Несобственно-художественное творчество В.М. Шукшина: поэтика, стилистика, текстология тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат наук Марьин, Дмитрий Владимирович

• Марьин, Дмитрий Владимирович
• кандидат наук
• 2015

Оглавление диссертации кандидат наук Марьин, Дмитрий Владимирович

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ 5 ГЛАВА 1. Общая характеристика

несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина 18

1.1 Биография В.М. Шукшина в контексте исследования несобственно-художественного

творчества писателя 18

1.2 Несобственно-художественные жанры

в творчестве В.М. Шукшина 67

Выводы по Главе 1 83

ГЛАВА 2. ЭПИСТОЛЯРИЙ В.М. ШУКШИНА 86

2.1 Текстология эпистолярных работ В.М. Шукшина 86

2.1.1 История издания и изучения 86

2.1.2 Источники 88

2.1.3 Целостность текста 93 2.1.4. Датировка 97

2.2 Жанровая типология эпистолярия В.М. Шукшина 100

2.3 Язык, поэтика и стилистика эпистолярия В.М. Шукшина 107

2.4 Письмо в художественном мире В.М. Шукшина 113

2.5 Мотивы и символы эпистолярия В.М. Шукшина 126 Выводы по Главе 2 171

ГЛАВА 3. АВТОБИОГРАФИИ В.М. ШУКШИНА 174

3.1 Текстология автобиографий В.М. Шукшина 174

3.1.1 История издания и изучения 174

3.1.2 Источники 175

3.2 Проблема жанрового определения 177

3.3 Язык, поэтика и стилистика автобиографий В.М. Шукшина 180

3.4 Автобиография в художественном мире В.М. Шукшина 182 Выводы по Главе 3 199

ГЛАВА 4. АВТОГРАФЫ В.М. ШУКШИНА 201

4.1 Текстология автографов В.М. Шукшина 201

4.1.1 История издания и изучения 201

4.1.2 Источники 202

4.1.3 Целостность текста 206

4.2 Особенности композиционного строения

автографов В.М. Шукшина 208

4.3 Язык, поэтика и стилистика автографов В.М. Шукшина 211

4.4 Автограф в художественном мире В.М. Шукшина 213 Выводы по Главе 4 226

ГЛАВА 5. РАБОЧИЕ ЗАПИСИ В.М. ШУКШИНА 228

5.1 Текстология рабочих записей В.М. Шукшина 228

5.1.1 История издания и изучения 228

5.1.2 Источники 232

5.1.3 Целостность текста 233

5.1.4 Датировка 237

5.2 Жанровая типология рабочих записей В.М. Шукшина 238

5.3 Язык, поэтика и стилистика

рабочих записей В.М. Шукшина 257

5.4 Рабочие записи в художественном мире В.М. Шукшина 267 Выводы по Главе 5 313

ГЛАВА 6. ПУБЛИЦИСТИКА В.М. ШУКШИНА 316

6.1 Текстология публицистических работ В.М. Шукшина 316

6.1.1 История издания и изучения 316

6.1.2 Источники 325

6.1.3 Dubia 326

6.1.4 Целостность текста 329 6.1.5. Датировка 340

6.2 Жанровая типология публицистики В.М. Шукшина 341

6.3 Язык, поэтика и стилистика публицистики В.М. Шукшина 346

6.4 Основная проблематика публицистики В.М. Шукшина 353 Выводы по Главе 6 377

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 381

СПИСОК УСЛОВНЫХ СОКРАЩЕНИЙ 387

ПРИЛОЖЕНИЕ 388

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК 395

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Несобственно-художественное творчество В.М. Шукшина: поэтика, стилистика, текстология»

ВВЕДЕНИЕ

Художественное творчество выдающегося русского писателя, актера и кинорежиссера Василия Макаровича Шукшина (1929-1974) достаточно хорошо известно как в России и всем постсоветском пространстве, так и в странах дальнего зарубежья1. Его литературные произведения активно издаются, они включены в школьную программу для старших классов, регулярно экранизируются2 и становятся основой для театральных постановок , служат претекстами для современной русской прозы [Десятов, 20142]. Без преувеличения, «творчество Шукшина - достояние не только русской, но и мировой культуры» [Алавердян, 2010, с. 177]. Жизнь В.М. Шукшина оказалась короткой; еще более короткой была его жизнь в искусстве. Но то, что он успел сделать в литературе и кинематографе, позволяет ему встать в один ряд с великими деятелями отечественной культуры XX века. Творчество Шукшина и теперь, во втором десятилетии XXI века, актуально и востребовано не только в России и всем постсоветском пространстве, но и в дальнем зарубежье. Его литературные произведения и кинофильмы - часть повседневной жизни современного образованного человека.

Несобственно-художественное творчество В. Шукшина известно в гораздо меньшей степени. В целом, эпистолярное наследие писателя, его автобиографии, автографы, рабочие, дневниковые записи и т.п. редко

1 См., например [Shukshin, 1996], а также библиографический список переводов произведений В.М. Шукшина на иностранные языки [В.М. Шукшин. Библиографический указатель, 1994, с. 142-151]. Кроме того, постоянно растет число исследовательских работ по художественному творчеству Шукшина, причем, не только в России, но и за рубежом (из работ последних лет см., например: [Givens, 2000], [Алавердян, 2010], [Rhodes, 2012] и др.).

2 Из последних экранизаций: х/ф «Верую!» (реж. JI. Боброва, к/с «Ленфильм», 2009) и др.

3 Безусловно, прежде всего следует указать на спектакль московского Театра наций «Рассказы Шукшина» (реж. А. Херманис), ставший лауреатом премии «Золотая маска» в сезоне 2008/2009 гг. В 2011 г. премьеры спектаклей по произведениям В.М. Шукшина прошли в Алтайском краевом театре драмы им. В. Шукшина (мюзикл «Калина красная» (в 2012 г. сменивший название на «Блудный сын»), реж. В. Подгородинский,) и алма-атинском Государственном академическом русском театре драмы им. М. Лермонтова (спектакль «Чудики», реж. В. Еремин). В 2014 г. к 85-летию В.М. Шукшина в Алтайском краевом театре драмы поставлен спектакль «Я пришел дать вам волю» (реж. А. Зыков).

попадают в фокус внимания исследователей, что обусловлено целым рядом причин. Во-первых, несобственно-художественное творчество традиционно воспринимается как явление, находящееся на периферии творческой деятельности писателя, имеющее узкую сферу функционирования и не влияющее на общий ход литературного процесса. Во-вторых, дневники, письма, автобиографии часто носят сугубо личный, интимный характер, как правило, при жизни писателя не публикуются, достоянием широкой общественности не становятся. По известной инерции такое положение нередко сохраняется и in morte писателя, тем более, что личные архивы выдающихся деятелей искусства далеко не всегда доступны для исследователей.

Все сказанное в полной мере относится к несобственно-художественному творчеству В.М. Шукшина. За редким исключением (см. [Лебедев, 1997], [Глушаков, 2008], [Попова, 2008]) несобственно-художественные тексты писателя ранее не становились объектом отдельного исследования. В 2009 г. к 80-летию В.М. Шукшина коллективом филологов Алтайского государственного университета подготовлено восьмитомное собрание сочинений В.М, Шукшина [Шукшин, 2009]. В 8 томе, редактором-составителем которого стал автор настоящей работы, впервые опубликованы хронологически выверенные подборки писем, автографов, документов и рабочих записей алтайского писателя, самые полные на тот момент. В 2014 году вышло из печати расширенное девятитомное издание собрания сочинений В.М. Шукшина [Шукшин, 2014]. В 8 и 9 тома включены увеличенные в объеме материала разделы, содержащие несобственно-художественные тексты Шукшина. Главным редактором Собрания, а также редактором-составителем 8 и 9 томов стал автор данного диссертационного исследования. В обоих случаях при подготовке изданий нами проведена работа по поиску, сбору, описанию шукшинских несобственно-художественных текстов. Предварительные результаты анализа накопленного материала были представлены в целом ряде научных статей и монографий

(см., например, [Марьин, 20102], [Марьин, 201 Ь], [Марьин, 201 Ь], [Марьин, 2012,], [Марьин, 20122], [Марьин, 2013], [Марьин, 2014,], [Марьин, 2015] и ДР-)-

Актуальность настоящего исследования определяется интересом современного литературоведения к жанрам несобственно-художественного творчества, стремлением ввести их в исследовательское поле филологии. В послевоенный период, в 1945-1970 гг., по словам крупнейшего теоретика автобиографии Ф. Лежёна, «всплеск самовыражения захлестнул всех нас» [Лежён, 2000, с. 114]. Автобиографическое слово активно проникает на радио, телевидение, в печать, с 1966 г. (время появления в продаже кассетных магнитофонов) развивается т.н. «устная история». Жанры, традиционно не включаемые в категорию литературно-художественных: письмо, дневник, автобиография, становятся важнейшим средством самовыражения наряду с художественной литературой, прочно завоевав себе место в бурно развивающейся поп-культуре. Особое значение это должно было иметь в СССР, где в силу идеологических, а иногда и прямо цензурных ограничений, интимное начало далеко не всегда находило отражение в художественной прозе соцреализма. Развитие в СССР в постсталинское время советской поп-культуры сделало ее легальной альтернативой официального искусства, существующего в рамках единственно верного с идеологической точки зрения течения социалистического реализма ^¡уепз, 2000, с. 3]. По мнению американского литературоведа Д. Гивенса, Шукшин был одним из ярких представителей советской поп-культуры, хотя это и касается только его кинотворчества [Там же, с. 4]. Тем не менее, писатель достаточно часто вводит в тексты художественной прозы элементы и письма, и автобиографии, активно работает в жанре публицистики. Изучение несобственно-художественного творчества Шукшина становится важным и необходимым этапом осмысления многогранного творчества алтайского писателя в целом.

Актуальность настоящего исследования определяется и тем, что интерес к творчеству В.М. Шукшина в конце XX - в первые десятилетия XXI века в

литературоведении по-прежнему велик. Это отразилось в активной защите диссертационных исследований ([Чувакин, 1996], [Тевс, 1999], [Московкина, 2000], [Куляпин, 2001], [Илюшина, 2002], [Деминова, 2002], [Левашова, 2003], [Булахова, 2003], [Долотова, 2003], [Леонтьев, 2004], [Марьин, 2004] и др.); публикации большого числа научных работ (статей, тезисов, материалов конференций), в т.ч. монографий и учебных пособий ([О^епБ, 2000], [Сигов, 1999], [Куляпин, 2005], [Ковтуи, 2009], [Коробов, 2009], [Глушаков, 2009], [Алавердян, 2010], [Куляпин, 2012], [Марьин, 2012,], [Скубач, 2013], [Куляпин, Селицкая, 2014], [Марьин, 2015] и др.); издании «Энциклопедического словаря-справочника "Творчество В.М. Шукшина"» [Творчество В.М. Шукшина, 2004-2007], научно-популярной энциклопедии [Шукшинская энциклопедия, 2011], словарей языка прозы В.М. Шукшина [Воробьева, 2001], [Воробьева, .2002], [Елистратов, 2001]. Растет интерес к творчеству алтайского писателя в смежных научных дисциплинах и сферах общественной жизни: истории и теории киноискусства [Арабов, 2006], [Разлогов, 2006], социологии [Ануфриева, Григорьев и др., 2008], [Григорьев, 2010], педагогике [В.М. Шукшин в школе, 2009], философии и культурологии [Бралгин, 2011], публицистке [Юдин, 2010] и т.п. В последние годы велико внимание к фактам биографии Шукшина, его личности, психологии в литературной периодике [Варламов, 2014^, [Варламов, 20142], общественно-политических СМИ (см., например: [Зюзин, 2012], [Ефремова, 2014], [Васянин, 2014], [Заболоцкий, 2014] и др.), в т.ч. и в «желтой прессе» [Пахомова, 2014]. Подобный спектр интереса - от бульварной прессы до академических изданий - несомненно, свидетельствует о большой роли творчества В.М. Шукшина в культуре России, как элитарной, так и массовой. В настоящее время В.М. Шукшин воспринимается как «культовая личность» [Михалев, 2006, с. 28], подлежащая научному изучению во всех аспектах бытия и творчества.

Объектом диссертационного исследования является несобственно-художественное творчество В.М. Шукшина. Термин несобственно-

художественное творчество нами используется для обозначения доступного для изучения корпуса текстов писем, документальных автобиографий, автографов, рабочих записей и публицистики В.М. Шукшина. Термин позволяет адекватно описать и интерпретировать в рамках единого филологического исследования тексты разной жанровой природы словесного творчества В.М. Шукшина. Несобственно-художественное творчество известного русского писателя занимает значительную долю в его словесном творчестве, при этом хронологически охватывая период с 1949 по 1974 гг. Именно в это время происходили не только важнейшие события в жизни В.М. Шукшина, но зарождение, становление и развитие его литературно-художественного творчества. Автобиографии, письма, рабочие записи, публицистика Шукшина отражают широкий социально-культурный фон эпохи, характер его первичного преломления и дальнейшего воплощения в литературно-художественном творчестве.

Предмет исследования данной работы - приемы и средства поэтики, текстологии и стилистики текстов несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина. Изучение жанрообразующих лексических и грамматических средств, описание основных приемов словоупотребления и способов образного освоения мира - важный компонент анализа жанровых форм [Николина, 2002, с. 6].

Материалом исследования являются тексты писем, документальных автобиографий, автографов, рабочих записей и публицистики В.М. Шукшина. Всего нами проанализировано 435 несобственно-художественных текстов известного русского писателя (из них 168 - в рукописи), абсолютное большинство из которых включено в тт. 8 и 9 новейшего собрания сочинений В.М. Шукшина в 9 тт. [Шукшин, 2014].

Цель данного диссертационного исследования заключается в том, чтобы в ходе комплексного филологического анализа текстов жанров несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина выявить их

структурные особенности и влияние на художественное творчество писателя. Подобная цель предполагает решение следующих задач:

1) отобрать материал, необходимый для исследования несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина;

2) реконструировать биографию В.М. Шукшина и определить основные события, связанные с созданием текстов несобственно-художественного творчества;

3) выработать теоретическое обоснование выделения несобственно-художественного творчества в качестве самостоятельного объекта изучения в литературоведении;

4) установить жанры несобственно-художественного творчества в литературном наследии В.М. Шукшина;

5) представить текстологическое описание писем, документальных автобиографий, автографов, рабочих записей и публицистических произведений В.М. Шукшина;

6) дать генологическое описание текстов несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина;

7) выделить набор средств языка, поэтики и стилистики писем, документальных автобиографий, автографов, рабочих записей и публицистических произведений В.М. Шукшина;

8) выявить конкретные следы влияния специфических особенностей текстов жанров несобственно-художественного творчества в художественной прозе В.М. Шукшина;

9) доказать, что несобственно-художественное творчество занимает существенную область в творческом наследии В.М. Шукшина, изучение которой способствует более эффективной интерпретации литературно-художественных произведений писателя, лучшему представлению вектора эволюции средств языка, поэтики, стилистики, тематики и идейной составляющей его художественного творчества.

Методология исследования опирается на описательный, структурно-семантический, сравнительно-типологический и сравнительно-генетический методы. Диссертационное исследование предусматривает комплексный подход к анализу литературного произведения. В соответствии с целью и задачами исследования привлекаются частные методы и методики анализа литературных произведений: мотивный, лингвокультурологический, лингвостилистический методы; методы биографического, текстологического анализа.

Теоретическую и методологическую базу исследования несобственно-художественных жанров составляют работы М.М. Бахтина, Л .Я. Гинзбург, H.A. Николиной, логико-семиотический подход к теории жанров Ж.-М. Шеффера. Текстологический анализ основан на методе текстологии, разработанном С.А. Рейсером.

В основе исследования лежит следующая рабочая гипотеза: несобственно-художественное творчество Шукшина обладает всеми признаками системного единства. Общность теоретико-методологических установок позволяет использовать результаты исследования несобственно-художественной прозы Шукшина для эффективной интерпретации его художественного творчества и реконструкции его реальной биографии.

Положения, выносимые на защиту:

1. Объединение текстов писем, документальных автобиографий, дарственных надписей, рабочих записей и публицистики в рамках понятия «несобственно-художественное творчество» позволяет сделать их полноценным объектом исследования в литературоведении.

2. Предложенная в настоящей диссертационной работе методика исследования текстов несобственно-художественного творчества в форме последовательного анализа особенностей текстологии, языка, поэтики, стилистики и влияния на художественное творчество на уровне сюжетных линий, мотивов и символов обеспечивает их адекватное описание и интерпретацию.

3. Применение методики анализа несобственно-художественного творчества к текстам В.М. Шукшина обеспечило:

A) заполнение лакун в биографии В.М. Шукшина;

Б) выявление литературных источников его произведений;

B) уточнение времени создания художественных произведений и обнаружения неизвестных ранее текстов;

Г) реконструкцию биографической основы произведений В.М. Шукшина;

Д) адекватную интерпретацию мотивов и символов его художественной прозы.

4. Трансжанровость - один из главных признаков несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина, способствующий проникновению мотивов, символов, тем, формальных элементов несобственно-художественных текстов в художественные произведения писателя.

5. Письма, автобиографии, автографы (дарственные и памятные надписи), публицистика — самостоятельные жанры несобственно-художественного творчества Шукшина.

6. Несобственно-художественные жанры в творчестве Шукшина обладают оригинальной жанровой подсистемой, определенным набором средств языка, поэтики и стилистики, требуют особых приемов текстологии.

7. Жанры несобственно-художественной прозы обнаруживают взаимодействие с художественным творчеством Шукшина.

8. Рабочие записи - окказиональный жанр несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина, к которому относится совокупность черновых заметок художественного и несобственно-художественного характера, оставленных автором в рабочих тетрадях, на уровне тематики, мотивов, образов, средств поэтики и стилистики, взаимодействующий с художественными произведениями писателя.

Научная новизна настоящей работы определяется применением комплексного филологического анализа к несобственно-художественным текстам разных жанров. В научной литературе данные жанры анализируются почти исключительно дискретно, например, автобиография (см., например, [вЬишакег, 1954], [Гриппе, 1989], [Николина, 2002], [Мелешенко, 2004], [Ргкс1шгс1, 2007], [Мишина, 2010]), дневник (см. [Михеев, 2006], [Булдакова, 2010] и др.) или эпистолярий (см. [Суровцева, 2006], [Суровцева, 2010] и др.). В шукшиноведении несобственно-художественное творчество алтайского писателя также прежде никогда не становилось объектом системного изучения (см. [Апухтина, 1986], [Горн, 1990], [Творчество В.М. Шукшина, 2004-2007] и др., где данная тема совсем не рассматривается).

Научная новизна настоящей диссертационной работы также заключается в том, что:

1) в работе впервые формулируются и концептуально закрепляются границы понятия «несобственно-художественное творчество»;

2) работа представляет собой первое монографическое исследование корпуса текстов несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина;

3) на широком эмпирическом материале в диссертации представлены жанровая типология и анализ поэтики, текстологии, языка и стилистики произведений несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина.

Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в разработке принципов филологического анализа несобственно-художественных текстов: писем, автобиографий, автографов, рабочих записей. Изучение несобственно-художественных текстов как особого вида словесности - одно из актуальных направлений современного литературоведения (см. [Ье]еиппе, 1989], [Лежён, 2000], [Николина, 2002], [Симкин, 2005], [Смирнов, 2014] и др.). Письма, документальные автобиографии, автографы, дневниковые записи содержат важнейшие указания на эстетические позиции, ценностные ориентиры, художественные принципы, эволюцию языка и стиля автора, что в проекции на литературно-

художественное творчество может открыть новые аспекты в исследовании творчества писателя. В отношении такой области литературоведения как шукшиноведение, диссертационное исследование способствует обновлению теоретической базы, т.к. позволяет пересмотреть истоки и ход эволюции языка, стиля, поэтики, идейной основы художественной прозы В.М. Шукшина.

Диссертационная работа может быть включена в комплекс исследований жанровой специфики литературных произведений, принципов сравнительно-типологического анализа, построения научной биографии.

Практическая значимость полученных результатов определяется их непосредственным внедрением в учебный процесс в вузе, а также в практику предыздательской и редакторской подготовки текстов несобственно-художественного творчества. Результаты исследования могут использоваться в процессе преподавания курсов и спецкурсов по русской литературе XX века, литературе Алтая, лингвокраеведению, текстологии, стилистике.

Источниковедческая база диссертационного исследования включает в себя значительный по объему массив рукописных и машинописных текстов несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина (письма, документальные автобиографии, автографы, рабочие записи, черновики статей и интервью) из архивных и музейных фондов Российской Федерации, с которыми автор настоящей работы имел возможность лично ознакомиться: архива Всероссийского государственного университета кинематографии им. С.А. Герасимова (г. Москва), Объединенного архива киноконцерна «Мосфильм» (г. Москва), Российского государственного архива литературы и искусства (г. Москва), Центрального военно-морского архива Министерства обороны РФ (г. Гатчина, Ленинградская обл.), Всероссийского государственного музея-заповедника В.М. Шукшина (с. Сростки, Бийский р-он, Алтайский край), Государственного архива Алтайского края (г. Барнаул), Государственного музея истории литературы, искусства и культуры Алтая (г. Барнаул). Кроме того, в процессе работы нами использованы рукописные

источники, принадлежащие В.М. Шукшину, из частных архивов людей, некогда знавших алтайского писателя и кинорежиссера: Л.И. Андросовой (г. Москва), Л.Д. Ягунковой (г. Москва), М.А. Тарковской и A.B. Гордона (г. Москва), Ю.В. и P.A. Григорьевых (г. Москва), Л.А. Новак (г. Новочеркасск). Автором также проведена обширная поисковая работа в Российской государственной библиотеке (г. Москва), Государственной публичной исторической библиотеке России (г. Москва), Государственном архиве Владимирской области (г. Владимир), архиве и музее ООО «Владимирский моторо-тракторный завод», Владимирской областной научной библиотеке, Новосибирской государственной научной библиотеке, Алтайской краевой универсальной научной библиотеке: материалы данных фондов также использованы при подготовке настоящего исследования.

Соответствие паспорту специальности. Диссертационное исследование соответствует следующим областям паспорта специальности 10.01.01 «Русская литература»:

1) История русской литературы XX - XXI веков;

2) Биография и творческий путь писателя;

3) Взаимообусловленность различных видов литературного творчества: письма, дневники, записные книжки, записи устных рассказов и т.п.;

4) Творческая лаборатория писателя, индивидуально-психологические особенности личности и ее преломлений в художественном творчестве.

Апробация диссертационного исследования. Основные положения диссертации нашли отражение в двух монографиях: 1) Марьин, Д.В. Письма, автобиографии и автографы В.М. Шукшина: монография / Д.В. Марьин. -Барнаул: ИД «Барнаул», 2012. - 168 е.; 2) Марьин, Д.В. Несобственно-художественное творчество В.М. Шукшина: системное описание: монография / Д.В. Марьин. - Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2015. - 389 е.; 3) в главе «Рабочие записи В.М. Шукшина (опыт системного описания)» коллективной монографии «Извне и изнутри Сибири: А.Чехов - А.Вампилов - В.Шукшин» (Ишим: Изд-во ИГПИ им. П.П.Ершова, 2014. - С. 366-413), а также в ряде

научных статей, в том числе 22 в ведущих рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК для публикации основных научных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук. Основные положения работы стали материалом для обсуждения на международных, всероссийских, региональных научных и научно-практических конференциях в Праге (2013), Владимире (2012; 2013), Томске (2012), Новосибирске (2013; 2014), Ишиме (2012; 2013), Барнауле (2007; 2009; 2010; 2013; 2014); Бийске (2009), Сростках (2006; 2009), в том числе на: Музейной научно-практической конференции «III Шукшинские чтения» (Сростки, 2006); VII Всероссийской юбилейной научной конференции (с международным участием) «Творчество В.М. Шукшина в межнациональном культурном пространстве» (Барнаул-Бийск, 2009); II Всероссийской (с международным участием) научно-практической конференции «Язык, литература и культура в региональном пространстве», посвященной памяти профессора И.А. Воробьевой (Барнаул, 2010); VI Всероссийской с международным участием научной конференции «Русская литература в современном культурном пространстве: Концепции семьи в парадигмах художественного сознания и авторских моделях» (Томск, 2012); IV Всероссийской научно-практической конференции «Литература и кино - в поисках общего языка» (Владимир, 2012); IX Международной научно-практической конференции «Современные научные достижения» (Прага, Чехия, 2013); Всероссийской научной конференции «XIV Филологические чтения: Статус пограничной зоны в литературе и культуре» (Новосибирск, 2013); XIII Международной научно-практической конференции «Русская литература в контексте мировой культуры» (Ишим, 2013); V Всероссийской научно-практической конференции с международным участием «Литература и кино - в поисках общего языка: Писатель и журналист в киноискусстве» (Владимир, 2013); Международной научной конференции, посвященной 85-летию со дня рождения В.М. Шукшина «Традиция творчества В.М. Шукшина в современной культуре» (Барнаул-Бийск, 2014); IV Международной научно-практической конференции «Журналистика в коммуникативной культуре

современности» (Новосибирск, 2014) и др., а также на заседаниях кафедры общей и прикладной филологии, литературы и русского языка ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет».

