусмысленное поведение которого в возникшем конфликте не отвечает долгу честного священника, в поэме еще ярче засияла уже не одна внешняя, а нравственная красота ее героини. В полной мере она выявляется в неожиданной для Зары встрече ее с Селимом, подстерегшим ее в момент речного купания.

Диалог между Селимом и Зарой в этой сцене преображается в настоящий нравственно-психологический поединок с очевидной для читателя моральной победой женщины. Отвергнув кощунственные в ее глазах притязания Селима, Зара, тем не менее, не оскорбляет его презрением, а по-своему ему сочувствует: «Ей стало жаль; <.> она сказала вдруг: / Не плачь!., ужасен вид твоей печали!». Селим не внял ее великодушию и, пообещав при следующей встрече Зару, в случае ее отказа принадлежать ему, убить, этот страшный обет исполнил, одновременно зарезав, мстя старшему брату, и его любимого коня.

Так мужские персонажи поэмы, поначалу вызывающие у читателей бесспорную симпатию, с развитием произведения утрачивают ее. Но глубочайшим восхищением провожаем мы созданную в нем фигуру горянки-супруги, совсем молодой годами, но достойной удивления ясностью, чистотой и стойкостью своего духовно-нравственного существа. Каким с замечательной этнографической и психологической точностью воссоздал его Лермонтов, в ту пору всего лишь девятнадцатилетний человек. Замечательным художественным достижением в рамках нашей темы представляется нам лермонтовская поэма «Измаил-Бей». Справедливо названная Е. Пульхритудовой даже не поэмой, а целым романом, и рассмотренная лермонтоведами, казалось бы, во всех ее творческих особенностях, она тем не менее осталась почти незатронутой в аспекте гендерном, в ней, на наш взгляд, важнейшем. Непосредственно он связан с образами юной лезгинки Зары, с первого взгляда полюбившей заглавного героя произведения, и его бывшей русской возлюбленной, которую он узнал в бытность свою в Петербурге и глубокое взаимное чувство к которой, он, как выясняется в конце поэмы, далеко не изжил.

Названные героини произведения как бы вступают в нем в'заочный поединок, при этом полем битвы становится душа и сердце Измаил-бея, а ее смыслом несходство двух культур: европейско-русской (христианской), с одной стороны, и кавказско-«азиатской» (исламской), с другой. Дело в том, что Измаил-бей, с четырнадцати лет в качестве аманата воспитывавшийся в северной столице России и в офицерском чине воевавший под ее знаменами с турками, но нимало не забывший и родной край, невольно несет в себе оба культурные начала.

На новый художественный уровень даже в сравнении с героиней «Аула Бастунджи» подняты в «Измаил-Бее» и образы «соперничающих» женщин: простой горянки Зары и, по всей очевидности, образованной русской дворянки из интеллигентного столичного круга.

Первая уже не просто красива, как героини предыдущих «кавказских» поэм Лермонтова. В ней подчеркнута высокая одухотворенность ее красоты и всего психофизического облика. И совершенная цельность ее личности. В итоге перед нами одновременно и лучшая представительница молодых мусульманок, символ северокавказской «девы гор», и воплощение женского идеала самого поэта.

Вторая (она остается безымянной) очаровала Измал-бея, вероятнее всего, не столько выдающейся внешней красотой, сколько женственностью и душевным участием, а также способностью прощать. И герой поэмы, вернувшись на Кавказ, чтобы сражаться там с русскими войсками, не был в силах забыть очарование этих женских начал, символ которых он тайно от соплеменников хранит на своем теле. И мучается угрызениями совести за вину как перед лезгинкой Зарой, любви которой он столь упорно избегал, так и перед своей русской возлюбленной, им оставленной и от разлуки с ним сошедшей с ума.

Поэма «Хаджи Абрек», основанная, как и «Каллы», на сюжете жестокого кровного мщения, полна глубокого авторского сочувствия к ее героине, пусть по молодости лет и не сознавшей в пылу своего личного счастья, какое горе она некогда причинила своему старику-отцу непонятным ему уходом от него. Ибо, чистая душой и помыслами горянка Лейла, непременно исправила бы свою вину, став матерью собственных детей. Скорее всего, она завещала бы им не повторять ее ошибки. Но сбыться этому не пришлось: жизнь Лейлы прекратила шашка Хаджи, бессердечного мстителя мужу героини.

