Мифопоэтическая семантика произведений Ф. М. Достоевского тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Костерина, Алена Владимировна

• Костерина, Алена Владимировна
• кандидат филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Костерина, Алена Владимировна

I. Введение.

II. Глава первая. Метасюжет повести Достоевского "Неточка Незванова".

§ 1. К вопросу о становлении жанра "Неточки Незвановой".

§2. Реализация мифологического мотива "союза" с дьяволом на страницах повести "Неточка Незванова" Ф.М.Достоевского.

§3. Солярохтонизм в организации сюжета повестей

Ф.М.Достоевского.

§4. Сюжет повестей Ф.М.Достоевского как развертывание имени главной героини.

§5. Образный параллелизм как основа структуры повести.

III.

Глава вторая. Метафорический архетип "смерти-воскресения" в романе Ф.М.Достоевского "Идиот".

§ 1. Жанровое своеобразие романа Ф.М.Достоевского "Идиот".

1.1. К проблеме мифологического аспекта сюжета романа.

1.2. Пути моделирования универсума в произведениях Ф.М.Достоевского.разных жанров.

1.3. Семантика временных показателей в тексте романа Ф.М.Достоевского "Идиот".

§2. Семантика и функции женских образов в организации сюжета романа "Идиот".

1 2.1. Пара Мышкин - Мари как солярная коннотация мотива смерти-воскресения.

2.2. Настасья Филипповна Барашкова: инфернальная природа образа героини и его основные функции.

2.3. К вопросу о генетизме образа Аглаи Епанчиной.

§3 Семантика внутреннего сюжета князя Мышкина.

3.1. Мотив пути в романе "Идиот" в свете пушкинской параллели.

3.2. Реализация мотива побратимства на страницах романа

Идиот".

3.3. Аполлон и Дионис как типологическая параллель главным героям романа "Идиот".

3.4. Вегетативная семантика глубинного сюжета Рогожина.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Мифопоэтическая семантика произведений Ф. М. Достоевского»

История вопроса.

Определяя основные направления в изучении творческого наследия Ф.М.Достоевского, Г.М.Фридлендер выделяет три: анализ проблемы "Достоевский и современность", исследование влияния художественных открытий писателя на философию и литературу XX века, и наиболее важным направлением, по мнению исследователя, является изучение его мировоззрения и произведений во внутренних закономерностях последних с одной стороны, а с другой - в контексте русской общественной жизни1. Первые два подхода в центр внимания ставили нравственно-философскую и конкретно историческую проблематику творческого наследия Ф.М.Достоевского, разрешая вопросы об исторических прототипах героев, о противоречивости их характеров, да и мировоззрения писателя в целом. Часто это приводило к осмыслению произведений как философско-религиозных документов2.

В современном литературоведении эти направления разрабатываются, но мы можем говорить и о существовании других подходов к изучению наследия Ф.М.Достоевского. Наиболее перспективным, с нашей точки зрения, является исследование проблемы художественного метода и стиля писателя в свете своеобразия эстетической системы его поэтического мышления.

Прижизненная критика творчества Ф.М.Достоевского прежде всего обращалась к анализу литературной манеры писателя. Именно это позволяло разрешить как проблему его принадлежности к тому или иному направлению на начальном этапе творчества, так и вопрос о новаторстве его художественного

1 Фридлендер Г.М. Ценное исследование о молодом Достоевском // Рус. лит. 1991. № 1.С. 213.

2 Степун Ф.А. Миросозерцание Ф.М.Достоевского // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. М., 1990; Бердяев H.A. Откровение о человеке в творчестве Ф.М.Достоевского // Там же. метода. Впоследствии изучение индивидуального стиля Ф.М.Достоевского было переведено в категории "большого времени", что позволило воспринимать писателя как корифея, находящегося в диалоге с хором и тем самым проверяющего свою основную идею. Именно этот подход, по верному замечанию И.И.Замотина, "позволяет историку литературы проникнуть /./ в самый процесс литературной деятельности данного лица и тем самым несколько приближает его к решению наиболее важной проблемы. - :< построению законов художественного творчества"1.

В исследованиях, посвященных этому предмету, художественная система Ф.М.Достоевского предстает в разомкнутости, но не столько в смысле ее воздействия на чье-либо литературное или философское творчество, сколько в контексте воздействий, испытываемых ею самой. При этом наиболее значимы исследования, анализирующие пути освоения традиции писателем не на уровне явных реминисценций, заимствований2, но в сфере скрытых, глубинных сближений.

Так, А.Н.Веселовский, признавая возможность влияний, "нарушающих спонтанную и органическую "эволюцию" литературных жанров", за каждым из них видел своеобразную конвергенцию, обусловленную законами внутреннего развития, и на основании этого отмечал: "Заимствование предполагает встречную среду с мотивами или сюжетами, сходными с теми, которые приносились со стороны", - и далее: "Происходила контаминация, следы

1 Замотан И.И. Ф.М.Достоевский в русской критике. 4.1. 1846-1881. Варшава., 1913. Введение.

2 По верному замечанию Ю.В.Шатина, "теория заимствований обнаруживает методологическую слабость, как только переходит от собранных фактов к их интерпретации" (Шатин Ю.В. Три аспекта жанровой теории// Проблемы литературных жанров: Материалы 2 научной межвуз. конф. 30 сентября - 4 октября. 1975. Томск, 1975. С. 5-6). которой видимы в остатках неприуроченных мотивов, в недостатках мотивирования и их следствиях." Результаты совершившейся конвергенции автор "Исторической поэтики" обнаруживал в "приурочении захожего сюжета к местным историческим отношениям или к общей формуле", а также в "победе формы более цельной и законченной над схематической"1.

Анализируя природу глубинных сближений, исследователи обращались не только к мотивам и сюжетам, но также к архетипам (Е.М.Мелетинский), трансформационным вариантам ядерного образа (А.М.Панченко, И.П.Смирнов), метафорам (О.М.Фрейденберг) и приходили к выводу, что именно эти структуры обусловливают воспроизведение в художественном творчестве того или иного писателя культурного опыта предшествующих ему эпох. При этом важно отметить, что освоение традиции идет путем диалектического отрицания2 и носит надындивидуальный3 и бессознательный характер4. Однако подобное "бессознательное обращение к изначальному

1 Веселовский А.Н. Поэтика сюжетов // Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 506.

2 М.М.Бахтин отмечал: "Архаика сохраняется в нем (в жанре, - А.К) только благодаря постоянному ее обновлению" (Бахтин М.М. Проблемы поэтик! Достоевского. М., 1979. С. 121). л

М.М.Бахтину же принадлежит следующее замечание: "Не субъективная память Достоевского, а объективная память самого жанра, в котором он работал, сохраняла особенности античной мениппеи" (Там же. С. 140).

4 М.Волошин писал: "Творчество - это умение управлять своим подсознательным. Управлять так, чтобы оно не выявлялось в сознании до его воплощения в художественное произведение" (Волошин М. Лики творчества // Волошин М. Дом поэта. Л., 1991. С. 29). фонду и его возрождение"1 тесно соседствует с сознательным освоением фольклорной и литературной традиции.

Исследование воздействия поэтики народного творчества на художественную систему Достоевского активно велось в работах целого ряда ученых. В центре внимания оказывались средневековая и фольклорная символика произведений писателя2, отражение на разных уровнях поэтики различных фольклорных жанров: легенды3, песни, былички, поверья и причитания4. В работах В.А.Михнюкевича5 была предпринята попытка перехода от анализа фольклорных отражений к исследованию внутренней эволюции фольклоризма Ф.М.Достоевского в плане его идейно-творческого развития.

1 Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: (Древний период). М., 1965. С. 238.

2 Ветловская В.Е. Средневековая и фольклорная символика у Достоевского // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление традиции. М., 1976.

3 Лотман Л.М. Роман Достоевского и русская легенда // Рус. лит. 1972. №

2.

4 Владимирцев В.П. Народные плачи в творчестве Ф.М.Достоевского // Рус. лит. 1987. № 3; Он же. Опыт фольклорно-этнографического комментария к роману "Бедные люди" // Достоевский: Материалы и исследования. Вып. 5. Л., 1983; Он же. Народная песня в художественном сознании Ф.М.Достоевского // Достоевский и современность: тезисы выступлений на "Старорусских чтениях"-В 2 ч. Новгород, 1991. Ч. 1.

5 Михнюкевич В.А. Проблемы изучения фольклоризма Ф.М.Достоевского// Проблемы творчества Ф.М.Достоевского: Поэтика и традиции. Тюмень, 1982; Он же. Русский фольклор в художественной системе Ф.М.Достоевского. Челябинск, 1994.

Однако, несмотря на огромный интерес к проблеме влияния фольклорных элементов на художественное повествование, далеко не всем исследователям удалось разрешить проблему характера этого влияния, так как "проникновение в фольклорный материал произведений Достоевского, - по верному замечанию В.Е.Ветловской, - при его методе художественной организации текста затруднено"1. Именно поэтому одним из основных вопросов, определивших методологию нашего исследования, стал вопрос о поэтической системе произведений Ф.М.Достоевского в связи с воздействием на нее поэтики мифологической и фольклорной.

