Морфологический строй табасаранского языка: Проблема лит. нормы тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.09, доктор филологических наук Курбанов, Кази Керимович

• Курбанов, Кази Керимович
• доктор филологических наук
• 1998

Оглавление диссертации доктор филологических наук Курбанов, Кази Керимович

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. СКЛОНЯЕМЫЕ ЧАСТИ РЕЧИ

Имя существительное

Лексико-грамматические категории имен существительных

Грамматические значения и морфологический

состав именных лексем

Категория класса

Категория числа

Единственное число

Множественное число

Категория падежа

Образование косвенной основы

Основное значение падежей

Основные (грамматические, несерийные), падежи

Именительный падеж

Эргативный падеж

Родительный падеж (генитив)

Дательный падеж (датив)

Серийные (местные) падежи

Имя числительное

Количественные числительные

Порядковые числительные

Собирательные числительные

Разделительные числительные

Кратные числительные

Дробные числительные

Неопределенные числительные

Местоимение

Личные местоимения

Возвратные местоимения

Указательные местоимения

Вопросительные местоимения

Отрицательные местоимения

Определительные местоимения

Неопределенные местоимения

Притяжательные местоимения

ГЛАВА II. СПРЯГАЕМАЯ ЧАСТЬ РЕЧИ

Глагол

Морфологическое строение глагольной основы

Простая основа

Производная основа

Глагольный корень

Превербы

Классные показатели

Глагольные аффиксы

Синтетические глаголы

Аналитические глаголы

Каузатив

Инфинитные глагольные формы

Масдарная форма

Целевая форма

Форма намерения

Деепричастие

Причастие

Категория отрицания

Категория реверсивности

Редупликация

Категория наклонения

Изъявительное наклонение

Категория времени

Настоящее время (презенс)

Будущее время (футурум)

Будущее определенное время

Будущее неопределенное время

Будущее обобщенное время

Прошедшее время

Простое прошедшее время (аорист терминативный)

Прошедшее неопределенное время (имперфект)

Преждепрошедшее незаконченное время

Давнопрошедшее результативное время

Повелительное наклонение (императив)

Условное наклонение (кондиционалис)

Вопросительное наклонение

Категория вида

Категория залога

Категория лица

Категория переходности-непереходности

ГЛАВА III. НЕИЗМЕНЯЕМЫЕ ЧАСТИ РЕЧИ

Имя прилагательное

Лексико-грамматические разряды имен прилагательных

Относительные прилагательные

Степени сравнения имен прилагательных

Способы образования имен прилагательных

Наречие

Образование наречий

Послелоги

Союзы

Частицы

Междометия

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

ТРАНСКРИПЦИЯ

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ языков, диалектов, говоров, источников, грамматических форм, фамилий и имен

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Морфологический строй табасаранского языка: Проблема лит. нормы»

ВВЕДЕНИЕ

Настоящая диссертация посвящена комплексному исследованию морфологической структуры табасаранского литературного языка. В ней дается структурно-функциональная характеристика всех словоизменительных форм изменяющихся частей речи, а также определяются разряды и грамматические особенности слов, относящихся к так называемым неизменяющимся классам. Особое внимание в диссертации уделяется вопросам упорядочения и систематизации отдельных правил, фактов и категорий языка. Такой подход к исследованию материала диссертации прежде всего обусловлен все еще продолжающимися спорами вокруг проблем кодификации табасаранского языка. Решение подобных проблем представляет немаловажный интерес и для общего языкознания, поскольку процессы нормализации различных языков в определенной мере могут быть сходными.

Как показывают материалы ряда исследований1, языки, распространенные в различных регионах мира и принадлежащие к различным генетическим семьям, подвержены нормализационным процессам, имеющим значительную степень общности, обладающим огромной социальной ролью и приводящим к существенным социально-культурным следствиям. В частности, создается сравнительно устойчивая и в то же время подвижная система языковых средств, способная обслуживать разнообразные культурные сферы.

Источники табасаранского языка дают в этом плане весьма существенный материал для научных поисков в данном направлении, поскольку формирование современного табасаранского языка в большей мере было

1 См., например, Языковая норма: Типология нормализационных процессов. М., 1996 / под редакцией В.Я.Порхомовского и Н.Н.Семенюк.

обусловлено длительными и сложными процессами как диалектной дифференциации, так и интеграции, которые с разной степенью интенсивности и попеременно отражались в языке, создавая его чрезвычайно своеобразную фонетико-морфологическую структуру, привлекавшую к себе внимание ряда лингвистов-кавказоведов.

Важно отметить в этой связи и то обстоятельство, что устойчивость морфологических норм становится необходимым условием для развития и нормального функционирования табасаранского языка.

При исследовании проблем, связанных с нормированием литературного языка, далеко не последнее место принадлежит (наряду с фонетическими и синтаксическими) явлениям морфологического уровня. Эту особенность нормирования подчеркивал в свое время А. С. Чикобава: 'Добиваться единых норм в интересах развития литературного языка необходимо, поскольку вопрос касается явлений фонетических (орфографических), морфологических, синтаксических: пестрота в этой сфере лишает литературный язык единства и монолитности; разнобой здесь не признак богатства, а свидетельство неупорядоченности норм литературного языка' (Чикобава 1971: 10).

Изучение и всесторонний научный анализ морфологической системы современного литературного языка актуальны как для создания более полной грамматики табасаранского языка, так и для составления сравнительной грамматики дагестанских языков. Разработка названных вопросов представляет определенный интерес также и для решения общетипологических проблем, поскольку в системах именного и глагольного словоизменения табасаранского языка проявляются типичные черты полисинтетизма. Актуальность диссертационной темы и необходимость ее разработки подсказаны и тем, что рассматриваемые здесь проблемы до сего времени не стали объектом специального монографического исследования.

Отсутствие такого рода научных исследований и научно обоснованных выводов приводит к тому, что в школьных учебниках и программах по табасаранскому языку допускаются фактические ошибки и противоречивые трактовки отдельных морфологических явлений. Различного рода отклонения от норм литературного языка допускаются также в текстах художественной литературы и средствах массовой информации. Естественно, актуальность темы диссертации определяется в том числе и этими факторами, а также возможностями применения полученных результатов в практике преподавания табасаранского языка в вузе, колледже и школе.

Цель и задачи исследования. Основной целью диссертационной работы является всесторонний системный анализ морфологического строя и установление внутренних закономерностей ряда морфологических подсистем и определение перспектив и динамики дальнейшего развития современного табасаранского литературного языка, а также наметившихся в нем различных функциональных стилей.

В соответствии с этим в исследовании предполагается решение следующих задач:

1) описание системы лексико-грамматических разрядов слов и присущих им категориальных значений;

2) определение характера и специфики основных морфологических категорий (класса, числа, падежа, лица, наклонения, времени, аспекта, залога, переходности - непереходности и др.) и средств их выражения;

3) анализ основ различных частей речи и определение функционально-семантического содержания корневых и аффиксальных морфем;

4) выявление процессов трансформации некоторых морфологических категорий и динамики их дальнейшего развития.

С выполнением упомянутых задач тесно связано решение и более конкретных вопросов, среди которых:

1) характеристика способов образования именных и глагольных лексем;

2) вопрос'о категории послелога, обнаруживающей тенденцию к возмещению флексий локативов;

3) обоснование более приемлемого решения вопроса об основной (словарной) форме глагола;

4) постановка и решение вопроса о структуре сложных отыменных и отглагольных образований, нахождение лингвистически корректного объяснения неоднозначных подходов к морфемной сегментации именных и вербальных основ, а также словоформ, содержащих, помимо корня, классно-числовые элементы;

5) определение слово- и формообразовательных функций классных экспонентов в структуре различных частей речи;

6) пересмотр традиционной квалификации отдельных серий местных падежей в плане их выведения за рамки падежной парадигмы;

7) квалификация способов выражения аспектуальных и залоговых отношений в глагольных словоформах.

Научная новизна работы видится в том, что в ней впервые определяются важнейшее функциональное назначение и статус младописьменного табасаранского литературного языка в качестве общенационального достояния. Системному анализу подвергнут морфологический строй, предпринята попытка всестороннего исследования и обобщения в структурно-функциональном аспекте проблемы именной и глагольной деривации и парадигматики. В диссертации сделана первая попытка выяснения роли и правил размещения некоторых постпозитивных экспонентов глагольной основы, например, тех, которые, выполняя роль классных показателей, утратили материальную близость с традиционно выделяемыми классно-числовыми определителями.

Кроме того, в проведенном исследовании рассматриваются именные и глагольные корневые морфемы с точки зрения их структуры и сочетаемости с классными показателями в различных позициях сложных вербальных образований, а также определены критерии, по которым в каждом конкретном случае могут быть разграничены словообразовательные и словоизменительные аффиксы. Подробному описанию и анализу подвергнуты также служебные части речи и междометия, которые в подобного рода трудах обычно остаются без особого внимания.

Практическая ценность исследования вытекает из того, что в нем морфологическая система современного табасаранского литературного языка описана в перспективе его дальнейшего развития. В этой связи основные положения диссертации, проанализированный языковой материал, результаты, полученные при изучении данной проблемы, могут быть использованы при прогнозировании процессов дальнейшего развития других дагестанских литературных языков, найдут прямой выход в практическую работу по составлению более расширенной нормативной грамматики, школьных и вузовских учебных пособий. Результаты исследования могут быть внедрены в учебный процесс и в виде спецкурсов по проблемам нормирования языка. Содержащиеся в диссертации положения и выводы найдут применение не только в учебных заведениях Дагестана, но и при государственной регламентации вопросов языковой жизни.

Теоретическая значимость диссертации заключается прежде всего в реализации возможностей синхронно-диахронического метода при изучении морфологических категорий на материале младописьменного литературного языка с точки зрения его слово- и морфообразовательных особенностей. Кроме того, результаты настоящего исследования могут служить научной и материальной базой при сравнительно-историческом и типологическом изучении других близкородственных табасаранскому языков.

Методы и источники исследования. Обозначенные выше цель и задачи в принципе определили методику исследования. Изучение и разносторонний анализ морфологических категорий, парадигматического и деривационного строения именных и глагольных словоформ и их грамматическая характеристика осуществлялись на основе синхронного (отчасти и диахронного) анализа материала. Использовался также описательный метод, привлекались типологические аналогии, которые делают более прозрачными описываемые лингвистические процессы в современном табасаранском языке.

Диссертация построена на материале современного литературного языка, базирующегося на южном диалекте. Соответственно в ней использована художественная, учебная и справочная литература, а также изданные тексты произведений устного народного творчества. В случаях, когда это представлялось необходимым, привлекались для сравнения данные отдельных говоров северного диалекта, а также генетически родственных других дагестанских языков.

Публикации и апробация работы. По теме диссертации автором опубликованы две монографии "Морфология табасаранского языка" (1986: 9,5 п.л.) и "Грамматические классы слов табасаранского языка" (1995: 14,5 п.л.). Вопросы диссертационного исследования нашли отражение в подготовленных автором к изданию Русско-табасаранском словаре и нормативной табасаранской грамматике (разделы "Глагол". "Наречие". "Служебные части речи". "Междометие", в 16 учебниках и учебно-методических пособиях, а также в различных статьях, тезисах докладов и программах для школ и вузов общим объемом свыше 150 п.л. (см. список публикаций).

Основные положения диссертационной работы неоднократно докладывались на различных научно-практических конференциях по проблемам иберийско-кавказских языков (Сухуми, 1977; Махачкала, 1981; Грозный,

1983; Махачкала, 1993). Автор выступал на научных сессиях ИЯЛИ ДНЦ РАН, Дагестанского государственного университета, Дагестанского государственного педагогического университета, Дагестанского' научно-исследовательского института педагогики им. А.А.Тахо-Годи, Института повышения квалификации педагогических кадров Дагестана, на заседаниях кафедры дагестанских языков Даггосуниверситета. Статьи и сообщения по теме диссертационного исследования публиковались и в республиканских журналах.

Диссертация обсуждена и одобрена на расширенном заседании кафедры дагестанских языков ДГУ с участием научных сотрудников ИЯЛИ ДНЦ РАН и ДГПУ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и списка сокращений.

Конкретный анализ фактического материала содержится в трех главах:

Глава I. Склоняемые части речи: 1) имя существительное, 2) имя числительное, 3) местоимение.

Глава II. Спрягаемая часть речи - глагол.

Глава III. Неизменяемые части речи: 1) имя прилагательное, 2) наречие, 3) послелоги, 4) союзы, 5) частицы. Междометия.

Первая глава, в свою очередь, состоит из трех разделов, посвященных описанию грамматических категорий имен существительных, числительных и местоимений.

Вторая глава посвящена анализу системы глагола.

В третьей главе характеризуются прилагательные, наречия, послелоги, союзы, частицы, а также междометия.

Перечисленным основным главам предшествует введение, в котором изложена краткая история и дан подробный обзор специальной литературы, определен предмет исследования, обоснована актуальность темы,

обозначены цель и задачи диссертации. Работа включает в себя также заключение, список использованной литературы, транскрипцию, список сокращений и оглавление.

Главное содержание морфологии табасаранского языка как научной дисциплины заключается в исследовании и описании в соответствующих терминах грамматических категорий, средств и способов их выражения в системах всех знаменательных частей речи, установление закономерностей и типологии структуры словоформ, представленных в исследуемом языке в его современном состоянии, а также элементов, сохранившихся в их составе от прошлых стадий развития. В связи с этим синхронический материал в известной степени подкрепляется фактами диахронического порядка, соприкасающихся с основным предметом анализа.

Немаловажную роль играет здесь также исследование закономерностей морфологии в той мере, в какой она служит средством выражения основных синтаксических моделей. Поэтому достаточное внимание уделяется также и рассмотрению фактов грамматической системы под углом зрения общности связей морфологии и синтаксиса (памятуя замечание И.И.Мещанинова о том, что '... наличие в языке членения предложения неминуемо ставится в теснейшую связь с проводимой классификацией частей речи'), хотя степень такой общности у различных ее фрагментов варьирует, т.к. каждому фрагменту в этом отношении присущи свои особенности. В то же время не воспринимается тенденция делать основной упор на одностороннее изучение формы в ущерб ее содержанию, что нередко приводит к смешению, к 'сглаживанию' формальных и лексических признаков и наблюдаемых между ними различий.

В процессе исследования и описания частей речи языков, которые лишь сравнительно недавно обрели литературную форму (каким является и табасаранский), решение перечисленных, казалось бы, непринципиальных

вопросов имеет первостепенное значение. Естественно, что они остаются релевантными и для описания морфологической системы языка: их надлежащее решение уточняет и углубляет понимание описываемой языковой формы каждой части речи, которая имеет свою собственную историю.

Проблема частей речи с давних пор привлекала к себе внимание исследователей грамматического строя различных языков, вызывая многочисленные дискуссии и споры, в чем, например, нетрудно убедиться, если проследить в самых общих чертах основные точки зрения по данной проблеме в истории русской грамматической науки.

По характеристике В.В.Виноградова (1972:38), в традиционной русской грамматике, отражающей влияние античной, и западноевропейской грамматик, сначала насчитывалось восемь, затем девять, теперь же обычно выделяются десять частей речи.

Так, М.В.Ломоносов в 'Российской грамматике' выделяет восемь частей речи: 1) имя, 2) местоимение, 3) глагол, 4) причастие, 5) наречие, 6) предлог, 7) союз, 8) междометие. Имена и глагол М. В. Ломоносов считал основными частями речи, противополагая им все остальные как 'вспомогательные группы слов'.

А. X. Востоков, вслед за М. В. Ломоносовым, количество частей речи в русском языке также определил восемью наименованиями, но вычленял имя прилагательное как самостоятельную часть речи.

В более поздних работах статус самостоятельных частей речи получили числительные и частицы, что привело к появлению классификации, вобравшей в себя 10 частей речи (она и в настоящее время принята в школьных учебниках).

В различных работах деепричастие и причастие рассматривались то в составе глагола как его особые формы, то относились к смешанным, переходным частям речи. Самостоятельными частями речи причастия и деепри-

частая считались, поскольку им присущи соответственно грамматические признаки глагола и имени прилагательного или же грамматические свойства глагола и наречия (Виноградов 1972:38). Высказывались мнения считать отдельными частями речи также префикс и связку (Шахматов 1911: 4-5), вопросительные слова и относительные слова (Щерба 1957: 18), а в последнее время и категорию состояния (Виноградов 1972: 40-43).

В то же время в грамматической традиции намечалась тенденция не только к дроблению частей речи и увеличению их числа в общей классификации, но и противоположная ей. В частности, как отмечает В. В. Виноградов (1972: 39), А. А. Потебня (1888: 6-7), Ф. Ф. Фортунатов (1900: 73), А. М. Пешковский (1927) 'отрицали у числительных и местоимений наличие грамматических признаков особых частей речи, указывая на то, что числительные и местоимения по своим синтаксическим особенностям близки к таким грамматическим категориям, как имена существительные, прилагательные и наречия'. Помимо того, междометия, как слова неграмматические, а вслед за ними предлоги и союзы как слова, близкие к морфемам, также предлагалось изъять из числа частей речи, в результате чего их число сократилось бы до четырех единиц. При этом в ряду самостоятельных частей речи сохранились бы только имена существительные, имена прилагательные, глагол и наречия.

На фоне очевидной пестроты и неоднородности точек зрения на данную проблему весьма оригинальную классификацию частей речи предложил В.В.Виноградов (1986:41), считавший, что 'деление частей речи на основные грамматические категории обусловлено .:. различиями в способе отражения действительности'. Его классификация базируется в основном на четырех различных категориях слов: части речи, 'частицы речи', модальные слова и междометия.

Однако для современного табасаранского языка нам представляется более приемлемым такой вариант классификации частей речи, в котором причастие и деепричастие сохраняются в системе глагола как его особые формы, а модальные слова ('категория состояния'), как 'выразители утверждения или отрицания, долженствования или необходимости, возможности или побуждения' (Виноградов 1972: 32) выносятся за рамки лек-сико-грамматических классов слов. В табасаранском языке функционирование слов категории состояния обусловлено прежде всего постоянством их сочетаемости с вспомогательными глаголами а, ву 'есть, находится, имеется', 'является'.

Исходя из изложенного, общая классификация частей речи современного табасаранского языка, принятая в работе, включает следующие подразделения:

I. Знаменательные части речи: 1) имя существительное, 2) имя прилагательное, 3) имя числительное, 4) местоимение, 5) глагол, 6) наречие.

II. Служебные части речи: 1) послелоги, 2) союзы, 3) частицы.

III. Междометия.

Морфология табасаранского языка к настоящему времени имеет уже более или менее сложившуюся традицию описания, начиная с П. К. Услара и А. Дирра. К табасаранскому материалу обращались такие известные зарубежные ученые, как Ж.Дюмезиль, Л.Ельмслев и К. Боуда. Внесли весомый вклад в изучение табасаранской морфологии А. Н. Генко, Л. И. Жирков, А. А. Магометов, Б. Г.-К. Ханмагомедов, В.М.Загиров, З.М.Загиров, К.Т.Шалбузов, К.К.Курбанов и др.

Все части речи по своей внутренней специфике и отношению друг к другу, как видим, образуют три группы, каждая из которых выделяется своей особой семантико-грамматической сущностью и определенной противопоставленностью другим группам.

Знаменательные части речи как слова, полнозначные в семантико-грамматическом отношении, противополагаются служебным частям речи, а служебные, в свою очередь, представляют оппозицию знаменательным, поскольку выполняют по отношению к последним 'служебное задание' (Виноградов 1972; 32).

Оппозитивное отношение складывается также в группе собственно знаменательных слов: имена существительные как выразители предметности (субстантивности) противоположены глаголам как носителям процессуального признака (динамичного признака-процесса) и именам прилагательным как носителям статического (постоянно-неизменного) признака.

