Место интеллектуальных карточных игр в традиционной духовной культуре Японии тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Войтишек, Елена Эдмундовна

• Войтишек, Елена Эдмундовна
• кандидат исторических наук
• 2002

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Войтишек, Елена Эдмундовна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. Специфика японских карточных игр

1.1 Зрительно-образное и философское восприятие окружающего мира как элемент специфики восточного менталитета

12 Карточные игры как составляющая часть традиционных интеллектуальных развлечений Японии

1.3 Развитие карт в Японии в XX веке: тенденции, проблемы, перспективы

1.4 Значение изучения интеллектуальных карточных игр в культурном и образовательном аспектах

ГЛАВА 2. Поэтические картыута-гарута/

2.1 Поэзия как игра

2.2 История возникновения поэтических карт

2.3 Виды игр в поэтические ущпы ута-гарута, описание правил

ГЛАВА 3. Карты с пословицами ироха-карута

3.1 История возникновения карт с пословицами

3.2 Виды игр, описание правил

3.3 Карты досай как аналог карт ироха

3.4 Таблица с пословицами ирохаА

3.5 Современные варианты карт ироха

ГЛАВА 4. Цветочные карты хана-карута

4.1 Предшественники цветочных карт хана-карута

4.2 Структура цветочных карт'

4.3 Виды игр, описание правил'

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Место интеллектуальных карточных игр в традиционной духовной культуре Японии»

Тема исследования, ее новизна и актуальность

Как известно, понятие духовной культуры любой нации подразумевает общественно-политическую мысль, просвещение, театр и музыку, изобразительное искусство и архитектуру, бытовую культуру и декоративно-прикладное искусство, литературу и фольклор, которые историками и этнографами рассматриваются с точки зрения взаимодействия социально-экономического и культурного процессов в их общеисторическом масштабе, в плане раскрытия закономерностей возникновения суммы идеологических и общекультурных условий на определенной ступени общественного развития. Национальные традиции, во многом опирающиеся на фольклор и обычаи, - источник этноспецифики в архитектуре и музыке, в зрелищных, изобразительных, прикладных искусствах, в бытовой культуре, это та питательная среда, которая служит отправной точкой при создании художественных и культурных ценностей этнической общности во всех сферах (См. [27], с.3-18; [38], с.3-6).

Празднично-игровая обрядность считается одной из наиболее устойчивых форм духовной культуры, где, как правило, традиция доминирует над нововведениями, поскольку в ней «отражаются не только мифологическое сознание народа, древний культ и ритуал, но и характер общественного уклада, семейно-бытовых отношений, мораль, психология» (См. [38], с.8).

При этом праздники и связанная с ними игровая обрядность представляются сложным многогранным общественным явлением, своеобразным отражением социально-политической, историко-культурной и духовной жизни любого этноса. Как концентрированное выражение материальной и духовной культуры народов праздничноифовая обрядность несет на себе печать этнической специфики, отражая типологическую общность человеческой культуры в целом.

Важность историко-этнографического изучения иф и праздников, а также связанных с ними разнообразных обычаев определяется тем, что подобные исследования дают возможность выявить генезис празднично-игровой обрядности, древнейшие истоки многих обычаев и обрядов, проследить развитие социальных институтов, народных верований, что дает материал к исследованию проблем этногенеза и этнической истории народов, позволяет наметить генетические и историко-культурные связи и контакты, разрешить проблему соотношения игры, праздника и народного творчества, вскрыть компенсаторную, эмоционально-психологическую и нравственно-воспитательную роль игры и праздника в обыденной жизни человека (См. [28], С.4).

Согласно представлениям известнейшего нидерландского историка и философа Й. Хейзинги, чья теория получила в Европе широкое распространение в середине XX в., если попытаться проанализировать любую человеческую деятельность во всем многообразии ее проявлений, она может показаться не более чем игрой. Как полагал Й. Хейзинга, под таким углом зрения в «игровое пространство» попадают не только искусство, но и наука, быт, юриспруденция, военное искусство всех культурных эпох (см. [67], с.3-14). Различные состязания и единоборства, зрелища и представления, танцы и музыка, маскарады и турниры, - все эти стороны жизни и культуры человеческой цивилизации Й. Хейзинга считал проявлениями социальной функции ифы как формы деятельности человека. Те виды человеческой деятельности, которые были прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей, как, например, охота, в архаическом обществе, полагал он, предпочитали находить себе игровую форму: смена времен года, изображение восхода и захода созвездий, произрастание плодов и злаков, рождение, жизнь и смерть человека и животных, - все это представлялось людьми в ритуалах, культах и мифах (см. [67], с.24-30).

Вероятно, изменение принципов видения культуры является одним из проявлений самой культуры (см. [31], с.5): представляется сомнительным, чтобы игра постепенно перерастала или сама вдруг преобразовывалась в культуру. Скорее всего, культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что выражается в формах и атмосфере игры. Очевидно, что взаимосвязь культуры и игры следует искать в высших формах социальной игры, то есть там, где она бытует как упорядоченная деятельность группы или сообщества (различные состязания, музыкальные и театральные представления и т.п.), поскольку человек живет в крайне разнообразном культурном пространстве, и это разнообразие проявляется во всех сторонах его жизни.

В современном понимании игра в культуре любого этноса - «вид непродуктивной деятельности человека, мотив которой заключается не в ее результатах, а в самом процессе» (См. [57], с.475).

При этом признается неоспоримым факт, что в истории развития человеческого общества ифа была тесно переплетена с магией, ритуальным поведением и культом. Тесную связь игры и ритуала отмечали многие исследователи. Согласно эволюционной схеме, игра генетически восходит к ритуалу, будучи его выродившейся формой (См. [4], с. 21). Однако при таком подходе офаничиваются свойства самой ифы, ведь в любом случае ритуал нельзя считать единственным ее источником. Как полагает российский исследователь А.К.Байбурин, скорее всего, «ифа и ритуал существовали на протяжении всей истории человека, являясь двумя основными разновидностями условного поведения» (См. [4], с. 22). Что касается их соотношения во временном плане, то А.К.Байбурин предполагает, что несмотря на возможное пополнение сферы игры из «ритуального фонда культуры», скорее игра «предшествует ритуалу как имитация событий, которые затем могут приобрести сакральный смысл» (Там же). При всей похожести этих двух форм «условного поведения» исследователями выделяются несколько важных отличий игры от ритуала: не жесткая связь игры с событийным фоном; ее открытость для использования в любых культурах; отсутствие пространственной и временной закрепленности игры; подчеркнутая непрагматичность и импровизационность ифы; механизм трансмиссии, тяготеющий к правилам. Возможно, наиболее естественной средой для игры можно считать место между бытом и ритуалом, - так называемое «игровое поведение» (См. [4], с. 22-23).

Не отрицается современной наукой и тот факт, что будучи тесно связанной со спортом, военным делом и искусством, особенно с его исполнительскими формами, игра как вид человеческой деятельности и как средство психологической подготовки к будущим реальным жизненным ситуациям имеет важное значение в воспитании, обучении и развитии подрастающего поколения (См. [57], с.475). Сложность и многогранность празднично-игровой обрядности как непременной части человеческой культуры нашли свое выражение в социальной многофункциональности. При этом современными исследователями выделяются следующие функции игры и праздника как противопоставление будням: «торжественное обновление жизни; коммуникативная и регулятивная функции; компенсаторная; эмоционально-психологическая; идеологическая и нравственно-воспитательная функции» (См. [28], с.З).

