Мифологические основы поэтики Л. Н. Толстого тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Кирсанов, Никита Олегович

  • Кирсанов, Никита Олегович
  • кандидат филологических науккандидат филологических наук
  • 1998, Томск
  • Специальность ВАК РФ10.01.01
  • Количество страниц 158
Кирсанов, Никита Олегович. Мифологические основы поэтики Л. Н. Толстого: дис. кандидат филологических наук: 10.01.01 - Русская литература. Томск. 1998. 158 с.

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Кирсанов, Никита Олегович

Введение.

Глава первая. «Эффект реальности» в поэтике Толстого и парадигмы гуманитарной культуры XX века.

1.1. «Эффект реальности» в «классическом» исследовательском хронотопе.

1.2. «Эффект реальности» в хронотопе «материальной» поэтики.

1.3. Текст и реальность в работах VI.М. Бахтина.

1.4. «Выразительное и говорящее бытие» в понимании Бахтина и Толстого. Постановка проблемы мифологических основ поэтики Толстого.

Глава вторая. Карнавал, «первобытная целостность», миф в поэтике Толстого.

2.1. Верх - низ.

2.2. Упорядоченное - неупорядоченное.

2.3. Архитектоника праздника.

2.4. Праздник - праздник.

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Мифологические основы поэтики Л. Н. Толстого»

Начиная со второй половины 80-х годов в отечественном литературоведении наметился определённый спад интереса к поэтике J1.H. Толстого. Этот процесс продолжается вплоть до настоящего времени: на сегодняшний день художественные открытия Толстого в значительной степени потеряли парадигматическую значимость, которая безоговорочно признавалась за ними на протяжении всей эволюции отечественной теоретико-литературной мысли Характерно, что оживление интереса к Толстому, которое наблюдается в 90-е годы, связано преимущесгвенно с идеологическими аспектами творчества русского классика: религиозно-этическое учение Толстого, философия истории Толстого, Толстой и церковь, Толстой и мыслители «серебряного века»1 - эти темы оттеснили на второй план проблемы, связанные со своеобразием его поэтики. Такая расстановка исследовательских приоритетов далеко не случайна: меняется эпоха, меняется методологический инструментарий отечественного литературоведения - переосмысление феномена Толстого в этом обновляющемся контексте закономерно начинается с «верхних», идеологических этажей его творчества. Между тем представляется, что именно художественные поиски Толстого, его художественная идеология во многом созвучны тем проблемам, которые приобретают особую напряжённость в гуманитарной культуре XX века, и рассмотрение поэтики Толстого в этом контексте является актуальным.

В этой связи первостепенное значение приобретает характерная особенность произведений Толстого, неоднократно обращавшая на себя внимание исследователей. Особенность эта состоит в необыкновенном «жиз неподобии» созданных им образов. Если адекватность искусства и жизни действительно является одной из идеальных целей художественного творчества, то несомненно, что именно Толстой наиболее приблизился к этому пределу. «Начнём с эстетически несомненного, - пишет современный исследователь -с того, что воспринято всеми и пртишо всем/г. Толстой доводит до высшей степени ощущение нашего присутствия в художественно воссозданном мире. «Эффект присутствия» - первое, что открывается читателю. Сочинения Толстого оказывают единственное в своём

1 См. Есаулов И.А. Идея соборности в романе Толстого «Война и мир». // Лепта. 1996. }fe30. С. 194-223; Лукацкий М.А. Философия культуры Л.Н.Толстого. Тверь, 1996; Лурье .Я.С. Лев Толстой и мыслители «серебряного века». // Звезда. 1993. №7. С. 173-183; Лурье АС. После Льва Толстого; Исторические воззрения Толстого и проблемы XX века. СПб., 1993; Формозов А.А. Классики русской литературы и историческая наука. М., 1995 и др. роде освежающее действие, какое возникает при непосредственном соприкосновении со всем богатством бытия; воображение поднимается до такой живости и красочности, что, казалось бы, может соревноваться с впечатлениями самой жизни»2 (курсив наш. Н.К.) На этот феномен (будем в дальнейшем называть его «эффектом реальности») стали указывать уже в первых откликах на «Войну и мир»3 и очень быстро говорить о нём стало некоторым общим местом в литературе о Толстом (ещё раз: «воспринято всеми и признано всеми»). Лучше всего эта проблема была обозначена писателями Вот, например, характерное замечание Д.С. Мережковского; заканчивал свой анализ построения образа Анны Карениной (того, как он складывается из бесчисленного количества телесных признаков), он пишет: «Все эти мельчайшие и отдельные приметы так согласованы, что естественно и невольно соединяются в воображении читателя в одно целое, живое, единственное, особенное личное, незабываемое, так что когда мы кончаем книгу, нам кажется, что .мы вшк';ш Анну Каренину собственными глазами и узнали бы её тотчас, если бы встретили».4 Об этой же пластичности толстовских образов писал М. Горький: «У Толстого можно научиться. пластике, изумительной рельефности изображения. Когда его читаешь, то получается. ощущение как бы физического бытия его героев, до такой степени у него выточен образ; он как будто стоит перед вами, вот так и хочется пальцем тронуть.»5 А вот Стефан Цвейг; «Каждое художественное произведение только тогда достигает самой высокой степени, когда забываешь о его художественном созидании и ощущаешь его существование как несомненную реальность. У Толстого этот возвышенный обман доведён до совершенства. Никогда не осмеливаешься подумать, - столь ощутимо, правдиво они нас касаются, - что эти рассказы придуманы, что действующие лица вымышлены. Читая их, кажется, заглядываешь в открытое окно реального мира.»6 Характерно, что эта иллюзия реальности легко передавалась и иноязычным читателям, несмотря на все искажения, возникающие при переводе. Цвейг - не единственный пример, об обаянии «живой жизни», идущем от произведений Толстого, говорили Г. Флобер, Т. Манн, Р. Роллан. Замечательно, что

2 Днепров В. Изобразительная сила толстовской прозы. // В мире Толстого: Сборник статей. М., 1978. С.53.

3 Ср., например, замечание М. Соловьёва о «форме совершенно новой и столь же соответствующей обыкновенному ходу жизни, сколь и безграничной, как сама жизнь». Северная пчела. 1869,12,23.

4 Мережковский Д.С, Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.,1995. С.74.

5 Горький М. Собрание сочинений в 30-ти тт. Т.26., 1953. С.68.

6 Цвейг С. Три певца своей жизни. Казанова. Стендаль, Толстой. М., 1992. С.250указание на «эффект реальности» как на характерную черту толстовской поэтики содержится и в Британской энциклопедии: «"Война и мир" и "Анна Каренина^.] в некотором смысле представляют собой вершину, достигнутую реалистическим романом, поскольку в них в наибольшей степени воплощается его основной художественный принцип: соответствие художественного образа и жизненной реальности оказывается здесь настолько полным, что неизменно вызывает чувство, знакомое всем читателям Толстого - что его герои - не просто вымышленные, "литературные" герои, а живые люди из плоти и крови.»7

Об «эффекте реальности» заговорили уже современники Толстого, и сейчас даже в самых академических исследованиях может иногда прозвучать: «Посмотрите, совсем как в жизни!» Поэтому кажется странным, что до настоящего времени была предпринята всего лишь одна серьёзная попытка рассмотреть поэтику Толстого всецело исходя из этого феномена. Мы имеем в виду статью В Днепрова «Изобразительная сила толстовской прозы»8, которая могла бы послужить превосходным введением в эту проблему. Что касается литературы о Толстом в целом, то «эффект реальности» либо списывают на гениальность Толстого как на некоторый иррациональный остаток, уже не подлежащий никакому анализу, либо он оказывается эпифеноменом того или иного художественного приёма. Отсюда парадокс - несмотря на то, что поэтика Толстого исследована довольно хорошо, и все точки над «i» как будто расставлены, самое главное в его произведениях, то, что составляет секрет их обаяния, оказалось вынесенным за скобки.

Сказанному, как будто, противоречит изобилие отдельных наблюдений по этому поводу: стремление понять, в чём же состоит «способ предельного вдвижения рассказа в жизнь» (П. Громов), которым «в совершенстве овладел Толстой», есть нерв любого серьёзного исследования по поэтике Толстого. Кроме не потерявших свою актуальность вплоть до настоящего времени критических исследований П.В.Анненкова,9 В.В.Вересаева10, К.Леонтьева11, Д,С.Мережковского12, Н.Н.Страховав, Н.Г,Чернышевского'4, а также ценных

7 Encyclopaedia Britanica. Inc. Chicago, London. Toronto. V. 22, p.274.

8 См.: Днепров В. Изобразительная сила толстовской прозы,// В мире Толстого. М.,1978. С.53-104.

9 Анненков П.В. Исторические и эстетические вопросы в романе гр.Л.Н.Толсгого «Война и мир»// Вестник Европы. 1868. № 2. С. 774-795.

10 Вересаев В.В. Живая жизнь. М„ 1990.

11 Леонтьев К.Н. О романах гр. Л.Н.Толстого. Анализ, стиль и веяния: Критический этюд-М., 1911.

12 Мережковский Д.С. Л.Толстой и Достоевский, // Д.С. Мережковский Л.Толсгой и Достоевский. Вечные спутники. М., 1995. С.5-351. замечаний, сделанных С.Залыгиным, Л.Леоновым, В.Набоковым, Ю.Олешей, В.Розановьщ, С.Цвейгом и др.15, различные аспекты проблемы «эффект реальности в поэтике Толстого» рассмотрены в работах С.Г.Бочарова16, П.П,.Громова17, Е.Н.Купреяновой'8, А.АСабурова19,

A. П. С ка фты м о ва2и, Б.М Эйхенбаума21 и др. Косвенным образом с этой проблемой связаны исследования Л.Аннинского, В В,Барыкина, Ю.Бирмана, ЯГ.Бшшнкиса, Н.К.Гея, Л.Я.Гинзбург, М.М.Гиршмана, В.И.Камянова, В.ЯЛакшина, К.Н Ломунова, Н.С.Манаева,

B.В.Фёдорова, В.Е Хализева, А В.Чичерина, В. Б. Шкловского и др." Отсутствие методологического контекста, в котором мог бы быть объединен и осмыслен весь этот материал, превращает проблему эффекта реальности в своего рода «великую неявную тему» толстоведения.

На первый взгляд, скомпоновать все выявленные «приёмы» в единой концепции не составляет особого труда. Если собрать все разрозненные наблюдения, от случайных реплик

13 Страхов Н.Н. Критические статьи о И,С.Тургеневе и Л.Н.Толстом. СПб., 1885.

