Кавказская фабула в русской литературе XIX - XX веков тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Степанова, Евгения Анатольевна

• Степанова, Евгения Анатольевна
• кандидат филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Степанова, Евгения Анатольевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Теория и история фабулистики и сюжетосложения.И

ГЛАВА И. Романтический этап в истории кавказской фабулы.

§ 1. Формирование кавказской фабулы в поэме А.С. Пушкина «Кавказский пленник».

§ 2. Развитие кавказской фабулы в поэме М.Ю. Лермонтова « Кавказский пленник».

§ 3. Влияние кавказских произведений А.А. Бестужева-Марлинского на эволюцию кавказской фабулы.

ГЛАВА III. Реалистическая кавказская фабула в творчестве Л.Н. Толстого: «Кавказский пленник» и «Хаджи-Мурат»

ГЛАВА IV. Трансформация кавказской фабулы в современной русской литературе.

§ 1. Постреалистическая кавказская фабула в «Кавказском пленном»

B.C. Маканина и литературная традиция XIX века.

§ 2. «Кавказский пленник» И. Колонтаевской как новая модификация инвариантной структуры.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Кавказская фабула в русской литературе XIX - XX веков»

Наше исследование вписывается в сравнительную историю фабул отечественной литературы. Предпосылки для ее изучения заложены в трудах тех видных исследователей, которые внесли значительный вклад в историческую поэтику. Это А.Н. Веселовский, В.М. Жирмунский, В.Я. Пропп, Ю.Н. Тынянов, В.Л.Пумпянский, Л.Я. Гинзбург, Р.Г. Назиров1. Они проделали громадную работу по теоретическому обобщению большого литературного материала. Ими были изучены фабулы фольклорных жанров, героического эпоса разных народов, некоторые фабулы русской литературы XIX века. На основе их трудов сложились методика и категориальный аппарат изучения фабулистики.

Особое значение в качестве теоретической и методологической основы нашей диссертации имеет работа Р.Г. Назирова, подробно рассмотревшего пять фабул А.С. Пушкина и пять фабул Н.В. Гоголя в историческом развитии: фабулу ограбленного бедняка, онегинскую, наполеоновскую фабулы, фабулы о колдуне-предателе, о любви на войне; фабулы о мудрости безумца, о продавшемся таланте, о возрождения грешника, о безволии мечтателя, об избавлении девушки.

Нельзя не согласиться с мнением Р.Г. Назирова: «. именно Пушкин создал ядро русского фабульного репертуара нового времени. Большею г^

См. их работы: Веселовский А.Н. Историческая поэтика. -Л.: Гослитиздат, 1940.-648 с. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин; Пушкин и западные литературы. Избр. труды. - Л,: Наука, 1978. - 423 с. Пропп В.Я. Труды. Русская сказка. - М.: Лабиринт, 2000. - 333 с. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. -М.: Наука, 1977. - 574 с. Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. - Л.: Прибой, 1929. - 595 с. Пумпянский В.Л. Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. - М.: Языки русской культуры, 2000. - 864 с. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. - М.: Советский писатель, 1979. - 222 с. Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул. Диссертация в виде научн. доклада на соиск. ученой степени д-ра филол. наук. - Екатеринбург: Изд.-во БГУ, 1995. стью эти фабулы прошли через полемическое освоение Гоголя, что придало русской фабулистике внутреннюю напряженность и динамизм»1.

Понимая фабулистику отечественной литературы как динамическую систему, мы полагаем, что она может быть дополнена, по крайней мере, еще одной фабулой - кавказской. Кавказская фабула в нашем представлении - это событийная основа, предопределенная литературной традицией изображения Кавказа, построенная на центральной ситуации плена и любви между русским и горянкой. Ее формирование и развитие можно проследить в «Кавказских пленниках» А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, JI.H. Толстого, И. Колонтаев-ской, «Кавказском пленном» B.C. Маканина. Образованная на основе сюжета поэмы А.С. Пушкина, в дальнейшем она проходит через сюжеты других произведений, обогащаясь в них и одновременно влияя на них, то есть предстает как инвариант для всех последующих послепушкинских сюжетов.

Таким образом, настоящая диссертация стремится в определенной степени восполнить пробел в изучении истории фабулистики в русской литературе XIX-XX веков. В более общем смысле в работе проводится попытка теоретического обобщения определенного опыта классической литературы XIX века и выявления генетической связи с ней современной словесности. Произведения писателей-классиков, сюжеты которых являются вариантами кавказской фабулы, сопоставляются с рассказом нашего современника B.C. Маканина, повестью И. Колонтаевской начала XXI века. Необходимость глубокого научно-теоретического осмысления творчества некоторых новейших писателей уже давно назрела в отечественном литературоведении. Также в работе рассматривается повествовательная форма сравнительно малоизученных (как выясняется из историографического обзора) с теоретической точки зрения "Кавказского пленника" М.Ю. Лермонтова и романтических произведений А.А. Бестужева-Марлинского.

1 Назиров Р.Г. Цитир. раб. С. 43.

Кроме того, изучение модификаций и трансформаций кавказской фабулы позволяет обогатить новыми суждениями злободневную в наше время тему Кавказа в русской литературе, сравнить прежние и новые варианты ее разработки. В этом смысле значение работы выходит за рамки чистого литературоведения. Ведь литературный дискурс, связанный с темой и образом Кавказа, представляет собой мощный пласт культурно-исторического опыта, позволяющий по-новому взглянуть и на сложившиеся геополитические и культурологические проблемы.

Именно этими положениями определяются актуальность и научная новизна предлагаемого исследования.

Объектом исследования являются произведения А.С. Пушкина, М.Ю.Лермонтова, А.А.Бестужева-Марлинского, Л.Н.Толстого, В.С.Маканина, И.Колонтаевской, соотнесенные с романтическим, реалистическим, постреалистическим этапами развития русской литературы. А предмет исследования - это сама кавказская фабула и ее сюжетные варианты в "Кавказских пленниках" А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Л.Н. Толстого, И. Колонтаевской, "Кавказском пленном" B.C. Маканина.

В связи с темой диссертационная работа имеет целью выделение в составе фабулистики русской литературы кавказской фабулы, описание, анализ и интерпретацию ее эволюции в "Кавказских пленниках" А.С.Пушкина, М.Ю.Лермонтова, Л.Н. Толстого, И. Колонтаевской, «Хажди-Мурате» Л.Н. Толстого и "Кавказском пленном" В.С.Маканина, установление закономерностей и логики ее развития в русской литературе XIX-XX веков.

На защиту выдвигаются следующие положения:

- В русской фабулистике XIX-XX веков существует кавказская фабула -событийная основа, предопределенная литературной традицией изображения Кавказа, построенная на центральной ситуации плена и любви между русским и горянкой, которая является инвариантной структурой для нескольких сюжетов - ее модификаций. Она состоит из двух фабульных мотивов (ее минимальных образно-обобщающих конструктивных единиц): мотива плена и мотива любви. В актуализированных сюжетах структура кавказской фабулы претерпевает трансформации, а ее мотивы обогащаются новым содержанием. В эволюции кавказской фабулы прослеживается определенная логика и имеются свои закономерности.

