Феномен возвращения к православности и категория страдания в русской классической литературе XIX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Безруков, Андрей Александрович

• Безруков, Андрей Александрович
• доктор филологических наук
• 2007

Оглавление диссертации доктор филологических наук Безруков, Андрей Александрович

введение.

глава 1. Возвращение к православности в русской классике XIX века (Пушкин).

1.1. Феномен возвращения к православности как проблема литературоведения.

1.2. Возвращение к православности («поворот к национальности») в творчестве Пушкина.

глава 2. Категория страдания в русской классике XIX века (Достоевский).

2.1. Страдание как этико-эстетическая категория христианства и творческая личность

Достоевского.

2.2. Категория страдания в творчестве

Достоевского.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Феномен возвращения к православности и категория страдания в русской классической литературе XIX века»

Другая формула» русской истории, отличная от формулы истории Западной Европы (А.Пушкин), предполагает наличие «другой формулы» русской литературы, что ставит перед литературоведением задачу выявления и изучения тех моментов литературного развития, которые определяют и его национальную специфику (самобытность), и высшие достижения классики.

Решение этой задачи в целом связано с актуализацией аксиологической составляющей литературоведения, а применительно к нашей работе - с об-ра!Д£Нй£гй к ДаЬпсй традиции Цсиииитиих и зтики-з^тетического подхода к исследованию русской классики в её глубинных и прочных связях с русской национальной православной духовностью. Эта традиция восходит к русской общественно-философской, богословской, этической и эстетической мысли XIX века и рубежа веков (Филарет Московский, Гоголь, А.Хомяков, И.Киреевский, Ю.Самарин, Ап. Григорьев, К. и И. Аксаковы, Достоевский, Н.Страхов, В.Розанов, Евг. Трубецкой), работам философов и литературоведов русского Зарубежья (И.Ильин, Б.Вышеславцев, Н.Лосский, Л.Карсавин, С.Франк и др.).

Диапазон исследований в данном направлении достаточно широк: от изучения православной основы (православного подтекста, православного кода, православного архетипа) творчества наших классиков до выявления форм художественного выражения и утверждения ими русского взгляда на мир.

Для определения сути русского миросозерцания мы используем термин православностъ.

Ю.Самарин, рассуждая о «Римской церкви в тесном значении вероучения и церковно-государственного учреждения» и о латинстве, под последним понимал «не одни догматические и иерархические особенности, которыми отличается западный католицизм», но и «все то, что выросло от семян его, всю совокупность нравственных понятий и бытовых отношений, обусловленных римско-католическим воззрением на отношение отдельных лиц к Церкви, на веру, благодать и духовный процесс оправдания». «Вера, - утверждал русский философ-славянофил, - несколько глубже прохватывает всю внутреннюю жизнь человека, чем, например, его политико-экономические убеждения, и гораздо сильнее воздействует на его сознание о себе самом и об отношениях его к ближним, в пределах семьи, общества и государства. Эти, так сказать, жизненные выводы из вероучения1 переходят в быт, обращаются в предания, проникают в плоть и кровь народа, делаются как бы нравственною атмосферою его, которою он дышит, которая сопро-GGDicdGC"i czo тюзсюЬу» [253. С.433]. Думается, данные рассуждения спосоо-ствуют представлению и о специфике православности как «нравственной атмосферы» русского народа, несущей в себе тот самый «дух православия» [3, 27. С.45], «христианский дух народный» [3, 27. С.65], которым руководствовался в своем творчестве и который художественно исследовал, по собственному его признанию в конце жизненного пути, Достоевский. В понимании и толковании Достоевского, «христианский дух народный» фактически есть перифраз к понятию православность, равно как и «дух православия» («идея православия»), а часто и само слово «православие» есть не что иное, как (Достоевский в подобных случаях любил употреблять «в сущности»: «В сущности [выделено Достоевским. - А.Б.] в народе нашем кроме этой "идеи" и нет никакой, и все из неё одной и исходится» [3, 27. С. 18]; «в сущности, все народные начала у нас вышли из православия» [3, 22. С.114]), в сущности, православность: «Вникните в православие: это вовсе не одна только церковность и обрядность, это живое чувство, обратившееся у народа нашего в одну из тех основных живых сил, без которых не живут нации» [3, 23. С. 130] .Предваряя свое обращение к конкретному рассмотрению категории соборности в русской литературе, И.Есаулов особо подчеркивает: «Типы

1 Здесь и далее в цитатах курсив наш. Маркировка слов автором цитаты специально оговаривается нами. культур определяются не по узконациональному признаку, а по признаку более глубинному и более духовному - конфессиональному» [133. С.5]. Принимая это принципиальное положение, со своей стороны, считаем необходимым уточнить: национальное и конфессиональное начала в высших проявлениях русской классики XIX века фактически выступают как единое целое («неделимое» и «целокупное», сказал бы Достоевский), выражающее себя в православности.

Таким образом, православностъ есть форма христианского - на основе веры и догматов православной церкви - мировосприятия и жизнеустремле

ПИЛ) ОТВ°*1С1С'1Ц«Я jdnpGCcilv! И ui/uu^nnwiaivi поцИОполЬни! UbiiiiS, йДСКоаТНО отражающая и выражающая сущностные начала русской духовности, потребности её утверждения и развития.

Христианское всемирное и русское национальное начала органически слились в начале православном, и в этом плане формула Достоевского рус-скостъ есть православностъ (см., например: «Тут рождается русское чувство [выделено Достоевским. - А.Б.], православное чувство <.> с русским корнем <.>» [3, 29, I. С.42]) для нас не подлежит сомнению. Эта формула фактически была заявлена уже в XI веке митрополитом Иларионом, заложившим христианско-национальную (православную) основу русской литературы. (Говоря русская литература, мы в данном случае особо указываем на тысячелетнюю традицию национальной духовности в отечественном литературном процессе, принципиально не выделяя граней между древнерусской книжностью (словесностью), или церковным художеством и литературой Нового времени, или светским (секулярным) искусством художественного слова. Тогда редко цитируемая, но хорошо усвоенная многими литературоведами, мысль В.Белинского «Мы думаем, что история церковного красноречия должна быть изучаема и излагаема отдельно от истории светской литературы» [40, 8. С.76] утрачивает свою актуальность.) Как иерарх молодой ветви восточной христианской церкви Иларион счастлив, что «вера бо благодатьнаа по всей земли простреся» [24. С. 170], как патриот Руси горд, что она «и до нашего языка русскааго доиде» [24. С. 170]. В качестве важнейшего фактора развития самосознания (Пушкин будет использовать удивительной точности термин - «самостоянье») личности и «языка» Иларион называет и выделяет духовную свободу, возможную лишь в условиях принципиального отвержения любых форм проявления индивидуалистического начала. Именно рабская сущность закона, по Илариону, лишает его исторического будущего. Митрополит особо подчеркивает, что русичи миновали стадию духовного рабства: «начать мракъ идольскыи от нас отходите, и зоре благоверна го Л 1 ОО! Г*-С----v---------- -----яштшдвьж?? Vl/'эдас иираз Apilv 1й Нй UvliwBC ЖйЧИМЫА МОМсшОВ его земной жизни, выделенных Евангелием, Иларион дал формулу самостоянья русской классики: «Яко человекъ по Лазари прослезися, и ако Богъ въскреси и от мертвыихъ» [24. С. 161]. Так и наша классика, с одной стороны, скорбит о смерти личности, о страшном превращении её в «мертвую душу», с другой - всеми силами своего «русского чувства» (Н.Гоголь) стремится способствовать поиску личности путей её духовного воскресения. Заложил Иларион и основы синтетического принципа русской литературы, который явился следствием художественного постижения сущности христианства, призванного утишить, а в перспективе - свести на нет антиномические противоречия в жизни личности, нации, человечества в целом: «И всемъ бы-ти христианомъ - малыим и великыимъ, рабомъ и свободныим, уным и старыим, бояромъ и простыимъ, богатым и убогыимъ» [24. С. 180].

Показательно, что те литературоведы советского периода, которые глубже других сумели проникнуть в национальную специфику русской классики и одновременно проникнуться ею, рассматривали русский литературный процесс в терминах секулярной науки, но в русле православной парадигмы (М.Лобанов, Ю.Лощиц, В.Непомнящий, Н.Скатов, В.Кожинов, Ю.Селезнев, В.Котельников и др.). Именно с этим, на наш взгляд, связаны знаковые «прорывы», будь то сам факт публикации статьи М.Лобанова или

В.Кожинова, обращение Ю.Селезнева к категории соборности или «Космос Пушкина» В.Непомнящего. Так, В.Кожинов в концептуальной программной работе «"И назовет меня всяк сущий в ней язык.". Заметки о духовном своеобразии России» (1980) выявление сущности христианства митрополитом Иларионом назовет «совершенно особенным» и подчеркнет: «Дело идет не столько о христианском, сколько о русском [выделено автором. - А.Б.] сознании» [178. С.145]. Таким же образом литературовед характеризует специфику русской идеи: «Иларион выразил не собственно христианскую, но русскую идею и именно ту, которая почти через тысячелетие воплотилась в

ТТ . w тт Г1 ПП л л л ' 1 т т - ^ aijiiijvjfixivivvjjri p&iii isjtKwvvjiи» [1' о. п^шцо, казалось иЫ, разделение В.Кожиновым христианского и русского, по крайней мере, на восемь с половиной столетий - от Илариона до Достоевского. Вместе с тем кожинов-ский тезис о «не столько христианском, сколько русском сознании», «не собственно христианской, но русской идее», основанный на убежденности в том, что «само понимание сути христианства на Руси имело совершенно своеобразный, обусловленный предшествующей историей народа характер» [178. С.144], объективно указывает на православие как основу русской национальной духовности, поскольку как раз оно и снимает кажущуюся оппозицию («не столько - сколько», «не собственно - но») между христианским и русским. Термин православие и производные от него в кожиновской статье не использованы ни разу. Однако этот факт мало показателен. Приведем весьма подходящее к данному случаю рассуждение А.Лосева. Речь, правда, идет об историках, но оно полностью применимо к методологии научного исследования в целом: «Историки часто ограничиваются только общим чувством исторических слоев, которые они сравнивают между собою, так что для избежания вульгаризма в сопоставлении разных исторических слоев можно и не употреблять терминов "диалектика", "категория", "совпадение противоположностей" и др., а пользоваться ими бессознательно, подобно тому как Дарвин и Менделеев устанавливали замечательную картину диалектического развития в области биологии или химии совершенно без всякого употребления терминов "диалектика", "диалектическая категория" или "диалектическое развитие"» [209. С.341]. Тот же В.Кожинов в статье «Недостаток или своеобразие?» (1983), обращаясь к одному из наиболее проницательных, по его мнению, западноевропейских исследований о русской духовности, особо оговаривает: «Разумеется, слово "душа" не может служить термином литературной науки. Но все же Вирджиния Вулф говорит о необычайно важном» [178. С.206] - и тут же продолжает разговор о «душе», внутренне принимая её как необходимую для исследования специфики русской классиivM ApMviiliinvivyiu KiiiCi upiiiu.

Главным вопросом исследования национальной специфики русской литературы, по нашему мнению, является не вопрос об отношении русской классики к православию, выходящий за пределы компетенции литературоведения, а вопрос о художественном выявлении и воплощении ею православно-сти, от которой, по верному замечанию М.Дунаева, русский человек в силу многовековой духовной традиции, «даже внутренне порывая с верою, не мог отрешиться» [ 121. С.З].

При таком понимании православности как поля притяжения русской литературы сам подход к исследованию классики XIX века на основе противопоставления, тем более противостояния религии официальной (официальное православие) и веры народной (народное православие), по нашему мнению, является непродуктивным, вводящим литературный процесс в разряженную атмосферу гуманистических схем, искажающих представление о генеральном векторе его развития - «онтическом» (Л.Карсавин) стремлении к постижению-достижению смысла национального бытия как реализации завета-формулы митрополита Илариона «И всемъ быти христианомъ».

На важность такой постановки вопроса указывают, на наш взгляд, высказывания самих классиков о специфике веры и религиозности русского народа, в которых речь, собственно, сводится к православности. Подчеркнем: эти высказывания не единичны, а скорее - хрестоматийны, и приводятся как раз в силу того, что ярко выражают характерную точку зрения. «Под православием разумею я для себя просто известное, стихийно-историческое начало, которому суждено ещё жить и дать новые формы жизни, искусства <.>» (Ап. Григорьев) [103. С.391]. «Русский народ - христианин не только в силу православия своих убеждений, но ещё благодаря чему-то более задушевному, чем убеждения. Он христианин в силу той способности к самоотвержению и самопожертвованию, которая составляет как бы основу её нравственной природы» (Ф.Тютчев) [342. С.273]. В свою очередь, данные мысли представителей руССКОИ КЛаССйКИ ВОСХОДЯТ К йЗЬсСТиОм^ иушкпмскиму положению из

Заметок по русской истории XVIII века» - «греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер», - которое мы специально приведем в расширенном контексте: «Екатерина [Екатерина II. - А.Б.] явно гнала духовенство, жертвуя тем своему неограниченному властолюбию и угождая духу времени. <.> Жаль! ибо греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер» [8, 2. С.337]. Пушкин не только указывает на православность (не используя этот термин) русского характера, но и называет опасности, ей угрожающие в силу их бездуховности (гордыня самолюбия - «неограниченное властолюбие») или инодуховности («дух времени» - эпоха западноевропейского Просвещения). Здесь пушкинское «жаль» является показателем отношения поэта к действиям, направленным на утрату русскими национального лица (православности). Мы, разумеется, имеем в виду, что сожаление двадцатитрехлетнего Пушкина отчасти может быть связано с его романтическим выступлением в защиту свободы проявления национального духа как такового, но зрелость его исторической мысли уже в первом обращении к прошлому России прежде всего свидетельствует о начале осмысления им православности и приятия ее сущности, что и определит в дальнейшем генеральную линию развития творческой личности Пушкина, а значит, по большому счету, - и русской классики.

