"Городской текст" в поэзии русского модернизма тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Шмидт, Наталья Васильевна

• Шмидт, Наталья Васильевна
• кандидат филологических наук
• 2007

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Шмидт, Наталья Васильевна

Введение.

Глава 1. Городской текст в поэзии символистов.

§ 1. «Городской текст» в творчестве Брюсова.

§ 2. Эсхатологическое осмысление темы города в творчестве

А.Блока.

§ 3. Урбанистические мотивы и образы в лирике А.Белого цикл «Город» в книге «Пепел»).

Глава 2. «Городской текст» в поэзии акмеизма.

§ 1. «Городской текст» в поэзии Н.Гумилева.

§ 2. Мифопоэтика города в поэзии Анны Ахматовой.

§ 3. Город как «культурный код» в поэзии Осипа Мандельштама.

Глава 3. «Городской текст» в поэзии русского футуризма.

§ 1 «Адище города» и «город-сад» в поэзии В.Маяковского.

§2. Урбанистический миф в поэзии В.Хлебникова.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «"Городской текст" в поэзии русского модернизма»

Постановка проблемы. «Городской текст» - семиологическое понятие, для поэзии Серебряного века еще не вполне привычное, хотя потребность в его введении в литературоведческий контекст давно назрела.

И в самом деле, почти каждый значительный поэт первой трети XX века (времени бурного развития городской цивилизации) отдал дань теме города: появляются циклы, в названии которых содержится семантика «города», пишутся стихотворения, поэмы, даже романы, в центре которых образ главных городов России - Петербурга и Москвы. Складывается своеобразная философия города, творятся «городские» мифы, в которых реальность причудливо переплетается с вымыслом и традицией.

В подавляющем большинстве монографических работ о творчестве русских поэтов-модернистов урбанистическая проблематика так или иначе затрагивается, причем городские мотивы, как правило, даются в конкретике культурно-исторических воплощений. Но сама частота и интенсивность обращений поэтов Серебряного века к городской теме делает актуальным поиск общих закономерностей ее развертывания в поэзии и заставляет иначе посмотреть на функции урбанистических мотивов в построении новой, неклассической картины мира, присущей модернистскому дискурсу. Актуальность исследования определяется еще и назревшими теоретическими проблемами. Ведь само понятие «городской текст» до сих пор не получило должной системной разработки, в то время как в разного рода исследованиях фигурируют такие (уже ставшие привычными) термины, как «петербургский текст», «московский текст», «крымский текст» и т.п.

Особенно интенсивно изучается «петербургский текст». Здесь необходимо назвать исследования Н.П. Анциферова, В.Н. Топорова, Ю.М. Лотмана, Р.Д. Тименчика, Т.В.Цивьян, О.А.Клинга, В.М.Пискунова, Е.Ю. Куликовой и др.

Исследования Н.П. Анциферова представляет собой исторически последовательное, по сути, диахроническое описание формирования и развития петербургских мотивов и образов в русской литературе XIX-XX вв. Его книга "Душа Петербурга" строится как череда глав, посвященных Петербургу Пушкина, Гоголя, Некрасова, Блока и др.

Большинство исследователей изучают Петербург в мифопоэтическом аспекте, ибо само основание города Петром как бы вопреки природе и истории оказалось мифопорождающим. Петербург предстает как «генератор культуры», противостоящий времени и хранящий память о прошлом. В «петербургский миф» органично вплетались амбивалентные легенды о его создателе - Петре, который, став прототипом знаменитого памятника Фальконе, стал восприниматься как мифологический эпицентр Петербурга: «Медный всадник - это genius loci Петербурга»1.

В последнее время столь же интенсивно начинают исследовать «московский текст». С перенесением столицы в Петербург семиосфера Москвы не только не утратила былой генеративный потенциал, но, переориентировав внутренние векторы, она в некоторых сегментах даже активизировалась. Москва, перестав быть столицей, аккумулировала в себе все характерно московское, относящееся не только к городу, но и к Московии, к допетровской Руси. В этом смысле понятны и закономерны те семиотические крайности, в системе которых Петербург соотносится с Западом, Европой, а Москва с Востоком, Азией.

Однако то, что внутри русской культуры сложилось в виде довольно жесткой системы альтернативной семантики, в границах общеевропейского контекста виделось и ныне видится более сложным и в футурологическом плане более значимым. Как справедливо пишет о Москве и Петербурге В. Страда, "оба эти города, универсальность которых как космополисов проистекала из универсальности самой России, поскольку она являлась

1 Анциферов Н.П. Душа Петербурга // Анциферов Н.П. «Непостижимый город.» Л., 1991. С. 35. главнейшей представительницей византийской Европы, следует воспринимать как моменты русской истории, но соотнесенной с историей, а в каком-то смысле и противопоставленной ей, Европы романо-германской. И эту соотнесенность и противопоставленность в свою очередь следует воспринимать как отношение не метафизических начал (Запада и Востока), но моментов универсального процесса - созидания цивилизации модерности, процесса, который, начавшись в Западной Европе, протекал разными темпами и дал соответственно разные результаты в разных частях света, - то есть того, что принято называть модернизацией"2.

Тенденции, отмеченные В. Страдой, определенным образом проецировались на русскую культуру и осложняли видение культурно-исторических отношений двух ключевых российских топосов указанием на их взаимосвязанность. В этом плане Москва и Петербург есть два функционально отличных друг от друга центра России, именно два центра, что определяет не только маршруты их расхождения, но и точки сопряжения, сближения. В этом смысле абсолютно прав В.Н. Топоров, полагая, что "по существу явления Петербург и Москва в общероссийском контексте, в разных его фазах, были, конечно, не столько взаимоисключающими, сколько взаимодополняющими, подкрепляющими и дублирующими друг друга. "Инакость" обеих столиц вытекала не только из исторической необходимости, но и из той провиденциальности, которая нуждалась в двух типах, двух путях своего осуществления"3.

Один из наиболее масштабных, но опять же не связанных с рождением города мифов покоится на концепции Москвы - третьего Рима. В истоке своем авторская, принадлежавшая старцу Филофею, идея эта оторвалась от своего родителя и на определенном этапе стала общегосударственной, породив миф о России как преемнице и преобразовательнице Рима первого и

2 Страда В. Москва - Петербург - Москва // Лотмановский сборник. М., 1995. Вып. 1. С.504.

3 Топоров В.Н. Петербург и "Петербургский текст русской литературы" (Введение в тему) // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1995. С.274.

Рима второго (Константинополя), а стало бать, и о ее мировой значимости, что послужило основой для и ныне живого представления о мессианской роли России. Адепты этой, мифологической в основе своей, идеологемы не учитывают ее изначальную двуплановость, акцентируя внимание на том звене цепочки, которое связывает Москву и Константинополь. Между тем, как справедливо заметили Ю.М. Лотман и Б.А. Успенский, "идея "Москва -третий Рим" по самой своей природе была двойственной. С одной стороны, она подразумевала связь Московского государства с высшими духовно-религиозными ценностями. Делая благочестие главной чертой и основой государственной мощи Москвы, идея эта подчеркивала теократический аспект ориентации на Византию.