Материалы исследования положены в основу авторских курсов для бакалавриата и магистратуры «Лингвокраеведение», «Идиостиль писателя: текстологическая интерпретация», «Литература Алтая», а также открытой лекции «Загадки биографии В.М. Шукшина», прочитанной на II Международном образовательном форуме «Алтай-Азия 2014» (АлтГУ, 25 сентября, 2014 г.).

Ряд теоретических и практических результатов настоящего диссертационного исследования были использованы автором при подготовке текстов и создании комментариев 8 тома собрания сочинений В.М. Шукшина в 8 тт. (Барнаул, 2009), а также 8 и 9 томов нового юбилейного собрания сочинений В.М. Шукшина в 9 тт. (Барнаул, 2014)4, главным редактором которого стал также автор настоящей работы. По теме диссертации опубликовано 67 работ (в том числе в изданиях ВАК - 22), общим объемом 70 п.л.

Структура диссертационной работы продиктована целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, шести глав, заключения, списка условных сокращений, приложения и библиографического списка. В приложении приводятся факсимиле текстов несобственно-художественного творчества В.М. Шукшина для наглядного представления элементов стиля, графической организации и отчасти тематики подобных произведений. Библиографический список включает 338 наименований.

' См. [Шукшин, 2009], [Шукшин, 2014].

ГЛАВА 1

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА НЕСОБСТВЕННО-ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТВОРЧЕСТВА В.М. ШУКШИНА

1.1 Биография В.М. Шукшина в контексте исследования несобственно-художественного творчества писателя

В 1983 г. Л.И. Емельянов, имея в виду опубликованные на тот момент издания о жизни и творчестве В.М. Шукшина, заметил, что «биография писателя освещена в них со всей возможной на сегодня полнотой» [Емельянов, 1983, с. 12]. Как оказалось, этот тезис был слишком оптимистичным. И сейчас, спустя 30 лет, биография В.М. Шукшина все еще содержит множество лакун, заполнить которые не смогли даже его близкие друзья и родственники, а сам писатель по каким-то причинам либо совсем не упоминал об этих эпизодах в своих документальных автобиографиях, либо касался исключительно вскользь. Как заметил А.Н. Варламов относительно биографии Шукшина, «Василий Макарович жил совсем недавно, но таких провалов в биографии, таких темных пятен, неясностей я не встречал ни у Платонова, ни у Булгакова, ни у Алексея Толстого, ни у Пришвина или Грина» [Варламов, 2014), с. 13]. Жизнь и творчество Шукшина окружены многочисленными легендами, к появлению которых он сам нередко имел прямое отношение, и которые по-прежнему остаются неизменным атрибутом биографических очерков о писателе, невольно искажая наше представление о нем. Между тем, шукшинское творчество, глубоко автобиографическое по своей природе, для полного описания и адекватной интерпретации требует объективной и детальной реконструкции биографии автора. В фактах личной жизни и профессиональной деятельности В.М. Шукшина, в характерах и судьбах людей, его окружавших, в мыслях, доверенных лишь письмам и рабочим записям (т.е. текстам не предназначенным для широкого читателя),

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Марьин, Дмитрий Владимирович, 2015 год

2.1.2 Источники

По верному замечанию Н.Ф. Бельчикова, «источник в историко-литературной работе - это фундамент научного труда» [Бельчиков, 1983, с. 42].

Все источники, содержащие тексты писем В.М. Шукшина, можно разделить на 2 вида: первичные и вторичные.

Первичные (первоисточники) - рукописные и приравненные к ним (машинопись, бланки телеграмм) эпистолярные тексты В.М. Шукшина. В данном случае необходимо разграничивать основной текст письма и эпистолярные наброски (черновые), что, например, характерно для А.С. Пушкина [Левичева, 1997, с. 18]. Однако особенностью эпистолярного наследия алтайского писателя является то, что наброски его писем пока не обнаружены. Из 153 эпистолярных работ Шукшина, опубликованных в новейшем собрании сочинений писателя [Шукшин, 2014, т. 8, с. с. 212-309], что составляет крупнейшую на сегодня подборку писем В.М. Шукшина, только 78 (51%) печатаются по оригиналу-первоисточнику. Значительную часть этих текстов составляют письма к матери и сестре — М.С. Куксиной и

Н.М. Зиновьевой: всего 33 единицы. Среди других адресатных групп эти письма преобладают количественно и в масштабах всего эпистолярного наследия Шукшина. Нельзя не согласиться с Майклом Шрётером и Даниелой Халлер, заметившими, что «письма пишутся в том случае, когда корреспонденты разделены физически» [Schröter, Haller, 2011, с. 6]. Естественно, что письма В.М. Шукшина к JT.H. Федосеевой-Шукшиной, детям, московским друзьям и коллегам в количественном отношении уступают письмам родственникам с Алтая, а также нестоличным друзьям и коллегам.

Говоря о первоисточниках шукшинских писем нельзя не упомянуть о т.н. «сростинском архиве». В 2002 г. в с. Сростки, на чердаке дома, в котором М.С. Куксина проживала в период с 1957 по 1963 гг., местными школьниками был обнаружен архив семьи Шукшиных 1940 — 1950-х гг., долгое время считавшийся утраченным. В числе найденных документов - 13 писем В.М. Шукшина к матери периода флотской службы (из них 4 сохранились в виде фрагментов), 6 писем и один фрагмент письма к сестре - Н.М. Зиновьевой (Шукшиной), 3 письма к неизвестному адресату (сохранились частично) и одно письмо к И.П. Попову (сохранилось частично). Именно об этом собрании писем когда-то сокрушался В.И. Коробов: «Как жаль, что все шукшинские письма той поры навсегда утрачены (были забыты при продаже деревенского дома и переезде матери в Бийск в коробке на чердаке, а когда их хватились, выяснилось, что новые хозяева дома сожгли "ненужный хлам")!» [Коробов, 1984, с. 23]. Оказывается, письма были забыты гораздо раньше, на чердаке совсем другого дома!

Сотрудниками ВММЗ В.М. Шукшина (с. Сростки) проведены первичная очистка бумаги и расшифровка текстов. Однако плохая сохранность не позволила восстановить тексты писем полностью: безвозвратно утрачены некоторые слова, предложения и даже страницы [Попова, 2008, с. 106]. Впервые в составе восьмого тома Собрания сочинений В.М. Шукшина в 8 тт. были опубликованы 15 наиболее полно сохранившихся писем к М.С.

Куксимой и Н.М. Зиновьевой (Шукшиной) из состава «сростинского» архива [Шукшин, 2009, т. 8, с. 196-209]53. В 2008 г., специально для публикации в составе Собрания сочинений поклонником творчества алтайского писателя

A.B. Новосельцевым (г. Елец) были переданы копии пяти писем В.М. Шукшина, оригиналы которых хранятся в личном архиве P.A. и Ю.В. Григорьевых (г. Москва). P.A. и Ю.В. Григорьевы — кинорежиссеры, друзья

B.М. Шукшина, снявшиеся в х/ф «Живет такой парень» (1964), совместно поставившие по мотивам произведений В.М. Шукшина х/ф «Праздники детства» (1982, к/с им. М. Горького). Письма были обнаружены A.B. Новосельцевым в архиве Григорьевых в 2005 г. Они имеют плохую сохранность, часть текста утеряна безвозвратно. По словам P.A. Григорьевой, В.М. Шукшин, не имея московской прописки и жилья в Москве (см. об этом: [Гришаев, 1994, с. 130]), некоторое время проживал в квартире Григорьевых в самом начале 1960-х гг. Очевидно, в один из приездов на Алтай, Шукшин забрал эти письма с собой в Москву, где они были оставлены (или забыты?) среди прочих его вещей и пролежали у Григорьевых 45 лет. Письма из архива P.A. и Ю.В. Григорьевых [Шукшин, 2014, т. 8, с. 217-221] относятся к 19491951 гг., содержательно и хронологически дополняя письма из «сростинского» архива. Именно письма вновь воссоединенного архива семьи Шукшиных и составляют основную долю новых, ранее не публиковавшихся писем, ставших, наконец, доступными широкому кругу исследователей. Письма из «сростинского архива» охватывают период с октября 1949 г. (почти с начала срочной службы) до весны 1953 г. (в это время Шукшин, демобилизованный по состоянию здоровья из рядов ВМФ, готовился к сдаче экзаменов экстерном в Сростинской средней школе) и достаточно полно отражают мировоззрение В.М. Шукшина в этот период [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214-229].

53 Оригиналы писем хранятся в ВММЗВШ (ОФ. 9788, 9792, 9793, 9789, 9791, 9794, 9790, 9796, 9827, 9797, 9787, 9795, 9829, 9828, 9830).

Второй по численности адресатной группой писем Шукшина, сохранивших первоисточники, являются письма к И.П. Попову — троюродному брату В.М. Шукшина5'1 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 235, 237-241, 244, 261, 267, 285]. 8 писем и 1 телеграмма охватывают период с января 1957 по декабрь 1973 года и были переданы в фонды ВММЗВШ самим адресатом. Еще две группы каждая по 5 единиц составляют подборки писем В.М. Шукшина к В.А. Софроновой55 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 252, 253, 254-257] и Е.В. Шукшиной56 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 285, 289-291, 299]. Фотокопии всех этих писем были переданы на хранение в ГМИЛИКА и ВММЗВШ Е.В. Шукшиной. Обращение к первоисточникам данных писем позволяет вскрыть те купюры и искажения, которые проникли в предыдущие их издания (ср., например, [Коробов, 1984, с. 134-135, 252, 252-253]).

Вызывают интерес исследователей три письма В.М. Шукшина к Н.Н. Яновскому57 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 274, 278]. Долгое время они были известны только во вторичных вариантах, содержащих купюры текста [Яновский, 1984, с. 293-294]. Письма содержат ряд фактов, связанных с

54 Попов Иван Петрович (1926 - 2007) - троюродный брат В.М. Шукшина, художник. Детство провел в с. Сростки. В 1956 г. окончил Киевский художественный институт, в 1956-1959 гг. жил и работал в Донецке, с 1959 г. - в Новосибирске. Член Союза художников СССР (1963). Профессор кафедры живописи Новосибирского государственного педагогического института (позже — университета). Участвовал в съемках фильмов В.М. Шукшина «Живет такой парень» (1964), «Ваш сын и брат» (1965) и «Странные люди» (1969). И.П. Попов - единственный художник, написавший натурный портрет В.М. Шукшина «Шукшин в своем доме. 1970 г.» (1971 г.). С 1981 г. в историко-художественном музее г. Искитим (Новосибирская обл.) действует постоянная экспозиция, посвященная В.М. Шукшину, в основе которой — живописные и графические работы И.П. Попова. Похоронен в с. Сростки. Оригиналы писем хранятся в фондах ВММЗВШ (ОФ. 1403, 1404, 1401, 1402, 1405, 1407, 1406, 493; МВФ. 892/2).

55 Софронова Виктория Анатольевна (1931-2000) - литературный критик, в 60-80-е гг. - редактор отдела критики журнала «Москва». Дочь писателя, редактора журнала «Огонек» A.B. Софронова (1911-1990). В 1963-1964 гг. - гражданская жена В.М. Шукшина. Мать Е.В. Шукшиной. Фотокопии писем хранятся в фондах ГМИЛИКА (МВФ. 1114/1,1114/2).

56 Шукшина Екатерина Васильевна (р. 1965) - дочь В.М. Шукшина и В.А. Софроновой (до восстановления отцовства в 1972 г. носила фамилию «Софронова»), Филолог, переводчик. Живет и работает в Москве. Фотокопии писем к Е.В. Шукшиной хранятся в фондах ГМИЛИКА (МВФ. 1114/3, 162/2, 162/3) и ВММЗВШ (ОФ. 525, 1539).

57 Яновский Николай Николаевич (1914-1990) - советский литературовед и литературный критик. Член СП СССР. Главный редактор издания «Литературное наследие Сибири», член редколлегии журнала «Сибирские огни». Оригиналы писем хранятся в ГААК (Ф.Р. 1653. Оп. 1. Д. 8. J1. 1; Ф.Р. 1653. Оп. 1.Д. 8. Л. 3; Ф.Р. 1653. Оп. 1. Д. 8.JI.2).

историей публикации романа «Я пришел дать вам волю» в журнале «Сибирские огни».

Впервые в новом собрании сочинений В.М. Шукшина публикуются 2 письма алтайского кинорежиссера и писателя к Л.И. Андросовой [Шукшин, 2014, т. 8, с. 259, 263]. Оригиналы писем в 2013 г. были предоставлены главному редактору издания дочерыо адресата - Н.В. Карташёвой (Москва). Людмила Ивановна Андросова (Филиппова) (р. 1946) в 1964-1969 гг. была студенткой историко-филологического факультета Томского государственного университета. На 2 курсе (в 1966 г.) она написала курсовую работу по творчеству В.М. Шукшина (на материале сборника «Сельские жители»), которая была подвергнута острой критике на студенческой конференции за «субъективность и чрезмерную пристрастность». Огорченная неудачей студентка обратилась с письмом к Шукшину и вскоре получила ответ (данное письмо). Завязалась переписка, которая продолжалась до 1969 г. и составила, по воспоминаниям Л.И. Андросовой, 6-8 писем, из которых до сего времени сохранились только 2. В январе 1969 г., во время зимних каникул, Л.И. Андросова была командирована в Москву, во ВГИК, на преддипломную практику (тема дипломной работы: «Лингвостилистический анализ киносценария В.М. Шукшина "Я пришел дать вам волю"»). При встрече на к/с им. М. Горького, режиссер и писатель показал студентке протоколы заседаний художественного совета киностудии с обсуждением сценария, подарил сборник «Там, вдали» с автографом [Шукшин, 2014, т. 9, с. 84]. В настоящее время письма находятся в личном архиве Л.А. Андросовой.

Остальные первоисточники писем В.М. Шукшина представлены, главным образом, единичными экземплярами.

Вторичные источники — печатные варианты эпистолярных текстов писателя. Они были опубликованы уже после смерти Шукшина. Для некоторых вторичных источников их рукописные варианты со временем стали доступны для исследователей, для многих оригиналы и сегодня остаются по ряду причин недоступными. Сопоставление рукописных и печатных

вариантов (там, где это возможно) в ряде случаев показывает серьезные расхождения (главным образом, купюры) в тексте, что будет нами продемонстрировано в следующем параграфе Главы 3. Среди адресатных групп вновь лидируют письма к матери и сестре - к М.С. Куксипой и Н.М. Зиновьевой: 32 письма (из общего количества в 75 писем). Их оригиналы находятся в частных и музейных архивах и не всегда доступны для исследователей. Второй по количеству вторичных текстов писем адресатной группой являются циклы писем к друзьям. Письма Шукшина к В.И. Белову (13 ед.) охватывают период с 1966 по 1974 гг. Оригиналы хранятся в личном архиве Василия Белова. Впервые они были опубликованы самим писателем из Вологды в 1989 году в газете «Литературная Россия» [Шукшин, 1989з, с. 6-7]. Достаточно обширна подборка писем В.М. Шукшина к ленинградскому писателю Г.А. Горышину. 7 писем относятся к периоду 1964-1974 гг. Письма к В.И. Белову и Г.А. Горышину позволяют не только восстановить целый ряд эпизодов биографии В.М. Шукшина, но и представить работу над некоторыми его произведениями (например, перипетии с публикацией рассказа «Кляуза» или цикла «Внезапные рассказы» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 295, 300]).

Другие вторичные письма В.М. Шукшина представлены, в основном, единичными экземплярами.

2.1.3 Целостность текста

Проблема целостности авторского текста эпистолярных работ Шукшина представлена рядом аспектов:

I) Физическая утрата авторского текста.

Около 20 % (30 из 153 доступных исследователям) писем В.М. Шукшина дошли до нас поврежденными, часть их текстов утеряна безвозвратно. Прежде всего, это касается писем из т.н. «сростинского архива». В составе восьмитомного Собрания сочинений В.М. Шукшина [Шукшин, 2009, т. 8, с. 214-228] впервые опубликованы 15 наиболее полно сохранившихся писем к М.С. Куксиной и Н.М. Зиновьевой (Шукшиной) из

состава «сростинского» архива. Это же касается 5 писем В.М. Шукшина, оригиналы которых хранятся в личном архиве P.A. и Ю.В. Григорьевых (г. Москва). Письма имеют плохую сохранность, часть текста утеряна безвозвратно. Письма из архива Григорьевых (см. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 217221]) относятся к 1949-1951 гг., содержательно и хронологически дополняя письма из «сростинского» архива, частью которого они являлись когда-то. Многочисленные повреждения в результате воздействия влаги имеет и письмо В.М. Шукшина к J1.H. Федосеевой, датируемое августом 1974 г. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 307].

2) Купюры текста при публикации писем.

Сравнение оригиналов писем Шукшина с их существующими публикациями показало, что в целом ряде случаев тексты писем ранее подвергались сокращению. Это касается писем к И.П. Попову, JI.A. Новак, H.H. Яновскому. Можно указать на следующие причины, заставлявшие адресата (редактора) прибегать к купюрам при публикации:

а) идеологические: Например, из письма к H.H. Яновскому от 01.10.1970 г. изъято упоминание об эпидемии холеры в Астрахани летом 1970 г., свидетелем чего стал Шукшин. Ср.: «Не обижайтесь на меня за мою

58

неопределенность с приездом: просидел месяц в холерной Астрахани в карантине и запустил дела целиком» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 275] vs «Не обижайтесь на меня за мою неопределенность с приездом: просидел месяц в Астрахани и запустил дела целиком» [Яновский, 1984, с. 293]. В письме к

58 В июле 1970 г. в ряде портовых городов юга СССР (Одесса, Керчь, Астрахань и др.) вспыхнула эпидемия холеры (согласно официальной истории - последняя в СССР). В связи с этим были ограничены транспортные перевозки в южном направлении, в ряде городов введен карантин. В Астрахани с 30 июля запрещен выезд граждан из города, с 1 августа - въезд. Всего в Астраханской обл. зараженными холерой оказались ок. 3000 чел., из них 35 скончались. В.М. Шукшин оказался в Астрахани вместе с рабочей группой х/ф «Степан Разин», которая занималась поиском «натуры» и сбором материала для фильма, который так и не был снят. В советских СМИ об эпидемии холеры не сообщалось, по тем же соображениям, очевидно, H.H. Яновский при публикации письма Шукшина сделал соответствующие купюры. Эпидемия холеры вызвала отклик в неофициальном словесном творчестве: см., например, песню B.C. Высоцкого «Не покупают никакой еды...» и комментарии к ней [Высоцкий, 2012, с. 64-65].

Л.А. Новак (октябрь 1968 г.)59: «Разыскивал его работник госбезопасности и нашел где-то на северном Урале (в лагере) чуть ли не с 15-летним сроком заключения. Рецидивист» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 269] уз «Разыскивал его... и нашел где-то на Северном Урале (в колонии). Рецидивист» [Немиров, 1975].

Аналогичным образом в тексте ответного письма Шукшина кемеровскому поэту М.А. Небогатову при первой публикации в газете была исключена фраза, которая, очевидно, по мысли редактора могла повредить моральному облику писателя.. Публикация в 2014 г. родственницей М.А. Небогатова полного текста письма В.М. Шукшина помогла вскрыть купюру: «Книжек-то у меня, Михаил, маловато — две. И тех — тут надо поверить — нету: раздал все по пьяной лавочке, а теперь нету» [Карпова, Инякина, 2014, с. 105] уб «Книжек-то у меня, Михаил, маловато — две. И тех — тут надо поверить —нету: раздал все... А теперь нету» [Небогатое, 1975].

б) личные: В письмах к родным (М.С. Куксиной, И.П. Попову) при первой публикации нередко исключались целые отрывки, носящие личный характер. Например, в письме к матери из Будапешта, датированном октябрем 1969 г. в ранних публикациях вырезана часть текста, посвященная дочерям писателя.

При первой публикации письма В.М. Шукшина к В.И. Белову, датированного февралем 1966 г., в его текст была внесена купюра: « <...>М-ву обидел? Кэх!.. Ее только колом осиновым можно обидеть» [Шукшин, 1989з, с. 6]. Какой антропоним подвергся сокращению Беловым стало известно позднее. В книге «Тяжесть креста» В.И. Белов, приводя цитаты из писем Шукшина, раскрывает и данную купюру: «<...>Мордюкову обидел? Кэх!.. Ее только колом осиновым молено обидеть <...>» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 60]. Очевидно, что В.И. Белов из этических соображений в первом случае скрыл имя известной отечественной киноактрисы. Исправленный вариант

5<; В составе Собрания сочинении В.М. Шукшина в 9 тт. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 269] печатается по фотокопии с оригинала, предоставленной редактору-составтелго тома лично Л.А. 11овак.

текста письма приводится нами в новом собрании сочинений алтайского писателя [Шукшин, 2014, т. 8, с. 258].

Данные факты позволяют с большой долей уверенности предположить, что купюры присутствуют и в существующих публикациях писем Шукшина к В.И. Белову и Г.А. Горышину, оригиналы которых до сих пор недоступны исследователям.

3) Обсцениая лексика.

Исследователи языка прозы алтайского писателя отмечают, что Шукшин почти не применяет грубой и грубовато-экспрессивной лексики. Это подтверждается и анализом языка эпистолярных работ. Во всем корпусе писем Шукшина зафиксированы лишь три единицы, относящиеся к сфере русского сквернословия (см. далее § 2.3). Задача максимально полного представления текстов писателя в Собрании сочинений заставила редактора сохранить их при публикации, прибегнув в одном случае к -частичному, сокращению [Шукшин, 2014, т. 8, с. 284]. Грубо-просторечная ФЕ «отрезать . яйца» («Так что сделано много, только что яйца ne отрезал казачьему атаману») в письме к H.H. Яновскому от 01.10.1970 г. ранее, при первой публикации, была изъята из текста [Яновский, 1984, с. 293]; вульгарно-просторечное «пёрнуть» в письме к И.П. Попову от 12 ноября 1961 г («Какой трудный путь надо было пройти, чтобы придти туда, где живешь, и хотя бы пёрнуть или пройтись на руках — ты дома!! Никто не покосится», [Шукшин, 2014, т. 8, с. 245] также было исключено при первом издании [Попов, 1984, с. 183].

4) Авторская орфография и пунктуация.

Тексты оригиналов писем В.М. Шукшина содержат значительное количество орфографических, грамматических и пунктуационных ошибок: Што60 ты, милая моя? (М.С. Куксиной, весна 1950 г.); Пришли, мама, свою

60 Данное написание, как указывает Л.Б. Парубченко, отражающее позиционное варьирование фонемы [Парубченко, 2014, с. 353] встречается и в рассказе «Гоголь и Райка» («Читай, читай! Што, уж зевнуть нельзя?» [Шукшин, 2014, т. 3, с. 158]) в словах матери автобиографического героя. Вполне возможно, что в письме к матери Шукшин намеренно использует ненормативную форму.

96

фотокарточку, не вроет, а открытку — где лучше видно лицо-, Будь здорова моя милая (М.С. Куксиной, май 1952 г.); И я точно не знаю когда она будет (М.С. Куксиной, 04. 06. 51 г.); Рецидивист (JI.A. Новак, октябрь 1968 г.); Нужно, чтобы ты позвонил в понедельник вечером или вторник утром (19) — чтобы мы условились встретиться (В.И. Фомину, 14 марта 1974 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 245]; «Мама, есть одно средство от давления. Вот: полкилограмма (0, 5 кг) орех грецких — но не самих орех, а перегородок, которые внутри ореха <...>» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 289] и др.

В ряде публикаций они исправлялись редакторами (см., например, [Немиров, 1975]), что, de facto, приводило к искажению авторского текста. Заметим, что в текстологии проблема сохранения авторской орфографии и пунктуации решается неоднозначно. По мнению С.А. Рейсера, «понятие об авторской воле в отношении текста никак нельзя механически переносить на знаки препинания» [Рейсер, 1970, с. 183]. При составлении и редактировании нового собрания сочинений В.М. Шукшина в 9 тт. эта проблема решалась нами дифференцировано. Так или иначе, редактор следовал принципу, принятому в текстологии: «сохранить всё индивидуальное, поскольку удается его выявить, и поскольку оно имеет смысловое значение» [Рейсер, 1970, с. 184]. Там, где ошибки носили явно случайный характер, не отражали специфику идиостиля писателя, при публикации в составе Собрания сочинений они исправлялись: следует помнить и о том, что письмо - сугубо личный документ и зачастую оно создавалось наскоро, без должного внимания к правилам орфографии и пунктуации.