Это ставит задачу рассмотрения русского литературного процесса сквозь призму ценностной категориальной системы, выработанной православной этико-эстетической мыслью на основе христианской онтологической аксиологии. Основополагающими этого процесса являются те специфические исторически сложившиеся черты национальной духовности, которые в совокупности составляют православный вектор развития личности возвращенче-ского, сотериологического, пасхального — в высшей фазе своего развития —

Как в приятии безотлагательных жизненных решений в процессе «текущей действительности» (Достоевский), так и в осмыслении национального бытия в границах большого времени такая личность исходит из ценностных установок, которые на определенном этапе её развития обретают силу потребности. Важнейшие из них связаны с устремлениями к соборности, смирению как истинному утверждению на основе самоотдачи (самоотверженности) через максимальную требовательность к себе и приятие страдания, его спасительной роли. Это проявляется в сопряжении личной судьбы с судьбами близких, нации, отечества, судьбами православности. Такие устремления резко противостоят всем формам индивидуализма и корпоративности на различных уровнях социальной и внутренней жизни (отдельная личность - сословие - нация - конфессия или иная форма идейно-духовной общности, например, гуманизм).

Ценностный подход к изучению литературы очевидно связан с выбором конкретной ценностной системы как своего рода плацдарма для развертывания исследовательской деятельности. Направление современного литературоведения, противостоящее православному вследствие выбора в качестве плацдарма противоположной системы ценностей, мы называем гуманистическим. Гуманистическая парадигма главной ценностью видит безграничную свободу самосознания, свободу совести личности, не нуждающейся в религиозных санкциях [142. С.67; 198]. Такой подход к анализу русской классики был четко сформулирован уже в начале XX века Евг. Соловьевым (Андреевичем): «Господствующую идею нашей литературы я определяю как аболиционистскую, освободительную. Для меня литература - борьба за освобождение личности и личного начала прежде всего» [26. С.Ш]. Соответственно, данное направление стремится выявить тот свойственный западноевропейской духовности эвдемонический, возрожденческий (ренессанский) тип личности, который интуитивно стремится к рождественскому радованию ЖИЗНИ, НО SCC ЖС ПСуДСрЖИ«Ю bJICKGIvl ЧССТОЛЮбйБЫМ раЗуМОм fv индиьидуешистическому самоутверждению (человекобожию).

Гуманистически ориентированное литературоведение в качестве иллюстрации верного самого по себе тезиса «мысль о высоком предназначении человека никогда не угасала в русском сознании» [142. С.36] приводит «характерное признание» И.Тургенева из письма Полине Виардо от 19 декабря 1847 года: «Это полное истребление в себе всего, что составляет достоинство человека перед божественною волей, глубокое безразличие, вместе с которым благодать снисходит на своего избранника, ко всему, что мы называем добродетелью или пороком, — ведь это еще одно проявление торжества человеческого разума, потому что существо, столь смело провозглашающее свое собственное ничтожество, тем самым становится наравне с этим фантастическим божеством, игрушкой которого человек признает себя. А это божество - оно само создание его рук. Тем не менее я предпочитаю Прометея, предпочитаю Сатану, образец возмущения и индивидуализма. Как бы мал я ни был, я сам себе владыка; я хочу истины, а не спасения; я чаю его от своего ума, а не от благодати» [10, 1. С.377]. Иллюстрация показательная, но неудачная, поскольку содержание приведенных слов Тургенева не имеет ничего общего с русским пониманием предназначения человека; более того, демонстративно противостоит ему. Собственно, сам писатель никогда и не скрывал своего евроцентризма. Так, в письме А.Герцену из Парижа от 13 ноября 1862 года он особо подчеркивает: «Я все-таки европеус - и люблю знамя, верую в знамя, под которое я стал с молодости» [10, 5. С.131].

Православная исследовательская парадигма адекватное выражение русского понимания предназначения человека усматривает в словах Достоевского из письма Н.Фонвизиной, написанного в конце января - феврале 1854 года по выходе из острога: «Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором все для меня ясно и

ЛГ1ЛтЛ ЛТ«ГТУ/ЧТ» vu/iiv. vrnviDvji \jiviib iipwi•> sv;i ч/И. OGjJilI i>9 liv xlCi HHICi и ИрСКраСНёё, глубже, симпа<ти>чнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа <.>. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно [выделено Достоевским. - А.Б.] было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» [3, 28, I. С. 176].

Таким образом, гуманистическому истина вместо спасения, ум вместо Благодати противостоит православное Христос как «вековечный от века идеал» [3, 20. С. 172], а не умозрительная истина.

В гуманистическом представлении движение личности к торжеству человеческого духа происходит на путях освобождения от пут религиозности, поэтому православность русской литературы исторически ограничена XI-XVII веками и применительно к XIX веку она уже не может восприниматься иначе, как вяеисторическая. Для православного подхода православность, наоборот, всеисторична, и возвращение к ней классики «золотого века» есть закономерное, естественное возвращение к национальной духовной традиции, предельно ослабленной, но не пресеченной XVIII веком. Сошлемся на самое последнее по времени обстоятельное исследование О.Гончаровой, в котором автор аргументированно показывает: в литературе второй половины XVIII века в противовес интересу к европейскому и новому формируется «идея националыю-религиозного возрождения мира русской жизни и русского человека как возвращения к себе [выделено автором. - А.Б.]» [97. С.37].

Такое возвращение к себе, к коренному, русскому, православному станет одним из ведущих факторов развития русской классики XIX века.

Для православной литературоведческой парадигмы объект исследования определен самим фактом явлений литературного бытия, отражающего действительность, и не зависит от оппозиции свое — чужое, поскольку парадигматическое свойство «не замечать» (А.Панарин) в ней отсутствует априори в силу антиномического характера православного мировосприятия и синтети . - .

-lt^num vjш,лwviii лри^iMan'vlиа лад larv'-jovji и. v-owe — чумьие а диалектике piUвития человека и человечества (по Достоевскому, в борьбе дьявола с Богом в сердцах людей) переплетается самым причудливым, порою невероятным образом, что не только не исключает, но предполагает особо пристальное внимание к личности, находящейся в поисках самой себя в пограничной зоне. Однако это нисколько не означает приятия ценностной значимости чужого: признание и утверждение права личности на свободный выбор между добром и злом не ведет к признанию даже относительной правоты зла. Образно говоря, штатив для православного «типа оптики» должен устойчиво стоять на твердой основе. В свою очередь, это помогает рассматривать литературное произведение не на фоне национально-православной духовности, скользя по поверхности, но в лоне её.

Проблемные моменты такого исследовательского подхода, на которые настойчиво указывают ученые оппоненты, определяются не ограниченностью возможностей его методологии, говоря иными словами, её непродуктивностью и бесперспективностью, тем более - ущербностью или исчерпанностью самого предмета исследования, но недостаточной полнотой поиска, обращенного к выявлению православной специфики русской классической литературы, в частности, к художественному бытованию феноменов, формирующихся и реализующихся в преломлении авторских индивидуальностей в самом процессе творчества.

Идеи-то нет, так они теперь на феноменах выезжают [3, 21. С.42]», -возмущается один из героев Достоевского. В нашем случае изучение феноменов призвано как раз прояснить идею, воплощенную классикой в национально-специфической форме. «Иная живучая сильная мысль в три поколения не выяснится» [3, 5. С.52], - скажет уже сам Достоевский. Эти слова писателя мы относим как к характеристике собственно литературного процесса, так и к традиции его исследования. т> J----------- -------------- - >- " -^.-г-.

-LJ ^i/ПЬПНИ LpcriVJiVicria ivaiv iafvv/BWi w Ui уиршшьия i\ i'i.-D.i ere, rJfcликому носителю духа западноевропейской мысли, который в своем понимании общих законов бытия в целом и сущности творчества в частности предстал как личность неколебимо христианская в своих фундаментальных основах. Его гений развивался в эпоху, когда германская мысль, философская по преимуществу, не только питалась идеями Возрождения, но одновременно совершала свой трудный путь возвращения к христианству, преодолевая тем самым гибельные в этом плане для личности последствия данных идей. (Речь идет о пафосе религиозно-эстетического трансцендентализма, противостоящего крайностям секулярной мысли. См. Гёте: «Мы сбросили оковы духовной ограниченности, благодаря нашей всё растущей культуре смогли вернуться к первоистокам <.>. Мы снова обрели мужество твердо стоять на Божьей земле и чувствовать себя людьми, взысканными господом. И сколько бы ни развивалась наша духовная культура, как бы ни углублялись и ни ширились наши познания в естественных науках, просветляя человеческий разум, - никогда нам не превзойти той высоты и нравственной культуры, что озаряет нас благим светом со страниц Евангелий!» [369. С.627-628].) Будучи Поэтом по своей сущности, Гёте и в области науки проявил себя преимущественно как мыслитель-художник. Это распространяется, в частности, на его рассуждения в беседах с Эккерманом о феноменах света, цвета тени и пр., которые дают представление о понимании им феномена как такового и имеют для историка литературы непосредственную методологическую ценность.

Роль германской философии и философской литературы в развитии русской философско-эстетической мысли XIX века не подлежит сомнению. Однако здесь требуется разъяснение принципиального характера. Сторонники спасительного, по их мнению, для России её возвращения в русло западноевропейского цивилизационного пути развития в лице В.Кантора заявляют, как о само собой разумеющемся: «Давно стало общим местом, что чтение немец

Дуттт.л--I».--И. —----— /Т"1!!----ТТТ-------\-----/T-.i,---------------ipiuiuvuijjriri к ipnjiuvuiyvivun liujjnr: yi ViV ii imuuibpaу lljJL/Uyi/ l&JliJ fjy vvivj IvJ литературу, которая стала своеобразным соперником германской мысли» [156. С.362]. Такая трактовка факта обращения русской классики к достижениям германской культуры вызывает несогласие. Нам ближе иной подход к его осмыслению, который предполагает учет национальной специфики состояния русской литературы, её внутренней готовности к данному диалогу. «Именно собственное, внутреннее развитие русской мысли и поэзии, - особо подчеркивал В.Кожинов, - в данное время [20-е годы XIX в. - А.Б.] властно побуждало, даже заставляло <.> жадно вглядываться в достижения Германии. Ведь именно в этот исторический момент русская культура, как бы принимая эстафету от германской, обретала непосредственно общечеловеческий размах, притом в определенных отношениях небывалый ещё в мире» [180. С. 83]. Трудно не заметить различие лексических значений глаголов ««/побуждать» и «побуждать», как не увидеть разницы между человеком, выходящим из состояния сна, и человеком, исполненным энергии порыва к моменту начала активного действия. Говоря «о своеобразном» соперничестве русской литературы с германской мыслью (что, видимо, следует расценивать как высшую похвалу усилиям нашей классики), В.Кантор, как следует из содержания его монографии «".Есть европейская держава". Россия: трудный путь к цивилизации» и особо главы с «говорящим» названием «Иван Тургенев:

Россия сквозь "магический кристалл" Германии» [см. 156. С.345-389], видимо, предполагает соперничество на основе усвоения этой самой «германской мысли», когда русская литература, развиваясь по европейскому образцу (европеизируясь), пытается достичь больших высот, чем её соперница, стать, так сказать, святее самого папы. Вывод В.Кантора не позволяет усомниться в этом: «<. .>"очередь дошла до нас": в России утверждается тип самостоятельно сознающей и судящей о мире личности. Духовная и мыслительная свобода писателя, способность к незаимствованным художественно-философским обобщениям и анализу общества, - таков не прямой, не сознательны!!, ПО ОЧСВИДКЫИ результат БЛИЛНйЯ пёмсЦКОй КулЬхуры tin py>J>Ji\.yi4J, СС европеизация». На наш взгляд, предпочтительнее говорить о диалоге культур, когда русская мысль, не корректируясь западноевропейской и не пытаясь корректировать её, берет у неё то общечеловечески-христианское, что необходимо для собственного специфического пути поступательного развития, которое, в свою очередь, при достижении высших своих форм, окажется способным с лихвой вернуть миру преображенное общечеловечески значимое содержание.

Сформулируем, в силу нашего понимания, основные положения Гёте, связанные с сутью проявлений феномена как такового и путями его постижения.

Открыть для себя феномен - значит усвоить точку зрения, которая дает возможность выделения и постижения других феноменов (возможность приближения к ним). Однажды увиденное, обновляясь, становится продуктивным [см.369. С. 179].

Значимый феномен предполагает наличие других феноменов и находится во взаимодействии с ними как часть целого (общего) [см.369. С.214].

Наличие очевидного («ярко выраженного», «четкого») феномена предполагает адекватность раскрытия его сущности; степень же адекватности зависит как от мировоззренчески-методологических установок исследователя исследовательская парадигма), так и от условий существования феномена, способствующих или мешающих его проявлению. Сформулированное нами положение вытекает из логики рассуждений Гёте по поводу действия закона «затребованного разнообразия». Гёте подчеркивал: «Так как глаз является предпочтенным органом чувств, то закон "затребованного разнообразия" всего резче проступает в цвете и на этом примере всего легче осознается» [369. С.215]. Отсюда мы имеем основания рассматривать нижеприведенную мысль ученого-поэта о «затребованном» цвете как «пример осознания» общего закона и перевести её из области естественнонаучной в область гуманитарную: «любой цвет, отчетливо явившийся нашему глазу, v одинаковой силой способствует возникновению затребованного цвета, все зависит от того, на что настроен наш глаз, не мешает ли ему слишком яркий солнечный свет, и, наконец, от того, насколько почва благоприятствует виденью затребованного цвета. Здесь все время надо остерегаться не в меру тонких различий и определений, так как в противном случае нам грозит опасность смешать существенное с несущественным, истинное с ошибочным <.>» [369. С.309-310].