По трагическому накалу исходной ситуации и драматизму выбора, который предстояло сделать северокавказской женщине, здесь — «старухе матери» черкеса Гаруна, в поэмах Лермонтов особое место занимает «Беглец». Молодой Гарун трусливо бежал, спасая себя, с поля битвы, где за правое дело «кровь черкесская текла» и сложили свои головы его отец и старший брат. Придя в родной аул, он тщетно ищет пристанища у друга и любившей его девушки, после чего идет к матери, у которой остался один и которой обещает постоянную заботу о ней. Но старая горянка с проклятием закрывает перед ним дверь отчего дома.

Основой образа Гаруновой матери является ее нравственная позиция, объединившая в себе некий надличностный закон-обычай с индивидуальным убеждением в его абсолютной непреложности. Суть его в долге каждого

149 горца сражаться, не щадя себя, до самой смерти, когда решается судьба его народа. Гарун нарушил этот закон, но он свят для его матери. Отсюда и ее выбор, казалось бы, невыносимый для материнского сердца и, вне всякого сомнения ставший для него мучительным, но все-таки неколебимый. В изображении Лермонтова фигура старой горской матери вырастает в подобие легендарных героинь древности.

В отличие от Пушкина и Лермонтова, Полежаев, сосланный на Кавказ Николаем I и служивший там солдатом, в своих поэмах «Эрпели» и «Чир-Юрт» сколько-нибудь индивидуализированных образов северокавказских женщин не создал. Вместо них предстали лишь фигуры собирательные и, кроме того, данные в контексте ожесточенных сражений русских войск с

5 восставшими против них крупными горскими селениями. Однако чуждым очарованию горских красавиц и этот русский поэт не оказался.

Их образы на лирической авторской волне вырастают в «кавказских» стихотворениях Полежаева «Черная коса», «Пышно льется светлый Терек».», «Утро жизни благодатной.», а также «Черкесский романс» и «Ахалук». В них мы услышим «тайный голос» разрубленной снарядом женской косы как метонимии прекрасной дагестанки, жертвы войны; встретим блестящие имитации эротики классических поэм Востока (например, «Лейлы и Меджнуна» Алишера Навои) или грациозный портрет «азиатки», «благосклонной» к автору, ее постояльцу.

То на редкость красивая и пленительная, стремящаяся к большой чистой и верной любви, то в своей непреклонной нравственной стойкости безмерно мужественная и сильная, но всегда исполненная чувства своего человеческого достоинства и уважения к людской правде и справедливости — таков образ северокавказской женщины, совокупно созданный русскими поэтами 1820 — 1830-х годов. Позднее к нему присоединятся героини русских прозаических сочинений: Сельтанет и Кичкине из «Аммалат-бека» и «Мулла-нура» А. Бестужева-Марлинского, лермонтовская Бэла из «Героя нашего времени», Дина из «Кавказского пленника» и женщины из «Хаджи Мурата» Л.Н. Толстого.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Манкиева, Эсет Хамзатовна, 2011 год

1. Аветисян В.Н. Восприятие Байрона в европейских литературах начала X1. в. (Историко-функциональный аспект проблемы) // Науч. докл. высш. шк.: Филологич. науки. М., 1989. № 5. С. 38-44.

2. Азиева М.И. Пейзаж и его функции в прозе A.A. Бестужева-Марлинского и М.Ю. Лермонтова // Кавказ и Россия в жизни и творчестве Лермонтова. Грозный, 1987. С. 68-72.

3. Акаев В.Х. Идеи насилия на Северном Кавказе (Л.Н. Толстой и Суфий Кунта-Хаджи) // Идея ненасилия в XIX веке. Пермь, 2006. С. 215222.

4. Андреев-Кривич С.А. Лермонтов. Вопросы творчества и биографии. М., 1954.5. 'Андроников И. Лермонтов: Исследования и находки. М., 1968.

5. Анкудинов К.Н. A.C. Пушкин о социокультурном конфликте в поэме "Тазит" // Мир культуры адыгов. Майкоп, 2002. С. 452-458.

