Новгородско-псковское движение стригольников XIV - XV веков тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Печников, Михаил Викторович

• Печников, Михаил Викторович
• кандидат исторических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Печников, Михаил Викторович

Введение.

Глава 1. Сочинения против стригольничества конца ХГ/ - первой трети XV в.: источниковедческий аспект.

Глава 2. Стригольники в Новгороде и Пскове: возникновение и история секты.

Глава 3. Доктрина стригольников: опыт реконструкции.

Глава 4. Генезис стригольничества.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Новгородско-псковское движение стригольников XIV - XV веков»

Актуальность темы исследованш.

Современный этап в развитии отечественной историографии характеризуется повышенным вниманием к истории церковной организации России, в том числе в эпоху средневековья. Изучаются взаимоотношения древнерусской церкви с государствомЛ, вопросы ее внутреннего развития как социального институтаЛ, издаются источники по истории церкви и религиозной мысли Древней РусиЛ. Некоторые из устоявшихся в историографии представлений в указанной области пересматриваются или уточняются, что является следствием как использования последних достижений исторической науки (прежде всего источниковедения), так и изменения методологической ситуации (прекращение всевластия марксисткой доктрины). В условиях активного поиска и разработки новых подходов к изучению прошлого нового критического

Зимин А. А. Крупная феодальная вотчина и социально-политическая борьба в России (конец XV - XVI в.). М., 1977; Прохоров Г. М. Повесть о Митяе. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Л., 1978 (2-е изд. -М., 2000); Борисов Н. С, Русская церковь в политической борьбе XIV - XVI вв. М., 1986; Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990; Скрынников Р. Г. Государство и церковь на Руси XIV - XVI вв. Подвижники русской церкви. Новосибирск, 1991; Флоря Б. Н. Отношения государства и церкви у восточных и западных славян. М., 1992; Вричевский Б. В. Русские митрополиты (Церковь и власть XIV в.), СПб., 1996; Синицына Н. В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV - XVI вв.). М., 1998; Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998, л Щапов Я. П. Княжеские уставы и церковь в древней Руси XI - ХГ/ вв. М., 1972; Он же. Государство и церковь древней Руси Х - XIII вв. М., 1989; Церковь в истории России. М., 1997 - 2000. Сб. 1- 4. л Судные списки Максима Грека и Исака Собаки. / Изд. подг. Н Н Покровский под ред С. О. Шмидта. М., 1971; Древнерусские княжеские уставы XI - XV вв. / Изд. подг. Я. Н. ИЛпов. М., 1976; Русский феодальный архив XIV - первой трети XVI века. / Подг. текста А. И. Плигузова, Г. В. Семенченко, Л. Ф. Кузьминой. М., 1986 - 1992. Вып. 1- 5; Синицына Н. В. Третий Рим. С. 335 - 370; Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. С. 233 - 476. анализа источников и историографической традиции требует феномен религиозньк движений русского средневековья, прежде всего тех из них, которые по тем или иным причинам оказались в оппозиции по отношению к церкви. Диссертация посвящена изучению новгородско-псковского движения стригольников (стригольничества) XIV - XV веков, которое после языческих волнений X - XI веков стало первым открытым выступлением против древнерусской церкви, известным по источникам.

История стригольничества, используя слова А. Е. Преснякова, «стала в нашей историографии жертвой теоретического подхода к материалу, который обратил данные первоисточников в ряд иллюстраций готовой, не из них выведенной схемы»"А Представляется необходимым «восстановить, по возможности, права источника и факта»А в представлении об этом явлении. В историографии движения стригольников сложился симбиоз зачастую несовместимых друг с другом точек зрения. Практически отсутствуют исследования, в которых феномен стригольничества рассматривался бы комплексно, с охватом всех проблем, с ним связанных. Неизменно узким, за единичными исключениями, остается круг источников, привлекаемых при исследовании интересующего нас движения. Поэтому создание на основе расширения круга источников комплексного и объективного исследования стригольничества как явления русской средневековой религиозности остается актуальным.

Объект данного диссертационного исследования - история религиозной жизни и христианской мысли на Руси XIV - XV вв., их особенности и характерные черты. Предметом исследования является яркий и во многом загадочный феномен древнерусской религиозности - новгородско-псковское движение стригольников, его история, идеология и происхождение.

Своей целью данная работа имеет определение места и роли стригольников в истории Новгорода и Пскова, русской церкви, а также в идейном развитии русского средневековья. Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. М., 1998. С. 11. л Там же.

Поставленная проблема включает в себя рассмотрение ряда конкретных задач:

1) изучение истории текста основных источников по теме;

2) исследование истории новгородско-псковского движения стригольников, определение хронологических рамок его существования;

3) реконструкция идейного фонда, с которым стригольничество выступило против церкви;

4) выяснение происхождение движения, генезиса его основных идей;

5) рассмотрение стригольничества в общеевропейском контексте религиозных, в том числе еретических, средневековых движений.

Основные щ)онологические рамки диссертации - середина XIV - первая треть XV в., то есть время, к которому относится прослеживаемое по источникам существование стригольничества как движения, противопоставившего себя церкви. Вместе с тем изучение генезиса стригольничества и поиск исторических аналогий требуют экскурсов в предшествующую эпоху (XI - первая половина XIV в.), а исследование основных списков полемических сочинений против стригольничества - в конец XV в. - середину XVI в.

Методы исследования. При написании данного исследованры автор стремился прежде всего придерживаться принципов научной объективности и историзма, а также методик работы с источниками, выработанных современным источниковедением.

Методологической основой диссертации являются сочетание методов источниковедческого анализа и исторического синтеза, а также применение системного метода, что позволяет в ряде случаев пересмотреть утвердившиеся в историографии точки зрения и предложить свое решение основных проблем, связанных со стригольничеством. В изучении текстов полемических сочинений, сохранившихся в составе различных сборников, применялись методы текстологического, кодикологического и дипломатргаеского анализа. Применение сравнительно-исторического метода бьшо необходимо для установления места и роли стригольничества среди других религиозных движений европейского средневековья.

Источниковая база исследования

Источники, привлекаемые для данного исследования, могут быть условно разбиты на несколько групп: 1) сочинения церковных иерархов против стригольников; 2) летописи; 3) жития и другие литературные памятники; 4) памятники канонического права и церковно-исторической литературы (послания, поучения, соборные постановления и др.).

Основными источниками по теме служат сочинения церковных иерархов против стригольников: патриарха Нила (1382 г.), епископа Пермского Стефана (наиболее вероятно - 1386 г.) и митрополита Фотия (четыре грамоты в Псков 1416 - 1427 гг.). Этим источникам посвящена глава 1 данного исследования.

Следующими по важности источниками по теме настоящего исследования являются летописи, прежде всего - Новгородская Первая летопись (далее - НПЛ) и две летописи, восходящие к Новгородско-Софийскому своду первой половины XV в. Они позволяют привлечь дополнительные данные для освещения проблем генезиса движения и его истории.

Одними из самых информативных для темы настоящего исследования летописей являются Софийская I (далее С I) и Новгородская IV (далее Н IV). Именно в них находится единственное сообщение относительно ранних (до начала XVI в.) летописей, прямо упоминающее стригольников (о казни трех из них, под 6883/1375-76 г.). Кроме этого, следует отметить статьи Н IV под 6860 (1352/53 г.) об эпидемии чумы в Пскове, 6893 (1385/86) - о судебной реформе в Новгороде, 6894 (1386/87 г.) - о приезде в Новгород Стефана Пермского.

На почти полное тождество сведений двух летописей до 1418 г. обратил внимание А. А. Шахматов. Общий протограф этих летописей он определил как Новгородско-Софийский свод 1448 г. (или 30-х гг. XV в.), составленный в Новгороде на основе местного «Софийского временника» и общерусского «Владимирского полихрона» митрополита Фотия 1423 г.А М. Д. Приселков, приняв основные выводы А. А. Шахматова, счел более вероятным, что в основе Новгородско-Софийского свода лежал не новгородский, а общерусский свод Шахматов А. А. Общерусские летописные своды XIV и XVI вв. // ЖМНП. 1900. № 9. С. 90 -176; Он же. Обозрение русских летописных сводов XIV - XVI вв. М.; Л., 1938. С. 144 - 145, 151 - 160, 366. митрополита Фотия 1418 г. . Однако Я. С. Лурье выступил с аргументами против существования «Полихрона Фотия». Исследование летописного материала привело его к выводу, что общий протограф С I и Н IV являлся общерусским митрополичьим сводом, составленным в Новгороде в 30-е - 40-е гг. XV в. А. А. Г. Бобров критически пересмотрел выводы Я. С. Лурье, придя к обоснованному заключению, что основным источником Новгородско-Софийского свода (свода Евфимия II, составленного в Новгороде в конце 20-х гг. XV в. и представленного в завершенном виде в Н ГУ) являлся все же общерусский свод митрополита Фотия 1418 г. а. Б. М. Клосс представил дополнительные аргументы в пользу существования сводов 1418 и 1428 гг.'°.

Известие о казни стригольников отсутствует в Новгородской Карамзинской летописи (НК), одном из основных источников Н IV. Наиболее вероятно, что оно было включено в fflV из С правда, в несколько измененном виде.

Новгородская первая летопись младшего извода, составленная в конце 30-х гг. XV в. при новгородской архиепископской кафедреАА, содержит комплекс фактов из истории новгородской феодальной республики XTV в., одновременных возникновению и становлению стригольнического движения. Следует особо отметить статью 6890 (1382/83) г., в которой сообщается о приезде в Новгород архиепископа Дионисия с грамотами от патриарха Нила и об антистригольнической деятельности суздальско-нижегородского владыки во Пскове. При этом о характере миссии Дионисия сообщается в скрытой форме, без упоминания стригольников. НПЛ не сообщает и о казни стригольников в 1375 г. Я. С. Лурье, ставя вопрос, "почему из двух более или менее современных источников один (Новгородско-Софийский свод - MV) сообщил о стригольниках, а другой (Ш младшего извода) - умолчал", при том, что Новгородско-Софийский л Приселков М. Д. История русского летописания XI - XV вв. СПб., 1996. С. 204 - 207, 213 - 215. Л JТлЯ. С. Общерусские летописи XIV - XV вв. Л., 1976. С. 70 - 71,104 - 107, 113 - 118 (1448 г.); Он же. Феодальная война в Москве и летописание первой половины XV в. // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 47. С. 90 - 93 (1434 - 1437 гг., Новгород). Бобров А. Г. Из истории летописания первой половины XV в. // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 46. С. 3 - 20; Он же. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. С. 128 - 160. л° Клосс Б. М. Второе предисловие к изданию 2000 года // ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая леюпись. М., 2000. С. XI - XVI.

Бобров А. Г. Новгородские летописи XV в. С. 171. Первьш на отсутствие сообщения о стригольниках в НК обратил внимание Я. С. Лурье (Дурье Я. С. Рецензия на: Рыбаков Б. А. Стригольники (Русские гуманисты XIV столетия). М., 1993 //Russia mediaevalis. Tomus 8. 1. Monchen, 1995. С. 143). Клосс Б. М. Летопись Новгородская первая // СККДР. Л., 1987. Вьш. 1. С. 244. свод оказал на НПЛ мл. изв. некоторое влияние, высказывает предположение, что это объясняется характером Новгородско-Софийского свода как митрополичьего*А, то есть общерусского. Это предположение окажется еще более вероятным, если признать существование свода 1418 г., связываемого с митрополетом Фотием, которому принадлежат обличительные грамоты против стригольников. Очевидно, известие о казни стригольников попала в общерусскую митрополичью летопись по инициативе Фотия из какого-то новгородского источника. В НПЛ мл. изв. оно не было включено, должно быть, потому, что существование стригольничества не вписывалось в программу по прославлению и возвеличиванию прошлого Новгорода и новгородской епархии архиепископа Евфимия II, при котором был составлен владычный свод*"*.

Следует отметить, что сведения о стригольниках отсутствуют и в дошедшем до нас псковском летописании (Псковская I, II и Ш летописи), отдельные сообщения которого также привлекаются в настоящем исследовании. Исследователи выделяют псковский летописный свод (или несколько сводов) конца XIV - первой половины XV в., объединивший записи, ведшиеся с XIII в. при Троицком соборе под руководством выборных вечевых властей, в частности, посадников*А. Между тем, как следует из посланий митрополита Фотия (см. гл. 2), именно посадники и соборное духовенство приняло самое активное участие в искоренении стригольничества во Пскове во второй половине 20-х гг. XV в. Факт невключения в псковские летописи сообщений о стригольниках (если они имелись) объясняется, видимо, тем, что они дошли до нас в поздних списках, отражающих своды не ранее второй половины XV в. (наиболее ранние из дошедших до нас псковских сводов - 1469 г., Тихановский список Псковской первой летописи и 1486 г. Псковская вторая летопись, - восходят, соответственно, к сводам 1464 и 1481 гг.), когда борьба со стригольничеством не бьша уже актуальной.

Житие новгородского архиепископа Моисея и Слово похвальное Моисею содержат уникальные известия о борьбе этого новгородского владыки со стригольничеством в 1353 - 1359 гг. Житие Моисея исследовано недостаточно. Лурье Я. С. Рецензия. С. 143. Тем не менее, следует заметить, что сведения о стригольничестве отсутствуют в своде 1408 г. (Троицкая летопись), который также бьш составлен при митрополичьей кафедре.

Как показал А. Г. Бобров, поворот политики Евфимия II в сторону «областничества» наблюдается как раз с конца 30-х гг. XV в., когда составлялась НПЛ мл. изв. (Бобров А. Г.Ш истории. С. 14 - 15).

Известно две редакции Жития, в заголовке каждой из которых стоит имя Пахомия

Серба, В. О. Ключевский полагал, что Пахомию принадлежит лишь пространная редакция, а «похвальное слово с сокращенной редакцией жития - позднейшего происхождения»*Л. Между тем, сведение о борьбе Моисея со стригольниками читается именно в краткой редакции. Житие датируют обычно временем не раньше 1484 г., ибо одно из четырех чудес, помещенных в конце жития, посвящено наказанию Моисеем бывшего в указанном году новгородским архиепископом

Сергия, нелестно отозвавшемся об этом местночтимом святом*л. На основании данного факта В. О. Ключевский сделал вывод, что Житие Моисея бьшо последним трудом его, написанным в очень преклонных годах»*л. Однако не является доказанным, что рассказы о чудесах принадлежат перу Пахомия; они, в том числе рассказ о чудесном наказании Сергия могли быть вставлены в Житие и позднее*л. Житие Моисея, конечно, нуждается в специальном исследовании.

Однако вряд ли политическая обстановка, сложившаяся после присоединения

Новгорода к Московскому княжеству, способствовала написанию сочинений, прославляющих местных новгородских святых. Скорее всего, интересующее нас

Житие написано в 1459 -1461 гг., когда Пахомий вторично жил в Новгороде при архиепископе Ионе и работал над житиями местных святых и канонами в их 20 честь . Наиболее вероятно, что Пахомию принадлежит именно сокращенная редакция Жития и «слово похвальное». Написанию житий новгородских святых сопутствовало и написание канонов, что предполагает некоторую схожесть содержания, а между тем только сокращенная редакция и «слово похвальное» содержат упоминание о борьбе Моисея со стригольниками. Это подтверждается тем, что пространная редакция известна только по двум поздним спискам (XVII -XVIII вв.), а краткая, после которой и помещалось в рукописях похвальное слово.

Охотникова В. И. Летописи Псковские // СЮСДР. Л., 1989. Вып. 2. Ч. 2. С. 27 - 28.

Ключевский В. О. Древнерусские жишя святых как исторический источник. М., 1871. С. 149. л' Там же. С. 148 -149; Понырко Н. В. Житие Моисея, архиепископа новгородского // СККДР. Л., 1988. Вьш. 2. Ч. 1. С. 305-306.

Ключевский В. О. Древнерусские жития. С. 126.

Логофет приехал на Русь еще до 1438 г. и последний раз упоминается под 1472 г. как старец Троице-Сергиева монастыря, написавший каноны на перенесение мощей митрополита Петра {Там же. С. 119 - 124; Прохоров Г. М. Пахомий Серб (Логофег). // СЮСДР. Вьш. 2. Ч. 2. С. 167 - 168). Пахомий мог и не дожить до 1484 г.

Ключевский В. О. Древнерусские жития. С. 121. известна в десяти списках начиная с XVI в. . Различия в сообщениях краткого Жития и «слова похвального» о стригольниках, может быть, были обусловлены жанровыми отличиями этргх произведений. Во всяком случае, серьезных оснований отрицать достоверность сведений Жития и «слова похвального» о стригольниках не существует. До конца 80-х гг. XV в., когда архиепископ Геннадий повел борьбу с так называемой «ересью жидовствующих», никакой причины измышлять факт гонений на сектантов при Моисее не было.

Памятники канонического права и церковно-учителъной литературы, как переводные (правила вселенских и поместных соборов, отцов церкви, другие сочинения, бытовавшие на Руси в составе различных церковно-юридических сборников, прежде всего Кормчих книг/А, так и древнерусские (поучения новгородских архиепископов, послания русских митрополитов и константинопольских патриархов, анонимные сочинения «ревнителей правой веры», древнерусские канонические статьи, вошедшие в Кормчие русской редакции конца ХП! в. и в различные сборники)АА, имеют большое значение для уяснения генезиса стригольнического движения, а также особенностей его доктрины и истории. В ряде случаев привлечение канонического и церковно-учительного материала позволяет по-новому раскрыть и осветить многие аспекты изучаемого феномена русской средневековой истории.

Очерк историографии

Ретроспективное осмысление феномена стригольничества началось уже в XVI в., когда появились фундаментальные антиеретические труды Иосифа

Прохоров Г. М. Пахомий Серб (Логофет). С. 174.

Кормчая. Напечатана с оригинала патриарха Иосифа. М., 1912; Мерило праведное по рукописи XIV века. Издано под наблюдением и со вступительной статьей академика М. Н Тихомирова. М., 1961.

Памятники древнерусского канонического права. СПб., 1880. Ч. 1. (Памятники XI - XV в.). (Русская историческая библиотека. Т. 6); Павлов А. С. Неизданный памятник русского церковного права XII века // ЖМНП. 1890. Октябрь. С. 275 - 300; Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. Под ред. проф. А. И. Пономарева. СПб., 1896. Вып. 2. Ч. 1; СПб., 1897. Вып. 3; Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушеиевым-Безбородко. СПб., 1862. Вып. 4; Галькоеский И. М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. М., 1913. Т. 2. Древнфусские слова и поучения, направленные против остатков язычества в народе; Никольский Н. К. Мкстериалы для истории древнерусской духовной письменности. СПб., 1903; Он же. Материалы для истории древнерусской духовной письменности // Христианское чтение. 1909. Август-сентябрь. С. 1109 - 1125; Русский феодальный архив XIV - первой трети XVI века. Ш, 1986 - 1987. Вып. 1 - 3; Смирнов С. И. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины (тексты и заметки). М., 1912; Древнфусские княжеские уставы ХЕ - XV вв. Изд. подг. Я. Н Щапов. М, 1976.

Волоцкого и Зиновия Отенского, а также Никоновский свод митрополита Даниила. Эти памятники не относятся в данном исследовании к разряду источников по той причине, что при их составлении уже использовались (в скрытой форме) основные источники по изучаемой теме - полемические труды церковных иерархов. Изложение в указанных памятниках страдает неточностями и сознательными искажениями фактов. Стригольники предстают в них как нераскаявшиеся еретики, достойные смертной казни, но об их взглядах умалчивается.

В «Книге на новгородских еретиков» (в XVII в. получившей название «Просветитель») Иосифа Волоцкого сведения о стригольничестве находятся в последнем, 16-м слове, посвященном покаянию еретиковЛ"*. Я. С. Лурье полагал, что пространная редакция «Просветителя» (включившая слова 12 - 16) бьша составлена волоцким игуменом в 1510 - 1511 г.лл. Однако А. И. Плигузов счел аргументацию Я. С. Лурье неубедительной и предложил свою датировку второй редакции «Книги на новгородских еретиков» - середина 10-х гг. XVI в.; при этом исследователь полагает, что она составлялась без участия ИосифаЛЛ. Однако, когда бы ни бьша составлена вторая редакция «Просветителя», 16-е слово принадлежит Иосифу Волоцкому. В пользу его авторства свидетельствует помета первой половины XVI в. на одном из старших волоколамских списков пространной редакции, включившей 16-е слово (ГИМ, Епарх. 339) - «Список Иосифов» (л. 113 об.)ЛЛ. Известно, что в основу «слов» «Книги на новгородских еретиков» легли отдельные произведения Иосифа, написанные ранее . Как показано А. А. Зиминым, основными источниками 16-го слова послужили два послания Иосифа великому князю, одно из которых сохранилось в отрывке, а другое, несомненно принадлежащее волоцкому игумену, датируется 1510 - 1511 гг.лл. Следовательно,

Иосиф Волоцкий. Просветитель, или обличение ереси жидовствуюндах. Казань, 1903. Изд. 4-е. С. 541 -542.

