Мифопоэтика советской драматургии 1920-х годов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Романова, Екатерина Геннадьевна

• Романова, Екатерина Геннадьевна
• кандидат филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Романова, Екатерина Геннадьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. «НОВЫЙ МИР»: космогонический миф и ритуал инициации в драматургии 1920-х гг.

ГЛАВА 2. «НОВАЯ ВЕРА»: религиозно-мифологическая основа коммунистической идеологии в произведениях советских драматургов.

ГЛАВА 3. «НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК»: интертекстуальные и мифологические корни.

ГЛАВА 4. ДРАМАТУРГИЯ Н.Р. ЭРДМАНА: мифологемы эпохи и их метаморфозы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Мифопоэтика советской драматургии 1920-х годов»

20-е годы XX века - время небывалого расцвета драматургии. Многообразие драматургических форм в советской литературе этого периода определялось сосуществованием драматургии «официальной», то есть воплощающей в себе концепцию госзаказа и «неофициальной» — продукцией литераторов-«попутчиков», сочетающих новые советские ценности с оригинальным творческим методом.

Драматургическое наследие 1920-х гг. органически вписывается в общий литературный контекст эпохи, одной из характерных черт которой стал расцвет неомифологизма. Начиная с 10-х гг. XX века явление «ремифологизации», возрождения мифа захватывает различные стороны европейской культуры и литературы. Неомифологизм как течение культурной жизни предполагал не возрождение древних нативных мифов, а «производство неких мифоидов» [120:141] - элементов, сочетающих в себе архаичность значения и отпечаток творческой воли автора.

Интерес к мифу в искусстве и науке XX века послужил толчком для разработки нового учения о мифе, который в культуре предшествовавших эпох ассоциировался не более чем с древним сказанием и был соотнесен с определенными стадиями развития человеческого общества. К настоящему моменту существуют десятки различных дефиниций мифа, базирующихся на принципиально разных предпосылках. Одни определяют его как жанровое образование (Н. Фрай), другие как элемент системы первобытной человеческой культуры или идеологии (А. Лосев) и т. д. Психоаналитическая традиция (3. Фрейд, Дж. Кэмпбелл) приписывает мифу психопрагматическую функцию. К.-Г. Юнг видит в мифе сокровищницу коллективного бессознательного, манифестирующую опыт человечества при помощи матричной системы архетипов. С точки зрения юнгианской теории мифа становится понятен механизм репродукции константных тем и образов в литературе того или иного исторического периода.

XX век расширил границы детерминированной мифом реальности, в которую были включены и вся человеческая культура (искусство, идеология, политика и пр.) и человеческое сознание как таковое. В настоящее время миф рассматривается как трансисторическое, имманентное человеческой культуре явление.

Многозначность термина усиливается введением в научный обиход понятия «современный миф», соотносимого уже не с системой архаического миропонимания, а с принципами неомифологической ментальности.

Специфическая мифоцентричность советской литературы 1920-х гг., оперирующей нерасторжимым комплексом религиозно-мифологических элементов, которые имеют как архаическую, так и сугубо литературную основы, была осмыслена в работах таких исследователей, как К. Кларк, Е.М. Мелетинский, В.Е. Хализев, А. Синявский, В. Руднев и др., однако в сфере драматургии этот вопрос нельзя назвать решенным. Несмотря на очевидность, мифологический подход к драматургии 1920-х гг. не является разработанным в достаточной мере. Процесс космологического переосмысления новой исторической реальности, отразившийся в драматургии означенного периода, остался за рамками научного рассмотрения.

Можно сказать, что исследование драматургии советского периода 1920-х гг. носит однонаправленный характер, поскольку в поле зрения исследователей попадают лишь отдельные произведения (Н.В. Розенберг [158], В.Б.Петров [144]). Драматургия первого послереволюционного десятилетия, отчасти забытая в 1930-40-х гг., в 1950-60-х гг. вновь вызывает повышенный интерес. Так, в 1958 г. выходит в свет сборник «Первые советские пьесы», в котором были опубликованы не переиздававшиеся ранее драматургические произведения. Позже были изданы пьесы А. Файко, В. Киршона, Б. Ромашова и др. В 1960-х гг. выходит ряд монографических трудов по истории довоенной советской драматургии. Возобновление исследовательского и читательского интереса к драматургии данного исторического периода во многом связано с причинами социально-политического характера, поскольку именно хрущевская оттепель позволяет реанимировать имена и тексты, запрещенные ранее. Монография ЛГТамашина [187], трехтомные «Очерки истории русской советской драматургии» [136], обширный труд Д.О.Богуславского и В.А. Диева [18], коллективная работа ДО. Богуславского, В.А. Диева и А.С.Карпова [19] в целом решены в рамках социологической методологии. Работы подобной широты охвата материала практически не появлялись в последующие годы. В монографии Д.О.Богуславского и В.А. Диева драматургия 1920-х гг. классифицируется по принципу жанрового соответствия. Работа исследователей содержит широкомасштабное описание картины драматургической жизни периода. Останавливаясь на творчестве того или иного драматурга, Д.О. Богуславский и В.А. Диев делают акцент на анализе собственно поэтики произведения, а также последовательно вписывают его в типологическую систему советской драматургии. Отмечая явление реанимации мифа в драматургии периода гражданской войны и 1920-х гг., описывая расцвет массового народного театра, ритуальная основа которого восходила к мистериальной архаике, и апеллируя к «идейно-культурному обиходу» [19:71] советской цивилизации, нашедшей отображение в драматургии данного периода, исследователи, однако, связывают мифоцентричность, например, жанра игрищ с «печатью умозрительной символики, связанной с чуждыми, декадентско-символистскими влияниями» [19:70].

Перестройка, повлекшая за собой реабилитацию запрещенной ранее литературы (и драматургии в частности), вызывает бум исследовательского интереса к вновь изданным, забытым произведениям. Однако литература «официальная» теряет для исследователей всякую привлекательность, уходя на периферию научных исследований. В отношении драматургии 1920-х гг. можно говорить даже не о вытеснении ее на периферию, а скорее о полном забвении. В поле зрения исследователей драматургии попадают

М.А. Булгаков, В.В. Маяковский, Н.Р. Эрдман, JL Леонов, но бесполезно искать там В.Н. Билль-Белоцерковского, Н. Погодина, В. Киршона, К. Тренева, Б. Ромашова - драматургов не менее известных в исследуемый нами период. Интерес к сфере «официальной» советской литературы сохраняется за рубежом, именно работы западных русистов (К. Кларк, Г. Гюнтер, Т. Лахузен) оставались до последнего времени единственным пособием при знакомстве с соцреализмом.

Единственная попытка системного подхода к предмету нашего исследования в последние десятилетия — сборник «Парадокс о драме: перечитывая пьесы 20-30-х годов» (1993) [142], носящий скорее публицистический, нежели литературоведческий характер. Первая часть сборника посвящена современному анализу идеологического диктата в области художественного творчества и драматургии в частности. Вторая часть состоит из очерков, повествующих о забытых или запрещенных пьесах и судьбах таких драматургов, как М. Цветаева, С. Третьяков, М. Булгаков, Ю. Олеша. Н.Р. Эрдман и др. Социально-политический ракурс сближает очерки, включенные в сборник, с работами советских литературоведов, поскольку, изменив вектор оценки, исследователи новой формации оставляют неизменной ее критерий, точкой отчета которого является социально-политическая реальность.

