Эволюция образа Владимира Святославича: на материале летописных сводов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Смирнов, Павел Андреевич

• Смирнов, Павел Андреевич
• кандидат филологических наук
• 2007

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Смирнов, Павел Андреевич

Введение.

Глава первая

Личность и деятельность князя Владимира Святославича в трудах отечественных исследователей.

Глава вторая

Изображение летописцем рубежа Х-Х1 столетий эволюции образа Владимира Святославича в восприятии современников.

Раздел I. Изображение князя Владимира в сопоставлении с другими князьями

§ 1. Доминанта «княжич».

§ 2. Доминанта «робичич».

§ 3. Доминанта «князь».

§ 4. Доминанта «великий князь».

Раздел II. Изображение князя Владимира в качестве правителя государства.

§ 1. Грань «заступник народа».

§ 2. Грань «кормитель народа».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Эволюция образа Владимира Святославича: на материале летописных сводов»

Князь Владимир Святославич - одна из ярких фигур русской истории, оставившая значительный след в средневековой литературе.

Тот факт, что князь Владимир стал героем не только памятников летописания и агиографии, но и центрирующим персонажем самого древнего и обширного цикла былин, свидетельствует о том, что большинство современников данного правителя воспринимало его как личность в своем роде уникальную, и это обусловило особое место образа князя Владимира в галерее персонажей русской средневековой литературы.

Вследствие этого приобретает особое значение исследование созданного летописцем рубежа Х-Х1 столетий образа князя Владимира в восприятии современников. Такое исследование возможно провести прежде всего потому, что сколько бы летописных сводов ни предшествовало дошедшим до нас памятникам, все они обязательно должны были опираться на свидетельства очевидцев, записи современников событий, и даже, вполне возможно, на базу языческого летописания1. Само же «наличие традиции исторической письменности в X веке уже ни у кого не вызывает сомнений»2.

Актуальность данного диссертационного исследования обусловлена прежде всего тем, что летописный образ князя Владимира Святославича в восприятии его современников, запечатленный в дошедших до нашего времени летописных сводах, еще ни разу не становился предметом исследования в литературоведческой науке, хотя это одна из важнейших составляющих образа князя Владимира, представленного в русском летописании. Комплексное и всестороннее ее изучение приводит к более глубокому пониманию образа данного правителя как художественного

1 Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. -М., 1988. - С. 354-381; Толочко П.П. Начало киевского летописания // Толочко П.П. Русские летописи и летописцы Х-ХШ вв. - Спб., 2003. - С. 10-30.

2 Толочко П.П. Начало киевского летописания. С. 14. явления, а изучение средств его создания выявляет своеобразие творческой манеры летописца, воплотившего этот образ.

Поскольку, согласно мнению ряда исследователей 3 , первый летописный свод был составлен именно при князе Владимире, дошедшие до нашего времени летописные своды неизбежно должны отражать специфику восприятия образа данного правителя его современниками.

В связи с этим необходимо рассмотреть вопрос о принципах освещения летописцем рубежа Х-Х1 столетий излагаемого им материала, напрямую связанных с созданием летописного образа.

Основное значение летописи как памятника исторической мысли состоит в том, что она фиксирует в хронологическом порядке произошедшие события, но в то же время важной стороной является присущая летописи художественность, специфика которой заключается в том, что летописец, в отличие от современного хрониста, передаёт события не в форме нарочито беспристрастных, объективных перечислений, а эмоционально, то есть с допущением своей рефлексии по поводу излагаемых событий. Летописцы «не были беспристрастными бытописателями. Их пером управляли не только рассудок, но и чувства. (.) Одна из основных ценностей русских летописей и заключается в том, что они дошли до нас не в приглаженном последними сводчиками виде, а в многоголосии их авторов, трудившихся на протяжении более чем трехсот лет в различных городах и землях Руси»4 [курсив наш. - П.С.]. Поэтому для воссоздания запечатленной в летописном тексте картины восприятия князя Владимира его современниками представляется продуктивным проанализировать специфику осмысления и изложения событий эпохи этого правителя летописцем рубежа Х-Х1 столетий.

3 Черепнин Л.В. «Повесть временных лет», её редакции и предшествующие ей летописные своды // Исторические записки. - 1948. - № 25; Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи. - М., 1963. - С. 175; Толочко П.П. Начало киевского летописания. С. 30.

4 Толочко П.П. Русские летописи. С. 274.

Избранное направление анализа имеет то основное преимущество, что является комплексным, ибо исторические события и эмоционально-ценностное их осмысление существуют в летописи в неразрывном единстве.

По мысли A.A. Шайкина, древнерусский писатель «прочно привязан к конкретным историческим фактам, к тому, что было. (.) Однако, творя в рамках действительно бывшего, древнерусский писатель уже мог стремиться к живому и конкретному воссозданию действительности. (.) Летопись - это не просто исторический документ, а очень часто - это художественная история, история, перешедшая в литературу»5.

Говоря о специфике «Повести временных лет» (далее - ПВЛ), М.Б. Свердлов подчеркнул, что это памятник «особого летописного жанра, в котором органически соединено изложение исторических фактов с трансформацией такого повествования в соответствии с законами художественного отбора и преображения исторической действительности»6, что и позволяет изучать ПВЛ одновременно и как памятник исторической мысли, и как произведение древнерусской литературы.

Летописец-современник князя Владимира в соответствии с присущим ему эмоционально-ценностным мировосприятием, а также в соответствии со своими взглядами и воззрениями как человека определенной эпохи соединял между собой излагаемые факты особой причинно-следственной связью, расставлял ценностные акценты, и тем самым давал свою трактовку изображаемых событий, в результате чего получалось не беспристрастное «протокольное» изложение событий, но возникали образные картины происходящего, и потому его изложение

5 Шайкин A.A. Эпические герои в «Повести временных лет» и способы их изображения // Шайкин A.A. Поэтика и история. - М., 2005. - С. 128.

6 Свердлов М.Б. Отбор и интерпретация исторической информации в «Повести временных лет» // ТОДРЛ. - Т. 57. - Спб., 2006. - С. 50. обретало черты не только документально-исторического, но и художественного повествования.

Реальное историческое событие в изложении летописца превращается в событие рефлексивное. В рефлексивном событии всегда скрыты побудительные мотивы, приписываемые автором персонажу, и эти побудительные мотивы - одна из главных черт художественного образа, создаваемого летописцем.

Основным способом выражения восприятия и осмысления событий летописцем является та эмоционально-ценностная связь, которую он сообщает этим событиям в создаваемом им тексте. Выдвижение на первый план тех или иных фрагментов повествования, логическая связь их с предшествующими и последующими фрагментами, когда та или иная тема получает развитие и доказательство в последующих повествовательных рядах, а также намечает следующие темы - основа выражения рефлексии летописца. Так он мог обосновать своё видение и свои чувства по поводу сообщаемых им фактов.

Данный способ изложения событий летописцем даёт нам возможность достичь основной цели нашего исследования, которая заключается в воссоздании запечатленной в летописном тексте целостной картины эволюции образа князя Владимира в восприятии его современников.

В соответствии с поставленной целью решаются следующие задачи:

1. Проанализировать научные труды, рассматривающие личность и деятельность князя Владимира, и определить те направления исследования, которые до сих пор в науке не разрабатывались.

2. Выявить круг сообщений в составе Лаврентьевского, Ипатьевского и Никоновского летописных сводов, в которых отражено восприятие князя Владимира его современниками.

3. Проследить изображаемую летописцем рубежа X-XI столетий эволюцию образа князя Владимира в восприятии современников на протяжении очерченного круга летописных сообщений.

4. Рассмотреть художественные средства, с помощью которых летописец изображает эту эволюцию.

Прежде чем приступить к непосредственному анализу материала, необходимо рассмотреть два важных вопроса, напрямую связанных с наличием множества авторов летописи, дошедшей до нас не в сводах конца X - начала XI веков, а в списках более позднего времени. Поскольку исходный материал, собранный летописцем рубежа X-XI столетий, на протяжении последующих веков претерпел трансформацию, будучи обработан последующими летописцами в нужном им ключе, и разошелся по различным летописным сводам, нам нужно внимательно рассматривать летописный текст, чтобы достичь поставленной цели.

Вопрос первый связан с теми комментариями, которые, наслаиваясь на первоначальный текст, могли, по мнению некоторых исследователей, вставляться более поздними сводчиками и летописцами (начиная с XI в.) при работе с более ранними источниками. В данном случае речь идёт о комментариях и трактовках не религиозного, а сугубо психологического плана - когда летописец мог вставлять в текст своего предшественника прямое указание на чувство персонажа.