2.1.4. Датировка

Датировка писем В.М. Шукшина является одной из важнейших задач текстологического изучении эпистолярного наследия писателя. Знание истинной даты написания письма позволяет адекватно встроить его в хронологию эпистолярия автора и, как следствие, полнее и объективнее представить многие факты биографии В.М. Шукшина, эволюцию языка его

творчества, в деталях восстановить ход работы над конкретным произведением. Шукшин редко датировал свои письма. Авторская датировка в обязательном порядке присуща только деловым письмам Шукшина (письма в редакции СМИ и прочие организации, официальным лицам). Исследование шукшинского эпистолярия включает в себя следующие способы определения даты написания писем:

1) Следование авторской датировке.

Авторская датировка иногда сверхточна: так в письме к сестре, ILM. Зиновьевой (Шукшиной), автор в конце текста указал не только дату написания, но и точное время «05.07.52. 20.45московск.» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 227]. В тех случаях, когда авторская датировка отсутствует (а это, повторяем, касается большинства писем Шукшина), дату приходится определять по косвенным признакам: по почтовым отметкам на конвертах, по содержанию, по пометам, сделанным адресатом и др.

2) Датировка по пометам адресата.

При исследовании писем В.М. Шукшина, мы столкнулись с ситуацией,-когда адресат сам делал пометы на письме с целью фиксации даты его написания, указывал дату устно, либо при публикации письма. В данной ситуации, как показала проверка, далеко не всегда следует полагаться на слова адресата, которые должны обязательно подтверждаться и другими данными. Так дата написания письма к Л.А. Новак (октябрь 1968 г.) известна со слов адресата [Немиров, 1975], но она подтверждается анализом содержания письма. В частности, Шукшин пишет: «Отвечаю из больницы (воспаление легких)...» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 269]. Известно, что в октябре 1968 г. режиссер, действительно, находился в больнице г. Владимира, куда попал, заболев воспалением легких на съемках х/ф «Странные люди». Крайне условной (начало 60-х гг.) является и устная датировка P.A. Григорьевой одного из писем Шукшина к ней ([Шукшин, 2014, т. 8, с. 248]). Анализ содержания и в этом случае помог установить более точную дату (ноябрь-декабрь 1962 г.). Ошибочной оказалась датировка, сделанная рукой И.П.

Попова на адресованной ему новогодней поздравительной открытке Шукшина («с 1966 годом»). При этом по штемпелю на открытке можно установить приблизительную дату написания открытки: 27 декабря 1966 г., т.е. автор поздравляет адресата не с 1966-м, а с 1967 г.!

3) Датировка по почтовым отметкам.

Этот способ особенно эффективен для датировки телеграмм (тем более, что время приема телеграммы, указываемое на бланке, незначительно отличается от времени написания ее текста).

Заметим, что установление даты написания по почтовым отметкам оправдывается далеко не всегда, т.к. данное письмо в условиях хранения в частном архиве может случайно оказаться в конверте от другого письма. Так, например, последнее письмо В.М. Шукшина к Л.Н. Федосеевой [Шукшин, 2014, т. 8, с. 307] до недавнего времени неверно датировалось по почтовому штемпелю, указывавшему на 3 июня 1974 г. Однако изучение содержания письма и сопоставление полученных данных с некоторыми фактами биографии писателя, членов его семьи, а также с воспоминаниями современников, выявило целый ряд анахронизмов, что позволило указать на более позднее время написания письма - август 1974 г. Поскольку у подавляющего большинства писем Шукшина, находящихся в музейных и архивных фондах, конверты утрачены, то определение даты по почтовым отметкам является очень редкой процедурой.

4) Датировка по содержанию.

Установление даты написания письма по его содержанию - более частый прием, но, вместе с тем, и более условный, хотя в ряде случаев он позволяет определить время создания письма с точностью до дня. Датировка на основании содержания — один из плодотворных приемов текстологии [Рейсер, 1970, с. 205]. Так установить примерную дату написания первого известного нам письма Шукшина (к М.С. Куксиной) помогли слова автора: «Поздравляю с днем рождения! Мамочка, тебе уже 40 лет» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214]. Известно, что свой сорокалетний юбилей М.С. Куксина встретила

15 октября 1949 г., что с некоторыми оговорками позволяет нам датировать письмо октябрем 1949 г. Подобные примеры не единичны.

В одном из недатированных писем В.М. Шукшина к матери, без сомнения, относящемся к апрелю 1974 г. (писатель именно в это время находился на лечении в санатории в Железноводске, о чем он и пишет в письме), мы встречаем следующую фразу: «Сегодня пасха, Христос воскрес! Дай господи, здоровья тебе» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 303]. В 1974 г. праздник Пасхи отмечался православной церковью 14 апреля, и, таким образом, становится возможным указать на точную дату написания данного письма. Значительную помощь в установлении времени создания письма оказывает рассмотрение его в контексте других писем, даты написания которых известны или могут быть определены с большой долей вероятности. Например, в письме к матери, датированном январем 1957 г. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 234], Шукшин указывает на то, что в больницу по поводу полипоза желудка он попал в декабре (т.е. прошлого года). Это обстоятельство вкупе с совпадением целого ряда других деталей (обсуждения перспективы операции) помогли датировать другое письмо студента Шукшина сростинским родственникам [Шукшин, 2014, т. 8, с. 233-234].

2.2 Жанровая типология эпистолярия В.М. Шукшина

Говоря о жанровом разнообразии эпистолярных работ Шукшина, следует указать, что вопрос об эпистолярных жанрах разработан до сих пор крайне недостаточно. В ряде современных исследований (см., например, [Суровцева, 2006, с. 10]) по-прежнему используются типологии эпистолярных жанров периода античности. Именно в античности создана довольно богатая классификация типов писем. Например, в одном из письмовников II в. до н.э., чье авторство приписывается Деметрию, по содержательному признаку выделяется 21 тип писем: 1) дружеский; 2) рекомендательный; 3)

пренебрежительный; 4) упрекающий; 5) утешительный; 6) порицающий; 7) вразумляющий; 8) угрожающий; 9) хулительный; 10) хвалебный; 11) совещательный; 12) просительный; 13) вопросительный; 14) ответный; 15) иносказательный; 16) объяснительный; 17) обвинительный; 18) защитительный; 19) поздравительный; 20) иронический; 21) благодарственный [Античная эпистолография, 1967, с. 10-14]. Эта классификация в дальнейшем расширялась и усложнялась, в IV в.н.э. количество типов писем достигло уже 41! [Античная эпистолография, 1967, с. 23-24]. Среди новых типов следует указать на любовные, посвятительные, наставительные и др.

Более сложную по структуре классификацию типов писем предложил Цицерон. По тону:

1) интимные;

2) предназначенные для публичных чтений.

По отношению автора письма к адресату:

1) официальные;

2) личные.

По содержанию:

1) простые уведомления;

2) дружеские;

3) шутливые;

4) строгие;

5) серьезные;

6) грустные [Античная эпистолография, 1967, с. 15-16].

В истории эпистолярных текстов отмечены также дидактические, эротические письма, стихотворные послания, письмо-научная статья [Горнфельд, 1904, с. 924] и др.

Вполне очевидно, что приведенные здесь типологии писем по отношению к творческому наследию В.М. Шукшина требуют внесения серьезных корректив.

По формальному признаку эпистолярий Шукшина включает в себя:

1) письма — большинство эпистолярных текстов;

2) почтовые открытки [Шукшин, 2014, т. 8, с. 225, 254, 261, 300 и др.];

3) телеграммы [Шукшин, 2014, т. 8, с. 254, 260, 272, 285, 306 и др.];

4) записки (используемые в функции письма) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 233, 248, 276]. Данные типы эпистолярных текстов различаются по объему и структуре. Например, записки и телеграммы малы по объему, могут не всегда иметь традиционные формулы приветствия и прощания (см. полный текст записки В.М. Шукшина, адресованной М.С. Куксиной: Мама, как ни молено быстрей вышли справку и райсобеса, чтобы здесь не платить за учебу [Шукшин, 2014, т. 8, с. 233]). Но, тем не менее, все данные типы представляют собой письменный текст, получатель которого находится вне времени и/или места создания данного текста.

В жанровом аспекте эпистолярий Шукшина также весьма разнообразен. Письма В.М. Шукшина делятся по форме на личные и официальные (деловые).

Личная переписка представлена письмами к родным и друзьям (М.С. Куксиной, Н.М. Зиновьевой (Шукшиной), И.П. Попову, В.И. Белову и др.). Количественно личные письма преобладают в дошедшем до нас эпистолярном наследии писателя. Тематика писем этой группы широка. Это и обсуждение событий в жизни патриархальной и нуклеарной частях семьи писателя, и проблемы искусства, творчества, и детали работы над отдельными произведениями. Язык отличается большой свободой, значительны отступления от норм орфографии и пунктуации, нередко встречается отсутствие авторской датировки и т.п.

Официальная переписка В.М. Шукшина представлена письмами в редакции советских газет и журналов, известным работникам искусства и партийным деятелям. Как правило, содержание писем этой тематической группы связано с конкретными текущими вопросами организационного, производственного характера и сводится к просьбе об оказании помощи в их

решении. Например, в письме к министру внутренних дел СССР H.A. Щёлокову [Шукшин, 2014, т. 8, с. 288] В.М. Шукшин обращается с просьбой о разрешении проведения съемок некоторых сцен х/ф «Калина красная» в одном из исправительно-трудовых учреждений Подмосковья. В письме в редакцию журнала «Москва» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 262] писатель предлагает вариант авторской правки рассказа «Случай в ресторане» и т.д.

Главное отличие официальных писем от личных - их более жесткая стандартизованность. В языковом отношении стиль этих писем, как и принято для деловой переписки, приближен к официально-деловому. Еще одним, обращающим на себя отличием официальных писем В.М. Шукшина от личных писем, является их авторская датировка, т.к., в большинстве своем, письма Шукшина к родным и друзьям автором не датировались. Знакомство с письмами данной тематической группы позволяет в ряде случаев в деталях увидеть процесс работы В.М. Шукшина над тем или иным кино- или литературным произведением, представить круг творческих и общественных связей писателя и режиссера.

Эти две главные группы по интенциональному признаку могут иметь следующие субжанры [Фэн Хунмэй, 2006, с. 16], не всегда, впрочем, четко и однозначно выделяемые в рамках одного конкретного письма. Личные письма подразделяются на:

1) дружеские: содержат выражение дружеских чувств, уверение в дружбе. Это, например, письма к друзьям и коллегам: В.И. Белову, Г.А. Горышину, И.П. Попову, В.М. Мануйловой (Бровкиной), В.Н. Виноградову и др. (№№ 34, 36, 43, 50, 54, 59, 60, 80, 97, 108 и др.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 251, 254, 257-258, 283-284];

2) любовные: выражение любовного чувства. В данный субжапр попадают письма Шукшина к М.И. Шумской и В.А. Софроновой [Шукшин, 2014, т. 8, с. 229-230, 232, 233, 252-253, 254-256];

3) просительные', содержат просьбу. Характерным примером может служить короткое письмо к М.С. Куксиной периода обучения во ВГИКе:

«Мама, как ни можно быстрей вышли справку и райсобеса, чтобы здесь не платить за учебу» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 233], № 28. К данному субжанру относятся некоторые письма В.М. Шукшина к М.С. Кусиной (например, с просьбой выслать тексты сростинских песен [Шукшин, 2014, т. 8, с. 242], № 39), И.П. Попову (телеграмма от 2 сентября 1972 г. с просьбой о покупке билета на поезд до Москвы [Шукшин, 2014, т. 8, с. 285], № 111) и др.;

4) рекомендательные: содержат рекомендацию, в данном случае к публикации в литературном журнале. Например, письмо к Г.А. Горышину, назначенному редактором отдела прозы журнала «Аврора», в котором Шукшин рекомендует к публикации новый рассказ А. Макарова [Шукшин, 2014, т. 8, с. 295] (№ 127);

5) поздравительные: содержат поздравление с каким-либо событием -днем рождения, государственным праздником. Заметим, что самое раннее из известных нам писем В.М. Шукшина, датированное октябрем 1949 г. представляет собой поздравление М.С. Куксиной с сорокалетием [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214], № 1. К этой же, довольно многочисленной группе относятся и другие письма [Шукшин, 2014, т. 8, с. 219, 254, 258, 261, 272, 285, 287, 294];

6) благодарственные: например, благодарность, выраженная в письме В.М. Шукшина лечащему врачу М.С. Куксиной - Л.С. Форнель [Шукшин, 2014, т. 8, с. 258], № 61. Примером может служить также текст открытки к матери, М.С. Куксиной (март 1974 г.): «Родная моя! Спасибо тебе за все, за муки и страдания, какие ты вынесла в жизни, отдавая нам все силы, разум и волю. Низкий мой сыновний поклон тебе до земли. Сын Василий» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 300], № 137. Другие письма этой группы: [Шукшин, 2014, т. 8, с. 259-260, 266] (№№ 64, 66, 77).

7) сообщения: констатация каких-либо фактов о текущем положении дел. Например, отрывок из письма В.М. Шукшина М.С. Куксиной (Волоколамск, август 1969 г.): «Нахожусь сейчас в г. Волоколамске (близ Москвы), снимаю свою картинку (диплом, 4 части). Сидим, .ждем погоды — нет солнышка, нельзя снимать. Сроки приезда домой немножко

отодвинулись — до октября. Но обязательно приеду. Работы сейчас очень много, очень захотелось домой, отдохнуть около тебя. <...>» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 243, 250, 251, 269, 271-272, 292, 294] (№№ 41, 49, 51, 81, 85, 87, 123, 125 и др.);

8) утешительные: выражение утешения, поддержки адресата в связи с каким-либо событием. В письме к сестре, Н.М. Зиновьевой, написанном в декабре 1961 года, Василий Макарович утешает ее в связи со смертью мужа [Шукшин, 2014, т. 8, с. 247], № 45. В письме к В.Н. Виноградову Шукшин выражает поддержку своему бывшему одногруппнику по ВГИКу в связи с увольнением с центрального телевидения [Шукшин, 2014, т. 8, с. 283], № 108.

Официальные (деловые) письма, в количественном отношении уступающие частным, имеют и меньшее количество субжанров:

1) просительные: содержат просьбу или ходатайство к какой-либо организации или должностному лицу. Например, письмо к В.В. Корш-Саблину, руководителю к/с «Беларусьфильм» с просьбой о переводе оператора А.Д. Заболоцкого на к/с им. М. Горького № 104; письмо министру внутренних дел СССР H.A. Щёлокову, № 117; директору Госфильмофонда СССР B.C. Привато, № 116; члену Политбюро П.Н. Дёмичеву, № 122 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 288, 291] и др.;

2) рекомендательные: письмо к редактору журнала «Сибирские огни» H.H. Яновскому с рекомендацией рассказа Ю. Скопа, письмо к Г.А. Горышину с рекомендацией рассказа A.C. Макарова [Шукшин, 2014, т. 8, с. 278, 295];

3) поздравительные: поздравительные телеграммы М.И. Ромму с семидясителетием № 94; JI.B. Кулешову с присвоением звания Народного артиста РСФСР, № 87 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 276, 272] и др.;

4) благодарственные: содержит благодарность в адрес организации или высокопоставленных лиц. Например, письмо В.М. Шукшина в редакцию газеты «Алтайская правда» с выражением благодарности коллективу Сростинской сельской больницы за внимательное отношение к М.С.

Куксиной, № 98 или письмо К.А. Федину с благодарностью за положительный отзыв о рассказах, № 77 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 277, 266];

5) сообщения: письмо в редакцию журнала «Москва» с предложением правки в текст рассказа «Случай в ресторане» (февраль 1967 г.), № 71 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 262].

Можно говорить еще об одной жанровой разновидности эпистолярия В.М. Шукшина, лежащей вне пределов рассмотренной нами типологии. Исследователь Е.В. Суровцева пишет об особом эпистолярном жанре, существовавшим в СССР в эпоху 1920-1980-х гг.: «письмо вождю» [Суровцева, 2006], [Суровцева, 2010]. «"Письмо к вождю", являясь жанром эпистолярным, имеет нередко помимо этого черты публицистического выступления, официального документа (например, заявления, ходатайства) юридической речи (с обвинительной или защитной функцией)» [Суровцева, 2006, с. 30]. «Письмо вождю» - жанр достаточно распространенный для эпистолярного наследия советских писателей второй половины XX века. «Письма вождю» писали А. Солженицын, В. Войнович, С. Злобин, В. Высоцкий, В. Некрасов, М. Шолохов, А. Твардовский и др. В качестве адресата выступают генеральные секретари ЦК КПСС, министры, высокопоставленные партийные деятели. В письмах этого жанра ведется разговор о важных философских, политических и творческих проблемах, отсюда в текстах нередко используется философская и общественно-политическая лексика, реже - профессиональная терминология; им присуща точность выражений и смысловых акцентов, образность (даже наглядность), в большинстве случаев - известный лаконизм (как бы в знак понимания занятости адресата) [Суровцева, 2010, с. 6-7, 28-31]. «Письмо вождю» имеет свои субжанры: письмо-жалоба/просьба/оправдание, письмо-декларация, письмо-инвектива, письмо-памфлет [Суровцева, 2010, с. 42-43].

Среди эпистолярных документов В.М. Шукшина есть примеры «письма к вождю»: это письмо к П.Н. Дёмичеву, условно датированное июлем 1973 г.,

и письмо к H.A. Щёлокову [Шукшин, 2014, т. 8, с. 292, 288]. Щёлоков Николай Анисимович (1910-1984), генерал-полковник, в 1968-1982 гг. -министр внутренних дел СССР. Дёмичев Петр Нилович (1918-2010) — советский партийный и государственный деятель. В 1961-1974 гг. - секретарь ЦК КПСС. Член Президиума Верховного Совета СССР в 1962-1966 гг. Кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС с 1964 г. В 1974-1986 гг. - министр культуры СССР. И Щёлоков, и Дёмичев были адресатом не одного «письма к вождю», написанного советскими литераторами [Суровцева, 2010, с. 8]. Оба они относятся к категории вождей, чей «облик сводится только к служебной функции» [Там же, с. 91], т.е. образ адресата по письмам к нему восстановить практически нельзя. Мотивная структура шукшинских «писем к вождю» рассмотрена нами в § 2.5.3.

2.3 Язык, поэтика и стилистика эпистолярия В.М. Шукшина

Язык эпистолярных работ В.М. Шукшина ранее рассматривался лишь в наших работах (см., например, [Марьин, 2010], [Марьин, 2012) ]) и в настоящем диссертационном исследовании может быть существенно дополнен и уточнен. К числу языковых особенностей эпистолярия Шукшина относятся как многие явления, характерные для его беллетристики и публицистики (см. о языковых особенностях прозы писателя: [Творчество В.М. Шукшина, 2004-2007, т. 1, с. 109-198]), так и оригинальные.

На лексическом уровне языка писем кроме литературных элементов присутствуют:

а) диалектизмы: «Мы в долгу перед ней, братка», «Мы обои любим свою маму», «Она у нас хорошая, мама. Умная. Не зряшная»61 [Шукшин, 2014, т. 8, с. 240, 220, 249] и др.;

61 Заметим, что диалектизм «незряшная» встречается в одном из писем М.С. Куксиной В.М. Шукшину [Шукшин, 1999, с. 284], а также в ряде произведений писателя, например, романе

б) разговорная лексика: «Этот человек не способен халтурить», «Задумал большую штукенцию», «Mooicem, там есть спецы!» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 241, 239, 259] и др.;

в) просторечие - этот пласт велик: «Так что, катай, как теперь вы живете?», «...не было времени отписать», «Ну, пиши, браток», «Подарки ты мне отвешиваешь, прямо купеческие», «стосковался по вас», «...и уже шел в ихний ЦДЛ» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 227, 219, 239, 241, 219, 280] и др.;

г) окказионализмы: «...они, кажется, замастерались» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 240];

д) устаревшие и книжные элементы: «Напиши в Москву, ибо я здесь бываю», «Что же я могу, мама, сделать в ознаменование такого дня», «может, найдутся охочие люди», «Пишу Вам домой, ибо опять уезжаю» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 241, 214, 261, 263] и др. В целом книжные элементы сохраняются в текстах писем на протяжении всего эпистолярного творчества Шукшина, хотя, как справедливо заметил A.M. Варламов, в раннем шукшинском эпистолярии «чувствуется даже некоторый переизбыток книжности» [Варламов, 20143, с. 60].

Известно, что Шукшин отрицательно относился к обилию жаргонизмов в речи. В беседе «Литература и язык» (1967) читаем: «И в матросах я был, - и там все нормально с языком. "Салага" еще нет-нет - выщелкнется со словцом, но его тут же осадит тот, кто слуэ/сит по четвертому году. Да он и промолчит в среде старших, это он с девушкой позволит себе "полундру" или "сачка"» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 90]. И действительно, «с девушкой» - с Н.М. Зиновьевой, сестрой, матрос Шукшин позволил себе подобное «словцо» лишь однажды: «Значит, хочу допустить себе небольшую "слабину" (на морском Dicapzoue)» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 218]. Далее, по мере вовлечения в киносреду, в языке писем появляются специальные термины кинопроизводства («Натура в Воронеже, до мая», «... прилетим на выбор

«Любавины» (Ч. 2): «Она ничего, хорошая баба, послушная. И не зряишая» [Шукшин, 2014, т. 2, с. 269].

натуры», «поставить картину на одной из студий» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 240, 249, 239] и др.), есть и отдельные вкрапления уголовного жаргона («...этих профурсеток», «...хорошо кончила свой "перший" класс», «...нашел где-то на северном Урале (влагере)...» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 291, 290, 269]). Однако общее количество жаргонизмов и специальных слов в лексике эпистолярия В.М. Шукшина невелико.

Исследователи языка прозы алтайского писателя отмечают, что «Шукшин почти не применяет грубой и грубовато-экспрессивной лексики» [Сухопаров, 1992, с. 192]. Это подтверждается и анализом языка эпистолярных работ. Во всем корпусе писем Шукшина зафиксированы лишь три единицы, относящиеся к сфере русского сквернословия: вульгарно-просторечное пёрнуть [Мокиенко, Никитина, 2008, с. 171] {«Какой трудный путь надо было пройти, чтобы придти туда, где живешь, и хотя бы пёрнуть или пройтись на руках — ты дома!! Никто не покосится» (И.П. Попову от 12 ноября 1961 г.), [Шукшин, 2014, т. 8, с. 245]); обсценное выебон - окказиональный дериват от «выёбываться» [Мокиенко, Никитина; 2008, с. 49] («Чую здесь такую мякоть русскую, выебон наш русский...» (В.Н. Виноградову, июнь 1972 г.), [Шукшин, 2014, т. 8, с. 284]); грубо-просторечное отрезать яйца [Буй, 2005, с. 294] («Так что сделано много, только что яйца не отрезал казачьему атаману») (H.H. Яновскому от 1 октября 1970 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 274]). Заметим, что подобные вольности Шукшин позволял себе крайне редко, исключительно в письмах к друзьям и коллегам (т.е. в предельно ограниченной сфере коммуникации) и никогда не злоупотреблял данными средствами экспрессии.

Для языка эпистолярных работ Шукшина характерно активное использование фразеологических единиц (ФЕ) разной стилистической маркированности:

а) литературных («...верный кусок хлеба», «И 53 год не за горами», «Я чуть не умер со смеху», «...и с институтом — пахнет порохом», «они к

нашей картине приложили руку тоже», [Шукшин, 2014, т. 8, с. 216, 220, 225, 237, 237] и др.);

б) просторечных: «Ну и хрен с ним», «...шут с ними» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 238, 280] и др.;

в) окказиональных: «...прекрасное своей "земляной" правдой» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 240] и др.;

В ряде случаев писатель использует:

г) пословицы: «Лейтмотивом своей .жизни я сделаю пословицу: "долг платежом красен"» [Шукшин, 2014, т. 8. с. 224];

д) поговорки: «С паршивой овцы...», «Но лиха беда начало», «Яуж, грешным делом, и "на испуг" Лесючевского брал»: [Шукшин, 2014, т. 8, с. 280, 292];

е) крылатые выражения и цитаты из произведений мировой литературы: «Ну-с... Еще одно последнее сказанье...», «Только "не буди меня уж на рассвете"», «А потом: "Шел в комнату, попал в другую"», «Здесь все очень радуются и, возможно, кому-нибудь удастся пройти по Байкалу, "яко посуху"», «Пишу Вам домой, ибо опять уезжаю. "В деревню, к тетке..." Домой тоже», «Дон и Поволжье 17 в. — это тоже изрядный Вавилон» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 240, 253, 266, 272, 263]).