Объяснить феномен - значит сделать для себя очевидным действие закона, лежащего в его основе. Если феномен «зорко подмечен», «хорошо изложен», но объяснен неверно - «дальше в этом направлении идти некуда». Понимание «действующего здесь закона» возможно через обращение к другому, «четкому», феномену, возникшему на той же основе.

Постижение же закона открывает «иные сферы» познания [см.369. С.184].

Исследование конкретного феномена при условии его яркой (резкой) специфичности может вывести на рассмотрение фундаментальных законов и, как следствие, на широкие научные обобщения [см.369. С.215].

У каждого феномена есть его сущностное начало - прафеномен, за которым стоит уже Божество («высшее существо»). Прафеномен не подлежит дальнейшему изучению («искать дальнейшего не имеет смысла - это граница»). «Высшее, чего может достигнуть человек, - изумление» [369. С.281]. Величием прафеномена нужно проникнуться, что и является результатам высшей отзывчивости мысли и чувства [см.369. С.372].

И, наконец, последнее положение. Для исследования («восприятия») феномена «недовольно знания важнейших законов и восприимчивости ума, надо научиться делать выводы из явлений, часто весьма таинственных, и прозревать их взаимосвязь» [369. С.430.].

Первоначально наше внимание преимущественно было сосредоточено на универсальной христианской категории - страдании, оказавшей опредеттот/чтттаа Т»ТТИтТТ1Л ттп ШП/ЛОЛИЧ^ — — ~ ------ ---- • -- — ----------. . .„ . .^ uuvi^vv ИЛИИ!iiiv iitl !JJupuilJ/v»MirnJ isUI!KZjJ 14UJl(/СИЧСОМ/с^С/ i iliid личности. В классике «золотого века» страдание проявилось как категория этико-эстетическая. Следовательно, категория страдания может и должна рассматриваться и как литературоведческая. Однако в процессе работы мы убедились в том, что функционирование страдания как феномена художественного сознания русской литературы XIX века невозможно вне сферы мощного влияния другого феномена - возвращения к православности. Этот момент и определил окончательную структуру нашей работы. В первой главе мы выделяем феномен возвращения к православности, определяем методологию его исследования и рассматриваем проявления данного феномена в творчестве Пушкина как в силу значимости художественного гения Поэта («Пушкин - наше все», Ап. Григорьев), так и в силу православной литературоведческой традиции, очевидной и для её оппонентов (см. А.Звозников: «Линию связи русской литературы с православием филологу-богослову [и не только богослову. - А.Б.] предпочтительно прочертить, начиная с имени Пушкина» [142. С.63]). Во второй главе нами предпринята попытка выделить и определить страдание как ценностную этико-эстетическую категорию русской литературы и отечественного литературоведения. Центральной здесь, без сомнения, является творческая личность Достоевского, обосновавшего данную категорию как ведущую для русской духовности и художественно воплотившего её. Категория страдания настолько многообразна в формах её воплощения и настолько мало исследована (при том, что почти каждый исследователь творчества писателя проблему «Достоевский и страдание» обязательно называет или комментирует), что в предлагаемой работе мы провели конкретный анализ только трех специально выбранных нами художественных произведений писателя: «Записки из подполья», «Сон смешного человека», являющие, на наш взгляд, дилогию о падении и воскресении индивидуалистической личности, и завершающие, вершинные для творчества писателя, его profession de foi - «Братья Карамазовы». Обращение к именам других классиков, равно как и к представителям русской общеетисини-публицистической и философской мысли, определяется нашим пониманием степени их значимости в плане заявленной темы исследования.

Поскольку оба выделенных нами феномена имеют единую основу своего возникновения в православии, поскольку оба они развиваются во всем разнообразии форм своего бытования в общей атмосфере православности, их взаимопроникновение как взаимовлияние и взаимозависимость определяет и построение работы в целом, и её принципиальные положения. Поэтому, например, с одной стороны, обращение к Достоевскому, который «весь пронизан, прошит» Пушкиным (В.Непомнящий), способствует уяснению принципиальных моментов, связанных с проявлением феномена возвращения, с другой - возвращенческие мотивы пушкинского творчества проясняют, на наш взгляд, не только процесс определения Достоевским категории страдания, но и формы её художественного исследования и воплощения писателем.

Рассматривая возвращение к православности и категорию страдания как феномены художественного сознания русской классики XIX, мы прежде всего стремились показать: тезис о том, что «через весь XIX век в русском литературном сознании формировалось предощущение завершенности христианской традиции» [142. С.8 - 9], представляется столь же малосостоятельным, сколь вполне закономерным для тех литературоведов, которые склонны кризис гуманизма, наметившийся уже в пушкинскую эпоху и со всей очевидностью нараставший в последующие десятилетия, рассматривать преимущественно как кризис христианства, то есть православия и православности.

В русле нашего исследования необоснованным представляется и стремление видеть специфику русского искусства в целом и литературы в частности в трех этапах циклического развития - «сначала рабское копирование иноземных образцов, затем высший взлет как результат смелого новаторства и, наконец, разрушение под тяжестью непосильного метафизического бремени или вследствие общественных потрясений» (Дж.Х.Биллингтон) [114.

ГЛ Т-Т тттт —, , „ Г" jrijijri iipv/jjj,^ — \\5J1 оаимъюисопил ИНШС1УШЫА ииразциь iv 1Д->ЗДаНИК-> СО" вершенно оригинальных творений и наконец к полному самоуничтожению» (он же) [114. С.94]. Если уж действительно выводить триаду развития русской классики XIX века, первая часть которой определяется моментом заимствования иноземного, то следует вспомнить характеристику стадий развития «всех значительных русских писателей», данную Н.Страховым: «Сперва они увлекаются отвлеченными мыслями, идеалами, заимствованными с Запада, потом возникает внутренняя борьба и разочарование и, наконец, пробуждаются - лишь на время подавленные чувства, любовь к русской святыне, к тому, чем жива и крепка русская земля» [119, 1. С.517]. Если же говорить о «самоуничтожении» русской литературы, то действительная специфика русского национального развития и русской классической литературы предстает, по верному наблюдению В.Кожинова, «как ряд новых и новых рождений

- точнее, духовных "воскресений" после самоотрицания. <.> Слова Гоголя

- "прежде нужно умереть, для того чтобы воскреснуть" - имеют прямое отношение к основному содержанию русской литературы в её высших выражениях. <.> Это "умереть, для того чтобы воскреснуть" в самом деле определяет глубокую суть русской литературы <.>» [178. С.162-163].

Приступая к исследованию двух типов духовности (Византия и Русь), С.Аверинцев обращается к авторитетному мнению М.Бахтина: «Бахтин недаром говорил, что "смысловые явления могут существовать в скрытом виде, потенциально и раскрываться только в благоприятных для этого раскрытия смысловых культурных контекстах последующих эпох"» [20. С.210]. И особо подчеркивает ниже: «Не может быть заранее готовой методики для отличения угадываемого потенциального бытия выявляемых позднее смыслов, о котором говорил Бахтин, от самой тривиальной модернизации» [20. С.212]. Заявленные нами в качестве предмета исследования феномены художественного сознания русской классики XIX века (возвращение к православности и категория страдания), на наш взгляд, как раз являются фактом реализации потенций такого бытия смыслив в благоприятных для этши раскрытия контекстах эпохи. Следовательно, опасность возможной «тривиальной модернизации» нами осознается вполне. Одновременно мы принимаем следующую убежденность В.Кожинова: «Выдвигая точку зрения, отличающуюся от наиболее распространенных представлений о названных писателях и самой их эпохе, автор неизбежно должен или, точнее, не может не заострить своей концепции. Но <.> сама постановка <.> проблем <.> важна или даже необходима, а что касается, вероятно, неизбежных вначале "издержек" - их снимет последующее развитие литературной науки» [178. С.72].

Степень изученности темы. Вопросы, связанные с национальной спецификой русской классики, национальной традицией, в последние полтора десятилетия стали столь актуальны, что можно уже говорить о сложившейся традиции их рассмотрения, основа которой в советский период отечественного литературоведения была заложена Н.Берковским, Д.Лихачёвым,

B.Кусковым, Е.Купреяновой и Г.Макогоненко, Т.Мотылевой,

C.Аверинцевым и рядом других исследователей. В этой общей традиции в настоящий момент выделяются два направления с отчетливо выраженной аксиологической доминантой - гуманистическое (А.Звозников, С.Кибальник, В.Кантор, В.Кулешов, Н.Либан, Ю.Барабаш, Т.Ёлшина и др.) и православное (Б.Тарасов, С.Небольсин, И.Есаулов, И.А.Виноградов, В.Воропаев,

В.Котельников, В.Захаров, И.Сурат, О.Гончарова и др.), у истоков которого стояли В.Кожинов, Ю.Селезнев и активно продолжающие творческую деятельность М.Лобанов, В.Непомнящий, Н.Скатов, Ю.Лощиц и др. Представители последнего направления понимают и продуктивно исследуют национальную специфику как художественное преломление и выражение православного (русского национального) миропонимания, жизнеотношения и жиз-неустремления. Однако интересующие нас ниженазванные феномены художественного сознания русской классики XIX века не являлись до настоящего времени предметом специального обстоятельного исследования. Вместе с тем труды и идеи иеречиеленныл выше авторов сформировали ыаучнуш ое-нову для определения темы, целей и задач данной диссертационной работы, предопределили её актуальность и новизну.

Актуальность работы обусловлена, во-первых, насущной научной потребностью дальнейшего выявления многообразных продуктивных связей русской литературы с национальной духовностью, определяющих художественное своеобразие и всемирную значимость классики XIX века; во-вторых, настоятельной необходимостью разграничения с аксиологических позиций православной и гуманистической исследовательских парадигм, которые, рассматривая литературный процесс, одновременно оценивают цивилизаци-онные перспективы современного полярного разнообразно проявляющегося мира.

Объект исследования работы - творческое наследие А.С.Пушкина и Ф.М.Достоевского, отдельные произведения других русских классиков XIX века, русская общественно-публицистическая, философская, богословская, этико-эстетическая мысль XIX — XX веков и современности.

Предмет исследования - возвращение к православности и категория страдания как феномены художественного сознания отечественной классики в диалектике их причинно-следственных отношений и влиянии на творческую индивидуальность и русский литературный процесс XIX века в целом.

Категория художественное сознание самым тесным образом связана с категорией художественности, которая понимается «не как специфика "поэтического языка", а как чрезвычайная, сверхъёмкая содержательность литературы» (С.Небольсин).

Цель исследования - выделить и объяснить с теоретико-литературоведческих позиций, опираясь на прочную традицию русской общественно-философской, богословской этической и эстетической мысли XIX - XX веков, факт возвращения русской литературы к православности и категорию страдания как национально-специфические проявления художественlivi v vwiiwiiim j^ vviww i\ji«vvn ivvivuri iitUJl^UJ^aib iS C.S5C1C iip(ii3l/= славной литературоведческой парадигмы бытие этих феноменов в обращении к конкретике творческого наследия Пушкина и Достоевского; раскрыть, в силу наших возможностей, новые идейно-художественные смыслы в нем содержащиеся.

Это определяет основные задачи исследования:

- выявить сущность гуманистического и православного понимания человеческой личности и её предназначения как определяющую принципиальную основу исследования литературы;

- сформулировать основополагающие принципы методологии данного исследования;

- подчеркнуть значимость и перспективность для изучения национальной специфики художественного сознания русской классики «исторически оживляемого» (С.Небольсин) ценностного идейно-эстетического подхода и его терминологического инструментария; дать концептуальное теоретическое обоснование терминам и понятиям, используемым в работе; подтвердить их продуктивность в конкретике литературоведческого анализа;

- обосновать закономерность исследования выделяемых в работе феноменов художественного сознания русской классики XIX века в диалектическом единстве их проявления.

Методологической основой исследования послужили работы русских классиков (А.С.Пушкина, Н.В.Гоголя, Ф.М.Достоевского), труды отечественных богословов, философов, историков, литературоведов: Илариона Киевского, Филарета Московского, А.Хомякова, Ю.Самарина, И.Ильина, Б.Вышеславцева, Л.Карсавина, А.Лосева, М.Бахтина, В.Кожинова, Ю.Селезнева, В.Троицкого, В.Непомнящего, С.Небольсина, Н.Скатова, И.Есаулова, М.Дунаева, А.Панарина, С.Перевезенцева и других, а также учение о феноменах И.-В.Гёте.

Методы исследования представляют собой синтез историко

ЛИТСраТурКОГО, Про5л£тНО-йСТОрйЧ6СКОГО, СрйБНигслъни-гшшлшичеикОГО подходов к рассмотрению литературного процесса как основы для феноменологического и категориального анализа возвращения к православности и категории страдания в свете ценностной системы русской национальной духовности, порожденной христианской онтологической аксиологией.

Поставленные цели и задачи, характер полученных результатов в совокупности определяют научную новизну работы.

Впервые с теоретико-литературоведческих позиций выделяется и обосновывается (в том числе - терминологически) феномен возвращения к православности в русской классике XIX века. Проведенный историко-литературный анализ проявлений данного феномена в творчестве Пушкина позволил выделить ряд новых моментов, связанных с выявлением основополагающих смыслов наследия поэта.

Возвращение к православности и категория страдания исследуются в диалектике их причинно-следственных отношений, что дает возможность рассмотрения универсальной христианской категории страдания в национальной специфике её преломления как художественной категории русской классики. Сквозь призму этой важнейшей для Достоевского ценностной эти-ко-эстетической категории рассмотрена мировоззренческая основа творческой личности писателя, проведен анализ ряда художественных текстов, что служит началом системного подхода к исследованию творческого наследия русского классика в данном перспективном направлении.

