Гипертекст как форма организации социального знания тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 22.00.01, кандидат социологических наук Купер, Инна Робертовна

• Купер, Инна Робертовна
• кандидат социологических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат социологических наук Купер, Инна Робертовна

Введение.

Глава 1. История развития форм публичного дискурса

1.1. Текст как элемент социальной системы.

1.2. Миф и ритуал как первоначальные способы трансляции знания.

1.3. Организация рукописного текста в Средние века.

1.4. Нелинейный дискурс Возрождения.

1.5. Классический рационализм. Тексты науки.

1.6. Современность.

1.7. Литературный текст.

Глава 2. Формирование концепции гипертекста.

2.1. Метех и не-последовательное письмо.

2.2. Определение гипертекста.

2.3. Постмодернизм, деконструктивизм и гипертекст.

Глава 3. Гипертекстовый дискурс в контексте пространственновременных взаимодействий

3.1. Виды электронных текстов.

3.2. Информационный гипертекст.

3.3. Литературный гипертекст.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Гипертекст как форма организации социального знания»

Актуальность темы исследования. Публичная сфера современных обществ формируется как сфера совместного текстообразования: производства и преобразования согласованных определений реальности и легитимных социальных порядков. Потребление и производство информации становятся самодостаточными действиями, способами взаимодействия с окружающим миром, «узнавания» о нем и «рассказывания» о себе. Общество постоянно производит и потребляет тексты для самых разнообразных нужд, причем текст является и средством, и целью коммуникации. Можно вслед за Ю. Хабермасом предположить, что текст становится базовым элементом функционирования современных обществ.

Гипотеза о «текстуализации» современных обществ основана прежде всего на глобализации информационного обмена. Производство и распространение текста зависят от техники, технология печати во многом способствовала развитию европейской культуры. С возникновением компьютера появились новые технологии производства и трансляции текста, предоставляющие принципиально иные возможности. Книгу, подготовленную на компьютере, можно издать обычным способом, а можно распространять в электронном виде. В идеале уже созданную электронную книгу можно редактировать, удалять фрагменты, вставлять новые, можно разместить в Интернете, а можно и распечатать. Для электронного текста существует особый формат - гипертекст, ставший общепринятым в Интернете. Отношение «текст - гипертекст» не исчерпывается отношением «бумажный - электронный», в определенной мере оно проистекает из феномена «текстуализации» общества. Текст как кодифицированное социальное знание преобразуется в гипертекст, а это означает, что меняются формы самого знания, требующего новых способов кодификации.

Отсутствие детально разработанной концепции гипертекста как формы организации социального знания приводит к довольно узкому пониманию изменений, происходящих в сфере публичного дискурса. В частности, гипертекст трактуется как следствие технического прогресса, приведшего к замене бумажного носителя электронным. Попытки эксплицировать различия между бумажным и электронным текстами дают мало нового, поскольку не учитывают социальную природу изменений. На самом деле речь идет об изменении форм производства и трансляции организованного знания в современных обществах.

Состояние разработки проблемы. Изучение гипертекста в социальных науках имеет сравнительно короткую историю. С одной стороны, это объясняется относительной новизной самого понятия, с другой - его исключительной «технологичностью». Долгое время гипертекст рассматривался как класс сложных информационных систем, требующих только технологических решений [114, 110]. Подобно экспертным системам или базам данных, упор делался на компьютерную оболочку, открытую для разнородных текстов. Содержание текста, а также смысл и значение ссылок выводились за скобки. В результате гипертекст стал объектом исследований преимущественно в так называемой компьютерной науке1.

Специалисты по социальным и гуманитарным проблемам информационных технологий обратились к изучению гипертекста в середине 80-х годов [144]. Доминирующую теоретическую позицию того времени можно охарактеризовать как технологический детерминизм. Согласно этой позиции компьютер и электронные технологии представляют собой самодостаточную данность, способную к саморазвитию и влияющую на способы и характер социального взаимодействия. В исследованиях такого рода технология становится действующим агентом: социальные институты находятся в устойчивом, неизменном состоянии и подвергаются воздействию извне, через внедрение технологических новшеств. Получается, что техника и технология, развиваясь по своим собственным законам, впоследствии проникают в другие области (наука, искусство, промышленность и др.).

Гипертекст, будучи частью электронных технологий, трактуется как новая форма коммуникации, которая изменит мир. Во многих публикациях конца 80-х - начала 90-х, посвященных гипертексту, провозглашается наступление новой эры, эры принципиально новых способов работы с текстом.

Достаточно неудачный перевод термина computer science, но, к сожалению, адекватного термина в русском языке пока нет.

Проникновение компьютера в текстовое производство должно привести к возникновению нового, открытого и свободного мира; гипертекст напрямую связывается с серьезными социальными и культурными преобразованиями [141]. Идея гипертекста воспринимается как революционная, как своеобразное открытие, которое должно перевести текстовое производство на качественно иной уровень. Текст как неизменная, зафиксированная данность становится непостоянным и изменчивым. Приход «электронного слова» трансформирует всю словесную (текстовую) культуру [135]. Некоторые авторы рассматривают гипертекст как средство трансформации института науки и научного дискурса [115].

Значительное влияние на исследователей гипертекста оказали работы Маршалла Маклюэна, проанализировавшего воздействие технологии книгопечатания на современную культуру [137]. Изучение процессов текстового производства в эпоху компьютеров и вычислительных сетей опирается на противопоставление печатных и электронных технологий, причем первые считаются неудобными, искажающими писательскую и читательскую природу [116]. Устная, письменная и электронная коммуникация рассматриваются как этапы развития форм существования дискурса, последовательно сменяющие друг друга, в духе контовского закона трех стадий. В результате, под изучением гипертекста понимается исчерпывающее описание этого феномена и выявление отличий от обычного текста [152]. Попытка охарактеризовать современное письмо через новые возможности, предоставленные компьютером, приводит некоторых авторов к довольно банальным заявлениям. В частности, к существенным особенностям электронного письма относятся возможность удаления слов и абзацев, возможность «вырезать» фрагмент и вставить в другое место и пр. Сущность гипертекста зачастую определяется как набор возможностей, предоставляемых компьютером. При этом печатный текст рассматривается как «плоский» и «одномерный», тогда как гипертекст является «объемным» и «многомерным». «Если все тексты в конечном итоге представляют собой сети словесных элементов, то компьютер - это первое средство, которое смогло фиксировать и представлять эти сети.» [117, с. 22].

Со временем, пытаясь выявить отличия электронного текста от печатного, исследователи столкнулись с тем, что они очевидны, но не поддаются научной систематизации. В поисках теоретической основы для гуманитарных исследований ученые обращаются к литературоведческим, философским, социологическим концепциям. Так, некоторые теоретики гипертекста используют постмодернистские теории, отмечая что гипертекст буквально следует логике постмодернистской мысли [134, 136]. Теперь понятие гипертекста самым тесным образом связывается с сложным, многозначным понятием текста. Речь идет не только об отличиях бумажного носителя от электронного, но и о трансформации категорий чтения, письма, литературы. Гипертекст рассматривается как неотъемлемая часть этих трансформаций, как их воплощение. Новая технология «поощряет писателей и читателей . сознательно работать с деконструкцией, интертекстуальностью, децентраци-ей .» [132, с. 382].

Данная точка зрения вызывает критику некоторых исследователей, считающих ее очередной разновидностью технологического детерминизма. В рассуждениях о воплощении постмодернистских идей в гипертекст сохраняется уверенность в том, что гипертекст трансформирует общество, тогда как на самом деле требуется тщательное изучение социальных процессов, приведших к возникновению и распространению гипертекста [125, 147].