- Вариантами кавказской фабулы становятся «Кавказские пленники» А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, JI.H. Толстого, И. Колонтаевской, «Кавказский пленный» B.C. Маканина. Ее зарождение происходит в поэме А.С. Пушкина, в которой заложен большой потенциал ее дальнейшего развития. Изначальное своебразие мотивов кавказской фабулы обусловлено романтическим пафосом пушкинского произведения.

- В «Кавказском пленнике» М.Ю. Лермонтова кавказская фабула воплощается в новом романтическом варианте, отличающемся значительной трансформацией романтического сюжета А.С. Пушкина. Его подробный анализ опровергает распространенное в литературоведении мнение об ученическом характере художественного произведения. В нем происходит дероманти-зация кавказского мира и закладываются основы реалистического понимания кавказской фабулы.

- Повести А.А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек» и «Мулла-Нур» также основываются на структуре кавказской фабулы. Характер ее изменений в произведениях писателя имеет тесную связь с пушкинским и лермонтовским вариантами и обнаруживает определенное сходство с реалистической повестью Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат».

- После романтического следует реалистический этап эволюции кавказской фабулы. Ее реалистическая трансформация происходит в «Кавказском пленнике» и «Хаджи-Мурате» Л. Н. Толстого. Рассказ писателя создается в полемике с романтической традицией, романтическим изображением кавказской войны и человека на ней, но основной каркас кавказской фабулы в нем сохраняется. Ее мотивы получают реалистическое звучание: мотив плена, хотя и сохраняет значение нравственного испытания героя, который он приобрел еще в пушкинской поэме, изображается как событие объективной действительности, а мотив страстной любви иноверки к герою заменяется сочувствием маленькой девочки-горянки к нему, то есть мотив любви частично редуцируется. В толстовском варианте кавказской фабулы центральный персонаж приобретает черты нового литературного типа - русского кавказца.

В «Хаджи-Мурате» мотивы кавказской фабулы приобретают функциональное значение, подобное тому, что он имеет в «Аммалат-беке» А.А. Бес-тужева-Марлинского. Их новая модификация в произведении JI.H. Толстого связана со стремлением передать драматизм судьбы человека, попавшего в круговорот войны и ставшего ее Пленником.

- Рассказ B.C. Маканина «Кавказский пленный» представляет собой постреалистическую трансформацию кавказской фабулы. Он создан на основе ремейка в плане всей литературной традиции XIX века и восходит как к пушкинскому фабульному ядру, так и к реалистическим вариантам JI.H. Толстого, его изображению кавказской войны; в произведении по-новому осмысляется тезис Ф.М. Достоевского о Красоте, прежние литературные типы. В «Кавказском пленном» мотив плена, как и в пушкинской поэме, становится многозначным, а мотив любви видоизменяется. Инвариантная структура претерпевает изменения: в ней происходит своеобразная переакцентировка.

- Дальнейшее развитие кавказской фабулы происходит в повести И.Колонтаевской «Кавказский пленник». Трансформация инвариантной структуры связана с новым направлением эволюции литературной традиции, выражающимся прежде всего в изменении субъектно-речевого построения текста. Благодаря переплетению с темой Апокалипсиса и фабулой Христа кавказская фабула приобретает в произведении экзистенциальное значение. Мотив плена на войне осмысляется как виртуальное распятие Пленника и его воскресение ради спасения мира. Мотив любви полностью исчезает, остается только функция матери-спасительницы.

Для доказательства вышеизложенных положений ставятся следующие задачи:

1) формальный анализ и интерпретация сюжета поэмы «Кавказский пленник» А.С.Пушкина, выделение его структурных элементов как мотивов романтической кавказской фабулы;

2) определение влияния пушкинской кавказской фабулы на сюжет поэмы «Кавказский пленник» М.Ю. Лермонтова, степени художественной трансформации и изменения идеологической концепции в ней;

3) изучение влияния романтических произведений А.А. Бестужева-Марлинского на эволюцию кавказской фабулы;

4) исследование особенностей реалистической кавказской фабулы в «Кавказском пленнике» JI.H. Толстого: определение характера изменения ее структуры и содержания мотивов, изучение влияния кавказской фабулы на его повесть «Хаджи-Мурат»;

5) рассмотрение эволюции кавказской фабулы в «Кавказском пленном» B.C. Маканина, определение специфики ее структуры и идеологической концепции в связи с постреалистическим характером произведения и творческими установками автора;

6) выявление трансформации кавказской фабулы в «Кавказском пленнике» И. Колонтаевской в связи со спецификой сюжета произведения; изучение соотношения кавказской фабулы с ее прежними вариантами;

7) обобщение истории развития кавказской фабулы в русской литературе, выявление закономерностей и логики ее эволюции.

Методологическую базу диссертации составляет комплекс традиционных и новых литературоведческих методов с преимущественной опорой на сравнительно-исторический и структурный методы. На принципах сравнительно-исторического метода в работе базируется определение общего основания для сравнения фабульных вариантов, выделение повторяющихся компонентов сюжетов разных произведений. В соответствии с методологическими установками А.Н. Веселовского и В.Е. Ветловской проводится мотивный анализ и истолкование текстов. методологическими установками А.Н. Веселовского и В.Е. Ветдовской проводится мотивный анализ и истолкование текстов.

Исследование всех произведений строится также на принципах структурного подхода. Сюжет и фабула рассматриваются как конструктивные элементы художественного произведения, входящие в его структуру. Кроме того, в понятийном аппарате диссертации задействована структуралистская оппозиция «варианта-инварианта».

Диссертационная работа основывается и на традициях культурно-исторической школы. При определении этапов развития кавказской фабулы, анализе отдельных произведений мы стремимся учитывать общекультурный контекст, влияние фактов истории на их содержание.

Изучение произведений русской литературы XIX-XX веков в нашей диссертации проводится и с учетом принципов интертекстуального анализа. Понимание текста как высказывания, диалогически взаимодействующего со всем ранее созданным в определенной смысловой сфере, которое в свою очередь служит как бы его претекстом; определение семантических сдвигов, происходящих при переходе от старого контекста к новому, выявление и интерпретация реминисценций, цитат лежат в основе анализа сюжетных вариантов кавказской фабулы.

Теоретической базой работы являются труды как общего, теоретического, так и историко-литературного характера, в которых рассматриваются произведения А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Л.Н. Толстого, А.А. Бестужева-Марлинского и B.C. Маканина. В ходе нашего исследования мы опирались на изыскания А.Н. Веселовского, Г.А. Гуковского, В.М. Жирмунского, Ю.М.Лотмана, Г.П. Макогоненко, Б.М. Эйхенбаума, Б.В. Томашевского, А.Н.Соколова, Ю.В. Манна, В.А. Мануйлова, Р.Г. Назирова, А.И. Глухова, Л.Бегби, Л.М. Розенблюм, А.Н. Архангельского, А. Марченко и других. Подробный комментарий работ, связанных с теорией сюжетосложения, проводится в первой главе. Степень научной разработанности проблемы в связи с творчеством того или иного писателя определяется в начале каждой главы.

