Интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова "Чайка" тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Красильникова, Елена Павловна

• Красильникова, Елена Павловна
• кандидат филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Красильникова, Елена Павловна

Введение.

Предисловие.

Глава 1. Нарративный аспект интертекстуальных связей пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка»

1.1. Языковые средства выражения трансформации тем и мотивов драмы А.П. Чехова в пьесе Б. Акунина «Чайка.

1.1.1. Трансформация темы и мотива любви в драме А.П. Чехова в мотив страха- страсти в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.2. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив ревности-мести в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.3. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив любви-страсти в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.4. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив обиды-жалости в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.5. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив жалости-милосердия в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.6. Трансформация темы любви в драме А.П. Чехова в мотив любви-страсти в пьесе Б. Акунина «Чайка».

1.1.7. Трансформация темы искусства в драме А.П. Чехова в мотив писательского любопытства и мотив игры в пьесе Б. Акунина «Чайка».

Выводы по первой главе.

Глава 2. Фигуративный аспект интертекстуальных связей пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка»

2.1. Жанровый аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и

А.П. Чехова «Чайка».

2.2. Композиционный аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и

А.П. Чехова «Чайка».

2.2.1 .Объёмно-прагматическое членение интертекстуальных связей пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

2.2.2. Контекстно-вариативное членение интертекстуальных связй пьес Б.Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

2.2.2.1. Контексты, организованные авторской речью, как способ реализации интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А.П. Чехова.

2.2.2.2.Контексты, содержащие речь персонажей, как способ реализации интертекстуальных связе пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

2.2.2.3. Тип повествования в пьесах Б.Акунина и А.П.Чехова «Чайка» как маркер интертекстуальности.

2.3. Художественное время в «Чайке» А.П. Чехова и его трансформация в «Чайке» Б. Акунина.

2.4.Художественное пространство в «Чайке» А.П. Чехова и его трансформация в «Чайке» Б. Акунина.

Выводы по второй главе.

Глава 3. Ключевые слова пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» как маркеры интертекстуальности

3.1. Специфика функционирования ключевого слова озеро в пьесах Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

3.2. Специфика функционирования ключевого слова дом в пьесах Б.Акуни на и А.П. Чехова «Чайка».

3.3. Специфика функционирования ключевого слова чайка в пьесах Б. Аку нина и А.П. Чехова «Чайка».

Выводы по третьей главе.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова "Чайка"»

Диалогизм как основной принцип современного гуманитарного мышления выражается не только в пересечении и взаимном цитировании разных концепций и точек зрения, но и в поиске диалогов в самой художественной литературе. «Концепция интертекстуальности ответила на глубинный запрос мировой культуры XX столетия с его «тяготой к духовной интеграции» [131, 221].

Для литературного процесса традиционно возникновение произведений, вступающих в открытый диалог с текстами великих предшественников (литературные мистификации, пародии, ремейки, продолжения). Творчество А.П.Чехова, включаясь в эти общие процессы, становится менее определенным, оно все труднее объясняется кругом известных, «близких» реальных причин и условий, «децентрируется»; «Чехов может, образно говоря, до неузнаваемости менять свои очертания — в зависимости от того, сравнивают его с Эсхилом или Брехтом» [119,412].

Для постмодернизма, в духе которого написана пьеса Б. • Акунина1 < " «Чайка», характерна картина мира, в которой «демонстративно, даже с какой-то нарочитостью, на первый план вынесен полилог культурных языков, '-в равной мере выражающих себя в высокой поэзии и грубой прозе жизни, в идеальном и низменном, в порывах духа и судорогах плоти» [82, 11]. Взаимодействие этих языков обусловливает обнажение элементов интертекста, которые выступают в роли конструктивного текстообразующего фактора. Новый текст уже не только ассимилирует претекст (текст-предшественник), но и строится как его интерпретация, осмысление.

То, что интертекстуальность, являющаяся использованием компонента содержательной структуры чужого текста при создании своего, - это обязательный, очень важный признак художественного текста, составляющий специфику художественной литературы, призвано очень многими учеными.

Так, М.М. Бахтин, который своей теорией диалога подготовил почву для интертекстуальных исследований, считал, что «текст живет, только соприкасаясь с другим текстом (контекстом). Только в точке этого контакта 4 текстов вспыхивает свет, освещающий и назад и вперед, приобщающий данный текст к диалогу» [20, 393]. «Основу текста, - указывал Р. Барт, - составляет .его выход в другие тексты, другие коды, другие знаки; текст существует лишь в силу межтекстовых отношений, в силу интертекстуальности» [15, 308]. Поэтому «всякий текст есть между-текст по отношению к какому-то другому тексту.текст образуется из анонимных, неуловимых и вместе с тем уже читанных цитат - из цитат без кавычек» [15, 308].

В последние годы интертекстуальность привлекает внимание многих литературоведов и лингвистов (Арнольд, Кузьмина, Шабес, Смирнов, Фатеева, Тороп, Ильин, Красных и др.). Интертекстуальность изучается па разном материале: на материале научных текстов (Чернявская); на материале художественных текстов (Лотман, Лукин, Смирнов).

Разностороннему изучению творчества А П. Чехова посвящено большое количество научных монографий (Балухатый, Бердников, Бялый, .Камянов, Линков, Паперный, Чудаков), статей (Абрамович, Кройчик, Лебедев, Неведомский, Степанов), исследований (Шах-Азизова, Ляйтхольф, Зубарева и др.).

Однако вышеназванные исследования имеют только литературоведческую направленность. Системного изучения межтекстового взаимодействия и функционирования интертекстуальных включений в художественном произведении с лингвистических позиций до сих пор не проводилось.

В данном исследовании выдвигается гипотеза о том, что своеобразие интерпретации чеховской пьесы Б. Акуниным находит свое выражение в использовании интертекстуальных элементов, подвергшихся трансформации, и трансформации семантического контекста интертекстуальных единиц. Исследование данных трансформаций продемонстрирует, какие именно фрагменты претекста провоцируют творческое сознание на воплощение авторского замысла, насколько глубокие уровни структуры при этом затрагиваются, что позволит понять общие закономерности восприятия предшествующей культурной традиции и определить тенденции развития драматургии.

В современном чеховедении существуют классический (с опорой на биографию и мировоззрение автора), модернистский, структуралистический, искусствоведческий, медицинский, комларативный, философский, психоаналитический, мифологический, нео- и постструктуралистический, религиозный и герменевтический подходы к наследию Чехова.

Причины такого многообразия и сложности современного чеховедения носят не только внутрифилологический характер, но имеют в своей основе особенное отношение к Чехову, вполне сложившееся к середине 1990-х годов. Его можно было бы кратко описать так: чеховское наследие подключается к культурным явлениям прошлых и последующих эпох и разных стран и причастно уже многим областям человеческой мысли - специальным теориям и открытиям психоанализа, медицины, отдельном течениям древней-'Си новой философии, искусству, мифологии и т.п. Творчество Чехова «растворяется», рассредоточивается в общекультурном поле. И столь свободное обращение, с ~ чеховским текстом содержится в самой природе этого текста, в его смысловой открытости или, иными словами, семантической «разреженности». Подобное методологическое «столпотворение» не означает, что каждая интерпретация равно оправданна и органична по отношению к Чехову. Напротив, сейчас можно говорить о возрастающей насильственности в прочтении его произведений, то есть о том, что деконструктивисты называют «жаждой власти» над текстом, «силой желания» интерпретатора. Отсюда все более ощутимое беспокойство некоторых филологов: «Его (Чехова) - просто никогда не умели читать. Читать Чехова нужно учиться заново» [113, 4]; «искусство читать Чехова почти утрачено» [128, 12]. Действительно, толкователь Чехова обретает все большую свободу, получая право «вставлять в эту изящную обложку что угодно» [128, 11].