В 12 и 16 словах использованы послания Иосифа И. И. Третьякову и Василию III, датируемые 1510 - 1511 гг.; в то же время пространная редакция, содержащая обвинение митрополита Зосимы в ереси, по мнению Я. С. Лурье, не могла быть написана после оставления митрополии покровителем Иосифа Симоном в 1511 г. {Казакова К А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века. М.; Л., 1955. С. 447 - 452,456; далее - АЕД). л* Плигузов А. И. «Книга на новгородских еретиков» Иосифа Волоцкого // История и палеография. М., 1993. С. 135. Возражения Я. С. Лурье см.: Лурье Я. С. Когда бьша написана «Книга на новгородских еретиков»? // ТОДРЛ. СПб., 1996. С. 87 - 88. ''АЕД. С. 447. лТамже.С.321,391, 422-423,433, 442-443, 486-488, 504-505, 514-516. Там же. С. 504, 514 - 516.

16-е слово «Книги на новгородских еретиков», включившее сведения о стригольничестве, не могло появиться ранее указанной даты. Наиболее вероятно, что оно бьшо написано волоцким игуменом в 1511 - 1515 гг. в Волоколамском монастыре.

В 16-м слове «Просветителя» Иосиф останавливается на стригольничестве, приводя примеры из истории о пользе заточения еретиков в темницы. Сведения Иосифа во многом являются уникальными. Так, он пишет, что основатель движения Карп бьш «художьством стригольник» (ремесленник-цирюльник?), и жил во Пскове. В источниках XIV - XV вв. такие сведения отсутствуют. Имеются и явные неточности. Конец ереси волоцкий игумен связывает с деятельностью во Пскове епископа Дионисия Суздальского, действовавшего по поручению константинопольского патриарха Антония. На самом деле Дионисий был послан в. Северо-Восточную Русь патриархом Нилом (1382 г.), причем стригольничество существовало как в Новгороде, так и в Пскове и позднее антистригольнической миссии Дионисия, как о том свидетельствуют послания епископа Стефана Пермского и митрополита Фотия. О сущности еретического учения Иосиф ничего

30 не сообщает, замечая лишь, что ее «вси ведят» . В целом, пожалуй, можно согласиться с Н. А. Казаковой, заявившей о малой степени достоверности «Просветителя» как источника по истории стригольничества'*. Вместе с тем с этого произведения можно начинать историю литературного осмысления стригольничества как явления, оставшегося в прошлом.

Сведения о стригольничестве были включены в так называемый Никоновский летописный свод, составленный при московской митрополичьей кафедре в конце 20-х гг. XVI в. при непосредственном участии митрополита Даниила (1522-1539 iT.f\ Как показал Б. М. Клосс, в своде нашли отражение, в частности, антиеретические взгляды последнегоА'. Подобно Иосифу Волоцкому,

Даниил признавал необходимость сурового преследования еретиков, однако л° Иосиф Волоцкий. Просветитель. С. 541.

АЕД. С. 34 - 35.

Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI -XVII вв. М., 1980. С. 51- 130.

Там же. С. 98 - 99. Необходимость казни нераскаявпшхся еретиков обосновывается в Никоновском своде под 6679/1171 г. на примере дела нареченного владимирского епископа Феодора: «Константин же митрополит посла к нему, глаголя сице: "От века убо не кающейся богохулници избиваеми бываху, и в Моисееве убо законе не точию богохулници, но и зле творящей убиваеми бываху, но и паче в новем законе смертная казнь, по мнению Даниила, должна была применяться только в крайнем случае к неисправимым, некающимся еретикам, в отношении которых бьши исчерпаны все другие меры''*. В митрополичьем своде конца 20-х гг. XVI в. содержится ряд сообщений (за середину - вторую половину ХГУ в.), отличающихся от известий более ранних летописей приурочиванием (прямым или косвенным образом) тех или иных событий к борьбе церкви против стригольничества (статьи 6863, 6883, 6690, 6900 гг.'А). При этом заметно использование составителями послания патриарха Нила 1382 г. и особенно «Просветителя» Иосифа Волоцкого, концепцию которого сообщения Никоновской летописи, видимо, были призваны иллюстрировать.

Некоторое внимание стригольникам уделяется в сочинении Зиновия Отенского «Истины показание к вопросившим о новом учении», направленном против ереси Феодосия Косого. «Истины показание» бьшо написано около 1566 г. 'а. О стригольничестве Зиновий повествует в главе 54 «Разсмотрение о воспевании Господския молитвы во святых тайнах»'А. Как стригольничество связано с указанным в заглавии вопросом, из изложения отенского инока не вполне ясно. Согласно Зиновию, стригольники впервые появились во Пскове, однако горожане послали грамоты к новгородскому архиепископу, митрополиту Фотию и константинопольскому патриарху Антонию, а затем по их указаниям изгнали стригольников из города. Тогда «начальник» ереси объявился в Новгороде, где бьш схвачен и брошен в Волхов. Зиновию были известны, таким образом, летописные известия о казни стригольников и послания против них Фотия, Стефана Пермского (Псевдо-Антония) а также, что особенно интересно, сведения о неких грамотах псковичей новгородскому архиепископу, не дошедших до нас. Однако хронология событий была им нарушена. Бьш ли Зиновий знаком с источниками непосредственно или воспользовался каким-то местным преданием, остается неизвестным. Любопытно, что и он, подобно Иосифу Волоцкому и составителям Никоновской летописи, ничего не пишет о взглядах стригольников. богохулници от святых апостол и от святых отець смерти предаяхуся; сице же и тебе не каюшуся удобно смерть приати"» (ПСРЛ. СПб., 1862. Т. 9. Патриаршая, или Еиконовская летопись. С. 240).

См. анашз слова 8-го из "Соборника" митрополита Даниила (РГБ, собр. МДА, № 197, л. 239 - 276): Жмашн В. Митрополет Даниил и его сочинения. М., 1881. С. 406 - 424.

Там же. СПб., 1885. Т. 10. С. 228; Там же. СПб., 1897. Т. 11. С. 24, 70 - 71, 156.

Морозова Л. Е. Сочинения Зиновия Отенского. М., 1990. С. 50.

Умолчание это, думается, было вызвано тем, что всегда сохранялась почва для возникновения нового антииерархического движения, так как недостатки церковной жизни, на которые указывали стригольники, искоренены не были (такое движение, действительно, возникло в XVII в. - беспоповство, одно из основных направлений старообрядчества).

Следующие по времени сочинения, в которых повествовалось о стригольничестве, связаны с антираскольнической полемикой.

Димитрий (Туптало), митрополит Ростовский и Ярославский в антистарообрядческом трактате «Розыск о раскольнической брынской вере» (закончен в 1709 г.), в главе XXVIII, посвященной ставленническим пошлинам, проводит аналогию между современными ему старообрядцами-беспоповцами и стригольниками. Димитрий пишет, что беспоповцы «хулят пречистыя божественныя тайны», обвиняя духовенство в поставлении «на мзде», и, пересказывая послание патриарха Нила 1382 г. против стригольников (не упоминая его), проводргг различие между «мздою», которая осуждена церковью как «святокупство» и попшинами за поставление, служащими «в препитание служащим олтарю», ссылаясь на те же каноны, которые приводили в своих посланиях патриарх Нил и митрополит Фотий'*. Далее Димитрий напоминает о стригольниках, которые «во дни раздельных княжений русских» появились во Пскове, хуля церковь, отделились от нее и многих привлекли «к своему еретическому упрямству». Среди нападок стригольников на церковь Димитрий выделяет осуждение духовенства за то, что они «аки бы мздою приемляхуся духовныя степени; и того ради чуждахуся иереов и церкве»'Л. Узнав об этом, цареградский патриарх Филофей направил псковичам увещательную грамоту (имеется в виду послание патриарха Нила 1382 г.). Ее Димитрий относит к тому времени, когда Алексей с Романом имели «прю» «о престоле Киевском», то есть к 50-м гг. XIV в. Особую значимость рассматриваемому труду придает то, что в нем впервые были изданы источники по стригольничеству. Димитрий помещает полностью послание патриарха Нила 1382 г. (относимое им к патриарху Филофею)

Зиновий Отенский. Истны показание к вопросившим о новом учении. Казань, 1863. С. 968 - 969.

Димитрий, митр. Ростовский. Розыск о раскогашчекой брьшской вере, о учении их, о делах их, и изъявление, яко вера их неправа, учение их душевредно и дела их не богуугодна. Изд. 3-е. М., 1762. Л. 194 -196 (пфвое издание - М., 1745).

И, после сообщения о казни еретиков в 1375 г., послание Фотия 1416 г. (без даты и в выдержках/". ПублиьоЛемые им источники находились, по словам Димитрия, в «старых рукописных правильных книгах», то есть в Кормчих, между 22 и 23 правилами VI Вселенского собора"**.

Следующим трудом, в котором бьшо уделено внимание стригольничеству, стала книга А. И. Журавлева «Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках.», издававшаяся Императорской Академией Наук в Санкт-Петербурге дважды - в 1795 и 1799 гг. Книга написана единоверческим священником, бывшим раскольником-беспоповцем, и представляет собой обширный антираскольнический трактат, обозревающий все направления и толки староверия, существовавшие в то время. Корни старообрядческого раскола автор видел в еретических движениях, существовавших до XVII в., в частности, в стригольничестве. При этом он придерживался мнения, впоследствии ставшего характерным для многих историков - а именно, отождествлял движение стригольников с так называемой «ересью жидовствующих». Автор рассматриваемой работы допускает фактические и логические неточности. Так, например, по А. И. Журавлеву выходит, что диакон Карп, основатель стригольничества, стал сеять «раздоры и смущения» уже после разгрома секты"*л Стригольничество А. И. Журавлев рассматривал как раскол, вызванный поставлением «на мзде» духовенства, причем считал нападки стригольников неоправданной «хулой» на церковь. В рассматриваемой книге впервые после труда Димитрия Ростовского были изданы, в неполном виде, послания против стригольников: константинопольского патриарха Нила (у Журавлева неверно - Филофея), послание митрополита Фотия 1416 г., и, впервые, - Стефана Пермского (это послание Журавлев, как и ряд последующих историков XIX в., считал принадлежавшим константинопольскому патриарху Антонию/'. Исследование А. И. Журавлева не может быть признано строго научным, ибо

Там же. л. 193 об.

Там же. Л. 193 об. - 196 об. ''л Там же. Л. 193 об. Видимо, мипф. Димитрий пользовался Сводной кормчей XVI в. или списком с нее, так как указанные источники приводятся в ней в виде толкования на 22-е правило Трулльского собора (см. гл. 1). лл Журавлев А. И. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах, собранное из потаенных старообрядческих преданий, записок и писем. СПб., 1799. С. 7, 21. автор не использован даже известные в то время приемы исторической критики и публикации источников. Как и труд митрополита Димитрия Ростовского, изложение автора всецело определяется задачами антираскольнической полемики.

История и мировоззрение стригольничества стали предметом исторического исследования с начала XIX в"*"*. Первым с чисто научной точки зрения стригольничество попытался рассмотреть Н. М. Карамзин, который показал его в контексте церковно-политической борьбы последней четверти XIV в., а также привел в примечаниях некоторые летописные тексты, касающиеся стригольничества. Особое внимание Карамзин уделил деятельности епископа Дионисия Суздальского по искоренению стригольничества «средствами благоразумного убеждения», которая, по его мнению, была вполне успешной. Кратко описав историю секты в XIV веке, Карамзин, ссьшаясь на грамоты Фотия, говорит (в примечаниях) о существовании стригольничества и в веке XV, но не раскрывает подробности, так что из его изложения неясно, когда же это антицерковное движение прекратило свое существование"* а. Вообще же, стригольничество не стало для Карамзина предметом специального рассмотрения. Краткий очерк его истории понадобился ему лишь для того, чтобы объяснить расположение к Дионисию Дмитрия Донского.

Последующую историографию XIX в. можно условно разделить на два направления - светскую и церковную. Начнем с последней, поскольку именно историки церкви уделяли большее внимание вопросу о стригольничестве.

Митрополит Евгений (Болховитинов) в «Истории княжества Псковского» (в части, посвященной церковной истории Пскова) высказал мнение, что этот «некоторый род раскола» произошел во Пскове и был вызван стремлением

Там же. С. 8-20. л В. К Татищев ограничился двумя указаниями на казнь стригольников в 1375 г. и приезд в 1382 г. Дионисия Суздальского на Северо-Запад Руси с противостригольнической миссией, почти дословно повторив соответствующие сообщениями Никоновской летописи (Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1965. Т. 5. С. 129, 151 - 152). Митрополит Платон (Левшин) в первом опыте русской церковной истории не уделил стригольничеству специального внимания. Он только привел в пересказе вышеупомянутые сообщения летописей, затруднившись определить, в чем же состоял их «разврат» веры и не связав известные ему грамоты о поставлении «на мзде» с борьбой против стригольничества. Платон, похоже, также отождествлял стригольничество с «ересью жидовствуюпщх» (Платон (Левшин), митр. Московский. Краткая церковная российская история. М., 1805. Т. 1. С. С. 194,213,342). лл Карамзин И. М. История государства Российского в 12-ти томах. М., 1993. Т. 5. С. 64, 264 (прим. 124), 342 - 343 (прим. 292). Первое издание - СПб., 1819. псковичей к церковной независимости . Начало его митрополит Евгений датирует почему-то 1360 годом и производит его не только от расстриги Карпа, но и от диакона Никиты, причем считает обоих расколоучителей братьями, что не находит подтверждения ни в одном из источников"* а. Суть учения стригольников Болховитинов видит в протесте против поставления священников «на мзде». Историк кратко характеризует грамоты против стригольников, в том числе грамоту 1355 г., упоминаемую только в Никоновской летописи, а также грамоты от патриархов Филофея и Антония (очевидно, имеются в виду послания Нила и Стефана Пермского), которые он относит соответственно к 1374 и 1388 г.г."*Л Конец стригольничества во Пскове митрополит Евгений относил к концу XV в., когда произошло в Новгороде при архиепископе Геннадии «разыскание» «ереси жидовствующих». При этом, по мнению автора рассматриваемого труда, одни стригольники ушли в Литву, Польшу, Швецию и Курляндию, а другие укрьшись в Псковской области. «Отраслью» последних историк считал раскольников-беспоповцев'*л. В целом, несмотря на использование целого ряда источников по стригольничеству, исследование митрополита Евгения (Болховитинова) не носит критический по отношению к этим источникам характер.

Довольно важным этапом научной разработки темы стала книга студента Московской духовной академии Н. А. Руднева о ересях и расколах в русской церкви, написанная по предложению известного организатора науки канцлера графа Н. П. Румянцева. Под свое изложение автор подводргг серьезное источниковедческое основание, с опорой на источники ведет полемику с другими историками, прежде всего с митр. Евгением. Впервые стригольничеству бьша уделена целая глава, и оно таким образом стало предметом специального рассмотрения. Автор задается вопросами, которые вновь и вновь будут ставить историки на протяжении последующих ста шестидесяти лет: «Кто были эти Стригольники? Чему они учили? С каким успехом и как долго действовали?

Евгений (Болховитинов), митр.]. История княжества Псковского. С присовокуплением плана города Пскова. Клев, 1831. Ч. Ш. С. 19 - 22.

Там же. Киев, 1831. Ч. FV. С. 36.

Там же. Ч. Ш С.22 - 25. ^ Там же. С. 37-38.

Отрцуда надлежит производить их учение, и какое влияние эта ересь имела на церковь в последующие времена?»л".

Согласно Н. А. Рудневу, стригольничество возникло в середине XIV в. в Пскове, и лишь затем получило распространение в Новгороде. Это мнение, базирующееся на сведении Иосифа Волоцкого, надолго закрепилось в историографии. Причиной появления ереси стали беспорядки духовенства, а сущностью ее - отвержение иерархии. Руднев впервые связывает популярность движения с новгородско-московским церковным конфликтом по вопросу о месячном суде. Он оспаривает мнение Журавлева и Болховитинова о тождестве стригольников и «жидовствующих» и утверждает, что стригольничество является предшественником беспоповства - одного из основных течений старообрядческого расколаЛ*. Руднев первым ставит и проблему генезиса новгородско-псковского антицерковного движения и настаивает на отечественном его происхождении. Стригольничество - плод духа вольности, отличавшего новгородцев и псковичей, а также особых исторических обстоятельств - церковньж конфликтов Новгорода с Москвой, Пскова с Новгородом, тяжелых поборов, «неисправной» жизни духовенства. Наконец, Руднев обратил внимание на последствия стригольничества, выразившееся, по его мнению, в стремлении очистить церковь от явлений, вызвавших отделение от церкви новгородско-псковских сектантов.

Работа Н. А. Руднева, выполненная для своего времени на высоком научном уровне, содержащая обширный материал, собранный автором, поставившая целый ряд новых проблем изучения стригольничества, стала отправной точкой для последующих трудов, касающихся интересующей нас темы.

В книге архиепископа Воронежского и Задонского Игнатия о расколах в русской церкви сильнее, чем у Руднева, был сделан акцент на антистарообрядческую полемику. «Называющееся старообрядчество наше, - писал Игнатий, - должно увидеть себя в ряду иных подобных ему явлений, не менее, а еще и более его древних, и с ним так или иначе схожих, союзных, сродных, даже

Руднев Н. А. Рассуждение о ересях и расколах, бывших в русской церкви со времени Владимира Великого до Иоанна Грозного. М., 1838. С. 73.

Там же. С.73-85. как бы одних и тех же» . Стригольничество - «первый в Церкви нашей раскол в полном смысле этого слова. Доселе бывшие лжеучения или заблуждения . были только заблуждения, без видимых отделений христиан от Церкви, единого общества верующих. Стригольники первые учинили раскол, отделение, отступничество»А'. Мнение о стригольничестве как именно расколе, а не ереси, составило характерную черту церковной историографии на долгое время - пока полемика с расколом сохраняла актуальность. Оригинальную трактовку дает Игнатий происхождению названия секты: стригольник значит расстрига (дьякон Карп, основатель секты, был расстрижен/'*.

Подобно Рудневу, Игнатий связывает усиление стригольничества, в частности, с поборами московских митрополитов, сначала - Феогноста, а затем -Киприана. Следуя тому же автору, он рассматривает исправления церковных «нестроений» в конце XV - середине XVI в. как меры по искоренению причин раскола стригольников. Однако он резко расходится со своим предшественником по вопросу о генезисе движения. Если Руднев настаивал на русском его происхождении, то Игнатий, считая стригольников людьми «незначительными», полагал, что сами они не могли решиться на отделение от церкви. Как и прочие «язвы нравственные», секта стригольников «не есть наша самородная, а наносная», пришедшая с Запада. Приведя краткий очерк западного реформационного движения, Игнатий пришел к выводу, что стригольничество ведет свое происхождение от гуситов. Автор обосновывал это, во-первых, указанием на сходство учений двух движений, а во-вторых, на тесные торговые, политические и религиозные контакты с иностранцами в Новгороде и Пскове. Автор не учел лишь тот факт, что оба движения не совпадают хронологически -история гуситства начинается только в конце второго десятилетия XV в. Несмотря на то, что книга Игнатия осталась почти незамеченной историками стригольничества (ссьшки на нее крайне редки), можно сказать, что она положила начало длящемуся и до сих пор спору о происхождении первой русской секты.

Игнатий, архиепископ Воронежский и Задонский. История о расколах в церкви Российской. СПб, 1849. С.4.

Там же. С. 36.

Там же. С. 34.