Диссертационное исследование состоит из введения, четырех глав, заключения и списка использованной литературы.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Степанова, Евгения Анатольевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Мы попытались доказать существование в русской литературе XIX-XX веков еще одной, так называемой «кавказской фабулы», той событийной основы многих произведений, которая предопределена литературной традицией изображения Кавказа и построена на центральной ситуации плена, любви русского и горянки. Мы проследили, как кавказская фабула сформировалась в романтической поэме А.С. Пушкина «Кавказский пленник». Ее сюжет стал архетипичным для последующих фабульных вариантов в одноименных произведениях М.Ю. Лермонтова, Л.Н. Толстого, И. Колонтаевской, в «Кавказском пленном» B.C. Маканина. В каждом из них кавказская фабула обогащается новым идейным содержанием, а ее структура, претерпевая определенную трансформацию, остается в целом прежней.

Ее развитие связано с несколькими системами образного видения, художественного воссоздания и пересоздания мира: романтической, реалистической и постреалистической. Зарождение кавказской фабулы происходит на романтическом этапе. Так, в поэме А.С. Пушкина определяются ее основные мотивы - мотив плена и любви в плену. Изначально ее структура основывается на своеобразном композиционном хиазме плена и свободы. В сюжете пушкинского «Кавказского пленника» происходит перверсия и метафоризация этих состояний в нравственно-психологическом и идейном ключе, что приводит в дальнейшем к функциональной многозначности мотива плена и подобию структур в разных вариантах кавказской фабулы. Так, к примеру, плен в переносном смысле -духовный плен - будет испытывать затем герой повести А.А. Бестужева-Марлинского Аммалат-Бек, охваченный страстями. В метафорическом же плену у Кавказа и войны находится и Рубахин в рассказе В.С.Маканина «Кавказский пленный». В центре кавказской фабулы оказываются два типа героя: Пленник и Черкешенка. Взаимоотношения между ними определяют романтическую коллизию и мотив любви.

Уже в поэме А.С. Пушкина ситуация плена и любви в плену приобретает характер нравственного испытания героя, который затем повторится в «Кавказских пленниках» J1.H. Толстого, И. Колонтаевской и «Кавказском пленном» B.C. Маканина. Мотив испытания русского любовью на чужбине сближает кавказскую фабулу традиционной в русской литературе ситуацией «русского человека на rundez-vous». Хотя результаты испытания, в сравнении, например, с тургеневской «Асей», имеют разное значение. Отказ романтического героя от любви говорит о цельности его характера, а отказ героя повести И.С.Тургенева, наоборот, обнажает его слабость. Особое своеобразие ситуации, подробно рассматриваемой нами в диссертации, определяется ее сочетанием с культурным мифом Кавказа как особого, экзистенциального мира, отчего она приобретает дополнительное, расширенное значение. Имеется в виду rundez-vous русского человека именно с Кавказом, с его своеобразным миром, что приводит к другим, уже национально-культурным коннотациям фабулы.

Дальнейшее развитие кавказской фабулы мы находим в «Кавказском пленнике» М.Ю. Лермонтова. В нем так же разворачивается романтический сюжет (актуализированный по отношения к сюжету-архетипу А.С. Пушкина) - вариант кавказской фабулы. Его структура во многом аналогична структуре пушкинской поэмы. Но в произведении М.Ю. Лермонтова романтическая многозначность ситуации плена снимается, что связано с деромантизацией представлений об идеальном естественном мире Кавказа. Поэт использует оппозицию плена и свободы, к которой пришел пушкинский герой в финале. Для лермонтовского Пленника изначально Родина представляет собой и духовную, и физическую свободу, а Кавказ - плен во всех смыслах. На первый план выходит драматизм положения Пленника как героя, оказавшегося в опасном и духовно чуждом ему мире, в полной власти враждебно настроенных иноверцев и инородцев.

Кроме того, поэт акцентирует внимание на образе Черкешенки. Она не только выполняет функцию спасения Пленника. В поэме раскрывается индивидуально-психологическая драма отвергнутой любви и подчеркивается параллелизм судеб героини и романтического героя. Она — пленница своей среды и, преступив ее законы, погибает.

Романтические произведения А.А. Бестужева-Марлинского также соотносятся с кавказской фабулой. В повести «Аммалат-Бек» основным звеном сюжета является плен романтического героя. Как и в пушкинской поэме, он связан с противопоставлением свободы и несвободы, мира культуры и мира вольности. Основным мотивом побега Аммалат-Бека становится любовь-страсть, препятствием к которой стала неволя. Похожая мотивировка и в сюжете поэмы М.Ю. Лермонтова. В ней плен тоже препятствует герою, сохраняющему желание вернуться в родной мир, где его ждет возлюбленная. Кроме того, как и в лермонтовском варианте кавказской фабулы, в произведении А.А. Бестужева-Марлинского в эпизоде плена обнажается непримиримость двух разных культур, мира природы и цивилизации.

Ситуация плена, когда герой повести оказывается между двух лагерей, в целом повторяет структуру кавказской фабулы. Точно так же, как и в «Аммалат-Беке» А.А. Бестужева, она затем повторится в «Хаджи-Мурате» Л.Н. Толстого и отчасти в «Кавказском пленном» В.С.Маканина. В произведении Л.Н.Толстого это происходит буквально: горец попадает в ситуацию «свой среди чужих», «чужой среди своих», трагически разрешающуюся. В рассказе B.C. Маканина двойственность положения главного героя, Рубахина, метафорична: он одновременно в плену у гор, которые его не отпускают, у их Красоты, и в то же время в плену у войны, разрушающей Красоту.

В «Мулла-Нуре», втором романтическом произведении А.А. Бестужева-Марлинского, сюжет строится на переходе героев из одной сферы в другую. Горы представляют верхнюю сферу. Они обладают способностью воздействовать на человека, менять его внутренний мир. Такая традиция изображения гор Кавказа сохраняется в русской литературе до наших дней.

Продолжение эволюции кавказской фабулы мы видим в «Кавказском пленнике» Л.Н. Толстого. Это еще один ее сюжет-вариант. Мы доказываем, что писатель продолжает литературную традицию, но учитывая и переосмысляя существовавшие до него романтические сюжеты. Писатель создает реалистический вариант прежней событийной структуры, обогащая и обновляя ее мотивы. Его заслуга в том, что, сняв все романтические оппозиции, он не допускает разрушения кавказской фабулы. Ситуация плена изображается в рассказе как исторически-конкретное событие кавказской войны XIX века. Главный герой - русский кавказец: русский, давно проживающий на Кавказе, привыкший к нему и полюбивший этот край. Его образ дидактически выпрямлен, несколько идеализирован. Плен в реалистическом произведении становится моральным испытанием идеального героя «из народа», его нравственной способности оценить происходящее и выбрать верную, положительную линию поведения. Доминирование мотива испытания героя Кавказом у Л.Толстого своим следствием имеет появление «двойника» главного героя, который, по контрасту с ним, не выдерживает проверки. Подобное «переложение» кавказской фабулы оборачивается ее расширением, своеобразной амплификацией. Опытом писателя реалиста XIX века воспользуются В.С.Маканин и И. Колонтаевская, которые тоже введут в свои произведения дополнительные персонажи.