Известно, что стремление быть первым выражает себя в таком количестве форм, каково количество предоставляемых обществом возможностей. При этом способы, которыми друг с другом состязаются, столь же различны, как и вещи, ради которых состязаются. В этом плане очень показательны интеллектуальные соревнования, состязания в знании и мудрости, что в особенности характерно для восточного менталитета. Вообще игровые символы и ритуалы Востока занимают важное место в этом игровом пространстве: они всегда были своеобразными скрепами традиционного общества и лежали в основе его структуры, определяя привычную систему ценностей и норм, а также выступая в качестве стабилизирующих сил в случаях исторических катаклизмов (см. [69], с.8). Такие формы проявления мудрости, как загадка, пословица, изречение, афоризм, - с культурно-исторической точки зрения находятся в тесном родстве, существуют на грани игры и серьезного, представляя собой на первых порах нерасчлененную духовную среду, где, собственно, и зарождается культура.

Изучением игр издавна занимаются многие отрасли знаний -история, этнография, антропология, искусствоведение, педагогика, теория и методика физического воспитания, к которым в последние годы прибавились такие дисциплины, как математическая статистика, теория игр, теория вероятностей, экономика и другие.

В данной работе игры рассматриваются в историко-этнографическом, историко-типологическом и этнолингвистическом аспекте. Объектом исследования выступает традиционная культура японского народа, предметом исследования являются традиционные интеллектуальные игры Японии, а именно та их часть, которая посвящена карточным ифам - в них отражается вся специфика японской национальной культуры как составной части древних восточных цивилизаций с их своеобразным менталитетом. Представляется чрезвычайно интересным и познавательным анализ различных интеллектуальных японских игр с точки зрения отражения в них культурных ценностей национального духа, особенностей восточного восприятия игры как своеобразного этикета и ритуала.

Количество игр, изобретенных человечеством за время своего существования, огромно. Придумать сколько-нибудь совершенную классификацию всех известных игр, по-видимому, невозможно: слишком велико число признаков, по которым можно классифицировать игры. Одной из принятых в научном мире считается классификация игр, которая связана с характером информации, необходимой в процессе игры (см. [52], с.7; [43], с. 5). В этом случае важнейшая граница проходит между так называемыми играми с полной информацией (например, шахматы, шашки, го, когда, делая ход, можно теоретически - из-за знания правил игры и конкретной позиции -рассчитать все его последствия) и играми с неполной информацией (к примеру, нарды, игральные карты, когда из-за незнания ситуации у противника часто невозможно рассчитать последствия ходов). Неполнота информации часто проистекает из внешнего фактора, присутствующего в игре, например, взятия случайной карты из колоды. Случай, вмешивающийся в игру, не только не позволяет точно рассчитать последствия действий, но и вносит в игру азарт, определенную долю риска. В реальной жизни бывает именно так, поэтому можно считать, что игры, где присутствует случайный фактор, ближе к жизни, чем скажем, шашки или шахматы. Это в полной мере относится к японским интеллектуальным карточным играм.

Кроме этого, одной из наиболее распространенных классификаций считается та, согласно которой игры подразделяются на соревновательные и имитационные (см. [43], с. 5), что, возможно, связано с различной структурой бытового устройства у различных народов в прошлом, когда общественные обязанности выполняли главным образом мужчины, а женщины были заняты преимущественно семейными заботами. Это проявилось в содержании игр: если мужское население тяготело к состязательным играм, то женское, как правило, к имитационным, к сюжетным играм хозяйственного характера (см. [24], с. 7).

Игры можно классифицировать также по множеству других признаков. Видимо, важнейшим фактором в любой игре можно считать состав участников игры, ифовое пространство (доска для игры, комплект карт), правила игры. В зависимости от состава участников можно выделить такие классы иф, как ифы с одним участником (правильнее назвать их головоломками), ифы с двумя участниками, ифы с несколькими (тремя и более) участниками. В зависимости от ифового пространства можно выделить ифы на шахматной (шашечной) доске, ифы на листе бумаги, карточные ифы и другие. Очень разнообразны и правила иф.

Что касается данной работы, то характер выделения из всех японских развлечений интеллектуальных соревновательных иф базируется на классификации, согласно которой ифы можно разделить на состязательные и имитационные. При этом основную часть японских карточных Иф следует отнести к безусловно состязательным, и лишь некоторые виды иф (с карточками на дощечках) - к имитационным, поскольку в них присутствует значительный элемент ритуально-театрального действа.

Говоря о временных рамках исследования, следует специально сказать о том, что поскольку появление первых карт-раковинок в Японии документально зафиксировано концом эпохи Хэйан, то есть XII веком, то описание истории развития карт и карточных иф охватывает период именно с конца XII в. по настоящее время. Геофафически исследование охватывает все главные острова японского архипелага -от южного острова Кюсю, где началось первое производство карт, и до северного Хоккайдо. Что касается социального аспекта рассмотрения истории карт, то поскольку это не входило в специальные задачи исследования, на наш взгляд, достаточно офаничиться лишь несколькими замечаниями (в содержании глав диссертации этот аспект рассмотрен более подробно). Первоначально карточные игры считались развлечением, популярным только в аристократических кругах, но в дальнейшем они завоевали популярность и среди самурайского сословия. Ко времени наступления эпохи Эдо (начало XVII века) эти игры распространилась и среди обычных горожан, ремесленников и торговцев. Поскольку японские карточные игры, будучи изначально связанными с литературой и историей, требовали определенного интеллектуального уровня играющих, то можно сказать, что их адекватное использование было доступно лишь образованным людям. Со временем карты повсеместно распространились и среди простого народа (в особенности карты с пословицами и цветочные карты), сделавшись поистине настоящим достоянием культуры Японии. Пожалуй, особенно в отношении японских карт с пословицами ироха правомерно говорить о взаимовлиянии книжной традиции и фольклорной стихии: возникнув в народной среде, пословицы благодаря соединению с поэтическим алфавитом приобрели особую популярность во всем обществе, в игровой форме преподнося знания о жизни и представления о морали.

Прежде чем перейти к конкретному рассмотрению карточных систем в Японии, было бы любопытно совершить лингвистический экскурс в само понятие игры в японском языке. В отличие от китайского языка, своеобразной "латыни" для всех культур Центральной и Восточной Азии, в котором отсутствует обобщенное название для всех видов игровой и состязательной деятельности, в японском языке понятие игры развернуто гораздо шире. Аналогично современным западноевропейским языкам и опять же в противоположность китайскому языку, для обозначения игровой функции японский имеет определенное слово, антоним которому -"серьезное".

Асоби {ШХ}-)- игра (детская, спортивная, карточная); развлечение, приятное времяпрепровождение; прогулка, экскурсия; азартная игра; холостой ход, люфт. Кроме того, значение этого слова распространяется и на мнимое воинское сражение, маневры, «бой теней», а также и на японские чайные церемонии. Видимо, понятия «состязание», «борьба, «вызов», «опасность», «неверный шанс», «риск» находятся в непосредственной близости от понятия игры. Слово «игра» служит для передачи определенной свободы движения, определенной свободы выбора. Выражения вроде «втянуть в игру», «выходить из игры», оказаться вне игры», «сыграть свою роль» и подобные им свидетельствуют о том, что семантика понятия игры в этих словосочетаниях практически стерлась, стала неотчетливой. Видимо, здесь речь идет не столько о сознательном переносе значения на неигровые действия, сколько о некоем саморастворении понятия игры в бессознательной иронии.