6. Багратион-Мухранели И.Л. Миф о Кавказе в творчестве Л.Н. Толстого ("Казаки", "Хаджи-Мурат") // Ломоносовские чтения 2006: Востоковедение. М., 2006. С. 7-11.

7. Байрамова Л.К., Зарипова Г. Русская речь нерусских персонажей произведений Л.Н. Толстого "Хаджи-Мурат" и "Кавказский пленник" // Л.Н. Толстой и проблемы современной филологии. Сб. ст. Казань, 1991. С. 131-137.

8. Байрон Д.Г. Собр. соч.: В 4 т. Пер. Г. Шенгели. М., 1981.

9. Бартенев П.И. Пушкин в Южной России. М., 1914.

10. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

11. Белинский В.Г. Полн. собр, соч.: В 13 т. М., 1955.

12. Бестужев-Марлинский A.A. Кавказские повести. СПб., 1995.

13. Бочаров С.Г. Л. Толстой и новое понимание человека // Литература и новый человек. М., 1963.

14. Братство народов — братство литератур // Лит. Кабардино-Балкария. Нальчик, 2007. № 4. С. 158-201.

15. Бэгби Л. Александр Бестужев-Марлинский и русский байронизм. СПб., 2001.

16. Вагапов Я.С. Образы и мотивы чеченского фольклора в поэме М.Ю. Лермонтова "Беглец" // Вопросы чечено-ингушской литературы. Т. 7. Грозный, 1978. С. 22-35.

17. Вагин Е.А. Об эпиграфе поэмы "Мцыри" (Лермонтов и Жорж Санд) //Новый журнал. Нью-Йорк, 1978. Кн. 130. С. 82-91.

18. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М., 1966.

19. Варквасова Л.Х. Художественная функция описаний в поэме A.C. Пушкина "Кавказский пленник" // Вестн. Пятигор. гос. лингв, ун-та. Пятигорск, 1999. № 2. С. 9-11.

20. Варквасова Л.Х. Цена правдивого слова (О кавказской теме в русской классике) // Традиции и творческая индивидуальность писателя. Элиста, 2001.С. 3-10.

21. Васильев Н.Л. Лермонтов и Полежаев: биографические и творческие параллели // Тархан. Вестн. Тарханы, 2001. Вып. 14. С. 36-48.

22. Васильев Н.Л. Поэт под пулями // Лит. Россия. М., 2001. № 8. С. 13.

23. Вацуро В.Э. О тексте поэмы М.Ю. Лермонтова "Каллы" // Сборник статей к 70-летию проф. Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992. С. 232-248.

24. Вацуро В.Э. Лермонтов и Марлинский // Творчество М.Ю. Лермонтова. 150 лет со дня рождения. 1814-1964. С. 341-363.

25. Введение в литературоведение / Под ред. Л.В. Чернец. М., 2004.

26. Вербицкая В.В. Лермонтовский сюжет о демоне-искусителе ("Демон") в интерпретации Саши Черного. М., 2004. № 28. С. 62-65.

27. Виноградов A.B., Люфт Е.Г. К рождению кавказской темы // О компоненте добровольности в строительстве Российского Кавказа. М.; Армавир, 2007. С. 116-119.

28. Виноградов Б.С. Кавказ в русской литературной традиции 30-х годов XIX века. Грозный, 1966.

29. Виноградов Б.С. Кавказский вопрос в русской литературе XIX в. // Актуальные проблемы литературы. Материалы VIII и IX науч. зональн. конф. кафедр литературы пед. ин-тов Сев. Кавказа (1968-1969 гг.). Ростов н/Д, 1971. С. 149-163.

30. Виноградов В.Б. Баллада А.И. Полежаева "Казак" (1830 г.) в историко-этнографическом контексте Кавказской линии // Четвертые кубанские литературно-исторические чтения. Краснодар, 2003. С. 19-23.

31. Висковатый П.А. М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество. М., 1891.

32. Воробьев В.П. Байронизм Лермонтова: Лирика и поэмы. Смоленск, 2004.

33. Воронин И.Д. А. Полежаев. Критико-биографический очерк. М., 1954.

34. Воронин И.Д. Лермонтов и Полежаев // Литературная Мордовия. № 2. 1941.