Претерпевает определенные изменения и образ героини. Сохраняя свою прежнюю сюжетную функцию, она, тем не менее, выглядит иначе. Вместо страстной горянки изображается маленькая девочка, пожалевшая доброго и приветливого русского солдата-умельца.

В более позднем произведении, в повести «Хаджи-Мурат», Л.Н. Толстой создает другой вариант кавказской фабулы. Она стала плодом долгих творческих размышлений автора. Теперь мотив плена раскрывает драматизм положения человека, попавшего в круговорот войны. Главный герой ради спасения семьи переходит на сторону русских. Положение Хаджи-Мурата как Пленника, оказавшегося против неволи заложником русской власти, осложняется тем, что его родные - заложники Шамиля - тоже в плену. Плен начинает выполнять еще одну сюжетную функцию: функцию обмена, выкупа за другой плен. Похожую функцию он приобретет и в рассказе B.C.Маканина «Кавказский пленный», в котором плененного горца русские солдаты пытаются обменять на выход из ущелья-западни. Но надежды главного героя повести Л.Н.Толстого иллюзорны: война не имеет правил, охраняющих и способствующих спасению человеческой жизни. Хаджи-Мурат - Пленник, запутавшийся в перипетиях войны.

Наконец, кавказская фабула возрождается, благодаря приему ремейка, в рассказе «Кавказский пленный» B.C. Маканина. Наш современник создает постреалистический вариант кавказской фабулы, обобщая весь предыдущий опыт. Переосмысление прежних мотивов связано со стремлением писателя оценить современное духовное состояние России и русского человека. Поэтому B.C. Маканин творит художественный мир рассказа, оставаясь в контексте всей русской литературы.

В произведении изображается современная чеченская война, происходит значительное изменение структуры кавказской фабулы: Пленником становится горец, захватчиком - русский солдат. Он может спасти кавказца, если его душу успеет спасти, возродить Красота, о которой знал и писал Ф.М. Достоевский. Образ Красоты входит в идейно-композиционную структуру рассказа как обязательный элемент. Поэтому мы подробно раскрываем концепт Красоты в произведении B.C. Маканина, связанный с религиозно-художественной философией классика XIX века.

Мотив плена в рассказе многозначен. В плену у «вялой» войны, превратившейся в торг, в охоту, в игру, находятся обе противостоящие стороны: Россия и Кавказ, русские и горцы. Пленником является не только горец, но и русский герой. С одной стороны, он в плену у войны, поскольку живет по ее законам, на «инстинкте выживания», Это опытный и матерый солдат, как толстовский Жилин. С другой стороны, он пленен Красотой Кавказа, которая удерживает его здесь и заставляет вспоминать о милосердии, чуткости, любви к ближнему, когда он видит прекрасный облик своего пленника. То есть плен в очередной раз оборачивается моральным испытанием: Рубахин оказывается перед нравственным выбором. Но своеобразный эксперимент автора оказывается неудачным: в критической ситуации главный герой предпочитает убить пленника, чтобы не подвергнуться опасности.

B.C. Маканин, как и Л.Н. Толстой, изображает в своем рассказе устоявшиеся литературные типы русского солдата, горцев, исторических лиц, решающих исход войны. Все они дегероизированы и описываются с большой долей иронии.

Совершенно особый вариант кавказской фабулы представляет собой повесть И. Колонтаевской «Кавказский пленник», хотя и в сюжетных элементах, и в образах ее немало параллелей с прежними одноименными произведениями. В повести неожиданно раскрываются новые возможности развития литературной традиции, благодаря повествованию от первого лица. Мотив плена приобретает резко субъектную окраску, раскрывается психологическая глубина драматизма человека, ставшего невольником при постоянной угрозе смерти. Психологизация повествования, ведущегося с точки зрения Пленника-участника войны, рядового солдата, позволяет создать невероятный эффект присутствия на ней и, главное, ее экзистенциального переживания.

Формула «я был на этой войне» для героев современной литературы, по наблюдениям критиков, становится одним из крайних решений проблемы существования. Наверное, поэтому мотив плена на войне связывается с метафизической темой Апокалипсиса и Воскресения. Страшные картины противостояния, которые вспоминает герой, действительно напоминают конец света. Но в повести есть и «вестник» Апокалипсиса -Володька-наводчик, услышавший звук трубы, которая возвещает о конце мира, и

Гуру», который раскроет глаза главному герою на его христоподобную миссию. Так, в произведении начинает развиваться религиозно-мистический сюжет. Виртуальное распятие центрального персонажа и его воскресение завершают его. Таким образом, впервые в эволюции кавказской фабулы происходит инклюзия в нее фабулы Христа. Мотив же любви в повести практически редуцируется. Остается только функция спасительницы, которую большей частью выполняет мать героя, выводящая его из ада плена.

В итоге мы можем сказать, что кавказская фабула прошла длительный путь развития. Он сопровождался сменой родо-жанровых характеристик и принципов художественного отражения действительности. Литературная реализация кавказской фабулы во многом зависела от типа художественного мышления автора, создателя ее варианта, литературного контекста новой сюжетной актуализации.

Поэтому изменения структуры кавказской фабулы носят закономерный характер. В целом наблюдается увеличение числа героев и усиление событийной насыщенности, что особенно заметно в рассказе B.C. Маканина и повести И. Колонтаевской. Так же происходит постепенное усиление мотива плена как испытания и постепенная редукция мотива любви, хотя функция спасительницы сохраняется.

Необходимо также заметить, что кавказская фабула достаточно самоценна, и ей не свойственны какие-либо сочетания с иными фабулами. Хотя внутри ее структуры изменения происходят. Как мы заметили, для лермонтовского варианта характерна переакцентировка образов героя и героини, которая в финале поэмы оказывается в центре действия и изображается как пленница своего мира. В повести А.А. Бестужева-Марлинского «Аммалат-Бек» мы видим амплификацию структуры ситуацией Каина, в которой оказывается главный герой. В толстовском «Кавказском пленнике» происходит частичная редукция и видоизменение мотива любви, амплификация сюжета «двойником» героя. В рассказе B.C. Маканина вновь происходит (на этот раз уже полная) инверсия субъекта и объекта действия

Пленником становится горец, а захватчиком - русский. Лишь в последнем варианте происходит инклюзия в кавказскую фабулу фабулы Христа и внутри структуры - редукция мотива любви.

Предпринятое нами исследование входит в ту область литературоведения, которая остается широким полем для дальнейших разработок. Выделение вариантов общей фабулы в ряде произведений позволяет обобщить и структурировать большие пласты литературно-художественного опыта. Важную роль в сравнительно-типологическом изучении фабул играет его методологическое основание. В связи с этим безусловна огромная заслуга Р.Г. Назирова, практически открывшего новую сферу науки и едва ли не первым изучившего фабульный репертуар русской литературы XIX века. Ученый выделил самые значимые, классические фабулы, выявил их истоки, проследил их зарождение и развитие. Фундаментальный труд Р.Г. Назирова открыл широкие перспективы дальнейшего научного изучения литературных фабул. Поэтому считаем вполне естественным выделение в русской фабулистике еще одной -кавказской - фабулы. Сравнительный анализ произведений классиков XIX века с достаточной наглядностью подтверждает существование в них этой инвариантной структуры, дальнейшее ее развитие в отечественной словесности XX и даже XXI века.

