Исторические парадигмы русской культуры: методологический анализ тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 24.00.01, доктор культурологии Никуличев, Юрий Владимирович

• Никуличев, Юрий Владимирович
• доктор культурологии
• 2007

Оглавление диссертации доктор культурологии Никуличев, Юрий Владимирович

Введение. Общая характеристика работы

Глава 1.

От феноменологии культуры к «понимающей культурологии»

§ 1. От «видимых» искусств к «невидимой культуре».

Русская литература, живопись и музыка XIX века

§ 2. Литературный процесс как процесс социокультурный

§ 3. Социологика культуры: онтология культурного явления и принципы его культурологического 70 истолкования

Глава 2.

Парадигмальный анализ культуры: методологическое содержание

§ 1. Школа «Анналов» в проекции научного диалога

§ 2. «Общество» и «культура»: синхронистический анализ

§ 3. Диахрония культурного процесса: к проблеме и методологии анализа

§ 4. Историко-культурная парадигма: эпистемологическое и онтологическое содержание

Глава 3.

Исторические парадигмы русской культуры

§ 1. Доимперский период

§ 2. Имперский период

§ 3. Советский период

§ 4. Современный период

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Исторические парадигмы русской культуры: методологический анализ»

Актуальность темы исследования

Если категорию «культура» отнести к той сфере, о которой сегодняшняя наука говорит как о системе общественного макроуправления (общество как самоорганизующаяся система, в которой культуре принадлежит роль одной из управляющих программ), - а ни одно из известных определений культуры не противоречило бы такому пониманию, - актуальность темы настоящей работы вырисовывается сама собой. Мы живем в стране, которая на уровне предельно общих условий своего существования - пространственных и природных ресурсов, все еще сравнительно высокого уровня развития фундаментальной науки и образованности общества, общепризнанных культурных достижений прошлого - имеет все предпосылки к тому, чтобы встать, наконец, на путь стабильного движения вперед и, как минимум, найти способы разрешения сегодняшних своих проблем и противоречий: если этого не происходит, причины, очевидно, и лежат в той сложившейся системе общественного макроуправления, к которой мы относим и культуру общества. «Не хватает культуры» - эта рацея обыденного нашего сознания на самом деле часто является совершенно точной констатацией действительного положения дел: стоит обратиться к тем или иным областям общественного воспроизводства, как подчас воочию видно, что это и в самом деле так.

И никогда сама идея культуры для сознания общества не была более актуальной, чем в наше время. В истории страны не было периода, когда о культуре думали, писали и говорили бы столь много, как сегодня, но никогда эта тема и не была отягощена столь острыми, - едва ли не антагонистическими по своим смысловым и эмоциональным доминантам - противоречиями. Что происходит в нашей культуре, - возрождение или кризис? Да, культуролог-профессионал всегда скажет, что картина сегодняшней культурной жизни страны слишком сложна и многообразна, чтобы сводить ее к одному из этих полюсов, но вопрос остается. Что означают для нашего будущего процессы, сегодня идущие в массовой культуре общества и столь очевидным образом несущие в себе прямое отрицание всего того, что мы привыкли понимать под национальной культурой, если не под культурой вообще? Достанет ли у «высокой» культуры страны ресурсов - интеллектуальных, художественных, экономических, - чтобы противостоять той стихии, что идет от громадно разросшегося «рынка культурных благ и услуг»? Как, собственно, самой «высокой» культуре перейти на основания современной экономики и при этом сохранить свою «высокость» - те свои позиции, что позволяли бы ей возвышаться над сиюминутными интересами «злобы дня» и работать в принципиально более широких горизонтах культуры? Каково культурное будущее, будущее вообще, у тех слоев общества, что силой экономических обстоятельств оказываются за пределами одновременно и «высокой» и «рыночной» культур? Каково, наконец, будущее самой страны, если обществу не удастся найти положительного разрешения всех этих вопросов?

В той общественной и профессиональной дискуссии, что идет вокруг этих проблем сегодня, сами собой выделяются две позиции, -назовем их «оптимистической» и «пессимистической» (кавычки подчеркивают крайнюю условность этого деления, ибо не может же «оптимист» не видеть тех негативных процессов, что повсеместно идут в культурной сфере общества, как и «пессимист» не станет огульно отрицать всего того положительного, что еще удержала в себе российская культура от прошлого и чем она обогатилась за последние годы). Итак, «оптимист» скажет, что наше общество до сих пор сохраняет очень высокий уровень образованности - более высокий, чем в иных из развитых стран Запада; человек в современной России имеет столько степеней свободы для своего культурного развития, сколько в стране не было за всю историю ее существования, у художника сегодня ничем не ограниченная свобода творчества, а у культуры в целом - возможность совершенно беспрепятственно развиваться в контактах и взаимодействии с любыми культурами мира; после семидесяти лет советской власти общество возвращает себе свою историческую память, восстанавливает свое подлинное культурное наследие и это, среди прочего, прямым образом отражается на судьбах десятков памятников культуры, некогда разоренных и заброшенных; после в общем-то непродолжительного периода кризиса в нашей художественной культуре мы здесь сегодня видим множество обнадеживающих тенденций и уже совершенно реальных - вплоть до получающих международное признание -достижений. Оспаривать все это «пессимист», надо полагать, не станет, -он скажет иное: что «самая читающая страна в мире», по социологическим данным, в начале XXI в. читает в два раза меньше, чем в советские времена; в ней растет поколение, в котором многие вообще не знают чтения, а культура русского языка в обществе, включая ведущие средства массовой информации, дошла до небывало низкого уровня; что в массовой культуре не то что распространяются - за считанные годы успели укорениться! - абсолютно антикультурные аттитюды и модели поведения; при всей той свободе, какую сегодня имеет художественная культура, за последние двадцать лет она породила ничтожно мало из того, что можно было бы назвать по-настоящему значительным, и об этом говорят сами же художники; восстановление одних историко-культурных памятников имеет своей параллелью потерю сотен и сотен других и что «высокая культура» сегодня - это привилегия узкого слоя населения крупных городов, преимущественно Москвы и Петербурга; за этими пределами начинается пространство, местами пораженное полным культурным вырождением: здесь закрываются библиотеки, книжные магазины и дома культуры, сокращается число школ, разрушаются все и всякие культурные устои быта, алкоголизация мужской части сельского населения приобрела исторически беспрецедентные масштабы и уже вполне реальные очертания приобретает угроза необратимой депопуляции страны.

Есть один вопрос, ответ на который по своей самоочевидности вряд ли где-нибудь окажется дискуссионным, но все же зададимся им в чисто теоретических целях: относится ли к ведению культурологии все те проблемы, которые мы здесь дали в их «пессимистическом» представлении, или там, образно говоря, откуда культура ушла, культурологу по отсутствию предмета делать уже нечего? Ответ, который мы считаем самоочевидным, понятно, таков: для культурологии все это суть наиболее важные темы, - это та сторона ее деятельности, в которой ей надлежит выполнять свои социально-критические и, как всякой научной дисциплине, общественно-практические функции.

Что общая культурная ситуация в стране во всей сумме ее противоречий есть для сегодняшней теории культуры тема самой высокой приоритетности - это одно; другой вопрос, - адекватно ли в ней отражается эта тема. Здесь, полагаем, большинство культурологов опять-таки согласится в том, что нет, не адекватно, уж очень сегодня велик разрыв между академической культурологией и общественной практикой в стране. Сегодняшнему культурному сознанию как будто даны три образа культуры: «культура», исследуемая культурологом академической ориентации, - это одно; «культура», отражаемая СМИ, - другое, а «культура», открывающаяся взгляду где-нибудь в российской глубинке, -третье и с первыми двумя по видимости совершенно никак не связанное. Так, полагаем, потому, что культурологии, одной из самых молодых дисциплин нашего нового обществоведения, пока еще недостает работающего теоретического и методологического инструментария, каких-то новых подходов к социокультурной реальности, она еще не изжила зависимости от прежних теорий культуры с их всегдашней редукционистской тенденцией, сводили ли они культуру к идее просвещения, эстетики или идеологии.

Прямой необходимостью в этой ситуации становится обращение к принципиально более широкому, чем актуальное состояние культуры, проблемному полю - к истории отечественной культуры. И, сказав это, мы тут же оказываемся перед новыми антиномиями - на сей раз противоречиями традиционного нашего понимания национальной культуры. Вот принципиальный вопрос: какой писаной историей мы располагаем для понимания той истории, которая «не писалась», а живым образом совершалась на просторах России до новейшего периода ее истории? Здесь тоже немедленно обнаруживаются свои два полюса мысли: проблема лишь в том, что мы и по сей день в основном придерживаемся одного из них и мало думаем, если вообще думаем, о другом.

Первый - это история неуклонного, век от века поступательного развития русского общества и его культуры. В этой картине свое место, разумеется, находят и отдельные регрессивные периоды или макроявления русской жизни - татаро-монгольское иго, феодальные усобицы, крепостное право, политика отдельных монархов и т.д., - но данная позиция и при этом сохраняет свой общий дух прогрессизма: в ней общество на каждой очередной стадии своего исторического движения осваивает все более передовые методы хозяйствования; заселяет все новые и новые территории до тех пор, пока государство не становится колоссальной империей; в нем все шире распространяется образование, развиваются архитектура, литература и искусства; в XIX веке оно порождает великую культуру и выходит в число если и не самых развитых, то уж во всяком случае наиболее быстро развивающихся стран мира, - и все это с соответствующим фактическим материалом, отражающим именно эту схему историко-культурного развития России.

Справедлива ли схема? По-своему да, - в пределах государственнической (изначально государственно-дворянской) философии истории, в рамках той логики, в какой Н. Карамзин в свое время создавал «Историю Государства Российского». Так ли будет выглядеть наша история и выработанная ею культура, если на них взглянуть с точки зрения «истории русского народа», как вслед работе Карамзина и оппонируя ему назвал свой труд его младший современник Н. Полевой? (Заодно вспомним и этот момент «раздвоения» нашего историко-культурного сознания, как раз с этой полемики и начавшийся). Нет, при такой перемене точки зрения мы увидим, что страна, исторически не знавшая рабства, в XVIII веке пришла к наихудшим формам крепостничества, что в районах его наибольшего распространения на несколько столетий законсервировался крайне слабый и неустойчивый тип крестьянского хозяйства с самыми примитивными формами производственной и материальной культуры и что вся «высокая культура» России, если брать ее не на индивидуальном, а на макросоциальном уровне и как систему, разом рухнула в 1917 году.

Как первая схема сочетается со второй, как прогресс в одном отношении соотносится с регрессом или многовековым застоем в другом? Понятно, что этим взаимодействием в нашей истории определялось очень многое, если не все самое главное, - то, что называется историческими судьбами страны. Ведь российский опыт, -может быть, нагляднее опыта других стран - ясно показал, что именно происходит, когда основная часть общества заведомо находится далеко за пределами той культуры, которая на данный исторический момент является господствующей или, говоря современным языком, элитарной: верхушка общества с неизбежностью обращается к инонациональной культуре, это в еще большей степени углубляет раскол между «высокой» и «низкой» культурами, цикл повторяется каждый раз со все более острыми противоречиями, пока крестьянин не начинает жечь помещичьи усадьбы - массовое явление нашей истории начала XX вв.

