Е.И. Замятин и Ю.П. Анненков: проблема творческого взаимодействия тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Дзайкос, Элени Николаевна

• Дзайкос, Элени Николаевна
• кандидат филологических наук
• 2009

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Дзайкос, Элени Николаевна

ВВЕДЕНИЕ.

Глава 1. ОТ «ЛОВЦА ЧЕЛОВЕКОВ» К РОМАНУ «БИЧ БОЖИЙ»: «СЛОВЕСНЫЙ КУБИЗМ» Е.И. ЗАМЯТИНА И ТВОРЧЕСТВО Ю.П. АННЕНКОВА.

Глава 2. ПОЭТИКА «ПОВЕСТИ О ПУСТЯКАХ» Ю.П. АННЕНКОВА: ТВОРЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ И ВЗАИМОСВЯЗИ С ПРОЗОЙ Е.И. ЗАМЯТИНА.

2.1. Теоретико-художественные поиски Е.И. Замятина как «точка отсчета» «Повести о пустяках» Ю.П. Анненкова.

2.2. Поэтика «петербургского текста» Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова «французского» периода.

Глава 3. «ЗРИТЕЛЬ СУМЕЕТ ДОГОВОРИТЬ КАРТИНУ, ДОРИСОВАТЬ СЛОВА»: СИНТЕЗ ИСКУССТВ В ТВОРЧЕСТВЕ Е.И. ЗАМЯТИНА И Ю.П. АННЕНКОВА.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Е.И. Замятин и Ю.П. Анненков: проблема творческого взаимодействия»

Сегодня многогранное творческое наследие выдающегося русского писателя Е.И. Замятина (1884-1937) представляет большой научный интерес с точки зрения того, что оно вписано в широкий историко-культурный контекст и синтезирует в себе художественные достижения национального искусства первой трети XX века (наследие Серебряного века, творческие эксперименты 1920-х годов). В этой связи творчество Е.И. Замятина на протяжении уже нескольких десятилетий продолжает привлекать пристальное внимание отечественных и зарубежных исследователей: издано более десяти монографий, «Замятинская энциклопедия», защищено более двух десятков докторских и кандидатских диссертаций, опубликованы сотни статей в сборниках научных трудов, выходит «русское» собрание сочинений писателя.

Много лет в Тамбове функционирует Международный научный центр изучения творческого наследия Е.И. Замятина, стимулирующий развитие научных исследований в этом направлении и аккумулирующий богатый фонд разнообразных материалов, связанных с жизнью и творчеством писателя. Фактически сформирована самостоятельная отрасль современной литературоведческой науки — замятиноведение. Но, несмотря на это, в художественной биографии Е.И. Замятина до сих пор остается достаточно много «белых пятен», касающихся целых периодов его творческого пути, важнейших произведений и, в особенности, фактов многоаспектного сотрудничества с современниками.

Одним из наиболее ярких примеров такого сотрудничества представляется творческое взаимодействие Е.И. Замятина и художника, прозаика, критика, теоретика искусства, деятеля театра и кино Ю.П. Анненкова (1889-1974). На сегодняшний день принципы их уникального, взаи-мообогащающего творческого сближения — наименее известные стороны двух интереснейших художественных биографий. А между тем раскрытие принципов творческой коммуникации двух выдающихся современников в рамках определенного историко-культурного контекста необходимо для более глубокого постижения особенностей их художественной системы, основанной на принципах синтетического искусства и оказавшей значительное влияние не только на литературу, но и на философию, искусство первой трети XX века. Кроме того, период их сотрудничества представляет собой вершину творческих поисков как Е.И. Замятина, так и Ю.П. Анненкова, а для Замятина еще и носит итоговый характер.

Актуальность исследования обусловлена, во-первых, соответствием проблематики диссертации приоритетному направлению современного литературоведения, связанному с изучением национального своеобразия художественных явлений в аспекте межвидового и междисциплинарного подходов, во-вторых, необходимостью раскрытия глубокого теоретико-художественного содержания творческой коммуникации двух «синтетических» художнических индивидуальностей XX столетия: Е.И. Замятина, чье наследие еще содержит множество лакун, и Ю.П. Анненкова, литературное творчество которого почти не знакомо ни читателям, ни литературоведам.

Исследование проведено в рамках ведущих научных направлений кафедры русской литературы ТГУ имени Г.Р. Державина - изучения русской литературы XX века в национальном культурном аспекте и творческого наследия Е.И. Замятина.

