Нарративный анализ в социологии: Возможности практического применения тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 22.00.01, кандидат социологических наук Троцук, Ирина Владимировна

• Троцук, Ирина Владимировна
• кандидат социологических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат социологических наук Троцук, Ирина Владимировна

Введение.

I. Нарратив как междисциплинарный методологический конструкт в современном социогуманитарном знании.

1.1. Философский подход к трактовке нарратива: ключевые понятия

1.2. Лингвистическая парадигма текстового анализа.

1.3. Нарратив как теоретический подход и эмпирический объект анализа в психологии.

1.4. Нарративность и объективность в современном историческом знании.

II. Логика использования понятия «нарратив» в социологии: теоретическая интерпретация понятий.

2.1. Методологические основания обращения к нарративу.

2.2. Неоднозначность трактовки понятия «нарратив».

2.3. Проблема определения понятия «нарративный анализ».

2.4. Познавательные возможности нарративного анализа: проблема истинности нарратива.

2.5. Нарративный анализ в рамках качественного подхода.

III. Использование нарративного анализа в практике социологических исследований.

3.1. Нарративное интервью как основной способ формирования нарративов в социологии.

3.2. Систематизация вариантов «прикладного» нарративного анализа.

3.3. Области применения нарративного анализа.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Нарративный анализ в социологии: Возможности практического применения»

Актуальность темы исследования. Восьмидесятые годы XX в. ознаменовали собой начало «нарративного поворота» [137] — его лейтмотивом стало утверждение, что функционирование различных форм знания можно понять только через рассмотрение их нарративной, повествовательной, природы. Это положение дополнило требование «лингвистического поворота» считать исследования в области социальных, политических, психологических и культурных проблем языковыми. В итоге понятие нарратива оказалось в центре внимания не только нарратологии, специальной, ему посвященной дисциплины, но и за ее пределами, — как в социально-гуманитарных, так и в естественных науках: «в медицине, праве, истории, историографии, антропологии и психотерапии нарративы составляют продукты научной деятельности; в философии, культурологии, теологии — скорее поглощаются и перемалываются в аналитических жерновах» [248,с.518].

Исследователи в сфере нарратологии (Ж.М. Адам, Ж. Женетт, Т. Павел, Ш. Римон-Кеннан, Дж. Принс и др.) связывают факт значительного увеличения «нарративных» исследований с осознанием важности повествований в человеческой жизни, которые сосредоточены не только в литературных текстах и повседневном языке, но и в научном дискурсе. Практики композиции и репрезентации исследуются в «музыкологии», художественной критике и киноведении; способы достижения различными видами власти собственной легитимации через нарративы - в культурологии; нарратологические объяснительные схемы используются в психологии для изучения памяти и понимания;

1 Рюноскэ А. Сборник. Пер. с яп. / Сост., вступ. сл. Л.С. Калюжная. - М., 2001. - С.277. в философии и социологии науки изучение условностей повествования привлекается для обоснования риторической природы научных текстов. Интерес к нарративу объясняется, в первую очередь, его способностью «давать выход стремлению человека к самомоделированию, дарить ему опыт непривычной податливости мира и ощущение безграничного потенциала собственного саморазвития» [165,с.62].

В качестве оснований «нарративного поворота» выступают: во-первых, нарративизация современной науки и ее отказ от мечты об исчерпывающем знании [143] — принятие идеи нестабильности, исключение детерминизма и признание темпоральности создают новое отношение к миру, предполагающее сближение деятельности ученого и литератора. Литературное произведение предлагает читателю открытое для многочисленных вариантов развития сюжета описание исходной ситуации. В современной науке вырисовываются аналогичные контуры рациональности: «нарративное знание выражено в различного рода повествованиях . не придает большого значения вопросу своей легитимации, подтверждает само себя через передачу своей прагматики и потому не прибегает к аргументации или приведению доказательств . соединяет непонимание проблем научного дискурса с определенной толерантностью к нему» [122,с.69-70]. Отличие нарративного от традиционного научного знания состоит в том, что элементами первого являются высказывания, а второго — части высказываний, теоретические понятия [7,с.162].

Во-вторых, это перенос интересов науки с анализа объективных социальных явлений на исследование субъективности «в связи с осознанием человека как активного социального субъекта, под влиянием которого осуществляются основные преобразования как в макро-, так и в микромире» [37,с.3]. Основной трансформацией XX века стало обретение человеком личной сферы, индивидуализация каждой судьбы - в итоге, как отмечает Э. Гидденс, прежние междисциплинарные границы в социальных науках утрачивают былую четкость, а взаимодействие социальных и гуманитарных наук в изучении человека становится особенно тесным [53]. Согласно М. Фуко, «наука о человеке возникает только там, где мы рассматриваем тот способ, которым индивиды или группы представляют своих партнеров по производству или обмену; тот способ, посредством которого они выявляют, скрывают или теряют из виду само это функционирование и свое место в нем; тот способ, которым они представляют себе общество, в котором функционирование осуществляется; тот способ, которым они интегрируются в это общество или изолируются от него, ощущая себя зависимыми, подчиненными или же свободными» [204,с.372]. Нарративы позволяют понимать и описывать «эти способы».

В-третьих, это трактовка сознания как совокупности текстов, признание возможности множественной интерпретации каждого текста и видение общества и культуры как единства размытых, децентрированных структур в постмодерне. Для рассмотрения нарративной проблематики постмодерн примечателен в силу двух причин [111,с.56-57]: 1) он предельно обострил проблему текста, указав на принципиальную невозможность его однозначной оценки, и проблему познания, отметив опосредованное отношение текстовой реальности к «отображаемому» ею внешнему миру; 2) своей размытостью и неопределенностью постмодерн обозначил проблему человека - поскольку множество людей порождает множество интерпретаций, «вместо построения теоретической модели средствами собственного языка и следуя путями уже заданных правил, исследователю предстоит изучить социальный мир в его фрагментарном состоянии» [76,с.46-47]. «И отраженная в тексте действительность, и создающие текст авторы, и исполнители текста (если они есть), и слушатели-читатели, воссоздающие и, тем самым, обновляющие текст, равно участвуют в создании изображенного в тексте мира» [22,с. 187-188]: нельзя отождествлять изображенный мир с действительным (наивный реализм), а автора-творца произведения с автором-человеком (наивный биографизм), хотя текст и изображенный в нем мир обогащают действительность, а реальный мир обновляет текст в творческом восприятии слушателей-читателей.

В методологическом плане постмодерн сформулировал метод текстологического исследования (деконструкцию), предполагающий выявление внутренней противоречивости текста и скрытых в нем «остаточных смыслов» (неосознаваемых стереотипов) [139], а также изменил позицию ученого: «с одной стороны, он призван научно изучать общественное бытие и сознание, с другой - он сам является членом изучаемого общества . и его процедуры интерпретации лишь частично оказываются строго логичными и научными, а в основном опираются на неявное знание, которое он разделяет с остальными членами своего общества» [173,с.59]. Если раньше ученый считался сторонним, объективным наблюдателем, то сегодня он включен в социальное и лингвистическое конструирование повседневной жизни: «постмодернизм требует сомнений в истинности любой теории, техники и метода . каждый может выстроить мост между наукой и литературой и пройти по нему» [287,с.416]. Это позволило постмодерну утверждать неизбежность многовариантного и бесконечного ин-терпретативного процесса и эпистемологический приоритет обыденного знания, основной формой которого является нарратив.

В-четвертых, это развитие семиотического подхода и семиотических исследований, в рамках которых текст определяется как продукт письма (создается интенцией пишущего), а произведение — как продукт чтения (создается интенцией читающего) [104,с.30]. Интерпретация читателя предполагает внесение в текст соответствующих опыту человека пресуппозиций, выявление коннотаций и установлений референций к определенной системе культурных кодов. Сегодня сложно говорить о возможности общих оснований для всех направлений семиотики, поскольку не обозначена суть семиотического подхода, не выделены критерии строгости семиотических понятий (синонимично употребляются последовательности выражение-знак-обозначающее-означающее-имя и обозначаемое-денотат-предмет-объект-вещь), не решена проблема дисциплинарных оснований семиотики (логика, языкознание, психология, культурология, «теория деятельности» и т.д.) [148,с.66-67]. Для нарративного анализа приоритетное значение имеет не семиотика знака (логическое направление, где знак рассматривается безотносительно к акту коммуникации), а семиотика языка (лингвистическое направление), где знаковость, се-миотичность, является производной от коммуникативного процесса [148,с.68].