35. Гаджиев А.Г. Кавказ в русской литературе первой половине XIX века. Баку, 1982.

36. Гаджиев А.Д. Восток в русской литературе первой половины XIX в. (Проблемы русско-кавказских литературных взаимоотношений). Автореф. дис. д-ра филол. Наук. Тбилиси, 1981.

37. Гаджиев А.Д. Творчество писателя-декабриста А.А. Бестужева-Марлинского в контексте кавказской культуры // Научн. мысль Кавказа. Ростов н/Д., 2001. № 1. С. 76-85.

38. Гайтукаев К.Б. А.И. Полежаев и М.Ю. Лермонтов // Гайтукаев К.Б. В пламени слова. Грозный, 1989. С. 118-135.

39. Гайтукаев К.Б. Еще раз о личности Полежаева, его общественных и литературных воззрениях // Гайтукаев К.Б. В пламени слова. Грозный, 1989. С. 90-106.

40. Гайтукаев К.Б. Кавказские произведения Н.И. Полежаева. Автореферат. Тбилиси, 1970.

41. Гамзатов Г.Г. A.C. Пушкин и Кавказ: некоторые наблюдения и суждения // Гамзатов Г.Г. Национальная художественная культура в калейдоскопе памяти. М., 1996. С. 486-494.

42. Гасанова З.И. Идея судьбы в сознании горцев Кавказа в изображении русских писателей XIX века // Изв. Дагествн. гос. пед. ун-та. Обществ, и гуманит. Науки. Махачкала, 2008. № 1. С. 96-99.

43. Глухов А.И. Эпическая поэзия М.Ю. Лермонтова. Саратов, 1982.

44. Горбанев H.A. Кавказ в творчестве A.C. Пушкина // Горизонты современного гуманитарного знания. С. 268-276.

45. Грибина Л.В. A.C. Пушкин и литература народов Северного Кавказа и Адыгеи // Пушкин: Альманах. Магнитогорск, 2002. Вып. 3. С. 245251.

46. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1965.

47. Гуревич A.M. Романтизм в русской литературе: Пособие для учащихся. М., 1980.

48. Гамзатов Г.Г. A.C. Пушкин и Кавказ: некоторые наблюдения и суждения // Науч. мысль Кавказа. Ростов н/Д, 1996. № 4. С. 73-77.

49. Гасанова З.И. Кавказский горский менталитет в изображении русской литературы XIX века. Махачкала, 2009.

50. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979.

51. Гуляев H.A. Концепция личности в романтическом творчестве Байрона и Пушкина // Вопросы романтического миропонимания, метода, жанра и стиля. Калинин, 1986. С. 3-19.

52. Гусейнов М. Тропой Бестужева и Аммалата // Лит. Россия. М., 1994.№ 22. С. 16.

53. Дадашева; Т.Г. Байрон и . русский: романтизм; И Современные концепции в литературоведении. Баку, 1986. С. 93-102. .

54. Джаубаева Ф.И. Лингвоэтнографический материал как диалог культур (на примере текстов кавказского цикла М.Ю. Лермонтова) // Культ, жизнь Юга России. Краснодар, 2007. № 6. С. 66-67.5 8Ениколопов И.К. Пушкин на Кавказе. Тбилиси, 193 8.

55. Иванов П.С. Мифологема воды в поэме A.C. Пушкина "Кавказский пленник" // Художественный текст: варианты интерпретации. Бийск, 2007. Ч. 2. С. 263-268.

56. Илюшин Е.А. В ореоле русской легенды: Пушкин и Бестужев // Пушкин и русская культура. М;, 1998. С. 43-48.

57. История романтизма в русской литературе (1825-1840). М., 1979.

58. Казарин В;П. "Кавказский пленник" A.C. Пушкина и жанр романтической поэмы // Проблемы жанра и стиля художественного произведения. Владивосток, 1988. Вып. 4. С. 118-128.

59. Канивецкий Н;Н. Кавказ в поэзии Пушкина. Екатеринодар, 1899.

60. Карпов Ю.Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа. СПб., 2001.69;Касаткина В.Н: Романтическая муза Пушкина^ М., 2001.

