Этноэкологическая характеристика коми-ижемского оленеводства тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, кандидат исторических наук Истомин, Кирилл Владимирович

• Истомин, Кирилл Владимирович
• кандидат исторических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Истомин, Кирилл Владимирович

1. Введение.

Актуальность темы.

Предмет и объект исследования.

Географические рамки исследования. Природно-климатические условия Печорского края.

Цель и задачи.

Состояние изученности проблемы и научная новизна работы

Методология исследования.

Методы полевой работы.

Апробация работы.

Структура и содержание работы.

2. Глава 1. История коми-ижемского оленеводства и историография его изучения.

Сложение этнографической группы коми-ижемцев.

Происхождение крупностадного оленеводства коми.

Тундровый капитапизм.

Оленеводство коми после 1917 года.

Историография изучения оленеводства коми.

3. Глава 2. Северный олень и его поведение в представлении оленеводов коми.

Знание оленей» и «знание земли».

Классификация оленей у коми.

Биология оленя. Традиционные знания о биологическом цикле.

Поведение оленей.

4. Глава 3. Знания оленеводов коми о пастбищных ресурсах и экосистеме тундры и северной тайги.

Термины и классификация элементов окружающей среды у оленеводов коми.

Элементы природной среды в их связи с оленеводством.

Стратегия использования территории и виды пастбищ.

5. Глава 4. Практика производственной деятельности в оленеводстве коми.

Общие сведения о производственном цикле, организации выпаса и производственном инвентаре оленеводства коми.

Операции выпаса и поведенческие стратегии пастуха.

Технологические операции оленеводов.

6. Глава 5. Анализ полученного материала.

Взгляды отноокологии на кочевое животноводство.

Ресурсоемкость» и «трудоемкость», контроль и перевыпас.

Факторы сокращения трудовых затрат.

Оленеводство коми в сравнении с другими оленеводческими системами.

Влияние изменения параметров окружающей среды на оленеводство.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Этноэкологическая характеристика коми-ижемского оленеводства»

Актуальность темы. Среди всех многообразных видов и направлений человеческой деятельности, производство или присвоение объектов, обеспечивающих физическое выживание (обычно называемые «экономической деятельностью») занимают особое место. Поскольку физическое выживание является необходимой предпосылкой для всякого другого вида человеческой активности, то вполне логично признать, что экономическая деятельность' является определяющей для поведения человеческих групп.

Отличительной чертой человеческого поведения по сравнению с поведением животных является то, что оно не столько определяется инстинктами (т. е. генетически унаследованной информацией), сколько строится по моделям, передаваемым внебиологическим путем в процессе социолизации. Эти биологически ненаследуемые модели составляют феномен человеческой культуры (см. Сее112, 1973). Поскольку экономическая деятельность является основополагающей для человека, то модели поведения, которые за нее отвечают и формируют элемент системы культуры, обычно называемый «традиционной экономикой», являются центральными и для всей культуры.

Хотя это положение вовсе не является чем-то новым для этнографии, вся его теоретическая важность начала осознаваться наукой не так давно. Так Роберт Неттинг счел возможным разделить всю историю западной культурной антропологии натри больших периода:

1) Конец 19-го - 30-е годы 20-го века. Основной объект изучения - факты духовной культуры, анализируемые и объясняемые либо исторически (эволюционизм, диффузионизм), либо через другие факты той же духовной культуры («причиной культурного явления может быть лишь другое культурное явление» - А. КгоеЬег, 1939, с. 1).

2) 30-е - 60-е годы 20-го века. В центре внимания исследователей оказалась социальная структура изучаемых народов, и все другие факты культуры тем или иным образом выводятся из нее (функционализм, структурный функционализм).

1 Наряду с некоторыми другими, такими как физическое воспроизводство и защита от врагов

3) 60-е годы 20-го века — настоящее время. Предметом изучения и одной из основных объяснительных переменных анализа становится производственная деятельность и традиционная экономика вообще. Этот переход ознаменовался появлением таких крупных школ как культурный материализм (Cultural materialism) и культурная экология (Cultural ecology), с дальнейшими их модификациями (Netting, 1986, сс. 4 - 6.).

В нашей стране, где теоретическое осмысление культуры долгое время базировалось на марксистской модели развития и функционирования общества, производственной деятельности в теоретическом плане придавался статус основного фактора, формирующего поведение человеческих групп. Описания традиционных занятий занимали важное место в этнографических очерках, традиционная экономика (традиционные хозяйственные занятия) была положена в основу систем классификации культур и этносов, общих теорий культурной и этнической динамики и таких основных понятий советской этнографии как хозяйственно-культурный тип (см. Левин, Чебоксаров, 1955). Вместе с тем, специальных исследований конкретных производственных (экономических) систем было сделано крайне мало, и эти системы редко подвергались теоретическому анализу даже в рамках имеющихся (марксистских) схем. Такой анализ начал проводиться фактически лишь во второй половине 1980-х годов.

Рост интереса этнографов к традиционной экономике в последнее время обуславливается растущим убеждением, что только традиционная экономика и может стать той базой, на которой возможно построить общую теорию культурных процессов и, тем самым, придать этнографии статус номотетической науки. Все большее количество исследователей соглашается с Марвином Харрисом, что «антропология может описать любое проявление феномена культуры и получить поистине огромный массив данных о разных определяемых культурой формах человеческой деятельности. Однако, если мы хотим понять сам феномен культуры и исследовать ее закономерности (если такие вообще имеются), то от призрака Маркса нам не уйти и остается лишь честно признать этот факт» (Harris, 1962, с. 347).

Исследования традиционной экономики конкретно северных народов, имеет, помимо теоретического, также и практическое значение. Индустриальное освоение севера, в частности развитие там угле- и нефтедобывающей промышленности, самым разрушительным образом сказывается на традиционных занятиях проживающего там населения. Попытки свести негативное влияние индустриализации к минимуму часто сталкиваются с проблемой отсутствия детальной информации о ресурсах, необходимых для функциолнирования традиционных производственных систем и о влияющих на него факторах. Источником такой информации может стать лишь детальное исследование отраслей традиционной экономики северных народов, среди которых важное место занимает оленеводство.

Таким образом, тема данного исследования имеет как теоретическую, так и практическую важность. Ее актуальность состоит как во все больше осознаваемой необходимости исследований конкретных производственных систем для развития общей этнографической теории, так и в растущей потребности в информации о функционировании отраслей традиционной экономики северных народов для планирования индустриального развития севера с учетом интересов всех проживающих там групп населения.

Предмет и объект исследования. Объектом настоящего исследования является одна из традиционных экономических систем, составляющих основу так называемого хозяйственно-культурного типа крупностадного оленеводства, а именно традиционное крупностадное оленеводство народа коми (далее — оленеводство коми). Экономические системы этого типа характеризуются использованием одомашненного северного оленя (гап§15ег 1агап(1и5) в качестве основного источника жизнеобеспечения. В этом смысле крупностадное оленеводство отличается от близкого к нему транспортного оленеводства (не являющегося, впрочем, основой отдельного ХКТ), где домашний олень выступает лишь как инструмент (часто один из многих) получения жизнеобеспечивающих продуктов, например в качестве транспортного животного при мобильной охоте (см. И. И. Крупник, 1979). Крупностадное оленеводство можно определить как специфическую форму производственного животноводства, характеризующуюся использованием северного оленя как основного производственного животного.

Рассматриваемая в настоящей работе оленеводческая система народа коми является во многих отношениях уникальной. Несмотря на то, что оленеводством традиционно занимается лишь одна из 11 выделяемых в настоящее время этнографических групп коми (коми-ижемцы), его ареал достаточно велик. Он охватывает тундры северо-востока европейской России (Большеземельскую, Малоземельную и, частично, Тиманскую) с прилегающей к ним притундровой полосой тайги, восточную и центральную зоны Кольского полуострова и западную Сибирь.

Несмотря на свою относительную молодость и заимствованное в своей основе происхождение2, оленеводство коми во многом отличается от оленеводческих систем соседних народов (ненцев, саамов и обских угров) в плане моделей землепользования и утилизации пастбищных ресурсов, экономической структуры и стратегии выпаса. Более того, за относительно короткий период своего существования оно развилось в мощную производственную систему, оказавшую существенное влияние на экономическое и культурное развитие соседних народов.

Производственную систему, как и всякий культурный феномен, можно описывать и анализировать с разных позиций: знаковой, материальной, и т. д. Признавая правомерность всех этих точек зрения на объект нашего исследования, невозможно, однако, отрицать, что основным содержанием всякого процесса производства является освоение элементов окружающей природной среды путем перевода их в форму, доступную для использования человеком, т. е. взаимодействие с окружающей средой. Производственная система, с этой точки зрения, может быть определена как часть системы культуры, основной функцией которой является обеспечение такого взаимодействия. Логично заключить, что именно с позиций этой функции производственная система может быть наилучшим образом описана и понята, причем этот тезис относится ко всем ее компонентам (включая знаковый и материальный). Таким образом, предметом нашего исследования является производственная система крупностадного оленеводства коми с точки зрения ее взаимодействия с окружающей средой.