Морфологический уровень языка эпистолярия В.М. Шукшина характеризуется следующими явлениями. Прежде всего, это активное употребление глаголов: «Завтра пойду в город, получу», «Получил твое письмо. Прочитал, перечитал... Задумался», «Сам измучился и вас всех измучил своими обещаниями приехать», «Послал вам 100 рублей. Получите, отпишите» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 226, 239, 281, 275] и др. Простые предложения с двумя и более глаголами, причем, в роли разных членов предложения, встречаются довольно часто. Следующей яркой языковой особенностью писем В.М. Шукшина является широкое использование деминутивов: лобик, шрамик, ребятишки здоровеньки, многонько, телеграммку, деньжонок, коротенькое письмецо, домик, человечек, давненько

и др. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 299, 303, 290, 308, 291, 293, 296, 298]. Эта особенность свойственна, главным образом, письмам Шукшина к родным (М.С. Куксиной, Н.М. Зиновьевой, Е.В. Шукшиной) и почти не проявляется в письмах других адресатных групп.

Еще одна характерная черта языка шукшинских писем - измененная форма имени при обращении к адресату («Белович», «Васюха» - к В.И. Белову, «Катюня», «Катёнок» - к Е.В. Шукшиной, «Таля» - к Н.В. Зиновьевой, «Глебович», «Глебушка» - к Г.А. Горышину, «Сергуня» - к С.А. Зиновьеву, «Оля-ля» - к О.В. Шукшиной) [Шукшин, 2014, т. 8. с. 268, 297, 256, 269, 254, 306, 272]). В качестве четвертой яркой особенности морфологического уровня языка эпистолярия В.М. Шукшина следует указать на нарушение грамматической правильности форм падежа и числа: «Ты вот там в Варишвах...», «"Жизню"» надо будет круто менять» и др. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 262, 255]. Подобные нарушения делались писателем намеренно и выполняют экспрессивную функцию.

Обращает на себя внимание достаточно частое употребление автором формы звательного падежа нарицательных имен в обращении к близким друзьям: И.П. Попову, В.И. Белову и Г.А. Горышину («Как твои дела, брате?», «Друже, надо мне знать, в каком состоянии твой сценарий», «Дай бог тебе здоровья, друже!» и т.д. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 238, 257, 266, 261]). Ранее в рассказах писателя уже отмечалось использование т.н. «нового звательного» - усеченной формы именительного падежа личных имен (Валерк! Сергунь! и пр.), применяемой в обращении [Проничев, 1992, с. 182]. Здесь же, в эпистолярных работах, мы встречаемся с древнерусскими формами звательного падежа нарицательных существительных, образованными в полном соответствии с правилами грамматики. Традиционные формы вокатива встречаются в художественной прозе Шукшина очень редко, например, в романе «Я пришел дать вам волю» (отче), сценарии «Я пришел...» (дьяче), рассказе «Два письма» {друже). Эти,

безусловно, книжные элементы, в письмах используются в обращении только к ближайшим друзьям и служат показателем уважения к адресату.

Для синтаксического уровня языка эпистолярия Шукшина в целом характерно преобладание простого предложения над сложным, глагольным над именным. При этом простые предложения в тексте могут составлять целые периоды («Посылку и деньги не посылай. Я ни в чем не нуждаюсь. Будь здорова, моя милая. Что нового там у вас? Почему ты опять печи переделываешь? До свидания» (к М.С. Куксиной, май 1952 г.) [Шукшин, 2014, т. 8. с. 226]). Значительное место занимают односоставные предложения («Курносые поздравили меня с праздником. Вот догадливые!», «Здоровье отличное. Празднуем сейчас», «Как живешь? Работатца?», «Знаешь... Вот послушай», «Давай купим! Очень хочется», «Сценарий-то... Вот как. Ну, черт с ними!» и др. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 223, 276, 229, 303, 264]), а также эллиптические конструкции {«Вите Астафьеву — привет», «Надо прислать. Если нет, когда будет — сразу», «Жму руку!», «Вечерами дома» и др. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 297, 266, 295, 284]). Обилие в письмах Шукшина коротких простых предложений, к тому же нередко начинающихся с красной строки (см., например, письмо к И.А. Жигалко [Шукшин, 2014, т. 8, с. 236237], напоминает эпистолярный стиль С.М. Эйзенштейна. По мнению киноведа В. Забродина, подобный стиль есть ничто иное как «имитация в слове киномонтажа - быстрой смены коротких кадров» [Забродин, 2011, с. 17].

Среди приемов, организующих художественно-речевую структуру эпистолярных работ В.М. Шукшина следует отметить, прежде всего: собственно диалог («Сели они там обедать в ресторане. «Товарищи! — говорит Оля всем громко, - Давайте все вместе крикнем: «Елочка, зажгись!». Над ней там покатывались. А Маша стесняется, краснеет и говорит: «Мама, ну что она делает-то!». А что ты с ней сделаешь? Увидела какого-то мужика в трамвае подвыпившего и пристала к нему: «Ты водку любишь?». Тот — туда, сюда — «Да так, мол, по праздникам...» - «А чего от

тебя пахнет?» и др.) (М.С. Куксимой, январь, 1973 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 287], диалогнзацию («Ты упрекаешь меня мама в том, что я так долго не говорил своего адреса. Дао/се говоришь так: "неужели тебе неинтересно знать, родная мать э/сива или нет ". Мама, ты в самом деле так думаешь?» и др.) (М.С. Куксиной, весна 1950 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214], повтор («Жди меня, не скучай, береги здоровье. Еще раз: береги здоровье! — <оно> самое ценное и необходимое для человека» и др.) (М.С. Куксиной, май 1952 г.) [Шукшин, 2014, т. 8. с. 226], антитезу («Есть к тебе одна великая просьба: мне нужен учебник по русскому яз.<ыку>... Еще одна просьба к тебе (не великая): вышли, если знаешь, адрес К<...>ной Валентины» и др.) (Н.В. Зиновьевой от 27 марта 1951) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 220], градация (чаще двух- или трехчленная) («Жизнь новая, невиданная, незнакомая развернулась перед глазами», «это слишком красиво, сказочно красиво», «экзамены, экзамены... много экзаменов») [Шукшин, 2014, т. 8, с. 221, 235, 239].

Приведенные примеры, безусловно, демонстрируют сложный, синтетический характер языка эпистолярия В.М. Шукшина, проникновение в него элементов поэтики драматургии и кино. Можно говорить об определенной эволюции эпистолярного стиля Шукшина. А.Н. Варламов заметил, что «шукшинские письма 60-70-х годов сильно стилистически отличаются от писем 50-х прежде всего тем, что "проще", менее книжно написаны» [Варламов, 20142, с. 61]. Уточним мысль известного биографа писателя с Алтая. Как показал наш анализ, в плане набора средств языка и поэтики письма Шукшина разных лет демонстрируют определенную стабильность. Даже ранние письма обнаруживают хорошее владение литературным языком, ясный и точный стиль изложения, достаточно богатые язык и поэтику. В зрелых письмах 1960-1970-х гг. использование средств поэтики стало более гармоничным, последовательным, приблизившись к стилю Шукшина-писателя.

2.4 Письмо в художественном мире В.М. Шукшина

Коммуникация посредством письменной корреспонденции была привычной для В.М. Шукшина формой установления и поддержания социальных отношений. При этом письма он писал не только адресатам, территориально отдаленным (алтайским родственникам, иногородним друзьям - В.И. Белову, Г.А. Горышину, почитателям его творчества, редакционным работникам и т.п.), но и тем, кто проживал рядом с ним, в Москве (В.Н. Виноградову [Шукшин, 2014, т. 8, с. 283-284], P.A. Григорьевой [Шукшин, 2014, т. 8, с. 248] и т.д.). Неудивительно, что эпистолярный жанр довольно широко используется в художественном творчестве Шукшина. Письма (конечно, вымышленные) могут включаться в шукшинский прозаический текст в виде структурной части («Змеиный яд», «Земляки», «Чудик», «Письмо», «<Письмо>», «Мужик Дерябин», «Два письма», киноповесть «Печки-лавочки» и др.) или целиком представлять собой эпистолярное произведение («Постскриптум»).

Жанровое разнообразие оригинальных писем Шукшина, пусть и не в полной мере, нашло отражение и в его художественной прозе. С формальной стороны в произведениях писателя можно найти письма («Письмо», «Любавины» (Кн. 1), «Мужик Дерябин», «Змеиный яд» и др.) и телеграммы («Земляки», «Чудик», «Калина красная» и др.). В свою очередь письма делятся на личные («Письмо», «Два письма», «<Письмо>», «Печки-лавочки» и др.) и официальные (деловые) («Леля Селезнева с факультета журналистики», «Мужик Дерябин»). Личные письма включают следующие субжанры: дружеские («Два письма», «<Письмо>»), сообщения («Письмо», «Печки-лавочки»), просительные («Змеиный яд»). Официальные письма в прозе Шукшина представлены исключительно «письмами к вождю» (подробнее см. §2.5.3).

В структуре прозаического текста письмо может выполнять разные функции. Так, например, в рассказах «Сельские жители» (1962), «Змеиный

яд» (1964) отрывки из писем вводятся Шукшиным уже в начале и создают, таким образом, завязку действия и основу композиции произведения. В рассказе «Земляки» (1968) телеграмма Анисиму Квасову с сообщением о смерти брата завершает композицию произведения, снимая возникшую интригу: кто был странный гость, встретившийся старику Квасову на покосе?

Рассказ «Сельские жители» (1962) во многом моделирует собственную переписку Шукшина с М.С. Куксиной. Главная героиня рассказа бабка Маланья получила письмо от «знатного» сына из Москвы, приглашающего ее приехать в гости. Собственно, рассказ и начинается, минуя экспозицию места, времени действия, персонажей, с цитации письма сына Павла. «Цитация письма необходима, так как одним из действий, исполненным внутреннего драматизма, будет истолкование его матерыо» [Козлова, 20073, с. 250]. Письмо здесь - основа сюжетной ситуации и действия, сосредоточенного вокруг нее. Письмо сына инициирует написание ответного письма Маланьей и ее внуком Шуркой, цитации из которого также присутствуют в рассказе. К 1962 году В.М. Шукшин, если еще и не стал «знатным», то, по крайней мере, уже был достаточно известным актером, запомнившимся кинозрителям по ролям в трех кинофильмах. Первое интервью с Шукшиным, как раз и появилось в печати в 1961 г., в журнале «Советский экран» ~ [Шукшин, 2014, т. 8, с. 80]. Прообразом племянника Павла Шурки мог быть племянник Василия Макаровича Сергей Зиновьев, который после смерти отца часто жил у М.С. Куксиной. Неоднократно впоследствии С.А. Зиновьев бывал в Москве, в гостях у В.М. Шукшина. Известно, что Мария Сергеевна неоднократно приезжала в Москву навестить сына, первый раз - в самом начале 1960-х, тогда, когда писался рассказ «Сельские жители». Позже, в мае 1969 г. мать писателя приезжала к нему в Москву, чтобы увидеть недавно родившихся внучек: Марию и Ольгу. Вполне возможно, что тревоги М.С. Куксиной в связи с поездкой к сыну (накануне первого приезда) нашли отражение в письме бабки Маланьи.

62 Советский экран. - 1961. - № 23. - С. 3.

Язык письма Маланьи близок языку, тематике, отдельным мотивам дошедших до нас писем матери Шукшина. Наличие в лексике, морфологии и синтаксисе диалектизмов, просторечия, упоминание об «облепишном» варенье - все это исследователь найдет и в письмах М.С. Куксиной. По крайней мере, в двух сохранившихся письмах матери Шукшина (к сожалению, не датированных) есть упоминания о посылке в Москву облепихового сока [Шукшин, 1999, с. 388-389].

Еще одной особенностью шукшинских писем, нашедшей отражение в рассказе, является полифония: в речь бабки Маланьи вторгается речь Шурки, который и заканчивает письмо к Павлу. Для стилистики писем самого Шукшина, как мы уже указали выше, характерно использование диалога и диалогизации, что приводит к полифоничности его эпистолярных текстов. Эти приемы активно используются как в личных письмах, так и в деловых. Примером может служить отрывок из письма к М.С. Куксиной, датируемого июнем 1969 г.: «Мать (т.е. Л.Н. Федосеева - М.Д.) мне рассказывала по телефону. Закрыла их, пока они спали, поехала на базар. Они проснулись, открыли дверь, вышли на площадку и стучат соседям (до звонка не могут дотянуться). Те выходят — эти стоят в пижамках, как бедные сиротки.

— А где же папа с мамой?

— А папа с мамой уехали на юг.

— А вас одних оставили?

— Одних.

Это Маша сочиняет. А та только поддакивает» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 271]. Даже в «письме к вождю», письме к П.Н. Дёмичеву, Шукшин вводит диалогизацию: «Я уж, грешным делом, и "на испуг" Лесючевского брал: говорю: "Не обижайтесь, буду жаловаться ". Он весело смотрит на меня и спокойно говорит: "Жалуйтесь"» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 292].

Бельгийский исследователь творчества В.М. Шукшина Карина Алавердян рассматривает включение жанровых элементов письма в структуру шукшинских рассказов сквозь призму учения М.М. Бахтина о первичных

(простых) и вторичных (сложных) жанрах речи. Вслед за Бахтиным включение произведений первичных жанров: писем, документов (милицейский протокол в рассказе «Критики», жалоба в рассказе «Кляуза») и т.д. в повествовательную ткань произведений вторичных жанров К. Алавердян объясняет стремлением автора к полифонии, желанием «"освежить" письменный язык через спонтанную речь» [Алавердян, 2010, с. 152]. Глубинная цель подобного приема - оппозиция авторитарному письменному языку советской идеологической пропаганды. «Будь то религиозный, научный или любой другой авторитет, авторитарный язык воспринимается Шукшиным в качестве основного инструмента тоталитарной мысли и как таковой подвергается систематическому испытанию и оспариванию» [Алавердян, 2010, с. 160]. В целом, можно согласиться с тезисами К. Алавердян, особенно, если речь идет о зрелых произведениях Шукшина. В рассказах же раннего периода («октябрьского») писатель и его герои, как мы видели на примере финала рассказа «Леля Селезнева с факультета журналистики» (см. §2.2), нередко прибегают к терминологии тоталитарной и репрессивной [Куляпин, 2012, с. 16].

Постепенно в прозе В.М. Шукшина растет доля произведений, в которых автор от использования отдельных структурных элементов письма переходит к введению в произведение эпистолярного текста полностью. Таковы рассказы «Два письма» (1967), «Письмо» (1971), «<Письмо>» (опубл. в 1988), первая книга романа «Любавины» (1965), киноповесть «Печки-лавочки» (опубл. в 1975). Прозаическое наследие В.М. Шукшина включает в себя эпистолярный рассказ «Постскриптум» (1972). Рассказ почти целиком представляет собой письмо некоего Михаила Демина к жене, домой, в сибирскую деревню. Эпистолярный текст в этих произведениях выполняет разные функции. Например, в киноповести «Печки-лавочки» три письма Ивана Расторгуева представляют собой последовательный комментарий персонажа к авторскому повествованию и, вместе с тем, вскрывают новые психологические черты героя. По набору средств языка, поэтики и стилистики

все вымышленные письма близки реальным письмам самого Шукшина. Это и использование диалектизмов (на веришах, стречать, чиэ/сало, списка и др.), просторечия (неважнецки, выдрючивался, волосатик и т.д.), формы звательного падежа (друже), обилие простых предложений и эллиптических конструкций, даже излюбленный стилистический прием Шукшина: «лишнее»

63

тире между членами предложения (Ее - пару пустяков сделать)' и т.п.

Унаследована вымышленными письмами шукшинских героев и полифония, свойственная эпистолярным посланиям их автора. Вспомним слова А.Н. Варламова о том, что шукшинские письма 60-70-х годов стилистически отличаются от писем 50-х прежде всего тем, что «проще», менее книжно написаны [Варламов, 20142, с. 61]. «Книжность» в данном случае можно понимать и как чужое слово, подслушанное где-то и проникшее в письменную речь Шукшина с целью ее украшения. Приведем ряд примеров: «<...> Не знать ни одной минуты отдыха кроме 6 ч.<асов> сна (чтение не отдых, а посещение театра, кино, беседы с товарищами — суть занятия полезные, ежели они в норме). Учесть ошибки старого года, ежели таковые были, и не повторять га в Новом году <...>» (М.И. Шумской, декабрь 1950 г.); «У нас, кроме всего прочего, - производство гнетет. Это ад кромешный. Право, иногда прощаешь посредственность, особенно молодых. Я бы очень хотел работать там, где меньше начальства и матерых маэстро» (выделено мной - Д.М.) И.П. Попову (январь 1957 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 219, 236]. Выделенные элементы, конечно же, - не шукшинские, явно заимствованы из того круга общения, в котором он жил в данный период времени. Тогда в аспекте автопародии могут быть

61 Эту индивидуальную особенность пунктуации В.М. Шукшин горячо отстаивал еще в молодости. З.В. Белякова, учитель русского языка и литературы Сростинской средней школы, которой Василий в 1953 г. экстерном сдавал экзамен но предмету, вспоминала: « Мы для тренировки писали диктанты. Синтаксис знал плохо - запятые и двоеточия ставил не по правилам. Как-то запятую поставил между подлежащим и сказуемым. Поняв, по моему виду, что не гам поставил, он убежденно стал доказывать, что знак там возможен:

- Зоя Васильевна, а помните у Горького «Море - блестело»? Стоит тире между главными членами. Я, смущаясь, сказала:

- Ну, нам до Горького далеко. У великих людей есть авторские знаки препинания» [Пряхина, 2005, с. 109].

рассмотрены письма Ивана Расторгуева («Печки-лавочки» (1975)) и Михаила Дёмина («Постскриптум» (1972)), в которых чужое слово находится в стилистической дисгармонии, доходящей до гротеска, с собственными словом и мыслью авторов. Как указывает С.М. Козлова, чужое слово в произведениях Шукшина - один из приемов диалогизации, который охватывал постепенно все новые и новые структурные элементы прозаических произведений писателя, а также влиял и на их композицию [Козлова, 1992, с. 56].

Неотправленное письмо Михаила Дёмина содержит несколько языковых вторжений в речь персонажа: «У нас тут одна из Краматорского района сперва жалела лить много воды, когда мылась в ванной, но ей потом объяснили, что это входит в стоимость номера, так же, как легкий обед в самолете. <...> Мы обратились к экскурсоводу: как о/се так, мол? Он объяснил, что, во-первых, это сейчас так чистенько, потому что стал музей, во-вторых, гораздо больше издевательства, когда чистенько и опрятно: сидели здесь в основном по политическим статьям, поэтому чистота как раз угнетала, а не радовала» [Шукшин, 2014, т. 6, с. 9]. Если первое письмо Ивана Расторгуева дает представление о его индивидуальном стиле, то второе, московское, письмо насыщено чужими словами и фразами: <<Уважаемые родные, друзья! Пишу вам из Москвы. Нас здесь захватил водоворот событий. Да, это Вавилон! Я бы даже сказал, это больше. Мы живем у профессора. Один раз у них вечером собиралась молодежь. И был там один клоун. Это невозмоэ/сно описать, как он выдрючивался. С Нюрой чуть плохо не стало от смеха: Кое-что я, может, потом скажу. Выступал также в университете. Меня попросил профессор рассказать что-нибудь из деревенской жизни в применении к городской. Я выступал. Кажись, не подкачал. Нюра говорит, хорошо. Вообще, время проводим весело. Были в ГУМе, в ЦУМе — не удивляйтесь: здесь так называют магазины. В крематорий я, правда, не сходил, говорят, далеко и нечего делать. Были с профессором на выставке, где показывали различные иконы. Нашу бы бабку Матрену туда, у ей бы разрыв сердца произошел от праздника красок. Есть

и правда хорошие, но мне не нравится эта история, какая творится вокруг них. Это уже не спрос на искусство, а мещанский крик моды. Обидно. Видел я также несколько волосатиков. Один даже пел у профессора песню. Вообще-то ничего, но... профессора коробит. Меня тоэ!се. Сегодня в 22.30 отбываем на юг. Иван» [Шукшин, 2014, т. 5, с. 301-302]. Для Шукшина вторжение в речь героя - показатель влияния городской среды на сельского жителя, знак ложного приобщения к культуре. Чужое слово здесь - признак искусственности, неискренности.

Однако и в более ранних произведениях В.М. Шукшина введение в текст письма чужой лексики и фразеологии указывает па неискренность персонажа. Дневное письмо главного героя рассказа «Два письма» (1967) другу юности и односельчанину грешит обилием жаргонизмов и «модных словечек», что резко контрастирует по стилю с первым, ночным,"■письмом, в котором по-настоящему и раскрывается тоска героя по малой родине и неудовлетворенность жизнью: «Иван Семеныч! Здорово, старик! Вспомнил вот, решил написать! Как жив-здоров? Как работенка? Редко-мы что-то пишем друг другу, ленимся, черти! У меня все нормально. Кручусь, верчусь... То я голову кому-то мою, то мне — так и идет. Скучать некогда. В общем, не унываю. Куда думаешь двинуть летом? Напиши, может, скооперирумся! Была у меня мысль: поехать нам с тобой в деревню нашу, да ведь... как говорят: не привязанный, а визжишь. Жены-то бунт поднимут. А деревня частенько снится. Давай, слушай, махнем куда-нибудь вместе? Только не в Гагры, ну их к черту. На Волгу куда-нибудь? Ты прозондируй свою половину, я свою: соблазним их кострами, рыбалкой, еще чем-нибудь. Остановимся где-нибудь в деревушке на берегу, снимем хатку... А? Давай, старик? Ей-богу, не скучно будет. Подумай. Настрой у меня боевой, дела двигаются, дети растут. В общем, железно, как у меня главный говорит. Не хандри, дыши носом! Пиши на завод —лучше. Обнимаю. Твой Николай» [Шукшин, 2014, т. 3, с. 109-110].

В рассказе «Мужик Дерябин» (1974) один персонаж пишет два разных по стилю письма - анонимное, от имени «активиста», и от имени пионеров. Дерябин, несмотря на невысокую грамотность, довольно умело имитирует и элементы канцелярита советского делового письма («Довожу до вашего сведения факт», «есть ветераны труда, которые вносили пожизненно вклад в колхозное дело, начиная с коллективизации» и др. [Шукшин, 2014, т. 7, с. 80]) и простоту, наивность детской письменной речи («Нам всем очень стыдно — мы же носим красные галстуки!», «Прислушайтесь к нашему мнению, дяди!» и др. [Шукшин, 2014, т. 7, с. 80]), при этом в обоих случаях прибегая к идеологическим штампам.

Итак, письмо в раннем эпистолярии В.М. Шукшина и в художественном мире его произведений оказывается проницаемым, доступным для чужих голосов. Иногда вмешательство другого лица в текст автора происходит прямо (вспомним «дописку» Шурки к письму бабки Маланьи). Но и других примеров немало. В рассказе «Чудик» (1967) женщина-телеграфист буквально участвует в написании текста телеграммы Чудика жене: «В аэропорту Чудик написал телеграмму жене: «Приземлились. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша меня не забудь. Васятка».

Телеграфистка, строгая сухая женщина, прочитав телеграмму, предложила:

— Составьте иначе. Вы — взрослый человек, не в детсаде.

— Почему? — спросил Чудик. - Я ей всегда так пишу в письмах. Это же моя жена!.. Вы, наверно, подумали...

— В письмах можете писать что угодно, а телеграмма — это вид связи. Это открытый текст.

Чудик переписал.

«Приземлились. Все в порядке. Васятка».

Телеграфистка сама исправила два слова: «Приземлились» и «Васятка». Стало: «Долетели. Василий».

— «Приземлились». Вы что, космонавт, что ли?

- Ну ладно, — сказал Чудик. - Пусть так будет» [Шукшин, 2014, т. 3, с. 119]. В киноповести «Калина красная» (1973) происходит похожий эпизод: «[Егор] Зашел на почту. Написал на телеграфном бланке адрес, сумму прописью и несколько слов привета. Подал бланк, облокотился возле окошечка и стал считать деньги.

- «Деньги передать Губошлепу», - прочитала девушка в окошечке. -Губошлеп - это фамилия, что ли?

Егор секунду-две думал. И сказал:

- Совершенно верно, фамилия.

- А чего Dice вы пишете с маленькой буквы? Ну и фамилия!..» [Шукшин, 2014, т. 6, с. 237]. «Дополняет от себя» написанное ранее и адресованное жене профессора-филолога послание сантехник Максимыч из рассказа «Ночью в бойлерной» (1974) [Шукшин, 2014, т. 7, с. 100]. Данные примеры, как нам кажется, демонстрируют атавизм эпистолярной культуры сталинской эпохи.