14 Чернышевский Н.Г. О Л.Н, Толстом. М., 1959. и См. Залыгин С. Это сама жизнь! // Наш современник Л 978, №9. С.142-146; Леонов Л. Литература и время. М., 1976;Набоков В. Лекции по русской литературе. М.,1996; Олеша Ю. Ни дня без строчки. М., 1965; Розанов В. О писательстве и писателях. М., 1995.; Цвейг С. Лев Толстой // С. Цвейг. Три певца своей жизни. М,, 1992. С. 223-358.

16 Бочаров С.Г, Толстой и новое понимание человека. «Диалектика души» // Литература и новый человек. М., 1963. С. 224-309,

17 Громов П.П. О стиле Льва Толстого. Становление «диалектики души». Л., 1971.; Громов П.П. О стиле Льва Толстого. «Диалектика души» в «Войне и мире». Л , 1977.

18 Купреянова £.Н, Эстетика Л.Н.Толстого. М,;Л., 1966,

19 Сабуров А.А. «Война и мир» Л.Н.Толстого. Проблематика и поэтика. М„ 1959.

20 Скафтымов А.П. Идеи и формы в творчестве Л.Толстого. // А.П. Скафтымов. Нравственные искания русских классиков. М., 1972. С. 134-165.

21 Эйхенбаум Б.М. Молодой Толстой.// Б.М. Эйхенбаум, О Литературе, М., 1987. С 34-139.

22 Аннинский Л. Лев Толстой и кинематограф. М,,1984; Барыкин В.Е. Эстетика Л. Толстого. М, 1978; Бирман Ю. О характере времени & «Войне и мире»// Русская литература. 1966, №3. С. 123-131; Билинкис Я.С. О творчестве Л,Н. Толстого. Очерки. Л., 1959; Гей Н.К. Стиль как «внутренняя логика» литературного развития.// Смена литературных стилей. М1974; Гинзбург Л.Я, О литературном герое. Л. 1979; Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1978; Гиршман М.М. Синтез простоты и сложности в стиле Л.Н. Толстого.// ММХиршман. Избранные статьи. Донецк, 1996, С.77-93; Камянов В.И. Поэтический мир эпоса. М., 1978; Ломунов К.Н. Эстетика Льва Толстого, М,, 1972; Манаев Н.С. Изобразительные источники «Войны и мира» и специфика пластичности прозы Л.Н. Толстого.// Проблемы истории русской литературы. Тула, 1973. 56-68; Фёдоров В.В. О природе поэтической реальности. М.,1984; Хализев В.В. Своеобразие художественной пластики в «Войне и мире».// В мире Толстого. М., 1978, С. 134-161; Чичерин AJB. Возникновение романа-эпопеи. М, 1978, Шкловский В.Б Искусство как прибм.// В.Б. Шкловский. Гамбургский счёт. М., 1990. С.58-72. до развёрнутых исследований, сразу бросается в глаза, что большей частью они группируются вокруг четырёх положений. Во-первых, «необыкновенную живость» толстовских образов связывают с особым статусом отдельной детали - «мелочи» - с её относительной независимостью в рамках художественного целого (Б.М.Эйхенбаум).Другой момент, на который указывают в связи с «эффектом реальности» - господство в произведениях Толстого настоящего времени, своеобразная сиюминутность изображения, в результате которой действие складывается непосредственно у нас на глазах, «наличными силами настоящего» (П.В.Анненков, В.Днепров, П Г.Громов ). В-третьих, «эффект реальности» объясняют тем, что Мережковский называл «ясновидением плоти», характерной для Толстого телесной наглядностью образов (Д.С.Мережковский, К Леонтьев, С.Цвейг, Е.Н.Купреянова) И наконец, как на четвертый момент указывают на особую структуру толстовского героя, представленного перед нами как нечто «непрерывно текучее и изменяющееся» (Н.Г.Чернышевский, С.Г.Бочаров, А.П.Скафтымов)

Таким образом, с «эффектом реальности» связываются, по сути дела, основные особенности художественного метода Толстого, составляющие своеобразное ядро его поэтики. Следует также подчеркнуть, что все названные моменты пересекаются, а иногда даже перекрывают друг друга - поэтому их выделение и соподчинение во многом определяется конкретной исследовательской установкой. Скажем, «материальная» поэтика ставит во главу угла первый пункт, как наиболее абстрактный, лишенный всякого по-человечески ощутимого содержания, а потому удовлетворяющий требованию рассматривать текст как «данность, внеположенную сознанию». Напротив, поэтика, которую можно условно назвать «классической», тяготеет к «сиюминутности» и «особой структуре героя», за которыми стоит «диалектика души» Чернышевского и которые обладают какой-то наивной понятностью, «самособойразумеемостью». Однако ни первый, ни второй подход не сумел создать методологический контекст, в котором могла бы быть решена или хотя бы правильно поставлена эта проблема. Несмотря на то, что связь преобразований, которые внёс в свою поэтику Толстой, с тем, что мы называем здесь «эффектом реальности», подчёркивается постоянно, сам «эффект реальности» никогда не оказывается в фокусе исследования. Всегда находится что-то другое, что и составляет основной «интерес» исследователя - проблемы реализма, изображение человека во взаимодействии со средой, борьба языческого и христианского начал, изображение душевных процессов, в лучшем случае - приёмы, с помощью которых достигается «эффект реальности». Обычный способ обращения с этой проблемой - описываются те или иные особенности художественного метода Толстого, после чего добавляется: «Вот почему возникает ощущение «жизненности» того, что он изображает». «Жизненность» здесь оказывается чем-то данным, уже кем-то сказанным, чем-то таким, говорить о чём ещё раз излишне. Подобный подход является прямым следствием распространённой теоретической установки: когда исследователь движется от «поэзии» к «жизни», неявно допуская, что «жизнь» есть что-то само собой разумеющееся, не нуждающееся ни в каком дополнительном «высвечивании» (или что это, во всяком случае, не его задача).

Тезис, выступающий отправной точкой нашего исследования: «эффект реальности» возникает в связи с актуализацией в художественной системе Толстого элементов архаичных художественных практик. Связь творчества Толстого с культурной архаикой не один раз обращала на себя внимание исследователей"1. Новизна нашего подхода состоит в соотнесении существенной архаизованности художественной системы Толстого с общепризнанной «жизненной адекватностью», достигнутых в его произведений. Какие основания имеются для подобного соотнесения?

Безусловно, «эффект реальности» в той или иной степени характерен для любого художественного текста: мы всегда как бы верим в героев и в те события, которые с ними происходят, однако именно у Толстого это ощущение «жизненности» достигает огромной, иногда прямо ошеломляющей глубины. Поэтому кажется недостаточным говорить о том, что в его произведениях просто в большей степени воплотился один из принципов художественной литературы. Здесь налицо какие-то качественные сдвиги, которые, по сути

23 См. Бурсов Б.И. Национальное своеобразие русской литературы. М, 1958. С.49-50; Бялый Г. «Власть тьмы» в творчестве Л.Н.Толстого 80-х годов.// Русский реализм конца XIX в. Л.,1973; Зайденшнур Э.Е. Народная песня и пословица в творчестве Л.Н.Толстого.// Лев Николаевич Толстой. Сборник статей и материалов. М„ 1952. С.511-576; Зайденшнур Э.Е. Произведения народного творчества в педагогике Л.Н.Толстого.// Яснополянский сборник. Тула, 1955. С.137-153; Зайденшнур Э.Е. Работа Л.Н.Толстого над русскими былинами.// Русский фольклор, т.5, М.-Л., 1960. С.329-366; Купреянова Е.Н. Эстетика Л.Н. Толстого. М.-Л., 1966; Лихачёв Д.С. Лев Толстой и традиции древнерусской литературы.// Д.С.Лихачев. Избранные работы в 3-х т. Т. 3, Л., 1987. С. 298-322; Николаева Е.В. Некоторые черты древнерусской литературы в романе-эпопее Л.Н.Толсгого «Война и мир».// Литература древней Руси. вып. 2. М., 1978. С.96-113; Манаев Н. С. Лубок в романе «Война и мир».// Русская речь. 1978, №4, С. 29-34; Сабуров А.А. «Война и мир» Л.НЛолстого. Проблематика и поэтика. M.s 1959. С. 43-110, Эйхенбаум Б.М. Л.Толсгой.кн.2. Л., 1931. С. 237-24; Эйхенбаум Б.М. Л.Толсгой. Семидесятые годы. Л., 1974. С. 65-67; Эйхенбаум Б.М. Элементы летописного стиля в литературе XIX ьЛ ТОДРЛ. Т. 14. М.-Л., 1958. С.545-550 и др. дела, выносят Толстого за границы того, что принято считать эстетическим. Характерный пример: Ромен Роллан, рассказывая о том впечатлении, которое произвело творчество Толстого на его поколение, между прочим упоминает буржуа из Ниверне, которые сроду никогда ничего не читали, но которые с огромным волнением отзывались о «Смерти Ивана Ильича».24 'Гут ведь дело не только в «количестве гениальности» Толстого, которое и камень заставит растрогаться, тут изменяется сама природа художественного воздействия. Кто-то однажды сказал, что «Смерть Ивана Ильича» - это уже не искусство; видимо, это не совсем верно, тем не менее эти слова знаменательны. Толстой ищет здесь какой-то дозстетический, энергтиый - то есть более непосредственный, наивный, прямой контакт с жизненным материалом и с читателем («это с тобой происходит, ты так же будешь умирать»), напоминающий о суггестивности первобытного искусства, энергетизм которого должен был изживаться непосредственно в действии - в ритуале, в танце. Кстати, не будем забывать и о том, что все эти истории о птицах, клюющих нарисованный виноград, о лошади, сходящей с картины и разгуливающей по городу, об индейцах, бросающихся на сцену спасать актёров, связаны с восприятием произведения искусства, специфическим именно для первобытной культуры.25 В современной эстетике подобные примеры не пользуются популярностью, характерно отношение к ним Ю.М. Лотмана, увидевшего в них «не торжество искусства, а разрушение его примитивным сознанием, не способным на эстетическое восприятие»26 Но здесь можно увидеть и проявление особого типа художественного сознания, характерного для культурной архаики, не отчленяющего искусства от реальности.

