Формы "религиозного синкретизма" в Китае тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.13, кандидат философских наук Зельницкий, Александр Дмитриевич

• Зельницкий, Александр Дмитриевич
• кандидат философских наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат философских наук Зельницкий, Александр Дмитриевич

Введение.

Глава

Три учения» и социокультурные предпосылки их взаимодействия

§1 «Три учения» в системе официальной идеологии древнего и имперского

Китая.

§2. Отношение к «трем учениям» представителей образованной элиты

§3. «Три учения» в системе популярных верований.

Глава

Механизм даосско-буддийского взаимодействия и формирование концепции «единства трех учений»

§1. Ранний этап (1-111 вв.). Первоначальная рецепция буддизма и ранние формы взаимной адаптации.

§2 Даосизм и буддизм в эпоху Шести династий (IV—VII вв.).

§3 Даосско-буддийское взаимодействие в духовной жизни империи Тан (618— 907).

§4 Даосско-буддийское взаимодействие в духовной жизни Китая XII—XVI вв.

Глава

Особенности использования буддийской фразеологии и терминологии в даосских текстах XVIII века. (На примере текста Лю Хуаяна «Канон мудрости и жизненности» (Хуэй мин цзин))

§1. Трактат «Хуэй-мин цзин»: общая характеристика.

§2. Соотношение даосских и буддийских элементов в вопросах нравственно-нормативного характера.

§3. Соотношение даосских и буддийских элементов в вопросах практики и ее результатов.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Формы "религиозного синкретизма" в Китае»

Обоснование темы исследования. Предлагаемая работа посвящена проблемам феномена «религиозного синкретизма», как он до сих пор определяется в мировом китаеведении, который справедливо признается одним из наиболее самобытных и загадочных явлений духовной жизни самого Китая и стран Дальневосточного региона в целом. Речь идет о возможности сосуществования в одном и том же этно- и социокультурном пространстве различных религиозно-идеологических форм во главе с конфуцианством, даосизмом и буддизмом, которые признаются в традиции и в науке ведущими для Китая идеологическими системами с их обозначением как «три учения» (санъ цзяо). По мнению многих исследователей, именно феномен «религиозного синкретизма» наиболее адекватно отражает ментальные особенности китайцев и своеобразие их мировосприятия, во всяком случае, на заключительном этапе истории существования китайского имперского общества (эпоха Цин, ХУН-нач. XX вв.). Совокупность явлений, описываемых в современной науке через указанный термин, продолжает существовать и сегодня.

Таким образом, изучение феномена «религиозного синкретизма» является насущно необходимым условием для понимания, как истории развития и типологических особенностей традиционной культуры Китая, так и духовной жизни современного китайского общества.

Актуальность исследования обусловлена следующими существенными факторами

Во-первых, расширение источниковедческой базы, выявление ранее малоизвестных фактов религиозной политики имперского Китая и реалий, относящихся к ранним периодам истории местной цивилизации, потребовали корректировки многих принятых в науке стереотипов, касающихся характера духовной культуры Китая и отдельных религиозных традиций и форм. В том числе все более очевидной становится неправомерность до сих пор продолжающейся практики констатации хаотичности и неупорядоченности верований китайцев.

Во-вторых, нуждаются в уточнении социокультурные параметры самого феномена «религиозного синкретизма», который до сих пор рассматривается преимущественно в приложении к религиозным традициям низовых слоев китайского населения.

В-третьих, дополнительную научную остроту всем вопросам, связанным с государственной религиозной политикой и религиозным мировосприятием китайцев, придают факты сегодняшней жизни Китая и особенности современной геополитической ситуации. Имеются в виду, с одной стороны, новые всплески «сектантских движений», примером чего служит деятельность секты «Фалунь гун». С другой стороны, стремительное усиление кросскультурного взаимодействия Китая с другими странами создает благоприятные условия для распространения местных религиозных форм по всему миру.

Степень разработанности проблемы. Феномен «религиозного синкретизма» находится в центре внимания исследователей с момента возникновения китаеведения как самостоятельной научной дисциплины. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что до сих пор отсутствуют четкие дефиниции данного феномена. Налицо, по меньшей мере, два относительно самостоятельных подхода, которые начали складываться еще во второй половине XIX - нач. XX вв. В первом из них под «религиозным синкретизмом» понимаются преимущественно популярные (низовые) верования, включая и те идеологические формы, что получили название «синкретических религий». Показательный пример - исследования де Гроота1. Это, объясняется, видимо, тем, что духовная жизнь Китая воспринималась учеными того времени через призму конфуцианства. А главную специфику местной социально-политической и культурной действительности они усматривали в сектантских движениях, которые, к

•у тому же, активно противостояли влиянию на Китай Европы .

В другом подходе преимущественное внимание уделяется взаимодействию конфуцианской, буддийской и даосской традиций, но в их «классическом» виде, т.е. применительно к их теоретическим выкладкам и организационным структурам. О принципиальных различиях между указанными подходами лучше всего свидетельствует позиция выдающегося французского исследователя Анри Масперо: «Принято говорить, что у китайцев есть три религии - конфуцианство, буддизм и даосизм и что это означает не то, что одни являются даосами, другие буддистами, а третьи -конфуцианцами, но то, что китайцы на индивидуальном уровне являются последователями всех трех религий в одно и тоже время. Это одно из самых распространенных ложных представлений о Китае. В действительности все совершенно иначе. Китайцы, не более чем мы сами (то есть европейцы-^.3.) способны одновременно быть последователями трех очевидно различных религиозных систем»3.