61. Кателина Л.С. Семантико-стилистические функции эпитетов в романтических поэмах Пушкина и Лермонтова // Поэтика литературы и фольклора. Воронеж, 1980. С. 89-102.

62. Кимура Т. Находясь в плену ориентализма: образы восточных людей в поэме A.C. Пушкина "Кавказский пленник" // Japanese Slavic and East European studies. Kyoto, 1999. Vol. 20. C. 134-140.

63. Козьмина M.H. Человек и природа в поэме М.Ю. Лермонтова "Измаил-Бей" // Современность классики. Воронеж, 1986. С. 19-32.73 .Коран. Пер. и комм. И.Ю. Крачковского. М., 1963.

64. Костин В.М. "Кавказский пленник" A.C. Пушкина как романтическая общественно-философская поэма // Проблемы метода и жанра. Томск, 1988. Вып. 14. С. 104-122.

65. Кричневская Л.И. А. Бестужев-Марлинский и Л. Толстой // Науч. докл. высш. шк.: Филологич. науки. М., 1989. № 5. С. 24-30.

66. Курбатов В. Азбука русской правды: "Кавказский пленник" и "Хаджи-Мурат" Л.Н. Толстого // Лит. в школе. М., 1999. № 7. С. 3542.

67. Кусов Г.И. Пушкин и кавказские женщины // Научн. мысль Кавказа. Ростов н/Д. 2001. № 1. С. 101-103.

68. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.

69. Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1948.

70. Лермонтовская энциклопедия. М., 1981.

71. Лобикова Н.М. Пушкин и Восток. М., 1974.

72. Лотман Ю.М. Проблема Востока и Запада в творчестве позднего Лермонтова. Тарту, 1993.

73. Лохвицкий М. "Демон" — древнее адыгское сказание? Прообраз "Мцыри"? (Две гипотезы) // Лит. Грузия. Тбилиси, 1987. № 6. С. 162-174.

74. Люсова Ю.В. Рецепция Д.Г. Байрона в России 1810-1830-х годов. Н. Новгород, 2006.

75. Маймин Е.А. О русском романтизме. М., 1975.

76. Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова. М.; Л., 1964.

77. Малкина В.Я. Описания путешествий по Кавказу в творчестве A.C. Пушкина и A.A. Бестужева (Марлинского) // Пушкин и русская культура. М., 1998. С. 48-56.

78. Малкина В.Я. Пушкин и А. Бестужев на Кавказе ("Путешествие вI

79. Арзрум" и "Кавказские очерки") // Дискурсивность и художественность. М., 2005. С. 90-101.

80. Мальсагов А.О. Кавказские фольклорные мотивы в поэме М.Ю. Лермонтова "Мцыри" // Вопросы литературных связей. Т. 8. Грозный, 1979. С. 33-42.

81. Мальчукова Т.Г. Пушкин — критик Байрона // Мальчукова Т.Г. Филология как наука и творчество. Петрозаводск, 1995. С. 225-237.

82. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1975.

83. Мануйлов В.А. Лермонтов. М.;Л., 1950.

84. Маркелов Н.В. A.C. Пушкин и Северный Кавказ. М., 2004.

85. Маркелов Н.В. Вокруг "Аммалат-бека" // Язык и текст в пространстве культуры: Науч.-метод. Семинар "Textus". СПб.; Ставрополь, 2003. Вып. 9. С. 344-346.

86. Материалы международной научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения А.И. Полежаева: Материалы к научной биографии поэта / Под ред. Н.Л. Васильева. Саранск, 2005.

87. Мирза-Ахмедова П.М. Реалистическая картина мира и человека Кавказа в рассказах "Набег", "Рубка леса" и "Кавказский пленник" Л.Н. Толстого // Русская литература и Восток. Ташкент. 1998. С. 3668.

88. Недзвецкий В.А. Русский социально-универсальный роман XIX века. Становление и жанровая эволюция. М., 1997.

89. Недзвецкий В.А., Зыкова Г.В. Русская литературная критика XVIII-XIX веков. М., 2008.

90. Очман A.B. "Путешествие в Арзрум" A.C. Пушкина: Кавминводские мотивы // Вестник Пятигорского гос. лингв, ун-та. 1999. № 2. Пятигорск. С. 15-24.