Постановка проблемы исследования. Подвижность социальных структур и явлений обусловливает подвижность методологических установок социологии. В центре методологических споров - вопрос о том, что относить к сфере социологии, а что нет. Э. Дюркгейм считал, что к социальным фактам относятся любые способы действий, способные оказывать на индивида внешнее принуждение [39]. Социальные факты существуют в социальной реальности подобно «физическим» фактам в природной реальности. Как и природа, социальная реальность существует сама по себе и не зависит от находящихся в ней индивидов. Общество представляет собой реальность sui generis, не сводимую ни к другим видам реальности, ни к сумме составляющих его индивидов. Однажды возникнув, социальные институты соответствуют определенным общественным потребностям и развиваются по своим собственным законам.

Реальность социальных образований подразумевает их установлен-ность; они являются созданными, «ставшими» сущностями. В этом, на наш взгляд, заключается методологическое требование Дюркгейма рассматривать социальные факты как вещи: вещь - это созданный объект, обладающий набором однозначно определяемых свойств и функций. Вещь существует вовне, она отделена от своего создателя и не зависит от него. «Вещь противостоит идее, как то, что познается извне, тому, что познается изнутри» [там же]. Идея в таком понимании олицетворяет становление в противоположность установленности («ставшести»). В социологической интерпретации идея - это то, что конструируется, создается и постоянно воспроизводится индивидом, тогда как вещь - это то, что создано группой и носит императивный характер. Вещь и идея по-разному функционируют в обществе, по-разному познаются.

Вещь требует узнавания и объяснения, тогда как идея подлежит толкованию и интерпретации. Вещь обозначается словом, закрепляется в слове, она как бы является и смыслом, и значением, и денотатом. Прочная референ-циальная связь элементов «вещного» знака позволяет использовать методы рационального познания: наблюдение, описание, объяснение. Вещь (объект внешнего мира) может быть изучена и однозначно описана (объяснена) с помощью языка. Отношение «текст - вещь» прозрачно.

В отличие от вещи, идея не имеет своего собственного слова (знака), она не может быть обозначена или названа. «Идеальный» знак не имеет денотата, он даже может не иметь значения. Идея есть смысл, возникающий в процессе работы (движения) духа, поэтому язык в этом случае используется для понимания (В. Дильтей), а не для описания и объяснения. Идея - это всегда текст, требующий истолкования. «В какой мере можно раскрыть и прокомментировать смысл (образа или символа)? - пишет Бахтин, — Только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа)» [12, с. 362].

Социология Дюркгейма (как, впрочем, и других представителей реализма) носит «вещный» характер. Социальная реальность рассматривается как данность, доступная измерению и наблюдению. В такой социологии текст может быть лишь фактом языка (лингвистической данностью), но никак не социальным фактом, поскольку он «идеален», несмотря на наличие реального физического носителя. Текст может способствовать нахождению и выявлению социальных фактов, но сами факты познаются непосредственно. Для того, чтобы социальный факт стал рассматриваться как идея, как текст, подлежащий расшифровке, был необходим методологический сдвиг, обусловливающий переход от «вещной» к «смысловой» социологии.

Переход от «вещи» к «идее», от обозначения к выявлению смысла (о-смыслению), происходит в процессе анализа индивида как элемента общества. Социальные факты как идеи, точнее, как «идеальные» сущности, возникающие в процессе духовно-душевной деятельности, неотделимы от субъекта этой деятельности - человека. Человек в социальном контексте одновременно является субъектом и объектом смыслополагания. Смысл становится важным конститутивным элементом социальной реальности, а производство смыслов становится одной из центральных проблем социологического анализа. Социология знания, социология коммуникации, социология культуры -области, занимающие изучением возникновения и динамики коллективных смысловых конструкций.

В связи с переходом от «вещной» социологии к социологии «понимающей» вновь возникает вопрос: что считать явлением общественной жизни (социальным фактом)? Общество уже не может рассматриваться вне индивидов, так же как изучение индивидуальных действий не дает адекватного знания об обществе. Появляется понятие (взаимо)действия. «Моделью социальных процессов могут быть только процессы взаимодействия между индивидами; моделью общественных явлений могут быть только явления взаимодействия людей. . комбинируя различные процессы взаимодействия, мы можем получить любой, сложнейший из сложнейших общественный процесс, любое социальное событие, начиная от увлечения танго и футуризмом и кончая мировой войной и революциями», - писал П.А. Сорокин [82, с. 137].

Взаимодействие подразумевает приспособление действующих индивидов друг к другу путем осознанного обмена смыслами (коммуникации) [60]. Смысл является связующим звеном между фазами социального действия, к которому он отсылает и из которого развивается. Развитие смысла, по Миду, происходит через символизацию объектов, находящихся в данном социальном контексте. Это означает, что язык (как средство символизации) является

частью механизма созидания социальной ситуации. «Смысл, по существу, не должен пониматься в качестве какого-то состояния сознания или какого-то набора организованных отношений, существующих или поддерживающих свое существование лишь ментально, за пределами сферы опыта, в которую они затем только проникают. Напротив, его следует понимать объективно, размещая его целиком и полностью внутри этой сферы. Отклик одного организма на жест другого в любом данном социальном действии есть смысл этого жеста, а также . условие появления или возникновения нового объекта или нового содержания старого объекта, на который этот жест указывает.» [60, с. 221].

Смысловая структура социальности складывается из совокупности смыслов, которые производят и интерпретируют индивиды в процессе взаимодействия, и множества так называемых объективированных смыслов, представляющих общекультурные образцы поведения. Т. Парсонс рассматривает символические средства смыслообразования с точки зрения функционирования коллективных, объективированных смыслов [69, 43]. Анализируя социальное действие, Парсонс исходит из того, что действие включает в себя принятие актором, или действователем, решений относительно средств достижения целей под давлением (воздействием) ценностей, норм, идей и условий ситуации [70]. Сначала система действий предполагала единичных акторов и единичные акты, составляющие социальное действие. Впоследствии Парсонс проводит различие между личностной и социальной системой. Структура социальной системы не может быть выведена непосредственно из личностной, она требует анализа комплексных образований, которые возникают в результате взаимодействия множества акторов.

Стремясь выразить в аналитических понятиях системные черты культуры, общества и личности, Парсонс постулирует необходимость интеграции личностной и социальной систем действия с одной стороны и культурными образцами - с другой [68, 91]. Изначально Парсонс не рассматривал культуру и ситуационные условия действий в качестве систем. Предполагалось, что культурные ценности интериоризуются в системе личности и могут воздействовать на структуру потребностей в этой системе, что, в свою очередь, определяет поведение актора в социальной системе. Социальные системы складываются и сохраняются в процессе институализации - формирования и распространения устойчивых моделей взаимодействия. Данные модели взаимодействия регулируются культурными образцами и ценностями (взгляды, идеи, язык и другие символические системы), входящими в механизмы социализации. Для нас здесь наиболее важным является то, что культура (как совокупность всевозможных символических образований) выделена Парсон-сом в качестве необходимого условия взаимодействия, это своеобразный со-циокод, обеспечивающий акторов общими «ресурсами» взаимодействия и общими средствами понимания ситуаций.

Впоследствии Парсонс развивает теорию действия в рамках четырех-функциональной парадигмы, обеспечивающей интеграцию и функционирование систем действия любого уровня. Данная парадигма включает четыре универсальные характеристики, обеспечивающие инструмент анализа социального мира как системы «действователь (actor) - ситуация»:

Адаптация А - компонент действия, связанный с приспосабливанием действователя к окружающей среде (ситуации).

