Литературная цензура и проблема становления "русской идеи" в художественно-публицистическом процессе XIX-XX веков тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Майорова, Ольга Вадимовна

• Майорова, Ольга Вадимовна
• кандидат филологических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Майорова, Ольга Вадимовна

Введение.

Глава 1. Национальная словесность XIX века и государственная цензура: к проблеме конфликтного становления «русской идеи».

1.1. А.С. Хомяков и проблема мировоззренческого конфликта в пределах русского православия.

1.2. Н.В. Гоголь и проблема сближения художника с официальной концепцией народности.

1.3. Н.Н. Страхов и проблема религиозного обоснования русского традиционализма.

Глава 2. Русский цензор в конфликте свободной словесности и государственного контроля.

2.1. Цензор и цензура в тематическом пространстве отечественной словесности.

2.2. А.В. Никитенко: внутренний конфликт цензора.

2.3. В.Н. Бекетов и проблема положительного сотрудничества цензора и писателя.

2.4. Ф.И. Тютчев как цензор-практик и теоретик цензуры.

Глава 3. Феномен внутреннего преодоления цензуры в русской литературе XX века.

3.1. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита»: «русская идея» в контексте духовной альтернативы.

3.2. Роман Б. Пастернака: «русская идея» в контексте «поэтического христианства.

3.3. «Роза мира» Д. Андреева: «русская идея» в контексте неотеософской доктрины.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Литературная цензура и проблема становления "русской идеи" в художественно-публицистическом процессе XIX-XX веков»

Русская идея» - достаточно устойчивый мировоззренческий комплекс -существует в двух основных контекстах, пребывающих в сложных отношениях друг с другом. Во-первых, национальная мысль входит в сферы интересов государства, которое по своей природе не склонно к компромиссам и стремится к известной жесткости и однозначности позиций. Во-вторых, национальная идея творится и развивается философами, писателями, подчас литературными критиками, заинтересованными не в устойчивом, малоподвижном законе, а в свободном рассуждении, в отсутствии регламента, сдерживающего полемику. Цензура - как общественный институт -оказывается посредником между достаточно рискованной мыслью творческих личностей и государственной целесообразностью, порой предстающей в форме внешнего диктата.

Этот тип отношений мы определяем как драматический. В настоящем диссертационном исследовании нет стремления упростить этот сюжет и принять исключительную правду контролирующего государства (модель «цензура против литературы») или интересов свободного творчества (модель «литература против цензуры»). Ушедший XX век наглядно показал, что словесность - сфера конфликтов, во многом определяющая для построения той или иной национально-государственной системы. И здесь важно избежать излишнего пафоса и категорических оценок. Не будем забывать, что необыкновенное цветение литературы и философии в России начала прошлого столетия завершилось катастрофой русского народа, созданием общества, в котором «серебряный век» уже был невозможен. Стоит помнить и о том, что двадцать лет назад серьезные общественные сдвиги сопровождались невиданным интересом к словесности. Литературные журналы выходили миллионными тиражами. Художественные тексты, такие, как «Чевенгур» А. Платонова, «Собачье сердце» М. Булгакова или «Плаха» Ч. Айтматова, вызывали массовый интерес, казались рецептом спасения от социальных нестроений. Вскоре последовал распад государства и трагедия народа, вновь разорванного километрами границ и томами местечковых идеологий. Мы не утверждаем вслед за В.В. Розановым, что «Россию убила литература», но если дважды за одно столетие действительно серьезный взлет словесных искусств сопровождался гибелью государства, наверное, стоит задуматься о положительной и отрицательной стороне свободы слова в области литературы.

Стремление поставить проблему соотношения свободы и необходимости в ходе литературного процесса и предопределило композиционную организацию нашего исследования. В первой главе сюжетный центр будет образован тремя крупнейшими фигурами отечественной словесности XIX века - А.С. Хомяковым, чье имя связано, прежде всего, с философско-богословским обоснованием «русской идеи»; Н.В. Гоголем, который заинтересовал нас как писатель, стремившийся совместить интересы государства и литературы; Н.Н. Страховым, сумевшим возвести литературную критику в ранг, значительно превышающий формальные полномочия тех, кто способен нечто говорить о художественных произведениях. Идеи и реальные общественные контакты Хомякова, Гоголя, Страхова позволят рассмотреть научный сюжет, который можно выразить простой формулой: «от литературы и философии - к цензуре». Во второй главе исследования в центре окажется другой тип движения - «от цензуры - к словесности». Именно поэтому организующим началом в этой части работы станут фигуры цензоров - А.В. Никитенко и В.Н. Бекетова, оказавшихся в сложной нравственной ситуации, когда необходимость контроля за потоком словесности и невозможность оставаться в этом контроле самим собой вступили в противоречие. Ф.И. Тютчев в нашем диссертационном исследовании предстанет не в привычном облике поэта, а как государственный человек, призванный поощрять достойное и отвергать опасное для нравственного состояния русского общества. Наконец, в третьей главе мы обращаемся непосредственно к литературе - к роману М. Булгакова «Мастер и Маргарита», к роману Б. Пастернака «Доктор Живаго», к мистической книге Д. Андреева «Роза мира». В завершающей части диссертации нас будет интересовать вопрос о внутреннем преодолении цензуры, о стремлении художника создать произведение, заведомо обреченное на неизвестность - по крайней мере, в первые десятилетия после написания. Возможно, проще и даже логичнее было поставить проблему совершенно конкретной - «цензурной» - реакции на указанные произведения, но мы посчитали этот вопрос во многом исчерпанным в науке последних лет, и решили обратиться к противостоянию с цензурой непосредственно на творческом уровне.