Очевидно, что, во-первых, А. Масперо решительно отделяет популярные верования от «трех учений». Во-вторых, сводит разбираемый феномен исключительно к сфере религиозности. В-третьих, однозначно соотносит его только с религиозными представлениями низовых слоев китайского общества. Такая позиция в целом оказывается свойственной всей западной и отечественной синологии, так как она опирается на объективные особенности религиозной жизни Китая. Хорошо известно, что китайцы в основной своей массе не имеют четкой определенности по поводу своего

1 Groot, de The Religious Systems of China. Vol. 1-6., Leiden, 1872-1921.

2 Тертицкий KM. Китайские синкретические религии в XX в. М., 2000., С. 363. вероисповедания и конфессиональной принадлежности4. Именно данное обстоятельство не позволяло поначалу ясно различать соотношение в религиозной жизни широких слоев китайского населения локальных и государственных культов, а также верования и практики, идущие от даосизма и буддизма. Когда же такого рода различия стали доступными пониманию европейских исследователей, перед ними неизбежно встал вопрос о причинах подобной «аморфности» религиозного сознания большинства китайского населения, включая безразличие к религиозным институциям. В результате и была сформулирована концепция «религиозного синкретизма», как определяющей черты религиозной жизни китайского народа.

В отечественной науке тема «религиозного синкретизма» затрагивалась уже первыми исследователями китайской культуры. Так, уже Н.Я. Бичурин, отмечал, что: «Маньчжуры, кроме шаманской религии, следуют обрядам всех других религий, терпимых в Китае законом. У них на каждой процессии нередко бывают монахи трех религий, идущие в некотором отдалении одни от других»5. На ту же особенность настойчиво указывает и ак. В.М. Алексеев: «Народ не разбирается в генезисе тех духов и святых, которым молится. Он рассматривает их как незримых чиновников, имеющих власть над душой и сердцем человека <.> и поэтому ищет заступничества у самых различных духов»6. Очевидно, что В.М. Алексеев пытался дать объяснение наблюдаемому явлению. Кроме того, отечественные исследователи отмечали факт смешения различных верований и культов не только в простонародной среде, но и в религиозной жизни высших слоев общества, а также в собственно даосской и буддийской обрядности. Например, И.Г. Баранов уделяет особое внимание буддийскому монастырю в Ашихэ, имеющему

3 Maspero Н. The Mythology of Modern China // Asiatic Mythology. A Detailed Description and Explanation of the Mythologies of All the Great Nations of Asia., N-Y., 1964., P. 252.

4 Тертицкий K.M. Ук. соч., С. 26-28. См. также: Баранов И.Г. По китайским храмам Ашихэ // Верования и обычаи китайцев. М., 1999., С. 120 - 130.

5 Бичурин И. Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение. СПб., 1840., С. 393. Под «тремя религиями» в данном случае имеются в виду китайский буддизм, тибетский буддизм и даосизм.

6 Алексеев В.М. В старом Китае. Дневник путешествий 1905 - 1907 годов. М., 1958., С. 51. название «Храм трех императоров» («Саньхуанмяо»), который был в действительности посвящен не персонажам буддийского пантеона, а древним китайским божествам-государям, Фу-си, Шэнь-нуну (Божественный п земледелец) и Хуан-ди (Желтый император) .

Тем не менее, «религиозный синкретизм» по-прежнему рассматривался отечественными учеными в качестве принадлежности простонародной духовной культуры. По словам, В.М. Алексеева: «. китайский народ с потрясающим добродушием и примечательным безразличием синкретизировал» все основные религиозные течения в Китае8, и для китайца все божества одного рода, они все - духи (шэнъ)9. Одновременно он применял термин «синкретизм» преимущественно для народной, в его терминологии, религии10.

Концепция «синкретизма», сложившаяся в исследованиях классиков отечественного китаеведения, разделяется и некоторыми современными российскими учеными. Например, K.M. Тертицкий в своей книге, посвященной синкретическим религиям в Китае, говорит, что: «В целом религиозную принадлежность большинства китайцев можно определить как приверженность комплексу синкретических народных верований или "народной религии"»11.

Во второй половине XX в. наиболее часто к проблемам «религиозного синкретизма» отечественные ученые обращались при изучении сектантских движений, ставших одним из центральных объектов исследований в советском китаеведении, так как они обычно носили антиправительственный характер и нередко инициировали народные восстания. Назовем работы Г.Я. Смолина12, Е.Б. Поршневой13, Э.С. Стуловой14, В.В.

7 Баранов И.Г. Ук. соч., С. 144 - 155. Алексеев В.М. У к. соч., С. 94.

9 Там же, С. 32.

10 Алексеев В. М. Китайская народная картина. М., 1966., С. 157. В этой работе также приводятся многочисленные примеры смешения образов божеств, институтов и т. п.

11 Тертицкий K.M. У к. соч. С., 22

12 Смолин Г.Я. Они бросили вызов Небу. T. 1 -2., СПб., 1998-2000.

Малявина15. Однако в подавляющем большинстве случаев авторы ограничиваются приведением соответствующего фактического материала и анализом влияния на идеологию сектантских движений отдельных религиозно-философских систем без попыток теоретического осмысления самого по себе разбираемого феномена. Единственным на сегодняшний день в отечественной науке специальным исследованием, посвященным именно «синкретическим религиям», причем, вне их связи с народными восстаниями является уже упоминавшаяся монография K.M. Тертицкого. Но и она носит в большей степени обзорный, чем аналитический характер и не претендует на глубокий теоретический анализ феномена «религиозного синкретизма» как такового.