Безмерная свобода интерпретаций — результат не столько присущих чеховскому тексту «невысказанности», неразрешенности или, по словам И. Гурвича, «сложного соотношения в его произведениях буквы и духа, яви и 6 сути» [47, 63], сколько явление, вытекающее из самого «душевного склада» сегодняшней филологической науки: она освобождает чеховский текст от авторского «я», от скрытого духовного присутствия в нем создателя, его «причастности» (Бахтин) своему произведению. Следствие этого — «безответность» художественного текста, лишенного автора, его абсолютная многозначность и перенесение ответственности за текст на сверхактивного читателя.

Таким образом, в современном чеховедении наблюдается все тот же унаследованный от Р. Барта принцип: «Рождение читателя приходится оплачивать смертью автора» [16, 147].

Усложнившаяся, «раздробленная», децентрализованная система современного чеховедения входит в общий контекст культуры постмодернизма с характерным для него отказом от постижения единичной истины, тяготой к бесконечным «переписываниям и новочтениям», свободным обращением с классикой и т.д. В целом возникает совершенно особое восприятие Чехова, при котором он оказывается открытым всему вновь появившемуся, вечно актуальным.

Для эстетики постмодернизма, как и для массовой литературы, по мнению У. Эко, понятия повторения и воспроизведения являются ключевыми [157, 35]. «Постмодернизм рассчитывает на аудиторию, которая способна оценить иронию, «сделанность» произведения, отследить в нем интертекстуальные коды, то есть развлечься и одновременно получить новое знание» [133; 54].

У. Эко предлагает свою классификацию «повторительного искусства», а именно: серия, сага, интертекстуальный диалог, плагиат, цитирование, пародия и т.д. (Термин «повторительное искусство» означает отнесенность переписываний и дописываний к вторичным текстам, основанным на трансформации кода предшественника). «В каком жанре или роде литературы начинается новая жизнь классического произведения, оказывается неважным. Суть одна - переписывание классического произведения по иным законам», — утверждает Е.В. Абрамовских [2, 73].

Изучение переписываний текстов-предшественников позволило разграничить серийность массовой литературы и иной уровень рецепции (термин «рецепция» - «акт художественного восприятия» - введен

О. Пиралишвили в его работе «Проблемы «нон - финито» в искусстве.») претекстов (текстов-предшественников) - интертекстуальный диалог с ними в литературе постмодернизма, ориентированный на посвященную публику.

Е.В. Абрамовских относит «Чайку» Б. /.кунина к интертекстуальному диалогу в соответствии с классификацией У. Эко «повторительного искусства».

Для точного обозначения сути диалога творческого читателя с текстом-предшественником уместно также понятие «внутрицеховой» рецепции (термин М.В. Загидуллиной): писатель - произведение - другой писатель. Процесс такого типа рецепции закреплен в создании нового произведения.

Е.В. Абрамовских выделяет следующие типы «внутрицеховой» рецепции: классический и игровой. Классический тип предполагает постижение авторской интенции в традиционной форме. Он основан на изображении событий в их последовательности и представляет собой завершение сюжетных линий текста-предшественника. Для игрового же типа характерна деконструкция, обнажение механизмов, скреп творческого процесса и интеграция составляющих «творческого потенциала». Под творческим потенциалом текста В.И. Тюпа понимает некую «систему указателей», формирующую читательские стратегии; это своеобразные лакуны текста, провоцирующие читателя на со-творчество. [132, 17].

Предпринятый Б. Акунинывм жест объединения чеховского текста со своим собственным предлагает читателю правила такой игры: прочесть оба текста, сопоставить их и найти отличия. Акунинский детектив - не внедрение авантюрного героя в мир пьесы, а сложная система переводов или проекций всех возможных литературных и социальных дискурсов на язык авантюрного повествования. Что при этом происходит с чувствами и мотивировками, как раз и должен понять читатель.

Феномен 1 креативной рецепции текста-предшественника наиболее наглядно отражает творческо-диалогический процесс художественного восприятия. Мысль о диалогической природе любого высказывания, о множестве «перекличек» одного высказывания с другими получила развитие в теории интертекстуальности. «Каждое выскрчывание прежде всего нужно рассматривать как ответ на предшествующие высказывания данной сферы» [17, 271].

Возможность установления интертекстуальных отношений находится в зависимости от объема общей культурной памяти писателя и читателя. Для читателя всегда существует альтернатива: либо продолжать чтение, рассматривая некоторую языковую формулу лишь как фрагмент данного текста, ничем не отличающийся от других и являющийся органичной частью его строения, либо для адекватного понимания данного текста обратиться к некоторому тексту-источнику, благодаря которому маркированный элемент в системе читаемого текста выступает как смещенный. Чтобы семантизировать этот маркированный элемент, необходимо фиксировать актуальную связь с. текстом-источником, то есть интерпретировать его при помощи исходного текста.

Интертекстуальные отношения одновременно представляют собой и конструкцию «текст в тексте», и конструкцию «текст о тексте» [168, 172]. Понятия «интертекстуальность» и «интерпретация» неразрывны, так как интертекстуальная связь текстов означает не что иное, как интерпретацию в одном из них другого, реорганизацию его элементов на новой основе, включение этих элементов в новый контекст. Анализ интертекстуальных отношений в сущности и представляет собой исследование этой интерпретации - ее границ, характера и ее цели.

В.А. Лукин выделяет нетеоретические формы интерпретации, к числу которых относит «интертекстуальные формы интерпретации». Когда читатель является одновременно еще и писателем, то его рефлексия над чужим текстом может вылиться в форму художественного текста, одним из референтов которого будет исходный чужой текст. «Последний при этом явным или неявным образом истолковывается в первом, то есть в нетеоретической форме интерпретации художественного текста», - констатирует В.А. Лукин [87, 172].

Обобщая вышеизложенное, произведение Б. Акунина можно отнести к «интертекстуальной форме интерпретации» (Лукин) или к «интертекстуальному диалогу» (Абрамовских). Но и в том, и в другом случае понятие интертекстуальности является ключевым.

Кроме того, уникальность художественного текста, по мнению В.А. Лукина, обеспечивается его ключевым!i знаками, основная функция которых состоит «в том, что такие знаки являются «ключом» прежде всего для интерпретации текста» [87, 86]. Аналогичного мнения о функции ключевых слов как текстовых знаков придерживаются и другие исследователи: «Ключевой знак квалифицируется как дейктический (индексальный), указывающий на смысл, общее содержание текста» [57, 133], «.набору ключевых слов придается статус «текста-примитива» — предельно уменьшенной модели содержания того текста, «ключом» к которому он является» [110, 202]. Отсюда логично сделать вывод о .том, что трансформация в семантике ключевых слов, создающих внутреннее единство лексической системы текста и являющихся существенными элементами его композиционного построения, является одним из доминирующих факторов динамики смысловой структуры текста и, соответственно, читательского восприятия и интерпретации текста. В процессе же интерпретации текста отдельные его части, «скрепами» которых служат ключевые слова, согласуются в единое целое. «Так возникает круг понимания, или герменевтический круг» [87, 152]. «Целое надлежит понимать на основании отдельного, а отдельное — на основании целого» [38, 73].

Новый виток интерпретации чеховского претекста, воплотившейся Б. Акуниным в создании оригинального авторского произведения, безусловно, отражает специфику современной ситуации; контекст эпохи накладывает свой отпечаток на восприятие, понимание и вслед за ним интерпретацию классического произведения с учетом многомерных связей с авторской картиной мира. Каждое произведение, по М. Хайдеггеру,

10 открывает в себе все новые и новые смыслы в процессе исторического движения. Со сменой эпох меняются вопросы, задаваемые произведению, соответственно, вскрываются все новые и новые смыслы» [141, 12].