С другой стороны, Константинополь воспринимался как второй Рим, т.е. в связанной с этим именем политической символике подчеркивалась имперская сущность: в Византии видели мировую империю, наследницу римской государственной мощи".

Любопытно, что концепция "Москва - третий Рим", по мнению философа Ф.Степуна, пережила и Московскую и Петербургскую Россию, неожиданно возродившись в 20-х годах XX века в идеологеме Москвы-Третьего Интернационала, а затем и в идеологии послевоенной Москвы4.

Е.Е. Левкиевская указывает на связь с Москвой еще двух мифологизированных концептов - "града Китежа" и "второго Вавилона"5. Первый, как пишет Е.Е. Левкиевская, начинает формироваться в кругах русских теософов сразу после революции, что связано с глубоким переживанием крушения в 1917 году России и Москвы как ее центра, сердца. В это время возникает и широко распространяется мысль о незримом существовании прежней Святой Руси и Москвы вкупе с нею. "В рассказах и легендах на эту тему,- замечает Е.Е. Левкиевская, - образ города

4 Степун Ф. Москва - Третий Рим // Москва - Петербург: pro et contra. Диалог культур в истории национального самосознания. СПб., 2000. С.596-605. s Левкиевская Е.Е. Москва в зеркале современных православных легенд // Лотмановский сборник. М., 1997. Вып. 2. раздваивается - внешне лишенный света, одичавший от собственной жестокости и залитый кровью, он оказывается полон тайных светильников, до времени закрытых от постороннего глаза, невидимых троп и путей, по которым осуществляется передача духовной литературы и писем из ссылок и лагерей. Здесь избранным по молитве являются Богородица или Николай Угодник, в трудную минуту приходящие на помощь православному человеку, но невидимые для окружающих его атеистов. Москва - "Китеж-град" незримо существует, растворенная в другом городе - "Втором Вавилоне"»6.

Представление о Москве-втором Вавилоне, так же как и в случае с градом Китежем, складывается после революции и далее пульсирует на протяжении нескольких десятилетий XX века, то сжимаясь и становясь принадлежностью лишь отдельных социальных групп, то расширяясь в общенародном сознании, как это произошло в последние десятилетия века. "Сумма релевантных признаков, формирующих образ "Второго Вавилона" в советсткое время, - пишет Е.Е. Левкиевская, - несколь ко отличается от той, которая формирует это понятие в постсоветскую эпоху, но в их основе лежит общее представление о безнравственном, антихристианском и античеловеческом характере как бывшей, так и настоящей власти, которая разными способами на протяжении столетия уничтожает Россию" (Левкиевская 1997, 830).

Говоря об этих работах, прежде всего следует назвать два сборника, содержащие ряд локальных по исследуемому историческому времени или художественному материалу, но значительных в научном плане статей: "Москва и "московский текст" русской культуры" (М., 1998) и "Москва в русской и мировой литературе" (М., 2000). Среди работ второго сборника -"Москва в русской и мировой литературе" - заметно выделяется статья Н.В.

6 Левкиевская Е.Е. Указ. соч. С.829.

Корниенко7, где автор говорит о культурной драме, порожденной сменой топонимических кодов в постреволюционной России, и об отражении этой драмы русской литературой.

В начале XX века вполне определились три литературных лика Москвы: Москва сакральная, часто выступающая семиотическим заместителем Святой Руси; Москва бесовская; Москва праздничная. Первые два в едином литературном контексте взаимоотторгаемы и взаимосвязаны одновременно, но в каждом конкретном произведении отчетливо выявляется доминирование, а иногда и исключительность либо первого, либо второго начала. Третий вариант интегрирует два первых, порождая амбивалентный, вполне соответствующий традициям народной праздничной культуры образ города.

Итак, в русской культуре XIX - начала XX века Москва протеична, и каждому, вглядывающемуся в нее, она являет такой лик, который тот способен или жаждет увидеть. "Москва куда проще Петербурга, хотя куда пестрее его, - писал Г. Федотов. - Противоречия, живущие в ней, не раздирают, не мучают, как-то легко уживаются в народной полихромии. Каждый найдет в Москве свое, для себя, и если он в ней проезжий гость, то не может не почувствовать себя здесь совсем счастливым"8.

С расширением поэтической географии модернистской поэзии, ориентированной на воссоздание определенных городских топосов, возросло и количество исследований, их описывающих. Сегодня с уверенностью можно говорить о «римском» (Р.Пшебыльский) и «венецианском» (Н.Е.Меднис) текстах, а также о городском тексте российской провинции (В.В.Кудасова, Л.Н.Таганов) и др.

Особенно скрупулезно разработан венецианский текст, которому посвящена монография Н.Е.Медниса «Венеция в русской литературе»

7 Корниенко Н.В. Москва во времени (имя Петербурга и Москвы в русской литературе 1020-х годов XX века) // Москва в русской и мировой литературе. М., 2000.

8 Федотов Г.П. Судьба и грехи России. М., 1992. С. 55. 8

Новосибирск, 1999). Н.Е.Меднис отмечает, что русская венециана являет собой особый литературный пласт, благодаря которому в российском ментальном пространстве реализуется присутствие Венеции, как «необходимого душе уголка мира»9.

Несмотря на значительное количество подобных исследований, в изучении урбанистической темы в литературе до сих пор остается много "белых пятен": так, обобщающих исследований поэтики городского топоса в поэзии Серебряного века до сих пор нет. Поэтому представляется перспективным предпринять исследование, в котором «городской текст» рассмотрен на достаточно большом объеме художественных текстов, системно связанных принадлежностью к тому или иному поэтическому направлению и, соответственно, к одной литературной эпохе (к первой трети XX века).

Избранный аспект темы прежде всего обязывает нас обозначить семиотический диапазон ключевого понятия диссертационного исследования. Иначе говоря, прежде чем приступать к рассмотрению «городского текста» как поэтического феномена, следует наметить культурологические координаты понятия «городского текста». Вырабатывая концептуальные представления о городе как культурологическом феномене, мы руководствовались изысканиями современных культурологов и философов, прежде всего работами Ю.М.Лотмана «Символика Петербурга и проблемы семиотики города»10 и С.П.Гурина «Образ города в культуре: метафизические и мистические аспекты»11.

Ю.М. Лотман в статье "Символика Петербурга и проблемы семиотики города" говорит о городах концентрического и эксцентрического типа: "Концентрическое положение города в семиотическом пространстве, как правило, связано с образом города на горе (или на горах). Такой город

9 Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск, 1999. С. 12.

10 Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Труды по знаковым системам. Т. XVIII: Семиотика города и городской культуры. Петербург. Тарту, 1984. С. 30.