И, наконец, в-пятых, это лингвистический поворот, или тенденция рассматривать факты как «репрезентации» дискурсивных механизмов [109,с.37]. Методологическая основа лингвистического поворота была заложена аналитической философией, отождествившей реальность и текст и сместившей фокус внимания исследователей от анализа социальных ценностей и норм к проблемам производства значения: «практически вне зависимости от того, какие именно проявления человеческой природы интересуют исследователя, рано или поздно он обнаружит, что исследует проблемы, связанные с «языком и коммуникацией» [80,с.86]. Сама человеческая жизнь начинает рассматриваться как «автолингвистический феномен», форма, которая логически «разворачивается» благодаря различению уровней (жизненных этапов) [269]. «Лингвисты первыми поняли, откуда следует начать, если мы хотим предпринять объективное исследование человека, перестали ставить телегу впереди лошади и первыми признали, что, прежде чем создавать историю объекта . следует очертить его границы, определить и описать его» [96,с.155]. В итоге «тексто-во-лингвистическая парадигма» переместила центр тяжести исследований от массовых к индивидуальным образованиям, благодаря чему «человечество близко к тому, дабы впервые реально представить себя во всем своем физическом, тендерном, возрастном, культурном, этническом и социальном многообразии» [111,с.58-60].

Перечисленные выше тенденции обусловили обращение социологов к нарративу (и нарративности) как определяющему методологическому принципу познания индивидуальных и социальных практик. Но, несмотря на широкое междисциплинарное использование понятий нарратива и нарративного анализа, они до сих пор не получили однозначной теоретической и эмпирической интерпретации как в формальном, так и содержательном отношении. Работ, посвященных комплексному теоретико-методологическому анализу данных понятий в социологии, практически нет — исключение составляют исследования Е.Р. Ярской-Смирновой и Р. Францози. В основном понятия нарратива и нарративного анализа используются в публикациях по результатам социологических исследований различной тематики (оценка потенциала социально-экономической адаптации населения, выявление риторического измерения научных текстов и сообщений средств массовой информации, показ тендерного измерения профессиональных карьер, реконструкция истории семьи/поколения или жизненных стратегий одиноких, «социально нетипичных» людей и т.д.). Нарратив здесь выступает как синоним секвенций транскриптов качественных интервью, а нарративный анализ — как обозначение приемов аналитической работы с подобными текстовыми данными.

Хотя понятия нарратива и нарративного анализа сегодня становятся общеупотребительными, их «статус» в социологии не очевиден и не определен. Нарратив как лингвистический, культурный и социальный феномен в целом лежит в основе качественного социологического подхода, однако до сих пор не стал предметом специального систематического теоретико-методологического исследования, несмотря на то, что «нарративы просто напичканы социологической информацией, а большинство эмпирических данных в социологии имеют нарративную форму - даже результаты анкетного опроса часто скрывают за числами значимые нарративы» [248,с.518]. Более того, западные исследователи считают, что понятие «качественное исследование» должно быть заменено на «нарративное исследование», чтобы подчеркнуть многомерность и гетерогенность анализируемых феноменов, а также выполнение полевым исследователем функций автора, редактора и рассказчика. Таким образом, разработка теоретико-методических основ применения нарративного анализа актуальна и отвечает задачам современного социологического знания.

Степень разработанности проблемы.

Основная часть работ, посвященных нарративному анализу, носит междисциплинарный характер, что связано с социально-философским осмыслением феномена нарративизации научного знания, или же относится к лингвистической, реже - к психологической (социально-психологической) литературе.

Методологические основания нарративизации современного научного знания изложены в работах X. Абельса, Ф. Анкерсмита, Р. Барта, В.В. Бибихина, И. Брокмейера и Р. Харре, П. Бурдье, И.А. Бутенко, А.В. Воробьевой, К. Гирца, В.И. Дудиной, Г.И. Зверевой, Н.Е. Колосова,

A.M. Кузнецова, Ж.-Ф. Лиотара, Н.С. Рябинской, Э. Свидерского,

B.Н. Сырова.

Основные методологические параметры разработки нарративной проблематики были заложены в рамках специальной лингвистической дисциплины нарратологии. Они суммированы в работах И.С. Веселовой, В. Лабова, Дж. Валецки, Л. Лёфгрена, Дж. Манфреда, Е.Г. Трубиной. Лингвистические трактовки нарратива дополняет нарративная психология, представленная работами Т. Сарбина, К. Гергена, М. Росситера, в которых нарратив рассматривается как теоретический подход и метод («кейс-нарратив»), позволяющий оценивать и переструктурировать самоидентичность человека.

Традиционное название нарративного анализа - «сюжетный» анализ — говорит о том, что изначально он основан на принципах структурного рассмотрения текста, выдвинутых в начале XX века представителями структуралистского направления в лингвистике (Р. Барт, К. Леви-Строс, Ц. Тодоров). Известный своими нарратологическими изысканиями лингвист В. Лабов считает нарративный анализ «побочным продуктом» своего социолингвистического исследования афро-американского диалекта в Южном Гарлеме начала 1960-х годов. В. Лабов сформулировал принципы структурного рассмотрения нарратива, которые были развиты Ф. Анкерсмитом, Д. Хейзом и Р. Мелло.

Отечественные исследователи по преимуществу занимаются проблемами аналитической работы с нарративами личного опыта, тогда как зарубежные авторы понимают нарративный анализ шире — как работу с любыми законченными повествованиями в форме объективированного текста (например, с публикациями в средствах массовой информации). Междисциплинарность понятий нарратива и нарративного анализа требует рассматривать их в различных перспективах (социологической, психологической) и их сочетаниях (например, социолингвистической). Таким образом, неразработанность нарративной проблематики на теоретическом уровне социологического анализа, с одной стороны, и широкое использование понятия «нарратив» без достаточной операциональной интерпретации в рамках эмпирических исследований — с другой, обусловили выбор темы диссертационной работы.

Теоретико-методологическую основу исследования составили исто-рико-теоретический анализ, направленный на выявление методологических принципов и логических связей между основными понятиями нарративного подхода, и сравнительный метод, позволяющий сопоставить содержательно сходные положения различных трактовок нарративного анализа и видов текстологического анализа. Теоретико-методологическую основу диссертационной работы сформировали разработки и результаты исследований, полученные в разных областях знания, - среди них:

- Работы, относящиеся к области методологии социологических исследований, Г.С. Батыгина, А.С. Готлиб, И.Ф. Девятко, О.М. Масловой, В.В. Семеновой, Г.Г. Татаровой, Ж.Т. Тощенко.

- Разработки отечественных и зарубежных исследователей в области качественного подхода, в том числе касающиеся использования биографического и этнографического методов в практике социологических исследований.

- Разработки в области текстологического анализа, в частности конверсаци-онного, лингвистического и дискурс-анализа.

- Работы, рассматривающие различные аспекты применения нарративного анализа в социологии, В.Ф. Журавлева, X. Фрейзера, К. МакКормака, Д. Мейнса, К. Риссман.

- Публикации отечественных и зарубежных психологов, касающиеся, в частности, использования метода «кейс-нарратива» в психоаналитической терапии.

- Работы отечественных и зарубежных ученых в области исторической науки, в том числе затрагивающие нарративную проблематику в современной философии истории.

В качестве объекта исследования выступила широкая междисциплинарная теория и практика нарративного анализа.

Предмет исследования - «статус» нарратива и нарративного анализа в социологии с точки зрения возможностей их практического применения.

Основная цель диссертационного исследования — оценка возможностей практического применения нарративного анализа в социологии.

Задачи исследования.

1. Представить особенности разработки нарративной проблематики в значимых для социологической трактовки нарратива областях знания (философии, лингвистике, психологии и истории).

2. Обозначить методологические основания нарративизации современного социологического знания (формирования «нарративной социологии»).

3. Дать определение нарратива, соотнеся его с контекстуально близкими понятиями «наивной литературы», метанарратива и дискурса.

4. Сопоставить нарративный анализ с иными вариантами текстологического анализа и оценить его познавательные возможности.

5. Определить положение нарративного анализа в рамках качественного подхода в социологии.

6. Систематизировать конкретные варианты реализации нарративного анализа в социологическом исследовании.

7. Обозначить ключевые критические замечания в отношении нарративного анализа и определить, касаются ли они только нарративов или качественного подхода в целом.

Гипотезы исследования.

1. Социологические трактовки нарратива, опирающиеся на сформулированные в рамках философии, лингвистики, истории и психологии положения, предполагают повсеместный характер рассказывания «историй» о себе и о прошлом, т.е. разрабатываемые теории легитимируются тем, что основаны на нарративах повседневного опыта людей.

2. В качестве методологических оснований обращения к нарративу в социологии выступают ключевые положения феноменологической социологии и герменевтики.

3. В социологической литературе не существует единой конвенциональной трактовки нарратива. Наиболее общее определение нарратива имеет «функционалистский» характер (структура познания и понимания себя, других и внешней социокультурной реальности в их взаимосвязи). Разграничение понятий «нарратив», «метанарратив» и «дискурс» с точки зрения их использования в исследовательской практике позволяет более четко определить каждое из них.

4. Для социологии наиболее приемлемо определение нарративного анализа по аналогии с дискурсивным и коверсационным - это не методы, а «неунифи-цированные» теоретико-методологические подходы. Ключевым ограничением познавательных возможностей нарративного анализа является «истинность» нарратива («сходство» текста с реальным миром, соотношение фактического содержания и вымысла).