Чрезвычайная серьезность японского жизненного идеала лишь маскируется видимостью, что все эти виды деятельности - только игра. Японский язык сохранил эту концепцию в слове з1ё(ЛЛЛНЛ асобасэ-котоба, что означает «игровой язык», то есть язык, на котором обращались к знати. Раньше существовало представление, согласно которому высшие классы общества все делают играючи, как бы шутя. Так, вежливая форма предложения «Вы приезжаете в Киото» могла звучать как «Вы играете прибытие в Киото» (лплллЖШлллШ'лШ

Ь/с - сэнсэй ва кё:то-ни о-цуки асобасита). Фраза «Я слышал, что у Вас умер отец», дословно могла означать: «Я слышал, что Ваш господин отец играл смерть» {1оХШША<ААЬШМЬ/ъ}1\АЫЬАЩ[ л л ь /с - ото:сама ва накунари. асобасита то иу ханаси-о кикимасита). То есть часто знатная персона виделась на той высоте, где поступками движет лишь добровольное расположение духа.

Поскольку японское иероглифическое письмо характеризуется исключительной выразительностью, то многие интеллектуальные игры базировались именно на наглядном, изобразительном ряде.

Так, в древности японцы использовали раковины моллюсков, во множестве разбросанные на песчаных морских отмелях. Ракушки делили на левые и правые створки, раскладывая их в зависимости от формы, цвета, размера, достоинства и пр. Впоследствии на внутренней стороне обеих створок наносили рисунок к определенному известному изречению или же начальные и конечные строки стихотворений. Задача игроков состояла в подборе соответствующих друг другу створок ракушек. Такие раковинки на первых порах удовлетворяли условиям игры, но со временем были заменены на более удобные и практичные карты. С начала эпохи Эдо (XVII в.) эти игры широко распространились среди простого народа, но с появлением на японском архипелаге «южных варваров» (так в средние века называли испанцев, португальцев, а также жителей Индокитая, Индонезии и Филиппин), а вместе с ними и бумажных карт, произошло постепенное вытеснение игр с раковинами: проще и практичнее стало пользоваться бумажными картами. Появились сделанные уже из бумаги поэтические карты ута-карута ШсйЛ 6/с(«карты со стихами») и изобразительные карты э-карутаШЛ)ЛЪТЛ («карты с картинами»).

Вообще история появления карт в Японии связана, с одной стороны, с проникновением в середине XVI в. на японские острова европейских карт через испано-португальских торговцев, которые морем доставляли из Европы различные товары и оружие, и миссионеров, занимавшихся там распространением христианской религии, и, с другой стороны, с существованием собственно японских видов карт, часто служивших в качестве денег при различных расчетах, а также использовавшихся в исключительно своеобразных интеллектуальных карточных играх. в начале эпохи Эдо (XVII в.) многие виды карточных игр уже были широко известны. Среди них были как и европеизированные, так и чисто японские виды игр, основанные на интеллектуальных поэтических изысканиях. Говоря о картах, обычно имеют ввиду прежде всего карты А'Л'Ш хякунин иссю, составленные по одноименной поэтической антологии «Сто стихотворений ста поэтов», и карты ироха - ЬлЪ1л,ллЪТс(ироха-карута), тогда как на самом деле прошлое карт очень сложное и многообразное. В истории развития карт в Японии можно выделить два направления, две системы: собственно японская система, возникшая в глубокой древности, и система, появившаяся в Японии с приходом на острова в XVI в. так называемых «южных варваров». Само слово «карта» произошло от португальского Carta и довольно быстро адаптировалось в японском языке, в основном не воспринимаясь как заимствованное.

Пожалуй, наибольшей популярностью среди таких игр всегда пользовались так называемые поэтические карты ута-гарута, разработанные на основе широко известной антологии XIII в. «Хяку НИН иссю» - «Сто стихотворений ста поэтов». Игра в поэтические карты ута-карута ШккЪТс, аналогов которой нет нигде в мире, является особой карточной игрой, где в равной мере сочетаются культурно-воспитательные элементы и игровой азарт. Этот вид интеллектуальных карт удачно сочетал в себе познавательно-обучающий момент, а также азарт, удовольствие, свойственные любой игре. Эта ифа более всего напоминает ифу в лото. Колода состоит из 200 карт: из 100 карточек для чтения, на которых стихотворение написано полностью, и которые зачитывает ведущий, и из других 100 карточек, где находится только вторая половина стихотворения в жанре танка, и которые используют играющие. Задача ифоков состоит в быстром подборе своих карточек к соответствующим стихотворениям, которые по своим карточкам зачитывает ведущий. С течением времени эта веселая народная ифа превратилась в подлинное искусство.

Другой популярный и в древности, и в настоящее время вид интеллектуальных игр - карты ироха, представляющие собой своеобразную антологию мудрых народных изречений, буддийских и конфуцианских афоризмов. Их можно считать упрощенным вариантом поэтических кщ)Т ута-гарута.

Это карты с изображением начальных знаков японских пословиц и поговорок, соответствующих 48 знакам стихотворного алфавита ироха, который приобрел такое название в соответствии с первыми своими знаками: и-ро-ха (при этом одному знаку алфавита соответствовало одно или более изречений). Считается, что поэтический алфавит ироха был создан на основе фрагмента санскритского текста из буддийской "Сутры нирваны". Поэтический алфавит ироха имеет форму целого стихотворения, построенного по классической форме японской танка, смысл которого сводится к размышлениям о бренности земного существования. В дальнейшем возникла своеобразная карточная игра, при которой каждому знаку поэтического алфавита стала соответствовать определенная народная пословица или мудрое книжное изречение.

В XVI веке вместе с культурно-религиозной экспансией европейских миссионеров карты ироха превратились в интеллектуальную игру высших социальных слоев Японии, а со второй половины эпохи Эдо (XVIII - XIX вв.), когда европейские карты повсеместно утвердились на островах, карты ироха постепенно распространились и среди простого народа. Они стали пользоваться большой популярностью, поскольку люди быстро оценили их пользу: запоминать знаки алфавита во время ифы оказалось самым лучшим способом обучения грамоте, не говоря уже о нравственно-воспитательном значении пословиц. Кроме того, со времени своего появления стихи ироха сами по себе использовались в качестве прописей и материала по чистописанию. Недаром в японском языке наряду с названием Л/'Л-бЛЛЩ ироха-ута («стихи ироха») сохранился термин ЩКЩШ, тэнараи-ута, что означает «стихи для чистописания», «стихи для упражнения в каллиграфии».

В отличие от поэтических карт ута-карута, существовавших издавна в Японии в качестве специфической японской карточной игры, цветочные карты хана-карута можно считать до некоторой степени заимствованными, наследованными, поскольку они возникли на основе появившихся в давние времена и сохранившихся и поныне в культуре Японии карт тэнсёжарута и унсун-карута. Однако эти наиболее древние карты в настоящее время не являются распространенными, о них известно ограниченному кругу людей. Они представляют интерес только в контексте исторического развития карточных игр.

Что касается цветочных карт, то в настоящее время эта игра под названием ханафуда исключительно популярна среди взрослых как азартное развлечение. Цветочные карты представляют собой колоду из 48 карт с изображением деревьев, цветов и растений, соответствующих 4-м сезонам 12-ти месяцев года: сосны, сливы, сакуры, глицинии, ириса, пиона, леспедецы, мисканта, хризантемы, клена, ивы, павлонии.