Названные феномены понимаются и рассматриваются как следствие процесса и как сам - в форме художественного слова - процесс национально-цивилизационной самоидентификации, что открывает возможности их исследования в плане как национальной, так и всечеловеческой значимости, в границах как малого, так и большого времени.

Основные положения, выносимые на защиту:

1 .Выисдсмнйи ПуЩКййЫм «Другой формула» руССКОЙ ИСТОрИИ (оТиОиительно «формулы» истории Западной Европы) определяет «другую формулу» истории русской литературы.

2.Православная основа русской духовности - национально-цивилизационная, а значит - продуктивная и самодостаточная для выявления не только национальной специфики русской литературы, но и непреходящей общечеловеческой значимости классики «золотого века».

3.Связь отечественной классики с русской национальной православной духовностью глубинна, многогранна, исключительно прочна и плодотворна, поэтому тезис о том, что «через весь XIX век в русском литературном сознании формировалось предощущение завершенности христианской традиции» (А.Звозников), несостоятелен.

4.«Другая формула» развития русской литературы вызывает бытование феноменов, определяющих и выражающих национальную специфику отечественной классики.

5.К таким феноменам художественного сознания классической литературы XIX века относятся возвращение к православности и категория страдания, которые

- имеют свою историю — истоки, вехи (этапы) - возникновения и развития;

- являются отражением в художественном слове процесса национально-цивилизационной самоидентификации, характеризующего в целом русскую духовность в движении «живой жизни» (Достоевский);

- как этико-эстетические системы обладают возможностью внутреннего развития, однако наиболее ярко проявляются в диалектическом единстве взаимных причинно-следственных отношений, в общем противостоянии аксиологическим установкам гуманистической (западноевропейской и русской либеральной и демократической) мысли;

- предстают не только как факт, но - как фактор литературного развития; рfctsjivpыйшихеи а процессе художественною творчества, оказывая на него существенное, а в узловые моменты развития литературы и отдельной творческой индивидуальности - определяющее влияние;

- последовательно и разнообразно проявляют себя на всех этапах и уровнях создания художественного произведения. б.Эвдемонически-возрожденческому рождественскому типу личности русская классика XIX века художественно противопоставила сотериологиче-ски (спасительно)-возвращенческий страдательный тип личности героя, который в высших формах своего проявления становится пасхальным, или вос-кресительным.

Теоретическая значимость работы заключается в разработке нового аспекта исследования русского литературного процесса XIX века в его национальной специфике в общем русле православной методологии как опыта выявления духовной и культурной процедуры многовекового развития русского художественного слова.

Практическая значимость работы. Конкретные результаты проведенного исследования подхода могут быть использованы в построении вузовского (лекции, семинары, спецкурсы, спецсеминары, проблемные группы) и школьного курсов изучения русской литературы XIX века и теории литературы.

Апробация работы. Основные положения диссертации отраженны в монографии «Возвращение к православности и категория страдания в русской классике XIX века» (М., 2005. - 21, 1 п.л.), в разделе коллективной монографии «Россия на стыке исторических эпох: Очерки общественно-политического процесса 20 - 30-х гг. XX в.» (М.; Армавир, 1998) - 1 п.л., в статьях, опубликованных в период с 1992 по 2007 год в журналах «Москва», «Культурная жизнь Юга России», газете «Литературная Россия», межвузовских и внутривузовских сборниках. Этапы работы освещались на Всесоюзной (1990), Международных (2002 - 2007), межвузовских и региональных

J * Я ПТТ ПЛ Т1r.wjtnpcpcjtiij,ia»a. и i.i. ivnj^rvdt, i uv iubc-na-^ukj, 1aopwuujic; л прглавйрс. jt сзультаты работы реализовывались в курсах лекций по древнерусской литературе и русской литературе XIX века, семинарских занятиях, спецкурсах и спецсеминарах на филологическом и историческом факультетах Армавирского государственного педагогического университета.

Структура исследования отражает логику рассмотрения материала, подчинена общим принципам и содержанию работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, включающих в себя четыре раздела, Заключения и библиографического списка.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Безруков, Андрей Александрович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Главной задачей нашего исследования, воспользуемся сравнением С. Небольсина теории литературы с таблицей Менделеева, было: заполнить пустую клеточку, дать название тому, что органично присуще специфике художественного сознания (шире - художественного бытия) русской классики XIX века - феномену возвращения к православности и страданию как категории художественого творчества.

Задействованная в нашем исследовании глубинная оппозиция возвращение к православности (Россия, XIX век) - Возрождение (общие рамки этого

W "Г-* т/ттт гуманистического движения в оападнии сьриис охнгиывают конец ХШ-начало XVII веков), невозможная с точки зрения элементарной хронологии, в плане духовно-мировоззренческом и цивилизационном (в том числе и самоидентификационном) для нас очевидна и, в силу этого, возможна. Более того - весьма плодотворна в исследовательском плане: равно как русский человек, «даже видимо порывая с верою, не мог до конца отрешиться от православного миросозерцания» (М.Дунаев), так и «западные народы» «предались Возрождению» «вероятно, до конца своего существования, ибо, переставши быть возрожденцем, западный человек перестанет быть западным» (А.Лосев) [210. С.872].

Гуманистические идеи, начавшие с XIV века активно создавать «благоприятные условия» для укоренения и развития в русской духовной жизни, породили так называемый феномен Предвозрождения (Д.Лихачев) как несостоявшегося Возрождения на Руси. Русским ответом гуманизму тогда стал иной феномен - Сергия Радонежского, порожденный активным национально-православным цивилизационым самоидентификационным процессом становления русскости. Вот еще одна веха, или точка отсчета (после Илариона Киевского) для возникновения феномена возвращения к православности в русской литературе XIX века в целом, в творчестве Пушкина и Достоевского

- в частности. Это послужило основанием для проведенных нами в работе параллелей: Пушкин - Сергий Радонежский (через Пушкин - митрополит Филарет, митрополит Филарет - Сергий Радонежский, Пимен - Филарет - на основе сходных характерных национально-православных черт русской духовности); Достоевский - митрополит Филарет.

Самые что ни на есть «благоприятные условия» для гуманизации русской духовности были созданы петровской эпохой и последующими десятилетиями XVIII классицистически-космополитического, просвещенчески-секулярного века. Русским адекватным ответом гуманистической традиции западноевропейского Возрождения стал феномен возвращения к православности в художественной литературе.

Возвращение к православности есть течение не просто возможно-альтернативное, появившееся и проявившееся в силу удачно сложившейся для него цепи случайных обстоятельств, создавших «благоприятные условия» для его развития. Оно имеет свои истоки, свои вехи (этапы) зарождения и созревания. Оно столь же естественно-органично для сути национального бытия, как, например, естественно-органично (и как следствие - гармонично) творчество Пушкина, при всей его сложности, даже кризисности, иногда вплоть до надрывов, породившее своим «явлением» самого пушкинского -«прошитого Пушкиным» (В .Непомнящий) - классика нашей литературы -Достоевского.

Гуманистическое направление в современном литературоведении уготовило Пушкину особый удел. Это - не «предстояние перед Богом в служении поэта» (С.Булгаков), но - предстояние перед Западноевропейской Литературой в качестве корректора европейского гуманизма (С.Кибальник) [см. 169. С.183-189].

Православное направление, оценивая с позиции пушкинской «другой формулы» русской жизни цивилизационные перспективы современности, в словах Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать усматривает «аристократическую формулу достоинства и ответственности, ответственности духовной» (В.Непомнящий) [246. С.421]. Следовательно, пушкинское «чтоб мыслить и страдать» предстает как православная всевременная формула восстановления и сохранения человеческого в человеке.

Страдание в понимании и изображении русской классики на определенном этапе развития «народного духа» и, соответственно, личности героя утрачивает качество категорического нравственного императива («долгом заказанного» страдания), становится осознанной (или неосознанной) потребностью, «как бы идеей» (Достоевский). Если «человек заслуживает свое счастье страданием», если это - «закон нашей планеты» (Достоевский), то герой русской литературы ^паременлегпиЛ??, <<гЮКОрНЫи>> зтс-iviy «общ£7-лу зс1к011уу>. здбсь универсальная пушкинская формула, выведенная в стихотворении «.Вновь я посетил.» («И сам, покорный общему закону, // Переменился я <.>») и подводящая один из главных итогов диалога Мироздание — человеческая личность, органично наполняется собственно русским, национальным содержанием. Такое наполнение закономерно, поскольку данное стихотворение одновременно фиксирует возвращение поэта к православности как состоявшийся факт.

Потребность страдания у героя русской классики предстает как неотъемлемое качество православно-сотериологического, пасхального, в высшей форме своего проявления, типа личности, как его субстанциональное начало. Именно в таком качестве эта потребность и должна рассматриваться литературоведением. Тогда давние, но неизменные, вплоть до настоящего времени, гуманистические претензии к Достоевскому, «культивирующему» страдание (см., например, Ст.Рассадин: «Достоевский - это Достоевский. И смешно было бы спрашивать русский народ, в самом ли деле он жаждет страдания, не мысля своего счастья без того, что его художником кажется "радостью"» [С. 227. 140]), указания на «вопиющий парадокс» творчества писателя (сочувствие страдальцам - призыв к страданию) оборачиваются тривиальной вульгаризацией. Сама же идея страдания, последовательно реализуемая Достоевским художественно, достигает степени художественного совершенства в романе «Братья Карамазовы», жанр которого определяется нами как роман-предпасхальная симфония. Тем самым ещё раз подтверждается неправота оценки В.Вересаевым и художественной, и жизненной состоятельности этой идеи: «Там, где идея эта должна проявиться, Достоевский как раз замолкает». - Там, где эта идея проявляется, русская классика XIX века, в первую очередь в лице Достоевского, возвышает свой голос, который начинает звучать, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных».

Возвращение к православности и категория страдания, являя собой в процессе iiSOpicCTBa ДИаЛсКТйЧбСКОС СДИКСТЕС, С-брСТСИСТ ПЛСТЬ «21СИЗСЙ ЖИЗ ни» как специфическое, на уровне художественного сознания, проявление глубинного, естественно-органичного для русского национального бытия всеохватного процесса национально-православной самоидентификации. Тогда, обретая свое на основе вечного и всемирного, христиански незыблемого, укореняясь в национальной почве, герой русской литературы оказывается способен «жить, чтоб мыслить и страдать», а его «сердце высшее» — «горняя мудрствовати и горних искати».

Русская классика XIX века в лице Пушкина - Достоевского (тире между именами русских гениев служит дополнительным, графическим указанием на непересекающуюся, проходящую сквозь десятилетия, принципиальную нацеленность русской классики, классики эпохи Пушкина - Достоевского) в свете «другой формулы» русской истории как формулы русской жизни и русской литературы исследует и изображает художественно с позиции православности процесс неизбежного отказа личности от искуса гуманистической индивидуалистической свободы, имеющей тенденцию к расширению вплоть до «все дозволено». Герои не желают в инодуховных условиях «крепостной зависимости у Европы» (Достоевский) превращаться в ретортного («повернутого») человека -личину, жить в «хрустальном дворце» или в общности обезличивания (потери лика) снимать с себя «страшное бремя» божественного дара свободы ради хлебов или «успокоения совести» и «сокращения страданий». Они возвращаются - через «горнило сомнений», обогащенные опытом борьбы за самостоянье — к «жить, чтоб мыслить и страдать» в благоприятной (но далеко не всегда приятной, с эвдемонической точки зрения) и благотворной национально-цивилизационной православной атмосфере «живой жизни», устремленной в предпасхальных ожиданиях личности, получившей в страдании мощный импульс развития, к «жизни жительствующей».

В эпоху глобализма и устремлений к всеединению зачастую на основе одной цивилизационной мидели в ииляриОм мире и пока еще «переходной!» состоянии человека (Достоевский), а значит - и человечества значимость феномена возвращения к православности, или «возвращения («поворота») к национальности» (Достоевский) и категории страдания выходит далеко за пределы истории литературы, становится крайне актуальной для современной жизни в целом, что еще раз подчеркивает актуальность и всечеловечность русской классической литературы.

Классика, питаемая водами «наводнившегося евангельского источника» (митрополит Иларион Киевский), неисчерпаема для исследования, поэтому неисчерпаем научный потенциал отечественной литературоведческой мысли, обращенной к ней.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Безруков, Андрей Александрович, 2007 год

1. Баратынский, Е. Полное собрание стихотворений Текст. / Е. Баратынский. - Л : Сов. писатель, 1989. - 464 с.

2. Гоголь, Н. Собрание сочинений Текст.: в 9 т. / Н. Гоголь - М.: Русская книга, 1994.

3. Достоевский, Ф. Полное собрание сочинений Текст.: в 30 т. / Ф. Достоевский. - Л.: Наука, 1972-1990.

5. Козлов, и. Стихотворения Текст. / И. Козлов. - М.: Сов. Россия, 1979176 с.

6. Некрасов, Н. Полное собрание сочинений Текст.: в 15 т. Т. 1-10. Художественные произведения / Н. Некрасов. - Л.: Наука, 1981-1985.

7. Островский, А. Полное собрание сочинений Текст.: в 12 т. Т. 10 /А. Островский. - М.: Искусство, 1978. - 720 с.

8. Пушкин, А. Полное собрание сочинений Текст.: в 2 т. / А. Пушкин.М.: Изд. центр «Классика», 1999. - Т. 1. - 616 с ; Т. 2. - 912 с.

9. Толстой, Л. Собрание сочинений Текст.: в 22 т. / Л. Толстой. - М.:Худож. лит., 1978-1985.

10. Тургенев, И. Полное собрание сочинений Текст.: в 30 т. Письма в18 т. - Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Наука, 1982. - Т. 1. Письма 1831-1879. - 608 с ; М.: Наука, 1988. - Т. 5. Письма. 1862-1864. - 640 с. 1.

11. Библейская энциклопедия. - Репринтное издание. - М.: ТЕРРА, 1990.904 с.