Знаменательные слова, по мнению Л. И. Жиркова, 'приспособлялись в составе предложения к выражению специально тех или других членов предложения' (1948: 53). Таким образом, глаголы табасаранского языка специализировались в своих формах для выражения сказуемого (действия, состояния, ощущения, восприятия), имена существительные - для выражения подлежащего и в основном различных дополнений, имена прилагательные - для выражения качественных и так называемых относительных определений, наречия - для уточнения сказуемых и определений. Местоимение как часть речи, объединяющая слова обобщенного значения, в предложении замещает собой существительные и прилагательные без конкретного названия предмета или же его признака. Числительные выделяются как части речи тогда, когда их специфическое числовое значение сопровождается в языке какими-либо морфологическими признаками, отличающими их от существительных и прилагательных.

Знаменательные и служебные части речи в совокупности находятся как бы в оппозиции к междометиям, которые, членораздельно не выражая смысла и не имея грамматического значения, противостоят другим частям речи именно тем, что они не являются 'знаком значения'. Их общая при-

рода заключается в том, что они выражают чувства и эмоции в их непосредственности.

В морфологическом плане знаменательные части речи следует дифференцировать на: 1) склоняемые (имя существительное, имя числительное и местоимение), 2) спрягаемые (глагол) и 3) несклоняемые и не спрягаемые (прилагательное и наречие), т.е. делить их на изменяемые и неизменяемые (условно). Эта же серия знаменательных слов также выделяет из своего состава оппозицию (противопоставление): слова собственно знаменательные (существительные, прилагательные, глагол, наречие) противополагаются словам указательным и 'счетным' (местоимению и числительному).

Между тем процессы взаимосближения и взацмообособления частей речи продолжаются и в настоящее время. По выражению И. И. Мещанинова (1978: 242), '... трансформируются они постепенно'. Поэтому '... едва ли при этом можно считать, что процессы эти уже окончательно завершены', тем более, когда некоторые мнения до сих пор продолжают оставаться спорными, в особенности, когда речь идет о конкретном языке. В табасаранском языке таковы, например, имена числительные, прилагательные и наречия, послелоги и др.

Разработанная и в последние годы уточненная классификация лексического состава современного табасаранского литературного языка по частям речи в своей основе следует считать вполне приемлемой, и это, разумеется, делает правомерным придерживаться установившихся в табасаранской учебно-научной традиции схем анализа материала.

Как было отмечено, морфология табасаранского языка к настоящему времени характеризуется более или менее сложившейся традицией своего описания. Еще в 60-70-е годы прошлого столетия П. К. Услар создал шесть основополагающих монографий по дагестанским и по другим языкам Кавказа: 'Аварский язык' (1889), 'Лакский язык' (1890), 'Хюркилинский

(даргинский) язык' (1892), 'Кюринский (лезгинский) язык' (1896), 'Табасаранский язык' (1875), 'Абхазский язык' (1887) и 'Чеченский язык' (1888).

Монография П. К. Услара'Табасаранский язык' была издана лишь в 1979 г. Эта работа является серьезным лингвистическим исследованием, представляющим и в наше время научную и историческую ценность для кавказоведения. Она ценна не только как первое подробное описание грамматического строя табасаранского языка, но и как по существу первый научный труд по диалектологии этого языка, поскольку изученный П. К. Усларом говор относится к северному наречию табасаранского языка.

Труд П. К. Услара включает в себя следующие разделы: табасаранскую азбуку-алфавит, исторические сведения о Табасаране, табасаранцах и табасаранском языке (с.41-55); краткое описание языковой системы и отдельных звуковых изменений (с. 56-66); очерк морфологии (с. 66-466); хрестоматию (с. 437-563); сборник табасаранских слов (с. 564-988); алфавитный указатель к сборнику слов (с. 989-1011).

В табасаранской азбуке, разработанной Усларом, 56 букв, среди которых отсутствует ларингальный абруптив (ъ), имеющий в этом языке фонематическое значение. Ученый в число согласных его не включает, видимо, потому что он не обозначает самостоятельный звук, а является, по П. К. Услару, знаком, имеющим лишь грамматическое значение (1979: 64, 83). Фонема ъ введена А. А. Магометовым для обозначения зияния или же прерыва голоса, которая в табасаранском языке обладает семасиологически релевантной функцией. В остальном усларовский алфавит соответствует фонемной системе табасаранского языка.

На основе анализа звукового состава табасаранского языка исследователь установил, что при всем их многообразии в языке всегда существует

строго ограниченное количество звуков, которые играют особую роль для различения слов, коих мы теперь называем фонемами. Опираясь на эти принципы, Услар и составил достаточно адекватный алфавит для табасаранского языка.

Значительное место в исследовании П. К. Услара занимает грамматический очерк табасаранского языка, наиболее полный и совершенный раздел его труда, в котором автор вполне объективно и интересно описал непростую морфологию табасаранского языка.

Изложение грамматики начинается со склонения имен существительных в единственном числе. Подробно анализируются способы образования творительного (эргативного) падежа, выявляет возможные его варианты, каждый из них иллюстрируется множеством примеров. Отмечены и факты нерегулярного образования форм эргатива по говорам. В системе склонения имен существительных, в отличие от Дирра, для которого 'все падежи, кроме именительного, являются производными от родительного' (Дирр 1905), П.Услар (1979: 67) основой косвенных падежей справедливо считает форму 'творительного падежа' и тем самым впервые указывает на такую важную морфологическую особенность как 'принцип двух основ',согласно которому образованный от основы номинатива, эргатив, в свою очередь, служит базой для формирования генитива, датива и эссивов.

Охарактеризовав специфику образования падежных форм в единственном числе, исследователь переходит к разбору склонения имен существительных во множественном числе, в частности указывает на мотивы функционирования различных окончаний в абсолютиве и регулярность образования эргатива при помощи флективного аффикса -и.

В монографии дана характеристика системы серийных (локативных) падежей; П.К. Услар впервые в табасаранском языке выделяет семь серий с тремя падежами, указывающими соответственно на покой, направление к

предмету или удаление от предмета. Простейшей формой среди них обладают эссивы - падежи покоя, от которых образуются формы падежей исходных и направительных.

Отмечено наличие у имен существительных скрытой категории, посредством которой выражается различие между 'существами разумными' и 'существами бессмысленными', а сами существительные делятся соответственно на два класса.

В разделе, посвященном именам прилагательным, П. К. Услар отмечает их способность изменяться по грамматическим классам, числам и падежам при самостоятельном функционировании, т.е. в субстантивной роли и не изменяться - в атрибутивной. Описаны автором и способы образования адъективов от различных частей речи. Не ускользнули от взгляда ученого и семантико-формообразовательные характеристики, а также различия адъективов в зависимости от степени обозначаемого ими качества или же признака ('ослабленность', 'равенство', 'превосходство').

Описывая систему местоимений, автор дает различные парадигматические варианты и примеры их функционирования в языке. В частности, отмечается постоянство личных местоимений 1-го и 2-го лица, которые не подлежат изменениям, чего нельзя сказать о местоимении 3-го (проксимального) лица {думу 'тот, то, та'), являющегося вместе с тем и указательным местоимением (Услар 1979: 126, 135).

Личные местоимения 1-го лица во множественном числе различают инклюзивную и эксклюзивную формы ухъу (сев. диал. - ихъу) 'мы' ('я' и 'ты'), учу (сев. диал. - ичу) 'мы' ('я' и 'он'), хотя обе формы переводятся одинаково через 'мы'. В семантико-структурном аспекте автором работы рассматриваются и другие прономинальные разряды и их формальные признаки, которые наиболее прозрачно проявляются, по Услару, в говорах южного диалекта.

В области имен числительных П. К. Услар прежде всего фиксирует наличие децимального порядка исчисления. Автор пишет: '... окончания (числительных) изменяются сообразно с тем, считаются ли разумные существа или бессмысленные' (Услар 1979: 151). В первом случае, отмечает он, окончанием служит р, а во втором - в {б). Услар обращается и к вопросам образования сложных количественных числительных, к принципам их склонения и функционирования; описывает деривационные и лексико-семантические особенности порядковых, дробных, 'распространенных', собирательных и кратных числительных.

Значительную часть грамматического очерка в рассматриваемом труде занимает глагольное словоизменение. Изложение начинается со спряжения вспомогательного ('недостаточного') глагола ву 'является', 'есть', 'служащего самою простою связью между подлежащим и сказуемым' (там же: 163). И этот 'весьма недостаточный глагол не имеет формы для неокончательного наклонения и не подлежит категориальным изменениям' (там же). Между тем в материалах Услара отсутствуют другие недостаточные глаголы хьуз 'быть', апуЪ 'делать', которые характеризуются всеми теми же свойствами, что и приведенный глагол ву. Однако подробно анализируются синтетические глагольные формы, спрягающиеся самостоятельно, без вспомогательных слов. В связи с этим ученый прежде всего отмечает наличие в языке двух классов: класса 'разумных' и класса 'неразумных существ', т.е. класса человека и класса не-человека (соответственно I и II грамматических классов).. Автор затрагивает и вопрос о размещении классных показателей в структуре глагольной основы. Это тем более ценно, что категория класса в северном диалекте, описанном Усларом, и ныне является живой, продуктивно функционирующей, тогда как в ряде говоров южного диалекта она деградировала.

Много внимания уделено в работе временным, причастным, деепричастным формам, а также формам наклонений. Выделены производящие формы глагола: отглагольное имя (масдар), деепричастие, форма единственного числа императива.

П. К. Услар, как известно, является одним из основоположников концепции пассивности переходного глагола в иберийско-кавказских языках. Этой концепции он придерживается и при рассмотрении табасаранского глагола. Распределение табасаранских глаголов по типам спряжения, по мнению Услара, 'невозможно, поскольку они не могут быть подведены под определенные правила'. Подобное мнение ученого обусловлено тем, что он анализировал глагол без учета его отношения к имени, вследствие чего вне поля его зрения осталось субъектно-объектное спряжение табасаранского глагола.

Однако, в табасаранском языке глагол имеет и классное (правда с заметной тенденцией затухания), и личное спряжение, т.е. классно-личное. Более того, в глаголе отражается и грамматический класс субъекта или объекта в зависимости от непереходности или переходности глагола: непереходные глаголы изменяются по классу субъекта, а переходные - по классу объекта. Стало быть, имеется как субъектное, так и субъектно-объектное спряжение.

Вместе с тем, конструкция переходного глагола в табасаранском языке, по Услару, 'сложна, запутана и неудовлетворительна'. Такое суждение вызвано тем, что она не укладывается в его концепцию пассивности переходного глагола в иберийско-кавказских языках (Чикобава 1941: 55-74, 1942: 221-247; Услар 1862: 64). Сведение эргативной конструкции иберийско-кавказских языков к пассивной конструкции европейских основывается только на внешних признаках и не может быть механически применимо к табасаранскому языку.

Таким образом, именно на материале анализа морфологического строя табасаранского языка автору удалось наиболее четко изложить свою концепцию по вопросу спряжения классных глаголов.

В работе П. К. Услара лексика табасаранского языка не подвергается специальному обследованию, хотя в ней содержится немалый лексикографический материал - Сборник табасаранских слов, включающий в себя 1566 лексических единиц и занимающий 424 страницы книги. Словарные статьи в 'Сборнике ...' снабжены грамматической информацией: при именах существительных даны формы эргативного (по Услару 'творительного') падежа единственного числа и именительного падежа множественного числа, приведены формы местных падежей. Семантическая характеристика слова также подкрепляется иллюстративным материалом.

Из сообщения Л. П. Загурского известно, что Услар, составив 'Сборник табасаранских слов', подготовил и список русских слов, но не успел внести в него соответствующие переводы на табасаранском языке. Список русских слов, составленный П. К. Усларом, до нас не дошел (Магометов 1954: 76).

Грамматический очерк Услара по табасаранскому языку не лишен и некоторых несущественных погрешностей: можно отметить, например, неточности в описании отдельных фонетических и морфологических явлений, отсутствие разработки вопросов синтаксиса и др. 'Сознаю, - пишет автор (1880: 33), - всю недостаточность моих грамматических очерков, но вменяю себе в заслугу, что теперь ... доставят они настоящим лингвистам богатые материалы для исследования'.

Между тем, несмотря на появление ряда других работ по табасаранскому языку (Дирр 1905; Боуда 1939; Жирков 1948; Магометов 1965; Ханмагомедов 1967, 1970; Загиров 1981, 1987; Курбанов 1986, 1995 и др.),

монография П.Услара 'Табасаранский язык' остается весьма ценной для кавказоведения не только в теоретическом плане, но и по богатству фактического материала, а также тонкими наблюдениями над языком. Работа Услара отличается также полнотой охвата вопросов грамматического строя и фонетической системы табасаранского языка. Как справедливо отмечает проф. Р. И. Гайдаров, она одна без помощи других книг может дать общее правильное представление о табасаранском языке. Время, отделяющее нас от момента создания труда не уменьшает, наоборот, в известном смысле увеличивает его научную значимость, потому что в нем предметно зафиксирован конкретный, теперь уже ставший историческим, хронологический срез одного из интереснейших горских кавказских языков; с этой работы Услара берут свое начало табасаранская диалектология, лексикография и текстология (1981:145).

Когда речь идет об истории изучения табасаранского языка обычно вслед за П. К. Усларом упоминается имя Р. Эркерта, автора вышедшей в 1895 году в Вене книги 'Языки кавказского корня' (с предисловием Ф.Мюллера), в которую вошли грамматический и лексический обзоры горских языков Кавказа. Наряду с материалами по другим дагестанским языкам, в ней представлены также сведения и по обоим диалектам табасаранского языка. Однако материалы Эркерта по этому языку чрезвычайно скудны. Им приведены лишь отдельные фразовые примеры и весьма неточные морфологические данные. Дело в том, что лингвистические факты Эркерт собирал путем рассылки анкет, на которые давали ответы люди, не имеющие соответствующей подготовки, и 'это сделало работу Эркерта в глазах всех последующих исследователей совершенно лишенной авторитета' (Жирков, 1948: 13). Адольф Дирр высказался об этой работе тоже однозначно: 'Кто знал эту книгу, знает также и то, что она не могла быть

полезной мне: табасаранские материалы Эркерта так же ненадежны, как и все другие его работы' (Дирр 1905: VII).

Но вместе с тем Эркерт впервые в лингвистической литературе комплексно рассматривает лезгинский, табасаранский и агульский языки, выделив их как отдельную подгруппу под названием 'северовосточной или центрально-кюринской'.

Исследованием табасаранского языка занимался и А.М.Дирр, оставивший после себя грамматические очерки по восьми дагестанским языкам, в том числе и по табасаранскому (Дирр 1905). •

Принципы расположения материала в 'Грамматическом очерке табасаранского языка' А.Дирра почти те же, что и в монографии П. К. Услара. После краткого предисловия о носителях языка А.Дирр дает сжатый обзор фонетической системы и морфологического строя. В конце 'Очерка' приводятся фольклорные материалы: рассказы и сказки на табасаранском языке с русским переводом и грамматическими комментариями. В качестве лексикографического материала к работе приложены сборник табасаранских слов, включающий свыше 1400 лексических единиц, и русский указатель к табасаранско-русскому словарю. В словаре некоторые слова снабжены фразовыми примерами.

Значительное место в работе отводится вопросам морфологии, особенно в системе глагола. Говоря о многообразии форм табасаранского глагола, автор указывает и на их преимущественно синтетическую структуру. А.Дирр различает глаголы двух типов (по автору, 'родов'): простые, например, хуз 'принести', гъюз 'прийти', хьуз 'быть', пуз (к!уз) 'сказать', ап1уз 'делать' и составные (по терминологии Дирра 'сложные'), в которых простые глаголы сочетаются со словами других частей речи, составляя с ними единое понятие: гъязур апТуз 'приготовить', аъхю ап1уз 1 вырастить', ужур хьуз 'добрым быть' и др.

Анализируя структуру табасаранских исходных глагольных форм, А.Дирр в каждой из них выделяет следующие морфемы:

1) окончание неопределенного наклонения -уз, -уъз (-юз);

2) корень, который всегда оканчивается на согласный, и стоит перед этими окончаниями;

3) показатели грамматических классов (д, б, р, л), которые выражают отношение к субъекту или объекту в зависимости от их класса;

4) префиксы, предшествующие корневой морфеме глагола и выражающие различные локальные значения;

5) отрицательные частицы: (д)ар, (д)яр, (д)ир,(д)ур, (д)уър, (д)ер, обозначающие реверсивное действие.

А.Дирр дает спряжение глагола, в котором суффиксальный элемент местоименного происхождения служит для обозначения лица (субъекта), а дополнительный элемент - для выражения объекта' или косвенного дополнения.

Кроме перечисленных ученый рассматривает еще целый ряд морфем, которые выступают в тех или иных глагольных структурах. К ним он относит флективные аффиксы временных форм; вопросительного значения элемент; форманты наклонения, выражающие побуждение, повеление, а также суффиксы масдара и целевой формы и др. Все разбираемые при этом подкрепляются богатым фактологическим материалом.

При анализе глагольной структуры А.Дирр касается системы размещения классных экспонентов в основе вербального' слова. Вместе с тем он отмечает угасающую изоглоссу классной дифференциации в языке в целом, обращает внимание на причины, побудившие к деградации категории класса в табасаранском языке, который контактирует с языками, утратившими различение между грамматическими классами (агульский, лезгинский) языком, сохранившим их (даргинский). По мнению автора 'Очерка',

классные определители выступают только в анлауте и инлауте глагольной основы.

Изложение раздела завершается анализом функциональной роли классных показателей в диалектах табасаранского языка в сопоставительном плане.

Исследование А.Дирра не лишено и недостатков, в частности, личные окончания в парадигмах спряжения им квалифицируются как постпозитивные словообразовательные аффиксы, а не как внешние флексии, создающие формальные модели и различные флективные варианты. Нельзя не отметить также, что, по А.Дирру '... табасаранский язык наречий не имеет' (1905: V). На ошибочность этого утверждения указывают последующие исследователи (К. Боуда 1939; А. Н. Генко 1940, 1941;

Л. И. Жирков 1948; А. А. Магометов 1965; Б. Г. Ханмагомедов 1967, 1987 и др.).

Однако, несмотря на отдельные недостатки, 'Грамматический очерк табасаранского языка' А. Дирра сыграл определенную роль в исследовании данного языка и не перестает представлять научный интерес.

Исследователь истории и культуры кавказских народов Ж. Дюмезиль в своей работе (1933), посвященной изучению северокавказских языков, приводит сведения, из которых можно получить некоторое представление о склонении имени существительного и спряжении глагола табасаранского языка с таковыми в других дагестанских горских языках. Дюмезиль в своих замечаниях по табасаранскому языку опирался на материалы А. Дирра. Работа Дюмезиля ценна тем, что в определенной степени он сумел усмотреть связь между табасаранским и другими кавказскими горскими языками.

Луи Ельмслев в работе (1935), посвященной грамматической категории падежа в языках различных систем, обращает внимание и системе

склонения табасаранского языка, которая, по его мнению, является самой многопадежной из всех известных ему систем.

Изучением табасаранского языка занимался и Карл Боуда, работа которого на немецком языке вышла в Лейпциге (Bouda К. Bejtrage zur kaukasischen und sibirischen Sprachwissenschaft.. Das Tabassaranische. Leipzig, 1939). В ней впервые со времени выхода в свет грамматического очерка А.Дирра привлечен небольшой, но все же новый материал по табасаранскому языку. Свои наблюдения Боуда провел самостоятельно, опираясь на имевшиеся у него тексты - 'Литературную хрестоматию для начальных классов', составленную А. Джафаровым и повесть А. С. Пушкина 'Дубровский' в переводе А. Джафарова.

