Категория времени и ее выражение в бурятском языке тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.16, кандидат филологических наук Дамбиева, Эржена Баторовна

• Дамбиева, Эржена Баторовна
• кандидат филологических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Дамбиева, Эржена Баторовна

Введение.

Глава 1. Семантическая классификация категории времени.

1.1. Аспектуальность.

1.1.1. Лимитативность.

1.1.2. Длительность.

1.1.3. Кратность.

1.1.4. Интенсивность.

1.2. Временная локализованность.

1.2.1. Типы временной локализованное™.

1.2.2. Связь временной локализованносга с семантическими категориями.

1.3. Таксис.

1.3.1. Типы таксисных отношений.

1.3.2. Аспектуально-таксисные ситуации.

1.4. Темпоральность.

1.4.1. Актуальность/неактуальность ориентации на момент речи.

1.4.2. Абсолютное/относительное время.

1.4.3. Степень отдаленности времени действия от момента речи.

1.4.4. Аспектуально-темпоральные отношения.

Вывод по первой главе.

Глава 2. Структура функционально-семантического поля времени.

2.1. ФСП аспектуальности.

2.2. ФСП временной локализованное™.

2.3. ФСП таксиса.

2.4. ФСП темпоральности.

Вывод по второй главе.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Категория времени и ее выражение в бурятском языке»

Настоящая работа представляет собой исследование категории времени в бурятском языке. Несмотря на постоянный интерес ученых к проблемам времени и вида в монгольских языках, категория времени как таковая рассматривается лишь в ее частных составных понятиях на изолированных языковых уровнях. В нашем исследовании предлагается осветить историю данного вопроса с точки зрения анализа отдельных временных аспектов: вида, временных отношений внутри предложения, грамматической категории времени.

К истории вопроса. Категория вида в монголистике до конца не понята и мало изучена. Противоречивые, иногда взаимоисключающие, мнения сводятся, в сущности, к проблеме грамматикализации вида. Ранний этап работ в этой области связан с именами Г. Д. Санжеева, П. И. Малакшинова, Д. Д. Амоголонова. Характерной особенностью исследований является ориентация на грамматическую категорию вида в русском языке, что проявляется в постулировании наличия в бурятском языке совершенного и несовершенного видов. Возможно, это связано со слабой развитостью в этот период самой аспектологической мысли, обращенной лишь к славянским видам, где, как известно, распространена бинарная привативная оппозиция. Отметим, что на возможность грамматикализации той или иной категории повлияли общие взгляды в языкознании того времени, в частности теория Р. О. Якобсона о корреляции, где учитывается лишь её частный вариант - привативная оппозиция.*

Исследователи второго периода (Б. X. Тодаева, Ц. Б. Цыдендамбаев, Д. А. Алексеев, Г. Д. Санжеев, М. Д. Онджанова) обнаруживают в монгольских языках множество явлений, которые можно отнести к зоне смыслов "протекания и распределения глагольного действия во времени" (по определению A. M. Пешковского). По мысли Б. X. Тодаевой, показателями категории вида являются вспомогательные глаголы. Также она говорит о наличии в монгольском языке видов, образованных синтетическим способом (ритмичность, повторяемость, интенсивность передаются соответствующими аффиксами =лз, =л, =ч) (Тодаева, 1951, 120). На аналитический способ образования категории вида, где особо значимыми являются вспомогательные глаголы, в калмыцком языке указывает и М. Д. Онджанова (Онджанова, 1969). Ц. Б. Цыдендамбаев выделяет в бурятском языке шесть видов: внезапный (=ша), мгновенный (=рхи), многократный ( л), учащательный (=сагаа), уменьшительно-ласкательный (=хида), ограничительный (=д гэ=) (Цыдендамбаев, 1979, 121-124). По Г. Д. Санжееву, в бурятском языке существует общий вид, "от основы которого посредством особых суффиксов образуются прочие, специальные видовые основы" (Грамматика бурятского языка, 1962, 188). Д. А. Алексеев определяет виды, образованные морфологически (прерывисто-кратный вид, вид неполного действия, окончательный вид) и аналитические виды (неокончательный вид, начинательный вид, образованный с помощью соединительного деепричастия на =жа и спрягаемой формой глаголов, длительный вид, образованный редупликацией основ или деепричастных форм одного глагола) (Алексеев, 1969,61-63).

Следующий этап в осмыслении категории вида связан с именем Ц,

Ж. Ц. Цыдыпова. Принципиально новой в его исследованиях является попытка разграничения вида как грамматической категории от способов действия. Исходя из мысли о тенденции развития языков от синтетических к аналитическим, он считает категориальными лишь конструкции, состоящие из видовых причастий и деепричастий и вспомогательного глагола байВ связи с этим исследователь говорит о наличии в бурятском языке законченного, продолженного, многократного и потенциального видов. Все остальные формы,

См. об этом: Бондарко А. В. Теория инвариантности Р. О. Якобсона и вопрос об общих значениях граммативыражающие аспектуальные значения, он относит к разнообразным видовым классам и подклассам.

Вместе с тем необходимо отметить задействованные в его работе (Цыдыпов, 1972) элементы функционального подхода к исследуемым явлениям, что, несомненно, является новаторством для того времени. Так, Ц.-Ж. Ц. Цыдыпов впервые вводит понятие аспектуальности, вкладывая в него гораздо более широкое значение, чем категориальное. В соответствии с этим он выделяет центральные и периферийные компоненты аспектуальности, причем центром он считает грамматикализованый в виде аналитических конструкций вид; также важным для него становится понятие среды, в связи с чем он выделяет целую главу "Влияние семантической среды на глагольный вид" (175183).

Таким образом, в обозначенных работах прослеживается тенденция совмещать признание всего многообразия аспектуальных значений в монгольских языках с поиском более или менее общего знаменателя в виде определенной формы, способной соответствовать критериям грамматичности категории, сформулированным в общем языкознании.