В 1848 - 1849 гг. в Риге и Москве вышла в свет «История русской церкви» (в пяти томах) архиепископа Филарета (Гумилевского), которую А. В. Карташев назвал первой настоящей ученой историей русской церквиЛЛ. Несмотря на это, Филарет не внес почти ничего нового в разработку темы. Более того, в его изложении встречаются и фактические ошибки. Так, он считает, что раскол начался в 1371 г. хотя никаких оснований для такого предположения в источниках не содержится. Единственное, что можно отметить оригинального у Филарета - это попытка новой атрибуции послания против стригольников, которое раньше приписывалось патриарху Антонию (его имя стоит в большинстве списков). Филарет первым обратил внимание на то, что послание содержит некоторые несомненно русские черты. Он выдвинул гипотезу, что под именем патриарха Антония скрывался Афанасий Высоцкий, живший с 1392 г. в КонстантинополеЛл. Несмотря на то, что такая атрибуция основана на вряд ли достоверном сведении Никоновской летописи о доставке грамоты в Новгород в 1394 г., это был шаг вперед к установлению подлинного авторства послания.

Гораздо более обстоятельное освещение история и учение стригольников получили на страницах другого многотомного труда по истории русской церкви, написанного митрополитом Макарием (Булгаковым). Макарий приводит все известные из летописей и посланий факты истории секты, подробно пересказывает обличительные грамоты, реконструирует на их основе сектантское учение. Но труду маститого ученого не был свойствен критический дух. В нем мы находим все основные положения, встречавшиеся в прежних работах церковных историков, в том числе и спорные. Так, он полагает, что ересь возникла в Пскове, что Карп после расстриженртя занялся ремеслом стригольника и др. Учение сектантов он также излагает вполне традиционно, пускаясь в многословные пересказы источников (в стригольничестве он видит раскол). Происхождение секты Макарий считает чисто русским, причем приводит те же аргументы, что и Руднев, вплоть до «духа вольности и своеволия», характерного для новгородцев и псковичейЛЛ.

Карташее А. В. Очерки по истории русской церкви. Т. 1. М, 1993. С. 23.

Фшарет (Гумгтевский), архиепископ Черниговский. История русской церкви. М., 1888. Т. 2. Период второй, монгольский, от опустошения России до разделения митрополии (1237-1410). Изд. 5-е. С.73 - 78; см. также: же. Обзор русской дЛовной литературьь Харьков, 1859.Кн. 1.С. 116- 117.

Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История русской церкви. М.,1995. Кн. 3. Отд 1. С. 93 - 100.

Пожалуй, единственное, в чем проявился критицизм Макария по отношению к источникам - в том же вопросе о грамоте, подписанной в большинстве списков именем патриарха Антония. Но и здесь Макарий стремится не пересмотреть, а

58 защитить устоявшуюся точку зрения .

Профессор Петербургской Духовной академии Т. В. Барсов посвятил часть главы IX своего труда о власти константинопольского патриарха над русской церковью рассмотрению вопроса об участии высшего предстоятеля церкви в борьбе со стригольничествомлл. Автор отмечает, что участие патриарха «должно бьшо обнаруживаться по преимуществу в тех случаях, когда местные органы управления и местные средства русской церкви оказывались недействительными и недостаточными для исправления и прекращения возникших в ней беспорядков и нестроений»'''л. Одним из таких случаев бьшо патриаршее вмешательство в дело обличения стригольничества. Барсов придерживается традиционных для историографии того времени мнений, что стригольничество «обнаружилось» в 70-х гг. XIV в. в Пскове и затем проникло в Новгород, что сущность ее состояла в отвержении церковной иерархии как поставляемой «на мзде», что одной из главных причин отделения стригольников от церкви являлись поборы высшей церковной власти с духовенства Новгорода и Пскова, что «нововведения» стригольников имеют сходство с старообрядческим беспоповством. Автор признает действительное существование недостатков церковной жизни и считает это одной из причин, побудивших патриарха Нила выступить с посланием по поводу стригольничества, которое Т. В. Барсов считает содержащим убедительные доводы, «поражающие» доводы стригольников. Вместе с тем он полагает, что патриарший экзарх Дионисий Суздальский мог только прекратить внешние проявления «ереси», но не искоренил стригольнических заблуждений. По мнению Т. В. Барсова, в 1394 г. вифлеемский архиепископ Михаил принес на Русь новое послание против стригольничества, написанное патриархом Антонием (имеется в виду «Списание» Стефана Пермского). Впрочем, Барсов допускает, что грамоты Нила и «Антония» написаны русскими составителями, но написаны они в любом случае от лица патриарха и патриаршего синода.

Там же. С. 485-486. л' Барсов Т. Константинопольский патриарх и его власть над русскою церковию. СПб., 1878. С. 551 - 556.

Говоря о церковной историографии XIX в., следует назвать и работу историка церкви, профессора Киевской духовной академии И. И. Малышевского (речь «О зарождении религиозных сект в России с рационалистическим направлением», произнесенная 28 сентября 1883 г.). В ней автор уделил стригольничеству первостепенное внимание. С его появлением Малышевский связывает «то религиозно - рационалистическое движение, которое перешло в следующие десятилетия и века»А\ Возникновение секты Малышевский относит к 70-м гг. XIV в., а основной причиной ее появления - протест против поставления священников за платуАА. Проследив историю этого протеста в XII - ХГУ вв., Малышевский высказывает мысль, что он мог быть смелее в тех городах, «где исстари сильнее был дух народной вольности, отражавшийся и на отношениях церковных». В Новгороде он отмечает «свободные отношения народа к церкви и ее служителям», выразившееся, в частности, в недовольстве митрополитами за налоговые притесненияА'. В Пскове, духовенство которого тяготилось тяжелыми ставленническими пошлинами, Малышевский отмечает стремление к церковной независимости от Новгорода, а также недостаточный надзор за местным духовенством вследствие отсутствия собственной епископской кафедры, что привело к его частичному моральному разложениюА"*. Малышевский придерживается традиционного мнения, что во Пскове стригольничество и возникло. Наименование секгы Малышевский производит от Карпа, который, как полагал ученый, был по профессии стригольником, то есть выстригал гуменце у новопоставленных в чтецы или дьяки. Карп бьш особенно заинтересован в том, чтобы в Пскове был свой епископ, так как от этого зависел его доход, и был хорошо знаком с практикой ставленнических пошлинАА. Довольно обстоятельно И. И. Малышевский останавливается на учении стригольников, трактуя его, впрочем, вполне традиционно для церковной литературы, строго следуя посланиям обличителей, в основном Стефану ПермскомуАА. Однако он пишет и о распадении л Там же. С. 544.

Мстышевский И. И. О зарождении религиозных сект в России с рационалистическим направлением // Труды Киевской духовной академии. 1883. № 12. С. 680. *2Тамже.С. 650.

Там же. С. 653-654. л Там же. С. 654 - 655.

Там же. С. 656-658. л Там же. С. 660-666. стригольничества на толки, что характерно для большинства представителей светской историографии того времениЛЛ. Свой очерк истории и учения стригольничества И. И. Малышевский заканчивает обзором мер, предпринятых церковью и светской властью для искоренения секты. Особенно интересна впервые высказанная гипотеза, связывающая прекращение деятельности стригольников в Новгороде с активными мероприятиями посетившего в 1395 г. этот город митрополита Киприана, и о бегстве части сектантов в Галицию*'*. Подобно некоторым историкам, работы которых будут рассмотрены ниже, Малышевский

69 пишет о непосредственной связи стригольничества и «жидовствующих» . Основные положения работы И. И. Малышевского свойственны статье Ф. И. Титова, а также анонимного автора в «Энциклопедическом словаре» Ф. А. Брокгауза и И. А. ЕфронаЛ''.

В. Жмакин кратко коснулся вопроса о стригольничестве в своем исследовании о митрополите Данииле. Стригольники в нем характеризуются прежде всего как движение, находившееся в самой непосредственной связи с «ересью жидовствующих», которая «по своей первопричине» представляла собой «реакцию крайнему развитию церковно-обрядового формализма». «Ересь жидовствующих» рассматривается как «вторая и сршьнейшая вспышка ереси стригольников, хотя и под другим названием и с особыми наслоениями»ЛЛ

Большую статью, посвященную генезису и учению стригольничества, опубликовал в 1900 г. Е. ВоронцовЛл. Время существования стригольничества автор определяет от 1371 г. (?) до архиепископства Геннадия (1485 г.). Особенностью подхода автора к интересующей нас проблематике заключается в том, что движение стригольников он считал не столько религиозным, сколько политическим. Полагая стригольничество псковским движением, Е. Воронцов видит в казни его вождей в 1375 г. политический подтекст, заключающийся в

Там же. с. 666-667.

Там же. С. 671 -676. л'Там же. С. 680-682. л° Титов Ф. Секта стригольников // Миссионерское обозрение. 1896. Март. Кн. 1. С. 18 - 27; Апрель. Кн. 1. С. 11 - 24; Стригольники // Энциклопедический словарь. Изд. Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона. СПб., 1901. Т. ХХХГа. С. 796 - 798.

Жмакин В. Митрополит Даниил. .С. 38 - 39.

Воронцов Е. Сектантское движение на русском севере ХГУ в. по его происхояедению // Вера и разум. Харьков, 1900. Т. 1. Ч. 2. С. 341 - 370, 443 - 466. борьбе с псковским сепаратизмом . «Еретичество являлось лишь внешним предлогом к обвинению, за которым скрывались разные политические виды»'"'.Сущность «стригольнической ереси», которую автор рассматривает как «продукт местных и временных условий», он видит в протесте против иерархии, вызванным чисто политическими мотивами - неприязнью «северян к Московской кафедре, преследовавшей исключительно ультраэгоистические стремления к вечевым общинам»'А (имеется в виду фискальная политика митрополитов по отношению к Новгороду). Поводом к стригольническому протесту послужили «симония епископов и безнравственность клира»АА. При этом Е. Воронцов различает умеренное и радикальное крыло движения, причем на выработку крайних взглядов последнего, по мнению автора, повлияла эпидемия чумы середины XIV века.

Вершиной русской церковной историографии XIX в. является «История русской церкви» Е. Е. Голубинского. Научно-критический подход автора к церковной истории, свойственный данному труду, характерен и для очерка о стригольничестве.

Немалое внимание Голубинский уделяет происхождению и проблемам истории новгородско-псковской секты. Он первым из историков обратил внимание на содержащееся в Житии новгородского архиепископа Моисея (исследованном В. О. Ключевским) свидетельства того, что антицерковное движение существовал уже в середине XIV в., задолго до казни его вождей, и в отличие от современных ему исследователей не был склонен доверять Иосифу Волоцкому, считавшему, что оно возникло в Пскове. Голубинский также не был согласен с тезисом о заимствованном характере стригольничества, полагая, что оно возникло на русской почве. Он прослеживает истоки стригольнической критики симонии, привлекает «Написание» тверского монаха Акиндина начала XIV в. и приходит к выводу, что стригольничество являлось ничем иным, как продолжением проповеди предыдущих ревниггелей чистоты канонов, «протестом, смело

Там же. С. 356-358. '"Тамже. С. 368.

Там же. С. 359. '* Там же. С. 360 - 361. доведенным до его последнего конца» . Однако вопрос о времени и месте образования секты Е. Е. Голубинский оставляет открытым.

Из источников Е. Е. Голубинский особое место уделяет летописям и «Списанию на стригольникы». Историк впервые, ошфаясь на летописные данные, датирует этот памятник 1386 годом, связывая его с посещением Новгорода Стефаном Пермским, которого, вслед за А. В. Горским, К. И. Невоструевым, А. С. Павловым, но вопреки всей предыдущей церковной историографии, он считал несомненным автором этого произведения. Лишь впоследствии, полагает историк, «для придания большего авторитета», грамота была переделана и приписана константинопольскому патриарху Антонию. Эти выводы Е. Е. Голубинского были приняты большинством последующих историков и надолго сняли вопрос о авторстве и обстоятельствах написания этого полемического трактатЛ''*. Голубинским впервые поставлен и такой вопрос, как численность и распространенность стригольничества. Он утверждает, что секта была

79 малочисленным кружком «законников» и не имела широкой распространенности .

Наиболее велик вклад Е, Е. Голубинского в интерпретацию мировоззрения стригольников. Как бы в ответ на появившиеся в то время толкования исследователь не склонен приписывать стригольникам рационализм в отношении к таинствам и вообще как бы оправдывает сектантов, указывая на их суровый пуританизм и идеал священства, восходящий к апостольским временам - они «находили священство упавшим и желали видеть его обновленным» . Таким образом, по Голубинскому, стригольничество представляло собой чуть ли не «кружок ревнителей благочестия». Историк даже как бы встает на сторону стригольников и пытается от их лица опровергнуть аргументы патриарха Нила и Стефана Пермского, которые, по его мнению, не могли убедить начитанных сектантов.

Очерк Голубинского не отличается той подробностью в изложении фактов, которую мы находим, например, у митрополита Макария, но у него явственно видна собственная, авторская позиция в отношении стригольничества. Концепция Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т. 2. Пол. 1. М., 1900. С. 400 - 401.

Там же. С. 398, Подробнее об изучении основных источников по стригольничеству см. гл. 1. ''Тамже. С. 404. Л"Тамже. С. 401-402.

Голубинского, опирающаяся на глубокий анализ источников, но нуждавшаяся в дальнейшем обосновании и развитии, не стала доминирующей в науке XX в. Из ее сторонников и продолжателей можно назвать лишь А. Д. Седельникова, Г. П. Федотова и А. В. Карташева.

Оценивая церковную историографию XIX в. в целом, следует сказать, что ею впервые стало уделяться специальное внимание стригольничеству, поставлены основные проблемы его изучения, выявлены основные источники по теме и начато их источниковедческое изучение. Большинство историков церкви трактовали стригольничество как церковный раскол, однако по-разному смотрели на его происхождение и причины. За некоторыми исключениями, церковные историки не считали «ересь жидовствующих» продолжением и развитием стригольничества. Некоторыми представителями церковной историографии высказывалась мысль о типологическом сходстве стригольничества с позднейшим старообрядческим беспоповством.

С середины XIX в. о движении стригольников вновь начинают писать представители «светской» исторической науки (при всей условности разделения историографии на светскую и церковную следует заметить, что первая имела больше возможности для выражения независимых мнений по вопросам церковной истории; другое дело, бьши ли эти мнения ближе к истине).

Некоторые исследователи, писавшие во второй половине ХК - начале XX в. о стригольничестве, следуют в русле церковной историографии.

С. М. Соловьев посвятил стригольничеству две страницы в 4-м томе своей «Истории России с дфевнейших времен». Соловьев полагает, что ересь (слово «раскол» он не употребляет, но это никак не отразилось на характеристике учения сектантов, общей с церковными историками) началась в Пскове в 70-х гг. Х[У в.; что название секты происходит от Карпа-расстриги. Движение стригольников, по Соловьеву - русское по происхождению. При этом он абсолютизирует значение церковно-политической борьбы того времени: по Соловьеву, вследствие несбывшегося желания церковной независимости от Новгорода ряд псковичей решил отделиться от вообще всякой иерархии**. Такое объяснение, конечно, упрощает проблему. Вообще, для «титанов» русской исторической науки XIX в. стригольничество не стало предметом особого интереса. Так, В. О. Ключевский игнорирует его на страницах своего «Курса русской истории», упоминая о нем лишь в работе о древнерусских житиях в связи с житием новгородского архиепископа Моисея*л.

А. И. Никитский затронул проблему стригольничества в двух своих монографиях, посвященных истории Пскова и истории церкви в Новгороде. Прежде всего историк пыгается вскрыть причины, приведшие к появлению антицерковного движения. Стригольничество он понимает как оппозицию со стороны религиозного общества, мирян, на упадок иерархии, «и в главе, и в членах»: «действительная оппозиция против иерархии сделалась возможною на Руси только тогда, когда церковь вполне усвоила себе фискальный взгляд на

83 духовенство, когда открьшась в большом размере симония духовных мест» . Это послужило исходным пунктом для борьбы стригольников против иерархии, «которая легко привела к решительному отрицанию и самой иерархии»*"*. Этим стригольники положили начало на Руси «самородному религиозному мудрованию». Однако новгородско-псковской секте не удалось ущзегшть свои позиции и стать долговременным явлением. А. И. Никитский видит этому две причины: во-первых, положительная сторона учения стригольников не получила развития, ограничившись предоставлением права на учительство каждому мирянину. Отрицательная, критическая сторона их проповеди абсолютно преобладала. Во-вторых, «затронув самую живую струну в тогдашнем церковном устройстве, ересь стригольников наткнулась на самое энергршное противодействие»*л. Поэтому в изложении истории секты А. И. Никитский делает акцент на мерах, принимаемых для борьбы с ней церковью. В частности, он останавливается на деятельности архиепископа Дионисия, причем, в отличие от Карамзина, полагает, что она не привела, во всяком случае, во Пскове, к

Соловьев С. М. Соч. Кн. 2. История России с древнейших времен. М., 1988. Тома 3 - 4. С. 578 - 579.

Ключевский В. О. Древнерусские жития. С. 150 - 151. Проблема стригольничества нашла также отражение на страницах обобщающих работ по русской истории К. Н. Бестужева - Рюмина (Бестужев -Рюмин КН. Русская истерия. СПб., 1872. Т. 1. С. 382 - 383) и Д. И. Иловайского (ИловайскийД. И. История России. М, 1884. т. 2. С. 406 - 409). В них кратко обобщены основные положения, выработанные предыдущей, в основном церковной, историографией.

Л Никитский А. И. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873. С. 228 - 229. Ср.: Он же. Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде. СПб., 1879. С. 146 - 147. Л Он же. Очерк внутренней истории Пскова. С. 229. ллОн же. Очерк внутренней истории церкви. С. 148. искоренению стригольничества. Вполне вероятным представляется мнение Никитского, что в гонениях на стригольников в Пскове в XV в. инициатива принадлежала не столько светской власти, сколько низшему духовенству, сильно задетому проповедью сектантов. После этого, однако, ересь не исчезла: бежавшие из Пскова еретики разнесли ее по Руси, и она вновь открылась в Новгороде в учении «жидовствующих» .

Появление нового понимания стригольничества связано с трудами ряда авторов, затрагивавших данную проблематику в трудах, посвященных не истории церкви, а истории Новгорода и Пскова, общественной мысли, литературы.

И. Д. Беляев останавливается на проблеме стригольничества в «Истории Новгорода Великого от древнейших времен до падения»*А. Появление «ереси» Беляев датирует, как и Филарет (Гумилевский) 1371 г. и относит к Пскову. Приводя далее краткий очерк «дикой проповеди вольномыслия», автор отмечает, что отрицание таинств и обрядов было принципиальным. Отличительной особенностью работы Беляева является то, что особую роль он уделяет оставлению архиепископом Алексеем кафедры в 1375 (правильнее - 1376) г., связывая с ним перелом в борьбе церкви с «ересью» в Новгороде.

В. С. Иконников затронул проблему стригольничества в своем «Опыте исследования о АцАльтурном значении Византии в русской истории»**. В целом история и идеология стригольничества рассматривается в духе церковной историографии. Вместе с тем заметны некоторые новые черты. Под пером исследователя стригольничество предстает как движение, выступавшее против утверждения византийских начал в русском обществе. В. С. Иконников, отмечает духовно-христианский характер движения: «Отвергая обрядность, еретики высоко ставили духовную сторону религии» . Стригольничество понимается не как раскол, а как ересь. Иконников подозревает некоторых стригольников в догматических отступлениях (неверие в воскресение мертвых). Здесь намечается уже проблема нескольких толков в стригольничестве, поставленная более определенно позднейшими исследователями. Следует отметить и тезис, что в

Л Он же. Очерк внутренней истории Пскова. С. 236 - 237.

Беляев И. Д. История Новгорода Великого от дфевнейших времен до падения. М., 1864. С. 458 - 461.

Иконников B.C. Опыт исследования о культурном значении Византии в русской истории. Киев, 1869. С. 376 - 389. конце XV в. стригольничество слилось с «ересью жидовствующих». В целом в работе В. С. Иконникова заметно как сильное влияние предшествующей, церковной историографии стригольничества, так и отдельные положения новой.