Актуальность научного исследования мы видим в серьезной опасности деструктивного понимания свободы, которое грозит культуре в последнее время. Литература, которая лишается любых связей с идеологией, объявляется независимой словесностью никому и ничем не обязанной, вовсе не обязательно становится чистым развлечением, беспечной игрой ума. Мы считаем, что природа литературного творчества исключает такую игровую безответственность. Цензурное ведомство, заработавшее за десятилетия негативный имидж, во многом соответствующий действительности, выполняло одну важную миссию - контроль и запрет, не только лишали читателей достойных произведений, но и несомненно повышали значение и роль литературы, убеждая общество, что художественное слово, которое может быть запрещено, обладает большой силой. Во времена цензуры с литературой считаются, ее боятся, ее читают, наконец. Во времена всеобщего равнодушия и нравственного безразличия никто не запретит художественный текст, но и мало кто его прочитает. С этим парадоксом нельзя не считаться.

Новизна научного исследования в единой, совместной постановке трех основных проблем диссертационного исследования. Проблему цензуры мы рассматриваем не изолированно, не как обособленный объект социологического исследования, а в обязательном контексте литературного процесса, который показывает, что участие в нем таких творцов, как Ф.И.

Тютчев, должно привести к усложнению взглядов на цензурное ведомство. Но рассмотрение цензурной политики во взаимодействии со словесностью (глава

1), а также в наиболее известных лицах (глава 2) мы продолжаем главой, 5 полностью посвященной проблеме особой внутренней установки, когда художник слова, полностью отдавая себе отчет в обреченности создаваемого произведения, пишет роман или поэму как особое слово, направленное против цензуры. Цензура и внутреннее противостояние цензуре рассматривается нами в контексте проблемы национального самоопределения - в контексте «русской идеи», вбирающей в себя и мысль о духовной свободе, и мысль о необходимости сдерживания ради сохранения единого государственного «тела».

Объектом научного исследования стали два русских романа («Мастер и Маргарита» М. Булгакова и «Доктор Живаго» Б. Пастернака); «метафилософия истории» Д. Андреева («Роза мира»), обладающая несомненной художественной формой; многочисленные публицистические, эпистолярные и мемуарные документы, позволяющие поставить и по-своему решить проблему внешней и внутренней цензуры в ходе литературного становления «русской идеи».

Предметом научного исследования следует назвать проблему свободы/ответственности литературного творчества, решаемую в контексте сложных взаимоотношений писателя и цензора. Цензура как ограждающая, направляющая, но и подавляющая система интересует нас в этой работе как на материалах литературного процесса (специальность 10.01.01), так и в пространстве публицистических, журналистских исканий (специальность 10.01.10).

Цель научного исследования - изучение сложных взаимоотношений русской словесности (Хомяков, Гоголь, Страхов) с отечественной цензурой, которая рассматривается и как серьезная нравственная проблема, представленная в лицах (Никитенко, Бекетов, Тютчев), и как объект обязательного внутреннего преодоления в процессе создания художественного произведения (Булгаков, Пастернак, Андреев).

Целью определены основные задачи исследования: - рассмотрение историософских позиций Хомякова, Гоголя, Страхова в контексте их взаимодействия с отечественной цензурой;

- изучение конфликтов отечественной словесности с отечественной цензурой как противостояния двух мировоззренческих позиций внутри национально-православной доктрины;

- оценка «теоретических» суждений о русской цензуре, например, позиции Тютчева;

- воссоздание портретов русских цензоров (Никитенко, Бекетова, Тютчева) в сложной системе внутренних и внешних несогласий с собственным профессиональным делом;

- детальное изучение феномена сознательного противостояния цензуре в творчестве Булгакова, Пастернака, Андреева;

- обращение к проблеме «цензура и русская идея» с целью постановки вопроса о диалектике свободы и необходимости, личной инициативы и общественного запрета в литературном процессе.

Методы исследования. Культурно-исторический метод, позволяющий решить проблемы взаимодействия словесности и государственной цензуры, поставленные в главах 1 и 2. Синтез системно-типологического, историкофункционального и комплексного подходов к изучению художественнопублицистических процессов Х1Х-ХХ веков. В работе также используется сравнительно-типологический подход к исследуемому материалу, дополняемый наблюдениями стилистического и жанрового характера, позволяющий рассмотреть романы Булгакова и Пастернака, метаисторическую» книгу Андреева с точки зрения авторских неподцензурных» - стратегий.