Так, анализируя эпизод со сватовством князя Владимира Святославича к полоцкой княжне Рогнеде в псковском летописании, A.C. Дёмин отмечает: «Псковская вторая летопись» была начата с пересказа отрывков из «Повести временных лет», и когда псковский летописец дошёл до отказа Рогнеды стать женой Владимира Святославича, то вставил указание на чувство: «Володимиръ же, възъярився, иде ратью к Полтеску и уби Рогволода и два сына его, а дщерь его Рогнеду поя собе жене»; в «Повести временных лет» чувства Владимира никак не упоминались в этом эпизоде (.) о ярости Владимира в «Повести временных лет» вообще не говорилось ни по каким поводам»7.

Вопрос о том, какому именно летописцу могут принадлежать подобные указания на чувства персонажей, относится к области принципиально недоказуемых, и потому мы исключаем эти комментарии из области своего рассмотрения, тем более что для разрешения поставленной нами задачи они принципиального значения не имеют.

Вопрос второй связан с религиозной составляющей летописных текстов и религиозным сознанием летописцев.

Летописец рубежа X-XI столетий, как и сам князь Владимир, вполне мог быть недавним язычником, и к моменту составления им летописного свода языческие элементы в его сознании не могли успеть так быстро замениться чёткими христианскими догмами. И потому весь пласт христианского комментария к излагаемым событиям, пласт явного осуждения язычников и язычества вряд ли мог принадлежать лично ему. Это касается и особого композиционного «идеологического задания», согласно которому Владимир как язычник сурово осуждался христианским летописцем, а как христианин - всячески прославлялся. А. А. Шайкин заметил по этому поводу: «В жизнеописании Владимира отчётливо видно стремление летописца противопоставить языческую и христианскую половины жизни князя. (.) Однако сквозь это позднейшее идеологическое задание [курсив наш. - П.С.] всё время просвечивает облик языческого князя»8.

Это «задание» и способы его воплощения весьма логично считать продуктом творчества не летописца рубежа X-XI столетий, а летописцев последующих эпох, родившихся и выросших в лоне христианской религии, впитываемой ими с младенчества. Именно им вполне естественно было

7 Дёмин A.C. Из истории древнерусского летописного творчества X-XVII вв. // Герменевтика древнерусской литературы. - Выпуск 11. - М., 2004. - С. 75.

8 Шайкин A.A. Эпические герои. С. 120. снабжать находящийся у них в руках летописный материал рубежа Х-Х1 столетий комментариями христианского плана, соответствующими уже их собственному христианскому мировоззрению. В результате мы имеем дело с синтезом в сознании этих летописцев следующих тенденций:

1) как хронисты, они были обязаны строго передавать факты (действительные или считавшиеся им таковыми), не прибегая к помощи сознательного вымысла. По мысли Д.С. Лихачёва, в древнерусской литературе «все произведения посвящены событиям, которые были, совершились или хотя и не существовали, но всерьёз считаются совершившимися»9 [курсив наш. - П.С.].

Именно стремление летописцев к строгому следованию исторической правде привело к тому, что не возникло ни одной летописи, которая излагала бы свою, качественно другую историю;

2) эти летописцы являлись убежденными христианами с рождения, но писать были вынуждены и о язычестве, которое вызывало у них резко негативную реакцию и которое они не могли не осуждать. Сохранение язычества не только в эпоху Владимира, но и в последующие столетия10, обусловило особую творческую манеру христианских средневековых писателей: «Русские средневековые писатели - летописцы и церковные проповедники - следовали традициям древнехристианских отцов церкви, которые бичевали и высмеивали античное язычество, но не описывали его, так как оно было вокруг, въяве, всем видимо и знакомо. Точно так же поступали и древнерусские авторы. Они обращались к той аудитории, которая была полна языческих помыслов, действий, постоянных колдовских заклинаний, которая избегала церковной службы и охотно участвовала в красочных и хмельных разгульных и всенародных языческих

9 Лихачёв Д.С. Первые семьсот лет русской литературы // «Изборник» (Сборник произведений литературы Древней Руси). - М., 1969. - С. 9.

10 Карпов А.Ю. Владимир Святой.-М„ 1997.-С. 273-274. игрищах. Поэтому они не столько описывали, сколько порицали»11 [курсив наш. - П.С.].

Отсюда те искажения в освещении материала, которые неизбежно возникают при столкновении двух противоположных идеологических концепций.

Христианский летописец рассматривает мир с религиозной точки зрения и чётко противопоставляет мир язычества и мир христианства.

Неизбежность искажающего и вольного обращения с исходным материалом в свете заданной идеологической концепции наиболее ярко проявляется в произведениях агиографических, например, в проложном житии князя Владимира, в котором, в частности, «опущены такие подробности, как мотивы выбора веры, предательство корсунца Анастаса, в результате чего «людие изнемогаху жажею водною и предашеся», плач киевлян по идолам. В свете поставленной задачи - прославить первого русского святого - эти детали не нужны, так как они в какой-то мере

10 могут снизить образ главного героя» [курсив наш. - П.С.]. В летописи указанные тенденции в силу следования летописцев строгой исторической правде обретают особые черты и способы воплощения - на этой основе возникает такое важное явление, как дуализм летописного образа.

Приступая к работе над текстом своего предшественника - в нашем случае - летописца рубежа X-XI столетий - христианский летописец начинает выстраивать образы летописных персонажей, исходя из своего религиозного мировоззрения, и в то же время, являясь хронистом, он не может по своему усмотрению видоизменять и выдумывать факты, переставлять их местами или откровенно искажать, даже если они вызывают у него резкое неприятие в свете идеологической концепции - в Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. - М., 1981. - С. 354.

12 Елеонская A.C. Киевская Русь в изображении восточнославянских писателей конца XVI-XVII вв. (к вопросу о функции образа князя Владимира) // Славянские литературы: IX Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. - М., 1983. - С. 70. первую очередь, в тех случаях, когда речь идёт о ярких языческих деяниях Владимира. Чтобы снять это противоречие, христианский летописец старается либо изложить эти факты в нейтральном ключе (если такое возможно), либо сделать так, чтобы они воспринимались читателем в нужном летописцу аспекте. Для этого он использует ряд специальных композиционных средств: разного рода оценки, библейские цитаты, аналогии, то есть даёт прямые комментарии религиозного характера по поводу исторических событий.

Показательным примером служит описание языческого гарема князя Владимира. Христианский летописец описывает этот гарем и соответствующее поведение князя, так как такой факт изложен в источнике, которым он пользуется, но поскольку данное явление оценивалось самим христианским летописцем в свете его идеологии резко отрицательно, этот фрагмент сопровождается специальными средствами трактовки летописцем описываемых явлений, к каковым относятся уподобление Владимира Соломону, а также специально подобранная лексика с отрицательной коннотацией («несытъ блуда», «растляя девиць», «побежень похотью женьскою»).

Именно поэтому мы можем говорить о том, что сам факт существования множества авторов дошедших до нашего времени летописных сводов позволяет ввести понятие «образного дуализма», согласно которому в имеющихся в нашем распоряжении памятниках летописания образ князя Владимира представляет собой результат творчества собирательного летописца рубежа Х-Х1 веков (то есть современника князя Владимира) и собирательного христианского летописца последующих эпох. Вследствие этого данный герой изображен одновременно в двух доминирующих аспектах - как государственный деятель и как представитель языческой либо христианской религии.

Поэтому летописный образ князя Владимира есть совокупность двух разных образов, созданных с разных позиций и в разное время.

Первый образ - образ князя Владимира вне религиозной составляющей - как организатора общенародной борьбы с печенегами, создателя богатырской дружины, учредителя регулярных пиров и т.д. Этот образ, созданный летописцем рубежа X-XI столетий, в котором выразилось видение князя Владимира его современниками, базируется на прямом воспроизведении летописных фактов и рефлексий летописца, вызванных ими, и у христианского летописца не вызывает острой идеологической реакции, ибо не затрагивают религиозную сферу, а связан с теми факторами, которые и им самим расцениваются в целом положительно.

Второй образ - плод творчества христианского летописца последующих эпох, осуществляющего определённое композиционное «задание» по противопоставлению язычества и христианства. С помощью специально подобранных средств летописец осуждает первое явление и прославляет второе. Им создан образ князя Владимира прежде всего как ярого язычника или образцового христианина, базирующийся на представлении христианского летописца о том, каким должен был быть князь Владимир как язычник и как христианин. С помощью пласта специального комментария, надстраивающегося над основным изложением событий, христианский летописец передаёт своё представление и формирует у читателя восприятие героя повествования в определенном ключе.

A.A. Пауткин, анализируя творческую манеру христианского собирательного летописца по отношению к негативно оцениваемым им явлениям и фигурам, справедливо замечает, что в задачу такого летописца «входило не просто фиксировать событие, но и дать ему моральную оценку. (.) Книжник предлагает готовые, знаковые проявления греха. В толковании нуждаются лишь вечные библейские аналогии, с помощью которых ещё и ещё раз утверждается христианская мораль [курсив наш. -П.С.]»13.