11 Статья опубликована на следующем сайте: http://www.comk.ru/HTML/gurindoc.htm 9 выступает как посредник между землей и небом, вокруг него концентрируются мифы генетического плана (в основании его, как правило, участвуют боги), он имеет начало, но не имеет конца - это "вечный город". Эксцентрический город расположен "на краю" культурного пространства: на берегу моря, в устье реки. Здесь актуализируется не антитеза "земля/небо", а оппозиция "естественное/искусственное". Это город, созданный вопреки Природе и находящийся в борьбе с нею, что дает двойную возможность интерпретации города: как победы разума над стихиями, с одной стороны, и как извращенности естественного порядка, с другой. Вокруг имени такого города будут концентрироваться эсхатологические мифы, предсказания гибели, идея обреченности и торжества стихий будет неотделима от этого цикла городской мифологии. Как правило, это потоп, погружение на дно моря"12.

Итак, в широком смысле город - это способ окультуривания и структурирования масштабного пространства, введение человеческого

11 измерения в природный мир. Город-идея преобразовывает, преображает среду обитания специфическими средствами (архитектура, планировка и др. функционально-эстетические способы градостроительства).

Город имеет особые свойства, характерные структуры, которые делают его принципиально новой, семиотически насыщенной средой человеческого обитания. В итоге город - становится культурной семиосферой, не только средоточием цивилизации и культуры, но и подчас и неким сакральным топосом, на которую накладывается сетка символико-мифологических представлений. Так, Вяч. Вс.Иванов описывая модель идеального «радиально-концентрического» «сверх-города» великого архитектора Jle

12 Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин, 1992. Т. 2. С.10.

13 См. об этом: Стародубцева Л. В метафизических ландшафтах города // Философская и социологическая мысль. 1993. № 9-10. С. 213-226.

Корбюзье, проводит аналогии с геометрией древних поселений, устроенных по мифологическим архетипическим принципам14.

Сакральность города связана с тем, что в городском пространстве сосредоточены материальные и духовные ценности цивилизации, там приносятся жертвоприношения, творится культура и история. В городе также находятся духовная и светская власти, которые призваны приблизить человека к Богу. Город противостоит внешним стихийным силам природы и пытается привнести внутреннюю гармонию в отношения человека и природы, он может превратиться в город-сад15. Город защищает от врагов и открыт для друзей. Город находится на земле, расползается в разные стороны, но всегда устремлен вверх, поднимается на холмы, возвышается высотными домами, как будто желая стать Небесным Иерусалимом16. Город структурирует пространство и собирает ресурсы и ценности, которые сосредотачивается в центре города.

Кроме того, город воплощает идею организации пространства обитания человека (соотносясь с понятиями род / дом / родина), включая различные формы телесности: самого человека и внешнюю «телесность» (жилища, здания, улицы). Город-тело интерпретируется В.Н.Топоровым как продолжение человека вовне, это символическое тело человека, культурное, социальное, коллективное тело17. Город - это проекция сознания человека во внешнее пространство. Быть горожанином - значит "городить", определять, структурировать мир вокруг себя и самого себя, «строить храм и храм своей

14 См.: Иванов Вяч. Вс. Нечет и чет: Асимметрия мозга и динамика знаковых систем // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по истории и семиотике культуры. Т.1. М., 1999. С.407-409.

15 См.: Максимов Ю. Город и сад: Образы ветхого и нового рая // http://www.glagol-online.ru от 15.02.02.

16 Гурин С.П. Образ города в культуре: метафизические и мистические аспекты // http://www.comk.ru/HTML/gurindoc.htm

17 См. уподобление В.Н. Топорова города - женщине в статье «Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С.121-132. души» . В городе происходит концентрация пространства, времени, энергии, человеческих масс и сил. Город - это сгущающееся, стягивающееся пространство, некая черная дыра, притягивающая и засасывающая в себя всё. Пространство и время сгущены до предела. И одновременно город - это разворачивающееся пространство, он расползается по поверхности земли, устремляется вверх и в глубину. Сакральный центр задает вертикаль, позволяющую соотнести земные ценности с небесными.

Блаженный Августин в своем знаменитом труде «О Граде Божьем» обосновал идею символической антиномии двух типов городов - Града земного и Града Небесного, соотнеся их бытие с двуипостасностью человеческой природы - греховной и божественной. Он писал: «Создали две любви, два Града: Град земной - любовь к себе до презрения к Богу, и Град же небесный - любовь к Богу до презрения к себе».

Исходя из вышесказанного, определим понятие «городской текст» в выбранной нами методологической модели. Итак, городской текст - это комплекс образов (концептов), мотивов, сюжетов, который воплощает авторскую модель городского бытия - как в общих, так и в частных его проявлениях.

Объект изучения - поэзия русского модернизма. Здесь следует сделать важное пояснение: мы не ставим своей задачей рассмотреть все тексты русского модернизма, содержащие «городскую» семантику, объект нашего рассмотрения - наиболее показательные тексты, ставшие уже классикой Серебряного века. Мы, учитывая большой объем рассматриваемого материала, сочли целесообразным обратиться к творчеству лишь тех поэтов, у которых «городской текст» выражен наиболее явно. В то же время в нашем выборе материала мы руководствовались принципом репрезентативности и относительного равновесия: каждое из трех основных направлений русского модернизма - символизм, акмеизм и футуризм - представлены наиболее

18

Максимов Ю. Город и сад: образы ветхого и нового рая // http://www.glagol-online.ru от 15.02.02 репрезентативными именами. Предмет изучения - городской текст в поэзии русских модернистов.

Цель работы - выявить общие закономерности поэтики «городского текста», сложившегося в модернистском дискурсе, в многогранности его аспектов (онтологическом, культурно-историческом и мифопоэтическом).

Задачи работы:

-вычленить и описать магистральные образы, мотивы, сюжеты, относящиеся к городской топике, - в творчестве классиков русского модернизма;

-определить семиотические функции «урбанистических» комплексов и проследить тропеические способы и средства их воплощения в творчестве означенных поэтов;

-выявить и обобщить городские «мифы», сложившиеся в творческом контексте каждого из модернистов - в корреляции с их принадлежностью к тому или иному поэтическому направлению.

Для достижения поставленных задач мы применили как традиционные методы исследования (историко-литературный и сравнительно-типологический), так и культурно-мифологический и структурно-семантический методы исследования. В качестве главных методологических предпосылок, обеспечивающих адекватность анализа, для нас стали работы, посвященные исследованию специфики художественного пространства (П.А.Флоренского19, М.М.Бахтина20, В.Н.Топорова21, Ю.М.Лотмана22, Вяч.Вс.Иванова23).

19 Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М., 1993.

20 Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

21 Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983.

22 Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Труды по знаковым системам. Т. XVIII: Семиотика города и городской культуры. Петербург. Тарту, 1984. С.31.

23 Иванов Вяч. Вс. Нечет и чет: Асимметрия мозга и динамика знаковых систем // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по истории и семиотике культуры. Т.1. М., 1999. С.407-409.