Научно-практическая значимость исследования. Научный сюжет первой и второй глав, как и результаты, полученные в них могут быть i использованы в курсах по истории литературы XIX века, в социологических курсах, в курсах по истории журналистики. Результаты третьей главы представляют интерес с точки зрения психологии и философии литературы: исследованный нами конфликт Булгакова, Пастернака, Андреева с современным им социумом, литературный выход из стереотипной для советской системы мировоззренческой модели позволяют научно 7 познакомиться с принципиально не ангажированным (политической системой) типом художественного поведения. Поставленная проблема «цензура и литературный процесс» и варианты ее решения целесообразно использовать в практической (публицистической) политологии при решении проблем общественной стабильности и провокаций в сфере массовой литературы и публицистики.

Апробация научной работы. Основные положения и выводы диссертации были изложены и обсуждены на заседании кафедры аналитической журналистики, литературы, теории и критики Кубанского государственного университета. Работа проходила апробацию на Всероссийской научной конференции аспирантов и молодых ученых «Перспектива - 2002» (Нальчик, 2002), на 2-ой межвузовской докторантско-аспирантской научной конференции «Актуальные проблемы современной русистики и литературоведения» (Краснодар, 2003), 3-ей всероссийской научно-практической конференции «Культура и власть» (Пенза, 2005). Материалы и результаты исследования использовались в лекциях («История русской литературы XIX в.», «История русской литературы XX в.», «История и теория литературно-публицистического процесса») и спецкурсах на факультете журналистики Кубанского социально-экономического института. По теме диссертационной работы опубликовано 3 научных статьи.

Основные положения, выносимые на защиту.

1. Судьба творческого наследия Хомякова и прямые высказывания одного из лидеров славянофилов показывают, как в рамках русского «большого православия» произошло столкновение двух религиозных принципов. Один -государственный - главную опору видел в борьбе с реальным и иллюзорным инакомыслием. Второй - философический - ценил свободу диалога, а соборность всегда отличал от формального согласия без душевной расположенности к единству.

2. Два полярных идеала - могучей империи и святой Руси - отличающие внутренний динамизм «русской идеи», преломляются в жизни и творчестве Гоголя и Страхова. Осознавая опасность нигилизма как «гражданского монашества», оба мыслителя показывают возможность положительного компромисса между свободной позицией и принципом служения монархической России.

3. Образ цензора в русской словесности XIX в. неоднороден; в ней встречаются упоминания как о преследовавших литературу, так и об ее защитниках. Цензор являлся общественным рупором эпохи, но в основном он был чиновником, более или менее пристрастно выполняющим свои обязанности. В поэтических произведениях нет четкой грани между цензором-профессионалом и цензором-литератором.

4. Судьбы просвещенных цензоров - Никитенко, Бекетова, Тютчева -свидетельствуют о практически неизбежном конфликте с официальным ведомством, которое требует от цензора большей решительности. Статья Тютчева (своеобразная «теория цензуры») проясняет главные претензии тех, кто сочетал мастерство писателя с талантом государственного человека: цензура может сохраниться, но должна перестать быть руководством, которое вторгается в область творчества.

5. Социально-политические процессы минувшего столетия привели к максимальному ужесточению внешнего, государственного контроля за литературным процессом. Как следствие, столь значимые для «русской идеи» произведения, как роман «Мастер и Маргарита», роман «Доктор Живаго», «метаистория» «Роза мира» создавались Булгаковым, Пастернаком и Андреевым как «неподцензурные» тексты, не имевшие шансов на публикацию при жизни авторов.

6. В противостоянии трех произведений («Мастера и Маргариты», «Доктора Живаго», «Розы мира») цензурной политике Советского государства проясняется основной вектор становления «русской идеи» в XX веке - это возвращение к христианству, которое (пусть в разных формах) дает писателям и мыслителям возможность пережить свое диссидентство как состояние высокого соответствия истине.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Майорова, Ольга Вадимовна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги проведенных исследований, необходимо сказать, что в каждой из трех глав нашей диссертации мы обращались к конфликтам, связанным с проблемой цензуры. В первой главе речь шла о том, как мыслители и писатели национального масштаба (Хомяков, Гоголь, Страхов) оказались в сложных отношениях с инстанциями, контролирующими творческий процесс. Во второй главе акцент переместился с художников слова на самих цензоров (Бекетова, Никитенко, Тютчева), которые должны были учитывать и государственные интересы, и свободу творческого процесса. Вторая глава призвана показать, насколько сложной была психологическая ситуация, в которой оказывались цензоры, не желавшие полностью «раствориться» в политической целесообразности внешнего контроля за словесностью. Наконец, в третьей главе мы стремились продемонстрировать иной вариант внутреннего конфликта. Для того чтобы показать продуманное противостояние цензуре, мы обратились к литературной ситуации XX века. Булгаков, Пастернак, Андреев - разные писатели, но объединяет их один общий мотив литературной судьбы -спокойное и уверенное игнорирование законов социального времени, требующего особого смирения перед общественной необходимостью. Мы считаем очень важным, что все они противопоставляют советской модели мышления религиозную картину мира, не имевшую шанса увидеть свет при жизни авторов на их родине.

Цензура - не та проблема, которую можно решить безболезненно, не смущаясь тем или иным однозначным решением. Во всех трех главах мы подробно говорили о преодолении цензурного ведомства, но это не значит, что работа посвящена приговору, вынесенному «цензурному ведомству». Нам эта проблема видится сложнее. И здесь стоит вспомнить еще одну значительную проблему исследования - «русскую идею».