К наиболее интересным работам последних лет в плане интерпретации грамматической категории вида в монгольских языках относятся исследования Г. С. Дугаровой и В. М. Егодуровой. Г. С. Дугарова на основании концепции глагольного вида датского ученого К. Бахе моделирует наиболее видовый, на взгляд исследователя, язык - русский, причем методами анализа выведенного метаязыка являются оппозиции. В. М. Его дурова утверждает, что "семантическим стержнем категории вида бурятских глаголов является выражение завершенности/незавершенности и многократности действия" (Егодурова, 1995, 84). Особенностью указанной работы является апеллирование автора к интенсивно развивающимся положениям аспектологии в общем ческих форм // Вопросы языкознания, 1996, №4, с. 5-17. языкознании, в частности различение центральных и периферийных компонентов, несущих видовое значение (там же, 82).

Временные отношения между действиями в предложении, строго говоря, в монгольских языках отдельно не рассматривались. Работы, касающиеся этой темы, можно разделить на два типа:

1) исследования деепричастий монгольских языков;

2) исследования структур полипредикативных предложений в монгольских языках.

В силу большей специализированное™ деепричастий в плане выражения одновременности/разновременности степень их изученности в этом отношении более высокая по сравнению с причастиями; исследования причастных форм ведутся в плане изучения грамматической категории времени. Одними из первых исследователей монгольских деепричастий являются Я. Шмидт, О. Ковалевский, А. Бобровников, А. Попов, А. Кастрен. В работах ученых преимущественно регистрируются деепричастные формы монгольских языков, причём изначально говорится о временных значениях данных форм. Так, Я. Шмидт выясняет наличие формы на =аад, называя её деепричастием прошедшего времени, деепричастия на =жа, // он называет формами настоящего времени (Шмидт, 1832, 66-67). А. А. Бобровников впервые называет деепричастия разделительным (=аад), соединительным (=жа) и слитным (=н), отметив наличие и других деепричастных форм. Первым крупным исследованием, посвященным указанным формам, является монография Д. Д. Амоголонова "Деепричастие в бурят-монгольском языке" (1948).

Принцип классификации деепричастий в монголистике касается сферы их функционирования и отражает тем самым семантику времени (имеются в виду таксисные отношения). А. А. Бобровников выделил в одну группу разделительное, соединительное и слитное деепричастия, мотивируя данное деление близостью грамматических значений указанных форм. В частности, он пишет: ".первые три деепричастия назначены для близкого или далекого соотношения действий, современно или несовременно совершающихся, но не находящихся в прямой непосредственной зависимости друг от друга" (1849, 305-306).

Этот принцип классификации действует и в более поздних исследованиях, приобретя несколько модифицированный вид. Так, Г. Д. Санжеев считает, что выделенная А. А. Бобровниковым группа деепричастий ("сопутствующая") обозначает "действия, которые сопровождают основные действия, либо будучи в той или иной степени параллельными с ними, либо с какой-нибудь стороны определяя и уточняя их" (Грамматика бурятского языка, 1962, 280). Аналогичная мотивация присутствует и в "Грамматике калмыцкого языка" (1983, 249-250). Ряд исследователей деепричастий монгольских языков опровергают данный принцип, указывая на способность каждой деепричастной формы выражать таксисные отношения как зависимого характера (Цыдыпов, 1972, 44), так и действия "вполне самостоятельные и независимые" (на основании способности иметь собственный субъект действия) (Орловская, 1980,

5).

В сущности, последний момент является одним из основных в спорах вокруг полипредикативных конструкций с деепричастием в качестве зависимого предиката. Исследованиям в данной области посвящены работы как первых ученых-монголистов (Я. Шмидт, А. Бобровников, А. А. Бобровников, А. Орлов, В. Котвич, Г. Ц. Цыбиков), так и крупных бурятоведов середины нашего столетия (Г. Д. Санжеев, Т. А. Бертагаев, Д. А. Алексеев, Д. Д. Амоголонов). Из более поздних работ следует отметить исследования Ц.-Ж.Ц. Цыдыпова, У.-Ж. Ш. Дондокова, Д.-Н. Д. Доржиева, JI. Д. Шагдарова. В калмыцком языкознании данной проблемой занимались И. К. Илишкин, Г. Ц. Пюрбеев. Одними из последних работ являются исследования новосибирской школы синтаксистов (М. И. Черемисина, Е. К. Скрибник), достаточно подробно рассматривающих многообразие структур бурятских предложений, диссертация

Д. Ц. Жаповой "Сопоставительно-типологическое исследование сложноподчинённых предложений бурятского и русского языков".

Исследования в монгольских языках сложноподчиненных предложений носили достаточно полярный характер. Так, Г. Д. Санжеев вслед за Я. Шмидтом^ отметившим, что "в монгольских языках не достаёт союзов" (1832), утверждает: ".наличие развернутых членов в монгольском языке устраняет надобность в различного рода придаточных предложениях, обособлениях и т.д., которые в этом языке отсутствуют" (1934, 65). Другие исследователи относят деепричастные и причастные обороты к придаточным предложениям. Д. А. Алексеев отмечает, что "многие деепричастные и причастные обороты вполне отвечают требованиям придаточных предложений", имея в виду наличие логического субъекта в родительном падеже (1947, 111). Д. Д. Амоголонов, учитывая "относительную логическую самостоятельность" оборотов с субъектом, оформленным генитивом и аккузативом, относит их "к нечто промежуточному между членом простого предложения и развитым придаточным предложением с личным глаголом в сказуемом" (1948, 103-104).

Одним из первых исследователей, обосновавших положения о сложноподчиненных предложениях, причастных и деепричастных оборотах с установлением четкой границы между ними, является Т. А. Бертагаев. Он выделяет различные связующие средства между частями сложноподчиненного предложения. Г. Ц. Пюрбеев выделяет и бессоюзное предложение сочинительного и подчинительного типов. Этому делению следует и Д. Ц. Жапова в своём диссертационном исследовании.

Однако общей особенностью работ в области полипредикации монгольских языков является структурно-семантический подход, поэтому временное значение изначально рассматривается в рамках описываемых структур. Иными словами, таксисные отношения в монголоведении изучались лишь в области исследования функций деепричастий и структуры полипредикативных конструкций, то есть на изолированных языковых уровнях.