Новизна исследования связана, во-первых, с тем, что впервые вычленены и системно описаны семантические комплексы города в творчестве ведущих поэтов-модернистов начала XX века, что восполнило пробелы в истории развития урбанистической поэтики в отечественной литературе; во-вторых, определена роль урбанистических образов и сюжетов как миромоделирующих координат; в-третьих, прослежены основные принципы формирования «авторских мифов» о городе (петербургского и др.), рассмотрены их генетические истоки и архетипические модели, восходящие к мифологемам эсхатологического «Града обреченного» и утопического «Града Божьего». В итоге, впервые определены специфические функции городских образов (хронотопическая, миромодулирующая, мифотворческая) и выявлена их семиотическая роль как неких смысловых центров, собирающих в единый «семантический пучок» пространственные и экзистенциально-онтологические мотивы.

Теоретическая и практическая значимость работы связана с тем, что методика семантико-семиотического анализа конкретного мотивно-образного комплекса может быть применена при изучении творчества других поэтов и прозаиков. Основные положения и материалы диссертационного исследования могут быть использованы в курсах и спецкурсах по истории и теории русской литературы - как вузовской, так и в школьной системе образования.

Систематизация исследуемого материала по художественным направлениям определила и структуру работы. Диссертация состоит из введения, трех глав - в соответствии с рассмотрением символистского, акмеистического и футуристского «городского текста». Каждая из глав делится на параграфы, в которых рассматривается городской текст одного поэта. Работа завершается заключением и списком литературы.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Шмидт, Наталья Васильевна

Заключение

Проделанный анализ позволил прежде всего дать ответ на вопрос: чем объясняется столь пристальное внимание поэтов Серебряного века к урбанистической проблематике? Очевидно тем, что в кризисные эпохи поэты остро ощущают содержащиеся в культуре духовные ценности, особенно сильно осознают угрозу их утраты. Это в полной мере относится к пред- и постреволюционной эпохе русского модернизма, получившей название Серебряного века. Именно в эту эпоху интерес к городской тематике у поэтов особенно возрастает, ведь город, по выражению И.Гревса, — «один из сильнейших и полнейших воплощений культуры, один из самых богатых видов ее гнезд»108.

Подводя итоги исследованию, сделаем следующие выводы, которые, по сути дела могут служить положениями, выносимыми на защиту.

1.Множество конкретных лирических воплощений темы города в поэзии Серебряного века объединяется в сложное семиотическое единство, некий сверх-текст, пронизанный, как и положено всякому тексту, системными связями и соотношениями. Этот сверх-текст парадигматически объединяет комплекс образов, мотивов, сюжетов, которые воплощает специфическую модель городского бытия и характеризуются единой системой средств художественного выражения (например, антропоморфной метафоры, символического уподобления города и лирического героя, онтологических антитез и т.п).

2. Однако при всем разнообразии и различии авторских интерпретаций города они имеют общую «семантическую территорию», обусловленную новым «состоянием мира» рубежа эпох и новым, неклассическим типом мышления, сложившимся в модернистском дискурсе.

1 Пй

Цит. по: АнциферовН. П. «Непостижимый город.» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина / Сост. М. Б. Вербловская. — Спб.: Лениздат, 1991. С. 14.

3. Город изображается как конкретный культурно-исторический организм и трактуется поэтами Серебряного века как некое «хронотопическое» образование, то есть пространственно-временное целое, существующее одновременно в прошлом, настоящем и будущем.

4. Вместе с тем, городской топос трактуется как среда обитания человека, находящегося накануне апокалипсиса, в силу чего город становится мифогенным и мифопорождающим топосом, в силу чего в каждом из модернистских направлений создается собственный городской метамиф, отражающий картину мира, сложившуюся в символизме, акмеизме и футуризме. При этом каждый из этих метамифов глубоко связан с предшествующей литературной традицией, но в то же время заключает в себе новую модель городского пространства, которая «голографически» отражает как современную цивилизацию, находящуюся на грани катастрофических преобразований, так и экзистенциальное состояние человека внутри нее.

5. И наконец, город воспринимается в корреляции и оппозиции с природой, которая, с одной стороны, служит моделью для утопического города-сада (вариант «Града Божьего»), а с другой стороны, отчетливо противопоставляется «падшей» городской цивилизации. При этом сочетание этих моделей в том или ином соотношении в различных модернистских традициях дает разные типы городского текста и обусловливает разное поэтическое видение грядущего возрождения города.

Подытоживая специфику воплощения городского текста по направлениям, отметим следующее.

В творчестве символистов город предстает как некий выморочный, противостоящий естественному, природному состоянию мира макрокосм. Конкретные урбанистические мотивы и образы обретают обобщенно-символический, провиденциально-эсхатологический характер.

Символистский «город» репрезентирует современную цивилизацию с ее социальными контрастами, тотальной несвободой и моральных пороками.

Урбанистический топос символистов становится пространственной моделью «града обреченного», в котором превалирует архетипический сюжет грядущего апокалипсического разрушения.

Город в лирической интерпретации символистов изначально греховен (не потому ли, что первый город построил Каин?), это падший город, город-блудница, проклятый город, «кармическая» вина которого вопиет о возмездии, поэтому город рисуется как возможное пространство грядущего (а, возможно, уже и свершающегося!) апокалипсиса.

Отсюда город во всех своих топосных деталях и атрибутах (ресторан, кабак, улицы, переулки, фонари, чердаки, подвалы, колодцы домов и т.п.) обретает трагико-демонические, мертвенно-призрачные черты. Его мифологическими прототипами выступают то «развратный» Вавилон (персонифицированный в образе блудницы), то библейские Содом и Гоморра (с ними связан имплицитный мотив очищающего огня, готового обрушиться на город), за которыми мыслится архетипический образ «Града обреченного». В этой парадигме мифологических подтекстов центральное место занимает «петербургский миф», сложившийся в русской литературной традиции (Пушкин, Гоголь, Достоевский), который реминисцентно преломлен в творчестве В.Брюсова, А.Блока, А.Белого.

Инфернальное пространство символистского города подчиняет себе и лирического героя, выступающего в образах-масках городского мещанина (Брюсов), бродяги, пьяницы (Блок), шута, Арлекина, городского юродивого (Белый). Причем многоликая душа лирического героя становится зеркалом, «двойником» города.

Наряду с эсхатологическим мифом, воплощаемым в метасюжете «городского текста», в младосимволистском городском тексте пунктирно намечаются пути спасения «Града обреченного». Это спасение в мифопоэтической модели Блока мыслится через вмешательство высших сил (персонифицированных в его поэтических контекстах «Девой», «Женой» и т.п.). А согласно Белому, благополучная развязка «городской» трагедии должна быть оплачена личной жертвой.

В лирических контекстах акмеистов городской текст оказывается моделью целостного образа пространства. В их творчестве «городской текст» выступает рукотворным аналогом природы и одновременно моделью культуры. Причем в соответствии с установкой акмеистов на конкретику, вещность, оформленность явлений, городской текст в их творчестве (в отличие от символистов) - это непременно конкретный топос - Петербург, Москва, Воронеж, Венеция, Рим и т.п. Однако все эти конкретные города составляют единую семиосферу - городской текст акмеистов.