Смысл произведения состоит, по мнению В.И. Заики, в том, «как это произведение вписывается в мировоззрение, систему эстетических представлений» [56, 244] конкретного адресата (в данном случае Б. Акунина). А.Е. Кибрик назвал порочной привычку «рассматривать текст апостериори — в отрыве от коммуникативной ситуации, коммуникативного замысла и декодирующих способностей адресата» [68, 206]. По словам М.М. Кедровой, «писатель непременно проецирует читаемое произведение на свою художественную манеру, выбирая точкой опоры такие его свойства, которые так или иначе соотносятся со свойствами его собственных произведений» [67, 108].

Таким образом, трансформации в семантике ключевых знаков чеховской драмы «Чайка» в пьесе Б. Акунина, образующих доминанты структуры целого текста, являются опорными точками при интерпретации пьесы Б. - Акунина, своеобразным «итогом» интертекстуального диалога двух произведений, в результате которого рождается новое осмысление чеховского претекста, отражающее современный историко-литературный контекст восприятия и специфику мировоззрения автора «Чайки» - 2.

Каков же характер драматургической подачи прежнего в новой, развернутой его модели? Каковы языковые механизмы интертекстуального диалога пьес А.П. Чехова и Б. Акунина? Данное исследование и предполагает найти ответы на вышеобозначенные вопросы.

Актуальность диссертации обусловлена, с одной стороны, фрагментарностью исследования интертекстуальных связей двух произведений, одно из которых является продолжением второго, с точки зрения реализации данных связей на всех уровнях текстового пространства; необходимостью изучения механизмов, средств вербальной объективации интертекстуальных связей; с другой — важностью анализа смыслообразующей роли интертекстуальных элементов в аспекте их внутритекстовых и межтекстовых связей и выявления особенностей функционирования указанных элементов в классической и в современной драме.

Объектом диссертационного исследования являются интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка».

Предмет исследования - средства и способы вербальной объективации интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и ^ .П. Чехова «Чайка». Детальное рассмотрение механизмов межтекстовой связности пьес обоих драматургов позволило выделить в качестве особого предмета анализа ключевые слова, функционирующие в текстах обеих пьес. При этом ключевые единицы рассматриваются в работе не только как знаки, генерирующие в себе содержательную структуру произведений, но и как текстовые доминанты, трансформация которых в пьесе Б. Акунина является наиболее значимой в осмыслении своеобразия интерпретации Б. Акуниным чеховского претекста.

Анализ интертекстуальных отношений представляет собой, .как - уже указывалось ранее, исследование интерпретации одного текста другим, реорганизацию его элементов на новой основе, включение этих элементов:в новый контекст. Выделяют три основных типа таких исследований, одним из которых является «реконструкция интерпретации, то есть рассматривание интертекстуальных отношений с определенным источником как элемента авторского замысла, их верификация и определение роли этих отношений в структурно-смысловой организации текста и верификация их смысловой функции» [14, 72].

В данном исследовании под интертекстуальными связями понимаются аспекты, способы, формы, приёмы интертсхстуальности. При этом под аспектами мы понимаем соотношение интертекстуальности с разными текстовыми уровнями: нарративный аспект реализуется на идейно-эстетическом уровне, фигуративный - на жанрово-композиционном, собственно языковой является конкретной языковой формой проявления интертекстуальности в пределах всего художественного пространства текста.

Формы интертекстуальности разграничивают сигналы интертекстуальности пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» на прямые декларативные), проявляющиеся эксплицитно, на вербальном уровне, и ассоциативно-подтекстовые, проявляющиеся имплицитно, то есть на под-(около -, за -) текстовом уровне.

Приёмы интертекстуальности включают в себя совокупность общих композиционных приёмов построения пьес, одинаковых стилистических приёмов в творчестве обоих драматургов, общих жанровых черт и т.д.

Способы реализации интертекстуальности - это механизмы конкретного проявления интертекстуальности на разных языковых уровнях: синтаксическом, морфологическом, словообразовательном и т.д. Способы интертекстуальности позволяют восстановить интертекстуальные отношения в новом тексте, что основано на «памяти слова»: комбинаторной (зафиксированная сочетаемость для данного слова как в общем, так и в индивидуальном поэтическом языке); референциальной, вызывающей к порогу сознания круги значений и ассоциаций из прежних контекстов, создающей этим дополнительные приращения смысла в тексте-реципиенте; звуковой (способность слова вызывать в памяти близкозвучные слова, принадлежащие претексту); ритмико-интонационной, включающей в себя «память рифмы», что связано с комбинаторной и звуковой памятью слова, и устойчивые ригмико-синтаксические формулы, созданные на основе звуковых, синтаксических, ритмических и метрических соответствий.

В соответствии с вышеизложенным цел. диссертационной работы -изучить интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка», выявить семантические и ассоциативные приращения, которые формируются при актуализации интертекстуальных связей.

Поставленная цель предполагает решение следующих задач:

1) провести сопоставительный анализ нарративного аспекта интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка», выявив трансформации тем, мотивов и языковые репрезентации данных трансформаций;

2) рассмотреть фигуративный аспект интертекстуальных связей пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка» (композицию, систему образов, время, пространство);

3) проанализировать специфику функционирования ключевых слов в пьесах А.П. Чехова и Б. Акунина «Чайка», выявив семантические трансформации значений и приращения смысла.

Для решения поставленных задач используются следующие методы и приёмы: метод системного подхода, описательно-аналитический метод (приёмы обобщения, типологизации анализируемого материала), компонентный анализ, метод контекстуального анализа, метод сплошной выборки материала, сопоставительный метод, приёмы анализа и синтеза, приём этимологического анализа, приём интроспекции. ■

Методологической базой диссертации является принцип антропоцентризма, сущность которого заключена в уникальности роли. • человека в мире культуры и в текстовом пространстве: человек творец текста и в то же время его объект, предмет, человек - автор - адресант и адресат текста - -V '' одновременно «человек есть важнейшее связующее звено между языком и культурой» [93,66]. ,

Теоретическую основу диссертационного исследования составили: диалогическая концепция М.М. Бахтина, согласно которой понимание может и должно быть творческим, чтобы «восполнить» текст автора. Понимание, по М.М. Бахтину, есть приобщение к этому тексту, «включение его в диалогический контекст» (Бахтин). Значимы для нашего исследования идеи В.И. Тюпы о своеобразии текстов-дописываний по отношению к тексту предшественника, при этом своеобразие текстов-дописываний определяется трансформацией «творческого потенциала» исходного текста - некой «системы указателей» (Тюпа), формирующих читательские стратегии, своеобразных лакун текста, провоцирующих читателя на со-творчество; исследования по герменевтике М. Хайдеггера, обратившегося к категории «горизонт», введенной Э. Гуссерлем; положения И.П. Ильина об особенностях постмодернистских текстов; исследования А.А. Реформатского по проблемам

14 мотива, сюжета литературного произведения; труды Р. Ингардена по феноменологии творчества и восприятия. По мнению исследователя, произведение характеризуется смысловой подвижностью, которая задается самой структурой текста и колеблется между «высказанным» и «невысказанным», между коммуникативной определённостью и коммуникативной неопределённостью (Ингарден).