Изучение грамматической категории времени как в ранних монгольских грамматиках (Я. Шмидт, А. Попов, А. Бобровников), так и в более поздних исследованиях (Б. Ринчен, Д. Д. Амоголонов, 3. В. Шевернина, В. М. Егодурова) неизменно сопрягается с видовыми значениями глаголов. В монгольском языкознании категория времени специальному анализу не подвергалась. Анализ ведется лишь при рассмотрении изъявительного наклонения глагола и причастных форм (Грамматика бурятского языка, 1962, 247-279; Грамматика калмыцкого языка, 1983, 205-248). Ц.-Ж. Ц. Цыдыпов рассматривает временные формы в рамках исследования аналитических конструкций (Цыдыпов, 1972, 183-200), Ц. Б. Цыдендамбаев анализирует категорию времени как представленную синтетическим и аналитическим способами (Цыдендамбаев, 1979, 127-134). В диссертации, посвященной временам в современном монгольском языке, 3. В. Шевернина исследует синтетические и аналитические формы времени (Шевернина, 1960).

Категория времени рассматривается также при изучении монгольских причастных форм (Цэдэндамба, 1972; Дамбинова, 1983; Санданова, 1993). Достоинством работ, несомненно, является обращение исследователей не только к категориальному значению исследуемой формы, но и к специфике контекста, под которым подразумевается как лексическое окружение, так и речевая ситуация. Так, В. Д. Дамбинова оперирует понятием микрополя, включающего элементы фона и спецификатора (1983, 11). В то же время в указанных работах подход изначально определяется как "от формы к содержанию", поэтому время преимущественно анализируется как грамматическая категория.

Таким образом, в исследованиях монгольских языков временные значения анализируются в отдельных аспектах, время как широкая семантическая, в определенной степени философская категория не является объектом специального изучения.

Актуальность темы настоящего исследования обусловлена указанными выше обстоятельствами и развивающимися в общем языкознании направлениями, оперирующими единствами, которые имеют функциональную основу и выходят за пределы системного видения языка. Изучение категории времени в таком аспекте позволяет использовать данные уже существующих исследований в этой области и выявить более частные временные категории, закономерности взаимосвязей между ними, обусловленные спецификой бурятского языка. Традиционное "уровневое" описание языка связано с определенными ограничениями внешнего и внутреннего порядка. Внешнее ограничение для монгольских языков определяется существовавшей много лет традицией "европеизировать" систему языка, что зачастую приводит лишь к отрицательным последствиям (напр., в ряде исследований аспектологического характера). Внутреннее ограничение сводится, как это видно из приведенной истории вопроса, к анализу значений в пределах отдельных грамматических категорий, классов, разрядов.

В основе же теории функциональной грамматики, представленной именами А. В. Бондарко, М. А. Шелякина , В. С. Храковского, Е. Е. Корди, Е. И. Беляевой и др., зафиксировано направление от общего к частному, где общее мыслится как универсальное и семантическое, а частное - как его языковая категоризация и конкретизация. Данная теория развивает теории понятийных категорий А. А. Потебни, А. А. Шахматова, И. И. Мещанинова и связана с принципом естественной классификации JI. В. Щербы, В. М. Жирмунского, В. Г. Адмони. Связь между семантикой и формой представлена в виде функции. По определению, "функция языковой единицы - это свойственная ей в языковой системе способность к выполнению определенного назначения и к соответствующему функционированию в речи (Теория функциональной грамматики*, 1987, 8). Далее - ТФГ.

Функционирование языковых единиц рассматривается во взаимодействии с элементами среды, как внутриязыковой, так и внеязыковой. В первой разновидность среды связана с системой языка, носит парадигматический характер, т.е. это окружение языковой единицы в парадигме языка. Второй разновидностью является речевая среда (контекст и речевая ситуация), включающая внеязыковые факторы и их отражение в сознании говорящего и слушающего. Здесь можно зафиксировать точки соприкосновения с понятием дискурса Т. А. ван Дейка (1993), исследованиями социолингвистических факторов (Швейцер, 1976, 69-86), разрабатываемой в течение последних десятилетий теории референции (Падучева, 1985). Функциональная грамматика является лишь одним из направлений в теориях, представляющих общую функциональную модель языка (см. также концепции В. Г. Гака, А. Мартине, С. Дика). В то же время это не обособленная и изолированная дисциплина, поскольку она пересекается с грамматической типологией, сопоставительной грамматикой (см. в частности работы В. Н. Ярцевой ), психолингвистикой, прикладной лингвистикой (теорией референции), прагмалингвистикой (известной нам по исследованиям зарубежного ученого Т. А. ван Дейка).

Особенностью грамматики рассматриваемого типа является комплексный и интегрирующий подход, при котором анализ направлен на изучение взаимодействия языковых средств разных уровней на функциональной основе. Семантические категории, являющиеся предметом анализа функциональной грамматики, носят предельно универсальный характер и дифференцируются в зависимости от своих особенностей. Так, категория времени представлена через более узкие категории аспектуальности, временной локализованное™, таксиса и темпоральности, которые отражают соответственно внутреннее время действия, соотношение внутреннего и внешнего времен, соотношение действий во времени и внешнее время.

Системным основанием для анализа функций разноуровневых языковых элементов является понятие функционально-семантического поля (далее

ФСП). По определению, это "базирующаяся на определенной семантической категории группировка грамматических и "строевых" лексических единиц, а также различных комбинированных (лексико-синтаксических и т.п.) средств данного языка, взаимодействующих на основе общности их семантических функций" (ТФГ, 1987, 11). Данная группировка имеет определенную иерархию, обусловленную степенью выраженности категориального значения в той или иной форме. В соответствии с этим ФСП состоит из ядра и периферии, характеризующейся пересечениями с другими полями. Зоны пересечений фиксируются в ходе анализа постоянно, потому что именно в них находит свое выражение сопряженность в одной форме множества значений, позволяющая судить об особенностях того или иного языка. По мнению В. Н. Ярцевой, "гамма подобных созначений неодинакова в языках, и, что важнее, в разных языках на первый план могут выдвигаться различные частные созначения" (1975, 13).

