Иноэтнические компоненты в составе русского старожильческого населения Среднего Прииртышья: XVIII в. - 80-е гг. XIX в. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Крих, Анна Алексеевна

• Крих, Анна Алексеевна
• кандидат исторических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Крих, Анна Алексеевна

Введение.

Глава 1. Иноэтнические компоненты в составе казаков

Среднего Прииртышья.

1.1. Формирование казачьего населения Среднего Прииртышья в конце XVI-XVIII вв.

1.2. Казаки Среднего Прииртышья в XIX в.

Глава 2. Иноэтнические компоненты в составе крестьянского старожильческого населения Среднего Прииртышья.

2.1. Складывание мирских групп Среднего Прииртышья.

2.2. Формирование старообрядческого населения Среднего Прииртышья.

2.3. Переселенцы первой половины XIX в.: крестьяне-староселы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Иноэтнические компоненты в составе русского старожильческого населения Среднего Прииртышья: XVIII в. - 80-е гг. XIX в.»

В современной ситуации, когда в средствах массовой информации активно обсуждается проблема исчезновения русских, исследователи, прежде всего, этнографы, должны не только разобраться в основаниях данной проблемы, но и показать возможные пути ее решения. Поскольку решение демографической проблемы является одним из направлений государственной политики, оно реализуется в следующих основных сферах: привлечении мигрантов и решении проблем национальностей в Российской Федерации. Оба этих аспекта тесно связаны с такими вопросами, как: кто такие русские, каковы особенности их идентичности, что значит быть русским и как им стать?

Для проведения государственной политики в сфере демографии, восстановления сбалансированного демографического развития, необходимо, прежде всего, понять специфику процессов, которые формируют этнос; усвоить опыт развития этнических процессов в период Российской империи. В решении этих задач может помочь изучение сибирского региона, специфика которого заключалась в том, что в Сибири обозначенные проблемы возникли раньше, чем в Европейской России, поскольку особенностью региона были нехватка русских и проблема пополнения государствообразующего населения за счёт постоянного включения в его состав представителей других народов.

Таким образом, на сегодняшний момент, актуальным является обращение к этнической истории русского парода, в частности - к исследованию ассимиляционных процессов, приведших к сложению особых вариантов русского народа и выработке на этой основе особого типа идентичности.

В данном исследовании прослеживаются пути вливания различных иноэтпических групп в состав русских южной части Западной Сибири, используя современные наработки в области изучения Российской империи и этнической истории. Объектом изучения стало русское старожильческое население Среднего Прииртышья. Термин «старожилы» применительно к русскому населению Сибири является одновременно общеупотребляемым и поливариантным1 и чтобы разобраться в его значениях, следует проследить различные практики его использования.

Первой работой, в которой русское старожильческое население стало объектом исследования, стала диссертация Е.Я. Слепцова . Под русскими старожилами исследователь понимал крестьян, переселившихся в Сибирь до реформы 1861 г. и их потомков, которые к середине 1880-х гг. составляли основную массу сельского населения Сибири . Аналогичным образом рассматривали хронологические рамки формирования старожильческого населения Б.Е. Андюсев, П.Е. Бардина, П.Т. Сигутов4. Большинство исследователей в качестве грани между старожилами и переселенцами приняли 40-е гг. XIX в.5 Выбор той или иной хронологической границы диктовал конкретный исторический материал, с которым работал исследователь. При этом возникали ситуации, когда из поля зрения ученых исчезал почти весь XIX в., т.к. в качестве хронологических рамок формирования старожильческого населения принимались XVII—XVIII вв., а переселенческого - конец XIX - начало XX в.6

В последнее время, помимо общепринятых точек зрения на время формирования русского старожильческого населения Сибири некоторые исследователи приводят мнения информаторов - жителей сельских населенных пунктов, носителей традиционной культуры, - относительно того, кого следует считать старожилом. Мнения информаторов совпадают с рассуждениями путешественников, публицистов и ученых XIX в.: старожилами являются те люди, которые родились и прожили в Сибири 2530 лет, а так же те, которые являются сибиряками в третьем-четвертом поколениях7.

Путаница с хронологической границей, отделяющей старожильческое население от переселенческого, привела к тому, что Г.Н. Озерова и Т.М. Петрова, пытавшиеся систематизировать информацию о различных группах русского народа с целью их картографирования, вынуждены были отказаться от «подразделения русского населения Азиатской России на «старожилов» и «новоселов»»8.

Таким образом, исследователи, определяя рамки формирования русского старожильческого населения, исходили из массовости и интенсивности переселения крестьян (и не только!) в Сибирь. Сами старожилы, в лице наших информаторов, в качестве критерия принадлежности к своей группе, выдвигали успешное прохождение переселенцами процесса адаптации, по терминологии XIX в. - осибирячивания, которое занимало период жизни одного поколения (25-30 лет). В первом случае ученый имеет дело с жесткими хронологическими рамками формирования групп.

Следует заметить, что процесс колонизации Сибири являлся непрерывным, однако переселенцев, прибывавших между 50-90 гг. XIX в. часто не включали ни в старожильческое население, ни в позднее-переселенческое. Исследователи конца XIX - начала XX в. называли эту промежуточную группу староселами9. Часть этой группы, к моменту начала массового переселения, прошла ключевые стадии адаптации к местным природно-социальным условиям. Другая часть - прибывшие накануне переселения конца XIX в., - не успела адаптироваться и слиться со старожилами, а с наплывом новоселов критическая масса переселенцев стала превышать тот уровень вновь прибывших, который мог быть принят и осибирячен старожилами. В дальнейшем сам механизм адаптации был существенно изменен. С этой точки зрения условной хронологической границей между старожильческим населением и группами переселенцев можно считать конец 70 - середину 80 гг. XIX в.

На протяжении XIX в., вплоть до 1893 г. в Среднем Прииртышье не наблюдалось резкого увеличения численности населения10, приток переселенцев не превышал численность старожильческого населения, что способствовало постепенному растворению вновь прибывших в старожильческой среде. Резкое увеличение количества новоселов изменило процесс осибирячивания, а последующие события - Гражданская война, коллективизация и раскулачивание, - изменили социальную структуру общества, в которой не оказалось места различным этнокультурным и сословным группам русских сибиряков.

Таким образом, под старожилами Среднего Прииртышья следует понимать различные группы русского сельского населения, складывавшиеся на протяжении конца XVI в. - 80-х гг. XIX в. В зависимости от социальных и культурных особенностей, среди старожилов указанного региона принято выделять потомков казаков (старослужащих и приписных) и крестьян, а среди последних, на основе религиозного признака, - старообрядцев (кержаков и двоедан) и мирских (чалдонов и сибиряков). Городское население Среднего Прииртышья, имеющее отличные от сельских жителей этнокультурные характеристики, входило в область исследования в тех случаях, когда горожане участвовали в процессе формирования сельских населенных пунктов.

Принято выделять несколько этапов формирования русского старожильческого населения Среднего Прииртышья.

1. Конец XVI-XVII вв. С постройкой г. Тары в 1594 г. происходит закрепление русских в северной части исследуемого региона. Необходимость обеспечения хлебом служилого населения, особенности комплектования казачьего войска, а также процесс перемещения населения из ранее освоенных таежных районов на новые земли привели к появлению первых деревень в среднем течении Иртыша.

Первые деревни располагались в окрестностях г. Тары, а их жителями являлись тарские служилые люди, их потомки, не поверстанные на службу, и выходцы из Верхотурского и Тобольского уездов, северных и центральных губерний России". По границам осваиваемого региона были возведены укрепленные слободы, имеющие собственные гарнизоны: па западе -Аевская слобода, на востоке - Бергамакская, на юге - Такмыкская, превратившиеся впоследствии в крупные крестьянские села.

2. XVIII - первая треть XIX в. На этом этапе начинается продвижение казачьих войск, а вслед за ними и крестьянского населения, в лесостепные районы Среднего Прииртышья, где существовали благоприятные условия для занятия хлебопашеством. Для закрепления за собой новой территории в середине XVIII в. строятся линии военных укреплений - Иртышская и Пресногорьковская, в результате чего район лесостепи стал активно заселяться крестьянами из Тарского, Ишимского, Ялуторовского и Тобольского уездов. На вновь построенные линии переводятся казаки из городов, оказавшихся далеко от неспокойной границы со степью - из Томска, Тюмени и, по большей части, из Тары. Также на линиях осела часть прикомандированных из европейской части России солдат и казаков. С 1760-х гг. большое значение для заселения Среднего Прииртышья приобретает ссылка помещичьих крестьян на поселение в счет рекрутов. Селения, образованные ссыльными, располагались вдоль Московско-Иркутского тракта.

3. 40-80-е гг. XIX в. Начало этапа связано с переселением крестьян в рамках реформы государственной деревни П.Д. Киселева. Значительная часть «киселевских» переселенцев обосновалась в современных Муромцевском, Крутииском и Тюкалинском районах Омской области. Среди переселенцев 1840-х гг. преобладали выходцы из Смоленской, Пензенской,

12

Орловской и Тульской губерний . Часть государственных крестьян из Европейской России была поселена в степях Петропавловского и Кокчетавского уездов с зачислением в казаки (современные СевероКазахстанская и Костанайская области Республики Казахстан).

С конца 1850-х гг. добровольное переселение в Сибирь было приостановлено. Отмена крепостного права в 1861 г. не привела к серьезным изменениям в переселенческой политике властей: правом свободного переселения обладали только бывшие казенные крестьяне, а в 1866 г. вышло распоряжение «о неназначении впредь особых кредитов на переселение»13. В этот период сибирские деревни продолжают пополняться административными и политическими ссыльными из европейской части России. С середины 1880-х гг. масштабы переселенческого движения возрастают в связи с принятием «Временных правил о переселении крестьян на свободные казенные земли», а с середины 1890-х гг. переселение приобрело массовый характер.

Таким образом, с середины 80-х гг. XIX в. начинается новый этап формирования русского населения Среднего Прииртышья -переселенческий, - который выходит за рамки данного исследования. Однако использование метода реконструкции генеалогических схем при помощи архивных и экспедиционных материалов позволяет проследить судьбы отдельных старожильческих семей с XVIII в. до конца XX в., что в результате дает представление о процессах изменения социальной и этнической принадлежности населения, приводящих к формированию русского населения изучаемого региона.

Под Средним Прииртышьем понимается территория, расположенная по среднему течению р. Иртыша. По определению географов, Среднее Прииртышье располагается в южной части Западно-Сибирской низменности, где р. Иртыш прорезает с севера на юг северную кромку сухой степи и

14 сменяющую ее лесостепь, а затем врезается в западносибирскую тайгу . В административном отношении исследуемая территория в XVIII в. входила в состав Тарского дистрикта Тобольской губернии. В результате расширения района русского земледелия за счет смещения к югу, по указу от 19 января 1782 г. в Тобольском наместничестве были созданы два новых уезда -Курганский и Омский15. Вскоре Омский уезд был упразднен, но 8 ноября 1823 г. была организована Омская область в составе Западно-Сибирского генерал-губернаторства, как плацдарм для наступления в Среднюю Азию16. В состав Омской области входили внутренние и внешние округа. Ко внутренним округам относились Омский, Петропавловский, Семипалатинский и Усть-Каменогорский, которые были организованы в зависимости от расположения казачьего населения по полковому признаку. Внешние округа, где было мало русских поселений, только намечалось открыть. В конце 1836 г. в Омской области насчитывалось семь внешних округов, среди которых был Кокчетавский округ, заселенный в скором времени казаками из станиц Пресногорьковской линии военных укреплений и крестьянами из Европейской России, зачисленными в казачье войско. В 1838 г. произошла новая реорганизация: Омская область была упразднена, а в 1868 г. учреждена Акмолинская область, с центром в г. Омске.

В начале XX в. Среднее Прииртышье в административном отношении было разделено между Тобольской губернией и Акмолинской областью. К первой относились Тарский и Тюкалинский уезды17, ко второй - Омский уезд. В 1920 г. была образована Киргизская (Казахская) республика в составе РСФСР, к которой отошли казачьи поселки Иртышской и Пресногорьковской линий для «прогрессивного влияния на кочевое

1 Я население» . 24 сентября 1924 г. было принято новое административное деление, по которому вместо губерний, уездов и волостей образовывались районы и сельсоветы. По окончанию районирования, в 1927 г. в правительственные органы РСФСР и Казахстана стали поступать прошения от местных советов о переводе южных районов - Черлакского, Степановского, Русско-Полянского и др., - экономически связанных с г. Омском, но административно подчиняющихся г. Петропавловску, в состав Омского округа Западно-Сибирского края. Для решения возникшей проблемы была создана согласительная комиссия, на основании деятельности которой ВЦИК издал указ от 13 сентября 1928 г., по которому часть северных районов Киргизской республики вошли в состав Омского округа (современные Черлакский, Павлоградский, Одесский и Русско-Полянский районы). Поселения бывших казачьих линий остались в составе северного Казахстана19. Так население Среднего Прииртышья, имеющее общую историческую судьбу, оказалось в составе двух государств. На сегодняшний момент исследуемое население проживает па территории Омской области Российской Федерации, Северо-Казахстанской и Костанайской областей Республики Казахстан.

В процессе формирования русского старожильческого населения Сибири принимали участие различные иноэтнические группы. Предметом данного исследования являются иноэтнические компоненты в состав русских старожилов Среднего Прииртышья в XVIII - 80-х гг. XIX в. Необходимо указать на одновременность процессов включения иноэтпических групп и их отдельных представителей в состав русского старожильческого населения и формирования последнего. В предметную область исследования не будут входить процессы ассимиляции, протекавшие после окончания формирования старожильческих групп, т.к., как упоминалось выше, массовое переселение крестьян в Сибирь существенно изменило процесс включения вновь прибывших в состав старожилов. В дальнейшем, па изменение направленности и темпов ассимиляционных процессов повлияла национальная политика советской власти.

Для обозначения различных сторон интересующих нас этнических процессов в отечественной науке был выработан ряд терминов: обрусение, русификация и ассимиляция. Анализу практик употребления терминов «обрусение» и «русификация» посвящены работы Д.В. Васильева и А.И.

ЛЛ

Миллера . Изучив дореволюционные, советские и современные западные работы, в которых использовались данные дефиниции, Д.В. Васильев пришел к выводу, что оба термина трактуются как «распространение в среде коренного населения нерусских районов русских национальных черт»21. Однако под «русификацией» понимается насильственное насаждение русского языка и культуры, влекущие за собой постепенную ликвидацию самобытности, а под «обрусением» - естественное сближение с русским народом.

В советской науке оба термина имели ярко выраженный негативный характер и практически не употреблялись в исследовательской литературе.

Термин «ассимиляция», использовавшийся в дореволюционный период как синоним русификации, был заменен на «сближение» и «слияние» людей

22 различной национальности . В результате выделения этнической истории как особого направления этнографии начавшаяся работа по классификации этнических процессов, являвшихся предметом исследования этнической истории, привела к реанимации термина «ассимиляция». Под ассимиляцией стали понимать «процесс этнического поглощения той или иной обычно более крупной или численно преобладающей на данной территории этнической общностью отдельно попавших в ее среду инородных этнических групп», при этом следовало различать естественную и насильственную ассимиляцию23.

Деление ассимиляционных процессов на естественные и насильственные весьма условно, хотя продолжает использоваться в современной научной литературе и публицистике. Так называемый «естественный» процесс ассимиляции всегда происходит под давлением каких-либо факторов, например, новых природно-климатических условий к которым приходилось адаптироваться переселенцам или социальной структуры, в которую нужно было встраиваться. Таким образом, отрицая продуктивность деление ассимиляции на естественную и насильственную, мы будет подразумевать под этим термином процесс включения в этнос многочисленных этнических групп, а также отдельных представителей других этнических общностей, конечным результатом которого является смена этнической идентичности ассимилируемых.

Цель исследования - изучение особенностей процесса включения иноэтнических компонентов, как. в лице отдельных представителей, так и целых групп, в состав русского старожильческого населения в ходе его формирования. Для достижения поставленной цели необходимо решить ряд задач:

1) определить этнический и социальный состав ипоэтпических компонентов, вошедших на разных этапах в состав старожильческих групп русского населения Среднего Прииртышья;

2) исследовать пути и способы адаптации иноэтнических групп в сибирском обществе;

3) выяснить особенности идентичности - этнической, социальной и конфессиональной, - представителей иноэтнических групп и русских старожилов, способствующие или препятствующие процессу ассимиляции;

4) рассмотреть основные моменты государственной политики в отношении различных этнических групп, способствовавшей их включению в состав русского сибирского населения.

Степень изученности темы. В XVIII в. русские не являлись объектом специального исследования и научного описания. Если инородцам Российской империи посвящались отдельные исследования монографического или статейного характера, то описания русского народа можно было найти лишь в самых общих трудах24. Как отмечает 10. Слезкин, этнографические описания XVIII в. не выделяли русских из числа народов

25 империи .

Победа над Наполеоном и дух романтизма обратили взоры ученых, путешественников и публицистов на русский народ, в частности, на казаков. В «Землеописании Российской империи для всех состояний» Е.Я. Зябловского пет отдельного очерка о русских жителях Сибири, по упоминаются сибирские казаки, как часть казачьего населения империи: «Казаки сии при всей смеси их с иноплеменными народами, при великом разнообразии климата и мест, сохранили коренной отличительный свой л/ характер» . По-видимому, исследователь лишь констатировал хорошо известный факт смешения сибирских казаков с аборигенными народами, которое, однако, не привело к утрате характерных казачьих черт.