Научная новизна диссертации обусловлена тем, что в ней проведен исчерпывающий анализ интертекстуальных связей, рассматриваемых в коммуникативном ключе, реализующемся в форме творческого диалога с классическим текстом. Выявлены механизмы реализации интертекстуальных связей, конкретизированы отдельные положения теории интертекстуальности с точки зрения ее проявления на всех текстовых уровнях (идейно-эстетическом, жанрово-композиционном, языковом), рассмотрены различные виды проявления межтекстовых связей (прямое заимствование, заимствование образа, заимствование способа и принципа отражения мира). Систематизация результатов исследования комплексного многоуровнего взаимодействия двухА"-'^ конкретных произведений позволила сделать вывод о том, что интертекстуальность является одним из механизмов осуществления не только преемственности литературных традиций, но и их смены.

Теоретическая значимость исследования определяется тем, что оно вносит определенный вклад в разработку теории интертекстуальности. Предложена иерархия уровней диалога между текстом-реципиентом (пьесой Б.Акунина) и претекстом (пьесой А.П. Чехова), включающая уровень диалога между культурами реализма и постмодернизма, уровень межтекстового диалога двух пьес и уровень внутритекстового диалога. В соответствии с уровнями межтекстового взаимодействия конкретизирована типология интертекстуальных включений, обозначены доминанты исследования межтекстового взаимодействия, предложена последовательность интертекстуального анализа и определены основные механизмы реализации интертекстуальных связей текста-реципиента и претекста.

Практическая значимость состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в практике преподавания стилистики, филологического анализа текста, литературы, лексикологии, а также при чтении спецкурсов по современной русской литературе и литературе XIX -XX веков, в частности, посвященных идиостилю А.П. Чехова и Б. Акунина.

Апробация материалов осуществлялась на заседаниях кафедры документоведения и стилистики русского языка Тульского государственного педагогического университета им. JI.H. Толстого. Результаты исследования были представлены в докладах на международной научной конференции «Славянские языки и культура» (Тула, 2007), на всероссийской научно-практической конференции «Художественный текст: варианты интерпретации» (Бийск, 2006), а также в публикациях статей в сборниках Ивановского государственного университета «Проблемы школьного и вузовского анализа литературного анализа литературного произведения в жанр о в с - р о д о в ом аспекте: теория, содержание, технологии» (Иваново, 2006), Тамбовского государственного университета «Русские говоры: вчера, сегодня, завтра» (Тамбов, 2008), Московской финансовой академии «Актуальные проблемы гуманитарных наук» (Москва, 2007), в публикации статьи «Трансформация мотивов чеховской «Чайки» в пьесе Б. Акунина «Чайка» в журнале «Известия» Тульского государственного университета, рекомендованном ВАК (Тула, 2006).

Структура диссертационного исследования. Диссертация состоит из введения, предисловия, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 182 позиции.

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Красильникова, Елена Павловна

Выводы по треть ш главе

Подводя итоги анализа ключевых слов обеих пьес, можно отметить следующее.

1. Ключевые слова чайка, озеро, дом соотносятся с образами всех персонажей, формируя при этом сквозные оппозиции в текстах обеих пьес, наиболее значимыми из которых являются статика — динамика; свобода — плен, тюрьма.

2. КС участвуют в формировании сквозных мотивов пьес - мотивов одиночества, распада родственных связей. Причем в пьесе Б. Акунина развитие данных мотивов достигает своего пика, вершины: персонажи акунинской пьесы, в отличие от персонажей пьесы А.П. Чехова, даже не замечают своего одиночества, они замкнуты на своих личных пристрастиях и привязанностях и не желают ничего менять в своей жизни.

3. КС обеих пьес не только организуют сюжетное действие в рамках пространственно-временных координат, но и соотносятся с этими координатами посредством актуализации ассоциативных и образных компонентов значений. Эта соотнесенность отражает либо динамику жизненного пути персонажей (Нина в пьесе А.П. Чехова), либо статику; либо соткрытое пространство, либо замкнутое, включая пространство психологическое.

4. В пьесе Б. Акунина происходят значительные сдвиги в семантике КС: их значение не только сужается, но и приобретает под влиянием контекста ярко выраженные негативные коннотации.

5. Трансформация семантики КС чеховского текста в пьесе Б. Акунина формирует разные типы интертекстуальных отношений с претекстом. Это, во-первых, отношения идентификации, репрезентированные посредством повтора реалий, субъектов, языка текста-предшественника; во-вторых, отношения противопоставления, проявляющиеся в употреблении в пьесе Б. Акунина КС чеховского текста, формирующих противопоставленные смыслы. Так, КС чайка в пьесе Б. Акунина маркирует только активность разрушения, гибели всего живого, в отличие от пьесы А.П.Чехова, в которой данное КС

193 энантиосемично и соотносится прежде всего с созидательным началом. Кроме того, можно констатировать и интертекстуальные отношения маскировки, проявляющиеся в обыгрывании Б. Акуниным чеховского текста. Трансформации семантики КС чеховского текста в пьесе Б.Акунина приводят к деформации текстового пространства, что, в свою очередь, способствует формированию читательского восприятия реальности, в которой превалируют материальные ценности, бытовизация все:, явлений действительности, разрушение нравственных норм — все то, что так характерно для современной ситуации. Б. Акунин говорит о сегодняшнем дне, отражая динамику человеческих отношений спустя столетие.

Заключение

В соответствии с обозначенной нами целью исследования - изучить интертекстуальные связи пьес Б. Акунина и А.П. Чехова «Чайка», проанализировав семантические и ассоциа < лвные приращения, которые формируются при актуализации интертекстуальных связей, была выдвинута гипотеза о том, что своеобразие интерпретации Б. Акуниным чеховской драмы находит свое выражение в использовании интертекстуальных элементов, подвергшихся трансформации, и трансформации семантического контекста интертекстуальных единиц.

Исследование коммуникативной модели стимул — реакция дало возможность в совокупности рассмотреть различные виды проявления межтекстовых связей - от прямого заимствования, заимствования образа до наиболее трудно вычленяемого заимствования способа и принципа отражения мира.

Нами была предложена своя типология интертекстуальных включений, учитывающая специфику исследования - определение форм межтекстового взаимодействия двух произведений, одно из которых является креативной авторской интерпретацией текста предшественника.

Интертекстуальность пьес А.П. Чехова и Б. Акунина «Чайка» исследована на всех текстовых уровнях — идейно-эстетическом, композиционном и собственно языковом. При этом при анализе нарративного аспекта интертекстуальных связей были определены трансформации мотивов драмы А.П.Чехова в пьесе Б. Акунина, базирующиеся на интертекстуальности обеих пьес, основными механизмами которой являются однокорневые, синонимические повторы лексем, деметафоризация, авторское обновление фразеологизмов, содержащих отсылки на претекст, словообразовательные трансформации и т.д. Основные функции интертекстуальных включений, подвергшихся трансформациям в тексте-реципиенте — снижение того или иного образа, перевод значений из абстрактной сферы в конкретную, бытовизация всех явлений.

При исследовании фигуративного аспекта интертекстуальных связей пьес А.П.Чехова и Б. Акунина «Чайка» была исследована жанровая соотнесенность двух произведений, проявляющаяся в единообразии способа отражения связи между человеком и действительностью в обеих пьесах, что выразилось в ассимиляции человека внешним миром, определены общие принципы построения пьес — бесфабульность, фрагментарность.

Трансформации на уровне жанра в пьесе Б. Акунина обусловлены рамками постмодернистской эстетики и формой детективного расследования, в которую облек Б. Акунин свою пьесу. Данные трансформации реализованы в речевой избыточности, назойливой описателььости, вербализации чеховского подтекста, углублении принципа равнозначности всех сторон жизни и всех явлений, их детализации и конкретизации.