Принципиальным здесь является также указание на доминирование подхода "от семантики" и последующий синтез этого направления с подходом "от формы". Только лишь при учете обоих методов возможен полноценный анализ. В традиционной грамматике ведущая роль отведена подходу "от формы", и, опираясь на нее, она изучает значения и функции данной формы, т.е. функциональный элемент здесь выполняет подчинительную роль. Вместе с тем лишь на базе уже исследованных формальных категорий возможно выйти за пределы уровневых средств и рассмотреть их комплексно. Кроме того, взаимосвязь двух подходов в функциональной грамматике осознается и в том, что исследуемая семантика всегда имеет некий грамматический потенциал.

Итак, основной целью работы является исследование категории времени бурятского языка в функциональном аспекте. Для достижения данной цели был проведен анализ как чисто исследовательского характера (в плане изучения категорий и средств бурятского языка, фрагментарного сопоставления с другими языками), так и теоретического (в плане уточнения основных положений функциональной грамматики).

Для достижения обозначенной цели необходимо решить следующие задачи:

• выявить составные понятия категории времени бурятского языка, в том числе и категории бурятской аспектуальности, в связи с чем необходимо провести работу статистического характера;

• дифференцировать данные понятия, исходя из особенностей их конкретного языкового воплощения;

• провести анализ межкатегориального взаимодействия в соответствии с принципом полисистемности категории времени;

• определить частные структуры ФСП времени;

• проанализировать специфику "полевого" строения как частных структур, так и общего ФСП.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые в монголоведении осуществлено специальное исследование, посвященное описанию времени как семантической категории, и проанализированы средства разных уровней языка. В рамках описания времени заявлена также проблема существования в бурятском языке категории временной локализованное™, характеризующейся определенной степенью грамматикализации. Кроме того, функционирование языковых единиц впервые исследуется на уровне категориальной ситуации (типовой содержательной структуры). Здесь также впервые приводятся статистические данные о степени регулярности употребления наиболее спорных аспектуальных форм в публицистических и художественных произведениях последних лет.

Теоретическая значимость работы состоит в том, что она является первым опытом исследования монгольских языков в рамках функциональной грамматики. О необходимости подобных исследований заявляли как сами теоретики функциональной грамматики (ср.: "особое значение приобретает необходимость проверки выдвигаемых положений на материале языков разных типов" (ТФГ, 1987, 320)), так и ученые -монголисты ("структурное описание должно быть дополнено описанием функционально-семантическим" (Скрибник, 1988 ).

Практическая ценность исследования заключается в том, что оно представит интерес для научных сотрудников, педагогов, студентов- филологов в плане изучения категории времени бурятского языка и основных положений функциональной грамматики на материале конкретного языка. Материалы и выводы могут быть использованы также при дальнейших исследованиях заявленных категорий, в преподавании бурятского языка в высшей и средней школе, а также в рамках специальных курсов, посвященных новым направлениям в лингвистике.

Объектом исследования является время как одно из наиболее универсальных понятий. Предмет исследования - семантическая категория времени, находящая свое отражение в конкретном языковом воплощении.

Методы исследования. В работе над диссертацией использованы такие методы лингвистического анализа, как описание, интегрирование, сравнение, обобщение.

Материалом исследования послужили публицистические и художественные произведения бурятских писателей, данные опроса информантов, а также работы лингвистов по теории функциональной грамматики, исследования в области морфологии и синтаксиса монгольских языков. В качестве иллюстративного материала представлены две таблицы, в связи с чем хотелось бы отметить теоретические исследования в области функциональной стилистики бурятского языка Л. Д. Шагдарова, послужившие основой для работы над материалом.

Апробация работы. Основные положения диссертации докладывались на научно-практической конференции ВСГАКИ 1995 г., межрегиональной научно-практической конференции "Язык. Образование. Культура." 22-24 апреля 1999 г., межрегиональной конференции, посвященной 80-летию Ц.-Ж. Ц. Цыдыпова. По теме диссертации опубликованы две работы, в производстве находятся две научные статьи.

В соответствии с поставленной целью и задачами диссертация имеет следующую структуру: состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и приложения.

Заключение диссертации по теме «Монгольские языки», Дамбиева, Эржена Баторовна

Основные выводы нашей работы могут быть сформулированы следующим образом:

1. Предложенная схема анализа позволяет определить причину наиболее спорных вопросов монголистики и дать возможные варианты их разрешения.

2. Категория времени бурятского языка имеет как специфические средства выражения, свойственные монгольским языкам, так и универсальные, свойственные многим языкам.

3. Последующие исследования в данной области необходимы как в плане углубленного изучения категории времени с привлечением новых достижений функциональной грамматики, так и в плане интерпретации других категорий.

Заметим, что наше исследование не претендует на полноту охвата языкового материала и носит во многом поисковый характер. Будущие возможные исследования в этой области видятся нами в следующих направлениях:

1. Дальнейшее исследование категории времени бурятского языка, связанное с регистрацией как можно большего количества языковых средств и осмыслением новых временных аспектов (заметим, что в последние годы в функциональной грамматике разработано понятие временной последовательности, выходящее на уровень осмысления во временном отношении целых текстовых единиц).

2. Необходимы также подробные исследования временных категорий монгольских языков с целью осознания различительных особенностей как на уровне дифференциации временных категорий, так и в наполнении структуры полей.

3. Не менее актуальными и интересными могут оказаться исследования в этом плане других семантических категорий бурятского языка.

Таким образом, настоящее исследование позволяет, во-первых, представить категорию времени бурятского языка в разных её аспектах и рассмотреть под этим углом зрения средства её выражения, принадлежащие к разным уровням языка; во-вторых, осознать универсальность данной категории и специфичность, неповторимость каждого конкретного языка.

159

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Как известно, наиболее сложным вопросом в монголистике остается вопрос о категории вида и видо-временных отношениях. Анализ вида через понятие аспектуальности содержит направление "от семантики к форме" и позволяет тем самым наметить обратную тенденцию - рассмотрение на ином уровне аспектуальных значений языка и определенную возможность их грамматикализации с учетом распределения элементов структуры поля. Подобная возможность не исключена тем более, что описание семантических типов позволяет глубже осознать суть наиболее "структурообразующих" понятий, в частности понятия предела. В ходе анализа мы пришли к выводу, что для многих монгольских языков данное понятие приобретает несколько внешний характер, что связано с актуализированностью предела преимущественно в сфере функционирования глагольных форм, наличием деепричастий на =тар и =хаяа. Указанный факт позволяет определить и видо-временные отношения в монгольских языках. Если не смешивать понятия предела и момента речи, то совершенно отчетливо можно осознать, что аспектуальность и темпоральность являются составными, не накладывающимися друг на друга понятиями времени (они отражают соответственно внутреннее время и внешнее время действий). В пользу этой мысли говорят и данные исследований в общем языкознании. Так, отмечено, что история развития темпорально-аспектологической (видо-временной) систем может быть сведена к трем типам:

1. Первоначально независимое развитие систем темпоральности и аспектуальности с их последующим взаимодействием (например, в славянских языках).