Целедостижение G - компонент действия, связанный с удовлетворением потребностей или достижением целей во внешнем мире (в некоторой ситуации).

Интеграция I - компонент действия, связанный с координацией и обеспечением взаимодействия всех элементов системы.

Латентность L - компонент действия, связанный с поддержанием общезначимых образцов определения (внешней) ситуации внутри действующей системы.

Парсонс использует эти четыре аналитических компонента для последующего дифференцированного определения подсистем, входящих в общую систему действия:

Адаптация > Бихевиоральная подсистема Целедостижение > Личностная подсистема

Латентность > Культурная подсистема Интеграция > Социальная подсистема

Как мы видим, совокупность культурных образцов преобразуется в культурную подсистему, являющуюся полноправным участником анализа социального взаимодействия. Особое внимание Парсонс уделяет проблемам анализа средств обмена между четырьмя подсистемами. На входе и выходе каждой подсистемы находятся особые символические феномены, приобретающие иные значения вне контекста своих подсистем. Это означает, что в процессе взаимодействия происходит некоторая «семиотизация» экономических, политических и социальных категорий; все элементы системы действия, подобно генетическому коду, несут определенную информацию и требуют систем интерпретации и расшифровки.

Скажем, «посредником» или «продуктом» в экономической подсистеме, выполняющей в обществе функцию адаптации, являются деньги. Парсонс выводит деньги за рамки исключительно экономической подсистемы, считая их одним из символических средств, функционально подобных языку, власти, ценностным обязательствам. Деньги представляют «символический феномен и потому его анализ требует системы координат, более близкой к лингвистике, чем к технологии, так как реальные свойства золота объясняют ценность денег по золотому стандарту не больше, чем реальные свойства звуков, символизированных в "книге", объясняют оценку рассуждений, физически закрепленных в лингвистической форме» (цит. по [43, с. 217]).

Итак, символические средства обмена требуют лингвистического, а точнее семиотического подхода. Средства обмена, обеспечивающие взаимодействие подсистем, функционируют как знаки, смысл которых устанавливается (конструируется) непосредственно в процессе взаимодействия. Общество структурируется (и конструируется) путем многоуровневой коммуникации.

Современные теории коммуникации развиваются в русле так называемой «качественной» социологии, рассматривающей сообщение как некий культурно-семиотический конструкт, позволяющий описывать многоуровневый процесс производства и трансляции смыслов в обществе. Общество при этом представляется самовоспроизводящейся структурой, носящей целостный характер в силу коммуникативных связей своих членов. «Общество только кажется статичной суммой социальных институтов: в действительности оно изо дня в день возрождается или творчески воссоздается с помощью определенных актов коммуникативного характера, имеющих место между его членами» [79, с. 210].

Ю. Хабермас говорит о теории коммуникативного действия как о теории общества, стремящейся выявить свои критические масштабы [81]. Коммуникация ориентирована на достижение, сохранение или обновление консенсуса как основного фактора солидарности и стабильности общества. Коммуникация является неотъемлемой частью системы действий: лишь достигая понимания относительно ситуации действия, акторы могут адекватно действовать. Понимание представляет собой механизм координации действий, в значительной степени опирающийся на многоуровневую систему знаний.

Стремясь к пониманию, актор прилагает интерпретационные усилия, выявляя смысл (смыслы) сообщения в контексте ситуации. Совокупность смыслов структурируется в процессе культурного производства и составляет «жизненный мир» участников коммуникации, целостное имплицитное знание, представляющее собой множество культурных образцов толкования мира.

В современном обществе действие, ориентированное на понимание (коммуникативное действие), занимает господствующее положение, преобладая над действиями, ориентированными на достижение цели, следование нормам, преднамеренную экспрессию (телеологическое действие, действие, регулируемое нормами и драматическое действие в терминологии Ю. Хабер-маса). Это означает, что социальные процессы (процессы интеграции, социализации, институализации) с необходимостью протекают в проинтерпретированной культурно-коммуникативной сфере. Каждое действие индивида в обществе сопровождается сопоставлением возникающих смыслов и смыслов, уже зафиксированных в культуре. В соответствии с трактовкой действия через понимание Хабермас определяет понятия культуры, общества и личности.

Культурой я называю запас знания, из которого участники интеракции, стремясь достичь понимания относительно чего-либо в мире, черпают интерпретации. Обществом я называю легитимные порядки, через которые участники коммуникации устанавливают свою принадлежность к социальным группам и тем самым обеспечивают солидарность. Под личностью я понимаю компетенции, делающие субъекта способным к владению речью и к действию, т.е. позволяющие ему принимать участия в достижении понимания и тем самым утверждать свою идентичность» (цит. по [81, с. 31]).

В отличие от Хабермаса, включившего коммуникацию в систему действий, Луман намеренно различает эти понятия и считает, что коммуникация является элементарной социальной операцией, конституирующей общество как систему [57]. Общество как самовоспроизводящаяся, аутопойэтическая система образуется и отграничивается от внешней среды путем отбора определенных способов действования. Отбор происходит в результате межсубъектного взаимодействия. Луман вводит понятие смысла как особой формы упорядочения человеческого существования. Смысл позволяет выявить горизонты, внутри которых возможна организация социальных систем. Коммуникация в данном случае понимается не как «перенос» информации, а как постоянно возникающая смысловая избыточность, которая может обратиться на любого участника, на индивидуальном и коллективном уровне.

Коммуникация представляет собой смысловое воссоздание общества. Семантическое структурирование социальной системы обеспечивает необходимую связность, а через нее и целостность общества. «Под социальной системой здесь должна пониматься смысловая связь социальных действий, которые соотносятся друг с другом и могут быть отграничены от среды, состоящей из не относящихся к ним действий» (цит. по [97]).

Итак, социальная связь устанавливается путем коммуникации. Как отмечает Ж.-Ф. Лиотар, едва появившись на свет, ребенок включается в производство текстов и соотнесение с другими [53]. Первый текст, позиционирующий его в обществе - его собственное имя. Впоследствии перемещения субъекта и его социальная ориентация осуществляются относительно различных языковых игр. «Независимо от того молодой человек или старый, мужчина или женщина, богатый или бедный, он всегда оказывается расположенным на «узлах» линий коммуникаций, сколь бы малыми они ни были. Лучше сказать: помещенным в пунктах, через которые проходят сообщения различного характера. И даже самый обездоленный никогда не бывает лишен власти над сообщениями, которые проходят через него и его позиционируют, будь то позиция отправителя, получателя или референта» [там же, с. 44].

В обществе, где информационное, или даже семантическое производство играет одну из главных ролей, текст как исходный материал и продукт производства приобретает статус универсального средства обмена, требующего тщательного социологического анализа. Происходит своеобразная «текстуализация» общества, сближение текста и реальности. Это сближение происходит по двум направлениям, которые условно можно назвать «мир как текст» и «текст как мир».