Первым попытался оценить степень смешения с инородцами различных групп русского населения Сибири П.А. Словцов. Историк отметил, что «одно духовенство и чиновные лица высшей и средней степени приезжали в Сибирь семейно», но, т.к. чиновники жили в Сибири временно, то «беспримесная чистота крови русской долго принадлежала одному духовенству, как посягавшему на браки в семействах своего чина»27. На втором месте по «степени чистоты русской крови» стояли ямщики и крестьяне, которые имели возможность переселиться в Сибирь с женами. Наибольшим смешением с инородцами через браки подверглись казаки, т.к. они приезжали без семей: «поколение в этом сословии первоначально пошло от крови татарок» , на которых были вынуждены жениться казаки, что наложило отпечаток на внешний вид сибирских казаков. В дальнейшем, в различных описаниях путешествий по Сибири, начиная с декабристов, пальма первенства по сохранению «русского типа» будет передана старообрядцам - полякам и семейским29, - а казакам будут приписывать активное смешение с аборигенным населением путем заключения браков и через аккультурацию30.

Некоторые авторы XIX в. подчеркивали вынужденность браков между русскими первопоселенцами и представительницами местных сибирских народов31. Приводимые путешественниками примеры не сопровождались положительной или отрицательной оценкой, что было связано, по-видимому, с общей установкой на неизбежность ассимиляции инородцев с русскими. Обратный процесс, ассимиляция русского населения инородцами, рассматривалась как временное и поправимое явление32. Отношение к подобным случаям изменилось после восстаний в Польше 1863-1864 гг. Тогда на повестку российской общественно-политической жизни был вынесен «инородческий вопрос», состоящий из ряда различных национальных вопросов, список которых на протяжении второй половины XIX - начала XX вв. постоянно пополнялся33. Как отмечает Е.И. Кэмпбелл, в связи с «инородческим вопросом возник и русский вопрос. суть которого заключалась в способности русского населения участвовать в имперском проекте сближения»34.

В 1860-х гг. в печати появляется множество статей и брошюр описательно-рекомендательного характера относительно «обрусения» поляков и других инородцев Российской империи во благо последних33. В этих условиях Сибирь предстала в качестве арены борьбы различных «племен», «развязка которой несомненна: одна часть инородцев должна постепенно вымирать и, наконец, вовсе исчезнуть с лица сибирской земли; другая должна постепенно сливаться со своими завоевателями и войти в состав русской народности»36. Данное положение вошло в учебные пособия, где подчеркивалось, что «Русское племя, еще до покорения Сибири, одержало перевес над многими племенами в европейской России, частью победило и истребило, частью путем смешения претворило в свою плоть и кровь, в свою народность многие финские племена, напр. чудь заволоцкую, мерю, весь, корелов, лопарей, а также многих татар, даже немцев»37.

Некоторые публицисты и ученые обращали внимание на то, что процессы ассимиляции инородных племен были характерны для восточных

38 славян на самых ранних этапах истории . Эту мысль высказывал еще М.В. Ломоносов, а в XIX в. ее развивал В.О. Ключевский39.

Таким образом, по меткому замечанию В. Сандерланда, к середине XIX в. «русский крестьянин был едва ли не канонизирован как знаменосец национальной культуры.»40. В середине 1860-х гг. как гром среди ясного неба разразилось дело «сибирских сепаратистов» и сильнейший общественный резонанс вызвала работа А.П. Щапова по «этнологическому развитию сибирского населения», в которой было заявлено, что среди русского населения еще идет процесс «нарождения, нарастания в нацию или народ: еще не сложился национально-физиологический тип, еще явно выступают в этнографическом составе русских разнообразные разноплеменные контингента и не развито еще сознание своего национального единства и достоинства»41. Поэтому для русского народа, чье развитие было тесно связано с колонизацией новых территорий и смешением с различными инородческими племенами, характерно формирование «областной разновидности великорусского народа, с особенным смешанным, европейско-сибирским или великорусско-инородческим типом»42.

Отмечая изменения - физиологические, лингвистические, умственные, нравственные и бытовые, которые произошли с русским народом в Сибири, А.П. Щапов подчеркивал, что, тем пе менее, сибиряки - это часть русского парода, хотя и видоизмененная. Заметим, что А.П. Щапова не интересовало, как инородцы становились русскими, его привлекал обратный процесс и оп задавался вопросом: почему русские перенимают облик и привычки сибирских народов.

Статьи А.П. Щапова привлекли внимание общественности к вопросу объинородчивания русского населения в Сибири и с начала 1870-х гг. наблюдался настоящий «публицистический бум» на эту тему43. Причины объинородчивания видели в особенностях характера русского человека, который «по своей натуре, склонен легко подчиниться окружающему образу жизни, быстро сживаться со своим положением, каково бы оно пи было, легко мириться, а потому и легче, чем другая нация, утрачивает свои бытовые особенности»44.

Исследования и наблюдения ибъинородченных русских наносили серьезный ущерб мифу об ассимиляционной способности русского народа. Не все публицисты и ученые были готовы от него окончательно отказаться. Некоторые исследователи, соглашаясь с наличием такого явления в народной жизни, пытались выставить его в более выгодном свете, подчеркивая негуманный характер европейской колонизации, приводившей к истреблению туземного населения45. Профессор Э.Ю. Петри называл русского «превосходным колонизатором, так как он легко умеет применяться к измененным природным и культурным обстоятельствам, и в то же время дурным, так как он также легко утрачивает свои особенности родовые, национальные и приобретенные культурой»46. При этом заявлении шла отсылка к европейскому опыту колонизации - португальцев в Африке, которые аналогичным образом приспособились к жизни африканских аборигенов.

Огромные масштабы литературы по ассимиляции русских инородцами привели к ответным работам, где приводились примеры обрусения инородцев47. Отдельную группу исследований этого направления составили работы, посвященные жизни иностранцев в России, начиная с периода Московского царства, где также рассматривались вопросы, связанные с их ассимиляцией48.

Одной из первых работ, посвященных иноземцам на русской службе и их влиянию через своих потомков на русскую историю и культуру, являлась статья Е.П. Карновича «Слияние иноземцев с русскими»49, в которой рассматривались иноэтнические корни «коренного русского боярства». В своей следующей работе - «Родовые прозванья и титулы в России», - автор, прежде чем приступить к анализу фамилий, распространенных в России, и рассмотрению истории их появления, задался вопросом: «кого следует считать русским человеком?»50. Имея дело с родословными источниками, указывавшими на иноземное происхождение виднейших деятелей русской истории и культуры, исследователь учел в ответе на этот вопрос, помимо традиционных критериев этпичности - языка и вероисповедания, - такой критерий, как «ближайшее кровное родство». «Какого бы чуждого русским людям происхождения ни был человек, удерживающий по мужскому колену свою чужестранную фамилию, - писал Е.П. Карнович, - но если его мать, бабка, прабабка и так далее были коренные русские, то и он несомненно должен считаться вполне русским по своей природе», при условии, что «все прежние его родственные связи с представителями не-русского племени будут порваны и он станет для них чужим человеком, - то может считаться вполне русским»51. Е.П. Карнович построил свое исследование на дворянских фамилиях и родословных, отметив при этом, что «обрусевших вполне указанным выше способом людей. встречается теперь у нас очень много среди всех сословий»52.

В силу особого социального значения дворянские генеалогии были хорошо изучены к XIX в., но в контексте обрусительных идей второй половины этого столетия информация об инэтнических корнях российского правящего сословия воспринималась болезненно, вызывая укор в потере о дворянством способности «русить» . В целом, тема иноэтнического происхождения российского дворянства во второй половине XIX - начале XX вв. не поднималась, а с приходом советской власти была надолго забыта историками. Возвращение к этой теме произошло в 1990-х гг. в рамках «имперского направления»54.

Центром по изучению ассимиляции инородцев стал Казанский университет, т.к. Поволжье являлось одним из наглядных примеров, как стихийных ассимиляционных процессов (обрусения), так и целенаправленных усилий со стороны церкви и государства (русификации). В начале 1890-х гг. профессором этого университета И.Н. Смирновым была разработана программа по сбору этнографических сведений об обрусении с инородцев Восточной России . В этой программе предлагалась система критериев по выявлению среди русского сельского населения потомков инородцев. На первом месте стояло визуальное сходство русских с инородцами: «по чертам лица, по отдельным принадлежностям костюма, но говору»56. Далее, «для проверки предположения о родстве этих Русских, с теми или другими инородцами следует собрать фамилии всех жителей деревни и выделить из них те, которые не имеют такого ясно-русского происхождения, как фамилии, произведенные от христианских имен, от русских названий животных, птиц, орудий и т.д.»57. На инородческие корпи

58 русского населения могли указывать соответствующие топонимы , а также соседство с русскими населенными пунктами могильников с погребенными инородцами.

И.Н. Смирнов выделил семь категорий населенных пунктов, инородческое население которых находилось на различных стадиях ассимиляции с русскими. Были составлены списки вопросов для каждой категории. На первом месте стояли вопросы, связанные со сферами бытования русского языка среди инородческого населения и особенностями русского языка у обруселых инородцев. Далее шли вопросы об изменениях в быту под влиянием русского населения. Особое значение И.Н. Смирнов придавал оценке информаторами-инородцами ассимиляционных процессов, замечают ли они эти процессы и в чем видят признаки обрусения39. Для четвертой категории населенных пунктов, в которых проживали совместно русские с другими народами, добавлялись вопросы, связанные с особенностями отношений между ними, в том числе и в брачной сфере.

В своей статье «Обрусение инородцев и задачи обрусительной политики» И.Н. Смирнов обосновал актуальность исследований ассимиляционных процессов в Российской империи, призывая использовать в государственной политике опыт русского народа, наработанный в результате совместного проживания с инородцами, а не обращаться за готовыми национальными проектами в европейские страны (Германию и Австро-Венгрию). Этот призыв можно считать актуальным для современной России. Разбирая процессы обрусения на конкретных примерах, взятых из жизни поволжских этносов, исследователь выделил в русском этносе особые группы, обладающие ассимиляционной способностью: «Русифицирует инородцев. главным образом русский крестьянин, но местами - заводской рабочий»60. Этой же способностью обладала русская женщина, вышедшая замуж за инородца, но при условии, что она не единственная русская женщина в деревне61.

И.Н. Смирнов считал, что государственная власть, на протяжении всей истории России, не отдавала должного национальной политике. У государства не было единой «обрусительной системы» и все процессы слияния инородцев с русскими являлись «естественным результатом сожительства русских с инородцами»62. Обрусение инородцев «представляет собой нормальный результат истории и, как ее постулат, является прямой задачей правительства, которое не желает оставаться безучастным зрителем того, что происходит в жизни».63 Далее подробно описывались условия, необходимые для успешной ассимиляции инородцев.

На отсутствие исследований иноэтнических компонентов в составе русского этноса указывал еще А.Н. Пыпин в 1885 г.64 Одной из насущных задач русской этнографии он считал изучение различных «оттенков и вариаций» русского народа: «Варианты великорусского народного типа произошли не только от старых корней, отделяясь один от другого под всякими природными и историческими условиями, но и из множества племенных смешений. Русский народ воспринял в себя целую массу инородческих элементов. Изучение этих инородческих стихий русской народности, можно сказать, еще не существует»65. Однако И.Н. Смирнов первым начал целенаправленный сбор полевого этнографического материала по этой теме, выделив основные аспекты ее изучения.

В.И. Ламанский, возглавлявший отдел этнографии Русского географического общества в 1865-1871, 1886-1910 гг., во вводной статье к первому номеру журнала «Живая старина» в 1890 г. отмечал, что «повсеместно и повсюду совершался процесс общения, скрещивания и смешения рас и племен, процесс, повлекший за собою взаимный обмен внешних и внутренних свойств разных племен и рас и многообразные заимствования друг у друга»66. Таким образом, академиком Ламанским была высказана мысль, что приобретение русскими антропологических типов и черт культуры инородцев не следует рассматривать в терминах отсталости и неразвитости русского народа, что процессы ассимиляции и культурных заимствований естественны для всех этносов. В дальнейшем эту идею развивал Н.Н. Харузин.

В 1894 г. вышла в свет статья Н.Н. Харузина «К вопросу об ассимиляционной способности русского народа», в которой была поставлена под сомнение правомочность употребления термина «ассимиляционная способность» и предложено заменить его понятием «ассимиляционная

СП деятельность» . На широком этнографическом материале автор статьи показал различные варианты ассимиляционных процессов - от обрусения инородцев до объинородчивания русских, - и выделил ряд условий, содействующих ассимиляции: 1) смешанные браки, 2) географические условия, в особенности рельеф страны, 3) религиозная принадлежность, которая в обществах «на более низких ступенях развития» отождествлялась с принадлежностью к национальности, 4) сходство или различие в быте, 5) культурный уровень сталкивающихся народностей68. Рассматривая ассимиляционные процессы, Н.Н. Харузин стремился построить исследование на примерах, в которых обрусение не поддерживалось государственной властью, в том числе через школу, т.к. его интересовала лишь естественная ассимиляция.

Н.Н. Харузин не случайно поставил этнически-смешанные браки па первое место среди условий, благоприятствующих ассимиляции. Во второй половине XIX - начале XX вв. наблюдался устойчивый интерес исследователей к этой проблеме. Был опубликован целый ряд работ, посвященных межэтническим бракам и их значению для ассимиляции69. Причем интерес российской читающей публики к проблеме брака не ограничивался пределами России. В 1885 г. цензура одобрила печать русского перевода книги Фр. Гельвальда «Естественная история племен и народов», где имелся раздел, характеризующий межрасовые браки и

70 потомков от этих союзов , а в 1910 г. была опубликована небольшая заметка

71 о межрасовых браках в США . Профессор М.Е. Красножен посмотрел па проблему межэтнических браков и их широкое распространение в России с точки зрения православных норм и церковного права72.

Интерес к межрасовым смешениям подогревался в России развитием отечественных антропологических исследований73. В 1900 г. Д.Н. Any чип очертил круг интересов российской антропологии, среди которых не последнее место заняло изучение разновидностей русского народа, которые появились в результате освоения огромных пространств к востоку и северу первоначального ареала расселения русских и в результате соприкосновения с другими народами, в ходе которого русский народ «подчинил их себе и претворил в себя, отчасти сам подвергся их антропологическому влиянию»74.

Вслед за Д.Н. Анучиным, В.В. Воробьев в 1902 г. поставил ряд задач в деле антропологического изучения славянского населения России: изучить физиологический тип славян разных губерний России и определить глубину различий между ними, определить, какие антропологические типы повлияли на славянское население и какие народы этим типам соответствуют75. Обосновывая актуальность подобных исследований, В.В. Воробьев заявил, что «нет никакого сомнения в том, что современное славянское (по языку и обычаям) население России по своему происхождению и расовым типам, представляется населением смешанным, принявшим в свой состав многие неславянские элементы. Исторические, археологические и лингвистические изыскания указывают на достоверную примесь финской крови, па вероятную

76 примесь монгольской крови, может быть и германской.» В другой своей работе популяризаторского характера, В.В. Воробьев высказал мысль, что «крестьяне больше других сословий сохранили и чистую, не смешанную великорусскую кровь», в то время как «в жилах нашего дворянства течет не

77 чисто великорусская кровь, но кровь, смешанная с германскою» . В этих высказываниях отразилось противоречие между общепринятым знанием о сложной этнической истории русского народа и стремлении найти «чисто русский тип».

В конце XIX в., под влиянием набирающих силу национальных движений народов Российской империи и усиленных научных споров по поводу разграничения дефиниций «народ», «нация» и «народность», возникает проект, альтернативный ассимиляционному. Пересматривается отношение к «инородческим вопросам». Применительно к сибирскому региону «инородческий вопрос» стал трактоваться как вопрос о том, «почему инородцы, при соприкосновении с более сильной расой, теряют свои самобытные черты или вымирают, и что нужно делать для того, чтобы не дать им сойти с исторической сцены, а продолжить развиваться и совершенствоваться»78. В этих условиях стали возникать проекты «культурной и политической ассимиляции» инородцев, которые бы не приводили к смене их этнического самосознания, но создавали бы национальное единство поверх этнического разнообразия79.

В дальнейшем, в результате революций 1917 г., прихода к власти РСДРП б) и начавшейся политики коренизации, проблемы включения в состав русского этноса иноэтнических компонентов не становились предметом научного исследования. Характерны в этом отношении решения Первого

Сибирского научно-исследовательского съезда, проходившего в декабре

1926 г. в г. Новосибирске. Ни в одной из резолюций по докладам на исторические и этнографические темы секции «Человек» не было сказано о необходимости изучения ассимиляционных процессов среди русского и аборигенного населения. На первое место среди насущных проблем изучения

Сибири была поставлена история туземного населения, как стали называть сибирских инородцев, на второе - история колонизации и хозяйства сибирского региона, па третье - история народного просвещения "и па четвертое - исследования по революционному движению в Сибири

80 особенно среди туземного населения) .Однако в ходе обсуждении докладов, вопросы, связанные с ассимиляционными процессами среди туземного населения, неизбежно возникали. По докладу Е.И. Титова «Очередные задачи тунгусоведения» А.Р. Шнейдер отметил, что «большой интерес для изучения тунгусского быта представляют ассимилировавшиеся с русским

81 населением тунгусы.» . Е.И. Титов - представитель Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, - рассматривал ассимиляцию как естественный процесс82, такого же мнения придерживался профессор Иркутского университета Б.Э. Петри83.