2. Первичность аспектологической системы и развитие на базе её средств выражения системы временных отношений (например, в китайском, иберийско-кавказском языках).

3. Первичность временной системы и развитие на базе ее средств выражения системы аспектологической (в тюркских языках).

В то же время ни один путь развития нельзя считать универсальным, поскольку во всех случаях "видовое и временное значения сосуществуют в глагольных формах, сохраняя определенную самостоятельность и специфику, никогда не переходя одно в другое" (Дешериева, 1996, 224-28). Все это дает основание утверждать, что уточнение терминов с помощью описания типов временной семантики позволяет правильно распределить их по разным временным полям и тем самым разграничить разные временные категории.

Проблема причастия =даг также связана со спорами о видо-временных значениях форм. Разрешение данной проблемы видится нам в результате ввода новой категории - временной локализованное™. Причастие =даг, как мы выяснили в ходе исследования, не может быть отнесено как наиболее специализированное средство ни с полю аспектуальности, ни к темпоральному полю. Уникальность данной формы состоит в ее способности наиболее базисно участвовать в степени грамматикализации категории временной локализованное™.

Факты, подобные этому, уже отмечены в мировой лингвистике. Так, категориальное значение английских прогрессивных форм включает признак конкретной локализованное™ во времени (Мэрченд, 1962, 359). Вместе с тем именно монгольское причастие =даг наиболее полно демонстрирует суть семантики категории временной локализованное™ как особого типа соотношения внутреннего и внешнего времён. Внутренне время связано с изначально заложенным в нем значением многократного действия, внешнее - со способностью выражать расширенное настоящее время. Именно это соотношение и реализуется в категории временной локализованное™.

Реализация в семантических категориях бурятского языка широкого понятия времени неизменно ведет к осознанию наиболее специфического и универсального его проявлений. К примеру, соотношение действий во времени демонстрирует общность семантических типов одновременности, разновременности, недифференцированно-временных отношений, поскольку в любом языке отражается способность человека располагать действия во времени и характеризовать их с той или иной стороны.

Формы проявления отчетливо демонстрируют специфические черты. В категории таксиса это происходит в силу его синтаксичности (как известно, с точки зрения системы это высший ярус языка, и именно здесь фиксируются его отличительные особенности). В ходе исследования мы не раз подчеркивали мысль о том, что бурятский язык, как и все монгольские языки, представляет один из ослабленных вариантов "деепричастных" языков. Речь идет о многообразии деепричастных форм в языке и способности инфинитных форм иметь собственный субъект действия. В то же время мы выяснили, что между двумя центрами поля улавливается односторонняя связь, заключающая в себе тенденцию к образованию структур аналитического типа. Это проявляется, во-первых, в грамматикализации деепричастных форм глаголов гэхэ, байха, болохо, иигэхэ, тиигэхэ; во-вторых, в тенденции "перерастания" некоторых зависимых предикативных единиц в придаточное предложение (см. об этом: исследования Т. А. Бертагаева). Все это позволяет наметить некую направленность в развитии монгольских языков, которую можно условно (в таксисном отношении) назвать "от деепричастности к аналитичности".

В пользу данного вывода приведем мысль В. М. Наделяева о том, что ". грамматикализация, представляя собой частный случай, конкретное проявление грамматического обобщения, свойственного мышлению человека, является длительным процессом формального переосмысления однотипных по структуре синтаксических и лексикализованных единиц с итоговым преобразованием их в грамматикализованные единицы .; грамматикализация играет существенную роль в формировании грамматического строя монгольского языка, как, впрочем, и любого другого" (1985, 50).

Категория бурятской темпоральности располагает базисными языковыми средствами, характерными для многих языков (оппозитивными рядами форм времени). Однако к числу специализированных средств монгольских языков относятся не только глаголы в изъявительном наклонении, но и причастные формы. Поэтому система времен в языке предстает достаточно сложной, многоступенчатой. В этом отношении монгольские языки напоминают тюркские и индоевропейские языки. Ср.: "Турецкий язык, как и узбекский, представляет картину сложной и развитой глагольной системы, напоминающей богатством оттенков систему английского или французского глагола" (Жирмунский, 1976, 206).

В формальном плане также есть элементы сходства, а именно -"использование предикативных причастий и вспомогательных глаголов" (там же). Вывод, сделанный В. М. Жирмунским, представляется нам более чем справедливым: ". такой далекий параллелизм указывает на общую закономерность процесса, обусловленную одинаковыми путями развития мышления общественного человека, конкретно выраженного в развитии языка" (там же, 209).

Проведенное исследование представляет собой первую в монголоведении попытку изучения категории времени в рамках функциональной грамматики. В процессе работы нами были дифференцированы частные составляющие категории времени в соответствии с различными признаками, актуальными для бурятского языка; проанализированы структуры ФСП времени; охарактеризованы особенности межкатегориального взаимодействия.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Дамбиева, Эржена Баторовна, 1999 год

1. Адмони В. Г. Основы теории грамматики. М.; Л., 1964.

2. Акимова Т. Г., Козинцева Н. А. К определению значения зависимого таксиса в русском языке: (на материале конструкций с деепричастиями) // Учен. Зап. Тартусского гос. ун-та. 1985, вып. 719. с. 44-61.

3. Алексеев Д. А. К вопросу о синтаксисе сложного предложения // Записки Б.-М. НИИК. Улан-Удэ, 1947, вып. 7. с. 110-124.

4. Алексеев Д. А. Деепричастия в простом предложении в бурятском языке // Вестник ЛГУ. 1963, № 20, вып. 4. с. 96-106.