5. Сложность однозначного позиционирования нарративного анализа в рамках качественного подхода в значительной степени обусловлена многообразием сфер производства и репрезентации научного знания, обозначаемых понятием этнографии, и отсутствием четкого конвенционального определения биографического метода.

6. Конкретные приемы аналитической работы с нарративами можно систематизировать по степени их относительной «формализации» на условной шкале с «количественным» и «качественным» полюсами.

7. Нарративный анализ - понятие «метафоричное» и не может выступать в качестве «систематического способа изучения и репрезентации качественных данных» [284].

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что в нем:

- систематизированы исходные философские, психологические, лингвистические, историографические и социологические предпосылки аналитической работы с нарративами личного опыта в исследовательской практике;

- предложена теоретико-методологическая база работы с междисциплинарными конструктами «нарратив» и «нарративный анализ» в социологии (приведены методологические основания обращения к нарративу, даны определения нарратива и нарративного анализа, обозначены познавательные возможности и ограничения нарративного анализа);

- определено место нарративного анализа в структуре методического арсенала социологического исследования;

- предложено «операциональное» определение нарративного анализа и возможные алгоритмы его реализации в социологическом исследовании;

- представлен вариант упорядочения конкретных приемов аналитической работы с нарративами по степени их относительной формализации.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Диссертационная работа создает основу для дальнейших научных исследований по нарративной проблематике в социологии. Результаты диссертационной работы могут быть использованы при разработке программной части социологического исследования в рамках качественного подхода, а также при выборе конкретных аналитических приемов и процедур работы с текстовыми данными. Материал диссертации может применяться при подготовке курсов по методологии и методике сбора и анализа данных в социологии.

Апробация работы. Основные положения и содержание диссертации изложены соискателем в ряде статей, представлены в докладе на Четвертой межвузовской научной конференции «Диалог цивилизаций: история, современность и перспективы» (РУДН, 2003) и апробированы в учебном курсе «Качественные методы в социологии: стратегии и тактики полевого исследования», прочитанном автором в 2004-2005 гг. для студентов Российского университета дружбы народов. Диссертация обсуждена на заседании кафедры социологии факультета гуманитарных и социальных наук Российского университета дружбы народов 1 июня 2005 года и рекомендована к защите.

Структура диссертации. Структура диссертации подчинена цели и задачам исследования - работа состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложений.

Заключение диссертации по теме «Теория, методология и история социологии», Троцук, Ирина Владимировна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В последние десятилетия нарратив стал предметом значительного числа исследований не только как новый эмпирический объект анализа, но и как новый теоретический подход. Сложность однозначной трактовки нарратива связана с рядом причин: с открытым и многообразным характером культурной феноменологии нарратива, если рассматривать его как текстовую форму освоения реальности; с присутствием нарративных структур и элементов в различных типах дискурса, если понимать под нарративом совокупность универсальных характеристик «текста о» действительности; с «прозрачностью» нарратива, обусловленной врастанием человека с детства в рассказывающий истории репертуар языка и культуры, если видеть в нарративе естественный, само собой разумеющийся способ мышления и деятельности [34]. В итоге определение нарратива формулируются через отказ от «онтологического заблуждения», предполагающего существование некой реальной истории, лишенной аналитической конструкции и существующей до нарративного процесса, и «репрезентационного заблуждения», рассматривающего нарратив как описание человеческой реальности, а не специфический способ ее конструирования.

В своем общепринятом и обобщенном смысле нарратив - это «имя некоторого ансамбля лингвистических и психологических структур, передаваемых культурно-исторически, ограниченных уровнем мастерства каждого индивида и смесью его социально-коммуникативных способностей с лингвистическим мастерством . причем локальный репертуар нарративных форм переплетается с более широким культурным набором дискурсивных порядков, которые определяют, кто какую историю рассказывает, где, когда и кому» [34,с.30]. Соответственно, анализ нарративов позволяет увидеть, каким образом в отдельно взятом повествовании конкретного человека, рассказанном в заданных пространственно-временных координатах определенному собеседнику, становится очевиден тот исторический и социокультурный контекст, который породил данный нарратив как симптоматический и типичный.

Понятие нарративного анализа в социологии может показаться «пустым» в силу «претензий» на совмещение в себе всех вариантов аналитической работы практически с любыми типами текстовых данных; может показаться, что в конкретных социологических исследованиях оно выступает лишь красивым синонимом используемых методик (нарративный анализ как «систематический способ изучения интервью и репрезентации качественных данных» [284,с.73]). Это, в частности, подтверждают и основные моменты критики нарративного анализа16. Первый из них касается выводов нарративного анализа — они опираются на «текст» в качестве эмпирического доказательства обоснованности и не содержат указания на критерии для сравнительной оценки различных «прочтений». Второй — излишне дескриптивного характера получаемых данных и опасности подмены научных объяснений высокохудожественными и субъективными повествованиями, в которых на смену внятным теоретическим представлениям и эмпирическим доказательствам приходят риторические фигуры и суггестивные авторские интонации. Первое критическое замечание относится к теории интерпретации в целом, поскольку проблема выбора между конкурирующими «прочтениями» не только в повседневной жизни, но и в науке решается на основаниях, обычно игнорируемых интерпре-тативным подходом: выбор определяется властью и интересами, а обосновывается с помощью риторики или ссылкой на вкус.

16 Критика референциальности нарративов личного опыта (бессмысленно говорить о реальной жизни за пределами текста или произнесенного слова, поскольку кроме текстов не существует других способов утверждать что-либо о жизни) в социологии неприемлема: тексты практически ничего не представляют в биографическом контексте, пока мы не даем им «кредит реальности», которую они стараются более или менее адекватно описать, а мы - понять и сделать понятным другим в коммуникации [27,с.17; 158,с. 10]. Более того, принятие подобной «антиреалистической» критической позиции по сути будет означать конец социологической мысли [27,с. 18]. Он приемлема для философии (занимается миром идей), литературы (занимается художественным вымыслом), лингвистики, анализирующей взаимодействия между «означающим» и «означаемым» и не нуждающейся для этого в реальном «референте», и даже психологии, для которой значимо не столько то, что произошло с человеком на самом деле, сколько то, что случилось по убеждению рассказчика. История и социология не могут себе это позволить, поскольку нацелены на помощь своим современникам в лучшем понимании того мира, в котором они живут и конструируют каждый день.

Второе критическое замечание относится к любым «социобиографиче-ским» данным: искажения фактов могут объясняться и намеренным сокрытием информации, и желанием защитить личную самотождественность, и простой неосведомленностью, и стремлением придать повествованию литературную форму с помощью популярного «сценария» жизненного пути [58,с.67; 66,с.53], и надеждой рационально мотивировать свое поведение в прошлом с точки зрения «сегодняшнего» мировосприятия и создать социально-одобряемую и согласованную картину мира. Например, практически единственный источник информации о биографиях бомжей - их устные истории, но они вряд ли могут претендовать на роль «бесспорных свидетельств» [180,с.185-186]. Во-первых, таким людям почти всегда есть что скрывать. Во-вторых, для самосознания человека, оказавшегося на социальном «дне», правда о собственной жизни может быть столь разрушительна, что вместо неё возникает масса надуманных объяснений и, казалось бы, вполне рациональных конструкций, которые имеют под собой мало реальных оснований: «память ненавидит человека, она только и делает, что оговаривает его; поэтому люди стараются не слишком сильно доверять ее напоминаниям и более снисходительно относиться к собственной жизни»17.

Что касается навязчивого стремления информантов придать своей биографии популярную литературную форму, то оно имеет давние исторические корни. По мнению ММ. Бахтина, еще в античности сложились общепринятые формы (авто)биографических повествований [22,с.68-84]: в древнегреческом мире (1) платоновский тип автобиографии был основан на хронотопе «жизненного пути ищущего истинного познания»; (2) риторическая (автобиография была словесным гражданско-политическим актом публичного самоотчета реальных людей во внешнем реальном хронотопе (на площади); в римско-эллинистическую эпоху (1) энергетический тип биографии предполагал изображение человеческой жизни как развертывания характера в по

17 Кундера М. Неведение: Роман / Пер. с фр. Н. Шульгиной. - СПб., 2004. - С.74. ступках, речи и т.д.; (2) в основе аналитического типа биографии лежала схема с определенными рубриками, по которым распределялся весь биографический материал (общественная жизнь, семейная жизнь, добродетели, пороки, наружность и т.п.). Поскольку семантические объяснения респондентов избирательны, имеют тенденцию смешивать действия и намерения и игнорировать существенные причинные связи, для их интерпретации социологи используют модель «двойной герменевтики», т.е. опосредуют семантические объяснения (интерпретации информантов) научными (выдвигаемыми исследователями интерпретациями интерпретаций) [67,с.56].

