Литературно-критическая концепция В.С. Соловьева: истоки, становление, развитие тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Юрина, Наталья Геннадьевна

• Юрина, Наталья Геннадьевна
• кандидат филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Юрина, Наталья Геннадьевна

Введение.

Глава 1. Формирование литературно-критической концепции B.C. Соловьева в контексте эстетических и литературно-художественных исканий русской мысли 1880 — 1890-х годов.

1.1. Истоки эстетических и литературно-критических воззрений B.C. Соловьева.

1.2. Полемика об искусстве первой половины 90-х годов и ее отражение в системе мыслителя.

1.3. «Новая» эстетика и эстетическая концепция JI.H. Толстого в переосмыслении B.C. Соловьева второй половины 90-х годов.

Глава 2. Художественная литература и историко-литературный процесс в наследии B.C. Соловьева 1880 - 90-х годов.

2.1. Словесное искусство и формы его бытования как объект осмысления в концепции Соловьева.

2.2. Литературный процесс и его составляющие в интерпретации мыслителя.

Глава 3. Эволюция метода критического анализа B.C. Соловьева.

3.1. Принципы и задачи «философской» критики Соловьева.

3.2. Основные этапы становления и развития литературно-критической деятельности мыслителя.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Литературно-критическая концепция В.С. Соловьева: истоки, становление, развитие»

Сегодня трудно оспорить тот факт, что эстетика и литературная критика Владимира Сергеевича Соловьева (1853 - 1900) - одно из самых значительных достижений русской культуры конца XIX века, оказавшее сильное и глубокое влияние на развитие отечественного литературного процесса и литературоведческой науки последующего столетия и не утратившее своей ценности до наших дней;

Эстетическая концепция Соловьева выступила духовной основой русских художественных исканий начала XX века, направленных на преобразование общества исключительно средствами культуры и искусства;

Как критик Соловьев ввел традицию религиозно-философской оценки творчества Ф.М. Достоевского, ярко и полно обозначил характерные черты художественных миров русских поэтов второй половины XIX столетия: Ф.И. Тютчева и А.К. Толстого, A.A. Фета и Я.П. Полонского, К.К. Случев-ского и A.A. Голенищева-Кутузова, — одним из первых заметил и проанализировал новые тенденции в отечественной: литературе последних десятилетий XIX века. Наконец, в поздней критике Соловьев предложил совершенно оригинальный подход к жизни и творчеству художника, открывший новые возможности для литературной критики конца XIX — начала XX столетия.

В отличие от философии, этики, даже публицистики и поэзии'Соловьева, его эстетические и литературно-критические воззрения остаются сравнительно мало изученными. Достижения» отечественной науки последних десятилетий в данной области по-своему значительны, тем не менее в российском литературоведении так и не появилось аналитических работ, в которых бы эстетические, теоретико-литературные и литературно-критические воззрения Соловьева рассматривались в их системности и взаимосвязанности.

На сегодняшний день не вполне объемно представлена сама сущность литературно-критической концепции Соловьева, практически не отраженными остаются его теоретико-литературные взгляды. С другой стороны, достаточно остро встает проблема периодизации эстетической и литературно-критической деятельности Соловьева, способной отразить как сложную диалектику его мысли, так и неоднозначное влияние на него литературно-общественного движения последней четверти XIX века. Наконец, в дополнительном исследовании нуждается методология Соловьева-критика. Все это позволяет говорить об актуальности нашей диссертационной работы, в которой названные проблемы являются пр иоритетными в плане исследования.

Объектом диссертационного исследования избраны статьи Соловьева по эстетике и литературной критике, включенные в собрание его сочинений в 10-ти томах под редакцией С.М. Соловьева и Э.Л. Радлова (1811 - 1813 гг.) (на сегодняшний день наиболее полным сводом соловьевских текстов является брюссельское 14-томное издание (1970 г.); намерение РАН и Института философии собрать полное собрание сочинений и писем мыслителя» нашло воплощение в выходе первых томов этого издания), в сборники избранных его трудов, отдельные их варианты, философские и публицистические работы, отразившие изменения в его литературно-теоретических взглядах, статьи о русских поэтах, написанные для энциклопедического словаря, эпистолярное наследие.

Для воспроизведения контекста развития эстетической и литературно-теоретической мысли Соловьева, для сопоставления ее с основными направлениями в русской критике последней четверти XIX века, восстановления литературно-эстетического контекста привлекались работы A.C. Хомякова, Н.Ф. Федорова, Ф.М. Достоевского, П.В. Анненкова, A.B. Дружинина, H.Hi Страхова, П.Д. Боборыкина, Н.Г. Чернышевского, A.A. Потебни, В.В. Розанова, JI.H. Толстого.

Временные параметры нашего исследования ограничены рамками периода становления и развития эстетических, теоретико-литературных и литературно-критических взглядов В. Соловьева.

Литературно-критическая концепция Соловьева (ее истоки, эволюция на протяжении 1880 — 90-х годов, наконец, ее глубинный эстетико-философский смысл, связанный с поиском целостности искусства и бытия) — так можно обозначить основной предмет исследования, представленный в диссертации. При этом под литературно-критической концепцией B.C. Соловьева мы понимаем всю совокупность его эстетических, теоретико-литературных и литературно-критических воззрений, представляющих относительно цельную систему, нашедшую свое выражение в его творчестве.

Разработанность темы исследования.

Эстетические воззрения и критические оценки Вл. Соловьева еще при жизни автора и вскоре после его кончины получили разноречивые, иногда категоричные, не лишенные полемических крайностей оценки (работы В.В. Розанова [182, 183, 184, 185] и К.Н. Леонтьева [117], E.H. Трубецкого [214], С.Н. Трубецкого [215], ЭЛ. Радлова [179, 180, 181] и С.Н. Булгакова [44, 45]). В начале XX века к суждениям Соловьева-теоретика и критика обращаются символисты - Д. Мережковский [139], В. Брюсов [41, 42, 43], А. Блок [32, 33, 34, 35], А. Белый [30], Вяч. Иванов [79], находя в них яркое проявление критического таланта и подлинные прозрения. В дальнейшем; отдельные аспекты литературно-критической концепции Соловьева затрагивали H.H. Апостолов [17], Э. Голлербах [59], A.A. Гизетти [56], И. Фудель [223], А. Слонимский [200], а также критики, писатели и философы русского зарубежья: В.В. Зеньковский [77, 78], H.A. Бердяев [31], К. Мочульский [146], С. Франк [220] и другие.

После долгих лет забвения в 1960 -70-е годы эстетика и литературная критика Соловьева вновь становятся предметом изучения в отечественном литературоведении. Так, З.Г. Минц, ставя вопрос о месте и роли русского философа в отечественной культуре [141; 142], рассматривает влияние эстетических воззрений Соловьева на русских символистов; Л.А. Коган [101] исследует основные идеи эстетической теории Соловьева, воздействие на нее отечественной эстетической традиции; E.A. Короткина [108] выясняет истоки эстетической системы Соловьева, связывая их с теориями русского просветительства (А.П. Сумароков, Н.И. Новиков, Н.М. Карамзин) и романтизма (В.Ф. Одоевский, А.И. Галич, Д.В. Веневитинов), П.Я. Чаадаева; Н.И. Пруц-ков [171] прослеживает идейно-художественные связи творчества Достоевского и Соловьева.

В целом в исследованиях,.написанных до 80-х годов, за немногим исключением, эстетические и критические воззрения Вл. Соловьева не были осмыслены сколько-нибудь полно. Одни из них — были работами констатирующего плана, где просто утверждалось наличие определенной' позиции Соловьева; по какому-то эстетическому или литературному вопросу (подобный уклон свойственен в определенной степени даже таким обстоятельным и авторитетным работам, как «Эстетика В л.С. Соловьева» ЭЛ. Радлова и «Миросозерцание B.C. Соловьева» E.H. Трубецкого). Эти: исследования интересны как свидетельство того, что эстетическое и литературно-критическое творчество Соловьева воспринималось современниками как явление значимое, обладающее очевидной системностью. Однако попыток так" или иначе представить развитие соловьевской мысли в этой области, конкретизировать основополагающие принципы системы Соловьева в работах этого» типа мы не находим. Вторая группа исследователей трактует взгляды философа в сильно упрощенном виде, в результате чего от них не только ускользает тот факт, что воззрения философа на литературу переживали стремительную эволюцию, но и то, что они были сами по себе чрезвычайно сложными; соединившими: в себе самые различные идеи (H.H. Апостолов «JI.H. Толстой и B.C. Соловьев» [17]; П.С. Новиков «Вл. Соловьев и его западногерманские почитатели» [151]). Наконец, ряд работ посвящен изучению частных проблем («Толстой и Соловьев» - 3.F. Минц [141]; «Соловьев и Розанов» - Э. Голлербах [59], «Соловьев и демократическая эстетика» — В.К. Кантор [92], Л.А. Коган [101] и т. д.).

На рубеже 1980 - 90-х годов, в связи с резким повышением интереса к наследию Соловьева, появляется несколько фундаментальных исследований о его творчестве (А.Ф. Лосев [124, 125], М.С. Кирсанов [99], H.A. Кормин [106]). Выделяются статьи, брошюры, комментарии, отдельные главы в книгах, посвященных русской литературе и философии Серебряного века, в которых характеризуется вклад Соловьева-теоретика и критика в развитие и укрепление русских духовно-нравственных традиций (В.Ф. Асмус [18, 19], Р. Лаут [115], Д. Максимов [133], О.С. Сонна [204]).

На их основе развивалась исследовательская мысль в последнее десятилетие. Наиболее значительные результаты в этом направлении были достигнуты прежде всего в работах Л:Д. Перепелкиной [ 162], Д.В. Силаковой [198], А. Носова [153, 154], А.И. Мазаева [130, 131], В.И; Фатющенко и Н.И; Цимбаева [218].

В.И. Фатющенко и Н.И. Цимбаев впервые ставят проблему периодизации литературно-критических взглядов Соловьева. Они выделяют два периода в его критической деятельности: 1894 — 1896 и 1897 — 1899 годы, полагая, что «в первом периоде Соловьев выступает больше как критик, представитель «эстетического» направления, во второй — как теоретик «судьбы» поэта [218, с. 22]. А.И. Мазаев целенаправленно и последовательно анализирует концепцию мыслителя в ее эволюции, связывая время серьезного перелома в литературно-эстетических взглядах Соловьева с 70 — 80-ми годами. В этот период, считает он, эстетика русского философа «складывается [.] в качестве «звена», интегрирующего крайние тенденции и полюса русской мысли об искусстве под знаком их сближения* и примирения» [130, с. 63]. Л.Д. Перепелкина рассматривает связь эстетики и литературной критики Соловьева с его философской концепцией.

Д.В. Силакова исследует методологию анализа Соловьева в историко-литературном аспекте, исходя из принадлежности его к философско-идеалистическому направлению в русской критике рубежа веков. Вот почему выводы главных литературно-критических трудов мыслителя даются в их сопоставлении (или противопоставлении) с суждениями прежде всего К. Леонтьева, Д. Мережковского, В; Розанова, также стоявших у истоков этого направления. Силакова, кроме того, намечает пути развития традиции фило-софско-идеалистической критики в начале XX века, связывая ее с именами

B. Брюсова, Вяч. Иванова, В. Ходасевича, Ю. Айхенвальда, А. Белого,

C. Булгакова. Таким образом, выстраивается линия, связующая однородные по своей сути литературно-критические труды двух столетий. Однако истоки возникновения этой традиции остаются при подобном подходе не выясненными. С учетом же неоднозначного отношения Соловьева к критической деятельности К. Леонтьева, Д. Мережковского, В. Розанова;, иногда доходившего до полного неприятия, необходимость дополнительного изучения проблемы становится еще более очевидной;

Оценивая ту часть современных исследований; о Соловьеве, которая прямо или косвенно связана с его эстетическими4 и литературно-критическими взглядами, следует сказать, что наиболее распространенным недостатком в изучении литературно-критической концепции Соловьева является, во-первых, рассмотрение взглядов философа по теоретическим вопросам литературы и искусства не с их истоков, не в их эволюции, а в статике, так, как они отразились в статьях «Красота в природе», «Общий смысл искусства», «О лирической поэзии». Опора на этот суженный круг источников оставляет непонятными многие вопросы, не разобравшись в которых, нельзя избежать противоречий в решении проблемы. Во-вторых, - игнорирование противоречивого идейно-творческого пути развития критика, избирательный подход к его наследию (отбор отдельных, пусть даже самых лучших его статей для; анализа), ведущий к искажению его творческого облика. Наконец, отсутствие внимания к соловьевским высказываниям о западноевропейской литературе, без которых литературная концепция его не может быть представлена достаточно полно. Все эти недочеты в изучении эстетических, литературных и литературно-критических взглядов Соловьева определили необходимость выдвижения темы диссертационного исследования и его основные принципы, цели и задачи.

Если заявленная нами проблема, как явствует из сказанного выше, практически не разработана в научной литературе, то гораздо благополучнее ныне положение с проблемами, ей близкими, сопричастными. Так, благодаря исследованиям последних лет полнее и глубже раскрывается развитие традиций, заложенных эстетикой и критикой Соловьева (А.Д. Терлецкий [211], В .А. Келдыш [96], И.Т. Пархоменко [161], Т.П. Буслакова [47] и др.). Продолжено выявление философских идей Соловьева в творчестве русских художников (B.C. Сизов [197], H.H. Семенова [196], Т.В; Захарова [76], М.М. Гиршман, Ю. Грувер, Т. Юдаева [57]), в том числе, в наследии символистов (В. Андреева [15], Н.Ю. Грякалова [62], Л.Н. Дядькина [67], В.А.Са-рычев [192] и др.), изучение его литературного окружения (В.А. Викторович [51, 52], Е.А. Тахо-Годи [209, 210]). Наконец, суждения Соловьева о литературе стали рассматриваться с учетом духовной его эволюции (И. Кубанов [112]), наметился интерес к стилевым особенностям его философской критики (Д.В. Магомедова [129]), критические его заявления начали трактоваться в их соотнесенности с философскими и поэтическими (А.В; Мокрова [144]).