Анализ наличия или отсутствия в летописной ткани идеологической обработки материала в религиозном аспекте служит подчас одним из основных факторов для важных выводов о характере развития русского летописания. Так, Б.А. Рыбаков, восстанавливая языческий пласт летописи в случае повествования о князьях-предшественниках Владимира Святославича, подчёркивает следующее: «Языческий характер летописи (.) явствует из полного отсутствия церковных морализующих рассуждений»14.

В летописном повествовании о Владимире идеологическая обработка материала возникает прежде всего в тех случаях, когда те или иные деяния этого князя оказываются напрямую связаны с религиозным аспектом - как языческим, так и христианским (с одной стороны -человеческие жертвоприношения, языческая реформа, обширный гарем; с другой стороны - выбор вер, крещение Руси, речи Владимира по поводу христианства, его молитвы и т.д.) и в силу этого вызывают резко отрицательную или положительную оценку у христианского летописца. И в том и в другом случае происходит значительное искажение материала в свете идеологической концепции. «Древние тексты не сохранились в авторской чистоте. Впоследствии они подверглись редакторской обработке. Особенно заметно участие в подобной работе автора «Повести временных лет». (.) Не исключено, что пространные церковные проповеди, являющиеся своеобразным обобщением о реальных событиях крещения Владимира и Руси, также прибавлены им. Особенно это относится к

13 Пауткин A.A. Беседы с летописцем: Поэтика раннего русского летописания. - М., 2002. - С. 163,164.

14 Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. С. 380. воздаянию благодарности и прославлению Бога в летописной статье 988 г.»15.

Данные теоретические положения можно оспорить на основании той гипотезы, согласно которой летописцу рубежа Х-Х1 столетий могли принадлежать не только само изложение событий, но и пласт христианского комментария к нему, если предположить, что уже сам этот летописец вследствие каких-либо причин был необычайно глубоко привержен христианской религии, а язычество вызывало у него резкое отторжение. В этом случае нужно будет признать, что тот же самый летописец, который описывал эпоху Владимира как её современник, одновременно в резкой форме и смелых выражениях осуждал правителя государства и его языческое прошлое, равно как и языческое прошлое всех своих современников. Тогда придётся считать, что текст конца X - начала XI века дошёл до нас без каких-либо изменений, а летописцы Х1-ХП вв. были исключительно переписчиками. Однако это положение - как и в случае с атрибуцией психологического комментария в летописном тексте -принципиально недоказуемо.

Даже если выдвинуть такую маловероятную гипотезу, согласно которой оба летописных образа князя Владимира - и в религиозном, и в государственном аспекте - являются продуктом творчества именно летописца рубежа Х-Х1 столетий, для достижения нашей цели этот факт принципиального значения иметь не будет.

В данной работе исследуется не видение князя Владимира летописцем конца X - начала XI века само по себе, но создаваемый им образ князя Владимира в восприятии современников, то есть языческого общества. Поэтому в данном случае определяющую роль играют те черты в восприятии действительности летописцем рубежа Х-Х1 столетий, которые сближают его с подавляющим числом его

15 Толочко П.П. Начало киевского летописания. С. 23. современников, являясь его типическими чертами как представителя определённой эпохи, позволяющие видеть в нём обобщённого современника князя Владимира.

С этой точки зрения план пристрастной религиозной оценки людей и событий с позиций христианской идеологии будет фактором, резко отделяющим восприятие летописца от восприятия большинства его современников, чьё сознание по-прежнему носило языческий характер. В то же время план рассмотрения Владимира как государственного деятеля (в нерелигиозном аспекте) и положительная оценка деятельности правителя - фактор, объединяющий восприятие летописца с подавляющим большинством его современников, и именно потому в данном случае вполне правомерно говорить о том, что через призму восприятия летописца проявляется восприятие князя Владимира его современниками вообще.

Это положение имеет для данного исследования принципиальное значение, ибо мы придерживаемся той точки зрения, согласно которой во времена князя Владимира христианство среди основных масс населения ещё не было распространено глубоко и всесторонне, а носило внешний характер.

Широкими народными массами с их древней языческой религией христианство на первых порах расценивалось лишь как смена культа, подобная, например, культу Перуна, учреждённому Владимиром в 980 году.

Отношение к новой религии только как к смене культа подтверждается и самим поведением князя во время выбора вер, среди которых он именно выбирает самую удобную, руководствуясь принципом наибольших выгод и наименьших ограничений; глубокому распространению и прочным позициям язычества способствовали и некоторые причины объективного характера.

Древнерусское государство занимало значительную территорию при относительно небольшой плотности населения. Природа вплотную подступала к жилищу человека, «растворяла» его в себе, и была вся мифологизирована. Например, «с лесом была связана вся жизнь охотника, рыбака, земледельца», и потому лес всегда «оставался природной стихией, хаосом, где единственным организующим началом был его дух-«хозяин» и другие «отпочковавшиеся» от него божества»16. По мнению Д.С. Лихачёва, «в древнерусском язычестве гнездился страх перед могуществом природы

17

- враждебной человеку и властвующей над ним» . Согласно ПВЛ, племена радимичей, вятичей и северян «живяху в лесе, якоже вскый звер»; сходные наблюдения находим и у иностранных путешественников: «по описанию арабского писателя Ибн-Даста (X в.), «страна славян - страна

1 о ровная и лесистая; в лесах они и живут» . После крещения Руси природа всё так же окружала человека, осталась и её мифологизация. Поэтому христианству пришлось, например, включить языческие праздники в систему праздников христианских, и так или иначе начать сближение между двумя системами. «Христианство несомненно пошатнуло это [языческое - П.С.] мировоззрение, но отнюдь не разрушило и даже не изменило его коренным образом», ибо оно «на деле слилось с язычеством, приспособило его для собственных нужд, преобразовав прежних богов вроде Белеса и святых угодников»19. При этом данные современных исследований, в частности, археологические находки на территории различных племён древнерусского государства, говорят о том, что позиции язычества были очень прочными и оставались таковыми ещё долгое время после принятия христианства. Так, например, «материалы погребального

16 Криничная H.A. Русская мифология: Мир образов фольклора. - М., 2004. - С. 247-248.

17 Лихачёв Д.С. Стилеформирующая доминанта древнерусского домонгольского искусства и литературы //Средневековая Русь. -М., 1976.-С. 131.

18 Державин Н.С. Славяне в древности. - М., 1946. - С. 128.

19 Мокиенко В.М. Образы русской речи: историко-этимологические очерки фразеологии. - М., 2007. - С. 259. обряда и вещевые находки в вятичских курганах достаточно убедительно подтверждают тезис о двоеверии и о том, что язычество не так легко и быстро у вятичей было сменено христианством»20.

Дополнительным фактором, задерживающим распространение христианства, было отсутствие многочисленной богослужебной литературы. Изначально церковными деятелями были люди, знающие греческий язык, и таковых было совсем немного. Поэтому не приходится говорить о масштабной работе деятелей церкви с населением в плане настоящего распространения христианству до тех пор, пока не была создана книжная база для массового богослужения в возводимых на Руси храмах.

Б.А. Рыбаков, завершая свою монографическую дилогию, посвященную исследованию славянского и древнерусского язычества, пришёл к следующему выводу: «В результате целого ряда сложных явлений на Руси к началу XIII в. создалось и в деревне, и в городе своеобразное двоеверие, при котором деревня просто продолжала свою прадедовскую религиозную жизнь, числясь крещёной, а город и княжеско-боярские круги (.) не только не забывали своего язычества с его богатой мифологией, укоренившимися обрядами и жизнерадостными карнавалами-игрищами (.) но и поднимали свою старинную, дедовскую религию на

Л | более высокий уровень (.)» .

На протяжении всего XI столетия отмечались народные волнения, возглавляемые волхвами, неизменно приводившие к кровавым человеческим жертвам. Это, например, известные события, отмеченные в ПВЛ под 1024 и 1071 гг. Каждый раз, как подчёркивается в летописи, широкие народные массы вставали на сторону волхвов.

20 Недошивина Н.Г. О религиозных представлениях вятичей XI - XIII вв. // Средневековая Русь. - М., 1976.-С. 49.

21 Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. С. 782.

В 1024 году в Суздале «во время засухи, породившей голод, представители языческого культа волхвы, одобряемые народом, убивали местных вождей-старейшин, утверждая, что те не дают пролиться дождю, задерживая в конечном счёте урожай - «гобино». Это - обычай язычества,

22 типичный для доклассового общества» .

В 1071 г., волхвы, идущие из Ярославля, привели с собой на Белоозеро 300 человек, княжеский слуга Ян с 12 своими людьми выступил против них.