5. Алексеев Д. А. Причастие прошедшего времени и его функции в бурятском языке. Вестник ЛГУ. 1967, № 8, с. 132-139.

6. Алексеев Д. А. Категория вида в бурятском языке // К изучению бурятского языка. Труды БИОН. Улан-Удэ, 1969, вып. 6. с. 60-66.

7. Алексеев Д. А. Функции причастия будущего времени в бурятском языке // Вопросы филологии стран Азии и Африки. Л., 1971, вып.1.- с. 39-45.

8. Алпатов В. М. О способах построения функциональной грамматики // Проблемы функциональной грамматики. М., 1985. с. 49-55.

9. Амоголонов Д. Д. Деепричастие в бурят-монгольском языке. Улан-Удэ, 1948.

10. Амоголонов Д. Д. Современный бурятский язык. Учебник для вузов. Улан-Удэ, 1958.

11. Аналитические средства связи в полипредикативных конструкциях. Сб. научных трудов. Новосибирск, 1980.

12. Апресян Ю. Д. Перформативы в грамматике и в словаре // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1986, т. 45, №3. с. 208-223.

13. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. М., 1976.

14. Аспекты семантических исследований. М., 1980.

15. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М., 1969.

16. Белошапкова В. А. Сложное предложение в современном русском языке. М., 1967.

17. Белошапкова В. А. Современный русский язык: Синтаксис. М., 1977.

18. Бернштейн С. И. Основные вопросы синтаксиса в освещении Л. Л. Шахматова // Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук. ПГР, 1922, Т. XXV. с. 208-233.

19. Бертагаев Т. А. К исследованию сложноподчинённых предложений в бурят-монгольском языке // Записки Б.-М. НИИК. Улан-Удэ, 1947, вып. 7.-е. 97-109.

20. Бертагаев Т. А. Сборник статей. Улан-Удэ, 1948.

21. Бертагаев Т. А. Сложноподчинённые предложения с несколькими придаточными и смешанные предложения // Записки БМ НИИКЭ. Улан-Удэ,1950, вып. 10. с. 125-134.

22. Бертагаев Т. А. К проблеме сложных предложений (на материале монгольских языков) // Вопросы языкознания. 1953, №4. с. 43-59.

23. Бертагаев Т. А. Субъект и подлежащее // Вопросы языкознания. 1958, №5. с. 65-69.

24. Бертагаев Т. А. О морфологическом строе бурятского языка. М., 1961.

25. Бертагаев Т. А., Цыдендамбаев Ц. Б. Грамматика бурятского языка. Синтаксис. М., 1962.

26. Бертагаев Т. А. Синтаксис современного монгольского языка в сравнительном освещении: Простое предложение. М., 1964.

27. Блауберг И. В., Садовский В. Н., Юдин Б. Г. Философский принцип системности и системный подход // Вопросы философии. М., 1978, №8. с. 3952.

28. Бобровников А. Грамматика монгольского языка. СПб., 1835.

29. Бобровников А. А. Грамматика монгольско-калмыцкого языка. Казань, 1849.

30. Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. М., 1963.

31. Болсохоева А. Д. К изучению русских видо-временных форм в бурятской школе // Вопросы преподавания русского языка в условиях русско-бурятского двуязычия. Иркутск, 1981. с. 134-150.

32. Бондарко А. В. Грамматическая категория и контекст. Д., 1971.

33. Бондарко А. В. Вид и время русского глагола: (значение и употребление). М., 1971.

34. Бондарко А. В. Теория морфологических категории. Д., 1976.

35. Бондарко А. В. О структуре грамматических категорий // Вопросы языкознания. 1981, № 6. с. 17-25.

36. Бондарко А. В. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Д., 1983.

37. Бондарко А. В. Функциональная грамматика. Д., 1984.

38. Бондарко А В. О грамматике функционально-семантических полей // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 19846, Т. 43, № 6. с. 492-503.

39. Бондарко А. В. Временной порядок и другие компоненты аспектуально-темпорального комплекса // Взаимодействие грамматических категорий в языке и речи. Вологда, 1996. с. 11-13.

40. Веденина Л. Г. Истоки и принципы функциональной лингвистики // Функциональное направление в современном французском языкознании: Реферативный сборник, М., 1980. с. 7-41.

41. Гак В. Г. К типологии функциональных подходов к изучению языка // Проблемы функциональной грамматики. М., 1985. с. 5-15.

42. Галсан С. К проблеме временных особенностей глаголов в русском и монгольском языках // Олон улсын Монголч эрдэмтний II их хурал 1 боть. Улаан-Баатар, 1973. с. 101 - 107.

43. Галсан С. Сопоставительная грамматика русского и монгольского языков: (фонетика и морфология). Ч. I, Улан-Батор, 1975.

44. Грамматика бурятскогоо языка. Фонетика и морфология. М., 1962.

45. Грамматика калмыцкого языка. Фонетика и морфология. Элиста, 1983.

46. Дамбиева Э. Б. Функциональный аспект лингвистики и процесс обучения // Язык. Образование. Культура (материалы межрегиональной науч,-практич. конф.). Улан-Удэ, 1999.

47. Дамбиева Э. Б. Вопросы функциональной грамматики в монографии Ц.-Ж. Ц. Цыдыпова «Аналитические конструкции в бурятском языке» // сб. "Проблемы бурятской филологии на современном этапе". Улан-Удэ, 1999.

48. Дамбиева Э. Б. Категория временной локализованное™ в бурятском языке (к постановке проблемы) // Лингвокраеведческий сборник ЗабПГУ. Чита, 1999 (в печати).

49. Дамбиева Э. Б. О структуре грамматической категории вида в истории бурятской аспектологии // Вестник БГУ, Сер. Филология, Вып. 4, 1999.

50. Дамбинова В. Д. Причастие будущего во времени в современных монгольских языках в функции главных членов предложения // Вопросы грамматики и лексикологии современного калмыцкого языка. М., 1976. с. 110122.

51. Дамбинова В. Д. Причастие будущего времени в монгольских языках: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Элиста, 1983.

52. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1993.

53. Дешериева Т. И. Формализация и категоризация в разноструктурных языках//Известия РАН. Сер. Лит. яз., 1996. с. 225-233.