Научная новизна работы определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении монографически исследуется литературно-критическая концепция B.C. Соловьева, определяются ее истоки, характеризуется процесс становления и развития в литературно-эстетическом контексте России последней четверти XIX века.

Автор диссертационного исследования видит свою задачу в том, чтобы проследить весь путь формирования и эволюции эстетической, теоретико-литературной и литературно-критической мысли Соловьева, отразившийся в его статьях, рецензиях, письмах и т. д., выявить наиболее значимые связи Соловьева-теоретика и критика с современными ему эстетико-литературными движениями, продолжив предшествующие научные изыскания отечественных ученых (прежде всего А.Ф. Лосева, Е.А. Короткиной, Д.В. Силаковой) в этом направлении.

Соответственно нами избран проблемно-исторический ракурс исследования, что расширяет, с одной стороны, историко-литературный контекст создания концепции Соловьева и углубляет, с другой, представление о наиболее сильных на нее влияниях в период становления и развития.

Наряду с традиционными (отношение Соловьева к искусству, поэзии, осмысление творческого труда художника) в исследовании ставятся многие другие вопросы, которые ранее по существу никогда не освещались сколько-нибудь подробно: система литературных жанров в восприятии Соловьева, его трактовка западноевропейского литературного процесса и историко-литературная концепция русской словесности.

Наконец, впервые собраны и рассмотрены наиболее существенные оценки Соловьева важнейших явлений западноевропейской литературы от античности до конца XIX века, свидетельствующие не только о широте его исследовательских интересов, но и о его способности и умении использовать примечательные явления литературы других народов в осознании движения общественного искусства к высшим идеалам.

Целью работы является подробный анализ и последующая реконструкция литературно-критической концепции B.C. Соловьева на широком фоне историко-литературных и социокультурных процессов в России конца XIX века.

Данная цель достигается посредством решения следующих задач:

1) изучить истоки эстетических и литературно-критических воззрений B.C. Соловьева, включив его концепцию в контекст развития русской эстетической и литературно-художественной мысли конца XIX века;

2) рассмотреть его литературно-эстетические искания, исходя из дискуссий и споров 1890-х годов относительно назначения искусства и сущности литературной критики;

3) выявить важнейшие аспекты соловьевской теоретико-литературной концепции;

4) определить ключевые принципы критического метода Соловьева;

5) проанализировать основные этапы становления и развития его «философской» критики.

Методологическую основу диссертации составили работы М.П. Алексеева, М.М. Бахтина, Ю.Б. Борева, А.Г. Бочарова, Б.И. Бурсова, Б.Ф.1 Егорова, А.Ф. Лосева, Ю.В1 Манна, В.В. Прозорова, Г.М; Фридлендера, В.Е. Хализева. Методологически значимыми для нас стали исследования JI.B: Пумпянского, З.Г. Минц, Н.Ю. Грякаловой, В .Т. Захаровой, К.Г. Исупо-ва, JI.A. Колобаевой, Д.М. Магомедовой и др. Теоретические принципы и методика диссертационного исследования базируется на историко-типологическом и системном подходе к пониманию литературного процесса и творчества, на комплексной трактовке литературной критики как явления, имеющего общественное, научное и собственно-художественное значение. Кроме того, в работе применялись элементы социокультурного, герменевтического, биографического и сравнительно-сопоставительного методов исследования;

Теоретическая; значимость диссертационной работы заключается в том, что она выявляет основные закономерности становления и развития эстетических, теоретико-литературных и литературно-критических воззрений B.C. Соловьева. Сформированные под воздействием сложной личностной духовной эволюции, с одной стороны, и отразившие разного рода эстетические и литературные искания русского общества конца XIX века, с другой, эти взгляды определили основные принципы философской критики Соловьева, конкретные его оценки значимых явлений в отечественной словесности.

Практическое значение работы определяется тем, что основные ее результаты могут быть использованы при дальнейшем изучении наследия Соловьева, в вузовском преподавании теоретических и практических курсов (история русской литературы XIX века, история русской литературной критики, эстетика), при руководстве научно-исследовательской работой студентов, при подготовке спецкурсов, спецсеминаров, в школьной практике.

Положения, выносимые на защиту

1. В формировании эстетической и литературно-критической концепции Вл. Соловьева можно выделить три основных периода: 1880-е, первая половина и вторая половина 1890-х годов. Ее истоки связаны со славянофильской и «почвеннической» традициями, эстетической теорией Н.Ф. Федорова, «органической критикой» Ап. Григорьева. Пересмотр некоторых важных эстетических положений и расцвет критической деятельности Соловьева следует соотносить с дискуссией относительно назначения искусства и сущности литературной критики начала 1890-х годов. Наконец, «новая эстетика» и «декадентская» критика, с одной стороны, и концепция искусства Л. Толстого, с другой, обуславливают смещение интересов Соловьева в конце 1890-х годов в сторону теории «судьбы» художника, вызывают ряд изменений в его критике.

2. Важнейшими составляющими теоретико-литературной концепции Соловьева являются: понимание изящного художества (в противоположность техническому), его «теургического» назначения, выдвижение двух духовных типа художнического служения (поэт-теург, рождающий; в особом эстетическом акте красоту художества из ужаса и безобразия реальности, и «чистый» поэт, воспринимающий в моменты высшего вдохновения «чистую» красоту, ею нравственно просветленный и перерожденный). Соловьев предложил собственное видение исторического развития искусства, новый критерий разделения литературы на роды и связал эволюцию мировой литературы не столько со сменой лидирующих направлений и стилей, историко-литературных эпох, сколько с приближением ее к «истинному» искусству, с отражением в ней предварений совершенной красоты. Историко-литературную концепцию отечественной словесности он ориентирует на поэзию, и по сущности, и по содержанию превосходящую прозу, более отягощенную жизненными случайностями, более рационалистичную в плане обобщений.

3. Основными принципами критического метода Соловьева являются: предельно обобщенный взгляд на творчество и литературное явление, оценка их исходя из традиционных философских и эстетических истин, этическая направленность, объективность (метод «относительно научной критики»), ориентация на позитивное («лучшее»), трактовка художественного как гармонического сочетания содержания и формы, критический анализ как средство воспитания таланта.

4. Сформулированные Соловьевым принципы организуют его критику, придают ей цельность, системность и «универсальность». Они закладываются в критических работах Соловьева, начиная с 1880-х годов, и целенаправленно развиваются в последующее десятилетие. Статьи, в которых автор остается верен выбранным ориентирам, относятся к лучшим образцам русской критической мысли XIX - XX веков.

5. «Философская» критика Соловьева проходит нелегкий путь становления, развития и утверждения. Первые его литературно-критические опыты, имевшие громкий успех, отразили некоторое влияние «органической критики» Ап. Григорьева и во многом интуитивный поиск собственного пути в этой новой для него сфере деятельности. Новый оригинальный метод анализа художественного произведения выстраивается впервые в статьях Соловьева 1890 года, представляющих яркий образец «эстетической» критики. Период расцвета его «философской» критики ознаменован появлением серии талантливых и ярких статей о русской поэзии, по праву вошедших в «золотой» фонд отечественной культуры. Наконец, во второй половине 90-х годов критика Соловьева обретает новые — этические— ориентиры, определившие нравственные искания русской интеллигенции на многие годы вперед.

Апробация работы.

Основные положения диссертации апробированы на конференциях разных уровней: на «Огаревских чтениях» и конференциях молодых ученых Мордовского государственного университета (1996, 1997, 1998, 2002, 2003 годы); 11-ой и 13-ой Тверских Межвузовских конференциях ученыхфилологов и школьных учителей (1997, 1998 гг.); Вторых Майминских чтениях (Псков, 1998); XXV Зональной научно-практической конференции литературоведов Поволжья и Бочкаревских чтениях (Самара, 1996), Региональной научной конференции, посвященной памяти профессора С.С. Конкина (Саранск, 2002); Международной научной конференции, поев. 200-летию со дня рождения A.C. Пушкина (Казань, 1998); Второй Международной научной конференции (Ульяновск, 1999). Концепция диссертации и ее ключевые положения обсуждались на методологических семинарах и заседаниях кафедры русской и зарубежной литературы МГУ имени Н.П. Огарева. Основное содержание работы нашло отражение в 13 научных публикациях.

Структура и объем диссертации.

Структура диссертации соответствует поставленным целям и задачам. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения и библиографии. Основной текст изложен на 213 страницах. Список литературы включает 237 наименований.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Юрина, Наталья Геннадьевна

Выводы статьи о Лермонтове определились, с одной стороны, под воздействием представления о нем как о «поэте разочарования», создателе «рефлексивной лирики», перенесшем в поэзию отрицательно-критическое отношение к собственной жизни и окружающей среде. С другой, — особенностями данного момента, требующего решительного отпора «ницшеанству» разного рода, эстетике, отвергающей нравственную категорию. Вот почему Соловьев был гораздо строже к Лермонтову: подойдя к его жизни с эталоном; абсолютной нравственности, он не простил ни вполне объяснимых порывов юношества, ни этапов временного заблуждения.

Итак, Соловьев конца 90-х соизмеряет жизнь поэта, пусть гениально одаренного, с высшим нравственным совершенством, с абсолютом. Попытка - изначально обреченная как в этическом, так и в эстетическом плане: живая личность поэта со всеми его страстями, противоречиями и заблуждениями превращалась в бледное подобие жизни первого сверхчеловека — Христа («Мицкевич»). Принятие этого абсолютного, слишком высокого критерия для оценки жизни человеческой должно было поставить и самого критика в положение двусмысленное. Соловьев должен был либо «дотягивать» художника до планки «божественного» и тогда грешить против объективности, либо честно констатировать, что он далек по отношению к ней. Земная действительность, очевидно, настолько отличалась от требований «высших», что, оставаясь верным правде, критик должен был каждый раз выносить суровый приговор о невыполнении гением своей миссии. В суждениях о Пушкине, где он исходил из идеи окончательного оправдания поэта, но игнорировал хаотическое начало человеческой души и целиком возлагал на художника ответственность за течение его жизни (обстоятельства чисто внешние (исторические, социальные, литературные и т.д.), психологические и иррациональные (рок) во внимание не принимались), общая картина выглядит еще не столь мрачной. В высшей мере глубинные противоречия соловьевского мышления обнаруживают себя в публичной лекции о Лермонтове - своеобразном завершении триптиха о назначении и долге поэта, развивающем отрицательный его вариант. Здесь критик не только акцентирует внимание лишь на обязанностях гения (а ведь обстоятельства развития лермонтовского таланта были гораздо более трагичными, нежели «исключительно счастливые» внешние условия расцвета пушкинского!), но и прямо односторонне подходит к обрисовке его внутреннего мира («демоническое хозяйство»), сознательно опускает ряд подробностей, положительно характеризующих поэта. В итоге создается образ постепенно деградирующей личности, падающей с высот гениальности и младенческой невинности до уровня животного, ибо личная обида на высшую волю и «безумный вызов высшим силам» недостойны звания человека.

Бесспорно, в сознательном сближении поэзии и действительности, во взаимообусловленности поэтической значимости творений художника его жизненным содержанием, в объяснении ряда особенностей художественного произведения через авторскую психологию (все это будет востребовано и переосмыслено критикой психологической) были положительные моменты. Но вместе с тем «этическая» позиция Соловьева явно уязвима, а иногда даже ущербна. Многие основополагающие этические положения и требования, на которых основывается Соловьев, противоречивы и сомнительны. Он «забывает», что гений не только какое-то чудо природы, но гениальный человек, и требует от него совершенства истинного сверхчеловека — Христа («Человеку естественно хотеть быть больше и лучше, чем он есть в действительности. Если он взаправду этого хочет, то и может, а если может, то и должен» [7, с. 275]; «Хотя бы и не было перед нами настоящего сверхчеловека, но есть сверхчеловеческий путь, которым шли, идут и будут идти многие, на благо всех.» [7, с. 277]). Несмотря на некоторые уступки («. богу ничего не нужно, а люди должны быть благодарны и за те искры, которые летят с костра, на котором сжигает себя гениальный человек» [7, с. 284]), Соловьев трактует гениальное как задаток сверхчеловеческого и судит поэта за вину, которая ему и не была присуща («. если ты считаешь за собой сверхчеловеческое призвание. подними действительность, поборовши в себе то злое начало, которое тянет тебя вниз» [7, с. 285]). В данном случае естественное для него смешение категорий этических и рационалистических, разумных (в его концепции Добро было вполне адекватно Истине), оказалось неправильным. Исключительно умозрительное постижение смысла жизни - отличительное свойство гения, по Соловьеву, очевидно, должно было быть доступно не только сверходаренному художнику, нон мыслителю,.и просто совершенно ординарному человеку, верующему или хотя бы знакомому со Священным Писанием. С другой стороны, поэт, не имеющий от рождения каких-то особых нравственных качеств, вероятно, должен был понимать собственную высоту как интеллектуальную, творческую (и здесь он вполне ощущал свою ответственность перед читателем за совершенство формы произведения; его значимость, искренность, правдивость и т.д.) и совершенно не претендовать на сверхчеловеческое, этическое превосходство.