М.А. Слободский - сотрудник Общества изучения Томского края, - в качестве главной задачи русской сибирской этнографии указал изучение процесса образования сибирского типа русского человека, под влиянием климата, почвы, племенных смешений, особых исторических и бытовых од условий . Но специального изучения иноэтнических компонентов в составе русского населения не последовало.

В 1930-х гг. под давлением идеологических схем объектом изучения этнографии становится «социализм в быту» и «расцвет культуры всех национальностей СССР». Происходит смещение акцентов с изучения «живой старины» на исследование современности. Высказанные В.И. Ленином идеи тотальной ассимиляции наций и разрушения национальных перегородок привели к формированию концепции слияния народов в единую общность -советский народ, - которая должна была стать объектом исследования советской этнографии, наряду с теми процессами, которые приводили к этому «слиянию». При этом подчеркивалось, что «современный процесс ассимиляции не имеет ничего общего с дореволюционным. . современная ассимиляция вытекает из равенства всех населяющих СССР народностей, из единства их целей и стремлений - разрушить капиталистическое общество и построить социалистическое. Этот процесс по праву может быть назван естественным процессом - «денационализации» или интернационализации»85.

В 1961 г. была опубликована совместная статья В.К. Гардаповой, Б.О.

Долгих и Т.А. Жданко, в которой в научный оборот возвращался термин

86 этнические процессы» , введенный еще в 1920-х гг. академиком Н.Я. Марром87. Вслед за этой публикацией появился ряд теоретических работ, посвященных разработке понятия «этнические процессы», а также классификации этих процессов88. Наибольший вклад в теоретическую разработку этих вопросов внесли В.И. Козлов и Ю.В. Бромлей. В своем докладе на IX Международном конгрессе антропологических и этнографических наук, проходившем в сентябре 1973 г. в Чикаго, В.И.

Козлов изложил свою классификацию этнических процессов, под которыми он понимал, в узком смысле слова, процессы, «которые в конечном счете ведут к перемене этнического самосознания, отражающего реально существующие этнические связи между людьми.»89. Были выделены два основных вида таких процессов: этнического разделения и этнического объединения, последние подразделялись на процессы этнической

90 консолидации, ассимиляции и интеграции .

Особая роль в ассимиляционных процессах отводилась распространению этнически смешанных браков91, что было связано, с одной стороны, с утверждением историко-социологического подхода в этнографии (формирование и распространение теории этноса Ю.В. Бромлея), а с другой стороны, с широким распространением межэтнических браков среди народов Советского Союза, пик которого пришелся на конец 1960 - начало 1970-х гг. В связи с этим, большой корпус публикаций составили работы по характеристике национально-смешанной брачности различных регионов

92

СССР . При этом считалось, что «в царской России межнациональные браки были редки»93 и ретроспективные исторические исследования по этой теме практически не проводились. Вопросы межэтнических браков в дореволюционной России затрагивались в исследованиях более широкой этнографической тематики94.

Одной из первых работ, посвященной процессам брачного смешения различных этносов в XIX-XX вв., была статья О.А. Мурашко «Старожилы Камчатки в историко-демографической и социально-экономической перспективе»95. В этой работе впервые к анализу структуры брачных связей смешанного старожильческого населения Камчатки были привлечены метрические книги и генеалогии, собранные в ходе этнографических экспедиций.

Изучение современного состояния межэтнических браков продолжалось в конце 1980-1990 гг., но интерес центральных научных учреждений к этой проблематике ослабел. Применительно к Среднему Прииртышью и соседних с ним регионов изучением межэтнических браков занимались А.Д. Калашников, С.Ю. Первых, О.М. Проваторова, Р.К. Сатлыкова, Н.А. Томилов и др.96 Тематика национально-смешанных браков рассматривалась в этих работах в рамках исследования этнических процессов среди коренных и пришлых этносов Сибири, а также как составная часть вопроса взаимодействия народов сибирского региона.

После распада Советского Союза в целях профилактики межэтнических конфликтов, продолжая этно-социальную традицию изучения межэтнической брачности русского населения, сотрудниками Центра социальной демографии Института социально-политических исследований РАН был поставлен вопрос об этнической гомогенности русского парода97. В исследовании, опирающемся на три всероссийских опроса с многоступенчатой выборкой, были поставлены задачи проследить масштабы ассимиляционных процессов и охарактеризовать национальную идентификацию современных представителей русского парода, а также их предков.

Социологи сделали ряд интересных наблюдений: 1) инкорпоративная функция русского этноса по-разному себя проявляет в зависимости от особенностей того или иного региона России; 2) процесс включения в состав русского этноса иноэтнических компонентов неуклонно растет, что может привести через сто лет к уменьшению количества русских, имеющих русских

98 предков, до 50% от общей численности народа ; 3) процесс ассимиляции нерусских этносов осуществляется не только через этнически-смешанные браки, т.к. 0,5% респондентов, считающих себя русскими, имели родителей нерусской национальности99; 4) наибольшее количество межэтнических браков русское население заключает с украинцами и белорусами, а второе место по тесноте брачных отношений с русскими принадлежит финно-угорским и тюркоязычным группам народов100.

Несмотря на новаторскую методику исследования межэтнических браков, коллектив авторов ограничился изучением второй половины XX в.

Социологи не ставили перед собой задачи объяснить рассматриваемые ими процессы ассимиляции, связать их с историческими условиями развития страны. Стремление создать исследование общероссийского масштаба исключило обращение к локальному подходу. В дальнейшем было проведено сравнительное изучение гомогенности у русских и нерусских пародов России101.

В начале XXI в. новые расовые проблемы заставили обратить внимание исследователей на специфическую группу российских метисов - детей от русско-африканских браков, характерных для отечественных мегаполисов102.

Традиционные для досоветской историографии вопросы исследования этнического состава казачества нашли свое отражение в работах ученых второй половины XX - начала XXI в. Тема инкорпорации в состав казачества различных этнических групп и их отдельных представителей рассматривалась как составная часть вопроса о социальном происхождении казачества103. В связи с активным развитием тюркологии в 1980-90-х гг. освещение получили этнокультурные связи казачества с соседними тюркоязычными народами. В Сибири центром изучения тюркских пародов стал г. Омск, где был проведен ряд конференций по этнической истории сибирских тюрков и подняты вопросы их участия в формировании сибирского казачества104.

Тема этнического влияния тюркского мира на сибирское казачество получила свое дальнейшее развитие в 2000-х гг.105 Этническим процессам в среде западно-сибирского линейного казачества второй половины XIX в. были посвящены публикации С.М. Андреева, который впервые обратился к неизданным путевым дневникам Г.Е. Катанаева, хранящимся в Государственном архиве Омской области106. В работе была затронута тема взаимоотношений «природных» и «приписных» казаков, среди последних был значителен процент мордовского населения.

В советском сибиреведении наиболее исследованными оказались начальные этапы освоения и заселения Сибири. В 1990-х гг. оформляется направление по изучению роли иностранцев в колонизации Сибири, хотя первая работы по этой теме появилась в 1977 г.107 В дальнейшем эта тема

1 ПИ рассматривалась в работах А.А. Люцидарской и В.Н. Курилова . А.А. Люцидарская подробно рассмотрела процесс формирования русского старожильческого населения Сибири в XVII - начале XVIII вв., преимущественно на материалах г. Томска. Значительное место было уделено роли иноземцев в процессе формирования населения сибирских городов. А.А. Люцидарская, ссылаясь на работы антропологов, пришла к выводу, что «ассимилятивные процессы в Сибири имели ограниченное распространение и не были характерны для взаимодействия русского этноса с коренными народами края. вклад коренных народностей не превышает. 3-10% возможных предков, даже без учета приспособительных вариаций»'09. Подчеркивалось стремление иноземцев западного происхождения сохранить этническое самосознание, что выражалось в заключении браков внутри своей этнической и социальной группы. Люцидарская не ставила цели проследить изменение этнического самосознания иноземцев.

Идею слияния «литвы» с русским сибирским населением к моменту прибытия следующей волны уроженцев Польши - барских конфедератов, -выдвинул тюменский исследователь С.Г. Филь110. Большую работу по составлению биографических словарей иноземцев западного происхождения - «литвы» и «немцев», - проделал новосибирский историк Д.Я. Резун111, который в ряде последних статей рассматривал сюжеты из истории

I | л иноземцев на русской казачьей службе в г. Таре . Отдельным иностранцам на русской службе в Сибири и их адаптации к местным условиям были посвящены публикации И.Р. Соколовского и Т.А. Опариной113.

Как уже упоминалось, исследователи, путешественники и публицисты XIX - начала XX вв. приписывали сибирским старообрядцам «чисто русский тип». Первой на иноэтнические корни староверов, в частности каменщиков, указала Т.С. Мамсик114. Рассматривая этногенез уймонских старообрядцев, Л.И. Шерстова отметила наличие в этой группе тюркского «следа»115. Обе группы староверов с социальном отношении являлись «русскими ясашными». Особенностям оформления третьей группы «русских ясашных»

- кумышцев, - была посвящена статья Т.С. Мамсик116. На принадлежность к мордве некоторых старообрядцев - курганов, проживавших по р. Изылу, указала в своей монографии Е.Ф. Фурсова117.

Мирское, т.е. не старообрядческое, крестьянское население Западной

Сибири с точки зрения иноэтнических элементов стало объектом изучения этнографов лишь в последнее время. В рамках этноархеологического направления на базе Омского государственного университета им. Ф.М.

Достоевского и Объединенного института истории филологии и философии

СО РАН было произведено исследование населения старинной д. Изюк.

Результаты исследования были изложены в ряде научных публикаций.

Археологические работы проводились в 1999-2004 гг. под руководством Л.В. 118

Татауровой . Омские этнографы, опираясь на материалы Дозорной книги по

Тарскому уезду 1701 г. и материалы ревизии населения конца XVIII в., пришли к выводу, что этническом отношении население д. Изюк было нерусским, но православным"9. Антропологическая экспертиза археологических находок показала, что монголоидные черты прослеживаются только у женского населения деревни120.

Ипоэтпические корни были обнаружены у старожильческого населения д. Резино современного Усть-Тарского района Новосибирской области, чьи предки были высланы в 1770 г. из различных губерний Европейской России.

Изучению этой группы старожилов - чалдонов, - посвящены публикации 121

М.Л. Бережповой .

Большой вклад омские этнографы внесли в адаптацию методики реконструкции генеалогий для изучения этнической истории русского населения Сибири, которая оказалась продуктивной при исследовании иноэтнических элементов, вошедших в разное время в состав русских старожилов - казаков, старообрядцев и мирских - чалдонов и сибиряков.

Таким образом, ассимиляционные процессы (обрусения и объинородчивания), в которых принимало участие русское население, являлись не столько объектом изучения, сколько наблюдения, начиная со второй половины XIX в. Наибольшую податливость инородческому влиянию приписывали казакам и крестьянам, оказавшимся в среде преобладающего по численности коренного сибирского населения. Наибольшую стойкость объинородчиванию и стремление к сохранению «чистого русского типа» приписывали староверам. Советская наука, отошедшая от проблематики предшествовавшего этапа, в конечном счете, вернулась к изучению указанных групп сибирского населения. Одним из направлений советской этнографии стало изучение смешанных браков, получившее дальнейшее развитие в постсоветский период и современное время.

Большой вклад советские ученые внесли в теоретическую разработку классификации этнических процессов. Однако, в центре отечественных исследований XIX - начала XXI в. находилось русское население Сибири и его различные группы. Иноэтнические элементы, как отдельные люди, так и группы, включенные на разных этапах этнической истории в состав русских сибиряков, не являлись предметом специального систематического изучения. Отдельные публикации имеются по тюркским, мордовским и др. этническим компонентам среди сибирского казачества, но они не дают целостного представления о тех процессах ассимиляции, которые были характерны для всего периода формирования и существования сибирского казачества. Остальные группы русских сибиряков с точки зрения инкорпорации представителей нерусских народов исследованы еще меньше, чем казаки.

С точки зрения научной новизны предлагаемая работа является первым специальным исследованием, посвященным процессам формирования русского населения на территории Среднего Прииртышья сквозь призму иноэтнических компонентов. Автором были пересмотрены хронологические рамки формирования русского старожильческого населения изучаемого региона. Впервые при анализе этнических процессов в Среднем Прииртышье использовались данные по Горькой линии, что позволило увидеть взаимосвязь этнических процессов и политических задач Российской империи. С теоретической точки зрения исследование построено на учёте как наработок советской историографии, так и влияния современных конструктивистских теорий и изучения имперского пространства.

Методологическое основание данного исследования строится на сочетании конструктивистского и примордиалистского подходов, а также использовании наработок «новой имперской истории». Конструктивизм, позволяет рассматривать «этничность как результат определенных социальных обстоятельств, внутренних и внешних, в которых находятся группы или общности»122, при этом конструирование этничности является сознательной деятельностью различных групп в определенных обстоятельствах. Данный подход позволяет увидеть, каким образом ряд групп представляет собственную этничность, в целях самосохранения или, напротив, вливания в состав более крупной общности.

Примордиализм позволяет избегать крайностей конструктивизма в абсолютизировании факторов создания и изменения этнической идентичности, исходя из того, что этничность имеет незыблемые основания в социуме, в окружающей среде и является объективной данностью, изначальной характеристикой человечества . В рамках нашего исследования продуктивным элементом примордиализма являются исследования аффилиации, которые позволяют определить этническую идентичность через стремление индивида (группы) принадлежать к той или иной общности (этносу); это позволяет рассматривать конкретные факты вливания отдельных индивидов и/или групп в состав русского старожильческого населения Сибири.

Новая имперская история» не является в полном смысле направлением, сопоставимым с конструктивизмом или примордиализмом, собственно теоретическая составляющая здесь уходит на второй план по сравнению с конкретными историческими исследованиями. Особенностью этого направления является трактовка имперского пространства как сети социальных и культурных взаимодействий различных социальных и этнических групп, при этом история отельных регионов и национальностей описывается с учетом многонационального имперского окружения124. Важным методологическим приемом является стремление «избежать проекции современных четких границ и фиксированных идентичностей на историческое прошлое, когда этнические деления только возникали и

125 развивались в процессе нациестроительства» . В теоретическом плане новая имперская история» сумела актуализировать заимствованный из

126 конструктивизма ситуационный подход , отличие которого от инструменталистского заключается в том, что изменение этничности происходит под воздействием внешних обстоятельств, не всегда являясь результатом сознательной деятельности группы, а скорее ее нерефлексированной реакции на происходящие изменения. Особенную роль в этих изменениях играет государственная политика; в данном исследовании это позволяет рассмотреть влияние политических факторов па протекание этнических процессов.

Методы исследования. Основным методом исследования является историко-генеалогический, который подразумевает составление генеалогических схем семей русских старожилов на основании архивных и этнографических экспедиционных материалов. Генеалогические схемы охватывают период с XVIII в. до современности, т.е. конца XX в., и являются наглядным средством демонстрации изменения этнического самосознания, а порой и социального статуса членов одной семьи. Впервые методику реконструкций генеалогий для изучения малочисленных этносов использовали В.И. Васильев, Ю.Б. Симченко и Г.М. Афанасьева. Для исследования крупных этносов, в частности сибирских татар, эта методика была приспособлена Н.А. Томиловым и С.Н. Корусенко, а для изучения этнической истории русского населения Сибири - M.J1. Бережновой и Л.Б.

111

Гегельман (Герасимовой) . При помощи статистического метода оцениваются размеры групп, вступающих в контакты с русским населением, приводящие к ассимиляции первых. Сравнительно-исторический метод позволяет проследить динамику ассимиляционных процессов на протяжении изучаемого периода времени.

Характеристика источпиковой базы. Развернутые характеристики источников генеалогических исследований были даны в работах М.В.

128

Тарасова-Борисенко и С.Н. Корусеико . Комплекс источников, используемых при написании данного исследования, можно подразделить па следующие группы: 1) статистические материалы по учету населения: Дозорная книга по Тарскому уезду 1701 г., метрические книги, исповедальные ведомости, ревизские сказки, материалы Первой всеобщей переписи населения 1897 г., ведомости по учету старообрядцев; 2) делопроизводственная документация: рапорты, переписка ведомств, справки и прошения, отчеты о состоянии Сибирского казачьего войска; 3) экспедиционные этнографические материалы: истории населенных пунктов, генеалогии, анкеты по этническому самосознанию; 4) источники личного происхождения: путевые дневники Г.Ф. Миллера, П.С. Паласа, А.Н. Радищева, Г.Е. Катанаева, И.М. Словцова.

Материалы Дозорной книги по Тарскому уезду 1701 г., хранящейся в Российском государственном архиве древних актов (г. Москва), были любезно предоставлены доцентом кафедры этнографии и музееведения Омского государственного университета, к.и.н. С.Н. Корусепко, которая готовит к публикации текст этого интереснейшего источника но истории и этнографии населения Среднего Прииртышья. Дозорная книга была составлена для выяснения количества земли, угодий и форм землевладения различных групп сибирского населения. В данном источнике представлено лишь мужское население, переписанное по дворам в составе населенного пункта. Важным для данного исследования является указание в источнике социальной принадлежности переписанного населения.

Ревизские сказки, хранящиеся в 154 фонде Тобольского филиала Государственного архива Тюменской области, содержат данные, па основе которых можно реконструировать генеалогии, собранные в ходе этнографических экспедиций: фамилия, имя, отчество, возраст, семейное положение, имена родителей, жены, детей, братьев, сестер и т. д., их возраст, социальное положение, место переезда, выбывших из деревни семей и отдельных лиц, место выхода первых поселенцев. Наиболее интересны материалы 4 и 5 ревизий, где перечислялись полностью все члены семей с указанием сословной принадлежности, места добрачного жительства жен и места проживания, вышедших замуж дочерей, что является важной информацией для выделения брачных кругов. К сожалению, не все ревизии располагают такой информацией. Так, в ревизии населения 1811 г. нет данных о женском населении.