Географические рамки исследования. Природно-климатические условия Печорского края. Данное исследование охватывает оленеводов коми так называемого Печорского края, т. е. области, исторически являвшейся центром формирования коми-ижемского оленеводства, откуда оно в 19-м -начале 20-го веков распространилось в другие регионы (западная Сибирь,

2 Оленеводство коми возникло в 18 веке под влиянием контактов с европейскими ненцами - см. Конаков, Котов, 1991 и исторический обзор в настоящей работе.

Кольский полуостров). Помимо исторического значения Печорского края, такой выбор географических рамок исследования объясняется еще и тем, что именно в этом регионе в настоящее время проживает большая часть оленевов коми.

Понятие «Печорский край» используется в настоящее время в основном в географической и геологической науках, хотя примеры его исползования в исторической науке также имеются (см. Лашук, 1958). В географии под термином «Печорский край» полимется территория, входящая в так называемую Печорскую область Северо-русской геологической провинции и включающая в себя Большеземельскую тундру и тепосредственно прилегающую к ней зону северной тайги. С севера регион ограничивается побережьем Северного Ледовитого океана, с запада и юга - бассейном реки Печора в ее среднем и нижнем течении, с востока - Уральскими горами. В административном отношении регион настоящего исследования представляет собой восточную часть Ненецкого автономного округа (к востоку от р. Печора) и северную часть Республики коми. Кочевые маршруты оленеводов коми проходят с севера на юг через весь регион, перемежаясь с территориями, осваиваемыми оленевоами-ненцами (см. карту 1 в приложении).

Печорский край обладает некоторым своебразием в геморфологическом и биологическом плане, отличающем его от соседних регионов. Зажатая между Уральскими горами и Тиманским кряжем, кристаллическая платформа в этой местности претерпела со времени своего образования целую серию подвижек (Спиридонов, 1978, с.140), изменив свой общий северный уклон сначала на северо-восточный, а затем на северо-западный. В результате этих подвижек, на поверхности региона сформировалась серия грядообразных поднятий, в основном северо-восточного и северо-западного протяжения образующих так называемый Большеземельский Геоморфологический свод (Спиридонов, 1978, с. 140-142). Благодаря этим поднятиям, рельеф региона оказывается сильно пересеченным, что проявляется в необычайной сложности гидросистемы. В Большеземельской тундре, например, практически невозможно найти ни одного сколько-нибудь протяженного водораздела, реки пересекают ее во всех направлениях. При этом, несмотря на обилие рек, водосток в регионе весьма затруднен, что вызывает сильную заболоченность территории. В летнее время, весь регион представляет собой сплошную череду возвышенностей (покрытых в таежной части еловым лесом), пространство между которыми занято болотами, озерами и руслами рек.

В экологическом плане, регион делится на зоны северной и крайнессвсрной тайги, лесотундры и южной тундры. Лишь на севере Югорского полуострова, на побережье Карского моря имеется небольшая территория по своим экологическим характеристикам приближающаяся к подзоне типичных тундр (Атлас СССР, 1986, 108). В растительном мире тундровой части региона велика роль кустарников и трав (по своей доле в биомассе они преобладают над мхами и лишайниками), а кофициент ежегодного обновления биомассы растений близок здесь к единице. В растительном мире таежной части домитнируют ель и лиственница. Сосна начинает играть существенную роль в растительности лишь в южной части региона (см. Чернов, 1985).

Сильно пересеченный рельеф и достаточно большое среднегодовое количество осадков, существенная часть которых выпадает в виде снега, способствует образованию в регионе достаточно глубокого зимнего снежного покрова (до 40 - 60 см. - Атлас СССР, 1986, с. 103). Защищая поверхнсть земли от воздействия низких зимних температур, глубокий снежный покров создает условия для произростания растительности, в целом нехарактерной для столь высоких широт. В результате, как в тундровой, так и в таежной части региона по южным склонам холмо можно встретить всех растительных представителей лугового разнотравья, включая цветковые (в верхней части склона) и кустарниковые (в нижней части, где зимой скапливается достаточно снега, чтобы их скрыть). По северным склонам водоразделов условия обычно неблагоприятны для развития кустарниковых сообществ, но здесь также много травянистых растений и обилие ягодных кустарничков (черника, голубика, морошка). Тот же пересеченный рельеф, однако, вызывает крайне нерафномерное распределение снежного покрова. На вершинах холмов и водоразделов, например, большая часть снега сдувается в зимний период ветром. Поэтому эти места находятся во власти типично тундровых растений и самого распространенного класса растений в тундре - мхов, а вершины наиболее высоких холмов вовсе лишены растительности (Чернов, 1980, с.25-26). Аналогичная картина наблюдается и на относительно ровных незаболоченных участках тундры, где развитию интерзональных включений мешает вечная мерзлота. Поэтому для региона характерно большое разнообразие типов растительности в пределах ограниченной территории: как в таежной, так и в тундровой части, на участке протяжеиостью в несколько сотен метров, тип растительности может менятся от типично луговой, до типично тундровой (там же).

Климат региона достаточно суров. Средняя температура июля в целом по региону не превышает 16 градусов, в тундровой части она близка к 10. Первый снег выпадает в сентябре, сплошной снежный покров устанавливается месяцем позже и сохраняется до мая, хотя отдельные участки, покрытые снегом, можно встретить в тундровой зоне и в начале августа.

Цель и задачи. Целью настоящей работы является выяснение того, как в рамках ижемского оленеводства осуществляется взаимодействие между конкретным человеческим сообществом и вмещающей его природной средой. Согласно общей методологии науки, изучение любого объективного феномена включает в себя решение трех взаимосвязанных задач (или комплекса задач): выяснение характера самого феномена, изучение условий его существования и изучение факторов, на него влияющих. Исходя из этой методологической посылки, в данном исследовании определяются следующие задачи:

1) Выявление и описание технологии оленеводства коми.

2) Определение природных и социальных факторов, поддерживающих существование и функционирование системы оленеводства коми.

3) Выявление факторов, влияющих или могущих повлиять на изменение параметров системы оленеводства коми и вызвать ее трансформацию.

Решение первой из этих задач обеспечивается тщательным и планомерным сбором этнографического материала. Вторая и третья задачи предполагают анализ этого материала с привлечением данных других научных дисциплин (биологии и экологии). В этнографии существуют теоретические и методологические разработки для проведения подобного рода описаний и анализа, которые могут быть использованы в нашей работе. Подобные разработки уже достаточно долгое время ведутся в рамках так называемого этноэкологического направления, и их применение в рамках настоящей работы является самоочевидным.

Состояние изученности проблемы и научная новизна данной работы. Система оленеводства коми в ее взаимодействии с окружающей средой никогда еще не становилось темой отдельного исследования. Единственная попытка проанализировать оленеводство коми с этой точки зрения была предпринята Н. Д. Конаковым и О. В. Котовым в работе, посвященной этноареальным группам коми (Конаков, Котов, 1991). В этой работе, однако, внимание авторов сосредоточено на анализе исторического материала, посредством которого выявляются факторы, обусловившие миграции и расселение коми, формирование их этноареальных групп, а не конкретные экологические особенности функционирования оленеводства коми.

Настоящая работа является, по существу, первой попыткой исследования функционирования системы современного оленеводства коми в его взаимодействии с окружающей средой на основе собранного диссертантом полевого материала и с применением методов этноэкологии. В этом и состоит ее научная новизна.

Хотя предмет настоящей работы еще никогда отдельно не исследовался, по самому оленеводству коми к настоящему моменту собран достаточно большой этнографический материал, в том числе характеризующий разные аспекты его взаимодействия с окружающей средой. В этом плане особенно выделяются работы С. В. Керцелли и А. В. Журавского. Поскольку литература и письменные источники по оленеводству коми анализируются в первой главе работы, диссертант счел возможным специально не касаться их в настоящем введении

Методология исследования. Этноэкология3, как специфическое направление в этнографии, занимающееся исследованием взаимодействия культуры и ее носителей с окружающей средой, имеет достаточно длинную историю, как за рубежом, так и у нас в стране. В зарубежной этнографии (культурной антропологии), основателем этого направления считается американский антрополог Джулиан Стюард, который в своем труде «Теория изменения культуры» (Steward, 1955) ввел в научный обиход термин

J В зарубежной, в частности англоязычной, литературе для обозначения этого направления применяются, помимо собственно термина «этноэкология» (ethnoecology), также термины культурная экология (cultural ecology), экологическая антропология (ecological anthropology) и, реже, человеческая экология (human ecology). Все эти термины, впрочем, являются многозначными и могут применятся и для обозначения различных подходов и аспектов в рамках общего направления изучения взаимодействия культуры и среды. культурная экология» как название для этой новой отрасли антропологии4, определил ее предмет и основные методы. К настоящему времени в рамках этноэкологического направления культурной антропологии на западе выделилось несколько теоретических школ. Их обзору и критике посвящено достаточно много обобщающих работ (наиболее полные из них - Sahlins, 1964; Vayda & Rappaport, 1968; Anderson, 1974; Vayda & McCay, 1975; Bennett, 1976; Orlove, 1980; Netting, 1986; Stora, 1994).