Таким образом, исследование драматургии советского периода 1920-х гг. носит фрагментарный характер, в то время как составление цельной картины драматургической жизни десятилетия являет необходимость привлечения широкого круга авторов, в том числе и относящихся к литературе так называемого «второго эшелона», нагляднее других представляющих тенденции эпохи. На настоящий момент исследования подобного размаха не существует, поэтому нам пришлось апеллировать к вышеперечисленным монографиям 60-х гг.

Анализ мифопоэтического уровня широкого корпуса драматургических текстов означенного периода, включающего в себя произведения так называемых «забытых» авторов, позволяет наметить типологическую картину литературного процесса. Пьесы 1920-х гг., не представляющие на современном этапе особенной художественной ценности, несут на себе отчетливый отпечаток культурного контекста, прямолинейно отражая специфику литературного процесса, а также интересующий нас комплекс религиозно-мифологических представлений новой советской цивилизации. На фоне унифицированных (принципиальное совпадение мифологического базиса) текстов советской драматургии получает новое освещение произведения писателя, выпадающего из заданных рамок. Такой фигурой, не вписывающейся в жесткую схему советского дискурса, является Н.Р. Эрдман, которому посвящена одна из глав нашей работы.

В научной литературе советского периода творчество Н.Р. Эрдмана либо замалчивалось, либо, как это сделано в фундаментальном труде Д.О. Богуславского и В.А. Диева [19], о нем упоминалось лишь вскользь, как о наглядном примере антимещанской сатиры невысокого художественного уровня. Такой подход был продиктован причинами внелитературного порядка, поскольку сам драматург был репрессирован в 1933 г., а его произведения (даже после возвращения автора из ссылки и частичной реабилитации) не были опубликованы. История изучения отдельных текстов Н.Р. Эрдмана, начавшаяся в 1920-е гг. с восторженных откликов современников и разгромных выпадов официальной критики по поводу антисоветского пафоса, возобновляется только в 1970-е гг. Попытку реабилитировать творчество драматурга предпринимает профессор Томского государственного университета Н.Н. Киселев, автор нескольких работ (в том числе и монографии), затрагивающих отдельные аспекты произведений Н.Р. Эрдмана [89-90]. Рассматривая поэтику пьес драматурга в рамках традиционного социологического литературоведения, Н.Н. Киселев трактует произведения драматурга в русле антимещанской сатиры. Несомненной заслугой исследователя является анализ пьес Н.Р. Эрдмана в общем контексте комедиографии 1920-30-х гг.

В конце 1980-х - начале 1990-х гг., после выхода в свет обеих пьес и отдельных интермедий драматурга, появляется ряд исследовательских работ, авторы которых, к сожалению, так и не смогли избавиться от политического ракурса. Таковой, к примеру, является статья Е. Стрельцовой «Великое унижение. Николай Эрдман» [186], автор которой однозначно определяет последнюю пьесу драматурга как «политическую сатиру», подчиняя этому выводу всю логику своей статьи. Отмечая важность категории темноты для комедии «Самоубийца», Е. Стрельцова трактует ее в сугубо политическом свете - как мрак советской действительности. Наблюдения за поэтикой в исследованиях такого плана носят фрагментарный характер, основу текста составляют история издания того или иного произведения и биография автора (А. Гутерц [57-61], А. Гоцес [53-55]), что объяснимо недостатком информации о жизни и творчестве Н.Р. Эрдмана. Мифопоэтичность, интертекстуальность произведений драматурга, определение их роли в драматургии 1920-х гг. остаются либо за рамками работы, либо не получают достаточного освещения (Т. Л. Воробьева [38], В. Б. Петров [144]).

Наибольшей основательностью и глубиной обладают работы Джона Фридмана (Гарвард, США) [207-209]. Автор многих исследований, посвященных творчеству Н.Р. Эрдмана. Д. Фридман избегает грубых социологических трактовок и определяет направление творческого пути драматурга от традиции остраненного смеха Н.В. Гоголя к театру абсурда. «Новаторство "Мандата" (и тем более "Самоубийцы") - пишет он, - именно в том, что Эрдман сумел вложить в казалось бы легкую фарсовую по форме пьесу глубину философского восприятия мира» [210:211]. Однако в его работах исследование собственно поэтики носит сопроводительный по отношению к историко-биографическим данным характер.

Созвучной нашим задачам оказалась статья Ю. Щеглова «Конструктивный балаган Н.Эрдмана» [228], связывающая поэтику драматурга с традициями народного театра. Останавливаясь на процессе отражения фольклорной модели мира в пьесе Н.Р. Эрдмана, исследователь также ставит своей целью «уяснение поэтического мира драматургии Эрдмана на фоне типологически родственных ей явлений театра» пытается определить место «Мандата» и «Самоубийцы» в литературе 1920-30-х годов, считая, что в них «был прозорливо выдвинут ряд формул и мифологем, оказавшихся релевантными для понимания всей советской истории, ментальности и культуры» [228:119].

Актуальность нашего исследования, таким образом, определяется, во-первых, недостаточной изученностью драматургии 1920-х гг. на современном этапе литературоведения и, во-вторых, неразработанностью мифопоэтического подхода к совокупному тексту советской драматургии 1920-х гг., между тем как использование указанного подхода представляется оправданным и продуктивным, поскольку, как уже было сказано, мифологические структуры весьма значимы в советской литературе данного периода.

Объектом исследования является отечественная драматургия 1920-х гг. В качестве предмета нами взят мифопоэтический уровень анализируемых: произведений. Материалом исследования послужили произведения драматургии советского периода 1920-х гг. Привлекая для анализа широкий литературный контекст, мы обращали преимущественное внимание на мало изученные до настоящего момента тексты, в то время как более известные и неоднократно исследованные произведения В.В.Маяковского, М.А.Булгакова и др. использовались нами для расширения контекста в качестве сопоставительного материала. Основную базу исследования составили пьесы В.Н. Билль-Белоцерковского, Н. Погодина, А. Файко, А. Глебова, А. Серафимовича, В. Киршона, К. Тренева, А. Луначарского, Б. Ромашова, Б. Лавренева, А. Неверова и др. Отдельная глава посвящена произведениям Н.Р. Эрдмана. Если того требовала логика исследования, к анализу привлекались также отдельные драматургические произведения 1917-20 и 1930-х гг.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые предпринимается попытка мифопоэтического анализа не отдельных произведений, но по возможности максимально широкого круга текстов советской драматургии данного периода. Нам было важно вписать советскую драматургию 1920-х гг. в общий культурно-мифологический контекст эпохи и выявить архаический уровень исследуемых текстов. Драматургия Н.Р. Эрдмана, не получившая до сих пор достаточного осмысления, анализируется нами с позиций мифопоэтической специфики.

Целью данной работы является исследование мифопоэтики советской драматургии 1920-х гг., определение основных мифологем и мифологических сюжетов, эксплицированных в пьесах этого периода. Поставленная цель предопределила ряд конкретных задач диссертационного исследования:

1. Рассмотреть реализацию космогонического сюжета в драматургии 1920-х гг.

2. Осуществить анализ архаической схемы инициации, проявленной в пьесах первого послереволюционного десятилетия.