То, что некоторое явление получает статус «события» или «факта», уже предполагает процедуры концептуализации, типизации, категоризации и т.д.: «как бы ни определяли предмет, само определение уже является одной из операций этого предмета» [123,с.15]. Поэтому знание о нем не может рассматриваться как просто отражение неких «объективно» существующих вещей [80,с.89; 282]. М.М. Бахтин подчеркивает преобразующее воздействие означивания на содержание: «завершающие моменты, будучи осознанными самим человеком, включаются в сознание, становятся преходящими самоопределениями и утрачивают свою завершающую силу . «дурак, который знает, что он дурак, уже тем самым не дурак» [197,с.62]. Кроме того, понятия «истинный» и «ложный» обозначают только «некоторое измерение, в рамках которого противопоставлены правильность или уместность в таких-то обстоятельствах, в такой-то аудитории, для такой-то цели и при таких-то намерениях» [115,с.97]. Иными словами, то, что социологи называют «искажениями», — по сути конститутивные свойства человеческого сознания и языка. Сам факт вовлечения человека в коммуникативную деятельность изменяет его внутреннее состояние, заставляя вести и презентировать себя так, чтобы создать определенное впечатление у окружающих [32,с.70; 64] — «текст в коммуникации есть равнодействующая интенций и номинаций» [77,с.129]. Неизбежность подобных искажений позволяет П. Бурдье утверждать, что «история жизни - это одно из тех понятий здравого смысла, которые незаконным путем проникли в научный мир» [36,с.75-80]: человек становится идеологом собственной жизни и, следуя «законам официальной модели самопредставления», стремится превратить свою жизнь в хронологически упорядоченное и связное повествование, алгоритм создания которого (критерии отбора событий, образующих сюжетную линию) скрыт от исследователя и зачастую не ясен самому информанту [31,с/77].

Поскольку эмпирическому опыту искусственно придается целостность и единство, возникает методологическая проблема интерпретации того «зазора», который существует между реальностью жизни и реальностью рассказа о ней - «рассказывая свою жизнь, мы создаем форму, посредством которой распознаем в этой жизни то, что без этой формы не увидели бы» [36,с.80]. Текст не тождественен реальности, он только презентирует ее, поэтому происходит постоянное перетолкование текстов, ведущее человека к ситуации незавершенности [222,с.32]. Более того, как бы реалистичен и правдив ни был изображенный мир, он хронотопически не может быть тождественен реальному миру, в котором находится автор: «даже если я расскажу (или напишу) о только произошедшем со мной событии, я как рассказывающий (или пишущий) нахожусь уже вне того времени-пространства, в котором это событие совершалось, абсолютно отождествить себя, свое «я», с тем «я», о котором я рассказываю, невозможно» [22,с. 191].

Особая ценность биографических повествований для изучения связи между психологическим развитием и социальными процессами не позволяет отказаться от «социобиографических» данных, но требует от исследователя, во-первых, обладания определенным запасом концептуальных схем, чтобы читать и проблематизировать нарративы личного опыта [58,с.67]; во-вторых, обеспечения достоверности информации с помощью множественной триангуляции -стратегии сочетания различных методов, типов данных и моделей объяснения [66; 67; 124; 166; 248].

Таким образом, обладая всеми преимуществами и ограничениями микроподхода («преимущества - в отказе от усреднения; потери - в ограниченных возможностях обобщения выводов» [212,с.227]), нарративный анализ принадлежит качественной парадигме социологического знания. Понятие нарратива вводится в социологическое исследование, чтобы подчеркнуть интегрирован-ность того или иного индивидуального случая в некий обобщенный и культурно установленный канон. Оно «акцентирует внимание не на семантических проблемах описания событий, . а на том, что должно быть сказано, чтобы читатель понимал суть происходящего, логические взаимосвязи событий и функциональные зависимости между действиями людей и явлениями, включенными в нарративный эпизод» [259]. Нарративный анализ в социологии определяется широко — как анализ лингвистических и экстралингвистических характеристик речевого акта - и подразумевает понимание социальных отношений как укорененных в лингвистических практиках. Соответственно, понимание текста требует от социолога знания лингвистической проблематики, а понимание контекста - обращения к смежным дисциплинам [248,с.550].

Задача социолога - выделить особенности не текста как такового (это задача лингвистов), а самих социальных отношений, «вытаскивая» из множества текстов общие тематические линии, которые различаются своим преломлением в индивидуальных жизнях. «Истории респондентов» раскладываются на секвенции, а затем соединяются в связные и последовательные повествования, утрачивая единство и контекст первоначального нарратива и превращаясь в научные тексты в рамках социологической «литературы». Поскольку нарративы - это структуры придания смысла, необходимо уважать выбранный респондентом способ конструирования смысла и анализировать его актуализацию на основе нескольких методов работы с текстовым материалом, тогда даже простой подсчет частоты встречаемости слов может дать значимые данные.

Анализ нарративов личного опыта позволяет (1) выявлять коллективные представления людей как формы классификации социального мира, схемы восприятия и оценки жизненных явлений, неявные предпосылки деятельности; (2) определять варианты маркирования человеком собственного положения в социальных иерархиях (образы, «ритуалы», «стилизации жизни»); (3) оценивать степень актуализации в «представителе» группы ее социальных качеств [102, с.18].

Возможность распространения результатов анализа единичного нарратива на более широкий социокультурный контекст гарантируется понятием габитуса как некого типического содержания реакций человека на любую жизненную ситуацию, обусловленного его принадлежностью к определенной группе и воспроизводством ее коллективных социальных представлений: «в совместной деятельности группы возникает общая порождающая матрица практик людей, которые живут в сходных социальных условиях и обретают сходство биографий» [102,с.42]. Например, крестьянин - это тип, образ (стиль) жизни, габитус: несмотря на все многообразие конкретных крестьян, они имеют ряд общих черт (семейное домохозяйство на земле, деревенская традиционная культура, низшее положение в системе социальной иерархии)18.

Нарративы личного опыта, безусловно, субъективны в том смысле, что являются результатом мобилизации субъективных навыков рассказчика в процессе говорения о себе [27,с.16], но они могут быть использованы как ступени в конструировании социологических описаний и интерпретаций, потому что вносят в социологическое исследование измерение времени и показывают, что субъективные определения реальности являются и постоянно действующими детерминантами, и продуктом социального взаимодействия. Если заменить биографический опрос проведением нарративных интервью, ограниченных конкретным социальным феноменом, и соединить полученные таким образом рассказы о жизни, можно продвинуться не в направлении статистической репрезентативности, а к пониманию того, как происходят подобные явления, когда, где, почему и с кем. В этом смысле нарративный анализ оказывается вари

18 Шанин Т. Понятие крестьянства // Великий незнакомец. Крестьяне и фермеры в современном мире. Хрестоматия / Сост. Т. Шанин. - М., 1992. антом реализации такой тактики качественного исследования, как «кейс-стади», а «дисциплина (социология) без большого числа тщательно проведенных кейс-стади (систематического производства образцовых примеров) неэффективна» [201].

Итак, словосочетание «нарративный анализ» одновременно является и метафорой аналитического потенциала социологии в отношении социобио-графических данных, и понятием, обозначающим совокупность разнообразных приемов и техник анализа текстовых данных разного происхождения. Наиболее приемлемое для социологии «операциональное» определение нарратива — «записанный и расшифрованный рассказ респондента»; нарративного анализа - последовательность следующих аналитических процедур: «сквозное прочтение» повествования; разбиение его на секвенции; нумерация строк; выделение кодов (тематизаций) посредством объединения секвенций; укрупнение кодов до категорий/моделей (сведение тематизаций в несколько кластеров); ранжирование категорий по заданным критериям; выстраивание стратегии жизненного пути; итоговое «сквозное прочтение» нарратива.

Методы анализа нарративов личного опыта (как любых «социобиогра-фических» данных) трудоемки и занимают много времени, так как требуют внимания к нюансам речи, организации реакций, локальным контекстам и социальным дискурсам, оформляющим сказанное и невысказанное. Главная сложность этих методов не методологическая, а «гуманистическая»: события, стоящие за повествованием, «не из тех вещей, у которых есть отмеренный срок жизни . они продолжаются, нарастают . и ваше понимание все равно не окончательное» [28,с.17]. Полное понимание нарративного эпизода невозможно, поскольку потребовало бы полного слияния читателя с автором. Чтобы в определенной степени гарантировать понимание «текста», процесс «перевода» повествовательных конструктов респондента в теоретические положения исследователя должен проходить по следующей схеме: 1) акт доверия (текст рассматривается как полновесный, ожидающий и заслуживающий раскрытия символический мир); 2) схватывание конкретного смысла текста; 3) структурирование содержания текста респондента в соответствии с критериями социолога; 4) исследователь берет на себя ответственность за «локализацию» автора, т.е. за нахождение или придание ему неких типических характеристик.