Столь длительная эволюция кавказской фабулы логически подводит к вопросу о причинах того, почему она продолжает развиваться и привлекать внимание писателей на протяжении целых двух столетий. В более общем смысле возникает вопрос о механизме существования и развития фабул-инвариантов, вопрос об истоках и факторах, влияющих на их динамику, а в целом и на характер литературной эволюции.

Один из современных авторов, Дм. Никулин, пишет: «Человеческая память собирает себя от рассеяния, выбирая замечательные события в качестве центров кристаллизации того способа представления мира и самих себя в мире и в оппозиции к миру, который называется культурой»1. Он отмечает, что такими «замечательными событиями» становятся по преимуществу войны и катастрофы. Нетрудно заметить, что и в литературе, как части культуры, запечатлевающей в слове и поэтических формах историко-культурное сознание, они становятся «центрами кристаллизации». Это видно по многим классическим произведениям как зарубежной, так и отечественной литературы, наконец, по рассматриваемой нами кавказской фабуле.

Ее первый архетипический сюжет в «Кавказском пленнике» А.С. Пушкина построен на событиях, происходивших во время войны между русскими и горцами, и ее основной мотив - мотив плена неразделим с понятием войны. Все последующие варианты также имеют реальную историческую подоплеку: кавказскую войну XIX века и чеченскую войну XX и XXI столетия. По нашему мнению, именно этот экстралитературный фактор войны на Кавказе стал одним из решающих, именно он определил развитие и возрождение данной фабулы.

Каждый раз ситуация плена неожиданно «оживает», потому что действительность уподобляется ей, и нередко «актуализируется», выходя за рамки художественного мира в конкретно-исторических фактах. Историческая основа кавказской фабулы сохранялась на протяжении веков, и литературная традиция поэтому продолжала развиваться. При этом в каждой следующей трансформации семантическая значимость прежней структуры расширялась за счет ее новой интерпретации.

Однако этот фактор не объясняет в полной мере внутренний, собственно художественный механизм фабульного развития. История изучения фабул в литературоведении побуждает нас к поискам мифологических корней выделенной нами структуры. В данном отношении большую ценность представляют исследования О.М. Фрейденберг, которая

1 Никулин Д.Афина и Арес: война, побеждающая войну Н Новое литературное обозрение, 2002. № 4. С.234. писала о том, что изначальное рождение литературных форм (прежде всего, сюжетов и жанров) происходит в первобытном мировоззрении. В системе метафор первобытного сознания мотив плена, основополагающий в кавказской фабуле, сближается прежде всего с метафорой смерти. Подтверждением тому может служить рассмотренный исследовательницей и ее предшественниками обряд превращения царей в рабов, узников во время праздника Сатурналий, символизирующий временную смерть года1. После нее должна следовать обязательная реинкарнация. Момент обновления или рождения заново в круговороте жизни и смерти сопровождается поединком (борьбой), актом еды (пиршеством), и актом соединения или свадьбы . Так и выход из плена (временной смерти) предполагает именно эти действия.

По мнению О.М. Фрейденберг, позднее, при оформлении первобытного мировоззрения в солярно-загробных мифах, борьба героя со смертью часто заменяется актом укрощения или его соединения с героиней, женщиной, символизирующей смерть. В итоге круговорот жизни-смерти предстает в виде следующей цепочки: временная смерть - соединение с женщиной -оживление. В самом общем, схематичном виде это и есть первооснова кавказской фабулы. Временная смерть (пребывание в загробном мире) соотносится с пленом, соединение с женщиной из другого, враждебного мира - с любовью иноверки к Пленнику, оживление - со спасением героя благодаря ее усилиям. Интересно и то, что во всех трех первых сюжетах-вариантах кавказской фабулы легко обнаружить еще одну архаическую метафору -метафору еды, также обозначающую преодоление смерти. Ей соответствуют, по нашему мнению, эпизоды, в которых горянка угощает Пленника вином и лепешками.

Таким образом, очевидно, что кавказская фабула имеет истоки в самых первых, древних, мифологических фабулах, объясняющих мир и человеческое бытие. См. об этом подробнее: Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. - M.: Лабиринт, 1997. С. 82-86. 2 См: Там же. С. 50-86.

На архаическом этапе развития литературы также обнаруживаются параллели с основными мотивами кавказской фабулы Сюжеты античных мифов о Тесее и Ариадне, Ясоне и Медее совпадают со структурой кавказской фабулы (прежде всего, с сюжетами ее романтических вариантов). Оба греческих героя, Тесей и Ясон, это путники, отправившиеся в путь и покинувшие родину в поисках чего-либо. Такова же судьба кавказского пленника: он оставляет Отчизну в поисках свободы. Пребывание Тесея на Острове Минос и Ясона у царя Ээта сродни плену романтического героя у горцев.Всем троим помогает пройти испытание и освободиться героиня-спасительница из вражеского мира. Тесею содействует Ариадна, дочь критского царя Миноса, Ясону - Медея, дочь царя Колхиды, а Пленнику -Черкешенка. Мотивом действий героинь, как в мифах, так и в романтическом сюжете, становится внезапно вспыхнувшая любовь. В мифах обоим героям удается бежать, потому что, в отличие от романтического Пленника, они отвечают взаимностью своим спасительницам.

Таким образом, кавказская фабула , по которой герой, попав в чуждый мир, становится Пленником, испытывает тяготы неволи, и затем спасается, благодаря иноверке, влюбленной в него, базируется на той же событийной схеме, что и античные мифы. В кавказской фабуле действует та же пара героев, находящихся в сходных ситуациях и выполняющих сходные функции, что и в мифах.

Как нам представляется, именно архетипичность кавказской фабулы в полной мере объясняет ее особую «живучесть». Укорененность определенных мотивов в глубинах человеческого сознания обуславливает их устойчивость и неизменную повторяемость в истории литературы и культуры. Простейший смысл биологически значимых процессов жизни и смерти человека с течением времени структурировался, застывал в определенную схему, которая затем подвергалась новому осмыслению, и, как пишет О.М.

Фрейденберг, становилась «парафразой <.>, новым иносказанием одного и того же смысла, т. е. интерпретации действительности»1.

Выявление фабульного репертуара русской литературы далеко еще от завершения. Труды отечественных литературоведов по истории поэтики лишь заложили фундамент для дальнейших исследований. Описание фабул русской литературы так же предполагает дальнейшее определение общих закономерностей возникновения и развития подобных кавказской фабуле инвариантных структур.

1 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. - M.: Лабиринт, 1997. С. 110.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Степанова, Евгения Анатольевна, 2004 год

1. Агеносов В.В. Некоторые итоги развития литературы XX в. в контексте русского литературного процесса (опыт классификации) // Филологические науки, 2003. № 1. С. 3-9.

2. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М: Республика, 1994. - 591 с.

3. Аристотель. Поэтика. Риторика. С.-Пб.: Азбука, 2000. - 348 с.

4. Архангельский А.Н. Герои Пушкина. Очерки литературной характерологии. — М.: Высшая школа, 1999. 286 с.