3. Обозначить религиозно-мифологический контекст «новой советской мифологии», актуальной для драматургии 1920-х гг.:

- на идейном уровне;

- на уровне системы персонажей.

4. Рассмотреть бытование мифологемы «новый человек» в интертекстуальном поле драматургии 1920-х гг.

5. Вписать феномен драматургии Н.Р. Эрдмана в контекст универсальных мифологем эпохи.

6. Обозначить процесс трансформации религиозно-мифологической системы «официальной» драматургии в произведениях Н.Р. Эрдмана.

В соответствии с намеченными задачами мы определяем следующие положения, выносимые на защиту:

1. Космогонический сюжет является основополагающим для драматургии 1920-х гг.

2. Инициационный комплекс в драматургии 1920-х гг. реализуется как правило через использование сюжетной схемы волшебной сказки.

3. В драматургии 1920-х гг., ориентированной на советскую систему ценностей, интенсивно используется христианско-религиозная символика, лишенная ореола сакральности.

4. В рамках послереволюционной культуры роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?» обретает статус сакрального текста и становится основой формирования коммунистического мифа о «новом человеке».

5. Произведения Н.Р. Эрдмана, характеризующиеся усложненным использованием основных мифопоэтических универсалий эпохи, реализуют особый тип контаминации библейских и советских ценностей.

Рабочая гипотеза. Мифопоэтический контекст, актуальный для советской литературы 1920-х гг. в целом, последовательно проявляется в драматургии этого периода. Он реализуется как сложный религиозно-мифологический комплекс на разных уровнях текста, предопределяет систему персонажей и сюжетно-композиционное построение произведения. В пьесах советских авторов отчетливо прослеживается реализация космогонического сюжета и использование инициационной схемы. Драматургия 1920-х гг. отражает трансформацию коммунистической идеологии в религиозно-мифологическую систему. Особую значимость приобретает мифологема «новый человек». Творчество Н.Р. Эрдмана органично вписывается в мифопоэтический контекст эпохи, реализуя основные мифопоэтические универсалии. Его пьесы, обладающие всей спецификой неомифологических текстов, контаминируют пародийно осмысленные космогонические и новозаветные элементы, реализуют сказочную сюжетную схему.

Теоретико-методологическая база исследования определяется структурно-семиотическим подходом к изучению текста, разработанным в трудах Ю.М. Лотмана, Б.А.Успенского, В.Н.Топорова, В.В.Иванова и др. Немаловажным для анализа драматургического наследия 1920-х гг. оказались исследования в области поэтики, реализованные в работах В.Я. Проппа, Ю.Н. Тынянова, А.Ф. Лосева, М.М. Бахтина, О.М. Фрейденберг, С.С. Аверинцева. Существенное значение для определения контекста «новой советской мифологии» имели работы А.Синявского, М. Вайскопфа, К. Кларк, А. Эткинда, Ю. Левина, вскрывающие религиозно-мифологическую основу всей советской цивилизации. В работе была использована методика интертекстуального анализа, отраженная в исследованиях таких ученых, как Р. Барт, И.П. Смирнов, А.К. Жолковский и др.

В рамках структурно-семиотической методологии плодотворным для нашего исследования представляется метод мифологического анализа, опирающийся на традиции мифокритики, в основу которой положен принцип отыскания мифологических репродукций в художественных произведениях более поздних эпох. Современная мифологическая критика, генетически восходящая к «ритуальной» (Дж. Фрэзер) и «архетипной» (К - Г. Юнг) концепциям, представляет собой оригинальную литературоведческую методологию, основанную на новейших учениях о мифе (Н. Фрай, Е.М. Мелетинский). В ее основу положено представление о мифе как решающем факторе для понимания всей культурной продукции человечества, миф в рамках такой концепции понимается как трансисторический генератор культуры, держащий ее в определенных мифоцентрических рамках. В плане литературоведческого анализа мифокритика оперирует используемым нами термином «мифологема», который обозначает заимствование у мифа мотива, темы или ее части и воспроизведении их в более поздних литературных текстах и является важнейшим структурообразующим принципом современной литературной практики.

Плодотворность применения указанного метода анализа диктуется жанровой природой материала, генетически восходящего к ритуалам, связанным с идеей цикличности, с процессами умирания и возрождения, что и было доказано в рамках мифокритических теорий, точкой отчета которых, собственно, и явилась интерпретация античной и средневековой драмы, показавшая, что миф и ритуал выступили непосредственной средой для древней драмы.

Методы исследования. В рамках мифопоэтического подхода используются структурно-семиотический и интертекстуальный методы.

Структуру работы составляют введение, четыре главы, заключение и библиографический список, насчитывающий 250 наименований. Первые три главы исследования носят обзорный характер, что связано с необходимостью рассмотрения широкого корпуса малоизученного материала. Последняя глава посвящена анализу творческого наследия Н.Р. Эрдмана.

Диссертационное исследование построено по принципу описания комплекса мифологем, манифестируемых драматургией 1920-х гг. Система «официальной» драматургии оперирует жесткими архаическими схемами, лишенными прежнего сакрального статуса. Двигаясь от реализованных в советской драматургии мифологических, структур архаического плана (космогонические мифы, мифы инициации) к элементам библейского уровня (ветхозаветные, новозаветные компоненты) и новой революционной мифологии (трансформация мифа в творчестве Н.Г.Чернышевского и его интертекстуальная рецепция), мы приходим к анализу творчества писателя-«попутчика» Н.Р. Эрдмана, интегрирующего вышеуказанные элементы.

Первая глава - «Новый мир» - посвящена исследованию архаических структур, присутствующих в драматических текстах 1920-х гг. Анализ показывает, что драматургия означенного периода тяготеет к реконструкции космогонического сюжета, который, наряду с инициационным, является одним из основополагающих для новой советской мифологии. Драматургия 1920-х гг. вписывает осмысляемый ею феномен революции в контекст космогонического мифа — как катаклизм, символизирующий собой конец истории, возврат к первоначальному хаосу, то есть начало нового цикла. Все рассмотренные нами произведения реализуют единый алгоритм развития мифологического сюжета: движение от полного разрушения старого мира, сопряженного с апокалиптической битвой добра и зла, к созданию нового мирового порядка. Жесткая схема космогонического мифа (сочетающая языческие и библейские элементы) обычно дополнена мотивами эсхатологического порядка. Нами предпринимается попытка классификации конгломерата драматургических текстов по принципу использования тех или иных элементов реконструируемого космогонического сюжета. К элементам космогонического порядка тесно примыкают мифологема Вавилонской башни, которая ассоциируется с моментом созидания нового - «советского» -космоса и получает в совокупности исследуемых текстов позитивные коннотации. Космогонической метаморфозе перерождения космоса созвучен, процесс инициационного перерождения человека. Советская литература данного периода, являющая собой становящийся канон соцреализма, - это литература о герое, который посредством ряда испытаний перерождается в «нового человека», проходящего путь от не-сознательности к сознанию. Комплекс инициационных мотивов, реализованных в драматургии 1920-х гг., несет на себе отпечаток сюжетной схемы традиционной волшебной сказки. Пьесы Н. Погодина, В.Н. Билль-Белоцерковского и В. Киршона, оригинально сочетая собственно архаические элементы и с их более поздней трансформацией в жанре волшебной сказки, наглядно иллюстрируют этот процесс.