По мнению Д.В: Силаковой, в последней своей работе о Пушкине Соловьев «пытается решить две взаимосвязанные задачи: свести воедино этический и художественный элемент анализа и, одновременно, опровергнуть уже достаточно популярное мнение Мережковского, представителя «новой» эстетики, о том, что поэзия Пушкина вне категорий добра и зла» [198, с. 18]. Мы, напротив, склонны считать, что в статье о поэзии Пушкина Соловьев сознательно разграничивает эстетический и этический подходы к творчеству (при сохранении убеждения в значимости последнего). В этом смысле «Значение поэзии в стихотворениях Пушкина» следует воспринимать как положительный итог его критического творчества: в этой работе были преодолены некоторые спорные тенденции последнего периода и восторжествовали принципы его метода «философской» критики. При преобладании эстетического подхода этический элемент сохраняется и находит себе место в центральной проблеме работы - пророческого служения поэта. Это разграничение позволило, несмотря на жесткую оценку Пушкина-человека, охарактеризовать его творчество объективно: « Пушкинская поэзия есть поэзия по существуй по преимуществу.» [7, с. 225] и «ее неподдельная красота была внутренне нераздельна с добром и правдой» [7, с. 229]. С другой стороны, интерпретация этического и эстетического как близких на онтологическом уровне, без явного выпячивания одного из элементов (что было характерно для; критики предшествующего периода), гармоничное сочетание этих категорий в анализе художественного произведения позволило сделать ряд тонких наблюдений, глубоко раскрыть суть авторского взгляда на характер и значение поэзии. Такой подход позволил даже скорректировать ряд серьезных замечаний, сделанных ранее в адрес Пушкина-человека. Так, упрек в раздвоении между поэтическим и обыденным, основополагающий в обвинениях русского гения, снимается вовсе: «В идеальном образе [поэта-пророка] нет никакого раздвоения^ между житейским сознанием и поэтическою сверхсознательностью; эта двойственность представлена пережитою, пересиленною, превзойденною. В действительности будущее совершенство еще не в наших руках, мы еще переживаем настоящее, а его закон — именно та половинчатость, то раздвоение между праздником и буднями, между поэтическою высотою и житейским ничтожеством.» [7, с. 263].

Жизнь истинного художника рассматривалась Соловьевым в «Судьбе Пушкина», «Мицкевиче», «Лермонтове» как путь нравственного самоусовершенствования. В последней литературно-критической работе она представлена как борьба за права вдохновения и не нагружается дополнительными задачами этического плана. «В ■ поэзии вдохновенный поэт есть царь, — комментирует Соловьев пушкинский сонет «Поэту». — Здесь, как истинный царь-самодержец, он не зависит от «народа», не слушает его, не угождает ему, и для своего собственного дела, для вдохновенного творчества, не нуждается ни в чьем постороннем внушении и не подчиняется никакому постороннему суду» [7, с. 269]. Через два года после «Судьбы Пушкина» критик говорит не о нравственном подвиге художника, который должен продвинуть вперед все человечество, а о подвиге, совершающемся в области внутреннего самосознания - о благородном деле усовершенствования при помощи вдохновения «плодов любимых дум». Именно в этом плане следует рассматривать противопоставление Пушкина (поэта «по существу и преимуществу») Байрону и Мицкевичу, сила творчества, которых определялась их душевными качествами. Соловьев как бы расчленяет здесь запредельное и человеческое в художественном таланте: собственно поэтическая сторона поэзии зависит от поэтической стороны дарования, то есть посылается свыше, сила творчества определяется особенностями натуры. Человеческое определяет содержание поэзии (Байрон внес демонизм, Мицкевич - религиозную мистику), но не может заменить собой ее эстетической ценности. В целом же для поэзии, считает критик, при всей значимости содержания, существенно нечто иное — поэтичность. Вот почему, например, намеренно религиозные стихотворения Мицкевича слабее других: «выражаясь в поэзии, эти особые элементы ведь не выражали ее собственной эстетической сущности» [7, с. 226].

Как и прежде, Соловьев исходит из ряда аксиом. Только теперь это аксиомы эстетические: «Перед вдохновенным ум молчит» [7, с. 229]; «Бесценное достоинство и значение поэта определяется не умными его, а вдохновенными произведениями»; «Поэт не волен в своем творчестве. Это - первая эстетическая аксиома» [7, с. 234]; «Так называемая «свобода творчества» не имеет ничего общего с так называемою «свободой воли» [7, с. 234]; «.настоящий поэт, когда и захочет насиловать свою музу, проявить над ней свою свободу воли и творчества - не может, и из этих попыток совсем ничего не выходит» [7, с. 234]. Эстетическое абсолютизируется теперь, как прежде — этическое. Правда, Соловьев не отказывается при этом от последней категории полностью. Особенно гармонично эти две тенденции переплетаются при анализе пушкинского «Пророка», когда, опираясь на реальную поэтическую данность, критик ставит эстетическую миссию идеального поэта в непосредственную зависимость от его глубинного духовного перерождения. При этом он вынужден скорректировать периодизацию пушкинского творчества, данную ранее с учетом только этического основания. Ранее, говоря о духовном развитии Пушкина и о противоборстве в его душе «ничтожного дитя мира» и «вдохновенного жреца Аполлона», Соловьев выделяет ранний и зрелый периоды в его творчестве. Теперь он отмечает произведения: 1826 — 1828 годов, которые «явились на пороге между отходящею юностью и наступающею возмужалостью» [7, с. 236]. Таким образом, вычленяется 1826 год (время написания «Пророка»), важный прежде всего в эстетическом плане: «между прошлыми мечтами и надеждами будущего явился многокрылый дух вечной свободной поэзии». Событие это имело, однако, по Соловьеву этическое следствие: поэт становится «зорким» и «чутким», что определяет его дальнейшее развитие. С другой стороны, именно через жизненные обстоятельства и душевное состояние поэта (Пушкин в 1826 году) он объясняет усиление его художественных возможностей до серьезных эстетических прозрений и, таким образом, возвращается к своей идее зависимости поэтических прозрений поэта-гения от уровня его нравственного совершенства.

Попытка примирения «этического» и «эстетического» содержится также в оригинальной трактовке пушкинского «Памятника». За несколько месяцев до своей смерти поэт, по мнению Соловьева, пересмотрел свой взгляд на назначение поэзии и заменил непосредственно далекие ее перспективы будущностью более близкой. «Для поэта главное в поэзии - она сама, -пишет критик, - но он не может отрицать ее нравственной пользы; для «народа» главное в поэзии-это нравственная польза, но ведь он ценит и ее прекрасную форму. Значит, нет надобности обращать эти два взгляда острием друг против друга, когда они могут сойтись в одной и той же, хотя неодинаково обоснованной оценке» [7, с. 271 — 272]. В «Памятнике», по мнению Соловьева, поэт утверждает себя среди избранников (через поэтическое вдохновение, «заветную лиру») и провозглашает сближение с «пестрой народной толпой» (через нравственное воздействие поэзии). Таким образом, он пытается снять вековечное противостояние поэтического и житейского, открыть своего рода упрощенный вариант практического идеализма. И все-таки лейтмотив последней статьи определяется, на наш взгляд, преобладанием элемента эстетического. Провозгласив ранее, что гений — это прежде всего человек, имеющий конкретного рода обязанности перед Богом и людьми, Соловьев с, той же горячностью и убедительностью восклицает теперь: «. если вы у химика будете искать богословских положений, а у богослова - химических опытов, то, конечно, найдете бессодержательным и того, и другого. С таким же приблизительно логическим правом можно требовать заранее от поэта определенного образа мыслей - религиозного, политического, социологического и т.д. Искать в поэзии непременно какого-то содержания — значит, не признавать ее собственного, а в таком случае стоит ли и толковать о поэзии» [7, с. 227]:

Ориентация на этическую критику обусловила другие изменения в статьях Соловьева последних лет жизни. Намечается своеобразная смена традиционного предмета исследования. Около двух лет его занимает теория «судьбы» поэта, факторы, определяющие реальную жизнь гения. Оставляя на время собственно русскую поэзию, Соловьев пристально исследует положительное (Мицкевич), отрицательное (Лермонтов) и, так сказать, промежуточное («примиряющее») воплощение судьбы (Пушкин). Взгляд критика на жизнь и творчество поэта, как и прежде, предельно широкий, максимально обобщающий. Он смотрит на судьбу конкретного художника и отдельные факты (биографические, поэтические) со стороны, с расстояния настолько отдаленного, что предмет предстает наиболее объемно и целостно. Считая, что только в творчестве раскрывается подлинный смысл мироздания и рассматривая литературную критику как один из способов познания мира, в поздних статьях Соловьев еще более заметно обращается прежде всего к кругу трансцендентальных вопросов и только потом к проблемам творческого метода. Критик оперирует общими абстрактными категориями, при помощи которых выносит столь же обобщенный; столь же отдаленный от мелких частностей и случайностей окончательный приговор. При этом собственная позиция идеализируется, выводы и оценки представляются в качестве неоспоримой истины. В отличие от ранних статей, где часто звучат оговорки типа «если не ошибаюсь» [7, с. 99] и даже надежда на то, что «высокоценимый нами лирик не посетует на следующие замечания» [8, с. 108], критика последнего периода более однозначна, более категорична, более безапелляционна, резка и неделикатна.

Это связано, на наш взгляд, с несколькими причинами. Очевидно, к концу 90-х Соловьев ощущал себя вполне сложившимся критиком, получившим (после рецензии на прозу Случевского) официальное признание. Поэтому он более свободен в суждениях, независим в оценках. С другой стороны, работы последнего периода критик непосредственно связывал с проблемами современности, с днем сегодняшним. Он видел последовательное обесценивание категории добра, которую «новые эстетики» изгоняли из сферы художественной. Соловьев находил явную опасность в настроении и философии ницшеанства, презирающей человека и все больше набирающей силу, его пугало ощущение «дьявольской» пустоты и бессознательности в современной литературе. Проблема «долга и ответственности» художника вела к общеэтической оценке действительности и позволяла довольно жестко высказаться по некоторым вопросам. В этом смысле критика последнего периода являлась общественной, публицистической: она не проходит мимо задач насущных и имела просветительский характер. Наконец, характер литературно-критических трудов Соловьева этой поры объясняется его собственным душевным состоянием. Усиление в сознании апокалиптических настроений («Три разговора.»), с одной стороны, и интерес к этической тематике, с другой, объясняют преобладание у него восприятий особого рода. Явления, отдельные события и факты видятся с неких отвлеченных позиций и оцениваются в свете будущей перспективы (с точки зрения совершенного (теургического) искусства).

Все вышеназванные тенденции оказывают непосредственное влияние на метод «относительно научной критики» Соловьева. С одной стороны, в статье о поэзии Пушкина он вновь повторяет ранее высказанное убеждение, что к поэту необходимо подходить свободным от предвзятых тенденций; несправедливы «притязания непременно высмотреть у поэта то, что для нас самих особенно приятно, получить от него не то, что он дает нам — поэтическую красоту — Бог с ней совсем! — а то, что нам нужно от него: авторитетную поддержку в наших собственных помыслах и заботах» [9, с. 398]; В полемических статьях последних лет («Особое чествование Пушкина», «Против исполнительного листа») ориентация его на объективность выражена еще более подчеркнуто. Он требует соответствия любой критической работы истине, заявляя, что в данном случае применение нравственной аксиомы «не суди да не судим будешь» неуместно: «. если бы . случилось мне напечатать что-нибудь столь непроницаемо-туманное, как статья Мережковского, или столь нелепое по содержанию, как статья Минского, то я от души желаю и убедительнейше прошу всякого меня вышучивать и давать мне щелчки, по мере сил своих, чтобы не пропадал здравый смысл, и не глохло чувство писательского долга в русской литературе» [9, с. 391]. На практике Соловьев не был, однако, полностью свободен от определенной религиозной тенденции и забывал, что, несмотря на то, что она была высока и прекрасна, «но когда она слишком явно выступает в . поэзии, она нарушает ее красоту» [7, с. 226]. Явно тенденциозные замечания его касались, правда, не столько художественного творчества, сколько жизненного пути человека-гения, трактуемого отвлеченно. Так, например, для вынесения заключения о значении поэзии в пушкинских стихотворениях Соловьев широко привлекает соответствующий поэтический материал. При этом комментарии его, очевидно, соразмерны тому внутреннему значению, которое он придает каждому из выбранных произведений: некоторые анализируются подробно («Пророк» и «Памятник»), другие характеризуются отдельными замечаниями («Эхо»), на третьи просто указывается («Разговор книгопродавца с поэтом»). Вполне закономерным выглядит здесь отказ от рассмотрения юношеского стихотворения «Муза» (1821), содержащего элемент подражательности и условности в плане образности. Зато при отборе произведений для статей о «судьбах» поэтов Соловьев явно тенденциозен. В работе о Пушкине он приводит стихотворения поэта, отрывки, иногда даже отдельные строки, на первый взгляд, рисующие Пушкина как поэта и человека в различных ситуациях (отношение к женщинам; осознание собственного назначения и т.д.). На самом деле он прежде всего пытается «проиллюстрировать» собственную идею о невыполнении Пушкиным своей миссии. Соответственно этому в творчестве поэта высвечиваются одни и ретушируются другие мотивы. Та же пристрастность, избирательность и тенденциозность в статье о Лермонтове. В его творчестве вычленяется не всегда лучшее, но всегда — несущее некий потенциал, позволяющий «компрометировать» художника как поэта, либо-как человека (из юношеского «Зачем я не птица не ворон степной.» выводится мысль о «западном наследии» поэта, «демонические» стихотворения заслоняют великолепные пейзажные зарисовки и т. д.). Все это вело к образному препарированию изучаемого. Многосложный, целостный «материал» художественного творчества расчленялся на «нужное» и «ненужное» для обоснования избранной оценки. «Нужное» выделялось и акцентировалось, «ненужное» затенялось или отбрасывалось. Соловьев, например, не придавал никакого значения звучавшим в поэзии Лермонтова мотивам примирения с Богом и с миром, на что одним из первых указал, пожалуй, Д.С. Мережковский («М.Ю. Лермонтов. Поэт сверхчеловечества»). Подобная позиция абсолютизирования единичного означала, разумеется, определенное искажение действительного положения вещей.