Нельзя сказать, что прямые художественные параллели между творчеством Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова не были до сих пор замечены. Однако отдельных исследований на эту тему на сегодняшний день не существует. Проблема лишь пунктирно отмечались в некоторых работах как современника A.B. Туфанова, так и нынешних отечественных и зарубежных исследователей - A.A. Данилевского, А. Гилднер, Н.Ю. Желтовой [1]. Ситуация усложнена тем, что Ю.П. Анненков как писатель в России стал известен совсем недавно. Только в 2001 году был впервые на родине опубликован его роман «Повесть о пустяках». До этого же времени отечественному литературоведению Ю.П. Анненков был знаком лишь в качестве автора знаменитой книги воспоминаний «Дневник моих встреч. Цикл трагедий».

В самом конце XX века в Тарту (Эстония) А. Данилевским была написана первая диссертация, посвященная творчеству писателя Ю.П. Анненкова «Поэтика «Повести о пустяках» Б. Темирязева (Юрия Анненкова)» (Тарту, 2000). В ней впервые говорилось о том, что это произведение отмечено большим влиянием теории и художественной практики Е.И. Замятина, но лишь в одном аспекте — аспекте воссоздания в «Повести.» «петербургского текста».

В России первая диссертации о прозаическом творчестве Ю.П. Анненкова была защищена в Воронеже только в начале 2009 года (Скобелев Д.А. «Эстетическая рефлексия Ю.П. Анненкова (на материале художественных и публицистических произведений)». Воронеж, 2009). Однако в этой работе осталась совершенно незамеченной проблема творческого взаимодействия двух писателей, хотя отмечается, что «роман Ю.П. Анненкова «Повесть о пустяках» перекликается со многими литературными произведениями. Писатель обращается к текстам А. Белого, О. Форш, И. Ильфа и Е. Петрова, В. Шкловского, А. Пушкина.» [2].

В других работах, где все-таки констатируется наличие обоюдно стимулирующих творческих взаимоотношений Замятина и Анненкова, характер их рассмотрения сводится к поиску истоков оригинальной теории синтетизма Е.И. Замятина. Так, по наблюдениям польского исследователя А. Гилднер и российского ученого Н.Ю. Желтовой, главные составляющие этой теории строятся как раз на анализе художественной практики художника Ю.П. Анненкова. По оценке А. Гилднер, это свидетельствует о том, что «Замятин был сторонником так называемой корреспонденции и взаимопроникновения разных видов искусства» [3]. Н.Ю. Желтова отмечает, что «художник Анненков в искусстве портрета был необыкновенно близок Замятину. Именно в его «синтетичных» портретах-шедеврах писатель увидел принцип развития этого жанра в литературе» [4].

Итак, Замятин считал Анненкова одним из зачинателей нового направления в искусстве. Творчество художника с внутренним динамизмом композиции и смелостью в совмещении разнородных элементов как раз и пролагает, согласно Е.И. Замятину, новый путь в искусстве, соответствующий духу времени — «синтетизм». О портретах Анненкова Замятин писал: «В них минимум линий, только десятки линий - их все можно пересчитать. Но в десятки вложено столько же творческого напряжения, сколько вчерашнее искусство вкладывало в сотни. И оттого каждая из линий несет в себе заряд в десять раз больший. Эти портреты — экстракты из лиц, из людей, и каждый из них - биография человека, эпохи» [5].

В свою очередь, по признанию самого Анненкова, Замятин был для него «самым большим другом» и наставником в литературе. В своем дневнике он записал: «Я всегда чувствовал как художник родство с творчеством Замятина» [6]. Многообразие тех сфер искусства, в которых он пытался применить свои силы, перекликается с кругом интересов Е.И. Замятина.

Всероссийскую славу Ю.П. Анненкову принесли иллюстрации к поэме «Двенадцать» А. Блока, которые стали этапным событием в истории графики. Он был мастером станковой живописи, автором пейзажей и натюрмортов, занимался книжной иллюстрацией, сотрудничал в «Сатириконе» и других журналах, преподавал в Академии художеств, создавал эскизы театральных костюмов и декораций к спектаклям, выступал как художественный критик. Ю.П. Анненков много и плодотворно работал в графике, прежде всего в жанре портрета.

В 1918 году художник оформлял Москву и Петроград к революционным праздникам, в 1920-м совместно с М. Добужинским и В. Щуко осуществил постановки мистерий «Гимн освобожденного труда» и «Взятие Зимнего дворца» в Петрограде. Анненков получил известность в области театрального искусства как крупный мастер сценографии и оригинальный режиссер. Он является первым постановщиком и интерпретатором драматургии Набокова. Во французском кино он ввел новую номенклатурную единицу - художник по костюмам.