Вторая глава работы - «Новая вера» - носит отчасти культурологический характер, поскольку в ней обрисовывается религиозно-мифологический контекст новой советской идеологии, отражающейся в драматургии 1920-х гг. Процесс перерождения идеологии в религию позволяет по-новому осмыслить использование христианской символики в исследуемых нами текстах. Религиозно-мифологическая система, воплотившаяся в коммунистической идеологии, включает в себя: космогонический бой светлых и темных сил за право владения космосом, победу светлых сил, означающую скорейшее возникновение Царства Небесного на земле (коммунизма), и установление нового бога. В драматургии этот религиозно-мифологический комплекс выражен на идейном уровне и на уровне системы персонажей, аксиологические принципы которой жестко заданы христианской парадигмой оценки. И хотя деструктивные устремления свойственны и положительным и отрицательным персонажам, в первом случае они расцениваются как непременное условие последующего созидания, то есть в рамках концепции космогонического цикла, а во втором — резко негативно, поскольку ведут к ввержению всего универсума в хаос.

В третьей главе работы - «Новый человек» - рассматривается бытование одноименной мифологемы в интертекстуальном поле драматургии советского периода 1920-х гг. Мифологема актуализируется еще в 60-е годы XIX века, приобретает особенно острый характер на рубеже веков и, получив дополнительный импульс в условиях революционной ситуации, по-новому осмысляется советской культурой послереволюционной формации. Фокусом рассмотрения исследуемой мифологемы становится роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?», стоящий у истоков зарождения нового революционно-демократического мифа. Анализируемые нами произведения Н.Р.Эрдмана, В.Н. Билль-Белоцерковского и А. Глебова пересекаются в точке интертекстуального взаимодействия с романом Н.Г.Чернышевского. При этом в пьесах последних двух авторов обозначенная мифологема реализуется в согласии с алгоритмом претекста, в то время как в произведении Н.Р. Эрдмана ей приданы пародийные, а значит отрицательные коннотации.

Четвертая глава посвящена драматургии Н.Р. Эрдмана. С одной стороны, мы вписываем его произведения в ряд текстов, проанализированных в первых трех главах, с другой стороны, по ряду признаков противопоставляем его творчество системе «официальной» драматургии. Используя мифопоэтические элементы того же порядка, что и вышеописанные пьесы советских драматургов (космогонические, инициационные, сказочные), Эрдман придает им другие коннотации, по-иному реализуя их художественный потенциал. Анализируя первую пьесу Эрдмана «Мандат», мы останавливаемся на ее композиционном своеобразии, заключающемся в парадоксальном сочетании фольклорной традиции (сказочная схема) с принципами композиционной системы гоголевских текстов (использование миражной интриги и немой сцены). Вторая часть главы посвящена последней пьесе драматурга «Самоубийце», пародийно реализующей космогонический сюжет с одной стороны и последовательно развертывающей новозаветный путь Христа с другой. Мифопоэтическая природа пьесы отчетливо прослеживается в использовании системы бинарных оппозиций свет/тьма, звук/тишина, жизнь/смерть, восходящих к архаическим мифологическим структурам. Отражая в пьесе основной мифологический алгоритм эпохи - инициационный путь к «новому человеку» - Н.Р. Эрдман по-своему трактует метаморфозу главного героя, который, пройдя путь специфической индивидуации, становится не «новым», а просто - человеком.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Алтайского государственного университета. Материалы диссертации легли в основу докладов, прозвучавших на Международной научно-практической конференции «Литературное произведение: сюжет и мотив» (Новосибирск, 2002), Межвузовской научно-практической конференции «Текст: варианты интерпретации» (Бийск, 2003) и Конференции молодых ученых «Диалог культур» (Барнаул, 2003). Основные положения работы отражены в 8 публикациях, общим объемом п.л.

18

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Романова, Екатерина Геннадьевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Обобщая результаты проделанной работы, следует, прежде всего, отметить плодотворность выбранной нами методологии, поскольку использование мифологического подхода к изучению драматургического наследия советского периода 1920-х гг. позволило нам, с одной стороны, эксплицировать архаическую основу анализируемых текстов, а с другой -органично вписать их в общий культурно-мифологический контекст эпохи. Определение основных мифологем и мифологических сюжетов, реализованных в драматургии указанного периода, показало, что в совокупности своей они тяготеют к трем основным концептам, условно обозначенным нами как «новый мир», «новая вера» и «новый человек».

Рассмотрение реализации космогонического сюжета в драматургии 1920-х гг. позволило нам выявить амбивалентный комплекс мифологических элементов эсхатологического и конструктивно-созидательного порядка, вписывающий феномен революции в контекст космогонического мифа, который воплощает циклическую модель мира. Вариативно реализуя единый алгоритм развития мифологического сюжета - движение от полного разрушения мира, сопряженного с апокалиптической битвой добра и зла, к новому созиданию — драматургия первого послереволюционного десятилетия органично вписывается в общий культурный контекст советской космогонии. В новой мифологии позитивные коннотации приобретает мифологема Вавилонской башни, которая ассоциируется в культуре данного периода с собственно созидательным моментом космогонического акта.

Особое значение в культуре и литературе 1920-х гг. приобретают мифологические структуры инициационного характера. Многочисленные примеры из драматургического наследия подтверждают тезис о значимости реализации древних схем посвящения. Проведенный анализ позволил нам сделать следующий вывод: в основной массе исследуемых драматургических текстов используются элементы собственно архаических мифологических представлений в сочетании с более поздними трансформациями этих представлений в жанре волшебной сказки. Процесс отождествления положительного героя «официальной» советской драматургии, проходящего путь инициационных испытаний, с традиционным героем волшебной сказки нагляднее всего отражен в пьесе Н. Погодина «Поэма о топоре».

Актуальность космогонических и инициационных сюжетов в драматургии 1920-х гг. определила значимость мифологемы «новый человек», воплощающей в себе искомый результат инициационных перипетий. У истоков активно эксплуатируемой народно-демократической традицией XIX в. и обретшей особое значение в послереволюционной культуре мифологемы «новый человек» стоит роман Н.Г. Чернышевского «Что делать?», который оказал беспрецедентное влияние на культурную реальность советского периода. Этот текст оказывается фокусом интертекстуального взаимодействия драматургических произведений Н.Р. Эрдмана (сцена к водевилю Д. Ленского «Лев Гурыч Синичкин»), В.Н. Билль-Белоцерковского («Жизнь зовет») и А. Глебова («Инга»), реализующих указанную нами мифологему. Проведенное исследование показало существенное различие в использовании авторами данного мифологического комплекса. В пьесах В.Н. Билль-Белоцерковского и А. Глебова мифологема «новый человек» трактуется в рамках коммунистической мифологии, в свою очередь пародийно осмысленной в интермедии Н. Эрдмана.