Бенджамин Орлов (Orlove, 1980) счел возможным разделить историю этноэкологического направления на западе на три этапа в соответствии с особенностями аналитического подхода. К первому этапу, по его мнению, следует отнести уже упомянутые работы Джулиана Стюарда и появившиеся на четыре года позже работы Лесли Уайта, теоретические и методологические воззрения которого наиболее полно изложены в труде «Эволюция культуры» ('The evolution of Culture* - White, 1959). Общим между этими двумя исследователями было принятие культуры в качестве основной единицы анализа. Однако, если Стюард интересовался прежде всего тем, как, в какой мере и с помощью каких механизмов, природные факторы влияют (более точно, определяют) на облик отдельных элементов конкретной культуры, то Уайт, назвавший свои теоретические построения «неоэволюционизмом», пытался создать на основе кросс-культурных исследований широкие схемы развития, общие для всех человеческих культур. По мнению Орлова (Orlove, 1980), Стюард и Уайт стали основателями двух основных направлений исследования в западной этноэкологии: по преимуществу синхронного, посвященного отношению к окружающей среде конкретных культур (неофункционализм) и по

4 Различие экологических условий применялось, впрочем, для объяснения различий в образе жизни разных народов (например, оседлого и кочевого образа жизни) еше античным историком Геродотом, а в последствии и арабскими историками и географами, в частности Рашид Аль-Дином и Ибн Хальдуном (см. Khazanov, 1994, с. 9). Не чужда была эта идея и философам-просветителям (Harris, 1969, сс. 41 -42). В историко-теоретических построениях марксистов, в том числе и легших в основу марксистской этнографии (например, трудах Ф. Энгельса), природно-экологические факторы применялись для объяснения неравномерного развития различных культур. В немарксистской этнографии/культурной антропологии 19-го- начала 20-го веков экологическим факторам в их влиянии на культуру приписывали важную роль как эволюционисты, так и диффузионисты, например такой видный представитель последних как Фридрих Ратцель (Stora, 1994, с. 12). Наконец, в конце 19-го - начале 20-го века имели место и эмпирические исследования влияния природно-географического ландшафта на культуру. Среди них достойны упоминания, например, исследования Отиса Масона (Mason, 1896) и Кларка Вислера (Wissler, 1926), которые отметили совпадение ареалов бытования ряда культурных элементов, в частности объектов материальной культуры и типов социальной организации, с преимуществу диахронного, активно использующего кросс-культурный анализ и занимающегося изучением влияния природного окружения на развитие человеческой культуры вообще (неоэволюционизм). К последнему относятся, в частности, получившие широкую известность труды Эльмапа Сервиса (Service, 1962; 1975) и Бозера (Boserup, 1965). Настоящая работа примыкает к неофукционалистическому направлению.

В рамках этого направления, наиболее известными последователями идей Стюарда явились Рой Раппапорт, Андреу Вайда и Марвин Харрис (последний, впрочем, много сделал и для развития неоэволюционалистического направления исследований). Их труды выделяются Орловым во второй этап развития направления (60 - 70 гг. прошлого века). Основным вкладом этих исследователей в этноэкологию является привлечение для анализа эмпирического материала методологического и терминологического аппарата популяционной биологии, и в частности понятия адаптации. Производственная система, да и культура вообще, трактовались ими как специфический способ адаптации к окружающей среде, свойственный человеку как биологическому виду и стоящий, в принципе, в одном ряду с этологическими (поведенческими) способами адаптации, свойственными животному миру. Это толкование дало ученым право применить для исследования такого адаптивного механизма стандартные биологические методы, основанные на точных количественных измерениях и применении математического аппарата. Ярким примером такого исследования является труд Роя Раппапорта о группе цимбаго народа маринг (Rappaport, 1968). С другой стороны, этим исследователям пришлось отказаться от культуры как основной единицы анализа в пользу популяции, понимаемой ими как обособленное сообщество человеческих индивидуумов, занимающее определенную экологическую нишу в конкретной экосистеме. Фактически, на смену исследованиям отношения среды и культуры пришли исследования взаимодействия человеческой популяции и экосистем, а на смену свойственному этнографии подходу к описанию культурных феноменов «изнутри» (emic description, в терминах англоязычной антропологии), т. е. с точки зрения носителей культуры, пришло свойственное естественным наукам описание «извне» (etic description). Наконец, само понятие адаптации границами природно-ландшафтных областей - факт, которому они попытались дать теоретическое объяснение. трактовалось упомянутыми исследователями гомеостатически, т. е. как характеризующее устойчивое равновесие между популяцией и вмещающей ее экосистемой.

Такой подход в его конкретном приложении к эмпирическому материалу столкнулся с несколькими существенными трудностями (см. Kissing, 1981; Bicrsack, 1999). Вопервых, оказалось почти невозможным найти группы людей, по своим параметрам достаточно близкие к «популяции» в строгом биологическом смысле этого слова. Подавляющее большинство групп людей на земле оказываются включенными в более широкие общности посредством разнообразных торговых, политических и других связей. Поэтому они не образуют с окружающей средой хотя бы приближенно закрытую «социо-экологическую систему» в терминологии Раппапорта (см. Montgomery, 1977). Во-вторых, исследования показывают (см. Orlove, 1980, с. 241 - 243), что гомеостатическое равновесие с окружающей средой отсутствует у населения большинства областей земли. Напротив, культура и демографические показатели населения, с одной стороны, и показатели экосистемы, с другой, довольно быстро изменяются со временем. В-третьих, потребности человека не ограничиваются самосохранением, жизнеобеспечением и воспроизводством, и, соответственно, его адаптация не может сводиться к связям с природной средой для удовлетворения только этих потребностей. Деятельность по удовлетворению других потребностей (например, эстетических и даже рекреационных) может вносить в эти связи существенные коррективы. С другой стороны, эту деятельность, не имеющую прямых аналогий в животном мире, невозможно описать «извне» и проанализировать биологическими методами.

Исходя из этого, потребовался радикальный пересмотр теоретических оснований подхода, который и был выполнен в середине 70-х годов прошлого века Джеймсом Беннетом и МакКаем. Их работы открывают, согласно историографии Орлова (Orlove, 1980, с. 245-252), третий этап в развитии этноэкологического направления. Основным содержанием произведенной названными исследователями реформы методов было привлечение в качестве исследовательского инструмента так называемых акторных моделей анализа, разработанных первоначально в рамках социологии (теоретическое обоснование акторных моделей см. например у Howard et all, 1971). Основным отличием акторных моделей анализа является то, что вместо поведения групп и факторов, его определяющих, они ставят в фокус анализа поведение отдельных индивидуумов, действующих в некой среде (природной, культурной, социальной, и т. д.). При этом, деятельность индивидуума рассматривается как цепочка принятых и осуществленных решений, а анализ этой деятельности сводится к вскрытию и анализу процесса их принятия. Процесс принятия решений, в свою очередь, сводится к выбору между набором альтернатив, который может быть достаточно большим, но всегда ограничен. По словам самого Беннета «Поведение групп складывается из поведения индивидуумов которое является производным от принятых ими решений относительно выбора одной из альтернатив, начиная с основной - делать или воздержаться от действия» (Bennett, 19766 с. 18). По своему подходу к анализу процесса принятия решений акторные модели подразделяются на когнитивные, стремящиеся вскрыть непосредственные психологические механизмы этого процесса на основе данных психологии и физиологии, и микроэкономические, пользующиеся логическими методами и исходящие из абстракции полностью рационального индивида. Согласно им, индивид делает свой выбор всегда рационально (по крайне мере со своей точки зрения) и этот выбор можно логически понять и даже предсказать, если исследовать заключенную в его основе рациональность. Она заключается в конечном итоге в системе иерархически расположенных ценностей, норм, целей и «заготовленных» опытом моделей их достижения. Наиболее ранние попытки применить акторные модели в западной культурной антропологии относятся еще к концу I960 - началу 1970 гг. (см. Firth, 1964), хотя заслуга построения на их основе законченного методологического подхода принадлежит Дж. Беннету (Bennett, 1976а).

Отправным пунктом при применении акторных моделей в исследовании взаимодействия культуры и окружающей среды стал неоспоримый тезис, что это взаимодействие осуществляется исключительно в ходе человеческой деятельности. Вместо того, чтобы определяться культурой и через нее быть связанной с природной средой, человеческая деятельность5, по мнению Беннета, формируется под действием обоих этих факторов (как и ряда других), не

5 Беннет, как и все западные ученые, предпочитал, правда, термин «человеческое повеление» (human behavior), имеющий в западной науке более широкую трактовку, чем у нас и менее связанный там с биологией определяясь, однако, однозначно ни одним из них. При этом связь как природной среды, так и культуры, с одной стороны, и человеческой деятельности, с другой, является двухсторонней: как среда, так и культура, не только участвуют в формировании человеческой деятельности, но и сами формируются (точнее изменяются) в результате этой деятельности. Именно в ходе таких изменений, идущих через человеческую деятельность, и проявляется взаимодействие культуры и окружающей среды. Ключ к пониманию и анализу этого взаимодействия лежит, следовательно, в человеческой деятельности, что и делает необходимым применение в этноэкологии акторных моделей.