В процессе исследования определены интертекстуальные связи обеих пьес, имеющие эксплицитную (декларативную) и имплицитную (ситуативную) формы проявления. К имплицитным формам интертекстуальности относятся такие приёмы построения текста, как лейтмотив, контраст, параллелизм образов и ситуаций, к эксплицитным - разные виды повторов (деривационные, синонимичные, однокорневые).

Композиционный аспект интертекстуальных связей двух пьес регистрирует общность мотивов одиночества, разрыва родственных связей в обеих пьесах. При этом трансформации интертекстуальных элементов или трансформации их контекстуального окружения способствуют выдвижению в пьесе Б. Акунина мотивов сумасшествия, игры. Кроме того, Б. Акунин последовательно углубляет экспрессивность текста, используя приемы синтаксической неграмматикальности, семантической несовместимости, необычного типографического оформления высказываний.

Приёмы умолчания, алогизмы, апробированные А.П. Чеховым, используются и Б. Акуниным, но в иных функциях. Это, прежде всего, функции обобщения множественности точек зрения персонажей чеховской пьесы, повышения экспрессивности высказываний.

В соответствии с эстетическими принципами постмодернизма Б. Акунин актуализирует в своей пьесе семантическое поле ассимиляции человека внешним миром, поле чувственной перцепции, в которых маркером интертекстуальности выступают лексемы, входящие в разные семантические группы фразеологизмов, подвергшихся в драме Б. Акунина трансформациям («расщепление» фразеологизма, структурные трансформации, словообразовательные изменения компонентов, контаминации и т.д.), что приводит к созданию каламбуров, усилению экспрессивности текста, актуализации негативных оценочных сем.

В пьесе Б. Акунина репрезентировано также семантическое поле механистичности, выполняющее функцию сближения персонажей пьесы, уподобления их друг другу. Поле механистичности представлено посредством актуализации имплицитных форм интертекстуальности - аллюзий, реминисценций, образных ассоциаций, что приводит к смещению акцента на результативность, повторяемость действий, выдвигающих на первое место мотив статики в тексте-реципиенте.

Авторские интенции в пьесе Б. Акунина имеют эксплицитные и имплицитные формы выражения. Ремарки, реализующие эксплицитную форму выражения авторских интенций, регистрируют одномерность персонажей, актуализируя мотив игры, сквозной в пьесе Б. Акунина.

Кроме того, авторские интенции выражены в тексте-реципиенте опосредованно и проявляются в гиперболизации Б. Акуниным ситуативных коллизий чеховской пьесы, служат средством выражения авторской иронии. Активно использует Б. Акунин пародию, механизм которой требует максимального задействования герменевтических техник от продуцента и реципиента.

В отличие от пьесы А.П. Чехова, в драме Б. Акунина усилена тенденция к эпизации текста посредством сближения субъектно-речевых сфер персонажей и автора, углубляется также монологическое начало, преимущественное использование императивных речевых жанров, отмечается явление изоморфизма, регистрирующее семантическое сходство разноуровневых элементов текста.

Вместо постоянной смены перспективы изображения, характерной для пьесы А.П. Чехова, в драме Б. Акунина регистрируется воспроизведение повторяющихся процессов, циклизация образа времени, для которой характерна повторяемость однотипных ситуаций, явлений.

В пьесе Б. Акунина большое значение приобретает такая пространственная характеристика, как направленность, благодаря которой создается противопоставленность персонажей в системе морально-этических координат. При этом происходит перегруппировка персонажей чеховского претекста.

Завершающим этапом нашего исследования стал анализ трансформаций ключевых слов обеих пьес, выполняющих важнейшую функцию в интерпретации произведений. В результате исследования было выявлено, что ключевые слова озеро, чайка, дом соотносятся с образами всех персонажей и формируют сквозные оппозиции в чеховской пьесе (<статика — динамика, свобода - плен). Трансформации ключевых слов в пьесе Б. Акунина приводят к снятию вышеобозначенных оппозиций, маркируя одномерность персонажей, актуализируя мотив статики, душевной и творческой несвободы и в результате — мотив гибели всего живого. Трансформации в семантике ключевых слов дают смысловые приращения, сопряженные с нештатной оценкой как образов персонажей, так и их поступков, в основе которых лежит эгоцентризм, материальная выгода, жестокость и соперничество.

Ключевые слова участвуют в формировании сквозных мотивов пьес и соотносятся с пространственно-временнымии координатами посредством актуализации ассоциативных и образных компонентов значений. При этом реализуются разные типы интертекстуальных отношений пьесы Б. Акунина с чеховской драмой: отношения идентификации с претекстом посредством сопряженных с ключевыми словами сквозных мотивов одиночества, потери родственных связей, бесприютности; отнесения противопоставления с претекстом посредством формирования оппозиций движение-борьба

198 созидательное начало в пьесе А.П. Чехова) — движение-борьба (разрушительное начало в пьесе Б. Акунина); отношения маскировки, которые проявляются в обыгрывании Б. Акуниным чеховского текста.

Перспективными нам видятся следующие направления исследования: изучение средств выражения интертекстуальности в драматургических текстах других жанровых форм с целью выявления тенденций развития драматургии; определение функций интертекстуальных элементов и способов реализации интертекстуальности; создание методики анализа интертекстуальности в драматургических текстах.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Красильникова, Елена Павловна, 2008 год

1. Абрамович, Н.Я. Человеческий путь / Н.Я. Абрамович // Юбилейный чеховский сборник. - М.: Просвещение, 1910. - 158 с.

2. Абрамовских, Е.В. Феномен креативной рецепции незаконченного текста / Е.В. Абрамовских. — Волгоград: Изд-во Волгоградского государственного университета, 2006. 280 с.

3. Акунин, Б. Чайка / Б. Акунин. СПб.: Издательский Дом «Нева», М.: Олма-Пресс, 2003. - Чехов, А.П. Чайка / А.П. Чехов. - СПб.: Издательский дом «Нева», М.: Олма-Пресс, 2003. — 191с.

4. Андреев, Л.Г. Зарубежная литература XX века: Учебное пособие для вузов / Л.Г. Андреев, А.В. Карельский, Н.С. Павлова. М.: Высш. шк.; Изд. центр «Академия», 2000. - 450 с.

5. Арнольд, И.В. Импликация как прием построения текста и предмет Филологического изучения / И.В. Арнольд // Вопросы языкознания. 1982. -№4.-С. 83-91.

6. Арнольд, И.В. Значение сильной позиции для интерпретации художественного текста / И.В. Арнольд // Иностранные языки в школе. 1978.-№ 4.-С. 23-31.

7. Арнольд, И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность / И.В.Арнольд. -СПб., 1999.-С. 205.

8. Арнольд, И.В. Стилистика. Современный английский язык: Учебник для вузов / И.В. Арнольд. М.: Флинта, 2002. - 384 с.

9. Ашукин, Н.С. Крылатые слова / Н.С. Ашукин, М.Г. Ашукина. М.: Издательство «Художественная литература», 1955. - 667 с.

10. Бабенко, Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: Учебник, практикум / Л.Г. Бабенко, Ю.В. Казарин. М.: Флинта: Наука, 2003.-496 с.

11. Баженова, Е.А. Интертекстуальность // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. М.: Флинта, Наука, 2003. -С. 104-108.

12. Бакина, М.А. Структурно-семантические преобразования фразеологических единиц в современной поэзии / М.А. Бакина // РЯШ. 1980. - № 3. - С. 24.

13. Балухатый, С.Д. Чехов-драматург / С.Д. Ьалухатый. М.: Гослитиздат, 1936.-320 с.

14. Барский, О. Интертекстуальность и интерпретация (О методологических принципах интертекстуального анализа) / О. Барский // Славянские языки и культура: Сб. статей в 3 т. Т. 3. Язык. Культура. Коммуникация. Тула, 2007. - С. 72.