Итак, опять два полюса мысли, «две истории» для одной страны. Мы, конечно, воспитаны в первой и тут, что называется, ничего не поделаешь: так историю до недавних пор писали во всех странах; такой -«политической» и «событийной» - она вышла из классической, с Геродота начиная, историографии. Такой же - «политической» и «событийной» - она в основном остается и для истории русской культуры: здесь всегда в центре внимания стояло «событие», «факт», «документ» - не процесс и не общая картина того или иного времени. (Уж не говорим о том, что события, документы и факты всегда еще и проходят через интерпретацию, в результате часто оказываясь не фактами, а актами - «актами интерпретаций».)

И в этом плане сегодняшней культурологии, полагаем, предстоит решить задачу такого масштаба, какого в истории нашей мысли еще не было, - осуществить своего рода критику национального культурно-исторического опыта, выявить в нем то, на основе чего только и возможно построение теории национальной культуры. Такой теорией культурология, в отличие от философии культуры (здесь наперед для всей работы принимаем этот акцент на строгом разграничении двух дисциплин), не располагает, - сегодня можно говорить лишь о едва-едва начавшемся движении к этой цели. Проблематика, предстоящая анализу, в высшей степени сложна: история русской культуры, - возможно, даже и с международно-культурологической точки зрения - являет собой одну из наисложнейших проблем. Что есть русская национальная культура (если только не решать этот вопрос чисто паллиативным способом -через категорию «культура нации»)? В каком именно плане -онтологическом, аксиологическом, семиотическом, эстетическом, этическом - будем мы сегодня искать те регулярно повторявшиеся в нашей истории явления по формуле «с древнейших времен до наших дней», на эмпирической основе которых только и возможно построение теории? Выдержат ли положения наших прежних теорий и/или отдельных работ ту процедуру научного познания, что в сегодняшнем науковедении называется «принципом фальсификации»? - устойчивы ли они перед критикой сугубо научного, внеидеологического, характера? Наперед ясно, что в каком бы из данных выше планов мы ни искали эти регулярно повторяющиеся явления, в теорию национальной культуры способно войти лишь то, что научной «фальсификации» не поддается -то, что невозможно опровергнуть какими бы то ни было указаниями на факты противоположного по смыслу характера. Мы отнюдь не убеждены в том, что многие и многие традиционные наши представления относительно отечественной культуры выдержат такую проверку, -полагаем поэтому, что в чисто эпистемологическом плане для всего этого массива проблем культурология сегодня располагает, пожалуй, в основном лишь вопросами - не ответами.

Историк Н.И. Кареев в конце XIX века говорил о противостоянии и столкновении культур в России: «Этот своеобразный разлад - явление чисто русское, выросшее на почве русской истории: совершенно ему аналогичного на Западе мы не находим»1.

Внутренний разлад как специфическая - «чисто русская» - особенность национальной культуры! Сколько таких разладов было до XIX века, -сколько после? Бросим общий взгляд на нашу историю, - здесь все движется переворотами, столкновениями внутреннего и внешнего, острейшими противоречиями и, сказать по-русски, расколами. Вот новгородцы призывают варяжских князей, вот Русь от Византии принимает христианство, вот она противостоит татаро-монголам и вдруг из конгломерата удельных княжеств с традициями вечевой демократии

1 Кареев Н.И. Лекция о духе русской науки. Варшава, 1885. Цит. по: В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков/ Составитель Н.Г.Федоровский. 2-е изд. М.: Логос, 1997. С.338. и превращается в жестко централизованное государство, - на середину XVI века много ли общего мы найдем между московским дворянином, явившимся служить Ивану Грозному из Литвы или какого-нибудь остатка Орды, и крестьянином, который еще и Библии-то не видал, а в быту сохранял все те обычаи, которые ему, казалось бы, надлежало оставить еще во времена крещения Руси? Вот церковный раскол XVII века; Петр I, «Россию поднявший на дыбы»; вавилонское столпотворение языков в русской жизни - немецкого, голландского, польского, французского, старославянского, новорусского - период, когда немецкий был «официальным» языком начинавшейся российской науки и книг на нем в империи печаталось в несколько раз больше, чем на русском (и время, когда ученик богословской школы из-за засилья латыни едва мог написать несколько строк проповеди на родном языке); бицентричность государства, явленная оппозицией Москвы и Петербурга; тотальное господство французского языка в высших слоях общества, - что есть «русская культура» этого времени? Вторая половина XIX века с отменой крепостного права, вопреки всем ожиданиям столь глубоко расколовшей общество, и массовым явлением разночинца с его склонностью к неприятию «старой культуры», доходящей до абсолютного нигилизма; 1917 год; искоренение «старой» и внедрение «новой» культуры; наше время с его «возвратом к истокам» и одновременно воочию наблюдаемой вестернизацией культурной жизни. Да, мы начинаем понимать нашу историю все полнее и глубже, но есть ли у нас в параллель к вечно готовым нашим ответам на вопрос «кто виноват?» ответ на более бесстрастный вопрос «почему?» - почему исторический путь России оказался именно таким?

В более широком теоретическом ракурсе вопрос, по существу, стоит так: подчинено ли национальное общественно-культурное развитие каким-либо закономерностям? Для целей настоящей работы данный вопрос имеет принципиальное значение и потому, пока в предварительном и гипотетическом плане, обратимся к чисто логическим вариантам ответа на него.

В марксистской научной парадигме мы твердо «знали», что общество в своем развитии следует строго определенным законам: сама идея законосообразного движения истории была, что называется, краеугольным камнем обществознания. Не будем сейчас входить в тему достоинств и недостатков той теории, - подчеркнем одно: чего она никогда не объясняла, не стремилась и не могла объяснить, так это особенностей чисто национального развития (пусть ее основоположники нет-нет да и писали о французском ли бонапартизме или русской общине, о «прусском» или «американском» пути, об английском колониализме или «пробуждении Китая»).

Это один полюс мысли, - одна, скажем мы сегодня, «крайность»: есть «законы», но они существуют «вообще», «для всех стран мира»; почему эти страны столь широко между собой различаются, здесь остается вопросом без ответа.

Другая крайность в нашей литературе немедленно обозначилась по распаде марксистской парадигмы. Мы здесь говорим именно о крайности; крайность же эта, если судить по тому массиву литературы околонаучного и чисто публицистического характера, что вышел в последние годы, производит то впечатление, что здесь никаких «законов» вообще ни для кого не писано; в ход чаще всего идут некие предвечные сущности - «самодержавие, православие и народность» России, «соборность» и «общинность» русского народа, «евразийство» его исторического бытия и т.д. Подчеркнем: мы не видим оснований отрицать любую из этих «сущностей» и все их, взятые вместе, -изначальный концептуальный порок большинства этих работ, однако, заключается в том, что они по своей сути внеисторичны, не соотнесены с реальным ходом русской истории и ровным счетом ничего не дают для ее действительного понимания. Да, можно говорить об «общинности», но делать это, наверное же, лучше всего по отношению к тем регионам России, где было сконцентрировано общинное землепользование: исторические же данные на этот счет ясно свидетельствуют о том, что а) община в России есть явление довольно позднего происхождения, б) в классическом своем виде это так называемая государственная община с тем уравнительным землепользованием, которое прежде всего отвечало экономическим интересам помещика и фискальным - государства и, наконец, в) на каждом данном этапе исторического развития страны «необщинных» территорий всегда было в несколько раз больше, чем «общинных». Точно так же можно размышлять о началах «самодержавия, православия и народности» в нашей истории, но отталкиваться при этом, очевидно, нужно от того, что по своему существу и происхождению они суть педагогическая программа, сформулированная министром народного просвещения С.С. Уваровым по случаю кратковременного его посещения Московского университета в 1832 году, - до какой степени их можно распространять на всю русскую историю, остается вопросом, на который никаких готовых и очевидных ответов до сих пор нет. «Евразийство»? - но если это некая двуединая «сущность», предполагающая единство «европейских» и «азиатских» начал в русской истории, то и здесь нужно видеть, что состыковались они между собой исторически довольно поздно, их «удельный вес в общей формуле» российской жизни совершенно неравный и даже тогда, когда русские землепроходцы осваивали Азию, это были как-никак уже «готовые» европейцы (Владимир Соловьев здесь сказал бы свое «бесповоротный европеизм России»).

Итак, два полюса, два хода мысли, которые нас здесь заведомо не устраивают, - и вопрос по существу касается «золотой середины» и стоит, повторимся, так: подчинено ли национальное историческое развитие каким-то определенным и конкретно выявляемым закономерностям? Априори мы всегда скажем: конечно же, подчинено, чем иначе объяснить то бесконечное разнообразие мира и его культур, что нам дано в самом непосредственном и живом восприятии? Но это априори и на уровне обыденного знания, - стоит нам начать рассуждать систематически и при этом обратиться к доступной научной литературе, мы столкнемся, кажется, с полнейшим «дефицитом теории» на этот счет. Посмотрим на дело так: мы ясно, скажем, видим, что культура США -это одно, а Японии - иное, мы сумеем даже указать на десятки и десятки различий между этими культурами, но возникни перед нами задача «теоретизировать» эти различия, сможем ли мы определить хотя бы исходный пункт рассуждений в этом направлении? Экономика? Но экономически две страны максимально близки друг к другу; более того, скорее японскую экономику мы объясним японской культурой (что уже сделано в сотнях работ на эту тему), чем наоборот, - культуру страны ее экономикой. Некие «азиатские» начала в Японии и европейско-протестантские - в США? Но и в Азии, и в ареале протестантизма мы найдем десятки и десятки стран самого разного уровня развития, а все наиболее развитые страны мира, взять хотя бы «большую восьмерку», являют собой общества с совершенно разными религиозно-конфессиональными характеристиками.

Здесь мы поэтому акцентируем следующий момент: принципиально культуры различаются лишь по одному действительно уникальному для каждой из них основанию - они прошли разный, каждая свой собственный, путь исторического развития, у каждой из них своя уникальная история. Данное положение достаточно самоочевидно, но здесь мы ему придаем сугубо теоретическое и расширительное значение - значение логически исходного пункта рассмотрения всей проблематики национальной культуры: никакой иной «работающей» предпосылки постулировать для данной задачи, кажется, невозможно.

Говоря об уникальности всякой национальной истории, мы, конечно же, не имеем в виду исключительной уникальности всех и каждого из факторов развития той или иной нации ~ ход мысли, показавший свою бесперспективность уже у О. Шпенглера; что, однако, уникально, так это комбинация действовавших в каждом случае факторов; и здесь мы позволим себе решительно высказаться в том смысле, что эти комбинации уникальны везде и всегда. Если тему переводить в плоскость нынешних дискуссий о путях развития страны, приходится сказать, что уж очень много у нас говорится как раз об универсальности всевозможных факторов в духе «мировой опыт свидетельствует, что.», - без должного, кажется, понимания того, что универсальные эти факторы в любом случае и для любой страны действуют не сами по себе, а именно через специфические факторные комбинации. Собственно, нагляднее всего мировой опыт свидетельствует именно об этом - о постоянном корректирующем действии «системы» на «фактор», пусть даже и универсальный. «Телушка полушка, да рубль перевоз», - говорит русская пословица; так имел ли «универсальный фактор» торговли точно такие же для себя условия в исторической России, какими они были для территориально более компактных стран Запада?).