Гарантировав» таким образом понимание «текста» респондента, социолог сталкивается с еще одной «гуманистической» проблемой: поскольку конкретное содержание нарратива есть во многом результат коммуникации, то каждый информант в принципе может «выдавать» целый ряд жизненных историй, в которых его жизненный опыт по-разному организуется [62]. Эта проблема несущественна для нарративного анализа, поскольку, во-первых, любой рассказчик считает каждое из своих повествований истинным просто потому, что его самоописания кажутся ему аутентичными в момент их нарра-ции [299,с.304]; во-вторых, мы обладаем знанием прошлого в том виде, как оно выражено в нарративном языке, - «когда вы прочли нарратив, вы прочли нарратив, и к этому добавить нечего» [7,с.34].

173

Список литературы диссертационного исследования кандидат социологических наук Троцук, Ирина Владимировна, 2005 год

1. Абельс X. Интеракция, идентификация, презентация: введение в интер-претативную социологию / Пер. с нем., под общ. ред. П.А. Головина и В.В. Козловского. - СПб., 1999.

2. Абельс X. Романтика, феноменологическая социология и качественное социальное исследование // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. - T.I. - Вып. 1.

3. Алексеев А.Н. Эстафета памяти // Мир России. — 2000. №4.

4. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. — М., 2000.

5. Андреева К.А. Литературный нарратив как возможный мир и игра // Герменевтика в России. — 1998. — Т.2. №4.

6. Анкерсмит Ф.Р. История и тропология: взлет и падение метафоры / Пер. с англ. М. Кукарцева, Е. Коломоец, В Кашаева. М., 2003.

7. Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков / Пер. с англ. О. Гавришиной, А. Олейникова; под науч. ред. Л.Б. Макеевой. М., 2003.

8. Антология тендерных исследований: Сб. пер. / Сост. и комментарии Е.И. Гаповой и А.Р. Усмановой. Мн., 2000.

9. Антонова Н.В. Личностная идентичность и общение современного педагога // Вопросы психологии. — 1997. — №6.

10. Аронов Р.А. Проблема смысла в контексте // Вопросы философии. — 1999.-№6.

11. Бак Д.П., Кузнецова Н. И., Филатов В.П. Границы интерпретации в гуманитарном и естественнонаучном знании // Вопросы философии. — 1998. — №5.

12. М.Балашова Т.В. Роман XX века: Поток сознания в психологическом романе // Вопросы филологии. 2000. — №1.

13. Бар-Он Д., Адван С. Возможен ли общий учебник истории для палестинцев и израильтян? // ИНТЕР. 2004. - №2-3.

14. А.Баранова Т.С. Психосемантические методы в социологии // Социология: методология, методы, математические модели. — 1993-94. №3-4.

15. Барт Р. Мифологии / Пер. с фр., вступ. ст. и коммент. С.Н. Зенкина. — М., 2000.

16. М.Барт P. S/Z / Пер. с фр.; под ред. Г.К. Косикова. М., 2001.

17. Батыгин Г.С. Карьера, этос и научная биография: к семантике автобиографического нарратива // Моральный выбор. Ведомости. Вып.20 / Под ред. В.И. Бакштановского, Н.Н. Карнаухова. Тюмень, 2002.

18. Батыгин Г.С. Лекции по методологии социологических исследований. -М., 1995.

19. Батыгин Г.С., Градосельская Г.В. Сетевые взаимосвязи в профессиональном сообществе социологов: методика контент-аналитического исследования биографий // Социологический журнал. — 2001. — №1.

20. Батыгин Г.С., Девятко И.Ф. Миф о «качественной социологии» // Социологический журнал. — 1994. №2.

21. Бахтин М. Эпос и роман. СПб., 2000.

22. Белановский С.А. Индивидуальное глубокое интервью. М., 2001.

23. Белановский С.А. Свободное интервью как метод социологического исследования // Социология: методология, методы, математические модели. 1991.-№2.

24. ТЬ.Белинская Е.П. Временные аспекты Я-концепции и идентичности // Мир психологии. 1999. — №3.

25. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: трактат по социологии знания. М., 1995.

26. Берто Д. Полезность рассказов о жизни для реалистичной и значимой социологии // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ: Материалы международного семинара / Под ред. В. Воронкова и Е. Здравомысловой. Труды ЦНСИ. Вып.5. СПб., 1997.

27. Бибихин В.В. Слово и событие. М., 2001.

28. Бодрийяр Ж. Система вещей. М., 1999.

29. БодрийярЖ. Соблазн. М., 2000.

30. Божков О.Б. Биографии и генеалогии: ретроспективы социально-культурных трансформаций // Социологический журнал. 2001. — № 1.

31. ЪА.Брокмейер И., Харре Р. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы // Вопросы философии. 2000. — №3.

32. Бургос М. История жизни: рассказывание и поиск себя // Вопросы социологии. — 1992. Т.1. - №2.

33. Бурдье П. Биографическая иллюзия // ИНТЕР. 2002. - №1.

34. ЪТ.Бутенко И.А. Постмодернизм как реальность, данная нам в ощущениях1. СОЦИС. 2000. - №4.

35. Бухараева JI.M. Методологические основания качественного анализа в исследовании образовательных ценностей студентов // Социология: методология, методы, математические модели. 2001. — №13.

36. Василенко И.А. О возможностях политической герменевтики // Вопросы философии. 1999. - №6.

37. Вербицкая C.JI. Социально-психологические факторы переживания одиночества: Дис. канд. пед. наук. СПб., 2002.

38. Веселкова Н.В. Полуформализированное интервью // Социологический журнал. 1994. -№3.

39. Веселова КС. Нарратология стереотипной достоверной прозы // www.folk.ru/propp/rech/veselova.html.

40. Виноградский В.Г. Крестьянские семейные хроники // Социологический журнал. 1998.-№1/2.

41. Воробьева А.В. Текст или реальность: постструктурализм в социологии знания // Социологический журнал. — 1999. — №3/4. С.90-99.

42. Воронков В., Чикадзе Е. Ленинградские евреи: этничность и контекст // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ: Материалы международного семинара / Под ред. В. Воронкова и Е. Здраво-мысловой. Труды ЦНСИ. Вып.5. СПб., 1997.

43. А^.Воронкова О.А. Социальное качество текста: интерпретативный подход // Социология: методология, методы, математические модели. 2002. -№14.

44. Галимова Е.Ш. Формирование жанра филологической прозы в контексте эволюции творческого сознания современной эпохи // Научная библиотека Центроконцепта: Концепты. — 1997. — Вып. 1(1).

45. Галль Д. де, Ван Ш. ле. Сексуальный дебют в современной Франции // ИНТЕР.-2004.-№2-3.

46. Тендерные тетради. Вып.2. СПб., 1999.

47. Герасимова К. Вербализация сексуальности: разговоры о сексе с партнерами // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ: Материалы международного семинара / Под ред. В. Воронкова и Е. Здравомысловой. Труды ЦНСИ. Вып.5. СПб., 1997.

48. ЪЪ.Гидденс Э. Девять тезисов о будущем социологии // THESIS. Теория и история экономических и социальных институтов и систем. — 1993. — Т.1. Вып.1.

49. Гидденс Э. Социология. М., 1999.

50. Гирц К. «Насыщенное описание»: в поисках интерпретативной теории культуры // Антология исследований культуры. Т.1. Интерпретации культуры. СПБ., 1997.

51. Голдсмит Г. Некоторые замечания о психоанализе, языке и переводе: Пер. А. Шуткова // Журнал практической психологии и психоанализа. — 2001.-№1-2.

52. Голофаст В.Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. 1995. -№1.

53. Голофаст В. Повседневность в социокультурных изменениях // ИНТЕР. -2002.-№1.

54. Голофаст В. Три слоя биографического повествования // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ: Материалы международного семинара / Под ред. В. Воронкова и Е. Здравомысловой. Труды ЦНСИ. Вып.5. СПб., 1997.

55. Готлиб А.С. Введение в социологическое исследование: Качественный и количественный подходы. Методология. Исследовательские практики. — Самара, 2002.

56. Готлиб А.С. Качественная социология: предпосылки, контуры, проблемы // Сборник научных трудов ученых и аспирантов социологического факультета. Самара, 2001.

57. Гофман И. Формула внешнего выражения роли / Пер. с англ. А.Д. Ковалева // Социологический журнал. — 2001. №3.

58. ЬЪ.Гуревич А.Я. Историк конца XX века в поисках метода // Одиссей: Человек в истории. — М., 1996.

59. Девятко И.Ф. Методы социологического исследования. Екатеринбург, 1998.67Девятко И.Ф. Модели объяснения и логика социологического исследования. — М., 1996.

60. Демин А.Н., Попова И.П. Способы адаптации безработных в трудной жизненной ситуации // СОЦИС. 2000. — №5.

61. Дмитриева Е.В. Фокус-группы в маркетинге и социологии. М., 1998.

62. Добрякова М.С. Исследования локальных сообществ в контексте позитивизма, субъективизма, постмодернизма и теории глобализации // Социология: методология, методы, математические модели. — 2001. — №13.

63. Жорняк Е.С. Нарративная терапия: от дебатов к диалогу // Журнал практической психологии и психоанализа. — 2001. — №4.80Журавлев В.Ф. Анализ коммуникаций в качественном интервью // Социология: методология, методы, математические модели. — 1996. — №7.