При выборе типа акторных моделей для этноэкологических исследований Беннет склонялся в пользу микроэкономических моделей и в этом его поддержало большинство исследователей-этноэкологов. С точки зрения Бениета, полная схема анализа взаимодействия культуры и среды выглядит следующим образом: прежде всего с помощью описания культуры «изнутри» (методами наблюдения и этнографических интервью) следует выявить и расположить в иерархическом порядке цели, преследуемые членами группы в своей деятельности по взаимодействию с окружающей средой, средства, которыми они для этого располагают и стратегии, между которыми они могут выбирать. Затем эти стратегии оцениваются с точки зрения их эффективности и экологического воздействия. Наконец, выясняются причины по которым члены группы регулярно выбирают те или иные стратегии. Суммирование их дает представление о параметрах и особенностях адаптивной стратегии группы. Именно по этой схеме и строится большинство современных этноэкологических исследований в западной культурной антропологии. Эта схема с некоторыми изменениями использована и в настоящей работе.

В российской (советской) этнографии этноэкология долго не выделялась в отдельное направление исследований. Определение предмета и задач этноэкологии как отдельной отрасли этнологии было дано лишь в 1983 (Козлов, 1983), хотя этноэкологическая проблематика находилась в поле зрения российских этнографов и раньше. Другое дело, что эволюционизм марксистского учения с его тезисом однонаправленной и однолинейной, хотя и неравномерной эволюции народов и культур, четко определял как место, так и задачи советской этнографии среди других наук (см. Тишков, 1992). Этнография считалась исторической наукой (в противоположность западной культурной антропологии - науке социальной) и была обязана выявлять исторические закономерности развития культурных феноменов в глобальном масштабе. Это определяло направленность советской этнографии, и в частности этноэкологии, на диахронные исследования с широкими кросс-культурными обобщениями в ущерб анализу функционирования отдельных культур. Можно, таким образом, сказать, что этноэкология развивались в России в основном в рамках неоэволюционистского подхода, как его определяет Орлов.

На этом пути российская этнография имела весьма впечатляющие достижения. Предложенная в 1955 году концепция хозяйственно-культурных типов (Левин, Чебоксаров, 1955) позволила уловить связь между культурой и природой в глобальном масштабе и дала советским этнографам мощнейший инструмент для ее диахронного анализа. В положенных в ее основу теоретических посылках слились воедино наиболее сильные положения теорий Стюарда (упор на сферу жизнеобеспечения и технологию и сквозь нее на остальные части культуры), Уайта (глобальный и диахронный характер) и даже Беннста (связь через деятельность), выработанные советскими этнографами независимо от их западных коллег. Начатая вслед за этим работа по выявлению и классификации хозяйственно-культурных типов народов мира определила основные направления сбора эмпирического материала по проблеме6. С точки зрения логики следующим шагом в развитии российской этноэкологии должно было стать тщательное изучение и анализ особенностей отдельных ХКТ и их классов. Такое изучение должно было бы заставить российскую этноэкологию вырваться из узко эволюционалистского направления исследований и дополнить вырабатываемые ею схемы развития схемами функционирования, что непременно бы привело к развитию подхода, напоминающего Беннетовский, причем на десятилетия раньше, чем на западе. Этого шага советская этнография, однако, не сделала, возможно потому, что основным объектом ее изучения являлся этнос, а не культура, т. е., объективный, а не

6 Следует заметить, что в западной этнографии теоретические положения, сходные с концепцией ХКТ, были независимо сформулированы на 12 лет позже, чем в России, Марвином Харрисом (Harris, 1968). Работа по выявлению и классификации ХКТ, несмотря на ее объективную необходимость для развития неоэволюционизма, так и не достигла там российского размаха, что, как это признано и некоторыми западными учеными, главным образом и поспособствовало застою в этом направлении этноэкологии на западе. интерсубъективный феномен7. По отношению к нему ХКТ был лишь инструментом изучения, наравне со многими другими. Поэтому, хозяйственно-культурный тип как таковой не мог стать особым объектом изучения и использовался лишь в целях классификации и иногда - картографирования этносов. В этом отношении была проведена большая работа, результатам которой еще долго предстоит играть большую роль в развитии этиоэкологического направления как в России, так и за рубежом8.

К истории этноэкологических исследований в СССР имеет непосредственное отношение и теория Л. Н. Гумилева9. Она интересна прежде всего тем, что единицей исследования в ней является группа людей, объединяемых по биологическим признакам, т. е. фактически популяция. Это роднит теорию Гумилева с трудами представителей второго этапа развития этноэкологии на западе. От их построений теория отличается своей направленностью на диахронные исследования. Это помешало Гумилеву опереться на биологические методы. Тем не менее, теоретические проблемы западных этноэкологов присущи и теории Гумилева.

В конце 80-х годов прошлого века этнологические исследования у нас в стране заметно активизировались. Следует отметить работу «Арктическая этноэкология» И. И. Крупника (Крупник, 1989), являющуюся, пожалуй, наиболее значимым отечественным этноэкологическим исследованием конца 20-го столетия, где объектом исследования, как и в нашей работе, является традиционная экономика народов севера, в том числе оленеводство. В применяемых исследователем методах можно достаточно явно усмотреть влияние неоэволюционалистического направления западной экологической антропологии, в частности «энергетической» теории Л. Уайта. Вместе с тем, Крупником предложен ряд очень серьезных дополнений к теоретическому подходу «энергетических» неоэволюционалистов. Прежде всего это касается достаточно успешной попытки Крупника принять в расчет торговые связи носителей производственной системы, за игнорирование которых подход Уайта долгое время критиковался. Кроме того, автор учитывает экономическую дифференциацию домохозяйств и их специализацию внутри производственной

7 Определение этноса см. Широкогоров, 1923, Токарев, 1964, Козлов, 1969, Бромлей, 1971, а критику его концепции - Элез, 2001

8 См. например Андрианов, 1973, 1981; Андрианов, Чебоксаров, 1972. системы, что вносит в его расчет существенные коррективы. Все эти методологические разработки являются очень важными для развития этноэкологической теории и они не остались незамеченными на западе.

Основой исследовательского подхода в нашей работе является методология акторных моделей, впервые предложенная Беннетом. Исходя из этого общего основания, диссертант рассматривает объект своего исследования, т. е. систему оленеводства коми в ее функционировании, как цепочку решений, принимаемых и исполняемых оленеводами в процессе своей производственной деятельности. С этой точки зрения изучение этой системы означает исследование процесса принятия решений и факторов, на него влияющих.

Для проведения подобного исследования мы используем в качестве инструмента микроэкономические акторные модели. Это означает, что вместо того, чтобы исследовать конкретный процесс принятия решений каждым отдельным индивидуумом - оленеводом, применяя, скажем, методы психологической науки (что, в принципе, невозможно), диссертант заранее предполагает, что все решения, принимаемые и исполняемые оленеводами в процессе своей деятельности, базируются на некой рациональной основе и могут быть поняты исходя из нее. Такое предположение является, конечно, с определенной точки зрения абстрагированием от действительности, поскольку оленеводы, конечно, могут совершать и нерациональные (даже со своей точки зрения) поступки. Такие поступки, однако, всегда составляют скорее девиацию, чем норму, и, таким образом, не подлежат исследованию в этнографии предметом которой является культура. А она всегда есть норма (даже, источник нормы), а не девиация.

Рациональной основой человеческих решений всегда является знание, принимаемое поступающим субъектом за истинное. В нашем случае это знание об окружающей среде (как природной, так и социальной), связях между ее элементами, об экологии и поведении оленя, о путях и способах воздействия на оленье стадо и о возможных последствиях такого воздействия. На основе этого блока знаний (который в настоящей работе обозначается термином «традиционные знания» для того, чтобы отделить его от научных знаний относительно тех же предметов) формируются так называемые стратегии

9 Авторское изложение основных положений этой теории см. Л. Н. Гумилев, 1993, 1990 действия, т. е. устойчивые модели поведения или комплексы действий, приложимые в тех или иных конкретных ситуациях. Действительно, в своей практической деятельности человек фактически всегда выбирает не между единичными действиями, но между целыми комплексами действий10. С точки зрения производственной системы, как и системы культуры в целом, традиционные знания и стратегии действия представляют собой некоторое единство, которое диссертант счел возможным обозначить термином «производственная (оленеводческая) технология». Следует помнить, впрочем, что хотя технология и является основой принятия решений в рамках производственной системы, она ни в коем случае не является (да и не может являться) программой или алгоритмом этого принятия. Решения принимаются на основе технологии, но с учетом конкретной ситуации, в которой технология сама по себе всегда оставляет выбор между несколькими стратегиями действия. Более того, в процессе деятельности всегда могут встретиться ситуации, для которых никакой стратегии действия не предусмотрено. По сути принятие решения конкретным человеком всегда является актом творчества, в котором задействованы как традиционные знания, так и собственные навыки их применения, а главное - опыт, как личный, так и усвоенный чужой.

С целью структурирования и анализа объекта исследования в настоящей работе использованы теоретические разработки, сделанные в 60-е годы прошлого века Робертом Пайном (см. Paine, 1964). Этот исследователь указал, что в производственной системе оленеводства всегда можно выделить две взаимосвязанные подсистемы: собственно оленеводство и оленеводческий менеджмент11. Собственно оленеводство, согласно его терминологии, отвечает непосредственно за производственный процесс, т. е. за выпас и охрану стада, выбор пастбищ и т. д., представляя собой, таким образом, «тактику» оленеводства. Оленеводческий менеджмент отвечает за общую «стратегию» оленеводства в широком временном интервале. К этой подсистеме относятся такие элементы системы оленеводства как организация производственного

10 В частности, человек может выбирать между тем, взять или не взять в руки конкретный предмет. Однако решив взять предмет в руки, он чаще всего уже не принимает дальнейших решений относительно элементов движения своих пальцев.