12. Даль, В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1-4 /В. Даль. - М.: Русский язык, 1978-1982.

13. Полный православный энциклопедический словарь: в 2 т. - Репринтное издание. - М.: Возрождение, 1992. - Т. I. -1120 стб.; Т. П. - 2464 стб.

14. Словарь древнерусского языка (XI - X I V вв.). Т. П. - М.: Русскийязык, 1989.-С. 20-25.

15. Словарь русского языка XVIII века. Вып. 3. (ВЪк - Воздувая). - Л.:Русский язык, 1987. - 279-281.

16. Словарь современного русского литературного языка: в 20 т. Т. 2. В.М.: Русский язык, 1991. - 779 с.

17. Словарь языка Пушкина; ь 4 i. Т. 4. С-Л. - ivl.: Гос. изд-БО инсстр. инационал, словарей, 1961. - 1040 с.

18. Философский энциклопедический словарь. - М.: Сов. энциклопедия,1983.-840 с.

19. Энциклопедический словарь русской цивилизации / сост. O.A. Платонов. - М.: Правосл. изд-во «Энциклопедия русской цивилизации», 2000. 1040 с. 1.I

20. Аверинцев, Византия и Русь: два типа духовности Текст. / Аверинцев // Новый мир. - 1988. - № 7. - 210-220; №9. - 227-239.

21. Аверинцев, Иисус Христос - русскими глазами Текст. / Аверинцев // Труд-7. - 2000. - № 2 (от 6 января). - 6-7.

22. Аверинцев, Поэтика ранневизантийской литературы Текст. / Аверинцев. - М..: Главн. ред. вост. литерат. изд-ва «Наука», 1977. - 320 с.

23. Аксаков, К. Литературная критика Текст. / К. Аксаков, И. Аксаков.М.: Современник, 1982. - 383 с.

24. Альманах библиофила Текст.. Вып. 26. Тысячелетие русской письменной культуры (988-1988). - М.: Книга, 1989. - 256 с.

25. Андреев, И. Русские писатели X I X века Текст. / И. Андреев. - М.:Братство Германа Аляскинского Платона; Калифорния - Российское отдел. Валаамск. общества Америки, 1999. - 536 с.

26. Андреевич. Опыт философии русской литературы Текст. / Андреевич (Е. Соловьев). - СПб.: Изд. тов. «Знание», 1905. - 536 с.

27. Андреевич. Очерки по истории русской литературы X IX века Текст. /Андреевич (Е. Соловьев). - СПб., 1902. - 556 с.

28. Аникин, А. Пушкин, Россия, современность: политические и социально-экономические аспекты Текст. / А. Аникин. - М.: Наука, 1999. - 256 с.

29. Антропоцентрическая парадигма в филологии Текст.: материалыМсждукарсдксй иаутой ксиферекцин. Ч. 1. Литературоведение. - Ставрополь: Изд-во СГУ, 2003. - 562 с.

30. Архиепископ Иоанн Сан-Францисский. Избранное Текст. / архиепископ Иоанн Сан-Францисский. - Петрозаводск: «Святой остров» (Фонд культуры Карелии), 1992. - 575 с.

31. Архимандрит Платон (Игуменов). Православное нравственное богословие Текст. / архимандрит Платон (Игуменов). - Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. - 240 с.

32. А.С. Пушкин в воспоминаниях современников Текст.: в 2 т. - М.:Худож. лит., 1974. - Т. 1. - 544 с ; Т. 2. - 560 с.

33. А.С. Пушкин: путь к Православию Текст.. - Изд. 2-е, испр. и доп.М.: Изд-во «Отчий дом», 1999. - 416 с.

34. А.С. Пушкин: pro et contra: Личность и творчество Александра Пушкина в оценке русских мыслителей и исследователей Текст.: антология. СПб.: Изд-во Рус. Христианок, туманит, ин-та, 2000. - Т. 1. - 710 с ; Т. 2. - 702 с.

35. Афанасьев, Э. «Повести Белкина» А.С. Пушкина: ироническая прозаТекст. / Э. Афанасьев // Русская литература. - 2000. - №2. - 177-184.

36. Бахтин, М. Автор и герой: К философским основам гуманитарныхнаук Текст. / М. Бахтин. - СПб.: Азбука, 2000. - 336 с.

37. Бахтин, М. Проблемы поэтики Достоевского Текст. / М. Бахтин.М.: Сов. писатель, 1963. - 364 с.

38. Бачинин, В. Метафизическое я Достоевского: опыт автопортретатриптиха Текст. / В. Бачинин // Общественные науки и современность. 1997. - № 6 . - С . 150-161.

39. Белик, А. Художественные образы Ф.М. Достоевского Текст.: эстетические очерки / А. Велик. - М.: Наука, 1974. - 224 с.

40. Белинский, В. Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6 / В. Белинский. - М.:Худож. лит., 1981.-678 с ; Т. 8. - М.: Худож. лит., 1982. - 783 с.

41. Белопольский, В. Достоевский и философская мысль его эпохи: концепция человека Текст. / В Белопольский. - Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та 1987.-206 с.

42. Бердяев, Н. Истоки и смысл русского коммунизма Текст. / Н. Бердяев. - Репринтное воспроизведение издания УМСА РБ1Е88, 1955 г. - М.: Наука, 1990. - 224 с.

43. Бердяев, Н. Миросозерцание Достоевского Текст. / Н. Бердяев. - М.:Захаров, 2001.- 174 с.

44. Берковский, Н. Русская точка зрения на жизнь - точка зрения большого искусства Текст. / Н. Берковский // Берковский Н. Мир, создаваемый литературой. - М.: Сов. писатель, 1989. - 311-473.

45. Библиотека литературы Древней Руси Текст.. Т. I. XI - XII века.СПб.: Наука, 1997.-544 с.

46. Благой, Д. От Кантемира до наших дней Текст. / Д. Благой: в 2 т.М.: Худож. лит., 1979.

47. Благой, Д. Путь Алеши Карамазова Текст. / Д. Благой // Изв. АНСССР. Серия «Лит. и яз.», 1974. - Т. 33. - 8-26.

48. Б О Н Д И , Мир Пушкина Текст.: избранное / Бонди. - М.: Персей;Вече, 1999. - 496 с.

49. Бореев, Ю. «Пушкин - наше всё» (Теоретико-литературные урокиПушкина) Текст. / Ю. Бореев // Вестник РГНФ. - 1999. - № 1. - 12-23.

50. Борисов, Н. Сергий Радонежский Текст. / Н. Борисов. - М.: Мол.гвардия, 2002. - 298 с.

51. Боханов, А. A.C. Пушкин и национально-государственная самоиндетификация России Текст. / А. Боханов // Отеч. истор. - 2002. - № 5 . - С . 3-16.

52. Боханов, А. Русская идея. От Владимира Святого до наших днейТекст. / А. Боханов. - М.: Вече, 2005. - 400 с.

53. Бочаров, Из истории понимания Пушкина Текст. / Бочаров //Вестник РГНФ. - 1999. - №1. - с . 83-90.

55. Бруно, Дж. О героическом энтузиазме Текст. / Дж. Бруно. - М.: Новый Акрополь, 1991. - 288 с.

56. Булгаков, Тихие думы Текст. / Булгаков. - М.: Республика,1996. - 509 с.

57. Бурдах, К. Реформация. Ренессанс. Гуманизм Текст. / К. Бурдах; пер.с нем. - М.: РОССПЭН, 2004. - 208 с.

58. Бурсов, Б. Судьба Пушкина Текст.: роман-исследование / Б. Бурсов.Л.: Сов. писат. Ленингр. отд-ние., 1989. - 568 с.

59. Буслаев, Ф. О литературе: исследования; статьи Текст. / Ф. Буслаев.М.: Худож. лит., 1990. - 512 с.

60. Буянова, Е. Романы Ф.М. Достоевского Текст. / Е. Буянова. - 3-е изд.- М.: Изд-во МГУ, 1999. - 104 с.

61. Бычков, В. Круг проблем православной эстетики Текст. / В. Бычков // Вестн. Моск. ун-та. Серия 7, Философия. - М., 1994. - №2. - 51-55.

63. Бычков, В. Русская средневековая эстетика. XI - XVII века Текст. /В. Бычков. - 2-е изд. - М.: Мысль, 1995. - 637 с.

64. Венгеров, В чем же очарование русской литературы X I X века?Текст.: речь, сказанная в Москве 22 октября 1911 г. на праздновании столетнего юбилея Общества Любителей Российской Словесности / Венгеров. СПб.: Прометей, 1912. - 16 с.

65. Венгеров, Собрание сочинений Текст.. Т. 1. Героический характеррусской литературы / Венгеров. - СПб.: Прометей, 1911. - 208 с.

66. Вересаев, В. Живая жизнь: О Достоевском и Л.Толстом: Аполлон иДионис (о Ницше) Текст. / В. Вересаев. - М.: Политиздат, 1991. - 336 с.

67. Веселовский, А. В.А.Жуковский. Поэзия чувства и «сердечного воображения» Текст. / А. Веселовский. - М.: ENTRADA, 1999. - 448 с.

68. Введенский, А. Очерки истории русской философии Текст. / А. Введенский, А. Лосев, Э. Радлов, Г. Шпет. - Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1991. 592 с.

69. Вехи; Интеллигенция в России Текст.: сб. ст. 1909-1910. - М.: Мол.гвардия, 1991. - 462 с.

70. Виноградов, И.А. Гоголь - художник и мыслитель: христианские основы миросозерцания Текст. / И.А. Виноградов. - М.: Наследие, 2000. - 447 с.

71. Виноградов, И.И. По живому следу: Духовные искания русской классики Текст.: литературно-критические статьи / И.И. Виноградов. - Сов. писат., 1987. - 384 с.

72. Викторович, В. «Брошенное семя возрастёт»: Еще раз о «завещании»Достоевского Текст. / В. Викторович // Вопр. лит. -1991. - № 3. - 142-169.

73. Викторович, В. Творчество Ф.М.Достоевского и русская литератураX IX века (Проблема генезиса) Текст.: дис. ...докт.филол.наук / В. Викторович. - Коломна, 1994. - 310 с.

74. Волгин, И. Последний год Достоевского Текст.: исторические записки / И. Волгин. - М.: Сов. писатель, 1991. - 544 с.

75. Волгин, И. «Родиться в России...» Достоевский и современники:жизнь в документах Текст. / И. Волгин. - М.: Книга, 1991. - 607 с.

76. Волжский (Глинка, A.C.) Гаршин как религиозный тип Текст. /Волжский (A.C. Глинка) // Религиозно-общественная библиотека. Серия I, № 5. - М.: Труд и воля., 1906. - 56 с.

77. Волкова, Е. Русский Данте: Ад и Рай в художественном миреФ.М. Достоевского Текст. / Е. Волкова // Вестник Моск. ун-та. Сер. 19, Лингвистика и международн. коммуникация. - 2002. - № 2. - 40-47.

78. Воропаев, В. Гоголь и монашество Текст. / В. Воропаев // ЖурналМосковской Патриархии. - 1993. - № 4. - 98-110; № 5. _ с . 102-106.

79. Воропаев, В. Н.В.Гоголь: жизнь и творчество Текст. / В. Воропаев.2-е изд. - М.: Изд-во МГУ, 1999. - 128 с.

80. Владимирцев, В. Народные плачи в творчестве Ф.М. ДостоевскогоТекст. / В. Владимирцев // Русская лит. - 1987. - № 3. - 179-190.

81. Воронцов, А. Достоевский и идеал человека: К 180-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского Текст. / А. Воронцов // Наш современник. - 2001. № 1 1 . - С . 254-274.

82. Высочина, Е. Образ, бережно хранимый: Жизнь Пушкина в памятипоколений Текст. / Е. Высочина. - М.: Просвещение, 1989. - 239 с.

85. Галаган, Г. Философско-исторические основы единения людейТекст. / Г. Галаган // Единение людей в творчестве Л.Н.Толстого. - SRG ИР ЛИ РАН, 2002. - 81-88.

86. Галаган, Г. Л.Н. Толстой. Художественно-этические искания Текст. /Г. Галаган. - Л : Наука, 1981. - 176 с.

87. Галактионов, А. Русская философия IX - X I X вв. Текст. / А. Галактионов, П. Никандров. - 2-е изд. испр. и доп. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. - 744 с.

88. Гачева, А. «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...»:Достоевский и Тютчев Текст. / А. Гачева. - М: Ин-т мировой литературы РАН, 2004. - 638 с.

90. Гончаров, Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контекстеТекст.: монография / Гончаров. - СПб.: Изд-во РГПУ им. А.И. Гер-цена, 1997. - 340 с.

91. Гончарова, О. Власть традиций и «новая Россия» в литературномсознании второй половины XVIII века Текст.: монография / О. Гончарова. СПб.: Изд-во РХГИ, 2004. - 382 с.

92. Гончарова, О. Национальная традиция и «новая Россия» в литературном сознании второй половины XVIII века Текст.: автореферат дис. ... докт.филол.наук / О. Гончарова. - СПб., 2004. - 45 с.

93. Головин, К. Русский роман и русское общество Текст. / К. Головин.ГШ- Издание А.Ф. Маркса, 1904. - 520 с.

94. Градовский, А. Сочинения Текст.. - СПб.: Наука, 2001. - 512 с.

95. Григорьев, Ап. Литературная критика Текст. / Ап. Григорьев. - М.:Худож. лит., 1967. - 631 с.

96. Григорьев, А. Сочинения Текст.. В 2 т. Т. 2. Статьи; Письма /А. Григорьев. - М: Худож. лит., 1990. - 510 с.

97. Громов, М. Русская философская мысль X - XVII веков Текст.:учеб. пособие / М. Громов, Н. Козлов. - М.: Изд-во МГУ, 1990. - 288 с.