А.И. Куляпин и O.A. Скубач замечают: «В социалистическом мире <...> частное письмо утрачивает свой интимный ореол, а порой и преображается в газетную передовицу» [Куляпин, Скубач, 2013, с. 56]. В литературных произведениях соцреализма письма могут стать достоянием других людей, могут быть ими дописаны (рассказ М. Лоскутова «Немного в сторону» (1938)), стать увлекательным чтением даже в случае, если они не дошли до адресата (роман В. Каверина «Два капитана» (1944)). Более того, «тоталитарный человек явно предпочитает приватному письму открытый и общедоступный текст телеграммы» [Куляпин, Скубач, 2013, с. 58]. Персонажи Шукшина также часто шлют телеграммы. Неслучайно, герой рассказа «Страдания молодого Ваганова» последнее признание Майе Якутиной решает выразить именно в виде телеграммы (правда, так и не посланной). Активно пользовался телеграфом и сам В.М. Шукшин. Хотя опубликованное эпистолярное наследие писателя включает в себя только 8 телеграмм, весьма вероятно, что их было много больше. Впрочем, когда писатель хотел скрыть смысл текста телеграммы от посторонних глаз, он прибегал к нехитрому

приему. Приводим образец текста телеграммы, посланной В.М. Шукшину кинорежиссеру Л.В. Кулешову 16 июня 1966 г. из Саратова: «Расчеты верны. Семнадцатого коллективно закрывайте поддувало комиссии. Желаю удачи. Шукшин» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 260]. Адекватно интерпретировать содержание телеграммы пока не удалось. При этом затемненная по смыслу телеграмма автора напоминает телеграммы его героев - Егора Прокудина и Чудика.

Вместе с тем, письма в произведениях Шукшина нередко служат не столько цели коммуникации между персонажами, сколько -автокоммуникации («Страдания молодого Ваганова», «Два письма») или прямо для психологической характеристики персонажа («Чудик»). Многие письма шукшинских героев так и не посланы адресату («Постскриптум», «Страдания молодого Ваганова», «Два письма», «<Письмо>»), некоторые адресованы... мертвым. В романе «Любавины» (1965) Кузьма пишет письмо умершему Платонычу: «Захотелось очень поговорить с Платонычем. И он стал сочинять ему письмо (он иногда матери тоже "писал" письма).

"Дядя Вася'.

У нас опять весна. Много всякого случилось без тебя - Марью убили, Яшу... Мне сейчас трудно. Жалко Марью, сердце каменеет... С семьей у меня тоже вышло как-то не так. Но школа твоя уже достраивается, скоро совсем достроим. Хорошая получилась школа. Ребятишки учиться будут, скакать, дурачиться, и ты будешь как будто с ними. Я теперь понял, что так и надо: все время быть с людьми, даже если в землю зароют. А с Марьей-то - я виноват. Не могу людям в глаза глядеть, дядя Вася. Хоть рядом с тобой ложись... Сергея Федорыча еще не видел и не знаю, как покажусь. Плохо!"» [Шукшин, 2014, т. 2, с. 241]. В аспекте автокоммуникации могут быть рассмотрены также и некоторые письма В.М. Шукшина, например студенческие письма к И.П. Попову, содержащие рассуждения о киноискусстве и его задачах, о семейной жизни [Шукшин, 2014, т. 8. с. 237240, 244-246]. В них, как нам кажется, желание автора высказаться,

концептуализировать в слове свои мысли важнее коммуникативной составляющей письма.

Что касается мотивов, сюжетных линий эпистолярных посланий шукшинских героев, то в данном случае прямых параллелей с эпистолярием писателя почти нет: все-таки перед нами художественные произведения. В письмах Шукшина к И.П. Попову неоднократно встречается мотив приезда на малую родину, в Сростки: «О поездке па Алтай? Я думаю, что это надо обязательно осуществить. Непременно! Денег, я думаю, заработаю» (Январь, 1959 г.); «Дела мои — ничего. Снимаюсь, пишу. С какой завистью я читал о ваших мытарствах на Алтае! Ах, какая прелесть! Как мне не хватает этого, господи. Зарылся я в мелкие делишки по ноздри — прописка, жилье, лживый кинематограф... Ни глоточка вольного ветра. Горизонта месяцами не виэ/су. Пишу — вычерпываю из себя давние впечатления. И вот о чем я крепко задумался: давайте летом — вы, мы, они (Наташа с Сашей) — наметим месяц, съедемся и отдохнем. Просто отдохнем. Братг{ы, это надо сделать обязательно. Чего бы это ни стоило. Надо бы еще Ивана Калугина вытащить» (от 12 ноября 1961 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 239, 245]. Как и в первом письме Николая Ивановича из рассказа «Два письма» здесь звучит призыв к совместной поездке в родное село, который в поздних письмах писателя трансформируется в желание «жить и работать с удовольствием на своей родине» (М.С. Куксиной, март 1972 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 282]. Подобно паллиативному решению Николая Ивановича, о котором мы узнаем из второго письма, вместо родной деревни поехать «на Волгу куда-нибудь», в одной из последних бесед («Надо работать!») Василий Макарович говорит о компромиссном решении переезда на Дон [Шукшин, 2014, т. 8, с. 201]. В художественной прозе и публицистике нашли концептуальное воплощение мысли писателя, изначально нашедшие проявление в его переписке почти десятилетей давности.

В корпусе эпистолярных текстов В.М. Шукшина мы находим случаи трансформации жанра. «Заступник найдется» (1972) - статья, которая

изначально представляла из себя набросок ответа на письмо жителя поселка Трудфронт Икрянского района Астраханской области Г.И. Родыгина, присланное в 1971 г. в редакцию газеты «Известия». Г.И. Родыгин, будучи мастером резьбы по дереву, хотел изготовить макет разинского струга в подарок Астраханскому краеведческому музею и обратился в газету с просьбой достать ему описание такого струга. Редакция переслала письмо В.М. Шукшину, и писатель сделал набросок ответа [Шукшин, 1981, с. 106107], который, однако, при жизни Шукшина не был опубликован. Впоследствии текст наброска неоднократно использовался в качестве предисловия к роману «Я пришел дать вам волю»64.

Почти аналогичная метаморфоза произошла и с известной статьей В.М. Шукшина «Признание в любви» («Слово о "малой родине"»)65. По словам Л.Н. Федосеевой-Шукшиной, текст статьи изначально написан Шукшиным в ноябре 1973 г. как письмо-обращение к «землякам»66 [Шукшин, 1975, с. 101]. Однако еще при жизни писателя произведение было опубликовано в журнале «Смена» как статья, а после смерти Шукшина эта традиция сохранялась во всех изданиях публицистики алтайского писателя67.

Таким образом, эпистолярий В.М. Шукшина обнаруживает связь с художественными текстами писателя на формальном уровне. Обратимся к анализу мотивной основы шукшинского эпистолярия.

61 См., например, [Шукшин, 1984, с. 3-4].

65 Впервые опубликована: Смена. - 1974. - № 2. - С. 13-17.

66 В данном случае мы вправе рассматривать адресат письма как «реальный», но «неопределенный» [Шеффер, 2010, с. 98-99].

67

Как на исключение, можно указать лишь на публикацию: [Шукшин, 1975], в которой Л.Н.

Федосеева-Шукшина попыталась вернуть произведение в рамки начального жанра.

2.5 Мотивы и символы эпистолярия В.М. Шукшина

2.5.1 Семья

Большинство из дошедших до нас писем В.М. Шукшина составляют его письма к родным: матери- М.С. Куксиной, сестре - Н.М. Зиновьевой (Шукшиной), племянникам — С.А. и H.A. Зиновьевым, дочери - Е.В. Шукшиной. Поэтому вполне естественно, что тема семьи в шукшинском эпистолярии - одна из частотных. При этом в письмах алтайского писателя реализован мотав разделения семьи. Анализ шукшинского эпистолярия позволяет констатировать сосуществование в личной и социальной жизни писателя двух моделей семьи: патриархальной и нуклеарной.

1) Патриархальная семья.

Корни шукшинской концепции семьи уходят в детство писателя. До Великой Отечественной войны в СССР преобладала патриархальная семья, которая характеризуется главенством мужчины в доме и подчинением ему всех остальных членов семьи - представителей разных поколений. Будучи, как он сам говорил, «крестьянином потомственным, традиционным» [Шукшин, 2014, т. В, с. 182], будущий писатель, казалось бы, должен был с детства воспринять идеал патриархальной семьи. Однако история семьи Шукшиных вряд ли дала возможность для адекватного восприятия и развития патриархальных ценностей у юного Василия. Напомним, что отец В.М. Шукшина - M.J1. Шукшин - был арестован 25 марта 1933 г., 21 апреля этого же года осужден по статье 58 и приговорен к высшей мере наказания, а уже 28 апреля был расстрелян. Мать В.М. Шукшина, опасаясь за судьбу детей, в одночасье ставших «детьми врага народа», перерегистрировала их на свою девичью фамилию - Попова. Фамилию «Попов» будущий писатель носил до своего отъезда из села в 1947 г., когда при получении паспорта вернул себе отцовскую — «Шукшин». Незадолго до начала Великой Отечественной войны мать будущего писателя вторично вышла замуж за односельчанина П.Н.

Куксима. Василий не примял отчима. «Вася был ершист и никак не мог смириться с тем, что у нас появился чужой человек» [Шукшин, 1999, с. 422]. В 1942 г. отчим погиб на фронте, и семья вновь осталась без кормильца. Подобная нестабильность внутри семьи, усиленная чувством социальной неполноценности68, постоянно преследовавшим детей репрессированных лиц, безусловно, повлияла не только на становление характера Шукшина-подростка, но и на специфику его отношения в юношеский период к семье как общественному институту и традиционным семейным ценностям. В апреле 1947 г., внезапно бросив учебу в Бийском автомобильном техникуме, В.М. Шукшин уезжает из родного села. Около двух месяцев мать и сестра ничего не знали о его судьбе. По воспоминаниям Н.М. Зиновьевой, первое письмо от Василия пришло спустя два месяца из Калуги (не сохранилось). При этом брат просил не писать ему по указанному адресу, т.к. он, якобы, должен был «получить другое общежитие» [Шукшин, 1999, с. 438]. Переписка не завязалась: до 1949 г. писем от В.М. Шукшина больше не было. Первое письмо из дома сам будущий режиссер и писатель получит лишь в,« 1950 г., будучи уже матросом ВМФ. Как видим, в это время молодого Шукшина явно тяготят семейные связи, он занят поиском собственной дороги в жизни. Как многие молодые люди того времени - эпохи урбанизации - он решил найти себя в городе, а это неминуемо вызвало разрыв не только с крестьянским патриархальным укладом жизни, но и, как следствие, нарушение традиционных семейных связей. Сознательное избегание переписки с родными в 1947-1949 гг. подтверждает вышесказанное. Весьма характерно и то, что в призывных документах Шукшина в графе «Адрес родственников» указано: «Московская обл. Щербинки. Московско-Курской ж.д., ГОРЕМ №

68 Как вспоминала двоюродная сестра В.М. Шукшина Полина Михайловна Корбут (Попова), чей отец был арестован вместе с М.Л. Шукшиным: «Мы имели одно имя — дети врага народа» [Пряхина, 2005, с. 141]. Прозвищем В. Шукшина было и такое: «Васька-безотцовщина» [Коробов, 1984, с. 8]. Юный Шукшин, безусловно, относился к категории «трудных подростков», нередко совершал мелкие правонарушения, в частности, по одной из версий, из автотехникума он был исключен за нецензурную брань в адрес преподавателя [Гришаев, 1994, с. 84].

15»69 - т.е. место его последней работы. Друзья по работе оказались в то время ближе, чем родственники из далекой алтайской деревни.

Первое известное нам письмо В.М. Шукшина датируется октябрем 1949 г. [Шукшин, 2014,, т. 8, с. 214]. В это время Шукшин начал срочную службу в ВМФ и находился в учебном отряде в г. Ломоносов (Ленинградская обл.). Два года скитаний, без постоянного пристанища70, изменили юношу, и прежде всего, его отношение к семье, родным. В своем первом после долгого перерыва, небольшом по объему, письме домой Шукшин поздравляет мать с 40-летием: «Здравствуй, мама! Поздравляю с днем рождения! Мамочка, тебе уже 40 лет. Какова ты сейчас посмотреть бы. Пришли, пожалуйста, свою фотокарточку, да напиши, как чувствуешь себя, как здоровье <...>» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214]. Это первое письмо и последовавшие за ним — по сути, попытка восстановления отношений, общения с матерыо и сестрой. Во втором письме домой, содержание которого позволяет датировать его условно весной 1950 г., Шукшин отвечает на упреки матери, содержавшиеся, по всей видимости, в «первом письме из дома» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214]: «<...> Ты упрекаешь меня мама в том, что я так долго не говорил своего адреса. Даже говоришь так: "неужели тебе неинтересно знать, родная мать жива или нет ". Мама, ты в самом деле так думаешь? Да разве мог я забыть о моей матери. Нет, моя дорогая, моя бесценная, мысль о тебе всегда была моим верным спутником. Она поддерживала меня в трудные минуты, она всегда направляла меня на верный путь. Я мог забыть о чем угодно, но не о моей матери. И если я не сообщал адреса, то для этого были причины сильнее моей сыновней любви <...>». На этот раз переписка с родными завязалась и впоследствии постоянно поддерживалась Шукшиным. Совершенно очевидно, что в это время происходят серьезные изменения в жизненной позиции Шукшина. В письме к Н.М. Зиновьевой (Шукшиной) от 27 марта 1951 г. В.М.

69ЦВМА.Ф. 1331. Оп. 6364. Д. 12. Л. 88-89.

70

II.М. Зиновьева вспоминала: «Однажды ехала я с ним из Судака в Москву. На одной из подмосковных станций (название забыла) показывает он в окно и говорит: "Видишь, Таля, скамейку? Я на ней спал когда-то"» [Гришаев, 1994, с. 65].

Шукшин пишет: «Помнится, ты меня как-то спрашивала, как на меня действует весна. Сильно действует, сестренка. Это 21-я и чуть ли не самая сильная... может быть потому она сильная, что 21-ая. До того времени я жил не «оглядываясь». Во-первых, не было времени, во-вторых, обстоятельства... Жизнь новая, невиданная, незнакомая развернулась перед глазами и полностью поглотила мое внимание. Сейчас как будто устоялось все и начинает давать знать о себе человеческая природа. Начинаю (только теперь, как ни странно) осмысливать, понимать в истинном смысле пройденный путь» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 220-221]. Происходит возвращение «блудного сына». Шукшин стремится вновь стать частью семьи, быть в курсе ее повседневных проблем и забот. Сохранившиеся 19 писем Шукшина периода флотской службы (1949-1952 гг.) содержат минимум информации об авторе и представляют собой подробные расспросы о близких и обсуждение событий в их жизни. Более того, в письмах проглядывает явное стремление Шукшина взять па себя роль патриарха - главы семьи: он дает советы матери, поучает и наставляет сестру [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214-228] и даже, пусть и шутливо, угрожает ей и ее подруге, своей будущей жене, М.И. Шумской («Если поссорились, то приеду и обеим надеру уши, несмотря на то, что вам обоим уэюе за 20. Это я вам гарантирую» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 228]). В июле 1951 г. В.М. Шукшин приезжал в краткосрочный отпуск домой, в Сростки, впервые после четырехлетнего отсутствия. Вполне закономерным стало и его возвращение на малую родину в декабре 1952 г. после досрочного увольнения из рядов ВМФ по болезни.

Положение В.М. Шукшина как главы семьи упрочилось после скоропостижной смерти мужа сестры - A.M. Зиновьева в ноябре 1961 г. Заботу о сестре и племянниках-близнецах - Надежде и Сергее — полностью взял на себя Шукшин. Еще раньше, в декабре 1956 г. В.М. Шукшин крестил племянников и, таким образом, стал их крестным отцом (см. §2.5.3). В 1964 г. режиссер организовал сестре и ее детям отдых на Черном море, в Судаке, где сам он в это же время снимался в х/ф «Какое оно, море?». Письмо к М.С.

Куксиной, датированное июлем 1964 г. содержит подробную инструкцию о том, как сестре следует добираться до Судака, как распределить высланные деньги [Шукшин, 2014, т. 8, с. 251-252]. Целый ряд писем демонстрирует, что дядя и крестный отец всегда интересовался жизнью племянников, переживал за их учебу в школе и поступление в вузы, помогал не только советом, но и материально. Реплика Н.М. Зиновьевой иллюстрирует характер и объем помощи, оказываемой семье сестры Шукшиным: «Всю жизнь я не знала, во что мне одевать своих детей: все он (т.е. В.М. Шукшин - М.Д.) покупал» [Гришаев, 1994, с. 66]. Примером этих слов может служить отрывок из письма В.М. Шукшина сестре, датированного июлем 1974 г. - одного из последних писем режиссера и писателя родным: «Наташа! Выслал вам всем рыбы соленой, - может, в охотку пойдет. В рыбе золотая цепочка (в 1-й посылке). Затем сгоношил еще одну посылку — с тряпками. Но собрал я ее не из-за тряпок, а из-за подарков, подарки там. Хотя Наде костюм, по-моему, неплохой, если я не ошибся в размере. Подарки бандеролью посылать боязно, поэтому пришлось целую посылку. Подарки, видно, надо распределить так: маме — одну цепочку и сережки, она просила. Наде — колечко с красным камнем, оно и не дешевое, но и скромное. Тебе — кольцо и цепочку. А Сереже, милому моему сыночку — опять ни шиша, одни значки <...>» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 306].

Безусловно, что к числу членов большой патриархальной шукшинской

семьи следует отнести и старшую, внебрачную, дочь писателя от В.А.

11

Софроновой - Е.В. Шукшину (р. 1965). С 4 марта 1972 г., после процедуры восстановления отцовства, Екатерина по праву стала носить фамилию «Шукшина». Характерно, что в автобиографии от 20 февраля 1973 г., написанной при принятии на работу на к/с «Мосфильм», алтайский режиссер, говоря о своем семейном положении, укажет: «Женат <...>, трое детей» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 128]. Эпистолярное наследие писателя включает в себя

71 Софронова Виктория Анатольевна (фамилия по первому мужу - «Старикова») (1931-2000) -литературный критик, в 60-80-е гг. - редактор отдела критики журнала «Москва». Дочь писателя, многолетнего главного редактора журнала «Огонек», A.B. Софронова (1911-1990).

130

3 письма, 1 поздравительную открытку и 2 телеграммы к Е.В. Шукшиной. Все они относятся к 1972-1974 гг. Начало переписки с дочерыо связано не только с восстановлением отцовства, но, наверняка, и с тем, что именно в 1972 г. Екатерина пошла в первый класс и научилась читать, и, таким образом, могла теперь сама прочитать письма отца. Неслучайно, накануне 1 сентября 1972 г. В.М. Шукшин поздравил дочь с наступающим праздником в телеграмме, посланной из Сросток: «Дорогая Катенька[!] Поздравляем [с] началом первого [в] твоей жизни учебного года. Здоровья тебе, радости. Папа и вся сибирская семья» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 285]. Обратим внимание на то, что Шукшин вводит локальный маркер («сибирская») для обозначения своей патриархальной семьи. «Сибирский» аспект родства будет подчеркнут и в открытке от 9 февраля 1974 г.: «Катенька, родной мой человечек! С днем рождения тебя! <...> Будь здоровенька! Я в больнице (в Кунцево), но дело не так плохо. Мы э/се с тобой — полтора сибиряка, так скоро нас не сшибешь. Держись, Катюня! Папа Шукшин» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 297]. Стремится Шукшин и к тому, чтобы отношения с внучкой поддерживали и другие члены «сибирской» семьи, в частности, М.С. Куксина. В письме к матери, датируемом октябрем 1972 г., писатель сообщает адрес Софроновых и просит мать написать Екатерине письмо: « <...> Катя носит мою фамилию, но'если бандероль или посылочка - лучше на мать. Катя, кстати, заболела свинкой. Но уже поправляется. Часто говорю с ней тоже по телефону. И сама Вика болела воспалением легких. Мама, напиши им, пожалуйста, они люди хорошие, а тебе до наших дел нет никакого касательства, а до внучки есть. Учится она хорошо (там еще учебы-то, правда, кот наплакал). Но девочка умная, добрая» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 286].

2) В.М. Шукшин и нуклеарная семья.

Нуклеарная семья состоит из одного поколения, представленного родителями (родителем) с детьми или без детей. Нуклеарная семья в современном обществе получила наибольшее распространение. Без сомнения,

в послевоенном СССР - это признак городской культуры. В основе нуклеарной семьи лежат брачные отношения. Концепция брака в мировоззрении В.М. Шукшина также претерпела определенную эволюцию. В ранних письмах Шукшина-студента ВГИКа прослеживается явно негативное отношение к браку. Уже первые строки письма к троюродному брату, художнику И.П. Попову (январь 1957 г.) обнаруживают точку зрения Шукшина: « <...> я рад, что ты не .женился. Право лее, дело тут не только в свободе, которой mooice очень следует дорожить, но и в чем-то еще, непонятном <...> » [Шукшин, 2014, т. 8, с. 235]. Та же мысль еще раз, но более аргументировано, звучит и в концовке письма: «Еще раз выражаю благодарность твоей судьбе за то, что она предохранила тебя от "семейного " шага. Т.е. когда-нибудь ты это, конечно, сделаешь, но не сейчас. Не сейчас, когда ты свеж и у тебя есть хоть немного времени думать, мечтать, радоваться, страдать и работать, работать, работать. *Ты понимаешь ли, Ваня, я убежден, что худо.жнику женитьба никогда впрок не идет. Исторически. Если хочешь - он должен быть одиноким, чтобы иметь возможность думать о Родине, о других людях» [там же]. Причины подобного негативного отношения к супружеству, безусловно, сокрыты в личном отрицательном опыте В.М. Шукшина: в момент написания письма автор был уже женат. 16 августа 1956 г. в Сростках, во время приезда на каникулы, состоялась свадьба В.М. Шукшина и М.И. Шумской Однако, фактически брак просуществовал недолго. Территориальное разделение неприемлемо для нуклеарной семьи: скорее всего, главной причиной разрыва стало неприятие Шумской учебы мужа во ВГИКе и его желания впоследствии остаться в Москве. Косвенно такое объяснение подтверждается письмом В.М. Шукшина к своей будущей жене, посланным в сентябре 1954 г., почти сразу же после поступления во ВГРТК: в ряде мест Шукшин явно оправдывается перед Шумской за свое «непредвиденное» поступление в вуз, пытается

72 Шумская Мария Ивановна (р. 1930) - первая жена В.М. Шукшина. В юности - односельчанка Шукшина и одна из ближайших подруг U.M. Зиновьевой (Шукшиной). Ныне проживает в с. Майма Республики Алтай.

объяснить ей как «как случилось, что я остался в Москве, в то время, как ехал сюда только для заочного оформления <...>» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 229]. Возможно, что последовавшая через 2 года женитьба — своеобразное искупление Шукшиным вины перед девушкой, подтверждение чему мы находим в письме Шукшина к И.П. Попову от 13 января 1959 г.: «Ах, какую я ошибку сделал, Ваня! Пожалел человека, а себя не пожалел, идиот. Боже избавь тебя, брат, решать это дело так вот быстро и необдуманно. Тут сейчас всё против меня, а я ничего не могу сделать и не защищаюсь. О чем я думал? Ни о чем. Защищал свою совесть от упреков» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 238]. Характерно, что одна из фраз почти дословно будет воспроизведена много позже в рассказе «Штрихи к портрету» (1973). Князев говорит о жене: «Тут моя ошибка: не надо было ощениться. Пожалел дуру... А себя не пожалел» [Шукшин, 2014, т. 6, с. 186].

Из личной неудачи студент Шукшин пробует вывести закономерность и даже излагает И. Попову в очередном письме (январь 1959 г.) свою «теорию безбрачия»: «С квартирой... было бы, конечно, недурно, если бы дали. А ощениться обязательно? Я так сейчас напуган, что побаиваюсь говорить об этом. Знаю одно: нуэ/сно очень сильно любить. Даже если просто - любишь, и то может оказаться недостаточным. А у тебя еще дополнительная опасность — тебе надо обязательно работать. Не э/сить, а работать. Женщины о/се, по-моему, из ста девяносто девять не способны этого понимать вообще. Вот главная опасность. Великая опасность. Но есть еще не менее великая опасность одиночества. Эту штуку в жизни я тоже несколько вкусил. Итак: две дороги и KaD/сдоя — опасность!!! А где есть две дороги, всегда modicho найти третью: надо рисковать. Надо, наверно, пробовать» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 240]. Брак, семья для Шукшина в это время - преграда для активной творческой деятельности, работы, которой так жаждет начинающий режиссер. Идти «третьей дорогой» - т.е. по пути гражданского брака - В.М. Шукшин попробует в начале 1960-х, когда последует череда его романов с актрисой JI. Александровой (которую В.