Какой предстает она в литературных, философских и критических трудах, ставших научным объектом в диссертации? Для Хомякова сокровенная идея России связана с особым характером восточного православия, русской веры, чуждой рационализма западных конфессий. Соборность, предполагающая ненасильственное единство свободных душ и сознаний, значительно отличается от коллективизма, делающего акцент на «деле» (но не на вере), но, однако, нельзя не замечать, что русский путь, согласно Хомякову, предполагает совместное духовное творчество, общий путь братства и внутреннего родства. Осторожно, без упрощения и смещения религиозного центра Хомяков переносит идею соборности из жизни Церкви в социальные пространства, стремясь избежать крайностей нехристианского Востока («единство без свободы») и слишком мирского Запада («свобода без единства»). Страхов, в большей степени опиравшийся на опыт литературы, нежели на практическую жизнь греко-российской Церкви, знал о насущной необходимости подобных дефиниций. Литературу Страхов считал тем вполне батальным, этическим пространством, где происходят главные сражения за «русскую идею». Третий раздел первой главы, посвященный Страхову, должен был показать, что неожиданно быстро в спор за выбор направления национального пути включились те, кого не без оснований называют нигилистами. По Страхову, нигилизм - не атеистическое мировоззрение, не наивная идеология бунтующей молодежи, а некая разновидность философии служения, своеобразная религия без Бога, но не без идеала, абсолютно противоположного классической «русской идеи». Если православное христианство, не забывая о необходимости «общего дела», прежде всего » обращает внимание на преодоление личных страстей - тяжких грехов, то нигилизм, забывая о пути становления личности, стремится радикально упростить мир внешний, сделав его феноменом рабского единства без свободы и личного выбора.

Цензура — ведомство, призванное бороться с нигилизмом на словесном фронте. Насколько сложна, а иногда и неблагодарна эта борьба, показывает

185 вторая глава. Возможно, нам удалось прояснить одну из главных бед российской культуры XIX века: нигилизм рвется в ничем не ограниченной свободе, мечтая сломать хребет государству; государство, наблюдая за постоянными атаками действительно реальных врагов, усиливает диктат и гнет формальной верности. Писатель, превыше всего ценящий пластику художественного миросозерцания, оказывается меж двух огней: с одной стороны напирают противники Церкви и самой России, поощряя писать смелее и злее; с другой стороны цензура диктует правила осторожности и обязательной покорности, которые настоящему художнику трудно соблюсти. «Свои» - а именно «своими» являются для национальной традиции Хомяков, Гоголь, Страхов - начинают казаться подозрительными, до боли самостоятельными лицами, чья деятельность также подпадает под цензурные запреты. О рефлексии, неизбежно возникающей в среде цензоров при разрастании конфликта литературы и государства, мы пишем в разделах, посвященных деятельности Никитенко, Бекетова, Тютчева. Их пример показывает следующее: во-первых, цензор - необходимая общественная позиция, обладающая правом корректного регулирования сложными процессами в словесности; во-вторых, честному цензору трудно, иногда невозможно удержаться на своей позиции, сохраняя четкое равновесие между интересами системы и интересами литературы, которую система всегда опасается. Статья Тютчева о цензуре, подробно рассмотренная в последнем разделе второй главы, наглядно демонстрирует конфликт, который трудно обойти стороной, оставаясь творческой личностью. Цензура обозначается как сила необъективного торможения и нравственного застоя. Тютчев, конечно, прав, но нам нельзя игнорировать слишком динамичное развитие ситуации. Хорошо известно, что вскоре после времени Тютчева пришло время русской катастрофы. Государство было уничтожено, но вовсе не для того, чтобы цензура ушла в прошлое. Советские «табу», отличавшиеся жестокостью и конкретно-репрессивными последствиями, со всей очевидностью показали, что победивший нигилизм лишь ужесточает цензурные требования, а платой за неуважение к запретами часто становится жизнь художника слова.

В последней главе мы не стали подробно писать о цензуре советского времени, считая это совершенно особой темой. Нас интересовала реакция на ограничения творчества тех писателей, которые оставались ориентированными на «русскую идею». И здесь мы видим многообразие авторских концепций. Михаил Булгаков ни в одном из своих произведений не отличался специальным патриотическим пафосом, предпочитая поражающую противников иронию и детальный психологический анализ. В «Мастере и

Маргарите» он не изменяет своим принципам и, пожалуй, лишь ужесточает их. В романе, который сегодня многие критики и литературоведы склонны обвинять в разнообразных ересях и даже нравственных падениях, «русская идея» несомненно присутствует. Она — в честном, лишенном скидок на цензуру изображение советской Москвы как города, в котором нет правды.

Находим мы ее и в «метафизическом сюжете» «Мастера и Маргариты», в авторской мысли о том, что Бог, Христос и сатана - не безнадежно устаревшие слова, а подлинная реальность, без которой нельзя объяснить мир.