Комплекс религиозно-мифологических элементов, реализующийся в пространстве советского идеологического дискурса, находит непосредственное отражение в драматургии исследуемого нами периода. Сочетание компонентов христианской парадигмы (жертвенность, мотив искупления грехов, апокалиптический пафос и др.) и собственно архаических мифологических структур сопровождает процесс перерождения советской идеологии в религию, осмысленный в работах А. Синявского, А. Эткинда, М. Вайскопфа и других. В нашем диссертационном исследовании мы попытались рассмотреть репродукцию данного религиозно-мифологического комплекса в драматургии советского периода и пришли к выводу, что христианская символика, лишенная сакрального статуса, оказывает значительное влияние как на идейный уровень произведений, так и на процесс формирования системы персонажей. Сочетающие в себе позитивные и негативные христианские коннотации положительные герои советской драматургии органично вписываются в религиозную систему ценностей. Они противопоставлены по принципу веры, созидательных устремлений и христоподобия отрицательным персонажам, которые воплощают собой отсутствие веры, стремление к хаосу и коррелируют с образами Антихриста и Иуды.

Творчество Н.Р. Эрдмана, примыкающего к лагерю писателей-попутчиков», противопоставлено нами совокупности текстов так называемой «официальной» драматургии 1920-х гг. Используя в своих произведениях мифопоэтические элементы того же порядка, что и тексты советских драматургов, Н. Эрдман трансформирует их, иронически осмысливая основные составляющие коммунистического дискурса. Так, отображая в своей пьесе «Самоубийца» космогонические устремления эпохи, он создает пародию на космогонию. Реализуя основной мифологический алгоритм эпохи — инициационный путь к «новому человеку» - Н.Эрдман по-своему трактует метаморфозу главного героя. Пройдя через символическую смерть, Семен Семенович Подсекальников не становится «новым человеком», пародию на которого представляет другой персонаж пьесы (Егорушка), он становится просто — человеком. Мифопоэтический уровень произведений драматурга неразрывно связан с их интертекстуальным контекстом, который обладает достаточно концептуальным решением, поскольку подавляющее число интертекстуальных адресатов (произведения Ф.М. Достоевского, В. Шекспира, А.С. Пушкина и др.) само несет в себе ясно выраженную мифологическую основу, базирующуюся на восходящей к архаике бинарной оппозиции смерти и воскресения. Анализ композиционного своеобразия первой пьесы Н.Р. Эрдмана «Мандат» показывает неоднозначность строения пьесы, соединяющей сказочную традицию с принципами композиционной системы драматургических текстов Н.В. Гоголя. Вторая пьеса драматурга - «Самоубийца» - пародийно реализует космогоническую схему, соединяя ее с последовательно развертывающимся новозаветным сюжетом. Мифопоэтическая природа пьесы задает основное решение бинарных оппозиций свет/тьма, звук/тишина жизнь/смерть, определяющих структурное построение текста.

Настоящее исследование не претендует на полноту охвата того обширного круга вопросов, который возникает в связи с постановкой драматургии советского периода 1920-х гг. в общий религиозно-мифологический контекст эпохи. Рамки данной работы не позволили нам исчерпывающе рассмотреть весь комплекс проблем, связанных с мифопоэтическим уровнем драматургии, и ограничили круг анализируемых текстов. В перспективе исследование может быть продолжено в нескольких направлениях. Прежде всего - экстенсивным способом, то есть путем расширения списка текстов за счет привлечения произведений писателей-«попутчиков» и драматургов русского зарубежья, относящихся к интересующему нас периоду. Кроме того, перспективным представляется исследование специфики мифопоэтического уровня произведений прозаических жанров 1920-х гг. Интенсификация исследования предполагает обращение к более широкому кругу мифологем, реализующихся в драматургии советского периода 1920-х гг. Продуктивным в этом плане нам представляется рассмотрение мифологем исхода, рая и элементов мифопоэтики, связанных с циклическими аграрными мифами.

169

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Романова, Екатерина Геннадьевна, 2004 год

1. Абдуллаева 3. Сказкобыль // Искусство'кино. 1992. №1. С. 88102.

2. Аверинцев С.С. «Аналитическая психология» К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии. // Вопросы литературы. 1970. №3. С. 113-143.

3. Аверинцев С.С. Античность и современность. М., 1972. 354 с.

4. Алексеева Л. Братья Эрдманы в «эпоху Есенина и Мариенгофа» //Литературнаяучёба. 1988. №5. С. 83-36.

5. Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов //Вопросы философии. 1991. №10. С. 41-47.

6. Архаический ритуал в фольклоре и раннелитературных памятниках. М., 1988. 332 с.

7. Афиногенов А.Н. Избранное: В 2-х т. М., 1977.

8. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. 661с.

9. Барт Р. Мифологии. М., 1996. 314 с.

10. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. 541с. П.Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура

11. Средневековья и Ренессанса. М., 1990. 541 с.

12. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. 444 с.

13. Берковский Н.Я. Мир, создаваемый литературой. М., 1989. 496 с.

14. Библейская энциклопедия. М., 1990, 902 с.

15. Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета: В 2-х т. М., 1991.

16. Билль-Белоцерковский В.Н. Избранные произведения в 2-х т. М.,1976.

17. Блок А. Собр. соч.: В 6-ти т. Л., 1980.

18. Богуславский Д.О., Диев В.А., Карпов А.С. Краткая история русской советской драматургии. От «Мистерии-Буфф» до «Третьей патетической». М., 1966. 347 с.

19. Богуславский Д.О., Диев В.А. Русская советская драматургия. Основные проблемы развития. 1917-1935. М., 1963. 376 с.

20. Бочаров С.Г. Загадка «Носа» и тайна лица / О художественных мирах: Сервантес, Пушкин, Баратынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов. М., 1985. С. 180-212.

21. Булгаков М.А. Собр. соч.: В 5-ти т. М., 1992.

22. Булгаков-драматург и художественная культура его времени. М., 1988.493 с.

23. Вайскопф М. «Солнцев дом» Веры. Павловны // Вопросы литературы. 1997. №11-12. С. 353-359.

24. Вайскопф М. Во весь логос. Религия Маяковского. Москва — Иерусалим, 1997. 175 с.

25. Вайскопф М. Морфология страха // НЛО. №29 (1998). С. 53-58.

26. Вайскопф М. Писатель Сталин. М., 2002. 384 с.

27. Вайскопф М. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. М., 1993.592 с.

28. Вейман Р. История литературы и мифология: очерки по методологии и истории литературы. М., 1975. 344 с.

29. Велехов Л. Самый остроумный // Театр. 1990. №3. С. 90-101.

30. Велехова Н. Над кем смеялся Эрдман? Пьеса Н.Эрдмана «Мандат» в центральном театра Советской армии // Театр. 1989. С. 56-61.

31. Величайший сатирик двадцатого века (о Н.Р. Эрдмане: подборка материалов/ подготовил к печати А. Гутерц) // Театральная жизнь. 1991. С. 232.

32. Вермишев А. Красная правда / Первые советские пьесы. М., 1958. С. 65-122.

33. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М., 1989. 404 с.

34. Вишневская И. Драматургия в идеологическом воздухе Октября / Парадокс о драме: перечитывая пьесы 1920-1930-х годов. М., 1993. С. 7-55.

35. Вишневская И.Л. Действующие лица: Заметки о путях драматургии. М., 1989. 320 с.

36. Вишневская И.Л. Размышления о советской пьесе // Театр. 1992. №2. С. 88-102.

37. Вишневский Вс. Пьесы 1929-1950 годов. М., 1954. 583 с.