Характерным явлением для ревизских сказок было отсутствие у крестьян - основателей сибирских деревень, отчеств, в связи с чем, было затруднительно определить степень родства разных людей с одинаковыми фамилиями. Эти пробелы помогают устранить исповедальные ведомости и метрические книги фонда «Омской духовной консистории» (Ф. 16)

129

Государственного архива Омской области . В исповедальных ведомостях фиксировалась численность приходского населения. Жители каждой деревни, входящей в приход, группировались по сословному признаку, а в рамках сословной группы переписывались по семьям. В каждой семье первым записывался глава, затем его жена и дети. В конце семейного списка указывались люди, не связанные с данной семьей кровнородственными отношениями, но проживающие вместе с пей, так называемые «подворпики». У каждого человека указывались возраст и дата последнего причастия. В XVIII в. неявка на исповеди рассматривалась как принадлежность к расколу130. В данной работе были использованы исповедальные ведомости за 1787, 1790 и 1796 гг., которые позволили уточнить состав семей и родственные связи населения ряда деревень Бергамакской волости Тарского округа, значащихся в ревизских сказках 1795 г. «вновь заведенными».

Наряду с исповедальными ведомостями приходское духовенство вело метрические книги, где фиксировались не все жители деревни, а лишь те прихожане, которые были связаны с фактами рождения детей (родители и крестные), бракосочетания (жених, невеста и их поручители) и смерти. Демографы отмечают неполноту и неточность метрических книг за 17961866 гг.131 Поскольку демографический анализ не входит в ряд задач данного исследования, отметим, что метрические книги являются основным источником для изучения иноэтнических групп, проживающих в среде русского населения Среднего Прииртышья - поляков, крещеных татар, калмыков и казахов, мордвы и др., - и межэтнических браков.

Самые ранние метрические книги, хранящиеся в ГАОО, датированы 1722 г., что позволяет сопоставлять друг с другом материалы Дозорной книги по Тарскому уезду 1701 г. и ревизских сказок конца XVIII в. и реконструировать некоторые генеалогии до конца XVI в. Сопоставление данных ревизий и метрик способствует уточнению информации о годах жизни, именах, отчествах и фамилиях, составе семей, родственных связях между семьями, т.к. в метриках фиксировались заключаемые браки, где указывалась девичья фамилия невесты, а иногда имя и отчество ее отца. На круг родственных связей указывали отношения восприемства, поскольку крестных для детей выбирали из родственников или близких семье людей.

Особенностью данного исследования является использование метрик для изучения старообрядческого населения Среднего Прииртышья. Как уже отмечалось, в XVIII в. существовала инструкция по распознанию раскольников, в которой неявка на исповедь являлась основным критерием принадлежности к расколу. Непосещение исповеди каралось денежным штрафом, поэтому семьи сибирских староверов можно обнаружить как в метрических книгах, так и в исповедальных ведомостях. Старообрядцы-поповцы, приемлющие церковные браки, наряду с прихожанаминиконианами или мирскими записывались в метрические книги. Беспоповцы были склонны к венчанию в православных никонианских церквях для придания законности своему браку в глазах государства. Как отмечают исследователи, нередко венчания в официальной церкви требовали женщины, т.к. в этом случае мужчине было сложнее «отослать» разонравившуюся жену родителям, жена не лишалась прав на наследство мужа, а дети считались законнорожденными. Прежде чем повенчать старообрядческие пары, молодых крестили по официальному обряду, о чем ставилась запись в метрической книге в разделе о крестившихся. Метрики позволяют установить связи между старообрядческими и мирскими семьями в виде заключаемых браков и отношений восприемства, что указывает на открытый характер старообрядческих групп Среднего Прииртышья.

Связующим звеном между ревизиями населения и современными полевыми материалами является Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Первичные переписные листы по Тобольской губернии хранятся в 417 фонде Тобольского филиала Государственного архива Тюменской области. Один переписной лист заполнялся на семью, включая всех живших в переписываемом дворе: работников, квартирантов, гостей и гак называемых «прохожих». Листы содержат такие графы как: фамилия, имя, отчество; отношение к главе семьи; сословие, семейное положение, место рождения, проживания и приписки; религиозная принадлежность, родной язык, отношение к воинской повинности, а также основное и подсобное занятие каждого человека. Также в переписных листах можно узнать о количестве жилых домов и надворных построек, из какого материала они сделаны, чем крыты. Таким образом, в переписи 1897 г. нашли свое отражение все основные моменты жизнедеятельности человека: в каком доме он жил, чем зарабатывал себе на жизнь, какую религию исповедовал и на каком языке говорил, умел ли читать и писать и где обучался этому. Материалы переписи раскрывают перед нами частную жизнь человека конца XIX в.: с кем он жил в одном доме, имел ли семью или но каким-то причинам оставался холостым или «девицей», если речь идет о женщине.

Несмотря на безграничные информационные возможности этого источника к его данным следует подходить критически. Как отмечал К.Б. Литвак, уже исследователи начала XX в. обнаружили в переписи множество недостатков как количественного, так и качественного характера. К примеру, в сведениях переписи обнаружились кочующие калмыки в Московской губернии, женатые малолетние, киргизы католического вероисповедания и

I 32 проч. Во многом полнота и достоверность сообщаемых данных зависели от качества работы переписчиков. К примеру, в графе «место рождения» переписчик мог указать «местный (-ая)», вкладывая в это понятие несколько иное значение, чем современный исследователь. Как отмечает Л.Б. Герасимова, «возможно, переписчик считал «местными» уроженцами всех кто родился не только в данном населенном пункте, но и в ближайших деревнях или даже волости, уезде, губернии»133. Так же «местными», с точки зрения делопроизводства, считались дети переселенцев, рожденные в данном населенном пункте, хотя в глазах старожилов местными они и не являлись.

Не следует, однако, преувеличивать роль переписчиков в искажении данных переписи. Само население неоднократно пыталось ввести в заблуждение переписчиков. Особенно это касается выяснения вероисповедания у раскольников. Сложности возникают при определении этнической принадлежности населения сибирских деревень. Как известно, в переписи 1897 г. не указывалась национальность. Вместо этого переписные листы содержали графы «вероисповедание» и «родной язык». Сопоставляя эти две графы, можно делать вывод об этническом составе населения. К примеру, если в графе «вероисповедание» стоит «римско-католическое», а в графе «родной язык» - «польский», логично предположить, что этот человек был поляком. Но иногда в переписи встречаются сочетания религиозной принадлежности и родного языка, которые сложно отнести к какой-либо этнической принадлежности. Косвенным показателем, объясняющем спорные моменты этнической идентификации, может служить указание на место рождения человека, особенно если это переселенец. Но чаще всего такие спорные ситуации невозможно прокомментировать без сопоставления данных Первой всеобщей переписи с материалами других источников, например, метрических книг.

При подсчете количественных данных переписи населения 1897 г. были созданы «Ведомости распределения населения по вероисповеданию», характеризующие конфессиональный состав отдельных населенных пунктов и волостей Тобольской губернии, хранящиеся в фонде «Центрального статистического комитета» (Ф. 1290) Российского государственного исторического архива (г. Санкт-Петербург). Сводные ведомости содержат информацию о количестве мужского и женского населения в каждом конкретном населенном пункте и их конфессиональной принадлежности. Информация по населенным пунктам сведена в поволостные и поуездные

134 таблицы . В данном исследовании материалы сводных ведомостей переписи 1897 г. используются для характеристики старообрядческого населения Тарского и Тюкалинского уездов Тобольской губернии.

При сопоставлении информации, содержащейся в сводных ведомостях и первичных переписных листах, выяснилось несовпадение численности старообрядцев по ряду населенных пунктов Тарского уезда. Например, по первичным листам в с. Низовом Малокрасноярской волости Тарского уезда проживало 32 чел. об. п. старообрядцев поморского толка135, а в сводных ведомостях указаны 23 чел. об. п. поморского согласия и 17 чел. об. п. «староверов»136. Расходятся данные и по старообрядческому населению д. Ушаково Бергамакской волости того же уезда: в первичных листах значится

137

106 чел. об. п. поморцев, а в сводных ведомостях указаны 100 чел. об. п. ' Несмотря на существенные расхождения между этими источниками, преимущество сводных ведомостей заключается в возможности характеристики конфессионального состава населения больших территориальных единиц - уездов, - выявляя при этом места компактного проживания старообрядцев разных толков. Материалы «Ведомостей распределения населения по вероисповеданию», характеризующие старообрядческое население Среднего Прииртышья в рамках Тарского и Тюкалинского уездов, приведены в виде таблиц в Приложении 1.

Для уточнения данных по численности и расселению старообрядцев в первой трети XIX в. использовалась «Ведомость о старообрядцах и раскольниках по Тобольской губернии за 1830 г.», находящаяся в фонде «Главного управления Западной Сибирью» (Ф. 3) Государственного архива Омской области. Информация о старообрядцах представлена в табличной форме, данные о численности приведены по отдельным населенным пунктам в составе волостей и уездов. Так как многие старообрядческие деревни Среднего Прииртышья возникли в результате переселения крестьян-староверов из соседних сибирских районов, то данный источник позволяет уточнить принадлежность к согласиям переселявшегося населения.

Вторая группа источников является важной для изучения комплектования Сибирского казачьего войска в XIX в. и сосредоточена в фонде «Войскового хозяйственного правления Сибирского казачьего войска» (Ф. 67) ГАОО. В частности, в данном исследовании были использованы делопроизводственные документы, отражающие процесс включения в состав казачества ссыльных польских повстанцев 1830-31 гг. и крещеных казахов. Относительно польских повстанцев источники позволяют установить их общую численность и распределение по полкам Иртышской, Пресногорьковской и Бийской линий. Ценными являются сведения, характеризующие установки ссыльных на адаптацию к сибирскому образу жизни посредством женитьбы и, наоборот, установки на использование малейшей возможности для отъезда из Сибири. Вспомогательный характер имеют опубликованные «Отчеты о состоянии Сибирского казачьего войска» за 1894 и 1898 гг., где имеется статистическая информация об иноэтнических группах в составе казачьего войска.

Источники третьей группы собирались в ходе этнографических экспедиций кафедры этнографии и музееведения ОмГУ и Сибирского филиала объединенного института истории, филологии и философии РАН с 1982 по 2003 гг. С 1997 г. автор исследования являлся участником этнографических экспедиций, проводившихся под руководством к.и.н., доцента кафедры этнографии и музееведения ОмГУ M.J1. Бережновой. Полевые этнографические материалы - генеалогии, истории населенных пунктов, анкеты по этническому самосознанию, - основаны на непосредственном общении этнографа с информаторами - носителями определенного этнического самосознания. В связи с чем, качество и полнота этого источника зависят от умения исследователя поставить интересующий его вопрос так, чтобы не получить запрограммированный ответ. Поэтому качество этнографических источников контролировалось на этапе их сбора в экспедиции.

Особое значение для данного исследования имеют генеалогии, собранные в этнографических экспедициях, которые состоят из двух частей -генеалогической схемы и ее родословного описания. В генеалогиях фиксировались стандартные сведения об информаторе и его родственниках: фамилия, имя, отчество (у женщин также фиксировалась девичья фамилия), годы жизни, место рождения и проживания, если они не совпадали, то записывалась причина переезда, сведения об образовании, профессии и этнической принадлежности. Особенностью генеалогий, собранных в экспедициях, является огромное количество боковых ветвей и небольшой хронологический охват - только до конца XIX в. Это обусловлено, как отмечают исследователи, небольшой глубиной народной памяти русских

138 сибиряков о своих предках , поэтому генеалогии в большинстве случаев содержат сведения о бабушках и дедушках информаторов. Но и эти сведения могут отличаться неполнотой: отсутствием девичьих фамилий у женщин, приблизительным указанием возраста и проч. Полнота или отсутствие сведений о боковых ветвях связаны с практикой поддерживания отношений с дальними родственниками самим информатором.

Пробелы в генеалогиях, собранных в экспедициях, приходилось заполнять сведениями из других источников, в частности из метрических книг XIX в. Особую сложность представляло определение годов жизни людей, живших в XIX в., т.к. сведения, полученные от информаторов и содержащиеся в метриках и переписи 1897 г., могли расходиться между собой па пять - семь лет. В таком случае приходилось выбирать наиболее приемлемую дату рождения исходя из года вступления в брак и появления первых детей.

Несмотря на эти недостатки, которые в ряде случаев не удается устранить и тогда полевые генеалогии оказывается невозможно состыковать с архивными материалами, данный вид источника является важным звеном в цепи изменений этнической идентификации представителей одной семьи в течение нескольких поколений.

Материалы по истории и этническому составу населенных пунктов носят вспомогательный характер и служат для восстановления контекста, в котором протекали рассматриваемые в данном исследовании этнические процессы. Информацию, содержащуюся в данном виде этнографических источников, не всегда следует воспринимать как буквальное отображение реальности. К примеру, высказывания информаторов о брачных связях казаков были обусловлены общим представлением относительно замкнутости казачьего сословия, распространенным как среди исследователей, так и среди казачьего населения и активно поддерживаемого государственными мерами. В связи с этим, информацию, содержащуюся в этнографических источниках, следует рассматривать в контексте проводимой социальной и религиозной политики изучаемого периода времени. Необходимо определить возможный источник и время формирования тех или иных представлений, бытующих среди различных групп русского населения. Условная датировка их возникновения позволяет уловить общий

РОССИЙСКАЯ ГС СУД AP'cf ВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА исторический контекст, в котором существовали данные представления, и определить скрытые причины их возникновения.

Не всегда сведения, полученные в ходе этнографических экспедиций, подтверждаются статистическими и другими источниками. К примеру, в с. Низовом Муромцевского района Омской области ряд информаторов указали на принадлежность семьи Николаевых к старообрядчеству, а основателей этой семьи - к мордовскому этносу. Материалы Первой всеобщей переписи населения эти факты не подтвердили. Данная ситуация связана с особенностью учета старообрядческого населения, которое скрывало свою принадлежность к расколу перед лицом официальных властей, а именно ими воспринимались переписчики 1897 г. В связи с этим нет оснований не доверять сведениям, сообщенным информаторами.

Данные исследовательские процедуры позволяют выявить факторы, влиявшие на формирование и изменение этнического самосознания различных групп русского населения Среднего Прииртышья, в том числе, на установки межэтнического общения.

Четвертую группу источников составляют опубликованные путевые дневники Г.Ф. Миллера, П.С. Паласа, А.Н. Радищева и И.М. Словцова, а так же еще не изданные путевые заметки и наблюдения Г.Е. Катанаева, хранящиеся в его личном фонде (Ф. 366) Государственного архива Омской области. Путевые записи Г.Ф. Миллера, П.С. Паласа и А.Н. Радищева отличаются краткостью и фрагментарностью описания сибирского населения. Из этих дневников используются факты совместного проживания русских с другими народами. Детализироваппость, использование приемов полевой этнографической работы характерны для путевых дневников И.М. Словцова и Г.Е. Катанаева.

В 1878 г. по станицам Кокчетавского уезда проезжал И.М. Словцов. Его путевой дневник был опубликован в 1897 г. в «Записках Западно

110

Сибирского отдела русского географического общества» . Подстрочные примечания и дополнения к наблюдениям Словцова были написаны Г.Е.

Катанаевым, который в 1889-1890-х гг. побывал в этом же районе, поэтому эти два источника органично дополняют друг друга.

Путевые этнографические заметки стандартное явление для конца XIX в. и в этом отношении дневники И.М. Словцова и Г.Е. Катанаева следуют сложившейся традиции в описании этнографических явлений. Заметки о населении станиц включают в себя: 1) сведения о прежнем месте жительства бывших переселенцев - нынешних казаков; 2) описание этнических процессов, протекающих в среде казаков иноэтнического происхождения (т.е. среди мордвы и малороссов): характеристику сферы бытования родного языка, изменения в материальной культуре - одежде, быте, хозяйстве; 3) заметки об антропологическом типе или, по терминологии автора дневника, «внешнем виде» казаков. Есть отдельные упоминания о распространенных фамилиях среди мордвы и хохлов, а также замечание о национально-смешанных браках.

Данные путевые заметки носят ретроспективный характер, их авторы постоянно обращается к моменту переселения крестьян из Европейской России и «превращению» их в казаков. С этой целыо Г.Е. Катапаев расспрашивал казачьих офицеров, которые были переселены в Киргизскую степь с Пресногорьковской и Иртышской линий одновременно с приездом переселенцев из Европейской России. В частности одним из информаторов Катанаева являлся сотник Иванов из станицы Щучинской. Таким образом, дневник Катанаева содержит информацию, относящуюся к двум временным пластам: к 1849-1850 гг. и к 1889-1890 гг., что позволяет выявить особенности процесса инкорпорации мордвы в казачье сообщество.