Развернем данное выше соображение, - заодно это будет и выражением одной из общих идей настоящей работы. Мы, следовательно, говорим о главенстве исторического (еще точнее -конкретно-исторического) подхода к рассмотрению проблематики национальной культуры. Но история, понятно, совершается не в «эмпиреях», а всегда при определенных условиях - территориальных, ресурсных, производственных, духовных и так далее по всему ряду характеристик общества. Более или менее окончательная формулировка данного соображения поэтому могла бы звучать так: «Культуры различаются тем и потому, что они прошли каждая свой собственный исторический путь в определенных (и исторически всегда изменяющихся) условиях своего местоположения».

Всякое определение, говорил еще Аристотель, есть в то же самое время и отрицание; уточним, следовательно, свой подход методом «от противного», - чему, собственно говоря, мы его противопоставляем? Противопоставлен он тому, что называется экономизмом и уж определенно тем постулатам историко-материалистической доктрины, по которой история человечества объясняется некоей диалектикой «экономического базиса» и «надстройки», производительных сил» и «производственных отношений». Разумеется, речь при этом совсем не идет о каком бы то ни было принижении роли экономических факторов в обществе, - только лишь о том, чтобы верно соотнести эти два принципа, историзма и экономизма, между собой. Мы видели бы решение этого вопроса в следующем: эпистемологическое содержание первого принципа куда шире, нежели второго; историзм при этом отнюдь не отрицает экономизма, а как бы содержит его внутри себя как важный (согласимся даже в том, что по большинству случаев самый важный), но отнюдь не единственный момент той научно-аналитической парадигмы, в рамках которой мы анализируем исторический (для нас историко-культурный) материал. Здесь солидаризируемся с тем движением мировой общественной мысли, которое предлагает куда более сложную (комплексную, «стереоскопическую»), чем то было прежде, «оптику» взгляда даже и на экономические процессы в истории, включая в их рассмотрение и факторы культурного характера. Как в этой связи подчеркивает старейшина отечественной медиевистики А.Я. Гуревич, «невозможно понять становление раннефеодальных социальных структур, оставаясь в рамках привычной проблематики и в традиционном кругу источников; самый материал исторических памятников как бы толкает в сторону анализа систем ценностей и социально-культурных представлений, которые были присущи людям, образовывавшим и преобразовывавшим эти структуры»1. И здесь же: «. в чем причина того, что такие выдающиеся французские историки, как Ж. Дюби или Э. Леруа Ладюри, начинавшие как историки крестьянства и аграрных отношений, затем перешли к проблемам истории культуры, ментальностей, семьи и исторической демографии? В чем причина того, прибавлю я, что отечественная школа аграрной истории Западной Европы, которая насчитывает не одно поколение известных ученых, от Лучицкого, Кареева. Виноградова, Ковалевского, Савина до Петрушевского, Косминского, Неусыхина, Грацианского и Сказкина, по сути дела, прекратила свое существование на рубеже 60-х и 70-х годов, а ученики этих ученых обратились опять-таки к истории культуры, общественной психологии и исторической демографии? Едва ли эти факты французской и русской историографии представляют собой лишь случайное совпадение, едва ли объяснение можно искать только в смене поколений. Каждый индивидуальный историк поступает свободно, делая собственный выбор, но в целом картина развития историографии обнаруживает неуклонную тенденцию. Налицо сдвиг научных интересов, явно обусловленный многими причинами» . И все эти причины резюмируются в одной - в понимании несостоятельности «чистого» экономизма, в широком научном движении от него в сторону того, что мы здесь определяем как историзм3. (В своем месте мы покажем, сколь

Гуревич А.Я. История - нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика. Статьи разных лет. М.: РГГУ, 2005. С. 310.

2 Гуревич А.Я. Цит. соч. С.309-310.

3 У Ф. Броделя читаем: «Ни экономисты, по меньшей мере с 50-х годов, ни историки уже давно не считают более, что экономика - это «область в себе», а экономическая история - четко ограниченная территория, где можно совершенно спокойно замкнуться. Сегодня единодушие в этом вопросе очевидно. Для Витольда Кули «теория автономной экономики в условиях развитого капитализма. оказывается простым «школьным допущением». Для Жозе Жентил да Силвы «в истории все связано, и, в частности, экономическая деятельность не может отделяться ни от политики и взглядов, которые ее обрамляют, ни от возможностей и ограничений, которые определяют ее место». У. У. Ростоу решительно сомневается в том, что человек в обществе - это прежде всего «человек экономический». Дьёрдю Лукачу казалось смешным полагать, что предмет экономики «действительно мог бы неадекватен традиционный экономизм как подход к пониманию истории русской культуры).

Историзм как принцип культурологического анализа - это тема второй главы настоящего исследования: пока мы его коснулись лишь в предельно общем плане. И в общем же плане здесь дадим следующий к нему комментарий, выражающий главные установки настоящего исследования и, полагаем, акцентирующий его логику со стороны актуальности проделанной работы.

Рассматривая историко-культурный материал, ниже мы везде исходим из того понимания истории, по которому она включает в себя и сегодняшний день общества и уж во всяком случае область «современной истории» (дисциплина, уже вполне конституировавшаяся в современной исторической науке). Эпистемологически плодотворная в принципе, такая установка в особенности важна для истории культуры: феномены культуры, как о том разными способами говорят многие авторы, живут в «большом времени» истории, они не «растворяются в своих собственных последствиях» так, как это происходит с событиями политической истории, - когда (и если) они сохраняются как культурное наследие общества, они актуальны на каждый данный момент его исторического движения.

Та же самая установка, однако, несет в себе и жесткие требования к организации историко-культурного исследования: историку культуры не только дано работать с «большими историческими длительностями», быть изолирован от остальных социальных, идеологических и политических проблем». По мнению Рэймонда Фёрса, все действия людей «имеют экономический аспект, социальный аспект, культурный аспект» и, конечно же, аспект политический. Для Йозефа Шумпетера экономическая история «не может быть чисто экономической», а для этнолога Жана Пуарье «экономический факт может быть целиком осмыслен экономистом, только если последний выйдет за рамки экономики». Один современный экономист утверждает даже, что «разрыв с другими общественными науками. неприемлем в политической экономии» (Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. том 3. Москва-Прогресс. 1992. С. 9-10. (Дано без ссылок, которые в тексте книги сопровождают высказывания цитируемых авторов). ему надлежит это делать. Всякая национальная (этническая) культура есть нечто, что для того или иного сообщества сложилось исторически; без исторической ретроспективы любой подход к ней будет по самой своей сути неверен. Конечно, протяженность «исторической длительности», подлежащей рассмотрению в индивидуальном исследовании, - это дело его автора и вопрос избранной им темы. В нашем случае мы исходили из общей научной ситуации в сегодняшней культурологии, - из того, что с точки зрения нынешнего ее состояния наиболее актуальным было бы рассмотрение исторически-сквозной логики развития русской культуры. Ясно видим сложности и научные «риски», связанные с такой масштабной задачей; полагаем, однако, что здесь в любом случае необходим единый и целостный взгляд на тему. Конечно, в рамках индивидуально-авторского исследования он всегда будет ограничен («усечен», «поверхностен») и в идеале разработка такой проблематики - это дело коллективного исследования (исследований); в этом отношении настоящая работа претендует исключительно лишь на некоторую инициативу в данном направлении.

Степень научной разработанности темы

С точки зрения главной задачи исследования - обосновать общую логическую схему национального историко-культурного процесса -можно констатировать, что принятый аналитический ракурс разработан лишь в отдельных своих аспектах (в некоторых работах, впрочем, вполне основательно), но не целиком. Вообще говоря, по сумме «исторических обстоятельств» в этом приходится видеть, что называется, не вину, а беду отечественной мысли о культуре, столь сильна здесь изначально была «акультурная» тенденция. Имеем в виду то, что классические наши историографии - «Истории России» - в общем всегда абстрагировались от культурного фактора национального развития: так у историографов XVIII в. - от Татищева до Ломоносова и Щербатова (что для этого периода вполне естественно); так у Карамзина и Полевого, так в конце века у Ключевского, который во введении к своему «Курсу русской истории» даже счел необходимым специально оговориться в том отношении, что факторы культуры он из рассмотрения заведомо исключает - момент тем более парадоксальный, что в других своих работах (например, «Жития святых как исторический источник») историк, фактически говоря, придерживается совершенно противоположных установок. Известным исключением на этом фоне предстает С. Соловьев, но в его 29-томном труде, акцентировавшем ход «прагматической истории России», разделы о культуре крайне сжаты и скорее опять-таки «прагматичны» (в соловьевском смысле «что за чем следовало»), нежели органичны для той общей картины русской истории, которую он дает. Как бы ни развивалась историко-культурная мысль в последующем (здесь можно даже не входить в ситуацию советского периода), «отсутствие культуры» в классических национальных историографиях - момент, и по сей день осложняющий наше изучение национально-культурных процессов.

Собственно говоря, в данной научной традиции мы имеем лишь одну по всем меркам (во всяком случае для своего времени) основательную работу - «Очерки по истории русской культуры» П. Милюкова, но сегодня, спустя без малого сто лет со времени ее написания, этот труд можно рассматривать, полагаем, в качестве той «классики», которая в любом случае требует продолжения. Так или иначе с позиций сегодняшнего дня дело обстоит так, что мы не располагаем ни одной культурологической работой, в которой история русской культуры прослеживалась бы в духе классической формулы «с древнейших времен до наших дней».

По логике настоящего исследования в позиции «степень научной разработанности темы» к «теме» отнесены те культурологически-релевантные (достаточно близкие к принципам сегодняшней культурологии) работы, в которых присутствует широкое понимание отечественной культуры в полноте и единстве ее духовных и материальных сторон и/или выявляется ее динамика на протяжении исторически протяженных периодов - т.е. представлены «большие длительности культуры». Здесь прежде всего должен быть отмечен ряд коллективных монографий исследователей МГУ, выходивших с 1969 г. под серийным титулом «Очерки русской культуры» (определенного века или веков): сегодняшнему пониманию культурологичности эти работы не отвечают, а первые из них еще и целиком находятся в пределах сугубо марксистско-догматической интерпретации исторического материала, -тем не менее при соответствующем культурологическом прочтении свою значимость они сохраняют и по сей день1. В массиве индивидуально-авторской литературы те или иные аспекты темы, но главное, -различные ракурсы обусловленности явлений культуры общеисторическим и макросоциальным контекстом, - получили разработку у таких исследователей-классиков советского/российского культуроведения, как Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Ю.М. Лотман, В.В. Иванов, Б.А. Успенский, а также у их младших современников, следующих тем же традициям и стандартам научной работы, -A.C. Демина, Б.Ф. Егорова и других .