38. Воробьева Т.Л. Гоголевские традиции в драматургии Н.Р. Эрдмана / Проблемы литературных жанров. Ч. 2. Томск, 1999. С. 144-149.

39. Гарин Э. О «Мандате» и о другом / Встречи с Мейерхольдом. М., 1967. С. 309-331.

40. Гастев А. Поэзия рабочего удара. М., 1971, 303 с.

41. Генис А. Вавилонская башня // Иностранная литература. 1996. №9. С. 209-251.

42. Генис А. Треугольник (авангард, соцреализм, постмодернизм) // Иностранная литература. 1994. №10. С. 144-148.

43. Гладков Ф. Собр. соч.: В 5-ти т. М., 1983.

44. Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М., 1998. 168 с.

45. Глебов А. Инга. М., 1967. 423 с.

46. Гловиньский М. «Не пускать прошлого на самотек». «Краткий курс ВКП(б)» как мифическое сказание // НЛО. №22 (1996). С. 142-160.

47. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 7-ми т. М., 1977.

48. Голичников В. Товарищ Семивзводный // Первые советские пьесы. М., 1958. С. 381-486.

49. Голомшток И.Н. Тоталитарное искусство. М., 1994. 296 с.

50. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1986. 216 с.

51. Голубков М.М. Утраченные альтернативы: Формирование монистической концепции советской литературы. 20-30-е годы. М., 1992. 202 с.

52. Горький М. Собр. соч: В 25-ти т. М., 1970. 686 с.

53. Гоцес А. Постановки пьесы Н. Эрдмана на немецком языке в зеркале критики // Современная драматургия. 1989. №5. С. 244-248.

54. Гоцес А. Сатирик или диссидент? // Театральная жизнь. 1989. №10. С. 30.

55. Гоцес А., Вольпин В.М. Бронзовый профиль истории // Театральная жизнь. №10. С. 31-32.

56. Гуськов Н. «С Пушкиным на дружеской ноге.». Из истории советской сатиры //Новый журнал. 1998. №2. С. 82-86.

57. Гутерц А. «Мандат» // Театральная жизнь. 1991. №5. С. 14-15.

58. Гутерц А. «Разве я плачу о тех, кто умер? Плачу о тех, кому долго жить» // Театральная жизнь. 1991. №5. С. 3-5.

59. Гутерц А. «Самоубийца» // Театральная жизнь. 1991. №5. С. 1618.

60. Гутерц А. Мясницкая, улица имажиниста Николая Эрдмана // Театральная жизнь. 1991. №5. С. 9-11.

61. Гутерц А.В. Несколько дней в Сорренто (воспоминания Н.Р. Эрдмана о A.M. Горьком) / Встречи с прошлым. М., 1978. С. 228-235.

62. Гюнтер X. «Сталинские соколы». Анализ мифа 30-х годов // Вопросы литературы. 1991. №4. С. 122-141.

63. Гюнтер X. Железная гармония (государство как тотальное произведение искусства) // Вопросы литературы. 1992. №1. С. 27-41.

64. Дмитриев Ю.А. Поиски формы пародийного спектакля / В поисках реалистической образности: проблемы советской режиссуры 20-30-х годов. М., 1981. С. 157-206.

65. Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 30-ти т. JL, 1972.

66. Евангельский текст в русской литературе ХИ-ХХв. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. Петрозаводск, 1994. 392 с.

67. Евзлин М. Космогония и ритуал. М., 1993. 337 с.

68. Ершов Л.Ф. Сатирические жанры русской советской литературы. Д., 1977. 282 с.

69. Жолковский А.К. Блуждающие сны: из истории русского модернизма. М., 1992. 430 с.

70. Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. М., 2002. 304 с.

71. Замятин Е.И Избранные произведения. Повести, рассказы, сказки, роман, пьесы. М., 1989. 768 с.

72. Зингерман Б.И. Классика и советская режиссура 20-х годов / В поисках реалистической образности. Проблемы советской режиссуры 20-30-х годов. М., 1981. С. 207-262.

73. Золотоносов М.Н. Мастурбанизация. Эрогенные зоны советской культуры 1920-1930-х годов // Литературное обозрение. 1991. №11. С. 56-68.

74. Золотоносов М.Н. Слово и тело. Сексуальные аспекты, универсалии, интерпретации русского культурного текста XIX-XX веков. М., 1999. 830 с.

75. Иванов В.В. Избранные труды по семиотике истории культуры: В 2-х т. М., 2000.

76. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. М., 1965. 246 с.

77. Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. СПб., 1994. 305 с.

78. Каблуков В.В. Драматургия Н. Эрдмана. Проблемы поэтики. Автореф. дис. канд.фил.наук. Томск, 1997. 18 с.

79. Каблуков В.В. Метод и жанр пьесы Н. Эрдмана «Самоубийца» / Проблемы литературных жанров. Томск, 1996. С. 31-32.

80. Канунникова И.А. Элементы пародии в поэтике Эрдмана / Русская литература 20 века: образ, язык, мысль. Новосибирск, 1995. С. 30-41.

81. Карабчиевский Ю.А. Воскресение Маяковского. М., 1990. 224 с.

82. Катаев В.П. Собр. соч.: В 10-ти т. М., 1986.

83. Каутский К. Происхождение христианства. М., 1990. 463 с.

84. Кацис Л.Ф. Владимир Маяковский. Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. М., 2000. 776 с.

85. Киршон В.М. Драматические произведения. М., 1957. 441 с.

86. Киршон В.М. Избранное. М., 1958. 595 с.

87. Киселев Н.Н. Вокруг «Мандата» Н. Эрдмана / Проблемы идейности и мастерства художественной литературы. Томск, 1969. С. 169181.

88. Киселев Н.Н. Проблемы советской комедии. Томск. 1973. 201 с.

89. Кларк К. Сталинский миф о «великой семье» // Вопросы литературы. 1992. №1. С. 72-96.

90. Клинг О. Эволюция и «латентное» существование символизма после Октября // Вопросы литературы. 1999. №7-8. С. 37-64.

91. Клуге К. Коммунизм Христа. М., 1992. 127 с.

92. Козлов А.С. Мифологические направления в литературоведении США. М., 1984. 175 с.

93. Козлова С.М. Парадоксы драмы драма парадоксов. Новосибирск, 1993. 220 с.

94. Комаров С.А. А. Чехов В. Маяковский: комедиограф в диалоге с русской культурой конца XIX - первой трети XX в. Тюмень, 2002. 248 с.

95. Косарев А. Философия мифа: мифология и ее эвристическая значимость. М. СПб., 2000. 304 с.

96. Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой. М., 1997. 382 с.

97. Лавренев Б.А. Собр. соч.: В 6-ти т. М., 1984.

98. Лахузен Т. Новый человек, новая женщина и положительный герой, или к семиотике пола в литературе социалистического реализма// Вопросы литературы. 1992. №1. С. 184-193.

99. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии, 1920-1930 годы. СПб., 1999. 317 с.

100. Левин Ю.И. Семиотика советских лозунгов / Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С. 542-558.

101. Леви-Стросс К. Первобытное мышление. М., 1994. 384 с.

102. Леви-Стросс К. Структурная антропология. М. 2001. 511 с.

103. Леонов Л. Собр. соч.: В 10-ти т. М., 1983.

104. Липовецкий М. Сказковласть: «Тараканище» Сталина // НЛО. №45 (2000). С. 115-132.