Волхв, появившийся в Новгороде в том же году, вызвал следующий раскол среди населения: на сторону епископа встал князь с дружиной, на сторону волхва - все остальные.

Позиции волхвов среди населения были настолько прочными, что, согласно летописным сообщениям, представителям власти оставалось только убивать их на месте.

Анализ подобного рода материала приводит учёных к выводу о том, что распространение христианства на Руси ещё и в XI столетии не было не только быстрым и глубоким, но даже «не было и повсеместным. Даже в церковном Уставе Ярослава (.) сказано, что Устав этот предназначен для городов и областей, «где крестьянство есть». Значит, в Киевской Руси времён Ярослава были города и области, чуждые христианству. Что же касается северо-восточных её пределов, то туда христианство стало просачиваться лишь со второй половины XI в.».23

Факты многочисленных исследований позволяют считать, что «распространение христианства на Руси вовсе не было триумфальным шествием, как его часто изображали церковные писатели»24.

22 Фроянов И.Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле 1024 г. // Духовная культура славянских народов: Литература. Фольклор. История. Сборник статей к IX международному съезду славистов. - Л., 1983. - С. 30.

23 Там же. С. 33.

24 Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси Х1-ХШ вв. - М., 1955. - С. 76.

Поскольку процесс отступления и ассимиляции язычества шёл весьма медленно и протекал в течение столетий, можно с уверенностью сделать вывод о том, что у подавляющего большинства современников князя Владимира мировоззрение и после крещения оставалось языческим. И язычниками же были те сказители, которые создавали и распространяли былевой эпос на Руси, которые вместе с «плясунами», «музыкантами», «комедиантами» были носителями народной культуры. В созданном ими былевом эпосе не получила распространения важнейшая для христианского летописца и тем более для агиографии тема Крещения Руси и представление Владимира в качестве её Крестителя. А это - один из основных факторов, доказывающий, что в восприятии народных масс христианство поначалу не играло определяющей роли, а сам Владимир не воспринимался прежде всего как Креститель. Потому и вовсе не с христианских ценностных позиций воспринимали и оценивали его современники фигуру своего правителя. Языческому обществу были важны те деяния князя Владимира, которые затрагивали каждого лично и были понятны, близки и важны каждому из его представителей. К таким направлениям деятельности данного правителя в изображении летописца рубежа Х-Х1 столетий в первую очередь относятся защита князем своего населения от печенежского нашествия и придание этой обороне общенародного характера, а также регулярное «кормление» Владимиром разных категорий своих подданных. Эти два направления формируют в восприятии современников две главные грани образа князя Владимира -«заступник народа» и «кормитель народа» - прямо обозначенные в некрологической статье 1015 г. Христианским летописцем они могли затем переосмысливаться в духе библейских аналогий, но для современников Владимира эти грани имели совершенно конкретное значение.

Таким образом, восприятие и оценка князя Владимира с христианских ценностных позиций никак не могли принадлежать подавляющему большинству его современников; очень сомнительна и их принадлежность летописцу конца X - начала XI в.

Именно в силу спорного характера атрибуции как внешнего психологического комментария, так и христианского комментария, надстраивающегося над основными летописными фактами, мы в свете поставленной цели исследования исключаем их из области своего рассмотрения.

В настоящей работе рассматривается образ князя Владимира в восприятии его современников, созданный летописцем рубежа Х-Х1 столетий, а потому исследуется только фактическая сторона избранных летописных сообщений, в которых этот образ создаётся. Фактическая сторона сообщений о нерелигиозной деятельности князя Владимира принадлежит исключительно летописцу-современнику данного правителя.

Факты эти не могли быть искажены в своей основе или вставлены в текст летописцами последующих эпох прежде всего потому, что, как мы уже отмечали, летописцы были в первую очередь хронистами, весь смысл труда которых заключался в строгой передаче последующим поколениям фактов, дошедших от предшественников, и потому даже «идеологические предпочтения (.) никогда не приводили к искажению правды [курсив

Л с наш. - П.С.] предыдущего летописания» .

Материалом нашего исследования является текст отдельных сообщений «Повести временных лет» по Лаврентьевскому и Ипатьевскому летописным сводам, «в которых, как считается, древнерусское летописание сохранилось наиболее адекватно» и потому пользующихся «большим доверием исследователей» 26 , Суздальской летописи по

25 Толочко П.П. Русские летописи. С. 274.

26 Там же. С. 7.

Лаврентьевскому своду и Никоновского летописного свода, ряд самых ранних сведений которого, по мысли, например, И.Е. Забелина, заключает в себе «столько достоверности, что нет и малейших оснований отвергать их глубокую древность»27.

В тексте диссертации Ипатьевский свод обозначается буквой И, Лаврентьевский - буквой Л, Никоновский - буквой Я. Ссылки на эти летописные своды приводятся в круглых скобках прямо в тексте; все остальные ссылки оформлены постранично).

Вследствие того, что исходный материал, собранный летописцем рубежа Х-Х1 столетий, на протяжении последующих веков претерпел трансформацию, будучи обработан последующими летописцами в нужном им ключе, и разошелся по различным летописным сводам, в данном диссертационном исследовании привлекается фактический материал из различных летописных источников. При этом анализируются лишь те сообщения, в которых собирательным летописцем рубежа Х-Х1 столетий создан образ князя Владимира в восприятии его современников.

К ним относятся:

1) в «Повести временных лет» - сообщения под 968, 970, 977, 980, 988, 992, 993, 996, 997, 1015 годами;

2) ретроспективное сообщение под 1128 годом Суздальской летописи;

3) сообщения под 998, 1000, 1001, 1004 годами Никоновской летописи.

Современники князя Владимира представлены в образной системе летописного повествования двояко: во-первых, в виде отдельных персонажей, индивидуализированных образов (Святослав, Рогнеда, Добрыня и т.д.); во-вторых, в виде обобщённых собирательных образов («люди бе-щисла», «люди многы» и т.д.). При этом даже в том случае,

27 Забелин И.Е. История русской жизни с древнейших времён. - Ч. 1. - М., 1876. - С. 475-476. когда летописец изображает восприятие князя Владимира с точки зрения отдельных персонажей, она всегда представлена как точка зрения определённой части современников этого правителя, а не как индивидуальная уникальная точка зрения.

Для того, чтобы правильно представить себе пути и законы художественного развития летописного образа Владимира, необходимо внимательное обращение и к историческим источникам, без чего вообще невозможно адекватное понимание источников летописных. Однако история в нашей работе носит сугубо вспомогательный, иллюстративный характер, и в область нашего рассмотрения не входит ни реальный исторический образ князя Владимира в восприятии современников, ни соответствие летописного образа Владимира его реальному историческому образу.

Мы анализируем летописный образ князя Владимира в восприятии его современников, который представляет собой явление художественного порядка, и не тождествен реальному историческому образу этого правителя.

Образ князя Владимира в восприятии современников, создаваемый летописцем рубежа Х-Х1 столетий, претерпевает последовательную и сложную эволюцию от начала повествования о данном летописном герое и до конца этого повествования. Непосредственному анализу этой эволюции и средств её изображения посвящена вторая глава нашей диссертации.

Однако прежде необходимо рассмотреть историю изучения личности и деятельности князя Владимира и его эпохи в отечественной научной традиции, чему посвящена первая глава данного исследования.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Смирнов, Павел Андреевич

Заключение

Образ князя Владимира Святославича в восприятии его современников, созданный летописцем рубежа Х-Х1 столетий, имеет выраженный эволюционный характер, последовательно передаваемый летописцем на протяжении всего повествования о данном герое, - начиная с сообщения под 968 годом, в котором Владимир впервые появляется на страницах летописи, и заканчивая некрологической статьёй под 1015 г., сообщающей о его смерти.

В изображаемой летописцем эволюции образа князя Владимира можно выделить две стадии, каждая из которых характеризуется своими особенностями.

На первой стадии, включающей в себя сообщения под 968, 970, 977, 980 гг., которые связаны с изображением пути князя Владимира к киевскому столу, на небольшом хронологическом отрезке повествования летописец подчёркивает четыре сменяющих друг друга и взаимодействующих между собой доминанты образа Владимира в восприятии его современников. Вследствие этого изображаемая эволюция данного образа приобретает на первой стадии стремительную динамику своего развития.

На второй стадии, включающей в себя остальные сообщения (хронологические границы - с 980 г. по 1015 г.), которые посвящены изображению князя Владимира в качестве правителя государства, подчёркиваются две основные грани его образа в восприятии современников.

В силу того, что вторая стадия включает в себя протяжённый хронологически отрезок повествования, изображаемая эволюция образа князя Владимира, с одной стороны, характеризуется медленной динамикой развития, а с другой стороны, осуществляется полно и глубоко.

Палитра художественных средств, используемых летописцем, последовательно видоизменяется в соответствии с требованиями художественной логики изображения эволюции образа Владимира Святославича. Данный процесс можно проследить следующим образом.