Апробация. Основные положения и выводы диссертационного

140 141 исследования были изложены в пяти статьях и восьми тезисах . Различные аспекты работы докладывались и обсуждались на конференциях различного уровня: III Сибирском симпозиуме «Культурное наследие народов Западной Сибири» (Тобольск, 2000 г.), VII Сибирском симпозиуме «Культурное наследие народов Западной Сибири» (Тобольск, 2004 г.), VI

Международной научно-практической конференции «Этнокультурные взаимодействия в Сибири (XVII-XX вв.)» (Новосибирск, июнь 2003 г.), IV Международной научно-практической конференции «Немцы Сибири: история и культура» (Омск, 2003), Международной научно-практической конференции «Этнография Алтая и сопредельных территорий» (Барнаул, 2005 г.), Всероссийской научно-практической конференции «Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития» (Омск, 2002 г.), VI Международной научно-практической конференции «Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития» (Омск, 2006), V Всероссийской научно-практической конференции «Русский вопрос: история и современность» (Омск, 2005 г.), Всероссийской научно-практической Интернет-конференции на сайте sib-subethnos.narod.ru. «Сибирский субэтнос: культура, традиции, ментальпость» (Красноярск, 2004 г.), Региональной научной конференции «Университеты как регионообразующие научно-образовательные комплексы» (Омск, 2004 г.), а также в ходе работы зимней школы «Устная история: теория и практика», прошедшей в 2002 г. на базе Европейского университета в г. Санкт-Петербурге, и летней школы «История Российской империи - преодоление национальных и региональных нарративов», проходившей в 2003-2006 гг. в г. Саратове и г. Москве.

Структура работы обусловлена сложившейся научной традицией подразделения русского старожильческого населения Сибири на казаков и крестьян, о чем говорилось выше. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы и двух приложений. Первая глава посвящена рассмотрению процесса формирования казачьего населения Среднего Прииртышья, характерной чертой которого являлось регулярное включение в его состав различных иноэтнических групп, сообразно с целями государственной политики, как в Европейской России, так и на ее азиатских рубежах. Глава разбита на параграфы в соответствии с этапами формирования казачьего населения исследуемого

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Крих, Анна Алексеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Для Сибири в целом и Среднего Прииртышья в частности было характерно участие различных иноэтнических групп в процессе складывания русского старожильческого населения, как казаков, так и крестьян. Можно выделить несколько особенностей этого процесса:

1. Процесс инкорпорации протекал постоянно и непрерывно с начала освоения Сибири Российским государством, в связи с чем государственная политика играла видное место в этнических процессах, проходивших в регионе.

2. Этничность определялась исходя из политических, конфессиональных и социальных признаков. Империя не всегда ставила своей целью русификацию населения, по большей части это был стихийный процесс, однако государство могло его стимулировать в стратегически важных районах (каким являлось Среднее Прииртышье) и в тех группах русских, па которых возлагались государственные задачи, например, на казаков.

3. Особенности процесса ассимиляции зависели от параметров иноэтнических групп, участвовавших в указанном процессе: от количества человек, сплоченности, однородности в конфессиональном и социальном отношениях, способа попадания в Сибирь (добровольное переселение или ссылка) и т.п.

Представляется возможным выделить несколько групп иноэтнических компонентов, участвовавших в формировании русских старожилов, по способам попадания в Сибирь. Внутри выделенных групп иноэтнические компоненты подразделяются на подгруппы в зависимости от путей слияния с русскими. В первую группу включены народы, проживавшие на территории Среднего Прииртышья на момент освоения региона Россией: сибирские татары, остяки, калмыки, отчасти киргизы (казахи). Сибирские татары и • остяки оказались включенными в состав казачества и крестьянства через добровольное принятие крещения и женитьбе па русских. Представители кочевых народов, с которыми шли перманентные войны, попадали в состав старожильческих групп в качестве ясырей-пленных и через институт дворовых людей.

Вторую группу иноэтнических компонентов составили добровольные переселенцы, к которым можно отнести шедших за Урал вместе с казачьими отрядами, в качестве проводников, а затем, начиная с XVIII в., участвовавших в заселении юга Западной Сибири, пародов коми - зырян и пермяков. Представители народов коми оказались в составе казаков г. Тары, а также среди различных групп старообрядцев - кержаков, двоедан, поморцев, - Среднего Прииртышья. Подобные переселения были спорадическими и неорганизованными. Организованные переселения начинаются в первой половине XIX в. в результате деятельности М.М. Сперанского на посту губернатора Сибири и П.Д. Киселева, занимавшегося реорганизацией государственной деревни. В переселения этого времени оказались в наибольшей степени втянуты представители мордовского и татарского этноса из Среднего Поволжья, а также малороссы, которые зачислялись в состав приписных казаков станиц Кокчетавского уезда. Мордва также поселялась отдельными краями в деревнях русских сибиряков, как мирских, так и староверов. Многие мордовские семьи оказались приверженцами старообрядчества и быстро интегрировались в состав кержаков. В переселениях первой половины XIX в. приняли участие однодворцы и панцирные бояре, называвшиеся литвой, ставшие впоследствии составной частью мирского населения русских деревень.

К третьей группе относятся иноэтнические компоненты, попавшие в Сибирь в результате ссылки. В первую очередь это были выходцы с западных рубежей России, которые ссылались в Сибирь в качестве военнопленных или политических преступников: «запорожцы», «немцы», «черкесы» и «литва» в XVII в., польские конфедераты - в XVIII в., «польские военнопленные», «польские переселенцы» - в XIX в. Государство было заинтересовано в использовании военных навыков представителей этих групп на неспокойной южной границе азиатских владений, поэтому они пополняли собой сибирское линейное казачество, хотя были исключения, как в случае с «конфедератами», зачисленными в казаки городского гарнизона г. Тары. Власти были заинтересованыо в том, чтобы сосланные в казачью службу оставались в ней навсегда, с этой целью выдавались пособия на домообзаводство, католикам облегчалось вступление в брак с православными сибирячками. С другой стороны, изменения политического курса в отношении Польши влияли на процесс возвращения политических ссыльных на родину.

Среди ссыльных последней трети XVIII в. большую роль в заселении Сибири играли помещичьи крестьяне, сосланные в зачет рекрутов, среди которых, особенно после крестьянской войны под предводительством Е. Пугачева, значительный процент составляли выходцы из народов Поволжья - мордвы, черемис, чувашей и др. Эта группа ссыльных приняла участие в формировании такой старожильческой группы русских сибиряков, как чалдоны.

В данном исследовании были рассмотрены различные стратегии поведения иноэтнических групп, попавших в среду старожильческого населения Сибири - казачества и крестьянства, - которые зависели от социального статуса группы, конфессиональной и этнической принадлежности, от способа попадания в Сибирь и политики государства. Основными способами включения иноэтнических групп в состав старожилов были принятие православия и женитьба на русской сибирячке. В большей степени это касалось процессов ассимиляции, протекавших в XVIII в. Начиная со второй трети XIX в. в Сибирь прибывают переселенческие партии, получившие в конце этого же века название «староселов», которые представляли собой сплоченные группы, связанные родственными отношениями, опытом совместного проживания, осознанием своего особого социального статуса. Эти группы - панцирные бояре, в частности, -выбирали вариант психологической адаптации через идентификационное слияние со старожилами, сохраняя при этом пространственный и брачный изоляционизм.

Происходило столкновение различных социальных статусов: в европейской России среди крестьянского населения высоким социальным статусом обладали панцирные бояре и однодворцы, в Сибири -старожильческие группы (казаки, чалдоны, кержаки). В результате, переселенцам приходилось переключаться на статусную систему сибиряков. Возможно, немалую роль в процессе слияния переселенцев середины XIX в. со старожилами сыграло привычное для литвы чувство социального превосходства, нежелание быть аутсайдерами. Самоутверждение староселов проходило за счет поздних переселенцев, т.к. литеа ощущала свою социальную близость старожильческому населению и начала присваивать себе статус чалдонов, позиционируя, таким образом, себя переселенцам конца XIX - начала XIX вв. Аналогичным образом вели себя переселенцы середины XIX в., зачисленные в казаки. Данный вариант инкорпорации в старожильческое население не получил дальнейшего распространения, начиная с середины 80-х гг. XIX в. количество переселенцев неуклонно росло, что позволяло создавать свою собственную альтернативную старожильческой социальную среду и не стремиться к слиянию со старожилами. С этого времени начинается противостояние двух сибирских миров - старожильческого и переселенческого, - которое осталось за рамками данного исследования.

Формирование русского старожильческого населения Сибири, как правило, не рассматривалось исследователями в этнических категориях. Переселенцы и ссыльные из европейской части России вливавшиеся в состав старожильческого населения, как казаков, так и крестьян, по умолчанию считались русскими. Однако, как показывают приведенные в данной работе факты, многие семьи из европейских губерний русскими становились уже в Сибири в последующих поколениях.

Аналогично казакам, старообрядцы традиционно рассматриваются в качестве изолированной группы русских. Материалы метрических книг и полевых этнографических экспедиций свидетельствуют об открытом характере старообрядцев Среднего Прииртышья в вопросах совместного проживания и заключения браков с мирскими. Многие старообрядческие роды, переселившиеся из приуральских районов, брали свое начало от представителей народов коми, о чем свидетельствует пофамильный состав староверов. Принадлежность мордвы к старообрядчеству способствовала быстрому включению мордовских переселенцев середины XIX в. в брачную структуру старожилов. С другой стороны, мордва пространственно отграничивала себя от старожильческого населения, поселяясь отдельными краями.

Рассмотренные в исследовании примеры включения иноэтнических групп в состав сибирского казачества выводит нас на проблемы более широкого плана. В частности на проблему социального статуса казачества. В научной и беллетристской литературе был создан амбивалентный образ казачества: с одной стороны, казаки выступали в качестве форпоста расширяющегося российского государства и в силу этого были вынуждены входить в контакты с различными народами, роднясь с ними и перенимая обычаи, хозяйственные занятия и др.; с другой стороны, казачество воспринималось как привилегированное, по сравнению с крестьянством, и закрытое сословие. Сами казаки и их потомки, а вслед за ними исследователи, рассматривали казачество как замкнутую сословную группу. Изучение особенностей комплектования казачьего войска и анализ брачных связей казаков свидетельствуют о государственных усилиях по конструированию социальной идентичности казачества. Другое распространенное мнение о том, что зачисление в казачье войско влекло за собой обязательное принятие православия, опровергается наличием группы татар-мусульман в составе казаков Кокчетавского уезда. Представление об однородности и сплоченности казачества, отсутствии в его составе тех групп, которые имелись у сибирских крестьян, опровергается рассмотренными в исследовании материалами И.М. Словцова и Г.Е. Катанаева, на основе которых мы приходим к выводу о схожести процессов группообразовапия и ассимиляции иноэтнических групп в казачьей и крестьянской среде.

Процесс включения иноэтнических компонентов в состав русского населения, как старожильческого, так и переселенческого, продолжался в последующее время, в XX в., однако он был трансформирован новыми политическими и социальными условиями, поэтому должен стать объектом специального исследования.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Крих, Анна Алексеевна, 2006 год

1. РГАДА. Ф. 214. Кн. 1182 Дозорная книга Тарского уезда, 1701 г.

2. РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 2445 Ведомости распределения населения повероисповеданию. Тарский уезд, 1897 г.

3. РГИА. Ф. 1290. Оп. 11. Д. 2455 Ведомости распределения населения по вероисповеданию. Тюкалинский уезд, 1897 г.

4. ГАОО. Ф. 3. Оп. 3. Д. 4212 По донесению Тарского земского исправника со сведениями по управлению образцовыми волостями за 1858 г. ГАОО. Ф. 3. Оп. 13. Д. 17889 - Ведомость о старообрядцах и раскольниках по Тобольской губернии за 1830 г.

5. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 1 Метрические книги актовых записей церквей ф Омского, Тюкалинского, Таврического, Тарского и Павлодарского уездов, 1722-1759 гг.

6. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 4 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1767-1778 гг.

7. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 9 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1787 г.

8. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 14 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1788 г.

9. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 19 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1790-1791 гг.

10. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 29 Метрические книги актовых записей церквей Тюкалинского и Омского уездов, 1796 г.

11. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 38 Метрические книги актовых записей церквей Петропавловского уезда 1800 - 1830 гг. * ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 64 - Метрические книги актовых записей церквей Петропавловского уезда, 1825 гг.

12. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 145 Метрические книги актовых записей церквей Петропавловского уезда, 1849- 1855 гг.

13. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 154 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1851 г.

14. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 177 Метрические книги актовых записей церквей Петропавловского уезда, 1855 гг.

15. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 206 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1860 г.

16. ГАОО. Ф. 16. Оп. 2. Д. 243 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1865 г.

17. ГАОО. Ф. 16. Оп. 6. Д. 135 Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1886 г. ф ГАОО. Ф. 16. Оп. 6. Д. 357 - Метрические книги актовых записей церквей Тарского уезда, 1900- 1901 гг.

18. ГАОО. Ф. 67. On. 1. Д. 223 О причислении в казачье сословие новокрещенных из киргиз мужеского и женского пола по желаниям их, 1830 г.

19. ГАОО. Ф. 67. On. 1. Д. 295 О причислении в казачье войско разного звания людей, 1834- 1835 гг.

20. ГАОО. Ф. 67. On. 1. Д. 319 По предписанию господина корпусного командира о доставлении по приложенной форме ведомости о польских пленных нижних чинах состоящих в сем войске о прибыли и убыли с самого ф поступления в оное, 1835 г.

21. ГАОО. Ф. 366. On. 1. Д. 338 Выписки Г.Е. Катанаева из книг, статей,журналов «О быте, нравах и вообще характерных чертах сибирского народа». ГАОО. Ф. 366. On. 1. Д. 417 Заметки о станицах и озерах южной части Омской области и Северного Казахстана.

22. ГАОО. Ф. 366. On. 1. Д. 465 Материалы об устройстве, состоянии и составе Сибирских казачьих войск, 1764 г.

23. ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 1 Ревизская сказка 1782 г., крепость Пресногорьковская Тобольской губернии.

24. ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 63 Ревизские сказки 1795 г.: деревни Низовая,

25. Луговая, Самохвалова Бергамакской волости Тарского округа Тобольского наместничества.

26. ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 132 Ревизская сказка 1795 г.: деревни Могильно-Старожильская и Могилыю-Посельская Карташевской волости Тарского округа Тобольского наместничества.

27. ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 301 Ревизские сказки 1812 г.: с. Усть-Тарское, деревни Заливино, Терехова, Шуева Логиновской волости Татмытского комиссарства Тарского округа Тобольской губернии.

28. ТФ ГАТО. Ф. 154. Оп. 8. Д. 640 Ревизская сказка 1850 г.: деревни Могильно-Старожильская, Могильно-Посельская Карташевской волости Тарского округа Тобольской губернии.

29. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2182 Первая всеобщая перепись населения 1897 г. с. Бергамакское Бергамакской волости Тарского округа Тобольскойгубернии.

30. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2190 Первая всеобщая перепись населения 1897 г. д. Кокшенева Бергамакской волости Тарского округа Тобольской губернии.

31. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2202-Первая всеобщая перепись населения 1897 ^ г., д. Мыс Бергамакской волости Тарского округа Тобольской губернии.

32. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2482 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Заливина Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

33. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2485 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Кольцовка Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

34. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2487 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Карбыза Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

35. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2489 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., с. Тармаклипское Бергамакской волости Тарского округа Тобольской * губернии.

36. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2491 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Мало-Скирлинская Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

37. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2492 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., с. Малокрасноярское Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

38. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2493 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Малинкииа Малокраспоярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

39. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2494 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Михайловка Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

40. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2496-Первая всеобщая перепись населения 1897 ф г., с. Низовское Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

41. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2498 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Старо-Скирлинская Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

42. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2497-Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Сергеевка Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

43. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 2499-Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Юдина Малокрасноярской волости Тарского округа Тобольской губернии.

44. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 3919-Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Дурнова 1-я Бергамакской волости Тарского округа Тобольской губернии.

45. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 2. Д. 3924 Первая всеобщая перепись населения 1897 г., д. Любимова Бергамакской волости Тарского округа Тобольской Ф губернии.

46. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 18-3 Материалы этнографической экспедиции 1982 г., Муромцевский район Омской области.

47. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 93-4 Материалы этнографической экспедиции 1995 г., Муромцевский район Омской области.

48. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 107-1 Материалы этнографической экспедиции 1997 г., Тюкалинский район Омской области.

49. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 110-2 Материалы этнографической экспедиции 1998 * г., Большеречинский район Омской области.

50. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 112-2 Материалы этнографической экспедиции 1999 г., Муромцевский район Омской области.

51. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 112-4 Материалы этнографической экспедиции ОмГУ 1999 г., Муромцевский район Омской области, Кыштовский район Новосибирской области.

52. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 112-5 Материалы этнографической экспедиции ОмГУ 1999 г., Муромцевский район Омской области.

53. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 153-2 Материалы этнографической экспедиции ОмГУ 2001 г., Нижнеомский район Омской области, Усть-Тарский район Новосибирской области.

54. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 1-1998 Анкеты по изучению этнического самосознания русских Среднего Прииртышья.

55. МАЭ ОмГУ. Ф. 1. П. 2-1999 Анкеты по изучению этнического самосознания русских Среднего Прииртышья.

56. Отчет о состоянии Сибирского казачьего войска в течении 1894 года. Ч. 2. -Омск, 1895.- 148 с.

57. Отчет о состоянии Сибирского казачьего войска за 1896 года. Ч. 2. - Омск, 1898.-48 с.

58. Паллас П.С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. -Изд-ие 2-е. СПб, 1809. - Ч. 1. - 116 с.

59. Радищев А.Н. Записки путешествия в Сибирь // Радищев А.Н. Поли. собр. соч. Т. 3. - М.-Л, 1952. - 674 с.

60. Словцов И.М. Путевые записки, веденные во время поездки в Кокчетавский уезд Акмолинской области в 1878 году // Записки ЗСОРГО. 1897. - Кн. 21. - 1-198 с.