Н. С. Тихонравов в одном из очерков своего труда «Отреченные книги древней России»А'*, в основу которого бьш положен доклад, прочитанный на заседании Второго археологического съезда в Петербурге в 1871 гЛ*, не стремясь дать всеобъемлющий очерк истории и доктрины стригольников, концентрирует внимание лишь на одной проблеме - генезисе новгородско-псковской секты. Он постулирует сходство учений стригольников и немецких «хлыстов» - гейсслеров, прославившихся во время «черной смерти» - общеевропейской эпидемии чумы середины XIV в. И те, и другие, по его мнению, - «духовные христиане», отвергающие посредство церкви между собой и Богом. Стригольники отвергали иерархию не потому только, что духовенство поставлялось на мзде, а, как и гейсслеры, из принципиального провозглашения права каждого на учительство. Ссьшаясь на летописи, в которых говорилось якобы о появлении через несколько лет после эпидемии «русских хлыстов» (а на самом деле - о казни стригольников в 1375 г.) Тихонравов, обходя вопрос о том, было ли западное влияние, делает решительный вывод: стригольничество - ничто иное, как то же гейсслерство. По аналогии с учением и обрядами немецких «крестовых братьев», автор рассматриваемой работы объясняет и стригольническую исповедь земле, и отрицание заупокойных обрядов. Стригольничество в понимании Н. С. Тихонравова - прежде всего покаянное движение, ишущее исповеди нетрадиционной, внецерковной. Именно в резком усилении покаянного чувства во время всеобщего бедствия видит исследователь причину появления ереси. Говоря о распространении в то время эсхатологических сочинений, в частности, «Хождения апостола Павла», он связывает это с появлением стригольничества. «Духовное христианство» стригольников легло, по Тихонравову, в основу т. н. «ереси жидовствующих», в которой историк видит «знакомые положения

Тамже. С. 377.

Л Тихонравов Н. С. Собр. соч. М., 1898. Т. 1. Древняя русская литература. С. 212 - 216.

Труды Второго археологического съезда в Санкг - Петербурге. СПб., 1881. Въш. 2. С. 35 - 38. В докладе приотствуег ряд фактических ошибок, возможно, попавших в текст при стенографии устного доклада. Так, архиепископство в Новгороде Алексея датируется почему-то 1259 - 1267 гг., автором посланий 1416 и 1427 стригольнической проповеди». В стригольническом наследии он видит христианский рационализм, вошедший как составная часть в учение еретиков рубежа XV - XVI вв.лл. Оценивая работу Н. С. Тихонравова, следует сказать, что ему не удалось убедительно доказать ни западное происхождение секты, ни «духовно-христианский» характер ее мировоззрения. Вместе с тем стоит отметить удачную догадку о связи появления стригольничества с «черной смертью» середины XIV в. Это предположение еще раньше высказывалось А. Н. Веселовским (который разделял и точку зрения о заимствованном с Запада хараьсгере стригольничества/', но уже на Втором археологическом съезде вызвало крити1дА М. О. Кояловича, который считал причиной появления секты не моровое поветрие, а «церковное неустройство»; он отрицал и связь стригольников с гейсслерамиЛ"*. В отдельной работе М. О. Коялович рассматривает стригольничество как прежде всего антииерархическое движение, представители которого «желали бьггь истинными христианами и стоять. в более непосредственных отношениях к Богу», но все-же считает возможным влияние на новгородско-псковское движение «иноземцев латинян»ЛЛ.

Нельзя не упомянуть и работу А. С. Архангельского о Ниле Сорском и Вассиане ПатрикеевеЛл, хотя собственно истории стригольничества автор не уделяет особого внимания. Он лишь повторяет традиционное мнение, что движение «еретиков» возникло в Пскове в конце XIV в., никак не пытаясь его обосновать. Вместе с тем, будучи сторонником идеи об отечественном происхождении стригольничества, А. С. Архангельский впервые попытался проследить возникновение той резкой критики духовенства, которая в конце концов побудила стригольников к разрыву с церковью. Немалым подспорьем для этого оказался вышедший в 1880 г. под редакцией А. С. Павлова сборник памятников древнерусского канонического права (том 6-й «Русской исторической гг. называется не Фотий, а неназванный по имени патриарх, чернец Захар называется врагом митрополита Макария, в то время как он являлся критиком архиепископа новгородского Геннадия и т.д.

Там же. С.225-227.

ВеселовскийА. Н. Опьпыпо истории христианской легенды//ЖМНП. 1876. №3. С. 116.

Труды Второго археологического съетда . С. 38 - 39.

Коялович М. О. Русские еретики - стригольники, жидовствовавпше, Феодосии Косой и русские общественные деятели во время борьбы с ними // Христианское чтение. 1871. Ш 2. С. 279, 281- 283, 285 -286.

Архангельский А. С. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. Их литературные труды и идеи в Древней Руси. Историко - литературный очерк. СПб., 1882. Ч. 1. Преп. Нил Сорский. С. 256 -276. библиотеки»), включивший, в частности, и материалы, касающиеся вопроса о симонии - «Правила» митрополита Кирилла, послания тверского инока Акиндина и патриарха Нифонта. Использование этих и других документов сборника для разработки проблемы генезиса стригольничества следует отнести к несомненным плюсам рассматриваемого труда.

Характерной чертой изложения А. С. Архангельского является мнение о непосредственной связи новгородско-псковской секты с «ересью жидовствующих». Поэтому, реконструируя учение стригольников, А. С. Архангельский нередко привлекает материал, относящийся к «новгородско-московской ереси» рубежа XV - XVI вв.; например, он приписывает стригольникам таким образом иконоборчество и принципиальное отрицание монашества. Другая особенность, отличающая эту работу от разделов о стригольниках представителей церковной историографии, но характерная для последующих трудов «светских» ученых - понимание стригольничества как именно ереси, а не раскола. При этом Архангельский, вслед за Тихонравовым, склонен понимать стригольничество как русский вариант «духовного христианства»: «восставая против церковных обрядов и против всей вообще церковной внешности, "еретики" стремятся к более внутренней, духовной стороне религиозности»ЛЛ. По Архангельскому, стригольники отрицали иерархию в принципе и противопоставляли ей личную правоспособность каждого. В их учение, таким образом, «вносится» некий элемент рационализации, критического переосмысления церковных установлений. Из элементов рационалистической критики в учении стригольников непосредственно вытекает, по Ахангельскому, отрицание догматов и таинств церкви «жидовствующими». Общим местом в последующей нецерковной историографии стал тезис о якобы «материалистическом» характере мировоззрения некоторых псковских стригольников: «религиозная мысль, раз оторвавшись от почвы обряда, теряла под собою вся1дЛю почву и быстро ударялась в область самого крайнего

98 отрицания» . С другой стороны, автор заявляет, что основная масса приверженцев секты придерживалась вполне умеренных взглядов и даже продолжали посещать церковь. В целом, в труде А. С. Архангельского была заявлена та парадигма.

Там же. С.263.

Там же. С. 269. которая легла в основу основной части историографии последующего времени, в том числе советской.

Первой русской секте уделил внимание и Н. И. Костомаров в своей истории «севернорусских народоправств». Она написана в том же ключе, что и рассмотренная выше работа. «Реформационная оппозиция» церкви, как Костомаров называет (впервые в историографии) стригольничество, возникло в Пскове, затем в результате гонений перебралось в Новгород, где вожди стригольников («философы») были преданы казни в 1374 г. (дата неверна). Ересь не прекратила своего существования после гонений 1427 г. и продолжала существовать весь XV век. Новгородско-псковское движение, по Костомарову, легло в основу всех последующих русских ересей: стригольники, «разбежавшиеся от преследования, из родины разнесли свое учение по Руси, и способствовали повсеместно дальнейшему развитию реформационных зачатков»ЛЛ.

Костомаров вполне разделяет тезис Иконникова, Тихонравова и Архангельского о «духовном христианстве» стригольников. Отрицание стригольниками таинств и иерархии было принципиальным: они, по Костомарову, занимались церковной историей и из нее узнали, что и раньше посвящение в сан не производилось без мзды. Поэтому они, якобы, не признавали не только современное им, но и существовавшее ранее духовенство. В этом, по мнению Костомарова, коренное отличие стригольников от позднейших беспоповцев, которые исходили из буквы церковного закона; стригольники же пытались установить нечто «своеобразное». Костомаров впервые ясно указал на возможность выделения в XV в. различных стригольнических толков. Этот тезис будет активно подхвачен последующими историками, стремящимися доказать «прогрессивный» характер стригольничества, доходившего якобы до прямого атеизма и материализма.

Пожалуй, самая оригинальная в XIX в. реконструкция учения стригольников бьша предложена Ф. И. Успенским. В последней, пятой главе своей монографии по истории византийской образованности* "'л он предпринял попытку доказать

Костомаров Н. И. Исторические монографии и исследования. ЬСн. 3. Т. т. УП и VIH. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада (история Новгорода, Пскова и Вятки). СПб, 1904. С. 461. л Успенский Ф. И. Очерки по истории византийской образованности. СПб., 1891. С. 377 - 388. тождество в учении и обрядности болгарских богомилов и русских стригольников. Эту поныло' нельзя признать удачной, хотя Успенский акцентировал внимание на таких деталях источников, которые раньше не вызывали повышенного интереса у историков. Так, например, он первым в историографии сделал вывод о происхождении названия секты от обряда пострига при посвящении в ересь. Что характерно для метода Успенского, он не останавливается на истории секты и не пытается выяснить, как богомильские идеи могли проникнуть на север Руси и существовала ли там почва для их восприятия. Другая особенность - убежденность Успенского в том, что источюиси обличительного характера отразили или внешние черты учения сектантов, или случайно подмеченные, но никак не существенные. Подобные оговорки позволяют Успенскому довольно свободно толковать источники, подгоняя их под заранее данную концепцию.

Вторую после И. С. Тихонравова попытку рассмотреть стригольничество в контексте истории древнерусской литературы предпринял А. И. Пыпин. Стригольничество он рассматривает в главе, посвященной Иосифу Волоцкому и Нилу Сорскому в связи с вопросом о «ереси жидовствующих». Как и многие другие исследователи рассматриваемого направления в изучении стригольничества, он полагал, что в Новгороде «было не прекращавшееся религиозное брожение, тем более, что многие черты ереси, указываемые обличениями XIV и XV века, весьма близки, даже тождественны». В обоих движениях, которые А. Н. Пыпин считает по сути одним, он усматривает различные оттенки: «ересь и в ту, и в другую эпоху не представляла чего-нибудь определенного и организованного»*"*. В вопросе о происхождении стригольнических идей А. Н. Пыпин был склонен больше поддерживать тех исследователей, которые считали возможным говорить о зарубежном влиянии на генезис новгородско-псковской секты.

В работе другого историка русской литературы, В. А. Келтуялы, уже заметно влияние марксизма*"л. Келтуяла одним из первых подводит под проблему появления стригольничества экономический и классовый (а не исключительно политический) базис. Стригольничество было общественным движением

Пътин А. Н. История русской литературы. СПб., 1902. Т. 2. Изд. 2-е. С. 60.

Келтуяла В. А. Курс истории русской литературьь СПб., 1911. Ч. 1. Кн. 2. С. 206 - 211. простецов, «черных людей», в церковной области . Стригольничество породили «контрасты экономического и общественно-политического положения новгородско-псковских классов, демократическая основа христианства, общение с западно-европейцами»*""*. Инициаторами движения выступила низщая часть духовенства - наиболее просвещенная часть городской демократии. По Келтуяле, стригольничество вошло в противоречие со всем экономическим и общественно-политическим строем Новгорода и Пскова, а потому носило противогосударственный характер. Учение стригольников В. А. Келтуяла считал весьма близким к богомильству, однако не привел никаких доказательств в пользу этого предположения. Разделяет автор и мнение ряда исследователей, что «ересь жидовствующих» возникла на почве стригольничества. В целом, очерк В. А. Келтуялы представляет собой один из самых ранних примеров излишней социологизации проблемы, хотя его, в отличие, например, от работы М. Н. Покровского (см. ниже), характеризует довольно внимательное отношение к источникам. Следует отметить предположение о возможном знакомстве стригольников с «Правилом» митрополита Кирилла и «Написанием» Акиндина.

В небольшой научно-популярной работе В. Алова бьша впервые предпринята попытка охватить в целом историю русского еретичества XIV- XVI вв. Первый очерк брошюры посвящен стригольничеству'"А. Автор последовательно высказывает свои суждения по поводу его генезиса, учения и истории. Предшественниками новгородско-псковского движения - «этого первого. организованного общественного протеста против непорядков нашей церковной жизни», - автор, видимо, опираясь на Житие митрополита Петра, считает тверского епископа Андрея и еретика Сеита. В. Алов пытается примирить гипотезы о русском и зарубежном (богомильском) происхождении стригольничества указанием на его разделение на толки, из которых радикальный мог сформироваться под влиянием богомильства, в то время как другие возникли «на чисто-русской почве». При этом гипотеза о делении стригольничества на толки принимается некритически, а сходство учений «крайних стригольников» и богомилов лишь постулируются, но не обосновываются. Далее Алов пишет, что

ЛТамже.С.211.

Там же. С. 207. дуализм стригольников (если он был им присущ) мог зародиться без всякого влияния богомильства. В изложении истории и учения стригольников Алов следует в основном историкам церкви, однако пишет в то же время, что стригольники, возможно, не почитали святых икон и креста. Автором одного и того же обличительного произведения называется то патриарх Антоний, то Стефан Пермский. Это показывает плохое знакомство автора с источниками, а также то, что работа в целом носит компилятивный характер, что, впрочем, автор и не скрывает*"л.

Со стригольничества начинает историю богоискательства в России филолог В. Ф. Боцяновский. Появление «ереси» автор датирует без всякого обоснования началом XIV в. Стригольничество дало «толчок религиозной мысли русских», впервые заставило «задуматься над состоянием русской церкви, иерархии, над сущностью самой религии, к которой до сих пор относились слишком формально» . В. Ф. Боцяновский, таким образом, полностью игнорирует факт наличия у стригольничества идейных предшественников. Неудивительно поэтому, что стригольничество для него - «совершенно неожиданное и ничем, по-видимому, не связанное с русской жизнью того времени явление» . Боцяновский поддержал гипотезу Н. С. Тихонравова о идентичности русского стригольничества и немецкого гейсслерства*"л, однако решительно отверг взгляд на стригольничество Ф. И. Успенского. Эта критика гипотезы Успенского о тождестве стригольничества и богомильства представляет собой наиболее ценную часть данного очерка.

Профессор Московской духовной академии С. И. Смирнов в очерке «Исповедь земле» рассмотрел происхождение стригольнического покаяния земле и пришел к выводу, что корни этого явления восходят к византийскому обычаю покаяния перед святынями и язьгаескому культу одушевляемой «матери-земли»

Л Мое В. Русские еретики XFV - XVI веков. СПб., б/г. С. 5 -17.

При этом некоторые ссылки на историографию неверны - так, В. Алов, ссылаясь на работы Голубинского, Малышевского и Титова, пишет о казни стригольников по приговору новгородского владыки, в то время как указанные авторы не придерживались такого мнения.

Боцяновский В. Ф. Богоискатели. СПб., 1911. С. 1. л<'*Тамже.С. 1-2.

Там же. С. 8 - 14. Это характерно и для работы А. Маркова, который, некритически приняв гипотезу Тихонравова, связал со стригольниками происхождение некоторых духовных стихов (Марков А. Определение хронологии русских духовных стихов, в связи с вопросом об их щюисхождении // Богословский вестник. 1910. Июнь. С. 357 - 367).

Смирнов С. И. Древнерусский духовник. Исследование по истории церковного быта. (Приложение 2: Исповедь земле). М., 1914. С. 255 - 287. в 1914 г. вышла «История древней русской литературы» М. Н. Сперанского. В ней нет ни разбора источников, ни комплексного изложения фактов, присутствует лишь голая схема, заимствованная у И. С. Тихонравова. Сперанский также настаивает на западном генезисе, указывает как на непосредственный толчок на эпидемию чумы, занесенную с Запада. Движение стригольников, подобно аналогичным западным движениям, бьшо реакцией на «господство формального уклада мысли, господство схоластики в жизни и в вере»*'*. Оно носило ярко выраженный рационалистический характер и стало «началом протестующего, критическо-рационалистического отношения к окружающему»**л. Однако М. Н. Сперанский не приводит ни одной ссылки на источники, чтобы подкрепить данное положение. Кроме того, встречаются и противоречия своей собственной концепции - так, вопреки тезису о западном происхождении стригольничества, М. Н. Сперанский говорит об «отзвуках богомильства» в учении сектантов (здесь, очевидно, сыграло роль влияние работы Ф. И. Успенского). Встречаются у М. Н. Сперанского и фактические ошибки, демонстрирующие плохое знакомство с источниками.

Раздел о стригольниках был включен и в «Лекции по древней русской истории до конца XVI в.» М. К. Любавского. Автор стремится раскрыть предысторию секты на Руси, показать ее национальные корни: «ересь стригольников. подготовлялась и развивалась постепенно, с самого начала удельной эпохи»**'. В частности, Любавский обращает внимание на интереснейший переводной памятник XIV в., известный ему в списке начала XVI в. - сборник «Власфимия», посвященный полемике с «духопродажной ересью», то есть с симонией. Однако изложение учения стригольников М. К. Любавским представляется произвольным, хотя и зависящим от предыдущей историографии. По Любавскому, отвергнув всю современную иерархию, стригольники не остановились на этом и подвергли сомнению благодатность прежнего духовенства и все предание церкви. Истинной церковью они считали апостольскую церковь, а истинными писаниями - также лишь апостольские. «Ничто не ново под луною,

Сперанский М. Н. История древней русской литературы. М., 1914.С. 376. "2 Там же. С. 380.

Любавский М. К. Лекции по древней русской исюрии до конца XVI в. М., 1918. Изд. 3-е. С. 207 (1-е изд. -М., 1915). восклицает Любавский, - и в XIV веке мы уже имели своих доморощенных евангелических христиан»""*. Вслед за И. И. Малышевским он пишет о соборе против стригольников в Новгороде в конце XV в. под председательством митрополита Киприана и о бегстве после него некоторых сектантов в Галицрпо. Разделяя точку зрения целого ряда историков, М. К. Любавский говорит о разложении секты в конце ее существования на толки и о том, что «часть стригольников составила контингент для последующей секты жидовствующих»**л.

В 1923 г. вышла статья Б. Титлинова, посвященная русским антицерковным движениям XIV - XV вв. Древнерусское общество характеризуется автором как «умственно неразвитое», «отсталое». Этим, по мнению автора, объясняется тот факт, что первое антицерковное движение - стригольничество, - возникло в связи с практическими вопросами жизни церкви, а не отвлеченно-теоретическими. При написании очерка о стригольничестве Б. Титлинов руководствовался прежде всего трудом Е. Е. Голубинского, о чем говорят и прямые ссылки. Вслед за Голубинским он полагает, что стригольничество бьшо не ересью, а расколом, что стригольники не отвергали принципиально церковного учения, были малочисленным движением из-за возвышенности своих идей для масс и т. д. Однако в отличие от Голубинского Б. Титлинов не исключает внешнее воздействие, западное или богомильское, давшее «толчок работе самобытной мысли русских протестантов», а также пишет о дальнейшем существовании стригольничества в виде «ереси жидовствующих» *

Итак, для взглядов на стригольничество большинства историков второй половины XIX - начала XX в., изучавших его не в рамках истории русской церкви, а как одно из направлений русского общественного движения, характерны следующие черты. Это характеристика стригольничества как ереси, носившей рационалистический характер, принципиально отрицавшей церковную иерархию, многие догматы и таинства, происходившей или из Северо-западной Руси и носившей поэтому на себе печать местного «духа вольности», или от зарубежных сект. В новгородско-псковской секте выделяли несколько толков, в том числе

Тамже. С. 209. "ЛТамже.С.209-210.

Титлинов Б. Религаозные «бушър> и «инквшиция» на Руси. Аншцерковные движения 14 - 15 вв. // Русское прошлое. 1923. № 3. С. 31 - 35. радикальный, отвергавший основополагающие догматы православной веры. В конце XV в. стригольничество, по мнению большинства рассмотренных выше авторов второй половины XIX - начала XX в., имело непосредственное продолжение в виде «ереси жидовствующих». Следует заметить, что в работах представителей рассмотренного направления практически отсутствует критика источников, они используются зачастую лишь как иллюстрации к заранее принятой схеме, что ведет к довольно спорным выводам.