Что касается исследований «трех учений» в интересующем нас аспекте, то они занимают относительно скромное место в отечественном китаеведении, особенно, по сравнению с работами, посвященными отдельно конфуцианству, даосизму и буддизму. Хотя и в этих работах постоянно поднимаются и обсуждаются вопросы взаимовлияния данных учений, что мы видим, в первую очередь, в исследованиях А.И. Кобзева (на материале истории развития конфуцианства)16, Е.А. Торчинова (на материале истории развития даосской, буддийской традиций, а также эпизодов даосско

1 7 буддийского взаимодействия) , М.Е. Ермакова (при анализе ранних форм

1 & китайского простонародного буддизм) . Вопросы места и роли «трех учений» и принципов их сосуществования в социально-политической и культурно-религиозной жизни китайского общества на отдельных

13 Поршнева Е.Б. Учение «Белого лотоса» - идеология народного восстания 1796 - 1804. М., 1972; Она же. Религиозные движения позднесредневекового Китая. Проблема идеологии. М., 1991.

14 Стулова Э.С. Баоцзюань о Пу-мине (исследование, текст, русский перевод). М., 1972.

15 Малявин В. В. Феномен синкретических религий в Китае // Проблемы Дальнего Востока., № 6., 1992.

16 Кобзев А.И. Учение Ван Ян-мина и классическая китайская философия. М., 1983.

17 Торчинов Е.А. Даосско - буддийское взаимодействие (теоретико-методологические проблемы исследования) // Народы Азии и Африки, 1982., № 2; он же Даосизм (опыт историко-религиоведческого описания). СПб., 1998; он же Введение в будцологию. Курс лекций. СПб., 2000.

18 Ермаков М.Е. Мировоззренческий комплекс в культуре китайского простонародного буддизма (по материалам письменных памятников IV-VI вв.). Автореферат на соискание ученой степени доктора исторических срезах затрагиваются также в исследованиях В.В. Малявина19 и A.C. Мартынова , К.Ю. Солонина , М.Е. Кравцовой . Особого внимания, в контексте проводимого исследования, заслуживают наблюдения A.C. Мартынова, выдвинувшего идею единства «трех учений», исходя из особого отношения к ним государства; объяснения феномена «китаизации буддизма», предложенные Е.А. Торчиновым и К.Ю. Солонининым, исходя, соответственно, из общих тенденций развития культур Индии и Китая (принцип конвергенции) и из особенностей китайского типа способа мышления; выводы о влиянии «трех учений» на духовную жизнь (включая поведенческие стереотипы) представителей образованной элиты китайского имперского общества, сделанные В.В. Малявиным и М.Е. Кравцовой. Отдельного упоминания заслуживает и монография Вэнь Цзянь и JI.A. Горобец, посвященная современному даосизму, где вопрос «религиозного синкретизма» затрагивается в связи с рассмотрением бытования даосизма в современном китайском обществе23.

Схожая ситуация наблюдается и в зарубежном китаеведении, где тоже отчетливо выделяются исследования в области синкретических религий и народных верований и в области взаимодействия «трех учений».

Проблема взаимодействия «трех учений» была поднята еще А. Масперо, решившим ее в русле сугубо прагматического отношения к религии философских наук. СПб., 1993; он же. Мир китайского буддизма. По материалам коротких рассказов IV-VI вв. СПб., 1994.

19 Крюков М.В., Малявин В.В., Сафронов М.В. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М., 1987; Малявин В.В. Китай в XVI - XVII в. М., 1995; он же. Гибель древней империи. М., 1983.

20 Мартынов A.C. Государство и религия на Дальнем Востоке // Буддизм и государство на Дальнем Востоке. М. 1987. С.

21 Солонин К.Ю. Оправдание бытия. Заметки о китайской религиозности // Кунсткамера, 1999., № 12.

22 Кравцова М.Е. Поэзия древнего Китая. Опыт культурологического анализа. СПб, 1994; она же. Буддизм в мировоззрении аристократии раннесредневекового Китая // Буддийский взгляд на мир. СПб, 1994. С.; она же. История культуры Китая. Учебное пособие. СПб., 1999, Гл. 5; она же. Поэзия вечного просветления. М., 2001., Ч. 2, Гл. 4-6; она же. История искусства Китая. Учебное пособие. СПб., 2004., Гл. 7.

23 Вэнь Цзянь, Горобец J1.A. Даосизм в современном Китае. СПб., 2005. в Китае24. В дальнейшем связанные с ней вопросы затрагивались в работах Ливии Кон25, Джудит Берлинг26, Юй Чунь-фан27, Кристин Молье28.

Что касается исследований в области синкретических религий, то здесь следует в первую очередь назвать монографию Дэниела Овермейера , а также серию публикаций в журнале «Современный Китай», подготовленную

Ричардом Шеком, Стивеном Хэрилом и Элизабет Дж. Перри.30 В целом точки зрения зарубежных ученых мало чем отличаются от мнений отечественных специалистов. Наибольшим признанием в европейской синологии пользуется теория «религиозного синкретизма», разработанная

Джудит Берлинг, согласно которой такого рода явления возникают в региональной религиозной традиции в случае необходимости сопротивления натиску со стороны «внешней» традиции, в результате чего складывается 1 новое целое, включающее в себя местные и заимствованные элементы . Схожей точки зрения придерживается Юй Чунь-фан, но она склонна подчеркивать творческие возможности синкретизма. Сравнительно недавно также стали появляться работы, в которых исследуется процесс формирования государственного и популярного божественного пантеонов .