В отличие от П. Услара и А. Дирра, описавших лингвистические особенности северных говоров, наблюдения Боуда относятся к литературному языку, в основе которого находятся южнотабасаранские говоры. Таким образом, К. Боуда среди лингвистов-кавказоведов, использовавших в качестве фактологического исследовательского материала первым положил начало систематическому анализу табасаранского языка на уровне литературного.

В композиционном плане Боуда построил свою работу по принципу строгого описания синхронного состояния, опираясь непосредственно на лингвистические данные, содержащиеся в упомянутых выше двух книгах.

В начале исследования автор вкратце характеризует звуковую систему, фонетические процессы, присущие языку, и пытается установить определенные закономерности в звукоизменениях. Основное содержание книги К.Боуда по существу составляет раздел, посвященный вопросам морфологического строя языка, где к каждому параграфу для доказательства приводятся фразовые примеры (из 'Литературной хрестоматии' и повести 'Дубровский' с переводом на русский язык).

В заключении работы находим незначительные сведения о простом предложении табасаранского языка, небольшой текст в переводе на русский язык, указатель флективных аффиксов, индекс глагольных корней и краткий глоссарий табасаранских лексем.

Такова вкратце история изучения табасаранского языка в трудах отечественных и зарубежных авторов разных поколений, из которой видно, что он, как и другие дагестанские языки, исследовался лишь от случая к случаю, без определенной системы и какой-либо связи теоретического материала с практикой создания письменности, литературы, обучения в школе.

Только в послереволюционное время (1917 г.) начинается новый этап в исследовании табасаранского языка, появляются более или менее благоприятные предпосылки для его планомерного изучения и развития.

Передовые люди из числа зарождающейся тогда табасаранской интеллигенции не только активно участвовали в социально-культурной жизни населения, но и стали авторами и составителями школьных учебников, литературных хрестоматий и книг для чтения. В их числе Темирхан Шалбузов, Абумуслим Джафаров, Ханмагомед Ханмагомедов, Асадуллах Ханмагомедов, Асланбег Везиров, Гаджи-ага Гаджиев, Дадаш Раджабов, Багаутдин Митаров, Ибрагим Шахмарданов и другие представители южного диалекта, которые внесли весомый вклад в просвещение, культуру и искусство народа.

Важнейшими и приоритетными в числе других стали и вопросы национально-языковой политики, прежде всего теоретические и практические проблемы языкового строительства, осуществляемого в республике на фоне интенсивного культурного и национального развития малочисленных народностей. Ширилась сеть сельских школ. Для подготовки учительских кадров из местных национальностей открывались краткосрочные педаго-

гические курсы. В качестве первых шагов демократизации культурной жизни табасаранцев в аулах, в самых отдаленных уголках края открывались избы-читальни, появились энтузиасты, которые создавали коллективы художественной самодеятельности с репертуаром на родном языке. Фронт просвящения был объявлен ударным, и задачей дня стало создание национальной письменности и периодической печати. В 1923 году начала выходить газета 'Голос Табасарана', которая сыграла существенную роль в становлении и развитии табасаранской письменности и письменной литературы.

Однако письменная литература 20-х годов пока была лишь в движении, в поиске, формировании. Ее новые экспрессивно-стилистические и идейно-эстетические основы только зарождались. Естественно, без этого был бы невозможен качественный скачок, начавшийся с 1932 года в связи с созданием табасаранской письменности на латинской графической основе.

Между тем введение письменности на табасаранском языке не в 1928 году, как на остальных дагестанских языках, а несколько позднее, т.е. в 1932 году, объяснялось следующими причинами.

Во-первых, при определении первоначального круга литературных языков Дагестана, на которых намечалось создать письменность, табасаранский остался на стороне как язык малочисленного народа (по данным переписи населения 1926 года - 31 тысяча человек).

Во-вторых, ссылаясь на двуязычие табасаранцев и ошибочно определяя его общественно-политическое положение, власти полагали возможным открытие школ для табасаранских детей на втором - азербайджанском языке. Между тем на азербайджанском языке говорила лишь часть взрослого мужского населения. Женщины же и дети школьного возраста свободно владели только своим родным языком. Уровень владения вторым

языком был совершенно недостаточным для осуществления на нем учебно-воспитательного процесса в школе.

Наконец, бытовало несостоятельное мнение о том, что якобы до Октябрьской революции и в первые годы после нее на табасаранском языке не было письменности, даже в той слабой форме, в какой она существовала на других языках Дагестана, в силу чего табасаранскую письменность надо было создавать заново. Тем самым игнорировалось то обстоятельство, что начало табасаранской письменной традиции восходит к более раннему периоду, что подтверждается собранным и систематизированным в последующие годы дагестанскими исследователями большим эпиграфическим материалом, в том числе памятниками письменной культуры (см.: Шихсаидов 1984; Юсуфов 1986: 22).

После создания письменности и с началом развития национально-культурного потенциала народа, табасаранский стал языком школьного преподавания, литературы, печати и искусства. Газета 'Красный Табаса-ран' отмечала, что она 'будет придавать первостепенное значение развитию литературы и распространению культуры в Табасаране' (1932, № 4). В том же 1932 году выходят первые переводы партийных документов, выполненные А. Джафаровым, Т. Шалбузовым, М. Шамхаловым, А. Ханмагомедовым и их коллегами, которые одновременно пробовали силы и в искусстве слова. Так, в 1932 году Дагкнигоиздат выпустил сборник А.Джафарова «Первые шаги», а в 1934-1935 годы - его драму «От тьмы к свету», удостоенную республиканской премии, рассказы «Прежде и теперь», сборник стихотворений «Веселые голоса». На эти же годы приходятся изданные на табасаранском языке повесть «Кто работает, тот ест» и поэма «Сирота Юсуф» А. Ханмагомедова, пьесы «Моя родина», «Уничтожайте огнем» А. Гаджиева, многочисленные стихотворения М. Шамхалова, Б. Митарова, Т. Шалбузова и других авторов. Ими осу-

ществляются переводы А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, И. А. Крылова. Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, А. М. Горького, С. Стальского, Г. Цадасы. Творчество перечисленных писателей сыграло решающую, определяющую роль в формировании первых ростков - норм табасаранского литературного языка на основе южного диалекта.

Наиболее тесно вопросы развития письменности и просветительства в Табасаране в те годы были связаны с именем и сподвижнической деятельностью Темирхана Шалбузова - автора первого алфавита и первых учебников родного языка. В этот период им были составлены букварь для детей («Новая школа», 1932 г.), букварь для взрослых («Новый путь», 1933 г.), учебники по грамматике и правописанию (1933, части I и II) для первого-четвертого годов обучения, букварь для сельских школ (1934 г.), букварь для взрослого населения (1935 г.). Одновременно вышли книги для чтения в начальной школе.

Созданная в 1932 году табасаранская письменность несомненно содействовала все большему приобщению людей к языковой культуре, развитию интереса и любви к родному языку и стремлению к знаниям.

К концу 30-40-х годов расширяются общественные функции языка, сферы его применения в связи с введением всеобщего обучения, увеличением издания художественной литературы и других книг. Открываются новые перспективы для развития национального искусства. Наряду с этим в этот период каналом, обеспечивающим возможность приобщения горцев к достижениям развитых культур, а также основным средством межнационального общения становится русский язык.

В 1938 г. табасаранская письменность, как и письменность остальных народов республики с латинской графики была переведена на русскую графическую основу, что способствовало дальнейшему росту и усовершенствованию лексических ресурсов табасаранского языка за счет русизмов.

Создание письменности на основе латинского алфавита дало возможность оторвать табасаранский народ от арабского письма, с которым связаны религиозные представления, и послужило серьезным толчком для развития у него письменности и литературы. Однако необходимо отметить, что латинизированный алфавит также не мог обеспечить в полной мере развитие младописьменного табасаранского языка и выполнение поставленных перед ним задач.

Все это диктовало неотложную необходимость перевода письменности табасаранского языка в числе дагестанских языков на основу русской графики, который и был осуществлен в 1938 году.

Перевод письменности дагестанских языков на основу русского алфавита вызвал необходимость пересмотреть орфографию, изменить, уточнить отдельные ее правила и дополнить новыми, чтобы.привести всю орфографию в соответствие с особенностями вновь принятого алфавита. Например, лабиализация звонкого взрывного г и глухих спирантов х, гъ обозначалось через о (гоар 'кувшин', хоар 'кобыла', гъоан 'камень'), а дентолабиализо-ванные - через ъ (жъ, чъ - жъур 'имя', мужъур 'ложка', чъатI 'вопль', чъал 'ива'), что осложняло обучение школьников письму.

В 1962 году на научно-практической конференции, посвященной вопросам нормализации и унификации орфографических правил дагестанских языков, было решено изъять из табасаранского алфавита знаки жъ, чъ и обозначить лабиализацию согласных во всех случаях посредством знака в: гв, гъв, кв, къв, к1в, же, ччв и т.д.; подчинить орфографию всех русских заимствований их произношению в заимствующем языке.

Было решено окончания всех существительных, заимствуемых из русского языка, писать в русской орфографической форме именительного падежа единственного числа, а окончания русских прилагательных в соответствии с законами табасаранского языка во всех случаях писать в одной

неизменной форме мужского рода с сохранением конечного полугласного й, причем табасаранцы заменяют твердое окончание ый мягким ий.

К недостаткам языкового строительства того времени можно отнести и то, что лингвистическая терминология, потребность в создании которой возникла сразу же при составлении новых школьных учебников, оказалась заимствованной в основном из русского языка (см. Магометов 1979: 273). Это обстоятельство отразилось на Русско-табасаранском терминологическом словаре А.Гаджиева (1940), а также на грамматиках табасаранского языка (Шалбузов 1940; 1941: ч. I; 1940:'ч. II) и других авторов разных лет издания.

Однако, хотя перенасыщенность иноязычной, особенно русской лингвистической терминологией, не всегда соответствующей реалиям табасаранского языка, была не единственным недостатком школьных учебников 30-40х годов, отдельные из них переиздавались вплоть до 1960 года.

В указанных учебниках нередко нарушалось классное согласование субъекта и объекта с предикатом при интранзитивных и транзитивных глаголах и их специфических производных формах. Однако позднее, в 1953 году, на научной сессии по вопросам нормализации дагестанских литературных языков, было решено обозначать в глаголе табасаранского языка изменение грамматических классов как категории, присущей самой природе большинства его говоров. Не соблюдалась в языке и единая система счета (давалась либо двадцатиричная, либо смешанная, т.е. двадцатирично-десятичная), искаженно интерпретировалась нейтральность глаголов и их отдельных форм к залоговому значению (Гаджиев 1948: 297-307). Эти и подобные им другие отклонения были вызваны нечеткой дифференциацией указанных категорий и категориальных форм в хивском говоре, носителями которого были авторы первых учебников.

Определенные позитивные сдвиги в научно-прикладном освещении вопросов грамматического строя табасаранского языка в последующие десятилетия связаны с именами А. Н. Генко, Л. И. Жиркова, А. А. Магометова, Б. Г.-К. Ханмагомедова, В. М. Загирова, 3. М. За-гирова, К. Т. Шалбузова, К.К.Курбанова и др.

Обращался к табасаранскому языку в свое время и академик Н. Я. Марр. Так, при классификации яфетических языков табасаранский он относит к восточной (дагестанской) ветви языков Кавказа (Марр 1933: 304; 1935: 286), что соответствует действительности. А при генетической характеристике системы имен числительных в качестве примера для реконструкции нумератива 'один' в иберийско-кавказских языках приводит форму яз, которая и сейчас употребляется в ряде языков, а именно в удин-ском (¿а), равно как в табасаранском, хюркилинском, рутульском с формантом й (Ба-б.) и собственно лезгинском (за-а(). С этой же целью Марр указывает и на нумеративный корень къю (къуъ) в значении'двойки', в котором ученый усматривает утрату конечного согласного -р, -б, -д в зависимости от грамматического класса кьюр, къюб, къюд (Марр 1934: 284).

Нередко в своих трудах в связи с различными проблемами привлекал данные табасаранского языка и академик И. И. Мещанинов (1936; 1940 и др.). В частности, в схеме стадиальной периодизации кавказских горских языков, он касается и падежной системы табасаранского языка. Исследователь говорит о наличии в нем 36 падежей, при этом ссылается на 'Грамматический очерк табасаранского языка' А. Дирра (Мещанинов 1936: 326).

В 30-е годы над изучением диалектов табасаранского языка работал проф. А.Н.Генко, который записал параллели на говорах 18 селений из Северного и Южного Табасарана. Материалы А.Н.Генко и его диалектоло-

гический словарь по табасаранскому языку, к сожалению, до сих пор остаются неопубликованными (Генко 1940; 1941)2.

На основе анализа большого количества диалектологического материала А.Н.Генко выделяет в табасаранском языке три диалекта: сувакский (северный), нитрикский (южный) и этегский (восточный), которые характеризуются целым рядом специфических особенностей фонетического, морфологического и лексического порядка. При этом он отмечает наибольшую контрастность между сувакским и нитрикским диалектами. Что же касается говоров этегского диалекта, которые хотя и стоят несколько ближе к нитрикском, тем не менее в них не обнаруживаются резкие отличия ни от северных и ни от южных, вследствие чего нет веского довода выделить их как самостоятельный диалект.

В 1948 году вышла в свет работа Л. И. Жиркова 'Табасаранский язык'. Она основана на материалах литературного языка и представляет собой значительный вклад в его изучении.

В работе Л. И. Жиркова дано краткое описание грамматического строя языка, при этом акцентируется внимание на самых 'трудных и загадочных' (1940: 5) его фрагментах. В ней использованы оригинальные и переводные тексты, извлеченные из художественных произведений, из газет и школьных учебников. Серьезное внимание при изложении материала автор уделяет морфологии языка. При трактовке морфологических фактов освещаются и синтаксические функции тех или иных структурных форм.

Имена существительные делятся автором на два семасиологических класса: класс лица (человека) и класс вещей (не-человека), тщательно со множеством примеров обследованы и еще такие словоизменительные категории имени как число и падеж.

2 Материалы хранятся в рукописном фонде ИЯЛИ Даг. НЦ РАН.

Жирков рассматривает глагол как четко обособленную от имени часть речи, выполняющую в составе предложения функции сказуемого. 'Специфическая система словоизменения характеризует табасаранский глагол в известных отношениях даже определеннее, чем в других горских языках Дагестана' (Жирков, 1948: 109).

Табасаранский язык ученый относит к числу тех дагестанских языков, в которых уже создалась система изменения глагольных временных форм по лицам, выработалось личное спряжение глагола. Однако спряжение по лицам резко отличается от привычного нам спряжения в русском и индоевропейских языках тем, что в табасаранском маркируются только два лица: 1-е лицо 'я', 'мы' (без вас), 'мы' (с вами) и 2-е лицо 'ты', 'вы'; дейктиче-ские местоимения му 'это, этот, эта', думу 'то, тот, та' и др., обозначающие 3-е лицо не имеют выделяемых личных окончаний. В отличие от других дагестанских языков, в табасаранском Л. И. Жирков, как и предшествующие исследователи, отмечает местоименный характер личных аффиксов глагола.

В структуре табасаранского глагола он определяет одну или более позиций местоименных аффиксов, т.е. говорит о возможности наряду с личным окончанием, выражающим субъект, добавлять также и второй личный формант, выражающий в своеобразных конструкциях - инкорпорированных словах-предложениях и местоименный объект. Таким образом, Жирков отмечает определенное сходство табасаранского объектного спряжения с объектным спряжением в языках полиперсонального типа: 'Дело в том, что в табасаранском языке к глаголу, уже имеющему личное окончание для указания на субъект, могут присоединиться и другие личные местоименные аффиксы для указания на объект в форме того или иного падежа и числа' (Жирков 1948: 109). Как видно, Л. И. Жирков имеет ввиду не присоединение определенного форманта спряжения, а лишь слияние с

глагольной формой различных падежных флексий - апокопированных личных местоимений.

Рассматривая особые глагольные формы, исследователь значительное место в работе отводит и анализу морфологической структуры глагола. В основе глагола ученый выделяет корень как основной, стержневой ее морфемный элемент, превербы с их разнообразными локальными оттенками, классные показатели, которые, по его мнению, выступают только в начале и только в середине корня, отрицательные и запретительные, реверсивные и редуплицированные аффиксы, которые спорадически участвуют в формировании производной глагольной основы.

На основе научного описания фонетики и морфологии автором делаются ценные теоретические обобщения.

Вопросами грамматики табасаранского языка в стенах института языкознания им. А.С.Чикобава АН Республики Грузия плодотворно занимается А.А.Магометов (1954, 1954а, 1956, 1960, 1962а, 1965, 1977, 1979, 1979а), подготовивший к печати монографию П. К. Услара (1979) о табасаранском языке, а в 1965 году опубликовавший и собственную крупную работу под названием «Табасаранский язык» - ценное монографическое исследование по фонетике и морфологии данного языка. Ценность монографии не исчерпывается наличием в ней обширного фактического материала, хотя на такой богатой лингвистической базе научный анализ табасаранского языка делается впервые. По объективной оценке А. С. Чикобава, ее значение заключается в том, что в ней показания табасаранского языка представлены на фоне сравнительно-типологического и историко-сравнительного анализа лезгинской группы иберийско-кавказских языков, и даже не только данной группы. Имеется в виду два явления, представляющие неослабевающий интерес к истории развития морфологии иберийско-кавказских языков, в частности, к вопросу о грамматических классах и

вопросу о личном спряжении глагола (Магометов 1965: V). В работе частично освещаются также отдельные вопросы синтаксиса табасаранского языка, причем анализируются данные не только письменного языка и его опорного южного (нитрикского) диалекта, но и материалы северного (сугакского) диалекта. На таком разнообразном богатом материале табасаранский язык исследовался впервые, чем монография А. А. Магометова выгодно отличается от работ предыдущих авторов. Определенную ценность представляют в монографии исторические сведения о табасаранцах, об истории изучения табасаранского языка, а также тексты с переводом на русский язык.

Значительное место в исследовании табасаранского языка занимают труды профессора Б. Г. Ханмагомедова. В таких работах, как 'Система склонения табасаранского языка в сравнении с системами склонения лезгинского и агульского языков' (1958), 'К истории образования эргатива в языках восточнолезгинской подгруппы' (1958а), 'Система местных падежей в табасаранском языке' (19586), 'Табасаранский язык' (1967а), 'Некоторые вопросы грамматики табасаранского литературного языка' (1979), 'Очерки по синтаксису табасаранского языка' (1970), 'Табасаранский язык' (1995) и др. дано научно достоверное систематическое описание морфологии, словообразования, лексики.

Определенный вклад Б.Г.Ханмагомедовым сделан также в исследовании вопросов синтаксиса в монографии 'Очерки по синтаксису табасаранского языка' (1970). Представляя несомненный научный интерес, эта монография является крупным шагом в изучении синтаксического строя не только табасаранского языка, поскольку в ней нашли свое однозначное решение многие принципиальные вопросы синтаксиса и других дагестанских языков. Им составлен ряд учебников и пособий для табасаранских

41 О-

школ, в т.ч. учебник для педучилища, который является единственным пособием родного языка.

Анализу лексики табасаранского языка посвящены работы В. М. Загирова (1975, 1976, 1977, 1981, 1982, 1986, 1987), отдельные вопросы грамматики исследованы 3. М. Загировым (1987, 1982, 1982а), К. К. Курбановым (1978, 1976, 1977, 1980, 1983, 1986, 1990, 1995), К. Т. Шалбузовым (1964, 1981, 1985). Результаты полевых исследований, проведенных в нескольких табасаранских селениях экспедициями МГУ, опубликованы в сборнике Табасаранские этюды' в серии монографий под общей редакцией В.А.Звегинцева (1982), в котором нашли отражение такие вопросы, как фонетика, синтаксис и морфология глагольного согласования, каузативная и некоторые другие конструкции. Историческое морфологическое членение целого ряда лексем дается в 'Школьном этимологическом словаре табасаранского языка' (Алексеев, Загиров 1992).