В этой связи особое значение приобретает следующая характерная особенность творчества Толстого, которую необходимо здесь рассмотреть. Уже не раз отмечалось, что его художественная идеология обнаруживает существенный интерес к факту в его буквальной реалистичности, частично смещающий категорию художественного вымысла. В первый период творчества Толстого эта установка проявляется прямо и непосредственно -самые ранние его произведения основываются на воспоминании слышанного, виденного и непосредственно пережитого: пуповина, соединяющая его художественное творчество с дневником, с заметками для себя и для круга близких друзей, здесь ещё не перерезана. Этот момент «буквальной реалистичности» присутствует и в зрелых его произведениях - не

24 См. Роллан Р. Жизнь великих людей. Минск, 1985. С. 200.

25 Подробнее см. Леаи-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.,1994. C.37-4I,

26 Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.,1994. С.ЗЗ. случайно так остро встал вопрос о реальных прототипах Толстого, а за героями «Войны и мира» уже давно закрепился эпитет «полувымышленные». Но и самый вымысел у Толстого содержит в себе нечто такое, что в своё время заставляло говорить о «.былевой» (Н.Н. Страхов), «воспошшате.1 ыюи» (В.В. Розанов) основе его творчества: как будто бы кусочки, вырванные из живой реальности, оживили, сделали таким же настоящим всё то «сочинённое», «артефактное», без которого не обходится никакое искусство, Уже по одной этой причине элементы «буквального реализма» в творчестве Толстого нельзя свести к простой претензии на документальное воспроизведение действительности, «буквальная» реальность (то есть реальность непосредственная, вот здесь, перед глазами находящаяся), под знаком которой развивалось раннее творчество Толстого, позволило ему каким-то образом изменить структуру и тон своего рассказа, выработать приёмы художественного отражения реальности архитектонически более адекватные, нежели те, что господствовали в художественной культуре его времени. Сказанное вплотную подводит нас к проблеме были, жанра, по-видимому, ключевого для понимания его поэтики.

Кажется, впервые слово «быль» было использовано для характеристики произведений Толстого Н.Н. Страховым. Рассматривая жанровую специфику «Войны и мира», Страхов, в частности, писал следующее: «Во-первых, это - хроника, т.е. простой бесхитростный рассказ, без всяких завязок и запутанных приключений, без наружного единства и связи. Эта форма очевидно проще, чем роман, - ближе к действительности, к правде, она хочет, чтобы её принимали за быль, а не за простую возможность. Во-вторых, это - быль семейная, т.е. не похождения отдельного лица, на котором должно сосредоточиваться всё внимание читателя, а события, так или иначе важные для целого семейства».27 Обратим внимание на то, что в определении Страхова по сути дела соединяются две различные категории. Сперва под «былью» понимается действительно происшедшее событие (и в этом смысле вводится противопоставление «были» и «простой возможности», т.е. вымысла), а затем это же слово используется как определение жанра (хроника Толстого - «это быль семейная»), претендующего («желающего казаться») на изображение действительно происшедшего события. То есть, с одной стороны, быль - это реальный факт (в этом смысле быль случается), с другой стороны, быль - это изображение реального факта (тогда быль рассказывается). Подобная двусмысленность, не отчленяющая рассказывание о событии от самого рассказываемого события, возможна только при известном ослаблении категории художественного вымысла, что и позволяет связывать феномен был» с характерными особенностями архаичного восприятия произведения искусства, понимающего рассказываемое событие как в каком-то смысле случающееся «на самом деле». Феномен «архаичного реализма» в своё время был исследован в работах М И. Стеблина-Каменского на материале древне-исландской литературы Рассматривая особенности восприятия художественного произведения архаичным сознанием, исследователь приходит к выводу об отсутствии в древне-исландской художественной культуре категории сознательного литературного вымысла, предполагающей противопоставление «исторической правды» и «художественного правдоподобия», «Для людей древнеисландского общества - пишет исследователь - существовала только одна форма правды, так сказать, «синкретичная правда». Тот, кто сообщал синкретичную правду о прошлом, стремился одновременно и к точности, и к воспроизведению действительности во всей её живой полноте. Но тем самым это была не только правда в собственном смысле этого слова, но также искусство или органическое сочетание того, что в сознании современного человека несочетаемо. Синкретичная правда нечто навсегда утраченное. Она отнюдь не нечто среднее между двумя другими правдами (имеется в виду противопоставление «исторической» и «художественной» правды, по Стеблину-Каменскому, возникшее уже на относительно поздней стадии развития художественной культуры. Н.К.) Она в корне отлична от них обеих [.]. Поэтому пытаться определить, что в сагах - историческая правда, а что -художественная, значит искать различие, в отсутствии которого и заключается сущность представленной в сагах правды»28 Теория М.И. Стебдина-Каменского в своё время вызвала решительное сопротивление со стороны саговедов. Тезис исследователя о «синкретичном реализме», определяющем некоторые специфические особенности архаичного восприятия произведения искусства был расценен как утверждение «странной доверчивости» человека средневековой культуры, якобы не способного отличить выдумки от действительности, изображение его «более примитивным существом, чем современный человек». Следует отметить, что определённые основания для подобных обвинений предоставил сам исследователь. В его теории недостаточно отчётливо разводятся прагматический и архитектонический контекст, в которых может рассматриваться проблема «синкретичной правды». Характерный пример из «Невыдуманных рассказов о прошлом» В.В. Вересаева

27 Страхов Н.Н. Критические статьи о КС.Тургеневе и Л.Н.Толстом. СПб., 1885.

С.235

28 Стеблин-Каменскнй М.И. Мир саги. Становление литературы. М., 1984. С.23. позволяет прояснить специфику архитектонического подхода к феномену «буквального реализма».

Иногда бывает так: если это - правда, то смешно, если анекдот, то совсем не смешно. То, что расскажу - правда.

На одном из южных наших заводов (в Бердянске) в за иоде кой охране служит женщина. Ходит в военной форме, в брюках, с винтовкой. Никто не принимает её за женщину, И даже когда не в форме, то ходит в мужской кепке, матроске, брюках и жёлтых ботинках.

Зовут её Ольга Небаба.»29

Приведённый текст позволяет скорректировать положение М,И. Стебли на-Каменского о чо том, что «синкретическая правда нечто навсегда утраченное»' и вместе с тем - перевести эту проблему в архитектонический контекст. Этот казус действительно забавен Во-вторых, он действительно забавен именно потому, что это - «правда)). То есть возникает, казалось бы, достаточно необычная ситуация, когда для того, чтобы адекватно воспринять художественный (!) текст, необходимо поверить в действительность того, что в нём говорится. Это при том, что этот рассказ не преследует никаких познавательных или краеведческих целей, которые позволили бы рассматривать с исключительно прагматической точки зрения. Упоминание о его «невыдуманности» необходимо в первую очередь для того, чтобы перенастроить механизм нашего восприятия; его функция может быть целиком сведена к экспликации определённого хронотопа, и, таким образом, оно должно рассматриваться как элемент художественной структуры. Таким образом, кроме своего непосредственно прагматического смысла, оппозиция «реальность - вымысел» обнаруживает архитектонический подтекст: в современной художественной культуре действительный факт воспринимается иначе, нежели факт вымышленный. Феномен «синкретичной правды» в этом случае может рассматриваться в качестве одной из характеристик такого типа художественного сознания, в котором архитектоническая специфика этого противопоставления не ощущается - в этом хронотопе оговорки, вроде вересаевского «то, что расскажу - правда)) были бы совершенно излишни. Древняя аудитория вовсе не обязательно должна была принимать любой рассказ за чистую правду -скорее здесь следует говорить о том, что её восприятие, оставаясь в своей основе художественным, включало в себя некоторые моменты «реалистической» реакции (при том, что тематика в этом случае может быть совершенно фантастической и неправдоподобной).

29 Вересаев В.В. Невыдуманные рассказы о прошлом. М., 1984. С.366.

В перспективе бахтинской эстетики эта особенность может быть охарактеризована следующим образом - архаичный тип художественности (элементы которого сохраняются в фольклоре, в «массовом» искусстве, в «наивнореалистическом» восприятии произведения искусства, характерного для детского возвраста) не знает эстетической вненаходимости, определяюей существенные особенности художественного восприятия, установившиеся в культуре Нового времени. Авторской дистанции по отношению к герою здесь противостоит суггестивность непосредственного контакта, предполагающего игровое «соучастие» в его жизни31. Этой же особенностью характеризуется и художественная идеология Толстого32 -его реализм не только «содержателен», но и архитектоничен - что и позволяет говорить о существенно архаичных основах его поэтики. В этой ситуации особое значение приобретает проблема художественной целостности - если компетенции автора и героя уравниваются, если само понятие эстетической вненаходимости нерелевантно архаичному хронотопу, воплощённому в произведениях Толстого, то каким образом здесь достигается организация жизненного материала? Как мы попытаемся показать в дальнейшем, отсутствие эстетической дистанции в художественной системе Толстого ведег к актуализации «экзистенциально-онтологичесих» измерений реальности как они даны «живому, переживающему жизнь сознанию»(М, М.Бахтин). Этот момент сближает художественную идеологию Толстого с первобытными практиками моделирования «единого, великого события жизни» и вместе в тем резко выделяют её на фоне сложившихся в эпоху Нового времени представлений о взаимоотношении сознания и реальности, определяющих некоторые существенные особенности гуманитарной и художественной культуры XX века. В этом случае недостаточная разработанность в современном литературоведении проблемы «эффекта реальности» в поэтике Толстого может быть связана с расхождением двух культурных парадигм.

ЦЕЛЬ И ЗАДАЧИ ИССЛЕДОВАНИЯ. Таким образом, мы выставили тезис, что проблема «эффекта реальности» в поэтике Толстого должна рассматриваться в контексте своеобразного диалога двух культур. С одной стороны - лежащее в основе «модернистской» парадигмы XX века радикальное противопоставление «текста» и «реальности», которое в свою очередь восходит к установившимся в эпоху Нового времени представлениям о

30 Стеблин-Каменский М.И. Указ. соч. С.23.