Уже в работе о Пушкине Соловьев, вслед за отдельными представителями «реальной» критики, игнорирует авторские намерения и взгляды, законы, по которым художник создавал свои произведения, и делает собственные убеждения исходными суждениями. Чтобы доказать свои оценки, он однобоко трактует ситуацию, иногда подгоняет факты и поэтический материал под собственные теоретические построения (нарушает хронологию, сближая стихотворения, написанные в разное время), домысливает события в удобной для его выводов форме (последствия при ином ходе дуэли, возможности духовного развития Пушкина в иных исторических условиях и т. д.). В обличительной статье о Лермонтове Соловьев представляет сам материал как ряд противопоставлений (поэт осознавал свое назначение, но оставил пустым свое жизненное содержание; в нем был действительный гений; данный свыше, но он растратил его; любовь притупляла остроту его эгоизма, но не наполняла всецело его «я»; религиозное чувство в нем никогда не умирало, но часто засыпало и проч.). Выводы его базируются на тезисах явно противоречивых. Определяя судьбу как высшее добро и высший разум и применяя это понятие к «развратному» жизненному пути Лермонтова, разоблачая и осуждая творчество этого художника ради «обязанности сыновней любви», Соловьев не только нарушал требования объективного и всестороннего рассмотрения предмета, но и расходился с провозглашенной целью «разумной критики» (найти ту истину, на которой заблуждение держится). Все положительные порывы лермонтовской души объявлялись бесплодными, а потому несущественными, все лучшие стороны его натуры оказались заретушированными, «все то многое в нем, что достойно хвалы» (и в поэзии, и в жизни) подвергалось умолчанию. Соловьев достигает своей цели через ряд явных натяжек. Он пытается, например, вывести духовный смысл жизни поэта из совершенно искусственно выстроенной цепочки «Фома Рифмач — Лермонтов - Ницше» и объяснить его судьбу, с одной стороны, из чудесных свойств его западного предка, а с другой — из философии второй половины XIX века. Эта «нерусскость» должна была, видимо, по мысли Соловьева, снять часть ответственности с отечественной поэзии за то, что в ее истории не нашлось практически ни одного гения, вполне оправдавшего свое высокое назначение (Мицкевич - истинный образец для подражания — был все-таки польским художником, а жизнь Пушкина была далека от идеала). Для усиления идеи ответственности художника он заявляет о провидческих способностях Лермонтова (в работе о Пушкине для той же цели вводится идея ясного, уравновешенного ума, чуждого всяких уклонений). При этом в качестве подтверждения мысли приводится только «Сон», рисующий некоторые частные обстоятельства смерти поэта, но не характер его судьбы, не прозрение своего долга и тем более судьбы других людей, целых стран или вселенной вообще. В; «Лермонтове» же Соловьев напрямую отождествляет автора и его героя, забывая авторскую позицию на этот счет. «Герой нашего времени. — писал Лермонтов, — точно портрет, но не одного человека: это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии» [118, с. 456].

В статьях последних лет Соловьев порой не находит весомой аргументации и обращается к субъективному чувству читателя, к его представлениям об истинной красоте. Доказательства отсутствия близости между пушкинским «Пророком» и Библией как бы растворяются в самом выводе и не имеют строгого логического основания: «Если бы в этом стихотворении имелось в виду дать образ пророка в собственном смысле, то оно страдало бы сплошь крайнею неясностью, противохудожественною неопределенностью, а отчасти и несообразностью. Между тем оно бесспорно прекрасно от начала до конца. Значит, его смысл — другой» [7, с. 246]. То же — в анализе «Поэта и толпы». Доказывая, что предметом осмеяния в стихотворении является «народ непосвященный», филистерство, критик указывает на то, что иная иитерпретация делала бы произведение безвкусным и слабоумным, а значит недостойным гения Пушкина.

Тем не менее, Соловьев и в конце 90-х явно претендует на объективность: «. мы не создаем Пушкина по своему образу и подобию, а берем действительного Пушкина с его действительным характером и теми убеждениями и взглядами, которые действительно сложились у него к тому времени» [7, с. 201]. В этой связи он последовательно выделяет «личный элемент» (обращение к биографии художников, менее удачное в статье о Лермонтове, должно было обеспечить фактическую основу его суждений). «Не преувеличивая и не умаляя его значения и никогда не теряя из виду», «разумная критика», полагал Соловьев, способна выразить «всеобщую и объективную правду самого дела» [7, с. 236]. С этой же целью привлекаются глубокие знания эрудированного критика: они сообщают суждениям «действительные основания», опору на реальный факт, трактуемый как в узком, так и в широком аспектах.

В последние годы, в связи с переносом интереса критика из сферы поэзии на личность творца, литературоведческий анализ произведения предельно сворачивается. Стихотворения выступают чаще в качестве иллюстрации общего хода суждений. При внешнем следовании принципу единства формы и содержания как условия художественности (Соловьев, например, отказывает эпиграмме Пушкина «На выздоровление Лукулла» в значимости из-за полного несоответствия его содержания принципам добра и истины, несмотря на яркость и силу формы), на практике критик ограничивается чаще идейно-тематическим анализом (провидческие и «демонические» стихотворения Лермонтова). Объявляя «Демона» — произведение с великолепным стихом и значительным замыслом — ниже всякой критики, он указывает прежде всего на несерьезность содержания (чисто художественное решение вопроса демонического, противоречащее как Библии, так и здравой логике, по Соловьеву, просто недопустимо). В последней статье о пушкинской поэзии содержательный и формальный анализы переплетаются более гармонично.

Высказываясь по поводу идейного содержания произведения, критик отмечает и особенности его формы (тон, грамматический склад речи, синтаксис («Пророк»), образы, языковое выражение («Поэт»), художественные средства («Поэт и толпа»)).

Воспитательная задача «философской» критики Соловьева также несколько трансформируется на заключительном этапе его критической деятельности. Если ранее она подразумевала корректирующее воздействие на созревающий художественный талант и формирование эстетического вкуса публики, то теперь сориентирована иначе. Проблема назначения художника и его ответственности, поднятая Соловьевым в конце 90-х, очевидно, предполагала задачу общего нравственного воспитания человека (в том числе художника-творца).

Соловьев последних лет, на словах провозглашая ориентацию на главный принцип разбираемого явления, показанный, насколько это возможно, с хорошей стороны, в большинстве своих статей не исполняет этого «первого условия истинной критики». Изначальная установка на вынесение приговора диктовала соответствующую расстановку акцентов. В результате этого «истинные жемчужины» в творчестве того или иного поэта порой оказывались даже не названными, истина, в них скрывающаяся - не найденной. Искусственно сужались мировоззренческие рамки сознания художника, сознательно создавалось впечатление характерности для его поэзии произведений отдельной направленности. Категоричные выводы Соловьева были крайне односторонними, опирались не на лучшее, не на «подлинное». При этом критик руководствовался, казалось бы, бесспорным: «Кому много дано, с того много и взыщется». Слабые поэты и писатели, по его мнению достойны лишь умолчания; зато, чем выше художественный талант, тем серьезнее должны быть требования, тем строже оценки недостатков. И если в высказываниях о Пушкине Соловьев хотя бы сохраняет пристойность суждений, не опускается до прямых личных обвинений и навязчивого морализаторства (объявляет художественные недостатки Пушкина «несчастиями», не касается моментов интимного характера), то в отношении Лермонтова он игнорирует элементарный этический принцип: «произведения, оскорбительные в плане сюжета, принижают поэтическое достоинство и постыдны для автора». В последнем случае критик даже нисходит до оскорблений и приклеивания обидных ярлыков («порнографическая муза Лермонтова», «заведенное в его душе демоническое хозяйство» и т.д.), что ранее он допускает исключительно в полемических статьях против «юродствующих» «сверхчеловеков».

Слабые стороны поздних статей Соловьева были отмечены уже современной ему журналистикой. После благоприятного для его критики периода, когда, несмотря на жесткие оценки, суждения его воспринимались как объективные и обстоятельные (после второго отклика на выпуск символистов В.Я. Брюсов писал, например, В .К. Станюковичу: «Читал ли «Вестник Европы», статью Соловьева. Боже мой, он так уничтожил нас, что и клочьев не осталось» [43, с. 733]), наступает пора охлаждения. Первая реакция на поздние статьи Соловьева, вызвавшие настоящий переполох в современной критике, была однозначно негативной («Мир Божий», «Мир искусства» и др.). В. Розанов с возмущением пишет о догматизме автора «Судьбы Пушкина», его душевной глухоте, о нежелании понять сложные переживания русского гения накануне дуэли: «И как было не войти в мир той взволнованности, того смятения чувств, которое переживал поэт; того необыкновенно сложного круга воспоминаний, взгляда на себя и свою историческую миссию, оторвав от которой его вдруг неудержимо погнала до порога дома . стая ужасных гончих .» [185, с. 181]. К. Медведский приклеивает критике Соловьева ярлык «нравственной критики», имея в виду отрицательный аспект: «Даже у Писарева мы не найдем равного по нелепости упрека Пушкину. Г. Соловьев, философ и ученый-эстетик, не различает вещей, доступных пониманию каждого профана со здравым смыслом» [136, с. 3]. «Трудно передать, какое тягостное впечатление выносишь из чтения этой статьи, проникнутой безграничным высокомерием и самодовольной уверенностью . Свой суд над Пушкиным он [Соловьев] совершает в повелительном тоне, не допускающем ни малейших сомнений в правоте изрекающего приговор», — вторит ему А. Богданович» [37, с. 7]. Б.В. Никольский, подчеркивая в своей брошюре однобоко отрицательную трактовку жизни поэта Соловьевым, называет его критику «портомойной» [149, с. 4]. Напротив, обозреватель «Книжек «Недели»» отмечает безусловно сильные стороны работы, обратив внимание на то, что она ставит перед действительностью «высокий нравственный идеал, указывает на путеводную звезду, которая должна быть у всякого человека, и хотя говорит о недостатках Пушкина, но представляет его затем очищенным и просветленным» [80, с. 250]. В 1899 году с откликами на статью, в которых указывалось на ряд спорных ее моментов, выступили А.Ф. Кони [104, с. 522] и С.М. Лукьянов [128, с. 1014]. Наконец, своеобразный итог многолетней полемике подвел П. Перцов: «Точно ли Пушкин не виноват в «судьбе Пушкина»? Мне все кажется, что г. В л ад. Соловьев верно поставил вопрос и только решил его уж слишком юридически. Подвел такие-то и такие-то статьи своего кодекса «Оправдание добра» и засудил человека за неприятие их в соображение и руководство» [163, с. 158]. Точка зрения Перцова открыла возможность положительного развития идей Соловьева: Среди нелестных отзывов на лекцию о Лермонтове, не одобряющих, даже довольно грубых, уже не столь одиноко поэтому звучит мысль о «глубокой верности тезисов»: «. христианин-философ Владимир Соловьев . является гениальным литературным критиком, от которого не укроется самая сущность идеи под соблазном пленительной формы» [9; с. 531].

Разумеется, поздний Соловьев-критик не ставил перед собой задачи отстраненного обличения художника в безнравственности, а потому упреки его в схематизме, высокомерии, предъявляемые его оппонентами, явно несправедливы. Категоричность его выводов объясняется отчасти полемическим желанием еще больше «раздразнить гусей разной масти», отчасти стремлением проиллюстрировать свои философские идеи («Тайна прогресса», «Идея сверхчеловека») ярким материалом, отчасти попыткой собрать в целостную концепцию размышления об «истинном поэте» (Мицкевич —

Пушкин - Лермонтов). Наконец, она диктовалась теорией «теургического» искусства, вновь (после 80-х годов) взятой последовательно и целенаправленно в качестве теоретической основы в критике, порывом найти в окружающей реальности, наряду с неизбежными условиями ее существования, и «задатки должного» в нравственном смысле.

Таким образом, философская критика B.C. Соловьева прошла нелегкий путь становления, развития и утверждения. Складываясь под самыми разнообразными внешними влияниями (критика славянофильская, «почвенническая», демократическая, «ницшеанская», психологическая, теория «чистого искусства»), она отразила также внутренние духовные искания самого Соловьева.

Будучи одним из создателей философской критики конца XIX века, Соловьев ориентировался на гуманистические тенденции в современной культуре: бережное отношение; к наследию прошлого, поддержку лучших литературных явлений, отвечающих требованиям истинной художественности, участие в литературно-общественном движении своего времени. Все это нашло отражение в основополагающих принципах его критики: предельно обобщенный взгляд на художественное творчество, этическое основание суждений, стремление к строгой объективности, ориентация на лучшие образцы словесности, понимание художественного как выражения идеального содержания через адекватную ему, совершенную форму, «воспитывающий» характер критики.

В литературно-критической деятельности Соловьева явно выделяются четыре периода: первые литературно-критические опыты (1881 - 1884 годы); статьи 1890 года, в которых, собственно, и выстраивается оригинальный метод анализа художественного произведения; период расцвета «философской» критики (1894— 1896 годы) и, наконец, разработка теории «судьбы» художника (1897 — 1899 годы). При этом принципы «философской» критики Соловьева закладываются в 80-е годы и целенаправленно развиваются в последующее десятилетие. Несомненно, что работы, в которых этот автор остается верен выбранным ориентирам, относятся к лучшим образцам критической мысли конца XIX века.

Заключение

Философской основой литературно-критической концепции Соловьева становится его философия« «всеединства», основную идею которой он определяет в статье «Первый шаг к положительной эстетике» следующим образом: «Я называю истинным, или положительным всеединством такое, в котором единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы и само оказывается, таким образом, пустотою\ истинное единство сохраняет и усиливает свои элементы, осуществляясь в них как полнота бытия» [3, т. 2, с. 628]. Перенося эту трактовку идеального (достойного, должного) из сферы метафизической в область эстетики, он толкует безобразное как то, «в чем одна часть безмерно разрастается и преобладает над другими, в чем нет единства и цельности и, наконец, в чем нет свободного разнообра- . зия» [3, т. 2, с. 395]. Отсюда совершенная красота (как полное чувственное осуществление этого положительного единства) понимается как действительное присутствие идеи в материи, глубочайшее и теснейшее взаимодействие между внутренним (духовным) и внешним (вещественным) бытием.