Изучению грамматического строя современного табасаранского языка посвящены две монографии автора этих строк (Курбанов 1986, 1995), в которых рассматриваются вопросы морфологической системы. В частности, всесторонне характеризуются части речи, их грамматические категории, словообразование и словоизменение, уделяется внимание и вопросам, связанным с нормализацией литературного языка.

Вместе с тем, как видно из краткого обзора лингвистической литературы, не все вопросы морфологического строя современного табасаранского языка стали объектом научных исследований.

Следует отметить, что в отделе грамматических исследований Института языка, литературы и искусства ДНЦ РАН в течение последних лет ведется работа по созданию нормативных грамматик дагестанских языков. В частности, авторским коллективом - Б. Г. Ханмагомедовым, В. М. Загировым, 3. М. Загировым, К. К. Курбановым и К. Т. Шалбу-

зовым составлена 'Нормативная грамматика табасаранского языка' (Готова к изданию). Кроме того, подготовлены к печати также Русско-табасаранский и Табасаранско-русский словари.

В то же время следует заметить, что ученые, исследовавшие табасаранский язык, к решению ряда вопросов его морфологической структуры подходили консервативно. В серьезных и содержательных в целом исследованиях далеко не все вопросы находят свое корректное и однозначное решение. Недостаточная теоретическая обоснованность ряда положений в их работах, противоречивость и отдельные недоразумения, ошибки и курьезы вызваны подчас тем, что не все авторы владели табасаранским языком в той степени, в какой это необходимо для исследования. Констатация языковых фактов и примеров в их статике была характерна для ряда работ прежних исследователей. Естественно, от таких теоретических трудов ни работники народного образования, ни представители прессы, литературы и культуры не могли ожидать для себя сколько-нибудь ощутимой помощи.

Несмотря на достаточно богатый диалектный материал, ученые, нередко встречаясь с рядом трудностей, пытаются объяснить это тем, что информанты не дают им однозначные сообщения.

На наш взгляд, причина трудностей прежде всего - в специфичности самой фонетической системы и грамматического строя табасаранского языка, в необычайной сложности систем именного и глагольного словоизменения.

Кроме того, определенную роль в этом сыграла неокончательная нормированность табасаранского языка и продолжающиеся споры вокруг отдельных литературных норм.

Как видно из предложенного краткого обзора научной литературы, в изучении табасаранского языка сделано немало, с исследованием этого

языка связаны имена ученых, давших ценные научные труды (Услар 1979; Дирр 1905; Боуда 1939; Генко 1940, 1941; Магометов 1965; Ханмагомедов 1987; Загиров В.1981; Шалбузов К. 1981 и др.

Однако следует отметить и то, что на пути изучения табасаранского языка так же, как и в исследовании других дагестанских языков, многое предстоить еще делать.

Например, общий грамматический обзор основных структурно-семантических типов слов в современном табасаранском языке нельзя считать завершенным.

С этой точки зрения многие вопросы табасаранской морфологии, в частности, такие, как классное согласование, словообразование и словоизменение органических и аналитических форм глагола, детерминированных окаменелыми и ныне действующими экспонентами, склонение, которое в данном языке, в отличие от аваро-андо-цезских языков, теснейшим образом сохраняет связь с вербальными префиксальными элементами и др. нуждаются в тщательной проверке и в дальнейшем уточнении.

Многое еще предстоит сделать не только в плане нормализации литературного языка, но и в систематическом научном изучении многих других важных проблем грамматического анализа. Не разработаны такие вопросы фонетики, как ударение, мелодика речи, позиционные изменения звуков и др. Предстоит исследовать состояние орфографической регламентации, правил орфоэпии, терминологии, ряда вопросов диалектологии, фразеологии, культуры речи и стилистики.

Как известно, 27-28 мая 1993 года в г. Махачкале состоялась Республиканская научно-практическая конференция на тему: "Актуальные проблемы функционирования и нормализации письменных языков Дагестана", организованная Институтом ЯЛИ им. Г.Цадасы ДНЦ РАН совместно с научно-исследовательским институтом педагогики им. А.А.Тахо-Годи, Ин-

статутом повышения квалификации педагогических кадров МО РД, Дагго-суниверситетом и Даггоспедуниверситетом.

При обсуждении орфографического свода были высказаны предложения, направленные на дальнейшее усовершенствование правил правописания. Однако по разным причинам они не реализованы.

1. Подлежат однозначному решению вопросы, непосредственно устанавливающие единообразные правила передачи речи на письме или слов современного табасаранского литературного языка.

2. Различные словоформы, образуемые в результате оглушения звонких в позиции после глухих, произносятся, а иногда ошибочно и пишутся с интенсивными (усиленными) согласными: ишппу 'плач, рыдание', лихппу 'работа', гъашттар 'не стал, не становился', ухтти 'рано', набштти? 'где?', ифттин 'кровь', сабсттар 'одинаковые, равные' и др. Вместе с тем, упорядоченными являются варианты ишбу (ишбар), лихбу (лихбар), гъашдар, ухди, набшди, ифди, сабсдар и др., в которых реально выступают б, д - носители семантико-морфологических признаков ряда слово- и формо-изменительных категорий литературного языка.

3. Вследствие метатонии оглушение звонких (б, д) наблюдается, например, и в начале следующих слов: хъттабгъуз 'забрать из-за чего-либо', кпписуз (кттисуз) 'придержаться, потерпеть', кппикъуз (кттикъуз) 'смешать', хъччабгъуз 'разогнаться', хъттубзуз 'вылить остатки жидкости', чппин 'их' (прит. местоим.), фтти? 'чем?', хппу 'нести' и др., которые по традиции до сих пор употребляются в языке вместо ожидаемых литературных вариантов хъадабгъуз, кибисуз (кидисуз), кибикъуз (кидикъуз), хъа-жабгъуз, хъудубзуз, чибин, фиди, хъубу, хубу и др.

При этом употребление слов с сочетанием согласного в начальной позиции имеет место только в нескольких говорах южного диалекта.

В то же время, говоры северного диалекта процесс выпадения гласного и сочетание согласных вообще не допускают. Более того, в предлагаемых нами нормативных формах гласный элемент в южном диалекте легко реконструируется во всех иных вариантах, что свидетельствует о приоритетности употребления слов именно типа хъадабгъуз, хъажабгъуз, кибикТуз, хъидипуз, кадахъуз и др.

4. В языке многие причастные аналитические формы образуются от соответствующих глагольных аналитических структур в сочетании с синсе-мантическими словами гьайи, кайи, хъайи, гъяйи, али, алдру, кадру, хъадру, ккадру, гъядру и др.: улигъ гьайи 'впереди находящийся' - улигъайи 'передний', к1анакк ккайи 'находящийся внизу' - к!анаккайи 'нижний', гъюз имбу 'придти, предстоящий' - гъюзимбу 'будущий', баьиакк ккадру 'ничего не представляющий' - башаккадру 'никчемный' и т. д.

Однако в результате метатонии, т.е. перехода ударения с начального слога на финальный, в речи они сливаются с предыдущими глоссемами, ср.: заинали 'верхний', юк1вали 'любимый', хъялкайи 'сердитый', гуч1дару 'бесстрашный', къяляхъайи 'задний', къяляхъимбу 'отсталый', разивуйи 'согласный', мужриккайи 'бородатый', к1улалдру 'безголовый', машккадру 'нелицеприятный', ниъхъайи 'вонючий', хилхъадру 'безрукий', багагъайи 'ближайший', улиадру 'незаметный', начдару 'бесстыдный', наанадру 'всякий', лазимдару 'ненужный', аъхюдару 'небольшой' и др., круг которых будет регламентироваться орфографическими словарями.

Образованные таким способом синтетические причастные формы, закономерно квалифицировать в качестве литературных вариантов.

5. Билабиализованные согласные, присущие лишь нитрикскому диалекту, в северном отсутствуют. И это при обучении учащихся и студентов родному языку в школе и вузе вызывает определенные затруднения. В связи с этим, представляется вполне назревшим вопрос об их упразднении в ли-

тературном языке, хотя бы в плане сокращения количества слов, в основах которых билабиализация исконно отсутствует, но появляется спородиче-ски, при изменении формы, ср.: жакул - жаквлар 'куклы', яркур - яркврар 'леса', агьул - агъвлар 'агулы' и др. Таким же образом можно регламентировать количество билабиализованных слов, заменив их соответствующими синонимами, например: хван - ханк1ар 'теневой склон', гъваъ - гъуй 'крыша', ккверкквелай - ккеккей 'дятел', накъв - нукь или никъ 'могила' и др.

Аналитические глагольные формы (уч ап1уб, мани хъуб, къан ап!уб и др.), формы причастий (гъафи, б, р, -дар; гъушу, б, р, -шдар и др.), а также родительного падежа имен и местоимений, выступающих в языке в качестве определительных и притяжательных прилагательных (бабан, -уб, -ур, -дар; йиз, -уб, -ур, -дар; химияйин, -уб, -дар и др.), нужно квалифицировать как самостоятельные лексемы.

В орфографическом словаре при основном слове следует давать также и его супплетивные формы: гъягъюб, гъарах; риш, шуру, шубар; чве, чвуччву; ип1уб, ип1ин и др.

Вследствие этого, школьные программы и учебники все еще далеки от совершенства, содержат фактические ошибки и противоречия. В трактовке отдельных явлений в книжных, газетно-журнальных и художественных текстах, а также устных средствах массовой информации нередко употребляются диалектные слова, формы и выражения, непонятные на всей территории распространения табасаранского языка.

С учетом этих обстоятельств, а также большого практического значения разработки вопросов морфологического строя табасаранского литературного языка в деле преподавания учащимся общеобразовательных школ, педагогического колледжа и студентам филологических факультетов высших учебных заведений республики, можно сказать, актуальность темы и проблематика диссертации продиктованы самой жизнью.

Думается, что основательное изучение вопросов строения именной и личной парадигматики и деривационной системы существительного и глагола, а также других изменяемых частей речи даст ценный материал для теоретических обобщений и выводов по структуре слова, словоизменению и по сложнейшей и неразработанной проблеме определения границ морфем в производных образованиях.

В этой связи одним из малоизученных в табасаранском языке безусловно следует считать и вопрос о морфологической природе слова и характера осново- и формообразующих морфем. Морфема характеризуется как 'наименьшая (неделимая далее без потери данного качества) и регулярно воспроизводимая согласно моделям данного языка единица системы выражения, непосредственно соотносимая с соответствующим ей элементом системы содержания (семемой)' (Ахманова 1969: 240). В этом смысле табасаранскому языку присущ специфический набор морфем, многие из которых имеют фонетические и иные сходства и параллели в генетически родственных языках.

Для табасаранских словоформ характерными являются такие типы морфем как корень, префикс, суффикс, каждая из которых может реализоваться либо в виде одного неизменного компонента, либо нескольких алломорфов в зависимости от морфонологических условий их функционирования в пределах словоформ.

Вкратце охарактеризуем разновидности морфем, указывая на их важнейшие признаки - место в основе слова по отношению к другим морфемам, в частности, по отношению к корневой морфеме, а также содержание, вносимое каждым из них в общее значение конкретной лексемы.

В слове гъилицнацвалари, например, - шесть значимых частей - морфем, путем структурного разложения которых можно точно установить значения шести из них (гъи- - значение 'между, среди'; -лиц- - действия; -

нац- - значение имени лица; -вал- - абстрактности; -ар- - множественного числа; и - эргативного падежа). Ср. также: нахуш'валарин {на- - значение отрицания; -хуш- - признака; -вал- - абстрактности; -ар- - множественного числа; -ин- - генитива (принадлежности); балугъчивал (балугъ- - значение предметности; -ни- - рода занятия, профессии; -вал- - абстрактности); манишин (.мани- -значение признака; -шин- - неполноты признака); дибикЫа-за (д -значение глагола законченного времени; и - затемнено; -бик1- - действия; -на- - выражено имплицитно; -за- - субъекта 1-го лица).

Трудность морфемного анализа, в первую очередь, связана с проблемами взаимосвязи таких признаков морфем, как производность и члени-мость, а также формального и семантического соотношения между мотивирующим и мотивированным словами.

Как отмечалось, из всех частей речи сложнейшие морфологические модели, в которых вычленяются более 5-6 морфем, в табасаранском языке в наибольшей мере присущи именам существительным и глаголам.

Общее для основ обеих названных частей речи заключается в том, что и основы существительных, и основы глаголов дифференцируются на непроизводные, т.е. простые и на производные, т.е. сложные. В известном смысле первые члены этой дихотомии аморфны, в их составе живые аффиксы не выделяются, а вторые - членимы, они образованы от производящей основы, и в их составе для данного состояния языка выделяется аффикс или аффиксы.

Согласно общепринятой формулировке, основой считается 'Та часть словоформы, которая остается, если отнять у нее окончание и формообразующий суффикс, и с которой связано лексическое (реальное, вещественное) значение данного слова' (Ахманова 1969: 296).

Основы же как именная, так и глагольная, в структурном отношении характеризуются многообразием присутствующих в них морфем, среди

которых стержневой является корневая морфема. В группах слов с одинаковой семантикой обнаруживается общая для них нечленимая корневая морфема: иш-ал 'плач', иш-бях 'плакса', иш-рур 'плачущий', ми-иш-ан 'не плачь', дир-иш-уз 'не плакать'; лиц 'ходи', лиц-уб 'хождение', хъ-лиц-уб 'обхождение'; гъ-и-лиц-уз 'бродяжничать, чтобы попрошайничать', гъ-и-лиц-нац 'бродяга, нищий'.

В именных структурах табасаранского языка можно дифференцировать следующие конструкции:

ГС - ахъ 'хлев', аш 'каша', ад 'похвала', агъ 'бязь', ар 'ил', ир 'холст', иб 'ухо', ил 'дыхание', у л 'глаз', уъл 'хлеб', акв 'свет', эм 'дядя', ушв 'рот';

СГС - шид 'вода', хал 'дом', гъул 'аул, село', кюл 'ветвь', т1уб 'палец', шву л 'щепка', мяхъв 'дуб';

СГСГС - дуруц 'соха', дагьур 'серп', мухур 'грудь', гиагъур 'город', ха-тур 'уважение', сабур 'терпение', шалам 'черох', гамуш 'буйвол', гьяким 'служащий';

СГССГС - дурхин 'пила', бархал 'палас', гарччил 'аплодисменты', мургул 'метла, веник', мурсул 'нитка, пряжа', цахрах 'щетка';

ТСТ -аба 'отец', ара 'промежуток', аьба 'халат', эме 'тетя', ифи 'кровь', ути 'утюг';

ГСГС - ахал 'точильный круг', амаи 'сила', аъмал 'хитрость', аыпир 'одеколон, духи', уьмур 'жизнь', аькъюл 'ум, разум', абуг 'ясли для молодняка';

ГСГСГ - аъраба 'арба', идара 'контора', ибара (гафарин) 'словосочетание', ишара 'знак'.

Окончание или внешняя флексия, словоизменительный аффикс, являясь частью слова, которая содержит грамматическое значение и образует разные формы слова для выражения морфосинтаксических отношений, в большинстве случаев является сопроводителем корня или осно-

вы. Однако он не может наращиваться на корень или основу подобно суффиксу или тематическому гласному, а может лишь ставиться на место другого одноименного аффикса. Исключение одной сегментной морфемы без его замены другой приводит к трансформации структуры и значения слова.

Таким образом, отличительным признаком служебной морфемы табасаранских лексем является ее обязательность в них, способность заменять другие и самой быть заменяемой. Новую служебную морфему можно добавить, лишь отбросив уже имеющуюся. При этом количество составляющих основу морфем в слове не изменяется, зато меняется их качество.

Флективные морфемы, используемые для словоизменения, выражают взаимоотношение слов в предложении по отношению ко времени, лицу, числу, локализации предмета в пространстве. При этом основа и окончание выделяются лишь в изменяемых словах: в именах существительных, числительных, местоимениях, глаголах, частично в прилагательных.

Множественное число в языке образуется при помощи словоизменительных аффиксов -ар, -аър (-яр), -йир, -дар, -лар,' -лер, например: цал-ар 'стены', мярх-яр 'сани, салазки'; ужу-дар 'хорошие', аьхю-дар 'старшие, взрослые, большие'; хъуд-ар 'пятерых', ургуд-ар 'семерых'; йиз-дар 'мои', птун-дар 'те'; дагъ-лар 'горы'; багъ-лар 'сады'; чюл-лер 'поля'; сел-лер 'потоки'.

Общий агглютинативно-флективный характер морфологии табасаранского языка заставляет несколько иначе взглянуть на соотношение суффикса и окончания. Если в приведенных выше примерах, на первый взгляд, выделенные суффиксы являются окончаниями, то уже в формах датива (цалар-из, мярхяр-из..) и других падежных формах роль окончания берет на себя уже падежный аффикс. Из этого следует, что термин 'окончание' в аг-глютинативно-флективных языках следует применять довольно осторожно.

Суффиксальные и префиксальные морфемы, о которых подробнее было сказано в предыдущей главе, располагаясь в пост- и препозиции по отношению к корню, придают слову новое лексико-грамматическое значение и в процессе образования различных морфонологических и лексико-семантических модификаций последовательно наращиваются на мотивированную основу. При этом деривационные суффиксы всегда предшествуют формообразовательным и располагаются к корневой морфеме ближе, чем вторые. Их функционально-морфологическая особенность проявляется еще и в выражении лексического значения слова, тогда как формообразующие (флективные, внешние) аффиксы связаны с грамматическим значением.

К периферийным средствам выражения грамматических значений можно отнести также супплетивизм, используемый, в частности, при формообразовании имен существительных и глаголов.

Ср. следующие супплетивные глагольные основы: хуз 'принести' - аь-къин 'принеси', пуз (к1уз) 'сказать' - к1ура 'говорит'. (к1урдар, дарк1ур - от-риц. ф.), хъуз 'быть' - шулдар 'не будет', гуз 'дать' - тувну 'отдал', гъарах 'иди, следуй' -ругъ 'иди, следуй'.

За отдельными коррелятами из приведенных пар основ закреплены группы глагольных форм: одни из них образуют непосредственно целевую форму или масдар, другие же - ту или иную грамматическую форму слова, например, наклонения, лица и др.

Определенную трудность представляет квалификация грамматической структуры таких слов и их форм, которые демонстрируют переходную ступень от синтетической к смешанной, аналитико-синтетической. При этом целевое выражение как бы переходит в одно инкорпорированное слово-предложение определенной формы, где смысл отдельных его частей уже размывается (по принципу опрощения). В качестве иллюстрации укажем: узу мялимза < узу мялим ву - узу 'я учитель'; уву мялимва < уву мялим в у -

уву 'ты учитель'; узу мялим шулуза < узу мялим шули ву - узу 'я буду учителем'.

В предикативных формах мялимза, мялимва, шулуза; урхураза, урху-рахъа; ктибтурава, ктибтурачва элементы аналитической формы фактически лишены характера морфемы. Они не могут быть осмыслены в отрыве друг от друга, так как лишь в совокупности представляют сложную, семантически цельную словоформу. Такие формы наиболее продуктивны в системе глагола.

Заключение диссертации по теме «Кавказские языки», Курбанов, Кази Керимович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенный нами общий обзор морфологического строя современного табасаранского литературного языка не имеет, конечно, своей задачей дать исчерпывающие ответы на все неизбежно возникающие вопросы по теме нашего исследования. Это и понятно, так как на фоне определенных успехов в изучении табасаранского языка в целом достижения в изучении его литературного, нормированного варианта представляются менее значительными по сравнению с исследованиями, проведенными на диалектном уровне.