31 Подробнее см.: Лагман Ю.М. Блок и народная культура города.// Ю.М. Лотаан Избранные статьи в 3-х т, Т.З, Таллин, 1993. С. 187-189; Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 240-245. взаимоотношении духовно-идеологических и «непосредственно-жизненных», «природно-телесных» аспектов человеческого опыта. С другой - «первобытная» позиция Толстого, утверждающая взгляд на реальность изнутри реальности, в рамках которого связь сознания и жизни, культуры и природы, духа и тела, художественного произведения и «были» сохраняет свою интимность и непосредственность. Рассмотрение «ориентированной» на глубокую культурную архаику художественной системы Толстого в контексте проблемы «реальность-текст» в том ее особом значении, которое она приобретает в гуманитарной культуре XX века, и является главной целью нашего исследования. Конкретная реализация этой цели предполагает выполнение следующих задач:

Во-первых, необходимо рассмотреть способы тематизации «эффекта реальности» в теоретико-литературных практиках XX века и показать, что интерпретации толстовского «жизнеподобия» в существенной степени обусловлены онтологическими предпосылками, установившимися в эпоху Нового времени. Выполнение этой задачи позволяет выявить наиболее общие закономерности гуманитарной культуры XX века, определяющие способы осмысления проблемы «реальность-текст»

Во-вторых, необходимо поставить вопрос о степени адекватности-неадекватности этих предпосылок, которую они обнаруживают в связи с осмыслением «жизнеподобия», достигнутого в произведениях Толстого - то есть необходимо выяснить, насколько релевантен поэтике Толстого данный научный дискурс, что может (и как), и что не может быть сказано в его рамках.

В-третьих, необходимо рассмотреть художественную систему Толстого в контексте первобытных способов моделирования действительности, что предполагает использование при её описании, методологий, применяющихся при анализе мифологических систем. Представляется, что выполнение этих трёх задач позволит приблизительно намегш-ь методологический контекст, в котором может рассматриваться проблема «эффекта реальности» в поэтике Толстого.

АКТУАЛЬНОСТЬ ИССЛЕДОВАНИЯ. Следует подчеркнуть, что эта проблема, по сути дела, выходит за рамки чисто литературоведческих вопросов. Представляется, что своеобразная «немота» современного литературоведения относительно «эффекта реальности» (в смысле желания и невозможности говорить) может рассматриваться как одно из проявлений глобального оскуднения понятия «реальность» - общекультурного

32 См. Эйхенбаум Е.М. Л.Толстой. Кн.2: 60-е годы. Л., 1931. С. 232-242. процесса, первые симптомы которого были замечены ещё в прошлом веке. О реальности сейчас говорят не иначе как с некоторым чувством внутренней неловкости, реальность, по выражению Б.Пастернака «куда-то делась», и «может быть, её уже и нет», превратилась в «только текст», в «алиби текста». Сейчас, когда в гуманитарном знании остро ощущается необходимость возвращения к каким-то вещам, соразмерным простому человеческому существованию, изучение творчества Толстого представляется особенно актуальным.

Взаимоотношение текста и реальности является одной из самых больных тем в современной гуманитарной культуре. Изучение поэтики Толстого даёт нам уникальную возможность рассматривать эту проблему фено.меио.югически, в свете достигнутого результата - несомненное и общепризнанное ощущение адекватности художественного текста и реальности, которого каким-то образом сумел добиться Толстой, должно стать центром исследования. На фоне структурно-семиотических и постструктуралистских разработок этой проблемы такой подход может показаться слишком наивным, но мы настаиваем на этой наивности. В конце концов, иногда может оказаться полезным попытаться укоренить то или иное понятие в конкретной жизненной ситуации, вместо того, чтобы с какой-то агрессивной назойливостью твердить, что у него нет «словарного значения».

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ Представляется, что необходимую концептуальную базу для подобного анализа предоставляют исследования М.М. Бахтина. Если согласиться, что в диалогической поэтике романа Бахтина привлекала в первую очередь установка на адекватное отображение живой, действительной реальности1*, то данная им характеристика произведений Толстого (где достигается почти предельная жизненная адекватность) как «монологических» - то есть воплотивших в себе противоположный тип художественности, не может не вызывать возражений. Отсюда и стремление ряда исследователей оспорить представление о Толстом как «исключительно монологическом» авторе, принимавшее либо вид осознанной полемики с Бахтиным, либо «простодушного» оперирования бахтинскими категориями (такими как «незавершённость», «диалог», «избыток человечности» и др.) при

33 Ср., например: «Говоря о диалоге автора и героя, (.) Бахтин изображает дело так, словно речь идёт о жизненном событии, а не художественном творчестве.(.) По Бахтину, роман Достоевского, являющийся самой жизнью, выходит за пределы литературы и является самостоятельным родом искусства.(.) Форма романного диалога не умерщвляет жизнь, она сама есть жизнь - здесь кульминация и главное открытие эстетики Бахтина.» (Бонецкая Н.К. Эстетика М.Бахтина как логика формы.// Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб., 1995. С. 56-57). описании особенностей поэтики Толстого34 Представляется, что Бахтин прошёл мимо, может быть, наиболее существенных сторон художественного творчества Толстого, не укладывающихся в оппозицию «диалог - монолог», но в то же время выражающих ту же событийность живой действительности, в связи с которой вводилась Бахтиным эта оппозиция. Нам представляется также, что игнорирование Бахтиным этих «событийных» моментов толстовской поэтики связано с определённой односторонностью его концепции, проявившейся в гипостазировании словесно-идеологического компонента романной поэтики. По этой причине использование при анализе поэтики Толстого идей Бахтина предполагает определённую корректировку его концепции, переосмысление её отдельных положений в свете достижений структурно-семиотических и историко-функциональных исследований.

НАУЧНАЯ НОВИЗНА РАБОТЫ определяется следующими моментами:

1) Поставлена проблема мифологических основ поэтики Толстого. Выявлена связь «жизненной адекватности» произведений Толстого с архаичными истоками его художественной идеологии.

2) В общей форме поставлен вопрос о значении художественных открытий Толстого в контексте проблемы «реальность - текст». Проанализированы и концептуально осмыслены способы артикуляции ключевых особенностей поэтики Толстого в теоретико-литературных парадигмах XX века.

3) Поэтика Толстого рассмотрена в перспективе идей М.М. Бахтина. Критически осмыслен тезис о «монологизме» художественной идеологии Толстого. Выявлен «карнавальный» пласт поэтики «Войны и мира».

34 См. Богданов В. Человек и мир в романах Льва Толстого.// В мире Толстого. М., 1978. С. 134-161; Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск. 1995; Камянов В.И. Поэтический мир эпоса. М, 1978; Свительский В.А Идеи ММ.Бахтина и современное изучение русской литературы 19 в. У/ М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук. Витебск, 1994. С. 56-57; Тамарченко Н.Д. Внутренняя диалогичносгь слова и типология романа в работах М.М.Бахтина.// М.М.Бахтин и перспективы гуманитарных наук. С. 102-109; Тамарченко Н.Д. Художественный диалог и проблема завершения реалистического романа.// Жанр и проблема диалога. Махачкала, 1982. С.132-153; Фёдоров В.В. Диалог в романе: Структура и функции. М., 1984; Фридлендер Г.М. Достоевский и Толстой.// Достоевский. Материалы и исследования. Т. 3. Л., 1978. С. 67-92; Хализев В. Своеобразие художественной пластики в «Войне и мире».// В мире Толстого. М., 1978. С. 178-221 и др.

4) На материале «Войны и мира;) и «Анны Карениной» рассмотрены и осмыслены в архитектоническом контексте архетипические модели, лежащие в основе творчества Толстого.

ПРАКТИЧЕСКАЯ ЦЕННОСТЬ диссертации обусловлена возможностью использования основных её положений в учебном процессе, в работе спецсеминаров, при чтении общих и специальных курсов лекций по истории русской литературы XIX века.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской и зарубежной литературы Томского государственного университета. Её отдельные положения были рассмотрены на аспирантском семинаре кафедры, на всеросийской научной конференции «Культура и общество: возникновение новой парадигмы» (Кемерово, 1995) и на научно-практической конференции филологического факультета ТГУ (Томск, 1997). Основные положения диссертации изложены в тезисах докладов на всеросийской научной конференции «Культура и общество: возникновение новой парадигмы» (Кемерово, 1995), на VIII научной межвузовской конференции «Проблемы литературных жанров» (Томск, 1996), на научно-практической конференции филологического факультета ТГУ (Томск, 1998), в статье, опубликованной в журнале «Дискурс» (1997, №3/4).

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ. Работа состоит из введения, двух глав и заключения.

Во введении обосновывается выбор темы, её актуальность, кратко излагается история вопроса, определяются предмет и методология исследования, характеризуются цели и задачи исследования, его структура.

В четырёх разделах первой главы «Эффект реальности» в поэтике Толстого и парадигмы гуманитарной культуры XX века» рассматриваются способы тематизации «эффекта реальности» в теоретико-литературных практиках XX века, что позволяет яснее обозначить те проблемы, которые ставит перед современным гуманитарным знанием «эффект реальности». Как мы попытаемся показать, теоретическое осмысление «жизненной адекватности» произведений Толстого - от «классического» исследовательского хронотопа к формальной поэтике - от формальной поэтики к структурализму и л о стстру ктурал изму - в каком-то смысле отражает некоторый общекультурный сюжет, завершающийся полным выхолащиванием проблемы «реальность - текст». В этой же главе рассматриваются основные положения концепции эстетической деятельности, разработанной в трудах М.М. Бахтина, которая, как нам кажется, может предоставить наиболее подходящую методологическую базу для анализа «жизнеподобной» поэтики Толстого.

В четырёх разделах второй главы «Карнавал, «первобытная целостность», миф. в поэтике Толстого» художественная система Толстого рассматривается с точки зрения архаичных способов структурирования действительности,

В заключении подводятся итоги исследования и определяются перспективы дальнейшей работы по данной проблеме.

ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ:

1) Изучение художественной системы Толстого позволяет прояснить ряд проблем, вставших перед современной гуманитарной культурой в связи с вопросом о взаимоотношениях художественного текста и реальности. Способы артикуляции «эффекта реальности» в теоретиколитературных парадигмах 20 века восходят к фундаментальным установкам гуманитарного знания, сложившихся на рубеже XIX и XX веков. Реконструкция диалога между Толстым и формалистами, с одной стороны, и между Толстым и Бахтиным, с другой, позволяет определить значение художественных открытий русского писателя в контексте современной культурной ситуации.

2) Разработанный в трудах М.М. Бахтина «архитектонический» подход, рассматривающий произведение искусства в экзистенциально-онтологическом контексте «мира поступка», является наиболее перспективным для понимания художественной идеологии Толстого. В то же время оппозиция «диалог - монолог», при помощи которой Бахтин смог глубоко и точно определить художественную специфику идеологических романов Ф. Достоевского, не затрагивает наиболее существенных особенностей творчества Толстого и, в целом, не релевантна его поэтике. Гораздо более адекватным является рассмотрение художественной системы Толстого в контексте теории карнавальной культуры, разработанной Бахтиным в монографии «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса»'.