Анализ поэтики произведений Ф.М.Достоевского часто шел и по пути выявления своеобразия их жанра. И прежде всего речь шла о романе, исследование структуры которого, соотнесенной со структурой мышления творческого субъекта, позволило М.М.Бахтину сделать важный вывод о диалогической природе этого жанра, его полифонизме в творчестве писателя. Однако противопоставление М.М.Бахтиным эпоса и романа, доведенное до абсолюта именно в работах о творчестве Ф.М.Достоевского и проявившееся, по верному замечанию Н.Т.Рымаря, в том, что "эпической стороне концепции личности у Достоевского, связанной с представлениями о внутреннем единстве обособленного индивида с миром, со всеми людьми, с его идеей целостной "живой жизни", внимания не уделяется,"2- не может не вызвать полемику.

С нашей точки зрения, игнорирование эпичности романного повествования, проявляющейся на уровне внутреннего сюжета, не позволяет адекватно осмыслить концепцию личности в творчестве Ф.М.Достоевского: "героем времени" в этом случае становится человек, не обремененный связями с прошлым и окружающим его настоящим, а предметом искусства - "субъект,

1 Ветловская В.Е. Ф.М.Достоевский // Русская литература и фольклоп (вторая половина XIX века). Л., 1982. С. 17.

2 Рымарь Н.Т. Введение в теорию романа. Воронеж, 1989. С. 72. который не может быть полностью интегрирован никаким другим сознанием, суждением, никакой внешней оценкой"1, что вряд ли соответствует художественной задаче писателя.

Что же касается повестей и рассказов Ф.М.Достоевского, они чаще всего осмыслялись как контекст для понимания путей становления мировоззрения писателя и принципов создания им художественных образов2. Это представлялось возможным на основании присутствия в малых жанрах в свернутом виде сквозных образов и мотивов. Жанровый аспект повестей и рассказов писателя рассматривался попутно с выявлением их проблематики, да и своеобразия творческой манеры Ф.М.Достоевского в целом. Примером тому может служить исследование Б.Г.Реизовым "проблемы жанра" повести "Хозяйка", которое заканчивается парадоксальным выводом: "Жанр "Хозяйки" трудно определить, можно только утверждать, что эта повесть в различных планах тесно связана с традициями /./ современной европейской литературы" .

Несмотря на безусловную связь обращения Ф.М.Достоевского в этом и других произведениях к мифологизирующим функциям фольклорных элементов с традицией романтизма, которую, видимо, имеет в виду исследователь, следует учитывать и освоение писателем широкого ареала мифологических мотивов, ставших частью сложной поэтической структуры текста. Исследованию взаимодействия фольклорных и мифологических мотивов с другими жанрообразующими элементами, а также выявлению глубинных механизмов построения текстов малых жанров в творческом

1 Там же. С. 72.

2 Так "Бобок", с точки зрения М.М. Бахтина, "может служить как бы комментарием к более осложненным, но аналогичным явлениям в творчестве Достоевского" (Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 170).

3 Реизов Б.Г. "Хозяйка" Ф.М.Достоевского (к проблеме жанра) // Рус. лит. 1976. №1. С. 148. наследии писателя посвящены работы И.А.Аврамец1, П.В. Беке дина2 и рядг других литературоведов, осмысляемые нами прежде всего в методологическом, и лишь отчасти в концептуальном аспектах.

Итак, на сегодняшний день существует немало исследований, посвященных обнаружению и интерпретации фольклорных реминисценций в творчестве Ф.М.Достоевского, а также выявлению мифологического "подтекста" его произведений. Однако круг работ, раскрывающих принципы структуро- и жанрообразования художественных текстов писателя весьма ограничен. Этим вызвана необходимость в новой критериальности, обеспечение которой тесным образом связано с освоением традиционных методологий, а также с их контаминацией, позволяющей расширить возможности интерпретации содержательной образности произведения.

Вопросы методологии.

Осмысление проблемы мифопоэтики произведений Ф.М.Достоевского сегодня разрешается в разных аспектах целым рядом исследователей. Наше обращение к данному предмету обусловлено следующими факторами.

Во-первых, до сих пор, несмотря на обширную традицию изучения связей литературы и мифа в России и на Западе, у литературоведов возникает недоумение по поводу возможности сближения "столь далеких" культурологических пластов. Причиной тому, с нашей точки зрения, абсолютизация представления о мифе только как об истоке словесного

1 Аврамец И.А. Мифологические мотивы в повести Ф.М.Достоевского

Хозяйка" // Сб. статей: В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992; Она же. "Портрет" Гоголя и "Хозяйка" Достоевского // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 620. Тарту, 1983.

2 Беке дин П.В. Повесть "Кроткая" (К истолкованию образа мертвого солнца) // Достоевский: Материалы и исследования. Вып. 7. Л., 1987. искусства, как об определенной стадии развития человеческого сознания, ограниченной рамками одной исторической эпохи. Так, например, авторы вступительной статьи в энциклопедии "Мифы народов мира" отмечают: "Мифология в силу синкретической природы сыграла значительную роль s генезисе различных идеологических форм, послужив исходным материалом для развития философии, научных представлений, литературы. Вот почему так сложна задача размежевания не только мифологии и религии, но и близких к мифу по жанру и времени возникновения форм словесного творчества"1.

Однако исследования К.Г.Юнга, Н.Фрая, М.Элиаде2 и ряда других ученых позволяют воспринимать мифологические модели и архетипы как присутствующие в сознании человека в снятом виде, а следовательно, в значительной степени определяющие и сущность словесного искусства на разных стадиях его развития. Выявляя значение этих структур, их роль в формировании сюжета и жанра, названные выше исследователи не избежали суждений, вызывающих полемику: прежде всего речь идет о сведение сюжетно-жанрового многообразия литературы либо к ритуалу, либо к немногочисленным метафорам, принадлежащим сфере бессознательного.

1 Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. / С.А. Токарев. М., 1991. Т. 1. С. 15. Да и в исследовании мифологических истоков поэтики символа в творчестве Достоевского, предпринятом Н.Ю.Тяпугиной, миф мыслится в генетическом родстве с религией (Тяпугина Н.Ю. Поэтика символа и ее мифологические истоки в творчестве Ф.М.Достоевского. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Волгоград, 1997).

2 Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. М., 1997; Он же. Об отношении психоаналитической философии к поэтико-художественному творчеству // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987; Фрай Н. Анатомия критики. Очерк первый // Там же; Элиаде М. Миф о вечном возвращении. С - 199%.

Частичное преодоление подобного редукционизма мы обнаруживаем в работах О.М.Фрейденберг, посвященных пересмотру и "систематическому расшатыванию" сложившихся теорий литературы. Закономерности генезиса литературного явления и жизни традиционной формы, выявленные исследовательницей на материале античной литературы, и преимущественно греческой, безусловно, могут быть спроецированы на другие этапы литературного процесса (и творчество Ф.М.Достоевского - в частности) с отдельными оговорками и коррективами. Особенно важным в "Поэтике сюжета и жанра" О.М.Фрейденберг1, с нашей точки зрения, является не столько анализ семантики метафор, сколько видение в них будущих форм сюжетов и жанров. Поэтому мы считаем продуктивным исследование как семантики образов Ф.М.Достоевского, корреспондирующих к древнейшим архетипам, так и функции мифологических структур (и прежде всего мифо-фольклорного сюжета) в обновлении жанра.

Анализ жанроформирующих принципов, среди которых особое внимание мы уделяем не только сюжету, но и хронотопу, позволяет перенести акцент с внешнего содержания на содержание внутреннее, которое, в соответствии с замечаниями М.В.Полякова2, адекватно понятию "смысл" и является боле 5 широким, нежели первое, так как формулируется на уровне глубинной структуры. Подобным путем, учитывающим взаимоотношения сюжета и жанра в романах Ф.М.Достоевского, велось исследование В.Е.Ветловской, в ходе которого она пришла к выводу о том, что у Достоевского "сюжет вступает в опосредованную связь с идейной доминантой произведения"3 и уходит в ряд прочих второстепенных ее приемов. Поэтому показателем жанра в

1 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

2 Поляков М.В. Вопросы поэтики и художественной семантики: Монография. М., 1986. С. 74-75.

Ветловская В.Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы". Л., 1977. С. 6. произведениях анализируемого писателя становится не внешняя интрига, а тема, передаваемая внутренним сюжетом, анализу которого будет посвящено и наше исследование.

Второй причиной нашего обращения к проблеме мифопоэтики произведений Ф.М.Достоевского стало несогласие с тенденцией абсолютизации отфольклорного их прочтения и интерпретации. Безусловно, анализ фольклорных источников тех или иных образов и мотивов необходим уже потому, что сам писатель, в соответствии с убедительными доказательствами С В.А.Михнюкевича1, эстетически и творчески осваивал народную культуру. Но если обратиться к стадиальному подходу, и в частности к триаде "миф -фольклор - литература", фольклор будет восприниматься не только как более близкий, чем миф, источник литературы, но и как более последовательный, чем литература, "восприемник" мифологических структур и посредник прежде всего на уровне жанра. Так, О.М.Фрейденберг писала: "Преемственность есть, но она идет не из античности, этой якобы колыбели всех европейских жанров, а по линиям местного фольклора, восходящего к формам сознания, общим всему человечеству на известной стадии развития" .

Следовательно, понимание семантики фольклорных мотивов в произведениях писателя невозможно вне сближения их с мифологическим контекстом. Это исключит возможность утверждений о мифотворчестве художника и попыток проследить генетические истоки древних моделей, чаще всего не позволяющих объяснить значение последних в новом контексте.