Несмотря на все достижения отечественного и зарубежного китаеведения в области изучения феномена «религиозного синкретизма»,

24 Maspero H. Le Taoism et les religion chinois. P., 1972.

25 Kohn L. Earley Chinese Mysticism. N-Y., 1995; она же. Daoism and Chinese Culture. Cambridge, 2001.

26 BerlingJ. The syncretic religion of Lin Chao-en. N-Y., 1980; Lin Ts'un-yan, BerlingJ. The "Three Teachings" in the Mongol - Yuan period // Yuan Thought. Chinese Thought and Religions Under the Mongols. N-Y., 1982.

27 Yu Chun-fang. The Renewal of Buddhism in China. Chu-hung and the Late Ming Synthesis. N-Y., 1981.

28 Mollier Ch. Une apocalypse taoist du V— siècle. Le livre des incantation divine des grottes abyssales. Paris, 1990.

29 Overmeyer D. Alternative: popular religions sects in Chinese society. L., 1981.

30 Sheck R, Haril S., Perry E. J. An International Quartley of History and Social Science. The syncretic sects of China // Modem China., Vol 8., 1982., M» 2-3.

31 BerlingJ. Op. cit. P. 10-11. Кроме того, в статье, написанной совместно с Линь Цуньяном, и посвященной положению даосов, конфуцианцев и буддистов в период монгольского владычества, Джудит Берлинг выдвигает тезис, согласно которому обоснование единства «трех учений», встречающееся в текстах того периода, и принадлежащее в основном представителям даосского и китайско-буддийского духовенства, следует рассматривать как прием, позволяющий обосновать равное право на покровительство властей всех «трех учений»: Lin Ts'un-yan. Op. cit.

32 Hausen V. Changing Gods in Medieval China 1127-1277., Princeton, 1990. многие фундаментальные вопросы, связанные с определением природы и сущности этого феномена остаются открытыми в науке.

Во-первых, остается до конца не ясной правомерность применения термина «религиозный синкретизм» для определения как эпизодов взаимодействия «трех учений», так и отдельных культурно-идеологических реалий. Сказанное относится, в первую очередь, к конкретным культам, получившим наибольшее распространение в популярных верованиях.

Во-вторых, до сих пор точно не установлены границы и социокультурные сферы проявления «религиозного синкретизма»: имеем ли мы дело с феноменом, присущим исключительно культурным традициям низовых слоев населения, или с типологической особенностью всей духовной культуры Китая.

В-третьих, неизбежно возникает вопрос о времени возникновения разбираемого феномена: соотносится ли он с моментом утверждения «трех учений» или же восходит к каким-то культурно-религиозным традициям более древних исторических эпох.

Кроме того, до сих пор не предпринималось попыток рассмотреть процессы, происходившие в религиозной жизни Китая на различных социокультурных уровнях местного общества, в их содержательном единстве.

Указанные лакуны предопределили цель и задачи предлагаемого исследования.

Цель и задачи диссертации. Главная цель предлагаемого исследования заключается в определении природы и сущности «религиозного синкретизма» как универсального явления культуры Китая.

Заявленная цель исследования конкретизируется в следующих научных задачах.

1. Выявление культурно-религозных предпосылок возникновения феномена «религиозного синкретизма» и его типологических особенностей путем анализа места и роли «трех учений» на уровне трех главных социокультурных страт китайского имперского общества: на уровне государственной идеологии, популярных верований и личных мировоззренческих позиций представителей образованной элиты.

2. Определение внутренних закономерностей формирования данного феномена через анализ механизма взаимодействия даосской и китайско-буддийской традиций.

3. Уточнение специфики даосско-буддийского взаимодействия на завершающем этапе формирования феномена «религиозного синкретизма» на материале содержательных и лексико-терминологических особенностей оригинальных текстов (трактат Лю Хуаяна «Хуэй мин цзин»).

Методологическая основа исследования. В работе использовалось несколько методов. За основу были взяты метод историко-культурологического исследования, согласно которому каждый объект должен рассматриваться в условиях своего исторического бытия и в рамках соответствующего культурного контекста; и культурно-семиотический подход к феноменам религиозного сознания, предполагающий их осмысление в качестве элементов целостного идейного континуума и с учетом историко-политических и социально-психологических факторов. Принципиально важно, что методологические принципы обоих указанных подходов были заложены уже в трудах классиков отечественного китаеведения (ак. В.П. Васильев, ак. В.М. Алексеев) и затем разрабатывались в исследованиях многих ученых, в том числе М.Е. Ермакова, М.Е. Кравцовой, Е.А. Торчинова.

При работе с оригинальными текстами был использован метод семантического анализа.

Источниковедческую базу исследования составляют тексты из собрания «Дао цзан цзин хуа лу», современной онтологии текстов «Даосского канона» {Дао цзан), отражающие различные этапы развития даосской традиции, а также переводы китайских буддийских текстов и текстов классического конфуцианского наследия, выполненные ведущими советскими и российскими китаеведами.

Новизна исследования. В ходе реализации задач исследования были достигнуты следующие принципиально новые результаты:

-Выявлены модели взаимодействия различных идеологических систем и религиозных форм (на материале системы официальной идеологии) и показано структурообразующее воздействие этих моделей на культурные традиции и непосредственно религиозную жизнь представителей * образованной элиты и низовых слоев китайского имперского общества.

- Определены базовые параметры и типологические особенности феномена «религиозного синкретизма» как универсального явления духовной культуры Китая.

- Установлены закономерности государственной политики по отношению к даосским школам и буддийской сангхе

Впервые в отечественной гуманитарии проведен комплексный анализ истории взаимодействия «трех учений» в аспекте рассмотрения типологических особенностей и сущности «религиозного синкретизма».