В раннеакмеистическом воплощении темы города можно выделить две переплетающихся линии: а) конкретно-бытовую, б) культурно— историческую, ярко воплотившиеся в городских зарисовках раннего Гумилева и Мандельштама периода «Камня». Однако в акмеистическом осмыслении темы города наблюдается концептуальный перелом, совпадающий по времени с началом Первой мировой войны и усугубившийся в связи с грянувшей революцией и гражданской войной. Ввиду грозных исторических событий семантика города кардинально изменяется. В творчестве Гумилева, Мандельштама и Ахматовой сублимируются авторские провиденциальные мифы, восходящие к мифологеме «Града обреченного», В их воплощениях городской темы начинает проступать «петербургский миф», восходящий, в большей мере, к «матричному» источнику этого мифа - «Медному Всаднику» Пушкина.

Отображая в сдвинутом виде топографические реалии города (петербургские, московские, римские, венецианские), поэт-акмеист творит собственный «провиденциальный» миф, основанный на собирании пространства и времени в одной точке. Герой акмеистических «городских» стихотворения, в сущности, выходит из времени и попадает в точку вечности, из которой время оказывается обозримым с обеих сторон - он видит свое прошлое и будущее одновременно.

Городской текст» в творчестве всех рассмотренных поэтов-акмеистов эволюционирует (что связано с «тектоническими» сдвигами истории), и вектор этой эволюции можно обозначить как путь от конкретных реалий европейских городов, отображающих культуру и историю («тоску по мировой культуре») к мистически-провиденциальному городу-символу, воплощающему, скорее «топографию духа», визионерское путешествие сквозь слои времени и пространства. В позднеакмеистическом контексте (к которому мы относим постреволюционные тексты акмеистов) выделяются антиномичные ипостаси города: город умирающий («град обреченный»), имеющий такие семантические варианты, как город-тюрьма (Ахматова, Мандельштам), город-Некрополь (Ахматова, Мандельштам), город-могила / загробное царство (Гумилев, Мандельштам). И город провиденциальный («Град Божий»), воплощающийся в таких мифопоэтических моделях, как «Китеж» - у Ахматовой, «Небесный Иерусалим» - у Гумилева, «овечий город» (аналог доцивилизованного, архаического города, созданного по модели природы) - у Мандельштама. Этим антиномичным моделям города соответствуют и типы лирических героев: пророк, предвещающий последние сроки; герой, готовый пожертвовать собой ради верности умирающему городу (Лотова жена); городской сумасшедший; тень в загробном мире, герой-изгнанник (Овидий, Данте), тюремный заключенный и т.п.

Город в поэзии футуристов предстает как амбивалентное начало. С одной стороны, урбанистическая стихия оказывается родственной герою футуристов (так, лирический субъект поэзии Маяковского оказывается «телесно» связанным с городским пространством), но, с другой стороны, город становится враждебным началом по отношению к человеку (город как воплощение техногенной цивилизации отрицается Хлебниковым).

Примечательная особенность «городского текста» в футуристической поэзии - его инфернальность: «адище города» как бы «пожирает» человека, разрушая его целостность. При этом семиотическая модель города у футуристов строится как модель мироздания с четко выраженной иерархией высокого-низкого, земного-небесного, мироздания, которое может быть «свернуто» в «точку» человеческого тела, где плоть (тленная) и дух (бессмертный) коррелируют с упомянутой выше дуальной схемой.

Следуя во многом за авангардной архитектурой XX века футуристы мыслят город будущего как идеальную модель человеческого «обще-жития». И здесь урбанистическая тематика связывается с топосом утопии. Так, у Маяковского идеальный город становится «городом-садом», находящимся на значительном пространственном и временном удалении от отрезка настоящего времени. У Хлебникова же, «умный город» становится органическим образованием, где вместе сосуществуют люди и животные. Такое парадоксальное сочетанием техногенной цивилизации и природы оказывается неизменной чертой футуристического дискурса.

При всем этом следует отметить, что «городской текст» дает футуристам новый материал для их авангардистских «формально-образных» экспериментов. Так, например, новаторство раннего Маяковского не в последнюю очередь связано с тем, что он (следуя, между прочим, традиции символистов) разрабатывает в своей поэзии специфически урбанистическую образность и средства выразительности. Что же касается Хлебникова то именно городской хронотоп становится пространством, где происходит смешение разного рода историко-литературных и философских традиций.

Однако, несмотря на оригинальность футуристов в решении городской темы, их город, тем не менее, вписывается в общую парадигму городских текстов модернисткой поэзии. Во-первых, город оказывается важнейшей культурной средой обитания человека, во-вторых, город тесно коррелирует с психофизическими особенностями лирического героя, в-третьих, городской топос символизируется и становится своего рода «хранилищем» «семиотических» смыслов.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Шмидт, Наталья Васильевна, 2007 год

1. Moscow and Petersburg. The city in Russian culture / Edited by 1.n K. Lilly. Nottingham: "Astra Press". 2002.

2. Аверинцев С.С. Символ // Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. С.976 978.

3. Авраменко А.П. А.Блок и русские поэты XIX века. М., 1990.

4. Авраменко А.П. Сборники «Золото в лазури» и «Пепел А. Белого»: (к вопросу о традиционности новаторства в поэзии символизма) // Филологические науки. 1969. №5. С. 15-29.

5. Александр Блок: pro et contra. СПб., 2004.

6. Андрей Белый: Проблемы творчества. Сборник статей, исследований и публикаций. М., 1988.

7. Андрей Белый: Проблемы творчества. Сборник статей, исследований и публикаций. М.: Советский писатель, 1988.

8. Анненский Ин. Стихотворения и трагедии. Л., 1990. (Библиотека поэта. Большая серия).

9. Анциферов Н. Книга о городе. Л., 1926.

10. Анциферов Н.П. Быль и миф Петербурга. Пб., 1924.

11. Анциферов Н.П. Душа Петербурга. Пб., 1922.

12. Анциферов Н.П. Петербург Достоевского. Пб., 1923.

13. Ахматова А. Соч.: В 2 т. М., 1990.

14. Баевский B.C. Не луна, а циферблат (Из наблюдений над поэтикой О.Мандельштама) //Жизнь и творчество О.Э.Мандельштама. Воронеж, 1990. С.314-322.

15. Баевский B.C. История русской поэзии. 1730 1980. Смоленск, 1994. С.242-285.

16. Бак Д.П. К вопросу о поэтической эволюции Мандельштама: Тема художественного творчества //Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990. С.24-31.

17. Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. М., 1993.

18. Барт Р. Удовольствие от текста // Барт Р. Избранные работы. Семиотика и поэтика. М., 1989.

19. Бахтин М.М. Лекции о А.Белом, Ф.Сологубе, А.Блоке, С.Есенине (в записи Р.М.Миркиной) // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск, 1993. № 2/3. С. 135-174.

20. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках. Опыт философского анализа // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

21. Белый А. Воспоминания о А.А.Блоке. Мюнхен, 1969.