3) Существенная «кар навал изо ванность» произведений Толстого (прежде всего «Войны и мира») связана с актуализацией в его художественной действительности первобытных способов структурирования действительности, к которым генетически восходит поэтика карнавала.

4) Предельная «жизненная адекватность» произведений Толстого, позволяющая говорить о качественно иной ступени художественного освоения действительности, достигнутой в его творчестве, существенным образом связана с адресованностью его художественной идеологии в глубоко архаичные культурные контексты.

Похожие диссертационные работы по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Кирсанов, Никита Олегович

Заключение.

Таким образом, мы попытались связать «жизненную адекватность», которая достигается в произведениях Толстого, с актуализацией в его поэтики некоторых архаичных способов структурирования действительности. Сближение ведущего представителя (и в определённой степени - завершителя) традиции реалистического романа с мифом, в обыденном сознании связанным с представлением о форме предельно субъективной, фантастической и совершенно оторванной от реальности, может показаться парадоксальным. В действительности никакого парадокса здесь нет - первый, непосредственный контакт с реальностью, который утверждает в своей художественной идеологии Толстой, несомненно содержит в себе моменты мифической интуиции. «Миф, если выключить из него всякое поэтическое содержание - пишет А.Ф. Лосев - есть не что иное, как только общее, простейшее, дорефлективное, интуитивное взаимоотношение человека с вещами» [курсив наш. Н.К.]1 Это представление об экзистенциальной основе мифопоэтнческой рефлексии сближает столь разных исследователей, как Э. Тэйлор, Л. Леви-Брюль, К. Леви-Строс3. В этнологии это ведущие фигуры - теории «анимизма», «прелогического мышления» и «бриколажной логики» представляют собой три этапа в осмыслении основных особенностей первобытной культуры, каждый из которых развивался под знаком резкой полемики с предыдущим. Леви-Строс упоминает Леви-Брюля не иначе, как «какого-нибудь Левн-Брюля»3, с другой стороны, для работ этого последнего характерна такая же нетерпимость к теории своего предшественника. Тем ярче на этом фоне проявляется неожиданная родственность исходных предпосылок всех трёх теорий. Э. Тейлор в основу «наивной философии» мифа кладёт «силу увлечения», которая даже «развитого человека» может заставить «в минуту жестокой боли ударить или укусить безжизненный предмет».4 Из этого же положения, постулирующего аффективную основу первобытного мышления, глубоко укорененного в непосредственном переживании события, исходит Леви-Брюлц связывая с ним свой тезис о диффузном, нерасчленённом, «нелогическом» характере первобытных представлений. Наконец, Леви-Строс, критикуя концепцию Левн-Брюля, но в сущности углубляя его тезис о качественном своеобразии мифологического мышления, рассматривает

1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 76.

2 Си. Тэйлор Э. Первобытная культура. М., 19S9.; Левн-Брю» Л. Сверхъестественное в пераобшном мышаиши. М., 1994; Леви-Строс К. Первобытное

М-, 1994.; Леви-Cipoc К. Структурная антропология. М., 1983.

3 Лвш-Строс 1С Первобытное мшпагние,., С. 311. *ТМЬКфЭ.Указ.соч.С. 131. первобытную логику как результат бессознательного структурирования окружающей человека действительности, связанного с онтологически первичными формами ориентации сознания в мире.

Таким образом, во всех трёх случаях миф рассматривается в контексте человеческого присутствия и связывается с непосредственным, феноменологически более адекватным, чем это имеет место в современной культуре, восприятием реальности. Отсюда же и мысль о том, что «демифологизация» сознания связана с определёнными потерями - даже «прогрессист» Э. Тэйлор признавал, что рационализация современного знания, позволяя человеку глубже проникнуть в объективные закономерности природы, в то же время отчуждает его от реальности, как она дана «живому, переживающему жизнь» сознанию. В этом контексте становится понятно, что радикальное противопоставление реальности и мифа возникает только в рамках позитивистской картины мира, в которой «объективное» знание связывается исключительно с абстрактно-научным осмыслением действительное™. Напротив, феноменологический поворот в культуре, который происходит и конце XIX - начале XX века, в качестве своего следствия предполагает реабилитацию тех непосредственных иитуиций, которые лежат в основе мифологической рефлексии. Э. Гуссерль, утверждая в качестве априорной основы всякого объективного знания «жизненный мир», т.е. мир непосредственного человеческого, даже «слишком человеческого» опыта, косвенным образом возвращает мифу его онтологический статус. На этой основе становится возможен, например, мифологизм «фундаментальной онтологии» М. Хайдеггера или то сложное взаимодействие мифологического и естественно-научного подхода к действительности, которое характерно для «неорационализма» Г. Вашляра.

Таким образом, актуальность, которую проблема мифа приобретает в современной философии, связана с противопоставлением логико-гносеологнческому подходу к действительности бытийного, онтологического уровня человеческого существования. Несколько иная картина складывается при обращении к художественной культуре XX века, которая так же развивается под знаком апологии мифа. Наряду с поиском более гармоничных связей человека и мира, потерянных современной цивилизацией, обращение к мифу связано здесь с моментом модернистской эксцентрики, в основе которой лежит пафос своего рода «экзотизацни» действительности, явное или неявное стремление сдашь ев непохожей на саму себя. Более адекватный контакт с реальностью отыскивается здесь по ту сторону повседневного (ср. в этой связи противопоставление «типического» и архетипического» в системе А.Арто5). Этим, видимо, следует объяснять и тот факт, что развившиеся на почве модернистского романа литературоведческие практики, связанные с поиском разного рода мифологических структур, мотивов и аллюзий в творчестве современных и несовременных писателей, прошли мимо Толстого - его произведения кажутся слишком реалистичными, слишком связанными с «обычной жизнью». В качестве иллюстрации того, как подобный подход может привести к игнорированию дя-уд на поверхности лежащих аналогий, можно привести анализ творчества Г.Г. Маркеса, который даётся М.Н. Эпштейном в его книге «Парадоксы новизны». Определяя специфику созданного Маркесом жанра «мифологической эпопеи», критик противопоставляет его романам «Войну и мир» Толстого - вот, дескать, есть же эпопеи, «в которых нет ничего мифологического».6 Между тем именно сопоставление «Ста лет одиночества» и «Войны и мира» и именно в связи с пресловутой «мифологичностью», в которой М.Н. Эпштейн отказывает Толстому, позволяет обнаружить парадоксальное сходство творческих установок этих двух столь непохожих друг на друга писателей. Рассмотрим в этой связи следующую сцену из «Ста лет одиночества».

Через несколько часов, обессиливший от длительного бодрствования Хосе Аркадно Буэндиа, вошёл в мастерскую Аурелиано и спросил: "Какой сегодня день?" Аурелиано ответил ему, что вторник. "Я тоже так думал, - сказал Хосе Аркадио Буэндиа, - но потом заметил, что всё ещё продолжается понедельник, который был вчера. Погляди на небо, погляди на стены, погляди на бегонии. Сегодня опять понедельник." Привыкший к его чудачествам Аурелиано не обратил на эти слова никакого внимания. На следующий день, а среду Хосе Аркадно Буэндиа снова появился в мастерской. "Просто несчастье какое-то, -сказал он. - Погляди на воздух, послушай, как звенит солнце, всё в точности, как вчера и позавчера. Сегодня опять понедельник." [.,.] В четверг Хосе Аркадио Буэндиа снова пришёл в мастерскую, лицо его выражало полное отчаяние. "Машина времени испортилась, - почти рыдая, сказал он. - А Урсула и Амаранта так далеко." Аурелиано побранил его, как ребёнка, и он покорно затих. В течении шести часов он внимательно разглядывал предметы, пытаясь определить, не отличается ли их вид от того, какой они имели днём раньше, и упорно искал iwwwwftt - доказательства времени. [.] Утром в пятницу, когда дом ещё спал, он снова "pun»»™ изучать облик окружающего мира, пока у него не осталось нн малейшего соингяи в том, что всё ещВ продолжается понедельник. Тогда он сорвал с одной нз дверей жеаезны* засов и с диким ожесточением, пустив в ход всю свою необычайную силу, разбил

1 Ск. Максимов В.И. Васшеяие в систему Антонена Арго. СПб., 1998. вдребезги алхимические приборы, разгромил лабораторию дагерротипии и ювелирную мастерскую, при этом он, как одержимый бесом кричал что-то на звучном и торжественном, но совершенно непонятном языке»7 Очевидные переклички этого эпизода с рассмотренными во второй главе нашего исследования сценами «безвременья» в «Войне и мире» позволяют говорить если не о прямом влиянии Толстого на Маркеса, то, по крайней мере, о некоторой единой структуре, лежащей в основе поэтик обоих писателей. Видимо можно говорить о том, что у Маркеса субстанциализируются некоторые мотивы, определяющие существенные особенности художественной системы Толстого. «Сломавшаяся машина времени» в романе Маркеса варьирует тему обособленного мира, замкнувшегося в своём одиночестве, которая, как мы попытались показать во второй главе нашей работы, отражена в основной мифологической коллизии романа-эпопеи Толстого. Ураган, сметающий Макондо у Маркеса {смена замкнутого, упорядоченного состояния неупорядоченной разомкнутостью) соответствует войне 1812 года, так же осмысленной Толстым в эсхатологическом контексте. Даже столь «экстравагантный» мотив, которым является мотив инцеста (у Маркеса инцест варьирует всё ту же тему замкнутости, трагической неспособности рода выйти за свои пределы) имеет некоторые аналогии в «Войне и мире» - кроме намёков на инцестуозную связь между Анатолем и Элен, в этом контексте можно рассматривать отношения между Соней и Николаем Ростовым. Тот факт, что они кузены (так же как и Урсула и Хосе Аркадно Буэндиа), видимо, акцентируется Толстым не случайно - в мифологической перспективе эта ситуация соответствует стремлению Николая остаться в пределах своего рода - замкнутого, знакомого, сплошь предсказуемого мира детства, которому противостоит Мир, неизбежность выхода в который в конечном итоге связана с взрослением человека.