Стадия первая.

В сообщениях 968 и 970 гг., повествующих о совсем юном Владимире, этот герой показан летописцем только в качестве объекта волевых импульсов других персонажей, - то есть лишённым самостоятельности. Поэтому основные средства его изображения -повествование о поступках окружающих по отношению к Владимиру, а также их высказывания об этом герое, при отсутствии изображения действий и высказываний самого Владимира.

Важным средством является закрепление за одним из персонажей -но не за самим Владимиром - функции движущей силы изменения восприятия образа Владимира окружающими.

Главным предметом изображения на данной стадии являются события, связанные с восхождением Владимира Святославича к киевскому столу.

Обращаясь к фигуре князя Владимира в следующий раз уже в сообщении под 977 г., летописец изображает этого героя исключительно как субъект действия. С той целью летописец вводит два новых способа изображения данного персонажа - повествование о поступках Владимира и введение в художественную ткань текста речей этого князя со всеми значимыми особенностями их формальной и содержательной организации.

К этим средствам добавляются также впервые вводимые в летописное повествование о Владимире приёмы: эпической конкретизации; обратной пропорциональной связи образов летописных персонажей; сужения и расширения пространства, подвластного летописным героям.

Теперь уже за самим Владимиром закрепляется функция движущей силы изменения восприятия его образа окружающими.

Особую смысловую и композиционную нагрузку несут на данной стадии индивидуализированные образы тех современников Владимира, которых объединяет знаковая характеристика - принадлежность к княжескому дому. Это образы княжичей, а затем и князей Ярополка и Олега, княжны Рогнеды, князя Рогволода, его жены и сыновей, князя Святослава и княгини Ольги. Их функция заключается в том, что, сопрягая с ними образ центрального героя - Владимира Святославича -летописец изображает формирование доминант его образа в восприятии окружающих. Осуществляет он это с помощью двух базовых композиционных принципов, организующих всё повествование о Владимире на данной стадии - сопоставления и противопоставления, а точнее - противопоставления на основе сопоставления.

Стадия вторая.

Начиная со второй части сообщения под 980 г. и вплоть до сообщения под 1015 г. летописец изображает князя Владимира в качестве правителя государства.

Главным предметом изображения на данной стадии являются масштабные преобразования князя Владимира, проводимые им для своих поданных и совместно с ними.

Определяющее значение приобретают два приёма. Во-первых, приём эпической конкретизации, который применяется к самым разным сторонам изображаемых преобразований киевского князя. Во-вторых, употребление особых конструкций, призванных подчеркнуть не одномоментный, а протяженный характер деяний летописного героя, касающихся всего подвластного ему населения. С помощью этих приёмов летописец сообщает образу князя Владимира характер эпический и монументальный. При этом - как и в случае изображением эпических князей-предшественников Владимира - эпичность эта не фольклорного характера, ибо строится исключительно на особых приёмах освещения материала, ни разу не выходящего за границы правдоподобия.

Как и на первой стадии, особую композиционную и смысловую нагрузку несут на себе образы современников киевского князя, - как собирательные, так и индивидуализированные. Их функция заключается в том, что, сопрягая с ними образ центрального героя - Владимира Святославича - летописец представляет киевского князя в качестве князя народного, и эта особенность становится - наряду с эпичностью - второй главной особенностью созданного им образа.

Особое сопряжение образа князя Владимира с образами его современников композиционно осуществляется летописцем на основе совокупности ключевых объединяющих факторов, которые организуют всё повествование о данном летописном герое как правителе государства.

Своё внешнее проявление эти объединяющие факторы обретают при изображении следующих направлений совместной деятельности князя Владимира Святославича и его современников: 1) оборона страны от внешнего врага; 2) организация и совместное участие в общенародных празднествах по случаю важных событий и успехов дел государственного строительства и обороны; 3) организация и участие в регулярных совместных трапезах с предельно расширенным кругом их участников; 4) регулярное наделение населения гастрономическими благами и материальными ценностями из княжеской казны.

Таким образом, с помощью целого ряда специальных художественных средств летописец рубежа Х-Х1 столетий создаёт не только цельный, но и определённый образ князя Владимира, за счёт изображения не только доминирующих граней этого образа, но и их своеобразных особенностей.

Образ князя Владимира Святославича в своих основных определяющих чертах - эпический народный заступник и кормитель -был идентичен в восприятии подавляющего большинства его современников. И потому образ этого правителя в созданных ими произведениях несёт в себе устойчивые и глубинные своеобразные черты, ибо восходит в итоге к одному источнику. Прежде всего это касается древнего пласта летописания и древнейших памятников былевого эпоса о князе Владимире, легших в основу дошедших до нас летописных сводов и былин киевского цикла. Реликты этого явления отмечают современные исследователи, которым приходилось изучать и сопоставлять памятники всего основного корпуса произведений русской средневековой литературы о князе Владимире: «Удивительно, но и былины, и летописи, и даже церковные Жития - памятники, казалось бы, совершенно разного происхождения и разной направленности - почти одинаково изображают князя Владимира, порой используя даже сходные эпитеты»198.

Образ князя Владимира, завершающий летописную галерею древних правителей Руси, является самым монументальным из них. Каждый из них эпичен по-своему, но образ Владимира полностью затмевает их, в первую очередь за счёт особого сопряжения летописцем образа данного правителя с образами его современников. Если все предыдущие летописные князья изображались бесконечно далёкими от подвластного им населения, князь Владимир изображается летописцем небывало близким своим поданным, как первый и последний в летописи народный эпический князь.

Образ князя Владимира в восприятии современников - важнейшая составляющая образа данного правителя, представленного в русском летописании. И именно в ярко выраженной и подчёркнутой летописцем

198 Карпов АЛО. Владимир Святой. - М., 1997. - С. 340. рубежа Х-Х1 столетий эпичности и народности образа князя Владимира и заключаются его исключительность и глубокое своеобразие.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Смирнов, Павел Андреевич, 2007 год

1. Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). ТЛ. - 2-е изд. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - 496 с.

2. Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т.2. - М.: Языки русской культуры, 1998. - 658 с.

3. Никоновская летопись // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т.9. - М.: Языки русской культуры, 2000. - 288 с.

4. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т.З. - М.: Языки русской культуры, 2000. - 720 с.

5. Повесть временных лет // Библиотека литературы древней Руси. -T.I. XI-XII вв. 2-е изд. - Спб.: Наука, 2004. - С. 62-315.

6. Слово о законе и благодати митрополита Киевского Илариона // Библиотека литературы древней Руси. T.l. XI-XII вв. - 2-е изд. - Спб.: Наука, 2004.-С. 26-61.

7. Книга былин. Свод избранных образцов русской народной эпической поэзии / Составил В.П. Авенариус. Спб., 1880. - III-XXIX + 3344 + III-XLIII. с.

8. Свод русского фольклора. Былины в 25 тт. Т.1. Север европейской России: Былины Печоры. - СПб.: Наука; М.: Издательский центр «Классика», 2001. - 774 с.

9. Свод русского фольклора. Былины в 25 тт. Т.2. Север европейской России: Былины Печоры. - СПб.: Наука; М.: Издательский центр «Классика», 2001. - 784 с.1. Исследования

10. Абрамов А.И. «Слово о законе и благодати» киевского митрополита Илариона как русская историософская реакция на христианско-идеологическую экспансию Византии // Идейно-философское наследие Илариона киевского. Ч. 2. - М.: Наука, 1986. - С. 84-97.

11. Адрианова-Перетц В.П. Древнерусская литература и фольклор (к постановке проблемы) // ТОДРЛ. Т. 7. - М.; Л.: Наука, 1949. - С. 5-16.

12. Адрианова-Перетц В.П. Историческая литература XI начала XV века и народная поэзия // ТОДРЛ. - Т. 8. - М.; Л.: Наука, 1951. - С. 95 -137.

13. Азбелев С.Н. Историзм былин и специфика фольклора. Л.: Наука, 1982.-328 с.

14. Азбелев С.Н. Князь Глеб Володьевич // Русская речь. 1995 - № 3. -С. 98-105.

15. Азбелев С.Н. Алеша Попович // Русская речь. 1998. - № 2. - С. 101-110.

16. Азбелев С.Н. О ранних прототипах Ильи Муромца и былинного князя Владимира // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2005. - № 3 (21).-С. 5-6.

17. Азбелев С.Н. Древнерусские героические сказания в международном контексте // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. -№3(29).-С. 5-6.

18. Аникин В.П. Теория фольклора. Курс лекций. М.: КДУ, 2004.432 с.

19. Аникин В.П. Отношение книжников Древней Руси к фольклору (к вопросу о характере устных традиций и о практике современных публикаторов) // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. - № 3 (29). -С. 9-10.