В 1919 году Анненков выпустил книгу стихов «1А девятого» в собственном оформлении. Под псевдонимом «Борис Темирязев» он печатался в парижском журнале «Современные записки», а в 1934 году выпустил роман «Повесть о пустяках». Важной работой стал двухтомник воспоминаний «Дневник моих встреч. Цикл трагедий», который вышел в Нью-Йорке в 1966 году. Но, прежде всего Ю. Анненков был графиком, потому что только линия давала ему возможность передать на бумаге движение, ту «динамичность эпохи», о которой писал Е. Замятин: «В нем (Анненкове. — Э.Д.) есть это ощущение необычайной стремительности.» [5, с. 30].

Помимо творческих контактов, Ю.П. Анненкова и Е.И. Замятина связывали многолетние теплые дружеские отношения. В 1921 году они провели «счастливый месяц» летнего отдыха «в глухой деревушке, на берегу Шексны» [7]. После отъезда Замятиных во Францию они вновь встретились: помогали друг другу выжить в тяжелых условиях эмиграции.

Материалом исследования послужили романы «Мы», «Бич Божий», рассказы «Ловец человеков», «Пещера», «Дракон», «Встреча», «Часы», литературно-критическое, публицистическое, эпистолярное наследие Е.И. Замятина, а также фильм режиссера Ж. Ренуара «На дне», снятый по сценарию Е.И. Замятина; роман «Повесть о пустяках», мемуары «Дневник моих встреч. Цикл трагедий» Ю.П. Анненкова и его портреты, иллюстрации и другие работы.

Идейно-художественная структура произведений Замятина и Анненкова и стала объектом исследования.

Предмет изучения в диссертации — формы творческого взаимодействия Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова в национальном историко-литературном и культурном контекстах.

В настоящее время термином «творческое (художественное) взаимодействие» оперируют многие гуманитарные науки, в первую очередь философия, культурология, искусствоведение, педагогика, социология. В связи с этим представляется необходимым уточнить понятийный аппарат диссертации.

В основе термина «творческое взаимодействие» лежит его современное общее понимание как коммуникационного процесса, выраженного в системе специфических характеристик, отдельные теоретические аспекты которой рассматриваются в трудах М.М. Бахтина, Ю.Б. Борева, М.С. Кагана, Я. Линсбаха, Ю.М. Лотмана, Д.А. Силичева, Б.А. Успенского, а также в многочисленных работах зарубежных ученых Р. Барта, Г. Велъ-фина, В. Бенвениста, Р. Виля, Ж. Дерриды, А. Дрикера, Б. Капицы, П. Козловски, Ш. Коллена, Б. Кокюла, Ж.Ф. Лиотара, М. Маклюена, Г. Маркузе, К. Пейруже, Ф. Тюрлеманна, Ю. Хабермаса, И. Хассана, У. Эко и других. В них освещаются самый широкий спектр проблем творческого взаимодействия: от диалога «художник-читатель (зритель)» до взаимодействия разнообразных стилей, жанров и видов искусства, различных областей культуры в целом. Однако достаточно мало исследований, которые рассматривают проблему творческого взаимодействия в аспекте «художник-художник».

В данной работе опорной выбрана точка зрения Ю.Б. Борева, который под художественными (литературными) взаимодействиями понимает «внутренние связи художественного процесса, разнообразные влияния одних художественных явлений на другие, взаимосвязи между элементами литературы как развивающейся системы, разные формы культурного диалога внутри искусства данной эпохи или современного искусства с прошлым» [8].

По оценке Ю.Б. Борева, «эти взаимодействия имеют два «залога»: «страдательный» (художник испытывает влияние) и «действительный» (художник оказывает влияние), два класса: внутривидовой (например, внутрилитературные или внутрикинематографические) и межвидовой (театр воздействует на живопись, музыка — на кино, кино — на литературу и телевидение)» [8, с. 74].

Уникальность творческого взаимодействия Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова заключается в том, что оба они как испытывали влияние друг друга, так и оказывали влияние друг на друга (Замятин как писатель - на художника и писателя Анненкова, Анненков как художник — на писателя Замятина). Причем происходило это как на внутривидовом (внутрилитературном) уровне, так и на межвидовом (живопись воздействовала на литературу, и наоборот). Это в известной степени закономерно, поскольку сам художественный процесс имеет синтетическую, диффузную природу и трудно «встретить в чистом виде один тип влияния» (Ю.Б. Борев). Ю.Б. Борев приводит известные примеры межвидовых влияний: А. Блок и М. Врубель, Н. Ге и Л. Толстой, И. Левитан и А.Чехов. Однако ни Врубель, ни Ге, ни Левитан не оставили никакого следа в литературно-художественном творчестве, в отличие от Анненкова. В этом заключается феномен его художнической индивидуальности, катализатором развития которой послужило творчество Е.И. Замятина.