98. Гроссман, Л. Достоевский Текст. / Л. Гроссман. - М.: Моск. гвардия, 1963.-544 с. Юб.Гулин, А. Лев Толстой и пути русской истории Текст. / А. Гулин. М.: ИМЛИРАН, 2004. - 254 с.

99. Гулин, А. Л.Н.Толстой: духовный идеал и художественное творчество (1850-1870-е годы) Текст.: дис. в виде научн. докл. ...докт.филол.наук / А. Гулин. - М., 2004. - 68 с.

100. Гулыга, А. Русская идея и её творцы Текст. / А. Гулыга. - М.: Издво Эксмо, 2003.-448 с.

101. Дефо, Д. Робинзон Крузо. История полковника Джека Текст. /Д. Дефо. - М.: Худож. лит., 1974. - 528 с.

102. З.Даниил (игумен). Главная тайна Достоевского Текст. / игумен Даниил // Наука и религия. - 2003. - >Го 2. - 36-39.

103. Джеймс X . Биллингтон. Лики России. Страдание, надежда и созидание в русской культуре Текст. / Дж.Х. Биллингтон; пер. с англ. - М.: Логос, 2001.-248 с.

104. Долинин, А. Достоевский и другие Текст.: статьи и исследования орусской классической литературе / А. Долинин. - Л.: Худож. лит., 1989. - 480 с.

105. Достоевская, А. Воспоминания Текст. / А. Достоевская. - М.: Худож. лит, 1981.-518 с.

106. Достоевский, Ф. Материалы и исследования Текст.. Т. 1-15. - Л.;СПб.: Наука (Дмитрий Буланин), 1974-2000.

107. Достоевский и современность (к 180-летию со дня рождения писателя) Текст.: материалы региональной научно-практической конференции. Армавир: ИЦ АГПИ, 2001. - 276 с.

108. Достоевский Ф.М. в воспоминаниях современников Текст.: в 2 т.М.: Худож. лит., 1990. - Т. 1. - 623 с ; Т. 2. - 623 с.

109. Достоевский и русские писатели: Традиции. Новаторство. Мастерство Текст.. - М.: Сов. писатель, 1971. - 448 с.

110. Дунаев, М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII - X X веках Текст. / М. Дунаев. - М.: Издат. Совет Русской Православной Церкви, 2003. - 1056 с.

111. Дунаев, М. Православие и русская литература Текст.. В 6 ч. Ч. I-II /М. Дунаев. - Изд. 2-е, испр., доп. - М.; Христианская литература, 2001. - 736 с.

112. Дунаев, М. Православие и русская литература Текст.. В 6 ч. Ч. III /М Дуттяеи. - М.: Христианская литература. 1997. - 574 с.

113. Духовный труженик: A.C. Пупгкин в контексте русской культурыТекст.. - СПб.: Наука, 1999. - 558 с.

114. Евлампиев, И. Кириллов и Христос: самоубийцы Достоевского ипроблема бессмертия Текст. / И. Евлампиев // Вопросы философии. - 1998. № 3 . - С . 18-34.

115. Европейское Просвещение и цивилизация России Текст.. - СПб.;М.: Наука, 2004. - 356 с.

116. Егоров, Б. Апполон Григорьев Текст. / Б. Егоров. - М.: Мол. гвардия, 2000.-219 с.

117. Егоров, Б. От Хомякова до Лотмана Текст. / Б. Егоров. - М.: Языкиславянской культуры, 2003. - 368 с.

118. Елшина, Т. Русский культурный ренессанс: Исследование проблемыгуманизма в контексте литературы X X века Текст.: монография / Т. Елшина. Кострома: КГТУ, 2000. - 342 с.

119. Елшина, Т. Художественно-эстетические аспекты проблемы гуманизма в литературе Серебряного века (В.Розанов, А.Блок, Н.Гумилев) Текст.: автореферат дис. ... докт.филол.наук / Т. Елшина. - Великий Новгород, 2002. 52 с.

120. Епископ Игнатий Брянчанинов. Слово о смерти Текст. / епископИгнатий Брянчанинов. - Репринтное изд. - М.: «P.S.», 1991. - 320 с.

121. Ерофеев, В. В лабиринте проклятых вопросов Текст. / В. Ерофеев.М.: Сов. писатель, 1990. - 448 с.

122. Есаулов, И. Категория соборности в русской литературе Текст. /И. Есаулов. - Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского университета, 1995. 288 с.

123. Есаулов, И. Категория соборности в русской литературе X I X - X Xвеков Текст.: дис. в виде научи, докл. .. .докт.филол.наук / И. Есаулов. - М., 1996.-47 с.

124. Жизнь и житие Сергия Радонежского Текст.. - М.: Сов. Россия,1991.-368 с.

125. Зайцев, Б. Странное путешествие Текст. / Б. Зайцев. - М.: ОЛМАПРЕСС, 2002.-414 с.

126. Захаров, В. О христианском значении основной идеи ДостоевскогоТекст. / В. Захаров // Ф.М. Достоевский в конце X X века. - М.: Изд-во «Классика плюс», 1996. - 137-146.

127. Захаров, В. Православные аспекты этнопоэтики русской литературыТекст. / В. Захаров // Евангельский текст в русской литературе XVIII - X X веков: цитата, реминисценция, сюжет, мотив, жанр. - Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1998.-С. 5-30.

128. Иванов, В. Родное и вселенское Текст. / В. Иванов. - М.: Республика, 1994. - 428 с.

129. Ильин, И. Александр Пушкин как путеводная звезда русской культуры Текст. / И. Ильин // Московский пушкинист. - М., 1997. - № 4. - 383407.

131. Историко-литературный процесс. Проблемы и методы изученияТекст.. - Л.: Наука, 1974. - 276 с.

132. История русской литературы Текст.. В 4 т. Т. 3. - Л.: Наука, 1982.878 с.

133. Исупов, К. Проблемы философии истории в художественном творчестве Ф.М. Достоевского Текст. / К. Исупов // Филол. науки. - 1999. - № 4. 40-49.

134. Калугин, В. Литература и письменность в представлении древнерусского писателя (Иван Грозный и Андрей Курбский) Текст. / В. Калугин // Филол. науки -1994. - № 1. - 12-22.

135. Кантор, В. «...Есть европейская держава». Россия: Трудный путь кцивилизации Текст.: историософские очерки / В. Кантор. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997. - 479 с.

136. Кантор, В. Русский европеец как явление культуры (философскоисторический анализ) Текст. / В. Кантор. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОСПЭН), 2001. - 704 с.

137. Кантор, В. «Средь бурь гражданских и тревоги...» Борьба идей врусской литературе 40 70 х годов X IX века Текст. / В. Кантор. - М.: Худож. лит., 1988. - 304 с.

138. Карсавин, Л. Религиозно-философические сочинения Текст.. Т. 1 /Л. Карсавин. - М.: «Ренессанс», 1992/ - ЬХХШ, 325 с.

139. Карякин, Ю. Достоевский и канун X X I века Текст. / Ю. Карякин.М.: Сов. писат., 1989. - 656 с.

140. Касаткина, Т. В поисках утраченной реальности Текст. / Т. Касаткина // Новый мир. - 1997. - № 3. - 200-212.

141. Касаткина, Т. О творящей природе слова. Онтологичность слова втворчестве Ф.М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле» Текст. / Т. Касаткина. - М.: ИМЛИ РАН, 2004. - 480 с.

142. Касаткина, Т. Пушкинская цитата в романах Достоевского Текст. /Т. Касаткина // Пушкин и теоретико-литературная мысль. - М., 1999. - 328-354.

143. Касаткина, Т. Характерология Достоевского Текст. / Т. Касаткина.М.: Наследие, 1996. - 504 с.

144. Касаткина, Т. «Христос вне истины» в творчестве ДостоевскогоТекст. / Т. Касаткина // Достоевский и мировая культура. - СПб., 1998. № 11 . -С. 113-120.

145. Касаткина, Т. Художественная реальность слова: Онтологичностьслова в творчестве Ф.М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле» Текст.: автореферат дис. ...докт.филол.наук / Т. Касаткина. - М., 1999. 36 с.

146. Катасонов, В. Хождение по водам (Религиозно-нравственный смысл«Капитанской дочки» А.С. Пушкина) Текст. / В. Катасонов // Наш совр. 1994.-№ 1.-С. 153-176.

147. Кашина, Н. Эстетика Ф.М. Достоевского Текст. / Н. Кашина. - 2-еизд., испр. и доп. - М.: Высш. шк., 1989. - 288 с.

149. Киселева, Л. О некоторых «заветах» Пушкина литературоведениюТекст. / Л. Киселева // Вестник РГНФ. - 1999. - № 1. - 151-162.

150. Киреевский, И. Избранные статьи Текст. / И. Киреевский. - М.: Современник, 1984 - 383 с.

151. Клайв Льюис. Страдание Текст.: трактат / Клайв Льюис; пер.с англ. - М.: Лепта, 2001 - 192 с.

152. Клибанов, А. Духовная культура средневековой Руси Текст. /А. Клибанов. - М.: Аспект Пресс, 1996. - 368 с.

153. Коган, Л. «И внял я неба содраганье...» (О философии пушкининского «Пророка») Текст. / Л. Коган // Вопр. лит. - 2002. - № 4. - 201-230.

154. Коган, Л. «Самостоянье человека»: философское кредо ПушкинаТекст. / Л. Коган // Вопр. филос. - 1999. - № 7. - 47-59.

155. Кожинов, В. История Руси и русского Слова. (Опыт беспристрастного исследования) Текст. / В. Кожинов. - М.: Алгоритм, 1999. - 480 с.

156. Кожинов, В. Невозможно представить, чтобы не было ПушкинаТекст. / В. Кожинов // Наука и религия. - 1999. - № 6. - 2-4.

157. Кожинов, В. О русском национальном самосознании Текст. / В. Кожинов. - М.: Алгоритм, 2002. - 384 с.

158. К О Ж И Н О В , В. Победы и беды России Текст. / В. Кожинов. - М.: Алгоритм, 2000. - 448 с.

159. Кожинов, В. Пророк в своем отечестве (Ф.И. Тютчев и история России X I X века) Текст. / В. Кожинов. - М.: Алгоритм; Соловьев, 2001. - 416 с.

160. Кожинов, В. Размышления о русской литературе Текст. / В. Кожинов. - М.: Современник, 1991. - 526 с.

161. Кожинов, В. Русская литература и термин «критический реализм»Текст. / В. Кожинов // Вопросы лит. - 1987. - 9 - 95-125.

162. Козлов, «Гений языка» и «гений нации»: две категории XVIIXVIII веков Текст. / Козлов // Новое литературное обозрение. - 1999.

163. Кокшенева, К. Идеал святости и идеал прогресса: драматургияА.Н.Островского 1860-х годов в оценке Писарева и его современников Текст. / К. Кокшенева // Д.И. Писарев: исследования и материалы. Вып. 1. М.: Наследие, 1995. - 161-186.

164. Кокшенева, К. Эволюция жанра трагедии в русской драматургииXVIII века и проблема историзма Текст.: автореферат дис. ...докт.филол. наук / К. Кокшенева. - М., 2003. - 52 с.

165. Кондаков, И. Русская культура: краткий очерк истории и теорииТекст.: учебн. пос. для ст. вузов / И. Кондаков. - М.: Книжный дом «Университет», 1999. - 360 с.

166. Кондратьев, Б. Пушкин и Достоевский: Миф. Сон. Традиция Текст. /Б. Кондратьев. - Арзамас: Изд-во АГПИ, 2002. - 242 с.

167. Коровин, В. Размышления Пушкина о русской и западноевропейской истории как фон «Бориса Годунова» Текст. / В. Коровин // Филол. науки. - 1995.-№ 5-6. - 14-28.

168. Котельников, В. Православная аскетика и русская литератураТекст. / В. Котельников. - СПб.: Изд-во «Призма-15», 1994. - 208 с.

169. Котельников, В. Православные подвижники и русская литература.На пути к Оптиной Текст. / В. Котельников. - М.: Прогресс - Плеяда, 2002. 384 с.

170. Кошелев, В. Историософская оппозиция «Запад - Восток» в творческом сознании Пушкина Текст. / В. Кошелев // Русская лит. - 1994. - № 4. 3-15.

171. Красухин, Г. Доверимся Пушкину Текст.: анализ пушкинской поэзии, прозы и драматургии / Г. Красухин. - М.: Флинта; Наука, 1999. - 400 с.

172. Крекнина, Л. Философско-историческая тема в журнале A .C . Пушкина «Современник». Религиозный аспект Текст. / Л. Крекнина // Художественняст ттитерятуря. критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 3. - Тюмень, 1997. - 29-33.

173. Кришталёва, Л. Заметки к философии поступка у Достоевского: наматериале романа «Братья Карамазовы» Текст. / Л. Кришталёва // Вопр. филос. - 1999.-№ 1.-С. 65-76.

174. Кувакин, В. Твой «рай» и «ад»: Человечность и бесчеловечность человека (Философия, психология и стиль мышления гуманизма) Текст. / В. Кувакин. - СПб.; М.: Алетейя; Логос, 1998. - 360 с.

175. Кудрявцев, Ю. Три круга Достоевского Текст. / Ю. Кудрявцев. - 2-еизд., доп. - М.: Изд-во МГУ, 1991. - 400 с.

176. Кулешов, В. Пушкин: Жизнь и творчество Текст. / В. Кулешов.М.: Скифы, 1994.-225 с.

177. Куприянова, Е. О национальном своеобразии русской литературыТекст.: очерки и характеристики / Е. Куприянова, Г. Макогоненко. - Л.: Наука, 1976 - 416 с.

178. Кураченко, В. Достоевский: восхождение к свободе Текст. / В. Кураченко, Ю. Кураченко // Философские науки. - 1998. - № 3-4. - 40-48.