Обратимся теперь к марксистской историографии проблемы. Ее от1фывают «Очерки истории русской культуры» М. Н. Покровского, в которых, впрочем, о стригольниках говориться весьма бегло'Покровский рассматривает стригольничество как одну из дуалистических сект, существовавших в то время во всем христианском мире и проповедовавших крайний аскетизм. Оно бьыо распространено среди «торгово-промышленного класса», «класса ремесленников», о чем, по Покровскому, свидетельствует название секты, означающее «стригалей сукна». Таким образом, перед нами попытка увязать движение главным образом с социально-экономической жизнью Новгорода и Пскова того времени, первый шаг к его социологизации в марксистском духе.

Больше внимания уделяет новгородско-псковской секте другой марксистский историк старой школы, Н. М. Никольский, в своей «Истории русской церкви». В изложении истории секты он следует за «буржуазными» историками, повторяя и некоторые их ошибки, - например, что стригольничество появилось в конце XIV века и представляло по сути одно и то же движение с «ересью жидовствующих». Своеобразие подхода Никольского проявляется в объяснении происхождения стригольничества и толковании идейного содержания его учения. Никольский решительно отметает гипотезы дореволюционных ученых, пытавшихся объяснить появление секты зарубежными влияниями или недостатками в церковной жизни: «объяснение ереси идейным влиянием без наличности материальной основы ничего не объясняет», а «упадок церкви» не был

118 новым явлением . Секта стригольников, по Никольскому, родилась из «столкновения городской церковной организации, сложившейся в Пскове, с

Покровсшй М. Н. Очерки истории русской ьсультурьь М., 1918. Ч. 2. С. 46 - 47, 49, 61.

Никольский Н. М. История русской цфкви. Изд. 4-е. М., 1988. С. 81. (1-е изд. - М., 1930). притязаниями феодального сеньёра, каким был новгородский архиепископ» . В работе Никольского стригольники предстают как фанатичные псковские патриоты. Отдельные представители псковских религиозных братчин не могли удовлетвориться компромиссом, установившимся к середине XIV века между двумя крупнейшими центрами Северо-Западной Руси. «Своего владыку получить было нельзя - отсюда для непримиримых оставался только один выход: отвергнуть законность и необходимость высшей церковной иерархии». *л" Обвинение в симонии явилось лишь поводом к разрыву с церковью. «Вся иерархия, таким образом, отрицалась, а вместе с тем падала и зависимость Пскова от какого бы то ни было церковного начальства» *л*.

Что касается общего определения ереси, то, в отличие от М. Н. Покровского, Н. М. Никольский считает стригольничество не аскетическо-дуалистической сектой, а «протестантско-реформационной». Он уподобляет его лютеранству: «Как лютеранство, так и стригольничество выступают против эксплуатации местной церкви со стороны чужого духовного сеньера. приходят отсюда к отрицанию тех положений, которые являются для этого сеньера и его клира источником доходов, необходимости профессиональной иерархии, необходимости содержания клира, необходимости молитв за умерших» *лл. В сущности, такая трактовка стригольничества имеет много общего с рассмотренным вьппе основным направлением в историографии конца XIX - начала XX в., в русле которой, собственно, и написан Н. М. Никольским интересующий нас раздел его работы. Как и М. Н. Покровский, Н. М. Никольский не ссылается в нем на труды классиков марксизма.

Впервые собственно марксистское понимание древнерусских ересей было сформулировано в научно-популярной статье Б. А. Рыбакова «Воинствующие церковники XVI века», который применительно к данной теме впервые использовал работу Ф. Энгельса «Крестьянская война в Германии». Через всю историю церкви, полагал в то время Б. А. Рыбаков, проходет ожесточенная классовая борьба; он видел в прошлом церкви «классы феодального общества.

Там же. Л'отамже. С. 84. '2>Тамже.С.85.

Там же. С. 86. столкнувшиеся с оружием в руках». Так, «восстания ремесленников против ростовщического капитала (в большинстве случаев монастырского), были окрашены ересями»'А'. Таким образом, Б. А. Рыбаков, следуя Энгельсу, видел в древнерусских ересях одну из форм классовой борьбы, причем вооруженную, что противоречит сведениям источников. Б. А. Рыбаков решительно возражал против идеи заимствования еретических учений («Не заимствование, а сходство социальных условий породило и там и здесь одинаковые явления»*А"*), не различал стригольников и «жидовствующих», считая их одним и тем же движением, «ересью городов», основной социальной опорой которого были низы города, а «основной движущей силой» - протест «против феодализма, против церковного ростовщического капитала»'АА. В данной работе Б. А. Рыбаков еще не останавливается на истории и мировоззрении стригольничества; это будет им сделано в позднейших работах, где, между прочим, некоторые положения статьи 1934 г. будут подвергнуты пересмотру. В статье о «воинствующих церковниках» впервые были сформулирована и применена к истории ересей Древней Руси строго марксистская точка зрения, которая легла в основу работ уже послевоенного периода.

Однако даже в 1930-е гг. продолжали появляться в печати исследования, авторы которых не разделяли такой взгляд на стригольничество, а именно, статьи А. Д. Седельникова и Н. П. Попова, посвященные попыткам атрибуции стригольникам некоторых памятников древнерусской письменности.

А. Д. Седельников начало своей статьи посвящает проблеме генезиса стригольничества. Он отвергает как бездоказательные гипотезы Ф. И. Успенского и Н. С. Тихонравова о соответственно богомильском и западном происхождении стригольнических идей. Самой «обоснованной внутренне» исследователь считает возможность «туземного генезиса»*АА. В своей концепции генезиса стригольничества А. Д. Седельников развивает мысль Е. Е. Голубинского о тверском происхождении стригольнических идей. Он указывает на церковно-политическую борьбу Твери и Москвы в начале ХГУ в., связанную с вопросом о

Рыбаков Б. А. Воинствующие церковншси XVI века // Ангирелигиозник. 1934. № з. С. 21. лл''Тамже.С. 22.

Там же.С. 21 - 22.

Седельников А. Д. Следы стригольнической письменности//ТОДРЛ. Л., 1934. Т. 1. С. 121 - 123. симонии, на миграцию населения в сторону Новгорода и Пскова после разгрома Твери татарско-московской ратью в 1328 г., которая гипотетически сопровождалась миграцией книжных памятников. В Псков вместе с князем Александром Михайловичем из Твери как бы перешла оппозиция московскому митрополиту и нашла там самую благодатную почву, так как Псков имел еще и «промежуточный этап» - Новгород и его архиепископа. Непосредственными причинами появления секты стало заострение вопроса о «мзде» при поставлении духовенства, а также разложение местного псковского духовенства - «в связи с отсутствием над ним местной церковной власти и непопулярностью новгородского

127 архиерея» .

Основная часть работы А. Д. Седельникова посвящена попытке доказательства стригольнического происхождения двух пергаменных кодексов второй половины XIV в. - так называемого Старшего Измарагда (РГБ., собр. Н. П. Румянцева, № 186) и сборника РНБ, Новгородско - Софийское собр., № 1262. Эту попытку следует признать в целом удачной, несмотря на ее неприятие (за редким исключением) в последующей историографии. Как бы отвечая своим будущим оппонентам, утверждавшим, что в указанных сборниках нет ничего еретического, А, Д. Седельников пишет, что «движение было слишком ортодоксальным и консервативным, чтобы ожидать от его литературы каких-нибудь специфических признаков. Людям, взявшим на себя охрану канона, остались чужды образовательные интересы, одинаково - с элементами ли научной схоластики или религиозной гностики. Оставаясь начетчиками, эти люди имели дело с книжным арсеналом, общим у них и у их противников. Только в таком русле шла и могла

128 идти полемика» . тт 129

Н. п. Попов в своей статье также обращается к двум древнерусским пергаменным сборникам - тому же Старшему Измарагду и Златой Чепи начала

XIV в. (РГБ, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 11). По первому сборнику он приходит к тому же выводу, что и А. Д. Седельников (на которого Н. П. Попов, впрочем, не ссылается), уточняя и конкретизируя происхождение, предназначение и судьбу памятника. Что касается Троицкой Златой Чепи, то Н. П. Попов отмечает Там же. С. 123- 126. Там же. С. 130. ее близость к Старшему Измарагду по характеру и происхождению, а также влияние на ее составителей реформационных идей вальденства, из чего делается вывод, что и само стригольничество возникло под этим влиянием. Этот весьма спорный вывод опровергается как установленным Н. П. Поповым временем и местом составления сборника (Смоленск, рубеж ХШ-Х1У вв.), так и содержанием Троицкой Златой Чепи (подробнее см. главу 4).

Наибольший интерес к проблеме древнерусского еретичества (в том числе стригольничества) характерен для послевоенных лет.

Древнерусским ересям - стригольникам и «жидовствующим» посвятил главу своей книги о русской публицистике XVI в. И. У. Будовниц. Автор обильно цитирует Ф. Энгельса, которому отдает явное предпочтение в понимании существа ереси перед источниками. Движение стригольников, по И. У. Будовницу, носило «ярко выраженный социальный характер» и представляло собой «типичную средневековую городскую ересь в ее классическом выражении»*'''. Вопреки утвердившемуся к тому времени в науке мнению И. У. Будовниц считал, что секта возникла в Новгороде в 70-х гг. XIV в. и оттуда уже перекинулась в Псков. Автор возвращается к давно оставленной учеными гипотезе о названии секты, согласно которой ее основатель Карп был цирюльником. И. У. Будовниц также считает, что секта разбилась на «множество толков», что после бегства сектантов из Пскова они не оставили своих воззрений и «распространяли свое учение по селам» (это является чистым домыслом), что через 40 лет после разгрома секты стригольничество возобновилось в движении «жидовствующих»*'*. В другой монографии, посвященной общественно-политнгаеской мысли Древней Руси, И. У. Будовниц писал, что стригольническое движение было «чисто еретическим, т.е. направленным против всех основ церковной иерархии и догматики», а его успе?л среди народа способствовало обличение стригольниками социального неравенства .

В 1947 г. вышла также научно-популярная книга Н. Г. Порфиридова, посвященная культуре древнего Новгорода XI - XV вв. Стригольничество,

Попов Н. П. Памятники литературы стригольников // Исторические записки. М., 1940. Т. 7. С. 34 - 58.

Будовниц И. У. Русская публицистика XVI в. М.; Л., 1947. С. 43, 45. лллТамже.С. 47-48.

Он же. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI - XV вв.). М., 1960. С. 429 - 430. рассматриваемое автором в главе о идеологических движениях, увязывается автором с предположительно существовавшими в Новгороде ремесленными корпорациями, которые «были носителями зерен нового "городского" мировоззрения и культуры и той средой, которая питала оппозиционные идеологические движения»*''. Почему так происходило, автор не объясняет. Определяя Новгород как «город ремесленников», Н. Г. Порфиридов полагает, что именно эта ремесленная демократическая среда и давала кадры массовому движению. Исходя из этого, и название стригольников Н. Г. Порфиридов

134 производит как указание на «зачинателей» движения - суконщиков . Стригольники, по Н. Г. Порфиридову - «это оппозиционеры и протестанты против всего средневекового строя феодальной теократии; если не полностью, то в главном, рационалисты; люди, уважавшие книжность и образование; люди, стремившиеся к установлению социальной справедливости» . В отрицании иерархии и самочинном учительстве Н. Г. Порфиридов видит «проблеск идеи о ценности человеческой личности» и реакцию «против феодального рабства», а обрядовые новшества стригольников оценивает как «признак некоторого освобождения мысли от сковывавших ее пут мистниси и магии». Правда, автор тут же оговаривается, что обряд покаяния земле «заключал еще большую долю магических представлений»"Л. Довольно поверхностно пишет Н. Г. Порфиридов об истории движения. Он упоминает даже не все обличительные послания против стригольников, мельком говорит о существовании «еретиков» не только в Новгороде, но также и в Пскове, из дат называет лишь 1375 г. (год казни вождей движения) и 1427 г., к которому относятся последние известия о нем. На изложение автором в данном разделе книги истории и идеологии стригольничества повлияли как научно-популярный характер работы, так и идеологическая конъюнктура.

Классическое выражение марксистское понимание ереси стригольников нашло в капитальном исследовании Н. А. Казаковой и Я. С. Лурье «Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века»,

Порфиридов И. Г. Древшш Новгород. Очерки из истории русской культуры XI - XV вв. М.; Л., 1947. С. 185.

Там же. С. 189. ''ЛТамже.С.190. вышедшем в 1955 г. Раздел о стригольничестве в нем написан Н. А. Казаковой. Он состоит из нескольких глав. Первая посвящена историографии проблемы и является до сих пор единственным очерком, обстоятельно останавливающимся на изучении стригольничества дореволюционной и советской наукой"'. Однако этот очерк явно устарел, ибо, во-первых, с середины 50-х гг. появился целый ряд новых работ по данной теме, а во-вторых, он не полон. Н. А. Казаковой крайне бегло освещаются взгляды на проблему стригольничества Н. М. Карамзина и Е. Е. Голубинского, совсем не упоминается о работах целого ряда исследователей, в которых она наыша отражение (еп. Филарета (Гумилевского), митр. Макария (Булгакова), И. И. Малышевского и др.).

Следующая глава монографии посвящена социально-экономической и политической жизни Новгорода и Пскова в XIV - XV вв. - рассматриваются феодальное землевладение, торговля и ремесло городов, их политический строй, положение церкви. В основе понимания Н. А. Казаковой стригольничества лежит тезис о еретических движениях как одной из форм революционной оппозиции феодализму. Новгород и Псков стали родиной «первого массового еретического движения» по той причине, что это были «города, в которых особенно остры были социальные противоречия и особенно сильно бушевала классовая борьба»"*. Другим обстоятельством, благоприятствовавшим появлению еретических движений на Северо-Западе Руси, были, по Н. А. Казаковой, высокий уровень и своеобразие новгородско-псковской культуры, в которой были сильны

139 демократические элементы» .

Основными в исследовании Н. А. Казаковой являются главы 3 и 4. Они посвящены стригольничеству в Новгороде и Пскове в XIV в. и в Пскове в первой половине XV в. Наиболее характерными чертами этих глав являются: обоснованное источниковедчески недоверие сведениям Иосифа Волоцкого о происхождении секты и ее названии; гипотеза, что «ересь» появилась в Новгороде при архиепископе Василии Калике (1330-1352 гг.) и лишь затем затронула Псков; убеждение, что стригольников казнили в 1375 г. по инициативе церкви и при "*Тамже. С.188-189.

Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV- начала XVI века. М.; Л., 1955. С. 7 -14 (далее - АЕД). "лТамже. С. 31. содействии светской власти; отрицание возможности того, что до нас дошли остатки стригольнической письменности; реконструкция идеологии стригольничества, заключающаяся в определении его как реформационного движения за «простую», «дешевую» церковь, «выявление» элементов рационализма в мировоззрении сектантов, их стихийного пантеизма и г- 140 материализма; произведение названия секты от обряда выстригания волос . Наивысшего развития, по мнению исследовательницы, учение стригольников достигло в Пскове, где приобрело особенно радикальный характер. Н. А. Казакова вьвделяет три толка, на которые распалось псковское стригольничество; представителей крайнего крьша «ереси» она считает предвестниками гуманистического мировоззрения. В отличие от основной массы стригольников, которая состояла, по ее мнению, из ремесленников, торговцев и «плебейских элементов», радикальное крыло «еретиков» было по социальному составу «интеллигентским»'"**. Серьезного внимания заслуживает предположение Н. А. Казаковой, что «ересь» могла найти себе приверженцев и в среде монашества, в частности, в псковском Снетогорском монастыре* "*л.

В заключении Н. А. Казакова указывает на прогрессивный характер стригольничества, ибо «ересь посада, направленная против феодального строя и феодальной церкви, объективно, в исторической перспективе, расчищала дорогу для победы . новых производственных отношений», потенциальным носителем которых было посадское население*"''. При этом стригольничество имело «реакционную религиозную оболочку», которая «делала невозможным развитие передовых идей». Причины поражения движения Н. А. Казакова видит в том, что «на Руси еще не созрели предпосылки для крушения феодального строя и обслуживающей его феодальной идеологии», а также в том, что «ересь» не затронула «основной угнетенный класс феодальной эпохи - крестьянство» и не ч> и 1Д1ДД сопровождалась крестьянской войной . лл 'Тамже.С.31-33. ""Тамже. С.34-58. "л Там же. С. 69.

Там же. С. 69-71. Там же. С. 72.

Там же. С. 73. Идеологии стригольничества посвшцена отдельная статья исследовательницы: Казакова Н. А. Идеология стригольничества - первого еретического движения на Руси // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. Т. П. С. 103-117.

Труд Н. А. Казаковой характеризует повышенное и критическое внимание к источникам, содержит ряд верных наблюдений и предположений. Однако с общей концепцией Н. А. Казаковой трудно согласиться, так как она основывается на априорно принятой марксистской схеме (впрочем, не трудно заметить влияние, которое оказало на общую концепцию Н. А. Казаковой одно из направлений дореволюционной историографии, рассмотренное выше и представленное работами А. С. Архангельского, Н. И. Костомарова и других). Между тем, эта концепция получила распространение в обзорных работах, учебной, научно-популярной и атеистическо-пропагандистской литературе*' *а.

Следует особо отметить приложение к рассматриваемой работе, в котором на высоком археографическом уровне Я. С. Лурье были изданы обличительные источники по стригольничеству. Публикацию каждого памятника Я. С. Лурье сопроводил небольшими источниковедческим и текстологическим очерками, впервые после А. С. Павлова обратившись к истории самих памятников, повествующих о стригольничестве* "*а.

Дальнейшее развитие в советской историографии исследование стригольничества получило в трудах Л. В. Черепнина и А. И. Клибанова.

Л. В. Черепнин уделил внимание новгородско-псковскому антицерковному движению в двух своих работах. В 1959 г. вышла его статья «Из истории еретических движений на Руси в XIV - XV вв.»*"*'. Автор поставил своей задачей дополнить исследование Н. А. Казаковой, привлекая для этого дополнительный материал, прежде всего летописный. Исходя из марксистского положения о ересях как одной из форм классовой борьбы в средневековье, Л. В. Черепнин обращает внимание на внутренние столкновения в Новгороде XIV - XV вв., каждое из которых он, во-первых, считает эпизодами классовой борьбы, а во-вторых, находит

См., напр.: Згшин А. А. Основные проблемы реформационно-гуманистического движения в России XIV-XVI вв. // История, фольклор, иоЛсство славянских народов. М., 1963. С. 99 -100; Скрынникое Р. Г. Крест и корона: Церковь и государство на Руси IX - XVII вв. СПб., 2000. С. 52, 107, 152 - 153, и др. работы. В дфугом исследовании Н. А. Казаковой, посвященном нестяжательству, стригольники предстают как идейные предшественники этого церковного движения, поскольку они, полагает Н. А. Казакова, отрицали земельные вклады в монастыри и монашество как таковое, нанося таким образом «удар по вотчинным правам монастырей» (Казакова Н. А. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в. Л., 1970. С. 55 - 56).

АЕД. С. 230 - 255.

Черепнин Л.В. Из истории еретических движений на Руси в XIV -XV вв.// Вопросы истории религии и атеизма. М., 1959, Вьш. 7. С. 257 - 283. возможным так или иначе связывать с антицерковными движениями, основным из которых было с 50-х гг. XIV в. стригольничество. При этом он высказывает мысль, что это движение, несмотря на отсутствие прямых свидетельств, могло существовать в Новгороде и в XV в., а в Пскове в форме какой-то другой ереси -после 1427 г. Историк убежден в непрерывности развития ересей в Новгороде и Пскове с 30-х гг. XIV в по конец XV в. Для подтверждения этой идеи Л. В, Черепниным привлекаются также «Повесть о посаднике Щиле», Жития свв. Евфросина Псковского и Сергия Радонежского.