Разыскания в области исследования литературного языка отсутствуют ввиду незавершенности самого процесса становления литературной нормы, хотя ряд трудов в определенной мере, безусловно, продвинули изучение современного литературного языка (Жирков, Ханмагомедов, Магометов, В.Загиров, Курбанов и др.). Вместе с тем, отдельные идеи, иногда выдвигавшиеся табасарановедами, выходят за рамки закономерностей, характерных природе языка в целом, в силу чего в настоящей работе привлечены к анализу лишь наиболее достоверные факты. Это тем более важно, если учесть существенную роль лингвистических данных в обновлении, развитии и прогнозировании литературных норм, которые, как известно, меняются без резких скачков, без потрясений и в течение столетий.

Вопросы регламентации грамматических норм решаются на уровне лексико-гра.мматических классов слов (частей речи) литературного языка, в котором процесс окончательного становления не только нормированных вариантов, но и некоторых частей речи все еще продолжается и в наши дни.

Исходя из аргументированных и научно-приемлимых критериев, общую классификацию частей речи современного табасаранского языка целесообразно представить в следующем виде:

I. Знаменательные части речи: 1) имя существительное, 2) имя прилагательное, 3) имя числительное, 4) местоимение, 5) глагол, 6) наречие.

II. Служебные части речи: 1) послелоги, 2) союзы, 3) частицы.

III. Междометия.

Все части речи по своей внутренней специфике и отношению друг к другу образуются в самостоятельные группы и в то же время каждая из них выделяется своей особой семантико-грамматической сущностью и определенной противопоставленностью другим группам.

Имя существительное как часть речи характеризуется категориальным значением предметности в своей статике, различными лексико-семантическими вариантами, развитой системой слово- и формообразовательных моделей. Оно обладает семасиологической категорией класса, грамматическими категориями числа и падежа.

По лексико-семантическому признаку существительные дифференцируются на собственные и нарицательные (апеллятивы).

Категория 'одушевленность/неодушевленность' в табасаранских именах существительных эксплицитно не выражена. Однако, на семантическом уровне эта понятийная категория отчасти реализуется в противоположности 'личность/не-личность', реализуемой постановкой вопроса фуж? 'кто?' только для наименования человека и вопроса фу? 'что?' - для названий всех остальных живых существ, предметов и явлений.

Имплицитностью характеризуется и семантика пола (рода) в имени существительном. Противопоставление мужского и женского пола может быть выражено лексически (в особенности это касается терминов родства: адаьи 'отец' ~ баб 'мать', сижараба 'тесть' ~ сижарбаб 'теща' и др.). Окончания мужского и женского рода дифференцируются в фамилиях и отчествах на -ов(а), -ев(а), -ин{а), -овичУ-овна, -евич/-евна, и т.д., построенных по модели русского языка: Сеидов - Сеидова, Мусаев - Мусаева, Рамазанович - Рамазановна и т.д. Отдельные названия лиц, животных и птиц, для характерисики соответствующего денотата по биологическому полу сочетаются со словами-определениями жили 'мужской/самец', хпи 'женский/самка'.

Значение существительного как части речи и его удельный вес в общей схеме лексико-грамматической классификации определяются и тем обстоятельством, что примерно половина всех аффиксов табасаранского языка входит в деривационный потенциал именно этой части речи. Проблема структурного многообразия состава слова и наличие 'принципа двух основ' вынуждают рассматривать многие аспекты морфологического строя языка на основе анализа конкретных лексем и их форм на морфемном уровне, что существенно облегчает задачу описания соответствующих словоизменительных и словообразовательных процессов. Такой подход приобретает особое значение при решении вопроса, считать ли ту или иную грамматическую категорию словоизменительной или словообразовательной (особенно, если исходить из того, что сама проблема разграничения словообразования и словоизменения в табасаранском языке по своей сути достаточно сложна и пока еще далека от разрешения).

Деривация чаще, чем в других частях речи, проявляется в именах существительных и глаголах, в которых аффиксы характеризуются в целом не только полисентичностью, но и полифункциональностью. В частности, ряд глагольных аффиксов выражает одновременно два и более принципиально различных грамматических значения. При этом частям речи табасаранского языка присуща определенная последовательность расположения словообразовательных и словоизменительных аффиксов в рамках словоформы.

Субстантивные словообразовательные аффиксы рассматриваются как с точки зрения их этимологии и степени продуктивности, так и с точки зрения экспрессивно-эмоциональной окрашенности. Этимологически все они дифференцируются на исконно табасаранские и на заимствованные. К первой группе относятся продуктивные суффиксы -вал, -шин, -жви, -шив] малопродуктивные -бях, -бякъ, -аьх (-ях), -рюх, -ац (-яц), -накъ, -акъ и непродуктивные -ал, -ин, а ко второй - -бан, -баз, -кар, -дар, -ни, -лугъ, -лу, -суз.

В процессе утраты и переосмысления отдельными аффиксами в составе словоформы своих первоначальных функций-как результат реинтер-претации форманта подчас и классные показатели выполняют словообразовательную роль: д-исру-р 'ловец', б-исру-б 'кусачая (о собаке)', ип1ру-р 'обжора', ип1ру-б 'еда'.

В системе табасаранского языка для определения именного класса взят принцип группирования имен по личности и вещи, на основе чего в нем выделяются два класса субстантивов:

1) первый именной класс - 'класс человека , личности';

2) второй именной класс - 'класс вещи, не-человека, не-личности'.

В современном языке именные классы дифференцируются и как категория семасиологическая, и как категория грамматическая. Такая многоплановость данной категории определена прежде всего ее способностью функционировать не только в сфере формальной морфологии в виде грамматической категории согласуемых частей речи (глаголов, числительных, местоимений, отчасти и прилагательных), но и в сфере семантической в качестве наиболее фундаментального признака именной лексики. Для данной категории характерны также и синтаксические особенности. Более того, все три классификации (семасиологическая, морфологическая и синтаксическая) нерасторжимо взаимосвязаны.

Исходя из своеобразных признаков, проявляющихся в каждой отдельно взятой классификации, все аспекты - семасиологический, морфологический и синтаксический - правомерно было бы рассматривать самостоятельно, независимо друг от друга. Однако есть факторы, осложняющие это положение, например, существующая между ними корреляционная связь, тесные взаимоотношения, которые измеряются тем, что ведущие принципы именной классификации целиком и полностью базируются на возможностях, которыми располагают для этого части речи, представляющие данную категорию.

Прослеживающаяся ныне в табасаранском языке тенденция изменения категории именных классов в целом может быть определена как нейтрализация классных противопоставлений, чего не приходится говорить о категориях числа и падежа, весьма живо действующих в современном языке.

Грамматическая категория числа является общей для многих частей речи. Она охватывает почти все имена существительные, которые по своей форме и значению имеют единственное и множественное число. Ныне в системе имен существительных вполне последовательно прослеживается противопоставление понятий единичности и множественности имен.

Единственное число не имеет специального морфологического признака. Формой единственного числа имен существительных является основа, которая содержит значение единственности предмета, явления и вещества (хал 'дом', хаз 'белка', мархъ 'дождь', чиг 'роса', никк 'молоко', гъызил 'золото') или выражает единство, цельность совокупности однородных предметов, веществ или явлений (инсаният 'человечество', мал-гъара 'скот, живность', гъямгъяш 'барахло, мусор', варис-мирас 'родня', палат 'платье, одежда').

Формы множественного числа образуются при помощи различных аффиксов: -ар у имен с согласным исходом, -йир у имен с гласным исходом: к!ул 'голова' - к1ул-ар, жил 'земля' - жил-ар, гьар 'дерево' - гьар-ар\ дада 'мать' - дад-йир, хюни 'корова' - хюн-йир, далдабу 'барабан' - далдаб-йир, юокю 'цветок' - юок-йир, тепе 'холм, сопка' - теп-йир. В некоторых существительных под влиянием корневых переднерядных уъ(ю), э(е) -ар > эр (ер): уъл 'хлеб' - уъл-ер, гьюл 'море' - гъюл-ер, кюл 'ветка' - юол-ер, сес 'голос' - сес-ер, пеъ 'курица' - пе-эр, шейъ 'вещь' - шей-эр, кеф 'наслаждение' - кеф-ер. В заимствованиях из азербайджанского языка множественное число образуется при помощи -лар, -лер: дагъ 'гора' - дагъ-лар, багъ 'сад' -багъ-лар, чюл 'степь' - чюл-лер, сел 'поток' - сел-лер. В ряде существительных под влиянием гортанных уъ(ю) и аъ(я) -ар > -аър: бяъ 'вопль' - бя-аър, нюрх 'полба' - нюрх-яр, люкъ 'коршун' - люкьяр, мяхъв 'дуб' - мяхъв-яр, мяляхъв 'червь' - мялхъв-яр.

В табасаранском языке основными, исходными принципами склонения имен существительных правомерно считать, во-первых, противопоставление прямой и косвенной основ субстантивов и, во-вторых, объединение падежных единиц как с формальной, так и с функциональной точки зрения в группы грамматических (абстрактных, несерийных) и местных (пространственных, серийных) падежей. Картина .образования падежной системы имен существительных в целом характеризуется наличием в ней 'принципа двух основ' - прямой и косвенной: первая из них совпадает с номинативом, а вторая вычленяется в остальных падежных формах. Косвенная основа образуется от прямой при помощи соответствующих аффиксов, причем этот процесс иногда сопровождается чередованием гласных.

Известно, что система склонения в табасаранском языке является одной из наиболее многопадежных. В определении количественного состава падежей мы исходим из традиции, согласно которой ныне в нем насчитывается 46 падежей, из которых 4 падежа - именительный (номинатив), активный (эргатив), родительный (генитив) и дательный (датив) - основные и 42 падежа - местные, представленные семью сериями по 6 падежей в каждой из них. Таким образом, наблюдается двухсистемная градация падежей, которая базируется на двух функционально противоположных типах - несерийных (основных, грамматических, абстрактных) и серийных (местных, локальных, пространственных) падежах.

Именительный падеж (номинатив, абсолютив) представляет собой прямую основу единственного числа. Эта же форма используется и для образования множественного числа. Номинатив противостоит всем другим не только по признаку отсутствия в нем сегментных аффиксов, но и по своему значению и грамматической роли как падеж подлежащего в двусоставных предложениях, хотя данная его функция не является единственной.

Форма эргатива в табасаранском языке в целом совпадает с косвенной основой: он образуется от формы номинатива при помощи аффиксов, которые условно можно подразделить на вокалические, состоящие из одного лишь гласного, и консонантные, содержащие в своем составе согласный: -и, -у, -ди, -йи, -ри, -ни, -ли, -ну, -ру. В соответствии с этим выделяются девять типов косвенных основ.

Некоторые исследователи (П. К. Услар, А. Дирр, К. Боуда, Л. И. Жирков), считая невозможным установить определенные правила образования падежных форм по тому или иному типу эргатива, подробно не останавливались на данном вопросе и ограничивались лишь соответствующими примерами, считая, что тип образования эргативного падежа каждого слова в отдельности может указать только словарь. Между тем для эргатива, который совпадает с косвенной основой, в грамматической системе современного табасаранского языка все же можно установить отдельные характерные признаки некоторых групп лексем с точки зрения образования падежных групп каждого типа.

Посредством форманта -и (I тип) эргатив образуют: I) двух- и трехсложные слова с конечным закрытым слогом (с редукцией гласного в финальном слоге): сурсул 'рожь' - сурслы, хумурзаг 'арбуз'

- хумурзги, лакан 'платок' - лакчи, гъютТрахъим 'еж' - гъютТрахьми, чвул 'осень' - нвли;

2) односложные слова с конечным согласным без редукции гласного: к1ул 'голова' - к!ули, ул 'глаз' -ули, цал 'стена' - цали\

3) односложное слово с конечным гласным -а: ц1а 'огонь' - ц!и\

4) заимствования в сочетании с табасаранским суффиксом -вал ('-ость'): инсанвал 'человечность' - инсанвали, шадвал 'радость' - шадвали, аыикълувал 'увлеченность' - аыикьлували;

Посредством форманта -у (II тип) эргатив образуют:

1) односложные имена с согласным исходом: т1уб 'палец' - т1убу, ук! 'трава' - ук1у;

2) абстрактные имена с суффиксом -шин: манишин 'теплота' - манишну, ц1арушин 'пестрота' - ц1аруьину, а также масдар: бик1уб 'письмо' - бик1бу, гъягъюб 'хождение' - гъягъбу.

Посредством форманта -ди (III тип) эргатив образуют:

1) односложные имена с согласным исходом, и ряд имен с финальным -и, -у, -уъ(ю): руб 'игла' - рубди, никк 'молоко' - никкди, гъван 'камень' -гъванди, хюни 'корова' - хюнди, гату 'кот, кошка' - гатди, кююо 'цветок' -кюкди;

2) субстантивированные адъективы, нумеративы, прономинальные слова и причастия в классе вещей: уьруб 'красный' - уърубди, сабпиб 'первый' - сабпибди, ихьуб 'наш' - ихьубди, гьафиб 'пришедший' - гъафибди\

3) заимствования: ударникди, законди, романди; багъди 'сад', дагъди 'гора', кас 'человек' - касди;

Посредством форманта -ийи (IV тип) эргатив образуется:

1) из корнеслов с вокалическим исходом: ара 'промежуток' - арайи, хю 'мука' - хюйи, дада 'мать' - дадайи, хунча 'поднос с трапезой' школа - шко-лайи, парта - партайи\

При образовании эргатива формант -ри (V тип) характеризует людей с точки зрения их экспрессивно-эмоциональной оценки: гуч1бях 'трус' -гучШяхри, шуршях 'слюнтяй' - шуршяхри, авам 'невежда' - авамри, езид 'ябедник' - езидри\

Посредством форманта -ли (VI тип) эргатив образуется путем его присоединения к консонантному исходу ряда имен: къаб 'ствол дерева, растения' - къабли, ч!амчч 'муха' - ч1амччли, пеъ 'курица' - пеъли.

Посредством форманта -ни (VII тип) эргатив .образуется от нескольких имен, обозначающих непарные части тела: рижв 'хвост' -рижвни, ушв 'рот' - ушвни, дюд 'глотка' - дюдни.

Посредствомформанта -ну (VIII тип) эргатив образуют имена абстрактного значения, причем в косвенных падежах -у > -а-\ фикир 'мысль' -фыкирну (ген. фикирнан, дат. фикирназ и т.д., где у > а): къувват 'сила' -кьувватпу; бахт 'счастье' - бахтну.

Посредством аффикса -ру (IX тип) эргатив образуют некоторые односложные имена, в котором также v > а: гъиб 'бусинка' - гьибру, ч!уд 'блоха' - ч1удру.

Перечисленные форманты и их рефлексы в целом ряде случаев восходят к пралезгинскому состоянию, в котором они '. являлись своего рода классификаторами, хотя точно сферу употребления каждого из них определить не удается' (Алексеев 1985: 36). Видимо такая их функциональная неопределенность наталкивает ряд исследователей табасаранского языка на мысль возводить показатели косвенной основы к классным экспонентам. Вместе с тем увязывать -ру, -ди, -ри, -ли, -ийи с формантами грамматических классов не представляется очевидным, т.к. разбиение имен в зависимости от косвенных основ не совпадает с классным,. нет и материального тождества между аффиксами косвенной основы и классными показателями.

Генитив образуется от косвенной основы при помощи аффикса -н. При этом в аффиксах -ну, -ру элемент -у > -а, что характерно и для остальных падежей. Этот же аффикс используется и при определениях-прилагательных (относительных, притяжательных): гъула-н 'сельский', рукъа-н 'железный', хили-н 'ручной', чучч-у-н 'сестры'. Все это указывает на процесс контаминации генитива с формами адъектива. Иными словами, форма генитива пробретает некоторые признаки атрибутива.

Некоторое количество слов в современном табасаранском языке демонстрирует в своем составе исторический суффикс -н, который достаточно убедительно увязывается с показателем генитива. Механизм образования лексем с данным аффиксом можно представить себе в виде перехода от определительного словосочетания к самостоятельному употреблению определения. Этот способ образования новых имен обнаруживается как в недрах диалектов, так и в литературном языке, ср. раккин 'дверь' при ракк 'створка двери'.

Датив образуется тоже от косвенной основы посредством аффикса -з (в диалектах -с). Форма датива по своим морфологическим признакам порой приближается и к форме направительного падежа (адитива).

Местные падежи, или локативы характеризуются сериальностью образования от косвенной основы. От падежей покоя (эссивов) образуются падежи исходные (аблативы) с показателем -ан, падежи сопроводительные (комитативы) с показателем -ди и падежи направительные (лативы) с показателем -на. От основы аблативов, в свою очередь, образуются падежи удаления (адитивы) с показателем -анди, а от основы лативов - падежи приближения с показателем -на. Каждая из серий выражает особый характер локализации предмета в пространстве относительно другого предмета:

I серия - внутри, в . (показатель -ъ);

II серия - около, возле, у, при, перед . (показатель -гъ)\

III серия - на вертикали, на боковой, пологой поверхности . (показатель -к);

IV серия - позади, за . (показатель -хъ);

V серия - внизу, под . (показатель -кк);

VI серия - между, среди . (показатель -гъ);

VII серия - наверху, над, на . (показатель -ил).

Реконструкция пралезгинского показателя -ъ- (-'-) для современного табасаранского языка не представляет особого труда, т.е. в нем он сохраняет исходное значение. Е.А.Бокарев (1960а: 49) характеризовал данный падеж с точки зрения образования как 'местный падеж на согласный'. В последующих исследованиях (Ханмагомедов 1958а:20) предлагается реконструировать (-ъ-) (-а'- т.е. -аъ), что лучше согласуется с общей схемой строения форм локализации: косвенная основа с гласным исходом + согласный = показатель локализации.

Примеры наличия окаменелых форманотов локатива (-ъ) в составе имен существительных достаточно многочисленны, хотя и здесь возможны случаи контаминации с другими формами. Наиболее бесспорным случаем подобной мотивации являются, видимо, топонимы - имена, употребляющиеся за весьма редким исключением лишь в форме локативов.

Форманты -гъ и -хъ- (-ф-), наряду с исконным значением 'у, около' в табасаранском языке получает и ряд вторичных значений: принадлежности, (узухь 'у меня', адашди-хъ 'у отца', баба-хъ 'у матери'), совместности (iадашди-хъ), инструмента (.гаркЫи-хъ-ди) и т.д.

Система числительных табасаранского языка включает следующие простые единицы: са-(-б, -д, -р), кью-(-б, -д, -р), . йиц1у-(-б, -д, -р), къа-(-б, -д, -р), варэю. Образование остальных числительных осуществляется с помощью комбинаций перечисленных лексем. Возможно, в табасаранском языке имелись числительные, обозначавшие, например, следующий после сотен разряд, однако, в современном языке бытует лишь заимствованное слово агъзур 'тысяча'.

Как видно, простыми являются все числительные первого десятка. Числительные второго десятка строятся по модели 'десять + единица первого десятка'. В современном языке эта модель реализуется по типу осно-восложения, т.е. 10+1: йиц1и-са-б, йиц1и-къю-б.

Образование числительных свыше двадцати в современном табасаранском дает два четко выраженных ареала: южный с вигезимальной системой и северный с децимальной. В прототабасаранском языке была, видимо, представлена вигезимальная система, сохранившаяся и ныне в говорах аулов Хив, Кандик, Лака, Хоредж.

Названия десятков строятся по модели: 3x10, 4x10, 5x10, 6x10, 7x10 и т.д.

Формула строения остальных числительных от 21 до 99 представляется в виде къа(-б, -д, -р)+на (союз) + са (-б, -д, -р) '21', сумч1у (-р) +на +хъуб '35', лъуц1у(-р- )+на+ургуб(-д, -р) '57' и т.д.

Эта же формула используется и для числительных, больших 100. Число сотен при этом выражалось сложением единицы первого десятка с лексемой варэю 'сто': къюд варж '200', шубуд варж '300', юкъудварж-на ягъч1вур-на саб '441'.