1 Очерки русской культуры XIII-XV вв. /Под ред. А.В.Арциховского. М.: МГУ, 1969-1970. 4.1-2; Очерки русской культуры XVI в. /Под ред. А.М.Сахарова.М.: МГУ 1977. 4.1-2; Очерки русской культуры XVII в. /Под ред. А.В.Арциховского.М.: МГУ, 1979. 4.1-2; Очерки русской культуры XVIII в. /Под ред. Л.А.Александрова, А.Д. Горского, Б.И. Краснобаева. М.: МГУ, 1985-1990. 4.1-4; Очерки русской культуры XIX в. / Редкол. Дергачева Л.Д. и др. М: МГУ. 1998 - 2000. T.I-II. В предельно сжатом перечне это: Лихачев Д.С. (Совм. с В.Д.Лихачевой) Художественное наследие Древней Руси и современность. Л.: Наука, 1971; Он же. Развитие русской литературы X - XVII вв.: Эпохи и стили. Л.: Наука, 1973; Он же. Литература - реальность - литература. Л.: Сов. писатель, 1981; Он же. Избранные работы: в 3-х томах. Л.: Худ. литература, 1987; Он же. Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет. Л.: Сов. писатель, 1989; Он же. Русское искусство от древности до авангарда. М.: Искусство, 1992; Он же. Раздумья о России. СПб.: Logos, 1999; Он же. Русская культура. М.: Искусство, 2000; Панченко A.M. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб: Юна, 1999; Он же. О русской истории и культуре. СПб.: Азбука. 2000; Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992; Он же. Внутри мыслящих миров. Человек - текст - семиосфера - история. М., 1999; Успенский Б.А. Семиотика истории. Семиотика культуры // Успенский Б.А.

В поколении культурологов, активно работающих сегодня, широкая панорама проблем, рассмотренных с философской, исторической, культурологической, социологической и политологической точек зрения, дана в работах В.К.Егорова1; оригинальное сочетание проблемного и дескриптивного подходов к истории русской культуры найдено у И.В. Кондакова2; на обширном историко-культурном материале актуальные для культуры переходного, «перестроечного», типа проблемы поставлены у H.A. Хренова3; проблематика национальных (отечественных) ментальностей систематически исследуется в рабатах B.C. Жидкова и К.Б. Соколова4.

В целом ряде крупных работ последнего времени разрабатывалась та «историко-лонгитюдная» тематика, которая особенна важна для целей настоящего исследования. Масштабом поставленной задачи - обосновать собственную почти историософскую схему историко-культурного движения России - здесь выделяются работы A.C. Ахиезера5; в таком же масштабном измерении собственный опыт интерпретации истории русской культуры с раннего средневековья по XX в. предлагает

Избранные труды. М.: Гнозис, 1994; Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М.: Языки рус. культуры, 1998 - 2000. Т.1. 1998. Т2. 2000; Демин A.C. Писатель и общество в России XVI - XVII веков. (Общественные настроения). М.:Наука, 1995; Он же. Древнерусская литература. Опыт типологии с XI по середину XVIII в. От Иллариона до Ломоносова. М.: Языки славянской культуры, 2003. Егоров Б.Ф. Очерки по истории русской культуры XIX в. // Из истории русской культуры. М.1996. Он же. От Хомякова до Лотмана. М.: Языки славянских культур, 2003.

1 Егоров В.К. Многоликая Россия: XX в. М.: РАГС, 1998. Он же. Философия культуры России: контуры и проблемы. М.: РАГС, 2002. Он же. Философия русской культуры. М.: РАГС, 2006.

Кондаков И.В. Русская культура: Краткий очерк истории и теории. М., 1999. Он же. Культура России. М.: Университет, 1999.

3 Хренов H.A. Культура в эпоху социального хаоса. М.: Эдиториал УРСС,

2002.

4 Жидков В. С., Соколов К. Б. Десять веков российской ментальности. СПб., 2001. Они же. Искусство и картина мира. СПб.: Алетейя, 2003. Также: Соколов К.Б. Хренов H.A. Художественная жизнь императорской России (субкультуры, картины мира, ментальность). СПб.: Алетейа, 2001.

5 Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта. В 3-х томах. М.: ФО СССР, 1991. Он же. Социально-культурные проблемы развития России: Философский аспект. М., 1992.

П.А. Сапронов1; с «большими длительностями культуры» работает В.К. Кантор ; громадная работа научной и практической значимости выполнена Ю.С. Степановым в «Словаре русской культуры» . В совершенно новом и куда более ясном, чем когда-либо прежде, свете историко-культурный процесс в России предстает в сложившемся научном направлении гуманитарной географии, где в особенности выделяются систематические и кропотливо выполненные работы («Атласы русской культуры») ростовского исследователя С.Я. Сущего4; в отношении искусства аналогичный подход развивает Ю.А.Веденин5.

Этнологическая тематика отечественной культуры в спектре от этнографического до более комплексного этно-философско-антропологического исследования «русскости», беря свое начало от ставших уже классическими работ М.М. Громыко по русскому крестьянству6, в настоящее время разрабатывается все более широким кругом авторов и относительно самых разных культурно-географических ареалов, в особенности Сибири и Севера страны: это, в частности,

7 8

И.В. Можайскова , Л.П. Найденова и многие другие специалисты, в том числе участники крупных коллективных исследований9.

1 Сапронов П.А. Русская культура IX - XX вв. Опыт осмысления: СПб.: Паритет, 2004.

2 Кантор В.К. Русский европеец как явление культуры (философско-исторический анализ). М.: РОССПЭН, 2001. Он же. Русская классика, или Бытие России. М.: РОССПЭН, 2005.

3 Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 2-е изд. М.: Академический проект, 2001.

4 Сущий С.Я. (в соавт. с А.Г.Дружининым) Очерки географии русской культуры. Ростов н/Д, 1994. Он же. Атлас русской культуры XIII - XV вв. Ростов н/Д, 1996. Он же. Атлас русской культуры XVI - ХУШ веков. Ростов н/Д, 1999. Он же. Атлас русской культуры XIX в. Ростов н/Д, 2001.

5 Веденин Ю.А. Очерки по географии искусства. М., 1997.

6 Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX в. М., 1986. Она же (в соавт. с Т.А. Листовой) Русские: семейный и общественный быт. М., 1989. Она же. Мир русской деревни. М., 1991.

7 Можайскова И. В. Духовный образ русской цивилизации и судьба России: (Опыт метаисторического исследования): В 4 ч. М., 2001.

8 Найденова Л. П. Мир русского человека XVI-XVII вв. М., 2003.

9 В частности: Русский Север: Аспекты уникального в этнокультурной истории и народной традиции. СПб, 2004. Не век жить - век вспоминать. Народная культура

Целый ряд работ имели для настоящей диссертации общетеоретическое и методологическое значение. В ракурсе общей теории культуры это последние исследования М.С. Кагана, ставящие культуроведческую проблематику в широкий деятельностный и историко-культурный контекст1. В работах В.М. Межуева неизменный интерес представляет ярко выраженная ориентация философско-культурной тематики на актуальные проблемы мировой и отечественной культуры . А.Я. Флиером ведется систематическая работа по переосмыслению традиционной проблематики культуроведения для задач развивающейся культурологии3. Синергетический подход в культурологическом анализе развивается в работах О.Н. Астафьевой4. В плане более конкретной методологии историко-культурного анализа и в связи с темой научного значения школы «Анналов» обширнейшая работа проделана А.Я. Гуревичем5.

Цели и задачи исследования определялись в их прямой обусловленности той общей ситуацией в нашем историко-культурном знании, что давно выражается тезисом об оторванности отечественной истории культуры от общей истории страны: эту ситуацию исследователи констатировали в начале XX в., о ней время от время говорили в продолжение всего того столетия, на нее же специалисты указывают и

Поонежья и Онежского Поморья (по материалам Онежских экспедиций. Онега-Архангельск-Москва: Товарищество Северного Мореходства, 2006.

1 В частности: Каган М.С. Философия культуры. СПб, 1996. Он же. Синергетика и культурология// Синергетика и методы науки. СПб., 1998. Он же. Введение в историю мировой культуры. 2-е изд. СПб: Петрополис, 2003 и др. работы автора.

В особенности: Межуев В.М. Национальная культура как понятие и явление. // Грани культуры. М., 2003. Он же. Национальная идея. // Грани культуры. М., 2003. Он же. Идея культуры. М.: Прогресс-традиция, 2006.

3 Флиер А.Я. Культурогенез. М., 1996, Он же. Культурология. В кн. Культурология. XX век. Словарь. СПб, 1997 и др. работы автора.

В частности: Астафьева О.Н. Синергетический подход к исследованию социокультурных процессов: возможности и пределы. М.:РАГС, 2002.

В особенности в статьях, собранных в сборнике: Гуревич А.Я. История -нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика. Статьи разных лет. М.: РГГУ, 2005. сегодня. Историк и социолог искусства И.И. Иоффе в пионерской для своего времени работе «Синтетическая история искусств» (1933 г.) так описывал ее для искусствознания (но мы имеем все основания то же самое сказать об истории культуры): «Искусствознание имеет среди множества пережитков эмпиризма и формализма три положения, особенно мешающие ему стать на путь науки. Это, во-первых, оторванность теории искусства от его конкретной истории, во-вторых, -разобщенность отдельных искусств, независимость их историй и теорий друг от друга и, в-третьих, понимание истории не как целостной системы, каждое звено которой находится в закономерной, функциональной связи с общим, а как прямолинейного движения, отрезки которого находятся в последовательной причинно-следственной связи друг с другом»1. Сегодня И. Кондаков, рассматривая ту же самую ситуацию, пишет: «И теория культуры, и история культуры оказывались постулированными, идеологически и политически заданными, а потому в значительной степени вымышленными, смоделированными. Отсюда и предпочтение должного - существующему, желаемого - действительному, идеализированного - реальному; отсюда преобладающая роль своего рода «селекции» культуры, в результате которой одни явления обретали статус «подлинно значительных» для историй культуры, «магистральных»; а другие - не только относились к второстепенным или даже негативным, но и вообще «изымались» из истории культуры, переводились в разряд как бы «несуществующих», «мнимых». В результате история культуры буквально зияла то «белыми пятнами», то «черными дырами», становилась искаженной, подчас фальсифицированной, а теория культуры, по образцу которой

1 Иоффе И.И. Синтетическая история искусств. Л., 1933. С. VII. конструировалась история, представлялась не только схоластической, искусственной, выхолощенной, но и прямо ложной, превратной»1.

Настоящая работа и является попыткой представить авторскую версию этой искомой связи между двумя «историями» - отечественной историей культуры и общей историей страны: в этом и состоит главная цель работы. В комментарий к данной цели здесь скажем еще только то, что при такой общей установке в работе, естественно, потребовалось более широкое привлечение «чисто исторического» материала (по контрасту с материалом «историко-культурным»), чем то обычным образом принято в такого рода исследованиях, - автор, однако, при этом всегда следовал внутренней установке нигде не выпускать из виду именно данного выше реляционного ракурса проблематики, главного для работы, - этой связи между двумя «историями». То же самое относится и к проблеме соотношения между обосновываемыми в работе историческими парадигмами русской культуры и соответствующими процессами в мире художественной культуры того или иного периода: выявить их «живую» связь в неизбежно ограниченном по своему объему диссертационном (вообще индивидуально-авторском) исследовании возможно разве что в предельно общем виде; в этом ракурсе целевые установки работы заключались в том, чтобы представить историко-культурную формацию как своего рода социокультурный организм, определенным и всегда законосообразным образом продуцирующий и мир своей художественной культуры - мир, специфическим, превращенным, образом отражающий общую логику движения историко-культурной парадигмы. Отдельно выделенные в работе сюжетно-содержательные блоки («темы»), связанные с движением областей художественной культуры, разумеется, не исчерпывают всего богатства и разнообразия соответствующих макрофеноменов и скорее подчинены

1 Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры: М.: Аспект Пресс, 1997. С.17-18. задачам иллюстративности; принципиальная позиция автора при этом заключается в том, что логика историко-культурной формации так или иначе выражает себя вообще во всех областях художественной культуры - от фольклора и ремесла до литературы и архитектуры.