64. Журавлев В.Ф. Нарративное интервью в биографических исследованиях // Социология: методология, методы, математические модели. — 1993-1994.-№3-4.82.3арубежная лингвистика: I / Пер. с англ.; общ. ред. В.А. Звегинцева и Н.С. Чемоданова. М., 1999.

65. Зарубежная лингвистика: II / Пер. с англ.; общ. ред. В.А. Звегинцева и Н.С. Чемоданова. М., 1999.

66. Зверева Г.И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Одиссей: Человек в истории. -М, 1996.

67. Зиммель Г. Как возможно общество? // Социологический журнал. -1994.-№2.

68. Ю.Золотова Г.А. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 1998.

69. Иванова Е.И, Muxeeea А.Р. Внебрачное материнство в России // СО-ЦИС.- 1999.-№6.

70. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. — М., 1998.

71. Ионин Л.Г. Социология культуры: пути в новое тысячелетие. — М., 2000.9\.Исупова О.Г. Конверсационный анализ: представление метода // Социология: методология, методы, математические модели. 2002. - №15.

72. Калекин-Фиишан Д. Биографии учителей и история государства // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ: Материалы международного семинара / Под ред. В. Воронкова и Е. Здраво-мысловой. Труды ЦНСИ. Вып.5. СПб., 1997.

73. Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры // Избранное: опыт о человеке. М., 1998.

74. Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса / Пер. с фр. и португ.; общ. ред. и вступ. ст. П. Серио; предисл. Ю.С. Степанова. -М., 2002.

75. Киблицкая М. Исповеди одиноких матерей. М., 1999.

76. Киселева И.П. Информативно-целевой анализ текста свободного интервью // Социологический журнал. — 1994. №3.

77. Ковалев Е.М., Штейнберг И.Е. Качественные методы в полевых социологических исследованиях. — М., 1999.

78. Коетцы Я. Жизнь на периферии: потребность в промежуточных шагах на пути радикальной трансформации общества // ИНТЕР. — 2002. — №1.

79. Козлова Н.Н. «Повесть о жизни с Алешей Паустовским»: социологическое переписывание // СОЦИС. — 1999. -№5.

80. Козлова Н.Н. Социально-историческая антропология. М., 1999.

81. Козлова Н.Н. Социологические чтения «человеческих документов», или размышления о значимости методологической рефлексии // СОЦИС. 2000. - №9.

82. Козлова Н.Н., Сандомирская И.И. «Наивное письмо»: Опыт лингвосо-циологического чтения. — М., 1996.

83. Козлова Н., Сандомирская И. «Наивное письмо» и производители нормы // Коллаж: социально-философский и философско-антропологический альманах / Под ред. В.А. Кругликова. — М., 1997.

84. Козловский В.В. Оправдание социологического суждения // Журнал социологии и социальной антропологии. — 2000. T.III. - Вып.1.

85. Кольцова Е.Ю. Массовая коммуникация и коммуникативное действие // Социологический журнал. 1999. -№1/2.

86. КонИ.С. Социологическая психология. М.-Воронеж, 1999.

87. Колосов Н.Е. Замкнутая вселенная символов: к истории лингвистической парадигмы // Социологический журнал. 1997. - №4.

88. Кривцун О.А. Биография художника как культурно-историческая проблема // Человек. 1997. - №4-5.

89. Кузнецов A.M. Антропология и антропологический поворот современного социального и гуманитарного знания // Личность. Культура. Общество. 2000. - Т.Н. - Вып. 1 (2).

90. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991.

91. Ъ.Купер И.Р. Гипертекст как способ коммуникации // Социологический журнал. 2000. - №1/2.

92. Купина Н.А. Лингвистический анализ художественного текста. — М., 1980.

93. Курманова Г. У., Башмакова Л.Н., Бутенко Е.Н. Работники коммерческого секса // СОЦИС. 2000. - №5.

94. Куттер П. Современный психоанализ: введение в психологию бессознательных процессов. СПб., 1997.

95. Кьяри Б. Устные свидетельства Второй мировой войны // Социологический журнал. -1996. — №3/4.

96. Кюнг Г. Онтология и логический анализ языка / Пер. с англ. и нем. А.Л. Никифорова. М., 1999.

97. Левина О.В. Одиночество в социально-генерационной структуре современного российского общества геронтологический аспект: Дис. канд. социол. наук. - Ростов-на-Дону, 2001.

98. Леви-Строс К. Структурная антропология / Пер. с фр. Вяч.Вс. Иванова. -М, 2001.2\.Левичева В.Ф. Использование интервью как исследовательского и практического метода в социальной работе // Российский журнал социальной работы. 1997. - №2(6).

99. JIuomap Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. П.А. Шматко. -СПб., 1998.

100. ХТЬ.Луман Н. Общество как социальная система / Пер. с нем. А. Антоновского. М., 2004.

101. Маслова О.М. Ежегодный семинар по методологии и методике социологических исследований // Социология: методология, методы, математические модели. — 1996. — №7.

102. Маслова О.М. Мир интервьюера: по данным формализованного и свободного интервью // Социология: методология, методы, математические модели. 2000. - №12.

103. Меренков А.В., Никитина М.Н. Социальный портрет современной проститутки // СОЦИС. 2000. - №5.

104. Методология и методы социологических исследований (Итоги работы поисковых исследовательских проектов за 1992-1996 годы). М., 1996.

105. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М., 2000.

106. Мещеркина Е. Как стать баронессой // ИНТЕР. 2002. - № 1.131 .Мещеркина Е. «. Я была домашним, дворовым ребенком» // ИНТЕР. — 2004.-№2-3.

107. ЬЛиллс Ч.Р. Социологическое воображение // Пер. с англ. О.А. Оберемко, под общ. ред. и с предисл. Г.С. Батыгина. М., 2001.

108. Муздыбаев К. Оптимизм и пессимизм личности // СОЦИС. — 2003. — №12.

109. Ъ5.Надеждина Е.В. Художественный текст в структуре реальности // Общественные науки и современность. — 2001. — №1.136. «Наивная литература»: исследования и тексты. — М., 2001.

110. Нарратология: основы, проблемы, перспективы: Материалы к специальному курсу / Сост. Е.Г. Трубина // www2.usu.ru/philosophy/socphil/r us/courses/narratology.html.

111. Ньюман Я. Полевое исследование // СОЦИС. 1999. - №4.

112. Огурцов А.П. Истоки постмодернизма // Человек. — 2001. — №3-4.

113. Омельченко Е. Размытое начало: гомодебют в контексте сексуального сценария // ИНТЕР. 2004. - №2-3.

114. Основы неклассической социологии: Новые тенденции развития культуры социологического мышления на рубеже XX — XXI веков / С.И. Григорьев, А.И. Субетто. М., 2000.

115. Пол тендер — культура / Под ред. Э. Шоре, К. Хайдер. - М., 1999.

116. Пригожим И. Философия нестабильности // Вопросы философии. — 1991.-№6.

117. Рахилина Е.В. Когнитивный анализ предметных имен: от сочетаемости к семантике: Автореферат дис. докт. филолог, наук. — М., 1999.

118. Реснянская JJ.H. Теоретико-методологические проблемы исследования языка как социального явления: Дис. канд. филос. наук. Новосибирск, 1994.

119. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995.

120. Роберте Б. Конструирование индивидуальных мифов // ИНТЕР. — 2004.-№2-3.

121. Розин В.М. Возможна ли семиотика как самостоятельная наука (методологический анализ семиотических подхода и исследований) // Вопросы философии. — 2000. №5.

122. Романов П.В. Процедуры, стратегии, подходы «социальной этнографии» // Социологический журнал. — 1996. — №3/4.

123. Романов П.В., Ярская-Смирнова Е.Р. «Делать знакомое неизвестным.»: этнографический метод в социологии // Социологический журнал. -№1/2.

124. Романова И.А. Основные направления исследования самопонимания в зарубежной психологии // Психологический журнал. 2001. — №1.

125. Романова И.В. Адаптация одиноких женщин к посттрудовому периоду в условиях современного общества: Дис. канд. социол. наук. Улан-Удэ, 2002.

126. Романова Н.П. Одинокие женщины: потребности, жизненные ориентации и пути их реализации: Дис. канд. социол. наук. — Улан-Удэ, 1999.

127. Романовский Н.В. Социология знания — новые вызовы // СОЦИС. — 2001.-№3.

128. Рубел П., Чегринец М. Исследовательские стратегии в современной американской культурной антропологии: от «описания» к «письму» // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. - T.I. - Вып.2.

129. Рустин М. Размышления по поводу поворота к биографиям в социальных науках // ИНТЕР. 2002. - № 1.

130. Рябинская Н.С. Текст и социальная структура // Социологический журнал. 2000. - №3/4.

131. Садмеи С., Брэдбери Н. Форма вопроса в социальном контексте // Социологический журнал. — 2000. — №3/4.