5. Бавильский Д. Зоны мерцания: сухие грозы // Независимая газета, 1995. № 336. С. 12.

6. Базанов В.Г. Очерки декабристской литературы. Публицистика. Проза. Критика.- М.: ГИХЛ, 1953. 527 с.

7. Басинский П. Игра в классики на чужой крови И Лит. газета, 1995. № 23. С. 4.

8. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. -М.: Художественная литература, 1975. 502 с.

9. Бахтин М.М. Тетралогия. М.: Лабиринт, 1998. - 607 с.

10. Ю.Бегби Льюис. Александр Бестужев-Марлинский и русский байронизм. С.-Пб.: Академический проект, 2001. - 368 с.

11. П.Белик А.П. Художественные образы Ф.М. Достоевского. Эстетические очерки. М.: Наука, 1974. - 224 с.

12. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М.: Изд.-во АН СССР, 1955.

13. Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М.: Исскуство, 1994.

14. Н.Березнева А.Н. Русская романтическая поэма. Лермонтов. Некрасов. Блок. Саратов: Изд.-во Саратовского университета, 1976. - 97 с.

15. Бестужев-Марлинский А.А. Собр. соч.: В 2 т. М.: Художественная литература, 1981.

16. Билинкис Я.С. О творчестве JI.H. Толстого. Очерки. Д.: Советский писатель, 1959.

17. Благой Д.Д. От Карамзина до наших дней: В 2 т. М.: Художественная литература, 1979.

18. Благой Л.Д. Мир как Красота. О "Вечных огнях" Фета. М.: Художественная литература, 1975. - 111 с.

19. Благой Л.Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). М.: Советский писатель, 1967. - 723 с.

20. Борисова В.В. Из истории толкований романа «Идиот» и образа князя Мышкина // Роман Достоевского «Идиот»: раздумья, проблемы. Иваново: Изд.-во ИвГУ, 1999. С. 169-179.

21. Борисова В.В. Катарсис // Достоевский. Эстетика и поэтика. Словарь-справочник. Челябинск: Металл, 1997. С. 92.

22. Борисова В.В. Национальное и религиозное Ф.М. Достоевского (Проблема этноконфессионального синтеза). Уфа: Башкирский государств, педагогический университет, 1997. - 95 с.

23. Бочаров С.Г. О реальном и возможном сюжете («Евгений Онегин») // Динамическая поэтика: От замысла к воплощению М.: Современник, 1990. С. 14-38.

24. Бочков В.Н. "Скажи, которая Татьяна?": Образы и прототипы в русской литературе. М.: Современник, 1990. - 318 с.

25. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. -М.: Высшая школа, 2001. 435 с.

26. Вайман С. Вокруг сюжета // Вопросы литературы, 1980. № 2. С. 45-65.

27. Васильев В. Бестужев-Марлинский на Кавказе. Краснодар: Краснодарсккое изд.-во, 1939. - 132 с.

28. Верольский Ю.Б. « Кавказский пленник» Л. Толстого: история и современность // Л.Н. Толстой и Чечено-Ин1ушетия. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд.-во, 1989. С. 105-109.

29. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л.: Гослитиздат, 1940. - 648 с.

30. ЗО.Ветловская В.Е. Повесть Гоголя «Шинель» (трансформация пушкинскихмотивов) // Русская литература, 1988. № 4. С. 41-69. 31 .Ветловская В.Е. Пушкин. Проблемы истории и формирование русского реализма. М.: Современник, 1991. - 256 с.

31. Виноградов Б.С. Кавказ в русской литературе 30-ых г. XIX в. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд.-во, 1966. - 178 с.

32. Война место присутствия (Беседа Ирины Каспэ, Екатерины Ваншенкиной Ильи Кукулина) // Новое литературное обозрение, 2002, № 23. С. 224-233.

33. Вопросы сюжетосложения. Сб. статей. Рига: Звайгзне, 1969. - 160 с.

34. Восточная поэтика: Специфика художественного образа. М.: Наука, 1983. -261 с.

35. Генис А. Беседа III-я: прикосновения Мидаса: В. Маканин // Звезда, 1997. № 4. С. 228-230.

36. Гинзбург JI. Я. О литературном герое. JI.: Советский писатель, 1979. -222 с.

37. Гинзбург J1. Я. О психологической прозе. JL: Художественная литература, 1971. - 443 с.

38. Глухов А.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. Уфа: Изд.-во БГУ, 2000. -131с.

39. Глухов А.И. Эпическая поэзия М.Ю. Лермонтова- Саратов: Изд.-во Саратовского университета, 1982. 209 с.

40. Глухов А.И. Юношеские поэмы М.Ю. Лермонтова. Проблематика. Поэтика. Жанр. Уфа: Изд.-во БГУ, 2001.- 189 с.

41. Гордин Я. Русский человек на Кавказе. Предварительные заметки о кавказской утопии // Звезда, 2002. № 7.С. 164-174.

42. Горький A.M. Поли. собр. соч.: В 30 т. М.: Наука, 1953. Т. 3.

43. Грейвс Р. Мифы Древней Греции / Пер. с англ. под ред. А.А. Тахо-Годи. -М.: Прогресс-традиция, 1992.

44. Гудзий Н.К. Лев Толстой. М.: Гослитиздат, 1960. - 215 с.

45. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Гослитиздат, 1957.-438 с.

46. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики.- М.: Художественная литература, 1965. 355 с.

47. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т.- М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 1998.

48. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т.- JL: Наука, 1974.

49. Достоевский Ф.М. Материалы и исследования / Под ред. Базанова В.П. -Л.: Наука, 1974.-349 с.

50. Дружин Г. Перечитывая « Хаджи-Мурата»: Чечня, горцы, пограничье // Новый мир, 2002. № 10. С. 205-209.

51. Ениколопов И.К. Пушкин в Грузии. Тбилиси: Заря Востока, 1950. - 85 с.

52. Еремина Л.И. Рождение образа: О языке художественной прозы Льва Толстого. М.: Наука, 1983. - 342 с.

53. Жирмунский В.М. Байрон и Пушкин; Пушкин и западные литературы. Избр. тр. Л.: Наука, 1978. - 423 с.

54. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Избр. тр. Л.: Наука, 1977. - 407 с.

55. Ильин И. Постмодернизм. Словарь терминов. М.: INTRADA , 2001. - 384 с.

56. История романтизма в русской литературе (1825-1840). М.: Наука, 1979. -312с.

57. Канунова Ф.З. А.А. Бестужев-Марлинский и романтики-беллетристы 2030-ых годов XIX в. М.: Наука, 1973. - 230 с.

58. Касаткина В.Н. Романтическая муза Пушкина. М.: Изд.-во МГУ, 2001. -128 с.

59. Кашина Н.В. Эстетика Достоевского. М.: Высшая школа, 1989. - 288 с.

60. Козловский Я. Поговорим О бурных днях Кавказа // Лит. газета, 1997. № 25-26. С. 13.

61. Колонтаевская И. Кавказский пленник // Дружба народов, 2001. № 4.С. 128-160.