В фундаментальном труде Л. В. Черепнина «Образование Русского централизованного государства» феномен стригольничества рассматривается в разделах о классовой борьбе в Новгороде в конце ХГУА в. (гл. 5, § 6) и об обострении классовой борьбы в конце первой четверти XV в, (гл. 5, § 10). Здесь исследователь повторяет основные положения своей более ранней статьи. В то же время он подробнее рассматривает полемические сочинения. В идеологии «еретиков» он отмечает «известные элементы рационализма, выражающиеся в стремлении средствами человеческого разума разгадать тайны мироздания», а также непризнание ими имущественных прав церкви, что «объективно» означало «борьбу против отношений, основанных на феодальной собственности»'"**. Примечательно использование Л. В. Черепниным выводов А. Д. Седельникова и Н. П. Попова о простригольническом характере некоторых сборников, что вообще не характерно для советской литературы послевоенного периода**а. Здесь Л. В. Черепнин полемизирует с Н. А. Казаковой, отрицавшей возможность сохранения стригольнической книжности*А". Представляет определенный интерес увязывание новгородской судебной реформы 1385 г. с борьбой против стригольников и предположение, что визит Стефана Пермского в Новгород в следующем, 1386 г. был вызван не только приглашением известного миссионера со стороны архиепископа Алексия для полемики со стригольниками, но и великокняжеским поручением, связанным с готовящимся походом в Новгородскую землю Дмитрия

Он же. Образование Русского централизованного государства в XIV - XV веках. Очерки социально-экономической и политической истории Руси. М., 1960. С. 687 - 688.

Выводы К П. Попова разделял и Н. Г. Порфирвдов (Порфиридов Я Г. Древний Новгород. С. 186 - 187).

Черепнин Л. В. Образование. С. 689 - 690.

Донского . в другом месте исследования Л. В. Черепнин останавливается на псковском стригольничестве 20-х гг. XV в., причем, опираясь на послание архиепископа Симеона в Снетогорский монастырь, пытается доказать участие стригольников «в выступлениях гражданского населения против монастырей-феодалов»'ЛЛ.

В 1960 г. была издана монография А. И. Клибанова «Реформационные движения в России в XIV - первой половине XVI вв.», в которой автор попытался показать наличие элементов реформации и гуманизма в общественной мысли средневековой Руси. Особое внимание автор уделил предпосылкам русских «реформационных движений», в частности, исследовал так называемый «Трифоновский сборник» (РНБ, Соф. 1262), отнеся время его составления к рубежу XIII-XIV вв. и обратив внимание на такие содержащиеся в нем памятники, как «Власфимия», «Предъсловие честнаго покаяния» и «Слово о лживых учителях». На основе изучения указанных памятников А. И. Клибанов делает вывод (на наш взгляд, мало обоснованный), что на рубеже XIII - XIV вв. на Руси существовало массовое антицерковное (реформационное) движение'л'. Фактически речь у А. И. Клибанова идет о происхождении первого «реформационного движения» на Руси -стригольничества: «Став союзом единомышленников, боровшихся против церкви,

154 антицерковное движение и стало так называемым стригольничеством» .

Если памятники антицерковного движения первой половины XIV столетия только содержали намеки на возможное отделение от церкви, то стригольничество А. И. Клибанов считает первой «открытой ересью», появившейся во второй половине XTV в'лл Главным очагом ее бьш Псков (в этом отличие концепций А. И, Клибанова и Н. А. Казаковой). Автор полагает, однако, что она имела не только частное, псковско - новгородское значение и не бьша «исторически изолированным и обусловленным чисто местными условиями» явлением. «Ускоренное остротой классовых противоречий в Новгородской земле, стригольническое движение возникло как выражение насущных общественных потребностей в борьбе со

Там же. С. 693-695. ллТамже.С.742.

Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV - первой половине XVI века. М., 1960. С. 13 -34,85 -117.

Там же. С. 133. средневековой церковью и заняло самую передовую линию в этой борьбе»"л. Как и Н. А. Казакова, А. И. Клибанов утверждал, что стригольники отвергали институт церкви как таковой, ее таинства, а особый стригольнический толк - воскресение мертвых"'. Однако он отрицает идейную эволюцию стригольничества, которую, как полагала Н. А. Казакова, зафиксировали послания митрополита Фотия в Псков"*.

На рубеже 50-х и 60-х гг. за рубежом вышли из печати два труда русских эмигрантских авторов, посвященные истории церкви и религиозности в Древней Руси. В них представлены точки зрения на стригольничество, являющиеся развитием идей церковной историографии XIX в., прежде всего Е. Е. Голубинского.

В «Очерках по истории русской церкви» А. В. Карташева новгородско-псковская секта рассматривается в разделе «Богословские споры» (глава «Московский период»). Значительное внимание автор уделяет «предтечам стригольников», под которыми он понимает почти все случаи еретичества, о которых говорится в русских источниках относительно XI - XIV вв., причем не касаясь вопроса о достоверности этих сообщений, а также затрагивает вопрос о симонии до середины XIV в."л. В русском народе, по А. В. Карташеву, «еретическое предание» живет с XI столетия. С тех пор «тайное сектантское злопыхательство», богомильское отрицание церковной иерархии пряталось, тлело до середины Х1У в., когда явилась «как бы новая ангииерархическая секта в Новгороде» - стригольники*л'л. А. В. Карташев стремится раскрыть «логику» рассуждений еретиков, приведших их к отрицанию иерархии, их «безжалостную диалектику», следствием которой были «безудержные радикальные выводы»*л*. Как и Е. Е. Голубинский, влияние труда которого ощутимо при чтении рассматриваемой работы (что нельзя сказать о вышедшей к тому времени советской литературе по данному вопросу, которую А. В. Карташев даже не в более поздней работе А. И. Клибанов определяет стригольнинество как «ересь рационалистическвЛистианскую» (Он же. Д]Ловная 10'льтура средневековой Руси. М., 1996. С. 113, 135 - 136). Он же. Реформационные движения. С. 120.

Тамже. С. 122-132,169.

Там же. С. 167-169. Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. М., 1993. Т. 1. С. 479 - 484 (1-е изд. - Париж, 1959).

Тамже. С. 481, 484.

Там же. С. С 485-487. приводит в библиографии), автор указывает на существенное сходство стригольников с позднейшими беспоповцами . Он также отмечает ригоризм новгородско-псковских сектантов, их «смелое творчество», «моральную напряженность»'^. Таким образом, под пером А. В. Карташева, также как в свое время у Е. Е. Голубинского, стригольники предстают религиозными максималистами и строгими моралистами, с той, однако, разницей, что у второго они скорее канонисты и книжники-буквалисты, у первого же акцент делается на тайное богомильское или какое-либо другое сектантское предание и симпатии к первохристианству.

К тому же направлению в историографии принадлежит и другой историк Русского Зарубежья, Г. П. Федотов, посвятивший стригольничеству главу «Первая русская секта» своего фундаментального труда «Русское религиозное сознание», написанном на английском языке'л"*. Кратко остановившись на истории стригольничества (появление «первой русской секты» историк связывает с успехами в деле христианизации русского народа'ЛЛ) основное внимание Федотов уделяет идеологии и генезису движения. Рассмотрев обличительные сочинения против стригольников, которые историк считает вполне достоверно излагающими доктрину сектантов, он делает вывод, что стригольники на страницах этих сочинений предстают не как еретики, а как раскольники, причем раскол первоначально возник как протест против предполагаемой симонии духовенства'ЛЛ. Чрезвычайно удачным представляется определение Г. П. Федотовым стригольников как «консервативных радикалов», которые «настаивали на прямом и буквальном соблюдении моральных и канонических установлений»^'. Историк отвергает возможность иноземного происхождения стригольничества и считает единственно правильным искать идейные корни движения на русской почве. Вслед за Е. Е. Голубинским он прежде всего уделяет внимание вопросу о симонии, привлекая данные о так называемом Владимирском и Переяславском соборах, ллтаМхсС. 485. 'ллтаМл.С. 487.

Fedotov G. P. The Russian Religious Mind. Cambridge, Mass., 1966. Vol. 2. The Middle Ages. The Thirteenth to the Fifteenth centures. P. 113 - 148.

Ibid. P. 113.

Ibid. P. 115-116. '*'lbid.P. 117. особенное внимание уделяя анализу послания Акиндина . Представляются интересными сравнения стригольничества с клюнийским движением и вальденствомллл. Вслед за А. Д. Седельниковым Г. П. Федотов считает возможным привлечь для изучения стригольничества сборники «Измарагд» первой редакции и Соф. 1262*'°. В заключении главы Г. П. Федотов останавливается на евхаристической и эпитимийной практике того времени и приходит к выводу, что, полагая мораль выше таинства Евхаристии, стригольники точно отражали настроения общества своего времени (причастие было редким явлением из-за религиозного страха перед таинством и морализма). Тем не менее им не удалось разрушить привычную верность народа церкви, и лишь немногие последовали им*'*. Очерк Г. П. Федотова, многим обязанный предыдущей историографии (прежде всего Голубинскому и Седельникову), ценен блестящим изложением, знанием и глубокими интерпретациями источников. Он явился дальнейшим развитием определенной историографической традиции, идущей от Е. Е. Голубинского.

В послевоенные годы в отечественной историографии появляются работы, в которых предпринимаются попытки связать со стригольничеством создание некоторых произведений изобразительного искусства. Так, В. Л. Янин предположил, что создание новгородского ларца мастера Самуила XIV в. было делом рук стригольников, так как на ларце изображены врачи-бессребренники Козьма и Дамиан*'л. Следует заметить, однако, что культ Козьмы и Дамиана как святых бессребренников был общецерковным, поэтому обоснование связи ларца со стригольниками исключительно нестяжательскими идеями последних представляется недостаточным. В. Н. Лазарев, полагая, что стригольники, «не признавая традиционного учения церкви о триедином Божестве», видели во Христе «простого человека», связал появление иконографической композиции «Отечество» в Новгороде XIV в. с борьбой церкви с «ересью»*". В статье Т. А.

Ibid.P. 120-126. '«'ibidP. 127.

Ibid. P. 128- 135. "' Ibid. P. 148.

Янш В. Л. По поводу заметки П. Н. Жолтовского «Ларец мастера Самуила» // Советская археология. 1958. №4. С. 213-215.

Лазарев В. Н. Об одной новгородской иконе и ереси ангитринитариев // Культура древней Руси. М., 1966. С. 101-112 (особ. С. 110-111).

Сидоровой предпринята аналогичная попытка связать создание в середине XIV в. фрески новгородской Волотовской церкви «Премудрость созда себе дом» с появлением в это же время в Новгороде антицерковного движения*'"*. В кратком очерке истории и идеологии стригольничества Т. А. Сидорова акцентирует внимание на том, что, по ее мнению, стригольники «не верили в таинство евхаристии» и отрицали догмат о воплощении второго лица Троицы - Сына Божия*'А. Кроме того, для стригольников, по мнению автора, было характерно дуалистическое мировоззрение, роднящее их с болгарскими богомилами*'А. В борьбе с ересью церковь использовала не только обличительные послания, доступные, по мнению Т. А. Сидоровой, лишь образованным (хотя, скорее всего, эти сочинения читались с церковного амвона и на вече), но и другое средство -изобразительное искусство. Если икона «Отечество» была создана в защиту догмата троичности, то волотовская фреска возникла, по мнению автора, как апология учения о воплощении Логоса. Построения как В. Н. Лазарева, так и Т. А. Сидоровой представляются неубедительными, поскольку базируются на весьма спорной гипотезе об антитринитарном характере стригольничества*". Тем не менее в этих работах, как и в работе В. Л. Янина, бьша поставлена проблема связи движения стригольников с изобразительным ис1дАсством.

В 1966 г. появилась статья польского историка А. В. Поппэ, специально посвященная проблеме названия стригольнической секты. В ней автор критически рассматривает предыдущие концепции и предлагает собственное решение проблемы (подробнее см. гл. 3)*'А.

А. С. Хорошев рассматривает стригольничество в монографии «Церковь в социаиьно-политической системе Новгородской феодальной республики». В целом

Сидорова Т. А. Волотовская фреска «Премудрость ссвда себе дом» и ее отношение к ереси стригольников в XIV в. // ТОДРЛ. Л., 1971. т. 26. С. 212 - 231.

Там же. С. 226 - 227.

Там же. С. 228.

Тетисы об антигринитаризме и иконоборчестве стригольников, не подтвержденные ссылками на источники, позволили другим искусствоведам - Н. А. Маясовой и А. В. Рындиной - придти к схожим вьшодам о борьбе церкви со стригольничеством посредством создания произведений искусства, посвященных евхаристической, тринитарной темам и иконопочитанию (Маясова К А. Об одном редком изображении в шитье XV в. // Памятники вуотьтуры. Новые открытия. 1984 г. М., 1986. С. 416; РындинаА. В. Литургическая деятельность митрополита Киприана в предметном мире православного богослужения // Культура средневековой Москвы XIV - XVII вв. М., 1995. С. 53 - 55).

Поппэ А. В. Еще раз о названии новгородско-псковских еретиков стригольниками // Культура лревней Руси. М, 1966. С. 204 - 208.

А. С. Хорошев следует выводам Н. А. Казаковой, иногда пытаясь дать дополнительное обоснование положениям, высказанным в работе исследовательницы. Так, он останавливается на послании Василия Калики Феодору Доброму, которое, по мнению А. С. Хорошева, свидетельствует о еретических склонностях новгородского владыки, о проводимой им политике религиозной терпимости, что создавало багоприятную почву для возникновения стригольничества'На наш взгляд, такие категоричные выводы на основе одного памятника (который к тому же не поддается однозначной трактовке) делать преждевременно. Не согласен А. С. Хорошев с Н. А, Казаковой в одном - в определении времени искоренения стригольничества в Новгороде. Тезису исследовательницы о прекращения деятельности движения в Новгороде в конце XIV в. А. С. Хорошев противопоставляет предположение об активном участии стригольников в политической и социальной борьбе в Новгороде в XV в., о их влиянии на литературу этого периода*л''. Однако это не более чем догадка, не имеющая надежной опоры в источниках. Столь же спорно мнение историка, что стригольничество распространилось за пределы новгородской епархии, повлияв на некие другие еретические движения .

В ряде работ, появившихся в 1970-е - 1990-е гг., по сути оспариваются выводы, утвердившиеся в марксистской историографии и отчасти воскрешаются методы исследования и гипотезы дореволюционных авторов. Так, Г. М. Прохоров высказал предположение, что стригольники были «протожидовствующими» и представляли собой «след первого влияния караимства в северной Руси»'лл. в статье Ю. К. Бегу нова «Болгарские богомилы и русские стригольники» предпринята попытка реанимировать идеи Ф. И. Успенского о тождестве учений новгородско-псковского движения и болгарского богомильства, в свое время решительно отвергнутые историками, видевшими истоки стригольничества только на Руси . К. В. Айвазян видит в стригольничестве отголосок ереси павликиан.

Хорошев А. С. Цфковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. С. 67 - 70.

Там же.С.76, 86, 100 - 101. 'л'Тамже. С. 57.

Прохоров Г. М. Прение Григория Паламы «с хионы и турки» и проблема «жидовская мудрствующих» // ТОДРЛ. Л., 1972. т. 27. С. 356 - 357.

Бедное Ю. К Болгарские богомилы и русские стригольники // Byzantinobulgarica. Sofia, 1980. Т. 6. С. 63 которые, по мнению автора, обосновались в Новгороде в ХП в. Появление стригольничества К. В. Айвазян относит к концу ХП в., а его конец - к середине XVI в. (до этого стригольничество якобы существовало как часть «новгородско-московской ереси»)*А''.

В 1993 г. появились две работы, посвященные рассматриваемой теме. Статья историка древнерусской философии В. В. Милькова, базирующаяся на выводах кандидатской диссертации , посвящена реконструкции учения стригольников. Истории движения автор касается весьма поверхностно. Зарождение стригольничества он относит к началу XIV столетия, причем никак не обосновывая свою точку зрения . Общий вывод В. В. Милькова состоит в том, что «ересь стригольников. на деле оказывается генетически связанной с предшествующими антихристианскими движениями раннего средневековья, идейной основой которых было языческое мировоззрение. В XIV - XV столетиях оппозиция христианской церкви смотрела назад, в патриархальное прошлое, чью идеологию ставила на вооружение. По своему содержанию ересь являлась патриархальным учением, идеалом которого бьша язьмеская старина» . Следует заметить, что к таким выводам автор пришел на основе достаточно произвольной интерпретации источников, в том числе таких, отнесение которых к стригольничеству представляется весьма спорным.

Последним крупной работой, посвященной стригольничеству, является монография Б. А. Рыбакова «Стригольники (Русские гуманисты XIV столетия)»'АА. Начав работу над этой темой еще в 1930-е гг., Б. А. Рыбаков опубликовал в 1960-х

189

1990-х гг. ряд статей . Исследование Б. А. Рыбакова является по существу первой

Айвазян К В. Культ Григория Армейского, «армейская вера» и «армейская ересь» в Новгороде (XIII -XVI вв.) // Русская и армянская средневековые литературы. Л., 1982. С. 272 - 332. Подробнее гипотезы Г. М. Прохорова, Ю. К. Бегунова и К. В. Айвазяна будуг рассмотрены в главе данной диссертации, посвященной проблеме генезиса стригольничества.

Мшъков В. В. Мировоззренческие проблемы раннесредневековых ересей на Руси (XI -XTV вв.). Автореферат. канд. филос. наук. М., 1981. С. 15 - 16.

Он же. Учение стригольников // Общественная мысль: исследования и публикации. М., 1993. Вып. 4. С.

33. л'Тамже. С. 43.

Рыбаков Б. А. Стригольники (Русские гуманисты XTV столетия). М., 1993.

Он же. Антицерковное движение стригольников // Вопросы истории. 1975. № 3. С. 155 - 160; Он же. Стригольнические покаянные кресты // Культурное наследие древней Руси: Истоки. Становление, традиции. Л., 1976. С. 79-86; Он же. Русские средневековые вольнодумцы // Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения. М., 1986. С. 236 - 252; Он же. Искусство стригольников // Альманах библиофила. М., 1987. Вып. 22. С. 117 - 123; Он же. Псалтирь стригольника Степана // Общественное сознание, книжность, литература эпохи феодализма. Новосибирск, 1990. С. 195 - 203. книгой, целиком посвященной стригольничеству, точнее, главным образом двум проблемам - генезису стригольничества (глава «Предпосылки и предшественники») и попытке связать с новгородско-псковским антицерковным движением ряд памятников декоративно-прикладного искусства, книжности, иконописи и архитектуры (главы «Стригольники и исповедальный комплекс», «Стригольническая книжность», «Городское искусство и стригольники», «Город. Церковь. Стригольники»). Попутно Б. А. Рыбаков рассматривает и ряд вопросов, связанных с историей движения; однако она не стала для автора предметом специального рассмотрения, что является несомненным минусом монографии. Отсутствует в исследовании и раздел, посвященный источникам по проблеме.

Общая характеристика Б. А. Рыбаковым стригольничества представляется более соответствующей показаниям источников, чем у Н. А. Казаковой и А. И. Клибанова: автор не склонен преувеличивать социальную направленность движения, он полагает, что стригольники не отрицали принципиально догматы и церковные таинства. В связи с этим он поддерживает гипотезы А. Д. Седельникова и Н. П. Попова, относивших к стригольнической книжности ряд памятников XIV -XV вв. Справедливой представляется и мысль Б. А. Рыбакова, что «для понимания истинного исторического места стригольничества и самой сущности этого движения, помимо нового синтеза всех видов источников, необходим также широкий исторический охват, расширение хронологических рамок его рассмотрения»^0. Правда, Б. А. Рыбаков понимает это как расширение хронологических рамок существования самого стригольничества, с чем трудно согласиться. Стригольничество понимается автором как «умонастроение русских

191 горожан» , по сути внутрицерковное движение, что противоречит показаниям источников. Следует признать неубедительными и большинство гипотез о новых (в основном неписьменных) источниках по стригольничеству, предложенных историком. Ряд из них подвергся справедливой критике Я. С. Лурье в рецензии на книгу Б. А. Рыбакова*лл.

Он же. Стригольники. С. 330.

Там же. С. 332.

Лурье Я. С. Рецензия на: Рыбаков Б. А Стригольники (Русские гуманисты XIV столетия). М., 1993. // Russia mediaevalis. Tomus 8.1. Mmchen, 1995. С. 138 -144. подвергнуты должному анализу, в том числе текстологическому. Не существует общепринятой точки зрения на хронологические рамки существования стригольничества, основные факгы его истории. Отсутствует единство взглядов на проблему реконструкции взглядов стригольников, на то, имело ли новгородско=псковское движение связь с предшествующими и последующими религиозными движениями Древней Руси. Невыясненным остается вопрос о месте стригольников в ряду европейских антицерковных движений средневековья. В диссертации эти проблемы являются ключевыми.