Не менее важным является пристальное внимание к функциям того или иного мотива в разных художественных системах (фольклор и литература), которое позволяет избежать чрезмерного обобщения, приводящего к

1 Михнюкевич В.А. Эстетическое и творческое освоение народной культуры // Русский фольклор в художественной системе Ф.М.Достоевского.

2 Фрейденберг О.М. Указ. соч. С. 289. утверждению абсолютной однотипности строения произведений и тем самым затрудняющего определение их жанровой специфики. В этом отношении ми опираемся на методологию, представленную в работах А.М.Панченко, И.П.Смирнова, В.Н.Топорова, Д.Н.Медриша, видевших закономерность развития литературного процесса не в следовании генетическим предшественникам, но в обращении к глубинной традиции1, освоение которой осуществляется диалектически2.

Однако не следует забывать, что переозначение художественной системы происходит в соответствии с моделями, реализованными не только в окружающем художника физическом и культурном пространстве, но и собственно в его сознании. Так, В.Н.Топоров в работе "Об эктропическом пространстве поэзии" пишет: "Для того, чтобы из распавшихся в хаосе элементов в старой Вселенной здесь и сейчас создать новую, нужно обладать даром проникать памятью в прошлое, во времена творения. И этим даром обладает именно поэт, /./ который выступает хранителем традиции всего коллектива"3. В нашем исследовании мы попытаемся доказать, что писательская интуиция порою более точно воспроизводит древнейшие структуры, нежели фольклорная традиция. И в этом отношении наиболее значима для нас работа А.М.Панченко и И.П.Смирнова "Метафорические

1 "Необходимо отметить общую тенденцию всех модусов к резкому отталкиванию от своего ближайшего предшественника и их стремление к сближению со своим "модальным дедом""(Фрай Н. Анатомия критики. С. 259).

2 "Опыт старых структур остается, но они не повторяются, а используются, сталкиваясь, отрицая друг друга" (Шкловский В.Б. Функции героев волшебной сказки // Шкловский В.Б. Избранное: В 2 т. М., 1983. Т. 2. С. 184).

3 Топоров В.Н. Об "эктропическом" пространстве поэзии // От мифа к литературе. М., 1993. С. 31. архетипы в русской средневековой словесности и поэзии начала XX века"1, в которой исследователи убедительно доказали, что отрицание предшествующего историко-культурного цикла позволило В.Маяковскому и В.Хлебникову очистить уровень метафорических архетипов от индивидуальных образных наслоений и вернуть его читательскому сознанию. Но если в центре вниманич авторов оказываются структура и трансформация неких образных мотивов, позволяющие реконструировать простейшие образные единицы, то нас будет интересовать отнюдь не проблема реконструкции или генезиса этих единиц, но их функционирование и значение в организации художественного повествования Ф.М.Достоевского.

Подобный подход обусловлен как природой архетипа, так и представлением о нем как о сосуде, который никогда нельзя ни опустошить, ни наполнить, который "сам по себе существует лишь потенциально, и обретя вид некоей материи, он уже не то, что был ранее. Он сохраняется в течение Л тысячелетий, непрестанно требуя все нового истолкования" . При этом сущность архетипа оказывается теснейшим образом связана с законам. I смыслопорождения текста. Так, в соответствии с концепцией Н.Л.Мусхелишвили и Ю.А.Шрейдер, смысл "есть то, на основе чего в сознании адресата реконструируется значение этого текста", которое является в свою очередь образом, "возникающим в сознании (автора - А.К.) под воздействием каких-то впечатлений внешней или внутренней жизни"3. Но если образ является

1 Панченко A.M., Смирнов И.П. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и поэзии начала XX века // Труды отдела древнерусской литературы ИР ЛИ. Л., 1971. T. XXVI.

2 Юнг К.Г. Von den Wurzeln des Bewuht seins // Цит. по: Вейман Р. История литературы и мифология. М., 1975. С. 288.

3 Мусхелишвили Н.Л., Шрейдер Ю.А. Значение текста как внутренний образ //Вопр. психологии. 1997. № 3. С. 84. принадлежностью воображения художника, а смысл - сознания адресата, то архетип как некая понятийная структура есть, с нашей точки зрения, принадлежность собственно текста, возможно, упрощающая авторский образ-значение, но тем самым делающая возможным его осмысление. Исследование такого рода структур текста позволяет перевести анализ его значения из сферы психологии имагинации, как то, например, в "Антропологических структурах воображения" Ж.Дюрана, в сферу поэтики художественного произведения. Так, Н.Фрай, пришедший к выводу об обращении художника (да и читателя) к сюжетному плану мифа посредством архетипа ("литературной матрицы"), обнаружил в этом процессе источник для "комбинирования идей", позволяющих "возвращаться к практике оракула"1, то есть предвидеть будущее. В качестве примера правомерности подобного подхода, с нашей точки зрения, может служить отражение в образе князя Мышкина идеи вечного возвращения на круги своя, подобной обращению иронического модуса к мифу в сюжетно-изобразительном плане с целью возвращения художника к практике оракула. Даже в случае отсутствия данного целеполагания у самого Ф.М.Достоевского, определенно нельзя отрицать в нем дара пророка, отмеченного Д.С.Мережковским и Л.Шестовым2.

Таким образом, наше исследование творческого наследит Ф.М.Достоевского оказывается на стыке научных дисциплин, а значит и разных методологий. Тем более важно обозначить границы понятий, которыми мы оперируем в работе. И прежде всего необходимо оговорить значение термина "поэтика".

1 Фрай Н. Анатомия критики. С. 258. у

Мережковский Д.С. Пророк русской революции // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли.; Шестов Л. Пророческий дар // Там же.

Мы попытаемся отойти от представлений нормативной поэтики Аристотеля, ориентированной на эстетико-психологические трактовки искусства, представляющей литературу как совокупность родов и видов, форм и структур и при этом игнорирующей их исторические связи. Последнее было преодолено исторической поэтикой, разработанной А.Н.Веселовским и приобретшей значительную роль в отечественной науке в 20-40 годы нашего века. Сравнительно-исторический метод, положенный в основу "Исторической поэтики", позволил, по верному замечанию М.В.Полякова, "заменить порядок временной последовательности законом пространственной протяженности, а принцип причинности - принципом внутренней связи явлений"1, которую Ф.М.Достоевский и Л.Н.Толстой определяли как "внутренние сцепления", не всегда поддающиеся логическому объяснению.

Таким образом, историческая поэтика не только позволяла выявлять типологическое сходство произведений, принадлежащих разным эпохам, но также ставила проблему его истоков. В исследованиях В.М.Жирмунского , посвященных генезису эпических форм, О.М.Фрейденберг3, изучавшей различные стадии развития художественного сознания, а также Я.Э.Голосовкера, В.Я.Проппа, И.Г.Франк-Каменецкого4 мы обнаруживаем попытки разрешения данной проблемы. При этом важно отметить, что, если А.Н.Веселовский практически игнорировал анализ индивидуального

1 Поляков М.В. Историческая поэтика и теория жанров // Поляков М.В. В мире идей и образов. М., 1983. С. 14. л

Жирмунский В.М. Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса. М., 1958.

3 Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978.

4 Голосовкер Э.Я. Логика мифа. М, 1988.; Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.; Франк-Каменецкий И.Г. К вопросу о развитии поэтической метафоры // Советское языкознание. Л., 1935. Т. 1. художественного творчества, то многие его последователи применили сравнительно-исторический метод в исследовании произведений русской и зарубежной классики.

И первым в этом ряду, безусловно, стоит имя М.М.Бахтина. Произведенный им анализ творческого наследия Ф.М.Достоевского с точки зрения исторической поэтики позволил говорить не о заимствовании писателем отдельных тем и образов литературной традиции, но о глубинном воздействии карнавального мироощущения, то есть самых форм видения мира и человека1 на его творчество.

Кроме того, прочтение романов Ф.М.Достоевского в связи с мифологической традицией было предпринято в начале века идеологами символизма Вяч.Ивановым и А.Белым. Однако их прочтение наследия писателя, как некоего религиозно-мистического пророчества, в свою очередь обусловливало однолинейное истолкование Вяч.Ивановым как отдельных образов, так и анализируемых произведений в целом.

Причиной тому, по верному наблюдению А.Ф.Лосева2, идеологический подход к проблеме символа. В нашем исследовании это понятие будет затрагиваться лишь в той мере, в которой "миф, - как отмечает А.Ф.Лосев, - не есть ни схема, ни аллегория, но символ"3. В этом смысле миф представляется исследователю его диалектики как "модель бесконечных порождений, субстанционально тождественных с самой моделью"4. Это обусловливает сложность не только символического слоя в мифе, но также иерархии семантических уровней мифологемы. И потому особенно важным для нас

1 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. С. 184.

2 Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.

3 Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Миф - Число - Сущность. М., 1994. С. 43.

4 Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. С. 174. становится не генезис, но генетизм этих уровней, то есть их способность уподобляться, переходить друг в друга, декларируемая логикой мифа.

Следует отметить также, что в произведениях Ф.М.Достоевского миф предстает перед нами в перекодированном виде, но при всей своей системности не поддается полной реконструкции в силу полисемантичности его элементов или, как определила В.Е.Ветловская, "зыбкости содержательного значения символа в индивидуальных художественных произведениях, а потому допускает ряд гипотетических суждений"1.