- Выявлены факторы формирования популярных верований как особого религиозного комплекса и выделены его внутренние системообразующие принципы.

- Введен в научный оборот оригинальный письменный памятник (Хуэй-мин цзин) с проведением его лексико-терминологического анализа.

Практическая значимость исследования. Содержащиеся в диссертации теоретические выводы и фактические материалы намного расширяют научные представления об особенностях формирования, как государственной идеологии, так и различных систем верований, развивавшихся в рамках культуры имперского Китая. Полученные результаты могут быть продуктивно использованы при проведении дальнейших исследований в данной области и при подготовке программ различных курсов для специальностей «религиоведение», «культурология», «философия» и «регионоведение (Китая)». Материалы исследования позволяют создать лекционные и семинарские спецкурсы по истории культуры Китая, по истории религий дальневосточного региона, а также по особенностям формирования государственной идеологии Китая имперского периода. Результаты работы представляют интерес для создания энциклопедических и справочных изданий религиоведческого и философского характера.

Апробация диссертации. Основные положения работы получили отражение в сообщениях на конференциях «Путь Востока» 2000, 2001, 2003 и 2004 годов; на научной конференции «Вторые Торчиновские чтения», СПб, 2005, а также в публикациях в журналах «Вестник РХГИ» и «Религиоведение».

Объем и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка привлеченной к исследованию литературы. Объем диссертации 146 страниц текста, библиографический список включает в себя 139 наименований источников на русском, английском, французском и китайском языках.

Заключение диссертации по теме «Философия и история религии, философская антропология, философия культуры», Зельницкий, Александр Дмитриевич

Заключение

Подводя итоги изложенному в работе, следует сделать замечание, что выводы, приведенные ниже, носят предварительный характер, поскольку для полного раскрытия содержательной стороны рассмотренных культурных форм и практик требуется дальнейшее углубленное изучение каждого из тематических блоков, выведенных в тексте.

Анализ государственной политики в области идеологических институтов показывает, что система государственной власти имела постоянную тенденцию к полному контролю процессов, связанных с формированием системы культов и практик. Формирующаяся система замыкалась на фигуру императора как стержневую. В его прерогативы входили не только задачи, связанные с экономической и социальной политикой, но и, как показывают проанализированные данные, непосредственное участие в создании и поддержке общегосударственной системы культов и практик, что проистекало из понимания фигуры императора как владыки Поднебесной, то есть «миродержца», лица, влияющего в первую очередь на процессы природно-космического порядка. Кроме того, очевидно, что центральной власти требовалась опора на традицию, в задачи которой входило бы формирование общей нравственной доктрины, каковая роль в наибольшей степени, в силу сложившихся исторических обстоятельств лучше всего подходила конфуцианству. При этом даже если в роли господствующей оказывалась какая-то иная традиция, то ей вменялось обязательное выполнение указанной роли.

Также, как следует из рассмотренного исторического материала, состав пантеона персонажей общегосударственного значения, являющийся основным регламентом популярных верований, полностью зависел от решения монарха.

На уровне бытия индивида были выявлены две четко различающиеся области деятельности: служба и досуг. В процессе выполнения служебных обязанностей индивид был обязан придерживаться регламента, большей частью выработанного и поддерживаемого также конфуцианской традицией. В период «праздного времяпрепровождения» было возможно поддерживать иные стандарты поведения, связанные с даосской и китайско-буддийской традициями, хотя также было возможно поддерживать модели поведения, поддерживаемые конфуцианством. Необходимо учесть также то обстоятельство, что поведенческие модели, поддерживающиеся конфуцианством, с определенного времени стали признаваться обязательными для мирских последователей даосизма и буддизма.

Анализ взаимодействия даосизма и буддизма, как традиций с большей степенью вероятности могущих быть квалифицированными в качестве религиозных показывает, что данный процесс носил частично вынужденный характер. Представители даосского и буддийского духовенства, находясь в едином культурном и политическом пространстве, стремясь заручиться поддержкой властей, периодически вступали в контакт друг с другом, зачастую в форме острого конфликта. Заимствования из буддийских текстов, фиксируемые в даосской литературе, во многом связаны с тем неопределенным положением, что занимал буддизм в начальный период рецепции китайской культурой, а отчасти с позицией самих представителей даосизма, полагавших, что буддийское учение является перифразом учения даосов.

При этом, как видно из анализа аутентичного даосского текста позднеимперского периода, содержательная сторона даосской доктрины, связанная с поисками индивидуального телесного бессмертия, не подверглась серьезной ревизии в результате обширных вкраплений буддийской лексики.

На основании вышесказанного можно заключить, что квалификация сложившейся в течение истории системы взаимоотношений властных структур, представителей образованной элиты и даосского и буддийского духовенства как «религиозного синкретизма» требует некоторой корректировки. Данная система, по видимому, не всегда может быть названа «религиозной» по той причине, что далеко не все компоненты, ее составляющие, носят религиозный характер. Это относится в первую очередь к конфуцианству, являющемуся этико-политической доктриной, а также к мировоззренческой позиции части образованной элиты, исключавшей как буддийскую установку на достижение пробуждения, так и даосскую веру в достижение телесного бессмертия. То, что ритуальная сторона, в том числе связанная с почитанием предков зачастую толковалась с чисто прагматико-рационалистических позиций, тоже хорошо известно в китаеведении. Кроме того, как было показано в работе, причины активности власти в области формирования системы культов и практик носили в основном сугубо прагматический, политический характер.