20. Аничков Е.В. Язычество и древняя Русь. Спб., 1914. - 390 с.

21. Асеев Ю.С. Архитектура древнего Киева. Киев: Буд1вельник, 1982.- 160 с.

22. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. В 3-х т.- М.: Индрик, 1994. Т. 1 - 800 е.; Т.2. - 788 е.; Т. 3. - 840 с.

23. Башлыкова М.Е. Книжные источники о преподобном Илие Муромском // Могилянсью читания, 2002. 36ipHHK наукових праць. Кшв, 2003.-С. 3-13.

24. Бедина H.H. К вопросу о мариологических мотивах в образе святой княгини Ольги // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. - № 3(29).-С. 13-15.

25. Бибиков М.В. Война и мир в русско-византийских отношениях X- начала XIII в. // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 111-142.

26. Бибиков М.В. Когда была крещена Русь? Взгляд из Византии. // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 102-110.

27. Бибиков М.В. «Племя неведомое, племя бесчисленное. Племя от края земли». Имя Руси в византийской традиции IX середины X в. //

28. Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 90-101.

29. Бибиков М.В. Церковные связи Руси и Византии // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003.-С. 143-150.

30. Боровский Я.Е. Мифологический мир древних киевлян. Киев, 1982.- 104 с.

31. Вагнер Г.К. К вопросу о новом сознании Киевской Руси X-XII вв. // Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 8. - М.: Наследие, 1995.-С. 16-23.

32. Введенский A.M. Договоры Руси с греками X в.: клятва Святослава Игоревича. Проблемы интерпретации выражения «колоти яко золото» // ТОДРЛ. Т. 57. - Спб.: Дмитрий Буланин, 2006. - С. 916-926.

33. Введенский A.M. Лингвистические критерии выявления источников устного происхождения в летописи (на примере расположения энклитики «ся» в тексте ПВЛ) // Древняя Русь: вопросы медиевистики. -2007.-№3(29).-С. 21-22.

34. Велецкая H.H. О роли фольклора в изучении славянских древностей // Средневековая Русь. М.: Наука, 1976. - С. 18-24.

35. Военная история отечества с древнейших времен до наших дней / Под. ред проф. В.А. Золотарева. В 3-х т. - Т. 1. - М.: Мосгорархив, 1995. -514с.

36. Гиппиус A.A. Языковая гетерогенность и качество нарратива в «Повести временных лет» // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. -№3(29).-С. 29-30.

37. Гладкова О.В. История текста христианского романа о Евстафии Плакиде // Литература Древней Руси. Межвузовский сборник научных трудов. М.: Прометей, 1996. - С. 29-43.

38. Гладкова О.В. Евстафий Плакида, Владимир I Святой, Дмитрий Донской // Макарьевские чтения. Выпуск VIII. - Можайск - Терра, 2001. -С. 553-564.

39. Гладкова О.В. Житие Евстафия Плакиды в составе «Римских деяний» и «Великого Зерцала» // Макарьевские чтения. Выпуск XI. -Можайск - Терра, 2004. - С. 248-255.

40. Гладкова О.В. «Житие Евстафия Плакиды»: от Нестора до Милорада Павича // Герменевтика древнерусской литературы. Выпуск 11. - М.: Языки славянской культуры; Прогресс-традиция, 2004. - С. 281-380.

41. Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., Мельникова Е.А. Восточная половина мира глазами скандинавов: топонимия в исторических исследованиях // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. -М.: Логос, 2003. С. 452-481.

42. Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., Мельникова Е.А. В тумане столетий: история в преданиях // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 482-492.

43. Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., Мельникова Е.А. «Он плавал на Русь с дорогими товарами» // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 534-545.

44. Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., Мельникова Е.А. От язычества к истинной вере // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. -М.: Логос, 2003. С. 546-556.

45. Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., Мельникова Е.А. Скандинав на Руси: сюжетные стереотипы и исторические реалии // Древняя Русь в светезарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. -С. 493-506.

46. Глазырина Г.В., Джаксон Т.Н., Мельникова Е.А. Ярослав Мудрый в скандинавской традиции // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 507-522.

47. Гобарев В.М. Предыстория Руси. В 2-х частях // Под. ред. проф. В.А. Золотарева. М.: Менеджер, 1994. - 682 с.

48. Горский A.A. Русь: от славянского Расселения до Московского царства. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 392 с.

49. Гребенюк В.П. Принятие христианства и эволюция героико-патриотического сознания в русской литературе XI-XII вв. // Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 8. - М.: Наследие, 1995. - С. 3-15.

50. Греков Б.Д. «Повесть временных лет» о походе Владимира на Корсунь // Греков Б.Д. Избранные труды. Т. 2. - М.: Наука, 1959. - С. 413-428.

51. Громов М.Н., Ужанков А.Н. Культура Древней Руси // История культур славянских народов. В 3-х тт. Т. I. Древность и Средневековье / Отв. ред. Г.П. Мельников. - М.: ГАСК, 2003. - С. 211-299.

52. Гуревич Ф.Д. Древние города Понеманья и южнорусские земли в конце X XIII вв. // Средневековая Русь. - М.: Наука, 1976. - С. 25-29.

53. Данилевский И.Н. Повесть временных лет: Герменевтические основы изучения летописных текстов. М.: Аспект Пресс, 2004. - 383 с.

54. Долгов В.В. Быт и нравы Древней Руси: Миры повседневности XI XIII вв. / Науч. ред. проф. Н.Л. Пушкарева. - М.: Яуза, Эксмо, 2007. -512 с.

55. Демин A.C. О художественности древнерусской литературы. -М.: Языки славянской культуры, 1998. 848 с.

56. Демин A.C. Заметки по персонологии «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 9. - М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1998. - С. 52-78.

57. Демин A.C. О типе литературного творчества создателей «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы. -Сборник 10.-М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. С. 18-43.

58. Демин A.C. Древнерусская литература: Опыт типологии с XI по середину XVIII вв. от Илариона до Ломоносова. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 760 с.

59. Демин A.C. Из истории древнерусского литературного творчества XI XVII вв. // Герменевтика древнерусской литературы. -Выпуск 11. - М.: Языки славянской культуры; Прогресс-традиция, 2004. -С. 9-131.

60. Державин Н.С. Славяне в древности. М.: Изд-во АН СССР, 1946.-216 с.

61. Душечкина Е.В. Художественная функция чужой речи в древнерусском летописании // Ученые записки Тарт. ун-та, 1973. Выпуск 306. Труды по русской и славянской филологии. - Т. 21. - С. 65-104.

62. Евгеньева А.П. Язык русской устной поэзии. Синонимия // ТОДРЛ.-Т. 7.-М.; Л.: Наука, 1949.-С. 159-211.

63. Елеонская A.C. Сказание о крещении Руси в литературных обработках XVII начала XVIII в. // Герменевтика древнерусской литературы. - Сборник 8. - М.: Наследие, 1995. - С. 33-44.

64. Еремин И.П. «Повесть временных лет» как памятник литературы // Еремин И.П. Литература древней Руси: (Этюды и характеристики). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1966. - С. 43-97.

65. Еремин И.П. О византийском влиянии в болгарской и древнерусской литературах IX-XII вв. // Еремин И.П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. 2-е изд. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. -С. 214-222.

66. Живов В.М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 760 с.

67. Иванов С.А. Византийское миссионерство: Можно ли сделать из «варвара» миссионера? М.: Языки славянской культуры, 2003. - 376 с.

68. Иконников A.B. Тысяча лет русской архитектуры: Развитие традиций. М.: Искусство, 1990. - 386 с.

69. Каравашкин A.B., Юрганов А. Л. Опыт исторической феноменологии. Трудный путь к очевидности. М.: РГГУ, 2003. - 385 с.

70. Каравашкин A.B. Понимание древнерусского источника (традиции и современность) // Ученые записки МГПИ. Т. 2. - М.: МГПИ, 2004.-С. 60-91.

71. Каравашкин A.B., Юрганов А.Л. Регион Докса. Источниковедение культуры. М.: РГГУ, 2005. - 210 с.

72. Каргалов В.В. Народ-богатырь. М.: Воениздат, 1971. - 200 с.

73. Карпов А.Ю. Владимир Святой. М.: Молодая гвардия - ЖЗЛ; Русское слово, 1997. - 446 2. с.

74. Кириллин В.М. Символика чисел в литературе Древней Руси (XI-XVII века). Спб.: Алетейя, 2000. - 320 с.

75. Кириллин В.М. Система и состояние образования в Древней Руси // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. - № 3 (29). - С. 44-47.

76. Клаутова О.Ю. Восприятие отечественной архитектуры в Древней Руси по данным литературы XI -XIII вв. // ТОДРЛ. Т. 49. - Спб.: Дмитрий Буланин, 1996. - С. 416-426.

77. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник.-М.: Наука, 1988.-512 с.