Таким образом «Война и мир» Толстого и «Сто лет одиночества» Гарсиа Маркеса восходят к некоторой единой парадигматической структуре. Но если мифологизм Маркеса, как уже говорилось выше, субстанциализирован, то мифологические структуры и мотивы у Толстого возникают как бы сами собой - былевой поток «случающихся» фактов непроизвольно формируется в мифологический сюжет. По этой причине изучение мифологических основ поэтики Толстого вместо эзотерики мифа на первое место должно выдвинуть его архитектонику. Необходимую теоретическую базу для подобного исследования представляют работы М.М. Бахтина, посвящённые карнавальной культуре.

4 Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. М-, 1983. С.274.

7 Гарема Маркес Г. Полковнику никто не пишет. Сто лет одиночества. М., 1989. С.

Обращение Бахтина к изучению карнавальных и первобытных хронотопов, воплотившихся в романе Франсуа Рабле, связано со стремлением исследователя ответить на ряд вопросов, вставших перед современной теорией литературы, связанных с кризисом той парадигмы гуманитарного знания, которая в ранних работах Бахтина была названа «материальной». Эволюция представлений о взаимоотношении реа,шности и текста в «материальной» поэтике от формализма к структурализму и постструктурализму была рассмотрена нами в первой главе нашей работы на материале, который предоставляет осмысление «эффекта реальности» в поэтике Толстого в различных исследовательских хронотопах. Мы попытались показать, что способы артикуляции особенностей поэтики Толстого, связанных с «жизненной адекватностью» его произведений, выработанные в рамках «материального» исследовательского хронотопа, отражают в себе некоторую общекультурную стратегию, закономерно приводящую к своеобразному «солипсизму текста» и обеднению самого понятия «жизненная реальность». Этой традиции противопоставляется архитектонический подход Бахтина, вписывающий художественный текст в онтологическую структуру «действительного мира» как он дан «живому, переживающему жизнь сознанию», что позволяет рассматривать взаимоотношение художественного произведения и реальности на принципиально ином уровне, недоступном как «материальной» поэтике, сводящей текст к вещественной данности слов и приёмов, так и «классическому» исследовательскому хронотопу, исходящему из представления о «естественной понятности» связи искусства и действительности. При этом, если в своих ранних работах Бахтин преимущественно занят выявлением специфики эстетического видения, изолирующего свой предмет и тем самым обособляющего его от «живой, незавершённой действительности», то во второй период его научной деятельности на первое место выходит феномен взаимопроникновения искусства и жизни, когда структура художественного текста воспроизводит некоторые архитектонические особенности «мира поступка». Различные способы решения этой проблемы представлены в концепциях полифонического романа и карнавальной культуры, в контексте которых мы и пытались рассмотреть поэтику Толстого. Теория диалога, разработанная Бахтиным в его книге «Проблемы творчества / поэтики Достоевского», в целом представляется нам нерелевантной художественной системе Толстого, для которой совершенно нехарактерен тот «данндеологазм», с которым Бахтин связывал наиболее существенные особенности художественной культуры Нового времени. Гораздо больше дня пгтп^^. клютншх особенностей творчества Толстого даёт теория пришвадышй культуры, характеризующейся сложным взаимодействием «адеозогачаост» с «днттипппцитн, «первозданным» уровнем человеческого општ, воашливюшеж в первобытном и фольклорном хронотопах. С этой точки зрения поэтика Толстого рассматривается во второй главе нашей работы. Как мы попытались показать, акту ализация в художественной системе Толстого некоторых первобытных способов моделирования «единого великого события жизни», лежащих в основе карнавального мироощущения, ведёт к последовательному ослаблению позиции авторской вненаходимости и определяет существенную «карнавал и зованность» его поэтики, что и позволяет вывести творчество Толстого из узких «конъюнктурных» рамок его эпохи и рассматривать его в и сгори ко-генетическом контексте.

В заключение необходимо ещё раз подчеркнуть, что связь поэтики Толстого с культурной архаикой в целом представляется более органичной, чем это имеет место в «мифологическом романе» XX века. Специфика толстовского «мифологизма» состоит в том, что в своих поисках подлинной реальности» он не противопоставляет себя обыденному. Перефразируя замечание С.Цвейга, можно сказать, что мифологнзм Толстого «посюсторонен» - исследователь ыифопоэтики, обратившийся к его творчеству, оказывается в ситуации Пьера Безухова, «нашедшего искомое у себя под ногами , тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя»(7, 234). Эта «неброскость», «непритязательность» поэтики Толстого, в которой, тем не менее, воплощаются некоторые характерные особенности художественных экспериментов XX века, во многом объясняется спецификой русской культуры. Истоки европейского мифологизма находятся в эпохе просвещения: мифологический роман генетически связан с образами «идеальных дикарей» Руссо и Вольтера. Стремлению к «естественности» здесь противостоит отсутствие точки зрения , с которой могла бы быть реализована эта «естественная» позиция - и европейская культура вынуждена была моделировать её, полагать её где-то за своими пределами, с чем неизбежно связан момент «идеализации» и «экзотизацни». Мы не будем здесь говорить о той роковой роли, которую сыграл в русской истории миф о «великом русском народе» - в контексте нашей проблемы существенно важным представляется лишь тот факт, что в русской культуры эта альтернативная точка зрения безусловно наличествовала, и в своих художественных поисках Толстой имел возможность опереться на реально существующие архаичные парадигмы, сохранившиеся в первобытном складе жизни русского крестьянства. Так возникает мифологнзм Толстого - более «обыденный», более «варварский» и а то же время более органичный, сохраняющий в себе всю сложность живого культурного явления. В работе мы преимущественно ограничились анализом художественной системы

Толстого • слете тех проблем, которые остро веши перед современной гуманитарной культурой. Рассмотрение творчества Толстого в связи с «териарностыо» (Ю.МЛошам) русской культуры XIX века представляет собой первоочередную задачу дальнейшего изучения мифологических основ его поэтики.

ЙА,.- . л

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Кирсанов, Никита Олегович, 1998 год

1.Толстой Л.Н Полное собрание сочинений ъ 90 тт М Гослитиздат,1957

2. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 20-ти тома* М Худож л«т , 1У63

3. Анненков П В. Исторические и эстетические вопросы в романе гр Л Н Толстою «Война и мир»// Литература. 1996. - №34. - С 9-10

4. Анненский И,Ф. Избранные сочинения Л Худож лш Ленингр отд-ние, 19&8733 с.

5. Аннинский Л. Лев Толстой и кинематограф -М Искусство, 1980 288 с

6. Арденс Н.Н. Творческий путь Л.Н. Толстого М Иад-ьо АН СССР, 1962 - 6SD с

7. Астафьев В. Уроки Льва Толстого.//Наш современник -1978 -Ss9 С 146-148

8. Бабаев ЭТ. «Анна Каренина» Л.Н. Толстого М Худож Лит , 1978 - 158 с

9. Бабаев Э.Г Лев Толстой и русская журналистика его jnoxn М Изд-во Моек Ун-та,1993. -284 с.

10. Ю.Бабаев Э.Г. Очерки эстетики и творчества Л Н Толстого М ; Иэд-ьо МГУ, 1981198 с.

11. П.Барт Р. Избранные работы: Семиотика Поэтика М; Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. 616 с

12. Барт. Р Мифологии М.; Изд-во им Сабашниковых, 1996 - 312 с

13. Барт P. Camera lucida. -М.: Ad Marginem, 1997 -223 с

14. Барыкин В.Е. Эстетика Л. Толстого. М Знание. 1978 - 64 с

15. БахтинМ.М. Вопросы литературы и эстетики. М Худож лит ,1975 - 502 с

16. Бахтин М М. Литературно-критические статьи М Худож лит, 1975 - 541 с

17. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского Обнинск Алконост, 1994176 с.

18. Бахтин М.М. Собрание сочинений в 7-ми томах Г.5. - М «Русские словари», 1996.-731 с.

19. Бахтин М М Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья н

20. Ренессанса. М Худож. Лит., 1990. - 541 с,гО.Бяхгин М М Человек в мире слова. М Изд-во Российского открытого ун-та.1995. -141 с.21Бахгим М.М. Эстетка словесного творчества М Искусство, 1986 - 444 с

21. М.М. Бахтин и перспективы гуманитарных наук. Материалы науч, конф. Витебск: издатель Н.А.Паньков, 1994. - 137 с.

22. М.М. Бахтин в зеркале критики: Сборник. М.: Рос. АН, ИНИОНД995. - 192 с,

23. М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1990. - 256 с.

24. Бахтинские чтения 1: Материалы международной научной конференции. -Витебск, 1996. -128 с.

25. Бахтинологня: Исследования, переводы, публикации. СПб.: Алетейя, 1995. - 371с.

26. Бегал Г. «Философское устранение реальности» (о понятии «роман-эпо лея» ).// Вопросы литературы. 1998. - №3. - С.170-202.

27. Берковский НЛ О мировом значении русской литературы. Л.: «Наука», Ленингр. Отд-ние, 1975. - 184 с.

28. Беседы В.Д.Дувакина с М.М.Бахтиным. М.: Издательская группа «Прогресс», 1996.-342 с.

29. Бибихин В.В. Мир. Томск: «Водолей», 1995. - 144 е.31 .Бибихин В.В. Слово и событие. // Историко-философские исследования Ежегодник* 91. Минск, 1991. С. 148-159.

30. Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин или поэтика культуры. М.: Прогресс, 1991.- 176 с.

31. Билннкис Я.С. О творчестве Л.Н. Толстого. Очерки. Л.: «Сов. Писатель», 1959.414 с.

32. Бирман Ю. О характере времени в «Войне и мире». // Русская литература. 1968. -№3. - С. 123-131.

33. ЗЗ.Бдинкина Е. Возраст героев в романе «Война и мир»7/ Известия АН. Сер. лит. иязыка. Т.5.1988. №5. - С.9-18.

34. Бочаров С.Г. Роман Л.Н. Толстого «Война и мир». М.: Худож. Лит., 1987. -155 с.

35. Бочаров С.Г. Толстой и новое понимание человека. «Диалектика души» // Литературе и новый человек. М.: Изд-во АН СССР, 1963. - С. 224 - 309.

36. Бунин И.А. Освобождение Толстого.// И .А. Бунин. Собрание сочинений в 6-титомах. Т.6. М.,1988.

37. Бурсов Б. Лев Толстой. Идейные искания и творческий метод. 1847-1862. М.: Гослгадат, i960. - 407 с.

38. Бурсов Б.И. Национальное своеобразие русской литературы. М.; Д.: «Сов. Писатель». Ленингр. отд-ние, 1964. - 396 с.