Белов называет «супругой» Шукшина [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 24]), поэтессой Б. Ахмадулиной и, наконец, с В. Софроновой (эти отношения чуть было не переросли в юридически оформленные).

Негативное отношение к нуклеарной семье, отразившееся в студенческих письмах В.М. Шукшина, нашло проявление и в художественной прозе писателя, дающей нам слишком мало примеров счастливых «ячеек общества». Пожалуй, только Михаил и Анна Беспаловы из рассказа «Светлые

ТХ

души» (1961), Сергей и Клавдия Духанины («Сапожки» (1970) ), дядя Емельян и его жена «бабка Емельяниха» («Чужие» (1974)) — немногие образцы иуклеарных семей. Рассуждения Павла Попова из рассказа «Страдания молодого Ваганова» (1972) во многом созвучны «тезисам» Шукшина-студента: «Я так скажу, товарищ Ваганов, — понял наконец Попов. — С той стороны, с .женской, — оттуда ждать нечего. Это обман сплошной. Я тоже думал об этом же... Почему же, мол, люди жить-то не умеют? Ведь ты погляди: что ни семья, то разлад. Что ни семья, то какой-нибудь да раскосяк. Почему же так? А потому, что нечего ждать от бабы... Баба, она '1 и есть баба» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 34]. Как видим, писатель сохранил свои ' убеждения и в 1970-е.

Тем не менее, в 1964 г. после знакомства на съемках фильма «Какое оно море?» с Л.Н. Федосеевой и последовавшей женитьбы на ней, впервые сформировалась полноценная нуклеарная семья в жизни Шукшина. Рождение дочерей - Марии (1967 г.) и Ольги (1968) - закрепило этот статус. Известно, что некоторое время в семье проживала и дочь Л.Н. Федосеевой от первого

7 1

брака - А. Воронина '.

73

Стоимость сапог, купленных Сергеем Духаниным, составляла, как известно, 65 рублей [Шукшин, 2014, т. 5, с. 149]. Именно по такой цене, по странному совпадению, купит сестре сапоги сам писатель, о чем сообщит ей в одном из своих последних писем от 28 сентября 1974 г. [Шукшин, 2014, т. 8, с. 308].

74 В ордере на квартиру по адресу: ул. Бочкова, д. 5, кв. 112, выданном Мосгорисполкомом 13 апреля 1972 г., в графе «Состав семьи» (кроме самого В.М. Шукшина) указаны: Федосеева Л.Н. -жена, Воронина A.B. - дочь жены, Шукшина М.В. - дочь, Шукшина О.В. - дочь [Шукшин, 2014, т. 9, с. 215].

К сожалению, исследователям почти недоступны письма В.М. Шукшина к Л.Н. Федосеевой (см. лишь [Шукшин, 2014, т. 8. с. 307]). Но косвенно об отношении алтайского писателя к своей нуклеарной семье могут служить письма к родным (М.С. Куксиной, Н.М. Зиновьевой) и друзьям (В.И. Белову, Г.А. Горышину), в которых Шукшин с большим удовольствием писал о детях - Оле и Маше, нередко приводил в письмах какие-нибудь занимательные истории, связанные с дочерьми (см., например, [Шукшин, 2014, т. 8, с. 287, 298] и др.).

Как сосуществовали в жизни В.М. Шукшина нуклеарная и патриархальная модели семьи? Исследователи творчества В.М. Шукшина часто приводят следующие известные слова писателя из статьи «Монолог на лестнице» (1968): «Так у меня вышло к сорока годам, что я - ни городской до конца, ни деревенский у.же. Ужасно неудобное полоо/сение. Это даже — не между двух стульев, а скорей так: одна нога на берегу, другая в-лодке. И не — плыть нельзя, и плыть вроде как страшновато. Долго в таком состоянии пребывать нельзя, я знаю — упадешь» [Шукшин, 2014, т. 8, о. 27]. Это -V высказывание Шукшина относят исключительно к специфике его художественного мировоззрения (см., например, [Алавердян, 2010, с. 26]). 1 Думается, однако, что оно вполне может быть отнесено и к шукшинской концепции семьи. Анализ эпистолярия В.М. Шукшина свидетельствует о наличии конфликта между патриархальной и нуклеарной моделями семьи в личной и социальной жизни алтайского писателя. Эти две модели семьи противопоставлены и количественно, и культурно-исторически (традиционная уб современная), и социально (деревенская уз городская), и территориально (сибирская уб московская). Учитывая, какую важную роль играли эти же антиномии и в художественном мире писателя, можно утверждать о тождестве основы конфликта в художественном творчестве и повседневной жизни В.М. Шукшина. Фактически используя в повседневной жизни нуклеарную модель семьи, Шукшин исповедовал и стремился к патриархальной.

Отголоски симпатии писателя идеалу патриархальной семьи и ощущение его недостижимости обнаруживаются в киноповести «Печки-лавочки» (опубл. в 1975 г.):

« - Ну, как же быть?

- На это мог бы ответить хозяин дома. Но таковых теперь в домах не бывает... Разве вот у них, - Сергей Федорыч кивнул в сторону Ивана и Нюры. - И то вряд ли.

- Частенько русские... долгострой вспоминают. Странная тоска... В профессорском доме. Не находишь?

- Нет, не нахожу.

Профессор-гость уткнулся в тетрадку.

Гости - Иван и Нюра - не поняли, о чем шла речь. Иван аккуратно доставал ложечкой красную икру из вазочки и ел прямо так - из ложечки лее. И снова доставал. »

- Вкусная штука, - похвалил он, когда почувствовал на себе взгляд хозяина.

- Ешь, ешь, - кивнул Сергей Федорыч. - Это память о домострое. Редкая штука» [Шукшин, 2014, т. 5, с. 294-295].

Тоска профессора Сергея Федоровича (наделенного именем и отчеством деда автора - С.Ф. Попова) по патриархальным ценностям (отсутствие «хозяина дома») на фоне нуклеарной, бездетной семьи сына Ивана в глазах профессора-гостя выливается в тоску по жизни в соответствии с «Домостроем», последним атрибутом которого в современной столичной жизни осталась лишь красная икра - традиционный русский деликатес («Домострой» содержал и кулинарную часть). Интересно, что авторская ирония в отношении идеала патриархальной семьи, нашедшая проявление в киноповести, в более раннем произведении - рассказе «Мастер» (1971) -реализована фактически в автопародии. Семка Рысь помогает писателю «из областного центра» Николаю Ефимовичу задекорировать одну из комнат городской квартиры под крестьянскую избу: «Кабинет они оба додумались

подогнать под деревенскую избу (писатель был из деревни, тосковал по родному).

- Во, дурные деньги-то! - изумлялись односельчане, когда Семка рассказал, какую они избу уделали в современном городском доме. - 16-й век!

- На паркет настелили плах, обстругали их - и все, даже не покрасили. Стол - тоже из досок сколотили, вдоль стен - лавки, в углу - леэюак. На леэ/саке никаких матрасов, никаких одеял... Леэ/сат кошма и тулуп - и все. Потолок паяльной лампой закоптили - вроде по-черному топится. Стены горбылем обшили...» [Шукшин, 2014, т. 5, с. 163-164]. По мнению А.И. Куляпина знаковым является упоминание в рассказе XVI века, как идеальной эпохи, к которой стремится писатель. Именно серединой XVI века датируется создание протопопом Сильвестром «Домостроя». Писатель Николай Ефимович может быть рассмотрен как двойник самого В.М. Шукшина не только с точки зрения профессии, но и с точки зрения ориентира на патриархальные ценности эпохи «Домостроя», и в аспекте происхождения: оба выходцы из деревни. Однако, мечте писателя из областного центра не суждено сбыться: «внешне обустроив свой дом согласно традиционным канонам, Николай Ефимыч все же нисколько не приблизился к идеалу "Домостроя". Молодая жена, поселившаяся в его избе-симулякре, помыкает им как хочет» [Куляпин, 20142, с. 145]. В.И. Белов подтверждает наличие патриархальных стремлений своего друга: «Шукшин вообще относился к женщинам здраво, то есть где всерьез, а где с юмором. Высмеивал моду, стремление женщин подражать мужикам в одежде и физической силе, страдал от "бабьих" потуг обходиться без мужей в обеспечении семьи. Уже тогда шла психологическая атака на традиционные семейные ценности» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 44].

Своеобразной точкой бифуркации конфликта между патриархальной и нуклеарной семьями В.М. Шукшина должен был стать переезд писателя на малую родину. Впервые мысль о возвращении на Алтай встречается в письме к М.С. Куксиной (март 1972 г.): «Мама, одна просьба: пока меня нет, не

придумывайте ничего с домом, т.е. не продавайте (твой, я имею в виду). <...> У меня в мыслях-то — в дальнейшем — больше дома жить, а дом мне этот нравится. Вот после этой большой картины подумываю с кино связываться пореже, совсем редко, а лучше писать и жить дома. Не совсем, но подолгу, по году так... Это, если все будет хорошо. Тянуть эти три воза уэ!се как-то не под силу становится. И вот мечтаю жить и работать с удовольствием на своей родине» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 282]. Несмотря на то,

75

что дом был все-таки продан , в письмах к матери 1973 -1974 гг. Шукшин неоднократно поднимал вопрос о покупке другого дома в Сростках [Шукшин, 2014, т. 8, с. 293, 303, 305]. Писатель еще более укрепился в своем решении о переезде на родину после встречи в июне 1974 г. с М.А. Шолоховым в Вешенской («<...> гшенно после встречи с Шолоховым, в его доме, я сам твердо решил: вернусь в Сростки!» («Надо работать!» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 200]). Рассматривался Шукшиным и компромиссный вариант: переезд на Дон (регион более близкий к Москве, работе): «Конечно, для меня нет красивее села, чем Сростки, красивее реки, чем Катунь... Но разве менее хорош Дон, -* прославленная красавица-река? Или, скажем, станица Вешенская — чистая, зеленая, степная. Настоящий городок. Вообще должен признаться, я давно увлечен донским краем...» [там же]. Однако неприемлемость даже такого паллиативного решения для своей нуклеарной семьи отчетливо понимал сам Шукшин, о чем он и пишет в письме к Л.Н. Федосеевой: «И что это за жизнь такая — что-то надо все делать, куда-то уезжать... Я вот выкопаю здесь землянку, за Доном, и привезу вас, и будем жить неразлучно. Не поедете ведь, вот штука» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 307].

Состоялся бы переезд В.М. Шукшина на Алтай, произошло ли бы безболезненное воссоединение его патриархальной и нуклеарной семей и как отразилось бы это на творчестве писателя - вопросы, которые в настоящее время можно обсуждать лишь вне рамок литературоведения.

75 Осенью 1972 г. М.С. Куксина продала дом в Сростках и переехала в Бийск, где в кооперативной квартире, купленной В.М. Шукшиным, уже проживала Н.М. Зиновьева (Шукшина). Вскоре Бийским горсоветом М.С. Куксиной была выделена отдельная квартира.

138

2.5.2 Искусство

Тема искусства, творчества - одна из ключевых в жизни В.М. Шукшина. Эта та область человеческой деятельности, которая привлекала будущего писателя, актера и кинорежиссера еще с детства. Способности к творчеству у Василия (тогда еще Попова) проявились достаточно рано. В четвертом классе он уже писал короткие стихотворения, регулярно участвовал в школьных спектаклях, любил декламировать стихи со сцены, хорошо играл на гармони [Он похож на свою родину, 2009, с. 46]. В 1951 г., когда в клубе военной части, в которой служил В.М. Шукшин, был организован драмкружок, он стал активным членом, а затем и руководителем кружка. Разучивал роль Гамлета [Варламов, 20142, с. 59]... В сростинской районной газете «Боевой клич» в 1954 г. (14 марта) была опубликована заметка о школьной постановке пьесы «Капитан в отставке», которая, по всей видимости, принадлежала перу Василия Шукшина [Шукшин, 2014, т. 9, с. 145]. При поступлении во ВГИК -абитуриент с Алтая пишет творческую работу, представлявшую собой рецензию на х/ф «Верные друзья» М. Калатозова [Там же, с. 329-331]76. В ней впервые заявлены принципы киноискусства, которые будет исповедовать в ' будущем сам кинорежиссер В.М. Шукшин.

Естественно, что учеба во ВГИКе, непосредственное прикосновение к миру искусства вывели тему творчества на один из первых планов в жизни начинающего кинематографиста и писателя. Уже в первом студенческом письме к троюродному брату художнику И.П. Попову (1926-2007) Шукшин заметит: «У нас проходят занятия в Третьяковке по ИЗО. Это удивительно, Ваня» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 236]. Отношения В.М. Шукшина и И.П. Попова были не только родственными, но и по-настоящему дружескими. И.П. Попов долгое время жил и работал в Новосибирске. В переписке двух людей, жизнь которых неразрывно связана с творчеством, не могло не найти отражения обсуждение самого широкого спектра актуальных явлений, процессов в

76 Оригинал: Архив ВГИК. Ф. 1. Он. 24. Д. 3822. Л. 33-35.

139

советском искусстве второй половины XX века. Вопросы искусства, творчества затронуты писателем также в письмах к В.И. Белову, М.С. Куксиной, Н.М. Зиновьевой (Шукшиной). Какие аспекты искусства нашли отражение в эпистолярии В.М. Шукшина?

1) Установка на синтез в искусстве.

77

Триада «актер, режиссер, писатель» стала привычным эпитетом при характеристике творчества В.М. Шукшина. Интерес к синтезу кинопрофессий, т.е авторскому кино, мы встречаем уже в одном из первых писем Шукшина матери, М.С. Куксиной: «Фильм "Бродяга" сделал Рад.ж Капур, т.е. тот, кто играет бродягу. Он релсиссер этой картины и сам в ней играет. Вот, чтобы ты поняла, на кого я учусь» (декабрь 1954 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 232]. Анализ студенческих писем к И.П. Попову показывает, что на третьем курсе ВГИКа Василий Шукшин начинает пробовать себя в двух ипостасях: сценариста и режиссера: «Сейчас отснял свою курсовую работу (звуковую) — 150 м. По своему сценарию. Еще не смонтировал. Впервые попробовал сам играть и режиссировать. Трудно, но возможно. Это на будущее» (И.П. Попову, январь 1957 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 236]. Мысль эта еще несколько раз будет повторена автором в письмах к брату-художнику: «Нет хороших сценариев, ты знаешь... Пробую писать сам, но это всегда хуже для режиссера» (13 января 1959 г.); «[Сценарий ] Писать буду сам. Не верю нашим молодым пижонистым лоботрясам-сценаристам. Разве они лучше меня знают деревню?» (январь 1959 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 238, 239].

Реальная возможность в условиях производства испробовать синтез кинопрофессий у студента появилась в 1957-1958 гг. на Одесской киностудии, куда он был направлен на режиссерскую практику. В итоге Василий Шукшин был одновременно приглашен на главные роли в фильм-оперетту (!) «Белая

77

Заголовок интервью В.М. Шукшина корреспонденту новосибирской газеты «Молодость Сибири» И. Бодрову [Шукшин, 2014, т. 8, с. 105-107].

акация» (1957, реж. Г. Натансон) [Гордон, 2007, с. 91] и «Дом солдата» (реж. М. Хуциев). Судьба распорядилась так, что Шукшин был утвержден на роль в фильме Хуциева и никогда впоследствии не жалел об этом. В своем отчете о режиссерской практике на съемках х/ф «Два Федора», написанном в 1958 г., Шукшин укажет: «Дело в том, что я по положению исполнителя главной роли, участвую во всей режиссерской, именно режиссерской работе» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 104]. В письменной характеристике М.М. Хуциев укажет, что Шукшин активно участвовал и в подборе актеров, и в съемке кинопроб, и в разработке костюмов, и в доработке сценария, и в поиске документального материала... «Вместе с оператором П. Тодоровским, Шукшин является моим ближайшим творческим помощником в работе над картиной»78, - подчеркнет Хуциев [Там же, с. 203].

Пик совмещения Шукшиным трех кинопрофессий наступит в 1960 г. и реализуется в дипломной работе «Из Лебяжьего сообщают». Биограф кинорежиссера и писателя В.И. Коробов заметил: «Защита диплома прошла успешно, хотя стремление молодого режиссера быть и швецом, и жнецом, и на дуде игрецом восторгов не вызвало. <...> Одна заслуженная актриса заметила Шукшину язвительно на защите дипломного проекта: "А что, Вася, может, ты еще и музыку к фильмам писать будешь?.." Желваки Шукшина заходили, он с трудом сдержался, чтобы не нагрубить, но ответил все же вызывающе: "А что? И буду..." (Как покажет время и расскажет потом композитор четырех шукшинских фильмов П.В. Чекалов, это утверждение станет недалеко от истины)» [Коробов, 1984, с. 61].

Став профессиональным кинорежиссером, в письмах к матери на протяжении всей карьеры Шукшин всегда будет подчеркивать аспект синтеза режиссерской, сценаристской и актерской работы: «Начал работать как кинорежиссер — стшаю фильм по своему же сценарию» (июль 1963 г.); «Я

78

Упоминание в данном контексте вкупе с именем В.М. Шукшина имени П.Е. Тодоровского (19252013), в будущем успешно совместившего в своей деятельности профессии кинорежиссера, оператора, актера и композитора, выглядит символичным.

жив-здоров. Снимаю картину. И сам опять в ней играю. Тяэ/селее, конечно, но уж брать тяэ/сесть, так всю сразу» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 249, 289].

Установка на синтез в искусстве проявилась не только в кино, но и в литературной деятельности Шукшина. Наряду с малыми прозаическими жанрами, он освоил и крупные: повесть, роман. В последние годы работал над драматическими произведениями, киноповестями. Одно из писем к В.И. Белову (февраль 1974 г.) зафиксировало тезисы Шукшина о новой жанровой форме - «документальном рассказе»: «Теперь о рассказе: Вася, это не будет всуе, это про то, как один лакей разом, с ходу уделал 3-х русских писателей. Это же ведь славно! Не мы же выдумали такой порядок. Чего тут стыдного? Ничего, ничего — я чувствую здесь неожиданную (для литературы) правду... Клейма на такую форму рассказов у них еще нет, в эту-то прореху и сунуть» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 295].

Вместе с тем эпистолярий отразил и момент разочарования зрелого В.М.

70

Шукшина в синтезе «трех профессий» , триаде «актер, режиссер, писатель». Позволим себе еще раз привести отрывок из письма к М.С. Куксиной (март 1972 г.), в котором Шукшин впервые говорит о намерении посвятить жизнь ; преимущественно литературному труду: «Мама, одна просьба: пока меня нет, не придумывайте ничего с домом, т.е. не продавайте (твой, я имею в виду). <...> У меня в мыслях-то - в дальнейшем — больше дома жить, а дом мне этот нравится. <...>Тянуть эти три воза уже как-то не под силу становится. И вот мечтаю жить и работать с удовольствием на своей родине» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 282]. Более откровенно эта мысль высказана в одной из последних шукшинских бесед («Надо работать!», 1974 г.): «Писатель ставит фильм! Ведь это компромисс с писательским трудом! Техника в кино ограничивает писателя, мешает ему широко думать. Может техника будущего нас раскрепостит? Но едва ли! Для меня это серьезная трудность. Теперь передо мной вопрос, что выбрать: кино или литературу?»

79 «Три профессии Василия Шукшина» - интервью В.М. Шукшина корреспонденту газеты «Советское кино» И. Рубецкой [Шукшин, 2014, т. 8, с. 91-93].

[Шукшин, 2014, т. 8, с. 195]. «Будь он жив, "конец кино" пришел бы!» -уверен В.И. Коробов [Коробов, 1984, с. 248]. Как видим, определенные мотивы эпистолярия В.М. Шукшина подтверждают данное утверждение его биографа.

2) Искусство н Правда.

«Нравственность есть Правда. Не просто правда, а - Правда. Ибо это мужество, честность, это значит - жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 38] — эти слова, давшие название программной шукшинской статье, давно и прочно ассоциируются с творчеством алтайского писателя и кинорежиссера. Напомним высказывание С.П. Залыгина, утверждавшего, что В.М. Шукшин «представлял то искусство, которое есть не только правдивое, не только талантливое изображение жизни, но и:сама жизнь реальная, повседневная, героическая, разная. <...> Так же как Шукшин без грима играл, гак же без грима он и писал. <...> При этом технологические понятия литературы — сюжет, фабула, завязка, кульминация — теряли свое значение, смещались и заменялись понятием жизни, и даже не понятием, а ею самой» [Залыгин, 1989, с. 13, 22]. «Правда - ключевое понятие и этики и эстетики Шукшина» [Гыдов, 1989, с. 148]. В художественном мире Шукшина «правда - аксиологическая доминанта, которая определяет как план этики, так и эстетику писателя» [Собенников, 2009, с. 241]. Правда шукшинского искусства при этом связывается с реализмом.

Киновед Л.Д. Ягункова верно заметила, что к эстетике реализма в кино Шукшин тяготеет с первых лет обучения во ВГИКе [Ягункова, 2009, с. 77]. На третьем курсе института, в письме к И.П. Попову в январе 1957 г., будущий кинорежиссер делает разбор киноновинки — х/ф «Сорок первый» в постановке Г. Чухрая: «О фильме «41». На мой взгляд, ты несколько преувеличил худоэ/сественное значение фильма. Впрочем, это понятно. Твое сердце художника не выдержало перед изумительной работой оператора. Здесь

можно говорить о том, что это слишком красиво, сказочно красиво, но это действительно здорово. Однако, если судить по большому счету, я позволю себе критиканство. Актеры: Извицкая играет Марютку, но это не Марютка-рыбачка, грубая и нелепая дочь моря. Когда она (Извицкая) повторяет — «рыбья холера» - это неприятно гнетёт, точно перед тобой умный человек разыгрывает шута. И вообще — не выходят у нас еще т.н. «простые» люди. Тут происходит своеобразная переоценка ценностей. Мы отказываем этим «простым» людям в уме, в сложной психологии и оставляем им лежащее наверху, вроде — «рыбьей холеры» и т.п. Забыли, что Чапаев, Максим — тоже были простые люди. Композиционно фильм очень не ровный. Первая половина — пески — затянуто. Герой — любуется собой. (Это несколько субъективно, но я не выношу красивых мужчин.) Во второй части драматургия делает странные, иногда смелые скачки, но борьбы т.н. «классовой» - такой, как выглядит у Лавренева — нет. Мы вообще затаскали это понятие классовости, но в первоначальном значении — это ведь, по-моему, то, что вообще достойно гения. Впрочем, фильм мне тоэюе нравится. Но мне мешает объективно ценить его то обстоятельство, что я очень хорошо знаю фильм Протазанова по этому лее рассказу. Немой. Тот несравненно лучше. Это ничуть, впрочем, не обижает Чухрая. Он еще молодой человек» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 235].

В письме, как видим, заложены основные принципы будущего шукшинского кинематографа: установка на реализм, требование правдивого героя, естественность актерской игры. Однако любопытно сравнить данный отрывок с другой шукшинской рецензией на фильм, написанной еще в 1954 г.

Речь, конечно же, идет о творческой работе «О фильме "Верные друзья"»

80

[Шукшин, 2014, т. 9, с. 329-331] , написанной в качестве рецензии на фильм при поступлении во ВГИК. Оценки, которые автор рецензии дает героям фильма, сюжетным линиям, и даже «главной мысли» картины выражается словами «правдивый», «правдоподобный», «жизненно правдивый»,

80 См. подробнее об этой работе §6.4.

«убедительный». Следование правде для абитуриента в данном случае -точное следование реальности ситуаций и характеров. Суждения резки и однозначны. Не допускают полутонов. При этом, работа была написана избирательно: как указал рецензент работы А.У. Стабилини, «увлекшись частностями, т. Шукшин мало или ничего не сказал о среде, в которой развивается действие» [Там же, с. 397]. Почти в тех же терминах много позже будет дана оценка фильму «Два Федора» (1958): «Не все удалось, да. Но сама манера, и любовь к правде - это дорого» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 241]. Вторит данной позиции и известная рабочая запись: «Сейчас скаэ/су красиво: хочешь быть мастером, макай свое перо в правду. Ничем другим больше не удивишь» [Там же, с. 324].

В 1966 г. эти же положения Шукшин будет отстаивать в письме к литературному критику Л.И. Крячко в ответ на ее статью «Суть и

О |

видимость» , в которой была дана негативная оценка рассказа «Стёпка». Требование критика дать «идеального героя наших дней» алтайский писатель парирует: «Я его стараюсь дать. Он роет землю, водит машины, ревнует жену, пьет водку, перекрывает Енисей. Он строит — коммунизм. Живет человек, который живет сегодня, сейчас. Зачем Вы (и Н. Туманова) призываете меня выдумывать героя! Разве это так нужно для коммунизма? Не верю. <...> Хорошо, мы выдумаем героя, а в него никто не поверит... (скажете: надо так сделать, чтоб поверили!). Fie могу. (Лично только за себя отвечаю - не могу.) Мне бы только правду рассказать о жизни. Больше я не могу. Я считаю это святым долгом художника» [Там же, с. 446].