Количественные числительные и исторически имели классное изменение с морфемами: -р (I класс), -б (II класс), -д (III класс - форма былого IV класса), занимавшие постпозицию.

В соответствии с общей тенденцией нейтрализации классных противопоставлений форма IV класса используется лишь при счете отрезков времени: кыод йигъ, ьиубуд йис. , заменяясь в остальных случаях формами II (-6) и I (-р) классов.

Порядковые числительные строятся описательно при помощи причастия гъапи > -пи 'сказать': сабпи 'первый', хьубпи 'пятый', сарпи, хъурпи (кл. человека).

Для прономинальной системы характерна оппозиция инклюзива - эксклюзива личных местоимений первого лица множественного числа, трех степеней дальности среди указательных местоимений, выполнение последними роли 3-го лица.

Довольно распространенным в табасаранском языке является синкретизм абсолютива и эргатива личных местоимений. В целом факт неразличения данных падежей у личных местоимений, весьма характерный для эргативных языков, - на наш взгляд, одно из свидетельств номинативи-зации их структуры. Вторичность этого явления может быть подтверждена данными личного согласования в языке, ср. (узу уву) агуразаву 'я тебя ищу', (уву узу) агуравазу 'ты меня ищешь', где личные аффиксы сохраняют исконное различие.

Особую основу имеет генитив личных местоимений: йиз 'мой', яв 'твой', ихъ 'наш' (инкл.), ич 'наш' (экскл.), ичв 'ваш'.

Дифференцируются два возвратных местоимения, относящиеся, соответственно, к 1-му/2-му лицам (жвув 'я сам', 'ты сам') и к 3-му (учв 'он сам'), а также мн. чиб 'они сами'. В прошлом, видимо, первое относилось к именам 1-П классов, второе - к именам Ш-1У классов. Перераспределение в употреблении данных местоимений могло быть вызвано сокращением числа классов.

Глагол табасаранского языка обозначая действие или его состояние и имея особые грамматические формы для выражения сказуемого, представляет собой одну из наиболее развитых и сложных частей речи. Эта сложность обусловлена наличием в нем многочисленных грамматических категорий и форм,чрезвычайно различных по степени своей грамматикализо-ванности и широте охвата его глагольного словаря. Именно грамматическая система глагола, его словоизменительные категории 'оживляют действие', названное лексической основой глагола в самых общих чертах.

Глагольная система характеризуется широко развитой структурой внутренней флексии, наличием мосдарной, долженствовательной (целевой) каузативной, причастных, деепричастных форм и форм выражающие намерение. Различаются вопросительные, отрицательные, запретительные, реверсивные и редуплицированные формы. В глагольную словоформу включаются показатели грамматических классов, превербы, перфектные префиксы.

Глагол имеет оригинальную систему грамматических классов, грамматических категорий наклонения, времени, числа, лица. При образовании временных аналитических форм широко используется вспомогательные вербальные слова. Каждая грамматическая категория и категориальная форма по своему определяют и дополняют лексическое содержание личного глагола.

По морфологической структуре глаголы подразделяются на простые, сложные и составные (аналитические). Вербальная деривация связана с префиксацией, инфиксацией, суффиксацией и словосложением.

Выраженное данной частью речи действие в известном смысле можно рассматривать как атрибут, постоянный признак предмета. Однако его динамичность, процессуальность не раскрывают сущности названия признака, передаваемого другими частями речи - адъективами, имеющими статический признак. Вербальная лексема в языке противопоставлена и частям речи, выражающим признак предмета, противопоставлена она и другим лексико-грамматическим классам слов.

В то же время вид (аспект) и залог (диатезис) как грамматические категории в глаголе четко не различаются, т. к. проблема вида в языке до сих пор однозначно не решена. Вместе с тем вид в глагольной словоформе выступает не изолированно, а в сочетании с категорией времени. Выражая темпоральные значения с оттенками динамичности и статичности, предельности и непредельности действия, категория вида в то же время не пронизывает всего содержания глагола, не охватывает всей системы временных и специфических форм современного табасаранского языка. Категория вида в нем выражается на лексико-морфологическом уровне и характеризуется ярко-выраженными особыми чертами.

Вопрос о категории залога также, как и категории аспекта, несмотря на имеющуюся по этой проблеме литературу (Услар. П.К., Дирр А., Жирков Л.И., Гаджиев М.М., Ханмагомедов Б.Г-К, Магометов A.A. и др.), все еще остается запутанной, не до конца ясной, а по этому дискуссионной стороной языка.

Суть и сложность проблемы заключается в том, что залоговые отношения в современном табасаранском языке устанавливаются и определяются не морфологическими признаками, не деривационными аффиксами, а лишь лексическим значением на уровне всего синтаксиченского целого.

Однако несмотря на то, что категория залога в данном языке не имеет морфологического рисунка, нельзя отрицать существование в отношениях субъекта и глагольного действия или состояния каких либо смысловых оттенков, определяемых лексико-семантическими критериями по известному в кавказоведении принципу синкретизма.

Имя прилагательное в табасаранском языке как знаменательная часть речи обозначает статический признак и выделяется достаточно отчетливо. Вместе с тем некоторые явления позволяют судить о сравнительно позднем формировании данной части речи. К числу таких явлений, в первую очередь, можно отнести отсутствие в табасаранском языке относительных прилагательных. Как известно, роль последних обычно выполняет здесь форма генитива соответствующего имени существительного, ср.: гъвандин цкт 'каменная стена', рукъан. арчал 'железная изгородь'. Реже в роли определения может выступать абсолютный падеж: баб марчч 'овцематка'. Имеются основания полагать, что и качественные прилагательные в табасаранском языке - явление относительно новое. На это указывает, например, отсутствие в нем некоторых 'полноправных' прилагательных, ср. ац1у 'полный', причастие глагола ац1уз 'наполнить'.

Функционируя в роли определения, табасаранские адъективы не склоняются. Лишь при самостоятельном их употреблении возникает необходимость в падежном словоизменении. При этом падежный показатель аффи-гируется не непосредственно к основе, а к аффиксам субстантивации -р, -б, мн. ч. -бар.

Среди наречий одной из доминирующих групп являются наречия места, представленные в современном табасаранском языке двумя разновидностями: первую составляют падежные формы локативных единиц, генетически родственных падежным показателям и глагольным префиксам; вторую образуют отместоименные наречия. Наречия времени нередко являются застывшими падежными формами от имен-названий отрезков времени.

Служебные части речи и междометия также характеризуются отдельными индивидуальными особенностями. Они представляют оппозицию знаменательным частям речи по своей семантике и функциям в словосочетаниях и предложениях: семантика служебных частей речи заключается в выражении различных отношений между понятиями, а также между самостоятельными (автономными) смысловыми компонентами высказывания. Служебные части речи в табасаранском языке не имеют форм словоизменения.

Междометие в табасаранском языке, представляя оппозицию знаменательным и служебным частям речи, является особой морфологической категорией, объединяющей слова, служащие сигналами различных чувств или волеизъявления, но не называющих ни того ни другого. Междометия дифференцируются на эмоциональные и побудительные, а по происхождению - на первообразные и производные. К междометиям тяготеют и звукоподражательные слова.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Курбанов, Кази Керимович, 1998 год

ЛИТЕРАТУРА

Абдуллаев З.Г. Субъектно-объектные и предикативные категории в даргинском языке. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1969. - 200 с.

Абдуллаев З.Г. К анализу структуры слова даргинского языка // Морфологическая структура дагестанских языков. Сборник статей. -Махачкала, ИИЯЛ Дат. ФАН СССР, 1981. - С. 38-56.

Абдуллаев З.Г. Проблемы эргативности даргинского языка. - М.: Наука, 1986. - 372 с.

Абдуллаев З.Г. К генезису падежных формантов в даргинском языке // Падежный состав и система склонения в кавказских языках. Сборник статей. - Махачкала, ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987. - С.114-119.

Абдуллаев И.X. Категория грамматических классов в лакском глаголе (в сравнении с аварским и даргинским). - Махачкала: УЗИИЯЛ Даг. ФАН СССР, Т. X, 1962. - С. 261-281.

Абдуллаев И.Х. Категория грамматических классов и вопросы исторической морфологии лакского языка. - Махачкала, 1974. - 217 с.

Абдуллаев И.Х. Некоторые вопросы глагольного словообразования в лакском языке // Глагол в языках Дагестана. - Махачкала, 1980. - С. 91110.

Абдуллаев И.Х. Словообразование табасаранских названий аулов // Ономастика Кавказа. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1976. - С. 33-41.

Абдуллаев И.Х. Структурно-морфологические особенности имен прилагательных в лакском языке // Ежегодник иберийско-кавказского языкознания, YII - Тбилиси: Мецниереба, 1980а. - С. 252-275.

Абдуллаев И.Х. Морфология лакского языка в историко-сравнительном освещении: Автореф. дисс. ... докт. филол. наук. - М., 1992.-60 с.

Абдусаламов А. А. Категория грамматических классов в даргинском языке: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Махачкала, 1966. -32 с.

Акиев А.Ш. Образование форм номинатива множественного числа существительных в лакском языке // Тезисы докл. I конф. молод, ученых Дагестана. - Махачкала, 1963.

Акиев А.Ш. Способы образования форм множественного числа имен в лакском языке: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Махачкала, 1964.

Акиев А.Ш. Способы выражения множественного числа имен в формах родительного падежа лакского языка // Сборник студенческих работ ДГУ им. В.И.Ленина. - Махачкала, 1964а.

Акиев А.Ш. О некоторых колебаниях в составе грамматических классов лакского языка // ЕИКЯ, 1992. - С. 204-210.

Алексеев М.Е. Нахско-дагестанские языки // Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Современное состояние и проблемы.-М.: Наука, 1981. - С. 298-311.

Алексеев М.Е. Превербы в крызском и будухском языках // Система превербов и предлогов в иберийско-кавказских языках. - Черкесск, 1983.-С. 243-250.

Алексеев М.Е. К вопросу о классификации лезгинских языков // ВЯ, 1984, № 5. - С. 88-91.

Алексеев М.Е. Вопросы сравнительно-исторической морфологии лезгинских языков. - М.: Наука, 1985. - 158 с.

Алексеев М.Е., Шейхов Э.М. О генетической связи суффикса каузатива и показателя множественного числа имен в лезгинском языке // Категория числа в дагестанских языках (Сборник статей). - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985.-С. 107-113.

Алексеев М.Е. О методике сравнительно-исторических исследований (на материале дагестанских языков) // актуальные проблемы дагестанско-нахского языкознания (Сборник статей). - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1986.-С. 114-143.

Алексеев М.Е. К реконструкции пралезгинских показателей косвенной основы на согласный // Падежный состав и система склонения в кавказских языках (Сборник статей). - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987.-С. 223-229.

Алексеев М.Е. Сравнительно-историческая морфология аваро-андийских языков. - М.: Наука. -1988. - 223 с.

Алексеев М.Е. Сравнительно-историческая грамматика лезгинских языков: Автор, дисс. ... докт. филол. наук. - М., 1988. -39с.

Алексеев М.Е. К реконструкции общелезгинского форманта деепричастия предшествования (прошедшего времени) -на // Отглагольные образования в иберийско-кавказских языках. -Черкесск.-1989. - С. 123-129.

Алексеев М. Е., Загиров В. М. Историческая лексикология языков лезгинской группы // ЕИКЯ. Тбилиси, 1989. Т.XVI. - С. 346-351.

Алексеев М. Е., Горбачева О. Г. К типологии временных значений (на материале дагестанских языков) // Выражение временных отношений в языках Дагестана (Тематический сборник). - Махачкала: ИИЯЛ Дат. ФАН СССР, 1991. -С. 11-16.

Алексеев М.Е., Шейхов Э.М. Лезгинский язык. - М.: Акас1еипа, 1997.134 с.

Алипулатов М.А. К вопросу о строении имен числительных в языках лезгинской группы// Работы аспирантов гуманитарных кафедр ДГУ. -Махачкала, 1964.-С. 173-180.

Алипулатов М.Б. Имя числительное в языках лезгинской группы. Ав-тореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Махачкала, 1965.-17 с.

Асланов A.M. Семантический принцип дифференциации заимствований по грамматическим классам // Седьмая региональная научная сессия по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. Тезисы докладов. - Сухуми, 1977. - С. 52-53.

Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. (Издание второе, стереотипное). - М.: Советская энциклопедия, 1969. - 605 с.

Бокарев Е..А. Локативные и нелокативные значения местных падежей в дагестанских языках // Язык и мышление. М.-Л., 1948. Т.2.

Бокарев Е.А. О категории падежа. (Применительно к дагестанским языкам). - ВЯ, 1954, № 1. - С.30-46.

Бокарев Е.А. К реконструкции падежной системы пралезгинского языка // Вопросы грамматики. - М.-Л., 1960. - С. 43-50.

Бокарев Е.А. Введение в сравнительно-историческое изучение дагестанских языков. -Махачкала: Даг. университет, 1961.-99с.

Бокарев Е.А., Мадиева Г.И. Бежтинский язык //Языки народов СССР. - М.: Наука, 1967. Т.IV. Иберийско-кавказские языки. - С. 455-471.

Бокарев Е.А. Сравнительно-историческая фонетика восточнолезгин-ских языков. - М.: Наука, 1981. -138с.

бондаренко A.B. Теория морфологических категорий. - Ленинград: Наука, 1976. -255 с.

Бурчуладзе Г.Т. Рецензия на книгу С. М.Хайдакова. Сравнительно-сопоставительный словарь дагестанских языков. - М.: Наука, 1973. -179с. // ЕИКЯ. Тбилиси, 1977. Т. III. - С. 306-315.

Виноградов В.В. Русский язык (Грамматическое учение о слове). -М.: Высшая школа, 1972. -614с.

Виноградов В.В. Избранные труды. Исследования по русской грамматике. - М,: Наука, 1975. - 558 с.

Виноградов В.В. История русских лингвистических учений. - М.: Высшая школа, 1978. - 367 с.

Виноградов В.В. История русских лингвистических учений. - М.: Высш. школа, 1978. - 367 с.

Вопросы словообразования в дагестанских языках. Сб. статей ИИЯЛ ДФ АН СССР. - Махачкала, 1986, - 148 с.

Востоков А.Х. Русская грамматика. - М., 1874. Изд. 12-ое.

Выражение временных отношений в языках Дагестана // Тематический сборник. - Махачкала, 1991. - 164 с.

Гаджиев А.Н. Русско-табасаранский школьный словарь. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1982, - 373 с.

Гаджиев М.М. Синтаксис лезгинского языка. Часть I. Простое предложение. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1954. - 195 с.

Гаджиев М.М. Синтаксис лезгинского языка. Часть II. Сложное предложение. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1963. -203 с.

Гаджиев М.М. О залогах в табасаранском языке//Труды 1-й научной сессии. - Махачкала: Изд-во Даг. Базы АН СССР, 1948. - С. 297-308.

Гаджиев М.М. Следы грамматических классов в лезгинском языке // УЗИИЯЛ Даг. ФАН СССР, № 5, 1958. - С. 217-224.

Гайдаров Р. И. Очерки по лексике и словообразованию в лезгинском языке: Автореф. дисс. ... докт. филол. наук. - Махачкала, 1968. - 52 с.

Гайдаров Р. И. О некоторых общих моментах в словообразовании дагестанских языков // Материалы первой научной сессии по сравнительно-историческому изучению языков Северного Кавказа. - Махачкала, 1969. -С. 112-116.

Гайдаров Р. И. Словообразовательные типы и способы словообразования в лезгинском языке // ЕИКЯ. Тбилиси: Мецниереба, 1965.-Т. XV. -С. 302-308.

Гайдаров Р. И. Основы словообразования и словоизменения в лезгинском языке (Пособие для учителя). - Махачкала: Дагучпедгиз, 1991. - 77 с.

Гайдаров Р. И. Морфология лезгинских языков. - Махачкала: Изд-во Даг. университета, 1982. - 164 с.

Гайдаров Р. И. Морфология лезгинского языка (Учебное пособие). -Махачкала: Изд-во Даг. университета, 1987. - 159 с.

Гайдаров Р. И. Услар П. К. Этнография Кавказа. Языкознание. VII. Табасаранский язык. - Тбилиси: Мецниереба, 1979. -1070с. // ВЯ, 1981, № 6. -С. 144-146. (Рецензия).

Гайдаров Р.И. О категории числа в лезгинском литературном языке // Категория числа в дагестанских языках. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985.-С. 78 - 83.

Гамзатов P.E., Рец. на кн. Магометов А. А. П. К. Услар - исследователь дагестанских языков // ЕИКЯ. Тбилиси. - Т. IX. 1982. - С. 349-352.

Ганиева Ф. А. Категория числа имен существительных в жабинском диалекте лезгинского языка // Категория числа в дагестанских языках (Сборник статей). - Махачкала, ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. - С. 124127.

Ганиева Ф. А. Словосложение как один из способов словообразования в хиналугском языке // Вопросы словообразования дагестанских языков (Сборник статей) - Махачкала, ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1986. - С. 121126.

Ганиева Ф. А. Некоторые вопросы склонения хиналугского языка // Падежный состав и система склонения в кавказских языках (Сборник статей). -Махачкала, ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987. - С. 196-200.

Гасанова С. М. Глагол в даргинском языке. - Махачкала: Изд-во НИЯЛ Даг.ФАН СССР. -1962. - 250 с.

Гасанова С. М. Очерки даргинской диалектологии. - Махачкала: ИИЯЛ Даг.ФАН СССР, 1971. - 327 с.

Генко А.Н. Диалектологический очерк табасаранского языка. Рукопись. И Я ФАН, 1940. -68с.

Генко А.Н. Табасарано-русский словарь. Рукопись. ИЯЛИ ДНЦ ФАН, 1941. -473с. машинописи.

Глагол в языках Дагестана // Тематический сборник. -Махачкала, 1980.-202 с.

Граудина Л.К. Вопросы нормализации русского языка. Грамматика и варианты. М.: Наука, 1980. -228с.

Гудава Т.Е. Сравнительный анализ глагольных основ в аварском и андийском языках. - Махачкала, 1959.

Гюльмагомедов А.Г., Талибов Б.В. К вопросу о типах интерференции (на материале лезгинского и азербайджанского языков) // Вопросы тюркских языков и взаимоотношения их с другими языками. -Баку: Изд-во Азерб. ун-та, 1972.-С. 157-164.

Гюльмагомедов А.Г. О сложном глаголе лезгинского языка // . Материалы шестой региональной научной сессии по по историко-сранительному изучению иберийско-кавказских языков. - Майкоп, 1980. -С. 135-142.

Гюльмагомедов А.Г. От слова к фразе. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1980а. -106с.

Гюльмагомедов А.Г. Сопоставительное языкознание в очерках и извлечениях. Учебное пособие. - Махачкала: Изд-во Даг. университета, 1991. -163с.

Гюльмагомедов А.Г. К категории числа именных фразеологических единиц лезгинского языка // Категория числа в дагестанских языках (Сборник статей). - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. - С. 72-76.

Гюльмагомедов А.Г. О предсказуемости падежных форм именных компонентов словосочетаний в дагестанских языках // Падежный состав и система склонения в кавказских языках (Сборник статей) - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987.-С. 133.137.

Гюльмагомедов А.Г., Саадиев Ш.М. Существует ли двойственное число в лезгинских языках? // ЕИКЯ. -Тбилиси, 1988. Т. XV. - С. 317-322.

Дешериев Ю.Д. Система грамматических классов в бацбийском языке // Труды ИЯ АН СССР. - М., 1952. Т.1.

Дешериев Ю.Д. К вопросы о генезисе категории грамматических классов // Седьмая региональная научная сессия по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков (Тезисы докладов). - Сухуми, 1977. -С. 31-32.

Дешериев Ю.Д. Чеченский язык // Языки народов СССР. Т. IV. Ибе-рийско-кавказские языки. - М., 1967. - С. 190-209.