Однако до сих пор остается не раскрытым и механизм тесного сближения в искусстве писателя Замятина и художника Анненкова, грани совместного сотрудничества, обоюдно стимулировавшие и обогатившие их эстетические открытия.

Цель работы — рассмотреть проблему творческого взаимодействия художнических индивидуальностей Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова в национальном культурно-историческом контексте. Цель конкретизируется в задачах:

- выявить способы творческого сотрудничества Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова через рассмотрение принципов синтетического искусства;

- осуществить анализ рассказа «Ловец человеков» и романа «Бич Божий» Е.И. Замятина с позиций эстетики кубизма и творческих поисков Анненкова-художника;

- определить особенности поэтики «Повести о пустяках» Ю.П. Анненкова в аспекте творческих параллелей и взаимосвязей с прозой Е.И. Замятина;

- раскрыть новаторские подходы Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова в создании «петербургского текста»;

- показать синтез разных видов искусств в творчестве Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова.

Целью и задачами обусловлен выбор метода исследования, в основе которого — синтез сравнительно-типологического, структурного, ис-торико-функционального, текстологического, семантического, историко-культурного подходов.

Теоретико-методологическая база исследования создавалась с учетом научных концепций, отраженных в теоретических системах М.М. Бахтина (концепция «диалогических отношений»), Ю.Б. Борева (проблемы литературного процесса, художественных взаимодействий), В.М. Жирмунского (литературные связи, влияния и заимствования), В.Е. Хализева (литературные влияния), Д.С. Лихачева (учение об историческом контексте произведения), JI.K. Долгополова, Ю.М. Лотмана, Ю.В. Манна, В.Н. Топорова («петербургского текста»), Б.А. Успенского (учение о структурной общности разных видов искусства; общих принципах организации произведения в живописи и литературе); в трудах российских и зарубежных замятиноведов, представителей разных литературоведческих школ: А.Ю. Галушкина, Л.М. Геллера, Р. Гольдта, ' Т.Т. Давыдовой, Н.Ю. Желтовой, В.А. Келдыша, H.H. Комлик, О.Н. Михайлова, Л.В. Поляковой, И.М. Поповой, Е.Б. Скороспеловой, В.А. Туни-манова, И.О. Шайтанова и других, а также в работах критиков - современников писателя: А.К. Воронского, Р.Г. Григорьева, В.П. Полонского, М.Л. Слонима, A.B. Туфанова, В.Б. Шкловского.

Учтен опыт работы кафедры истории русской литературы Тамбовского университета над замятинской проблематикой.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Творческое взаимодействие художнических индивидуальностей Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова происходило на основе близости их эстетического мировоззрения, культурной и литературной ориентации, системы средств художественной выразительности. Взаимодействие двух художников прослеживается на самых разных уровнях: внутривидовом (внутрилитературном), межвидовом (литературы, живописи, театра, кинематографа), художественных теорий и систем, отдельных произведений, а также на уровне целой историко-культурной эпохи. Творческие влияния Замятина и Анненкова носили двусторонний характер, обоюдно стимулировавшие и обогащавшие их эстетические открытия.

2. Главным катализатором зарождения и развития литературно-художественного творчества Ю.П. Анненкова послужили теоретические поиски и художественная практика Е.И. Замятина. Обоснованная им теория синтетизма была органично воспринята Ю.П. Анненковым как инструмент для создания собственного словесного творчества. Оно отличается внутренним динамизмом, совмещением разнородных элементов, стремлением к новаторству в области художественного языка и художественной формы, совмещением принципов разных видов искусств. Посредством многочисленных аллюзий и реминисценций на замятинские эксперименты Анненков провоцирует своеобразный диалог двух художественных систем, заставляет читателя плодотворно синтезировать их мотивы и символы.

3. Рассказ «Ловец человеков» и роман «Бич Божий» Е.И. Замятина созданы в эстетике «словесного кубизма» (Анненков) и представляют собой своеобразный синтез творческих впечатлений от знакомства с работами художника Ю.П. Анненкова и актуальных тенденций в искусстве и литературе первой трети XX века. Для Анненкова, как и для Замятина, «кубические» приемы становятся оригинальным способом акцентирования в произведениях живописи и литературы множества уникальных «говорящих» деталей, из которых составляется целостность эстетического впечатления.

4. Новаторство Ю.П. Анненкова в области сценографии стимулировало Е.Замятина к оформлению звуковых и цветовых «декораций» романа «Бич Божий», что послужило средством создания «выпуклой» выразительности художественных партий произведения, их дополнительной смысловой нагруженности при точной языковой лаконичности романа.