Впервые в историографии к проблеме стригольничества применен системный подход, а именно, последовательно рассматриваются основные источники по теме, история, доктрина, генезис движения. Расширен круг дополнительных источников, привлекаемых для решения поставленных задач. Они позволяют по-новому интерпретировать данные основных источников по проблеме. Выявлены новые списки антистригольнических сочинений церковных иерархов. Предметом специального рассмотрения стала текстология этих памятников, которой ранее не уделялось достаточного внимания, а также проблемы их репрезентативности и достоверности. Расширена и историографическая база исследования. Опираясь на достижения отечественного источниковедения, автор критически пересмотрел историографию проблемы, не отказываясь от всего ценного, что было ею выработано за два последних столетия. В диссертации впервые ставятся вопросы об организационных формах, территориальной распространенности, численности и социальном составе стригольничества. Наконец, более подробно, чем в работах предшественников, рассматривается проблема генезиса стригольничества. В целом работа позволяет уточнить представление о месте движения стригольников как в развитии отечественной религиозной мысли, так и в истории Великого Новгорода и

Обратимся теперь к зарубежной историографии проблемы. Крупный английский византинист Д. Оболенский в своей монографии и богомилах затронул вопрос о связи этого болгарского движения со стригольничеством. Он полагает вполне возможным, что «в своем отрицании иерархии церкви. и таинств, а также в своем подчеркнутом моральном ригоризме "стригольники" подверглись влиянию дуалистической традиции», однако видеть в этом влияние богомильства Д, Оболенский отказывается*Л'.

Среди зарубежных историков наибольшее внимание стригольничеству уделяли немецкие исследователи*л"*.

А. М. Амман рассматривает стригольничество в монографии, посвященной истории церкви и религиозной жизни восточных славян*лл. Конрад Онаш рассматривает феномен первой русской секты в статье, ставящей проблему Возрождения и Предреформации в православном мире*лл. Немалое внимание уделяет стригольничеству другой немецкий исследователь, Эдгар Хеш, в монографии «Православие и ересь в Древней Руси», вышедшей в 1975 г. В первой главе, посвященной терминологическим и методическим проблемам, автор ставит проблему происхождения слова «стригольники», приводит критический обзор практически всех гипотез, выдвигавшихся в литературе к моменту выхода исследования . Уделив некоторое внимание проблеме еретичества на Руси в XI -XIV вв,*лл, э. Хеш переходит к анализу сведений о стригольничестве*лл. В целом указанные авторы в понимании сущности стригольничества следуют русской дореволюционной, прежде всего церковной историографии.

Научная новизна диссертационного исследования определяется во-первых, тем, что в историографии основные источники по стригольничеству не были

Obolensky D. The Bogomils. А study in Balkan Neo - Manichaeism. Cambridge, 1948. P. 278 - 279.

Некоторые работы на немецком языке, содержащие или могущие содержать изложение взглядов их авторов на стригольничество, оказались недоступны: Gehring J. Die sekten der russischen Kirche (1003 -1897). Nach ihrem urs prunge und inneren zusammen hange dargesteUt. Leipzig, 1898; Stupperich R. Russische Sekten. Wernigerode, 1938; KiesslerB.-W. Die Haresie der Strigolniki. Ungedruckte Phil. Diss. Saarbrucken, 1969 (Masch.).

Amman A. M. Unter Suchungen zur Geschichte der kirchichen Kultur und des reliAosen Lebens bei dei Ostslaven. Hf. 1. Wurzburg, 1955. S. 198 - 207.

Omsch К Renaissance und Vorreformation in der Bizantinisch - Slawischen Orthodoxie // Aus der byzantinischen Arbeit der Deutschen Demokratischen Republik. Berlm, 1957. S. 297-299.

Hasch E. Orthodoxie und Haresie im alten Rutland (Schriften zur Geistesgeschichte des ostlischen Europa, 7). Wiesbaden, 1975. S. 30 - 32. AA*Ibid.S. 52-63.

Ibid. S. 63-67.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения. Последовательность глав определяется логикой исследования. В первой главе рассматриваются основные источники по теме - сочинения церковных иерархов против стригольников, и дается их источниковедческий анализ. Вторая глава посвящена истории движения. В третьей главе предпринимается попытка реконструкции доктрины стригольничества. В четвертой главе поставлена задача выявить, насколько позволяют наличные источники, генезис стригольнического движения. При этом рассматривается более ранний исторический период, чем тот, которому посвящена глава первая. Однако рассмотрение проблемы происхождения стригольничества в последней главе не означает нарушение логики исторического исследования. Напротив, к объективным результатам при решении данного вопроса можно придти, лишь определив хронологические рамки движения, обстоятельства его возникновения и основные черты его доктрины.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Печников, Михаил Викторович

Заключение

Подведем итоги исследования. Движение стригольников было довольно локальным во времени и пространстве. Оно охватило только Новгород и Псков, скорее всего даже без округи, то есть являлось движением городским. Но даже в пределах крупнейших городов Древней Руси оно не было достаточно массовым, чтобы наполнить сообщениями о себе страншщг летописей. Стригольничество, однако, вызвало переписку новгородских и псковских властей (светских и духовных) с высшими иерархами церкви - константинопольским патриархом и московским митрополитом. О серьезности проблемы, вставшей перед церковью в Новгороде и Пскове, свидетельствуют активные мероприятия по искоренению первого русского церковного раскола - гонения архиепископа Моисея, антистригольническая миссия архиепископа Дионисия, обличения епископа Стефана Пермского, возможно, соборный суд под председательством митрополита Киприана, сыск и расправа светских властей Новгорода и Пскова. Как таковое, движение стригольников существовало всего около 80-ти лет - с середины XIV до конца 20-х гг. XV в. Дальнейшая история отдельных групп спасшихся от преследований приверженцев разгромленной секты покрыта мраком неизвестности. Можно только сказать, что как движение, претендующее на овладение умами и душами думающей и относительно просвещенной части населения русских городов секта стригольников закончила свою историю.

Стригольники не бьшн и оригинальными религиозными мыслителями. Они не являлись приверженцами мировоззрения, в корне отличающегося от церковного, будь то интеллектуально-утонченное язьгаество или гуманистический критицизм рационалистического толка. Стригольническая доктрина догматически безупречна, что молчаливо признавали даже самые яростные ее оппоненты (единственное исключение - обвинение Фотием стригольников в отрицании воскресения мертвых - не в счет, так как противоречит всему, что писали о сектантах сам Фотий и его предшественники, и является казусом непонимания, возникшим при переписке митрополита с псковскими властями). Новое, что внесли стригольники в русскую религиозную жизнь - это максимализм, с которым они настаивали на вьшолнении всеми членами церкви всех моральных и канонических установлений православия, а также решимость, с которой они, предч5.Аствуя власть антихриста уже и в церкви, разорвали с ней. В этом они бьиш прямыми предшественниками старообрядцев, особенно беспоповцев, с которыми они связаны и доктринально. Та ментальность, которая позволила в XVII в. миллионам русских отделиться от официально признанной церкви, существовала, но в гораздо более узком кругу, уже в XIV в. Вместе с тем своей проповедью нестяжания и гневным обличением накопительства церковных корпораций и отдельных лиц духовного звания, своей книжностью, «чистым житием», молитвенным мистицизмом, стригольники, несомненно, близки по духу нестяжателям конца XV - первой половины XVI в., многих из которых Постигла типично «стригольническая» судьба - обвинение в ереси, бегство за границу или монастырская темница.

Стригольничество появилось не вдруг. «Стригольнический дух» вызревал, набирался смелости в словах и поступках своих представителей не одно столетие. Антоний Римлянин, авторы, зачастую анонимные, церковно-учительных произведений (в том числе и иерархи церкви), неизвестные нам новгородские, псковские и тверские ревнители православия, Акиндин - все они, не ведая того и не желая разрьшать с церковью, готовили идейную почву для стригольнического выступления.

Однако то, что составляло идейную сущность стригольничества, не было произведением только русской почвы. Новгородско-псковская секта, за исключением своего внецерковного характера, не имела ничего общего со средневековым манихейством, «золотой век» которого, связанный с расцветом богомильского и катарского движений соответственно в юго-восточной Европе, Фрашщи и Северной Италии, пришелся на XI - XIII вв. Однако стригольническую доктрину многое роднит с движением за обновление церкви на Западе, породившим как вполне преданные папскому престолу Клюнийское движение XXI вв. и нищенствующие ордена, так и союзы благочестивых мирян. Некоторые из последних, не получив санкцию на существование от Рима, были обречены со временем выродится в секты, зачастую многочисленные и влиятельные в той или иной области, обвиненнью в ереси и жестоко преследуемые - речь идет об арнольдистах и патаренах XI - XII вв., вальденсах и бегинах XII - XV вв.

Сравнительное изучение доктрин указанных движений (особенно вальденсов) со стригольнической показьшает их удивительную схожесть. Она была вызвана не внешними влияниями западных сект на новгородско-псковское движение (чему препятствием служило главньм образом сильно развитое каноническое сознание первых русских сектантов), а схожестью условий, в которых происходило возникновение и становление этих сект (условий не столько социально-экономических, сколько вызванных единством в значительной части канонического права, общностью проблем церковной жизни). Единственное внешнее влияние на генезис стригольничества, признать которое имеются некоторые основания, учитьшая конфессиональную и гЛльтурную общность, интенсивность византийско-русских (в том числе византийско-новгородских) контактов в XIV в., могло исходить от довольно мощного и в отдельные периоды влиятельного в константинопольской церкви движения византийских ревнителей православия.

Проведенное исследование позволяет сделать вьшод, что стригольники имели общий «религиозный фонд»* с оставшимися верными церкви православными. Поэтому, несмотря на вьшужденно внецерковный характер, стригольничество представляло собой вполне органичное явление «Православного Возрождения» XIV - XV вв. .

Данное исследование стригольничества подводит к смежным темам, нуждающимся в новых исследований. Это проблема стригольнической книжности; уточнение характера религиозного движения т. н. «жидовствующих» конца XV -начала XVI в., исходя из выявленной сущности движения стригольников, с которым «новгородско-московская ересь» зачастую связывалась; исследование вероятного духовного родства стригольничества и нестяжательства, а также поиск связующих нитей Новгородско-псковской секты XIV-XV вв. и беспоповства XVII в.; изучение религиозных контактов Руси и Балкан и возможности проникновения на Русь идей византийских и южнославянских религиозных движений периода средневековья; сравнительно-исторический анализ стригольничества и западных л о понятии «религиозного фонда» см.: Карсавин Л. П. Основы средневековой религиозности в XII - XIII веках. СПб., 1997. С. 29-34. л О «Православном Возрождении» см.: Прохоров Г. М. Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы // Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Статьи. СПб., 2000. С. 96 - 130.

228 еретических движений с целью сопоставления темпов, характера и особенностей религиозного развития христианского Запада и христианского Востока.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Печников, Михаил Викторович, 2001 год

1. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т. 1. 1334-1598. VIII, 551, 19, 44 с.

2. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. Вступ. статьи, подг. текста, перевод и комментарий Е. Ч. Скржинской. Л., 1971. 276 с.

3. Галъковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. М., 1913. Т. 2. Древнерусские слова и поучения, направленные против остатков язычества в народе. II, 308 с.

4. Грамоты Великого Новгорода и Пскова. Под ред. С. Н. Валка. М., Л., 1949. 407 с.

5. Деяния Вселенских соборов, изданные в русском переводе, при Казанской духовной академии. 2-е изд. Казань, 1891. Т. 7. 332, IV с.

6. Древнерусские княжеские уставы XI XV вв. Изд. подг. Я. Н. Щапов. М., 1976. 240 с.

7. Древнерусские патерики. Киево-Печерский патерик. Волоколамский патерик. Изд. подг. Л. А. Ольшевская и С. Н. Травников. М., 1999. 496 с.

8. Житие митрополита Петра // Седова Р. А. Святитель Петр митрополит московский в литературе и искусстве Древней Руси. М., 1993. С. 21 26, 76 -87.

9. Зализняк А. А. Древненовгородский диалект. М., 1995. 720 с.

10. Ю.Зиновий Отенский. Истины показание к вопросившим о новом учении. Казань, 1863. XII, 1006 с.

11. Извлечения из «Путешествия» Гильбера де-Ланнуа // Памятники истории Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1935. С. 68-71.

12. Иосиф Волоцкий. Просветитель, или обличение ереси жидовствуюш;их. Казань, 1903. Изд. 4-е. 551 с.

13. Источники по истории еретических движений XIV начала XVI в. // Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI века. М.; Л., 1955. С. 227 - 523.

14. Кормчая. Напечатана с оригинала патриарха Иосифа. М., 1912. 60, 295 л.

15. Мерило праведное по рукописи XIV века. Издано под наблюдением и со вступительной статьей академика М. Н. Тихомирова. М., 1961. 698 с.

16. Никольский Н. К. Материалы для истории древнерусской духовной письменности. СПб., 1903. 44 с.1 .Никольский Н. К. Материалы для истории древнерусской духовной письменности // Христианское чтение. 1909. Август-сентябрь. С. 1109 -1125.

17. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 1950. 640 с.

18. Новгородские летописи (так назьшаемые Новгородская вторая и Новгородская третья летописи). СПб., 1879. XXIV, 488, 115 с.

19. Обличение неправды расколническая, показанныя во ответах вьноцких пустосвятов, на вопросы честного иеромонаха Неофита, ко увенчанию и призьюанию их к святей церкви, от Святейшаго Правительствующего Синода к ним посланного. Б/м, 1745. 150, 59, 6 л.

20. Павлов А. С. Неизданный памятник русского церковного права XII века // ЖМНП. 1890. Октябрь. С. 275-300.

21. Памятники древнерусского канонического права. СПб., 1880. Ч. 1. (Памятники XI XV в.). XX, 930, 315, 70 стб. (Русская историческая библиотека. Т. 6).

22. Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. Под ред. проф. А. И. Пономарева. СПб., 1896. Вып. 2. Славяно-русский пролог. Ч. 1. LXVI, 224 с; СПб., 1897. Вьш. 3. 330 с.

23. Памятники старинной русской литературы, издаваемые графом Григорием Кушелевым-Безбородко. СПб., 1862. Вьш. 4. Повести религиозного содержания, древние поучения и послания, извлеченные из рукописей Николаем Костомаровым. 221 с.

24. Повесть временньк лет. СПб., 1996. Изд. 2-е, испр. Под ред. В. П. Адриановой-Перетц. Подг. текста, перевод, статьи и комментарии Д. С. Лихачева. 668 с.

25. Полное собрание русских летописей. Л., 1926 1928. Т. 1. Вьш. 1-3. Лаврентьевская и Суздальская летопись по Академическому списку. VIH с, 540 стб.

26. Полное собрание русских летописей. СПб., 1908. Т. 2. Ипатьевская летопись. 938 с.

27. Полное собрание русских летописей. Пг., 1915. Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись. Вьш. 1. 9, 320 с; Л., 1925. Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись. Вьш. 2. С. 321 536.

28. Полное собрание русских летописей. СПб., 1851. Т. 5. Псковские и Софийские летописи. VI, 279 с.

29. Полное собрание русских летописей. М., 2000. Т. 6. Вьш. 1. Софийская первая летопись старшего извода. VIII, 312 с.

30. Полное собрание русских летописей. СПб., 1859. Т. 8. Воскресенская летопись. 304 с.

31. Полное собрание русских летописей. СПб., 1885. Т. 10. Патриаршая или Никоновская летопись. 244 с.

32. Полное собрание русских летописей. СПб., 1897. Т. 11. Патриаршая или Никоновская летопись. 254 с.

33. Полное собрание русских летописей. СПб., 1863. Т. 15. Летописный сборник, именуемый Тверскою летописью. 504 с.

34. Полное собрание русских летописей. Пг., 1922. Т. 15. Вьш. 1. Рогожский летописец. 186 с.

35. Полное собрание русских летописей. СПб., 1913. Т. 18. Симеоновская летопись. 316 с.

36. Полное собрание русских летописей. М.; Л., 1949. Т. 25. Московский летописный свод конца XV века. 464 с.

37. Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 30. Владимирский летописец. Новгородская вторая летопись (Архивная).

38. Псковские летописи. М.; Л., 1941. Вьш. 1. 147 с; М., 1955. Вьш. 2. 364 с.

39. Русский феодальный архив XIV первой трети XVI века. Подг. Текста А. И. Плигузова, Г. В. Семенченко, Л. Ф. Кузьминой. Под ред. В. И. Буганова. М., 1986. Вьш. 1. С. 1 - 220; М., 1987. Вьш. 2. С. 221 - 458; М., 1987. Вьш. 3. С. 459 - 696.

40. Смирнов С. И. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины (тексты и заметки). М., 1912. 568 с.

41. М.Сперанский М. Н. Из старинной новгородской литературы XIV века. Л., 1934. 140 с.

42. Стоглав // Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. С. 233 -476.

43. Успенский Ф. И. Синодик в неделю православия. Сводный текст с приложениями. Одесса, 1893. 97 с.

44. IV скра // Рыбина Е. А. Иноземные дворы в Новгороде XII XVII вв. М., 1986. 141 - 168.

45. Miklosich F., Muller J. Acta Patriarchatus Constantinopolitani. Wien, 1862. Vol.2.1. Литература

46. Айвазян К. В. Культ Григория Армейского, «армейская вера» и «армейская ересь» в Новгороде (XIII XVI вв.) // Русская и армянская средневековые литературы. Л., 1982. С. 255-332.

47. Алексеев Ю. Г. Псковская судная грамота и ее время. Развитие феодальных отношений на Руси XIV XV вв. Л., 1980. 243 с.

48. Алов В. Русские «еретики» XIV XVI веков. СПб., б/г. 64 с. (Всеобщая библиотека. № 11).

49. Архангельский А. С. Нил Сорский и Вассиан Патрикеев. Их литературные труды и идеи в Древней Руси. Историко-литературный очерк. СПб., 1882. Ч. 1. XII, 283, 26 с.

50. Баловнев Д. А. Поставление священнослужителей. Теория и практика XIII -XV веков // Церковь в истории России. М., 1998. Сб. 2. С. 43 65.

51. Барабанов Н. Д. Византия и Русь в начале XIV в. (Некоторые аспекты отношений патриархата и митрополии) // Византийские очерки. М., 1991. С. 198 -215.

52. Барсов Т. В. Константинопольский патриарх и его власть над русскою церковию. СПб., 1878. VIII, IV, 578, V с.

53. Бегунов Ю. К. Козма Пресвитер в славянских литературах. София, 1973. 559 с.

54. Бегунов Ю. К. Болгарские богомилы и русские стригольники // Byzantinobulgarica. Sofia, 1980. Т. 6. С. 63 71.5%.Беляев И. Д. История Новгорода Великого от древнейших времен до падения. М., 1864. 628, VIII с.

55. Белякова Е. В. Мазуринская редакция кормчей памятник межславянских культурных связей XIV - XVI вв. // Восточная Европа в древности и средневековье. X Чтения к 80-летию чл.-корр. АН СССР В. Т. Пашуто. М., 1998. С. 10-13.

56. Белякова Е. В. Особые редакции сборника XIV титулов в византийско-славянской традиции // Церковь в истории России. М., 1999. Сб. 3. С. 21 43.

57. Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. 376 с.

58. Бестужев-Рюмин К. Н. Русская история. СПб., 1872. Т. 1. 480 с.

59. Евгений (Болховитинов), митр.. История княжества Псковского. С присовокуплением плана города Пскова. Киев, 1831. Ч. III; Киев, 1831. Ч. IV.8А.Бобров А. Г. Из истории летописания первой половины XV в. // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 46. С. 3-20.

60. Бобров А. Г. Новгородские летописи XV века. СПб., 2001. 287 с.

61. Болотов В. В. Лекции по истории древней церкви. СПб., 1907. Т. 2. XVIII, 474 с.

62. Борисов Н. С. Русская церковь в политической борьбе XIV XV веков. М., 1986. 208 с.бЪ.Боцяновский В. Ф. Богоискатели. СПб., 1911. II, 269 с.бЭ.Будовниц И. У. Русская публицистика XVI века. М.; Л., 1947. 311 с.

63. Ю.Будовниц И. У. Общественно политическая мысль Древней Руси (XI - XIV вв). М., 1960. 488 с.

64. И.Бульст К Почитание святых во время чумы. Социальные и религиозные последствия эпидемии чумы в позднее средневековье // Одиссей. Человек в истории. 2000. М., 2000. С. 152 185.

65. И.Веселовский А. Опыты по истории развития христианской легенды (эпистолия о неделе) // ЖМНП. 1876. № 3. С. 50 116.