Таким образом, полисемантичность мифологической модели, реализующейся на страницах литературных произведений, требует особого метода исследования, учитывающего специфику их символики. Н.Ю.Тяпугина определяет этот метод как символико-мифологический, отмечает, что он позволяет, во-первых, "не только выявить структурно-смысловые уровни художественного образа, но и сопрячь их в единое целое, в котором организующим центром является образ автора"; во-вторых, "обнаружить в у произведениях писателя традиционно-стабилизирующую основу" ; и наконец, видит его продуктивность "при исследовании романной структуры вообще и л романов Ф.М. Достоевского - в частности" .

Однако абсолютизация роли архетипических моделей в художественном сознании писателя не позволила исследовательнице определить круг ближайших культурных традиций, повлиявших на становление структуры произведения и "обновление" семантики его образов и мотивов. Так, практически осталась в стороне проблема фольклоризма творчества писателя, а сравнительно-исторический и типологический методы уступили место методу

1 Ветловская В.Е. Символика чисел в "Братьях Карамазовых" // Труды отдела древнерусской литературы ИРЛИ. Л., 1971. Т. XXVI. С. 139.

2 Тяпугина Н.Ю. Указ. соч. С. 5.

3 Там же. С. 1. регистрации тех или иных отфольклорных форм, образов, мотивов, не позволившему вскрыть "реальных связей и довольно прихотливой цепи ассоциации, возникающей в такой поэтической системе"1.

Еще одной проблемой символико-мифологического прочтения произведений того или иного писателя может стать сведение их к одной архетипической модели. Возможность разрешения данной проблемы мы видим в осмыслении вопроса тождества и различий в свете теории конвергенции, предполагающей различное возникновение сходных явлений. Отчасти это отразилось в работе "От сказки к роману" И.П.Смирнова, утверждавшего, что "вопреки Бахтину, генезис романа был не моноцентричным, а полицентричным" и потому "архетипом одного из классов романа является волшебная сказка" . Убедительные доказательства исследователя получают дополнительную аргументацию в свете заключений Е.М.Мелетинского, обнаружившего воспроизведение структуры волшебной сказки в структуре л средневекового рыцарского романа , Н.Т.Рымаря, связывающего со сказкой авантюрность романического эпоса4, Д.Н.Медриша, исследовавшего сказку как жанровую форму, идеально приспособленную "для выражения утопических представлений о жизни" и изображения торжества Истины, а также обосновавшего необходимость осмысления такого явления как "память жанра" "не только путем сопоставления с конкретным "исходным" фольклорным /./

1 Ветловская В.Е. Ф.М.Достоевский. С. 14.

2 Смирнов И.П. Указ. соч. С. 289.

3 Мелетинский Е.М. Миф, сказка, эпос // Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995. С. 268-269.

4 Рымарь Н.Т. Указ. соч. С. 138. жанром, но и в свете типологического своеобразия национального фольклора в целом"1.

Актуально это замечание и в отношении творчества Ф.М.Достоевского, "особая типологическая природа" которого, в соответствии с наблюдениями Т.М.Родиной, "вообще неопределима в системе целостной преемственности в плоскости "литературных соответствий", но основывается на взаимодействии более широких пластов культуры"2.

О путях сочетания сравнительно-исторического и типологического методов анализа литературно-фольклорных связей писали в своих работах о

Н.И.Савушкина, Л.И.Емельянов . Наше исследование строится на основе переосмысления их концепций.

В частности наиболее значимыми для нас являются замечания об обретении фольклорными первообразами новой наррации в творческом сознании писателя и о необходимости учитывать фольклорный материал, ставший собственно-литературной традицией. При этом вопрос о значимости прямых и косвенных воздействий снимается, так как, с одной стороны, опосредованный литературной традицией фольклорный материал усваивается чаще всего бессознательно, а с другой, по верному замечанию И.П.Смирнова, "каждый текст не только преобразует сложившуюся литературную ситуацию,

1 Медриш Д.Н. Память жанровой системы // Медриш Д.Н. Фольклоризм Пушкина: Вопросы поэтики. Волгоград, 1987. С. 17.

2 Родина Т.М. Достоевский. Повествование и драма. М., 1984. С. 42.

3 Савушкина Н.И. Русская поэзия начала XX века и фольклор: Учеб.-метод. Пособие для студентов филол. фак.: В 2 вып. М., 1988; Емельянов Л.И. Методологические вопросы фольклористики. Л., 1978. но и входит во все множество каких-либо созданных текстов одного плана, принадлежавших разным областям общения"1.

Это относится и к мифологическим моделям, которые, как отмечает Е.М.Мелетинский, анализируя мифологизм литературы XX века2, част) становятся инструментом структурирования повествования, то есть вводятся в текст сознательно с определенной целью. При этом используется и свойство мифологических моделей, осваиваемое предшествующей литературной традицией вне сознательной установки. В связи с этим, особое значение в исследовании функционирования праобразов приобретают историко-типологический и структурно-типологический методы анализа художественного текста.

Структура произведения, являющаяся тем "магическим кристаллом", который сопрягает архаику и современность, логику творца и возможности собственно художественного текста, мыслится нами как основное звено в исследовании способов актуализации в творческом сознании художник 1 глубинных аналогий. Кроме того, важным для нас является замечание

B.Б.Шкловского о том, что именно и только в структуре понятна оценка частей л системы, каковой является художественное произведение . Однако целостное его прочтение невозможно вне анализа идейно-ценностной ориентации, что в свою очередь, является шагом в сторону семантической поэтики, фундаментальным вопросом которой оказывается проблема интерпретации

1 Смирнов И.П. Место мифологического подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф. Фольклор. Литература. Л., 1978. С. 195.

2 Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995.

3 Шкловский В.Б. Об отношении законов построения художественного образа к законам сюжетного построения // Шкловский В.Б. Избранное. Т. 2.

C.62. механизмов, порождающих художественный смысл, а предметом - "основные семантические компоненты структуры литературной системы и художественного произведения в их взаимодействии с формальными структурами"1.

Обоснованию такой литературоведческой дисциплины, как семантическая поэтика, а также объяснению и описанию механизма смыслопорождения "как трансформации глубинных структур в поверхностные" посвящена монография М.Я.Полякова "Вопросы поэтики и художественной семантики". В нашем исследовании мы попытались освоить ряд методологически важных положений этой работы и ее понятийный аппарат.

Так, в центре нашего внимания при анализе художественной модели действительности, отражающей "духовное содержание произведений" Ф.М.Достоевского, оказывается слияние "поэтического видения", выражающего позицию автора "в его подходе к материалу действительности", и "поэтического образа мира" - категории, связанной с "пространственно-временной характеристикой вымышленного мира произведения" - в "художественную концепцию мира"2. И если первое слагаемое в большей степени позволяет осмыслить становление творческого сознания художника ь, значит, тесно связано с диахронией его наследия, то второе - ориентировано на синхронический аспект, и прежде всего жанровое своеобразие того или иного произведения. Оно выявляется при анализе системы жанров в художественном наследии самого писателя, а также в контексте современного ему этапа литературного процесса, так как конвенции пространства и времени, представляемые В.Б.Шкловским как "несколько сопоставленных, измененных

1 Поляков М.Я. Указ. соч. С. 7.

2 Там же. С. 8. новыми функциями структур"1, по-разному осваиваются каждым жанровым образованием и, кроме того, находятся в сложном взаимодействии.

Примером тому концепция хронотопа как определяющего признака романа, которая изложена в ряде работ М.М.Бахтина. Однако заключения исследователя о примате времени над пространством в литературной хронотопии2 постоянно находятся в противоречии с отобранным им литературным материалом и его обозначением3, свидетельствующими о первичности пространства. Убедительные доказательства примата топоса мы обнаруживаем в исследовании В.Линецкого "Анти-Бахтин" - лучшая книга о Владимире Набокове"4. Представив достаточно последовательную критику "тупиков диалогизма" и "а(на)хронизма хронотопа" Бахтина, автор утверждает: "Конститутивную для этого жанра (романа. - А.К.) роль играют механизмы, выводящие текст из зоны контакта с современностью, с историей, механизмы нейтрализации категории времени. Разновидности романа определяются последовательностью в использовании данных механизмов, изучение которых -актуальная задача исследований романного жанра"5.

Е.М.Мелетинский указывает на присутствие такого механизма в литературе XX века и обозначает его как вытеснение исторического времени мифологическим. Это позволило исследователю говорить о такой разновидности романа, как мифологический роман XX века. Но в размышлениях о мифологическом времени и его парадигмах Е.М.Мелетинскил

1 Шкловский В.Б. О конвенциях // Шкловский В.Б Избранное. Т. 2. С. 96.

Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 235. л

М.М.Бахтин выделяет хронотопы "дороги", "замка", "порога" и др.

4 Линецкий В. "Анти-Бахтин" - лучшая книга о Владимире Набокове. СПб., 1994.

5 Там же. С. 105. пришел к следующему заключению: "Концепция мифа как орудия сознательной борьбы с историческим временем является крайней модернизацией"1. С нашей точки зрения, нельзя игнорировать возможность обращения художника к мифологическим структурам без сознательной установки: в силу следования определенным закономерностям жанра, установкам предшествующей литературной традиции, в соответствии с мироощущением писателя.

Творчество Ф.М.Достоевского - тому подтверждение. Так, В.Я.Комарович, анализируя художественное наследие писателя, отмечал: "Духовная жизнь Достоевского, насколько она видна нам, лишена поступательной непрерывности, где усложнение протекало бы ровно и последовательно. В Достоевском это - не протягивающаяся вперед линия, но вернее, ряд концентрических кругов, замкнутых каждый в себе, и однако, объединенных одним центром. Центр этот - перерождение, то есть мгновенное упразднение, уничтожение того, что только что было, чем-то новым, совершенно иным"2.