Конечно, «русский мир» в последнем романе Булгакова изображен без оптимистической надежды на скорое выздоровление, и совсем неслучайно главные герои «улетают» из Москвы, совершают некий исход из советского социума. Но, оценивая кризисный характер «русской идеи» в «Мастере и

Маргарите», надо помнить о трагическом времени и о судьбе самого

Булгакова, который, судя по всему, предчувствовал близкую смерть. На романе есть печать кризиса: комплекс почвеннических, славянофильских идей, рассмотренный нами в первой главе, для Булгакова не имеет большого значения. Но нельзя забывать и то, что автор «Мастера и Маргариты» всем ходом повествования в своем итоговом произведении напомнил, что суд есть, и его невозможно избежать тому, кто пытается свести жизнь к рациональности и атеистическому примитиву. Демонизированная Маргарита мало напоминает лучшие женские образы Пушкина или Толстого. Мастер, изнуренный бесперспективной борьбой, близок к духовной гибели. Воланд, оставаясь сатаной, образует один из силовых мировоззренческих центров

187 произведения. Разгулу бесовщины посвящено значительное число страниц. Мы склоняемся к мысли о том, что в этом романе, который игнорирует все опасности цензуры, «русская идея» присутствует не в прямом утверждении, а в методе «от противного», в изображении падшего мира, из которого ушла простая вера предков, а вслед за ней исчезли элементарные основы нравственной жизни.

В романе Бориса Пастернака «Доктор Живаго», как и в булгаковском романе, «русская идея» лишается своего эпического начала. Возможно, это связано с тем, что в советскую эпоху, положительно настроенную по отношению к эпосу (как типу мироощущения и оценки жизни), произошло саморазоблачение «высоких истин». В пафосном утверждении мировой революции не осталось ни веры в Бога, ни царя, ни Отечества. И вряд ли стоит (вслед за Урновым, например) обвинять Пастернака в том, что его Россия и изображенное им христианство далеки от программных идей и образов русских славянофилов. Еще раз скажем, что движение мысли в кризисные эпохи необходимо оценивать, не забывая о компромиссах. «Доктор Живаго», на наш взгляд, строится как текст постепенного и действительно неторопливого преодоления западных идей. Конечно, это преодоление полным и последовательным назвать нельзя, но ведь и действие этого произведения происходит в интеллигентской среде - там, где «русская идея» по-своему вынашивалась, но всегда трансформировалась, проходила путь от жизненной реальности до интеллектуальной схемы. Запад - это Гамлет, России ближе воскресающий Иисус Христос. Гамлетовский сомнения остаются в образе Живаго, и его одиночество, его камерная поэзия не наводят на русскую мысль о спасающей соборности. Но тот скепсис и отчаянное неверие, которые скрывает в себе образ датского принца, в «Докторе Живаго» преодолеваются. Как и Булгакова, здесь нет четкого утверждения «русской веры». Но есть метафизическая картина мира, подсказывающая читателю, что правда — на стороне исторической православной России. Мысль о том, что атеистическая идеология - временный фантом, не может не появиться при чтении пастернаковского романа. И вспоминая первую главу, суждения

Хомякова, Гоголя, Страхова, можно сделать вывод о том, что «русской идеи» без христианства не существует.

Последняя мысль особенно очевидна в книге Даниила Андреева «Роза мира» - еще одном ярком произведении эпохи русского кризиса. В романах Булгакова и Пастернака все-таки нет авторского стремления систематизировать картину мира, дать ей логическое определение. Андреев строит именно систему, показывая, как интересно соотносятся разные сюжеты. С одной стороны, в «Розе мира» сильна русская вера в Иисуса Христа, в религиозное восхождение человека, преодолевающего демонические искушения. С другой стороны, в книге Даниила Андреева сказался глобализм XX века, уважительное отношение к системным подходам, явное стремление рационализировать мистику и метафизику, создать новую «дантовскую модель», предусматривающую даже новую терминологию, призванную описать открывшиеся Андрееву «небеса» и «бездны».

Хомяков, Гоголь, Страхов - классика «русской идеи»: православие не обсуждается, а принимается как данность; монархическая Россия считается духовной Родиной; никакого особо пристального «всматривания» в образы зла не происходит. Булгаков, Пастернак, Андреев — это «русская идея» на новом этапе. Христианство, конечно, остается — не просто остается, но активно спорит со всеми атеистическими концепциями мироустройства. Но православие ли это? Трудно дать однозначный ответ, так как сложное отношение к «Мастеру и Маргарите», «Доктору Живаго» и «Розе мира» хорошо известно. В духовных кругах современного православия эти произведения вызывают большие подозрения в иной — не исконно русской -* религиозной природе. В каждом тексте происходит какой-то значительный мировоззренческий разворот, оставляя многих читателей в недоумении. У Булгакова рассказ о евангельских событиях ведет Воланд, недвусмысленно названный сатаной. У Пастернака главный герой погружается в собственную поэзию, именно там находя настоящее христианство. У Андреева есть очень много мотивов, сближающих «Розу мира» с теософскими системами, которые православным человеком обозначаются как ересь.

В XIX веке русский писатель вел явный или скрытый диалог с цензурой. В XX веке часто возникает иная ситуация — художник слова пишет в каком-то отчаянном порыве, всем своим произведением (а не отдельными мотивами, образами или репликами) не соответствуя мнимым «запросам времени». Борьба с тоталитарной системой грозит перерасти в борьбу, которая значительно серьезнее, чем противостояние христианства и коммунизма.