39. Бялый Г. «Власть тьмы» в творчестве Л.Н. Толстого 80-х годов.// Русский реализм конца XIX в. Л.,1973. - С. 50-68.

40. В мире Толстого: Сб. статей. М.: Сов. писатель, 1978. - 528 с.

41. Велецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических ритуалов. М Наука, 1978.-240 с.

42. Вересаев В.В Живая жизнь: О Достоевском и Л.Толстом: Аполлон и Дионис (о Ницше). М.: Политиздат, 1990. - 336 с.

43. Вересаев В.В, Невыдуманные рассказы о прошлом. М.: Правда, 1984. - 46. с.

44. Виноградов В.В. История русского литературного языка. М.: Наука, 1978. - 320 с,

45. Виноградов В.В. О языке Толстого.//Литературное наследие. Т, 35-36. М.,1939. -С. 117-136.

46. Волошинов В.Н. Философия и социология гуманитарных наук. СПб: Акта-пресс ltd, 1995. - 388 с.

47. Выготский Л.С. Мышление и речь.// Собрание сочинений: В 6-ти томах. Т.2. М.: Педагогика,1982. - С. 5-362.

48. Выготский Л.С., Лурия А.Р. Этюды по истории поведения. М.: Педагогика, 1993.-223 с.

49. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному: Новая онтология XX века. М.: Республика, 1997. 495 с.52Халаган ГЛ. Л.Н. Толстой. Художественно-этические искания. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1981. - 174 с.

50. Гаспаров Б.М. В поисках «другого»: Французская и восточноевропейская семиотика на рубеже 1970-х годов. // Новое литературное обозрение. 1996. -Ха14. - С. 303330.

51. Гаспаров MJI. М.М. Бахтин в русской культуре XX века Л Вторичныемоделирующие системы. Таргсу, 1979. С.111-114.

52. Гачев ГД Жизнь художественного сознания. Очерки по истории обреза. М.:1. Искусство,1972.-200 с.56Хачев ГД. Кинга удивлений, иди естествознание глазами гуманитар**, или образыв ивуже.-М.: Педагогика, 1991.-271 с.

53. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм, Эпос, Лирика. Театр. М ; Просвещение, 1968. - 303 с.

54. Гей Н.К. О поэтике романа («Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресение» Л,Н. Толстого)7/ Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка.Т.37. 1978, JA2. - С 121-133.

55. Гей Н.К. Стиль как «внутренняя логика» литературного развития// Смена литературных стилей. М.: Наука, 1974. - С. 345- 384.

56. Гей Н.К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. М: Наука, 1975. - 471 с.

57. Гинзбург ЛЛ. О литературном герое. Л. Сов. Писатель. Ленингр. отд-ние, 1979,222 с.

58. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Д.: «Худож. Лит.», Ленингр, отд-ние, 1971.-222 с.

59. Гиршман М.М. Избранные статьи. Донецк, ООО «Лебедь», 1996. - 160 с.

60. Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. М: Гослитиздат, 1959. - 487 с.

61. Горький А.М. Мать. Воспоминания. М.: Худож. Лит., 1984. - 510 с.

62. Донсков А.А. «Житие Петра Мытаря» в обработке Л.Н. Толстого.// Русская речь.1996, №4. С.6-9,

63. Достоевский Ф.М. Возвращение человека. М.: Сов. Россия,1984. - 560 с.

64. Духовная трагедия Льва Толстого. Подворье Свято-Троицкой Сергиевской Лавры: Отчий дом, 1995. - 320 с.

65. Евзлин М. Космогония и ритуал. М.: Радикс, 1993. - 344 с.

66. Ермилов В.В. Роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина*. М: Гослитиздат, 1963.135 с.

67. Есаулов ИЛ. Идея соборности в романе Толстого «Война и мир» Лепта. 1996, №30.-С. 194-223.

68. Есаулов ИЛ. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск: Ихд-во Петрозаводского ун-та, 1995. - 287 с.

69. Ефимов И. Вера и неверие Льва Толстого. // Синтаксис: Публицистика. Критика. Полемика. -1988. №23. - 126-144.

70. Жирмунский В.М. Народный героический эпос: Сравнкт.-ист. очерки. М.,Л,: Гослитиздат, 1962. -435 с,

71. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика, Стилистика: Избранные труды. -Л.: Наука, Ленингр. отд-нне, 1977. 407 с.

72. ЖолковскиЙ А.К. Блуждающие сны и другие работы. М.: Наука, Издательская фирма «Восточная литература», 1994. - 428 с.

73. Иванов Вяч. Вс. К семиотической теории карнавала как инверсии знаковых систем. // Труди по чнягпвым системам. 8: Тарту, 1977. С. 45-64.

74. Иэ работ московского семиотического круга. М.: «Языки русской культуры»» 1997.-«96 с.

75. Ищук Г.Н. Проблема читателей в творческом сознании Л.Н. Толстого. Калинин: Изд-во Калинин, госун-та, 1975. - 119 с.

76. Камянов В.И. Поэтический мир эпоса: О романе Л.Н.Толстого «Война и мир». М: Сов. писатель,1978, - 295.

77. Каримов Э. Человек в изображении Льва Толстого. Ташкент: «Фан», 1967. - 185с.

78. Карпов А.Н. Стилистический синтаксис Льва Толстого. Тула: Приокское кн. изд-во, 1987.-76 с.

79. Ковалев В.А. Поэтика Льва Толстого. М.: Изд-во МГУ,1983. - 176 с.

80. Косиков Г.К. К теории романам/Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1993. - №1(2). -С. 21-52.

81. ЮО.Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман.// Диалог. Карнавал. Хронотоп. -1994. №4. - С. 5-25.

82. Кузьминская Т.А. Моя жизнь дома и в Ясной поляне. Тула: Приокское кн. изд-во, 1964. - 527 с.

83. Купреянова Е.Н. Молодой Толстой. Тула: Кн. изд., 1956. - 216 с. ЮЗ.Купреянова Е.Н. Роман Л.Н. Толстого «Анна Каренина». Из цикла лекций о Л.Н.

84. Толстом. Тула: Облкнигиэдаг, 1954. - 40 с.

85. Леонов Л. Литература и время. Публицистика. М.: Моск. рабочий, 1976. - 352 с.

86. Леонтьев К.Н. О романах гр. JLH. Толстого. Анализ, стиль и веяния: Критическийэтюд.-М.,1911.-135 с.

87. МЗЛнхачЕв Д.С. Внутренний мир художественного ороизведеиия.// Вопросыяящтгури.-1968.- №8.-С.74-88.

88. Лихачёв Д.С. Избранные работы: В 3-х т. Л.: Худож. лит. Ленингр. отд-ние,1987.

89. Лихачёв Д.С. Историческая поэтика русской литературы. СПб: Алетейя, 1997,508 с.

90. Лихачёв Д.С., Панченко А.М. «Смеховой мир» Древней Руси. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1976. - 204 с.117Ломунов К.Н. Эстетика Льва Толстого. М.: Современник, 1972. - 479 с. 118Лосев А.Ф. Гомер. - М.: Учпедгиз,1980. - 350 с.

91. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат,1991. - 525 с. 120Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х томах. - Таллин: Александра, 1992-1993.

92. Лотман Ю.М, Культура и взрыв. М.: Гнозис; Издательская группа «Прогресс»,1992. - 272 с.

93. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. - 384 с. 123Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров.

94. Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М,: «Гнозис», 1994.560с.126Лукацкий М.А. Философия культуры Л.Н.Толстого. Тверь.: Тверскнй госун-т, 1996.-119 с.

95. Лурье Я.С. Лев Толстой и мыслители «серебряного века». // Звезда. 1993. - №7. -С. 173-183.128Лурье Я.С. После Льва Толстого: Исторические воззрения Толстого н проблемы XX века. СПб.: «Дмитрий Буланин», 1993. - 168 с.

96. Максимов В.И. Введение в систему Антонена Арто. СПб.: Гипернон, 1998. - 192с.

97. ИОЛСалые формы фольклора: Сборник статей памяти ГЛ.Пермякова М.: Издательская фирма «Восточная литературе» РАН, 1995.-384 с.

98. Маиае» Н.С. Иэобрвзигсяыше источники «Войны и мира» н специфика пластичности прозы JIR Толстого.// Проблемы истории десской литературы. Тула, 1973. -С. 56-6*.13£Мвваеа Н.С. Лубок в романе «Война н мнр»У/ Русская речи. -1978, JM. С.29-34.

99. Марьямов А, Жизненный случай н литературный сюжет., * Вопросы литературы. -1970. Xs6. - С.58-74.

100. Махлин В.Л. Бахтин и Запад.// Вопросы философии. 1993. - №1. - С.94-115; Jfe3. - С.134-151.

101. Махлин В.Л. Гуманитарий и ответственность.// Дискурс. 1994. - №3/4. -С.46-51.

102. Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении: Критическое введение ь социологическую поэтику. Л.: Прибой, 1928. • 232 с.

103. Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М.: Наука, 1986.-318 с.

104. МелетинскнЙ Е.М. Достоевский в свете исторической поэтики. Как сделаны «Братья Карамазовы». М.: Российский государственный гуманитарный ун-т, 1996. - 112 с.

105. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М.: Наука, 1990. - 279 с.

106. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М.: Рос. гос. гуманитарный ун-т,1994. 133 с.

107. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Издательская фирма «Восточная литература)) РАН, Школа «Языки русской культуры», 1995.-408 с.

108. Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995. - 624 с.

109. Мерло-Понти М. От Мосса к Клоду Леви-Строссу. // М.Мерло-Понти: В защиту философии. М.: Издательство гуманитарной литературы, 1996. - С. 84-99.

110. Миронов В. Достоевский versus Толстой.// Независимая газета. 1996. - 17 дек.1. С.8.

111. МифологическиЙ словарь. М.: Сов. энцикл.,1991. - 736 с.

112. Мнфы народов мира: Энциклопедия: В 2-х томах. М.; Большая Российская Энциклопедия: Олимп, 1991.

113. Михайлов А.В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры,1. М.: Наука, 1989.-230 с.

114. Мнхаййовскнй Н.К. Литературная критика н воспоминания. М.: Искусство,1995.-588 с.

115. Монахова О.П., Малхазова М.В. Русская литература XIX века. 4.3. М.; СПб.:

116. Изд. остр учеб- лит. МАРК, НЛП Комэк, 1994. 96 с.15<ШатылеааТЛ. Война и мир за рубежом: Переводы. Критика. Влияние. М.: Сов.имеете», 197S.-431с.