62. Кормилов С.И. Юг России — Пушкину // Вестник Московского университета, сер. 9 Филология, 2001. №. 5. С. 122-126.

63. Косиков Г. К. Структурная поэтика сюжетосложения во Франции // Зарубежное литературоведение 70-ых годов. Направления, тенденции, проблемы. -М.: Наука, 1984. С. 155-204.

64. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. / Под ред. Суркова А.А. М.: Советская энциклопедия, 1972.

65. Краткий словарь по эстетике. М.: Просвещение, 1983. - 224 с.

66. Кричевская Л.И. А. Бестужев-Марлинский и Л. Толстой // Лит. учеба, 1985. № 6. С. 24-30.

67. Кулешов В.И. А.А. Бестужев-Марлинсикий. К пересмотру значения // Кулешов В.И. Этюды о русских писателях. М.: Наука, 1982. С. 50-73.

68. Кулешов В.И. А.С.Пушкин. Научно-художественная биография.- М.6 Наука, 1997.-238 с.

69. Кулешов В.И. Жизнь и творчество А.С. Пушкина. М.: Наука, 1987. - 357 с.

70. Кулешов Ф.И. Л.Н.Толстой. Из лекций по русской литературе XIX века. -Минск: Изд.-во БГУ, 1978. 288 с.

71. Культурология. XX век. Словарь / Под ред. Левита А. СПб.: Университетская книга, 1997. - 630 с.

72. Курбатов В. Азбука правды. «Кавказский пленник» и «Хаджи-Мурат» Л.Н. Толстого // Литература в школе, 1999. №. 7. С. 35-42.

73. Лебедев Ю.В. Судьба человека и смысл его жизни в мироощущении Л.Н. Толстого // Литература в школе, 1991. № 1. С. 23-33.

74. Левитан Л.С. И Цилевич Л.М. Сюжет в художественной системе литературного произведения. — Рига: Заматне, 1990. 512 с.

75. Лейдерман Н. Л. Траектории «экспериментирующей эпохи» // Вопросы литературы, 2002. № 4. С. 3-47.

76. Лейдерман Н.Л. Липовецкий М.Н. Современная русская литература: В 3 кн. М.: Академия-Высшее образование, 2000.

77. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. М.: Художественная литература, 1986.

78. Лермонтовская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1981. - 784 с.

79. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: Интелвак, 2001. -1595 с.

80. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Художественная литература, 1971.- 414 с.

81. Лотман Ю.М. А.С. Пушкин. Л.: Просвещение, 1982. - 253 с.

82. Лотман Ю.М. О русской литературе. Статьи и исследования: История русской прозы. Теория литературы. С.-Пб.: Искусство, 1997. - 845 с.

83. Лотман Ю.М. происхождение сюжета в типологическом освещении // Избранные статьи: В 3 т. Таллинн: Александра, 1992. Т. 1. С. 224-242.

84. М.Ю. Лермонтов и Чечено-Ингушетия. Грозный: Чечено-Ингушское кн. изд.-во, 1981.- 126 с.

85. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1982 - 209 с.

86. Маканин B.C. Кавказский пленный // Новый мир, 1995. № 4.

87. Маканин Вл. Интервью // Советская Башкирия, 1999. 27 февраля. С. 12.

88. Макогоненко Г.П. Лермонтов и Пушкин. М.: Советский писатель, 1987. -398 с.

89. Максимов Д.Е. Поэзия Лермонтова М.-Л.: Наука, 1964. - 266 с.

90. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М.: Наука, 1976. - 375 с.

91. Манн Ю.В. Русская литература XIX века. Эпоха романтизма. М,: Аспект-Пресс, 2001.-447 с.

92. Мануйлов В.А. Кавказские рассказы и повести Л.Н. Толстого // Л.Н. Толстой. Кавказские повести и рассказы. Воронеж: Изд.-во Воронеж, университета, 1978. С. 3-41.

93. Маркевич Генрик. Основные проблемы науки о литературе. М.: Прогресс, 1980.-374 с.

94. Марченко А. И духовно навеки почил? // Новый мир, 1997. № 4. С. 12-24.

95. Маслин Н.О. романтизме А.Марлинского // Вопросы литературы, 1958. № 8. С. 141-169.

96. Мейлах. Б.С. Творчество А.С. Пушкина. Развитие художественной системы. — М.: Просвещение, 1984. — 160 с.

97. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: Б.и., 1994. - 136 с.

98. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. - 407 с.

99. Мифология: Большой энциклопедический словарь. / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1998. - 736 с.

100. Назиров Р.Г. Традиции Пушкина и Гоголя в русской прозе. Сравнительная история фабул. Автореф. дис. на соиск. д-ра филол. наук.-Екатеринбург: Изд.-во БГУ, 1995. 46 с.

101. Найдич Э.Э. Примечания // М.Ю. Лермонтов. Полн.собр. соч.: В 2 т. -Л.: Художественная литература, 1989. Т.2. С. 347-357.

102. Нейман Б.В. Влияние Пушкина в творчестве Лермонтова. Киев: Вища школа, 1914.

103. Нефагина Г.Л. Русская проза второй половины 80-ых-начала 90-х годов XX века. Минск: Экономпресс, 1998. - 231 с.

104. Нехлюдов С.Ю. О функционально-семантической природе знака в повествовательном фольклоре // Семиотика и художественное творчество. М.: Наука, 1977. С. 183-197.

105. Никулин Д. Афина и Арес: война, побеждающая войну // Новое литературное обозрение, 2002. № 23. С. 234-243.

106. Опульская Л.Д. Позднее творчество Л.Н. Толстого. М.: Наука, 1955. -143 с.

107. Опульская Л.Д. Ступени великого восхождения («Детство», «Отрочество», Севастопольские рассказы, «Казаки» Л.Н. Толстого) // Вершины. -М: Просвещение, 1983. С. 197-214.

108. Пинский Л.Е. Сюжет-фабула и сюжет-ситуация // Пинский Л.Е. Магистральный сюжет. М.: Советский писатель, 1989. - 312-332.

109. Померанц Г. Страстная односторонность и бесстрастие духа. М.- С.-Пб.: Университетская книга, 1998. - 617 с.

110. Попов А.В. Русские писатели на Кавказе. Баку: Академия наук A3 ССР, 1949.-70 с.

111. Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 1998. - 512 с.

112. Пропп В.Я. Собрание трудов. Русская сказка. М.: Лабиринт, 2000. -333 с.

113. Проскурин О. Поэзия Пушкина или подвижный палимпсест. М.: Новое лит. обозрение, 1999. - 426 с.

114. Пульхритудова Е.М. Литературная теория декабристского романтизма в 30-ые г. XIX века.// Проблемы реализма. Сб. статей. М.: Искусство, 1967. -232-292.

115. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразующий фактор // Типологические исследования по фольклору. М.: Наука, 1975. С.234-238.

116. Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 17 т М.: Воскресенье, 1994.

117. Пушкин и мир Востока. М.: Наука, 1999. - 431 с.

118. Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М.- Л.: Наука, 1968. - 663 с.

119. Рак В.Д. Раннее знакомство Пушкина с произведениями Байрона // Русская литература, 2000. № 2. С. 3-25.