15. Барт, Р. Смерть автора / Р. Барт // Избранные работы: Семиотика. Поэтика.- М.: Прогресс, 1994. С. 388.

16. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт; Пер. с фр. М.: Прогресс, 1989.-615 с.

17. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин М.: Сов. Россия, 1979.-318 с.

18. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет / М.М. Бахтин. М.: Худож. литература, 1975. - 502 с.

19. Бахтин, М.М. Косвенная речь, прямая речь, их модификации / М.М.Бахтин // Фрейдизм. Формальный метод в литературоведении. — М.: Лабиринт, 2000. 640 с.

20. Бахтин, М.М. Литературно-критические статьи / М.М. Бахтин. — М.: Худож. литература, 1986. 541 с.

21. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества: Сб. избр. тр. / М.М.Бахтин. М.: Искусство, 1979. - 444 с.

22. Бахтин, М.М. К философии поступка / М.М. Бахтин // Философия и социология науки и техники. — М.: Искусство, 1968. 116 с.

23. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / М.М. Бахтин // Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. литература, 1975. - 403 с.

24. Березин, В. Компромисс / В. Березин I1 Знание-сила. 2004. - № 1. — С.22-25.

25. Бердников, Г. Чехов-драматург: Традиции и новаторство в драматургии

26. A.П. Чехова / Г. Бердников. М.: Искусство, 1981. - 356 с.

27. Бондарко, А.В. Вид и время русского глагола (значение и употребление): Пособие для студентов / А.В. Бондарко. М.: Просвещение, 1971. - 239 с.

28. Борисова, И.Н. Русский разговорный диалог: проблема интегративности: Автореф. дис. . д-ра филол. наук / И.Н. Борисова. -Екатеринбург, 2001. 23 с.

29. Булаховский, J1.A. Курс русского литературного языка / Л.А.Булаховский. — Киев Харьков: Издательство «Радянська школа», 1938. - С. 72.

30. Бялый, Г. Чехов и русский реализм: Очерки / Г. Бялый. Л.: Сов. писатель, 1981. - 400 с.

31. Вежбицкая, А. Метатекст в тексте / А. Вежбицкая // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. - Лингвистика текста. - М.: Шк. «Языки рус. культуры», 1978. - 421 с.

32. Верещагин, Е.М. Язык и культура: Лингвострановедение и преподавание русского языка как иностранного. Методическое руководство / Е.М.Верещагин,

33. B.Г. Костомаров. М.: Рус. яз., 1990. - 246 с.

34. Виноградов, В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове): Учеб. пособие для вузов по спец. «Русский язык и литература» /

35. B.В.Виноградов. М.: Высш. шк., 1972. - 639 с.

36. Виноградов, В.В. Проблемы русской стилистики /В.В. Виноградов. -М.: Высш. шк. 1981. - 320 с.

37. Виноградов, В.В. О теории художественной речи / В.В. Виноградов. — М.: Высш. шк., 1981.-294 с.

38. Винокур, Т.Г. Диалогическая речь / Т.Г. Винокур // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990. —1. C.135.

39. Владимиров, С.В. Действие в драме / С.В. Владимиров. Л.: Сов. писатель, 1972. - 140 с.

40. Воробьёва, О.П. Текстовые категории и фактор адресата / О.П.Воробьёва. -Киев: «Высш. шк.», 1993. -200 с.

41. Гадамер, X. Г. О круге понимания / X. - Г. Гадамер // Актуальность прекрасного. - М.: Прогресс, 1991. - С. 73.

42. Гальперин, И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. М.: Наука, 1981. - 139 с.

43. Гаснер, Д. Форма и идея в современном театре / Д. Гаснер. М.: Наука, 1959.-134 с.

44. Гаспаров, Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки по русской литературе XX века / Б.М. Гаспаров. М.: Наука, 1993. - 303 с.

45. Гастева, Н.Н. Диалогическое единство в разговорной речи: Дис. .канд. филол. наук. Саратов, 1990. - 152 с.

46. Гегель, Г.В. Эстетика. Сочинения: В 13 т. Т. 3: Лекции по эстетике / Г.В. Гегель. М.: Гос. соц. эконом, изд., 1971. - 621 с.

47. Гончарова, Е.А. Интерпретация художественного текста / Е.А.Гончарова. — М.: Просвещение, 1989. 195 с.

48. Гончарова, Е.А. Лингвистические средства создания образа персонажа в художественном тексте / Е.А. Гончарова // Лингвистические исследования художественного текста. Л.: Ленинградский гос. пед. ин. им. А.И. Герцена, 1983.- 138 с.

49. Гофман, В. Г. Язык и литература / В. Г. Гофман. Л.: Соцэкгиз, 1936. -265 с.

50. Гурвич, И. Проза Чехова / И. Гурвич. М.: Изд-во «Художественная литература», 1979. - 182 с.

51. Гуссерль, Э. Парижские доклады Электронный ресурс. / Э. Гуссерль // http: // anthropology, rinet. ru. / old / husserl. htm.

52. Дресслер, В. Синтаксис текста / В. Дресслер // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII: Лингвистика текста. - М.: Высш. шк., 1978. -С. 111- 137.

53. Дымарский, М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст / М.Я. Дымарский. М.: Изд-во: Ком. Книга, 2006 - 296 с.

54. Ерёмина, Л.И. О языке художественной прозы Н.В. Гоголя / Л.И.Ерёмина. -М.: Наука, 1987.-176 с.

55. Ефимов, А.И. Стилистика художественной речи / А.И. Ефимов. -М.: Высш. шк., 1961. -421 с.

56. Женетт, Ж. Палимпсесты: Литература во второй степени / Ж. Женетт. -М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1982. 213 с.

57. Жолковский, А.К. Блуждающие сны и другие работы / А.К.Жолковский. М.: Иностранная литература, 1994. - 427 с.

58. Загидуллина, М.В. О ремейке как форме исторической реинтерпретации / М.В. Загидуллина // Ремейки, или экспансия классики // НЛО. 2004 - № 69. - С. 89.

59. Заика, В.И. Очерки по теории художественной речи / В.И. Заика. -Великий Новгород: Изд-во Новгор. гос. ун-та, 2006. 426 с.

60. Залевская, А.А. Индивидуальное знание / А.А. Залевская. Тверь: Изд-во Тверского гос. ун-та, 1992. — 234 с.

61. Земская, Е.А. Языковая игра / Е.А. Земская, М.В. Китайгородская, Н.Н. Розанова // Русская разговорная речь. М.: Наука, 1983. - 214 с.

62. Зубарева, Е.Ю. Основные тенденции изучения творчества А.П. Чехова в современном литературоведении США / Е.Ю. Зубарева // Русская литература в зарубежных исследованиях 1980-х годов. М.: Наука, 1994. -С. 123.

63. Ильин, И П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа / И.П. Ильин. М.: Интрада, 1998. — 255 с.

64. Ильин, И.П. Стилистика интертекстуальности: теоретические аспекты / И.П. Ильин // Проблемы современной стилистики: Сб. научно-аналитических обзоров ИНИОН АН СССР. М.: Акад. Наук СССР, 1989. - 207 с.

65. Ильин, И.П. Постструктурализм. Деконструвизм. Постмодернизм / И.П. Ильин. М.: Интрада, 1996. - 432 с.

66. Ингарден, Р. Исследования по эстетике / Р. Ингарден. М.: Просвещение, 1962.-569 с.

67. Ищук-Фадеева, Н.И. Ремарка как знак театральной системы: К постановке проблемы / Н.И. Ищук-Фадеева // Драма и театр. Тверь, 2001. - Вып. 2. -236с.