78. Колесов В.В. «Сказание о варяге и сыне его Иоанне» // Русская речь.-1981.-№5.-С. 101-107.

79. Коновалова И.Г. Заморские походы русов // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. -С. 216-219.

80. Коновалова И.Г. Крещение Руси // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. -С. 232-234.

81. Коновалова И.Г. Пути купцов-русов и славян в Багдад и Рей // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 204-207.

82. Коновалова И.Г. Русы на Кавказе в X-XIII вв. // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003.-С. 235-239.

83. Коновалова И.Г. Хазария и ее падение // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. -С. 226-231.

84. Корзухина Г.Ф. Об Одине и кресалах Прикамья // Средневековая Русь. М.: Наука, 1976. - С. 135-140.

85. Криничная H.A. Русская мифология: Мир образов фольклора. -М.: Академический проект; Гаудеамус, 2004. 1008 с.

86. Крянев Ю.В., Павлова Т.П. Двоеверие на Руси // Как была крещена Русь. М.: Политиздат, 1990. - С. 304-314.

87. Кузьмин А.В. Боярский двор как историко-типографский комментарий летописца XI в. // Герменевтика древнерусской литературы. -Сборник 10. М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. - С. 44-51.

88. Кузьмин А.Г. Термин «бела» древнерусских памятников // Средневековая Русь. М.: Наука, 1976. - С. 67-70.

89. Кусков В.В. Идеальные правители древней Руси // Древнерусские княжеские жития / Сост., вступ. ст., подг. текстов, коммент., перевод В.В. Кускова. М.: Кругь, 2001. - С. 7-22.

90. Ларин Б.А. Договоры русских с греками // Ларин Б.А. Лекции по истории русского литературного языка. М.: Высшая школа, 1975. - С. 2452.

91. Левшун Л.В. Принципы функционирования системы методов, стилей, жанров в средневековой восточнославянской книжности. Закон риторической имитации // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. -№3(29).-С. 61-62.

92. Литаврин Г.Г. «Записка греческого топарха» (Документ о русско-византийских отношениях в конце X в.) // Из истории средневековой Европы (Х-ХУИ вв.). -М., 1957.-С. 114-130.

93. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1947. - 499 с.

94. Лихачев Д.С. Текстология: На материале русской литературы XXVII вв. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. - 605 с.

95. Лихачев Д.С. Первые семьсот лет русской литературы // «Изборник» (Сборник произведений литературы древней Руси). М.: Художественная литература, 1969. - С. 5-26.

96. Лихачев Д.С. Стилеформирующая доминанта древнерусского домонгольского искусства и литературы // Средневековая Русь. М.: Наука, 1976.-С. 131-134.

97. Лихачев Д.С. «Повесть временных лет» // Лихачёв Д.С. Великое наследие: (Классические произведения литературы Древней Руси). 2-е изд. - М.: Современник, 1979. - 412 с.

98. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е изд. -М.: Наука, 1979.-359 с.

99. Лихачев Д.С. Летописные исследования об Александре Поповиче // Лихачев Д.С. Исследования по древнерусской литературе. Л.: Наука, 1986.-С. 318-352.

100. Лихачев Д.С. Величие литературы Древней Руси // Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1. XI—XII вв. - Спб.: Наука, 2004. - С. 724.

101. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси / Отв. ред. С.О. Шмидт. 3-е изд. - М.: Наука, 2006. - 202 с.

102. Логвин Г.Н. О деревянном зодчестве домонгольской Руси // Средневековая Русь.-М.: Наука, 1976.-С. 151-159.

103. Лопутько О.П. О природе устойчивых формул древнерусской письменности // Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 10. -М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. - С. 80-87.

104. Лурье Я.С. Лаврентьевская летопись свод начала XIV в. // ТОДРЛ. - Т.29. - Л.: Наука, 1974. - С. 50-67.

105. Любимова Т.Б., Кормин H.A., Пилюгина Н.Б. Характер философского мышления Илариона в «Слове о законе и благодати» // Идейно-философское наследие Илариона киевского. Ч. 2. - М.: Наука, 1986.-С. 41-57.

106. Макаров А.И. Нравственные воззрения Илариона киевского // Идейно-философское наследие Илариона киевского. Ч. 2. - М.: Наука, 1986.-С. 98-113.

107. Мельникова E.А. Зарубежные источники по истории Руси как предмет исследования // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. -М.: Логос, 2003. С. 3-18.

108. Мильков В.В. Иларион и древнерусская мысль // Идейно-философское наследие Илариона киевского. Ч. 2. - М.: Наука, 1986. - С. 8-40.

109. Мирзоев В.Г. Былины и летописи памятники русской исторической мысли. - М.: Мысль, 1978. - 254 с.

110. Мокиенко В.М. Образы русской речи: историко-этимологические очерки фразеологии. 2-е изд. - М.: Флинта: Наука, 2007. - 464 с.

111. Мюллер Л. Рассказ о крещении Владимира Святославича в «Повести временных лет» // Проблемы изучения культурного наследия / Отв. ред. Г.В. Степанов. М.: Наука, 1985. - С. 47-57.

112. Назаренко A.B. Владимир Святой в западноевропейских источниках // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 313-333.

113. Назаренко A.B. Международная политика Ярослава Мудрого // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 334-357.

114. Между Польшей и Германией: западноевропейские союзы Ярославичей // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. -М.: Логос, 2003. С. 358-377.

115. Назаренко A.B. Русь и Германия накануне крещения Руси // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е. А. Мельниковой. М.: Логос, 2003. - С. 302-310.

116. Насонов А.Н. История русского летописания XI начала XVIII в.: Очерки и исследования / Отв. ред. акад. Б.А. Рыбаков. - М.: Наука, 1969. -556 с.

117. Недошивина Н.Г. О религиозных представлениях вятичей XI -XIII вв. // Средневековая Русь. М.: Наука, 1976. - С. 49-52.

118. Новиков Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки. -Л.: Наука, 1974.-256 с.

119. Носов К.С. Осадная техника Античности и Средневековья. -Спб.: Полигон, 2003. 362 6. с.

120. Носов К.С. Русские крепости и осадная техника VIII-XVII вв. -Спб.: Полигон, 2003. 176 с.

121. Пархоменко В.А. Характер и значение эпохи Владимира, принявшего христианство // Уч. зап. ЛГУ. Сер. ист. наук. - Выпуск 8. -Л., 1941. -С. 203-214.

122. Пауткин A.A. Беседы с летописцем: Поэтика раннего русского летописания. М.: Изд-во МГУ, 2002. - 286 с.

123. Петрухин В.Я. Праславянская культура и древние славяне // История культур славянских народов. В 3-х тт. Т. I: Древность и Средневековье / Отв. ред. Г.П. Мельников. - М.: ГАСК, 2003. - С. 16-58.

124. Петрухин В.Я. Как начиналась Начальная летопись? // ТОДРЛ. -Т. 57. Спб.: Дмитрий Буланин, 2006. - С. 33-41.

125. Поляков А.И. Метод символической экзегезы в историософской теологии Илариона // Идейно-философское наследие Илариона киевского. Ч. 2. М.: Наука, 1986. - С. 58-83.

126. Поппэ А. Политический фон крещения Руси (Русско-византийские отношения в 986-989 годах) // Как была крещена Русь. М.: Политиздат, 1990. - С. 202-223.

127. Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси. Лекции по русской истории. Киевская Русь. М.: Наука, 1993. - 635 с.

128. Приселков М.Д. История русского летописания XI -XV вв. -Спб.: Дмитрий Буланин, 1996. 326 с.

129. Прокофьев Н.И. О мировоззрении русского средневековья и системе жанров русской литературы XI-XVI вв. // Литература Древней Руси. Сборник трудов. Выпуск I. - М., 1975. - С. 5-39.

130. Прокофьев Н.И. О преемственной связи в историческом развитии жанров и жанровых систем // Литература Древней Руси. Межвузовский сборник научных трудов. М.: Прометей, 1996. - С. 15-28.

131. Пропп В.Я. Об историзме русского эпоса // Русская литература.- 1962,-№2.-С. 87-91.

132. Пропп В.Я. Об историзме русского фольклора и методах его изучения // Ученые записки ЛГУ. № 339. - Выпуск 72. - Л., 1968. - С. 525.

133. Прохоров Г.М. Древнерусское летописание как жанр // ТОДРЛ.- Т. 57. Спб.: Дмитрий Буланин, 2006. - С. 6-17.

134. Прошин Г.Г. Второе крещение // Как была крещена Русь. М.: Политиздат, 1990. - С. 9-168.

135. Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. М.: Мысль, 1989.286 с.

136. Пятышева Н.В. «Земляной путь» рассказа о походе Владимира на Корсунь // Советская археология. 1964. - № 3. - С. 104-114.