Использованные самим Пайном англоязычные термины для обозначения этих подсистем (reindeer herding in the strict sense и reindeer husbandry) очень плохо поддаются переводу на русский язык. Поэтому вместо их дословного перевода автор использует здесь термины. процесса, перспективное планирование и поддержание структуры стада, планирование утилизации продукции (выбраковки оленей на забой с учетом сиюминутных и перспективных потребностей), распоряжение полученным продуктом и т.д. Пайн подчеркивает, что несмотря на взаимосвязанность этих двух подсистем, они, тем не менее, вполне могут быть разделены даже на уровне индивидуума: хороший пастух (человек, хорошо овладевший оленеводством в узком смысле этого слова) совсем не обязательно является хорошим оленеводом, ибо последний должен овладеть еще и оленеводческим менеджментом (Paine, 1964, с. 85).

В пределах предложенного Пайном деления системы оленеводства мы в данной работе исследуем лишь первую подсистему, не касаясь оленеводческого менеджмента.

Базируясь на вышеизложенных теоретико-методологических положениях, мы можем наметить конкретные исследовательские процедуры, позволяющие решить поставленные в настоящей работе задачи. Так, для решения первой задачи (описания технологии оленеводства коми) мы должны, прежде всего, выявить и описать традиционные знания, применяемые оленеводами в процессе их производственной деятельности. Затем мы должны выявить и описать построенные на основе этих знаний стратегии действия с учетом условий, при которых применяются те или иные из них. Выявленная таким образом технология оленеводства коми может, затем, быть подвергнута анализу с целью выяснения, какие факторы среды и их комбинации делают возможными и действенными заключающиеся в них стратегии действия. Этот анализ позволит решить вторую из поставленных нами задач. Наконец третья задача будет решена с помощью логического эксперимента, в ходе которого мы попытаемся представить, как изменение тех или иных параметров среды повлияют на действенность заключающихся в технологии оленеводства стратегий действия.

Методы полевой работы. Основная часть представленного здесь исследования была проведена в ходе этнографической полевой работы, проводившейся в течение нескольких лет в различных оленеводческих совхозах наиболее точно соответствующие, по его мнению, смыслу, вложенному исследователем в понятия.

Республики Коми12. Всего было проведено четыре полевых экспедиции общей продолжительностью в семь месяцев. Сбор полевого этнографического материала для настоящего исследования был начат диссертантом в 2000 году среди оленеводов производственного сельскохозяйственного кооператива (ПСКХ) «Ижемский оленевод» Ижемского района Республики Коми. Эта первая полевая экспедиция продолжалась семь недель (с начала июня по конец июля). Две из них диссертант провел, кочуя с бригадой №1 Сизябского отделения ПСХК «Ижемский Оленевод» и проводя там включенное наблюдение за работой оленеводов. Остальное время он провел, работая на оленеводческом корале Сизябского отделения близ озера Лай-ты (Лая-то) Ненецкого автономного округа. Поскольку проведение данной полевой работы совпало с периодом летних коральных работ у оленеводов предприятия (маркирование телят и вакцинация оленей), все оленеводческие бригады отделения последовательно проходили через кораль, и диссертант имел возможность проводить этнографические интервью. Это позволило охватить большое число информаторов, хотя помощь в проведении коральных работ отнимала у диссертанта много времени и сильно ограничивала продолжительность интервью. В заключение экспедиции диссертанту посчастливилось совершить вместе с двумя оленеводами 80 километровый пеший поход на кораль Бакуренского отделения того же ПСХК (расположен близ озера Гымга-ты (Гамко-то) Ненецкий автономный округ), где также были проведены этнографические интервью. Всего удалось проинтервьюировать 30 информаторов из 7 оленеводческих бригад и персонала двух коралей.

12 Определение о совладении полевыми данными. Использованные в настоящей работе научные данные (этнографический полевой материал собранный в АО «Совхоз Большая Инта» в 2001 - 2003 годах) получены в результате совместной работы автора (Истомина К. В.) и Марка Дж. Дуайера, гражданина Великобритании, аспиранта института полярных исследований Скотта Кембриджского Университета. Эти данные находятся в совместной собственности обоих исследователей. Их использование в любой научной работе и/или публикации любым из указанных исследователей допускается без последующих ссылок на второго исследователя при наличии во вводной части создаваемых в результате этой работы текстов аналогичного Определения на языке создаваемого текста. Такое использование ни в коем случае не должно вызывать обвинений в плагиате, даже если используемые данные уже были использованы вторым исследователем. Это Определение ни в коем случае не может распространяться на третьих лиц, помимо указанных.

Остальные три этнографические экспедиции проводились среди оленеводов акционерного общества (АО) «Совхоз Большая Инта» Интинского района Республики Коми. Первая из указанных экспедиций охватывала период с начала октября по конец ноября 2001 года, причем до начала ноября работа велась непосредственно в оленеводческой бригаде (бригада №2 АО «Совхоз Большая Инта»), а остальное время — в г. Инта, где проводились опросы оленеводов-пенсионеров и работа в совхозных архивах. Работа в бригаде включала как интервью, так и включенное наблюдение за бытом и производственной деятельностью оленеводов. Следующая полевая экспедиция имела продолжительность три месяца - с начала июня по начало сентября 2002 года. В ходе этой экспедиции, все время которой диссертант со своим английским коллегой провели непосредственно в тундре, была продолжена работа в оленеводческой бригаде №2. Диссертант имел возможность посещать и другие бригады, где также проводились этнографические интервью и некоторые включенные наблюдения. Последняя полевая экспедиция состоялась в январе — начале февраля 2003 года в оленеводческой бригаде №1 совхоза «Большая Инта». В ходе месячного пребывания в бригаде диссертантом проводились как интервью, так и включенные наблюдения. За время трех экспедиций в Интинском районе удалось поработать с 36 информаторами из четырех оленеводческих бригад.

Таким образом, этнографическим полевым исследованием непосредственно удалось охватить 2/3 производственного цикла оленеводов коми (лето - осень - зима), все производственные операции которых диссертанту с его коллегой удалось наблюдать, а в большинстве из них — принять непосредственное участие. Сведения об оставшемся неохваченным непосредственным наблюдением весеннем периоде восполняются многочисленными и детальными этнографическими интервью, проводившимися диссертантом на известном ему с детства языке коми, что сильно облегчало сбор информации. В ходе полевой работы удалось установить достаточно теплые и дружеские отношения с информаторами, которые, видя истинное желание исследователей участвовать по мере своих сил во всех их трудовых операциях и оказывать им помощь, сами охотно шли на контакт.

В полевой работе, исходя из поставленных задач и особенностей исследовательского подхода, применялись две стандартных процедуры сбора информации: включенное наблюдение и этнографическое интервью. Поскольку основным объектом полевого исследования стали производственная технология и адаптивпые стратегии, т. е. традиционные знания и стратегии действия, при проведении обеих процедур было логично использовать полевые методы когнитивной антропологии, как раз предназначенные для сбора информации по этим темам (за подробным обзором этих методов когнитивной антропологии см. напр. Michrina & Richards, 1996). Уместно напомнить, что когнитивная антропология определяет человеческое знание как систему иерархически организованных понятий и информацию о связях между ними, которые отражают объективные взаимосвязи между объектами, соответствующими этим понятиям. Исследование традиционного знания, таким образом, должно начинаться с выявления системы понятий, используемых носителями этого знания для осознания окружающего мира или его части. Эти понятия чаще всего находят выражение в языке в виде простых или составных устойчивых терминов. Метод исследования традиционного знания предполагает: 1)выявление терминов (в нашем случае — названий элементов среды, частей оленьего стада, видов оленей, названий оленеводческих операций и т. д.) путем наблюдения за речью и изоляции часто повторяемых в определенном контексте слов и выражений, а также вопросами типа «Какие бывают олени?»; 2) раскрытие содержания термина вопросом типа «Что такое нстнюку (годовалый олень — термин, выявленный в ходе прослушивания)?: 3) выявление групп понятий одного иерархического уровня (вопросами типа «а какие еще бывают олени кроме наинюку?») и раскрытие их содержания; 4) Установление связи между выявленным понятием и другими («чем особенен намнюку? Чем он отличается от других кроме возраста?»); 5) выход к другим иерархическим понятийным группам («По возрасту, олени бывают такими-то и такими-то. А чем еще они отличаются друг от друга?»). Аналогично в ходе включенных наблюдений выявлялась повторяющаяся последовательность действий, о которых затем задавался вопрос типа «Что ты сейчас делаешь?». Таким образом, удавалось выявить термины для обозначения производственных операций, т. е. атомарных стратегий действия. Последовательное применение этого метода в интервьюировании позволило составить достаточно полное представление о традиционных знаниях. Сведения о сложных стратегиях действия и адаптивных стратегиях собирались в ходе длительных включенных наблюдений.

Апробация работы. Данная работа в значительной мере развивает идеи, высказанные диссертантом в его магистерской работе, защищенной в 2001 году в Тартуском университете (Ыогтпп, 2001). Высказанные ранее идеи, однако, подверглись значительному переосмыслению и проверке на новом полевом материале.