68. Камянов, В.И. Время против безвременья: Чехов и современность / В.И. Камянов. М.: Советский писатель, 1989. -378 с.

69. Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н. Караулов. М.: Наука, 1987.-264 с.

70. Кедрова, М.М. Введение / М.М. Кедрова // «Война и мир». Жизнь книги. -Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 2002. 165 с.

71. Кибрик, А.Е. Очерки по общим и прикладным вопросам языкознания /

72. A.Е.Кибрик. М.: Изд-во МГУ, 1992 - 336 с.

73. Кожина, Н.А. Заглавие художественного произведения: структура, функции, типологии / Н.А. Кожина. М.: Изд-во МГУ, 1986. - 183 с.

74. Кожинов, В.В. Сюжет, фабула и композиция. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры / В.В. Кожинов. -М.: Наука, 1964.-256 с.

75. Красных, В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? /

76. B.В.Красных. М.: ИТДГК «Гнозис», 1998. - 375 с.

77. Крейн, И. Знакомимся. Борис Акунин. «ЧгЧка» Электронный ресурс. // -Http: // bein. exler.ru. / books / reviews / akunin/ chajaka / 01 /

78. Кристева, Ю. Бахтин: Слово, диалог и роман / Ю. Кристева // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1993. — № 3. - С. 5 - 6.

79. Кройчик, П.Е. Поэтика комического в произведениях А.П. Чехова / П.Е. Кройчик. — Воронеж, Изд-во Воронежского университета, 1986. — 276 с.

80. Кугель, А.Р. Профили театра / А.Р. Кугель. Теакинопечать, 1929. - 116с.

81. Кузьмина, Н.А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка / Н.А. Кузьмина. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та - Омск: Омск. гос. ун-т, 1999.-268 с.

82. Кухаренко, В.А. Интерпретация текста / В.А. Кухаренко. М.: Просвещение, 1988. - 192 с.

83. Кухаренко, В.А. Семантическая структура ключевых и тематических слов целого текста / В.А. Кухаренко // Лексическое значение в системе языка и в тексте: Сборник научных трудов. Волгоград: ВГПИ им. А.С.Серафимовича, 1985.-С. 95-104.

84. Лебедев, Ю.В. Особенности поэтики чехсзских драм / Ю.В. Лебедев // Литература в школе. 1990. - № 1. - С. 29.

85. Леви, Ш. За пределами чеховский сцены: (сценическое представление пустоты) /Ш. Леви//Чеховиана. Полет «Чайки».-М.: Гнозис, 2001.-С. 89.

86. Линков, В.Я. Художественный мир прозы А.П. Чехова / В.Я. Линков. М.: Изд-во МГУ, 1982. - 128 с.

87. Липовецкий, М. Русский постмодернизм / М. Липовецкий. — Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. пед. ун-та, 1997. 317 с.

88. Лотман, Ю.М. Семиосфера и проблема сюжета / Ю.М. Лотман // Внутри мыслящих миров. Человек текст - семиосфера — история. — М.: Яз. русской культуры, 1996. - 464 с.

89. Лотман, Ю.М. Текст в тексте / Ю.М. Лотман // Избранные статьи: В 3 т. Т. 3: Статьи по истории русской литературы; теория и семиотика других искусств. Таллин: Александра, 1993. - 494 с.

90. Лотман, Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя / Ю.М. Лотман // В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. — М.: Просвещение, 1988. 220 с.

91. Лотман, Ю.М. Анализ поэтического текста: Структура стиха / Ю.М. Лотман. -М.: СПб.: Искусство, 1972. 103 с.

92. Лукин, В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум / В.А. Лукин. М.: Изд-во «Ось - 89», 2005. - 560 с.

93. Лурия, А.Р. Язык и сознание / А.Р. Лурия. М.: Изд-во Москов. гос. ун-та,1979.-319 с.

94. Лютый, В. Чучело «Чайки» Электронный ресурс. // — felgrad. narod. ru.

95. Ляйтхольф, Ф. Изучение драмы Чехова «Чайка» / Ф. Ляйтхольф. Мюнхен,1980.-218 с.

96. Михальская, А.К. Основы риторики: Мысль и слово: Учебное пособие / А.К.Михальская. М.: Просвещение, 1994. -4i6 с.

97. Мукаржовский, Я. Литературный язык и поэтический язык / Я.Мукаржовский//Пражский лингвистический кружок. — М., 1967.— С. 411.

98. Мурзин, JI.H. Язык, текст и культура / Л.Н. Мурзин // Человек текст -культура. — Екатеринбург: Изд-во Екатеринбургского гос. ун-та, 1994. — 169 с.

99. Мурзин, Л.Н. Текст и его восприятие / Л.Н. Мурзин,

100. A.С. Штерн. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. - 172 с.

101. Неведомский, М. Без крыльев / М. Неведомский // Юбилейный чеховский сборник. М.: Искусство, 1910. - 158 с.

102. Николина, Н.А. Филологический анализ текста: Учебное пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений / Н.А. Николина. — М.: Издат. центр «Академия», 2003.-256 с.

103. Николина, Н.А. Языковая игра в структуре современного прозаического текста / Н.А. Николина, Е.А. Агеева // Русский язык сегодня. — Вып. 1. — М.: Русский язык, 2000. 214 с.

104. Новиков, Л.А. Художественный текст и его анализ / Л.А. Новиков. М.: Русский язык, 1989. - 300 с.

105. Одинцов, В.В. Стилистика текста / В.В. Одинцов. М.: Наука, 1980. - 263с.

106. Основин, В.В. Русская драматургия второй половины XIX века:'-Пособие для учит. / В.В. Основин. М.: Просвещение, 1980. - 190 с.

107. Паперный, З.С. «Чайка» А.П. Чехова / З.С. Паперный. М.: Худ. литература, 1980. - 160 с.

108. Паперный, З.С. Стрелка искусства: Сб. статей о А.П. Чехове / З.С.Паперный. М.: Современник, 1986. - 252 с.

109. Песков, A.M. Алогизм / A.M. Песков // ЛитЭС. 1987. - С. 20.

110. Петровский, В.В. О ключевых словах в художественной прозе /

111. B.В.Петровский // Русская речь. 1977. - № 5. - С. 54 - 57.

112. Пиралишвили, О. Проблемы «нон-финито» в искусстве. / О.Пиралишвили. Тбилиси, 1982. - С. 34.

113. Пузырев, А.В. Анаграммы как явление языка. Опыт системного осмысления / А.В. Пузырев. М., Пенза: Изд--о института языкознания РАН, ПГПУ им. В.Г. Белинского, 1995. - 378 с.

114. Реформатский, А.А. Опыт анализа новеллистической композиции / А.А.Реформатский // Семиотика / Под ред. Ю.С. Степанова. М.: Радуга, 1983. -С. 557-565.

115. Розенталь, Д.Е. Русский язык. Справочник-практикум: Управление в русском языке. Практическая стилистика / Д.Е. Розенталь. М.: ООО «Издательство Оникс»: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2007. -752с.

116. Русская грамматика: В 2 т. / Гл. ред. Н.Ю. Шведова. М.: Наука, 1980.

117. Сахарный, JI.B. Тексты-примитивы и закономерности их порождения / JI.B. Сахарный // Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. М.: Наука, 1991.-239 с.

118. Свинцов, В.И. Логика. Элементарный курс для гуманитарных специальностей / В.И. Свинцов. М.: МГАП, 1998. - 260 с.