132. Садмен С., Брэдбери Н., Шварц Н. Автобиографическая память / Пер. с англ. Д.М. Рогозина, М.В. Рассохиной // Социологический журнал. — 2002.-№2.

133. Сандомирская И. Родина в советских и постсоветских практиках // ИНТЕР.-2004.-№2-3.

134. Сартр Ж-П. Слова: автобиографическая повесть / Пер. с фр. Ю. Яхниной, J1. Зониной. СПб., 2004.

135. Свидерский Э. Интерпретационная парадигма в философии гуманитарных наук / Пер. с англ. О.А. Оберемко // Социологический журнал. — 1994.-№3.

136. Семейные узы: Модели для сборки. Сб. статей. Кн.1 / Сост. и ред. С. Ушакин. М., 2004.

137. Семенова В.В. Качественные методы: введение в гуманистическую социологию. М., 1998.

138. Сепир Э. Антропология и социология // Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

139. Сердюк Т.Г. К вопросу об отношении истории к искусству // Преподавание истории в школе. — 1998. №5.

140. Серль Дж.Р. Конструирование социальной реальности / Реферативный пер. с англ. А. Романовой. М., 1999.

141. Современная западная философия: словарь. М., 1998.

142. Соссюр де Ф. Труды по языкознанию. — М., 1977.

143. Социальные процессы на рубеже веков: феноменологическая перспектива. М., 2000.

144. Социокультурный анализ тендерных отношений / Под ред. Е.Р. Яр-ской-Смирновой. Саратов, 1998.

145. Социо-Логос постмодернизма S/A'97. - М., 1996.

146. Степанян К. Постмодернизм боль и забота // Вопросы литературы. -1998.-№5.

147. Страниус П. Проблема «говорящих голов» и русская интеллигенция // Биографический метод в изучении постсоциалистических обществ: Материалы международного семинара / Под ред. В. Воронкова и Е. Здравомысловой. Труды ЦНСИ. Вып.5. — СПб., 1997.

148. Страусе А., Корбин Дж. Основы качественного исследования: обоснованная теория, процедуры и техники / Пер. с англ. и послесл. Т.С. Васильевой. М., 2001.

149. Сырое В.Н. Современные перспективы философии истории: поворот к нарративу // siterium.trecom.tomsk.ru/Syrov/stext 12.htm#Up.

150. Таршис Е.Я. Ментальность человека: подходы к концепции и постановка задач исследования. — М., 1999.

151. Таршис Е.Я. Перспективы развития метода контент-анализа // Социология: методология, методы, математические модели. 2002. — №15.

152. Татарова Г.Г. Методология анализа данных в социологии (введение). -М., 1999.

153. Татарова Г.Г. Тип, типология, типологический анализ (взаимодействие понятий в эмпирической социологии) // Методология и методы социологических исследований (Итоги работы поисковых исследовательских проектов за 1992-1996 годы). -М., 1996.

154. Тернер Р. Сравнительный контент-анализ биографий // Вопросы социологии. 1992. - T.I. - № 1.

155. Тодоров Ц. Семиотика литературы // Семиотика. М., 1983.

156. Томпсон П. Голос прошлого. Устная история / Пер. с англ. — М., 2003.

157. Тощенко Ж.Т. Возможна ли новая парадигма социологического знания //СОЦИС. 1991.-№7.

158. Тощенко Ж.Т. Социология жизни как концепция исследования социальной реальности // СОЦИС. 2002. - №2.9Ъ.Тощенко Ж.Т. Социология: пути научной реформации // СОЦИС. -1999.-№7.

159. Турен А. Возращение человека действующего: Очерк социологии. — М., 1998.

160. Уилрайт Ф. Метафора и реальность // Теория метафоры. М., 1990.

161. Уледова И.А. Социальное одиночество как духовное состояние социальных объектов: Дис. докт. социол. наук. М., 1999.

162. Улыбина Е.В. Психология обыденного сознания. М., 2001.

163. Урубкова JI. Понимание и перевод // Высшее образование в России. — 2003.-№5.

164. Устная история и биография: женский взгляд / Ред. и сост. Е.Ю. Мещеркина. М., 2004.

165. Ушакин С.А. Количественный стиль: потребление в условиях символического дефицита // Социологический журнал. — 1999. №3/4.

166. Фливберг Б. Кейс-стади в контексте качественно-количественной проблематики // СОЦИС. 2004. - №9.

167. Фуко М. Археология знания. М., 1996.

168. Фуко М. Порядок дискурса. М., 1996.

169. Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994.

170. Хазагеров Г.Г. Система убеждающей речи как гомеостаз: ораторика, гомилетика, дидактика, символика // Социологический журнал. — 2001. — №3.

171. Хрестоматия феминистских текстов: Переводы / Под ред. Е. Здравомысловой и А. Темкиной. СПб., 2000.

172. Цветаева Н.Н. Биографический дискурс советской эпохи // Социологический журнал. 1999. -№1/2.

173. Цветаева Н.Н. Биографические нарративы советской эпохи // Социологический журнал. 2000. - №1/2.

174. Чеснокова В.Ф. Об одном подходе к извлечению из текстов фрагментов систем ценностей автора // Методологические и методические проблемы контент-анализа: Сб.ст. M.-JI., 1973.

175. Чирикова А. Женщина-директор в деловой и частной жизни // ИНТЕР. -2002.-№1.

176. Чирикова А.Е. Лидеры женского бизнеса: материалы интервью // Социологический журнал. — 1996. №3/4.

177. Чуйкина С.А. Реконфигурация социальных практик: семья поместных дворян в до- и послереволюционной России (1870—1930-е гг.) // СО-ЦИС. — 2000. № 1.

178. Шагивалеева Г.Р. Одиночество и особенности его переживания студентами ССУЗ: Дис. канд. педаг. наук. Казань, 2003.

179. Швейцер А.Д. Социолингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

180. Шевченко Н.В. Основы лингвистики текста. М., 2003.

181. Шмелев Р.В. Исследование взаимосвязи девиантного поведения и состояния одиночества в подростковом обществе: Дис. канд. педаг. наук. Самара, 2004.

182. ЩютцА. Смысловая структура повседневного мира. -М., 2003.

183. Эко У. Отсутствующая структура: введение в семиологию. — СПб., 1998.

184. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис / Пер. с англ., общ. ред. и предисл. А.В. Толстых. — М., 1996.221 .Ядов В.А. Стратегия социологического исследования: описание, объяснение, понимание социальной реальности. М., 1998.

185. Янков И.В. Нарратив в историческом освоении действительности: феномен обновления и социокультурный смысл: Дис. канд. филос. наук. -Екатеринбург, 1997.

186. Ярошенко С.С. Синдром бедности // Социологический журнал. — 1994. -№2.

187. Ярская-Смирнова Е. Социальные изменения и мобилизация ресурсов: жизненные истории российских инвалидов // ИНТЕР. — 2002. — №1.

188. Ярская-Смирнова Е.Р. Социокультурный анализ нетипичности. -Саратов, 1997.

189. Ярская-Смирнова Е.Р. Нарративный анализ в социологии // Социологический журнал. 1997. — №3.

190. Ярская-Смирнова Е.Р. Социальное конструирование инвалидности // СОЦИС. 1999. - №4.

191. Ячин С.Е. Человек в последовательности культурных и социальных форм своего бытия: генезис превращенной формы // Личность. Культура. Общество. 2000. - Т.Н. - № 1 (2).

192. Abu-Akel A. Episodic boundaries in conversational narratives // Discourse Studies.-1999.-Vol. 1(4).

193. Barkin S.M., Gurevitch M. Out of work and on the air: Television news and unemployment // Critical Studies in Mass Communication. — 1987. — Vol.4(4).

194. Bates R.H., Grief A., Levi M., Rosenthal J-L., Weingast B.R. Analytic narratives. — Princeton University Press, 1998.

195. Bochner A.P., Ellis C. Taking ethnography into the twenty-first century // Journal of Contemporary Ethnography. 1996. — Vol.25. - No. 1.

196. Brunt L. Thinking about ethnography // Journal of Contemporary ethnography. 1999. - Vol.28. - No.5.

197. Campbell R.A. A Narrative analysis of success and failure in environmental remediation // Organization & Environment. 2002. - Vol.15. - No.3.

198. Chambers J.K. Sociolinguistic theory: Linguistic variation and its social significance. Oxford, 1995.

199. Cheek J. At the margins? Discourse analysis and qualitative research // Qualitative Health Research. 2004. - Vol.14. - No.8.

200. Chesney M. Dilemmas of Self in the method // Qualitative Health Research. -2001.-Vol.11.-No.l.

201. Chia R. Discourse analysis as organizational analysis // Organization. -2000. — Vol.7(3).

202. Coffey A., Holbrook В., Atkinson P. Qualitative data analysis: Technologies and representations // Sociological Research Online. Vol.1. - No.l // www.socresonline.org.uk/1 /1 /4.html.

203. Crites S. Storytime: Recollecting the past and projecting the future // Narrative psychology: The storied nature of human conduct / Ed. by T.R. Sarbin. -New York, 1986.