Некоторые аналитические положения настоящей работы легли в основу докладов диссертанта на двух международных конференциях («ЫИР 3 -Северное вече» — Новгород, 2002, «АЫС 11» - Саариселкя, 2003). Текст первого из этих докладов опубликован (Истомин, 2004).

Кроме того, отдельные части настоящей работы, а также использованный в ней полевой материал послужили основой для ряда статей (Ыогтнп, 2000, Ыогшп, 2001, Истомин, 2002, Истомин, 2003, Дронова, Истомин, 2003 и др.).

Структура и содержание работы. Структура настоящей работы отражает особенности принятого в ней исследовательского подхода. В первой главе работы дается историческая справка о происхождении и развитии оленеводства коми и обзор истории его изучения. Главы 2-4 посвящены описанию производственной технологии оленеводства коми на основе собранного полевого материала. В главе 2 дается обзор традиционных знаний оленеводов об олене, как основе производственной системы. В главе 3 описываются традиционные знания оленеводов об окружающей природной среде и ее влиянии на поведение и состояние оленя. В главе 4 отражены применяемые оленеводами коми в разных условиях оленеводческие операции. В главе 5 приведенный полевой материал подвергается анализу с целью выяснения условий существования оленеводства коми и его возможных реакциях в ответ на изменение факторов среды, результаты этого анализа обобщаются в Заключении. В Приложение вынесен некоторый справочный материал, карты, схемы и рисунки.

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Истомин, Кирилл Владимирович

Заключение.

Как это было постулировано во введении к настоящей работе, производственная деятельность есть деятельность человека, совершающаяся в природной среде и с природной средой. Взаимодействие человека со средой происходит в рамках технологии, сформированной предыдущим опытом и обеспечивающей такую его эффективность, которая бы удовлетворяла потребности действующего субъекта. Параметры окружающей среды накладывают на деятельность и технологию определенные ограничения, касающиеся как самого образа деятельности, так и ее масштабов. Задачей этноэкологического исследования до сих пор считалось изучение того, как производственная деятельность реализуется в среде и как ее технология адаптируется к накладываемым средой ограничениям.

Главный вывод данной работы заключается в констатации известной однобокости такого подхода. Диссертант убежден, что ограничение на производственную деятельность накладывается не только параметрами окружающей среды, но и параметрами самих действующих субъектов, в частности объемом труда, который они, во-первых, могут, а во-вторых, согласны затратить на эту деятельность. Существование этих ограничений всегда, в принципе, признавалось, но, тем не менее, никогда не подчеркивалось. Проведенный в работе анализ показывает, что эти ограничения имеют большее значение, чем ограничения природно-экологические, и производственная технология должна быть адаптирована к ним не в меньшей степени, чем к параметрам окружающей среды. Исследование оленеводства коми еще раз подтверждает важность достаточно простого факта: для того, чтобы человеческая деятельность была осмысленна, она не только должна приносить тоды — эти тоды должны быть еще соразмерны объему затраченного на их получение труда, и как сам вид производственной деятельности, так и форма ее осуществления (производственная технология) должны гарантировать эту соразмерность. Таким образом, всякая производственная технология должна, фактически, удовлетворять двум требованиям: во-первых, обеспечивать саму возможность получения продукции, а во-вторых, - возможность ее получения при разумных трудозатратах. При этом, что наиболее важно, речь не идет о недостатке продуктов деятельности для поддержания существования действующего субъекта. С его точки зрения, объем труда на осуществление деятельности может превысить допустимый, даже если сама деятельность еще дает возможность поддержать существование.

В оленеводстве коми картина взаимодействия с окружающей средой осложняется еще и тем, что параметры производственной среды и трудозатраты находятся здесь в определенной связи. Изменения в окружающей среде сказываются у них, прежде всего, на трудозатратах. Именно это и ведет к специфической трактовке понятия «перевыпас», как ситуации, когда параметры среды делают труд по контролю над стадом неподъемным для группы, вне связи с количеством кормов самим по себе. Проведенный сопоставительный анализ показывает, что эта особенность свойственна системе оленеводства как таковой вне зависимости от локальных вариантов технологии.

Именно в свете всех этих выводов и только в их свете можно понять существенные черты оленеводческой технологии коми и сущность взаимодействия оленеводов коми с окружающей средой. Основным фактором, определяющим это взаимодействие, является стремление поддержать в наличных природно-экологических условиях на максимально высоком уровне баланс между количеством оленей и количеством труда, необходимого для контроля над ними. Оленеводы коми стремятся иметь ровно столько оленей, сколько могут выпасать с точки зрения трудозатрат. Именно трудозатратами, а не количеством корма, ограничивается размер стада.

В реализации этого стремления оленеводы коми опираются на традиционные знания, разделяемые ими на «знания оленей» и «знания земли». Основная часть этих знаний содержит детальную информацию о факторах влияющих на поведение оленей (температура воздуха, сезон года, освещенность, особенности, связанные с полом и репродуктивной деятельностью). Особенно разработана в них часть, посвященная влиянию на поведение оленя экологических параметров территории. Оленеводы коми уверены, что наиболее значимыми здесь являются параметры влажности, рельефа, типа и вида растительности. На основании этих факторов у коми разработана классификация территорий, где каждому классу приписывается свое влияние на поведение оленя по параметрам скорости его движения и сохранности цикла сна/бодрствования. Кроме того, каждому классу соответствует оценка его пригодности/удобства для оленеводства, причем те классы, которые связаны с высокой скоростью движения стада, имеют более низкую оценку. Поскольку труд по контролю над стадом зависит, прежде всего, от поведения последнего, в частности от скорости его движения и сохранности цикла сна/бодрствования, то эта классификация является, по сути, классификацией территории по ее «трудоемкости». Именно эта классификация, вместе с другими знаниями, касающимися поведения оленей, лежит в основе планирования и осуществления оленеводческой деятельности. В целом оленеводы могут на основе своих знаний с достаточно большой точностью предсказать поведение оленя.

Сама по себе практика выпаса оленей у коми построена так, чтобы добиться минимизации трудозатрат для контроля над оленями. Основным инструментом здесь являются миграции, при которых действует принцип «компенсации» - оленеводы перемещаются так, чтобы факторы, увеличивающие трудность контроля над стадом, компенсировались факторами, его уменьшающими, связанными с менее «трудоемкой» территорией. На этом принципе построено разграничение летних, зимних, отельных пастбищ и мест «прогона». Принцип компенсации также действует и непосредственно при выпасе. Таким образом, основным фактором, определяющим как направление, так и сроки миграций оленеводов коми является минимизация труда. При этом разнообразие экологических характеристик в разных частях территории миграции является необходимым фактором действия принципа компенсации и следовательно минимизации трудовых затрат.

Резюмируя все вышесказанное, мы можем сформулировать следующие выводы относительно этноэкологических особенностей оленеводства коми:

1. Основным параметром взаимодействия системы оленеводства коми с вмещающей ее природной средой является объем труда, затрачиваемый оленеводами на сохранение контроля над оленьим стадом. Именно трудоемкость контроля определяет такие важные параметры оленеводства коми, как размер стада, сроки, скорость и направление кочевания. Любая группа оленеводов выпасает ровно столько оленей, сколько позволяет ее обеспеченность трудовыми ресурсами. Сроки и направление кочевок построены так, чтобы в каждый период года сделать трудозатраты на контроль над стадом минимальными.

2. На трудоемкость контроля над оленьим стадом влияют многие факторы. Одним из них является количество кормов. Однако, распространенное мнение, что количество кормов является единственным или основным фактором, от которого зависит существование любой оленеводческой системы, является весьма спорным.

3. Помимо количества и доступности кормов к вышеуказанным факторам относятся рельеф, тип и вид растительности и влажность территории. Все они объединяются в общее понятие качества территории. Сохранение контроля над стадом зависит как непосредственно от качества территории, так и от вариаций качества в пределах территории. Последнее важно для компенсации возможного негативного воздействия на оленеводство таких факторов, как температура, сезон года, наличие и количество гнуса, наступление темного времени суток и усталость пастуха.

4. Важным фактором сокращения трудовых затрат в оленеводстве коми являются особенности поведения оленя, формирующиеся благодаря социализации животного именно в этой, а не в иной производственной системе. С этой точки зрения оленеводство коми можно рассматривать как результат приспособления человека и оленя друг к другу, а не одностороннего приспособления человека к оленю. В результате такого приспособления олени в оленеводстве коми имеют поведенческие характеристики, не характерные для животных в других оленеводческих системах. Важнейшей из них является усиленный стадный инстинкт, который облегчает контроль над стадом, но, с другой стороны, вызывает необходимость частых перекочевок на далекие расстояния.

5. Контроль над стадом зависит также от таких технологических параметров, как оснащенность оленеводов техническими средствами, их опыт, мотивация труда. Эти факторы также влияют на достижение баланса между трудозатратами и численностью оленей и входят в схему взаимодействия оленеводства коми с окружающей средой.

6. Изменение данных факторов может повысить или снизить трудоемкость оленеводства. Это, в свою очередь, может отразиться на численности оленей и на судьбе самой отрасли.