Эта трактовка категории красоты как чувственного аспекта абсолютной идеи (наряду с двумя другими — истиной и добром) вместе с мыслью о взаимосвязанности и взаимозаменяемости категорий в известном триединстве (принцип калокагатии) определяют всю эстетику Соловьева: из них выводятся другие категории (безобразное, вдохновение, эстетический идеал, художественное творчество и т.д.), формулируется «теургическое» назначение искусства и его высшая задача (сознательное и свободное служение его делу одухотворения действительности).

Эти исходные положения организуют и теоретико-литературную концепцию Соловьева, важнейшими положениями которой является, во-первых, понимание изящного художества как творчества, в котором форма красоты, выражающаяся в чисто идеальных образах, имеет определяющее значение и избирает своим предметом красоту и, во-вторых, выдвижение двух духовных типа художнического служения (поэт-теург, рождающий в особом эстетическом акте красоту художества из ужаса и безобразия реальности, и «чистый» поэт, воспринимающий в моменты высшего вдохновения «чистую» красоту, ею нравственно просветленный и перерожденный). Категория красоты как конкретно-чувственного воплощения идеи определяет и соловьев-ское представление об историческом развитии искусства; (в каждой новой форме все более актуализируется идея красоты), и критерий выделения литературных родов (три разновидности красоты человеческого искусства, три характера несоответствия между действительностью (ее художественным воплощением) и высшим смыслом жизни). Наконец, Соловьев связывает эволюцию литературы не столько со сменой лидирующих направлений и стилей, историко-литературных эпох, сколько с приближением ее к «истинному» искусству, с отражением в ней предварений, проблесков совершенной красоты. Историко-литературную концепцию отечественной словесности он ориентирует на поэзию, и по сущности (вера в объективную реальность и самостоятельное значение красоты в мире), и по содержанию (красота природы и истинная любовь) превосходящую прозу, более отягощенную жизненными случайностями, более рационалистичную в плане обобщений.

Истоки литературно-критической концепции Соловьева восходят к славянофильству, космизму Н.Ф. Федорова и «почвенничеству» (генетически она близка воззрениям на искусство и критическому методу любомудров и П.Я. Чаадаева). Становление ее следует связывать с критическим переосмыслением отдельных моментов предшествующих эстетических программ (философскую основу концепции Соловьева во многом определило славянофильское понятие «соборности» и идея «братственности» Федорова (теория «всеединства»), славянофильский идеал универсальной православно-христианской культуры и мысль Федорова о всеобщем воскресении через творчество («теургический проект»); общую ориентацию — поиск «третьего» пути в эстетике «почвенников»).

Оформление литературно-критической концепции Соловьева происходит в основном в конце 80-х - 90-е годы, при этом немаловажную роль сыграло его участие в полемике об искусстве первой половины 90-х годов, в которой вновь столкнулись идеалистическая (теория «чистого искусства») и материалистическая (программа Чернышевского) его трактовки. Соловьев синтезирует позитивные, на его взгляд, тенденции противоборствующих систем и осуществляет попытку их примирения. Параллельно происходит осмысление эстетики психологической, близкой по ряду аспектов.

В конце 90-х годов внимание Соловьева привлекает ницшеанство и толстовство, культивирующие, по его мнению, совершенно бесперспективные и даже опасные подходы к искусству («новая» эстетика и эстетика «отвлеченного морализма» («буддийская» эстетика) Л. Толстого). Внешне две эти программы были чрезвычайно похожи на теорию искусства Соловьева (идея активной личности художника-творца первой и этическая основа второй), вот почему для него так важно было всячески уточнить собственные эстетические позиции, разоблачить «фальсификаторов фальшивой красоты».

Заслуги критика определяются прежде всего через те литературные явления, которые он первым (или одним из первых) понял и объяснил. Соловьев положил начало оценке Ф.М. Достоевского как писателя-мыслителя и художника-пророка, которая, несмотря на различные трактовки, осталась неизменной в религиозно-философской критике рубежа веков. Отзвуки суждений Соловьева мы находим не только у Н. Бердяева, С. Франка - философов, достаточно ему близких, но даже у Д. Мережковского, далеко расходившегося с последним во взглядах на Достоевского. Соловьев впервые ярко и полно обозначил ведущее идейное направление в творчестве писателя,. верно высветил его социальные прозрения, открыл не столько «живое чувство внутренней связи со сверхчеловеческим», сколько его проникновенное знание наличной действительности.

В актив Соловьева-критика входят также русские поэты послепуш-кинскои эпохи - Ф. Тютчев, А. Толстой, А. Фет, Я. Полонский, К. Случевский, А. Голенищев-Кутузов. Соловьев раскрыл прежде всего философский аспект их лирики, затронул прозрения этих художников относительно природы мироздания, любви, искусства, судеб России, определивших особенности их художественных миров. Он привлек внимание к новому явлению в отечественной литературе и, по словам В. Брюсова, сделал «маленьких начинающих поэтов . известными широким кругам читателей» [41, с. 109]. Его рецензии помогли выявить главные недостатки первых опытов русских символистов, наметить пути дальнейшего развития этого направления, остроумно подчеркнули некоторые технические новшества «новой» поэзии.

В поздней критике Соловьев предложил совершенно оригинальный (этический и мистический) подход к жизни художника, связав его с проблемой ; судьбы и апробировав на биографическом и поэтическом материале в статьях о Пушкине, Лермонтове, Мицкевиче. О негативных и позитивных сторонах этого подхода можно спорить, но сам факт этого «открытия» значителен сам по себе как способствовавший новым возможностям и открывающий новые перспективы для литературной критики конца XIX - начала XX века.

Все эти заслуги «философской» критики Соловьева во многом определялись активной общественной позицией, гуманистическим пафосом, теми принципами, на которые опирался его критический метод. Целостность и предельная обобщенность восприятия литературного явления, «этическая» основа суждений, стремление к строгой объективности, акцент на анализ позитивного, явно удачного опыта, убеждение в равнозначности содержательной и формальной сторон произведения, «воспитательная» направленность критики - вот те основные принципы, из которых исходил в своих литературно-критических работах Соловьев.

Эти во многом «универсальные» принципы интерпретации художественного произведения оставались неизменными на протяжении всего творческого пути мыслителя, но соотношение их варьировалось. В результате этого его «философская» критика обретала ту или иную направленность. В статьях

80-х годов она под влиянием «органической критики» тяготела к философскому анализу произведения, сознательно избегала социального аспекта, но подчеркивала общественную, общечеловеческую значимость литературного явления. В работах этого периода постепенно выстраивалась та система взглядов, которая в начале следующего десятилетия приводит к созданию нового метода в критике. В статьях 1890-го года Соловьев стремился к объективно-эстетическому анализу, уделяя большое внимание прежде всего художественной специфике произведения. В середине 90-х годов, в связи корректировкой эстетической программы под воздействием идей Н.Г. Чернышевского, «философская» критика Соловьева становится демократичнее, более гармонично сочетая в себе черты критики «эстетической» и «реальной». В его интерпретациях русской лирики второй половины XIX века анализ художественной ткани произведения, поэтической задачи того или иного автора переплетается с трактовкой его личности, откликающейся на те или иные проблемы общечеловеческой важности. Наконец, литературно-критические статьи второй половины 90-х годов отразили переход Соловьева к «этической» критике. Сохраняя) зстетичешй критерий, критик ставит теперь во главу угла проблему активного гуманизма. После 1897 года проблема общественной значимости искусства и вопрос о нравственной позиции художника обретают в критической прозе Соловьева особый смысл.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Юрина, Наталья Геннадьевна, 2004 год

1. Соловьев B.C. Собр. соч. Владимира Сергеевича Соловьева: В 9 т. Т. 6 (1886 — 1894) / B.C. Соловьев; Под ред. и с прим. С.М. Соловьева и Э.Л. Рад-лова. 2-е изд. - СПб.: Книгоиздательское Товарищество «Просвещение», 1912. - 413 с.

2. Соловьев B.C. Собр. соч. Владимира Сергеевича Соловьева: В 9 т. Т. 7 (1894 — 1895) / B.C. Соловьев; Под ред. и с прим. С.М. Соловьева и

3. Л. Радлова. 2-е изд. - СПб.: Книгоиздательское Товарищество «Просвещение», 1912. - 385 с.

4. Соловьев B.C. Сочинения: В 2 т. / B.C. Соловьев; Сост., общ. ред. и вступ. ст. А.Ф. Лосева и A.B. Гулыги; Прим. СЛ. Кравца и др.. — М.: Мысль, 1990. 2 т.

5. Соловьев Вл. Письма / B.C. Соловьев; Под ред. Э.Л. Радлова. Пб.: Время, 1923.-244 с.

6. Соловьев Владимир. Письма Владимира Сергеевича Соловьева: В 3 т. /

7. B.C. Соловьев ; Под ред. Э.Л. Радлова. СПб.: Общественная польза, 1908 -1911.-3 т.

8. Соловьев Вл. Красота и безобразие в искусстве / B.C. Соловьев // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы. — Изд. МГУ, 1996. —1. C. 78 -87.

9. Соловьев B.C. Литературная критика / B.C. Соловьев; Сост. и коммент. Н.И. Цимбаева.-М.: Современник, 1990.-422 с.

10. Соловьев B.C. Смысл любви: Избранные произведения / B.C. Соловьев; Сост., вступ. ст., комм. Н.И. Цимбаева. М.: Современник, 1991. — 525 с.

11. Соловьев B.C. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика / B.C. Соловьев. М.: Книга, 1990. - 574 с.

12. Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика / B.C. Соловьев. М.: Искусство, 1991. - 699 с.

13. Аверинцев C.C. Заметки о европейском контексте русских споров Славянофилы, Владимир Соловьев, «почвенники» / С.С. Аверинцев // София — Логос. Словарь. Киев, 2000. - С. 401 - 405.

14. Академические школы в русском литературоведении / П.А. Николаев, А.И. Баландин, АЛ. Гришунин и др.; Отв.ред. П.А. Николаев.; АН СССР, Ин-тмир. лит. им A.M. Горького. М.: Наука, 1975.-515 с.

15. Алексеев М.П. Сравнительное литературоведение / М.П. Алексеев; Отв. ред. Г.В. Степанов. — Л.: Наука. Ленингр. отд., 1983. — 447 с.

16. Ампилогова Д.В. Некоторые вопросы литературно-критического опыта Владимира Соловьева /Д.В. Ампилогова // Проблемы традиций в литературе. -Курск, 1995.-С. 35-52.

17. Андреева В. София Премудрость Божия — Прекрасная Дама русского символизма: (Новая христианская парадигма у младосимволистов) / В. Андреева // На пути к третьему тысячелетию. Новгород, 1999. - С. 189 — 202.

18. Анненков П.В. О мысли в произведениях изящной словесности / П.В. Анненков // Русская эстетика и критика 40 50-х годов XIX века - М., 1982. — С. 319-344.

19. Апостолов H.H. Л.Н. Толстой и B.C. Соловьев / H.H. Апостолов // Лев Толстой и его спутники. Комиссия по ознаменованию столетия со дня рождения Л.Н. Толстого.-М;, 1928;-С. 232-239.

20. Асмус В.Ф. B.C. Соловьев: опыт философской биографии / В.Ф. Асмус // Вопросы философии. — 1988. № 6. - С. 70 - 89.

21. Асмус В.Ф. Теоретическая философия Соловьева (из неопубликованных материалов) / В.Ф. Асмус // Научные доклады высшей школы. Философские науки.-1982.-№2.-С. 142- 149.

22. Балабан H.A. Н.Г. Чернышевский и B.C. Соловьев: искания философские и эстетические / H.A. Балабан, М^А. Кукарцева // Н.Г. Чернышевский. История. Философия. Литература. Саратов, 1994. - С. 61 - 63.

23. Бальтазар фон Г.-У. Эстетика и апокалиптика (главы из исследования о

24. Вл. Соловьеве) / F.-У. Фон Бальтазар // Вестник русского христианского движения -1. Париж - Нью-Йорк - Москва. - 2001. - № 182. - С. 186 - 203.

25. Баранов В.И. Литературно-художественная критика: Уч. пос. для? вузов по спец. «Журналистика» / В.И; Баранов, А.Г. Бочаров, Ю.И. Суровцев. М.: Высшая школа, 1982.-207 с.

26. Баранов С.Т. Полемика B.C. Соловьева с JI.H! Толстым по вопросам добра и зла, смерти и бессмертия / С.Т. Баранов // Вестник Ставропольского унта / Ставропольский ун-т. 1999. — Вып. 3/4; - С. 66 — 69.

27. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности / М.М. Бахтин // Эстетика словесного творчества. М., 1986. - С. 9 - 191.

28. Бахтин М.М. Записки лекций по истории русской литературы / М.М. Бахтин // Собр. соч.: В 1 т. Ред.: С.Г. Бочаров, Л.С. Мелихова. М., 2000. -Т. 2.-С. 213 -427.

29. Безносов В.Г. «Смогу ли уверовать?» Ф.М. Достоевский и нравственно-религиозные искания в«духовной культуре России конца XIX — начала XX века / В.Г. Безносов. СПб.: Изд. РНШ «Электронстандарт», 1993. - 200 с.

30. Белинский В.Г. Разделение поэзии на роды и виды / В.Г. Белинский // Полн. собр. соч.: В 13 т. -М.,1954. Т. 5. - С. 7 -67.