Участники игры соревнуются в 12-ти турах в соответствии с количеством месяцев в году (возможен вариант 6-ти туров, что соответствует половине года). В зависимости от рисунка каждая карта обладает определенным количеством очков. Известны различные способы игры, в том числе, и напоминающие игры с европейскими картами, где большое значение имеет определенная комбинация символов. К примеру, специальные очки (бонусы) начисляются при комбинации нескольких карт одного месяца, карт с определенными изображениями животных и птиц, находящихся среди растений. Сами названия карт очень поэтичны: «журавль на сосне», «луна над мискантом», «ветер в ивах», «голова монаха» и др. В этих картах, на которых изображены природные явления - ветер, луна, цветы, птицы, и где можно найти намеки на исторические предания и легенды, отражается вся прелесть утонченного восприятия жизни и понимание ее естественного течения, чувствуются подлинная любовь японцев к природе, глубокие переживания человека, ощущающего себя частью единого и великого целого.

О создателе цветочных карт, о времени и месте их создания достоверно ничего неизвестно. Несомненно одно: эти карты -выдающееся утонченное поэтическое творение коллективного гения японского народа, которые дают полное представление о чувственном восприятии всех четырех сезонов года в художественно-поэтической традиции Японии.

Необходимо заметить, что часто в названиях традиционных карт допускаются равнозначные варианты: вместо карута используется озвонченное гарута, что означает «карта»; допускается также и различное написание этого слова: оно может быть записано в иероглифическом виде как {карута), а также слоговыми азбуками хирагана л)лЪТс (карута) и катакана (карута).

Надо сказать, что сама идея карт, основанных как на традиционной, исконно японской линии развития, так и на линии развития с элементами заимствования, оказалась чрезвычайно плодотворной и привлекательной для японского национального духа. В настоящее время в Японии найдены новые интересные формы обучающе-познавательного процесса. Кроме всем хорошо известных традиционных карт - поэтических, цветочных и карт с пословицами -выпускается огромное количество карт по самым разнообразным областям знания: по литературе, родному языку, фольклору, географии, истории, искусству, культуре, химии, астрономии и т.д. Все эти виды карт основаны на методе наглядного, изобразительного приема при разработке и подаче материала, что чрезвычайно широко используется в педагогической практике в современных образовательных учреждениях Японии.

Степень изученности (историография)

Что касается степени изученности проблемы, то в отечественном востоковедении эта тема практически не затрагивалась, всегда пребывая на периферии исследуемой проблематики. Однако этой темы не удавалось избежать полностью: так или иначе, темы карт стыдливо и вскользь касались исследователи в разного рода справочной литературе (см. «Япония: карманная энциклопедия» [72]; Энциклопедия «Япония от А до Я» [73]; «Народы Восточной Азии: Япония» [44] и др.), сообщая в общих чертах о существовании азартной игры ханафуда, поэтического алфавита ироха, лежащего в основе новогодней карточной игры с пословицами, а также в монографиях, посвященных исследованию антологии «Сто стихотворений ста поэтов» («Сто стихотворений ста поэтов» [59] и др.).

Практически ни в одном отечественном источнике не дается изложение истории появления и развития карт в Японии; в опубликованных материалах отсутствует подробное описание внешнего вида карт, не говоря уже об изложении разветвленной системы правил и разного рода рекомендаций.

В упомянутой книге «Сто стихотворений ста поэтов» автор предисловия B.C. Санович хотя и говорит о том, что антология приобрела «настоящую известность, только соединившись с игрой в карты» (См. [59], с.4), при этом он ошибочно называет эти карты пришедшими из Европы. Между тем прекрасно известно, что эти карты развились на основе исконно японской игры с ракушками моллюсков хамагури, и приобрели свой внешний вид, сохранившийся без изменения лишь последние столетия, только с появлением бумажных европейских карт. Действительно общеизвестно, что поэтическая антология XIII в. «Сто стихотворений ста поэтов» («Хякунин иссю»), составленная прославленным поэтом и теоретиком литературы Фудзивара-но Тэйка, приобрела подлинную популярность именно благодаря соединению с игрой в поэтические картыута-карута.

Изучению этого феномена в оригинальной исследовательской японской литературе уделяется огромное внимание, достаточно указать на следующие работы: Сисиро Рюдзо «Антология «Сто стихотворений ста поэтов» и карты ироха: комментарии и пояснения» [56]; Мацумура Юдзи «Антология «Сто стихотворений ста поэтов». Роль Тэйка и карт в истории литературы» [39]; Кубота Ацуси «Учебное пособие по антологии «Сто стихотворений ста поэтов» [35]; Ватанабэ Хироси «Европейские карты. Цветочные карты: Антология «Сто стихотворений ста поэтов» [12]; Ватанабэ Кацудзиро «История сведений о бумаге. Игра и бытовая культура» [11]; «Поэтические карты ута-гарута по антологии «Сто стихотворений ста поэтов» [48] и ряд других.

Что касается исследований игры в поэтические карты, то определенную познавательную ценность и актуальность для отечественного востоковедения продолжает сохранять книга известного немецкого этнографа Карла Гагемана «Игры народов. Япония», написанная в годы Первой мировой войны и впоследствии переведенная на русский язык (издана в России в 1925 г.) [19]. В этой книге карточные игры справедливо рассматриваются в контексте всей духовной культуры Японии - наряду с игровыми театральными искусствами - театрами Но и Кабуки, с японскими танцевальными пьесами, кукольными спектаклями, пантомимами в масках, с институтом гейш, искусством спортивной борьбы дзюдо и сумо, наряду с празднествами и церемониями любования цветами, с чайной церемонией тя-но ю и др. Такой подход к анализу традиционных японских карточных игр свидетельствует о понимании роли карт в духовной культуре Японии как своеобразного ритуала и действа для посвященных.

Говоря о специфике цветочных карт ута-карута, К. Гагеман отмечает: «Вся эта игра в целом имеет мало общего с употребительными у нас карточными играми; она была известна и излюблена в Японии задолго до того, как португальцы завезли карты в Японию, что случилось в конце 16-го века. Но только в то время текст песен надписывался на раковинах хамагури. К европейским же карточным играм японцы не проявили надлежащего интереса, так что со временем все они исчезли» (см. [19], с. 154-155). Последнее утверждение немецкого исследователя автору данной работы представляется ошибочным. Всей логикой изложения материала в данном исследовании автор старается показать ход развития карт и карточных игр в Японии - как исконно японских, так и заимствованных.

Что касается карт ироха, то по этой теме собирается не менее обширная библиофафия, причем, так же преимущественно на японском языке. Если говорить о японских источниках, то кроме традиционных тем исследования, посвященных алфавиту ироха и соответствующих ему карт с пословицами ироха, актуальными направлениями следует считать те, в которых исследуется развитие японской письменности, история появления различных алфавитов и иероглифических прописей. Кроме того, важными направлениями исследований можно признать те, где изучаются взаимосвязи японского алфавита ироха и китайского памятника «Цяньцзывэнь» («Канон тысячи иероглифов»), а также их роль в культуре юго-восточного региона не только в качестве прописей, используемых на начальной стадии образования, но и как концентрированного свода первоначальных знаний о природе, о мире и месте человека в нем. В этом смысле чрезвычайно любопытными следует признать теоретические выкладки профессора университета Тохоку-Дай гаку, специалиста по китайской и японской литературе Мураками Тэцуми, изложенные им в работе «Стихотворный алфавит ироха и памятник «Цяньцзывэнь» [41]. Надо сказать, что некоторые мысли проф. Мураками, высказанные им как в публикациях, так и в личных беседах с автором данной работы, нашли свое плодотворное развитие на страницах данной диссертации (см. гл.1, пункт 1.1).