Цель работы потребовала решения соответствующих задач, главными среди которых были:

- применительно к задачам историко-культурного анализа развернуть понятие «социологика культуры»1, со стороны познающего субъекта предстающее как специфический момент социологического мышления культуролога; показать действие данного принципа на эмпирическом материале;

- рассмотреть проблематику периодизации истории русской культуры со стороны тех ее научно-конвенциональных моментов, при которых она совпадала бы с периодизацией (общепринятыми вариантами периодизаций) общей истории России; в этом плане обосновать понятие «историко-культурная парадигма».

- независимо от проблемы периодизации обосновать понятие «общественно-культурная парадигма» - концепт, ориентированный на холистическое понимание социокультурных процессов в обществе;

- в связи с этими задачами рассмотреть проблематику методологии культурологического (историко-культурного) анализа, обосновать те принципы интерпретации историко-культурного материала (в данном

1 Термин «социологика», сегодня употребляющийся в разных контекстах и смыслах, был в свое время вынесен М.Хоркхаймером и Т.Адорно в титул их совместного труда «Sociologica II. Reden und Vorträge von M.Horkheimer und Th.Adorno. Frankfurt/M., 1962); у франкфуртцев он обозначал собой корпус работ общесоциологического характера. В дальнейшем получил широкое распространение у французских постструктуралистов; чаще всего встречается у М.Фуко, говорящего уже собственно о «социологике культуры». В последнее время получает распространение и в отечественной философско-культурологической мысли. В нашем случае его смысловая нагрузка такова: у сегодняшнего исследователя нет возможности анализировать культуру прошлого средствами социологии, - он, однако, может (и должен) думать о ее социологике, об общих социальных закономерностях и законосообразностях историко-культурного процесса. случае «отнесение к культуре» и «отнесение к обществу»; «прогрессивный» и «ретрогрессивный диахронический анализ историко-культурного явления»), которые могли бы содействовать разрешению традиционных затруднений в культурологической теории и, главное, преодолению ее оторванности от национальной исторической действительности.

Объектом исследования является культура России в ее историческом развитии; предметом - методологическая проблематика теории национальной культуры. Содержательное наполнение исследования соответствует хронологическим рамкам с раннего российского средневековья до наших дней. Этнологически объект исследования (культура России) ограничен материалом, соответствующим этнониму «русские», - тем, что на языке XVIII - XIX вв. определялось бы как культура великороссов.

Теоретические и методологические основы исследования. Из всех теоретико-методологических традиций последнего времени наиболее значимой для настоящей работы была французская историографическая школа «Анналов», как она представлена в работах своих представителей первого поколения (Л. Февр, М. Блок), второго (Ф. Бродель) и третьего (Ж. Ле Гофф, Ж. Дюби, Э. Ле Руа Ладюри, П. Шоню и др.)1. Поскольку, однако, «Анналы» при всем своем интересе к культуре не являются культурологической школой и к тому же редко касались российской темы, потребовалось весьма основательное

1 В русском переводе это, в частности: Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991; Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М.: Наука, 1986; Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV - XVIII вв. В 3-х тт. М.: Прогресс, 1986 - 1992. Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2002. Дюби Ж. История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк. 987 - 1460. М.: Международные отношения, 2001. Он же. Время соборов. Искусство и общество 980 - 1420 годов. Ле Руа Ладюри Э. История Франции. Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460 - 1610. М.: Международные отношения, 2004; Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург: У-Фактория, 2005. препарирование» их научно-программных идей вплоть до существенного пересмотра некоторых из них так, как этого, на наш взгляд, требует ситуация российского культуролога и историка культуры; в развернутом виде этот момент «притяжения - отталкивания» для данного случая дан в первом параграфе Главы II «Школа «Анналов» в проекции научного диалога». Со всем тем автором безусловно приняты следующие принципы «Анналов» (в формулировках следуем за их французскими номинациями): отказ от «истории-повествования» (histoire-recit) в пользу «истории-проблемы» (histoire-probleme), ориентация исследователя на «тотальную» (всеобъемлющую) картину прошлого - «от подвала до чердака», от «истории снизу», со стороны «молчаливого большинства», до «истории сверху», со стороны политической элиты; установка на выявление культурного содержания экономических и всяких иных «внекультурных» процессов; неприятие традиционной «событийной истории» как «простого эпифеномена» тех процессов, что совершаются в глубинах общества; научная парадигма «большой длительности» (longue durée) и гипостезирование разных «времен» в жизни общества - от «медленного времени» одних процессов (экономических) до «короткого времени» других (политических), если того требует методология исследования и установка на максимально строгое структурирование исторического материала.

Другим компонентом теоретико-методологической основы исследования является то широкое идейное течение (скорее даже умозрение), что исходит из постулата об организмичности культуры -теснейшей взаимосвязи и взаимообусловленности составляющих ее компонентов; более всего в кругу идей, выработанных этим направлением, нас, естественно, интересовало все то, что относится к русской культуре и российской проблематике вообще. Идея «организмичности культуры» напрямую соприкасается с дискурсом о культуре национальной: в этом смысле особо значимыми для исследования были труды российских философов и историков порубежья XIX - XX вв. - историков в особенности еще и потому, что для позднейшей историографии они в общем остались тем, что называется «забытые имена». Это поколение учеников и младших современников

B. Ключевского - М.А. Дьяконова, A.C. Лаппо-Данилевского, Н.П. Павлов-Сильванского, М.М. Богословского, С.Б. Веселовского,

C.Ф. Платонова, Ю.В. Готье, М.К. Любавского, С.К. Богоявленского. Начиная с В. Ключевского, в трудах этих исследователей1 российская историческая наука шла не только к сугубой самостоятельности, но и к плодотворнейшей методологии, к осознанию принципиальной значимости самой темы «методология» в работе историка, к синтезу самых разных методик и методов. В этом же движении обозначился и широкий подход к культуре (классический пример - это, конечно же, «Очерки по истории русской культуры» принадлежавшего к той же когорте П. Милюкова), традиция работать с более широкой -социокультурной по контрасту с «чисто» культурной - проблематикой; ее потом продолжит и в своей «Социальной и культурной динамике» специально обоснует П. Сорокин.

Что касается философской части той же традиции, то здесь для исследования наиболее значимой была идущая от полемики славянофилов и западников, от Н. Данилевского, К. Леонтьева и

B.Соловьева традиция генерализирующей, предельно общей историко

1 Это, среди прочего: Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М.: Наука, 1988 Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб.: Наука, 2005 Платонов С.Ф. Россия и Запад. М., 1925. Он же. Под шапкой Мономаха. М.: Прогресс-Традиция, 2001. Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры XVII - XVIII вв. М.: Наука, 1990; Любавский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. СПб.: Лань, 2000; Он же. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996. Он же. Образование основной государственной территории великорусской народности: заселение и объединение центра. Л., 1929; Богоявленский

C. К. Научное наследие. М.: Наука, 1980; Готье Ю. Замосковский край в XVII веке. М., 1937. Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М.: Наука, 1969. Он же. Исследования по истории опричнины. М.: Изд-во Акад. наук, 1963. философской, «мысли о России», как она позже отразилась в трудах С. Булгакова, Л. Карсавина, Н. Лосского, С. Франка, И. Ильина, Н. Бердяева1, «евразийцев» и других представителей этого широкого течения. Независимо от того, находил ли автор для себя возможным «в свете нашего опыта» согласиться с тем или иным положением у этих мыслителей, заданное ими широкое идейное поле в любом случае служило надежным основанием не только для теоретического, но и для методологического компонента работы: в известном смысле именно в этой традиции логически наиболее широко очерчена та «история России с древнейших времен до наших дней», которую представитель французских «Анналов» определенно назвал бы «большой длительностью российской истории».

Наконец, третьим научным направлением, принципиально значимым для теоретической позиции и методологии настоящей работы, является московско-тартусская школа семиотики, как она развивалась в СССР с 1960-х гг. По убеждению диссертанта, семиотический план вообще является главным для уяснения существа любой национальной культуры, отечественной в особенности: во всяком случае попытки связать такие концепты, как национальный характер или национальная культура, с психологическим, социально-психологическим, поведенческим, ценностным и даже актуально-ментальным (наиболее типичные для данного исторического момента ментальности) планами бытия общественного человека ни к каким сколько-нибудь солидным научным результатам пока не привели. В любом случае понимание национальной культуры как совокупности смыслов общественного

1 В частности: Бердяев H.A. Русская идея. М.: Эксмо, 2005; Он же. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990; Булгаков С.Н. Сочинения в 2 т. М.: Наука, 1993; Он же. Тихие думы. - М.: Республика, 1996; Запад и русская идея // Карсавин Л.П. Сочинения. М.: Раритет", 1993; Ильин И.А. О русской идее // Русская идея. М., Айрис-пресс, 2004. Лосский Н.О. Характер русского народа // Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М.: Политиздат, 1991. - 368 е.; Франк С.Л. Русское мировоззрение // Франк С.Л. Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. 511 с. бытия, сложившейся у данной нации за время ее исторического существования, кажется наименее противоречивым и наиболее устойчивым в отношении возможных опровержений: сами эти смыслы, понятно, могут быть вполне и сколь угодно взаимопротиворечивы. Так или иначе разработка «семиотики истории» и «семиотики культуры» представителями московско-тартусской школы - Ю. Лотманом, Б. Успенским, и другими - представляла для целей настоящей работы первостепенный научный интерес, даже в тех случаях, как и со школой «Анналов», когда безоговорочно принять решение той или иной темы у данных авторов оказывалось не всегда возможным. Концепция культуры как целостного «мыслящего мира» или «коллективного интеллекта», установки на выявление «культурного кода эпохи», представление разнообразных явлений культуры как «текстов», для уяснения которых требуется рассмотрение их общественных «контекстов» и «подтекстов», определение множества более частных смыслов отечественной истории и культуры - все это прямым образом содействовало конкретизации проблематики и определению общих теоретико-методологических схем настоящей работы.