Дешериев Ю.Д. Бацбийский язык. - М.: Изд-во АН СССР, 1953. - 384

с.

Дешериев Ю.Д.Специфика проявления абстрагирующей роли грамматики в системе грамматических классов // Доклады и сообщения ИЯ АН СССР. 1955. - С. 68-73.

Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских языков. - Грозный, 1963.

Джейранишвили Е.Ф. Цахский и мухадский (рутульский) языки. II. Морфология. -Тбилиси, 1983. - 603 с.

Джидалаев Н.С. Категория грамматических классов и лица в лакском глаголе: Автореф. дисс.... канд. филол. наук. -Баку, 1965.

Джидалаев Н.С. Структура классного экспонента и его место в лакском глаголе // Тезисы докл. I конф. молод, ученых Дагестана. - Махачкала, 1953.

Джидалаев Н.С. Тюркизмы в дагестанских языках (Опыт историко-этимологического анализа). - М., Наука, 1990. - 247 с.

Джидалаев Н.С. О двух случаях плеоностического употребления форманта множественного числа в лакском языке // Категория числа в дагестанских языках (Сборник статей). - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985.-С. 84-89.

Дирр A.M. Грамматический очерк табасаранского языка // СМОМПК. -Тифлис, Вып. 35, 1905. -247с.

Дирр A.M. Агульский язык // СМОМПК. -Тифлис, 1907, Вып. 37, -XV +187с.

Дирр A.M. О классах (родах) в кавказских языках // СМОМПК. -Тифлис, 1907а,-С. 91-102.

Дирр A.M. Рутульский язык // СМОМПК. -Тифлис, 1911, Вып. 39, -204с.

Дирр A.M. Неизданный труд барона Услара о табасаранском языке // ИКОРГО. -Тифлис, 1912, Т. XXI. - С. 41-45.

Дирр A.M. Цахурский язык // СМОМПК. -Тифлис, 1913, Вып. 43, -XV +243 с.

Дирр A.M. Глагол в кавказских языках // Эргативная конструкция предложения. -М., -1950. - С. 17-32.

Дьяконов И.М. Эргативная конструкция и субъектно-объектные отношения// Эргативная конструкция предложения в языках различных типов. -Л., 1967.-С. 95-115.

Жирков Л. И. Развитие частей речи в горских языках Дагестана. -В кн.: Языки Северного Кавказа и Дагестана. - М.; Л., 1935, Вып. 1.

Жирков JI. И. Грамматика лезгинского языка. - Махачкала, 1941.-131с.

Жирков Л. И. Табасаранский язык. Грамматика и тексты. - М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948.-164 с.

Жирков Л. И. Система классного согласования в даргинском языке // Вопросы изучения иберийско-кавказских языков. -М., 1961.-С. 193-204.

Загиров В. М. Заимствованная лексика и ее особенности в табасаранском языке // Литературный Табасаран. - Махачкала: Дагкнигоиздат, 1975.-С. 73-80. На таб. яз.

Загиров В. М. Лексика табасаранского языка. - Махачкала: Да-гучпедгиз, 1981. -108 с.

Загиров В. М. Словообразовательные суффиксы имен существительных в языках восточно-лезгинской подгруппы. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1986. - С. 144-149.

Загиров В. М. О лексикализации форм множественного числа в лезгинских языках. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. - С. 120123.

Загиров В. М. Историческая лексикология языков лезгинской группы. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1987. -143 с.

Загиров 3. М. Некоторые вопросы сопоставительной морфологии русского и дагестанских языков. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1982. -87 с. Часть 1.

Загиров 3. М. Некоторые вопросы сопоставительной морфологии русского и дагестанских языков. - Ростов-на-Дону: Изд-во Ростов, пед. инта, 1982а. -81 с. Часть II.

Загурский Л. П. Петр Карлович Услар и его деятельность на Кавказе // ССКГ. -Тифлис, 1881, Вып. X.

Загурский Л. П. Записки об очерке табасаранского языка, посмертном труде Услара // ИКОРГО. -Тифлис, Т. VII, Вып. 2.

Ибрагимов Г.Х. Фонетика цахурского языка. - Махачкала, 1968. - 129 с.

Ибрагимов Г.Х. Названия цахурских и рутульских аулов // Сборник статей по вопросам дагестанских и вайнахских языков. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1972. - С. 135-142.

Ибрагимов Г.Х. Рутульский язык. - М.: Наука, 1978. -308 с.

Ибрагимов Г.Х. Особенности личных местоимений в рутульском и ца-хурском языках // ЕИКЯ. -Тбилиси, 1988. Т. XV. - С. 322-325.

Ибрагимов Г.Х. Общности в склонении имен существительных в ца-хурском, рутульском, крызском и будухском языках. В кн.: Падежный состав и система склонения в кавказских языках (Сборник статей). - Махачкала, 1987.-С. 138-146.

Ибрагимов Г.Х. Рутульский язык: (Синхронная и диахронная характеристика диалектов). Автореф. дисс... докт. филол. наук. - М., 1980.

Ибрагимов Г.Х. Цахурский язык. - М.,: 1990. - 283 с.

Ибрагимов Г.Х. О многоформантности множественного числа имен существительных в восточнокавказских языках// ВЯ, 1974, № 3.

Исаев М.-Ш.А. Структура и национально-культурная специфика временных деепричастных словосочетаний и фразеологизмов даргинского языка. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1991.-С. 16-26.

Исаев М.-Ш.А. Функции некоторых падежей даргинского языка в составе глагольных словосочетаний // Глагол в языках Дагестана. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1979. - С. 44-54.

Исаев М.-Ш.А. Двучленные словосочетания даргинского языкаП переходного и непереходного инфинитива // Глагол в языках Дагестана. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1981. - С. 17-28.

Исаев М.-Ш.А. Структура и специфика глагольных словосочетаний и фразеологизмов даргинского языка. - Тбилиси: ' ЕИКЯ, 1992. - С. 193203.

Исаев М.Г. Особенности склонения существительных и местоимений в анцухском диалекте аварского языка. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987.-С. 176-183.

Исаев Н.Г. К вопросу о значении местных падежей в цахурском языке. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987. - С. 173-175.

Исаков И.А. Системное и асистемное в склонении субстантивов в гун-зибском языке. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987.-С. 192-195.

Исаков И.А. Глагольное словообразование в гунзибском языке. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1986. - С. 12-17.

Кадыраджиев К.С. Причастия кумыкского языка в системе временных отношений. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1991. - С. 52-60.

Категория числа в дагестанских языках. Сб. статей. - Махачкала: Институт ИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. - 173 с.

Кибрик А. Е. О формальном выделении согласовательных классов в арчинском языке//ВЯ, 1972, № 1. - С. 124-131.

Кибрик А. Е., Кодзасов С. В., Оловянникова И. П., Самедов Дж. С. Опыт структурного описания арчинского языка. - М.: Изд-во Моск. унта, 1977. Т. 1. -362с.: Т. 2. -346с.; Т. 3. 321с.

Кибрик А.Е., Кодзасов C.B., Оловянникова И.П., Самедов Дж.С. Арчинский язык. Тексты и словари. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1977а. -392с.

Кибрик А.Е., Климов Г.А. Рецензия .на кн. Сравнительно-историческая лексика дагестанских языков //ВЯ, 1972а, № 3. - С. 147-151.

Кибрик А.Е., Кодзасов C.B. Сопоставительное изучение дагестанских языков. (Имя. Фонетика). - М.: Изд-во МГУ, -1990. - 366 с.

Кибрик А.Е. Числовые формы несчетных существительных в дагестанских языках. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. - С. 14-19.

Кибрик А.Е., Селезнев М.Г. Синтаксис и морфология глагольного согласования // Табасаранские этюды. М.: Изд-во МГУ, 1982. - С. 17-33.

Климов Г.А. Этимологический словарь карвельских языков. - М.: Изд-во АН СССР, 1964.-306 с.

Климов Г.А. Вопросы методики сравнительно-генетических исследований. -Л., 1971.-87 с.

Климов Г.А. Кавказские этимологии (1-8) // Этимология.-1968. - М., 1971а, - С. 223-230.

Климов Г.А. О некоторых словарных общностях карвельских и нах-ско-дагестанских языков // Этимология. -1968. - М., 1970. - М., 1972а. -с. 349-355.

Климов Г.А. Методика лингво-генетических исследований // Общее языкознание (Методы лингвистических исследований). - М., 1973, - С. 9106.

Климов Г.А., Алексеев М.Е. Типология Кавказских языков. - М.: Наука, 1980. - 304 с.

Климов Г.А. К семантической реконструкции (на материале кавказской этимологии) // Теория и практика этимологических исследований. -М.: Наука, 1985,-С. 16-23.

Климов Г.А. Введение в кавказское языкознание. - М.: Наука, 1986. -208 с.

Кодухов В.И. Ведение в языкознание: Учебник для студентов пед. ин-тов по специальности № 2101 'Русский язык и литература'. - М.: Просвещение, 1979. - 351 с.

Кондратов H.A. История лингвистических учений: Учебное пособие для студентов пед. ин-тов по специальности № 2101 'Русский язык и литература'. - М.: Просвещение, 1979. -224с.

Крисп С. Рецензия на кн. Услар П. К. Табасаранский язык (Этнография Кавказа. Языкознание, VII). // ЕИКЯ. - Тбилиси, 1982. Т. IX, - С. 337-341.

Курбанов К. К. Терминологический словарь табасаранского языка. -Махачкала: Дагучпедгиз, 1982. -36с.

Курбанов К. К. Структурно-типологическая характеристика глагольной основы в табасаранском языке. В сб.: Русский язык и литература. -Махачкала: Дагучпедгиз, 1978. - С. 52-56.

Курбанов К. К. Превербы в глагольной основе табасаранского языка // Глагол в языках Дагестана (Тематический сборник). - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1980. - С. 154-159.

Курбанов К. К. Глагол табасаранского языка и его изучение в школе. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1983. -52с.

Курбанов К. К. Морфология табасаранского языка. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1986.-144 с.

Курбанов К. К. К вопросу о диалектной интеграции в табасаранском языке // Проблема лексического состава диалекта и разработка диалектологических словарей иберийско-кавказских языков. -Грозный, 1987. - С. 60-63.

Курбанов К. К. Динамика развития категории грамматических классов в табасаранском языке // Категория грамматических классов в иберийско-кавказских языках. -Тбилиси: Мецниереба, 1989. - С. 141-152.

Курбанов К. К. Способы выражения пространственных отношений в табасаранском языке // Выражения пространственных отношений в языках

Дагестана. Тематический сборник. - Махачкала, ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1990. -С. 113-122.

Курбанов К. К. К вопросу о суффиксальном словообразовании имен существительных в восточнолезгинских языках // Проблемы сравнительно-исторического исследования морфологии языков Дагестана (Сборник статей). - Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 1992. - С. 68-71.

Курбанов К. К. Грамматические классы слов табасаранского языка. -Махачкала: Изд-во Даг. университета, 1995. - 230 с.

Ломоносов М.В. Российская грамматика. -Полн. собр. соч. Т. VIII. -М.-Л., 1952.

Магомедов А.Г. Категория грамматичсекого класса и категория лица в глаголе чеченского языка. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1975. -172с.

Магомедов А.Г. О распределении имен по грамматическим классам // Сборник статей по вопросам дагестанского и вайнахского языкознания. -Махачкала, 1972.

Магомедов Г.И. Учет особенностей родных языков в процессе обучения русскому языку. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1990. - 47 с.

Магомедов Г.И. Изучение в лезгинских школах синтаксических связей слов в русском языке. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1993. - 99 с.

Магомедбекова 3. М. Локативные падежи в аваро-андийских языках // Падежный состав и система склонения в кавказских языках. Сборник статей. - Махачкала, ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987. - С. 86-92.

Магометов А. А. Неизданная моногрфия П. К. Услара о табасаранском языке // ВЯ. 1954, № 3. - С. 68-76.

Магометов А. А. Вспомогательные глаголы в даргинском и табасаранском языках II ИКЯ. Т. VI. -Тбилиси, 1954а. - С. 377-425.

Магометов А. А. Превербы в табасаранском языке (сравнительно с превербами в агульском и даргинском языках) // ИКЯ. -Тбилиси, 1956. № 4.-С. 315-340.

Магометов А. А. Краткий обзор фонетики табасаранского языка // ИКЯ-Тбилиси, 1959.-С. 313-337.

Магометов А. А. К спряжению глагола в табасаранском языке // // ИКЯ -Тбилиси, 1960. Т. XII. - С. 381-403.

Магометов А. А. Вопрос пассивности эргативной контсрукции в монографии П. К. Услара Табасаранский язык' (Вестник Груз. Акад. наук, 1960а, № 3. - С. 195-209.

Магометов А. А. Реликты грамматических классов в агульском языке // Вестник отделения обществ, наук АН Груз. ССР. -Тбилиси, 1962. № 3. -С. 161-197.

Магометов А. А. Личное спряжение в даргиснком языке сравнительно со спряжением в табасаранском и агульском языках // ИКЯ. -Тбилиси, 1962а. Т. XIII.-С. 313-342.

Магометов А. А. Личные местоимения лезгинского языка // Вестник отделения обществ, наук АН Груз. ССР. -Тбилиси, 1963. № 4. - С. 242-255.

Магометов А. А. Табасаранский язык. -Тбилиси: Изд-во Мецниереба, 1965.- 398 с.

Магометов А. А. Агульский язык. - Тбилиси: Изд-во Мецниереба, 1970.- 241 с.

Магометов А. А. Влияние языковых контакотов на табасаранский язык // Материалы пятой научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. - Орджоникидзе, 1977. - С. 40-46.

Магометов А. А. Вопросы нормирования табасаранского литературного языка // ЕИКЯ. - Тбилиси, 1979. Т. VI. - С. 270-279.

Магометов А. А. П. К. Услар - исследователь дагестанских языков. -Махачкала: Дагучпедгиз, 1979. - 100 с.

Мадиева Г.И. Морфология аарского литературного языка. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1981. - 160 с.

Марр Н.Я. Избранные работы. Т. I. Этапы развития яфетической теории. - Л.: Изд-во АН СССР. 1933. - 304 с.

Марр Н. Я. Избранные работы. Т. IV. Язык и общество. - М.-Л.: Гос. соц.-эконом, изд-во, 1934. -286 с.

Мейланова У. А. Очерки лезгинской диалектологии. - М.: Наука, 1964.-416 с.

Мейланова У. А. Гюнейский диалект - основа лезгинского литературного языка. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1970.- 192с.

Мейланова У. А., Талибов Б. Б. Динамика затухания категорий грамматических классов в лезгинских языках // Седьмая региональная научная сессия по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. Тезисы докладов. - Сухуми, 1977. - С. 44-45.

Мейланова У. А. Основные принципы формирования и функционирования категории числа в лезгинском языке // Категория числа в дагестанских языках. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 19856. - С. 52-59.

Мейланова У. А. Функционирование и развитие некоторых послелогов лезгинского и будухского языков // Система превербов и послелогов в иберийско-кавказских языках. - Черкесск, 1983. - С. 207-212.

Мещанинов И.И. Новое учение о языке. (Стабильная типология). -Л.: ОГИЗ. Гос. соц.-эконом, изд-во, 1936. -326 с.

Мещанинов И.И. Общее языкознание. К проблеме стадиальности в развитии слова и предложения. - Ленинград: Гос. учебно-педагогическое изд-во Наркомпроса РСФСР, 1940. -250 с.

Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. - Ленинград: 'Наука', 1978.- 385 с.

Микаилов К.Ш. Арчинский язык. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1967. -216 с.

Микаилов К.Ш. К вопросу о морфологической структуре количественных имен числительных в горских дагестанских языках // Материалы первой сессии по сравнительно-историческому- изучению иберийско-кавказских. языков. - Махачкала, 1969. - С. 142-155.

Микаилов К.Ш. Рецензия на кн. Хайдаков С. М. Система глагола в дагестанских языках// ЕИКЯ. -Тбилиси, 1979. Т. 3. - С. 303-310.

Микаилов Ш.И. Сравнительно-историческая морфология аварских диалектов. - Махачкала, 1964. - 171.

Морфологическая структура дагестанских языков (Структурные и категориальные свойства речевых единиц). - Махачкала. 1981. - 181 с.

Муркелинский Г.Б. Лакский язык // Языки народов СССР. - М.: Наука, 1967. Т. IV. Иберийско-кавказские языки. - С. 48-8-507.

Муркелинский Г.Б. Классы и классные показатели в лакском языке // Труды II научной сессии Даг. базы АН СССР. - Махачкала, 1949.

Немировский М.Я. Род и класс. К вопросу о генезисе номинальных классификаций // Известия Ингушского научно-исследовательского института. Т.4. Вып. 2. - Орджоникидзе, - Грозный, 1934-1935.

Мусаев М.-С. М. Лексика даргинского языка. Сравнительно-исторический анализ. - Махачкала, 1978. -129с.

Мусаев М.-С. М. Именное словоизменение даргинского языка (категория числа, синхронно-диахроническое описание). - Махачкала: Да-гучпедгиз, 1980.-110 с.

Мусаев М.-С. М. Система глагольного словоизменения даргинского языка (синхронно-диахроническое описание). - Махачкала: Дагучпедгиз, 1980.-50с.

Мусаев М.-С. М. Словоизменительные категории даргинского языка, (время и наклонение, синхронно-диахроническое описание). - Махачкала. -1983. Ч. 1.-80с.

Мусаев М.-С. М. Падежный состав даргинского языка. - Махачкала: Дагучпедгиз. -1984. -116с.

Мусаев М.-С. М. О внутренней флексии при образовании форм множественности даргинских субстантивов // Категория числа в дагестанских языках (сборник статей). - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. -С. 128-130.

Мусаев М.-С. М. К истории грамматических падежей даргинского языка // ВЯ, 1987. № 5. - С. 128-130.

Мусаев М.-С. М. Словоизменительные категории даргинского языка (категория грамматических классов, абстрактные падежи). Ч. II. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1987. - 80 с.

Мусаев М.-С. М. История словоизменительных категорий даргинского языка. Автореф. дисс.... докт. филол. наук. - М., 1989.

Падежный состав и система склонения в кавказских языках // Сборник статей. - Махачкала, 1987. - 235 с.

Письма П. К. Услара к А. А. Шифнеру // Лакский язык. -Тбилиси, 1890. - С. 27.

Русская грамматика. - М.: Наука, 1980. Т.1. -783 с.

СИЛДЯ - Сравнительно-историческая лексика дагестанских языов. -М.: Наука, 1971.-295 с.

Система превербов и послелогов в иберийско-кавказских языках (карачаево-черкесский НИИ истории, филологии и экономики. - Черкесск, 1983.- 291 с.

Старостин С.А. Реконструкция пралезгинских именных основ на гласный // Падежный состав и система склонения в иберийско-кавказских языках. IX региональная научная сессия: Тезисы докладов. - Махачкала, 1981. -С. 75-76.

Сулейманов Н.Д. Диалектная модификация глагольных фразеологизмов агульского языка (На материале соматических фразеологизмов) // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Соматические термины. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1986а. - С. 140-143.

Сулейманов Н.Д. Глагольная фразеология агульского языка: Автореф. дисс. канд. филол. наук. - Махачкала, 1986. - 22 с.

Сулейманов Н.Д. Сравнительно-историческое исследование диалектов агульского языка. - Махачкала: ИЯЛИ ДНЦ РАН, 1993.-203 с.

Табасаран литературайин ч1алнан орфографический правилйирин свод, РСФСР-ин НКПросди утвердит дап!найиб ву. - Махачкала, Даггиз, 1938. ('Свод орфографических правил табасаранского литературного языка. Утвержден НКП РСФСР').

Табасаранский язык // Вып. II. Т. 41. БСЭ. - С. 442.