Также указанная система не всегда может быть квалифицирована как «синкретизм», поскольку в ее основе лежит задача укрепить уже существующую систему путем введения в нее новых функциональных компонентов. Именно с этими задачами в первую очередь связаны процессы перемещения персонажей пантеона по «служебной лестнице», в основе которых лежит концепция центральности фигуры императора как владыки Поднебесной и приоритетности в связи с этим системы государственных культов в духовной жизни государства. Важно также учитывать тот факт, что группы, в основе доктрин которых лежал как раз принцип синкретизма в его чистом виде, неизбежно маргинализировались, поскольку их доктрина квалифицировалась как противовес уже существующей системе.

В связи с вышесказанным и опираясь на проведенный в работе анализ, есть основания охарактеризовать данную систему скорее как эклектичную, но далеко не всегда синкретичную исходя из уже указанного смысла самого термина и характера осуществления конкретных действий в области идеологической политики имперского Китая.

Характеризуя в целом китайскую духовную культуру, следует констатировать ее идейный полиморфизм, связанный с одной стороны с сосуществованием в рамках одной культуры принципиально разных идеологических систем, а с другой с прагматическим использованием этих систем центральной властью в целях укрепления собственного авторитета.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Зельницкий, Александр Дмитриевич, 2005 год

1. Источники на китайском языке

2. Лю Хуаян. Хуэй мин цзин (Лю хуаян. Канон мудрости и жизненности.)

3. Син-мин гуйчжи (Указатель сути природы и жизненности). Дао цзан цзин хуа лу., Т. 2., Чжэцзян., 1989.

4. Ъ.Сыма Чэнчжэнъ. Цзо ван лунь (Сыма Чэнчжэнь. Трактат о сидении в забытьи). Дао цзан цзин хуа лу., Т. 1., Чжэцзян., 1989.

5. Тай шан чунь-ян. чжэньцзюнь ляо сань шоу и лунь (Трактат Высочайшего Чунь-ян чжэньцзюня о ясном понимании трех и хранении Одного). Дао цзан цзин хуа лу., Т. 1., Чжэцзян., 1989.1. Переводные источники

6. ХАбхидхармакоша. Учение о карме (Карма-нирдеша). пер. с санскр. Рудого В.И., Островской Е.П. СПб., 2000.2 .Абхидхармакоша. Лока-нирдеша. пер. с санскр. Рудого В.И., Островской Е.П. СПб., 1994.

7. Ъ.Баоцзюанъ о Пу-мине. Факсимиле текста, пер. с кит., вст ст., комм. Стуловой Э.С. М., 1979.

8. Ван Янь-сю. Предания об услышанных мольбах, пер. с кит., вст. ст., комм. Ермакова М.Е. СПб., 1998.

9. Восстание ихэтуаней. Документы и материалы. Сост. Калюжная Н.М. М., 1968.

10. Гэ Хун. Баопу-цзы. пер. с кит., вст. ст., комм. Торчинова Е.А. СПб.,1999.

11. Законы великой династии Мин (Да мин люй), т.2. пер. с кит., комм. Свистуновой Н.П. М., 2002.

12. Запись у алтаря о примирении Конфуция, пер. с танг., вст ст., комм. Кычанова Е.И. М., 2000.12Золотой лев хуаянь. Пер. с кит., комм. Солонина К.Ю. // Восток. Философия, религия, культура. Труды теоретического семинара. СПб., 2001.

13. Ъ.Избранные сутры китайского буддизма, пер. с кит., комм. Торчинова Е.А., Солонина К.Ю., Поповцева Д.В. СПб., 1999.

14. И цзин. «Книга перемен» и ее канонические комментарии. Пер. с кит., предисл. и прим. Яковлева В.М. М., 1998.

15. Каталог гор и морей (Шань хай цзин). Пер с кит., предисл., комм. Яншиной Э.М. М., 2004.вЛинъ-цзилу. пер. с кит., вст. ст., комм. Гуревич И.С. СПб., 2001. 17Лунь юй. пер. с кит., комм. Переломова JI.C. // Переломов JI.C. Конфуций. Лунь юй. М., 1998.

16. Проповеданная Буддоймахаянская сутра величественного, чистого, спокойного, ровного и равного просветления (Большая Сукхавативьюха сутра), пер. с кит., комм. Поповцева Д.В. // Избранные сутры китайского буддизма. СПб., 1999.

17. Рассказанная Буддой сутра Амитабхи (Малая Сукхавативьюха сутра), пер. с кит., комм. Поповцева Д.В. // Избранные сутры китайского буддизма. СПб., 1999.

18. Сутра сердца праджняпарамиты. пер с кит., комм. Торчинова Е.А. // Избранные сутры китайского буддизма. СПб., 1999.

19. Сутра Совершенного Пробуждения, пер. с кит., комм. Солонина К.Ю.//Избранные сутры китайского буддизма. СПб., 1999.

20. Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т.2. Пер с кит., комм. Вяткина Р.В., Таскина B.C. М., 1972.

21. Сыма Чэнчжэнь. О сидении в забытьи, пер. с кит., комм. Малявина В.В.//Малявин В.В. Молния в сердце. СПб., 1997.

22. Трактат о пробуждении веры в Махаяну (Да шэн ци синь лунь), пер. с кит., комм. Торчинова Е.А. СПб., 1997.

23. У головные установления Тан с разъяснениями (Тан люй шу и). Цзюани 9-16. Пер. с кит., комм. Рыбакова В.М. СПб., 2001.

24. Философы из Хуайнани. Пер. с кит., вст. ст., комм. Померанцевой Л.Е. М., 2004.

25. Ъ2.Чжан Бо-дуань. Главы о прозрении истины (У чжэнь пянь). Пер. с кит., вст. ст., комм. Торчинова Е.А. СПб., 1994.