Если говорить о российских изысканиях, то отечественная наука только раскрывает для себя эту тему. Несмотря на то, что в свое время классиком российского востоковедения Н.И.Конрадом был сделан перевод поэтического алфавита ироха на русский язык (см. гл. 3), признанный каноническим, и впоследствии были еще попытки перевести данный текст (удачным можно назвать и вариант перевода, выполненный С.А. Арутюновым), все же надо признать, что эта ниша в востоковедческой проблематике еще не заполнена. Следует заметить, что вследствие актуальности этой темы автором данной работы в вышедшей в 1999 г. монографии «Карты ироха. Старинная интеллектуальная японская игра» [14] была предпринята попытка систематизировать знания, почерпнутые в ряде письменных японских источников, а также полученные во время личного общения с многочисленными информаторами-носителями языка и культуры Японии.

Надо сказать, что поскольку алфавит ироха в поэтической форме отражает буддийское мировосприятие, все же предпринимаются попытки анализа данного стихотворного шедевра с философской точки зрения. Так, в качестве примера можно назвать книгу Н.Н. Трубниковой «Различение учений в японском буддизме IX века. Кукай [Кобо-Дайси] о различии между тайным и явными учениями» [63], где стихотворение ироха, приписываемое буддийскому просветителю Кукаю, анализируется с точки зрения принадлежности к мировоззрению учения «истинного слова» сингон, основателем которого считается Кукай.

В последнее время как дань моде на издания, посвященные темам популярных видов досуга и равлечений, выходят в свет различные сборники логических и карточных игр. В основном, они касаются способов игры в европейские карты. Однако среди них попадаются и материалы, целиком посвященные японским интеллектуальным играм. В частности, в московском издательстве «Астрель» в 2001 г. как новинка был выпущен самоучитель «Японские логические игры», составленный А. Носовским, вице-президентом Международной Федерации Рэндзю. В ней наряду с описанием логических игр в японские шашки и шахматы дается краткое изложение отдельных эпизодов из истории карт в Японии и правил игры в некоторые виды японских карт [47]. Однако вследствие отсутствия у автора самоучителя специальных знаний в области литературы и истории, а также основополагающих принципов и навыков востоковедческой культуры, это пособие, а также подобные публикации из-за большого количества бросающихся в глаза несуразностей и фактических ошибок нельзя считать серьезными исследованиями, хотя при этом некоторые наблюдения со стороны не теоретика, а практика игры, безусловно, следует признать интересными и познавательными.

Затрагивая тему карточных игр, невозможно не обратиться к монументальным трудам блестящего исследователя Ю.М. Лотмана, посвященным быту и традициям русского дворянства ХУ111-Х1Х вв. Отмечая особое место карточной ифы «в воображении современников (и в художественной литературе)», Ю.М. Лотман пишет, что коммерческая (не азартная) игра, «являясь интеллектуальной дуэлью, может выступать как модель определенного типа конфликтов», имея ввиду прежде всего такие конфликты, «при которых интеллектуальное превосходство и владение большей информацией одного из партнеров обеспечивает успех» (См. [36], с. 140). Лотман утверждает, что в значительной мере для русского дворянина азартная игра представляла собой модель борьбы человека с «Неизвестными Факторами», что выдвигало на первый план философию случайности, мистику, вторжение потусторонних сил в закономерный порядок, фатальную предопределенность событий и т.п. (См. [36], с. 141-145).

На первый взгляд, такое понимание роли карт в русской культуре как определенной модели общественной жизни безмерно далеко от определения места и значения карточных игр в духовной культуре Японии - слишком много внешних отличий между этими культурами. Действительно, карточная игра в японской культуре не стала воплощением иррационального демонического начала, в силу многих причин она не воспринималась как универсальная модель реализации всех жизненных страстей. Тем не менее при изучении роли карт в японской культуре так же представляется правомерной постановка вопроса о сущности карточной игры: не будучи символическим выражением конфликтов эпохи, карты своей непредсказуемой свободой уравновешивали отсутствие реальной свободы в исключительно регламентированном японском обществе.

Таким образом, исходя из вышеизложенного, автору диссертации представляется чрезвычайно важным и актуальным изучение традиционных японских интеллектуальных игр в контексте всей духовной культуры Японии.

Цели и задачи исследования

Целью заявленной темы исследования является определения места и значения интеллектуальных карточных игр в традиционной духовной культуре Японии.

Задачи настоящего исследования заключаются в попытке выявления элементов специфики восточного менталитета; в выделении карт и карточных игр как самостоятельного объекта при изучении интеллектуальных развлечений и в рассмотрении их в контексте игровой культуры Японии; в определении тенденций, проблем и перспектив развития карт, а также значения изучения японских карточных игр в культурном и образовательном аспектах. Выполнение вышеозначенной цели несколько усложняется неразработанностью этой темы в отечественном этнографическом японоведении.

Методы исследования

Из общих методов научного познания в работе задействованы:

- методы эмпирического исследования (в наибольшей степени наблюдение и сравнение);

- методы, используемые как на эмпирическом, так и на теоретическом уровне исследования (следует выделить анализ и синтез, индукцию и дедукцию);

-методы теоретического исследования (особенно восхождение от абстрактного к конкретному).

Анализ и интерпретация собранных данных предусматривали использование описательного, сравнительно-исторического, историко-генетического, историко-типологического, этнолингвистического методов, метода реликтов, что в совокупности дало возможность выделить структурно-значимые элементы некоторых этнокультурных явлений, проследить их генетические истоки, эволюцию на протяжении определенного отрезка времени, а также тенденции и перспективы их развития.

Этнографические источники

Теоретические положения и практические выводы диссертации основаны на комплексном исследовании разнообразных источников. Это, прежде всего, языковой материал, представленный рядом словарей и энциклопедий - как на русском, так и на японском, на китайском языках: «Большой японско-русский словарь» под ред. Н.И.Конрада; «Япония от А до Я; Популярная иллюстрированная энциклопедия»; «Учебный словарь имен», вышедший в издательстве «Фудзи кёику» (на ЯП. яз.); «Иллюстрированная японская энциклопедия (Дайтотэн-Вью)», выпущенная издательством «Коданся» (на яп. яз.); «Словарь общеупотребительных пословиц» издательства «Сёгакукан» (на яп. яз.); «Энциклопедия Кодзиэн» издательства «Иванами-сётэн» (на яп. яз.); «Научный иероглифический словарь японского языка», выпущенный издательством «Токиодо» (на яп. яз.); «Энциклопедия К1рроп1са» издательства «Сёгакукан» (на яп. яз.); «Японский толковый иероглифический словарь» издательства «Симидзу сёин» (на яп.яз.); «Современный словарь китайского языка», выпущенный издательством «Шанъу иньшугуан» (на кит. яз.); «Современный словарь китайского языка» издательства «Бэйцзин чубаньшэ» (на кит. яз.) и некоторые другие.

В качестве важнейшего источника привлечен следующий архивный материал: 1) из архива Муниципального Центрального Музея Этнографии г. Сэндай (Япония) - документы и материалы из личных фондов видных японских исследователей Ватанабэ Кацудзиро, Мураками Тэцуми; 2) из архива Центральной Библиотеки Международного Центра по изучению японского языка в г. Урава (Япония) и из архива библиотеки университета Тохоку Дайгаку в г. Сэндай (Япония) - сведения, которые дополняют опубликованные на русском языке материалы о японских карточных играх.

Отдельным видом источников является такой этнографический материал, как ракушки моллюсков хамагури, использовавшиеся древними японцами в качестве игрового инструментария до изобретения бумажных карт, а также многочисленные колоды игральных карт из музейных и частных коллекций - как традиционной линии развития (поэтические карты ута-карута, цветочные карты хана-карута, карты с пословицами ироха-карута), так и заимствованной (образовательные и просветительские карты по разным областям знания).