204. Croissant J.L. Theory, narrative, and discipline at the intersections of science and technology studies and history // Bulletin of Science, Technology & Society. 2003. - Vol.23. - No.6.

205. Duchan J.F., Bruder G.A., Hewitt L.E. Deixis in narrative: A Cognitive science perspective. Hillsdale, 1995.

206. Edwards D. Discourse and cognition. London, 1997.

207. Edwards J., Martin J.R. Introduction: approaches to tragedy // Discourse & Society. 2004. - Vol. 15(2-3).

208. Ellerman A. Can discourse analysis enable reflective social work practice? // Social Work Education. 1998. - Vol. 17(1).

209. Ezzy D. Theorizing narrative identity: Symbolic interactionism and herme-neutics // Sociological Quarterly. 1998. - Vol.39(2).

210. Fox N. Intertextuality and Writing of Social Research // Electronic Journal of Sociology // www.sociology.org/content/vol001.002/fox.html.

211. Framosi R. Narrative analysis or why (and how) sociologists should be interested in narrative // Annual Review of Sociology. - 1998. - Vol.24.

212. Fraser H. Doing narrative research: Analysing personal stories line by line // Qualitative Social Work. 2004. - Vol.3(2).

213. Gergen K.J. Narrative, moral identity and historical consciousness: a Social constructionist account // www.swarthmore.edu/SocSci/kgergenl/text3/html.

214. Gergen K. Technology and the Self: From the essential to the sublime // Constructing the Self in a mediated world / Grodin and Lindlof (Eds.). -Sage, 1996.

215. Gerhardt J., Stinson Ch. The Nature of therapeutic discourse: Accounts of the Self // Journal of Narrative and Life History. 1994. - Vol.4.

216. Gil gun J.F. Fictionalizing life stories: Yukee the wine thief // Qualitative Inquiry. 2004. - Vol. 10. - No.5.

217. Groarke S. Psychoanalysis and structuration theory: The social logic of identity // Sociology. 2002. - Vol.36(3).

218. Grosz B.J., Snider C.L. Attention, intention and the structure of discourse // Computational Linguistics. 1986. - Vol. 12.

219. Gubrium J.F., Holstein J.A. At the border of narrative and ethnography // Journal of Contemporary Ethnography. 1999. — Vol.28. - No.5.

220. Gudmundsdottir S. How to turn interpretative research into narrative // Research Seminar on "Narrative-biographical Methods in Research on Teachers and Teaching". Helsinki, 1998.

221. Haydu J. Making use of the past: Time periods as cases to compare and as sequences of problem solving // American Journal of Sociology. 1998. -Vol.104.

222. Heise D.R. Specifying event content in narratives // www.indiana.edu/ ~socpsy/papers/EventContent.htmI.

223. Irwin R.R. Narrative competence and constructive developmental theory: A proposal for rewriting the bildungsroman in the postmodern world // Journal of Adult Development. 1996. - Vol.3.

224. Janesick V.J. Intuition and creativity: A Pas de deux for qualitative researchers // Qualitative Inquiry. 2001. - Vol.7. - No.5.

225. Jones K.R. The Unsolicited diary as a qualitative research tool for advanced research capacity in the field of health and illness // Qualitative Health Research. 2000. - Vol.10. - No.4.

226. Labov W. Some further steps in narrative analysis // Special issue of the Journal of Narrative and Life History. 1997.

227. Labov W. Uncovering the event structure of narrative // Georgetown University. 2001 // http://www.ling.upenn.edu/~labov/uesn.pdf.

228. Labov W., Waletzky J. Narrative analysis: Oral versions of personal experience // Essays on the Verbal and Visual Arts: Proceedings of the American Ethnological Society. Seattle, 1996.

229. Labov W., Waletzky J. Oral versions of personal experience: Three decades of narrative analysis // Special Volume of a Journal of Narrative and Life History.-1997.-Vol.7.

230. Lofgren L. Life as an autolinguistic phenomenon // Autopoiesis: a Theory of living organization / Ed. By M. Zeleny. New York, 1981.

231. Manfred J. Narratology: a Guide to the theory of narrative // Part III: Poems, Plays and Prose: A Guide to the Theory of Literary Genres. Cologne, 2002.

232. Mattingly C. Narrative reflections on practical actions: Two learning experiments in reflective storytelling // Schon D. (ed) / The Reflective Turn: Case Studies in and on Educational Practice. New York, 1991.

233. McCormack C. From interview transcript to interpretive story: Part 1-Viewing the transcript through multiple lenses // Field Methods. — 2000. -Vol.12. -No.4.

234. McKee R. Storytelling that moves people // Harvard Business Review. -2003.-No.81.

235. McLean I. Two analytical narratives about the history of the EU // European Union Politics. 2003. - Vol.4(4).

236. Mello R.A. Collocation analysis: a method for conceptualizing and understanding narrative data // Qualitative Research. 2002. — Vol.2(2).

237. Mishler E.G. Representing discourse: The rhetoric of transcription // Journal of Narrative and Life History. 1991.-Vol. 1(4).

238. Ochs E., Solomon O. Introduction: discourse and autism // Discourse Studies. 2004. - Vol.6(2).

239. Opie A. Teams as author: Narrative and knowledge creation in case discussions in multi-disciplinary health teams // Sociological Review Online. -Vol.2. -No.3 // www.socresonline.org.uk/socresonline/2/3/filename.

240. Poindexter C. Meaning from methods: Re-presenting narratives of an HIV-affected caregiver // Qualitative Social Work. 2002. - Vol. 1(1).

241. Reed M. The Limits of discourse analysis in organizational analysis // Organization. 2000. - Vol.7(3).

242. Richardson L. Narrative and sociology // Journal of Contemporary Ethnography. 1990 - Vol.XIX. - No. 1.

243. Richardson L. Writing sociology // Cultural Studies <-> Critical Methodologies. 2002. - Vol.2. - No.3.

244. Richardson L., LocJcridge E. Out of Russia: Two narratives and a conversation // Qualitative Inquiry. 2002. - Vol.8. - No.2.

245. Riessman C.K. Performing identities in illness narrative // Qualitative Research. 2003. - Vol.3(l).

246. Rossiter M. A narrative approach to development: implications for adult education // Adult Education Quarterly. -1999. Vol.50. - No. 1.

247. Rusen J. Narrativity and objectivity in historical studies // www.ruf.rice.edu/ -culture/papers/Rusen.html.

248. Sandelowski M. Focus on qualitative methods: Notes on transcription // Research in Nursing & Health. 1994. - Vol.17.

249. Sanders C.R. Prospects for a postpostmodern ethnography // Journal of Contemporary Ethnography. 1999. - Vol.28. - No.6.

250. Sorbin T. The narrative as a root metaphor for psychology // Narrative psychology: The storied nature of human conduct / Ed. by T.R. Sarbin. -New York, 1986.

251. The Self as a Center of Narrative Gravity // F. Kessel, P. Cole, D. Johnson. Self and Consciousness: Multiple Perspectives. Hillsdale, 1992.

252. Shotter J. The Social Construction of our 'Inner' Lives // Journal of Con-structivist Psychology. 1997. - No. 10.

253. Socor B.J. The Self and Its Constructions // www.iona.edu/academic/artssci/ orgs/narrative/SOCOR.IITM.

254. Stokoe E.H., Weatherall A. Gender, language, conversational analysis and feminism // Discourse & Society. 2002. - Vol. 13(6).

255. Suchart J. Writing, authenticity, and knowledge creation: Why I write and You should too // Journal of Business Communication. — 2004. Vol.41. — No.3.

256. Suoninen M. Microhistory as an Answer to the Dilemma in Historical Sociology // Sosiologia. 2001. - Vol.38. - No. 1.

257. Taira S.S. The evolution of identities in the process of studying differences: A personal narrative // American behavioral scientist. 2002. - Vol.45. -No.8.

258. Tracy K. Analysing context: Framing the discussion // Research in Language and Social Interaction. 1998. - Vol.31(1).

259. Van Dijk T. Ideology: a Multidisciplinary approach. London, 1998.

260. VanWynsberghe R. The "unfinished story": Narratively analyzing collective action frames in social movements // Qualitative Inquiry. 2001. - Vol.7. -No.6.

261. Vincent R.C. A Narrative analysis of US press coverage of Slobodan Milosevic and the Serbs in Kosovo // European Journal of Communication. -2000.-Vol. 15(3).

262. Waddock S.A. Letter to a friend: a personal reflection experience // Journal of Management education. 1999. - Vol.23. - No.2.

263. Weber R.P. Basic Content Analysis. Newbury Park, 1990.

264. Weinberg A.S. Environmental sociology and the environmental movement: Towards a theory of pragmatic relationships of critical theory // American Sociologist. 1994. - Vol.25.

265. Weinstein M. Randomized design and the myth of certain knowledge: Guinea pig narratives and cultural critique // Qualitative Inquiry. 2004. -Vol.l0.-No.2.