Цикличность мировоззрения писателя сродни цикличной концепции времени мифа. Кроме того, Ф.М.Достоевскому более, чем кому-либо из русских писателей, свойственно представление о полярности, двоичности мироустройства, что также сродни архаическому чувству времени "как некоего качания между двумя полюсами - жизнью и смертью, ночью и днем" .

Что же касается жанрового аспекта проблемы мифологизации художественного повествования Ф.М.Достоевского, обращение к нему

1 Мелетинский Е.М. Мифическое время и его парадигмы // Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. С. 178.

2 Комарович В.Я. Ненаписанная поэма Достоевского // Достоевский. Статьи и материалы. СПб., 1922. С. 179.

3 Мелетинский Е.М. Мифическое время. С. 176. исследователей характеризуется, как правило, выявлением причин появления мифологических "раритетов" прежде всего в романе.

Идя разными путями, практически все исследователи приходили к выводу о новаторском характере произведений этого жанра, созданных Ф.М.Достоевским, но немногие видели истоки своеобразия романов писателя в его "сочувствии великому прошлому человечества", о необходимости которого высказался он сам в полемике с неизвестным оппонентом, утверждавшим, что Достоевский "эксплуатирует великие идеи мировых гениев": "Нет, государи мои, настоящий писатель - не корова, которая пережевывает травяную жвачку повседневности, а тигр, пожирающий и корову, и то, что она поглотила!"1. Таким образом, сам писатель видел пути обновления художественного произведения, а следовательно, и жанра, в освоении традиции, порою даже более древней, нежели та, что может быть названа как очевидный источник для заимствования.

Быть может, поэтому фундаментальные исследования М.М.Бахтина о романе2 основаны на материале произведений Ф.М.Достоевского, а в качестве одной из основных особенностей этого жанра им выделена энциклопедичность, проявляющаяся в отражении курьезов и раритетов различных эпох, оценка которых должна, по мнению исследователя, осуществляться в соответствии с ценностной шкалой, каковой является историческое время автора. Однако сам М.М.Бахтин в работе "Слово в романе", анализируя хронотоп греческого романа, приходит к выводу, что наука не в состоянии путем анализа романов л определить подразумеваемый "свой мир" и "свою эпоху" их авторов .

1 Цит. по: ВильмонтН. Великие спутники. М., 1966. С. 9.

Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986. С. 392-427.

3 Бахтин М.М. Слово в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики.

Единственным путем разрешения очередного бахтинского "тупика" является предложенный М.М.Бахтиным же путь анализа диалога хронотопов, который "входит в мир автора-исполнителя и в мир слушателей и читателей"1, то есть реализуется не только в тексте, но и при его интерпретации.

При этом важно помнить, что "состоятельность интерпретации зависит от способности субъекта опознавать сигналы текста, задающие направление пути, по которому осуществляется интерпретация"2. Таковыми сигналами для нас прежде всего являются мотивы, формирующие как "внешнюю", так и глубинную семантику произведения, а также его архитектонику, позволяющую осмысливать текст в жанровом аспекте.

Не менее важным для нас при интерпретации текста является двусторонность данного процесса, то есть необходимость прочтения как со стороны запрограммированного сообщения, так и со стороны возможных смыслов, отраженных в нем. Последние прежде всего связаны с бесконечностью смысловой валентности собственно языкового знака и обретают особое звучание при исследовании комплекса внетекстовых отношений, не учитывать которые, по верному замечанию Ю.М.Лотмана, "то же самое, что рассматривая акт коммуникации, игнорировать проблемы восприятия, сводя его к одностороннему акту говорения"3. В этом случае па первый план выступает феноменологический метод исследования, определяемый А.Ф.Лосевым как "дотеоретическое описание и формулирование

1 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. С. 401.

Волкова П.С. Эмотивность как средство интерпретации смысла художественного текста (на материале прозы Н. Гоголя и музыки Ю. Буцко, А. Холминова, Р. Щедрина): Дис. .канд. филол. наук. Волгоград, 1997. С. 5-6.

3 Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970. С. 213. всех возможных видов и степеней смысла, заключенных в слове1, на основе адекватного их узрения, то есть узрения их в эйдосе"2.

Однако абсолютизация значимости слова, подобно абсолютизации роли архетипа в произведении, приводит к идее самодвижения языка и художественного текста, их онтологизации, а значит и к игнорированию творческого усилия художника, или, по определению М.М.Бахтина, "этического момента содержания"3. Поэтому в сферу нашего внимания при анализе творческого наследия Ф.М.Достоевского должны быть включены, с одной стороны, исследование речевой манеры (шире - стиля) художника, как "манифестации не только системы (каковой является язык. - А.К.), но и личности говорящего"4, а с другой—рассмотрение его произведений в их взаимодействии с этапами становления мировоззрения художника, отразившимися в письмах и дневниках писателя.

Таким образом, мы получаем возможность совместить синхронический и диахронический подход к литературному произведению. Еще один путь, приводящий к подобному результату, - анализ жанровой формы. Но исследование жанра далеко не всегда приводило к органичному синтезу исторической и теоретической поэтики. Так или иначе превалировал один из подходов.

1 Мы не ограничиваемся словом и в след за А.М.Пятигорским рассматриваем феноменологию мотива и мифа в целом (Пятигорский А.М. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа. М., 1996).

2 Лосев А.Ф. Философия имени // Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 768.

3 Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994. С. 287.

4 Портнов А.Н. Язык и сознание: Основные парадигмы исследования проблемы в философии Х1Х-ХХ вв. Иваново, 1994. С. 339.

Встав на путь исследования природы своеобразия жанра романа в творчестве Ф.М.Достоевского, мы считаем необходимым отметить, что основным для нас является принцип историзма, в результате распространения которого складывается сравнительный метод, учитывающий происхождение и развитие анализируемого предмета и позволивший Е.М.Мелетинскому утверждать, что "конфронтация различных семиотических систем (полифонизм), дериторизация, сложная структура отношения текста к автору и повествователям, тенденция к реализму и социальной критике /./ характеризуют новый исторический этап его (романа - А.К.) эволюции, а не жанр как таковой"1. Однако эволюционный подход исследователя, с нашей точки зрения, также нельзя абсолютизировать.

Так, О.М.Фрейденберг, убедительно доказав, что греческий роман использует в сюжетном плане наследие эпоса, но не столько греческого, сколько индусского, "который поразительно совпадает то с гомеровской эпопеей, то с эротическим романом", пришла к следующему выводу: "Схожие формы имеют различный генезис"2. Их схожесть обеспечивается тем, что "все элементы мифологической концепции представляют собой ни что иное, как стадиальное оформление одного и того же единого в исходном пункте воззрения"3, а "все сюжеты и все жанры представляют собой вариации только одной и той же значимости"(с учетом того, что мотивы могут иметь различную

1 Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986. С. 293.

2 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. С. 241.

3 Франк-Каменецкий И.Г. Женщина-город в библейской эсхатологии .// Сергею Федоровичу Ольденбургу к пятидесятилетию научно-общественной деятельности. 1882-1932. Л., 1934. С. 544. морфологию), а именно "автобиографии природы", рождающейся в борьбе, страдающей и терпящей смерть, чтоб возродиться снова"1.

В связи с этим, в качестве рабочей гипотезы мы выдвигаем следующее предположение: основой романного повествования Ф.М.Достоевского, характеризуемого приматом топоса, является структура, отражающая "автобиографию природы", и тем самым выводящая повествование на качественно иной, вселенский уровень, мыслимый также в пространстве, а не во времени, тогда как повесть Ф.М.Достоевского сфокусирована на отдельном мотиве, не позволяющем воссоздать целостную модель мира. Что же касается рассказа, то нас будут интересовать структуры, позволяющие реализовать воссоздаваемую в нем сторону жизни в более, чем в повести, концентрированном виде.

Цели и задачи исследования.

Цель нашего диссертационного исследования заключается в установлении глубинных связей центральных образов избранных нами для анализа произведений Ф.М.Достоевского с древними архетипами и роли этих мифологических структур в трансформации жанровых образований в творчестве писателя. Для достижения поставленной цели необходимо разрешить следующие задачи:

1. Обозначить круг основных мотивов, формирующих сюжет произведений малых жанров Ф.М.Достоевского, определить их глубинную семантику и выявить принципы их организации и функционирования;

2. Проследить особенности реализации мифологем в романных повествованиях писателя;

3. Определить, как в контексте мифопоэтического сознания художника глубинные структуры участвуют в формировании основного комплекса смысла

1 Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. С. 298-299.

Источники исследования.

Выбор повести "Неточка Незванова" и романа "Идиот" в качестве материала исследования обусловлен следующими причинами. Во-первых, ставшее традиционным рассмотрение ранних произведений писателя как неудачных опытов нуждается в преодолении, так как именно в них зарождается принцип эволюционирующей топики.

Во-вторых, степень изученности "Неточки Незвановой", а также повести "Хозяйка", привлеченной нами в качестве дополнительного источника, который позволяет глубже понять как особенности художественной манеры Достоевского на начальном этапе его творческого пути, так и своеобразие жанра повести, не сопоставима с глубиной исследования, например, "Бедных людей" и "Двойника", хотя, по мнению их автора, эти произведения одного ряда.