Мы считаем, что проблема цензуры не должна решаться упрощенно. Слово — это ведь не просто написанный и напечатанный текст, который не обладает никаким сильным действием на читателя, получающего информацию. Слово, даже оставаясь в рамках литературной риторики, несет в себе серьезный потенциал, который со временем не может не проявиться. Цензура призвана отслеживать действие непредсказуемого слова и ограничивать его там, где это необходимо. Такой процесс безболезненным не бывает. Цель писателя - высказаться, иногда прокричать то, что ему кажется смыслом жизни. В идеальном варианте своего существования цензура должна предсказать, как отзовется то или иное слово, к какому созиданию или разрушению оно приведет. Идеал, как известно, в реальности воплощается не всегда, и вторая глава нашей диссертации должна была показать, что сами цензоры начинают спорить со сложным характером собственной профессии и занимаемой должности. Одно можно сказать наверняка: ускоряющиеся темпы развития информационных технологий, нарастание энтропийных тенденций в общественной жизни вопрос об ответственности и обязанностях в литературном процессе, в журналистике поднимут вновь. И к насущному появлению этого вопроса надо быть готовым.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Майорова, Ольга Вадимовна, 2006 год

1. Авсеенко В. Г. Кружок // Исторический вестник. СПб., 1905. № 5. С. 433.

2. Аксаков И.С. Биография Ф.И. Тютчева М.1889, М., 1997 (репринтное воспроизведение).

3. Аксаков И.С. Указ. Соч. С. 292.

4. Андреев Д. Роза Мира. М., 1991. С. 118.

5. Аничкова Е., Княжнин В. Дела и дни Н.А. Добролюбова //Современник 1911 №11. С. 274-275.

6. Апухтин A.JI. Памяти Ф.И. Тютчева /Тютчев Ф.И. Соч. С.377.

7. Апухтин А.Н. Полн. Собр. Стихотворений. JI., 1991. С. 201.

8. Бажов С. И. Философия истории Н.Я. Данилевского. М., 1997. С. 25.

9. Барсуков Н. Жизнь и труды М. П. Погодина. Кн. 6. С. 53.

10. Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. 12. М., 1956. С.441.

11. П.Берг В. В. Крестовский //Русский вестник. 1895. №2.

12. Бердяев Н.А. А.С. Хомяков. М., 1912. С. 2.

13. Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 59.

14. Бердяев Н. Освальд Шпенглер и «Закат Европы». М., 1922. С. 66.

15. Биржевые ведомости. 1877. 23 декабря. № 330.

16. Блюм А. За кулисами «министерства правды». Тайная история советской цензуры. 1917-1929. СПб., 1994. П.

17. Виноградов И.А. Гоголь — художник и мыслитель: христианские основы миросозерцания. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2000. С. 320-321.

18. Вольная русская поэзия М, 1975. С. 258.

19. Воропонов Ф.Ф. Сорок лет тому назад //Вестник Европы 1904, №6. С.766-767.

20. Гаркави A.M. Н.А. Некрасов в борьбе с царской цензурой. Калининград, 1966. С. 58.

21. Гаркави A.M. Указ. Соч. С. 59.

22. Гербель Н.П. Г. Редкий // Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко. С. 443.

23. Глинский Б.Б. Из цензурного прошлого страничка воспоминаний) //Исторический вестник, 1906.Т CIV №4 С. 190. .

24. Голос минувшего 1917 №11, 12. С. 26.

25. Гончаров — цензор // Русский вестник 1906, Октябрь. С. 571.

26. Горелов А.А. Комментарий // Лесков, Андрей. Жизнь Николая Лескова. Tl. М., 1984. С. 472.

27. Горнфельд А. Защита слова в русской лирике //В защиту слова. СПб., 1905. С. 207.

28. Городецкий Б.М. Памяти Н.Ф. фон Крузе //Исторический вестник 1901, N40. С. 260.

29. Градовский Г.К. К истории русской печати //Русская старина 1882, №2. С. 495.

30. Григорович Д.В. Литературные воспоминания. Л., 1928. С. 208.

31. Гришин Д.В. «Дневник писателя» Ф.М. Достоевского. Мельбурн, 1966. С. 132.

32. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. СПб., 1995. С. 77.

33. Дело петрашевцев. Ч. 2. М.; Л., 1951. С. 292.

34. Дельвиг А.А. Петербургским цензорам //Русский архив 1871, X 7-8.

35. Дмитриев А.П. Духовные писатели как литературные критики (18551900): Автореф. канд. дис. СПб., 1995. С. 11.

36. Дневник Аксаковой. СПб, 1913. С. 102.

37. Документы цензорного комитета //Цензура иностранных книг. С. 30.

38. Достоевская А. Г. Воспоминания. М., 1987. С. 240-241.

39. Достоевский Ф.М. Письма. Т 1. М., Л., 1929. С. 103.

40. Достоевский Ф. М. Сочинения. Т 18. Л., 1990. С. 153.

41. Достоевский Ф.М. Указ. соч. Т. 16. С. 83.

42. Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 15 т. Т. 4. С. 429.

43. Егоркин А.И., Шляпкин И.А. Литературные дела архива Цензурного комитета. Пг, 1917. С. 9.