Научная новизна исследования. С точки зрения установок работы на соответствие требованиям научной новизны, в ней было важно прежде всего определить и выдержать чисто культурологический подход к истории отечественный культуры, - т.е. подход, акцентирующий специфику именно культурологического способа познания действительности по контрасту с философией культуры и/или традиционной дескриптивной историей культуры: в данной попытке автор при этом стремился так или иначе акцентировать элементы чисто новационного, - подчас, может быть, даже дискуссионного - характера. При этом:

- впервые в работах такого рода осуществлен предельно широкий хронологический охват истории русской культуры - вплоть до сегодняшнего дня и ближайших перспектив социокультурного движения страны; возможность самой постановки такой задачи мы изначально усматривали в принципе логически максимально плотной «упаковки» историко-культурного материала - в том, что в настоящей работе выражено через понятия «историко-культурная» или «общественно-культурная парадигма». Эта позиция позволила представить исторический континиум отечественной культуры не как совокупность «историй» ее отдельных областей, а как законосообразное движение от одной общественно-культурной формации к другой, - как историю культуры, движущуюся по одной логике с историей общества в целом; в логическом (не дескриптивном) представлении последовательно рассмотрены парадигмы национальной культуры - доимперская, имперская, советская и современная;

- применительно к задачам историко-культурного анализа развернут концепт «социологика культуры», в предельно широком макросоциальном плане акцентирующий историко-логическую целостность выделяемых периодов и указывающий на их внутренний «культурный код» (Ю. Лотман), управляющий, среди прочего, и движением художественной культуры;

- широко поставлена методологическая тема культурологического (историко-культурного) анализа; обоснованы те принципы интерпретации историко-культурного материала («отнесение к культуре» и «отнесение к обществу»; «прогрессивный» и «ретрогрессивный диахронический анализ историко-культурного явления или процесса»), которые могли бы содействовать разрешению традиционных затруднений в культурологической теории и, главное, преодолению ее оторванности от национальной исторической действительности; апробирован прием «тематического» представления (но также и анализа) историко-культурного материала, по смыслу близкий к методологии «case studies»; представлены «темы», позволяющие, на взгляд диссертанта, скорректировать целый ряд традиционных представлений нашего историко-культурного сознания;

- относительно современной парадигмы культуры поставлен вопрос о необходимости «культурометрии» как набора индикаторов, с помощью которых было бы возможно более широко и адекватно анализировать происходящие в стране социокультурные процессы; развернута идея сценарного прогнозирования как прогностического коррелята принципа «больших длительностей истории», даны варианты трех сценариев возможного развития социокультурной сферы страны в перспективе ближайших двадцати пяти лет - «оптимистического», «пессимистического» и «наиболее вероятного».

На защиту выносятся следующие основные положения.

1. Историография вообще, а историко-культурное познание в особенности, сегодня требуют от исследователя гораздо более активной эпистемологической позиции, чем то было принято (и было возможно) прежде, - своего рода гносеологического активизма, которым только и можно восполнить всегдашнюю дефицитность находящегося в нашем распоряжении фактографического материала. В этой по-новому осмысливаемой эпистемологии историк культуры в большей степени опирается на операции логической реконструкции прошлого (и даже настоящего), чем на «факт», и в высшей степени критически относится к любым позднейшим интерпретациям этого «факта». По аналогии с «понимающей социологией» такую позицию можно определить как «понимающая культурология»1 - с тем большим основанием, что в традиции «понимающей социологии» столь много говорится о «культур-аналитическом» видении мира в противовес видению «объективистскому». Все это, разумеется, отнюдь не означает отказа от

1 О необходимости «понимающей культурологи» - «по аналогии с изучением общественных явлений средствами веберовской «понимающей социологии» - пишет и И.Кондаков. См.: Кондаков И.В. Цит. соч. С. 18-19. традиционных методологий интерпретации историко-культурного материала, - напротив, ставит их в более широкий и познавательно более перспективный теоретико-методологический контекст.

2. Последовательно осуществленный феноменологический анализ культурных процессов выявляет момент столь строгого параллелизма в движении отраслей художественной культуры, что обнаруживается единая и общая для них логика - «социологика культуры»: в особенности это видно на материале русской культуры XIX века. Речь идет не о «взаимодействии и синтезе искусств» (традиционная постановка вопроса), а о глубинных общественных закономерностях -закономерностях, прослеживаемых не только в движении жанров, стилей, поэтик и смыслов, но даже в биографике, в творческой эволюции художника, в его прижизненной и посмертной судьбах. Логика самодвижения отраслей культуры относительна, - абсолютно движение того целого, которое мы здесь характеризуем через концепт «социологика культуры»: это тот момент, в котором движение культуры совпадает с движением общества (сообщества) в целом. С позиций познающего субъекта «социологика культуры» имеет своим логическим коррелятом специфическое социологическое мышление культуролога -инструментарий, который и позволяет «связать между собой две истории» - историю культуры и общую историю страны. В отсутствие такой логики наша история (историография) культуры будет оставаться внеисторичной и для очень большого круга случаев, следовательно, исторически недостоверной.

3. Наиболее важные аспекты этой проблематики -макросоциальные, резюмирующие в себе движение общества в целом и в единстве всех его социальных страт и территориальных ареалов: только при таком взгляде культуролог может в действительности перейти от «классического», традиционного, «узкого» понимания культуры к (декларируемому) новому, «широкому» ее пониманию и с тем вместе получить адекватные схемы объяснения национально-культурного процесса «с древнейших времен до наших дней». Проблематика макропроцессов и макроявлений культуры требует своей методологии, -методологии, которая относилась бы к обществу в целом и, среди прочего, восполняла бы всегдашний дефицит «социологической» информации в отношении прошлого. Эту функцию мы придаем принципам «отнесения к культуре» (заключения от «общества» к «культуре») и, как зеркальное его отражение, «отнесения к обществу» -логической реконструкции историко-культурных процессов, в которой, условно говоря, «логика» доминирует над «фактом», но на самом деле выявляется на гораздо более широкой эмпирической основе, чем то было характерно для прежнего культуроведения. Последнее достигается особо акцентированным вниманием к темпоральным, историко-процессуальным, континуальным аспектам историко-культурной проблематики - ко всему тому, что сегодняшний историк называет большими длительностями истории: многие смыслы историко-культурного процесса только в таком разрезе и выявляются. Среди прочего, это позволяет уйти от той «событийной» и «политизированной» истории культуры, которая столь долго господствовала в культуроведении и всегда давала не более чем фрагментированную и в целом неадекватную картину историко-культурного процесса. Для анализа темпоральных характеристик культуры предлагаются принципы «прогрессивного» и «ретрогрессивного» диахронического анализа; подчеркивается и показывается, что историко-культурный материал интерпретируется тем адекватнее, чем более широкий диахронический срез проблемы взят для анализа и чем полнее он обеспечен фактами -чем «плотнее» диахрония проблемы.

4. Будучи частью общеисторического знания, знание историко-культурное в принципе (пусть не по актуальному состоянию нашего обществознания) находится с ним в отношениях взаимной комлиментарности - своего рода «сотрудничества», в котором «история объясняет культуру», а «культура объясняет историю». Тем самым культурологический анализ становится инструментом познания исторической и вместе с тем современной нам действительности.

5. Выявление «социологики культуры» позволяет более адекватно, чем то возможно на иных принципах, периодизировать историю русской культуры: основанием для периодизации при этом выступает как раз смена логик исторического (историко-культурного) движения страны. При том что периодизации всегда условны и инструментальны, можно говорить о четырех периодах в истории русской культуры -«доимперском», «имперском», «советском» и сегодняшнем. Эти периоды определяются как исторические парадигмы русской культуры - своего рода общественно-культурные формации (притом имеющие свои историко-культурные уклады - социальные, сословные, территориально-ареальные), каждая со своей собственной «социологикой», ясным образом отличающей ее от пограничных во времени парадигм.

Теоретическая значимость работы видится главным образом в том, что в ней инициирован ряд вопросов, дискуссия по которым могла бы продвинуть вперед наше понимание истории и нынешнего состояния отечественной культуры. Проблематику своего исследования автор последовательно стремился выстроить в плоскости сугубо культурологического анализа, выделенного из общего потока «культурософии» и отделенного от других областей знания, традиционно имевших и имеющих культуру своими предметом: представляется, что в принципе такого рода попытки важны с точки зрения внутренних задач развивающейся культурологии. На те же задачи ориентирован и методологический компонент исследования: по слабой своей проработанности методологическая тема сегодня вообще является одним из наиболее важных научных приоритетов отечественной культурологии. Соответственно этому видится и практическая значимость работы: ее

38 результаты могут быть использованы в учебных материалах по дисциплинам «культурология», «история отечественной культуры», «отечественная история», а также в научно-практических программах, так или иначе связанных с тематикой истории и сегодняшнего дня культуры страны.

Апробация работы. Изначальный круг идей, ставший основой исследования, был апробирован автором в цикле статей, опубликованных в журнале «Вопросы литературы» в продолжение 1998 - 2005 гг.; отдельные аспекты темы послужили материалом для других выступлений в научной печати и выступлений на различных научных конференциях и «круглых столах». По частям и в целом диссертация была обсуждена на заседаниях кафедры теории и практики культуры Российской академии государственной службы при Президенте РФ.

Структура и объем диссертации. Исследование состоит из Введения (общей характеристики работы), трех глав и Заключения; в конце приведен библиографический список источников работы. Общий объем работы - 365 стр.

Заключение диссертации по теме «Теория и история культуры», Никуличев, Юрий Владимирович

350 Заключение

Итак, выше были представлены историко-культурные парадигмы русской культуры; их рассмотрение показывает, среди прочего, то, что исторически культура в стране развивалась совершенно особым путем -путем, который следовало бы определить как пертурбационный. Если выражать то же самое через метафору исторической судьбы (а никакого научного термина для этого нет), то мы так и скажем: сопоставительно с другими «большими» культурами мира русская культура исторически прошла путем наиболее глубоких и драматических пертурбаций, и именно этой исторической судьбой многое объясняется в ее нынешнем • состоянии.

Полагаем, в принципе вообще можно говорить о классификации культур именно в данном выше плане, располагая их по оси, скажем, «консолидационный - пертурбационный путь развития». Сколько-нибудь систематических попыток в этом направлении, насколько нам известно, не предпринималось, - не будем сейчас входить в обширную эту задачу и мы. Заметим лишь следующее.

С историческим фактором пертурбационности отечественной культуры мы в общем плане связываем следующие моменты, отнюдь не сводимые исключительно к негативным значениям. С одной стороны, конечно, всякая глубокая общественная пертурбация есть то, что культуре если и не «противопоказано» прямым и безусловным образом, то всегда в громадной степени осложняет условия ее развития. Когда общественный человек теряет свои социокультурные корни, он выходит и из-под дисциплинирующего воздействия культуры; складывается среда, систематически содействующая инволюции ко все более и более низким цивилизационным формам жизни: и история нашей культуры и «феноменология» современной российской действительности дает тому мириады подтверждений. С другой стороны, тот же самый исторический опыт, по-видимому, привнес в наше общественное сознание и нашу общественную психологию какую-то уникальную на фоне иных культур черту - стремление осмыслить, «кто мы такие», ту всегдашнюю готовность «порассуждать о высоких материях», которую иностранные наблюдатели отмечают со столь глубоким интересом и с симпатией даже у «человека с улицы», не говоря уже о других уровнях общества. По-видимому, наше общество и в самом деле сохранило в себе некое уникальное духовное измерение и «русская духовность» есть поэтому явление вполне реальное и вполне широко распространенное. Коль скоро это так, можно, пожалуй, согласиться с Л.Карсавиным, когда он говорит: «Русского гораздо меньше, чем европейца, заботит внешняя устроенность быта. Русский хочет жить для идеи и возмущается, когда видит, что европейцы живут для вокруг себя»1. Для тех же страт общества характерны и такие черты, как неприятие сегодняшней массовой культуры с ее вненациональным содержанием, высокий уровень интереса к проблемам страны, приверженность национальной идее, какое бы конкретное содержание в нее ни вкладывалось. Все это суть серьезные предпосылки к тому, чтобы отечественная культура, наконец, преодолела логику своей исторической судьбы и вышла на тот путь движения, который выше мы по контрасту с пертурбационным определили как консолидационный.