31. Белинский В.Г. Речь о критике / В.Г. Белинский //Полн. собр. соч.: В 13 т.-М., 1955.-Т. 6. Статьиирецензии 1842 1843 .-С. 267-334.

32. Белопольский В.Н. Достоевский; и философская мысль его эпохи. Концепция человека / В.Н. Белопольский. Ростов: Изд. Ростовского ун-та, 1987. - 208 с.

33. Блок A.A. Владимир Соловьев и наши дни (К двадцатилетию со дня смерти) / A.A. Блок // Соч.: В 2 т. М., 1995. - Т. 2. Очерки, статьи и речи. Издневника и записных книжек. Письма. — С. 132 — 137.

34. Блок A.A. О современном состоянии русского символизма / A.A. Блок // Соч.: В 2 т. — М., 1995. Т. 2. Очерки, статьи и речи. Из дневника и записных книжек. Письма. - С. 147 — 158.

35. Блок A.A. Письмо Г.И. Чулкову от 23 июня 1905 г. / A.A. Блок // Соч.: В 2 т. М., 1995. - Т. 2. Очерки, статьи и речи. Из дневника и записных книжек. Письма. - С. 552 — 555.

36. Блок A.A. Рыцарь-монах / A.A. Блок // Соч.: В 2 т. М., 1995. - Т. 2. Очерки, статьи и речи. Из дневника и записных книжек. Письма. - С. 163 — 171.

37. Боборыкин П.Д. Красота, жизнь и творчество / П.Д. Боборыкин // Вопросы философии и психологии. 1893. - Кн. 16. - С. 71 - 108; Кн. 18. - С. 30 -62.

38. Богданович А. Суд над Пушкиным и мрачная философия «оправдания добра» г. Влад. Соловьева / А. Богданович // Мир Божий. 1897. — № 10. — С. 7-10.

39. Борев Ю.Б. «Объективное» и «субъективное» в современном критическом анализе / Ю.Б. Борев // Современная литературная критика. Семидесятые годы; Отв. ред. Г.А. Белая. М., 1985. - С. 80 - 93.

40. Бочаров A.F. Жанры литературно-художественной критики: Лекции / А.Г. Бочаров.-М.: Изд. МГУ, 1982.- 51 с.

41. Бровченко А.П. Критика психофизиологического направления в русской эстетике (конец XIX начало XX века): Автореф. дис. на соиск. учен. степ, канд. философ, наук: (09. 00. 04) / А.П. Бровченко; МГУ им. М.В. Ломоносова.-М., 1971.-25 с.

42. Брюсов В.Я; Автобиография / В.Я. Брюсов // Русская литература XX века: В 4 т. Т. 1. 1890 1910; Под ред. C.A. Венгерова. - М., 1914.-С. 101 -119.

43. Брюсов В.Я. Владимир Соловьев. Смысл его поэзии / В.Я. Брюсов // Ремесло поэта: Статьи о русской поэзии. М., 1981. — С. 264 - 277.

44. Брюсов В.Я. Письмо К В.К. Станюкевичу от 5 января 1895 г. / В.Я. Брюсов // Литературное наследство. Т. 85. Валерий Брюсов; Ред.: В.Р. Щербина и др..- М., 1976.-С. 733-734.

45. Булгаков С.Н. Без плана. Несколько замечаний по поводу статьи Г.И. Чулкова о поэзии Вл. Соловьева / С.Н. Булгаков // Тихие думы. — М., 1996.-С. 216-233.

46. Булгаков С.Н. Очерк о Ф.М. Достоевском. Через четверть века (1881 -1906) / С.Н. Булгаков // Тихие думы. М., 1996. - С. 187 -216.

47. Бурсов Б.И. Критика как литература / Б.И. Бурсов // Избранные работы: В 2т. Т. 1.-Л., 1982.- С. 1-256.

48. Буслакова Т.П. Владимир Соловьев и «эстетическое декадентство» / Т.П. Буслакова // Серебряный век русской литературы: Проблемы, документы. М., 1996.-С. 12-23.

49. Бушуров Г.К. К критике идеализма Вл. Соловьева / Г.К. Бушуров // Ученые записки / Ленинградский гос. пед. ин-т. 1968. - Т. 365. Философские исследования. - С. 263 — 280.

50. Величко В.Л. Владимир Соловьев. Жизнь и творения / В.Л. Величко // Книга о Владимире Соловьеве; Сост. Аверина Б.В., Базанова Д.В.. М., 1991.-С. 12-76.

51. Веневитинов Д.В. Разбор рассуждения г. Мерзлякова / Д.В. Веневитинов //Избранное.-М., 1956.-С. 190 198.

52. Викторович В.А. Владимир Соловьев о Достоевском / В.А. Викторович // Литературная учеба. 1989.-№ 5. —С. 132 - 133.

53. Викторович В.А. Достоевский и Вл. Соловьев / В.А. Викторович // Достоевский в конце XX века: Сб. статей; Сост. К.А. Степанян. — М., 1996. -С. 432 -461.

54. Гайденко П.П. Владимир Соловьев и философия Серебряного века / П.П. Гайденко; МГУ им М.В. Ломоносова, Ин-т мир. культ. М.: Прогресс — Традиция, 2001. -470 с.

55. Гайденко П.П. Об авторе и его герое / П.П. Гайденко // Соловьев С.М;

56. Владимир Соловьев: Жизнь и творческая эволюция. — М., 1997. — С. 382 — 422.

57. Гальцева Р. Реальное дело художника («Положительная эстетика» Владимира Соловьева и взгляд на литературное творчество) / Р. Гальцева, И. Роднянская // Соловьев B.C. Философия искусства и литературная критика. -М, 1991.-С. 8-29.

58. Гизетти A.A. О миросозерцании Вл. Соловьева / A.A. Гизетти // Заветы. -1914. № 2. - Отд. 2. - С. Л - 21.

59. Гиршман М.М; Вл. Соловьев о художественном времени в поэзии Ф. Тютчева / М.М. Гиршман, Ю. Грувер, Т. Юдаева // Эстетический дискурс. Новосибирск, 1991. - С. 35 - 43.

60. Глаголев B.C. «Теургическая культура» и модернизация идеологии православия / B.C. Глаголев // Научные доклады высшей школы. Философские науки. 1978. - № 6. - С. 95 - 102.

61. Голлербах Э. Владимир Соловьев и Розанов / Э. Голлербах // Стрелец: Сборник третий и последний; Под ред. А. Веленсона. СПб., 1922. - С. 124 -143.

62. Голубев А.Н. Понятие личности в этике Владимира Соловьева / А.Н. Голубев // Вопросы философии. 1978: - № 3. - С. 125 -136.

63. Громов П.П. А. Блок, его предшественники и современники: Монография / П.П. Громов. JL: Сов. писатель. Ленингр. отдел., 1986. — 600 с.

64. Грякалова Н.Ю. К генезису образности лирики Блока (Я. Полонский и Вл. Соловьев) / Н.Ю. Грякалова // Александр Блок: Исследования и материалы.-Л;, 1991.-С. 49-63.

65. Гулыга A.B. Искатель истины / A.B. Гулыга // Соловьев B.C. Избранное. — Mi, 1990.-С. 5-39.

66. Достоевский Ф.М. Г-н -бов и вопрос об искусстве / Ф.М. Достоевский // Полн. собр. соч.: В 30т. Т. 18.-Л., 1979.-С. 70-103.

67. Достоевский Ф.М. Объявление о подписке на журнал «Время» на 1862 год / Ф.М. Достоевский // Полн. собр. соч.: В 30 т. Т. 19. Статьи и заметки. —1. Л., 1979. -С. 147-150.

68. Дружинин А.В. Критика гоголевского периода русской литературы и наши к ней отношения / А.В. Дружинин // Русская эстетика и критика 40 50-х годов XIX века. - М., 1982. - С. 401 - 457.

69. Дядькина Л.Н. Проблема символа в эстетике Владимира Соловьева / Л.Н. Дядькина // Культура и творчество. — Киров, 1993. — С. 23 — 40.

70. Егоров Б.Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX века / Б.Ф. Егоров. — Л.: Искусство. Ленинградское отд., 1982. — 269 с.

71. Егоров Б.Ф. О мастерстве литературной критики: Жанры. Композиция. Стиль / Б.Ф. Егоров. — Л.: Сов. писатель. Ленинградское отд., 1980. — 318 с.

72. Егоров П.А. В.В. Розанов — литературный критик: проблематика, жанровое своеобразие, стиль: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филолог, наук: (10. 01. 01) / П.А. Егоров; Московский гор. пед. ун-т. М;, 2002. — 19с.

73. Ефимец В.Д. Из истории психологической эстетики конца XIX — начала XX века (Эстетика харьковской психологической школы): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филолог, наук: (09. 00. 04) / В.Д. Ефимец; МГУ им. М.В: Ломоносова. М, 1974. - 24 с.

74. Журавлева А. «Органическая критика» Аполлона Григорьева / А. Журавлева //Григорьев Ап. Эстетика и критика. -М., 1980.-С. 7-47.

75. Захарова В.Т. Идея созерцания в русской философии и живописи Серебряного века / В.Т. Захарова // Православие и культура. XI Рождественские православно-философские чтения. — Н. Новгород, 2002. С. 157 - 168.

76. Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе / В.Т. Захарова. М.: Изд. МГУ. - 203 с.

77. Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. докт. филолог, наук: (10.01.01) / В.Т. Захарова; МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1995. - 49 с.

78. Захарова Т.В. «Три приговора». Диалог о человеке (Л. Толстой — Вл. Соловьев Ф. Достоевский) / Т.В. Захарова // Достоевский. Материалы и исследования. - СПб., 1992. - С. 113 — 128.

79. Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа. Критика европейской культуры у русских мыслителей / В.В: Зеньковский // Русские мыслители и Европа. М., 1997. - С. 9 - 140.

80. Зеньковский В.В. Эстетические воззрения Вл. Соловьева / В.В. Зеньковский// Русские мыслители и Европа. М., 1997. - С. 278 - 287.

81. Иванов Вяч. Религиозное дело Вл. Соловьева / В.И. Иванов Родное и вселенское. М., 1994. - С. 337 - 345.

82. Из русских изданий // Книжки Недели. 1897. - № 10. - Литературная летопись. - С. 250 - 254.

83. История всемирной литературы: В 9т. / Гл. ред.: Ю.Б. Виппер и др. Т. 7; Ред. кол.: HiA. Бернштейн и др.. М.: Наука, 1991. - 832 с.

84. История русской журналистики XVIII — XIX веков: Уч. для гос. ун-тов и полиграф, ин-тов; Под ред. проф. A.B. Западова. 3-е испр. изд. - М.: Высшая школа, 1973.-518 с.

85. Историй русской критики: В 2 т. ; Ред. колл.: Б.П. Городецкий и др.. -М. Л.: Изд. АН СССР, Ленинградское отд., 1958. - 2 т.

86. История русской литературной критики: Учеб. для вузов / В.В. Прозоров, О.О. Милованова, Е.Г. Елина и др.; Под ред. В.В. Прозорова. — М.: Высшая школа, 2002.-463 с.

87. История русской литературы: В 10 т. / Гл. ред М.П. Алексеев, Н.Ф. Бель-чиков и др. Т. 10. Литература 1890 1917 годов; Ред. колл.: A.C. Бушмин и? др.. -М.-Л.: Изд. АН СССР, 1954. - 803 с.

88. История русской литературы: В 3 т. / Гл. ред. Д.Д. Благой. Т. 3. Литература второй половины XIX начала XX веков; Ред. колл.: Ф.И. Евнин и др.. -М.: Наука, 1964.-902 с.

89. История русской литературы: В 4 т. / Редколл.: Н.И. Пруцков и др. Т. 4. Литература конца XIX — начала XX века (1881- 1917); К.Д. Муратова и др.. Л.: Наука. Ленинградское отд., 1983. - 783 с.

90. История русской литературы XIX века: В 6 т.; Под ред. Д.К. Овсянико-Куликовского, при ближ. участ. А.Е. Грузинского и П.Н. Сакулина. — М.:

91. Изд. т-ва «Мир». Т. 3 - 5;

92. Исупов К. Г. Русская философская танатология / К.Г. Исупов // Вопросы философии. 1994.-№3.-С. 106-114.

93. Исупов К.Г. Русская эстетика истории / К.Г. Исупов; Высш. гуманитарные курсы, Русский христианский гуманитарный ин-т. — СПб., 1992.—156 с.

94. Казакова Н.В. Символистская критика русского религиозного философа В.В. Соловьева / Н.В. Казакова; Мордовский гос. ун-т. — Саранск, 1993. — 19с.

95. Кантор В.К. «Первый шаг к положительной эстетике». Эстетика Чернышевского и попытка ее религиозной интерпретации / В.К. Кантор // Наука и религия. 1974. -№12. - С. 72 - 77.

96. Кантор В .К. Русская эстетика второй половины XIX столетия и общественная борьба/В.К. Кантор. — М.: Искусство, 1978. — 174 с.

97. Кантор В.К. Русская эстетика середины XIX века: теория в контексте художественной? культуры / В.К. Кантор, A.JI. Осповат // Русская эстетика и критика 40 50-х годов XIX века. - М., 1982. - С. 7 - 41.

98. Кацис JI. А.Ф. Лосев, B.C. Соловьев. Максим Горький: (Ретроспективный взгляд из 1999 года) / Л. Кацис Русская эсхатология и русская литература. — М.,2000.-С. 548-596.

99. Келдыш В.А. Наследие Достоевского и русская мысль порубежной эпохи / В.А. Келдыш // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX начала XX века. - М;, 1992. — С. 76 - 115.

100. Ким Ын Чжун Соловьев и соловьевство в творчестве раннего Блока (1898 — 1902) и его преодоление: Автореф. дис. на соис. учен. степ. канд. филолог. наук: (10.01.01) / Ким Ын - Чжун; Московский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова.; - М., 1999. - 32 с.

101. Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России / И.В. Киреевский // Критика и эстетика; Сост., вступ. статья и примеч. Ю.В. Манна; Редкол.: М.Ф. Овсянников (преде.) и др.. — М., 1979.-С. 248-293.

102. Кирсанов М.С. Оправдание добра и зла в этике Вл.С. Соловьева (Критический анализ): Автореф. дис. на соис. учен. степ. канд. философ, наук: ( 09. 00. 05) / М.С. Кирсанов; МГУ имени М.В. Ломоносова. М., 1986. - 24 с.

103. Князев А. «Бездны мрачной на краю.» (Тютчев и Достоевский) / А. Князев // Вопросы литературы. 1990. - № 4. - G. 77 - 101.

104. Коган Л.А. B.C. Соловьев и Н.Г. Чернышевский / Л.А. Коган // Вопросы философии. 1973. - № 11. - С. 107 - 119.

105. Колкер Ю. «Ручается разум и свидетельствует совесть.». Владимир Соловьев как литературный критик / Ю. Колкер // Русская мысль / Париж. — 2000.-№4329.-С. 21.1031 Колобаева Л.А. Русский символизм / Л.А. Колобаева. — М.: Изд. Моск. ун-та, 2000.-296 с.

106. Кони А.Ф. Нравственный облик Пушкина / А Ф. Кони // Вестник Европы. 1899. - № 10. - С. 490 - 525.

107. Кормин H.A. Философская эстетика Владимира Соловьева. Ч. 1.: Святая гармония / H.A. Кормин; РАН, Ин-т философии. М.: Больш. энц., 2001. — 187 с.

108. Кормин H.A. Эстетический принцип в философии Вл. Соловьева (Критический анализ): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. философск. наук: (09. 00. 04)/H.A. Кормин; АНСССР, Ин-т философии. -М., 1982.-24 с.

109. Корогодова Е.П; Сущность концепции «оправдания добра» в метафизике всеединства В. Соловьева. : Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. философск. наук: (09. 00. 05) / Е.П. Корогодова; МГУ им. М.В. Ломоносова. — М., 1978.- 24 с.

110. Короткина Е.А. Структура эстетического объекта в философской системе Владимира Соловьева / Е.А. Короткина // Вопросы истории и теории эсте-тики.-М., 1975.-С. 42-53.

111. Котрелев Н; Послесловие / Н Котрелев // Соловьев B.C. Стихотворения. Эстетика. Литературная критика. — М:, 1990. С. 479 — 493.

112. Кубанов И. Платон и Пушкин: Концептуальные персонажи в философии позднего В; Соловьева / И. Кубанов // Пейзажи чувствительности. — М., 1999. -С. 123- 134.

113. Кулагин А. Тайная свобода. Заметки о «возвращенной» Пушкиниане / А. Кулагин // Литературное обозрение. — 1990. № 8. - С. 29 - 34.

114. Кулешов В.И. История русской критики XVIII — начала XX веков: Учеб. для студентов филологич. спец. ун-тов ; и пед. ин-тов / В.И: Кулешов. 3-е изд., испр. и доп. - М.: Просвещение, 1984. - 528 с.

115. Лаут Р. К вопросу о генезисе «Легенды о Великом Инквизиторе» (Заметки к проблеме: взаимоотношений Достоевского и Соловьева) / Pi Лаут // Вопросы философии. 1990. - №1. - С. 70 - 76.

116. Лахтина Ж.И. Философская лирика Владимира Соловьева / Ж.И. Лах-тина // Вопросы художественного метода, жанра и характера в русской литературе ХУНГ- XIX веков. М;, 1975. - С. 246 - 275.

117. Леонтьев К. О Владимире Соловьеве и эстетике жизни. (По двум письмам) / К.Н. Леонтьев. М.: Творческая мысль, 1912. — 40 с.

118. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени / М.Ю. Лермонтов // Соч.: В 2 т. Т. 2.- М., 1990. -С. 455-589.

119. Литературно-эстетические концепции в России конца XIX начала XX в. / Б.А. Бялик, В.А. Келдыш, М.Т. Перов и др.; Отв. Ред. Б.А. Бялик; Инст. мир. лит. им. A.M. Горького. - М.: Наука, 1975. — 416 с.

120. Литературный процесс и русская журналистика конца XIX начала XX века, 1890 - 1904: Буржуазно-либеральные и модернистические изд. / М.А. Никитина, Е.В: Старикова и др. — М.: Наука, 1982. - 372 с.

121. Лопатин Л.М. Памяти Вл. Соловьева / Л.М. Лопатин // Вопросы философии и психологии. 1910. -№ 105 (5). - С. 625 - 636.

122. Лосев А.Ф. Вл. Соловьев / А.Ф. Лосев. М.: Мысль, 1983. - 208 с.

123. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев и его ближайшее литературное окружение / А.Ф. Лосев // Литературная учеба. 1987. - № 3. - С. 151 - 164; № 4. -С. 159-168.

124. Лосев А.Ф. Владимир Соловьев и его время / А.Ф. Лосев. М.: Прогресс, 1990. - 719 с.

125. Лосев А.Ф. Страсть к диалектике. Литературные размышления философа / А.Ф. Лосев. -М.: Сов. писатель, 1990. 320 с.

126. Лосев А.Ф. Творческий путь Владимира Соловьева / А.Ф. Лосев // Соловьев B.C. Соч.: В 2 т.-Т. 1.-М., 1990. С. 3-32.

127. Лосев А.Ф. История эстетических категорий / А.Ф. Лосев, В.П. Шеста-ков. М.: Искусство, 1964. - 376 с.

128. Лукьянов С.М. О последних днях и о смерти Пушкина с медицинской точки зрения / С.М. Лукьянов // Известия ОРЯС. 1899. - Т. 4, № 3. - С. 954 -1014.

129. Магомедова Д.М. Владимир Соловьев / Д.М. Магомедова // Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов). Кн. 1; ИМЛИ РАН. — М., 2000.-С. 732-778.

130. Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма / А.И. Мазаев. М.: Наука, 1992. - 326 с.

131. Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма: Автореф. дис. на соиск. степ. докт. философск. наук: (09. 00. 04) / А.И. Мазаев; Мин-во культуры Рос. фед., Гос. ин-т искусствознания. — М., 1996.-65 с.

132. Маковский С.К. Владимир Соловьев и Георг Брандес / С.К. Маковский // Вл.С. Соловьев: pro et contra; Сост., вст. ст. и примеч. В.Ф. Бойкова. — СПб., 2000.-С. 514-527.

133. Максимов Д. Ал. Блок и В л. Соловьев ? (по материалам из библиотеки Ал. Блока) / Д. Максимов // Творчество писателя и литературный процесс: Межвузовский сб. науч. трудов. Иваново, 1981. — С. 115 - 189.

134. Манн Ю.В. Русская философская эстетика (1820 — 1830-е годы) / Ю.В. Манн. М.: Искусство, 1969. - 304 с.

135. Маркович В.М; Миф о Лермонтове на рубеже XIX XX веков /

136. B.М. Маркович // Имя — сюжет — миф: Межвузовский сборник; Под ред. Н.М. Герасимовой. СПб., 1996. - С. 115 - 139.

137. Медведский К.П. Литературные заметки. Пушкин перед судом «нравственного» критика / К.П. Медведский // Московские ведомости. 1897. -№ 257. —18 сентября. - С. 3.

138. Мейлах Б.С. Литература и литературная критика / Б.С. Мейлах // История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В 5 т. Т. 4. — М., 1969.-С. 445-448.

139. Мень А. Предшественники Владимира Соловьева. Лекция, прочитанная в 1989 году / А. Мень // Русская мысль. 1994. - № 4042. - 1 - 7 сентября. —1. C. 16-17.

140. Мережковский Д.С. Пророк русской революции / Д.С. Мережковский // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской философской мысли; Сост. В.М. Борисов, А.Д. Рогинский. М., 1990. - С. 86 — 118.

141. Миночкина Л.И. Смерть A.C. Пушкина в русской философской мысли (Вл. Соловьев и В. Розанов) / Л.И. Миночкина // Вестник Челябинского ун-та / Челябинск. Сер. 2, Филология. - 1999. - № 2. - С. 67 - 71.

142. Минц З.Г. Из истории полемики вокруг Льва Толстого (Л. Толстой и Вл. Соловьев) / З.Г. Минц // Уч. записки Тартуского гос. ун-та, 1966. — Вып. 184. Труды по русской и славянской филологии. Т. 9. Литературоведение.-С. 89-110.

143. Мочульский К.В. Валерий Брюсов / К.В. Мочульский // Александр Блок. Андрей Белый. Валерий Брюсов. — М., 1997. — С. 373 — 439.

144. Мочульский К.В. Владимир Соловьев. Жизнь и учение / К.В; Мочульский//Гоголь. Соловьев. Достоевский; Сост. и поел. В.М. Толмачева. — М., 1995.-С. 61-216.

145. Николаев П.А. История русского литературоведения: Уч. пос. для филолог, спец. ун-тов и пед. ин-тов / П.А. Николаев, A.C. Курилов, А.Л. Гришун; Под ред. П.А. Николаева. — М.: Высш. школа, 1980. — 349 с.

146. Никольский A.A. Русский Ориген XIX века Вл. С. Соловьев / A.A. Никольский. СПб.: Наука, 2000. — 420 с.

147. Никольский Б.В. Суд над Пушкиным. Письмо к В.П. Буренину / Б.В; Никольский. СПб.: Тип. A.C. Суворина, 1897. - 47 с.

148. Ницше Ф. Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм // Сочинения: В 2 т. Т. 1 / Ф. Ницше; Сост., ред. изд., вст. ст. и примеч. К.А. Свасьяна; Пер. с нем.. М.: Мысль, 1997. - С. 47 - 157.

149. Новиков П.С. Вл. Соловьев и его западногерманские почитатели / П.С. Новиков // Вопросы философии. 1959. - № 4. - С. 105 - 114.

150. Новикова Н.В. Проблема художественного сознания в эстетике В. Соловьева и творчестве М. Булгакова / Н.В. Новикова // Отечественная философия: русская, российская, всемирная. — Н. Новгород, 1998. — С. 180 — 185.

151. Носов А. Раскол в либералах (Из истории идейно-эстетической борьбы в русской критике 1890-х годов) / А. Носов // Вопросы литературы. 1987. —5. -С. 105-126.

152. Обухов В. «Гоголь, Соловьев, Достоевский»: этапы духовного развития русской литературы / В. Обухов // Русская мысль / Париж. 1995. - № 4103. -С. 13.

153. Овсянико-Куликовский Д.Н. Пушкин как художественный гений / Д.Н. Овсянико- Куликовский // Жизнь. 1899. - № 5. - С. 3 - 43.

154. Овсянников М.Ф. Очерки истории эстетических учений / М.Ф. Овсянников, З.В. Смирнова. М.: Изд. АН художеств СССР, 1963. - 453 с.

155. Осьмаков Н.В. Психологические направления в русском литературоведении: Д.Н. Овсянико-Куликовский: Уч. пос. для пед. ин-тов по спец. № 22101 «Рус. яз. и лит.» / Н.В. Осьмаков. М.: Просвещение, 1981. - 160 с.

156. Очерки по истории русской журналистики: В 2 т. / Ред. кол.: доц. В.Г. Березина и др. Т. 2. Вторая половина XIX века; Ред. Н.А. Захарова. — JI.: Изд. Ленинградского ун-та, 1956. — 516с.

157. Пак Чжонг-Со Поэзия Владимира Соловьева (Проблема нравственного и эстетического идеала): Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. филологич. наук: (10. 01. 01); МГУ им. Ломоносова. -М., 1995.-28 с.

158. Пархоменко И.Т. Понимание общественно-исторической роли искусства в творческом наследии B.C. Соловьева / И.Т. Пархоменко // Человек, экономические и духовные ценности общества: Межвузовский сб. научн. трудов. Воронеж, 1996. - С. 89 - 94.

159. Перепелкина Л.Д. Эстетика и литературная критика B.C. Соловьева: Автореф. дис; на соиск. учен. степ. канд. филологич. наук: (10. 01. 01); Санкт-Петербургский гос. ун-т. — СПб., 1993. 20 с.

160. Перцов П.П. Смерть Пушкина / П.П. Перцов // Мир искусства. 1899. -№21-22. -С. 156-168.

161. Петровский Ф.А. Послесловие / Ф.А. Петровский // Софокл Трагедии. Пер. с древнегреч. C.B. Шервинского. М., 1958. - С. 429 — 450.

162. Пишун В.К. «Религия жизни» В. Розанова / В.К. Пишун, C.B. Пишун. -Владивосток: Изд. Дальневосточного ун-та, 1994: — 62 с.

163. Полонский Я.П. Письмо A.A. Фету от 27 декабря 1890 г. / Я.П. Полонский//Новое время. 1914.-№ 135.-С. 83.

164. Попов М.Н. Владимир Соловьев и русский символизм / М.Н. Попов // Владимир Сергеевич Соловьев и современность. М., 2001. - С. 99 — 106.

165. Потебня A.A. Из записок по теории словесности / A.A. Потебня // Эстетика и поэтика; Ред. коллегия: М.Ф. Овсянников и др. Сост., вст. ст. и прим. И.В. Иваньо и А.И. Колодной. М., 1978. - С. 286 - 461.

166. Прозоров В.В. О принципах периодизации истории литературной критики / В.В: Прозоров // Освобождение от догм: История русской литературы: состояние и пути изучения. М.:, 1997. - Ч. 1. — С. 79 — 96.

167. Прозоров В.В. Предмет истории литературной критики: (К постановке вопроса) / В.В. Прозоров // Филологические науки. 1992. - № 3. — С. 22 -30;

168. Прозоров В.В. Читатель и литературный процесс / В.В. Прозоров; Под ред. Е.И. Покусаева. Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1975. -210 с.