44. Жихарев М.И. Докладная записка,потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х годов XIX в Люди и идеи. С. 99

45. Жихарев М.И. Указ. Соч. С. 105.

46. Жихарев М.И. Петр Яковлевич Чаадаев// Вестник Европы 1871. TV. Кн. 9, С. 41.47. Заветы 1913 №2. С. 96.

47. Замалеев А.Ф., Осипов И.Д. Русская политология. Обзор основных направлений. СПб , 1994. С. 158. См. также: Ленин В.И. Государство и революция // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 88.

48. Записки Н.Ф. Бунакова, СПб., 1909 С.60.50. Заря. 1869. № 1.С. 201.

49. Златковский М.Л. А.Н. Майков. Биографический очерк. Изд. 2-е, доп. СПб, 1898. С. 87.

50. Золотусский. Крушение абстракций. Сборник «Избавление от миражей». С. 255.

51. ИРЛИ Ф 548 On 1 X 68 Архив В.Р. Зотова. Разные материалы, относящиеся к газете «Голос» Л 219 об —220.

52. Исторические сведения о цензуре в России. СПб., 1862. С. 120.

53. Карамзин Н.М. История государства Российского. (Репринтное воспроизведение издания 1842-1844 гг.): В 12 т. (В 3 кн.). М., 1988. Т. 1.С. 18.

54. Киреевский И.В. Избранные статьи. М, 1984. С234

55. Кожинов В. Указ. соч. С270

56. Колбасин Е. Тени старого «Современника» (Из воспоминаний о Н.А. Некрасове) //Современник, 1911.

57. Крестовский В. В. Запоздалый ответ г. Благосветлову // Отечественные записки. 1866. № 1. С. 122-123.60. Кубань. 1991, № 1.С. 25.

58. Курочкин B.C. Стихотворения. М.,Л., 1962. С. 152-153.

59. Лебедев-Полянский И.И. Автобиография //Лит. наследство. Т.55. М., 1948. С. 580

60. Лебон Г. Психология народов и масс. СПб., 1995. С. 13.

61. Лемке М. Очерки по истории русской цензуры и журналистики XIX столетия. СПб., 1904. С. 331.

62. Лит наследство Т 19-21 М , 1935, Т 31 -32 М, 1937, Т 97 Федор Иванович Тютчев В 2 кн. М., 1988-1989.

63. Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991. С. 81.

64. Лэйн Р. Указ. Соч. С. 247.

65. Мазон А.А. Гончаров как цензор //Русская старима 1911, Т 145, №3. С. 472. 69. Майков А.Н. Избр. Произведения. Л., 1977. С. 669.

66. Майков А.Н. Соч. Т.2. С.349.

67. Мир России. М., 1992. № 1. С. 209.

68. Некрасов Н.А. Поли. собр. соч. В 15 т, Т 1. Л., 1981. С. 458.

69. Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. Т 2. С. 410.

70. Никитенко А.В. Дневник. В 3 т, Т. 1. Л., 1955. С. 199.

71. Никольский Б. В. IT. Н. Страхов // Исторический вестник. СПб., 1896. № 4.С. 229.

72. Орнатская Т.И. Примечания //Там же. Т. 1. С.670 77.0РРНБ Ф 1000 (собр. отд. пост.) Оп 4 Ед хр 112 Л 7(8).

73. ОРРНБФ 1000 (собр. Отд. Пост.) Оп 4 Ед. хр. 112 Л 7 (8).

74. Пыпин А.Н. История русской этнографии. Т 1. С. 381. СПб., 1890.

75. Панаева А.Я. Воспоминания. М., 1948. С. 197.

76. Переписка Н.А Некрасова. В 2-х т, Т 1. М., 1987. С. 405.

77. Пигарев К. Жизнь и творчество. С. 129.

78. Письма кн. В.Ф. Одоевскому //Русская старина 1904 Т 118 IV<6. С. 582-583.

79. Письма П.А. Вяземского // Русская старина 1888, Ноябрь С. 314.

80. Письмо Ф.И. Тютчева А.Ф. Аксаковой апр. 1873 Стихотворения. Письма. М., 1957. С. 487.

81. Плетнев А.П. Из воспоминаний Ф.И. Тютчев. Стихотворения. Письма. Воспоминания современников. С 351.

82. Полное собрание законов Российской империи. T.XI. Отд.1. 1865. СПб., 1867.41920. С. 402.

83. Полонский Я.П. Полн. собр. соч. В 5 т, Т 3. СПб, 1896. С. 143-144.

84. Полонский Я.П. Стихотворения. Л., 1954. С. 259.

85. Посадский Я. Из местных литературных воспоминаний // Литературный сборник «Волжского вестника». Казань, 1898. С. 393.

86. Потанин Г. Воспоминания о Некрасове С. 47.

87. Пушкин А.С. Письма к брату Льву и Плетневу /Русская старина 1879, №10. С. 313.

88. Пушкин А.С. Соч. В 5 т, Т 1. С. 253.

89. Пушкин А.С. Полн. собр. соч. М., 1949. Т. 16. С. 393.