Образ Басса в романе «Бич Божий» представляет собой концентрацию художественных деталей, напрямую ассоциирующихся с личностью Анненкова, и является зашифрованным, трансформированным в художественном времени и пространстве романа представлением Е.И. Замятина о Ю.П. Анненкове.

5. В романах «Бич Божий» и «Повесть о пустяках» Замятин и Анненков осмысливают, прежде всего современность, неожиданно сближая и совмещая разные исторические эпохи. Они создают деформированную, мозаичную, субъективную картину мира, которая характерна для замя-тинского синтетизма.

6. Мощной объединяющей силой словесного творчества Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова является «русское, национальное» начало, которое становится главным лейтмотивом романа Анненкова «Повесть о пустяках». Роман имеет многочисленные идейно-художественные переклички с творчеством Е. Замятина: сквозные мотивы «еретичества», символа-печки, воробья, перелета на Марс, яблок, образ мальчика, который хочет стать извозчиком, прием каталогизации и др. Вслед за Замятиным Анненков в «Повести о пустяках» ставит перед собой цель создать своеобразный «синтетический образ диккенсовского мира», ярко отражающий национальную идентичность русского писателя.

7. В творчестве Ю.П. Анненкова и Е.И. Замятина «французского» периода «петербургский текст» представляет собой идейно-тематическое, образное, мифологическое единство, включающее в себя как традиционные константные комплексы, так и новые детали, акцентирующие особенности осмысления российской истории первой трети XX века «с того берега». Две оригинальные художественные детали — пустяк и мост - образуют особую специфику «петербургского текста» в прозе Замятина и Анненкова. Пустяк символизирует попытку писателей творчески осмыслить прошлое через апокалипсическое настоящее, а мост - проявление воли авторов, перекидывающих «мост» из эмиграции в Россию. С помощью использования приемов иронии, игры, гротеска во «французской» прозе Замятина и Анненкова реализуется драматическая идейно-художественная формула эмигрантского «подсматривания» в замочную скважину за происходящим в России и осуществляется поиск ключа к возвращению домой.

8. Творчеству Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова присуще органичное соединение разных видов искусств (литературы, живописи, театра, кинематографа) в одно целое, способствующее созданию качественно новых художественных явлений. «Синтетичные» портреты М. Горького и А. Блока демонстрируют безграничные ресурсы межвидовой диффузии в искусстве. Возможности кинематографа Замятиным и Анненковым были использованы в качестве экспериментальной лаборатории для рождения новых направлений творческой деятельности, новых художественных приемов и принципов.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что в ней целостно определяются грани масштабного творческого взаимодействия Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова в определенном культурно-историческом контексте и в русле философии художественного синтетизма, раскрываются направления их совместного сотрудничества на примере художественного, литературно-критического, публицистического, эпистолярного наследия Е.И. Замятина и разножанровых произведений Ю.П. Анненкова. В исследовании описаны элементы синтетического искусства в рамках творческих экспериментов писателя и художника (синтез живописи, литературы, кино). Такой угол зрения позволяет оценить уникальность творческого почерка Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова, выйти на новый уровень осмысления их художественной прозы.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно определяет конкретные механизмы реализации творческого взаимодействия Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова, особенности их оригинальной поэтики, использования новаторских приемов в искусстве, специфику создания жанров, сюжетостроения, принципов построения образов.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности использования ее результатов и выводов в практике вузовского и школьного преподавания, в спецкурсах и спецсеминарах по проблемам творчества Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова, русской литературы и культуры XX века.

Материалы исследования были апробированы в 17 научных публикациях, на Международной студенческой конференции в Шклярской Порембе (Польша) (2004), на VII, VIII, IX, X, XI Державинских чтениях (Тамбов, 2002, 2003, 2004, 2005), на Пятых юбилейных международных Замятинских чтениях в Тамбове (2005), на Международном Интернет-семинаре «Теория синтетизма Е.И. Замятина и художественная' практика писателя: эстетический ресурс русской литературы XX-XXI веков» (Тамбов, 2006); на всероссийских XII и XIII Шешуковских чтениях (Москва, 2007, 2008); на II общероссийском Интернет-семинаре «Диккенс в России: актуальные проблемы исследования» (Тамбов, 2007); на Международной научной конференции «Аспекты исследования языковых единиц и категорий в русистике XXI века» (Мичуринск, 2007), а также на заседаниях научного семинара студентов и аспирантов «Русская литература XX века: взгляд из сегодня» при Международном научном центре изучения творческого наследия Е.И. Замятина в Тамбове, на заседаниях кафедры истории русской литературы.