22. Белый А. Между двух революций. М., 1990.

23. Белый А. На рубеже двух столетий. М., 1989.

24. Белый А. Начало века. М., 1990.

25. Белый А. Священные цвета // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

26. Белый А. Символизм как миропонимание / Сост., вступ. ст. и примеч. JI.A. Сугай. М., 1994.

27. Белый А. Собр. соч.: В 3 т. М., 1994.

28. БлокА. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1960-1963.

29. Бродский И.А. Набережная неисцелимых: Тринадцать эссе. М., 1992.

30. Бройтман С.Н. Александр Блок и русская лирика XIX начала XX веков (проблемы поэтики). Махачкала, 1982.

31. Бройтман С.Н. Веницейские строфы Мандельштама, Блока и Пушкина (К вопросу о классическом и неклассическом типе художественной целостности в поэзии) //Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990 С.81-96.

32. Бройтман СМ. Символизм и постсимволизм (к проблеме внутренней меры русской неклассической поэзии) // Постсимволизм как явление культуры. Материалы международной конференции (10-11 марта 1995). М., 1995. С.24-28.

33. Брюсов В. Собр. соч.: В 7 т. М., 1973-1975.34. "В Петербурге мы сойдемся снова." Материалы Всероссийских Манделыптамовских чтений (декабрь 1991). СПб., 1993.

34. Вейдле В. Петербургская поэтика // Вопросы литературы. 1990. №7. С.108-127. "В Петербурге мы сойдемся снова .": Материалы Всероссийских Манделыптамовских чтений, (декабрь 1991). СПб., 1993.

35. Веселова И.С. Логика московской путаницы (на материале московской "несказочной" прозы конца XVIII начала XX в.) // Москва и "московский текст" русской культуры. М., 1998.

36. Виноградов В.В. О поэзии Анны Ахматовой (Стилистические наброски) // Виноградов В.В. Поэтика русской литературы. Избранные труды. М., 1976. С. 369-508.

37. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования. М., 1996.

38. Гаспаров М. Избранные статьи. М., 1995.

39. Гаспаров М.Л. Труд и культура в "Грифельной оде" Мандельштама // Арион. 1996. №л2. С.50-56. (2).

40. Гаспаров М.Л., Ронен О. О "Веницейской жизни" О. Мандельштама // Звезда. 2002. № 2.

41. Гинзбург Л. "Камень" // Мандельштам О. Камень. Л., 1990 С.261-276. (Литературные памятники).

42. Гинзбург Л. О лирике. М., 1997.

43. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М., 1987. С.8-23.

44. Голубков М.М. Русская литература XX в.После раскола. М., 2002.

45. Горелов А. Гроза над «Соловьиным садом». Александр Блок. Л, 1973.

46. Григорьев A.JI. Акмеизм // История русской литературы: В 4 т. Т.4. Л., 1983. С.689-711.

47. Громов П. А.Блок, его предшественники и современники. Л., 1986.

48. Грякалова Н.Ю. Н.С.Гумилев и проблемы эстетического самоопределения акмеизма // Н.Гумилев: Исследования и материалы. Библиография. СПб., 1994. С. 103-123.

49. Гумилев Н. Сочинения: В 3 т. / Вступ. статья, сост. и примеч. Н.А.Богомолова (Т.1), Р.Л.Щербакова (Т.2), Р.Д.Тименчика (Т.З). М., 1991.

50. Давиденко О. Все мы немного у жизни в гостях. (художественное пространство и время в лирике Анны Ахматовой) // Вестник Евразии. 2005. № 1. С. 5-17.

51. Дмитриев В. Поэтика: (Этюды о символизме). СПб., 1993.

52. Долгополое JI. Александр Блок: Личность и творчество. Л., 1980.

53. Долгополое Я. Андрей Белый и его роман «Петербург». Л., 1988.

54. Ермилова Е. Поэзия «теургов» и принцип «верности вещам» // Литературно-эстетические концепции в России конца XIX—начала XX века. М., 1975. С. 187—206.

55. Ермилова Е. Теория и образный мир русского символизма. М., 1989.

56. Жирмунский В. Поэтика Александра Блока // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. С. 205-237.

57. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

58. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. К понятиям "тема" и "поэтический мир" // Труды по знаковым системам. Тарту, 1975. Вып. VII.

59. Завадская Е.В. "В необузданной жажде пространства": Поэтика странствий в творчестве О.Э.Мандельштама // Вопросы филисофии. 1991. №11. С.26-32.

60. Ильин В.Г. Город: Образ, концепт, реальность. Ростов-на-Дону 2002. Искржицкая И.Ю. Культурологический аспект литературы русского символизма. М., 1997.

61. История русской литературы: XX в.: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды и Е. Эткинда. М., 1995.

62. Казаркин П. Оппозиция "природа культура" в творческом сознании О.Мандельштама //Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Межвуз. сб. научн. тр. Кемерово, 1990. С.31-37.

63. Карпов А.С. Избранные труды. Русская литература XX век. Страницы истории: В 2 т. М., 2004.

64. Кихней Л.Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М., 2001.

65. Кихней Л.Г. Осип Мандельштам: Бытие слова. М., 2000.

66. Кихней Л.Г. Анна Ахматова: Тайны ремесла. М., 2000.

67. Клинг О. Стилевое становление акмеизма: Гумилев и символизм // Вопросы литературы. 1995. № 5.

68. Клинг О.А. Своеобразие эпического в лирике А.А.Ахматовой // Царственное слово: Ахматовские чтения. Вып.1. М., 1992. С.59-70.

69. Кожевникова Н. А. Язык Андрея Белого. М., 1992.

70. Кожевникова Н.А. Улицы, переулки, кривули, дома в романе А. Белого "Москва" // Москва и "Москва" А. Белого. М., 1999.

71. Колобаева Л. А. Ахматова и Мандельштам (самосознание личности в лирике) // Вестн. Моск. ун-та. Сер.9. Филология. 1993. №2. С.З—11.

72. Колобаева Л.А. "Место человека во вселенной." (Философия личности и видение мира в поэзии О.Мандельштама) //Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. 1991. №2. С.З-14.

73. Колобаева Л.А. Русский символизм. М., 2000.

74. Корниенко Н.В. "Москва во времени". Об одной литературной акции 1933 года. Октябрь. 1997. № 9.

75. Корниенко Н.В. Москва во времени (Имя Петербурга и Москвы в русской литературе 10-30-х годов XX века) // Москва в русской и мировой литературе. М., 2000.

76. Королев А. Москва и Ершалаим. Фантастическая реальность в романе М. Булгакова "Мастер и Маргарита" // В мире фантастики: Сборник литературно-критических статей и очерков. М., 1989.

77. Кроль Ю.Л. Об одном необычном трамвайном маршруте ("Заблудившийся трамвай" Н.С.Гумилева) //Русская литература. 1990. №1. С.208-218.

78. Кубасова В.В. «Реквием» А.А.Ахматовой. К проблеме жанра // Пути и формы анализа художественного произведения. Владимир, 1991. С.25-33.