Формулу «мир как текст» следует понимать в широком смысле, как неявную онтологическую и методологическую установку современных гуманитарных наук, включающую, но не равную постмодернистскому отношению к действительности. В определенной степени распространению этой установки способствовало господство так называемой лингвистической парадигмы, использовавшей язык в качестве отправной точки гуманитарных исследований [47]. Язык реализуется в акте говорения, подразумевающем говорящего и слушающего. Владея общим языком, говорящий и слушающий должны, тем не менее, предпринимать усилия по расшифровке сообщения, выявлению его смысла. Точно так же исследователь предпринимает усилия по расшифровке смыслов, циркулирующих в социальной реальности, которая организуется как текст, как совокупность знаков. Предметом гуманитарных наук, в частности, социологии, становится, словами М.М. Бахтина, «выразительное и говорящее» бытие. Мир (социум) рассматривается как материал для чтения, как средоточие смыслов, управляющих «вещной» реальностью. Смысл познается только через другие смыслы, производство смыслов осуществляется через изменчивость «говорящей» материи. «Нельзя изменить фактическую вещную сторону прошлого, но смысловая, выразительная, говорящая сторона может быть изменена, ибо она незавершима и не совпадает сама с собой (она свободна)» [12, с. 410].

Другая сторона «текстуализации», «текст как мир», отражает процесс уподобления текста социальной реальности. В процессе многоуровневой коммуникации текст институализируется, приобретает свои собственные функции и структуру. Текст из набора знаков, несущих некоторую информацию и выполняющих вспомогательную функцию в других социальных структурах, превращается в самостоятельную социальную структуру. Эта структура формируется в процессе взаимодействия коммуникативных единиц разного порядка. Коммуникативные единицы высшего порядка (уровень высшей абстракции) представляют собой смысловые сгустки, образующие «жизненный мир» индивида или коллектива и обеспечивающие понимание общей семиотики данной культуры. Это могут быть различные невербализованные ценностные ориентации, нормы поведения и схемы интерпретации, все то, что Дюркгейм называл коллективными представлениями [38].

Единицы низших порядков образуют иерархию семантических, синтаксических и грамматических средств. Семантические единицы представляют собой набор значений, тематизируемых в той или иной области, группирующихся в тематические комплексы и сочетания. Следуя далее по иерархии, мы обнаруживаем все более и более специфические значения, вплоть до значений слов и более мелких морфологических единиц. Абстрагируясь от лингвистического описания, текст можно рассматривать как социальную систему, в которой коммуникативные единицы низших порядков вступают во взаимодействие и образуют единицы высших порядков.

В условиях доминирования письменности тексты (текстовые смыслы) начинают функционировать как социальные объекты в обществе людей и в обществе знаков. Текст представляет собой специфическую социальность, в рамках которой формируются особые «институты», позволяющие регулировать функционирование текстов и обеспечивать системную обособленность данной области. К таким «институтам» можно отнести способы хранения и передачи текстов, способы оформления текста, способы членения текста, стилистические приемы и др.

Современное общество характеризуется интенсивным развитием текстовых институтов, связанным с использованием вычислительной техники. Меняется мир, меняется текст. В этих условиях важной задачей социологии становится исследование форм смыслообразования и организации знания, как существующих, так и возникающих вновь.

Текстовая социальность в значительной степени зависит от уровня ие-рархизации общества, наличия упорядочивающего центра и принципов обеспечения целостности общества. Чем упорядоченнее общество, чем прочнее социальные связи, тем устойчивее нормы и правила функционирования и организации текстов. Безусловно, текстовая социальность не может отождествляться с какими-либо другими социальными структурами и явлениями, тем не менее, она согласуется с состоянием общества и характером социальных связей.

Упорядоченность общества можно описать с точки зрения наличия/отсутствия некоего единого организующего центра [56]. Когда есть центр, вокруг которого организуется общество, оно может осознавать и воспроизводить себя как целое. При этом структуры самоописания общества совпадают с социальными структурами, создавая, по Луману, целостную бесконкурентную репрезентацию. Таковы, видимо, архаические общества, в которых миф о Творении воспроизводится на всех уровнях общественной жизни, таким же образом можно охарактеризовать религиозные средневековые общества (целостность через религиозные догматы) и общество модерна (целостность через тотальную рационализацию).

Современное общество представляет собой функционально дифференцированное общество, базирующееся на различении автономных функциональных подсистем (таких как хозяйство, политика, воспитание, религия, искусство и др.). Такое общество невозможно рассматривать как упорядоченную целостность, поскольку нет единого центра или верхушки, откуда можно было бы увидеть общество как целое. Различия между функциональными подсистемами, между индивидом и коллективом, между прошлым и будущим уничтожают принцип структурного единства, выводя на передний план коммуникацию. Каждая подсистема коммуницирует внутри себя, вовне и о себе.

В таком обществе каждая социальная подсистема вырабатывает собственные репрезентации, претендующие на целостность и всеобщность. Образуется, если можно так выразиться, полисемантическая асимметрия, нарушающая целостность всего общества. Распад целостности приводит к ослаблению устойчивых коммуникативных связей, к перебоям в функционировании текстовых «институтов». Устойчивые текстовые структуры приходят в движение, образуются новые связи, новые сферы коммуникации. Смысловая избыточность как естественное и необходимое следствие коммуникации множится и становится чрезмерной.

Чрезмерная смысловая избыточность, в основе которой лежит расширенное текстовое производство, размывает правила создания и функционирования смыслов. В результате текстовая (семиотическая) деятельность распадается на множество «семиотических игр» с множеством изменчивых правил. Коммуникация перестает быть серией последовательных актов, она переходит в состояние одновременности. Это означает, что участники коммуникации одновременно находятся в нескольких коммуникативных сферах, связанных или не связанных между собой. В значительной степени этому способствует развитие средств коммуникации. С одной стороны, бумажные и электронные технологии обеспечивают необходимый объем «памяти», сохраняющий произведенные смыслы и позволяющий продолжать и наращивать коммуникацию. С другой, устанавливаются все новые и новые социальные связи, поскольку увеличивается число способов включения в коммуникацию. Каждое новое средство, будь то письмо, телеграф, телефон, электронные сети, не только трансформирует характер сообщений, но и порождает новые смысловые конфигурации, новые сообщения. Человек включается в сети коммуникативных отношений, он использует накопленный культурный опыт и все имеющиеся способы коммуникации для производства и понимания сообщений.

Тексты, циркулирующие в различных сферах коммуникации, подчиняются центробежным тенденциям и стремятся к распаду. Распад происходит на уровне единичного текста и на уровне межтекстовых связей. Текст перестает быть автономным образованием, он строится из предыдущих текстов в процессе постоянной переработки и ре-интерпретации. Подобно тому, как социум опирается на коммуникативную связь, текст строится как множество, пучок интертекстуальных связей. Он распадается на фрагменты, на отдельные коммуникативные элементы, связанные между собой. Характер текстуальной связи, идентичный характеру социальной связи, становится неустойчивым. Смысловые составляющие текста относительно автономны и связаны нежесткими связями, позволяющими осуществить коммуникацию в разных направлениях.

В силу того, что сеть коммуникаций постоянно разрастается, увеличивается количество связей. Различные коммуникативные системы (политика, повседневное общение, наука, религия, искусство) производят и передают по каналам связи свои тексты, которые, пересекаясь и ре-интерпретируясь, порождают новые тексты. Тексты переплетаются между собой, «растекаются». Понимание единичного текста уже невозможно без привлечения других текстов. В отсутствие единого упорядочивающего центра совокупный текст общества образует хаотичные, сетевые структуры. Выражаясь словами А. Моля, современная культурная таблица образует мозаику, а не иерархию [61]. Мозаичная культура требует новых форм коммуникации, новых способов обращения с текстом. Текст должен как бы выйти за свои собственные пределы, рассыпаться и собраться вновь. Текст становится гипертекстом.

Гипертекст как новый способ организации знания, как новый проводник смыслов требует особого методологического подхода, отличного от разработанных социологических методов анализа текста.