120. Рам Харша. Кавказские пленники: культурные мифы и медиальные репрезентации в чеченском конфликте // Новое литературное обозрение, 1998. №34. С. 84-105.

121. Роднянская И. Сюжеты тревоги: Маканин под знаком новой жестокости // Новый мир, 1997. № 4. С. 200-212.

122. Розенблюм JI.M. «Красота спасет мир»: О символе веры Ф.М. Достоевского //Вопросы литературы, 1991. № 11-12. С. 142-180.

123. Розенблюм J1.M. Творческие дневники Достоевского. М.: Наука, 1981. - 368 с.

124. Русская проза / Под ред. Тынянова Ю.М., Эйхенбаума Б.Х. JL: Наука, 1964.-325 с.

125. Русская романтическая поэма первой половины XIX века. Антология / Под ред. Афанасьева В. М.: Прогресс, 1985. - 457 с.

126. Русские писатели XIX века. Биобиблиографический словарь: В 2т. М.: Просвещение, 1995. - 575 с.

127. Русские писатели о литературном труде: В 4 т. JI.6 Советский писатель, 1955. - 586 с.

128. Русский романтизм. / Под Ред Григоряна К.Н. Л.: Наука, 1978. - 285 с.

129. Сандомирская В. «Естественный человек» и общество // Звезда, 1969. С. 42-46.

130. Сахаров В.И. Страницы русского романтизма. М.: Советская Россия, 1988.-362 с.

131. Селезнев Ю. В мире Достоевского. М.: Современник, 1980. - 376 с.

132. Семенов Л.П. Лермонтов на Кавказе. Пятигорск: Заря Востока, 1939. -78 с.

133. Сент-Бев Ш.О. Литературные портреты. Критические очерки. М.: Художественная литература, 1970. - 582 с.

134. Серафимова В.Д. Метафорический язык произведений B.C. Маканина // Русская речь, 2001. № 2. С. 34-41.

135. Соколов А.Н. М.Ю. Лермонтов. М.: МГУ, 1957. - 91 с.

136. Соколов А.Н. Очерки по истории русской поэмы XVIII и первой половины XIX в. М.: МГУ, 1955. - 692 с.

137. Соколов А.Н. Творчество М.Ю. Лермонтова. М.: МГУ, 1964. - 378 с.

138. Соловьев B.C. Сочинения: В 2т. М.: Мысль, 1990.

139. Степанов H.JI. Писатель-декабрист (А. Бестужев-Марлинский) // Степанов H.JI. Поэты и прозаики. М.: Художественная литература, 1966. С. 230-276.144. «Столетья не сотрут.» Русские классики и их читатели. Сост. A.JI. Ильин-Томич. -М.: Книга, 1989. 247 с.

140. Султанов К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы. -М.: РГГУ, 2001. 547 с.

141. Теоретическая поэтика: понятия и определения. Хрестоматия. Авт.-сост. Тамарченко Н.Д. М.: РГГУ, 2001. - 467 с.

142. Теория литературы / Под ред. Хализева В. Е. М.: Высшая школа, 1999.-398 с.

143. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении: В 4 т. М.: Наука, 1964. - 486 с.

144. Тимофеев JI. И. Основы теории литературы. М.: Просвещение, 1970. -448 с.

145. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений: В 91 т. М.: Терра, 1998.

146. Толстой. Л.Н. Кавказские повести и рассказы. Воронеж: Изд.-во Воронежского университета, 1978. - 238 с.

147. Томашевский Б.В. Пушкин. Опыт изучения творческого развития. Л: Академия наук СССР, 1961. - 515 с.

148. Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. М.: Книга, 1990. - 670 с.

149. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика- М.: Аспект-Пресс, 1999.-334 с.

150. Троицкий В.Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20-30-ых г. XIX в. М.: Наука, 1985. - 279 с.

151. Тургенев И.С. Переписка И.С. Тургенева: В 2т. — М.: Художественная литература, 1980.

152. Тынянов Ю. Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. - 574 с.

153. Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Л.: Прибой, 1929. - 595 с.

154. Уманская М.М. Лермонтов и романтизм его времени. Ярославльб Верхне-Волжское кн. изд.-во, 1971- 304 с.

155. Файзуллина 3. «Кавказский синдром» в рассказе В. Маканина «Кавказский пленный» // Учитель Башкортостана, 2002, № 7. С. 47-49.

156. Федоров А.В. Лермонтов и литература его времени. Л.: Художественная литература, 1967. - 364 с.

157. Фрейнденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. -445 с.

158. Фриддендер Г.М. Пушкин. Достоевский. Серебряный век- С-Пб.: Современник, 1995. 567 с.

159. Фридман Н.В. Романтизм в творчестве А.С. Пушкина. М.: Просвещение, 1980.- 191 с.

160. Холодяков И.В. « Другая проза». Поиски, обретения, потери // Литература в школе, 2002. № 8. С.23-35.

161. Холодяков И.В. « Другая проза». Поиски, обретения, потери // Литература в школе, 2003. № 1. С. 36-40.

162. Храпченко М.Б. Собр. соч.: В 4т. М.: Художественная литература,1980. Т. 2.

163. Ху Сун Вха. Положительно-прекрасный человек (Тайна князя Мышкина) // Русская литература, 2001. № 2.

164. Чумаков Ю.Н. Два фрагмента о сюжетной полифонии «Моцарта и Сальери» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд.-во,1981.- 198 с.

165. Шадури. В. Декабристская литература и грузинская общественность. -Тбилиси: Литература да Хеловнеба, 1958. 230 с.

166. Шифман А.И. Лев Толстой и Восток. М.: Наука, 1971.-552с.

167. Шкловский В.Б. Заметки о прозе русских классиков. М.: Советский писатель, 1955. - 460 с.

168. Шкловский В.Б. Повести о прозе. Размышления и разборы: В 2т. М., 1989.

169. Шкловский В.Б. Толстой. М.: Молодая гвардия, 1967. - 655 с.

170. Щенников Г.М. Художественное мышление Ф.М. Достоевского. -Свердловск: Средне-Уральское кн. изд.-во, 1978. 175 с.

171. Эйхенбаум Б.М. Л.Толстой. Пятидесятые годы. Л.: Изд.-во Академии наук СССР, 1974. - 538 с.

172. Эйхенбаум Б.М. Л.Толстой. Семидесятые годы. Л.: Советский писатель, 1974. - 425 с.

173. Эйхенбаум Б.М. О литературе. Работы разных лет. М.: Советский писатель, 1987. - 541 с.

174. Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. М - Л.: Изд.-во Академии наук СССР, 1961.-572 с.

175. Юсим М.А. Три рассказа о Красоте // Судьбы и образы женщин Средневековья. С.-Пб.: Искусство, 2001. С.136-139.

176. Янковский Ю.З. Человек и война в творчестве Л.Н. Толстого. Киев: Вища школа, 1978. -144 с.

177. Яснополянский сборник, 1980. Тула: Приокское кн. изд.-во , 1981. -253 с.

178. Эйдельман Н.Я. «Быть может за хребтом Кавказа»: (Русская литература и общественная мысль первой половины XIX в. Кавказский контекст.) -М.: Наука, 1990.-316 с.