В-третьих, анализируемые повести содержат сквозные образы, знание Т* семантики которых в контексте исследуемых произведений раннего этапа позволяет точнее понять значение иных контекстов.

И наконец, "Неточка Незванова", будучи незаконченным романом, преобразованным автором в повесть, представляет особый интерес в аспекте проблемы специфики жанровой формы.

Исследование же романа "Идиот" в свете мифологической семантики позволит, как нам кажется, не только полнее определить его жанровостилистические особенности, но и точнее понять глубинный смысл образов произведения.

Ограничение материала кругом названных произведений позволяет не только изучить их в свете теоретического аспекта проблемы, вынесенной в название диссертационной работы, но и выработать подходы к анализу художественного текста, обеспечивающие возможность исследования художественного наследия как Достоевского, так и других писателей.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Костерина, Алена Владимировна

Заключение.

Основным результатом предпринятого нами исследования мифопоэтики произведений Ф.М.Достоевского явилось решение вопроса о путях актуализации древнейших архетипических моделей в творчестве писателя, а также о роли глубинных структур в формировании повести и романа.

Один из наиболее значимых способов возрождения "изначального фонда"(Эйдоса) в художественном произведении мы видим в обращении не только к "памяти жанра", но и в преодолении "материала", создании "новой действительности", что позволяет осмыслить структуру романного и новеллистического мышления как взаимосвязанных форм, генетически восходящих к сказке и мифу.

Анализ различных уровней жанра исследуемых в диссертации произведений Достоевского позволил сделать выводы о том, что определяющей "память жанра" является его метаструктура, включающая прежде всего языковую систему и композиционное оформление (М.В.Поляков).

Так, в "Неточке Незвановой" именно на уровне слова-имени дается импульс для постижения "иной" реальности. Имя героини, с нашей точки зрения, содержит программу порождения художественного смысла повести и образа как такового. С развертыванием сверхсмыслов связано и структурирование элементов композиции, содержащих повествование Неточки о перипетиях ее судьбы (история Ефимова органично вливается в текст повести именно благодаря тому, что повествование ведется от лица героини).

Исследование семантики глубинных структур шло в нашей работе по пути выявления типологических параллелей как в литературной, так и в фольклорной традициях. Обнаруженное нами соответствие "первообразов"(А.Н.Веселовский), появившихся на страницах анализируемых повестей и романа Достоевского, тем, которые мы встречаем в народных сказках и лирических песнях, не только позволило "преодолеть" основное положение М.М.Бахтина о "карнавальности" романов писателя, но и дало

177 основание для вывода о более глубинных стуктурах, обусловивших их становление. Эта традиция куда архаичнее карнавала, как городской зрелищной формы, и непосредственно связана с "ритуальной реальностью", со временем первотворения, преодоления Хаоса.

С этим связано и отношение писателя к литературной традиции, сформировавшей путем наращивания эстетически "неожиданного" огромную дистанцию между метафорическими архетипами и "словесной практикой нового времени"(А.М.Панченко, И.П.Смирнов).

Например, абсолютное для многих литературоведов сходство позиции позднего Гоголя и раннего Достоевского вряд ли можно считать таковым, потому что в повестях последнего мы обнаруживаем не только углубление психологизма образов гоголевских "маленьких людей"(Е.М.Мелетинский), но и спор с предшественником, попытки выработать способы моделирования гармонической целостности, Космоса, обретение которых станет конечной целью главных героев произведений писателя. Вероятно, с этим связано убеждение героев Достоевского в необходимости "пострадать". По сути через такие же "мифологические воды" проходят и мифологические персонажи, обретая в конце испытаний свое истинное лицо.

Кроме того, в "Хозяйке" и "Неточке Незвановой" мы обнаруживаем особую роль архетипа "женского начала" в гармонизации мира главного героя. Многообразие репрезентаций этого архетипа в повестях Достоевского позволило нам сделать вывод об особом качестве эстетической системы писателя, реализующейся в семантике жанра, которую мы определили следующим образом: страдающий герой - непосвященный скиталец, вполне соотвествующий архетипу Ребенка (К.Г.Юнг) - ищет выход из социально-психологических тупиков (углов) и находит его благодаря приобщению к высшим идеалам.

Исследование своеобразия новеллистического мышления Достоевского велось нами в аспекте внетекстовых связей произведений, обусловливающем выделение структур, которые построены на эстетике тождества и противопоставления (Ю.М.Лотман). Отчасти это позволило разрешить проблему отношения жанра к его ближайшим предшественникам. Так, лежащая в основе повести позитивная авторская структура преодолевала предыдущую, не пародируя, а усваивая ее. По сути речь должна идти об интеллектуальном напряжении, о диалектическом споре с предшествующими традициями.

В качестве наиболее близкой праструктуры повестей Достоевскогс, вероятно, может быть рассмотрена "новелла сознания" А.С.Пушкина, предполагающая попадание героя в ситуацию выбора между добром и злом. Причем мир, который окружает героя повести Достоевского, проверяет систему, заданную изначально, сформировавшуюся задолго до начала действия. Наиболее ярко это явлено в образе Ордынова. Но и Неточка Незванова изначально очарована своим отцом, и ее путь, несмотря на постоянное расширение основного действия за счет эпизодов, призванных раскрыть ее характер, является лишь преамбулой к основному столкновению в финале повести. И если Ефимов становится жертвой Тени (метонимией "чудесной скрипки", "чудесного предмета"), то есть невыявленного потенциала ("зарытого таланта"), то Неточка, со-страдая и со-чувствуя ему, сбрасывает "свиной чехол*, приобретает подлинное лицо, выявляя тем самым свое предназначение, свою истинную суть.

Таким образом, в повестях Достоевского реализуется бинарная структура, определяющая сюжет произведения и являющаяся, как нам кажется, одним из жанрообразующих факторов.

На основании наблюдений над текстом романа "Идиот" мы пришли к выводу о том, что становление комплекса смыслов романного повествования в творчестве Достоевского было тесным образом связано с поэтикой малых жанров и обусловлено эволюционирующей топикой. Одним из доказательств этого утверждения является, в частности, реализация на страницах произведения бинарной структуры.

Прежде всего она проявляется на уровне глубинной семантики отношений внутри пары Мышкин - Рогожин. Присутствие в тексте мотива братания позволяет утверждать, что архетипическая основа оппозиции порождена древнейшим мифом о близнецах. Именно эта структура обусловливает динамику сюжета и произведения в целом, и практически всех главных героев в силу амбивалентной природы архетипов, репрезентацией которых они являются.

Основной же моделью романов Достоевского, многообразно отразившейся в его композиционной и образной организации, является тернарная модель, предполагающая присутствие, кроме оппозиции добра и зла, "мира жизни"(Ю.М.Лотман), в котором пребывают герои. Возникновение триады в романной структуре писателя связано не только с контаминацией христианского противопоставления грешного мира миру загробному, но и с народным представлением, оправдывающим "мир жизни". Доказательством неразрывности этих начал в сознании Ф.М.Достоевского может служить высказывание о понимании писателем собственной народности: "При полном реализме найти в человеке человека. Это русская черта по преимуществу, и в этом смысле я конечно народен (ибо направление мое истекает из глубины христианского духа народногоУ'(ХХУЦ65).

В качестве другой причины может быть рассмотрена тенденция к усложнению бинарной структуры, семантизируемой в вегетативной мифологии как "смерть-воскресение", а в солярно-хтонической - как "удаление-возвращение", еще одним элементом - "испытание". Истоки этого коренятся в своеобразии жанра романа, ориентирующегося на личность эмансипированную, утратившую связь с миром и пребывающую в состоянии становления-перемирания. Изображение переживаний главного героя не могло не ослаблять динамики развития действия и, кроме того, вело к эпизодичности повествования.

Фрагментарность романной структуры могла быть обусловлена и поэтикой новеллы. Основным толчком для актуализации этого жанра з творческом сознании Достоевского, вероятно, послужило формирование поэтики русского романа, преодолевающего традицию (то есть "переходный характер эпохи"(Е.М.Мелетинский)). Так, структура "Неточки Незвановой", по-видимому, отразила становление "обновленного романа", что проявилось в череде эпизодов, дублирующих основное действие и трактующих его с разных сторон (точек зрения).

Основной же причиной, не позволившей повести воплотиться в роман, мы полагаем, является отсутствие в ней тенденции к объединению всех элементов структуры благодаря не столько образу главного героя или повествователя, сколько внутренней устремленности действия к кульминации. Последняя наступает в момент эпической ситуации остановки действия в связи ; необходимостью выбора.

Наиболее ярко это явлено в образной организации романа "Идиот": Мышкин выбирает между Настасьей Филипповной и Аглаей (ссора соперниц); Настасья Филипповна - между Мышкиным и Рогожиным (приход рогожинской своры в гостиную Настасьи Филипповны). Обе сцены являются кульминационными и позволяют утверждать, что становление романного повествования Достоевского происходило не в момент столкновения с V противником, но в ситуации обретения истинного знания.

В художественном сознании писателя это "высшее знание" непосредственно связано с ритуальной реальностью, с "возвращением к начальным временам", с "женским началом". В текстах исследованных нами произведений это проявляется в актуализации архетипа Анимы, репрезентацией которого являются женские образы. Их типологическое соответствие мифологическим богиням, Премудрой деве сказки, а также Деве Марии и Софии позволяет нам определить метасюжет творчества Ф.М.Достоевского как "путь героя из тупиков сознания, от индивидуализма к постижению софийности" Анимы, обретению целостности в единении с миром, гармонически организованным (античным "Космосом")".