91. Петренко Д.И. Очарованный Кавказом: Л. Келли о Лермонтове // Язык. Текст. Дискурс. Ставрополь; Пятигорск, 2005. Вып. 3. С. 205213.

92. Полежаев А.И. Полн. собр. стихотворений. ("Библиотека поэта. Большая серия") 2-е изд. Л., 1957.

93. Попов A.B. Лермонтов на Кавказе. Ставрополь, 1954.

94. Потапова Г.Е., Цыганова Ю.А. "Кавказский пленник" — от Пушкина до Лескова // Начало. М., 1998. Вып. 4. С. 71-86.

95. Пушкин A.C. Мысли о литературе. М., 1988.

96. Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 16 т. М.; Л., 1937-1949.

97. Райнова М. Байрон и русская литература первой половины XIX в. //Болт. Русистика. София, 1990. Г. 17. № 2. С. 37-49.

98. Романенко С.М. Кавказский миф в русском романтизме и его эволюция в творчестве Я.П. Полонского. Томск, 2006.

99. Рубанович А.Л. Проблема романтического характера в творчестве Лермонтова // Труды Иркутского ун-та. Сер. критики и литературоведения. Вып. 3. 1962. Т. 19. С. 12.

100. Савченко Т.Д. "Путешествие на Кавказ" в жанровом и историко-культурном освещении // Культ, жизнь Юга России. Краснодар, 2007. №4. С. 48-49.

101. Салькова T.B. Образ Кавказа в русской литературе // Советская литература и Кавказ. Грозный, 1991. С. 5-11.

102. Самородских И.П. Национальная трагедия в поэме A.C. Пушкина "Тазит" // К Пушкину сквозь время и пространство. Белгород, 2000. С. 34-37.

103. Свирин Н. Пушкин и Восток // Знамя, 1935. № 4.

104. Семенов Л.П. Лермонтов и фольклор Кавказа. Пятигорск, 1941.

105. Семенов Л.П. Лермонтов на Кавказе. Пятигорск, 1939.

106. Семенов Н. Туземцы Северо-восточного Кавказа. СПб., 1895.

107. Серман И.З. Михаил Лермонтов: Жизнь в литературе. 1836-1841. М., 2003.

108. Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина. М., 1963.

109. Смирнов A.A. Романтическая лирика A.C. Пушкина. М., 1994.

110. Смирнов A.A. Романтическая лирика A.C. Пушкина как художественная целостность. М., 2007.

111. Смирнов В.А. Мифопоэтическая семантика образа змеи в поэмах М.Ю. Лермонтова "Измаил-бей" и "Мцыри" // Потаенная литература. Иваново, 2000. Приложение к вып. 2. С. 140-146.

112. Смирнова Н.В. Модификации романтического героя в "восточных поэмах" Д.Г. Байрона // Индивидуальное и типологическое в литературном процессе: Межвуз. Сб. науч. тр. Магнитогорск, 1994. С. 12-18.

113. Спасович В.Д. Байронизм у Лермонтова // Спасович В.Д. Сочинения. Т. 2. СПб., 1889.

114. Степанов Ю.С. Константы русской культуры: Опыт исследования. М., 1997.

115. Степанова Е.А. Кавказская фабула в русской литературе XIX-XX вв. Уфа, 2004.

116. Сукунов Х.Х., Сукунова И.Х. Черкешенка. Майкоп, 1992.

117. Султанов K.K. Опыт взаимоузнавания: кавказский дискурс русской классики // Горизонты современного гуманитарного знания. М., 2008. С. 114-123.

118. Схаляко Д.С. Лермонтов и адыги: история в зеркале художественной литературы '// Рус. яз. и межкульт, коммуникация. Пятигорск, 2006. № 1. С. 55-63.

119. Танкиев А.Х. Этика, эстетика и народная культура горцев в кавказских произведениях A.C. Пушкина // Танкиев А.Х. Духовные башни ингушского народа. Саратов, 1997. С. 183-189.

120. Тахо-Годи М.А. Кавказ глазами путешественницы начала XIX в. (К истории сюжета о "кавказских пленниках") // Науч. мысль Кавказа. Ростов н/Д, 2002. № 3. С. 95-101.