179. Курляндская, Г. Нравственный идеал героев Л.Н.Толстого и Ф.М. Достоевского Текст. / Г. Курляндская. - М.: Просвеш,ение 1988. - 256 с.

180. Лазари Анджей де. В вфугу Федора Достоевского. ПочвенничествоТекст. / Лазари Анджей де; пер. с польск. - М.: Наука, 2004. - 207 с.

181. Левшун, Л. История восточнославянского книжного слова XI - XVII вв.Текст. / Л. Левшун. - Минск: Экономпресс, 2001. - 352 с.

182. Лесскис, Г. Пушкинский путь в русской литературе Текст. / Г. Лесскис. - М.: Худож. лит., 1993. - 524 с.

183. Литературоведение как наука Текст.: сб. в честь Г. Бочарова.М.: Языки славянской культуры; Пресс-Традиция, 2004. - 512 с.

184. Лихачев, Д. Избранные работы Текст.: в 3 т. / Д. Лихачев. - Л.: Худож. лит., 1987.

185. Лихачев, Д. О филологии Текст. / Д. Лихачев. - М: Высш. шк.,1989. - 208 с.

186. Лобанов, М. Александр Островский Текст. / М. Лобанов.. - М.:Мол. гвардия, 1979. - 382 с.

187. Лобанов, М. Сергей Тимофеевич Аксаков Текст. / М. Лобанов. - М:Мол. гвардия, 1987. - 366 с.

188. Лосев, А. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития Текст.. В 2 кн. Кн. 1 / А. Лосев. - М.: Искусство, 1992. - 656 с.

189. Лосев, А. Очерки античного символизма и мифологии Текст. /А. Лосев. - М.: Мысль, 1993. - 959 с.

190. ЛОССКИЙ, Н. Очерк мистического богословия Восточной церквиТекст. / Н. Лосский; Он же. Догматическое богословие [Текст] / П. Лосский // Мистическое богословие. - Киев: Путь к истине, 1991. - 95-259; 261-335.

191. Лосский, Н. Бог и мировое зло Текст. / Н. Лосский. - М.: Республика, 1994. - 432 с.

192. Лосский, Н. История русской философии Текст. / Н. Лосский. - М.:Высш. шк., 1991.-559 с.

193. Лосский, Н. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характеррусского народа Текст. / Н. Лосский. - М.: Политиздат, 1991. - 368 с.

194. Лотман, Ю. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русскогодворянства (XVIII - начало X IX века) Текст. / Ю. Лотман. - СПб.: Искусство СПб, 1994. - 399 с.

195. Лотман, Ю. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь Текст. / Ю. Лотман. - М.: Просвещение, 1988 - 352 с.

196. Л О Щ И Ц , Ю. Был ли Пушкин славянофилом? Текст. / Ю. Лошиц //Москва. - 1999. - № 6. - 190-193.

197. Лошиц, Ю. Гончаров Текст. / Ю. Лошиц. - 2-е изд., испр. и доп.М,: Мол. гвардия, 1986. - 367 с.

198. Любомудров, А. Духовный реализм в литературе Русского зарубежья: Б.К. Зайцев. И.С. Шмелев Текст. / А. Любмудров. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. - 272 с.

199. Малинин, В. Александр Сергеевич Пушкин: Философские идеиТекст. / В. Малинин. - М.: РосНОУ, 1999. - 270 с.

200. Малинин, В. A.C. Пушкин и П.Я. Чаадаев - две концепции европейской и русской истории Текст. / В. Малинин. // Науч. Вестник МГТУ ГА. Сер. Общество, экономика, образование. - 2000. - № 22. - 16-25.

201. Манн, Ю. Русская литература X I X века: Эпоха романтизма Текст.:учебное пособие для вузов / Ю. Манн. - М. Аспект Пресс, 2001. - 447 с.

202. Мережковский, Д. Л. Толстой и Достоевский Текст. / Д. Мережковский. - М.: Наука, 2000. - 587 с.

203. Минин, П. Главные направления древне-церковной мистики Текст. /П. Минин // Мистическое богословие. - Киев: Путь к истине, 1991. - 337-391.

204. Мировое значение русской литературы X I X века Текст.. - М.: Наука, 1987. - 440 с.

205. Митрополит Иоанн. Самодержавие духа: очерки русского самосознания Текст. / митрополит Иоанн. - СПб.: Изд-во Царское Дело, 1995. - 352 с.

206. Михайловский, Н. Литературная критика: статьи о русской литературе X IX века Текст. / Н. Михайловский. - Л.: Худож. лит., 1989. - 608 с.

207. Муравьев, А. Путешествие по святым местам русским Текст.: в 2 ч.Репринтное воспроизведение издания 1846 года. - М.: Книга - СП Внепшберика, 1990.

208. Мурьянов, М. Пушкин и Германия Текст. / М. Мурьянов. - М.: Наследие, 1999. - 443 с.

209. Наседкин, Н. Самоубийство Достоевского. Тема суицида в жизни итворчестве писателя Текст. / Н. Наседкин. - М.: Алгоритм, 2002. - 448 с.

210. Наследие В.В. Кожинова и актуальные проблемы критики, литературоведения, истории, философии Текст.: материалы 3-й Международной научно-практической конференции. - Армавир: РИЦ АГПУ, 2004. - 396 с.

211. Небольсин, Всемирное и русское в Пушкине Текст. / Небольсин // Лит. в шк. - 2002. - № 9. - 2-6.

212. Небольсин, А.Пушкин и вопрос о русском народном образованииТекст. / Небольсин // Литература в школе. - 2000. - № 6. - 4-13.

213. Небольсин, Пушкин и европейская традиция Текст. / Небольсин. - М.: Наследие, 1999. - 336 с.

214. Небольсин, Пушкин и европейская традиция. Писатель - классиккак фактор самоопределения национальной литературы Текст.: автореферат дис. .. .докт.филол.наук / Небольсин - М., 2002. - 32 с.

215. Небольсин, Пушкин и Россия Текст. / Небольсин // Наш современник. - 2002. - № 6. - 246-257.

216. Небольсин, Пушкин и русское национальное освобождениеТекст. / Небольсин // Наш современник. - 1999. - № 6. - 219-230.

217. Недзвецкий, В. От Пушкина к Чехову Текст. / В. Недзвецкий. - М.:Изд-во МГУ, 1999.- 192 с.

218. Ненашев, М. Проблема свободы в русской философии X I X века(П. Чаадаев, В. Соловьев, Ф. Достоевский) Текст.: дис. ...докт.филос.наук / М. Ненашев. - М., 2000. - 492 с.

219. Непомнящий, В. «Да ведают потомки православных...» Текст. /В. Непомнящий. - М.: прпмц. вел. кн.Елизаветы, 2001. - 400 с.

220. Непомнящий, В. Поэзия и судьба. Над страницами духовной биогоафни Пушкина ГТекст. / В. Непомнящий - М!.: Сов пнс^т 1^87 - 4.4.8 о

221. Непомнящий, В. Пушкин: Проблема целостности подхода и категория контекста (методологические заметки) Текст. / В. Непомнящий // Вестник РГНФ. - 1999. - № 1. - 91-103.

222. Непомнящий, В. Пушкин. Русская картина мира Текст. / В. Непомнящий. - М.: Наследие, 1999. - 542 с.

223. Непомнящий, В. «Реванш истории» как явление русской культурыТекст. / В. Непомнящий // Панарин A.C. Реванш истории: Рос. стратег, инициатива в XX I веке. - М: Русскш миръ: Моск. учеб., 2005. - 417-422.

224. Непомнящий, В. Феномен Пушкина в свете очевидностей Текст. /В. Непомнящий // Новый мир. - 1998. - №6. - 190-215.

225. Непомнящий, В. Феномен Пушкина как научная проблема (К методологии историко-литературного изучения) Текст.: дис. в форме науч. докл. ... докт.филол.наук / В. Непомнящий / Ин-т мировой литературы РАН. - М., 1999. - 63 с.

226. Ничипоров, Б. Введение в христианскую психологию: Размышлениясвященника-психолога Текст. / Б. Ничипоров. - М.: Школа-Пресс, 1994. 192 с.

227. Новикова, Л. Русская философия истории Текст. / Л. Новикова,И. Сиземская. - М.: Аспект Пресс, 1999. - 399 с.

228. Новополин, Г. В сумерках литературы и жизни Текст. / Г. Новополин.-СПб., 1913.-160 с.

229. Новоселов, М. Догмат и мистика в православии, католичестве ипротестантстве Текст. / М. Новоселов. - М.: Лепта-Пресс, 2003. - 384 с.

230. Павлов, Ю. Художественная концепция личности в русской и русскоязьшной литературе X X века Текст. / Ю. Павлов. - М.: ИМЛИ РАН, 2003. 204 с.

231. Паламарчук, П. Москва или Третий Рим?: Восемнадцать очерков орусской истории и словесности Текст. / П. Паламарчук. - М.: Современник, 1991.-365 с.

232. Палиевский, П. Русские классики. Опыт общей характеристикиТекст. / П. Палиевский. - М.: Худож. лит., 1987. - 239 с.

233. Памятники литературы Древней Руси: XVII век Текст.. Кн. I. - М.:Худож. литер., 1988. - 704 с.

234. Панарин, А. Миссия А.С.Пушкина на исходе X X века: к 200-летиюсо дня рождения поэта Текст. / А. Панарин // Москва. - 1999. - № 6. - 5-24.

235. Панарин, А. Миссия Пушкина на исходе X X века Текст. / А. Панарин // Моск. пушкинист. VII: ежегодн. сб. - М.: Наследие, 2000. - 15-28.

236. Панарин, А. Православная цивилизация в глобальном мире Текст. /А. Панарин. - М.: Алгоритм, 2002. - 496 с.

237. Панарин, А. Реванш истории: Рос. стратег, инициатива в X X I векеТекст. / А. Панарин. - М.: Руссюй миръ: Моск. учеб., 2005. - 432 с.

238. Панченко, А. О русской истории и культуре Текст. / А. Панченко.СПб.: Азбука, 2000.-464 с.

239. Певцова, Р. A.C. Пушкин и религия Текст. / Р. Певцова // Актуальные проблемы современного литературоведения. - М., 1997; Вып. 2. - М.: Диалог-МГУ, 1997.- 111 с.

240. Перевезенцев, Смысл русской истории Текст. / Перевезенцев.М.:Вече, 2004.-496 с.

241. Переверзев, В. Гоголь. Достоевский. Исследования Текст. / В. Персверзеи. 144.: Сов ni'"^^'^ тояо - с

242. Переписка A.C. Пушкина Текст.: в 2 т. - М: Худож.лит., 1982.Т. 1.-494 с ; Т. 2.-575 с.

243. Петрушина, Н. Первая повесть Пушкина («Гробовш;ик») Текст. /Н. Петрушина // В мире отечественной классики. Вып. 2. - М.: Худож. лит., 1987.-С. 133-164.

244. Поддубная, Р. Сказочный сон Адриана Прохорова. «Гробовщик».Текст. / Р. Поддубная // Поэтика жанров русской и советской литературы. Вологда, 1988.-С. 17-35.

245. Померанц, Г. Открытость бездне: Встречи с Достоевским Текст. /Г. Померанц. - М.: РОССПЭН, 2003. - 352 с.

246. Протоиерей Дмитрий Григорьев. Достоевский и церковь. У истоковрелигиозных убеждений писателя Текст. / протоиерей Дмитрий Григорьев. М.: Изд-во Православного Свято-Тихоновского Богословского Института, 2002. - 175 с.

247. Пушкин: Суждения и споры Текст.. - М.: Моск. рабочий, 1997.378 с.

248. Пушкин в русской философской критике: Конец X I X - первая половина X X в. Текст.. - М.: Книга, 1990. - 527 с.

249. Пушкин в русской философской критике. Конец X I X - X X векТекст.. - М.: ЦГНИИ ИНИОН РАН; СПб.: Университет, книга, 1999. - 591 с.

250. Радомская, Т. Обретение Отечества: Русская словесность первой половины X I X века (A.C. Грибоедов, A .C . Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь) Текст. / Т. Радомская. - М.: Совпадение, 2004. - 656 с.

251. Рассадин, Русская литература: от Фонвизина до БродскогоТекст. / Рассадин. - М.: Слово, 2001. - 288 с.

252. Розанов, В. Мысли о литературе Текст. / В. Розанов. - М.: Современник, 1989. - 607 с.

253. Розенблюм, Л. Творческие дневники Достоевского Текст. / Л. Роо с н б л ю м // Литературное наеледствс. М.: Наука, 1971. - Т. 83. - 13-15.

254. Редько, Н. Философско-религиозный гротеск Ф.М. ДостоевскогоТекст. / Н. Редько // Вестник Моск. ун-та. Сер 7, Философия. - 1992 - №3. 28-38.

255. Рормозер, Гюнтер. Ситуация христианства в эпоху «постмодерна»глазами христианского публициста Текст. / Г. Рормозер // Вопросы философии. - 1991.-№ 5. - с . 75-86.

256. Россия на стыке исторических эпох: Очерки общественно-литературного процесса 20 - 30-х гг. X X в. Текст.. - Москва; Армавир: Изд-во АГПИ, 1998.- 131 с.

257. Рудницкая, Е. Поиск пути. Русская мысль после 14 декабря 1825 года Текст. / Е. Рудницкая. - Изд. 2-е - М.: Эдиториал УРСС, 2004. - 272 с.

258. Русская литература X I X века и христианство Текст.. - М.: Изд-воМГУ, 1997.-384 с.

259. Русская литература X I X - X X веков. Актуальные проблемы исследования Текст.: сб. научн. ст. - Армавир: ИЦ АГПИ, 2001. - 213 с.

260. Русский очерк 40-50-е годы X I X века Текст.. - М.: Изд-во Моск.,ун-та, 1986.-544 с.