54. Дондуков У.-Ж. Ш. Изучение грамматического строя бурят-монгольского языка // К 35-летию института культуры. Сб. статей. - Улан-Удэ, 1958.-е. 157-177.

55. Дондуков У.-Ж. Ш., Пахутова Е. Г. Учебник бурятского языка для знающих русский язык. Улан-Удэ, 1962а.

56. Дондуков У.-Ж. Ш. О союзах и союзных словах современного бурятского литературного языка // Краткие сообщения Бурят, компл. НИИ СО АН СССР. Улан-Удэ, 19626, с. 106-116.

57. Дораева Р. П. Категория наклонения в калмыцком языке: в синтагматическом плане. Дис. канд. наук. Элиста, 1980.

58. Доржиев Д.-Н. Д. О причастных и деепричастных оборотах бурятского языка // К изучению бурятского языка. Труды БИОН, вып. 6. Улан-Удэ, 1969. с. 66-79.

59. Дугарова Г. С. Глагольный вид в современном монгольском языке. Новосибирск: Наука, 1991а.

60. Дугарова Г. С. Проблема глагольного вида в бурятском языке. // Вопросы грамматики монгольских языков. Новосибирск, 19916. с. 78-89.

61. Егодурова В. М. Типология глагола в бурятском и русском языках (на материале глаголов движения). Улан-Удэ, 1995.

62. Жапова Д. Ц. Синтетический тип связи сложноподчиненных предложений бурятского и русского языков // Сопоставительно-типологические исследования монгольских языков. Улан-Удэ, 1993. с. 77-84.

63. Жапова Д. Ц. Сопоставительно-типологическое исследование сложноподчиненных предложений бурятского и русского языков: Дис. . канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1998.

64. Жирмунский В. М. Развитие категории частей речи в тюркских языках по сравнению с индоевропейскими языками // Общее и германское языкознание. Л., 1976. с. 187-209.

65. Ивин А. А. Логические теории времени // Вопросы философии. 1969, №3,- с. 117-127,

66. Илишкин И. К. Очерки сопоставительной грамматики русского и калмыцкого языков: фонетика.Уорфология. Элиста, 1973.

67. Кастрен Н. А. Грамматика бурятского языка. СПб., 1857.

68. Касьянеико 3. К. Современный монгольский язык: Учебное пособие. Л., 1966.

69. Ковалевский О. Краткая грамматика монгольского книжного языка. Казань, 1835.

70. Котвич В. Л. Лекции по грамматике монгольского языка. СПб., 1902.

71. Котвич В. Л. Опыт грамматики калмыцкого разговорного языка. Прага, 1929.

72. Кошмидер Э. Очерк науки о видах польского глагола: Опыт синтеза //Вопросы глагольного вида. М., 1962а. с. 105-167.

73. Кошмидер Э. Турецкий глагол и славянский глагольный вид // Вопросы глагольного вида. М., 19626. с. 382-394.

74. Малакшинов П.И. Очерки по методике преподавания морфологи русского языка в бурят-монгольских школах (Сравнительная характеристика морфологии русского и бурят-монгольского языков и методические выводы). Улан-Удэ, Бурят-Монг. гос. изд-во, 1951.

75. Марков Ю. Г. Функциональный подход в современном научном познании. Новосибирск, 1982.

76. Маслов Ю. С. Глагольный вид в современном болгарском литературном языке: (Значение и употребление) // Вопросы грамматики болгарского литературного языка. М., 1959. с. 157-312.

77. Маслов Ю. С. Система основных понятий и терминов славянской аспектологии // Вопросы общего языкознания. Л., 1965. с. 53-80.

78. Маслов Ю. С. К основаниям сопоставительной аспектологии // Вопросы сопоставительной аспектологии. Л., 1978. с. 4-44.

79. Маслов Ю. С. Очерки по аспектологии. Л., 1984.

80. Мещанинов И. И. Понятийные категории в языке // Труды Военного ин-та иностр. языков. 1945, № 1. с. 5-17.

81. Мустайоки А. Возможна ли грамматика на семантической основе? // Вопросы языкознания. № 3,1997.

82. Мэрченд X. Об одном вопросе из области вида: Сравнение английской прогрессивной формы с итальянской и испанской // Вопросы глагольного вида. М., 1962. с. 355-364.

83. Наделяев В. М. Современный монгольский язык. Морфология. Новосибирск, 1988.

84. Найссер У. Познание и реальность. М., 1981.

85. Налимов В. В. Вероятностная модель языка. М., 1979.

86. Насилов Д. М. Формы выражения способов действия в алтайских языках в связи с проблемой вида // Очерки сопоставительной морфологии алтайских языков. Л.: Наука, 1978. с. 88-177.

87. Недялков В. П., Отаина Г. А. Нивхские рефлексивные глаголы и типология смысловых рефлексивов // Залоговые конструкции в разноструктурных языках. Л., 1981. с. 185-220.

88. Недялков В. П., Отаина Г. А. Результатов и континуатив в нивхском языке // Типология результативных конструкций: (результатив, статив, пассив, перфект). Л., 1983. с. 80-89.

89. Недялков В. П. Заметки по типологии начинательных конструкций // Прагматика и семантика синтаксических единиц. Калинин, 1984. с. 46-54.

90. Николаева Т. М. Теория функциональной грамматики как представление языковой данности // Вопросы языкознания. № 6, 1995.

91. Ньюмейер Ф. Дж. Спор о формализме и функционализме в лингвистике и его разрешение // Вопросы языкознания. № 2, 1996.

92. Орловская М. Н. Функции соединительного деепричастия в классическом монгольском языке // Вопросы грамматической системы монгольских языков. Элиста, 1980. с. 3-20.

93. Орловская М. Н. Язык «Алтан тобчи». М., 1984.

94. Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью: (референциальные аспекты семантики местоимений). М., 1985.

95. Паршин П. Б. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике XX века // Вопросы языкознания. № 2, 1996.

96. Петрухина Е. В. Славянский вид в контексте современной лингвистической теории // Вестник МГУ, Сер. 9, Филология. № 2, 1997.

97. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1956.