26. The Secret of the golden Flower. A Chinese Book of Life. Translated and explained by Richard Wilhelm. With a Commentary by C.G. Jung. San Diego, NY, London, 1962.

27. Ъ A.Cultivating the energy of life. A translation of Hui-ming ching and its commentaries by Eva Wong. N-Y., 1998.

28. ЗЪ.Баранов КГ. Верования и обычаи китайцев., М. 1999.

29. Бичурин Н.Я. Китай в гражданском и нравственном состоянии (репринт издания 1848 г.). М., 2002.

30. Волков С.В. Служилые слои на традиционном Дальнем Востоке. М.,1998.41 .Вонг, Ева. Даосизм. М., 2001.

31. Вэнъ Цзянь, Горобец Л.А. Даосизм в современном Китае. СПб., 2005. 43 .Гранэ, Марсель. Китайская мысль. Пер. с фр. Иорданского., М.,2005.

32. Игнатович А.Н. «Десять ступеней бодхисаттвы» (на материале сутры «Цзиньгуанмин цзюйшэ ванцзин») // Психологические аспекты буддизма. М., 1991.

33. Илюшечкин В.П. Тайные общества и синкретические секты в Китае в середине XIX в. // Тайные общества в старом Китае. М., 1970.

34. Исаева М.В. Представления о мире и государстве в Китае в Ш-У1 веках н.э. М., 2000.

35. Калюясная Н.М. О характере тайного союза «Ихэтуань». // Тайные общества в старом Китае. М., 1970.

36. Кобзев А.И. Ван Янмин и классическая китайская философия. М.,1983.51 .Кобзев А.И. Философия китайского неоконфуцианства М., 2002.52 .Кравцова М.Е. Буддизм в мировоззрении аристократии раннесредневекового Китая. // Буддийский взгляд на мир. СПб., 1994.

37. Кравцова М.Е. Поэзия древнего Китая. СПб., 1994.

38. Кравцова М.Е. Буддизм как социальный и культурный феномен. // Религии Китая. Хрестоматия. СПб., 2000.

39. Кравцова М.Е. Поэзия вечного просветления. СПб., 2001.

40. Кравцова М.Е. Храмовое строительство в древнем и раннесредневековом Китае: легенды и факты (к социально-политической истории китайского буддизма) // Восток: философия, религия, культура. СПб., 2001.

41. Кравцова М.Е. Концепция верховной власти и образ вселенского правителя в буддийской культуре (на материале палийских и китайских версий канонических сутр) // Религия и культура. Россия. Восток. Запад. СПб., 2003.

42. Кравцова М.Е. История искусства Китая. СПб., 2004.

43. Кроль Ю.Л. Сыма Цянь историк. М., 1970.

44. Крюков М.В., Малявин В.В., Сафронов М.В. Этническая история китайцев на рубеже средневековья и нового времени. М., 1987.

45. Кучера С. Проблема преемственности китайской культурной традиции при династии Юань. // Роль традиций в истории и культуре Китая. М., 1972.

46. Кычанов Е.И. Основы средневекового китайского права. М., 1986. 63 Jly Куань Юй. Даосская йога. Алхимия и бессмертие, пер. с англ.

47. Мартынов A.C. Буддизм и конфуцианцы: Су Дун-по (1036-1101) и Чжу Си (1130-1200) // Буддизм, государство и общество в странах Центральной и Восточной Азии в Средние века. М., 1982.

48. Мартынов A.C. Минская культура и даосские темы Линь Чжаоэня (1517—1598)//Дао и даосизм в Китае. М., 1982.7\.Мартынов A.C. Государство и религия на Дальнем Востоке. // Буддизм и государство на Дальнем Востоке. М., 1987.

49. Поршнева Е.Б. Учение "Белого лотоса" идеология народного восстания 1796-1801. М., 1972.

50. Солонин К.Ю. Учение Баотана У-Чжу и сычуаньский чань-буддизм // Религиозный мир Китая. М., 2003.

51. Тайные общества в старом Китае. М., 1970.

52. ЪЪ.Тертицкий КМ. Китайские синкретические религии в XX в. М.,2000.81 .Торчинов Е.А. Даосско-буддийское взаимодействие (теоретико-методологические проблемы исследования). НАА., 1988., № 2.

53. Торчинов Е.А. Даосизм и традиционные китайские системы психофизической тренировки // Jly Куань Юй. Даосская йога. Алхимия и бессмертие, пер. с англ. Торчинова Е.А. СПб., 1992.

54. Ъ.Торчинов Е.А. Религиозная доктрина даосизма//Чжан бо-дуань. Главы о прозрении истины (У чжэнь пянь). Пер. с кит., вст. ст., комм. Торчинова Е.А. СПб., 1994.

55. Ы.Торчинов Е.А. Даосизм (опыт историко-религиоведческого описания). СПб., 1998.

56. Торчинов Е.А. Введение в буддологию. Курс лекций. СПб., 2000.

57. Торчинов Е.А. Даосские практики. СПб., 2000.

58. У Хань. Жизнеописание Чжу Юань-чжана (пер. с кит. Желоховцева А.И., Боровковой Л.А., Мункуевой Н.Ц.). М., 1980.

59. Наставников и доктрины Шанцин) // Религиозный мир Китая. Альманах. М., 2003.

60. Филонов C.B. Социально-политическая проблематика «Дао дэ 43HHa>>//http://vostok.amursu.ru/AUDITORI UM/rabfil4.htm

61. Филонов C.B. У истоков шанцинского даосизма. Сюй Ми и Сюй Xy3fi.//http://vostok.amursu.ru/AUDITORIUM/rabfil 10.htm

62. Филонов C.B. Формирование даосского учения Линбао: опыт источниковедческого анализа // Религиозный мир Китая. Альманах. М., 2003.