Предметом диссертационного исследования являются новые формы репрезентации социального дискурса, возникшие в результате различных социально-исторических трансформаций. Если быть более точным, необходимо проследить, как глобальная форма репрезентации социального дискурса - текст - преобразуется в новую форму, гипертекст, и насколько далеко и глубоко зашли эти преобразования.

Целью диссертационного исследования является построение концептуальной схемы функционирования гипертекста как сложного социального факта, выражающего специфику организации знания. В рамках данной концептуальной схемы необходимо также выработать соответствующую методологию, а также способы анализа и адекватного описания гипертекста.

Основные задачи диссертационного исследования

1. Проанализировать процесс текстового производства как базового компонента конституирования общества; разработать методику и принципы описания гипертекста;

2. Рассмотреть эпистемические схемы организации текстов и их роль в формировании «картин мира», присущих определенным историческим периодам (архаические эпохи, античность, средневековье, Новое время, современность);

3. Провести историографический анализ формирования понятия «гипертекст», установить специфические характеристики гипертекста как формы организации социального знания.

Теоретико-методологическая основа диссертационного исследования. Диссертант основывался главным образом на трудах представителей системного и функционального подхода в социологии (Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, Р. Мертон, Н. Луман), представителей аналитической философии (Л. Витгенштейн), теории речевых актов (Дж. Остин, Дж. Серль, П. Грайс), дискурсного анализа (Т. ван Дейк). Анализ картин мира в разные исторические периоды основан на понятии эпистемы Фуко, а также на работах по социологии религии, социологии знания и социологии науки. При разработке концептуальной схемы рассматриваемого явления использовались работы структуралистов и постструктуралистов (Ц. Тодоров, М. Фуко, Р. Барт), а также социально-философские идеи А. Бергсона и М. М. Бахтина.

Научная новизна диссертационного исследования. В диссертации сформулирована концепция соотношения смысловой организации общества, производства знания и текстового производства. Доказано, что социальная коммуникация определяется формой организации текста, одной из которых является гипертекст. Изучена роль текстообразования в формировании социальных порядков. Текст определяется в диссертации как пространственно-временное единство, организованное двумя противоположными тенденциями: тенденцией сжатия и тенденцией выпрямления. Эти тенденции определяют два основополагающих принципа построения текста - линейный и нелинейный. Сформулирован вывод о двух оппозициях, определяющих типы текста. Оппозиция «линейность - нелинейность» связана с пространственным расположением текста и обусловливает порядок выстраивания элементов. Формальная сторона текстовой структуры предполагает явное со-расположение элементов. Оппозиция «последовательность - длительность» определяет начало и конец чтения: когда время присутствует в виде длительности, маршруты чтения (восприятия) отсутствуют, такие тексты представляют собой своеобразные временные гештальты, как бы выпадающие из времени. В диссертации обосновывается вывод, что гипертекст - нелинейный способ организации знания, основанный, соответственно, на нелинейных пространственно-временных описаниях, представляет собой форму реализации смысловой структуры общества в условиях слабоупорядоченных, чрезмерных и сжатых во времени дискурсивных миров, составляющих современную культуру.

Практическая значимость диссертационного исследования. Результаты диссертационного исследования могут быть использованы в электронно-текстовом производстве и \уеЬ-дизайне, а также в преподавании учебных курсов «Социология знания», «Текстовый анализ в социологии» и «Социология коммуникации».

Апробация. Основные положения и выводы диссертационного исследования обсуждались на семинаре сектора социологии знания Института социологии РАН, на научных конференциях «Библиотека XXI века» (см. http://www.rsl.ru/science/XXIdoc3.htm) и НуреПех1'99 (Дармштадт, Германия), опубликованы в «Социологическом журнале» (2000, № 1/2), в журнале «Теория и практика общественно-научной информации» (1997, вып. 13 и 2000, вып. 16) и других научных изданиях.

Заключение диссертации по теме «Теория, методология и история социологии», Купер, Инна Робертовна

Заключение

Взаимное пересечение и наслоение элементов линейности - нелинейности и последовательности - длительности в процессе исторического развития составляют множество способов конструирования текста. Ритуал представляет собой одну из первичных семиотических систем, являясь нелинейным и «длительным». Миф, реализуясь в письме, разворачивается впоследствии в дискурсивную линию, но отнюдь не является последовательным во временном отношении. Это временной гештальт, в котором текст управляется некоей качественной непрерывностью, а не простой очередностью.

Говоря о мифе, мы рассматривали его генезис, обращаясь, в основном, к древней мифологии. В современной семиотической интерпретации миф становится особым видом дискурса. Барт говорит о том, что миф сегодня есть разновидность слова, деформирующего смысл и преобразующего сложившиеся культурно-идеологические понятия в естественные и не требующие обоснования [7]. Миф относится к сфере суггестивного и не нуждается в сюжетном развитии. «Современный миф дискретен, - пишет Барт, - он высказывается не в больших повествовательных формах, а лишь в виде «дискурсов»; это не более чем фразеология, набор фраз, стереотипов.».

Подобно мифу, в современном дискурсе присутствуют различные формы, рассмотренные нами выше. Так, религиозно-церковный дискурс в своей линейности и последовательности идентичен любому дискурсу господствующей идеологии. Используя суггестивные методы, тексты такого рода, в противоположность мифу, опираются не на сопричастность и «вчувствован-ность» действователя в пространства текста, а на квазирациональные жесткие схемы воздействия.

Наиболее отчетливо линейность - нелинейность и последовательность — длительность прослеживаются в научном и литературном типах дискурса, в определенном смысле отражающих бергсоновское различение интеллекта и интуиции. Интуиция как непосредственное проникновение в сущность предмета довольно близко стоит к художественно-эстетическому восприятию мира. Сам Бергсон пользуется многочисленными литературными приемами, всевозможными метафорами, аналогиями и сравнениями.

Литература, понимаемая в широком смысле слова, проходит путь от рационалистической линейной прозы через объективирование собственного языка к множественности литературных практик и канонов. Литература осваивает все возможные пространственно-временные измерения и в итоге приходит к нелинейности и длительности. Во многом это связано с тем, что современному человеку свойственно острое ощущение пространств и времен, в центре которых находится он сам. Наличие антитез «цикличности - линейности» и «объективности - субъективности», о которых мы говорили выше, порождает это устойчивое представление о множественности времен и пространств. Мы не будем обсуждать влияние теории относительности Эйнштейна на современные темпоральные представления - на уровне обыденного и художественного восприятия достижения квантовой физики лишь усиливают ощущение множественности, качественной и количественной неоднородности времен.

Процесс осознания времени как интегральной характеристики бытия происходит на всех уровнях социальной жизни и обуславливается многочисленными социальными потрясениями XX века. Войны и мировые кризисы порождают ощущения завершения очередного цикла и конца истории, тогда как периоды процветания возрождают идеи прогрессивного развития человечества.

В XX веке время как бы сжимается, поскольку множество разнородных событий происходит в обозримом будущем. Более того, современная европейская история переосмысливается в рамках действительно мировой истории, а это способствует активной интериоризации новых, не-европейских темпоральных концепций.

В силу развития науки и техники увеличиваются темпы жизни, а объективная продолжительность тех или иных процессов уменьшается. Это находит отражение как в процессах развития человека (акселерация), так и в культурно-исторических процессах (резкая смена эпох, обычаев, традиций поколений, мода). Подобное «ускорение» сопровождается постоянным ощущением нехватки времени и также стремлением как можно точнее его измерить и зафиксировать. Современный человек живет не просто по часам, а в соответствии с многоуровневой системой социально обусловленного времени, perламентирующего различные действия индивидуума. Включенность в различные сферы деятельности порождает пересечение этих уровней и, как следствие, попытку предотвратить «ускользание» времени.