Важное место в источниковой базе предлагаемого исследования занимают шедеврв! книжной литературы Японии и японского фольклора: тексты нескольких классических поэтических антологий XXIII вв., образцы старинных изречений, пословиц, поговорок и т.д.

К источникам следует отнести и результаты социологических исследований «Использование ифовых методов в педагогическом процессе в Японии», «Использование интеллектуальных карточных иф в праздничной обрядности японцев, исходя из их возрастного и образовательного ценза», проведенных автором в 1997 - 2001 гг. В ходе этих исследований методом случайной выборки было проинтервьюировано около трехсот человек. Обработанные и систематизированные ответы респондентов послужили основой для некоторых выводов, включенных в данное исследование.

Теоретическая и практическая значимость исследования

В настоящем исследовании впервые на конкретном этнографическом материале прослеживаются роль и функции карт и карточных Иф как составляющей части традиционных японских интеллектуальных развлечений, которые рассматриваются в контексте игровой культуры Японии как своеобразный ритуал; делается попытка выявления некоторых элементов специфики восточного менталитета, проявляющихся в зрительно-образном и философском восприятии окружающего мира, что находит свое конкретное выражение в наглядном виде карт; определяются пути развития карт - как во внешнем виде и оформлении, так и в содержании, касающемся различных сфер жизни, истории, литературы и в целом культуры не только Японии, но и других обществено-исторических формаций.

Анализ материала с точки зрения заключающейся в нем символики позволил выдвинуть предположение принципиального характера об изначальной связи японских карт с историей развития литературы и фольклора, с возникновением и эволюцией различных пространственно-временных представлений японцев и соответствующей обрядности, что в целом позволяет судить о специфике восприятия окружающего мира в культуре Японии.

Материалы и результаты исследования могут быть использованы в научной, педагогической, культурно-просветительской деятельности при написании монографий, разработке спецкурсов для высших и средних учебных заведений, а также при проведении конкурсов и турниров на знание истории, литературы Японии и шире - всей культуры Восточной Азии, охватывающей духовные достижения Китая, Кореи и Японии.

Апробация результатов исследования

Основные положения настоящей работы были изложены в статьях и публикациях, а также в выступлениях на региональных и международных конференциях:

Международная конференция «Россия и Восток: Проблемы взаимодействия». Новосибирск, 1999;

Международная научная студенческая конференция «Студент и научно-технический прогресс» / Востоковедение. Новосибирск, 2000;

Международная научно-практическая конференция «Культурные ценности Запада и Востока в ретроспективе и перспективе». Токио, 2001;

Международная научная студенческая конференция «Студент и научно-технический прогресс» / Востоковедение. Новосибирск, 2002.

Структура работы

Диссертация состоит из Введения, четырех глав и Заключения, а также списка литературы. Работа снабжена обильным иллюстративным материалом.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Войтишек, Елена Эдмундовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, подведем итоги и сформулируем основные результаты работы.

С историко-этнографической точки зрения, игра и связанный с ней праздник - это не только неотъемлемая часть жизни отдельного человека, но и многогранное общественное явление. Это сплав многих сторон духовной жизни народа, отражающий жизнедеятельность конкретного человека и общества в целом, и способствующий формированию духовного склада человека, становясь при этом социально-культурной ценностью общества.

В работе автор исходил из необходимости показать эволюцию игры как составной части традиционной японской культуры, выявить происхождение и содержание, атрибутику и социальные функции игровой обрядности японцев, поскольку в их духовной жизни, как и у народов других стран, празднично-игровые действа с их многообразием обычаев, церемоний и ритуалов занимают огромное место. Игровая обрядность, отражая историческую жизнь конкретной общественно-экономической формации, в определенной мере формирует духовный

Т? мир нации, где важнейшую роль играют социапьно-психологические факторы, религиозные обряды и обычаи, фольклор, этически-правовые нормы взаимоотношений между людьми. Отражая важнейшие социальные связи поколений, их представления о мире и месте человека в нем, празднично-игровая стихия сохраняется как этнокультурная традиция, представляя собой значительную часть современной этнической культуры народа.

В работе предложена концепция, согласно которой японские интеллектуальные карточные игры следует рассматривать в контексте всей духовной культуры Японии, поскольку в них отражается специфика японской национальной культуры как составной части древних восточных цивилизаций с их своеобразным менталитетом. Японские традиционные интеллектуальные карточные Ифы проанализированы с точки зрения отражения в них культурных ценностей национального духа, особенностей восточного восприятия ифы как своеобразного этикета и ритуала.

В диссертации разработана классификация, согласно которой интеллектуальные японские ифы можно разделить на состязательные и имитационные. По этой классификации, основную часть японских карточных игр следует отнести к безусловно состязательным, и лишь некоторые виды игр (к примеру, с карточками на дощечках) - к имитационным, поскольку в них присутствует значительный элемент ритуально-театрального действа, что позволяет такие игры, как игры с картами кагэцу («цветы и луна»), употребляемые до настоящего времени в чайной церемонии, рассматривать в контексте всего классического танцевально-театрального японского искусства.

Осознание наличия тесной связи интеллектуальных развлечений японского народа с философией, культурой и религией подразумевает выявление элементов специфики восточного менталитета. На основе сравнительного материала средневековых памятников Китая, Кореи и Японии, имеющих непосредственное отношение к формированию интеллектуальных игр, в диссертации была предпринята попытка выявления особенностей восточного менталитета, выражающихся в зрительно-образном и философском восприятии окружающего мира. Был рассмотрен ряд типологически сходных памятников Китая, Кореи и Японии, представляющих собой специальные иероглифические прописи как целый свод знаний о мире, целью которых было не только обучение навыкам письма, но и объяснение различных явлений природы, места человека в системе всего мироздания. Как полагает автор, применительно к специфике восточного менталитета можно справедливо оперировать термином «иероглифическое мышление». формально обозначая его типологическую специфику и противопоставляя его тем самым алфавитному, или буквенному. Именно эта особенность восточного иероглифического письма обусловила специфику многих интеллектуальных игр и развлечений, основанных именно на наглядном, изобразительном ряде.

В работе были проведены многочисленные параллели между китайскими и корейскими, китайскими и японскими источниками, свидетельствующие о глубинных связях восточных культур и отражающие специфическое «восточное мышление». В этой связи в диссертации была выдвинута гипотеза о том, что поэтический алфавит ироха, на котором впоследствии выросла карточная игра с пословицами, является японским (существенно более поздним) вариантом основополагающего памятника китайской педагогической литературы -«Канона тысячи иероглифов» («Цяньцзывэнь»). В работе на основе тщательного текстологического анализа выдвигается предположение о родственности зарифмованного канона «Цяньцзывэнь» и поэтического алфавита ироха, использовавшихся в Китае и Японии соответственно в качестве особых иероглифических прописей. Анализ этих двух колоссальных по своему значению в азиатской культуре произведений позволил автору сделать вывод о том, что не только начальные строки ироха и «Цяньцзыюнь» похожи по своему содержанию, поскольку в них сообщается о мироустройстве вселенной и о жизни человека, - сам свод знаний о жизни, природе и человеке, заключенный в пословицах и изречениях, собранных в соответствующих алфавиту картах ироха, справедливо можно считать воплощением тех поистине глобальных сведений о мире, которые находятся в поэтическом тексте канона «Цяньцзывэнь».