117. Могилева Т.Л. О мировом значении Л.Н. Толстого. М.: Сов. писатель, 1957.726 с.

118. Мышковская Л.М. Мастерство Л.Н. Толстого. М.: Сов. писатель, 1958. - 726 с.

119. Набоков В.В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1996. - 440с.

120. Педагогическое наследие Л.Н. Толстого. Тула, 1975. - 79 с.

121. Пнсарев Д.И. Сирое барство Л Д.И. Писарев. Сочинения: В 4-х т. Т.4. - М.: Государственное изд-во худож. лит., 1956. - С.370-398.

122. Поповкин А.И. Народные рассказы Л.Н. Толстого. Тула: Кн. изд-во, 1957. - 48с.

123. Потебня А.А. Слово и миф. М.: Правда, 1989. - 622 с.163 .Проблемы языка и стиля: Л.Н. Толстой. Тула: Тул. пед. ин-т, 1977. -124 с.

124. Прометей: Историко-бнографический альманах серии «Жизнь замечательных людей». Т.12. - М,: Мол. гвардия, 1980. - 431 с.

125. Пропп В .Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. - 364с.

126. Пропп ВЛ. Морфология сказки. М.: Наука,1969 - 168 е.

127. Пропп ВЛ. Поэтика фольклора. М.: Лабиринт, 1998. - 352 с.

128. Пропп ВЛ. Русские аграрные праздники. СПб.: Терра-Азбука, 1995. - 176 с.

129. Пропп ВЛ. Русский героический эпос. М.: Гослитиздат, 1958. - 603 с. 170Лрошз ВЛ. Фольклор и действительность. - М.: Наука, 1976. - 325 с.

130. Лряахшишоов &Е. Проза Льва Толстого (О некоторых особенностях его локстмаиюык* мадеры). -Оренбург Кн. изд-ио, 195». -136 с.

131. Ремизов В.Б. Роман Л.Н. Толстого «Воскресение»: концепция жизни и формы ей воплощения. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1986. - 163 с.

132. Ш.Розанов В.В. Несовместимые контрасты бытия: Литературно-эстетические работы разных лет. М.: Искусство, 1990. - 604 с.

133. Розанов В.В. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1995. - 734 с.

134. Розанов В.В. Уединенное. М.: Политиздат, 1990. - 543 с.

135. Роллан Р. Жизнь Толстого.// Р. Роллан. Жизнь великих людей. Минск: Вышейш. шк„ 1986.-С. 199-332.

136. Роман Л.Н. Толстого «Война и мир». Вопросы поэтики. Семинарий. Горький, 1969.-82 с.

137. Сабуров А.А. «Война и мир» Л.Н. Толстого. Проблематика и поэтика. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1959. - 602 с.

138. Сартр Ж.П. Ситуации: Сборник (Антология литературно-эстетической мысли) -М.: Ладомнр, 1998. 431 с.

139. СартрЖ.П. Стена: Избранные произведения. М.: Политиздат, 1992. -480 с. 181 .Семиотика. М.: Радуга, 1983 - 636 е.

140. Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. Статьи и исследования о русских классиках. -М.: Худож. лит., 1972. 543 с.

141. Скафтымов А.П. Статьи о русской литературе. Саратов: кн. изд., 1958. - 391 с.

142. Соболенко В.Н. Жанр романа-эпопеи (Опыт сравнительного анализа «Войны и мира» Л.Н. Толстого и «Тихого Дона» М. Шолохова). М.: Худож. Лит., 1986.-203 с.

143. Стеблин-Каменский М.И. Историческая поэтика. Л.: Изд-во ЛГУ,1978. - 174 с. 186-Стеблин-КаменскиЙ М.И. Мир саги. Становление литературы. - Л.: Наука,

144. Ленингр. отд-ние,1984. 246 с.

145. Стеблнн-Каменский М.И. Миф. М.: Наука, Ленингр. отд-нне,1981. -104 с.

146. Страхов Н.Н. Критические статьи о И.С. Тургеневе и Л.Н. Толстом. СПб, 1885.484 с.

147. Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. - 468 с.

148. Тамарченко НД Художественный диалог и проблема завершения р^упгеесинго pfTwuwn11 и проблема диалога. Махачкала, 1982. - С. 78-93.

149. Тарасов B.R Детство в творческом сознании русских писателей.// Литература впаводг * 1995, №4. С.19-23.

150. Тдяоров II Вжжяяе в фантастическую литературу. М.: Дом иитеваегтувлыюв ишкгш, Русское фшмшютиве общество,1997. -144 с.

151. Токарев С А История зарубежной этнографии М Высшая школа i97S - 352 с

152. Л Н Толстой в воспоминаниях современников В 2-\ т -М Хчдож Лит 195 Толстой и наше время. М Наука, 197S - ЗбЬ с

153. ЛН Толстой, Сборник статей о творчестве -М Ии-ьоМГЛ, N55 -ibis с

154. ЛН Толстой, Сборник статей и материалов -М АН СССР. 1ч51 • 'Ik

155. Толстой И Л. Мои воспоминания М Правда, 1987 463 с

156. Топоров ВН. Миф Ритуал Символ Oopai Исследования и oc.;<tern мифопоэтического: Избранное. М : Издательская группа с Прогресс» - «К)лылрл«,1995 -624 с.

157. Топоров В.Н Эней человек судьбы К чсредидемниморской пирсшш.юпш- -М : Радикс, 1993 - 193 с,

158. Тынянов Ю,Н. Литературный факт М «Высшая школа», 1 чч} - л 1 ^ с

159. Тэйлор Э Б. Первобытная культура М Полит шд<п. 1480 572 с

160. Тэрнер В. Символ и ритуал М,: Наука, 1983. - 277 с

161. Тюпа В.И. Онтология коммуникации /7 Дискурс 1998 - \«5/ь - С 5-18

162. Тюпа В И, Три стратегии нарративно!о дискурса// Дискурс iwK - „WW -С, 106-109.

163. ТюпаВ.И. Художественность чеховского рассказа -М.,1989

164. Успенский Б,А. Поэтика композиции Структура художественною тексы и типология художественной формы. М : Искусство, 1970 - 225 с

165. Фёдоров В.В. Диалог в романе. Структура и функции Автореферат Донецк. 1975. - 20 с.

166. Фёдоров В.В. О природе поэтической реальности М Сов писатель, 1984184 с.2Ю Формозов А.А Классики русской литературы н исшрическая наука М Ралнкс. 1995, - 157 с.

167. Франкфорт Г., Франкфорт ПА, Уилсон Дж,, Якобсен Т В преддверии философии. Духовные искания древнего человека М Наука, 1984 - 23ь с

168. Фрейд 3. Тотем и табу.//3. Фрейд, «Я» и «Оно»: Труды разных лет В 2-х томах -Т. 1. Тбилиси: Издательство «Мерани», «Веста», 1991,-С 193-351.

169. Фрейдеиберг О М. Поэтика сюжета и жанра. М.; Лабиринт, 1997 - 448 с 2!4Фридлендер ГМ Достоевский и Толстой// Достоевский Материмы ижсидомння. ТЗ. Л.: Наука. 1978. - С. 67-92.

170. Хайдеггер М. Бытие и время. М.: Ad MarginemJ 997. - 452 с.

171. Хайдеггер М. Искусство и пространство.// Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. - С.95-99.

172. Хайдеггер М. Исток художественного творения.// М. Хайдеггер. Работы и размышления разных лет. М.: Гнозис, 1993. - С.47-120.

173. Хализев В.Е., Кормилов С.И. Роман JI.H. Толстого «Война и мир». М.: Высшая школа, 1983.- 112 с.

174. Хализев В.Е. Функция случая в литературных сюжетах.// Литерату рный процесс, -М.,1981. С.175-201.

175. Храпченко М. Лев Толстой как художник. М.: Худож. Лит., 1963, - 580 с.

176. Цвейг С. Лев Толстой7/ С. Цвейг. Три певца своей жизни. М,: Республика, 1992, С.223-358.

177. Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. -Кемерово, 1986. 163 с.

178. Шатин Ю.В. «Капитанская дочка» А.С. Пушкина в русской исторической беллетристике первой половины XIX века. Новосибирск: НГПИ, 1987. - 78 с.

179. Шиянова И.А. Некоторые проблемы эстетики Л.Н. Толстого (1880-1900 гг.у/ Проблемы метода и жанра. Томск, 1988. - С .230-243.

180. Шкловский В.Б. Гамбургский счёт: Статьи воспоминания - эссе. - М.: Сов.писатель,1990. 544 с.

181. Шкловский В.Б. Материал и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир». М.:1. Федерация, 1928. 249 с.

182. Эйхенбаум Б.М. О прозе: Сборник статей. Л.: Худож. лит. Ленингр, отд-ние, 1969. 503 с.

183. Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии: Сборник статей. Л.: Худож. лит. Ленингр. отд-ние, 1986. - 453 с.

184. Эйхенбаум Б.М. Л. Толстой. Кн.1: 50-е годы. Л.: Прибой, 1928.-416 с. 239.Эйхенбаум Б.М. Л. Толстой. Кн.2: 60-е годы. - Л.: Прибой, 1931. - 424 с. 240.Эйхенбаум Б.М. Л. Толстой. Семидесятые годы. Л.: Худож. Лит. Ленингр. отд-ние, 1974.-359 е.

185. Элиаде М. Космос и история. -М.: Прогресс, 1987. 311 с. 242.Элиаде М. Шаманизм: архаические техники экстаза. - К.: «София», 1998. - 384 с. 243.Эмерсон К. Прозаика и проблема формы. // Новое литературное обозрение. -1996. -№21.-С. 22-33.

186. Энгельгардг Б.М. Избранные труды. СПб: Изд-во С.-Петербург. Ун-та, 1995.328 с.

187. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. М.,1988.

188. Эрлих В. Русский формализм: история и теория. СПб.: «Академический проект», 1996. - 352 с.

189. Юнг К.-Г. Аналитическая психология: Прошлое и настоящее. М.,1995.

190. Юнг К.-Г. Архетип и символ. М.: ИВО - СиД, 1991. - 288 с.

191. Юртаева И.А. Жанровое своеобразие повестей Л.Н.Толстого 1880-90-х годов. Автореф. на соискание учёной степени канд. филол. наук. Томск, 1985.250Лкобсон P.O. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. 460 с.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.