105. Лосев А.Ф. Знак, символ, миф: труды по языкознанию. М., 1982. 479 с.

106. Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М., 1994. 919 с.

107. Лосев А.Ф. Философия, мифология, культура. М., 1991.524 с.

108. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллин, 1993.

109. Луначарский А.В. Звезда в конюшне. Голубой экспресс. Двойник // Современная драматургия. 1983. №2. С. 162-177.

110. Луначарский А.В. Об атеизме и религии (сборник статей, писем и др. материалов). М., 1972. 508 с.

111. Луначарский А.В. Пьесы. М., 1963. 608 с.

112. Луначарский А.В. Статьи о советской литературе. М., 1957.735 с.

113. Мазаев А.И. Концепция «производственного искусства» 20-х годов. М., 1975. 270 с.

114. Макарова И. А. Христианские мотивы в творчестве Маяковского // Русская литература. 1993. №3. С. 154-171.

115. Маковский М.М. «Картина мира» и миры образов // Вопросы языкознания. 1992. №6. С. 36-53.

116. Маковский Н.Н. Язык миф - культура: символы жизни и жизнь символов. М., 1996. 329 с.

117. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 1996.474 с.

118. Марков В.А. Литература и миф: проблема архетипов (к постановке вопроса) / Тыняновский сборник. Рига, 1990. С. 133-147.

119. Марков П. Книга воспоминаний. М., 1983. 608 с.

120. Матич О. Суета вокруг кровати. Утопическая организация быта и русский авангард // Литературное обозрение. 1991. №11. С. 80-84.

121. Маяковский В.В. Собр. соч.: В 12-ти т. М., 1972.

122. Мелетинский Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. М., 1998.576 с.

123. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.133 с.

124. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М., 2000. 170 с.

125. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976. 407 с.

126. Минц З.Г. Поэтика Александра Блока. СПб., 1999. 727 с.

127. Мириманов В.Б. Искусство и миф: центральный образ картины мира. М., 1997. 327 с.

128. Мифы народов мира: В 2-х т. М., 1991.

129. Мокроусов А. 20 век. А Эрдмана все нет. // Современная литература. 1992. №1. С. 250-251.

130. Москва с точки зрения. Эстрадная драматургия 20-60-х годов. М., 1991. 368 с.

131. Неверов А. Захарова смерть / Первые советские пьесы. М., 1958. С. 253-308.

132. Нива Ж. Возвращение в Европу: статьи о русской литературе. М., 1999. 304 с.

133. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Харьков, 1999. 342 с.

134. Очерки истории русской советской драматургии: В 3-х т. М., 1963.

135. Пави П. Словарь театра. М., 1991. 480 с.

136. Паперно И. Самоубийство как культурный феномен. М., 1999. 256 с.

137. Паперно И. Семиотика поведения. Николай Чернышевский человек эпохи реализма. М., 1996. 207 с.

138. Паперный В. Культура «Два». М., 1996. 384 с.

139. Паперный В.М. В поисках нового Гоголя / Связь времен. Проблема преемственности в русской литературе. М., 1992. С. 21-46.

140. Парадокс о драме: перечитывая пьесы 1920-1930-х годов. М., 1993. 495 с.

141. Первые советские пьесы. М., 1958. 498 с.

142. Петров В.Б. Пьеса Н. Эрдмана «Мандат» в контексте советской комедиографии 20-х годов / Проблемы типологии русской литературы 20 века. Пермь, 1991. С. 70-80.

143. Петровский Н.А. Словарь русских личных имен. М., 2000.477 с.

144. Плучек В.Н. .В сраженьях изувечен // Театр. 1988. №6. С.60.66.

145. Погодин Н.Ф. Собр. соч.: В 4-х т. М., 1972.

146. Полный православный богословский энциклопедический словарь: В 2-х т. М., 1992.

147. Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. М., 2000.480 с.

148. Потебня А.А. Слово и миф. М., 1989. 623 с.

149. Проделки хитрецов: мифы, сказки, басни и анекдоты о прославленных хитрецах, мудрецах и шутниках мирового фольклора. М., 1977. 543 с.

150. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. СПб., 1996.365 с.

151. Пропп В.Я. Морфология сказки. М., 1969. 168 с.

152. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. М., 1976. 183 с.

153. Пропп В.Я. Фольклор и действительность (избранные статьи). М., 1976. 325 с.

154. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10-ти т. М., 1975.

155. Радбиль Т.Б. Идеологемы христианства и коммунизма в поле интертекстуального взаимодействия // Текст. Узоры ковра: сборник статей научно-литературного семинара «TEXTUS». Вып. 4. Ч. 1. СПб. -Ставрополь, 1999. С. 90-93.

156. Розенберг Н.В. Фольклоризм Маяковского, ритуал и архаическое мышление // Дергачевские чтение — 2000. Ч. 2. Екатеринбург, 2001. С. 282-285.

157. Ромашов Б.С. Пьесы. М., 1954.700 с.

158. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1997. 381 с.

159. Руднева JI. Комедия Н. Эрдмана, ее триумф и забвение // Театр. 1987. №10. С. 28-33.

160. Рудницкий K.JI. Портреты драматургов. М., 1961. 400 с.

161. Русское народное поэтическое творчество: Хрестоматия. М., 1978.527 с.

162. Рылеев К.Ф. Сочинения. Л., 1987. 416 с.165. «Самоубийца» из стенограмм репетиций в театре Мейерхольда//Театр. 1990. №1. С. 126-128.

163. Свербилова Т.Г. Трагикомедия в советской литературе. Киев, 1990. 145 с.

164. Свободин А. Легендарная пьеса и её автор // Современная драматургия. 1987. №2. С. 181-185.

165. Свободин А. О Н.Р. Эрдмане // Театральная жизнь. 1990. №1. С. 26-29.

166. Серафимович А.С. Собр. соч.: В 7 т. М., 1959. 671 с.

167. Сердюченко В. Футурология Достоевского и Чернышевского // Вопросы литературы. 2001. №5-6. С. 66-81.

168. Синявский А. Иван-дурак: очерк русской веры. М., 2001.463 с.

169. Синявский А. Мифы М. Зощенко // Вопросы литературы. 1989. №2. С. 50-67.

170. Синявский А. Основы советской цивилизации. М., 2001.460 с.

171. Славянская мифология: энциклопедический словарь. М., 1995.215 с.

172. Смелянский A.M. Чем будем воскресать? // Театр. 1987. №12. С. 42-62.

173. Смехов В. Давайте восклицать. (воспоминания о В.Ф.Тендрякове, Н.Р.Эрдмане и В.Высоцком) // Театр. 1986. №4. С. 157167.

174. Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста / Миф -фольклор литература. Л., 1978. С. 186-203.

175. Смирнов И.П. Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М. 1994. 352 с.

176. Смирнов И.П. Революция культуры // Вестник молодых ученых. 2001. №6. С. 18-25.

177. Современное зарубежное литературоведение: Страны Западной Европы и США. Концепции, школы, термины. М., 1996. 319 с.

178. Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия. М., 1998. 586 с.

179. Соколова Н. Страна моего детства: литературный театральный юмор 20-30-х годов // Вопросы литературы. 1995. №4. С. 354368.

180. Соцреалистический канон. СПб., 2000. 750 с.