61. Усов Ф. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб., 1879.-284 с.+ 48 с.1. ЛИТЕРАТУРА

62. Абдиров М.Ж. История казачества Казахстана. Алмааты, 1994. -160 с.

63. Абдиров М.М, Абдирова Б.М. Тюркские корни славянского казачества // Россия и Восток: археология и этническая история: Матер. IV междунар. пауч. конф. «Россия и Восток: проблемы взаимодействия». -Омск, 1997.-С. 158-161.

64. Абрамов Н. Город Устькаменогорск в 1863-м году // Тобольские губернские ведомости. 1864. - № 15.-С. 116-121.

65. Абрамов Н. О заселении и промышленности округов Тарского и Омского, в Тобольской губернии // Вестник географического общества. -1853. Т. VII. - Кн. II. - Отд. VII. - С. 27-31.

66. Александров В.А. Черты семейного сторя у русского населения Енисейского края XVII начала XVIII в. // Сибирский этнографический сборник - М.;Л., 1961. - С. 3-26 (Тр. Ин-та этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. -Т.64. - Вып. 3).

67. Александров Н. Где на Руси какой парод живет и чем промышляет / Труды Комиссии педагогического отдела Музея прикладных знаний по составлению чтений для парода. Чтение 1-е. СПб, 1874. - 31 с.

68. Алексеенко В.Н. Этапы и источники формирования славянского населения Казахстана в XVIII начале XIX в. // Вестник Европы. - 2000. - № 2.-С. 5-21.

69. Андреев С.М. Казаки-мусульмане в сибирском казачьем войске (вторая половина XIX начало XX веков) // Ислам, общество и культура: Матер. Междунар. науч. конф. - Омск, 1994. - С. 5-8.

70. Андреев С.М. Мордва в этническом составе сибирского казачества (по материалам Г.Е. Катанаева 1889-1890 гг.) // Архивный вестник. 1994. -№5.-С. 26-29.

71. Андриевич В.К. История Сибири. СПб, 1889. - Ч. 1. - 220 с.

72. Андюсев Б.Е. Чалдоны и старожилы // Интернет-издание «Сибирская заимка»: http//andjusev.narod.ru/ergo3.htm

73. Аношин B.C. Материалы к вопросу о заселении территории Болынереченского района // Известия Омского отдела Географического общества СССР. Омск, 1961. - Вып. 4 (11). - С. 109-111.

74. Аиучин Д.Н. Беглый взгляд на прошлое антропологии и на ее задачи в России // Русский антропологический журнал. 1900. - № 1. - С. 23-42.

75. Апполова Н.Г. Хозяйственное освоение Прииртышья в конце XVI -первой половине XIX в. М, 1976. - 372 с.

76. Арапов Д. «Где есть магометане казачьего сословия». Правила устройства духовной жизни мусульман в казачьих войсках России // Источник. Документы русской истории. 2003. - № 4. - С. 5-8.

77. Арутюнов С.А. Этнические процессы и язык // Расы и народы. М, 1985.-Вып. 15.-С. 30-55.

78. Арутюнян Ю.В. Социально-культурные аспекты развития и сближения наций в СССР (Программа, методика и перспективы исследования) // СЭ. 1972. -№ 3. - С. 3-19.

79. Б. Метаморфозы русского населения в Сибири // Мысль. 1881. - № 8.-С. 133-143.

80. Багашов А.Н., Антонов А.А. Антропологические особенности русских старожилов Омского Прииртышья // Русские: Матер. VII Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск; Омск, 2004.-С. 10-13.

81. Бакай И. Захват, купля и продажа инородок Якутской области сибирскими служилыми людьми в первой половине XVII в. // Известия Общества археологии, истории и этнографии при Императорском Казанском университете.- 1893.-Т. XI.-Вын. 2.-С. 191-193.

82. Балюнов И.В. К вопросу о численности военнопленных в Тобольской губернии в 1812-1814 гг. // Диалог культур и цивилизаций: Тез. V Всерос. науч. конф. молодых историков, посвященной 170-летию со дня рождения Д.И. Менделеева. Тобольск, 2004. - С. 84-86.

83. Барбашин М.Ю. Современные социологические подходы в изучении этничности // Социально-гуманитарные знания. 2005. - № 4. - С. 167-180.

84. Бардина П.Е. Быт русских сибиряков Томского края. Томск, 1995. -224 с.

85. Бартенев В. О русском языке в Обдорском крае // ЖС. 1894. - Вып.1,-С. 126-129.

86. Баскаков Н.А. Русские фамилии тюркского происхождения. М., 1979.-280 с.

87. Бахрушин С.В. Задачи исторического изучения Сибири // Бахрушин С.В. Научные труды. -М., 1955.-Т. З.-Ч. 2.-С. 257-262.

88. Бессонов П.А. Мнимый «туранизм» русских. К вопросу об инородцах и переселениях в России. -М., 1885. 135 с.

89. Белов И. Путевые заметки и впечатления по Западной Сибири. М., 1852.-105 с.

90. Беляев И. О велико-русском племени. -М., 1868. 12 с.

91. Бекмаханова Н.Е. Формирование многонационального населения Казахстана и Северной Киргизии. Последняя четверть XVIII 60-е годы XIX в.-М., 1980.-280 с.щ 31. Берг JI.C. Всесоюзное географическое общество за сто лет. M.;JI., 1946.-263 с.

92. Бережнова М.Л. История «посельги» в Сибири, или как чужая земля стала родиной // Мультикультурализм и этнокультурные процессы в меняющемся мире: Исследовательские подходы и интерпретации. М., 2003. -С. 118-145.

93. Бережнова М.Л. Культура кержаков как этноконфессиональпой группы русских Среднего Прииртышья // Материалы Третьего науч.-практ. семинара Западно-Сибирского регионального вузовского центра по народной культуре. Омск, 1996. - С. 44^47.

94. Бережнова М.Л. О взаимоотношениях разных групп русских юга Западно-Сибирской равнины в конце XIX начале XX вв. (по полевым материалам) // Региональные проблемы межнациональных отношений в России: Матер, всеросс. конф. - Омск, 1993. - С. 29-34.

95. Бережнова М.Л. «Русский татарину брат», или взаимоотношения русских и татар в Среднем Прииртышье в XVIII в. // Тюркские народы: Матер. V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск; Омск, 2002. - С. 255-257.

96. Бережнова М.Л. Старообрядцы в Среднем Прииртышье: мифы и историческая действительность // Исторический ежегодник. Спец. вып. -Омск, 2001.-С. 187-195.

97. Бережнова М.Л. «Чалдоны» и «посельга» (история русских в Барабе в XVIII-XX вв.) // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума. Омск, 2004.-Т. 8.-С. 123-135.

98. Бережнова М.Л. Этническая идентичность как исторический феномен (на примере этногруппового деления русских Сибири) // История. Антропология. Культурология: Программы и избранные лекции. Ч. II. -Омск, 2003.-С. 59-83.

99. Бережнова М.Л., Корусенко С.Н. Евгащина, она же Елгащина, она же Изюк: ранний период истории старинного сибирского села // Интеграцияархеологических и этнографических исследований: Сб. науч. тр. Омск; Ханты-Мансийск, 2002. - С. 184-188.

100. Бережнова M.JL, Корусенко С.Н. Использование архивных фондов для изучения этнического состава населения Западной Сибири конца XVIII -XIX вв. // Музей и общество на пороге XXI в. Омск, 1998. - С. 247-248.

101. Бережнова M.JL, Корусенко С.Н. О методах изучения этнической истории русских Сибири // Русские старожилы: Матер. III Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск; Омск, 2000. - С. 268-270.

102. Бережнова M.JL, Корусенко С.Н., Новоселова А.А. Логистический анализ одного построения: Как историки создают мифы // Интеграция археологических и этнографических исследований: Сб. науч. тр. Нальчик; Омск, 2001.-С. 48-56.

103. Борисенок Ю.А. Белорусско-русское пограничье в условиях Ф Российской империи (вторая половина XVIII первая половина XIX вв.) //

104. Вопросы истории. 2003. - № 3. - С. 116-122.

105. Бояршинова З.Я. О формировании сословия государственных крестьян в Сибири (XVIII первая четверть XIX вв.) // Вопросы истории Сибири. - Томск, 1964. - Вып. 1. - С. 44-55.

106. Бромлей Ю.В. Этнические аспекты современных национальных процессов//История СССР. 1977.-№ 3. - С. 19-28.

107. Бромлей Ю.В., Козлов В.И. Ленинизм и основные тенденции этнических процессов в СССР//СЭ. 1970.-№ .1 - С. 3-14.

108. Бромлей Ю.В., Козлов В.И. Этнос и этнические процессы как предмет исследования // Этнические процессы в современном мире. М., 1987.-С. 5-29.

109. Бычкова М.Е. Русское и иностранное происхождение родоначальников боярских родов: исторические реалии и родословныелегенды // Элита и этнос средневековья. М., 1995. - С. 53-58.

110. В поисках новой имперской истории // Новая имперская история постсоветского пространства. Казань, 2004. - С. 7-29.

111. Васильев В. Угасшая русская культура на дальнем севере // Сибирские вопросы. 1908. - № 1. - С. 29-34.

112. Васильев Д.В. О. политике царского правительства в Русском Туркестане (к вопросу о «русификации») // Сборник Русского исторического общества. М., 2002. - Т. 5. - С. 58-70.

113. Верник А.А. О некоторых итогах русской колонизации Хакасско-Минусинского края второй четверти XVIII начала XX вв. // Россия и Хакассия: 290 лет совместного развития. - Абакан, 1998. - С. 96-99.

114. Власова И.В. Размещение старообрядцев в Северном Приуралье и их контакты с окружающим населением // Традиционная духовная и материальная культура старообрядческих поселений в странах Европы, Азиии Америки. Новосибирск, 1992. - С. 196-201.

115. Воробьев В.В. Великорусы. М., 1902. - 159 с.

116. Воробьев В.В. Об антропологическом изучении славянского населения России // Русский антропологический журнал. 1902. - № 1. - С. 102-111.

117. Галиев А.А. Казахи и казаки // Россия и Восток: проблемы взаимодействия: Тез. докл. Челябинск, 1995. - Ч. II. - С. 147-149.

118. Гамов И. Очерки далекой Сибири. Гомель, 1894. - 117 с.

119. Ганцкая О.А., Терентьева Л.Н. Межнациональные браки и их роль в этнических процессах // Современные этнические процессы в СССР. 2-е изд-ие.-М., 1977.-С. 460-483.

120. Гарданова В.К., Долгих Б.О., Жданко Т.А. Основные направления этнических процессов у народов СССР // СЭ. 1961. -№ 4. - С. 9-29.

121. Гарин-Михайловский Н.Г. Собр. соч. в 5 т. М., 1958. - Т. 5. - 720 с.

122. Гельвальд Фр. Естественная история племен и народов. СПб., б.г. -Т. 1.-620 с.

123. Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов в их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей. СПб., 1799. - Ч. 4. - 385 с.

124. Герасимова Л.Б. Генеалогия русских крестьян Среднего Прииртышья как этнографический источник // Русские старожилы: Матер. III Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск; Омск, 2000. - С. 277-279.

125. Герасимова Л.Б. Семейные хроники как часть культурного наследия народа (о возможностях применения семейных хроник в этнографических исследованиях) // Досуг. Творчество. Культура: Сб. науч. тр. Омск, 2000. -4.2.-С. 71-74.

126. Головачев П. Взаимное влияние русского и инородческого населения в Сибири // Землеведение. 1902. - Кн. 2-3. - С. 53-68.

127. Головачев П. Сибирь в екатерининской комиссии. Этюд по истории Сибири XVIII в.-М., 1889.- 127 с.

128. Головачев П. Сибирь: Природа. Люди. Жизнь. Изд. 2-е, испр. и дон. -М., 1905.-402 с.

129. Гончаров Ю.М. Межнациональные браки в городах Западной Сибири во второй половине XIX начале XX в. // Этнокультурные взаимодействия в Сибири (XVII-XX вв.): Тез. докл. и сообщ. междунар. науч. конф. -Новосибирск, 2003. - С. 237-240.

130. Гончарова Г.С. Этнически однородные и смешанные семьи Новосибирской области // Этносоциальные процессы в Сибири: Тематич. сб. -Новосибирск, 1998.-С. 115-127.

131. Горский А.А. Этнический состав и формирование этнического самосознания древнерусской знати // Элита и этнос средневековья. М., 1995.-С. 78-85.

132. Громыко М.М. Западная Сибирь в XVIII в. Русское население и земледельческое освоение. Новосибирск, 1965. - 267 с.

133. Громыко М.М. К характеристике сибирского дворянства XVIII в. // Русское население Поморья и Сибири (Период феодализма): Сб. ст. памяти В.И. Шункова. М., 1973. - С. 350-363.

134. Громыко М.М. Община в процессе переселения «панцирных бояр» Себежского уезда в Сибирь // Общественный быт и культура русского населения Сибири (XVIII начало XX в.). - Новосибирск, 1983. - С. 19-31.

135. Ф 76. Гумилев JI.H., Иванов К.П. Этнические процессы: два подхода к изучению // Социологические исследования. 1992. - № 1. - С. 50-57.

136. Гурвич И.С. Русские старожилы долины р. Камчатки (К вопросу об исторических судьбах обособленных групп русского народа в Сибири) // СЭ. 1963. -№ 3. - С. 31-41.

137. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: Репринт, изд-е 1882 г. М., 1978. - Тт. 1, 4.

138. Долгушин А.П. Сказание о Большеречье. Омск, 1998. - 192 с.

139. Дрёмов В.А. История антропологических исследований в Западной Сибири (XIX начало XX вв.) // Вопросы этнокультурной истории Сибири. -Томск, 1980.-С. 128-150.

140. Евсеев Е.Н. Тара в свои первые два столетия // Сибирские города XVII начала XX века. - Новосибирск, 1981. - С. 78-109.

141. Емельянов Н.Ф. Жители Речи Посполитой в Томске в XVII первойчетверти XVIII вв. // Материалы третьей отчетной паучно-методологической конференции. Омск, 1977.-С. 149-151.

142. Ермачкова Е.П. Татарское казачество в начале XIX века // Тюркские народы: Матер. V Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск; Омск, 2002. - С. 168-169.

143. Жданко Т.А. Этнографическое изучение процессов развития и сближения социалистических наций в СССР // СЭ. 1964. -№ 6. - С. 16-24.

144. Жеребцов JI.H. К вопросу о роли коми в открытии и заселении Сибири и Дальнего Востока // Вопросы истории Коми АССР (XVIII -пачалоХХ вв.): Тр. Ин-та языка, литературы и истории. Сыктывкар, 1975.1. Вып. 16.-С. 3-16.

145. Жеребцов J1.H. О степени устойчивости элементов народной культуры коми в инонациональной культурной среде // Этнография ифольклор коми: Тр. Ин-та языка, литературы и истории. Сыктывкар, 1972. -Вып. З.-С. 70-76.

146. Жигунова М.А. Межэтнические контакты русских Среднего Прииртышья (вторая половина XX века) // Этнокультурные взаимодействия в Сибири (XVII-XX вв.): Тез. докл. и сообщ. междунар. науч. конф. -Новосибирск, 2003. С. 256-259.

147. Жигунова М.А. Русские Западной Сибири: проблемы самосознания и культуры // Русские: Матер. VII Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск, 2004. - С. 344-349.

148. Жигунова М.А. Этнокультурные процессы и контакты у русских Среднего Прииртышья во второй половине XX века. Омск, 2004. - 228 с.

149. Завалишин Д. Письма о Сибири // Московские ведомости. 1865. - № 110.

150. Зензинов В.М. Старинные люди у холодного океана: Русское Устье % Якутской области Верхо-Янского округа. Изд. 2-е, испр. и доп. М, 1914.134 с.

151. Золотова Т.Н. Сибирские старожилы и поздние переселенцы (к вопросу об особенностях материальной и духовной культуры) // Музей и общество на пороге XXI века: Матер. Всерос. пауч. конф. Омск, 1998. - С. 62-63.

152. Зуев АЛО, Кадырбаев А.Ш. Поход Ермака в Сибирь: тюркские мотивы в русской теме // Вестник Евразии. 2000. - № 3. - С. 38-60.

153. Зуев А.С. Дело о полке Эгерата (к вопросу об организации в Сибири в 1660-х гг. полков нового строя) // Социокультурное развитие Сибири (XVII-XX века): Бахрушинские чтения 1996 г.: Межвуз. сб. науч. тр. -Новосибирск, 1998.-С. 11-20.

154. Зуев А.С. Сибирское казачество в сословной политике Российского ^ правительства (XVIII первая половина XIX вв.) // Сословия игосударственная власть в России, XV середина XIX вв.: Тез. междунар. конф. - М, 1994.-Ч. 1.-С. 103-113.

155. Зябловский Е. Землеописание Российской империи для всех состояний. СПб, 1810. - Ч. 2. - 378 с.

156. Иванова Н.А, Желтова В.П. сословно-классовая структура России в конце XIX начале XX века. - М„ 2004. - 574 с.

157. Ивонин А.Р. Казаки на сибирском фронтире в XVIII—XIX вв. // Сибирское казачество: пришлое, настоящее, будущее: Матер. Межрегион, науч.-практ. конф, поев. 420-летию Сибирского казачьего войска. Омск, 2003.-С. 40-52.

158. XVIII первой половине XIX века: Дисс. . канд. ист. наук. - Омск, 2004. -215 с.

159. Каппелер А. Включение нерусских элит в российское дворянство. XVI-XIX вв. (Краткий обзор проблемы) // Сословия и государственная власть в России. XV середина XIX вв.: Тез. междунар. конф. - М, 1994. -Ч. 2.-С. 215-225.