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Костерина, Алена Владимировна, 1999 год

1. Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. Т. I-II. М., 1897.

2. Волошин М. Лики творчества // Волошин М. Дом поэта. Л., 1991.

3. Гоголь Н.В. Портрет //Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 5 т. М., 1960. Т. 3.

4. Гоголь Н.В. Страшная месть // Гоголь Н.В. Указ. изд. Т. 1.

5. Гомеровский гимн Дионису // Античные гимны. М., 1988.

6. Грейвс Р. Царь Иисус. М., 1997.

7. Достоевский Ф.М. Бобок // Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 30 т. М., 1972. Т.21.

8. Достоевский Ф.М. Идиот // Достоевский Ф.М. Указ. изд. Т.8.

9. Достоевский Ф.М. Неточка Незванова // Достоевский Ф.М. Указ. изд. Т. 2. Ю.Достоевский Ф.М. Пушкин // Достоевский Ф.М. Указ. изд. Т. 26. П.Достоевский Ф.М. Хозяйка // Достоевский Ф.М. Указ. изд. Т. 1.

10. Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 2. Детство: Отрочество. М., 1994.

11. Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 3. Юность и любовь: Девичество. М., 1994.

12. Пушкин A.C. Пушкин A.C. Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди // Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 17 т. М., 1995. Т. 3.

13. Пушкин A.C. Сцены из рыцарских времен // Пушкин A.C. Указ. изд. Т. 7.

14. Пушкин A.C. Чаадаеву (С морского берега Тавриды) // Пушкин A.C. Указ. изд. Т. 2 (кн. 1).

15. Пушкин A.C. Евгений Онегин. Варианты черновых рукописей // Пушкин A.C. Указ. изд. Т. 6.

16. Русский народ: его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. Собр. М.Забылиным. М., 1990.

17. Сказания о народных героях: героический национальный эпос. М., 1995.

18. Методологическая литература

19. Барт Р. Текстовой анализ одной новеллы Э. По // Барт. Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994.

20. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

21. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

22. Бахтин М.М. Работы 1920-х годов. Киев, 1994.

23. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

24. Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М., 1986.

25. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. Л., 1940.

26. Веселовский А.Н. Разыскания в области русского духовного стиха. СПб , 1881. Ч. Ш-1У.

27. Головко В.М. Поэтика русской повести. Саратов, 1991.

28. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1988.

29. Емельянов Л.И. Методологические вопросы фольклористики. Л., 1978.

30. Жирмунский В.М. Эпическое творчество славянских народов и проблемы сравнительного изучения эпоса. М., 1958.

31. Иванов Вяч. Борозды и межи. М., 1916.

32. Иванов Вяч. Достоевский и роман-трагедия // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994.

33. Леви-Стросс К. Структура и форма // Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М., 1985.

34. Леви-Стросс К. Структура мифов // Леви-Стросс К. Структурная антропология. М., 1985.

35. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Миф Число - Сущность. М., 1994.

36. Лосев А.Ф. История античной эстетики. Последние века. Кн.1. М., 1988.

37. Лосев А.Ф. Конспект лекций по эстетике нового времени. Романтизм // Лит. учеба. 1990. Кн. 6.

38. Лосев А.Ф. Миф развернутое магическое имя // Лосев А.Ф. Миф - Число -Сущность. М., 1994.

39. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.

40. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.

41. Лосев А.Ф. Философия имени // Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993.

42. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994.

43. Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода // Указ. изд.

44. Лотман Ю.М. Проблема поэтического сюжета // Указ. изд.

45. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Указ. изд.

46. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

47. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1994.

48. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995.

49. Панченко A.M., Смирнов И.П. Метафорические архетипы в русской средневековой словесности и поэзии начала XX века // Труды отдела древнерусской литературы ИР ЛИ. Л., 1971. Т. XXVI.

50. Поляков М.В. Вопросы поэтики и художественной семантики: Монография. М., 1986.

51. Поляков М.В. Историческая поэтика и теория жанров // Поляков М.В. В мире идей и образов. М., 1983.

52. Рымарь Н.Т. Введение в теорию романа. Воронеж, 1989.

53. Смирнов В.А. Литература и фольклорная традиция. Иваново, 1992.5 5. Смирнов И.П. Место мифологического подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф. Фольклор. Литература. Л., 1978.

54. Смирнов И.П. От сказки к роману // Труды отдела древнерусской литературы ИРЛИ. Л., 1972. Т. XXVII.

55. Топоров В.Н. Об "эктропическом" пространстве поэзии // От мифа к литературе. М., 1993.

56. Фрай Н. Анатомия критики. Очерк первый // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М., 1987.

57. Франк-Каменецкий И.Г. Женщина-город в библейской эсхатологии // Сергею Федоровичу Ольденбургу к пятидесятилетию научно-общественной деятельности. 1882-1932. Л., 1934.

58. Франк-Каменецкий И.Г. К вопросу о развитии поэтической метафоры // Советское языкознание. Л., 1935. Т. 1.

59. Франк-Каменецкий И.Г. Разлука как метафора смерти в мифе и в поэзии // ИАН. СССР. 7 сер. ООН. Л., 1935. № 2

60. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978.

61. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

62. Фрейденберг О.М. Фольклор у Аристофана ("Тесмофориазусы") // Сергею Федоровичу Ольденбургу к пятидесятилетию научно-общественной деятельности. 1882-1932. Л., 1934.

63. Шатин Ю.В. Три аспекта жанровой теории// Проблемы литературных жанров. Материалы второй научной межвузовской конференции 30 сент. 4 окт. 1975. Томск.

64. Научно-критическая литература

65. Аврамец И.А. "Портрет" Гоголя и "Хозяйка" Достоевского // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 620. Тарту, 1983.

66. Аврамец И.А. Мифологические мотивы в повести Ф.М.Достоевского "Хозяйка" // Сб. статей: В честь 70-летия профессора Ю.М. Лотмана. Тарту, 1992.

67. Альтман М.С. Достоевский: По вехам имен. Саратов, 1975.

68. Архипова A.B., Кийко Е.И. и др. Примечания. Неточка Незванова //Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 15 т. Л., 1988. Т. 2.

69. Асоян A.A. Данте и русская литература 1820-1850-х годов. Свердловск, 1986.

70. Астров В. Ф.М.Достоевский. Мечтатель // Астров В. Не нашли пути. СПб, 1914.

71. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу: В 3 т. М., 1994.

72. Байбурин А.К. Восточнославянские гадания, связанные с выбором места для нового жилища // Фольклор и этнография. JL, 1977.

73. Бекедин П.В. Повесть "Кроткая" (К истолкованию образа мертвого солнца) // Достоевский. Материалы и исследования. Вып. 7. М., 1987.

74. Белинский В.Г. Горе от ужа // Белинский В.Г. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1955. Т. 3.

75. Белинский В.Г. Разделение поэзии на роды и виды // Белинский В.Г. Указ. изд. Т. 5.

76. Белинский В.Г. Русская литература в 1842 г. // Белинский В.Г. Указ. изд. Т.6.

77. Белинский В.Г. Петербург и Москва // Белинский В.Г. Указ. изд. Т. 8.

78. Бердяев H.A. Откровение о человеке в творчестве Ф.М.Достоевского // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. М., 1990.

79. Бузина Т. Мотивы духовных стихов в романе Ф.М.Достоевского "Братья Карамазовы" // Достоевский и мировая культура. Альм. № 6. СПб., 1996.

80. Буслаев Ф. Общие понятия о русской иконописи // Философия русского религиозного искусства. М., 1993.

81. Вейман Р. История литературы и мифология. М., 1975.

82. Ветловская В.Е. Достоевский и поэтический мир Древней Руси (литературные и фольклорные источники «Братьев Карамазовых») // Труды отдела древнерусской литературы ИРЛИ. Л., 1974. Т. XXVIII.

83. Ветловская В.Е. Поэтика романа "Братья Карамазовы". Л., 1977.

84. Ветловская В.Е. Символика чисел в "Братьях Карамазовых" // Труды отдела древнерусской литературы ИРЛИ. Л., 1971. T.XXVI.

85. Ветловская В.Е. Средневековая и фольклорная символика у Достоевского // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление традиции. М., 1976.

86. Ветловская В.Е. Ф.М.Достоевский // Русская литература и фольклор (вторая половина XIX века). Л., 1982.

87. Вильмонт H.H. Великие спутники. М., 1966.

88. Вильмонт H.H. Достоевский и Шиллер. Заметки русского германиста. М., 1984.

89. Владимирцев В.П. Народная песня в художественном сознании Ф.М.Достоевского // Достоевский и современность: тезисы выступлений на "Старорусских чтениях": В 2 ч. Новгород, 1991. Ч. 1.

90. Владимирцев В.П. Народные плачи в творчестве Ф.М.Достоевского // Рус. лит. 1987. № 3.

91. Владимирцев В.П. Опыт фольклорно-этнографического комментария с роману "Бедные люди" // Достоевский . Материалы и исследования. Вып. 5. Л., 1983.

92. Волкова П.С. Эмотивность как средство интерпретации смысла художественного текста (на материале прозы Н. Гоголя и музыки Ю. Буцко, А. Холминова, Р. Щедрина): Дис. .канд. филол. наук. Волгоград, 1997.

93. Гальперин. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.

94. Грейвс Р. Мифы древней Греции: В 2 кн. М., 1999.