121. Толстяков Н.П. Кто он, "Один из доблестнейших вождей кавказских"? О главном источнике повести Л.Н. Толстого "Хаджи-Мурат" // Книгочей. М., 2001. Вып. 7. С. 98-105.

122. Томашевский Б.В. Пушкин: Книга первая: 1815-1824. М.; Л.,I1956.

123. Томашевский Б.В. Пушкин: Книга вторая: Материалы к монографии: 1824-1837. М.; Л., 1961.

124. Удодов Б.Т. Поэма М.Ю. Лермонтова "Мцыри" (К проблеме лермонтовской концепции человека) // Современность классики. Воронеж, 1986. С. 32-42.

125. Успенский Б.А. Пушкин и Толстой: тема Кавказа // Успенский Б.А. Историко-филологические очерки. М., 2004. С. 27-48.

126. Федосеева Т.В. "Вадим Новогородский" Жуковского -"Последний сын вольности" Лермонтова: жанр "старинной повести" // Литературовед, журн. М., 2006. № 20. С. 26-39.

127. Фокеев А.Л. Фольклорно-этнографические тенденции в русскойромантической прозе (А. Бестужев-Марлинский) // Изучениелитературы в вузе: Учеб. Пособие. Вып. 4. Саратов, 2002. С. 27-36.161

128. Фохт Ю.Р. Проблемы романтизма. М., 1967.

129. Фридман Н.В. Романтизм в творчестве A.C. Пушкина. М., 1980. С. 7-47.

130. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2000.

131. Ханмурзаев Г.Г. Принципы изображения национального характера в поэмах Лермонтова "Аул Бастунджи" и "Хаджи Абрек" // Древнерусская и классическая литература в свете исторической поэтики и критики. Махачкала, 1988. С. 79-86.

132. Хихадзе Л.Д. О пушкинско-лермонтовской традиции изображения Кавказа и о "Кавказском пленнике" Л. Толстого // Толстой и литература народов Советского Союза. Ереван, 1978. С. 78-84.

133. Ходаден Л.А. К истории эстетических оценок поэмы М.Ю. Лермонтова "Мцыри" // Писатель и критика. Тюмень, 1987. С. 185193.

134. Хубиева Ф.М. Величественный образ Кавказа // Кавказ между Западом и Востоком. Карачаевск, 2003. С. 151-155.

135. Хубиева Ф.М. М.А. Хубиев о творчестве М.Ю. Лермонтова // Вестн. Костром, гос. ун-та им. H.A. Некрасова. Кострома, 2007. № 2. С. 159-160.

136. Цейтлин А.Г. Труд писателя. М., 1968.

137. Чанкаева Т.А. Русские писатели о горской ментальности // Вестн. Карачаево-Черкес. гос. пед. ун-та. Карачаевск, 2000. № 3. С. 122132.

138. Челышев Е.П. Мир Востока и Пушкин // Наука в России. 1999. № 1.С. 75-81.

139. Черный К.Г. Вторая поездка на Кавказ. Из книги: Черный К.Г. Пушкин и Кавказ (Ставрополь, 1950) // Вестн. Ставропол. гос. пед. ун-та. Социально-гуманитарные науки. Ставрополь, 1998. Вып. 14. С. 60-76.

140. Юсуфов Р.Ф. Дагестан и русская литература конца XVIII и первой половины XIX в. М., 1964.

141. Юсуфов Р.Ф. Русский романтизм начала XIX века и национальные культуры. М., 1970.

142. Bersadskaja M.L. "Крещение у Савицы" Ф. Прешерна и "Последний сын вольности" М.Ю. Лермонтова: опыт сравнительно-типологического исследования // Romanticna pestinev: Ob 200. obletnici rojstva Franceta Preserna. Ljubljana, 2002. C. 137-154.

143. Bagby L. Alexander Bestuzhev-Marlinsky and Russian Byronism. The Pennsylvania State University, 1995.

144. Cizevskij D. The Romantic Period. Vol. 1. of History of Nineteenth-Century Russian Literature / Trans. Porter R.N. Nashville, 1974.

145. Dumas A. Tales of the Caucasus / Trans. Blakeman Jones A. Boston, 1895.

146. Problems of Russian Romanticism / Ed. Reid R. Hants, 1986.