Ускользание» времени как феномен современности приводит к тому, что наряду с активным «опредмечиванием» настоящего, человек занимается также «опредмечиванием» прошлого и даже будущего. Под «опредмечиванием» мы понимаем процесс «записывания» вовне различных явлений и идей с целью как можно более долгого сохранения и передачи другим. Иными словами, этот процесс можно назвать означиванием, т.е. фиксацией с помощью различных знаковых систем явлений внешней и внутренней жизни. Порождение новых знаков и приписывание значений старым осуществляется не только с целью пополнения коллективной памяти, но и для запоминания наличного бытия, которое слишком быстротечно.

Развитие электронно-вычислительной техники в данном случае является одновременно и реакцией на эти потребности, и их своеобразным катализатором. В процессе фиксации времени в электронных текстах осваивается разрыв между рациональным и иррациональным, между познанием и непосредственным восприятием, созданный гуманитарными науками. Сокращение разрыва в какой-то момент уже означает подрыв основ устоявшихся форм дискурса, переход на новый уровень речевого взаимодействия. Различные практики электронного взаимодействия включают в себя все предыдущие практики, но при этом способствуют возникновению новых способов тексто-порождения.

Новые способы текстопорождения стремятся вывести текст за рамки самого себя, сделав его неким над-текстом, текстом-образом, текстом-гештальтом. В русле этих тенденций формируется концепция гипертекста, соединившая в себе интеллект и интуицию. Идея гипертекста рождается где-то на пересечении строгой научности, верховенства знания, воплотившегося в технологию, и литературы. Конечно, ни о каком прямом влиянии литературы и других дискурсивных практик, на концепцию гипертекста не может быть и речи. Зарождение этого понятия связано с трансформацией способов мышления и производства знания, с изменением правил и норм тех или иных видов дискурса.

С одной стороны, происходит увеличение совокупного позитивного, научного знания, обеспечивающего линейность дискурса и требующего адекватных организационных схем и систем управления. Их поиск и разработка открывает парадоксальное несоответствие линейного дискурса и строгих классификационных схем. Оказывается, что строгий, упорядоченный дискурс не вписывается в строгие временные последовательности и требует нелинейных систем управления как более гибких.

С другой - многообразие форм мышления современности, множественность социальных групп и слоев, образующих собственные дискурсивные «миры», а также разрастание письменных практик порождает многообразный, мультилокальный и слабоупорядоченный дискурс, ориентированный на постоянное выявление новых смыслов, интерпретацию и ре-интерпретацию. Дискурс современности, вырастающий из самого себя, можно приблизить к дискурсу Возрождения, учитывая при этом различия в формах мышления и способах трансляции знания.

Нелинейность современности возникает вследствие увеличивающегося количества знания так же, как и вследствие видоизменяющегося качества. Длительность современности, так как мы пытались ее определить, означает, в отличие от мифа, не устранение времени, а его впитывание, вплетение в ткань текста. Будучи своеобразным пучком, собравшим в себе прошлое, настоящее и будущее, такое время стремится выйти за свои собственные пределы и «разлиться» в дискурсивном пространстве. Поэтому, время как длительность (и текст как длительность) может быть постигнуто только в целостной «одновременности».

Нелинейность и длительность являются теми основными принципами, на которых строится гипертекст как способ репрезентации дискурса в эпоху компьютеров. Именно увеличение доли нелинейности, на наш взгляд, способствовало оформлению этой идеи в устойчивый и повсеместно распространяющийся феномен.

Нелинейность как одна из характеристик дискурса, присутствовала в различных вариантах в архаических формах текста, в средние века, в эпоху Возрождения, один из вариантов нелинейности присутствует и в нынешнее время. Гипертекст, возникнув в соответствии с определенными условиями, является формой, соответствующей мышлению современности, мышлению, которое определяется рассредоточенными мировоззренческими установками, отсутствием единой идеологии так же, как и электронными технологиями и ощущением «позитивно-гуманитарного» разрыва.

Список литературы диссертационного исследования кандидат социологических наук Купер, Инна Робертовна, 2001 год

1. Автономова Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках. М.: Наука, 1977. - 272 с.

2. Английская поэзия в русских переводах (XIV XIX века). Сб./Сост. М.П. Алексеев, В.В. Захаров. - М.: Прогресс, 1981. - 684 с.

3. Арутюнова Н.Д., Падучева Е.В. Истоки, проблемы и категории прагматики // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. -Вып. 16. - 410 с.

4. Ахундов М.Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М.: Наука, 1982. - 360 с.

5. Барт Р. S/Z. М.: Ad Marginem, 1993. - 195 с.

6. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989.-616 с.

7. Барт Р. Мифологии. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. - 312 с.

8. Барт Р. Основы семиологии // Структурализм: «за» и «против». -М.: Прогресс, 1975.-471 с.

9. Барт Р. Писатели и пишущие // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. — М.: Прогресс, 1989. 616 с.

10. Барт Р. Структурализм как деятельность // Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика. -М.: Прогресс, 1989. 616 с.

11. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Вопросы литературы и эстетики. -М.: Искусство, 1975. 502 с.

12. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 415 с.

13. Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Киев.: NEXT, 1994. - 508 с.

14. Белл Д. Социальные рамки информационного общества // Новая технократическая волна на Западе. Сб. / Сост. П. С. Гуревич. М.: Прогресс, 1986.-451 с.

15. Белла Р. Социология религии // Американская социология. М.: Прогресс, 1972. - 392 с.

16. Бергсон А. Время и свобода воли. М.: Academia, 1910. - 95 с.

17. Бергсон А. Длительность и одновременность. Пг.: Academia, 1923. -110 с.

18. Бергсон А. Собрание сочинений: В 5 т.. Т. 1. Творческая эволюция. Спб.: Просвещение, 1913. - 240 с.

19. Библер B.C. От наукоучения к логике культуры: Два философских введения в двадцать первый век. - М.: Политиздат, 1990. - 413 с.

20. Блок М. Феодальное общество // Блок М. Апология истории, или ремесло историка. М.: Наука, 1986. - 256 с.

21. Борхес Х.Л. Оправдание вечности. М.: ДИ-ДИК, 1994. - 552 с.

22. Борхес Х.Л. Письмена Бога. М.: Республика, 1994. - 510 с.

23. Борхес Х.Л. Проза разных лет: Сборник. М.: Радуга, 1989. - 320 с.

24. Вайнштейн О.Б. Homo deconstructivus: философские игры постмодернизма // Апокриф. 1993. - № 2.

25. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. - 808 с.

26. Верлен Поль, Рембо Артюр, Малларме Стефан. Стихотворения, проза. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998. - 736 с.

27. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций. М.: REFL-book, Киев, 1994. - 220 с.

28. Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М.: Гнозис, 1994. - 520 с.

29. Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М.: Гнозис, 1994. -520 с.

30. Гессе Г. Игра в бисер. Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 1991. - 464 с.

31. Гилберт Дж. Н., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: Социологический анализ высказываний ученых. М.: Прогресс, 1987. - 269 с.

32. Горфункель А.Х. Философия эпохи Возрождения. М.: Высшая школа, 1980.-210 с.