Кроме этого, автором настоящего исследования впервые был предпринят лингвистический и литературоведческий анализ текстов китайского «Канона тысячи иероглифов» и японских поэтических алфавитов ироха и его знаменитых предшественников - стихотворений в жанре вака из классических поэтических антологий, а также первых алфавитов амэцути и тати, что позволило сделать ряд любопытных замечаний относительно развития традиционных жанров в японской поэзии. На основе своих наблюдений автором сделан вывод о необходимости дальнейшего изучения этих уникальных в мировой культуре произведений, которые вплоть до настоящего времени имеют большое познавательное значение не только в Китае и Японии, но и в сопредельных государствах - в Корее, во Вьетнаме, а также в других странах азиатского региона, - словом, везде, где распространены иероглифическая культура и связанный с ней так называемый восточный менталитет.

В работе впервые подробно рассматриваются проблемы возникновения исконно японских видов карт, основанных на играх с ракушками моллюсков хамагури, и их эволюции до основных традиционных японских интеллектуальных карт - поэтических карт ута-гарута, карт с пословицами ироха-карута и цветочных карт хана-карута, исследуются вопросы заимствования у Запада внешней и содержательной стороны карт, даются детальные исторические комментарии относительно формирования игрового инструментария, что было тесно связано в свою очередь с производством бумаги, шрифтов, типографских станков, а также с самим процессом книгопечатания в Японии.

Автор, принимая точку зрения многих японских исследователей и вслед за ними полагая, что история появления карт в Японии связана, с одной стороны, с проникновением в середине XVI в. на японские острова европейских карт через испано-португальских торговцев и миссионеров, и, с другой стороны, с существованием собственно японских видов карт, развивает эту мысль гипотезой о том, что все дальнейшее развитие карточных систем в Японии шло по этим двум направлениям.

Автор диссертации полагает, что развитие карточных игр в XX веке продолжает идти в русле тенденций, заложенных предыдущими этапами в эволюции карточных систем: как и раньше, можно до сих пор говорить о существовании двух систем в развитии карточных игр, что, с одной стороны, подтверждает общеизвестное мнение об устойчивости и преемственности традиций в культуре Японии и, с другой стороны, свидетельствует о восприимчивости японцев ко всему новому и о стремлении адаптировать применительно к своему менталитету все то лучшее и интересное в жизни, что было выработано другими культурами в процессе познания окружающего мира.

Указанные направления можно считать новыми относительно исторически узаконенных карточных игр - ута-гарута, ироха-карута, хана-карута, которые до сих пор сохраняют статус традиционных, знакомых каждому японцу иф, несмотря на то, что в настоящее время их влияние заметно пошатнулось.

В настоящей работе впервые бьши подробно рассмотрены различные виды карт как традиционной линии развития, так и заимствованной. На примере различных видов карт обоих типов были показаны основные приемы и способы организации материала, предлагаемого для изучения и освоения, прокомментированы важнейшие моменты, касающиеся значения того или иного вида карт в процессе обучения, воспитания подрастающего поколения и его развития в общеобразовательном плане. Как было продемонстрировано на многочисленных примерах, фантазия создателей различных видов карт поистине неисчерпаема, темы и идеи таких развивающих иф бесконечны.

Само многообразие всей жизни предоставляет людям неиссякаемый источник творческого вдохновения и фантазии, побуждает их к образному осмыслению окружающей действительности, что может выражаться, в частности, в создании таких форм «изящных развлечений», какими является большинство японских карточных игр.

Безусловно, создание новых видов карт, основанных на традиционных интеллектуальных развлечениях, базируется на понимании роли поэтических, цветочных карт, карт с пословицами ироха в истории культур народов Восточной Азии, на осознании их огромного значения в духовной культуре Японии и влияния на ее развитие. Умение играть в японские интеллектуальные карточные ифы подразумевает владение культурно-историческим контекстом и знание большого количества обычаев, касающихся материальной и духовной жизни японского народа и складывающихся на протяжении нескольких столетий.

В заключение следует отметить, что автор в своей работе оперировал новыми источниками и иллюстративным материалом, до сих пор нигде не публиковавшимся на русском языке, - все оригинальные переводы, в том числе, переводы японских карт, за исключением классических поэтических, были выполнены автором диссертации (включая переводы содержания около двухсот карт с пословицами), что представляет собой, собственно, отдельное направление исследования.

Таким образом, кратко сформулируем основные результаты диссертации:

• предложена концепция, согласно которой японские интеллектуальные карточные игры следует рассматривать в контексте всей духовной культуры Японии, поскольку в них отражается специфика японской национальной культуры как составной части древних восточных цивилизаций с их своеобразным менталитетом;

• разработана классификация, согласно которой интеллектуальные японские игры можно разделить на состязательные (основная часть японских карточных игр) и имитационные (некоторые виды игр, - к примеру, с карточками на дощечках);

• рассмотрены особенности восточного менталитета, выражающиеся в зрительно-образном и философском восприятии окружающего мира, в наличии своеобразного «иероглифического мышления»;

• рассмотрен ряд типологически сходных памятников Китая, Кореи и Японии, особенности которых обусловили специфику многих интеллектуальных игр и развлечений, основанных на наглядном, изобразительном ряде;

• на основе тщательного текстологического анализа китайских и японских произведений выдвинута гипотеза о том, что поэтический алфавит ироха, на котором впоследствии выросла карточная игра с пословицами, является японским (существенно более поздним) вариантом основополагающего памятника китайской педагогической литературы - «Канона тысячи иероглифов» («Цяньцзывэнь»);

• предложена новая классификация японских интеллектуальных карточных игр, согласно которой можно выделить традиционную, исконно японскую линию и заимствованную (переработанную европейскую);

• впервые подробно описаны различные виды традиционных карточных игр с разветвленной системой правил;

• впервые рассмотрены проблемы возникновения и развития различных видов карт как традиционной линии развития, так и заимствованной; показано их значение в процессе обучения и воспитания подрастающего поколения, его развития в общеобразовательном и культурном плане.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Войтишек, Елена Эдмундовна, 2002 год

1. Амбай Хацуо. Игра «сочинение стихов в жанре танка» (Тамбун дзукури асоби). Токио: Мэйдзи-тосё, 1990. - №3 (на яп. яз.). - Сер. «Игры со словами, используемые при обучении».

2. Арутюнов С.А. Народные праздники, игры, спорт. -М. Л.: Народы Восточной Азии, 1965.

3. Арутюнов С.А. Современный быт японцев. М., 1968.

4. Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.: Наука, 1993.

5. Басё. Бусон. Исса. Летние травы: Японские трехстишия / Пер. со старояп. В.Марковой. -М.: Толк, 1995.

6. Большой японско-русский словарь / Под ред. Н.И.Конрада. М.: Наука,1983.

7. Боронина И.А. Классический японский роман. М.: Наука, 1981.

8. Бреславец Т.И. Письмена ржанок: Библиотека японской поэзии. -Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2000.

9. Былеева Л.В., Корошков И.М., Яковлев В.Г. Подвижные игры. М.: Физкультура и спорт, 1974.

10. Ватанабэ Хироси. Европейские карты. Цветочные карты: Антология «Сто стихотворений ста поэтов» (Торампу. Ханафуда. Хякунин иссю). -Токио: Икэда сётэн, 1969 (на яп. яз.).

11. ХЪ.Войтишек Е.Э. «Канон трех иероглифов», «Канон ста фамилий» и «Канон тысячи иероглифов» как выдающиеся памятники просветительской литературы старого Китая / Научный вестник ИГУ. Сер. Востоковедение. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 2002.

12. ВойтишекЕ.Э. Карты «ироха». Старинная интеллектуальная японская игра. Новосибирск: Изд-во Ин-та археологии и этнографии СО РАН, 1999.

13. ВойтишекЕ.Э. Китайский «Канон тысячи иероглифов»Цяньцзывэнь и японский алфавит ироха как уникальные памятники традиционной культуры Востока: К вопросу о специфике восточного менталитета //Тум. науки в Сибири. 2001. - №4.