Это стремление к правде героя и ситуации, ориентация на реализм будет применяться Шукшиным к оценке произведений разных видов искусства. Например, живописи: «Как выставка? Я был на ней, правда, наверно, не так внимательно. Вынес оттуда ощущение угнетающей скудости... Удивительно

81 Крячко Л.И. Суть и видимость //Октябрь. - 1966. - №2. - С. 181-201. В статье представлен критический обзор произведений молодых советских писателей, среди которых: В. Сёмин, Н. Чуковский, В. Аксёнов, С. Ласкин. Анализу рассказа В. Шукшина «Стёпка» посвящен раздел статьи «За доброту борцов!» (С. 185-187).

как-то все обтекаемо и вяло. Понравилась картина, наз.<ывается> «Расстрел», кажется, Петрова (Румыния). Одна фигура на темноватом фоне. Крепкий такой, с внутренней силой реализм. Поляки напрочь не понравились, хотя говорят, что что-то там есть...» (в письме к И.П. Попову от 13 января 1959 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 238]. Очень близки этому рассуждения автора о картине И.П. Попова «Табунщик», над которой тот работал на протяжении нескольких лет: «Мне очень нравится замысел твоей картины. Я себе это представляю как что-то очень спокойное, какое-то... вековое и, должно быть, прекрасное своей «земляной» правдой. Люблю такое настроение. Помоги бог найти настоящее» (январь 1959 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 240].

При этом другие направления в искусстве (особенно модернистского толка) Шукшиным нередко подвергаются юмористическому снижению. В письме к В.А. Софроновой (февраль 1966 г.) Шукшин укажет^сеДбш Кате (т.е. старшей дочери писателя - М.Д.) <...> пусть она мне нарисует какой-нибудь--тг^ цветок. Или дай ей бутылочку чернил, и пусть она сделает\"бах" на лист-ьи-бумаги. Может, со временем будет абстракционистом. Надо когда-нибудь ¿с -начинать!» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 255]. Главный герой рассказа «Пьедестал»..«-:' (1973) художник Константин Смородин, в прошлом фальшивомонетчик, работающий ныне над авангардистским полотном под названием «Самоубийца», также представлен в юмористическом ключе. «При очевидном недоверии Шукшина к антиреалистическим направлениям в искусстве уподобление художника-модерниста фальшивомонетчику закономерно и ожидаемо» [Куляпин, 2007, с. 239].

Однако, если о раннем творчестве Шукшина можно делать выводы подобно вышеприведенным, то зрелое творчество в аспекте следования Правде поддается однозначной оценке в меньшей степени. «Шукшин, начавший свой творческий путь с попыток утверждения Правды, в полной мере испытал в последние годы жизни относительность любых сакрализованных понятий», - утверждает А.И. Куляпин [Куляпин, 2012, с. 7].

Исследователь связывает данные тенденции с нарастанием постмодернистских черт в прозе писателя, ведь постмодернизм развивался под знаком релятивизации Истины. Сходный тезис выдвигает и Н.В. Ковтун, утверждающая, что в позднем творчестве писателя «смысл бытия, который мучительно, почти интуитивно ищут персонажи, не очевиден и автору» [Ковтун, 2009, с. 420]. Тогда объяснимым, но все же резким контрастом с тезисами статьи «Нравственность есть Правда» выглядят слова эпилога в последней авторской редакции рассказа «Дядя Ермолай»: «PI уж совсем мучительно — до отчаяния и злости — не могу ¡гонять: в чем Истина-то? Ведь это я только так грамоты ради и слегка из трусости — величаю ее с заглавной буквы, а не знаю — что она?» [Шукшин, 19892, с- 194]. Есть ли в эпистолярии алтайского режиссера и писателя маркеры, позволяющие зафиксировать подобные тенденции в его творчестве? На наш взгляд, в одном из писем к сестре (июнь 1973 г.), комментируя негативные отзывы алтайской прессы о только что вышедшей на экраны страны своей картине «Печки-лавочки», Шукшин, в отличие от ортодоксальной позиции студенческих лет и 1960-х гг., уже допускает наличие второй Правды, Правды оппонентов: «Говоришь, не понравилась картина? Тут сложнее, Наташа: если ее хвалить, значит, надо согласиться с тем, что в ней говорится, а кто же из этой пишущей шантрапы (кстати, пришли мне тот номер «Байского рабочего» со статьей), этих профурсеток осмелится это сделать. Кстати, в Москве она вот у.же два месяг{а идет при переполненных залах — вот ог(енка работы, остальные — пусть лают. И в деревне может не понравиться: они ведь там нынче не такие. А какие?!! Я бы сказал а всю правду, да уж... это-то едва выпустили» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 291].

Так или иначе, отступление от оценки литератора по критерию «следование правде жизни» нашло отражение в рабочих записях В.М. Шукшина: «Говорят, когда хотят похвалить: "Писатель знает жизнь". Господи, да кто Dice ее не знает! Ее все знают. Все знают, и потому различают писателей — плохих и хороших. Но только потому: талантлив и

менее талантлив. Или вовсе - бездарь. А не потому, что он жизни не знает. Все знают» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 322]. Талант творца у позднего Шукшина становится настоящим мерилом произведения искусства.

3) Мессианская роль искусства.

В письме к И.П. Попову от 12 ноября 1961 г. В.М. Шукшин заметил: «Много думаю о нашем деле и прихожу к выводу: никому, кроме искусства, до человека нет дела. Государству нужны солдаты, рабочие, служащие... и т.д. И, чтоб был порядок. И все. А ведь люди доллсны быть добрыми. Кто лее научит их этому, кроме искусства. Кто расскажет, что простой добрый человек гораздо интереснее и лучше, чем какой-нибудь дубина-генерал или высокостоящий чиновник. В этом смысле твой «Табунщик» попадает, по-моему, точно. Там угадывается в чем-то (то ли в позе, то ли в выражении лица) одно неотъемлемое качество русского человека — терпение» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 245]. Искусству в этом отрывке приписывается ни много ни мало мессианская роль. Та же мысль звучит и рассмотренном нами выше письме к Л.И. Крячко («Мне бы только правду рассказать о э/сизни. Больше я не могу. Я считаю это святым долгом художника» [Там же, с. 446]). По мнению С.М. Козловой, уже ранний шукшинский рассказ «Воскресная тоска» (1962) содержит «глобальную» и «абсурдную с точки зрения социалистического реализма позицию автора», которая заключается в том, что «Художник — "сын божий", наделенный божественным даром - Словом, искрой божьей, созданный по подобию бога творцом земли, ее степей, зорь, людей» [Козлова, 1992, с. 40].

Пафос шукшинских слов подтверждается одним эпизодом из письма алтайского кинорежиссера и писателя В.И. Белову. Реальный фон его таков. Осенью 1964 г. В.М. Шукшин побывал в гостях у Белова, на его малой родине, в с. Тимониха Харовского района Вологодской области. Вместе они оказались свидетелями необычного небесного явления: «В ночи с севера на юг бесшумно летело какое-то яркое небесное тело. Мы приняли его за метеорит,

но оно летело какими-то странными зигзагами, оно как бы кувыркалось в ночной мгле...» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 19]. Спустя 3 года в одном из писем к Белову, датируемом июнем 1967 г. Шукшин вновь вернется к этому случаю и даст ему свою интерпретацию: «И все-таки: помнишь ту ночь с туманом? Вася, все-таки это был не спутник, слишком уж он кувыркался. А внизу светилось только одно окно - в тумане, мгле. Меня тогда подмывало сказать: "Вот там родился русский писательОчень совпадает с моим представлением, — где рождаются писатели» [Шукшин, 2014, т.8, с. 264]. Проекция на евангельскую историю о вифлеемской звезде (от Матфея 2.9) здесь более чем очевидна.

Мысль о мессианской, пророческой роли писателя звучит и в одной из рабочих записей писателя: «Самые великие слова в русской поэзии: "Восстань, пророк, и виждь, и внемли... Глаголом жги сердца людей!"» [Там же, с. 324]. Одна из проблемных линий статьи «Вопрос самому себе» (1966) -как хороший фильм идет до сельского жителя Сидорова — также представлена автором в мессианском ключе. Но впервые, как видим, Шукшин подобную .„.-.^ мысль высказывает в эпистолярии.

2.5.3 Власть

Отношение В.М. Шукшина к властям предержащим нельзя назвать однозначным. Как и многие интеллигенты в СССР в постсталинскую эпоху писатель в своем восприятии власти «прошел через полосу кризисов и разочарований» [Куляпин, 20142, с. 141]. По мнению А.И. Куляпина, в художественных произведениях писателя возникает ситуация, когда «в пространстве власти нет места для правды» [Там же, с. 144]. Герои Шукшина чаще всего находят правду не в приемной райкома, где все напоминает театр, а в сельской чайной, где «маски сбрасывают или срывают» [Там же, с. 143]. «Путь из коридоров власти в чайную или к ларьку героями Шукшина проторен основательно» [Там же, с. 146]. Данные тезисы исследователя могут

быть дополнены не только фактами биографии Шукшина, но и материалом его эпистолярных работ.

Известно, что в молодости Василий Шукшин старался походить на Сталина [Варламов, 20142, с. 68], был активным комсомольцем в Сростках и затем во ВГИКе. Однако постепенно происходит охлаждение доверия писателя к власти, ее представителям, идеологическим идолам. Временную границу этого перелома, как нам видится, можно достаточно точно отследить. В черновом наброске 1964 г. к статье о х/ф «Живет такой парень» Шукшин

сначала в качестве духовных лидеров русской интеллигенции укажет

~ 8^

фамилии идеологов социализма: «Маркс, Ленин, Белнн<ский>» а затем зачеркнет, заменив новыми именами: «Пушкин, Белинский, Толстой» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 24]. Разочарование в личности «отца народов» нашло отражение в близкой по времени рабочей записи, датируемой 1966 г.: «Истинно великих людей определяет, кроме всего прочего, еще и то, что они терпят рядом с собой инакомыслящих. Гитлер и Сталин по этой статье не проходят туда» [Там же, с. 314] (более подробный анализ этой рабочей -лс записи см. в § 6.4.6). Критические оценки государственной власти сохранили " и другие шукшинские рабочие записи: «Ни ума, ни правды, ни силы • настоящей, mi одной э/сивой идеи!.. Да при помощи чего Dice они правят нами? Остается одно объяснение — при помощи нашей собственной глупости. Вот по ней-то надо бить и бить нашему искусству»; «В нашем обществе коммуниста-революционера победил чиновник-крючок»; «Государственный деятель с грустным лицом импотента» [Там же, с. 317, 328] и др.

В эпистолярии В.М. Шукшина отношение писателя к власти и ее представителям лучше всего раскрывается в «письмах к вождю» (см. § 2.2). Среди эпистолярных документов В.М. Шукшина есть письма к «вождям СССР», госчиновникам высокого ранга: министру МВД H.A. Щёлокову и секретарю ЦК КПСС П.Н. Дёмичеву. Письмо к H.A. Щёлокову от 29 марта 1973 г. написано В. Шукшиным совместно с Г. Крыловым, директором

82 См. фотокопию оригинала наброска: ВММЗВШ. ОФ. 6014.

150

кинокартины «Калина красная», и содержит исключительно просьбу к министру о выделении в распоряжение съемочной группы консультанта «который подробно будет знакомить творческую группу с атмосферой преступного мира, различными материалами и т.д., а такэ/се окалсет практическую помощь в решении различных организационных вопросов», и о разрешении съемок некоторых сцен будущего фильма на территории одной из подмосковных колоний [Шукшин, 2014, т. 8, с. 288].

Письмо к П.Н. Дёмичеву, датируемое июлем 1973 г., более сложно и в жанровом, и в содержательном отношениях. В.М. Шукшин ранее, до написания письма, по крайней мере, дважды уже обращался к П.Н. Дёмичеву с просьбой. В заявлении от 23 февраля 1971 года на имя секретаря ЦК КПСС Шукшин просит содействия в решении вопроса о выделении ему «жилплощади, которая дала бы возможность работать в необходимой для этого творческой обстановке как писателю, кинорежиссеру./ и актеру» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 125-126]83. П.Н. Дёмичев тогда помог: в 1972 г. В.М. Шукшин получил четырехкомнатную квартиру на ул. Бочкова, где и прожил последние 2 года жизни. Как следует из текста письма, Шукшин также бывал у Дёмичева и «на приеме (по поводу фильма "Странные люди" и насчет постановки "Разина")» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 292]. Упоминание о прежней личной встрече - один из законов жанра «письма к вождю» [Суровцева, 2010, с. 93]. С помощью такого нехитрого приема автор расширяет объем присутствия в тексте важного деятеля.

Жанр данного эпистолярного документа (в терминах классификации Е.В. Суровцевой) можно определить как «письмо-жалоба/просьба/оправдание» - самый распространенный субжанр «письма к вождю» [Суровцева, 2010, с. 43]. В номинации данного субжанра семантические компоненты, разделенные косой линией, носят взаимодополняющий и факультативный характер. Компонент «оправдание» в шукшинском тексте не задействован, но в отличие от письма к H.A. Щёлокову

83 Фотокопия оригинала хранится в ВММЗВШ (ОФ. 8058).

кроме просьбы здесь содержится и жалоба. Автор, прежде всего, просит высокопоставленного чиновника помочь ему в публикации романа «Я пришел дать вам волю» в издательстве «Советский писатель», сначала принявшем рукопись к рассмотрению, а потом застопорившем работу над ней. В силу этого в письме Шукшина явно содержится и жалоба в отношении директора издательства Н.В. Лесючевского, который, по словам Василия Макаровича, «прямо не говорит», но постоянно откладывает издание романа. Заметим, что это единственный случай жалобы в эпистолярии алтайского писателя. На этот раз П.Н. Дёмичев помочь ничем не смог (или не захотел?), и роман в «Советском писателе» так и не вышел. Подобный исход дела в целом коррелирует с традицией художественного творчества Шукшина.

В художественной прозе В.М. Шукшина письмо в адрес партийного руководителя (или другого крупного административного работника) несет, в основном, негативные коннотации. В литературном сценарии «Посевная кампания» (1960) анонимное «письмецо, написанное крупными буквами с наклоном влево» [Шукшин, 2014, т. 1, с. 259] первому секретарю Березовского -v райкома партии Байкалову об измене жены Ивлева84 явно имеет отрицательную авторскую оценку. Письмо-жалобу, напоминающее по содержанию донос, отправляет «Секретарю РК КПСС тов. Дорофских Ф.И.» и Лёля Селезнева с факультета журналистики в одноименном рассказе (1962): «Федор Иванович! Виноват во всем Анашкин. Когда он был председателем, ему были отпущены деньги на ремонт парома, но денежки эти куда-то сплыли. Я бы на вашем месте наказала Анашкина со всей строгостью. Леля Селезнева» [Шукшин, 2014, т. 1, с. 153]. При этом жалоба Лёли Селезневой — итог ее бесплодных попыток написать «клишированную» статью об аварии на паромной переправе и последующей ликвидации ЧП. Как пишет А.И. Куляпин, «герои "октябрьских" рассказов («Лёля Селезнёва...» впервые был опубликован в 1962 г. в журнале «Октябрь» - М.Д.) писателя

84 В понссi и «Там, вдали» (1966) этот мотив трансформирован в эпизод с анонимным письмом директору совхоза Фонякину с сообщением об измене мужу его дочери Ольги [Шукшин, 2014, т. 3, с. 255].

практически всегда являются носителями политических стереотипов своей эпохи, включая идеологию тоталитарную и репрессивную» [Куляпин, 2012, с. 16].

«Письма к вождю», в «Красно-Холмский райисполком», с требованием переименовать переулок, названный когда-то в честь проживавшего здесь попа, арестованного в 1930-е гг., пишет герой рассказа «Мужик Дерябин» (1974) пенсионер Афанасий Дерябин, подделывая их под «анонимку» и детское письмо от имени пионеров. Оба письма Дерябина обращаются к штампам сталинского времени, показывая, что время доносов вовсе не ушло. «По тому, как "складно" и "убедительно" выходят два письма в разных стилях, можно предположить, что главный герой и раньше не брезговал подобными методами "информирования ", надевая каждый раз новую маску» [Бровкина, 2007, с. 180]. Однако оперативная реакция властей предержащих (что свидетельствует о действенности доносов [Там же]) не соответствует, ожиданиям Дерябина. Переулок решено переименовать не в часть него, а в «Кривой», что звучит насмешкой над чаяними доносчика и нивелирует его

о с

труды и изобретательность .

Как к репрессивному органу относился к власти сам Шукшин уже в 1967 г., что следует из его письма к В.И. Белову (декабрь, 1967 г.): «Дали мне, ты знаешь, премию (РСФСР) — за «Ваш сын и брат». Тор.жественное такое вручение! Куча красивейших дипломов, золотой знак на грудь... Банкет. С банкета я куда-то еще поехал (денег тоже много дали — 1200 р.), ночь... В общем, я все те дипломы потерял. Знак на груди остался. Жду последствий: найдутся где-нибудь дипломы, их переправят в Верх.<овный> Совет, а там мне скажут: "Вы так-то с Государственной премией обращаетесь? Вы член партии? " Черт знает, что будет. Мне и выговора-то уже нельзя давать — уже есть стр.<огий> с занесением в уч.<етную> к<арточку>. Главное, такие штуки долго потом мешают работать» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 267].

85

Вместе с тем В.В. Десятов предполагает, что новое название переулка содержит отсылку к позвищу ближайшего сподвижника и побратима Степана Разина - атамана Сереги Кривого, упоминаемого в романе «Я пришел дать вам волю» [Десятов, 2014ь с. 292].

153

И хотя в 1970-е в своей художественной прозе Шукшин «доводит проблему власти политических стереотипов над человеком до абсурда, и тем самым смещает разговор в игровую сферу» [Куляпин, 2012, с. 17], мы видим, что его «письмо к вождю» - письмо к П.Н. Дёмичеву - содержит элементы репрессивного сознания тоталитарной эпохи.

Но верил ли сам Шукшин в то, что власть прислушается к его просьбе? Сомнение в этом рождает письмо к В.Н. Виноградову, датируемое июнем 1972 г. (т.е. почти за год до письма к П.Н. Дёмичеву). В.Н. Виноградов, кинорежиссер, одногруппник В.М. Шукшина по ВГИКу, летом 1972 г. был уволен с центрального телевидения (объединения «Экран»). В утешительном письме к однокашнику Шукшин дает такой совет: «не ходи к прокурору и не пей. Все бесполезно, все-от отчаяния» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 282]. Поздний Шукшин, как видим, уже не верил ни в коридоры власти, ни в правду чайной или ларька. Вполне очевидно, что отправляя в июле 1973 г. письмо к П.Н. - -Дёмичеву, режиссер и писатель уже не верил в возможность позитивного решения возникшего конфликта с руководством издательства «Советский писатель».

Письма-жалобы (как субжанр «письма к вождю») в прозе писателя не 1 решают проблему, не приводят ее к гармонизирующему финалу (разрыв Ивлева с женой неизбежен, паром починен без вмешательства секретаря райкома), а лишь являются катализатором, который форсирует ее протекание и, очевидно, играют вспомогательную роль в- сюжетостроении, подводя читателя к кульминации и скорой развязке произведения.

Характерно то, что почти все «письма к вождю» в прозе Шукшина (кроме письма Лели Селезневой и пионеров, переписавших текст Дерябина и подписавшихся под ним) - анонимные. В данном аспекте предельно странным выглядит письмо автора, без сомнения, соотносимого с «Я» самого писателя, в наброске к рассказу под условным названием «<Письмо>» (1968) [Шукшин, 2014, т. 9, с. 35-37], который по мысли Д. Гивенса должен был композиционно завершать цикл «Из детских лет Иванам Попова» [ЗЬикзЫп,

1996, с. 237-239]. Автор, будучи пятнадцатилетним юношей, пишет «первое письмо любимой» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 35]. Но что за текст перед читателем? Здесь нет признаний в любви и клятв верности - привычных атрибутов любовного письма. Фактически перед нами - анонимный донос любимой девушке на самого себя: «Слушай, Мария, — писал я, — ты что, с этим Иваном Л86, начала дружить? Ты с ума соиша! Ты же не знаешь этого парня — он надсмеется над тобой и бросит. Его надо опасаться, как огня, потому что он уже испорченный. А ты девочка нежная. А у него отец родной — враг народа, и он сам на ножах ходит. Так что смотри. <...> Ты никогда не узнаешь, кто это тебе писал, но писал знающий человек. И он желает тебе только добра» [Там же, с. 37]. Есть все основания считать, что в наброске воспроизведено реальное письмо В.М. Шукшина к М.И. Шумской, первой жене писателя: в разговоре с автором данной работы, состоявшемся в октябре 2007 г. в Сростках, Мария Ивановна подтвердила этот факт.

Мотивы, которые двигали автором письма, объясняются в рассказе, но выглядят почти метафизически. Письмо должно было оградить будущую жену автора от несчастья: «Много лет спустя Мария, моя бывшая жена, глядя на меня грустными, добрыми глазами, сказала, что я разбил ее жизнь. Сказала, что желает мне всего хорошего, посоветовала не пить много вина — тогда у меня будет все в порядке. Мне стало нестерпимо больно — жалко стало Марию, и себя тоже. Грустно стало. Я ничего не ответил. А письмо это я тогда не послал» [Там же, с. 37]. Автор, как будто, спустя много лет оправдывается перед оставленной им женщиной, вину перед которой он, видимо, чувствовал всю жизнь. А.Д. Заболоцкий вспоминает: «Он (т.е. Шукшин - М.Д.) говорил, что одну женщину обманул он, остальные обманывали его» [Заболоцкий, 2014, с. 36]. Так или иначе, письмо демонстрирует в очередной раз и умение автора имитировать чужой стиль (в

По словам Д. Гивенса «Иван П.» следует расшифровывать как «Иван Попов» автобиографический герой цикла «Из детских лет Ивана Попова».

данном случае - грубо-разговорный с элементами уголовного жаргона), и знание технологии доноса.

По сути шукшинские «письма к вождю», реальные и вымышленные, могут быть охарактеризованы как кляузы. Напомним, кляуза — «мелочная придирчивая жалоба, донос, наговор» [Словарь русского языка, 1981-1984, т. 2, с. 62]. Нельзя не увидеть в этом случае мотивную связь рассмотренных нами текстов с одним из последних рассказов Шукшина - документальным «Кляуза» (1974), которому он придавал особое значение («Так мне стали нравиться документальные рассказы/» - писал Василий Макарович В.И. Белову 6 февраля 1974 г. [Шукшин, 2014. т. 8, с. 295]). И хотя нельзя рассказ «Кляуза» с жанровой точки зрения соотнести с письмом, свою роль послания он выполнил. По воспоминаниям А.Д. Заболоцкого, когда решался вопрос о месте захоронения Шукшина, «сообщили Косыгину, он спросил: "Это тот Шукшин, который о больнице написал?" Речь шла о "Кляузе"» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 136], т.е. высшее руководство страны шукшинский посыл

87

получило . Однако «Кляуза» в отличие от «письма к вождю» - жанра, как мы видели, хорошо освоенного писателем — ориентирована на совершенно другого адресата: народ. Отчаявшись искать Правду у «вождей», В.М. Шукшин создал новый жанр на стыке документа и художественной прозы. Совсем не случайно в финале рассказа «Кляуза» именно к широкому читателю он обращается с вопросом: «Что с нами происходит?»

2.5.4 Вера и церковь

Религиозное чувство принадлежит к самой сокровенной, интимной сфере духовной деятельности человека. В случае с творческой личностью -поэтом, писателем, художником и т.д. - это означает, что религиозные

87 В косвенном отношении посыл «Кляузы» был удовлетворен. Сам В.М. Шукшин содержание рассказа определил так: <ото про то, как один лакей разом, с ходу уделал 3 —х русских писателей» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 295]. Неуважение «больничных» властей к писателю благодаря вмешательству А.Н. Косыгина, а затем и Л.И. Брежнева, смягчено демонстрацией уважения со стороны «кремлевской власти», правда, посмертно: В.М. Шукшин несмотря на первоначальный запрет все-таки был похоронен на Новодевичьем кладбище рядом с великими деятелями культуры и политики [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 136].

убеждения автора далеко не всегда могут находить свое открытое выражение в произведениях, предназначенных для широкой публики. Однако мы вправе надеяться на их проявление в личных дневниках и письмах человека искусства, ведь именно для данных жанров характерны максимальная рефлексия автора и стремление сказать собеседнику то «что не могут или не хотят сказать ему устно» [Шеффер, 2010, с. 120].