95. Грейвс Р. Белая Богиня. М., 1999.

96. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX века. М., 1986.

97. Долгополов Л.К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX начала XX века. Л., 1985.

98. Ермилова Г.Г. Событие падения в романе Ф.М.Достоевского "Бесы" // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново, 1998.

99. Ермилова Г.Г. Тайна князя Мышкина. О романе Достоевского «Идиот». Иваново, 1993.

100. Замотин И.И. Ф.М.Достоевский в русской критике. 4.1. 1846-1881. Варшава, 1913. Введение.

101. Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирующие семиотические системы. (Древний период). М., 1965.

102. Ильинская А. Соловки // Лит. учеба. 1990. Кн. 4.

103. Катенин П.А. Размышления и разборы. М., 1981.

104. Кирпотин В.Я. Мир Достоевского: этюды и исследования. М., 1980.

105. Кирпотин В.Я. Ф.М.Достоевский. Творческий путь (1821-1859). М., 1960.

106. Клейман Р.Я. Вселенная и человек в художественном мире Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. М., 1978. Т. 3.

107. Клейман Р.Я. Полисемия ситуаций в творчестве Ф.М.Достоевского // Из истории русской литературы и литературной критики. Кишинев, 1984.

108. Ковалева И. Миф: повествование, образ и имя // Лит. обозрение. 1995. №3.

109. Колпакова Н.П. Варианты песенных зачинов // Принципы текстологического изучения фольклора. М.-Л., 1966.

110. Комарович В.Я. Ненаписанная поэма Достоевского // Сб. Достоевский. Статьи и материалы. Пб., 1922.

111. Корелин М. Западная легенда о Докторе Фаусте. Опыт исторического исследования // Вестник Европы. СПб., 1882. Т. VI.

112. Костомаров Н.И. Домашняя жизнь и нравы великорусского народа. М., 1993.

113. Кривонос В.Ш. О множественности смысловых планов в "Коляске" Гоголя // Известия АН. Серия литературы и языка. 1998. Т. 57. № 1.

114. Курляндская Г.Б. Трагический характер в романе "Идиот" // Курляндская Г.Б. Нравственный идеал героев Л.Н.Толстого и Ф.М.Достоевского. М., 1988.

115. Линецкий В. "Анти-Бахтин" лучшая книга о Владимире Набокове. СПб., 1994.

116. Лихачев Д.С. Время в произведениях русского фольклора // Рус. лит. 1962. № 4.

117. Лотман Л.М. Роман Достоевского и русская легенда // Рус. лит. 1972. № 2.

118. Лотман Ю.М. Роман А.С.Пушкина "Евгений Онегин". Комментарий: Пособие для учителя. Л., 1983.

119. Медриш Д.Н. Память жанровой системы // Медриш Д.Н. Фольклоризм Пушкина: Вопросы поэтики. Волгоград, 1987.

120. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986.

121. Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа. М., 1958.

122. Мережковский Д.С. Пророк русской революции // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли.

123. Михнюкевич В.А. Проблемы изучения фольклоризма Ф.М.Достоевского // Проблемы творчества Ф.М.Достоевского. Поэтика и традиции. Тюмень, 1982.

124. Михнюкевич В.А. Русский фольклор в художественной системе Ф.М.Достоевского. Челябинск, 1994.

125. Мусхелишвили Н.Л., Шрейдер Ю.А. Значение текста как внутренний образ // Вопр. психологии. 1997. № 3.

126. Назиров Р.Г. Диккенс, Бодлер, Достоевский. (К истории одного литературного мотива) // О традициях и новаторстве в литературе и устном народном творчестве. Уч. зап. Башкирского гос. ун-та. Сер. филолог, наук. Вып. XVII. Уфа, 1964.

127. Назиров Р.Г. Творческие принципы Ф.М.Достоевского. Саратов, 1982.

128. Назиров Р.Г. Фабула о мудрости безумца в русской литературе // Русская литература 1870-1890 гг. Свердловск, 1980.

129. Пашкова Г.Р. Образная функция слов «угол» и «подполье» в произведениях Достоевского // Исследования по стилистикз художественной речи. Алма-Ата, 1985.

130. Поддубная Р.Н. Музыка и фантастика в русской литературе XIX века (развитие сквозных мотивов) // Вопр. литературы. 1997. № 1.

131. Порошенков Е.П. Язык и стиль повести Достоевского "Хозяйка" // Уч. зап. Моск. гос. пед. института им. Ленина. № 388. М., 1968.

132. Портнов А.Н. Язык и сознание: Основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX-XX вв. Иваново, 1994.

133. Потебня A.A. Объяснение малорусских и сродных народных песен // Русский филологический вестник. Вып. 1. Варшава, 1883.

134. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986.

135. Пропп В.Я. Морфология сказки. Л., 1928.

136. Пропп В.Я. Ритуальный смех в фольклоре. (По поводу сказки о Несмеяне) // Уч. зап. ЛГУ. Сер. филолог, наук. Вып. 3. Л., 1939. № 46.

137. Реизов Б.Г. "Хозяйка" Ф.М.Достоевского (к проблеме жанра) // Рус. лит. 1976. №1.

138. Родина Т.М. Достоевский. Повествование и драма. М., 1984.

139. Розанов В.В. Религия и культура // Розанов В.В. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т.1.

140. Руднев В. "Злые дети": мотив инфантильного поведения в романе "Бесы" // Сборник статей: В честь 70-летия профессора Ю.М.Лотмана. Тарту, 1992.

141. Русская повесть XIX в. История и проблематика жанра. Л., 1973.

142. Савушкина Н.И. Русская поэзия начала XX века и фольклор: Учеб.-метод. Пособие для студентов филол. фак.: В 2 вып. М., 1988.

143. Савченко Н.К. Проблемы художественного метода и стиля Достоевского. М., 1975.

144. Савченко Н.К. Сюжетосложение романов Достоевского. М., 1982.

145. Свительский В.А. Композиционная структура романа Ф.Достоевского "Братья Карамазовы" // Анализ художественного произведения. Воронеж, 1977. С. 11.

146. Селезнев Ю.И. В мире Достоевского. М., 1980.

147. Соболевская Е.К. Мифопоэтика "Поэмы Горы" и "Поэмы Конца " М.Цветаевой как основа музыкальной архитектоники цикла // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1993.

148. Степун Ф.А. Миросозерцание Ф.М.Достоевского // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли.

149. Струве В.В. Заупокойный культ древнего Египта. П., 1919.

150. Сумцов Н.Ф. К вопросу о влиянии греческого и римского свадебного ритуала на малороссийскую свадьбу // Киевская старина. 1886. № 1.

151. Таганов А.Н. "Потаенный лик "естественного человека" в постромантическом сознании Франции" // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература: Исследования и материалы. Иваново, 199£.

152. Топорков А.Л. Происхождение элементов застольного этикета у славян // Этнические стереотипы поведения. Л., 1985.

153. Трубецкой Евг. «Иное царство» и его искатели в русской народной сказке // Лит. учеба. 1990. Кн. 2.

154. Тяпугина Н.Ю. Поэтика символа и ее мифологические истоки в творчестве Ф.М.Достоевского. Автореф. дис. .канд. филол. наук. Волгоград, 1997.

155. Федотов Г.П. Стихи духовные (Русская народная вера по духовным стихам). М., 1991.

156. Флоренский П.А. Имена // Социс. 1990. № 4.

157. Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. М., 1979.

158. Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.-Л., 1964.

159. Фридлендер Г.М. Ценное исследование о молодом Достоевском // Рус. лит. 1991. № 1.

160. Фридлендер Г.М. Эстетика Достоевского. С. 96.

161. Чернова Н.В. Сон Господина Прохарчина. Фантастичность реальности // Достоевский и мировая культура. Альм. № 6. СПб., 1996.

162. Чирков Н.И. О стиле Достоевского. Проблематика. Идеи. Образы. М., 1967.

163. Шахнович М.И. Мифы о сотворении мира. М., 1969.

164. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М., 1966.

165. Шестов Л. Пророческий дар // О Достоевском: Творчество Достоевского з русской мысли.

166. Шкловский В.Б. О конвенциях // Шкловский В.Б Избранное: В 2 т. М., 1983. Т. 2.

167. Шкловский В.Б. Об отношении законов построения художественного образа к законам сюжетного построения // Шкловский В.Б Избранное. Т.2.

168. Шкловский В.Б. Повести о прозе. Размышления и разборы. М., 1959.

169. Шкловский В.Б. Функции героев волшебной сказки // Шкловский В.Б. Избранное. Т. 2.

170. Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987.

171. Эйхенбаум Б. О прозе. Л., 1969.

172. Элиаде М. Миф о вечном возвращении.

173. Юдин Ю.И. Роль и место мифологических представлений в русских бытовых сказках о хозяине и работнике // Миф Фольклор - Литература. Л., 1978.

174. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. М., 1997.

175. Юнг К.Г. Об отношении психоаналитической философии к поэтико-художественному творчеству // Зарубежная эстетика и теория литературы Х1Х-ХХ вв.

176. Справочно-энциклопедическая литература

177. Грушко Е.А., Медведев Ю.М. Словарь славянской мифологии. Нижний Новгород, 1996.

178. Краткая литературная энциклопедия / А.А.Сурков. М., 1966.

179. Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. / С.А. Токарев. М., 1991.

180. Фразеологический словарь русского языка: Свыше 4000 словарных статей / Под ред. А.И.Мологкова. М., 1986.