66. Воронцов Е. Сектантское движение на русском севере XIV века по его происхождению // Вера и разум. Харьков, 1900. Т. 1.4. 2. С. 341 370, 443 -466.

67. Гергей Е. История папства. М., 1996. 463 с.

68. Голубинский Е. Е. История русской церкви. М., 1901. Т. 1. Пол. 1. XXIV, 968 с; М., 1904. Т. 1. Пол. 2. 926, XVIH с; М., 1900. Т. 2. Пол. 1. VIII,919 с; М., 1911. Т. 2. Пол. 2.616 с.

69. Горский А. В., Невоструев К. И. Описание славянских рукописей Московской синодальной библиотеки. Отдел 2. Писания святых отцев. 3. Разные богословские сочинения (Прибавление). М., 1862. VII, 841, (2).

70. Емченко Е. Б. Стоглав: Исследование и текст. М., 2000. 504 с.

71. ЪО.Жебар Э. Мистическая Италия. Томск, 1997. 196 с.

72. Жмакт В. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881. XIV, 762, XXIX с.

73. Жураелев А. И., протоиерей. Полное историческое известие о древних стригольниках и новьпс раскольниках, так называемых старообрядцах, собранное из потаенных старообрядческих преданий, записок и писем. СПб., 1799. III, 434 с.

74. Ю. Зенъковский С. А. Русское старообрядчество: духовные движения семнадцатого века. МшсЬеп, 1970. 528 с.

75. Зимин А. А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV первой трети XVI в. М., 1988. 350 с.кб. Игнатий, архиепископ Воронежский и Задонский. История о расколах в церкви Российской. СПб., 1849. 355 с.

76. Изергин В. М. «Предъсловие покаянию» // ЖМНП. 1891. Ноябрь. С. 142 -184.

77. Иконников В. Опыт исследования о культурном значении Византии в русской истории. Киев, 1869. 562, X с.

78. Ю.Иловайский Д. И. История России. М., 1884. Т. 2. 587 с.

79. Казакова Н. А. Идеология стригольничества первого еретического движения на Руси // ТОДРЛ. М.; Л., 1955. Т. 11. С. 103 - 117.

80. Казакова Н. А. Очерки по истории русской общественной мысли. Первая треть XVI в. Л., 1970. 300 с.

81. Казакова Н. А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV начала XVI века. М.; Л., 1955. 544 с.

82. Карамзин И. М. История государства Российского в 12 томах. М., 1993. Т. 5. 560 с.

83. Карсавин Л. П. Очерки религиозной жизни в Италии XII XIII веков. СПб., 1912. XX, 843, 21 с.

84. Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. М., 1993. Т. 1. 686 с.

85. Каштанов С. М. Из истории русского средневекового источника (Акты X -XVI вв.). М., 1996. 265 с.

86. Каштанов С. М., Столярова Л. В. Еще раз о дате т. н. «Сийского евангелия» // Сообщения Ростовского музея. Ярославль, 1995. Вьш. 8. С. 3 48.9%.Келтуяла В. А. Курс истории русской литературы. Пособие для самообразования. СПб., 1911. Ч. 1. Кн. 2. 938 с.

87. Керов В. Л. Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII начале XIV века. М., 1986. 138 с.

88. Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV первой половине XVI вв. М., 1960. 411 с.

89. Клибанов А. И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996. 367 с.

90. Класс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI XVII веков. М., 1980. 312 с.

91. Класс Б. М. Летопись Новгородская первая // СККДР. Л., 1987. Вьш. 1. С. 245-247.

92. Клосс Б. М. Второе предисловие к изданию 2000 г. // ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись. М., 2000. С. XI XX.

93. Клюг Э. Княжество Тверское (1247 1485 гг.). Тверь, 1994. 432 с.

94. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. 465 с.

95. Колотилова С. И. К вопросу о положении Пскова в составе Новгородской феодальной республики // История СССР. 1975. № 2. С. 145 -152.

96. Костомаров Н. И. История Новгорода, Пскова и Вятки во время удельно-вечевого уклада (Северно-русские народоправства). СПб., 1868. Т.2. 3, IV, 448 с. (Исторические монографии и исследования Николая Костомарова. Т. 8).

97. Коялович М. О. Русские еретики стригольники, жидовствовавшие, Феодосии Косой и русские общественные деятели во время борьбы с ними // Христианское чтение. 1871. Февраль. С. 278 - 301.

98. Кучкин В. А. Источники «Написания» мниха Акиндина // Археографический ежегодник за 1962 г. М., 1963. С. 60 68.

99. Кучкин В. А. О формировании Великих Миней Четьих митрополита Макария // Проблемы рукописной и печатной книги. М., 1976. С. 86 101.

100. ИЗ. Лазарев В. Н. Об одной новгородской иконе и ереси антитринитариев // Культура древней Руси. М., 1966. С. 101 112.

101. Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X XVII веков. СПб., 1998. Изд 3-е. 206 с.

102. Лурье Я. С. О некоторых принципах критики источников // Источниковедение отечественной истории. М., 1973. Вьш. 1. С. 78 100.

103. Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV XV вв. Л., 1976. 283 с.

104. Лурье Я. С. Рецензия на: Рыбаков Б. А. Стригольники (Русские гуманисты XIV столетия). М., 1993 // Russia mediaevalis. Tomus 8. 1. Munchen, 1995. С. 138 144.

105. Лурье Я. С. Когда была написана «Книга на новгородских еретиков»? // ТОДРЛ. СПб., 1996. Т. 49. С. 78 88.

106. Любавский М. К Лекции по древней русской истории до конца XVI века. М., 1918. Изд. 3-е. 306, VI с.

107. Любимов В. П. О Лаптевском списке Правды Русской // Правда русская. М., Л., 1947. Т. 2. С. 832 839.

108. Маджеска Дж. Русско-византийские отношения в 1240 1453 гг.: паломники, дипломаты, купцы // Архив русской истории. Вьш. 4. М., 1994. С. 27 - 50.

109. Мадоль Ж. Альбигойская драма и судьбы Франции. СПб., 2000. 320 с.

110. Макарий (Булгаков), митрополит Московский и Коломенский. История русской церкви. М., 1995. Кн. 3. Отд. 1. 703 с.- 124. Малето Е. И. Хожения русских путешественников XII XV вв. М., 2000. 206 с.

111. Марков А. Определение хронологии русских духовных стихов, в связи с вопросом об их происхождении // Богословский вестник. Сергиев Посад, 1910. Июнь. С. 357-367.

112. Мацуки Ейзо. Избрание и поставление Василия Калики на новгородское владычество в 1330- 1331 г. //Великий Новгород в истории средневековой Европы. К 70-летию В. Л. Янина. М., 1999. С. 207- 217.

113. Медынцева А. А. Древнейшие надписи из церкви Федора Стратилата в Новгороде // Славяне и Русь. М., 1968. С. 440 450.

114. Медынцева А. А. Древнейшие надписи Новгородского Софийского собора. М., 1978. 311 с.

115. Мейендорф И. Византия и Московская Русь. Очерки по истории церковных и культурных связей в XIV в. Paris, 1991. 390 с.

116. Милъков В. В. Мировоззренческие проблемы раннесредневековых ересей на Руси (XI XIV вв.). Автореферат на соискание ученой степени кандидата философских наук. М., 1981.

117. Милъков В. В. Учение стригольников // Общественная мысль: исследования и публикации. М., 1993. Вьш. 4. С. 33 46.

118. Морозова Л. Е. Сочинения Зиновия Отенского. М., 1990. 320 с.

119. Мусин А. Е. ИЗО год. Епископ Иоанн Попьян и кризис церковно-государственных отношений в Древней Руси // Новгород и новгородская земля: история и археология. Новгород, 1998. Вьш. 12. С. 195 210.

120. Неборский М. Ю. Традиции византийской антилатинской полемики на Руси. Вторая половина XIII начало XV века // Древняя Русь: пересечение традиций. М., 1997. С. 371 - 394.

121. Никитский А. И. Очерки внутренней истории Пскова. СПб., 1873. 344 с.

122. Никитский А. И. Очерк внутренней истории церкви в Великом Новгороде. СПб., 1879. 216 с.

123. Оболенский Д. Византийское содружество наций. Шесть византийских портретов. М., 1998. 655, 32 с.

124. Охотникова В. И. Летописи Псковские // СККДР. Л., 1989. Вьш. 2. Ч. 2. С. 27-30.

125. Павлов А. С. Критические опыты по истории древнейшей греко-русской полемики против латинян. СПб., 1878. VI, 210 с.

126. Петров А. В. Внутриобщинные столкновения в Новгороде в середине и второй половине XIV в. // Средневековая и Новая Россия. Сб. научных статей. К 60-летию профессорам. Я. Фроянова. СПб., 1996. С. 307 322.

127. Петухов Е. В. Очерки из литературной истории Синодика. СПб., 1895. VI, 406 с.

128. Пихоя Р. Г. Пермская кормчая (о предыстории появления Чудовской кормчей 1499 г.) // Общественное сознание, книжность, литература периода феодализма. Новосибирск, 1990. С. 171-175.

129. Платон (Левшин), митр. Московский. Краткая церковная российская история. М., 1805. Т. 1. 388 с.- 145. Плигузое А. И. Предисловие // Русский феодальный архив XIV -первой трети XVI века. М., 1986. Вьш. 1. С. 3 50.

130. Плигузое А. И. «Книга на еретиков» Иосифа Волоцкого // История и палеография. М., 1993. С. 90 139.

131. Покровский М. Н. Очерк истории русской культуры. М., 1918. Ч. 2. 231 с.

132. Понырко Н. В. Житие Моисея, архиепископа Новгородского // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1988. Вьш. 2. Ч. 1. С. 305 306.

133. Поппэ А. Еще раз о названии новгородско-псковских еретиков стригольниками // Культура древней Руси. М., 1966. С. 204 208.

134. Поппэ А. Русско-византийские церковно-политические отношения в середине XI в. // История СССР. 1970. № 3. С. 108 124.

135. Попов А. Историко-литературный обзор древнерусских полемических сочинений против латинян (XI XV вв.). М., 1875. IX, 418 с.

136. Попов Н. П. Памятники литературы стригольников // Исторические записки. М., 1940. Т. 7. С. 34 58.

137. Попова О. С. Искусство Новгорода и Москвы первой половины четырнадцатого века. Его связи с Византией. М., 1980. 254 с.

138. Порфиридов Н. Г. Древний Новгород. Очерки из истории русской культуры XI XV вв. М.; Л., 1947. 308 с, илл.

139. Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства. М., 1998. 496 с.

140. Приселков М. Д. История русского летописания XI XV вв. СПб., 1996. 325 с.

141. Протасъева Т. Н. Описание рукописей Синодального собрания (не вошедших в описание А. В. Горского и К. И. Невоструева). М., 1970. Ч. 1. IX, 211, XXV с, ил. М., 1973. Ч. 2. 164 с.

142. Прохоров Г. М. Прение Григория Паламы «с хионы и турки» и проблема «жидовская мудръствуюш;их» // ТОДРЛ. Л., 1972. Т. 27. С. 329 -369.

143. Прохоров Г. М. Пахомий Серб (Логофет) // СККДР. Л., 1989. Вьш. 2. Ч. 2. С. 167 177.

144. Прохоров Г. М. Дионисий // СККДР. Л., 1988. Вьш. 2. Ч. 1. С. 187 -191.

145. Прохоров Г. М. Стефан // СККДР. Л., 1989. Вьш. 2. Ч. 2. С. 411 416.

146. Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Повесть о Митяе. СПб., 2000. 479 с.

147. Прохоров Г. М. Исихазм и общественная мысль в Восточной Европе в XIV веке // Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Статьи. СПб., 2000. С. 44-95.

148. Прохоров Г. M. Культурное своеобразие эпохи Куликовской битвы // Прохоров Г. М. Русь и Византия в эпоху Куликовской битвы. Статьи. СПб., 2000. С. 96- 130.

149. Пыпин А. Н. История русской литературы. Изд. 2-е. СПб., 1902. Т. 2. VI, 552 с.

150. Рансимен С. Восточная схизма. Византийская теократия. М., 1998. 239 с.

151. Рогов В. А. Уголовные наказания и репрессии в России (середина XV -середина XVII вв.). М., 1992. 94 с.

152. Розанов С. П. Жития Авраамия Смоленского и служба ему. СПб., 1912. XXVI, 166 с.

153. Руднев Н. А. Рассуждение о ересях и расколах, бывнгих в русской церкви со времени Владимира Великого до Иоанна Грозного. М., 1838. 292, 69, VIII, 2 с.

154. Рыбаков Б. А Воинствуюгцие церковники XVI века // Антирелигиозник. 1934. № 3. С. 21 31.

155. Рыбаков Б. А. Ремесло древней Руси. М., 1948. 792 с.

156. Рыбаков Б. А. Русские датированные надписи XI XIV вв. М., 1964. 48 с.

157. Рыбаков Б. А. Антицерковное движение стригольников // Вопросы истории. 1975. № 3. С. 155 160.

158. Рыбаков Б. А. Стригольнические покаянные кресты // Культурное наследие древней Руси: Истоки. Становление. Традиции. Л., 1976. С. 79-86.

159. Рыбаков Б. А. Русские средневековые вольнодумцы // Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения. М.,1986. С. 236 -252.

160. Рыбаков Б. А. Искусство стригольников // Альманах библиофила. М., 1987. Вьш. 22. С. 117-123.

161. Рыбаков Б. А. Псалтирь стригольника Степана // Общественное сознание, книжность, литература периода феодализма. Новосибирск, 1990. С. 195-203.

162. Рыбаков Б. А. Стригольники (Русские гуманисты XIV столетия). М., 1993. 336 с.

163. Седельников А. Д. Следы стригольнической книжности // ТОДРЛ. Л., 1934. Т. 1. С. 121 136.

164. Серебрянский Н. Очерки по истории монастырской жизни в Псковской земле с критико-библиографическим обзором литературы и источников по истории Псковского монашества// ЧОИДР. 1908. Кн. 3. IV, 274 с.

165. Сидорова Т. А. Волотовская фреска «Премудрость созда себе дом» и ее отношение к ереси стригольников в XIV в. // ТОДРЛ. Л., 1971. Т. 26. С. 212 -231.

166. Скрынников Р. Г. Государство и церковь на Руси XIV -XVI вв.: Подвижники русской церкви. Новосибирск, 1991. 397 с.

167. Скрынников Р. Г. Крест и корона: Церковь и государство на Руси IX -XVII вв. СПб., 2000. 463 с.

168. Смирнов С. И. Древнерусский духовник. Исследование по истории церковного быта. М., 1914. VIII, 290 с.

169. Соколов П. П. Русский архиерей из Византии и право его назначения до начала XV века. Киев, 1913. 578 с.

170. Соловьев С. М. Сочинения: В 18 кн. М., 1988. Кн. 2. История России с древнейших времен. Т. 3 4. 765 с.

171. СиеранскммМ Я. История древней русской литературы. М., 1914. 605 с.

172. СтефановичД О Стоглаве. Его происхождение, редакции и состав. К истории памятников древнерусского церковного права. СПб, 1909. II, 319 с.

173. Столярова Л. В. Из истории книжной культуры русского средневекового города (XI XVII вв.). М., 1999. 174 с.

174. Столярова Л. В. Свод записей писцов, художников и переплетчиков древнерусских пергаменных кодексов XI XIV вв. М., 2000. 543 с, ил.

175. Татищев В. Н. История Российская. М.; Л., 1964. Т. 3. 338 с; Т. 5. М.;Л., 1965. 343 с.

176. Титлтов Б. Религиозные «бунты» и «инквизиция» на Руси. Антицерковные движения 14 15 вв. // Русское прошлое. 1923. № 3. С. 29 -51.

177. Тихомиров М. Н. Исторические связи России со славянскими странами и Византией. М., 1969. 374 с.

178. Тихонравов Н. С. Собрание сочинений. М., 1898. Т. 1. Древняя русская литература. 358, 375, 68 с.

179. Труды Второго археологического съезда в Санкт Петербурге. СПб., 1881. Вьш. 2.1?!

180. Успенский Б. А. Царь и патриарх: харизма 'власти в России (Византийская модель и ее русское переосмысление). М., 1998. 680 с.

181. Успенский Ф. И. Очерки по истории византийской образованности. СПб., 1891. 395, III с.

182. Уханова Е. В. Житие св. Иакова, епископа Ростовского (источники идалитература) // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 47. С. 241 249.

183. Уханова Е. В. «Житие» св. Иакова епископа Ростовского в контексте источников по русской истории XIV XIX вв. // Русская книжность. Вопросы источниковедения и палеографии. М., 1998. С. 35 - 55.

184. Филарет (Гумилевский), архиепископ Харьковский. Обзор русской духовной литературы. 862 1720. Харьков, 1859. Кн. 1.

185. Филарет (Гумилевский), архиепископ Черниговский. История русской церкви. М., 1888. Т. 2. Период второй, монгольский, от опустошения России до разделения митрополии (1237-1410). Изд. 5-е. 189 с.

186. Флоря Б. Н. Отношения государства и церкви у восточных и западных славян (эпоха средневековья). М., 1992. 157 с.

187. Фонкич Б. Л. Греческо русские культурные связи в XV - XVII вв. (греческие рукописи в России). М., 1977. 247 с.

188. Хорошее А. С. Церковь в социально-политической системе Новгородской феодальной республики. М., 1980. 223 с.

189. Хорошкевич А. Л. Торговля Великого Новгорода с Прибалтикой и Западной Европой в XIV XV вв. М., 1963. 367 с.

190. Хорошкевич А. Л. Ремесло Пскова по немецко-русскому словарю начала XVII в. // Города феодальной России. М., 1966. С. 207 215.

191. Хоулетт Я. Р. Свидетельство архиепископа Геннадия о ереси «новгородских еретиков жидовская мудръствующих» // ТОДРЛ. СПб., 1993. Т. 46. С. 53-73.

192. Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV XV веков. М., 1951. Ч. 2. 428 с.

193. Черепнин Л. В. Из истории еретических движений на Руси в XIV -XV вв.// Вопросы истории религии и атеизма. М., 1959. Вьш. 7. С. 257 283.

194. Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV XV веках. Очерки социально-экономической и политической истории Руси. М., 1960. 900 с.

195. Черепнин Л. В. Новгородские берестяные грамоты как исторический источник. М., 1969. 438 с.

196. Чичуров И. С. Политическая идеология средневековья (Византия и Русь). М., 1991. 176 с.

197. Шахматов А. А. Общерусские летописнью своды XIV и XVI вв. // ЖМШ. 1900. № 9. С. 90 176.

198. Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV XVI вв. М.;Л., 1938.

199. Шкапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI XIII вв. М., 1978. 292 с.

200. Щапов Я. Н. Государство и церковь Древней Руси X XIII вв. М., 1989. 232 с.

201. Янин В. Л. По поводу заметки П. Н. Жолтовского «Ларец мастера Самуила» // Советская археология. 1958. № 4. С. 213 215.246

202. Янт В. Л. Новгородские посадники. М., 1962. 387 с, илл.

203. Янт В. Л. Очерки комплексного источниковедения. Средневековый Новгород. М., 1977. 240 с, илл.

204. Янин В. Л. Новгородские акты XII-XV вв. Хронологический комментарий. М., 1990. 384 с.

205. Янин В. Л. «Болотовский» договор о взаимоотношениях Новгорода и Пскова в XII XIV веках // Отечественная история. 1992. № 6. С. 3 - 14.

206. Amman А. М. Unter Suchmigen тш Geschichte der kirchichen Kuluir und des religiosen Lebens bei dei Ostslaven. Hf. 1. Wurzbшg, 1955. 288 s.

207. Hosch E. Orthodoxie und Haresie im alten RuBland (Schriften zur Geistesgeschichte des ostlischen Europa, 7). Wiesbaden, 1975. 321 s.

208. Obolensky D. The Bogomils. А study in Balkan Neo Manichaeism. Cambridge, 1948.

209. Onasch K. Renaissance und Vorreformation in der Bizantinisch-Slawischen Orthodoxie // Aus der byzantinischen Arbeit der Deutschen Demokratischen Republik. Berlin, 1957.

210. Fedotov G. P. The Russian Religious Mind. Cambridge, Massachusets, 1966. Vol. 2. The Middle Ages. The Thirteenth to the Fifteenth centmes. 423 p.