Автор исследования дважды становилась победителем внутриву-зовского конкурса ТГУ имени Г.Р. Державина на лучшую студенческую работу (2004), дважды победителем всероссийского с международным участием конкурса студенческих работ «Литература русского зарубежья: Е.И. Замятин» (Тамбов, 2002, 2004).

Структура работы включает введение, три главы («От «Ловца че-ловеков» к роману «Бич Божий»: «словесный кубизм» Е.И. Замятина и творчество Ю.П. Анненкова»; «Поэтика «Повести о пустяках» Ю.П. Анненкова: творческие параллели и взаимосвязи с прозой Е.И. Замятина»; «Зритель сумеет договорить картину, дорисовать слова»: синтез искусств в творчестве Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова»), заключение и список использованной литературы, состоящий из 153 наименований.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Дзайкос, Элени Николаевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Творческое взаимодействие Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова обоюдно стимулировало развитие их художнических индивидуальностей, появление новаторских художественных систем в разных видах искусств на основе принципа синтетизма.

Основанием для творческого соприкосновения Е. Замятина и Ю. Анненкова была во многом сама атмосфера революционной эпохи, которая потребовала пересмотра всех устоявшихся эстетических и мировоззренческих установок, заставляя искать новые формы и средства художественной изобразительности.

Ю.П. Анненков в своих произведениях плодотворно соединял черты разных направлений авангардного искусства, что составляло своеобразие его художнической манеры. Особенно яркое выражение в его творчестве нашли приемы кубизма. Представляется, что именно через работы Ю.П. Анненкова Е.И. Замятин воспринял некоторые элементы нового направления и использовал их в своих произведениях. Именно «словесный кубизм» в рассказе «Ловец человеков» (Ю. Анненков) стал своеобразным индикатором взаимодействия двух индивидуальностей.

Образ Лондона является самым ярким примером использования приемов кубизма Замятиным. Писатель, как и кубисты, не просто сводил видимый мир к геометрическим формам, а находил в этом новые ресурсы художественного языка. Замятин в своем рассказе применял плакатный прием из сферы живописного искусства, адаптируя его к словесному полотну.

Цветовое решение рассказа созвучно монохромности в аналитическом кубизме, когда художники использовали палитру оттенков только одного цвета: «розово-молочный Лондон»; «молочно-розовые огни»; нежно-розовые комбинации»; «малиновый зонтик», «мрамор миссис Лори чуть розовел сквозь белое». Розовый цвет доминирует на протяжении всего рассказа, но Замятин постоянно «играет» им, трансформирует его монохромность во множество оттенков в зависимости от динамики сюжета.

Для кубистов были также характерны размышления над формой, которая позволила бы оптимально выразить содержание. Такие сравнения, как «челюсти и губы мистера Краггса мысом выдвинуты вперед», «громадные крабовые клешни» определяют масштаб образа в художественном пространстве. «Лезвия глаз» Краггса отражают внутренний мир героя, материализуют ограниченность духовной сферы или даже ее полное отсутствие. Здесь происходит сужение внутреннего пространства образа, что аналогично экспериментам кубистов с объемом: одновременному пространственному изображению во всех плоскостях.

Важным приемом в живописи Анненкова, имеющим большое художественное значение, является «гранение»: наложение на объем блестящих граней, что составляет отличительную черту кубизма. Широко использует гранение и Замятин: блеск в «Ловце человеков» носит предупреждающий характер: «сверкали лезвия» глаз Краггса в предвкушении добычи, миссис Лори перед ключевым событием в ее жизни - «вся в металлическом сиянии».

Для раннего кубизма характерно стремление к выражению предметности и изменчивости мира. В рассказе «Ловец человеков» Замятин пытался выразить влюбленность как одно из центральных понятий духовной жизни человека через цвет, метафору, сравнение, сюжет. «Женщины раскрывались, как раковины» - в этом суть влюбленности по Замятину: полная открытость и беззащитность перед беспощадными стрелами холодного блеска окружающего мира.

Проблематика произведений кубистов отвечает и задачам, которые решал Анненков на сцене: в театральных декорациях, в их цветовом оформлении. Они родственны и творчеству Е.И. Замятина: разложение формы на составляющие элементы, использование чистых цветов, декоративная плоскость, проблема передачи движения и объемов.

Подобно Анненкову Замятину также были интересны его герои, которые далеки от правильности и идеальности. Их шероховатости характеров он не только не сглаживал, а, наоборот, акцентировал внимание на них, добиваясь точной художественной выразительности своих образов. В контексте эстетики кубизма Е.И. Замятин экспериментировал и с характерной для него художественной деталью. В этом заключается очевидное родство творческих манер Замятина и Анненкова.