98. Поли ^предикативные конструкции и их морфологическая база (на материале сибирских и европейских языков). Новосибирск:, 1980.

99. Попов А. Грамматика калмыцкого языка. Казань, 1847.

100. Поппе Н. Грамматика бурят-монгольского языка. М.-Л., 1938.

101. Пупынин Ю. А. Функциональные аспекты грамматики русского языка: взаимосвязи грамматических категорий. Л., 1990.

102. Пюрбеев Г. Ц. Грамматика калмыцкого языка. Синтаксис сложного предложения. Элиста, 1979а.

103. Пюрбеев Г. Ц. Типы сложных предложений в монгольских языках. М., 19796.

104. Рассадин В. И. Об организации полипредикативных предложений с подчинительной связью // Полипредикативные конструкции в языках разных систем. Новосибирск, 1985.-с. 3-11.

105. Реферовская Е. А. Лингвистические исследования структуры текста. Л., 1983.

106. Реформатский А. А. Введение в языковедение. М., 1996.

107. Руднев А. Д. Лекции по грамматике монгольского письменного языка, читанные в 1903-1904 академическом году. СПб, вып. 1, 1905.

108. Сажинов Ж. С. Сопоставительная грамматика русского и бурятского языков (Морфология). Улан-Удэ, 1984.

109. Санданова М. Р. Характеристика состава и речевых функций неличных форм глагола бурятского и русского языков (на примере причастий) // Сопоставительно-типологические исследования монгольских языков. Улан-Удэ, 1993. с. 84-105.

110. Санданова М. Р. Сопоставительно-типологическое исследование неличных форм глаголов бурятского и русского языков: Дис. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1997.

111. Санжеев Г. Д. Грамматика калмыцкого языка. M.-JI., 1940а.

112. Санжеев Г. Д. Синтаксис бурят-монгольского языка. Улан-Удэ, 19406.

113. Санжеев Г. Д. Грамматика бурят-монгольского языка. M.-JI., 1941.

114. Санжеев Г. Д. Сравнительная грамматика монгольских языков: Глагол. М., 1963.

115. Серебренников Б. А. Категории времени и вида в финно-угорских языках пермской и волжской групп. М., 1960. с. 85-94.

116. Скрибник Е. К. Полипредикативные синтетические предложения в бурятском языке. Новосибирск, 1988а.

117. Скрибник Е. К. О статусе конструкций с инфинитными глагольными формами в системе полипредикативного синтаксиса (на материале бурятского языка) // Проблемы монгольского языкознания. Новосибирск, 19886. с. 85-94.

118. Солнцев В. М. Язык как системно-структурное образование. М., 1971.

119. Степанов Г. В. К проблеме языкового варьирования: Испанский язык Испании и Америки. М., 1979.

120. Сусеева Д. А. К вопросу о причастиях в калмыцком языке // Научные труды преподавателей Калмыцкого гос. пед. ин-та. Ставрополь, 1969. -с. 47-69.

121. Теория функциональной грамматики. Т. 1. Д., 1987.

122. Теория функциональной грамматики. Т. 2. JL, 1990.

123. Тодаева Б. X. Грамматика современного монгольского языка. М., 1951.

124. Философский энциклопедический словарь (ФЭС). М., 1983.

125. Фортунатов Ф. Ф. Сравнительное языковедение // Избр. труды. М., 1956. Т. 1. с. 23-197.

126. Храковский В. С. Грамматические категории и их взаимодействие // Грамматические категории и единицы: синтагматический аспект. 1997. с. 258259.

127. Храковский В. С. Типы грамматических описаний и некоторые особенности функциональной грамматики // Проблемы функциональной грамматики. М., 1985. с. 65-77.

128. Цыбиков Г. Ц. Грамматика бурят-монгольского письменного языка ( с примечаниями J1. Д. Шагдарова). Улан-Удэ, 1993.

129. Цыдендамбаев Ц. Б. Грамматические категории бурятского языка в историко-сравнительном освещении. М., 1979.

130. Цыдыпов Ц.-Ж. Ц. Аналитические конструкции в бурятском языке. Улан-Удэ, Бурят, кн. изд-во, 1972.

131. Цэдэндамба Ц. Монгольское причастие на -х- с некоторыми частицами // Синхронно-сопоставительный анализ языков разных систем. М., 1971.

132. Цэдэндамба Ц. Грамматическая характеристика причастий и их структурно-семантические особенности в современном монгольском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1972.

133. Черемисов К. М. Бурятско-русский словарь, М., Сов. энциклопедия, 1973.

134. Шагдаров Л. Д. Функционально-стилистическая дифференциация бурятского литературного языка. Улан-Удэ, Бурят, кн. иэд-во, 1974.

135. Шархуу А. О. О видовременных оттенках деепричастия на -аад в современном монгольском языке // Историко-типологические и синхронно-типологические исследования. М., 1972. с. 349-352.

136. Шархуу А. О. О союзах и союзных словах в монгольском языке (союзы, генетически восходящие к различным деепричастным формам) // учен, зап. КНИИЯЛИ. вып. XI, сер. Филология. Элиста, 1973.

137. Шахматов А. А. Синтаксис русского языка. 2-е изд. Л., 1941.

138. Швейцер А. Д. Современная социолингвистика: Теория, проблемы, методы. М., 1976.

139. Шевернина 3. В. Времена в современном монгольском литературном языке: Дис. . канд. филол. наук. М., 1960.

140. Шелякин М. А. Категория вида и способа действия: (теоретические основы). Таллин, 1983.

141. Шмидт Я. Грамматика монгольского языка. СПб., 1832.

142. Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л., 1974.

143. Якобсон Р. О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972. с. 95113.

144. Ярцева В. Н. Контрастивная грамматика. М., 1981. с. 73-86. На бурятском языке:

145. Цыдыпов Ц.-Ж. Ц. Буряад хэлэ зааха методико 4-8 кл. багшанарай хэрэглэхэ ном. -Улаан-Удэ, 1980.

146. Цыдыпов Ц.-Ж. Ц. Буряад хэлэнэй синтаксис. Улаан-Удэ, 1985.

147. Шагдаров Л. Д. Буряад хэлэн. Синтаксис. Улаан-Удэ, 1986.