33. Гудков Л.Д., Дубин Б.В. Литература как социальный институт. Статьи по социологии литературы. -М.: Новое литературное обозрение, 1994. -352 с.

34. Дайзард У. Наступление информационного века // Новая технократическая волна на Западе. Сб. / Сост. П.С. Гуревич. М.: Прогресс, 1986. -451 с.

35. Дейк Т. А., ван. Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989.-312 с.

36. Демьянков В.З. «Теория речевых актов» в контексте современной зарубежной лингвистической литературы (обзор направлений) // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. -М.: Прогресс, 1986. -424 с.

37. Добиаш-Рождественская O.A. История письма в средние века. М., Л.: Изд-во академии наук СССР, 1936. - 135 с.

38. Дюркгейм Э. Представления индивидуальные и представления коллективные // Дюркгейм Э. Социология. -М.: Канон, 1995. 352 с.

39. Дюркгейм Э. Социология. М.: Канон, 1995. - 352 с.

40. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. М.: Изд-во Моск. гос. ун-та, 1987. - 512 с.

41. Иванов Вяч. Вс. Хранение информации в раннеписьменном и бесписьменном обществе // Иванов Вяч.Вс. Избранные труды. М.: Яз. рус. культуры, 1999. - 870 с.

42. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. -М.: Интрада, 1996. -255 с.

43. История теоретической социологии: В 4 т.. Т. 3. М.: Канон, 1998.-442 с.

44. Как мы пишем: Очерки технологии лит. мастерства. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, [1930]. - 217 с.

45. Койре А. Очерки истории философской мысли. М.: Прогресс, 1985.-285 с.

46. Кондорсе Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума. М.: Соцэкгиз, 1936. - 120 с.

47. Колосов Н.Е. Замкнутая вселенная символов: к истории лингвистической парадигмы // Социологический журнал. 1997. - № 4.

48. Костюкович Е. От переводчика. Вступление к роману У. Эко «Остров Накануне» // Иностранная литература. 1999. - № 2.

49. Крол Э. Все об Интернет. Киев: Торгово-издательское бюро BHV, 1995. - 591 с.

50. Культура эпохи Возрождения и реформация. М.: Наука, 1981. -520 с.

51. Лакаев A.C., Субботин М.М., Сарычев В.М. Новый класс интеллектуальных технологий структурные аналитические технологии. - URL: <http://www.hintech.ru/articlesr.htm>

52. Леви-Стросс К. Мифологичные. I. Сырое и вареное // Семиотика и искусствометрия. М.: Мир, 1972. - 375 с.

53. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.: Институт экспериментальной социологии; Спб.: Алетейя, 199В. - 160 с.

54. Лихачева В.Д. Искусство книги. Константинополь. XI век. М.: Наука, 1976. - 215 с.

55. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек текст - семи-осфера - история. - М.: Яз. рус. культуры, 1996. - 464 с.

56. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // Социо Логос. Сб. / Сост. В.В. Винокуров, А.Ф. Филиппов. - М.: Прогресс, 1991.-480 с.

57. Луман Н. Что такое коммуникация // Социологический журнал. -1995. -№3.

58. Мангейм К. Идеология и утопия. М.: ИНИОН, 1976. - 312 с.

59. Махов А.Е. Черед бросать кости // Апокриф. 1993. - №2.

60. Мид Дж. От жеста к символу // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Издание Международного Университета Бизнеса и Управления, 1996. - 560 с.

61. Моль А. Социо динамика культуры. М.: Прогресс, 1973. - 408 с.

62. Набоков Вл. Собрание сочинений американского периода. В 5 т.. Т. 3. СПб.: Симпозиум, 1997. - 704 с.

63. Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. История: миф, время, загадка. М.: Гнозис, 1994. - 208 с.

64. Нестеров A.B. Гипертекст: тензорный подход // НТИ, сер. 2.-1991. -№8.

65. Овчинников В.Г. Автоматизированные гипертекстовые системы: назначение, архитектура и перспективы развития // НТИ, сер.1. 1990. -№ 12.

66. Огурцов А.П. Философия науки эпохи Просвещения. М.: Ин-т философии РАН, 1993. -213 с.

67. Остин Дж. Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1986. Вып. 17.-424 с.

68. Парсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Издание Международного Университета Бизнеса и Управления, 1996. - 560 с.

69. Парсонс Т. Система координат действия и общая теория систем действия: культура, личность и место социальных систем // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Издание Международного Университета Бизнеса и Управления, 1996. - 560 с.

70. Парсонс Т. Функциональная теория изменения // Американская социологическая мысль: Тексты. М.: Издание Международного Университета Бизнеса и Управления, 1996. - 560 с.

71. Першиков В.И., Савинков В.М. Толковый словарь по информатике М.: Финансы и статистика, 1995. - 544 с.

72. Подорога В. А. Выражение и смысл. М.: Ad Marginem, 1995. -427 с.

73. Подорога В.А. Философское произведение как событие. Материалы «круглого стола» Постмодернизм и культура // Вопросы философии. 1993. -№3.

74. Пропп В. Морфология сказки. Репринт. JI.: Academia, 1928. -152 с.

75. Рассел Б. История западной философии: В 2 т.. Т.2. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1994. - 444 с.

76. Рассел Б. Человеческое познание. М.: Наука, 1957. - 310 с.

77. Религия и общество. Хрестоматия по социологии религии. Ч. 2. -М.: Наука, 1994. 204 с.

78. Семеновкер Б.А. Библиографические памятники Византии. М.: Археогр. центр, 1995. - 222 с.

79. Сепир Э. Коммуникация // Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993.-656 с.

80. Серль Дж. Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - 424 с.

81. Современная западная теоретическая социология. Реф. сборник. / Вып. 1. Ю. Хабермас. -М.: ИНИОН, 1992. 134 с.

82. Сорокин П.А. Система социологии. В 2 т.. Т. 1. Социальная аналитика. -М.: Наука, 1993. -447 с.

83. Соссюр Ф., де. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977. -695 с.

84. Стросон П.Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. - 424 с.

85. Субботин М.М. Использование ЭВМ при построении содержательных рассуждений // НТИ. Сер. 2. 1986. - №11.

86. Субботин М.М. О логико-смысловом моделировании содержания управленческих решений // Научное управление обществом. М.: Мысль, 1980.-Вып. 13.

87. Субботин М.М. Итоги науки и техники. Сер. Информатика. Т. 18. -М.: ВИНИТИ, 1989.

88. Субботин М.М. Новая информационная технология: создание и обработка гипертекста // НТИ. Сер. 2. 1988. - №5.

89. Субботин М.М. Теория и практика нелинейного письма (взгляд сквозь призму «грамматологии» Ж. Деррида) // Вопросы философии. 1993. -№3. - с. 36-45.

90. Теория метафоры. Сборник. -М.: Прогресс, 1990. 512 с.

91. Тернер Дж. Структура социологической теории. М.: Прогресс, 1985.-471 с.

92. Тодоров Ц. Понятие литературы // Семиотика. Сб. / Сост. Ю.С. Степанов. М.: Радуга, 1983. - 639 с.

93. Толстой JI.H. Смерть Ивана Ильича // Толстой JI.H. Смерть Ивана Ильича: Повести и рассказы. JL: Худож. лит., 1983. - 304 с.

94. Топоров В.Н. О ритуале: Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках. Сб. / Сост. Л.Ш. Рожанский. М.: Наука, 1988. - 329 с.

95. Туровский М. Б., Туровская С. В. Мифология и философия как формы знания // Филосовские науки. 1991. - № 10.