Рассказ Е.И. Замятина «Ловец человеков» — это своеобразный синтез того, что видел писатель во время своей командировки в Англию и современных ему тенденций в искусстве и литературе, того арсенала художнического мастерства, которым он блестяще владел. Но художник и писатель не пошли по пути чистого кубизма, они взяли из него то, что было необходимо для решения конкретной художественной задачи.

Пережитое вместе революционное петербургское время наложило свой отпечаток, который реализовался в художественных произведениях Замятина и Анненкова «французского» периода: в романах «Бич Божий» и «Повесть о пустяках». В них писатели осмысливают, прежде всего, современность, совмещая разные исторические эпохи и создавая ту самую деформированную картину мира, которая характерна для такого литературного направления, как синтетизм.

Художественный мир «Бича Божьего» отражает принципы художественной системы Замятина и ее эволюции. Роман носит итоговый характер, представляет собой итог творческих поисков писателя и вписан в широкий историко-культурный контекст. Несмотря на то, что замысел остался до конца не воплощенным, Замятин предстает как яркий исторический романист. Он опровергает исторический стереотип о «бессмысленном варварстве» гуннов, показывая закалку их «железного» вождя Атиллы. Звуковая семантика, цветовая символика, использование Е.И. Замятиным определенных эпитетов для характеристики Атиллы, таких как «холодный», «теплый», «железный» являются важными способами художественного раскрытия характера будущего вождя гуннов. «Железный» характер Атиллы строится в романе не только благодаря эпитету «железный», но и «животной» характеристике его натуры, что придает портрету Атиллы яркую выпуклость. За ним стоит его племя, нравы, обычаи, воспитание и уже на этой почве вырастает характер вождя, титана по силе воли, по мощи. За Атиллой стоит его время в широком смысле.

Несмотря на то, что в замятинском романе речь идет об эпохе гуннов, а в «Повести» Анненкова изображен революционный Петербург, объединяют их тема Рима, олицетворяющего в русской культуре норму и идеал государственной мощи, интегральные образы «каменного города» - тумана, пустоты, апокалипсические мотивы, выразившиеся в образе женщины с мертвым ребенком на руках, в оппозиционном соотношении зимы и лета, ощущении нехватки воздуха.

Театр обязан Ю. Анненкову возникновением и утверждением экспрессионизма в сценографии: смысл пьесы передавался сценографически так, чтобы зритель мог судить о происходящем в пьесе только по декорациям, световой партитуре, цветовым и ритмическим решениям игровой площадки. Замятин же был новатором в создании художественных декораций в романе «Бич Божий».

Цветовое решение романа дает возможность читателю уже на уровне психологического восприятия цвета увидеть конфликт. Цвета ведут свою партию в хоре действующих лиц: белый и черный ведут диалог, сливаясь в конфликте - в красном. Существует еще и звуковая декорация: перестановка, замена и сокращение букв в словах «Атилла» и «ху-ны». Все это служит средством создания «выпуклой» выразительности художественных картин произведения, их дополнительной смысловой загруженности при точной лаконичности текста романа.

Ю. Анненков создал новый тип портрета - интеллектуальный. Образцами могут служить известные портреты Е. Замятина, С. Есенина, Б. Пастернака, М. Горького. Новаторство Ю. Анненкова проявилось в таком театральном приеме, как сочетание разных пространств в рамках одной композиции, когда по сцене плавно переходили друг в друга пейзаж и комната без окна или двери, просто пейзаж был в доме. Герой романа «Бич Божий» Тарквиний Прииск выполняет роль зрителя и героя, т. е. зрителя на сцене, способствуя синтезу пространств, совмещению сознания автора (и его героев) с сознанием зрителя.

Ю. Анненков сделал новаторский шаг в освоении объемной декорации на балетной сцене, использовав в ее оформлении объемные кубы, полусферу и треугольники. Именно его постановка пьесы «Первый винокур» (1919) по Л.Н. Толстому явилась одним из первых опытов «цирки-зации» театра, направленной на создание у зрителя особо-яркого и цельного впечатления. В своем романе Замятин акцентирует следующие эпитеты: «город Радогост треугольный», «четырехугольный глаз» (окно, в которое смотрит Атилла и познает мир), «четырехугольный лоб» будущего вождя гуннов сразу говорит о своеобразии характера еще совсем маленького Атиллы, «круглые, как медведи, горы». Такие эпитеты придают масштабность повествованию, и в то же время создают своеобразный смысловой объем деталей, актуализируя их внутреннюю семантику.