63. Филонов C.B. Шанцинский канон некоторые проблемы и оценки. // http://vostok.amursu.ru/ AUDITORIUM/ rabfill l.htm94 .Филонов C.B. Шанцинский ритуал: практические методы и концептуальное обоснование. // http://vostok.amursu.ru/ AUDITORIUM/ rabfill2.htm

64. Литература на иностранных языках

65. Вепп, Charles. Religions Aspects of Emperor Hsüan-tsung's Taoist Ideology//Buddhist and Taoist Practice in Medieval Chinese Society. Buddhist and Taoist Studies II. Ed. by David W. Chappell. University of Hawai'i Press, 1987.

66. Berling, Judith. The syncretic religion of Lin Ch'ao en. N-Y., 1980.101 .Boltz, Judith M. A Survey of Taoist Literature: Tenth to seventeenth centuries. Berkley, 1987.

67. BilskyJ.L. The state religion of ancient China. Taipei, 1975.103 .Bokenkamp, Stephen. Record of the Feng and Shan Sacrifices//Religions of China in Practice. Ed. by Donald S. Lopez. Princeton, New Jersey, 1996.

68. Cheng, Anne. Bouddhisme et pencée des lettré au III— siècle: le cas de Wang Bi (226-249) // Bouddhisme et Lettré dans la Chine médiéval. Ed. par Catherine Despeux. Paris-Louvain, 2002.

69. Despeux, Catherine. La culture lettré au service d'un plaidoyer pour le Buddhisme. Le «Traité des deux doctrine» ÇErjiao lun) de Dao'an. // Bouddhisme et Lettré dans la Chine médiéval. Ed. par Catherine Despeux. Paris-Louvain, 2002.

70. Doré, Anrie. Recherches sur les superstitions en Chine. Shangkhai, 1911 1923.

71. Groot, de. The Religious Systems of China. Vol. 1-6., Leiden, 18721921.

72. Greenblatt, Kristin Yti. Yun-Ch'i Chu Hung: The Career of a Ming buddist monk. London, 1973.

73. Hausen, Valerie. Changing Gods in Medieval China 1127-1277. Princeton, 1990.

74. Katz, Paul R. Images of the Immortal. The Cult of Lii Dongbin at the Palace of Eternal Joy. Univercity of Hawai'i Press, 1999.

75. Keigtly D.N. Religious Commitment: Shang Theology and Genesis of Chinese Political culture // History of Religions, V. 17, (1978), № 3-4.

76. Kohn, Livia. Early Chinese Mysticism. Philosophy and Soteriology in Taoist Tradition. Princeton, 1992.115 .Lagerway, Jhon. Taoist ritual in Chinese society and history. N-Y., London, 1987.

77. Lin Ts 'un-yan and Judith Berling. The "Three Teachings" in the Mongol-Yüan Period. // Yuan Thought. Chinese Thought and Religions Under the Mongols. N-Y., 1982.

78. Loewe M. The Religious and Intellectual Background//Cambridge Hystory of China. V. 1 The Ch'in and Han Empires, 221 BC 220 Ed by D. Twitchett and M. Loewe. Cambridge, 1986.

79. Loewe M. (ed.) Early Chinese Texts: A Bibliographical Guide.V. Early China Special Monograph Series, 2. Berkley, 1993.

80. Loewe M. Divination, Mythology and Monarchy in Han China. Cambridge, 1995.

81. Maspero, Henrie. Le taoism et les religions chinoises. P., 1972. 123 .Mollier, Christine. Une apocalipse taoist du V— siecle. Le Livre des incantation divines des grottes abissales. P., 1990.

82. Shafer E.H. The Princess Realized in Jade // T'ang Studies., 1985., № 3.12S.Shek, Richard. Milleniarism Without Rebellion. The Huangtian Dao in North China // Modern China., Vol. 8. 1982., № 3.

83. Strickmann, Michael. Le taoism du Maochan. Chronique d'un revelation. P., 1981.

84. УЙ Chün-fang. The Renewal of Buddhism in China. Chu-Hung and the Late Ming Synthesis. N-Y., 1981.

85. Дни Фубао (сост.). Цюань Хань Саньго Цзинь Наньбэйчао ши (Собрание стихотворений периода Хань, Троецарствия, Цзинь, Южных и Северных династий). Шанхай, Т.2, 1959.

86. Ъ2.Ма Шутянь. Хуася чжу шэнь (Все китайские боги) Пекин, 1988. 13З.Гая Ицзе. Чжунго чуаньтун вэньхуа чжундэ жу, дао, ши (Конфуцианства, даосизм и буддизм в традиционной китайской культуре). Пекин, 1988.

87. Чжунго цзунцзяо тун ши (Всеобщая история религий Китая). Т. 2. Пекин, 2000.

88. Чэнъ Юань. Нань Сун чу Хэбэй синь даоцзяо као (Исследование новых школ даосизма в Хэбэе в начале Южной Сун). Пекин, 1989.1. Справочная литература

89. Ъв.Дин Фубао. Фо цзяо да цыдянь (Большой буддийский словарь). Пекин, 1984.

90. Ъ1Ханьюй да цыдянь (Энциклопедический словарь китайского языка). Т. 1. Шанхай, 1986.

91. Большой китайско-русский словарь (под ред. Ошанина И.М.). М.,1984.

92. Китайская философия. Энциклопедический словарь. М., 1994.