Табасаранские этюды // ОСИПЛ. Серия монографий под общ. ред. В.А.Звегинщева. - М.: Изд-во МГУ, 1982, Вып. 15. -98с.

Талибов Б. Б. Превербы в системе лезгинского глагольного корня // УЗИИЯЛ Даг. ФАН СССР. - Махачкала, 1958. Т. V. - С. 236-247.

Талибов Б. Б. О некоторых окаменелых и полуокаменелых элементах в структуре лезгинского языка //Вопросы грамматики. - М.; Л., 19606.-С. 168-177.

Талибов Б. Б., Гаджиев М.М. Лезгинско-русский словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1966. -604с.

Талибов Б. Б. К вопросу о структуре именных и глагольных основ в лезгинских языках // Материалы I научной сессии по сравнительно-историческому изучению языков Северного Кавказа. - Махачкала, 1969. -С. 6780-90.

Талибов Б. Б. Об одном инфиксальном элементе в структуре глсольной основы // Материалы шестой региональной научной сессии по по историко-сранительному изучению иберийско-кавказских языков. -Майкоп, 1980.-С. 82-91.

Талибов Б. Б. К вопросу об ограниченном числе в лезгинском языке // Категория числа в дагестанских языках. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985.-С. 90-92.

Тестелец Я. Г. Эргативообразные построения в нахско-дагестанских языках // ВЯ,1987, № 2. - С. 109-121.

Топуриа Г.В. О категории инклюзива-эксклюзива в лезгинских языках // Материалы первой научной сессии по сравнительно-историческому изучению языков Северного Кавказа. - Махачкала, 1969. - С. 100-105.

Топуриа Г.В. К истории некоторых глагольных основ в лезгинском языке// ЕИКЯ. -Тбилиси, 1976. T.III. - С. 228-231.

Услар П. К. Этнография Кавказа: Языкознание. V: Хюркилинский язык. - Тифлис. -1892. - 670 с.

Услар П. К. Этнография Кавказа: Языкознание. VI: Кюринский язык. -Тифлис. - 1896. - 640 с.

Услар П. К. Этнография Кавказа: Языкознание. VIII: Табасаранский язык. -Тбилиси: Мецниереба, 1979. - 1070 с.

Халилов М.Ш. Глагольное словообразование в бежтинском языке // Глагол в языках Дагестана. - Махачкала, 1980. - С.23-29.

Халилов М.Ш. Об ограниченном множественном числе существительных бежтинского языка // Категория числа в дагестанских языках. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. - С. 136-142.

Хайдаков С. М. Очерки по лакской дилектологии. - М.: Изд-во АН СССР, 1966.-243 с.

Хайдаков С. М. Матрицы аффиксов спряжения глагола в табасаранском языке (на материале хивского и хурикского говоров) // Тезисы докладов второй региональной научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков: вопросы исторической фонетики и фонологии горских иберийско-кавказских языков. -Тбилиси, 1967.-С. 39-40.

Хайдаков С. М. Сравнительно-сопоставительный словарь дагестанских языков. - М.: Наука, 1973. -179 с.

Хайдаков С. М. Система глагола в дагестанских языках. - М.: Наука, 1975.-275 с.

Хайдаков С. М. К особеностям функционирования классной системы в дагестанских языках и языке фула // ВЯ, 1977, № 6 - С. 90-100.

Хайдаков С. М. Принципы именной классификации в дагестанских языках. - М.: Наука. -1980. - 248 с.

Ханмагомедов Б. Г. -К. Система склонения табасаранского языка в сравнении с системами склонения лезгинского и агульского языков: Авто-реф. дисс. канд. филол. наук. - Махачкала, 1958. -21 с.

Ханмагомедов Б. Г.-К. К истории образования эргатива в языках во-сточнолезгинской подгруппы // УЗИИЯЛ Даг. ФАН СССР. - Махачкала, 1958а. Т. IV.-С. 305-320.

Ханмагомедов Б. Г. -К. Система местных падежей в табасранском языке. - Махачкала: Дагучпедгиз, 19586. - 45 с.

Ханмагомедов Б. Г. -К. Словарь должен быть руководством для всех (Об орфографическом словаре табасаранского языка). // 'Дагестанская правда', 1962, 16 декабря.

Ханмагомедов Б. Г.-К. Об одном ряде геминированных согласных в табасаранском языке. // Тезисы докладов второй региональной научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков: вопросы исторической фонетики и фонологии горских иберийско-кавказских языков. - Тбилиси, 1967. - С. 22-24.

Ханмагомедов Б. Г.-К. Табасаранский язык // Языки народов СССР. Т. IV. Иберийско-кавказские языки. - М., 1967а. - С. 545-561.

Ханмагомедов Б. Г.-К. Очерки по синтаксису табасаранского языка. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1970. - 220 с.

Ханмагомедов Б. Г.-К. Синтаксис табасаранского языка: Автореф. дисс. ... докт. филол. наук. - М., 1970а. - 44 с.

Ханмагомедов Б. Г.-К. Некоторые вопросы грамматики табасаранского литературного языка. - Махачкала: Дагучпедгиз, 1979. - 139 с. На таб. языке.

Ханмагомедов Б. Г.-К. Табасаранский язык. Учебник для педучилищ. -Махачкала: Дагучпедгиз, 1987. -256с. На таб. языке.

Ханмагомедов Б. Г.-К. Табасаранский язык // Государственные языки в Российской Федерации. - М.: АкаЛеипа, 1995. - С. 231-238.

Ханмагомедов Б.Г.-К. Об одной группе прилагательных в табасаранском языке // Дагестанский лингвистический сборник. Выпуск 3. -Москва: Акаскгша, 1996. - С. 55-56.

Чикобава А. С. К истории грамматических классов в аварском языке. -Известия ИЯИМК, Т. 1. -Тбилиси, 1937 (на груз, яз., резюме на русск. и франц. яз.).

Чикобава А. С. Древнейшая структура именных основ в картвельских языках. -Тбилиси, 1941. (на груз, яз., резюме на русск. и англ. яз.).

Чикобава А. С. К склонению местоимений аварского языка. -Известия ИЯИМК, Т. 12. -Тбилиси, 1942.

Чикобава А. С. Грамматические классы в истории картвельских языков и этимология классных показателей. - Сообщения АН Груз. ССР, Т. 5, №4.-Тбилиси, 1944.

Чикобава А. С. К вопросу о полиперсонализме в аварском языке в связи с проблемой эргативной конструкции // Известия ИЯИМК АН Груз. ССР, -Тбилиси, 1941. Т. X. -С. 55-74.

Чикобава A.C. К проблеме эргативной конструкции: стабильный и лабильный варианты этой конструкции // Известия ИЯИМК АН Груз. ССР, -Тбилиси, 1942а. Т. XII.-С. 221-241.

Чикобава А. С. Исследование горских кавказских языков и наши задачи // Известия ИЯИМК АН Груз. ССР, - Тбилиси, 19426. Т. XII. - С. 236237.

Чикобава А. С. Из истории образования эргативного (активного) падежа в аварском языке // Языки Дагестана. - Махачкала: Изд-во Даг. Базы АН СССР, Вып. I. - С. 5-18.

Чикобава А. С. Иберийско-кавказское языкознание, его общелингвистические установки и основные достижения // Изв. АН СССР, Отл. литературы и языка. -М., 1958. Т. XVII, № 2.-С. 113-129.

Чикобава А. С. Основные типы спряжения глаголов и их исторические взаимоотношения в иберийско-кавказских языках (Доклад на XXV Международном конгрессе востоковедов). -М., 1960.-С. 1-14.

Чикобава А. С. Проблема родства иберийско-кавказских языков / Материалы первой научной сессии по сравнительно-историческому изучению языков Северного Кавказа. - Махачкала, 1969.-С. 13-15.

Чикобава А. С. Нормативность письменного языка и теоретическая лингвистика // Социолингвистические проблемы развития литературных языков народов Кавказа (Тезисы докладов). М., 1971. - С. 8-10.

Чикобава А. С. Грамматические классы имен в иберийско-кавказских языкх: общие вопросы системы и истории//ЕИКЯ.-Тбилиси, 1978. Т. V. - С. 9-27.

Чикобава A.C. Превербы и послелоги в истории грузинского языка // Система превербов и послелогов в иберийско-кавказских языках. - Черкесск, 1983. - С. 5.

Шалбузов К. Т. Категория грамматического класса в табасаранском языке // УЗИИЯЛ Даг. ФАН СССР. - Махачкала, 1964. Т. XII. - С. 46-60.

Шалбузов К. Т. Морфологические особенности хивского говора табасаранского языка // Морфологическая структура дагестанских языков. -Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1981.-С. 123-134.

Шалбузов К. Т. Термины родства и свойства в табасаранском языке // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: Термины родства и свойства. - Махачкала: ИИЯЛ Даг. ФАН СССР, 1985. -С. 191-195.

Шалбузов К. Т. К вопросу о классификации диалектов табасаранского языка. (Институт истории, языка и литературы Дагестанского филиала АН СССР). Т. 18. 1968. - С. 213-219.

Шалбузов Т. Табасаран ч1алнан грамматика, дюзди бик1увал, ч1ал кка1абццуб. 2-пи классдин учебник, 6-пи издание. - Махачкала: Дагучпед-гиз, 1953. - 132 с.

Шалбузов Т. Табасаран ч1ал. 4-пи классдин учебник. 12-пи издание. Махачкала: Дагучпедгиз, 1969. - 134 с.

Шалбузов Т. Табасаран ч1алнан грамматика. Фонетика ва морфология. 5-пи ва 6-пи классдин учебник, 4-пи издание. - Дагучпедгиз, 1961. -141с.

Шаумян Р. И. Следы грамматических классов (родов) в агульском языке // Язык и мышление. - М.-Л., 1936. Т. VII. - С: 219-226.

Шаумян Р. И. Грамматический очерк агульского языка. - М.-Л.: Изд-во АН СССР. 1941. -198с.

Шахматов А. А. Курс истории русского языка. Ч. 3. Учебник о формах. Лекции 1910-1911 гг. Спб. 1911.

Шейхов Э.М. Сравнительно-типологическая характеристика послелогов лезгинского языка и предлогов русского языка // Вопросы русского и дагестанского языкознания. - Махачкала, 1980. - С. 154.

Шейхов Э.М. О формальном выражении переходности глагола в лезгинском языке // Глагол в языках Дагестана (Тематич. сборник). - Махачкала, 1980 а.-С. 146-153.

Шейхов Э.М. Морфология числа в лезгинском и русском языках (Опыт сравнительно-типологического анализа) // Морфемный строй дагестанских языков (Сб. статей). - Махачкала, 1988. - С. 111-118.

Шейхов Э.М. Морфологическое выражение категории времени в системе глагола лезгинского и русского языков // Выражение временных отношений в языках Дагестана (Тематический сборник). - Махачкала, 1991. -С. 106-115.

Шейхов Э.М. Именные группы как объект сравнения в лезгинском и русском языках // Дагестанский лингвистический сборник. Выпуск 3. -Москва: Akademia, 1996. - С, 65-68.

Шихалиева С.Х. Категория настоящего времени в табасаранском языке // Тезисы докладов научн. конф. молодых ученых Дагестана по проблемам гуманитерных наук. - Махачкала, ДГПУ, 1993.

Шихалиева С.Х. Категория прошедшего времени в табасаранском языке // Тезисы докладов юбилейной научн. практ. конф., посвященной 50-летию ДНИИП им. Тахо-Годи. 4.1 - Махачкала, 1993а.

Шихалиева С.Х. О категория вида в табасаранском языке // Тезисы докладов конференции 'Руководство самостоятельной и индивидуальной работы студентов многоуровневой подготовки педкадров'. - Махачкала, ДГПУ, 1995.

Шихалиева С.Х. Категория вида и времени в .табасаранском языке // Автореф. дисс... канд. филол. наук. - Махачкала, 1996. - 13 с.

Шихсаидов А. Р. Эпиграфические памятники Дагестана X-XII вв. как исторический источник. - М.: Наука, 1984. - 463с.

Эфендиев Т. Н. Заметки об особенностях заимствований русской лексики в табасаранском диалекте азербайджанского языка // Русский язык и языки народов Дагестана. Социолингвистика. Типология. - Махачкала, 1991.-С. 105-109.

Эфендиев Т. Н. К вопросу о влиянии азербайджанского языка на фонетический строй табасаранского языка. // Ученые записки азербайджан-кого университета. Серия язык и литература. - Баку, 1972, № 6. - С. 69-73.

Языки народов СССР: T.IV. Иберийско-кавказские языки / Редкол.: В.В.Виноградов (гл. ред.) и др. - М.: Наука, 1967. - 712 с.

Языковая норма: Типология нормализационных процессов. М., 1966. -383 с.

Ярцева В.Н. Об аналитических формах слова // Морфологическая структура слова в языках различных типов. - М.: Наука, 1963. - С. 52-60.

Bouda К. Beitrage zur kaukasischen und sibirischen Sprachwissenschaft. 3. Das Tabassaranische. - Leipzig, 1939. - 125 S.

Dumézil G. Introduction a la grammaire des langues caucasiennes du Nord. -Paris, 1933.-p. XVI + 149.

Dumézil G. Recherches comparatives sur le verbe caucasien. - Paris, 1933. -93 p.

Erckert R. Der Kaukasus und seine Volker. - Leipzig, 1877. - VII. 385s.

Erckert R. Die Sprachen das kaukasischen Stammes. -Wien, 1895.-XIII. -391 S.

Hjelmslev L. La kategorie des cas, 'Etude de grammaire generale' (Acta) Iutlandica VII, I). Premere partie. - Aarhus, 1935; Deuxieme partie - Aarhus, 1937.

кь - абруптивная (смычногортанная) увулярная аффриката к1 - заднеязычный глухой абруптивный (смычногортанный) л - плавный сонорный м - губно-губной сонорный н - носовой сонорный

о - губной гласный заднего ряда среднего подъема п - губно-губной глухой смычный (непреруптив) п1 - губно-губной глухой абруптивный (смычногортанный) р - дрожащий сонорный

с - дентоальвеолярный глухой свистящий спирант

т - дентальный глухой смычный

т1 - переднеязычный глухой смычный

тт - переднеязычный глухой геминат

ф - губно-губной глухой спирант

х - увулярный глухой спирант (хрипящий)

хъ - увулярная придыхательная (непреруптивная) аффриката

хь - заднеязычный глухой спирант

ц - дентоальвеолярная свистящая глухая аффриката

(непреруптивная)

цц - переднеязычный глухой свистящий геминат

ц1 - дентоальвеолярная абруптивная (смычногортанная) свистящая аффриката

ч - альвеолярная шипящая глухая аффриката (непреруптивная) ч1 - альвеолярная абруптивная (смычногортанная) шипящая аффриката

чч - переднеязычный глухой шипящий геминат

ччв - дентолабиализованный шумный геминат

ч!в - дентолабиализованный шумный смычногортанный

ш - переднеязычный глухой спирант

шв - дентолабиализованный шумный спирант

ы - негубный гласный среднего подъема

ъ - ларингаль абруптивный (смычногортанный) глухой

Дополнительные знаки транскрипции к оформлению

диссертации

Долгота гласного обозначается удвоением (аа, ии) Умляутизованность гласного: ь (аь, уь) Фарингализованность гласного: 1 (у1) Лабиализованность согласного: в (кв, к!в) Дентолабиализованность согласного: в (чв, шв) Непридыхательность (преруптивность) и геминация: удвоением (пп, тт), а также надстрочным знаком (къ) И сходность первой и вторичность последующей формы: > Исходность последующей и вторичность первой формы: < Параллельные формы: //

Мягкость согласного: -' (в верхнем правом углу согласного)^ Вариант:~

Апостроф: -' (в верхнем правом углу гласного)

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ А. Языки, диалекты, говоры.

абх. - абхазский язык рус. - русский язык

авар. - аварский язык рут. - рутульский язык

агул. - агульский языкП таб. - табасаранский язык

азерб. - азербайджанский язык сев. диал. - северный диалект

груз. - грузинский язык совр. таб. - современный табаса-

гум. - гуминский говор (табас.) ранский язык

дарг. - даргинский язык тин. - тинитский говор (табас.)

джул.- джулинский говор (табас.) хан. - ханагский говор (табас.)

дюб. - дюбекский говор (табас.) хив. - хивский говор (табас.)

кайт. - кайтагский диалект (дарг.) хур. - хуригский говор (табас.)

канд. - кандикский говор (табас.) юж. - южный диалект (табас.)

лит. яз. . - литературный язык

Б. Источники

БСЭ - Большая Советская Энциклопедия.

ВИИКЯ - Вопросы изучения иберийско-кавказских языков. М.

ВЯ - Вопросы языкознания. М.

Даг. НЦ РАН - Дагестанский Научный Центр Российской Академии Наук.

Даг. ФАН - Дагестанский Филиал Академии наук СССР. ЕИКЯ- Ежегодник иберийско-кавказского языкознания. Тбилиси. ИИЯЛ Даг. ФАН СССР - Институт истории, языка и литературы им. Г.Цадасы Дагестанского Филиала Академии наук СССР.

ИЯЛИ ДНЦ РАН - Институт языка, литературы и искусств Дагестанского Научного Центра Российской Академии Наук.

Изв. ИЯИМК - Известия Института языка, истории и материальной культуры Академии наук Грузинской ССР. Тбилиси.

И К Я - Иберийско-кавказское языкознание. Тбилиси. ИКОРГО - Известия Кавказского отдела Русского географического общества.

ИЯ - Институт языкознания АН СССР. КЭС - Кавказский этнографический сборник. ОЛЯ - Отделение литературы и языка Известий АН СССР. ОСИПЛ - Отделение структурной и прикладной лингвистики. СИ Л ДЯ - Сравнительно-историческая лексика дагестанских языков. СМОПК - Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа.

ССКГ- Сборник сведений о кавказских горцах. ТСТЯ - Терминологический словарь табасаранского языка. УЗИИЯЛ - Ученые записки Института истории, языка и литературы Даг. ФАН СССР. Махачкала. ЯД - Языки Дагестана.

В. Граммап

абс. - абсолютов акт. п. - активный падеж аор. - аорист букв. - буквально в знач. сущ. - в значении существительного вин. п. - винительный падеж вм. - вместо ген. -генитив

гр. кл. - грамматический класс гь.ж. - гьацдар жарадар (подобные другие) дат. - датив

дат. п. - дательный падеж диал. - диалектный др. - другие дур. -дуратив ед. ч. - единственное число ж. р. - женский род изъявит, накл. - изъявительное наклонение л. -лицо

шеские формы.

л ок. п. - локативный падеж м. р. - мужской род масд. - масдар мест. п. - местный падеж мн. ч.- множественное число напр. - например отр. ф. - отрицательная форма пов. н. - повелительное наклонение

род. п. - родительный падеж см. - смотри совр. - современный соотв. -соответственно сослаг. накл. - сослагательное наклонение ср. - сравни ср. р. - средний род сущ. - существительное т. наз. - так называемый тв. п. - творительный падеж эрг. - эргатив эрг. стр. -эргативный строй

Г. Фамилии и имена.

А. А. - Агъакерим Агъададашев

А.В.- Асланбег Везиров

А.Ж. - Абумуслим Жяфаров

Б.М. - Багьудин Митаров

Газет. - Газетдиан

Журн. -Журналиан

Гь.Аь. - Гьяжиаьли Аьлимурадов

Гь.Гь. - Гьюсейн Гьюсейнов

И.Ш. - Ибрагьим Шагьмарданов

М.М. - Мут1алиб Митаров М.Ш. - Манаф Шамхалов П.А. - Пирмягьмад Асланов Халкь. - Халкьдинубдиан Ш.Къ. - Шамил Къазиев Ш.Ш. -Шагьвелед Шагьмарданов

Э.Х.- Эседуллагь Ханмягьмадов Ю.Б. - Юсуф Базутаев