90. РГАЛИ. Ф. 1571. On. 1. Ед. хр. 2521. Опубл.: Неизданный Гоголь /Издание подготовил И.А. Виноградов. М: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. С. 65-66, 68, 54, 69,61,76.95. РГИА Ф 772 On 1 № Л 12.

91. Розанов В.В. Литературные изгнанники. Т. 1. СПб., 1913. С. 522. Никольский Б. В. Указ. соч. С. 217.

92. Розанов В. В. Указ. соч. С. 242.

93. Рудаков В.Е. Последние дни цензуры в Министерстве народного просвещения // Исторический вестник 1911, №8. С. 521.

94. Русская беседа. 1858. №2. Смесь. С. 187-188.

95. Русская эпиграмма XVIII-XIX в.в. М., 1988. С. 109.

96. Русский архив 1897 Л 10 С 287-291, Аксаков И.С. Письма к родным 1849-1856. М., 1994. С. 239.

97. Русское общество 40-50-х годов XIX в Ч. 1 Записки А.И. Кошелева. М., 1991. С. 97.103. Русское слово. 1865. Х-7.

98. Семевский М.И. Знакомые. СПб, 1888. С. 129.

99. Семенов-Тян-Шанский П. П. Мемуары. Т. 1. Пг., 1917. С. 127.

100. Семенов-Тян-Шанский П. П. Указ. соч. С. 195.

101. Скабичевский A.M. История новейшей русской литературы 18481892.2-е изд. СПб., 1893. С. 310.

102. Скабичевский A.M. Очерки истории русской цензуры. СПб, 1892. С. 184.

103. Скатов Н. Некрасов. М., 1994. С. 201.

104. Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 1991. С. 19.

105. Сочинения графа П.И. Капниста. С CXVIII

106. Старина и новизна. Кн 19, 1915. С. 203.

107. Страхов Н.Н. Борьба с Западом в нашей литературе. СПб., 1896. Кн. 3. С.191.

108. Страхов Н.Н. Воспоминания о Ф.М. Достоевском // Ф.М. Достоевский в воспоминаниях современников. Т. 1. М., 1990. С. 447.

109. Страхов Н.Н. Воспоминания о Ф. М. Достоевском. С. 386.

110. Страхов Н.Н. Литературная критика. М., 1984. С. 45.

111. Страхов Н.Н. О методе естественных наук. СПб., 1865. С. 77.

112. Султанов К.В. Концепция культурно-исторических типов Н. Дани левского и современная западная философия истории // Ученые записки. Кафедра общ. наук вузов Ленинграда. Философия. Л., 1972. Вып. 13. С. 182.

113. Сухомлинов М.И. Исследования и статьи по русской литературе и просвещению Т 2. СПб, 1889. С. 298.

114. Твардовская В.А. Тютчев в общественной борьбе пореформенной России //Лит. Наследство. Т 97 Кн. 1. С. 160.

115. Толстой А.К. Избранное. М., 1986. С. 146-148.

116. Трубицын Н.Н. О народной поэзии в общественном и литературном обиходе первой трети XIX века.

117. Тютчев Ф.И. Письмо Э.Ф. Тютчевой от 23 июля 1854 г //Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. С. 408.

118. Тютчев Ф.И. Соч. 7-е изд. СПб, Ш2. С. 324-332.

119. Тютчев Ф.И. Стихотворения. Письма. С. 440.

120. Тютчев Ф. И. Сочинения. Т. 2. М., 1980. С. 242.

121. Усов П.С. Из моих воспоминаний "Исторический вестник 1882 Т VII С. 126.

122. Феодор (Бухарев А. М.), архимандрит>. Три письма к Н. В. Гоголю, писанные в 1848 году. СПб., 1860. С. 138-139.

123. Флоренский П.А. Сочинения. М, 1990. Т. 2. С. 374.

124. Халчинский И.К. М. Базили // Гимназия высших наук и лицей князя Безбородко. СПб., 1881. С. 329.

125. Хомяков А.С. Поли. собр. соч. Т 8. С. 146, 283-284, 347.

126. Хомяков А.С. О старом и новом Статьи и очерки М., 1988. С. 238-239.

127. Чаадаев П.Я. Статьи и письма. М., 1984. С. 46, 50.

128. Чаадаев П.Я. Сочинения. М, 1989. С. 474, 476.

129. Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. В 15 т. Т 7. М., 1939. С. 1065.

130. Чернышевский Н.Г. Летопись жизни и деятельности. М., 1953. С.14.

131. Чижевский Д. Неизвестный Гоголь // Новый журнал. (Нью-Йорк). 1951, №27. С. 140.

132. Чулков Г. Летопись. С. 174.

133. Чумиков А. Мои цензурные мытарства //Русская старина 1899, №12. С. 590.

134. Штакеншнейдер Е.А. Указ. соч. С. 401.

135. Штакеншнейдер Е.А. Дневники записки. М.,Л., 1934. С. 210.

136. Щербина Н.Ф. Избр. произведения Л., 1970. С. 279.

137. Эпиграмма и сатира (из истории литературной борьбы XIX в) Т. 1.,

138. Яковлев Б. Критик-боец: (О П.И.Лебедеве-Полянском). М., 1960.

139. HareR. Pioneers of Russian Social Thought. N. Y., 1964. P. 90.