261. Рыкова, К. Проблема художественного воплощения идеана в эстетике Ф.М. Достоевского Текст. / К. Рыкова // Вест. Моск. ун-та. Серия 9, Философия. - 2000. - № 6. - 75-81.

262. Сараскина, Л. «Справедливый крик отчаяния» Текст. / Л. Сараскина // Панарин A.C. Реванш истории: Рос. стратег, инициатива в X X I веке. М.: Руссюй м1ръ: Моск. учеб., 2005. - 423-426.

263. Святитель Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Даподражаем его вере. Слова, посвященные памяти Преподобного Сергия Текст.. - М.: Издат. Совет Русской Православной Церкви, 2002. - 256 с.

264. Селезнев, Ю. В мире Достоевского Текст. / Ю. Селезнев. - М.: Со, — ™ 1 п о л '•хпа г.

265. Селезнев, Ю. Глазами народа: Размышления о народности русскойлитературы Текст. / Ю. Селезнев. - М.; Современник, 1986. - 349 с.

266. Селезнев, Ю. Достоевский Текст. / Ю. Селезнев. - 2-е изд. - М.:Мол. гвардия, 1985. - 543 с.

267. Семенова, Преодоление трагедии: «Вечные вопросы» в литературе Текст. / Семенова. - М.: Сов. писатель, 1989. - 440 с.

268. Семенова, Тайны Царствия Небесного Текст. / Семенова. - М.:Школа-Пресс, 1994. - 415 с.

269. Серфоченко, В. Парад достоевистов: Читая Достоевского, Раскольникова и Разумихина Текст. / В. Серфоченко // Нева. - 2002. - № 8. - 191-196.

270. Скатов, Н. «...И слово было Бог» Текст. / Н. Скатов // Наш современник. - 1996. - № 9. - 153-160.

271. Скатов, Н. Кольцов Текст. / Н. Скатов. - М.: Мол. гвардия, 1983.287 с.

272. Скатов, Н. Некрасов Текст. / Н. Скатов. - М.: Мол. гвардия, 1994.411 5. с.

273. Скатов, Н. «Нынешняя осень была детородна»: (О болдинском периоде в творчестве А.С.Пушкина) Текст. / П. Скатов // Наш современник. 1998.-№ 6 . - С . 272-284.

274. Скатов, Н. Русский гений Текст. / Н. Скатов. - М.: Современник,1987.-352 с.

275. Сквозников, В. Державность миропонимания Пушкина Текст. /В. Сквозников // Вестник РГНФ. - 1999. - № 1. - 191-201.

276. Сквозников, В. К понятию «пушкинской традиции» (Пушкин ипоздний Жуковский) Текст. / В. Сквозников // Русская словесность. - 2001. № 6. - 2-9.

277. Сквил1йков, В. Пу1пк1гн. Исторхпгская мысль поэта Текст. / В. Сквозников. - М.: Наследие, 1999. - 230 с.

278. Сквозников, В. Реализм лирической поэзии. Становление реализма врусской лирике Текст. / В. Сквозников. - М.: Наука, 1975. - 368 с.

279. Славянофильство и современность Текст.. - СПб.: Наука-СПб.,1994.-261 с.

280. Смирнова, Л. «Мир красотой спасается»: категория красоты в творчестве Ф.М. Достоевского Текст. / Л. Смирнова // Лит. в школе. - 2004. - № 1.-С. 14-17.

281. Смирнова, Н. Мир отцов и «тайны гроба» (Повесть A.C. Пушкина«Гробовщик») Текст. / Н. Смирнова // Вестник РГНФ. - 1999. - № 1. - 239-244.

282. Смирнова-Россет, А. Воспоминания. Письма Текст. / А. СмирноваРоссет. - М.: Правда, 1990. - 544 с.

283. Смысл жизни Текст.: антология. - М.: Издат. гр. «Прогресс-Культура», 1994. - 592. ЗЮ.Соина, О. Судьба Пушкина и судьба России Текст. / О. Соина // Человек. - 2002. - № 5. - 42-53; 2003. - № 1. - 36-47.

284. Сорокин, Д. Россия перед вызовом: Политическая экономия ответаТекст. / Д. Сорокин. - М.: Наука, 2003.

285. Сорокин, П. Социокультурная динамика Текст. / П. Сорокин // Питирим Сорокин. Человек. Цивилизация. Общество. - М., 1992. - 435-460.

286. Сохряков, Ю. Творчество Ф.М. Достоевского и русская проза X Xвека (70 - 80-е годы) Текст. / Ю. Сохряков. - М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 240 с.

287. Стенник, Ю. Идея «древней» и «новой» России в литературе и общественно-исторической мысли XVIII - начала X X века Текст. / Ю. Стенник. - СПб.: Наука, 2004. - 277 с.

288. Степун, Ф. Встречи Текст. / Ф. Степун. - М.: АГРАФ, 1998 - 256 с.

289. Страницы истории пушкиноведения Текст.: сб. науч. тр. / Всерос.Музей А.С.Пушкина. - СПб.: Образование, 1994. - 126 с.

291. Сурат, И. Пушкин: Биография и лирика: Проблема. Разборы. Заметки. Отклики Текст. / И. Сурат. - М.: Наследие, 1999. - 239 с.

292. Тарасов, Б. В плену короткомыслия. Творчество Чаадаева и Достоевского в современном контексте Текст. / Б. Тарасов // Москва. - 1994. - № 4. 162-187.

294. Тарасов, Б. Две Европы Достоевского Текст. / Б. Тарасов // Литература в школе. - 1996. - № 4. - 4-23; № 5. - 4-18.

295. Тарасов, Б. Достоевский и Паскаль (творческие параллели) Текст. /Б. Тарасов //Вопр. лит. - 1999. - № 5. - 75-92.

296. Тарасов, Б. «Мудрое человечество» или «народная личность»?Текст. / Б. Тарасов // Литература в школе. - 2000. - № 4. - 38-42.

297. Тарасов, Б. «Наши старые» и «новые» сюжеты в зеркале мысли Достоевского Текст. / Б. Тарасов // Наш современник. - 2001. - № 11. - 227-233.

298. Тарасов, Б. Непрочитанный Чаадаев, неуслышанный ДостоевскийТекст. / Б. Тарасов. - М.: Academia, 1999. - 288 с.

299. Тарасов, Б. Пушкин как мыслитель Текст. / Б. Тарасов // ВестникРГНФ. - 1999. - № 1. - 176-185.

300. Тарасов, 5. Чаадаси Текст. / Б. Тарасов. Изд. 2 е., доп. - М.: Молгвардия, 1990. - 575 с.

301. Твардовская, В. Социальный кадастр пореформенной России в романе «Братья Карамазовы» Текст. / В. Твардовская // Отечественная история. - 2002. - Jsfe 1. - 72-83.

302. Телегин, Достоевский в зарубежной критике Текст. / Телегин //Литература в школе. - 2000. - №7. - 7-8.

303. Телегин, Основной миф Достоевского Текст. / Телегин // Литература в школе. - 1998. - № 4. - 33-44.

304. Телегин, Религиозно-утопический мир Ф.М.Достоевского Текст. /С. Телегин // Религиозные и мифологические тенденции в русской литературе X I X века: сб. научн. тр. - М: МПГУ, 1997. - 146-156.

305. Типология русского реализма второй половины X I X века Текст..М.: Наука, 1979.-352 с.

306. Тихомиров, Л. Христианство и политика Текст. / Л. Тихомиров.М., Капута: ГУН «Облиздат», ТОО «Алир», 2002. - 616 с.

307. Томашевский, Б. Пушкин Текст.. Т. 1. Лицей; Петербург / Б. Томашевский. - 2-е изд. - М.: Худож. лит., 1990. - 367 с. ЗЗУ.Томашевский, Б. Пушкин Текст.. Т. 2. Юг; Михаиловское / Б. Томашевский. - 2-е изд. - М.: Худож. лит., 1990. - 383 с.

308. Троицкий, В. Формирование основ культуры и мировоззрения учащихся и преподавание словесности Текст. / В. Троицкий // Филология и школа: труды Всероссийских научно-практических конференций «Филология и школа». Вып. I. - М.: ИМЛИ РАН, 2003. - 25-68.

309. Трофимов, Е. Метафизическая поэтика Пушкина Текст. / Е. Трофимов. - Иваново: Иванов, гос. ун-т, 1999. - 355 с.

310. Труайа, А. Федор Достоевский Текст. / А. Труайа. - М.: Изд-воЭксмо, 2004. - 480 с.

311. Тыркова-Вильямс, А. Жизнь Пушкина TcivcT.; Б 2 т. / А= ТырковаВильямс. - 3-е изд., испр. - М.: Мол. гвардия, 2002. - Т. 1. - 471 с ; Т. 2.-514 с.

312. Тютчев, Ф. Русская звезда: Стихи, статьи, письма Текст.. - М.: Русская книга, 1993. - 582 с.

313. Удодов, Б. Пушкин: Художественная антропология Текст. / Б. Удодов. - 2-е изд., перер. и доп. - Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 1999 - 304 с.

314. Фатющенко, В. Идея жизни у Ф.М. Достоевского Текст. / В. Фатющенко // Вести. Моск. ун-та. Сер. 19, Лингвистика и межкультурная коммуникация. - 2001. - № 4. - 106-129.

315. Федотов, Г. Святые Древней Руси Текст. / Г. Федотов. - Ростов-наДону: Феникс, 1999. - 384 с.

316. Филарета митрополита Московского и Коломенского творенияТекст.. - М.: Изд-во «Отчий дом», 1994. - 478 с.

317. Филиппова, Н. Критик-поэт Александр Сергеевич Пушкин Текст. /Н. Филиппова. - М.: Наследие, 1998. - 264 с.

318. Философия русского религиозного искусства X V I - X X вв. Текст.:антология. - М,: Прогресс, 1993. - 400 с.

319. Флоровский, Г. Восточные отцы Церкви Текст. / Г. Флоровский.М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. - 633 с.

320. Флоровский, Г. Пути русского богословия Текст. / Г. Флоровский.Репринтное издание. - Париж: YMCA-PRESS, 1983. - 600 с.

321. Фохт, У. Пути русского реализма Текст. / У. Фохт. - М.: Сов. писат., 1974.-408 с.

322. Ходукина, Т. Национальный образ мира в поэзии А.С.ПушкинаТекст.: лекция / Т. Ходукина. - М.: МГУКИ, 1999. - 49 с.

323. Хомяков, А. О старом и новом Текст.: статьи и очерки / А. Хомяков. - М.: Современник, 1988. - 462 с.

324. Хомяков, А. «Семирамида». Исследование истины историческихидей Текст. / А. Хомяков // Русский мир: сборник. - М.: Изд-во Эксмо; СПб. Terra Fantástica, 2003. - 5-596.

325. Хомяков, А. Церковь одна Текст. / А. Хомяков // Литературнаяучеба. - 1991. - № 3. - 147-156.

326. Хомяков, Д. Православие, Самодержавие, Народность Текст. / Д. Хомяков. - М.: Даръ, 2005. - 464 с.

327. Христианство и русская литература Текст.: сб. ст. - СПб.: Наука,1994. - 398 с.

328. Христианство и русская литература Текст.: сб. 3. - СПб.: Наука,1999. - 397 с.

329. Христианство и русская литература Текст.: сб. 4. - СПб.: Наука,2002. - 536 с.

330. Чаадаев, П. Статьи и письма Текст. / П. Чаадаев. - 2-е изд., доп.М.: Современник, 1989. - 623 с.

331. Чалмаев, В. Иван Тургенев Текст. / В. Чалмаев. - М.: Современник,1986.-308 с.

332. Человек в культуре Возрождения Текст.: сб. - М.: Наука, 2001. - 328 с.

333. Черная, Т. Поэтика художественно-индивидуальных систем в литературном процессе первой половины X I X века (Пушкин, Лермонтов, Гоголь) Текст.: автореферат дис. ...докт.филол.наук/ Т. Черная. - Ставрополь, 2005 56 с.

334. Чичерин, Б. Ритм образа: Стилистические проблемы Текст. / Б. Чичерин. - М.: Сов. писатель, 1973, - 280 с.

335. Чичерин, Б. Воспоминания, мемуары Текст. / Б. Чичерин. - М.:ACT, Мн.: Харвест, 2001. - 336 с.

336. Чичерин, Б. Наука и религия Текст. / Б. Чичерин. - М.: Республика,1999.-495 с.

337. Штейнберг, А. Достоевский как философ Текст. / А. Штейнберг //Вопр. филос. - 1994. - № 9. - 186-196.

338. Шубарт, В. Ьвропа и душа Востика Текст. / В. Шубарт; пер. с нем.М.: Изд-во Эксмо, 2003. - 480 с.

339. Эккерман, И. Разговоры с Гете в последние годы его жизни Текст. /И. Эккерман; пер. с нем. - Ер.: Айастан, 1988. - 672 с.

340. Экономцев, И. Православие, Византия, Россия Текст. / И. Экономцев. - М.: Христианская литература, 1992. - 233 с.

341. Эмерсон, К. Русское православие и ранний Бахтин Текст. / К.Эмерсон // Бахтинский сборник. Вып. П. - М., 1991. - 44-49.

342. Эрн, В. Идея катастрофического прогресса Текст. / В. Эрн // Литературная учеба. - 1991. - № 2. - 133-141.

343. Юрганов, А. Категории русской средневековой культуры Текст. /А. Юрганов. - Л.: МИРОС, 1998. - 448 с.

344. Юрьева, О. Синтез как мирообразующий принцип в творческомсознании Ф.М. Достоевского Текст. / О. Юрьева // Филол. науки. - 2002. - № 1.-С. 10-18.

345. Явление Пушкина Текст.: сб. ст. - Армавир, 1999. - 119 с.

346. XII SYMPOSIUM INTERNATIONAL DOCTOÏEVSKI 1-5 September2004 Техт.. - Université de Genève. - 271 abstracts.