169. Против современных фальсификаторов русской философии / Общ. ред. И.Я. Щипанова. М.: Соцэкгиз, 1960. — 455 с.

170. Пруцков Н.И. Историко-сравнительный анализ произведений художественной литературы / Н.И. Пруцков. JL: Наука. - Ленинградское отд., 1974. — 224 с.

171. Пул Р. Зло и свобода: критерии русской исключительности (Ф. Достоевский и Вл. Соловьев) / Р. Пул // Общественные науки. 1990. - № 6. - С. 192 -206.

172. Пумпянский Л.В: Заметка о Вл. Соловьеве / Л.В. Пумпянский // Бахтин-ский сборник. Вып. IV; Под ред. ВЛ. Махлина; Мордов. гос. пед.ин-т. — Саранск, 2000. - С. 56 - 57.

173. Пупышева Л.А. Критика М.М. Филипповым теософии Вл. Соловьева и значение для борьбы против современников мистицизма / Л.А. Пупышева // Научный атеизм: вопросы теории и практики. Пермь, 1979. - С. 137 — 143.

174. Пушкин A.C. Отрывки из писем, мысли и замечания / A.C. Пушкин //

175. Мысли о литературе; Вступ. ст. М.П. Еремина. — М., 1988. — С. 71 — 78.

176. Пьяных М. Три богатыря. Вл. Соловьев, Ф. Достоевский и Л. Толстой в прологе к российскому трагическому XX столетию / М. Пьяных // Нева. — 2000. № 10.-С. 170-181.

177. Радлов Э.Л. Соловьев и Достоевский / Э.Л. Радлов // Ф.М. Достоевский: статьи и материалы; Под ред. АС. Долинина. Пб., 1922. - С. 155 — 172.

178. Радлов Э.Л; Характер творчества и поэзии Вл. Соловьева / Э.Л. Радлов // Книга о Вл. Соловьеве; Сост. Аверина Б.В., Базанова Д.В.. — М., 1991. — С. 374-388.

179. Радлов Э.Л. Эстетика Вл.С. Соловьева / Э.Л. Радлов // Вестник Европы. -1907. № 1.-С. 84 -117.

180. Розанов В. Вл. Соловьев и Достоевский / В.В. Розанов // Уединенное. Опавшие листья. Апокалипсис нашего времени. Статьи о русских писателях; Сост. и коммент. B.F. Сукач. М., 2001. - С. 571- 578.

181. Розанов В.В. Памяти Вл. Соловьева / В.В. Розанов // Книга о Владимире Соловьеве; Сост. Аверина Б.В., Базанова Д.В.. — М., 1991. — С. 335 — 339.

182. Розанов В.В. Размолвка между Достоевским и Соловьевым / В.В: Розанов // Наше наследие. 1991. - № VI (24). - С. 70 - 72.

183. Розанов В.В. Христианство пассивно или активно / В.В: Розанов // О Пушкине. Эссе и фрагменты; Сост., вст. статья, комм, и указ. В.Г. Сукача. -М., 1999.- С. 163- 183.

184. Роцинский С.Б. Владимир Соловьев и западная мысль: Критика. Примирение. Синтез / С.Б. Роцинский. М., 1999. - 173 с.

185. Русская литературная критика 70 — 80-х гг. XIX века /В.Н. Коновалов, Д.Ф. Лучинская и др.; Науч. ред. В.Н. Коновалов. Казань: Изд. Казанского ун-та, 1986.- 142 с.

186. Русская литературная критика: Исторические и теоретические подходы: Межвуз. сб. науч. трудов / Редкол.: В.В. Прозоров и др. — Саратов: Изд. Сара-товск. ун-та, 1991. Вып. 2. - 168 с.

187. Русская наука о литературе в конце XIX — начале XX века / П.А. Николаев, М.С. Горячкина, A.C. Курилов и др.; Отв. ред. П.А. Николаев.— М., 1982.-391 с.

188. Рышков Е.П. Критика «христианского гуманизма» Вл. Соловьева / Е.П. Рышков // Научные доклады высшей школы. Философские науки. — 1968.-№5.-С. 101-109.

189. Салтыков A.A. Белые колокольчики (Воспоминания о Владимире Соловьеве) / A.A. Салтыков // Книга о Владимире Соловьеве; Сост. Аверина Б.В., Базанова Д.В.. М., 1991. - С. 300 - 303.

190. Сарычев В.А. Эстетика русского модернизма: проблема «жизнетворче-ства». Автореф. дис. на соис. учен. степ, доктора филолог, наук: (10. 01. 01) / В.А. Сарычев; Воронежский гос. ун-т им. Ленинского комсомола.; — Воронеж, 1992.-34 с.

191. Сборник выдающихся статей русской критики за сто лет. Т. 3. — М., 1913.-С. 67-85.

192. Селезнев А.И. Поэзия Ф.И. Тютчева в интерпретации Соловьева / А.И. Селезнев // Книга и печатное дело: Сборник научных трудов. — СПб., 1999.-С. 101-115.

193. Селиванов Ф.А. B.C. Соловьев о Н.Г. Чернышевском / Ф.А. Селиванов // Теория и экология разума: Мат. Всероссийской конф. «Культура. Искусство. Наука» (13 14 апреля 2000 г., Тюмень ). - Тюмень, 2000. - С. 67 - 70.

194. Семенова H.H. Ф.М. Достоевский в учении B.C. Соловьева / H.H. Семенова // Проблемы социально-гуманитарного знания: Межвузовский сборник научных трудов. Волгоград. - С. 137 - 142.

195. Сизов B.C. Русская идея B.C. Соловьева и Ф.М. Достоевского: кто на кого повлиял? / B.C. Сизов // Сознание мировоззрение - мышление. - Киров, 1999. - Вып. 4. - С. 55 - 68.

196. Силакова Д.В. Владимир Соловьев и литературно-философская критика конца XIX — начала XX веков. Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. фи-лологич. наук: (10. 01. 01) / Д.В. Силакова; Воронежский гос. ун-т. — Воронеж, 1997. 22 с.

197. Силакова Д.В. К вопросу о трактовке творчества Ф.И. Тютчева B.C. Соловьевым (На материале статьи «Ф.И. Тютчев») / Д.В. Силакова // Писатель, творчество: современное восприятие: Сб. научных статей. — Курск, 1998. — С.З- 19.

198. Слонимский А. Блок и В л. Соловьев / А. Слонимский // Об А. Блоке. — Пб., 1912.-С. 265-283.

199. Смирнов М. Добро как правда / М. Смирнов // Наука и религия. 1991. -№ 2. - С. 22 - 26; № 5. с. 45 - 47.

200. Соловьев С.М. Владимир Соловьев: Жизнь и творческая эволюция / С.М. Соловьев; Послесл. П.П. Гайденко; Подгот. текста И.Г. Вишневецко-го. -М.: Республика, 1997. 431 с.

201. Сонна О.С. Этика самосовершенствования: Л. Толстой, Ф. Достоевский, Вл. Соловьев (Философское эссе) / О.С. Сонна. М.: Знание, 1990. - 62 с.

202. Стеблецова Т.Б. Категория прекрасного в эстетической концепции Владимира Соловьева / Т.Б. Стеблецова. — Кемерово: Из-во Кемеровского ун-та, 1980.-22с.

203. Страхов H.H. A.A. Фет (Русь, 1883, 15 дек.) / H.H. Страхов // Заметки о Пушкине и других поэтах. СПб., 1888. - С. 222 - 224.

204. Сысоева Л.С. Философия красоты B.C. Соловьева и современность / Л.С. Сысоева, Т.А. Жаркова // Культура Отечества: прошлое, настоящее, будущее. Томск, 1993.-Вып. 1.-С. 34-39.

205. Тамарченко Н.Д. Проблема автора и героя и спор о богочеловечестве: (М.М. Бахтин, E.H. Трубецкой и Вл.С. Соловьев) / Н.Д. Тамарченко // Бах-тинские чтения / Витебск, 1999. — № 2. — С. 105 — 130.

206. Тахо-Годи Е.А. Владимир Соловьев и Константин Случевский. К истории взаимоотношений / Е.А. Тахо-Годи // Контекст: литературно-теоретические исследования. М., 1993 - 1996. — С. 323 — 340.

207. Тахо-Годи Е.А. Константин Случевский. Портрет на пушкинском фоне: Монография / Е.А. Тахо-Годи. СПб.: Алетея, 2000. — 400 с.

208. Терлецкий А.Д. Ф.М. Достоевский и философская критика рубежа XIX — XX веков / А.Д. Терлецкий. — Симферополь: Крымский Архив, 1994. 96 с.

209. Тимирязев К.А. Насущные задачи современного естествознания. Предисловие ко 2-му изданию / К.А. Тимирязев // Соч.: В 6 т. Т. 5. — М., 1938. — С. 21- 22.

210. Толстой Л.Н. Что такое искусство? / JI.H. Толстой // Что такое искусство?; Вступ. ст. и комм. ВВ. Основина. М., 1985. - С. 135 - 279.

211. Трубецкой E.H. Миросозерцание B.C. Соловьева: В 2 т. / E.H. Трубецкой . М.: Изд. «Медиум», 1995. - 2 т.

212. Трубецкой С.Н. Смерть Вл. С. Соловьева / С.Н. Трубецкой // Вестник Европы. 1900. - № 9. - С. 412 - 420.

213. Туренко Ю.Д. Критика историко-философской концепции Вл. Соловьева: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. канд. философских наук: (09.' 06. 22) / Ю.Д. Туренко; МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 1971. - 17 с.

214. Фараджев К.В. Несозданные шедевры и неизбежность дуэли:: осмысление Вл. Соловьевым гибели А. Пушкина / К.В. Фараджев // Вопросы философии. 1999. - № 7. - С. 74 - 78.

215. Фатющенко В.И. Владимир Соловьев критик и публицист / В.И. Фа-тющенко, Н.И. Цимбаев // Соловьев B.C. Литературная критика; Сост. и комм. Н.И. Цимбаев. - М., 1990. - С. 5 - 34.

216. Федоров Н.Ф. Собр. соч.: В 4 т. Т. 2 / Н.Ф. Федоров. М.: Изд. группа «Прогресс», 1995. - 544 с.

217. Франк С. Возрождение славянофильства / С Франк // Русская мысль. -1911. № 10. - Отд. III. - С. 27 - 30.

218. Фридлендер Г.М. Основные линии развития русской литературной критики от 90-х годов XIX века до 1917 года / Г.М. Фридлендер // История русской критики: В 2т. T.2.-M.-JI., 1958.-С. 405-451.

219. Фридман И.Н. Эстетика. Катартика. Теургия. «Теургический проект» в философии искусства Вл. Соловьева — Вяч. Иванова — А.Ф. Лосева / И.Н. Фридман//Начала.-М., 1994.-Вып. 1, № 1.-С. 139-176.

220. Фудель И.К. Леонтьев и Вл. Соловьев в их взаимных отношениях / И.К. Фудель // Русская мысль. 1917. - № 11 - 12. - Отд. И. - С. 17 - 32.

221. Хализев В.Е. Теория литературы: Уч. для студ. вузов. 3-е изд., испр. и доп. /В.Е. Хализев. - М.: Высш. школа, 2002. - 437 е.

222. Хомяков A.C. О возможности русской художественной школы /

223. A.C. Хомяков // О старом и новом: Статьи и очерки. — М., 1988. — С. 135 — 159.

224. Хоружий С.С. Наследие В. Соловьева сто лет спустя / С.С. Хоружий // Вестник русского христианского движения / Париж — Нью-Йорк — Москва, 2001.-№ 182.-С. 117-156.

225. Цимбаев Н.И. Классический русский писатель / Н.И. Цимбаев //

226. B.C. Соловьев Смысл любви: Избранные произведения. — М., 1991. — С. 3-26.

227. Чернышевский H.F. Детство и отрочество. Военные рассказы графа Л.Н. Толстого / H.F. Чернышевский // Письма без адреса. 2-е изд. доп.; Вст. ст. и комм. А.Ф. Смирнова. - М., 1983. — С. 111 — 122.

228. Чернышевский Н.Г. Эстетические отношения искусства к действительности / Н.Г. Чернышевский // Эстетические отношения искусства к действительности. М., 1945. - С. 5 - 117.

229. Чехов А.П. Письмо к A.A. Тихонову (Луговому) от 13 сентября 1896 г. / А.П. Чехов // Собр. соч.: В 30 т. М., 1979. - Т. 6. Письма. - С. 179.

230. Ширинская Н.М. B.C. Соловьев и Н.Ф. Федоров о предназначении искусства / Н.М. Ширинская // Художественная культура: вопросы теории и истории.-М., 1989.-С. 116-128.

231. Ширинская Н.М; B.C. Соловьев об общественном предназначении искусства / Н.М. Ширинская // Вестник Московского университета. Сер. 7, Философия. 1990. - № 5. - С. 40 - 49.

232. Шкоринов В.П. Этика «всеединства» Вл. Соловьева / В.П. Шкоринов // Очерки истории русской этической мысли. М., 1976. - С. 283 - 317.

233. Щетинина Г.И. Идейная жизнь русской интеллигенции: конец XIX начало XX века / Г.И. Щетинина. - М.: Наука, 1995. — 236 с.

234. Эмерсон К. Против закономерности: Соловьев, Шестов, поздний Толстой, ранний Бахтин / К. Эмерсон // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб., 1995.-С. 117-131.

235. Юльметова С.Ф. Лев Толстой и «Вехи» / С.Ф. Юльметова // Яснополянский сборник 1988: Статьи, материалы, публикации. Тула, 1988. — С. 54-66.

236. Ярхо В.Н. Трагический театр Софокла / В.Н. Ярхо // Софокл Драмы; В пер. Ф.Ф. Зелинского. М., 1990. - С. 467 - 508.