181. Спехова О.П. Мотив оборотничества в пьесе Н.Р. Эрдмана «Мандат» / Проблемы литературных жанров: материалы X Международной научной конференции. Ч. 2 Томск, 2002. С. 89-93.

182. Стенограмма заседания художественно-политического совета Гостеатра имени Евг. Вахтангова // Современная драматургия. 1994. №4. С. 223-230.

183. Стрельцова Е. Великое унижение. Николай Эрдман / Парадокс о драме: перечитывая пьесы 1920-1930-х годов. М., 1993. С. 307346.

184. Тамашин JI. Советская драматургия в годы гражданской войны. М., 1961. 291 с.

185. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ исследования в области мифопоэтического. Избранное. М., 1995. 624 с.

186. Тренев К.А. Избранные произведения: В 2-х т. М., 1986.428 с.

187. Третьяков С. Слышишь, Москва?! М., 1966. 240 с.

188. Третьяков С. Хочу ребенка // Современная драматургия. 1988. №2. С. 209-243.

189. Тынянов Ю.Н. Литературная эволюция: Избранные труды. М., 2002. 495 с.

190. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. 574 с.

191. Тяпкина Е. Эрдман в театре Мейерхольда // Театральная жизнь. 1989. №5. С. 15-19.

192. Успенский Б.А. Избранные труды: В 2-х т. М. 1994

193. Файко A.M. Драмы и комедии. М., 1958. 382 с.

194. Файко A.M. Театр. Пьесы. Воспоминания. М., 1971. 576 с.

195. Фельдман О. Отражение нашей судьбы (к теме Эрдман и Мейерхольд)//Театр. 1990. №1. С. 117-121.

196. Фомина Т.В. Философская драма Леонида Леонова «Унтиловск» // Вестник московского университета. Сер. 9. Филология. 1991. №6. С. 23-30.

197. Фрай Н. Критика, религия, литература // Вопросы литературы. 1991. №9-10. С. 157-187.

198. Фрай Н. Фабулы тождества: исследования поэтической мифологии. Глава «Миф, Литература и Замещение» // Русская литература XX века: направления и течения. Вып. 3. Екатеринбург, 1996. С. 203-219.

199. Фрейд 3. Остроумие и его отношение к бессознательному. СПб-М., 1997.310 с.

200. Фрейд 3. Психоанализ. Религия. Культура. М., 1992. 304 с.

201. Фрейд 3. Тотем и табу: психология первобытной культуры и религии. СПб., 2000. 223 с.

202. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1988.800 с.

203. Фрейденберг О.М. Миф и театр. М., 1988. 131 с.

204. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. 1997. 448 с.

205. Фридман Д. На эстраде и в цирке // Современная драматургия, 1995. №3-4. С. 220-223.

206. Фридман Д. Николай Эрдман на сцене и в печати Америки и Англии // Современная драматургия. 1989. №5. С. 238-244.

207. Фридман Д. Перевешивая вес слова и тяготы славы // Современная драматургия. 1994. №4. С. 210-213.

208. Фролов В. Муза пламенной сатиры. Очерки советской комедиографии (1918-1986). М., 1988. 408 с.

209. Фрэзер Д. Золотая ветвь: Исследования магии и религии. М., 1980. 831 с.

210. Фрэзер Д. Фольклор в Ветхом завете. М., 1985. 511 с.

211. Хализев В.Е. Драма как род литературы. М., 1986. 260 с.

212. Хализев В.Е. Драма как явление искусства. М., 1978. 240 с.

213. Хализев В.Е. Мифология XIX-XX веков и литература // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 2002. №3. С. 7-20.

214. Христианство и новая русская литература XVIII-XX веков: Библиографический указатель. 1800-2000. СПб., 2002. 851 с.

215. Христианство и русская литература. Сб.4. СПб., 2000.535 с.

216. Христианство. Словарь. М., 1994. 559 с.

217. Чернышевский Н.Г. Собр. соч.: В 5-ти т. М., 1974.

218. Четина Е.М. Евангельские образы в художественной культуре: проблемы интерпретации. М., 1998.103 с.

219. Чидсон Н.В. Воспоминания Натальи Васильевны Чидсон // Современная драматургия. 1989. №5. С. 228-237.

220. Чудакова М.О. Жизнеописание Михаила Булгакова. М., 1988. 492 с.

221. Чудакова М.О. Поэтика Михаила Зощенко. М., 1979. 200 с.

222. Шекспир В. Собр. соч.: В 8-ми т. М., 1994.

223. Шихматов J1.M. От студии к театру. М., 1970. 202 с.

224. Щеглов Ю.К. Конструктивистский балаган Н. Эрдмана // НЛО. №33 (1998). С. 118-160.

225. Щеглов Ю.К. Мотивы инициации и потустороннего мира в «Конармии» Бабеля / Поэзия и живопись: сборник трудов памяти Н.И. Харджиева. М., 2000. С. 769-580.

226. Элиаде М, Кулиано И. Словарь религий, обрядов и верований. М., 1997. 414 с.

227. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995. 239 с.

228. Элиаде М. Миф о вечном возвращении. М., 2000. 414 с.

229. Элиаде М. Священные тексты народов мира. М., 1998.612 с.

230. Энгельс Ф. Введение к работе К. Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 г.» / Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч.: в 50-ти т. Т. 22. 1962. С. 529-548.

231. Энгельс Ф. К истории первоначального христианства / Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч.: в 50-ти т. Т. 22. 1962. С. 465-492.

232. Эрдман Н.Р. Гибель Европы на страстной площади // Современная драматургия. 1994. №4. С. 214-222.

233. Эрдман Н.Р. Квалификация. Домовая охрана. Две интермедии к «Пугачеву». // Театр. 1989. №5. С. 114-125.

234. Эрдман Н.Р. Керосиновый ландыш. // Октябрь. 1993. №9. С. 140-141.

235. Эрдман Н.Р. Когда кончалась игра, начиналась работа // Человек. 1993. №5. С. 101-105.

236. Эрдман Н.Р. Красный самоучка // Новый журнал. 1998. №2. С. 86-95.

237. Эрдман Н.Р. Письма // Театр. 1990. №3. С. 102-112.

238. Эрдман Н.Р. Пьесы, интермедии, письма, документы, воспоминания современников. М., 1990. 527 с.

239. Эрдман Н.Р. Самоубийца: Пьесы. Интермедии. Переписка с А. Степановой. Екатеринбург. 2000. 592 с.

240. Эрдман Н.Р. Скетчи и преферансы // Современная драматургия. 1995. №3-4. С. 224-236.

241. Эткинд А. Хлыст (Секты, литература и революция). М., 1998. 688 с.

242. Эткинд А. Эрос невозможного. История психоанализа в России. СПб., 1993. 463 с.

243. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. М., 1997. 384 с.

244. Юнг К.Г. Психологические типы. М., 1998. 720 с.

245. Юнг К.Г. Психология бессознательного. М., 1994. 320 с.

246. Ямпольский М. Ленин провозглашает советскую власть. Заметки о дискурсе основания. // НЛО. №26 (1997). С. 48-70.

247. Olga Matich. Zinaida Gippius: Theory and Praxis of Love // Readings in Russian Modernism. To Honor Vladimir Fedorovich Markov. M., 1993. P. 237-250.