160. Карнилов. Замечания о Сибири. СПб, 1828.- 105 с.

161. Карнович Е.П. Слияние инородцев с русскими. Исторический очерк // Карнович Е.П. Родовые прозванья и титулы в России и слияние иноземцев с русскими. Репринт, изд-е 1886 г.-М, 1991. - С. 231-250.

162. Кауфман А. Земельный вопрос и переселение // Сибирь, ее современное состояние и ее нужды: Сб. ст. СПб, 1908. - С. 79-140.

163. Качинская Э. поляки в Сибири (1815-1914). Социально-демографический аспект // Сибирь в истории и культуре польского народа: Сб. ст. М, 2002. - С. 265-277.

164. Кельсиев В. Святорусские двоеверы // Отечественные записки. -1867.-Т. 174.-Кн. II.-№ 10.-С. 583-619.

165. Клочков М.В. Население России при Петре Великом по переписям того времени. СПб, 1911.- 400 с.

166. Ковалев Г.Ф. Общеславянский этноним немец// Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1977. - С. 41-45.

167. Ковальчикова А. Отец-благодетель. Видение поляками «нашего российского владыки» // Россия Польша. Образы и стереотипы в литературе и культуре. - М, 2002. - С. 6-16.

168. Кодан С.В, Шостакович Б.С. Польская ссылка в Сибирь во внутренней политике самодержавия (1830-1850-е годы) // Славяноведение. -1992.-№6.-С. 3-14.

169. Кожевников Н.А, Рыбаковский JI.JI, Сигарева Е.П. Русские: этническая гомогенность? (Опыт социологического исследования). М, 1998.-33 с.

170. Козлов В.И. Национальности СССР (Этнодемографический обзор). -М, 1975.-263 с.

171. Козлов В.И. Проблемы фиксации этнических процессов. М, 1973. -14 с. - (Докл. советской делегации на IX Международном конгрессе антропол. и этнограф, наук. Чикаго, сентябрь, 1973 г.).

172. Козлов В.И. Расселение мордвы (Исторический очерк) // Вопросы этнической истории мордовского народа: Труды Мордовской этнографической экспедиции. М, 1960. - Вып. I. - С. 5-62.

173. Козлов В.И. Этнические процессы // Свод этнографических понятий и терминов. М, 1988. - Вып. 2. - С. 53-57.

174. Колесников А.Д. Заселение русскими лесостепи Прииртышья в XVIII в. // Известия Омского отдела Географического общества СССР. Омск, 1964.-Вып. 6 (13).-С. 67-87.

175. Колесников А.Д. Из истории заселения Среднего Прииртышья // Известия Омского отдела Географического общества СССР. Омск, 1963. -Вып. 5 (12).-С. 137-151.

176. Колесников А.Д. История заселения Омской области // Конференция по географии Западной Сибири. Омск, 1977. - С. 52-55.

177. Колесников А.Д. Край зело богатый: Очерки истории Казанского района Тюменской области. Омск, 2005. - 304 с.

178. Колесников А.Д. Миграции русского населения в Западной Сибири в XVIII начале XIX в. // Русское население Поморья и Сибири (Период феодализма): Сб. ст. памяти В.И. Шункова. - М., 1973. - С. 229-249.

179. Колесников А.Д. Омская пашня. Заселение и земледельческое освоение Прииртышья в XVI начале XX веков. - Омск, 1999. - 106 с.

180. Колесников А.Д. От истоков до наших дней // Райцентры Омской области. Омск, 1992. - С. 3-20.

181. Колесников А.Д. Русское население Западной Сибири в XVIII -начале XIX вв. Омск, 1973. - 440 с.

182. Колесников А.Д. С чего начинается Родина? Из истории Болыперечинского района // Иртышская правда Большеречье. 1973. - 21 июня. - С. 4.

183. Колесников А.Д. Состав переселенцев в Сибирь // Вопросы формирования русского населения Сибири в XVII начале XIX вв. - Томск, 1978.-С. 3-16.

184. Колесников А.Д. Ссылка и заселение Сибири // Ссылка и каторга в 41 Сибири (XVIII начало XX вв.). - Новосибирск, 1975. - С. 38-58.

185. Колесников А.Д., Долгушин А.П., Алексеенко С.А. и др. Города Омской области. Омск, 1985.- 128 с.

186. Колесников А.Д., Машкарин М.И., Полканов В.Д., Огородникова Л.И., Хроменкова Н.И. Исилькуль. На Транссибирской магистрали: Очерки истории города и района. Омск, 1995. - 222 с.

187. Колмогоров. Город Тара и его округ, Тобольской губернии // ЖМВД. 1856. -№ 9. - С. 1-38.

188. Комаров В.Л. О русском населении Камчатки // Русский антропологический журнал. 1912. -№ 2-3. - С. 100-136.

189. Корусенко С.Н. Источники генеалогических исследований в России // История. Антропология. Культурология: Программы и избранные лекции. -Омск, 2003. Ч. 2. Избранные лекции. - С. 147-176.

190. Корусенко С.Н. Этническая история туралинских татар (XVIII -начало XXI вв.) // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума. Омск, 2004. - Т. 8. - С. 135-199.

191. Корусенко С.Н. Этносоциальный и пофамильный состав татарского населения нижней Тары (последняя треть XVIII-XX в.) // Этнографо-археологические комплексы: проблемы культуры и социума. Т. 2: Культура тарских татар. Новосибирск, 1997.-С. 178-208.

192. Красножен М. Иноверцы на Руси. Изд. 3-е, испр. и доп. Юрьев, 1903. —Т. 1.-202 с.

193. Крих А.А. Тюркский компонент в составе западносибирского казачества (первая половина XIX в.) // Азиатская Россия: люди и структуры империи: Сб. пауч. ст. К 50-летию со дня рождения проф. А.В. Ремпева. -Омск, 2005.-С. 510-523.

194. Крылова H.JI. Особенности статистической регистрации детей-метисов от русско-африканских браков в России // Тендерные исследования в африканистике. -М., 2000. С. 206-216.

195. Крылова H.JL, Прожогина С.В. «Смешанные браки». Опыт межцивилизационного общения. М., 2002. - 320 с.

196. Кузнецов В.К. Русские старожилы Сибири и Средней Азии // Азиатская Россия. СПб., 1914. - Т. 1. - С. 178-188.

197. Кулаков П.Е. Инородцы и инородческий вопрос на Нижегородской Всероссийской выставке // Русское богатство. 1896. - № 12. - С. 78-100.

198. Курилов В.Н. Русский субэтнос Западной Сибири в середине XIX в.: расселение и топонимия: Дисс. канд. ист. наук. Новосибирск, 2002. - 213• с.

199. Курилов В.Н., Люцидарская А.А. К вопросу об исторической психологии межэтнических контактов в Сибири в XVII в. // Этническиекультуры Сибири. Проблемы эволюции и контактов. Новосибирск, 1986. -С. 26-46.

200. Кэмпбелл (Воробьева) Е.И. «Единая и неделимая Россия» и «инородческий вопрос» в имперской идеологии самодержавия // Пространство власти: исторический опыт России и вызовы современности. -М., 2001.-С. 204-216.

201. Ламанский В.И. К вопросу об этносах и государственности в России // ЭО. 1994. - № 3. - С. 113-118.

202. Лешчанка Р.Ф. Беларусы-перасяленцы у Ci6ipbi (канец XVI XVII ст.) // Becui АН БССР. - Сер. грамадских иавук. - 1982. - № 5. - С. 75-82.

203. Линк И. Статистическое описание городов Тобольской губернии // ЖМВД. 1837. - № 1с. 1-76.

204. Линьков А. К истории брака в Сибири (По архивным данным) // Сибирская летопись. Иркутск, 1916.-№ 11-12.-С. 508-515.

205. Липинская В.А. Конфессиональные группы православного населения Западной Сибири (вторая половина XIX начало XX в.) // ЭО. - 1995. - № 2. -С. 113-127.

206. Липинская В.А. Семейно-брачпые связи у русских крестьян Западной Сибири в конце XIX начале XX в. // Культурно-бытовые процессы у русских Сибири. XVIII - начало XX в. - Новосибирск, 1985. - С. 64-72.

207. Липинская В.А. Старожилы и переселенцы. Русские на Алтае. XVIII -начало XX века. М., 1996. - 269 с.

208. Липранди (Волынцев) А.П. Инородческий вопрос и наши окраины. -Харьков, 1910.-37 с.

209. Логииовский К.Д. О быте казаков восточного Забайкалья // ЖС-1902.-Т. 2.-С. 182-200.

210. Литвак К.Б. Перепись населения 1897 года о крестьянстве России (Источниковедческий аспект) // История СССР. 1990. -№1. - С. 114-126.

211. Лоткин И.В. Динамика русско-эстонских браков в Западной Сибири в 1935-1980-х годах // Духовное возрождение России: Матер. Всерос. иауч-практ. конф. Секция 3.-Омск, 1993.-С. 140-142.

212. Люцидарская А.А. Личное имя в системе коммуникативной культуры (Сибирь в XVI начале XVIII в.) // Гуманитарные пауки в Сибири. - 1996. -№ 3. - С. 92-96.

213. Люцидарская А.А. От «иноземцев» к «инородцам» (один из аспектов колонизации Сибири) // Аборигены Сибири: Проблемы изучения исчезающих языков и культур: Тез. междунар. науч. конф. Новосибирск, 1995.-Т. II.-С. 165-169.

214. Люцидарская А.А. Служилые поляки в Томске (по материалам XVII столетия) // Сибирско-польская история и современность: актуальные вопросы: Сб. матер, междунар. науч. копф. Иркутск, 2001. - С. 106-108.

215. Ф 166. Люцидарская А.А. Старожилы Сибири: Историко-этнографические очерки. XVII начало XVIII вв. - Новосибирск, 1992. - 197 с.

216. Майничева А.Ю. Польские переселенцы в Томской губернии (середина XIX в.) // Интернет-издание «Сибирская заимка»: http:// policy.narod.ru/Russian/pol-tomsk.htm

217. Макашипа Т.С. О браке и свадебном обряде старообрядцев Северного Приуралья в конце XIX начале XX в. // Традиционная духовная и материальная культура старообрядческих поселений в странах Европы, Азии и Америки. - Новосибирск, 1992. - С. 223-229.

218. Малахов B.C. Новое в междисциплинарных исследованиях• («Историко-ситуативный метод» в работах В. Тишкова) // Общественные науки и современность. -2002. -№ 5. С. 131-140.

219. Мамсик Т.С. «Откуда мы родом.» (Скырлинское поселение белорусов) // Белорусы в Сибири. Новосибирск, 2000. - Вып. 2. - С. 53-73.

220. Мамсик Т.С. «Русские ясашные» в Сибири XVIII-XIX в. (К характеристике этнокультурного состава) // Этнокультурные взаимодействия в Сибири (XVII XX вв.): Тез. докл. и сообщ. междунар. науч. конф. -Новосибирск, 2003. - С. 38-43.

221. Мамсик Т.С. Хозяйственное освоение Южной Сибири: Механизмы формирования и функционирования агропромысловой структуры. -Новосибирск, 1989.-240 с.

222. Марков Г.Е. Проблемы этнических общностей и этнических процессов (По страницам журнала «Советская этнография») // Вопросы• философии. 1970. - № 12. - С. 150-156.

223. Марков Г.Е. Этнос, этнические процессы и проблемы образа жизни // Расы и народы. М, 1977. - Вып. 7. - С. 9-28.

224. Мельников Б.В. Формирование католического и протестантского населения Сибири в XVI начале XX вв. // Проблемы религиозной и философской герменевтики: Матер, междунар. симпозиума. - Омск, 2003. -С. 131-137.

225. Миллер А.И. Новая история Российской империи: региональный или ситуационный подход? // Азиатская Россия: люди и структуры империи: Сб. науч. ст. к 50-летию со дня рождения проф. А.В. Ремиева. Омск, 2005. - С. 7-23.

226. Миллер А.И. Русификация или русификации? // Миллер А.И. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М, 2006. - С. 54-77.

227. Миненко Н.А. Брак у русского крестьянского и служилого населения• юго-западной Сибири в XVIII первой половине XIX века // СЭ. - 1974. № 4.-С. 37-54.

228. Мипепко Н.А. Источники пополнения и сословный состав населениязападносибирской деревни в начале XVIII в. // Социально-демографическое развитие сибирской деревни в досоветский период: Межвуз. сб. науч. тр. -Новосибирск, 1987.-С. 20-31.

229. Миненко Н.А. Освоение русскими Среднего Прииртышья на рубеже

230. XVII—XVIII вв. // Исторический опыт освоения Сибири: Межвуз. сб. науч. тр. Новосибирск, 1986. - С. 3-12.

231. Миронов Б.Н. О достоверности метрических книг важнейшего источника по исторической демографии России XVIII-XX вв. // Россия в

232. XVIII-XX вв.: Сб. ст. к 70-летию со дня рождения Р.Ш. Ганелина. СПб., 1998.-С. 41-47.

233. Мокшин Н.Ф. В.О. Ключевский об участии финских народов в формировании русского народа // Ключевский: Сб. материалов. Пенза, 1995.-Вып. 1.-С. 202-208.

234. Мулипа С. А. Участники польского восстания 1863 года в ft западносибирской ссылке: Дисс. . канд. ист. наук. Омск, 2005. - 498 с.

235. Мурашко О.А. Старожилы Камчатки в историко-демографической и социально-экономической перспективе // Межэтнические контакты и развитие национальных культур: Сб. ст. -М., 1985. С. 77-88.

236. Мыльников А.С. К вопросу о локальных особенностях культуры и этнических процессов // Расы и народы. М., 1975. - Вып. 5. - С. 42-54.

237. На путях из земли Пермской в Сибирь: Очерки этнографии северноуральского крестьянства XVII-XX вв. / Отв. ред. В.А. Александров. -М., 1989.-352 с.

238. Народная культура Муромцевского района. М., 2000. - 334 с.

239. Невесов А. Иртышский казак // Сибирские вопросы. 1912. - № 18.-С. 72-82.

240. Недбай Ю.Г. История казачества Западной Сибири. 1582-1808 гг. (Краткие очерки). Омск, 1996. - Ч. 1. - 118 е.; Ч. 2. - 203 с.

241. Недбай Ю.Г. История Сибирского казачьего войска (1725-1861) -Омск, 2001.-Т. 1.-428 с.

242. Недбай Ю.Г. Сибирское казачье войско. Омск, 2004. - Кн. 3. - 398 с.

243. Никитин Н.И. Первый век казачества Сибири // Военно-исторический журнал.- 1994.-№ 1.-С. 77-83.

244. Никитин Н.И. Служилые люди в Западной Сибири XVII в. -Новосибирск, 1988.-255 с.

245. Новоселова А.А. Кто такие старожилы? (истолкование термина в современной этнографии) // Русские старожилы: Матер. III Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск; Омск, 2000.-С. 89-90.

246. Новоселова А.А. «Сибиряки» как одна из групп русского населения Омского Прииртышья // Сибирская деревня: история, современное состояние, перспективы развития: Сб. науч. тр. в 3-х ч. Омск, 2002. - Ч. II.-С. 17-18.

247. О мерах к обрусению татар магометан. // Современный листок. -1867.-№94.-С. 1-2.

248. Об обрусении евреев. // Санкт-Петербургские ведомости. 1869. -№25. -С. 1.

249. Оглоблин Н. «Женский вопрос» в Сибири в XVII веке // Исторический вестник. 1890.-Т. XLI.-C. 195-207.

250. Озерова Г.Н., Петрова Т.М. О картографировании групп русского народа на начало XX века // СЭ. 1979. - № 4. - С. 72-79.

251. Олсуфьев А.В. Общий очерк Анадырской округи ее экономического состояния и быта населения // Зап. Приамурского отдела Имп. Рус. географ, об-ва. 1896. - Вып. 1. - 214 с.

252. Опарина Т.А. Иностранец на государевой службе в XVII веке // Проблема истории местного самоуправления Сибири конца XVI начала XX вв.: Матер. III региональной науч. конф. - Новосибирск, 1998. - С. 22-39.

253. Опарина Т.А., Орленко С.П. Указы 1627 и 1652 годов против «некрещеных иноземцев» // Отечественная история. 2005. - №1. - С. 22-39.

254. Осокин Г.М. На границе Монголии: очерки и материалы к этнографии юго-западного Забайкалья. СПб., 1906. - 304 с.

255. Очерки истории белорусов в Сибири в XIX-XX вв. Новосибирск, 2001.-240 с.

256. Петри Э. Сибирь как колония // Сибирский сборник. СПб., 1886. -Кн. II.-С. 83-98.

257. Петров В.И. К вопросу о социальном происхождении сибирского казачества (XVIII первая половина XIX вв.) // Сибирь периода феодализма: Материалы по истории Сибири. - Новосибирск, 1965. - Вып. 2. - С. 201-217.

258. Петров М. Западная Сибирь. Губернии Тобольская и Томская. М., 1908.-207 с.

259. Пилсудский Б. Поляки в Сибири // Сибирь в истории и культуре польского народа: Сб. ст. М., 2002. - С. 13-30.

260. Пирсон Р. Привилегии, права и русификация // Ab Imperio. 2003. -№3.-С. 35-56.

261. Писарев М.Н. Сибирь. Историко-географический очерк. М.; Пг., 1915.-170 с.