137. Рабинович М.Г. Деревянные сооружения городского хозяйства в Древней Руси // Средневековая Русь. -М.: Наука, 1976. С. 30-38.

138. Ранчин A.M. Хроника Георгия Амартола и «Повесть временных лет»: Константин равноапостольный и князь Владимир Святославич // Герменевтика древнерусской литературы. Сборник 10. - М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2000. - С. 52-69.

139. Раппопорт П.А. Русская архитектура X-XIII вв. Каталог памятников // Археология СССР. Свод археологических источников / Под общей ред. акад. Б.А. Рыбакова. Выпуск Е 1-47. - Л.: Наука, 1982. - 134 с.

140. Раушенбах Б.В. Сквозь глубь веков // Как была крещена Русь. -М.: Политиздат, 1990.-С. 188-201.

141. Рукавишников A.B. Почему полоцкие князья были сосланы в Византию: свидетельства источников // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2003. - № 2 (12). - С. 99-112.

142. Рыбаков Б.А. Исторический взгляд на русские былины // История СССР. 1961. - № 5. - С. 141-166; - № 6. - С. 80-90.

143. Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского Средневековья // Вопросы истории. 1974. - № 2 - С. 3-12.

144. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М.: Наука, 1981.608 с.

145. Рыбаков Б. А. Из истории культуры Древней Руси: Исследования и заметки. М.: Изд-во МГУ, 1984. - 240 с.

146. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1988. - 784с.

147. Рыбаков Б.А. Культура средневекового Новгорода // Как была крещена Русь. М.: Политиздат, 1990. - С. 288-303.

148. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII XIII вв. -2-е изд. - М.: Наука, 1993. - 592 с.

149. Рычка В.М. Христианские черты князя Владимира-крестителя // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. - № 3 (29). - С. 91-92.

150. Свердлов М.Б. Изображение княжеских регалий на монетах Владимира Святославича // Вспомогательные исторические дисциплины. -Выпуск 4.-Л.: Наука, 1972.-С. 151-159.

151. Свердлов М.Б. Отбор и интерпретация исторической информации в «Повести временных лет» // ТОДРЛ. Т. 57. - Спб.: Дмитрий Буланин, 2006. - С. 50-59.

152. Седов B.B. Древнерусское языческое святилище в Перыни // Краткие сообщения Института истории материальной культуры. Выпуск 50.-М., 1953.-С. 92-103.

153. Седов В.В. Славяне: Историко-археологическое исследование. -М.: Языки славянской культуры, 2002. 624 с.

154. Сендерович С.Я. Святой Владимир: к мифопоэзису // ТОДРЛ. -Т. 49. Спб.: Дмитрий Буланин, 1996. - С. 300-313.

155. Соловьёв С.М. История России с древнейших времён. Русь изначальная. Книга I. - М.: ООО Издательство ACT; Харьков: Фолио, 2001.-944 с.

156. Сороколетов Ф.П. История военной лексики в русском языке. Л.: Наука, 1970.-383 с.

157. Стефанович П.С. «Дружина» в древнейшем русском летописании // Древняя Русь: вопросы медиевистики. 2007. - № 3 (29). -С. 103-104.

158. Творогов О.В. Традиционные устойчивые словосочетания в «Повести временных лет» // ТОДРЛ. Т. 18. - Л.: Наука, 1962. - С. 277-284.

159. Творогов О.В. Сюжетное повествование в летописях // Истоки русской беллетристики: Возникновение сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л.: Наука, 1970. - С. 31-66.

160. Творогов О.В. Лексический состав «Повести временных лет» // Полное собрание русских летописей. Т. 1. - М.: Языки славянской культуры, 2001.-583-733.

161. Творогов О.В. «Повесть временных лет» // Библиотека литературы древней Руси. T.I. XI-XII вв. - Спб.: Наука, 2004. - С. 487524.

162. Тихомиров М.Н. Русское летописание. М.: Наука, 1979. - 384 с.

163. Толочко П.П. Русские летописи и летописцы X XIII вв. - Спб.: Алетейя, 2003.-296 с.

164. Толочко П.П. Русско-византийские договоры и время включения их в летопись // ТОДРЛ. Т. 57. - Спб.: Дмитрий Буланин, 2006.-С. 42-49.

165. Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 816 с.

166. Трофимова Н.В. Древнерусская литература. Воинская повесть XI-XVII вв.: Курс лекций; Развитие исторических жанров: Материалы к спецсеминару. М.: Флинта: Наука, 2000. - 208 с.

167. Трофимова Н.В. Из истории древнерусской воинской повести // Герменевтика древнерусской литературы. Выпуск 11. - М.: Языки славянской культуры; Прогресс-традиция, 2004. - С. 526-557.

168. Трофимова Н.В. Судьба сюжета о юноше-кожемяке в русском летописании // Русская речь. 2005.- № 3. - С. 86-90.

169. Удальцова З.В. Киев и Константинополь культурные связи до XIII века // Как была крещена Русь. - М.: Политиздат, 1990. - С. 272-287.

170. Успенский Б.А. Поэтика композиции. Спб.: Азбука, 2000.352 с.

171. Успенский Ф.Б. Скандинавы. Варяги. Русь: Историко-филологические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 456 с.

172. Фроянов И.Я. Волхвы и народные волнения в Суздальской земле в 1024 г. // Духовная культура славянских народов: Литература. Фольклор. История. Л.: Наука, 1983. - С. 19-38.

173. Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Исторические реальности и былинная фантазия // Духовная культура славянских народов: Литература. Фольклор. История. Л.: Наука, 1983. - С. 39-58.

174. Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Об исторических основах русского былевого эпоса // Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история (Работы разных лет) / Под. ред. К.В. Чистова. Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1997.-С. 10-37.

175. Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Отражение социальной борьбы в русских героических былинах // Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история (Работы разных лет) / Под. ред. К.В. Чистова. Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1997.-С. 109-128.

176. Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Русский былинный эпос // Фроянов И.Я., Юдин Ю.И. Былинная история (Работы разных лет) / Под. ред. К.В. Чистова. Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1997. - С. 453-562.

177. Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М.: Политиздат, 1986. - 703 с.

178. Херрман Й. Славяне и норманны в ранней истории балтийского региона // Как была крещена Русь. М.: Политиздат, 1990. - С. 241-259.

179. Черная JI.A. О христианском открытии человека в русской литературе XI-XIII вв. // Герменевтика древнерусской литературы. -Сборник 8. М.: Наследие, 1995. - С. 24-32.

180. Черный В.Д. Зримые образы слова (истоки, функции и выразительные возможности древнерусских изображений) // Герменевтика древнерусской литературы. Выпуск 11. - М.: Языки славянской культуры; Прогресс-традиция, 2004. - С. 173-201.

181. Шайкин A.A. Эпические герои «Повести временных лет» и способы их изображения // Русская литература. 1986. - № 3. - С. 89-108.

182. Шайкин A.A. Историческая концепция и композиция «Повести временных лет» // Русская литература. 2001. - № 1. - С. 3-10.

183. Шайкин A.A. Поэтика начал и концовок в тексте «Повести временных лет» // Русская литература. 2002. - № 4. - С. 13-31.

184. Шайкин A.A. Тропы в «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы. Выпуск И. - М.: Языки славянской культуры; Прогресс-традиция, 2004. - С. 505-525.

185. Шайкин A.A. «Нечто цельное», или Вопросы литературоведческого изучения «Повести временных лет» // Шайкин A.A.

186. Поэтика и история: На материале памятников русской литературы XI-XVI веков. М.: Флинта; Наука, 2005. - С. 25-65.

187. Шайкин A.A. Поверхность летописного текста // Шайкин A.A. Поэтика и история: На материале памятников русской литературы XI-XVI веков. М.: Флинта; Наука, 2005. - С. 66-91.

188. Шайкин A.A. История и сказка в «Повести временных лет» // ТОДРЛ. Т. 57. - Спб.: Дмитрий Буланин, 2006. - С. 60-78.

189. Шахматов A.A. Ипатьевская летопись // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. - С. 571-604.

190. Шахматов A.A. К вопросу об источниках Начального свода // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. - С. 121-126.

191. Шахматов A.A. Лаврентьевская летопись // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001.-С. 511-539.

192. Шахматов A.A. Летописное сказание о Владимире и его крещении // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. - С. 101-120.

193. Шахматов A.A. Мистиша Свенельдич и сказочные предки Владимира Святославича // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. - С. 245-270.

194. Шахматов A.A. О некоторых вставках в тексте начального свода // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. - С. 76-100.

195. Шахматов A.A. Память и похвала Владимиру мниха Иакова // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. - С. 18-28.

196. Шахматов A.A. «Повести временных лет» предшествовали более древние своды // Шахматов A.A. Разыскания о русских летописях. -М.: Академический проект; Жуковский: Кучково поле, 2001. С. 9-17.