119. Селиванова, Е.А. Основы лингвистической теории текста и коммуникации: Монографическое учебное пособие / Е.А. Селиванова. К.: ЦУЛ «Фитосоциоцентр», 2004. - 336 с. л

120. Сендерович, С. Чехов с глазу на глаз. История одной одержимости А.П.Чехова / С. Сендерович. - СПБ., 1994. - 240 с.

121. Сковородников, А.П. Аллюзия / А.П. Сковородников // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Научно-методический бюллетень. -Вып. 6. Красноярск; Ачинск, 1998. - С. 156.

122. Смирнов, И.П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л. Пастернака / И.П. Смирнов // Wiener Slawistischer Almanach: Sonderband 17. - Wien, 1985. — С. 45.

123. Смирнов, И.П. «Все видеть, все понять.,,» / И.П. Смирнов // Восток — Запад. -М.: Наука, 1985. 176 с.

124. Смирнов, А.А. Проблемы психологии памяти / А.А. Смирнов. — М.: Изд-во Академии пед. наук, 1966. 216 с.

125. Смирнов, И.П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л.Пастернака / И.П. Смирнов. СПб., 1995.-65 с.

126. Смола, К.О. О Чехове / К.О. Смола, О.П. Смола. М.: Скорпион, 1998. -432 с.

127. Стельмашук, А. Диалогизация и способы ее реализации в различных речевых сферах современного русского язык.'* (художественная и научная проза): Дис. .д-ра филол. наук / А.Стельмашук. СПб., 1993. - 429 с.

128. Степанов, А. Чехов и постмодерн / А. Степанов // Нева. — 2003. — №11. — С.152.

129. Степанов, Ю.С. Семиотика: Антология / Ю.С. Степанов / Сост. Ю.С.Степанов. — М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.-702 с.

130. Сургун, А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление /

131. A.Е.Сургун. ВЯ. - 1995. - № 6. - С. 97.

132. Сурков, Е. Чехов и театр / Е. Сурков. М.: Просвещение, 1961. - С. 15.

133. Телия, В.Н. Русская фразеология: Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты / В.Н. Телия. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. 288 с.

134. Телия, В.Н. Первоочередные задачи и методологические проблемы исследования фразеологического состава языка в контексте культуры /

135. B.Н.Телия // Фразеология в контексте культуры. — М.: Шк. «Языки рус. культуры», 1999.- С. 13- 14.

136. Токарев, Г.В. Семиотика: Учеб. Пособие / Г.В. Токарев. Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им. JI.H. Толстого, 2007. — 1 '7 с.

137. Толстая, Е. Поэтика раздражения / Е. Толстая. М.: Родикс, 1994. - 400 с.

138. Топоров, В.Н. Пространство / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия. М.: Наука, 1982. - Т. 2. - 435 с.

139. Тороп, П.Х. Проблема интертекста / П.Х. Тороп // Труды по знаковым системам. Текст в тексте. Ученые записки Тартуского госуниверситета. — Тарту, 1981.-С. 44.

140. Тураев, С.В. Литература: справочные материалы: Кн. для уч-ся /

141. C.В.Тураев, Л.И. Тимофеев и др.- М.: Просвещение, 1988. 334 с.

142. Тюпа, В.И. Творческий потенциал пушкичских набросков / В.И. Тюпа // А.С. Пушкин: филологические и культурологические проблемы изучения: Материалы международной научной конференции 28-31 октября 1998 г. — Донецк, 1998.- С. 17.

143. Усманова, А.Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации / А.Р.Усманова. -Мн.: Препилен, 2000. 200 с.

144. Успенский, Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. М.: СПб.: Азбука, 2000.-352 с.

145. Успенский, Б.А. Поэтика композиции (Структура художественного текста и типология композиционной формы) // Б.А. Успенский Семиотика искусства. -М.: Шк. «Языки русской культуры», 1995. 360с.

146. Фатеева, Н.А. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов / Н.А. Фатеева. М.: Агар, 2000. - 280 с.

147. Фатеева, Н.А. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе / Н.А. Фатеева // Известия РАН. Сер. литературы и языка. Известия. - № 5. - 1997. — С. 21.

148. Фатеева, Н.А. Типология интертекстуальных элементов и связей в худ. речи / Н.А. Фатеева // Изв. РАН. Сер. лит. и языка. Известия. - № 5. - 1998. -С. 26.

149. Федосюк, М.Ю. Неявные способы передачи информации в тексте: учебное пособие по спецкурсу / М.Ю. Федосюк. М.: Высш. шк., 1988. — 82 с.

150. Флоренский, П. А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях / П.А.Флоренский. М.: Издательская группа «Прогресс», 1993. - С. 130.

151. Хайдеггер, М. Язык / М. Хайдеггер. СПб.: Ленинградский союз ученых, 1991.-23 с.

152. Хайдеггер, М. Феноменология. Герменевтика. Философия языка / М.Хайдеггер. -М.: Республика, 1993. С. 32.

153. Хализеев, В.Е. Теория литературы: Учебное пособие для студентов уч. заведений / В.Е. Хализеев. М.: Высшая школа, 2000. - 398 с.

154. Хализеев, В.Е. Теория литературы / В.Е. Хализеев. М., 2000. - С.262.

155. Хоффрихтер, Р. Эволюция изображения природы и пространства в рассказах Чехова / Р. Хоффрихтер. Мюнхен, 1990. - 146 с.

156. Черемисина, Н.В. Вопросы эстетики русской художественной речи / Н.В.Черемисина. Киев: Высш. шк., 1987. - 240 с.

157. Черемисина, Н.В. О трех закономерных тенденциях в динамике языка и в композиции текста / Н.В. Черемисина // Композиционное членение и языковые особенности художественного произведения. П., 1987. - С. 19.

158. Чернявская, В.Е. Интертекстуальность как текстообразующая категория вторичного текста в научной коммуникации / В.Е.Чернявская. СПб.: ГУЭИФ: Высш. шк., 1996.-49 с.

159. Чернявская, В.Е. Интертекстуальное взаимодействие как основа научной коммуникации / В.Е. Чернявская. СПб.: ГУЭИФ: Высш. шк., 1999. - 209 с.

160. Чехов, А.П. Полн. собр. соч. и писем: В 30 т. / А.П. Чехов. — М.: Наука, 1977.

161. Чудаков, А. Мир Чехова: возникновение и утверждение / А.Чудаков М.: Советский писатель, 1986. - 381 с.

162. Шабес, В.Я. Событие и текст / В.Я. Шабес. М.: Высш. шк., 1989. - 175 с.

163. Шах-Азизова, Т.К. Современное прочтение чеховских пьес (60-70-е годы) / Т.К. Шах-Азизова // В творческой лаборатории Чехова. — М.: Сов. писатель, 1974.-56 с.

164. Шах-Азизова, Т.К. Чехов и западно-европейская драма его времени / Т.К.Шах-Азизова. М.: Сов. писатель, 1966. - 89 с.

165. Шах-Азизова, Т.К. Живые лица / Т.К. Шах-Азизова // Театр. — 1985. №2. -С. 26.

166. Эйхенбаум, Б.М. О прозе: сб. статей / Б.М. Эйхенбаум. JL: Просвещение, 1969.-С. 411.

167. Эко, У. Инновация и повторение: Между эстетикой модерна и постмодерна / У. Эко // Философия эпохи постмодерна. Минск: «Красико-принт», 1996. - 68 с.

168. Якобсон, Р. Лингвистика и поэтика / Р. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». М.: Прогресс, 1975. - 230 с.

169. Ямпольский, М.Б. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф / М.Б. Ямпольский. М.: РИК «Культура», 1993. - 464с.

170. Drabble Margaret, editor. The Oxford Cotpanion to English Literature. Oxford: Oxford University Press, 1985.