14. Гагеман Карл. Игры народов. Япония / Пер. с нем. С.С. Мокульского. -Л.: ACADEMIA, 1925.

15. Ы.Гакусю: дзиммэй дзитэн (Учебный словарь имен). Токио: Фудзи кёику, 1983 (на Я П . яз.).

16. Горегляд В.Н. Японская литература VIII-XVI вв.: Начало и развитие традиций. СПб.: Центр «Петербургское Востоковедение», 1997.

17. Гришелева Л.Д. Формирование японской национальной культуры. М.: Наука, 1986.23.3авадская Е.В. Японское искусство книги. М.: Наука, 1986.

18. Игры народов СССР / Сост. Л.В. Былеева, В.М. Григорьев — М.: Физкультура и спорт, 1985.

19. Иллюстрированная японская энциклопедия (Дайтотэн-Вью). Токио: Коданся, 1984 (наяп. яз.).

20. Инструкция по игре в карты ханафуда.- Хатинити: Анджэл Трамп, 1997 (на яп. яз.).

21. Календарные обычаи и обряды народов Восточной Азии: Годовой цикл. -М., Наука, 1989.

22. Канъё котовадза дзитэн (Словарь общеупотребительных пословиц). -Токио: Сёгакукан, 1988 (на яп. яз.).3\.Кирквуд К. Ренессанс в Японии. М.: Наука, 1988.

23. Кодзиэн (Энциклопедия Кодзиэн). Токио: Иванами-сётэн, 1984 (на яп. яз.).33. «Кокинвакасю». Собрание старых и новых песен Японии / (Пер. со старояпонского А. Долина): В 3 т. М.: Радуга, 1995.

24. ЗА.Концевич Л.Р. Корееведение: Избранные работы. М.: Издат. дом «Муравей-гайд», 2001.

25. Кубота Ацуси. Хякунин иссю хиккэй (Учебное пособие по антологии «Сто стихотворений ста поэтов»). Токио: Гакухися, 1982 (на яп. яз.).

26. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII начало XIX века). - СПб.: Искусство - СПБ, 1994.

27. Малявин В.В. Китайская цивилизация. М.: Астрель, 2000.3%.Маркаръян СБ., Молодякова Э.В. Праздники в Японии. М.: Наука,1999.

28. Мацумура Юдзи. Хякунин иссю. Тэйка то карута-но бункаси

29. Антология «Сто стихотворений ста поэтов». Роль Тэйка и карт в истории литературы) Токио: Хэйбося, 1995 (на яп. яз.).

30. АО.Мацуо Басё. Избранная проза / Пер. с яп. и предисл. Т.Л. Соколовой-Делюсиной. СПб.: Гиперион, 2000.

31. АХ.Мураками Тэцуми. Ироха-утато сэндзимон (Стихотворный алфавит «ироха» и памятник «Цяньцзывэнь»). Токио: Коданся, 1979. - N2 (на яп. яз.).

32. А2.Мураками Тэцуми. Канси то нихондзин (Китайские стихи и японцы). -Токио: Коданся, 1994 (наяп. яз.).

33. Мусихин А.К. Логика или фортуна? Игры для всех. Л.: Социально-коммерческая фирма «Человек», 1990.

34. Народы Восточной Азии / Под ред. Н.Н.Чебоксарова и др. М.; Л.: Наука, 1965. - (Сер. «Народы мира»).

35. Научный иероглифический словарь японского языка Токио: Токиодо, 1964 (наяп. яз.).

36. Nipponica (Энциклопедия Nipponica). Токио: Сёгакукан, 1987. - Т. 18 (на яп. яз.).

37. Носовский A.M. Японские логические игры. М.: Астрель, 2001.4л.0гура хякунин иссю (Антология «Сто стихотворений ста поэтов»).

38. Токио: Тюодзусё, 1975 (на яп. яз.). Сер. «Классическое наследие».

39. Огура хякунин иссю. Ута-гарута (Поэтические карты ута-гарута по антологии «Сто стихотворений ста поэтов»). Токио: Сёгакукан, 1976 (на яп. яз.).50.0жогин В.И. Основы японского языка Новосибирск; Новосиб. гум. экстерн-университет, 1993. - 4.1.

40. Ожогин В.И. Проблема понимания философско-религиозных учений Востока // Философия в современном мире: Летняя философская школа Бурмистрово-99. Новосибирск: Б.и., 1999.

41. Оуэн Г. Теория игр / Пер. с англ. И.Н. Врублевской. М.: Мир, 1971.

42. Пронников В.А., Ладанов И.Д. Японцы: Этнографические очерки. М.: Наука, 1983.

43. Садохин А.П. Этнология. М.: Гардарики, 2000.

44. Синъхуа цыдянь (Современный словарь китайского языка). Пекин: Шанъу иньшугуан, 2001 (на кит. яз.).

45. Сисиро Рюдзо. Хякунин иссю то ироха-карута: Кайсяку то кансё (Антология «Сто стихотворений ста поэтов» и карты ироха: Коммент. и пояснения). Токио: Хокусиндо, 1957 (на яп. яз.).

46. Советский энциклопедический словарь / Под ред. A.M. Прохорова. -М.: Сов. энциклоп., 1983.5к.Современный словарь китайского языка. Пекин: Бэйцзин чубаньшэ, 1973 (на кит. яз.).

47. Сто стихотворений ста поэтов. Старинный изборник японской поэзии VII XIII вв. М.; СПб.: Летний сад, 1998.

48. Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья / Пер, со старояп. В. Марковой, М.: Худ. лит., 1983.6\.Такэкава Куниюки. Игры в карты (Карута асоби). Токио: Мэйдзи-тосё (на Я П . яз.). - Сер. «Игры со словами, используемые при обучении»; №9.

49. Топоров В.Н. Пространство культуры и встречи в нем. Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации.- М.: Наука, 1989. Вып. 4.

50. Трубникова H.H. Различение учений в японском буддизме IX в.: Кукай Кобо-Дайси. о различии между тайным и явными учениями. М.: Росспэн, 2000.

51. Успенский М. Самураи восточной столицы / Пер. с яп., вступ. ст. и комментарии М.В. Успенского. Калининград: Янтарный сказ, 1997.

52. Утаавасэ. Поэтические турниры. СПб.: Гиперион, 1998.

53. Ханадзава Тосиро. Варабэ асоби бункаси-2 (История детской игровой культуры-2). Токио: Кёику сюппанся, 1991 (на яп. яз.).

54. Хейзинга Й. Homo Indens (Человек играющий). М.: Прогресс-Академия, 1992.

55. Чжунго чуаньтун вэньхуа дубэнь (Памятники традиционной культуры Китая. Хрестоматия). Пекин: Вэньу чубаньшэ, 1995 (на кит. яз.).

56. Этика и ритуал в традиционном Китае. М.: Наука, 1988.

57. Этнография: Учебник / Под ред. Ю.В.Бромлея и Г.Е.Маркова. М.:1. Высш. шк., 1982.7\.Этоки Хякунин иссю (Антология «Сто стихотворений ста поэтов» с иллюстрациями).-Токио: Коданся, 1995 (наяп. яз.). Сер. «Culture Books».

58. Япония: Карманная энциклопедия. М.: Издательский Дом «Муравей -Гайд», 1999.

59. Япония от А до Я: Популярная иллюстрированная энциклопедия. М.: Изд-во Япония сегодня. Фонд «Интеллект», 2000.7А.Японский толковый иероглифический словарь. Токио: Симидзу сёин, 1982 (на яп.яз.).