Все сказанное особенно актуально по отношению к В.М. Шукшину. По воспоминаниям современников, Шукшин не был открытым человеком, легко поверявшим окружающим свои мысли и чувства. Неслучайно сестра писателя - Н.М. Зиновьева - вспоминала: «...свою душу он не распахивал ни перед кем» [Шукшин, 1999, с. 445]. Относительно истинных религиозных воззрений алтайского писателя и режиссера нет твердой уверенности даже у самых близких его друзей. Неслучайно В.И. Белов, сам человек глубоко православный, достаточно осторожно высказывается о религиозности В.М. Шукшина: «Двигался ли к Богу сам Шукшин? Мне кажется, да. Некоторые его поступки указывали на это вполне определенно...» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 41]. До конца жизни Шукшин так и не стал воцерковленным человеком, о чем свидетельствует А.Д. Заболоцкий: «Естественно, в то время мы были не только не воцерковленные, но даже не знали литургических основ» [Заболоцкий, 2014, с. 34].

Не было однозначным и отношение писателя к церкви как институту. Церковь в художественной прозе Шукшина «представляет собой средоточие не религиозной, но духовной жизни старой русской деревни», более того, церковь «полностью исключена из уклада современной жизни» [Скубач, 2006, с. 134, 135]. Нет четкой позиции по этому вопросу и в других работах [Вертлиб, 1992], [Вертлиб, 2012], [Фисун, 2012], [Цветова, 2012] и др. В романе «Я пришел дать вам волю» отчетливо звучит антиклирикальный пафос.

Возможно, что обращение к эпистолярию алтайского писателя позволит подтвердить слова В.И. Белова, выявить христианские, православные мотивы в мировоззрении В.М. Шукшина.

Выявленные христианские мотивы в эпистолярии В.М. Шукшина можно на основе следующих приемов:

1) Употребление в речи устойчивых выражений с христианской семантикой.

В тексте многих писем В.М. Шукшина встречаются устойчивые фразеологизмы, часто в функции обращения и пожелания (как правило, просторечные или устаревшие), с христианской семантикой: «Вика, ради Христа, послушай меня», «Господи, я никогда столько сразу "разных" слов не говорил» (В.А. Софроновой, август 1964 г.), «Дай тебе Бог здоровья» (В.И. Белову, июль 1967 г.), «Дай вам Бог здоровья всем!» (М.С. Куксиной, Зиновьевым, 20 мая 1969 г.), «Дома все, слава Богу, хорошо.<...> Ничего, жить можно, дал бы нам всем Бог здоровья» (М.С. Куксиной, Зиновьемым, октябрь, 1969 г.), «Дай бог тебе здоровья, родная. <...>Дай Бог тебе здоровья!» (М.С. Куксиной, август 1973 г.), «Одно знаю — работать. А уж там как Бог хочет» (В.И. Белову, 6 февраля 1974 г.), «Но тут — скрепись и жди, больше ничего: им Бог помогает» (В.И. Белову, февраль 1974 г.), «Благослови вас господь!» (Л.Н. Федосеевой, август 1974 г.), «Целую тебя, родная ты моя, молю Бога, чтоб тебе дал здоровья» (М.С. Куксиной, август 1974 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 252-307] и др. Используются они, как правило, только в письмах к родным или близким друзьям, при этом количество подобных фразеологизмов в текстах с годами возрастает. Безусловно, будучи идиоматическими, применяемыми в ритуализованных ситуациях, данные выражения обычно употребляются скорее по традиции, чем сознательно. Однако наличие и активное их использование в речи В.М. Шукшина вполне может быть свидетельством принадлежности писателя к православной традиции, закрепленной в русской культуре и русском языке.

2) Использование цитат из Библии.

Цитаты и реминисценции из библейских текстов встречаются во многих художественных произведениях В.М. Шукшина («Начальник» (1967), «Три грации» (1971), «Гена Пройдисвет» (1973), «До третьих петухов» (опубл. в 1975) и др.). В текстах известных нам писем Шукшина встречается лишь одна прямая цитата из текста Библии (Евреям 11, 29): «Здесь все очень радуются и, возможно, кому-нибудь удастся пройти по Байкалу, "яко посуху"» (О.В. Шукшиной, август 1969 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 272].

На наш взгляд в одном из писем присутствует и скрытое цитирование Библии. В относящемся к декабрю 1961 г. или самому началу 1962 г. письме алтайского писателя и режиссера к Н.М. Зиновьевой (Шукшиной), в котором он утешает сестру в связи с внезапной кончиной мужа, встречается следующее высказывание: «Живые должны жить. Ведь это правда: мертвых на земле больше, чем живых. И если нам подчиниться закону мертвых, то надо складывать руки и спокойно уходить из жизни» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 247]. Здесь угадывается некоторая параллель с известными словами Иисуса Христа: «предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие» (от Луки 9.60). Подобная параллель не кажется нам надуманной. Не секрет, что Шукшин критически, рационально относился к тексту Библии, не принимал текст Писания безоговорочно, самостоятельно осмысливал многие библейские сюжеты. Стенограмма выступления В.М. Шукшина на заседании Художественного совета к/с им. A.M. Горького 11 февраля 1971 г. сохранила такую реплику алтайского режиссера: «Ведь Христос был очень жестокий человек. Когда я впервые прочитал, что он своей матери сказал: а что у нас общего, - то, в сущности, он же оттолкнул ее. Но странным, чудовищным образом это становится ужасно жизненньш» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 156]. В данном случае отстаивая жестокость Разина в своем киносценарии, Шукшин несколько вольно истолковывает слова Христа: «Когда же Он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот

Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? И кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои» (от Матфея 8. 46-49).

Как мы уже показали в §2.5.2, Шукшин знал и использовал в одном из писем к В.И. Белову письме легенду о вифлеемской звезде [Шукшин, 2014, т. 8, с. 264].

3) Признание православных обрядов, традиций и праздников.

Данный прием, безусловно, следует признать наиболее важным и явным свидетельством в пользу утверждения о приверженности В.М. Шукшина православию.

Уже в первом известном нам письме В.М. Шукшина - матери, М.С. Куксиной, - которое датируется октябрем 1949 г., будущий режиссер пишет: «Видел сегодня тебя во сне, проснулся и вспомнил, что скоро день твоего Ангела. Что Dice я могу, мама, сделать в ознаменование такого дня» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 214]. День ангела (тезоименитство) - в православии день чествования святого покровителя, имя которого носит человек. Этот день также часто называют именинами. Важность дня состоит в праздновании духовного рождения человека, получении им своего духовного покровителя, в соответствии с именем которого и дано имя человеку.

Известно, что В.М. Шукшин регулярно праздновал Пасху - важнейший в православии праздник богослужебного года. В частности, о совместном с Шукшиным праздновании православной Пасхи 1964 года упоминает В.И. Белов [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 24]. Еще одним фактом, свидетельствующим о том, что алтайский режиссер и актер почитал великий христианский праздник, может служить отрывок из его письма к М.С. Куксиной от 14 апреля 1974 г. из Железноводска: «Сегодня пасха, Христос воскрес! Дай господи, здоровья тебе» [Шукшин, 2014, т. 8. с. 303]. (Напомним, что эта фраза помогла установить точную дату написания письма:

ведь свои письма к родным Шукшин почти никогда не датировал. В 1974 г. праздник Пасхи отмечался православной церковью 14 апреля).

В.М. Шукшин был крестным отцом своих племянников - С.А. Зиновьева и H.A. Мясниковой (Зиновьевой). H.A. Мясникова (Зиновьева) вспоминает: «Своего дядю мы называли лелей Васей. Он втайне от отца (вдруг он заупрямится) крестил нас в Бийской православной церкви и поэтому, в соответствии с ее правилами, стал для нас лёлей» [Шукшин, 1999, с. 455]. Этот факт нашел отражение в одном из писем: «Наденька и Сережа, баба Маруся сказала вам, что лёля Вася пришлет игрушки» (М.С. Куксиной, Зиновьевым, декабрь 1961 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 246]. Крестный отец - в христианской традиции духовный родитель, который в ходе таинства крещения принимает ответственность перед Богом за духовное воспитание и благочестие крестника или крестницы. К этой ответственной роли Шукшин относился очень серьезно, не формально, как это часто бывает. Он заботился не только о материальном благополучии оставшейся без кормильца семьи сестры, но и участвовал в духовном развитии племянников, старался показать им мир, расширить горизонт их знаний. В 1964 г. режиссер организовал сестре и ее детям отдых на Черном море, в Судаке, где сам он в это же время снимался в х/ф «Какое оно, море?». Племянник Сергей не раз приезжал в Москву к своему дяде и крестному отцу, где жил по нескольку недель, а в 1970 г. В.М. Шукшин взял его в длительную поездку по стране для выбора натуры к фильму о Степане Разине. В письмах к матери и сестре алтайский режиссер и писатель постоянно интересовался здоровьем и жизнью крестников. Особенно отчетливо это проявляется в письмах 1973-74-х гг., когда племянники сдали вступительные экзамены и начали учебу в новосибирских вузах. Духовное влияние Шукшина проявилось и в том, что Сергей Зиновьев отчасти пошел по стопам своего крестного отца: он стал кинооператором. Неслучайно в воспоминаниях о В.М. Шукшине С.А. Зиновьев напишет: «Он любил нас, как своих детей» [Шукшин, 1999, с. 464].

Одной из важнейших христианских традиций является обет. Обет -данное Богу обещание какого-либо доброго дела, зависящего от свободной воли христианина (кого-то посетить, совершить паломничество, пожертвовать на что-то деньги и т.п.). Существуют также обеты воздержания от сомнительных и греховных дел (например, воздержание от употребления алкоголя и т.п.). В одном из писем В.М. Шукшина к ближайшему другу - В.И. Белову - содержится свидетельство того, что алтайский писатель разделял христианскую традицию принятия обета: «Надо и свое здоровьишко поберечь. Давай, как встретимся, поклянемся на иконе из твоего дома: я брошу курить, а ты вино пить» (В.И. Белову, февраль 1974 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 296]. Имеются и факты того, что Шукшин действительно почитал иконы. Подаренная Беловым икона «Спас Эммануил» находилась в квартире режиссера и писателя (на полке над рабочим столом) вплоть до его внезапной кончины [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 54]. По воспоминаниям старшей дочери Шукшина — Екатерины - отец подарил ей в детстве небольшую икону Николая Угодника [Лебедев, 1997, с. 8].

В программной статье «Монолог на лестнице» (1968) В.М. Шукшин достаточно неоднозначно высказывался относительно старинных русских обрядов, сохраняемых в деревне, и даже с легкой иронией описывал свое участие в свадьбе сестры. При этом церковный аспект обряда Шукшиным нарочито отвергается: «Церкви и коней не было. О церкви почти никто не ошалел, что коней не было - малость жаль» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 26]. Насколько откровенен был в этой статье Шукшин сказать сложно. Ведь чуть раньше, в 1961 г., в одном из писем к сестре, только что потерявшей мужа, смерть которого тяжело пережил и сам Шукшин, алтайский писатель высказывался в ином ключе относительно церковной стороны обряда: «Я хочу, чтобы меня похоронили также по-русски, с отпеванием, с причитаниями — и чтоб была моя мама и ты с ребятишками» (Н.М. Зиновьевой, декабрь 1961 г.) [Шукшин, 2014, т. 8, с. 247]. Следует заметить, что эта воля В.М. Шукшина была отчасти исполнена. А.Д. Заболоцкий

утверждает, что при прощании на кладбище в гроб писателя его поклонниками негласно было положено несколько крестиков и иконок, а также мешочек с отпетой в церкви землей: «его хоронили как православного» [Белов, Заболоцкий, 2002, с. 138].

Итак, подведем итоги. Выявленные православные мотивы в эпистолярии В.М. Шукшина, на наш взгляд, очевидны и вполне убедительно доказывают принадлежность писателя к православной традиции. Но был ли он истинным православным христианином? Не будем забывать тот факт, что Шукшин был активным членом ВЛКСМ, а затем и КПСС, т.е. de jure был атеистом. Нельзя не учитывать и его высказывания в публицистических работах, подобно приведенным выше. Богоборческие черты свойственны целому ряду героев писателя (Разин в романе «Я пришел дать вам волю» (1970), Андрей в рассказе «Нечаянный выстрел» (1966) и др.). Отношение писателя к религии в целом и к православию в частности было, скорее все^о, сложным, неоднозначным и менялось с течением времени. В мировоззрении и творчестве В.М. Шукшина нашли проявления характерные тенденции. в духовной и социальной жизни послевоенного СССР. Крестьянство, зачастую неосознанно, а потому дольше и прочнее по сравнению с пролетариатом сохранявшее патриархальную культуру, в которой и закрепилась православная традиция, в 40-50-е гг. XX в. стало массово мигрировать в город. Далее их дети, пополнив ряды интеллигенции, не удовлетворяясь идеологией диалектического материализма, уже пристальнее и вдумчивее относились к наследию предков и вновь возвращались к религии дедов, но уже на новой идейной и ценностной основе. Писатель, получив в наследство от своих предков-крестьян православную традицию как данность, став интеллигентом, в 1960-е гг. пытался рационально постичь христианские истины. Здесь он немногим отличался от передовых представителей советской интеллигенции периода оттепели. Отражение этих поисков - шукшинские тезисы в «Монологе на лестнице»: «Хочется еще сказать: всякие пасхи, святки, масленицы - это никакого отношения к богу не имело. Это праздники

весны, встречи зимы, прощания с зимой, это - форма выражения радости людской от ближайшего, несколько зависимого родства с Природой» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 27]. Шукшин на этом этапе отделяет православие от патриархальности («Патриархальность как она есть (и пусть нас не пугает это слово): веками нажитые обычаи, обряды, уважение заветов старины» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 25]), делая последнее понятие основой своего идеала русской культуры и искусства.

Однако в начале 1970-х гг. происходит явная трансформация в религиозно-нравственной позиции алтайского писателя и кинорежиссера. Возможно, что ключевым событием для пересмотра его мировоззренческих установок стала поездка в 1970 г. по историческим городам России - Вологда, Ростов Великий, Владимир, Суздаль, Тутаев, Астрахань и др. - в рамках подготовительных работ по фильму о Степане Разине. Члены съемочной группы во главе с Шукшиным посетили многие православные храмы и монастыри, общались с представителями духовенства, имели доступ к церковным книжным памятникам. Всей своей работой в кино и литературе борясь за национальные основы современного отечественного искусства, Шукшин не мог не осознать, что именно православие — важнейший источник и вечная опора патриархальной русской культуры. А.Д. Заболоцкий даже утверждает: «Шукшин к этому времени (т.е. к моменту работы над фильмом «Я пришел дать вам волю» - М.Д.) стал убежденным монархистом,

UQ

исповедовал формулу "самодержавие, православие, народность"» [Заболоцкий, 2014, с. 32]. Неслучайно, как утверждает P.A. Григорьева, среди последних планов Шукшина оказался замысел художественного фильма о Дмитрии Донском - полководце, государственном деятеле и православном святом. В последний год жизни писатель, несомненно, приходит к более

Впрочем, это утверждение А.Д. Заболоцкого (известного своей категоричностью и радикальностью в комментариях фактов биографии Шукшина) в отношении одной из частей знаменитой триады - «самодержавия» - вызывает сомнение у автора настоящей работы. Достаточно вспомнить образы царя Алексея Михайловича в романе «Я пришел дать вам волю» или эрзац-царя -Мудреца из сказки «До третьих петухов».

глубокому восприятию православия, как никогда оказавшись близко к истинной вере.

Противоречие между высказываниями Шукшина в публицистике и искренним интересом к православию может быть объяснено в свете последних исследований советской культуры и повседневности. Как отмечает американский культуролог А. Юрчак, «постсталинский период советской истории (с середины 1950-х до середины 1980-х) приобрел особые черты в результате перформативного сдвига в советском авторитетном дискурсе» [Юрчак, 2007, с. 97]. По мнению исследователя, одним из главных условий функционирования авторитетного дискурса в СССР была монопольная власть государства на публичную репрезентацию. Вместе с тем, всеобщее и повсеместное воспроизводство застывших форм этого дискурса происходило не из-за монопольного контроля и не из-за угрозы наказания, а из-за того, что перформативная составляющая этого дискурса приобрела ,,, особую освобождающую функцию в повседневной жизни советских, людей. Повторение стандартной формы высказываний и ритуалов и относительная певажность их буквального смысла давали возможность участникам этого процесса создавать новые, непредвиденные смыслы, интересы, виды деятельности и типы существования. «Чем больше костенела форма авторитетного дискурса, тем активнее шел этот творческий процесс проявления личной агентности по отношению к советской повседневности» [Юрчак, 2007, с. 96]. Итак, в советском обществе 1960-1980-х гг. возникла вполне естественная бинарность смыслов при воспроизведении стереотипов официального (авторитетного) дискурса и в ситуации повседневного, личного общения. Отдавая дань официальной антиклерикальной идеологии в художественном творчестве, Шукшин мог искать идеалы православия в личных, неориентированных на массового читателя текстах.

Унаследовав от своих предков-крестьян православную традицию, Шукшин-интеллигент постепенно приближался к истинной вере в Бога.

2.5.5 Русский национальный характер

Мотив национального характера в эпистолярии алтайского писателя представлен лишь в общем виде, получив детальную разработку в художественном творчестве. «Самого Шукшина именно художественное исследование народного характера и национальной судьбы интересует более всего», - пишет В.К. Сигов [Сигов, 1999, с. 8]. Тем не менее, концептуальные представления В.М. Шукшина о русском национальном характере могут быть выделены и при анализе его писем. Писатель в своих эпистолярных посланиях достаточно четко указал на следующие черты национального характера:

1) «Русскость», т.е. четкое осознание своей национальной принадлежности. Здесь идейная позиция Шукшина в очередной раз сближается с идейно-эстетической позицией представителей «деревенской прозы» - В. Белова, В. Астафьева, Ф. Абрамова и т.п. «Их интересовало и волновало, чтобы русские остались русскими» [Сигов, 1999, с. 138]. Эпитет «русский» в письмах Шукшина становится высшей оценкой духовных качеств, как правило, близкого человека: «Толенька, я люблю в тебе маму — ты от нее много взяла и сама этого не замечаешь. Я люблю в тебе, что ты русская» (выделено В.М. Шукшиным - Д.М.)» (Н.М. Зиновьевой (Шукшиной), декабрь 1961 г.) [Шукшин, 2014, т.8, с. 247]; «Ты вот там в Варшавах и т.д., а сам очень русский. Тоска твоя русская. Ну, пей, пой, декламируй - а все русский. Люблю твои письма — длинноногие, нескладные, умные. Все заботятся о земле Русской, кроме ее истинных сынов!» (Г.А. Горышину, май 1967 г.) [Там же, с. 262]; «Маню (т.е. дочь писателя, М.В. Шукшину - М.Д.) видал? Славная девка, русская\» (В.И. Белову, 8 мая 1969 г.) [Там же, с. 267].

«Русскость» можно понимать как некое обобщающее понятие, объединяющее в себе остальные качества русского национального характера. Однако вполне возможно, что Шукшин видел в нем и некие специфические коннотации. По меткому замечанию А.И. Куляпина отрицательные герои писателя нередко в облике, речах, ментальное™ несут черты нерусскости

[Куляпин, 2012, с. 120]. Таков, например, старик Баев из рассказа «Беседы при ясной луне» (1972). Ощущение нерусскости у этого персонажа достигает такой степени, что он даже выдвигает гипотезу о своем американском происхождении: « - Я уж, грешным делом, думаю... - Баев даже оглянулся и заговорил тише. — Я уж думаю: не приспала ли меня матъ-покойницас кем другим? <...> —А в кого я такой башковитый? Я вот думаю: мериканцы-то у нас тут тада рылись — искали чего-то в горах... Шут его знает! Они же... это... народишко верткий» [Шукшин, 2014, т. 6, с. 42]. При этом нерусскость старика Баева не сводится исключительно к желанию изменить свою биографию. Герой утратил не только чувство национальной принадлежности, но и свою социальную почву: крестьянский труд для него чужд.

Интересно наблюдать образ Баева в динамике. Среди черновиков В.М. Шукшина сохранился набросок 1971 г89, к рассказу «Беседы при ясной луне» под названием «Светлые лунные ночи» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 58-59]:. Набросок невелик по размеру, но он позволяет представить вектор метаморфоз образа Баева. В наброске его прототип - старик Малахов — полный антипод Баева. Малахов, в отличие от Баева, тихо и расчетливо прожившего свой век в стремлении к достатку, «много повидал на веку, не раз видел смерть в глаза. От одной такой встречи даже носил следы на лице: рысь прыгнула на загривок. В березняке, у самой деревни почти. Пока изловчился, достал ноэю, эта кыска изодрала все лицо. И на войне воевал старик, еще на той, в 14 году» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 58]. Очевидно, что в финальной версии рассказа автор избавил своего героя от последних качеств, которые могли бы вызвать симпатию читателя, от тех черт характера, которые соответсовали бы представлениям писателя о русском человеке.

Нерусскость Баева, по сути, означает «ощущение внутренней непричастности к национальной трагедии XX века, что ярко проявляется в ситуации с молокопоставками, в странном разговоре об Александре Невском и еще ряде деталей рассказа» [Куляпин, 2012, с. 120].

89 ВММЗВШ. ОФ 9301. Л. 11 об. - 13.

2) Терпение - еще одна частотная черта русского национального характера, упоминанаемая в письмах В.М. Шукшина. В письме к троюродному брату, новосибирскому художнику И.ГГ. Попову от 12 ноября 1961 г., Шукшин заметит: «<...> В этом смысле твой «Табунщик»90 попадает, по-моему, точно. Там угадывается в чем-то (то ли в позе, то ли в выраэ/сении лица) одно неотъемлемое качество русского человека — терпение» [Шукшин, 2014, т.8, с. 245]. Иносказательно говорится о терпении русского народа в письме к Г.А. Горышину (осень 1964 г.): «А чтоб серьезно, так "я уже тебе скажу ": хорошо, если бы мы все-таки выдюжили. Не видал, как дуги гнут? Березку распаривают и — осторожно, постепенно сгибают. Бывает — ломается. Мужик матерится и запаривает новую» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 254].

Более определенно В.М. Шукшин выскажется в незавершенном литературном сценарии о селе Сростки, имея в виду своих земляков: «Редкого терпения люди! Я не склонен ни к преувеличениям, ни к преуменьшениям национальных достоинств русского человека, но то, что я видел, что привык видеть с малых лет, заставляет сказать: столько, сколько может вынести русская женщина, сколько она вынесла, вряд ли кто сможет больше, и не приведи судьба никому на земле столько вынести. Не надо» [Шукшин, 2014, т. 9, с. 44-45].

3) Юродство. В письме к своему одногруппнику по ВГИКу, кинорежиссеру В.Н. Виноградову, датируемом июнем 1972 г., Шукшин, говоря о замысле нового киносценария, подчеркнул: «Чую здесь такую мякоть русскую, выебон наш русский — и боль настоящая и показуха — спектакль, и скоморох и страдалец — вместе. Это — правда наболело, и это так было бы понятно русским людям» [Шукшин, 2014, т. 8, с. 284]. Обсценное «выебон» (выставление себя на показ, кураж) по набору значений вполне может быть соотнесено с понятием «юродство», применяемым

90 Картина, над которой И.П. Попов работал долгие годы.

168

исследователями к творчеству В.М. Шукшина [Кофанова, 1997], [Дуров, 1996], [Левашова, 2014].

Истоки внимания писателя к образу юродивого уходят в детство. О.М. Румянцева приводит следующий разговор с В.М. Шукшиным, который подтверждает предложенное нами выше толкование. «Шукшин часто вспоминал село Сростки <...> Вспоминал, как мать рассказывала ему, что еще в старое время среди неграмотного, забитого нуждой люда встречались особенные, не похожие на других люди. Их считали юродивыми и за их необычность называли "чудиками".

- На самом же деле - это интереснейшие люди, - говорил Шукшин. -Есть и на моей памяти такие чудики... <...>

- Знаете, - сказал он однажды, - они ведь талантливые, эти странноватые люди. В душе у них живет стремление выйти из обыденности, обыкновенности. Сотворить что-то свое - особенное. На удивление и на радость людям. И в каждом из них глубоко сидит артист, художник, словом -творец» [Румянцева, 1979, с. 273]. Художественное единство образа «чудика» и юродивого убедительно доказано Е.В. Кофановой [Кофанова, 1997, с. 1420]. Как отметил В.К. Сигов, «чудик потому и стал наиболее "шукшинским" героем, что в макисмальной степени воплотил писательское понимание текущего момента национальной жизни, состояния народного духа, "крайне неудобное положение", в котором оказался традиционный характер» [Сигов, 1999, с. 176]. Шукшинскому чудику, лишенному хитрости, стяжательства, приспособленчества противостоит тип старика Баева. Оба типажа обладают народным, самобытным талантом. Но талант в отрыве от доброты, чистой, «голубиной души» перерастает в жестокость, безразличие к народу и судьбе страны.