79. Кубасова В.В. Героиня лирики А.Ахматовой на фоне интерьера // Художественный текст и культура VI. Материалы Международной научной конференции 6-7 октября 2005 г. Владимир, 2006.

80. Кубасова В.В. Сады и парки А.Ахматовой // Истоки, традиции, контекст в литературе: Межвузовский сб. науч. тр. Владимир, 1992. С. 87-95.

81. Кузьмина Н.А. Пушкинский текст современной поэзии // Вестник Омского университета. 1999. Вып. 2.

82. Купина Н.А., Битенская Г.В. Сверхтекст и его разновидности // Человек. Текст. Культура. Екатеринбург, 1994.

83. Лавров А.В. Мифотворчество «аргонавтов» // Миф. Фольклор. Литература. Л., 1978.

84. Лавров А.В. У истоков творчества Андрея Белого («симфонии») // Белый Андрей. Симфонии. Л., 1991.

85. Лавров А.П. Достоевский в творческом сознании Андрея Белого // Андрей Белый: Проблемы творчества. Статьи, воспоминания, публикации. М., 1988.

86. Левин Ю.И. Зеркало как потенциальный семиотический объект // Труды по знаковым системам. Тарту, 1988. Вып. 22.

87. Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма // Russian Literature. 1974. №7/8. Р.47-82.

88. Левкиевская Е.Е. Москва в зеркале современных православных легенд // Лотмановский сборник. М., 1997. Вып. 2.

89. Леденев А.В. Поэзия серебряного века. М.,1997.

90. Лейдерман Н. Это моя архитектура. (В поэтическом мире Осипа Мандельштама) // Урал. 1992. №12. С. 156-168.

91. Лейдерман Н.Л. Русская литературная классика XX века: Монографические очерки. Екатеринбург, 1996.

92. Лекманов О.А. О первом "Камне" Мандельштама. М.,1994.

93. Линч К. Образ города. М., 1982.

94. Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М., 1998. С. 542.

95. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию. М., 1982.

96. Лосев А. Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976

97. Лосев Л. Герой "Поэмы без героя" //Ахматовский сборник. Париж, 1989.

98. Лотман Ю.М. "Договор" и "вручение себя" как архетипические модели культуры // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин, 1993. Т. 3.

99. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992.

100. Лотман Ю.М. Лекции по структуральной поэтике // Ю.М.Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М., 1994.

101. Лотман Ю.М. Поэтическое косноязычие Андрея Белого // Андрей Белый: Проблемы творчества. Статьи, воспоминания, публикации. М., 1988. С.437-444.

102. Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллин, 1992. Т. 2.

103. Лотман Ю.М. Символика Петербурга // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.

104. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.

105. Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997.

106. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф — имя — культура. Труды по знаковым системам. IV. Тарту, 1973.

107. Лотман Ю.М., Успенский Б. А. Отзвуки концепции "Москва третий Рим" в идеологии Петра Первого // Художественный язык средневековья. М., 1982.

108. Лотмановский сборник. М., 1997. Вып. 2.

109. Магомедова Д. А. А.Блок. «Нечаянная радость». Источники заглавия и структуры сборника // А.Блок и основные тенденции развития литературы начала XX века. Блоковский сборник VII. Тарту, 1986. С.48-61.

110. ЛосевА.Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993.

111. Лосский И.О. Мир как органическое целое // Лосский Н.О. Избранное. М., 1991. С.338-480.

112. Магомедова ДМ. Автобиографический миф в творчестве А.А.Блока. М., 1997.

113. Магомедова Д.М. Александр Блок // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). М., 2001. С. 63-89.

114. Магомедова Д.М., Тамарченко Н.Д. "Сверхтекст" и "сверхдеталь" в русской и западной культуре // Дискурс. 1998. №7.

115. Максимов Д. О мифопоэтическом начале в лирике Блока // Максимов Д. Русские поэты начала века: Очерки. Л., 1986. С. 199-239.

116. Максимов Д. Поэзия и проза Ал.Блока. Л., 1975.

117. Мандельштам О. Разговор о Данте // Мандельштам О. Избранное: В 2 т. М., 1991. Т. 2.

118. Манн В.В. Москва в творческом самосознании Гоголя (Штрихи к теме) // Москва и "московский текст" русской культуры. М., 1998.

119. Марголина С.М. "Символ неизменного бытия" (к семантике "каменного" у Мандельштама) //Слово и судьба: Осип Мандельштам. Исследования и материалы. М., 1991. С.337-342.

120. Махлин В.Л. Архитектоника культурно-исторического мышления О.Э.Мандельштама //Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Межвуз. сб. научн. тр. Кемерово, 1990. С.4-14.

121. Маяковский В. Сочинения. М., 2001.

122. Меднис Н.Е. Венеция в русской литературе. Новосибирск, 1999.

123. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. М., 1996.

124. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

125. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. М., 2003.

126. Минц 3. Лирика Александра Блока. Вып. 1 4. Тарту, 1969 - 1975.

127. Минц 3. О некоторых "неомифологических" текстах в творчестве русских символистов // Блоковский сборник III. Тарту. 1979.

128. Минц З.Г. Александр Блок и русские писатели,- СПб., 2000.

129. Минц З.Г. Блок и русский символизм // Лит. наследство. Т. 92. Кн.1. М., 1980. С.98-172.

130. Минц З.Г., Безродный М.В., Данилевский А.А. «Петербургский текст» и русский символизм // Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 18.

131. Москва и «московский текст» русской культуры. М., 1998.

132. Москва Петербург: pro et contra. Диалог культур в истории национального самосознания. СПб., 2000.

133. Москва в русской и мировой литературе. М., 2000.

134. МочульскийК. О.Э.Мандельштам//Даугава. 1988. N2.

135. Мочульский К.В. Андрей Белый. Томск, 1997.

136. Муратов П. Образы Италии. М., 1994.

137. Мусатов В.В. "Архитектура, демон которой сопровождал меня всю жизнь". (Об идейно-эстетической позиции О.Э.Мандельштама в литературном процессе 1910-х годов) //Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1986. С. 155-170.

138. Мусатов В. В. К проблеме анализа лирической системы Анны Ахматовой // Царственное слово: Ахматовские чтения. Вып. 1. М., 1992. С. 103—110.

139. Мусатов В. Пушкинская традиция в русской поэзии первой половины XX века. М., 1998.

140. Мусатов В. Центральная коллизия в «Поэме без героя» Анны Ахматовой // Творчество писателя и литературный процесс. Жанрово-стилевые проблемы. Межвуз. сб. научн. тр. Иваново, 1987. С. 59—69.

141. Н.Гумилев и русский Парнас. Материалы научной конференции (17-19 сентября 1991). СПб., 1992.

142. Николай Гумилев: Исследования и материалы. Библиография. СПб., 1994. 680

143. Орлов В. Гамаюн. Жизнь Александра Блока. Д. 1978.