Полученные выводы могут найти практическое применение при составлении программ промышленного освоения севера, в частности развития нефте- и газодобывающей промышленности в Печорском крае с минимальным ущербом для оленеводческого хозяйства. Например, в процессе выбора мест для строительства объектов нефтедобычи, следует отдавать предпочтение переувлажненным участкам, участкам занятым кустарником или участкам с неровным рельефом. Такие участки, даже при наличии на них солидных кормовых запасов, представляют относительно малую ценность для оленеводства в силу трудоемкости контроля над стадами. При планировании вывода участков земли из оленеводческого оборота следует удостовериться, что на территории, остающейся в пользовании каждой группы оленеводов, сохранится разнообразие типов рельефа и растительности. Следует воздержаться от вывода из оленеводческого оборота территорий непосредственно примыкающих к границе леса, а также располагающихся к северу от границы распространения кустарника, т. е. мест, пригодных для использования в качестве отельных и летних пастбищ. Наименьшие последствия для оленеводства коми будут иметь изъятия земель традиционно используемых в качестве прогонных пастбищ. В лесной и лесотундровой зоне предпочтение при выборе мест под строительство промышленных объектов должно отдаваться территориям, покрытым плотным еловым лесом. Наконец, при расчете компенсаций за выведенные из оленеводческого оборота территории необходимо учитывать не только и не столько кормовые запасы на потерянных оленеводами пастбищных угодьях, но и общую трудоемкость использования выведенной территории в оленеводческом хозяйстве.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Истомин, Кирилл Владимирович, 2004 год

1. Андрианов, Б. В., 1973. Взаимодействие природы и общества и концепция хозяйственно-культурных типов.// Взаимодействие природы и общества (философские, географические экологические аспекты проблемы) — Москва, сс. 12-27.

2. Андрианов, Б. В., 1981. К методологии исторического исследования проблем взаимодействия общества и природы.// Общество и природа. Исторические этапы и формы взаимодействия. — Москва. Сс. 15-34

3. Андрианов, Б. В., Чебоксаров, Н. Н., 1972. Хозяйственно-культурные типы и проблема их картогрофирования.// Советская Этнография №2. сс. 3-16.

4. Аноним, 1868. Корреспонденция из Устьцильмы о грабеже оленей у самоедов зырянами.// Биржевые ведомости, №259.

5. Аноним, 1868. О состоянии оленеводства в Печорском крае. //Архангельские губернские ведомости, № 40.

6. Атлас СССР, 1986. Москва, Главное управление геодезии и картографии при совете министров СССР.

7. Бабушкин, А. И., 1930. Большеземельская тундра. Сыктывкар: Издательство Коми Обстатотдела. 210 стр.

8. Баскин, Jl. М„ 1968. Экологические основы северного оленеводства. Автореферат на соискание ученой степени кандидата биологических наук. -Москва. МГУ. 17 стр.

9. Баскин, JI. М., 1970. Северный олень. Экология и поведение. Москва, "Наука". 150 с.

10. Белицер, В. Н., 1958. Очерки по этнографии народов коми. XIX- начало XX в. Москва. Издательство академии наук. 391 стр.

11. Березкин, Е. К., 1907. С Печоры (О последствиях падежа оленей в Большеземельской тундре). // Архангельские губернские ведомости, № 73, 1907.

12. Борисов, А. А., 1903. У Самоедов. От Пинеги до Карского моря. С-ПетербурпИзд. Девриена. 104 стр.

13. Бромлей, Ю. В., 1971. К характеристике понятия «этнос» //Расы и народы №1 Москва: «Наука». Сс. 9-33

14. Вайнштейн, С. И., 1970. Проблема происхождения оленеводства в Евразии.// Советская этнография, №6. Москва, «Наука» сс. 1 20

15. Василевич, Г. М., Левин, М. Г., 1951. Типы оленеводства и их происхождение.// Советская этнография №1. Москва, «Наука», сс. 63 — 87.

16. Головнев, A.B., 1995. Говорящие Культуры: Традиции Самодийцев и Угров. Екатеринбург. 610 стр.

17. Гульчак Ф. Я., 1954, Северное оленеводство. Москва. Сельхозгиз. 216стр.

18. Гумилев, Л. Н., 1990. География этноса в исторический период. -Ленинград. 279 стр.

19. Гумилев, Л. Н., 1993. Этносфера: история людей и история природы. -Москва. 543 стр.

20. Дронова Т. И., Истомин, К. В., 2003. Межэтническое взаимодействие в Печорском Крае: ненцы, русские (устьцилемы) и коми-ижемцы. // Этнографическое обозрение №5. Москва. Сс. 54 - 67.

21. Друри И. В., Митюшев, П. В., 1963. Оленеводство. -Москва, Издательство сельскохозяйственной литературы. 245 стр.

22. Друри, И. В., 1936. Пастбищное хозяйство и выпас оленей у чукоч Анадырского района. // Труды арктического института. Том LXII -Оленеводство. Ленинград. Стр. 105— 124.

23. Жеребцов, Л. Н., 1982. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. Москва, "Наука". 224 стр.

24. Жуков. Оленеводство самоедов, зырян и русских. //Вестник общества ветеринарии, №23, 1909. Стр. 14-32.

25. Журавский, А. В., 1907. Как хозяйничают в Болыпеземельской тундре ижемцы. //Глос севера, № 132.

26. Журавский, А. В., 1908. К проблеме колонизации Печорского края. Архангельск: губернская типография. 10 стр.

27. Журавский, А. В., 1909. К самоедскому вопросу.//Известия Общества Изучения Русского Севера, №12. Стр. 10 28.

28. Журавский, А. В., 1909. Результаты исследований "Приполярного" Запечерья в 1907 и 1908 годах. С-петербург: Издательство Русского географического общества. 35 стр.

29. Журавский, А. В., 1909. Самоедское право. Материалы для законодательных предположений. Архангельск: губернское издательство.20 стр.

30. Иславин, В., 1847.Самоеды в домашнем и общественном быту. С-Петербург. 142 стр.

31. Иславин, В., 1848. Рассказ о кочевании по тундрам самоедским в 1844 и 1845 годах. // Современник, тт. 8 и 9, сс. 79 95 (т.8) и 1 - 15 (т.9).

32. Иславин, В., 1849. Кочевание по самоедским тундрам в 1844 и 1845 годах.//Журнал военно-учебных заведений,№ 310, сс. 199-233.

33. Истомин, К. В., 1998. Сложение и трансформация ХКТ крупнотабунного оленеводства в тундрах северо-востока европейской России. Дипломная Работа.- Сыктывкар.

34. Истомин, К. В., 2002. Оленеводы Республики Коми и нефтедобыча. Точки взаимодействия и конфликта. // Мир коренных народов Живая Арктика. Журнал ассоциации коренных малочисленных народов севера, Сибири и дальнего востока. № 11 - 12. Сс. 100 - 106.

35. Канцелярия волостного головы Ижемской слободки Пустозерского уезда- Архангельский областной архив, фонд 1548, опись 1, дело 52.

36. Керцелли С. В., 1921. Материалы к изучению оленеводства.//Труды северной научно-промысловой экспедиции. Выпуск 13. Петербург, государственное издательство. Стр. 2 - 22.

37. Керцелли, С. В., 1909. Материалы для изучения оленеводства Большеземельской тундры.// Архив Ветеринарных Наук № 7. С 1 10

38. Керцелли, С. В., 1910. Архангельские тундры.//Известия Архангельского Общества Изучения Русского Севера № 23. Стр. 18 29.

39. Керцелли, С. В., 1911. По большеземельской тундре с кочевниками. Архангельск: губернская типография. 129 стр.

40. Клоков, К., 2002. Устойчивое оленеводство. — Петербург, «Моби Дик». 161 стр.

41. Козлов В. И., 1983. Основные проблемы этнической экологии. //Советская Этнография, №1. сс. 3 16

42. Козлов, В. И., 1969. Динамика численности народов: методология исследования и основные факторы. Москва. 408 стр.

43. Козьмин В. Л., 2003. Оленеводческая культура народов западной Сибири. Издательство С-Петербургского университета. 232 стр.

44. Колычева, Е. И., 1956. Ненцы Европейской России в конце 17 — начале 18 века. // Советская Этнография № 2. сс. 76 88.

45. Конаков, Н. Д., Котов О. В., 1991. Этноареальные группы коми. Формирование и современное этнокультурное состояние. Москва: "Наука". 232 стр.

46. Конаков, Н. Д., Котов, О. В. 1989. Ижемцы в мурманском Заполярье. // Родники Пармы. -Сыктывкар, Коми книжное издаткльство. Сс. 51 79.

47. Крестинин, В., 1786. Краткое известие о земле Самоедской и о состоянии Самоедов и о состоянии Самоедов, обитающих в Архангельском наместничестве. // Новыя ежемесячныя сочинения, ч. 2, сс. 16 58.

48. Крестинин, В., 1787 Вопросы и ответы о состоянии земли, обитаемой Самоедами и о их промыслах. // Новыя ежемесячныя сочинения, ч. 7, сс. 20 — 44.

49. Крупник, И. И., 1976. Становление крупнотабунного оленеводства у тундровых ненцев. //Советская Этнография №2. сс. 57 — 69.

50. Крупник, И. И., 1989. Арктическая этноэкология. Москва, "Наука". 272стр.