96. Тынянов Ю. Н. О сюжете и фабуле в кино // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. -М.: Наука, 1977. 575 с.

97. Филиппов А.Ф. Социально-философские концепции Никласа Лу-мана // Социологические исследования. 1983. - № 2.

98. Франк Д. Семь грехов прагматики: тезисы о теории речевых актов, анализе речевого общения, лингвистике и риторике // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. - 424 с.

99. Фреге Г. Смысл и денотат // «Семиотика и информатика». М.: Наука, 1977.-Вып. 7.

100. Фрэнк Д. Пространственная форма в современной литературе // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. М.: Изд-во Моск. гос. ун-та, 1987. -512 с.

101. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Спб.: А-cad, 1994.-408 с.

102. Хейзинга И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. М.: Изд. группа «Прогресс», «Прогресс-Академия», 1992. - 464 с.

103. Хоружий С. Вместо послесловия // Джойс Д. Улисс: Роман. М.: Республика, 1993. - 671 с.

104. Хюбнер К. Истина мифа. М.: Республика, 1996. - 448 с.

105. Шкловский В. Художественная проза. Размышления и разборы. -М.: Советский писатель, 1959. 628 с.

106. ЭлиадеМ. Миф о вечном возвращении: Архетипы и повторяемость. Спб.: Алетейя, 1998. - 249 с.

107. Элиаде М. Священное и мирское. М.: Изд-во МГУ, 1994. - 143 с.

108. Элиаде М. Священные тексты народов мира. М.: КРОН-ПРЕСС, 1998.-621 с.

109. Эпштейн В.Л. Введение в гипертекст и гипертекстовые системы. -URL: <http://www.ipu.rssi.nj/publ/epstn.htm>

110. Эпштейн В.Л. Гипертекст новая парадигма информатики // Автоматика и телемеханика. - 1991. - №11.

111. Ярошевский М.Г. Психология творчества и творчество в психологии // Вопросы психологии. 1985. - № 6.

112. Aarseth Е. Cybertext. Perspectives on ergodic literature. Baltimore; London: John Hopkins Univ. press, 1997. - 203 p.

113. Amigoni D. Victorian biography. Intellectuals and the ordering of discourse. -N.Y.: Harvester Wheatsheaf, 1993. 195 p.

114. Balasubramanian V. State of the art review on hypermedia issues and applications.

115. URL: <http://www.isg. sfu. ca/~duchier/misc/hypertextreview/index.html>

116. Balestri D. Softcopy and hard: word processing and writing process // Academic computing. 1988. - vol. 2. - N 5.

117. Bolter J.D. The idea of literature in the electronic medium // Topic. -1985. № 36.

118. Bolter J.D. Writing space: the computer, hypertext and the history of writing. Hillsdale, New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates, 1991. - 258 p.

119. Bush V. As we may think // Atlantic Monthly. 1945. - vol. 176. - N 1. -p.101-108.

120. Conklin J. Hypertext: introduction and survey // Computer. 1987. -vol. 20,-N9.

121. Conservative protestant childrearing: authoritarian or authoritative? // American sociological review. 1998. - vol. 63. - N 6.

122. Coulthard M. An introduction to discourse analysis. London; New York: Longman, 1985. - 208 p.

123. Derrida J. Of grammatology. Baltimore; London: John Hopkins Univ. press, 1998.-360 p.

124. Dijk van T.A. Handbook of discourse analysis. Vol. 2. Introduction: levels and dimensions of discourse analysis. London, etc.: Academic Press, 1985. -354 p.

125. Dijk van T.A. Ideology: a multidisciplinary approach. London: Sage, 1998.-301 p.

126. Douglas J.Y. Social impacts of computing: the framing of hypertext revolutionary for whom? // Social science computer review. 1993. - vol. 2. - N 4.

127. Durkheim E. The elementary forms of the religious life. Glencoe, 111.: Free Press, 1947. - 292 p.

128. EJB: Electronic journal of biotechnology. URL: <http://ejb.ucv.cl>

129. Engelbart D., Watson R. The augmented knowledge workshop // Computer Networking. / Ed. by R. Blanc, I. Cotton. N. Y.: IEEE Press, 1976. - 320 p.

130. Engelbart, D.C. A conceptual framework for the augmentation of man's intellect // Vistas in information handling, vol. 1. Washington D.C.: Spartan Books, 1963.-272 p.

131. Gilyarevski R.S., Subbotin M.M. Russian experience in hypertext: automatic compiling of coherent texts // J. of the American Society for Information Science. 1993. - №4. - p.185-193.

132. Harpold T. Conclusions // Hyper/text/theory. / Ed. by G. Landow. Baltimore: John Hopkins Univ. Press, 1994. - 381 p.

133. Johnson-Eilola J. Control and the cyborg: writing and being written in hypertext // Journal of advanced composition. 1993. - vol. 13. - N 2.

134. Joyce M. Storyspace as a hypertext system for writers and reader of varying ability // Proceedings of Hypertext'91, 3rd international ACM conference on hypertext. San-Antonio, Texas: ACM press, 1991.

135. Landow G.P. Hypertext: the convergence of contemporary critical theory and technology. Baltimore; London: The John Hopkins Univ. Press, 1992. -242 p.

136. Lanham R.A. The electronic word: democracy, technology and the arts. -Chicago: Univ. of Chicago press, 1993. 325 p.

137. Lanham R.A. The electronic word: literary study and the digital revolution // New literary history. 1989. - vol. 20.

138. McLuhan M. The Gutenberg galaxy: the making of typographic man. -Toronto: Univ. of Toronto press, 1972. 450 p.

139. McLuhan M., Powers B. The global village: Transformations in world life and media in the 21st century. New York: Oxford University Press, 1989. - 220 p.

140. Merton R.K. Science, technology and society in 17th century England. -N.Y.: Harper and Row, 1970. 360 p.

141. Nelson T.H. Computer Lib/Dream machines. Sausalito, CA: Mindful Press, 1974.-210 p.

142. Nelson T.H. Opening hypertext: a memoir // Literacy online. / Ed. by M.C. Tuman. Pittsburgh: Univ. of Pittsburgh press, 1992. - 340 p.

143. Nelson T. Literary machines. Sausalito, CA: Mindful Press, 1993. -191 p.

144. Normative versus social constructivist processes in the allocation of citations: a network-analytic model // American sociological review. 1998. - vol. 63. -N6.

145. Proceedings of Hypertext'87, 1st ACM International conference on hypertext. Chapel Hill: Univ. of North Carolina press, 1987.145. Project Xanadu. URL:http://www. sfc.keio. ac.jp/~ted/XU/XuPageKeio.html>

146. Searle J. The construction of social reality. N.Y.: Free Press, 1995. -290 p.

147. Snyder I. Beyond the hype: reassessing hypertext // Page to Screen. / Ed. by I. Snyder. London: Rutledge, 1998. - 260 p.

148. The continuing significance of race revisited: a study of race, class, and quality of life in America, 1972 to 1996 // American sociological review. 1998. -vol. 63.-N 6.

149. The Encyclopedia of Language and Linguistics, vol. 3. England: Per-gamon press, 1994.

150. The New Encyclopedia Britannica, 15-th edition. Chicago: Chicago press, 1994.

151. Trigg R. A network-based approach to text handling for the online scientific community. Chapter 4. URL:http://www.parc.xerox.com/spl/members/trigg/thesis/thesis-chap4.html>

152. Yankelovich N., Meyrowitz N., Van Dam A. Reading and writing the electronic book// Computer. 1985. -№10.1. РОССЯЙСО.»'.ш е