Фактором исторической судьбы мы объясняли бы и такой момент, как слабую (почти нулевую) выраженность внешних черт у отечественной национальной культуры. У нас в принципе отсутствует такой ее сегмент, как национальный костюм, крайне слабо выражены традиции национальной кухни, не идентифицируются как специфически «русские» присущие нам модели поведения. Мы не думаем, однако, что все это должно быть поводом для какого-либо комплекса национальной неполноценности. Представленный в работе материал, возможно, 1

1 В память о Л.П.Карсавине // Наше наследие. М.1990, N 16. С. 83. проливает дополнительный свет на то, что русская национальная культура, говоря опять-таки метафорически, не «артефактна», как не обнаруживается каких-либо ее констант и в социально-психологической плоскости - в теме национального характера. Мы здесь солидаризируемся с П.Сорокиным с его в высшей степени скептической позицией в отношении той методологии, на основе которой вообще в XX в. велось изучение проблемы «национальный характер»1. Единственный план, в котором отечественная культура предстает в своей специфике и исторической целостности, - это план семиотический: наша культура -это по преимуществу «культура смыслов» и поиска этих смыслов. «Семиотичность» русской культуры мы видим во всем, начиная от первых книжников-аскетов Киево-Печерской лавры; она в «литературоцентричности» нашей духовной жизни; в вечных спорах о вечных вопросах у «русских мальчиков» Ф.Достоевского, в «кухонных дискуссиях» советских времен. Мы и «молчание» современной беллетристики, а об этом говорят и сами литераторы, объясняем одним: не выработались смыслы сегодняшней жизни; именно поэтому «молчат» и литература и театр; «маленькие гонорары» и вообще экономические обстоятельства здесь не первопричина.

Материал настоящей работы мы стремились представлять в таких ракурсах, чтобы в них полнее выявлялись именно смыслы отечественной истории. В этой связи подчеркнем следующее.

По общему своему историческому содержанию историко-культурные парадигмы в весьма малой степени поддаются сравнению (но параллель: об ограниченной сопоставимости научных парадигм писал в «Структуре научных революций» и Т.Кун - инициатор парадйгмального подхода в науковедении). Так, мы имеем очень мало оснований для

1 В частности в работе: Сорокин П. А. Основные черты русской нации в двадцатом столетии // О РОССИИ и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.: Наука, 1990. С. 463 - 489.

Список литературы диссертационного исследования доктор культурологии Никуличев, Юрий Владимирович, 2007 год

1. «Александр Сергеевич Пушкин. Материалы для его биографии. 1817 - 1825». - Русская старина, 1887.2. «Летопись жизни и творчества Пушкина», в 4-х томах, т.З. М.1999.

2. Энциклопедический словарь Ф.Брокгауза и И.Ефрона. T. XVI. Кн.38.

3. CD ROM «Электронная библиотека» «Антология русской литературы от Нестора до Булгакова».

4. Английские путешественники о Московском государстве XVI века.-Л., 1937.

5. Андреева-Бальмонт Е.А. Воспоминания. М, 1996.

6. Арензон Е.Р. Савва Мамонтов. М.: Русская книга, 1995.

7. Аринштейн Л. Пушкин. Непричесанная биография. М., 1996.

8. Архангельский A.C. Русская литература XVIII века. Кн.1. Казань, 1911.

9. Астафьева О.Н. Синергетический подход к исследованию социокультурных процессов: возможности и пределы. М.:РАГС, 2002.

10. Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта. В 3-х томах. М.: ФО СССР, 1991.

11. Ахиезер A.C. Социально-культурные проблемы развития России: Философский аспект. М., 1992.

12. Баренбаум И.Е. Книжный Петербург. М., 1980.

13. Бахрушин C.B. Иван Грозный. М.: ОГИЗ, 1945.

14. Беленьская Д.А. О грамотности московских горожан в XIV -XV вв. КСИА, вып. 144. М., 1975.

15. Беллюстин И.С. Описание сельского духовенства в России. Глава «Русь православная». Цит. по: http.7/rchgi.spb.ru/christian/bellyustin.html.

16. Бенуа А. Н. Возникновение «Мира искусства». Л., 1928.

17. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990.

18. Бердяев H.A. Русская идея. М.: Эксмо, 2005.

19. Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М.: Наука,1986.

20. Богоявленский С. К. Научное наследие. М.: Наука, 1980.

21. Бошкович Д. Средневековое русское искусство искусство европейское. В кн.: Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. Искусство и культура. Сб. статей в честь В.Н.Лазарева. М.: Наука, 1973.

22. Бродель Ф. Время мира. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV—XVIII вв. том 3. Москва-Прогресс. 1992.

23. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. XV XVIII вв. В 3-х тт. М.: Прогресс, 1986 - 1992.

24. Будаев Д.И. Западнорусская деревня в XIX в.: Культурно-бытовые условия крестьян. В кн.: Россия сельская. XIX начало XX века /Отв. Редактор А.П.Корелин. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004.

25. Булгаков С.Н. Сочинения в 2 т. М.: Наука, 1993.

26. Булгаков С.Н. Тихие думы. М.: Республика, 1996.

27. В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков/ Составитель Н.Г.Федоровский. 2-е изд. М.: Логос, 1997.

28. Валишевский К. Царство женщин // К.Валишевский. Российские императоры. Электронная книга. М.: Адепт. 2002.

29. Васильчиков Б.А. Об охоте и не только о ней // Наше наследие. 2002, № 63-64:31,,| Вед'енин Ю.А. Очерки по географии искусства. М., 1997.i'i Д

30. Венгеров С.А. Критико-биогр. словарь русских писателей и ученых. СПб, 1897. Т. 1.

31. Веселовский С.Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М.: Наука, 1969.

32. Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М.: Изд-во Акад. наук, 1963.

33. Вздорнов Г.И. Искусство книги в Древней Руси. Рукописная книга Северо-Восточной Руси XII начала XV века. М.: Искусство. 1980.

34. Виттекер Ц.Х. Граф Сергей Семенович Уваров и его время. СПб, 1999.

35. Герберштейн С. Записки о московитских делах. Указ. соч.

36. Герцен А.И. Былое и Думы. Собрание сочинений в 30 т. Т. 8.

37. Глинка С. Записки. СПб, 1895.

38. Готье Ю. Замосковский край в XVII веке. М., 1937.

39. Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991.

40. Громыко М.М. (в соавт. с Т.А.Листовой) Русские: семейный и общественный быт. М., 1989.

41. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян Х1Хв. М., 1986.

42. Гуревич А.Я. История нескончаемый спор. Медиевистика и скандинавистика. Статьи разных лет. М.: РГГУ, 2005.

43. Дегтярев А .Я. Русская деревня в XV-XVII вв. Очерки истории сельского расселения. Л., 1980.

44. Демин A.C. Древнерусская литература. Опыт типологии с XI по середину XVIII в. От Иллариона до Ломоносова. М.: Языки славянской культуры, 2003.

45. Демин A.C. Писатель и общество в России XVI XVII веков. (Общественные настроения). М.: Наука, 1995.

46. Дмитриев М.А. Московские элегии. Стихотворения. Мелочи из запаса моей памяти, М.: Художественная литература, 1985.

47. Древнерусская литература: Изображение общества. М.: Наука, 1991.

48. Древний Новгород. Прикладное искусство и археология. М.: Искусство. 1985.

49. Дьяконов М.А. Очерки общественного и государственного строя Древней Руси. СПб.: Наука, 2005.

50. Дюби Ж. Время соборов. Искусство и общество 980 1420годов.

51. Дюби Ж. История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк. 987 1460. М.: Международные отношения, 2001.

52. Евлогий, митрополит. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994.

53. Егоров Б.Ф. От Хомякова до Лотмана. М.: Языки славянских культур, 2003.

54. Егоров Б.Ф. Очерки по истории русской культуры XIX в. // Из истории русской культуры. М.1996.

55. Егоров В.К. Многоликая Россия: XX в. М.: РАГС, 1998.

56. Егоров В.К. Философия культуры России: контуры и проблемы. М.: РАГС, 2002.

57. Егоров В.К. Философия русской культуры. М.: РАГС, 2006.

58. Жидков В. С., Соколов К. Б. Десять веков российской ментальности. СПб .,2001.

59. Жидков В. С., Соколов К. Б. Искусство и картина мира. СПб.: АЛЕТЕЙЯ, 2003.

60. Замалеев А.Ф., Зоц В.А. Мыслители Киевской Руси. Киев: Изд-во при Киев, ун-те, 1981.

61. Замятин Е. Москва Петербург // Наше наследие. 1989, № 1.64. ) Запад и русская идея II Карсавин Л.П. Сочинения. М.: «Раритет!, 1993.

62. Знаменский П. В. Духовные школы в России до реформы 1808 года. СПб.:Летний Сад; Коло, 2001.

63. Иванов В.В. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М.: Языки рус. культуры, 1998 2000. Т.1. 1998. Т.2. 2000.

64. Из бумаг князя В.Ф.Одоевского// Русский архив. 1874, № 2.

65. Из воспоминаний графини Антонины Дмитриевны Блудовой //Русский Архив. 1875, № 2.

66. Иловайский Д.И. История России. Царская Русь. М.: Чарли,1996.

67. Ильин И.А. О русской идее // Русская идея. М., Айрис-пресс,2004.

68. Императрица Екатерина в переписке с Гриммом. Под ред. К.Я.Грота. СПб, 1874.

69. Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. М.: Логос, 2000.

70. Иоффе И.И. Синтетическая история искусств. Л., 1933.

71. История русского романа. Т. 2. М.; Л., 1964.

72. Каган М.С. Введение в историю мировой культуры. 2-е изд. СПб: Петрополис, 2003.

73. Каган М.С. Философия культуры. СПб, 1996.

74. Кантор В.К. Русская классика, или Бытие России. М.: РОССПЭН, 2005.

75. Кантор В.К. Русский европеец как явление культуры (философско-исторический анализ). М.: РОССПЭН, 2001.

76. Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России. Слияние иноземцев с русскими. Репринтное воспроизведение издания 1886 г. М.: «Бимпа», 1991.

77. Ключевский В.О. Курс русской истории. Часть 1 // Ключевский В.О. Сочинения в восьми томах. М.: Государственное издательство политической литературы, 1956.Т.1.

78. Княжнин Я. Хвастун. Цит. по: СЭ ЛОМ «Электронная библиотека». «Русская драматургия от Сумарокова до Хармса».

79. Князьков С. Очерки из истории Петра Великого и его времени. СПб., 1914.

80. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры: М.: Аспект Пресс, 1997.

81. Кондаков И.В. Культура России. М.: Университет, 1999.

82. Кондаков И.В. Русская культура: Краткий очерк истории и теории. М., 1999.

83. Контарини А. Рассказ о путешествии в Москву в 1476—1477 гг. В кн.: Россия XV ХУ1вв. глазами иностранцев. Л.: Лениздат, 1986.

84. Костомаров Н. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Т.1, вып.1.

85. Куфаев М.Н. История русской книги в XIX веке. Л., 1929.

86. Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры XVII XVIII вв. М.: Наука, 1990.

87. Лаппо-Данилевский А.С. Методология истории». СПб. Ч. I и 11,1910-1913.

88. Ле Гофф Ж. Другое средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2002. ,

89. Ле Руа Ладюри Э. История Франции. Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460 1610. М.: Международные отношения, 2004.

90. Леонов Л.М. В добрый путь // Памятники Отечества. 1972.

91. Леонов Леонид. Из записной книжки. 1950 1960 годы // Наше наследие. 2001. № 58.

92. Лифарь С. Дягилев и с Дягилевым. М.: Вагриус, 2005.

93. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X XVII вв.: Эпохи и сгили. Л.: Наука, 1973.Г

94. Лихачев Д.С. (Совм. с В.Д.Лихачевой) Художественное наследие Древней Руси и современность. Л.: Наука, 1971.

95. Лихачев Д.С. Заметки и наблюдения: Из записных книжек разных лет. Л.: Сов. писатель, 1989.

96. Лихачев Д.С. Избранные работы: в 3-х томах. Л.: Худ. литература, 1987.

97. Лихачев Д.С. Литература реальность - литература. Л.: Сов. писатель, 1981.

98. Лихачев Д.С. Раздумья о России. СПб.: Logos, 1999.

99. Лихачев Д.С. Русская культура. М.: Искусство, 2000.

100. Лихачев Д.С. Русское искусство от древности до авангарда. ML: Искусство, 1992.

101. Лобанов М.Е. Жизнь и сочинения Ивана Андреевича Крылова, СПб., 1847.

102. Лосский Н.О. Характер русского народа // Лосский Н.О. Условия абсолютного добра. М.: Политиздат, 1991.

103. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек текст -семиосфера - история. М., 1999.

104. Лотман Ю. М. Культура и взрыв. М., 1992.

105. Любавский М.К. Историческая география России в связи с колонизацией. СПб.: Лань, 2000.

106. Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1996.

107. Любавский М.К. Образование основной государственной территории великорусской народности: заселение и объединение центра. Л., 1929.

108. Макарий (Булгаков), Митрополит московский и коломенский. История русской церкви. Кн. 4, Ч.1.М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1996.

109. Макарий (Булгаков). История русской церкви. Кн.З. М.: Изд-во Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1995.

110. Манин B.C. Куинджи. М.: Изобразительное искусство, 1976.

111. Межуев В.М. Идея культуры. М.: Прогресс-традиция, 2006.

112. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Т.З. М.,1994.

113. Можайскова И. В. Духовный образ русской цивилизации и судьба России: (Опыт метаисторического исследования): В 4 ч. М., 2001.

114. Муравьев А. В., Сахаров A.M. Очерки истории русской культуры IX—XVII вв.: Книга для учителя. М.: Просвещение, 1984.

115. Муратов П.П. Открытия древнего русского искусства (1923) // Наше наследие, 2000, № 52.

116. Найденова JI. П. Мир русского человека XVI-XVII вв. М.,2003.

117. Наказ Екатерины II Комиссии о составлении проекта нового Уложения. 1767// www.school.edu.ru

118. Не век жить век вспоминать. Народная культура Поонежья и Онежского Поморья (по материалам Онежских экспедиций. Онега-Архангельск-Москва: Товарищество Северного Мореходства, 2006.

119. Некрасов H.A. в врспоминаниях современников. М., 1971.

120. Никитенко A.B. Записки и дневник. (1826-1877). СПб., 1893.

121. Очерки русской культуры XIII-XV вв. /Под ред. А.В.Арциховского. М.: МГУ, 1969-1970. 4.1-2.

122. Очерки русской культуры XIX в. / Редкол. Дергачева Л.Д. и др. М: МГУ. 1998-2000. T.I-II.

123. Очерки русской культуры XVI в. / Под ред. А.М.Сахарова. М.: МГУ 1977. Ч. 1-2.

124. Очерки русской культуры XVII в. /Под ред. А.В.Арциховского. М.: МГУ, 1979. Ч. 1 -2.1.1.'7

125. Очерки русской культуры XVIII в. /Под ред. Л.А.Александрова, А.Д.Горского, Б.И.Краснобаева. М.: МГУ, 1985-1990. 4.1-4.

126. Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в России. М.: Наука,1988.

127. Панченко A.M. О русской истории и культуре. СПб.: Азбука.2000.

128. Панченко A.M. Русская история и культура: Работы разных лет. СПб: Юна, 1999.

129. Паперно И. Семиотика поведения: Николай Чернышевский -; человек эпохи реализма. М., 1996.

130. Платонов С.Ф. Россия и Запад. М., 1925. Он же. Под шапкой Мономаха. М.: Прогресс-Традиция, 2001.

131. Покровский М.Н. Избранные произведения. М., 1966. Кн. 1.

132. Покровский Н. Н. Три документа по истории церкви в Сибири в XVII в. //Христианство и церковь в России феодального периода (материалы).— Новосибирск: Наука. Сиб. отд- ние, 1989.

133. Полное собрание сочинений И.В.Киреевского, т.2, М., 1911.

134. Порай-Кошиц И. История русского дворянства. СПб., 1900.

135. Порфирьев И. История русской словесности. Часть И. Казань,1884.

136. Пушкарев С.Г. Россия 1801-1917: Власть и общество. Москва: Посев,-2001.

137. Репин И.Е. Далекое близкое. М.: Искусство, 1964.

138. Репин И.Е., Стасов В.В. Переписка. М.-Л., 1948. Т. 1.

139. Рикер П. История и истина. СПб: АЛЕТЕЙЯ, 2002.

140. Романович-Славатинский А. Дворянство в России. СПб., 1870. М.:Крафт+, 2003.

141. Русский Север: Аспекты уникального в этнокультурной истории и народной традиции. СПб, 2004.

142. Русь между Востоком и Западом: Культура и общество, XXVII вв. (Зарубежные и советские исследования). Часть 1. К XVIII Международному конгрессу византинистов (Москва, 8-15 августа 1991 г.). М.: ИНИОН АН СССР, 1991.

143. Русь между Востоком и Западом: Культура и общество. X -XVII вв. (Зарубежные и советские исследования). Часть I. К XVIII Международному конгрессу византинистов. М.:ИНИОН АН СССР, 1991.

144. Сапронов П.А. Русская культура IX XX вв. Опыт осмысления: СПб.: Паритет, 2004.

145. Сахарова Е.В., Поленов В.Д., Поленова Е.Д. Хроника семьи художников. М., 1964.

146. Семенников В.П. Собрание, старающееся о переводе иностранных книг, учрежденное Екатериной II. СПб., 1913.

147. Скабичевский A.M. Литературные воспоминания. М.-Л.,1928.

148. Скрынников Р.Г. Россия в начале XVII в. «Смута». М.: Мысль, 1988.

149. Скрынников Р.Г. Россия накануне «Смутного времени». М.: Мысль, 1985.

150. Смирнова И. И один в поле воин» // Наше наследие. 1988, №1.

151. Смолич И.К. История Русской Церкви. 1700-1917 гг.// www.sedmitza.ru.

152. Соколов К.Б. Хренов H.A. Художественная жизнь императорской России (субкультуры, картины мира, ментальность). СПб.: АЛЕТЕЙА, 2001.

153. Соловьев С., М. Сочинения. В 18 кн. Кн. I. Т, 1-2. М.: Мысль, 1,988. ■15 fi. Стасов В.В. Собрание сочинений, т. IV.

154. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 2-е изд. М.: Академический проект, 2001.

155. Сущий С .Я. Атлас русской культуры XVI XVIII веков. Ростов н/Д, 1999. Он же. Атлас русской культуры XIX в. Ростов н/Д, 2001.

156. Сущий С.Я. (в соавт. с А.Г.Дружининым) Очерки географии русской культуры. Ростов н/Д, 1994.

157. Сущий С.Я. Атлас русской культуры XIII XV вв. Ростов н/Д, 1996.

158. Тыдман J1.B. Изба, дом, дворец. М.: Прогресс-Традиция,2000.

159. Уайт JI.A. Понятие культуры // Личность. Культура. Общество. 2004. T.VI. Вып. 2 (22).

160. Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка. М., 1994.

161. Успенский Б.А. Семиотика истории. Семиотика культуры // Успенский Б.А. Избранные труды. М.: Гнозис, 1994.

162. Успенский Г.И. Поли. собр. соч. Т. 7. М., 1957.

163. Февр Л. Бои за историю. М.: Наука, 1991.

164. Федотов Г. Россия Ключевского Н Наше наследие, 1991, № 3.

165. Феоктистов Е.М. За кулисами политики и литературы. 1848 -1896.-Л., 1926.170. Философская энциклопедия.

166. Флетчер Дж. О государстве русском. М. Международные отношения, 1991.

167. Флиер А.Я. Культурогенез. М., 1996.

168. Флиер А.Я. Культурология. В кн. Культурология. XX век. Словарь. СПб, 1997.

169. Франк С.Л. Русское мировоззрение // Франк С.Л. Духовные основы общества. М.: Республика, 1992.

170. Хренов H.A. Культура в эпоху социального хаоса. M.: Эдиториал УРСС, 2002.

171. Хрестоматия по истории России с древнейших времен до 1618 г. M.: Гуманитар, изд. Центр ВЛАДОС, 2004.

172. Шелгунов Н.В., Шелгунова Л.П., Михайлов М.Л. Воспоминания в двух томах. М., 1967. Т. 1.

173. Шильдер Н. Император Александр I: его жизнь и царствование. Т. 2, СПб, 1987.

174. Шильдер Н. Император Николай Первый. Его жизнь и царствование. Т. 2. СПб, 1903.

175. Шоню П. Цивилизация классической Европы. Екатеринбург: У-Фактория, 2005.

176. Щапов А.П. Социально-педагогические условия развития русского народа. СПб, 1869-1870.

177. Щапов Я.Н. Из истории городского управления в Древней Руси (служба мер и весов)// Города феодальной России: Сб. ст. памяти Н.В. Устюгова / АН СССР, Ин-т истории; Редкол.:Шунков В.И. (отв. ред.) и др. МЛ 966

178. ЩеголевП.Е. Декабристы. М.-.Л., 1926.

179. Эволюция культурной деятельности в новом столетии. Социально-экономические аспекты культурной политики. В 3-х томах. Том I. Очерки культурной жизни России на рубеже веков. Отв. ред. Б. Ю. Сорочкин. СПб.: АЛЕТЕЙЯ, 2005.

180. Янов А.Л. Россия: У истоков трагедии. 1462-1584. Заметки о природе и происхождении русской государственности. М.: Прогресс-Традиция, 2001.