51. Латкин В. Н., 1853. Дневник путешествия на Печору в 1840 и 1843 годах// Записки Российского Географического Общества. СПб., Т. 7. ч 1 154 стр., ч 2. - 143 стр.

52. Лашук Л.П., 1958. Очернк этнической истории печорского края. Сыктывкар. 201 стр.

53. Левин М. Г., Чебоксаров, Н. Н. 1955. Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические области. // Советская Этнография №4. сс. 3 — 17.

54. Лепехин, И., 1805. Дневныя записки путешествия академика Ивана Лепехина по различным провинциям Российского государства. Том 4. С-Петербург. 457 стр.

55. Максимов С. В., 1987. Собрание сочинений. Москва, "Художественная литература", т.8 372 стр., т. 9 - 382 стр.

56. Отчет об обследовании Колвинской волости Печерского уезда Автономной Области Коми-Зырян, 1925. Коми государственный архив политических партий и движений, фонд 1, опись 2, дело №91.

57. Приходная книга сбора государевой пушной дани с самоедцев пустозерского острога. Архангельский Областной Архив, фонд 1548, опись 1, дело 41.

58. Прыткова, Н. Ф. Материалы по оленеводству зырян. — Архив музея аиторопологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера), фонд 18, опись 1, дело 4

59. Салинз М. 1999. Экономика каменного века. Москва. ОГИ. 239 стр.

60. Семенов-Тян-Шанский, О. И. , 1977. Северный Олень. Москва, "Наука". 93 стр.

61. Силантьев, А., 1897. Оленеводство. Значение его. Распространение оленей. Самоедское оленеводство. Остяцкое оленеводство. Оленеводство Ижемских зырян. //Ежегодник Тобольского губернского музея. Вып 8. Тобольск: губернская типография 1897. сс. 645 - 660.

62. Спиридонов, А. И., 1978. Геоморфология европейской части СССР. -Москва, «Высшая Школа».

63. Старцев, Г., 1926. Влияние самоедов на ижемских зырян (язык и быт).//Коми му № 11. сс. 31 -34.

64. Старцев, Г., 1927. Год оленевода-кочевника.//Коми му № 4 5. сс. 31 - 39

65. Терентьев Н., 1926. К вопросу о поднятии доходности оленеводческого хозяйства.//Коми Му№3. сс. 1 10

66. Терентьев Н., 1928. Номенклатура оленя.//Коми Му №1. сс. 15 -20.

67. Тишков, В. А., 1992. Советская этнография: преодоление кризиса.// Этнографическое Обозрение, №1, сс. 5 20.

68. Токарев, С. А., 1964. Проблема типов этнических общностей. // Вопросы философии №11. Сс. 43 53.

69. Традиционная культура коми. Этнографические очерки., 1994. -Сыктывкар. Коми книжное издательство. 270 стр.

70. Хомич, Л. В., 1995. Ненцы. Очерки традиционной культуры Санкт-Петербург, "Русский двор". 334 стр.

71. Чернов, Ю. И., 1980. Жизнь тундры. — Москва., "Мысль". 236 стр.

72. Чернолуский, В. В., 1930. Материалы по быту лопарей. Ленинград, Издание ГРГО. 176 стр.

73. Широкогоров, С. М., 1923. Этнос: Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. Шанхай. 136 стр.

74. Шренк, А., 1855. Путешествие по Северо-Востоку Европейской России через тундры самоедов к Северным Уральским горам, предпринятое по Высочайшему повелению в 1837 году Александром Шренком. С-Петербург. 665 стр.

75. Элез, А. Й., 2001. Критика этнологии. Москва: «Наука». 304 стр.

76. Anderson, J. N., 1974. Ecological Anthropology and Anthropological Ecology. In: Handbook of Social and Cultural Anthropology. Chicago: Rand McNally. Pp 477-497.

77. Barth, F., 1959. The Land Use Pattern of Migratory Tribes of South Persia. -Bind: Norsk Geografisk Tidsskrift. Pp. 1-11

78. Barth, F., 1964. Nomads of South Persia. The Basseri Tribe of the Khamseh Confederacy. Oslo: Universitetsforlaged. 159 p.

79. Bennett, J. W., 1976. The Ecological Transition: Cultural Anthropology and Human Adaptation. Oxford: Pergamon Press. 378 p.

80. Bennett, J. W., 1976. Anticipation, Adaptation and the Concept of Culture in Anthropology. In: Science #192. Pp. 847-953.

81. Biersack, A., 1999. From the "New Ecology" to the New Ecologies. In: American Anthropologist #1. Pp 5 23

82. Boserup, E., 1965. The conditions of agricultural growth; the economics of agrarian change under population pressure. London: G. Allen & Unwin. 124 p.

83. CastrKn, M. A., 1852. Nordiska resor och forskingar I. Reseminne fran aren 1838 1844. - Helsingfors: Hels. Kejs. Alexanders-Universitet. 247 s.

84. Firth, R., 1964. Essays on Social Organization and Values. London: University of London Press. 326 p.

85. Geertz, C., 1973. The Interpretation of Cultures. New York: Basic Books.470 p.

86. Golovnev, A. V., Oshirenko, G., 1999. Siberian Survival: The Nenets and Their Story. Cornell University Press. 176 p.

87. Harris, M., 1969. The Rise of Anthropological Theory. — London: Routledge & Kegan Paul. 806 p.

88. Harris, M., 1975. Culture, People, Nature: An Introduction to General Anthropology. New York: Crowell. 694 p.

89. Keesing, R. M., 1981. Cultural Anthropology: A Contemporary Perspective. — Harcourt Brace College Publishers. 560 p.

90. Khazanov, A. M., 1994. Nomads and the Outside World. London: The University of Wisconsin Press. 382 p.

91. Konstantinov, Y., 2003. The Performative Machine: Transfer of Ownership in a NW Russian Reindeer Herding Community (Kola Peninsula). — a pre-printing draft 4/10/03

92. Kroeber, A. L., 1939. Cultural and Natural Areas of North America. -Berkeley: University of California Press. 219 p.1.htonen, J., 1994. Ovelat Izmalaiset. Helsinki: Helsingin Yliopisto. 124 p.

93. Mason, О. Т., 1896. Influence of Environment upon Human Industries of Arts. In: Annual Report of the Smithsonian Institution, year 1895. Washington, pp. 639 — 665.

94. Michrina, B. P., Richards, C., 1996. Person to Person. Fieldwork, Dialogue, and the Hermeneutic Method. New York: State University of New York Press. 176 P

95. Montgomery, E., 1977. Human Ecology and the population concept. In: American Ethnology #4. Pp. 175 189.

96. Netting, R. M., 1986. Cultural Ecology. Illinois: Waveland Press, inc. 131 p.

97. Orlove, B. S., 1980 Ecological Anthropology. In: Annual Review of Anthropology, vol. 9. Pp 235 273.

98. Paine, R. 1971. Animals as Capital: Comparision among Northern Nomadic herders and Hunters. In: Anthropological quarterly, #44, vol. 3. Pp. 157-172

99. Paine, R., 1964. Herding and Husbandry. In: Folk, #6. Pp. 83 88.

100. Rappaport, 1968 = Rappaport, R. Pigs for the Ancestors: Ritual in the Ecology of a New Guinea People. New Haven. Yale University Press. 311 p.

101. Sahlins, M. D., 1964. Culture and Environment: The Study of Cultural Ecology." In: Horizons in Anthropology. Chicago: Aldine. Pp. 132 - 147.

102. Service, E., 1962. Primitive Social Organization: An Evolutionary Perspective. — New York: Random House. 211 p.

103. Service, E., 1975. Origins of the State and Civilization: The Process of Cultural Evolution. New York: Norton. 361 p.

104. Slezkine, Y., 1994. Arctic Mirrors: Russia and The Small Peoples of the North. Ithaca and London: Cornell University Press. 456 p.

105. Smith J. M. 1974. Models in Ecology. Cambridge, Cambridge University Pess. 145 p.

106. Spooner, B. 1973. The Cultural Ecology of Pastoral Nomads. In: An Addison-Wesley Module in Anthropology. # 45. 112 p.

107. Steward, J. H., 1955. Theory of Culture Change: The Methodology of Multilinear Evolution. Urbana: University of Illinois Press. 244 p.

108. Stora, N., 1994. Cultural Ecology and the Interaction between Man and Environment. In: Cultural Ecology: One Theory? Turku: Abo Akademis Tryckeri. Pp. 11 - 23.

109. Sweet, L. E. 1965. Camel Pastoralism in North Arabia and the Minimal Camping Unit. In: Man, Culture and Animals. London. Pp 129 - 52.

110. Vayda, A. P., McCay, B. J., 1975. New Directions in Ecology and Ecological Anthropology. In: Annual Review of Anthropology, vol. 4. Palo Alto. Pp 293 - 306.

111. Vayda, A. P., Rappaport, R. A., 1968. Ecology, Cultural and Non-Cultural. In: Introduction to Cultural Anthropology. Boston: Houghton-Mifflin. Pp. 477-497.

112. White, L. A., 1959. The Evolution of Culture. New York: McGraw-Hill.378 p.

113. Wissler, C., 1926. The Relation of Nature to Man in Aboriginal America. -New York: Oxford University Press. 248 p.