262. Плисецкий М.С. Великий Союз народов // Религиозные верования народов СССР: сборник этнографических материалов. Т. 1. - М.; JI., 1931. -С. 7-29.

263. Покровский Н.Н. Антифеодальный протест урало-сибирских крестьян-старообрядцев в XVIII в. Новосибирск, 1974. - 394 с.

264. Поляков И.С. Письма и отчеты о путешествии в долину р. Оби. -СПб., 1877.- 187 с.

265. Помус М.И. Западная Сибирь (Экономико-географическая характеристика). М., 1956. - 643 с.

266. Попов Е. Некоторые данные по изучению быта русских на Колыме // ЭО.- 1907.-№ 1-2.-С. 159-181.

267. Потанин Г. Заметки о сибирском казачьем войске // Военный сборник. 1861. - № 5. - С. 4-32.

268. Пыпин А.Н. О задачах русской этнографии // Изв. Имп. Рус. географ, об-ва. 1885. - Т. 21. - С. 480-500.

269. Пыпин А.Н. Русская народность в Сибири // Вестник Европы. 1892. -Кн. 1.-С. 276-323.

270. Пяткова С.Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь в + пореформенный период: Автореф. дисс. . канд. ист. наук. Омск, 2004. - 30с.

271. Раев Д.В, Резун Д.Я. О посылке иноземцев в Сибирь в 1635 г. // Сибирский плавильный котел: социально-демографические процессы в Северной Азии XVI начала XX века: Сб. науч. ст. - Новосибирск, 2004. - С. 13-21.

272. Резун Д.Я. Выходцы из стран Западной и Центральной Европы на русской казачьей службе в Сибири XVII в. // Народонаселенческие процессы в региональной структуре России XVII-XX вв.: Матер, междунар. науч. конф. Новосибирск, 1996. - С. 83-85.

273. Резун Д.Я. Именной и биографический словарь «немцев» в Сибири XVII в. // Немецкий этнос в Сибири: Альманах гуманитарных исследований. Новосибирск, 2000. - Вып. 2. - С. 67-77.

274. Резун Д.Я. Люди на сибирском фронтире в XVII в. // Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: Общее и особенное. -Новосибирск, 2002. Вып. 2. - С. 19-29.

275. Резун Д.Я. Откуда пошли Немчиновы в Сибири // Гуманитарные исследования в Сибири. 2003. - № 2. - С. 76-77.

276. Резун Д.Я, Соколовский И.Р. О «литве» в Сибири XVII в. // Белорусы в Сибири. Новосибирск, 2000. - С. 22-63.

277. Ремнев А.В. История образования Омской области // Степной край: зона взаимодействия русского и казахского народов (XVIII-XX вв.): Междунар. науч. конф, поев. 175-летию образования Омской области: Тез. докл. и сообщ. Омск, 1998. - С. 6-14.

278. Ремнев А.В. Польская ссылка и западносибирская администрация (1863-1868 гг.) // Общественное движение и культурная жизнь Сибири (XVIII-XX вв.): Сб. ст. Омск, 1996. - С. 29-43.

279. Розен А.Е. Записки декабриста. Иркутск, 1984. - 480 с.

280. Русские в Омском Прииртышье (XVIII-XX века): Историко-этнографические очерки. Омск, 2002. - 236 с.

281. Русские народы: наброски пером и карандашом / Текст под ред. НЛО. Зографа. М., 1894. - Ч. 1. - Вып. 3. - 46 с.

282. Русские старожилы Сибири. Историко-антропологический очерк. -М., 1973.- 190 с.

283. Рыбаковский JI.JI., Сигарева Е.П., Харланова Н.Н. Этническая гомогенность народов России // Народонаселение. 2000. - № 3. - С. 59-75.

284. Сандерланд В. Русские превращаются в якутов? «Обынородчивание» и проблемы русской национальной идентичности на Севере Сибири, 1870— 1914 // Российская империя в Зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. М., 2005. - С. 199-227.

285. Сапожников А. Иноверцы и иноземцы в России (Их права и отношения к коренным жителям). СПб., 1898. - 30 с.

286. Сатлыкова Р.К. К изучению динамики межэтнических браков (на примере татар Омской области 1950-1970-х годов) // Источники и методы исследования социальных и культурных процессов: Сб. науч. тр. Омск, 1988.-С. 109-119.

287. Сафронов Ф.Г. Русские на северо-востоке Азии в XVII середине XIX вв.: Управление, служилые люди, крестьяне, городское население. - М., 1978.-258 с.

288. Светлозоров П. К истории возникновения раскола и характеристике учения раскольнических толков и согласий в деревне Слободе Аевской Тарского уезда // Омские епархиальные ведомости. 1907. - № 9-10. - С. 4753.

289. Северо-восточная окраина. Сибирь влияния ее замкнутого положения и помеси различных рас на физическое и психологическое развитие ее население // Дело. - 1873. - № 10. - С. 76-96.

290. Семенов Д. Отечествоведепие. Россия по рассказам путешественников и ученым исследованиям: Учеб. пособие для учащихся. -Т. IV.-СПб., 1867.-232 с.

291. Серафимович Шашков. С. Очерки русских нравов в старинной Сибири // Отечественные записки. 1867. - Кн. 1. - С. 681-736.

292. Серебренников И. Половой состав русского и инородческого населения Сибири // Сибирские вопросы. 1908. - № 9. - С. 24-30.

293. Сигутов П.Т. Особенности динамики населения Омской области в связи с основными этапами ее хозяйственного освоения (дореволюционный период) // Очерк населения и хозяйства Западной Сибири: Сб. ст. -Новосибирск, 1965.-С. 48-71.

294. Сигутов П.Т. Состав населения Омской области по районам выхода // Природа, население и хозяйство Омской области. Омск, 1974. - С. 51-60.

295. Сигутов П.Т. Типы сельского расселения в бассейне р. Тары (Омскаяобласть) // Материалы по географии населения. Л, 1963. - Вып. 11. - С. 80100.

296. Скобелев С.Г. Демография коренных народов Сибири в XVII XX вв. колебания численности и их причины // Интернет-издание «Сибирская заимка»: www.zaimka.ru/tosun/skobelev4.shtml

297. Скрябина J1.A. Русское население Притомья: взаимодействие культурных традиций старожилов и переселенцев: Автореф. дисс. . канд. ист. наук. СПб, 1995. - 20 с.

298. Слезкин Ю. Естествоиспытатели и нации: русские ученые XVIII века и проблема этнического многообразия // Российская империя в зарубежнойф историографии. Работы последних лет. Антология. М, 2005. - С. 120-154.

299. Слепцов Е.Я. Старожильческая деревня Западной Сибири (середина 80-х годов XIX в. 1917 г.): Автореф. дисс. . канд. ист. паук. - Томск, 1978.- 18 с.

300. Слободский М. Итоги и задачи этнографического изучения Томского края. Томск, 1929. - С. 22-30.

301. Словарь русских старожильческих говоров Среднего Прииртышья: В 3 ч. / Под ред. Г.А. Садретдиновой. Томск, 1992-1993.

302. Словцов П.А. Историческое обозрение Сибири. Стихотворения. Проповеди. Новосибирск, 1995. - 676 с.

303. Смешение рас при заключении браков // Естествознание и география.- 1910.-№ 10.-С. 82-83.

304. Смирнов И. Несколько слов о русском влиянии на инородцев Казанского края // Изв. Об-ва археологии, истории и этнографии при Имп. Казан, ун-те. 1886. - Т. 6. - Вып. 1. - С. 59-63.

305. Смирнов И.Н. Обрусение инородцев и задачи обрусительной политики // Исторический вестник. 1892. - № 3. - С. 752-765.

306. Смирнов И.Н. Программа для собирания сведений об обрусении инородцев Восточной России // Изв. Об-ва археологии, истории и этнографии при Имп. Казан, ун-те. 1892. - Т. X. - Вып. 6. - С. 548-551.

307. Смоленчук А.Ф. Белорусская историография второй половины XIX -начала XX века и становление национальной идеологии // Славяноведение. -1999.-№5.-С. 60-67.

308. Смотритель еврейского училища. Еще несколько слов о сближении евреев с русскими // Учитель. 1865. - Т. V. - С. 643-646.

309. Соболевский А. Названия населенных мест и их значение для русской исторической этнографии // ЖС. 1893. - Вып. 4. - С. 437-439.

310. Соболевский А.И. Русский народ как этнографическое целое. -• Львов, 1911.-16 с.

311. Соколовский И.Р. Аккультурация иностранцев в Сибири XVII века (пример Андрея Барнешлева) // Гуманитарные науки в Сибири. 1999. - № 2. - С. 84-87.

312. Соколовский И.Р. Сибирский служилый человек Андрей Барнешлев (к вопросу об аккультурации иностранцев в XVII веке) // Проблемы истории местного управления Сибири конца XVI начала XX вв.: Матер. III регион, науч. конф. - Новосибирск, 1998. - С. 28-30.

313. Стр-ков. Что такое латинизанство? // Виленский вестник. 1866. -19 сент. - С. 3.

314. Судьба православия в Сибири за минувшие 300-летие // Тобольские епархиальные ведомости. 1883. -№ 2. - С. 23-33.

315. Суслова JI.H. Основные тенденции развития старообрядческих согласий Тобольской губернии в конце XVIII начале XX вв. // Русские: Матер. VII Сибирского симпозиума. - Тобольск, 2004. - С. 212-220.

316. Сушков Н. Обрусение поляков и евреев // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей российских при Московском университете. -1866. Кн. 3. - С. 228-239.

317. Тарасов-Борисенко М.В. Ареал генеалогии русских крестьян. Проблемы и опыт микроисследований по материалам Тобольского и Тарского уездов конца XVI начала XX в. - СПб., 2001. - 300 с.

318. Татауров С.Ф. Русские в Тарском Прииртышье // Культура русских в археологических исследованиях: Сб. науч. тр. Омск, 2002. - С. 153-157.

319. Татауров С.Ф. Хозяйственные занятия русских Среднего Прииртышья // Русские старожилы: Матер. III Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири». Тобольск; Омск, 2000. -С.418-420.

320. Татаурова JI.B. Археология о русских Омского Прииргышья // Русские старожилы: Матер. III Сибирского симпозиума «Культурное наследие народов Западной Сибири».-Тобольск; Омск, 2000.-С. 421-423.

321. Терентьева JI.H., Устинова М.Я. Межнациональные браки и их роль в этнических процессах в СССР (Историографический очерк) // Основные направления изучения национальных отношений в СССР. М., 1979. - С. 216-245.

322. Томилов Н.А. Опыт изучения национально-смешанных семей (по материалам Западной Сибири) // Источники и методы исследования социальных и культурных процессов: Сб. науч. тр. Омск, 1988. - С. 103108.

323. Томилов Н.А. Проблемы этнической истории: (По материалам Западной Сибири). Томск, 1993. - 222 с.

324. Томилов Н.А. Этническая история тюркоязычного населения Западно-Сибирской равнины конца XVI начала XX в. - Новосибирск, 1992. -271с.

325. Трспавлов В.В. Тюркская знать в средневековой России // Элита и этнос средневековья.-М., 1995.-С. 127-134.

326. Третьякова Н.В. Социально-правовой статус старообрядчества вдореформенной и пореформенной России // Вопросы истории СССР. М., 1972. - С. 476^98.

327. Труды Первого сибирского краевого научно-исследовательского съезда. Новосибирск, 1927. - Т. 1. - 272 с.

328. Тургенев Н. О разноплеменности населения в Русском государстве. -Париж, 1866.-40 с.

329. Тычинских З.А. Численность и расселение сибирских служилых татар в XVII-XIX вв. // VI Конгресс этнографов и антропологов России: Тез. докл. -СПб., 2005.-С. 128.

330. Успеньев Г.И. Казахи в составе сибирского казачьего войска // Этническая история тюркоязычных народов Сибири и сопредельных территорий: Тез. докл. облает, науч. конф. по этнографии. Омск, 1984. - С. 141-142.

331. Успеньев Г.И. Тюркоязычное население в составе сибирского казачьего войска в XIX в. // Этногенез и этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий: Сб. науч. ст. Омск, 1983. - С. 124-130.

332. Филь С.Г. Казаки «литовского списка» составляющая этногенеза современного русского народа Сибири // Словцовские чтения-97: Тез. докл. и сообщ. науч.-практ. конф. - Тюмень, 1997.-С. 151-154.

333. Фриз Г.Л. Сословная парадигма и социальная история России // Американская русистика: Вехи истории последних лет. Имперский период: Антология / Сост. М. Дэвид-Фокс. Самара, 2000. - С. 121-162.

334. Фурсова Е.Ф. Историческая памяти и национальный менталитет старожилов и переселенцев Приобъя // Русский вопрос: история и современность: Матер, докл. II Вссрос. науч. конф. Омск, 1994. - Ч. 2. - С. 18-21.

335. Фурсова Е.Ф. Календарные обычаи и обряды восточнославянских народов Новосибирской области как результат межэтнического взаимодействия (конец XIX-XX вв.). Новосибирск, 2002. - Ч. 1. - 286 с.

336. Харузин Н.Н. К вопросу об ассимиляционной способности русского народа // ЭО. 1894. - Кн. 23. - № 4. - С. 43-78.

337. Хвостов Н.А. Казаки первопроходцы (к вопросу заселения русскими Прииртышья) // Таре - 400 лет. Проблемы социально-экономического освоения Сибири: Матер, науч.-практ. конф. - Омск, 1994. -Ч. 1.-С. 133-138.

338. Хомич Л.В. О содержании понятия «этнические процессы» // СЭ. -1969.-№5.-С. 79-87.

339. Хронологический перечень выдающихся событий и правительственных актов, относящихся к истории Акмолинской области и смежных областей и губерний Западной Сибири // Памятная книжка г. Омска и Акмолинской области за 1913 год. Омск, 1913. - С. 231-294.

340. Цветаев Д. К истории изучения вопроса об иностранцах в России. -Варшава, 1891.-9 с.

341. Цветаев Д. Обрусение западноевропейцев в Московском государстве.- Варшава, 1903. 23 с.

342. Цветаев Д. Положение иноверия в России. Варшава, 1904. - 28 с.

343. Чаквин И.В, Терешкович Г1.В. Из истории становления национального самосознания белорусов (XIV начало XX вв.) // СЭ. - 1990.- №6. С. 42-54.

344. Чередов В. Слободе в 1998 году 330 лет. Слободской школе в 2002 году - 100 лет //Вперед Знаменский р-н. - 1997.-23 дек.-С. 3.

345. Черницын С.В. Некоторые аспекты этнических процессов в войске Донском XVII в. (на примере тюркоязычпых переселенцев) // Дон и Северный Кавказ в древности и средние века. Ростов-на-Дону, 1990. - С. 72-82.

346. Чижикова JI.H. Этнокультурная история южнорусского населения // ЭО.- 1998.-№5.-С. 27-44.

347. Шашков С. Рабство в Сибири//Дело.- 1869.-№3.-С. 1-32.

348. Швецов С. Очерк Сургутского края. Б.м, б.г. - 87 с.

349. Шелгунов Н. Сибирь по большой дороге // Русское слово. 1863. - № З.-С. 1-62.

350. Шелегина О.Н. Адаптация русского населения в условиях освоения территории Сибири (Историко-этнографические аспекты. XVII-XX вв.): Учеб. пособие. Вып. 1. - М, 2001. - 184 с.

351. Шерстова Л.И. Тюркский этнический компонент в этногенезе уймонских старообрядцев // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Матер, науч.-практ. конф. Барнаул, 2001. - С. 11-14.

352. Шинкевич С, Заринов И.Ю. Поляки российской империи и СССР: историческая справка и характеристика современной ситуации // Исследования по прикладной и неотложной этнологии. М, 1992. - Сер. А.- Документ № 27. 25 с.

353. Шнейдер А.Р, Доброва-Ядринцева Л.Н. Население сибирского края (русские и туземцы). Новосибирск, 1928. - 112 с.

354. Шунков В.И. Очерки по истории колонизации Сибири в XVII -начале XVIII в. М.; Л., 1946 - 228 с.

355. Щапов А.П. Историко-этнографическая организация русского народонаселения: этнологическое развитие сибирского населения // Русское слово. 1865.-№ 1.-С. 1-38; №2. -С. 81-107.

356. Щеглов И.В. Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири: 1032-1882. Сургут, 1993.-463 с.

357. Щеглова Т.К. «Народная этнография»: представления об этнокультурных и этносоциальных группах в современной деревенской среде // Этнография Алтая и сопредельных территорий: Матер, науч.-практ. конф. Вып. 4. Барнаул, 2001. - С. 35-44.

358. Щербанов Н.М. Этнокультурные связи уральского казачества с соседними тюрко- и монголоязычными народами // Этногенез и этническая история тюркских народов Сибири и сопредельных территорий: Сб. науч. тр. -Омск, 1983.-С. 116-124.

359. Элерт А.Х. Экспедиционные материалы Г.Ф. Миллера как источник по истории Сибири. Новосибирск, 1990. - 246 с.

360. Южаков С. Дневник журналиста // Русское богатство. 1895. - № 10. -С. 99-121.

361. Ядринцев Н.М. Наши переселения и колонизация // Вестник Европы. 1880.-Кн. 6.-С. 448-486.

362. Ядринцев Н.М. Русская народность на Востоке // Дело. 1875. - № 4. -С. 167-198.

363. Ядринцев Н.М. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношении. Изд. 2-е, испр. и доп. СПб., 1892.-720 с.

364. Якушкин И.Д. Записки // Декабристы. Избранные сочинения. М., 1987.-Т. 2.-560с.