144. Ошеров С.A. "Tristia" Осипа Мандельштама и античная лирика // Античность в культуре и искусстве последующих веков: Материалы научн. конференции. М., 1984. С.337-353.

145. Пайман А. Ангел и камень: жизнь Александра Блока. М., 2005.

146. Пайман А. История русского символизма. М., 2000.1. Париж, 1989. С. 109-122.

147. ПерцовП. Венеция. СПб., 1905.

148. Пискунов В. Андрей Белый и другие // Воспоминания об Андрее Белом. М, 1995.

149. Пискунов В. Лики поэзии Андрея Белого // Собр. соч. в 3 т. Т.1. М., 1994.

150. Приходько КС. Мифопоэтика Александра Блока. Науч. докл. по опубл. трудам. д. филол. н. Воронеж, 1996.

151. Пьяных М. Певец огневой стихии. Поэзия А.Белого революционной эпохи 1917-1921 годов // Андрей Белый: Проблемы творчества. Статьи, воспоминания, публикации. М., 1988. С. 241-269.

152. Пятигорский A.M. Некоторые общие замечания относительно рассмотрения текста как разновидности сигнала // Структурно-типологические исследования. М., 1962. С.112-114.

153. Русский футуризм. Теория. Практика. Критика. Воспоминания. М., 1999.

154. Сарычев В. Эстетика русского модернизма; Проблема жизнетворчества. Воронеж, 1991.

155. Свасъян К.А. Проблема символа в современной философии. Благовещенск. 2000.

156. Сербенко Н.И Соколов А.Э. Кризис культуры как исторический феномен (в концепциях Н.Данилевского, О.Шпенглера, П.Сорокина) // Философские науки. 1990. №7.

157. Серкова В. Неописуемый Петербург (Выход в пространство лабиринта) // Метафизика Петербурга: Петербургские чтения по теории, истории и философии культуры. СПб., 1993. Вып. 1.

158. Смирнов И.П. Место "мифопоэтического" подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф — фольклор — литература. Л., 1978.

159. Смирнов И.П. Петербургская утопия // Анциферовские чтения. Л., 1989.

160. Смирнов И.П. Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994.

161. Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977.

162. Спендель де Барда Й. Образ Италии и ее культуры в стихах Анны Ахматовой // Тайны ремесла: Ахматовские чтения. М., 1992. Вып. 2.

163. Степун Ф. Москва Третий Рим // Москва - Петербург: pro et contra. Диалог культур в истории национального самосознания. СПб., 2000.

164. Страда В. Москва Петербург - Москва // Лотмановский сборник. М., 1995. Вып. 1.

165. Таборисская Е.М. Петербург в лирике Мандельштама //Жизнь и творчество О.Э.Мандельштама. Воронеж, 1990.1. С.515-528.

166. Тагер Е.Б. Модернистские течения в русской литературе и поэзия межреволюционного десятилетия (1908-1917) // Тагер Е.Б. Избранные работы о литературе. М., 1988. С.344-466.

167. Творчество А.А.Блока и русская культура XX века. Тарту, 1975.

168. Тименчик Р.Д. "Поэтика Санкт-Петербурга" эпохи символизма/постмодернизма // Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. Вып. 18.

169. Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивъян Т.В. Сны Блока и "петербургский текст" начала XX века // Тезисы I Всесоюзной (III) конференции "Творчество Блока и русская культура XX века". Тарту, 1975.

170. Топоров В.Н. «Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987. С. 121-132.

171. Топоров В.Н. Заметки по реконструкции текстов. Текст города-девы и города-блудницы в мифологическом аспекте // Исследования по структуре текста. М., 1987.

172. Топоров В.Н. Младой певец и быстротечное время (К истории одного образа в русской поэзии первой трети XIX века) // Russian Poetics. Columbus, 1983.

173. Топоров В.Н. Мифопоэтическая модель мира// Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Т.2. М., 1988. С. 161-164.

174. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы». // Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М., 1995. С.295-367

175. Топоров В.Н. Пространство и текст // Из работ московского семиотического круга. М., 1997.

176. Тростников М.В. «Я люблю на бледнеющей шири в переливах растаявший цвет.» Символика желтого цвета в лирике И.Анненского // Рус. речь. 1991. №4. С. 16.

177. Трушкина JI.E. Образ города и городской среды. Автореф. к. философ, н. СПб., 2000.

178. Уварова И.П. Венецианский миф в культуре Петербурга // Анциферовские чтения. Л., 1989.

179. Фарыно Е. "Сеновал" Мандельштама // Text, Symbol, Weltmodell. Munchen, 1984,147-158./Paris, 1973. P.125-133.

180. Федотов Г. Статьи о культуре // Вопросы литературы, 1990. №2.

181. Федотов ГЛ. Три столицы. // Федотов Г.П. Лицо России. Paris, 1988.

182. Флоренский П. А. Анализ пространственности и времени в художественно-изобразительных произведениях. М., 1993.

183. Ханзен-Леве А. Русский символизм: система поэтических мотивов. СПб., 2003.

184. Хейт А. Анна Ахматова: Поэтическое странствие. Дневники, воспоминания, письма А.Ахматовой. М., 1991.

185. Хлебников В. Творения. М., 1987.

186. Хмельницкая Т. Поэзия Андрея Белого // Белый А. Стихотворения и поэмы. Л., 1966.

187. Черашняя Д.И. К эволюции пространственно-предметного мира в лирике О. Мандельштама. (Период "Камня") //Художественный опыт советской литературы: стилевые и жанровые процессы. Свердловск, 1990. С. 15-22.

188. Шатин Ю.В. В поисках утраченного пространства (Блок, Белый, Мандельштам) //Творчество Мандельштама и вопросы исторической поэтики. Кемерово, 1990. С.96-113.

189. Шиндин С.Г. Город в художественном мире Мандельштама: Пространственный аспект //Russian Literature. 1991. Vol.30. №4. Р.481-500.

190. Шиндин С.Г. О некоторых аспектах метатекстуальной образности в творчестве Мандельштама двадцатых годов //"Отдай меня, Воронеж." Третьи международные мандельштамовские чтения. Воронеж, 1995. С.220-233.

191. Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. 1. Гештальт и действительность. М., 1993.

192. Штемпель Н.Е. Мандельштам в Воронеже. М., 1992.

193. Щитова-Романчук Л. Творчество Годвина в контексте романтического демонизма. Дис. канд. филол. наук. Днепропетровск, 2000.

194. Эйхенбаум Б. Анна Ахматова: Опыт анализа //Эйхенбаум Б. О прозе. О поэзии: Сб. статей. Л., 1986. С.374-440.

195. Эткинд Е. Кризис символизма и акмеизм // История русской литературы: XX век: Серебряный век / Под ред. Ж.Нива, И.Сермана, В.Страды и Е.Эткинда. М., 1995. С.460-488.

196. Эткинд Е. Рык: О поэтике Маяковского // Эткинд Е. Там, внутри. М., 1997.

197. Эткинд Е.Г. Там, внутри. О русской поэзии 20 в. СПб., 1995.