Образ Басса в романе «Бич Божий» — наиболее близкая точка соприкосновения Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова. Басс, как никто другой в романе, чрезвычайно реалистичен: это по-своему внутренне сильно страдающий, тонко видящий окружающее одинокий трагик. Морщины на его лице смягчают отрицательное и отталкивающее в этом образе, дополняют недосказанное. В облике и характере Басса присутствует много деталей, напрямую ассоциирующихся с личностью Ю.П. Анненкова: доминирующий зеленый цвет, самоирония и эксцентричность, заявленные художником в «Автопортрете», лейтмотивное акцентирование в романе «жирной» зеленой мухи, напоминающей толстого, глумливого зеленого черта, сеть линейных морщин во внешности, внутреннее «арлекинство». Басс — это образное представление Е. Замятина о Ю. Анненкове, ярко реализованное в поэтике «Бича Божьего».

Роман «Повесть о пустяках» Анненкова можно определить как грандиозный роман-реминисценцию, сотканный на основе творческих параллелей с теоретической системой синтетизма и прозой Замятина. Кусок из «бытия» Царской России, кусок из гражданской войны, из Первой мировой войны, кусок из быта Петербурга-Петрограда-Ленинграда, кусок из жизни русских эмигрантов — все это целое, это Русь, Россия, без чего не представляли себе жизни Анненков и Замятин.

Замятинская публицистика стала плодородной почвой для литературного творчества Ю. Анненкова. Он словами Замятина призывал русскую интеллигенцию «на защиту человека и человечности», которая «видит далекое завтра — и во имя завтра, во имя человека — судит сегодня». Если для Замятина «война империалистическая и война гражданская — обратили человека в материал для войны, в нумер, цифру», то для Анненкова — в «пустяк». По его замыслу в этом романе каждый читатель найдет свое собственное объяснение происходящим в нем событиям, потому что это роман с ключом. Пустячность всей жизни, всех героев, всех событий — это щит, за которым скрывается добродушное лицо иронически подмигивающего художника.

Подобно замятинскому миру «уездной» России в романе «Повесть о пустяках», посвященному холодному Петербургу, Анненков воссоздает атмосферу настоящей Руси, исконно русского уклада жизни. Все, что в романе посвящено детству Коленьки Хохлова, няне, былому обилию, исконно русскому укладу — высвечивается более яркими красками. За этим стоит некая тоска по «вчера», откуда все корни. А вот пустячность жизни, ее сегодня, носит знамя жестокости, смерти, крови, равнодушия. Название превращается в своеобразный оксюморон — «Повесть о пустяках» как «Повествование ни о чем». Таким названием автор отразил настроение в России 1910-1920-х годов — равнодушие, неосознанность русской интеллигенцией трагизма происходящего.

В романе находят отражение спор двух художников по поводу роли технического прогресса, «всемогущества техники» признается победа Замятина, который открыл очарованному «самопишущими машинками» (аналог современного ноутбука) Анненкову истину, что «машинобожие -это только стенка, которую человек строит из трусости, чтобы отгородится ею от бесконечности». Анненков до конца своих дней писал, по словам Замятина, «нецелесообразные картины». И в романе «Повесть о пустяках» Анненков приоткрыл дверь в бесконечность поиска любви своего главного героя Коленьки Хохлова (во многом автобиографичного), отразив ненужность технического прогресса, когда на карту поставлена человеческая жизнь, будущее истории и многие другие пустяки», такие нецелесообразные и не поддающиеся ни одному закону логики.

Но творческие параллели художественных систем двух писателей лежат в самой глубине художественного полотна и связаны прямыми аллюзиями с рассказами Замятина «Пещера», «Дракон», «Студенческий сынок», «Встреча». Их связывают интегральные образы печки-буржуйки, «воробьеныша». «отогревающих» слов, шинели, «дракона», мальчика-с-пальчика, мечты быть извозчиком, яблок.

В работе доказывается, что вслед за Замятиным Анненков осуществил попытку создать своеобразный «синтетический образ диккенсовского мира», ярко акцентируя тем самым свою национальную идентичность и преемственность традиций мировой литературы. Подробно рассматриваются в поэтике «Повести о пустяках» аллюзии на следующие произведения Диккенса: «Рождественская песнь в прозе», «Сверчок за очагом. Сказка о семейном счастье», «Домби и сын», «Большие надежды».

В «Повести о пустяках» Анненков предлагает эмигрантскому читателю как бы случайно подсмотреть в замочную скважину за происходящим на родине. На протяжении всего романа пунктиром проходят размышления самого автора, которые образуют калейдоскоп событий абсурдного мира Петербурга 1917-1920 годов.

Спички - это лейтмотив в романе «Повесть о пустяках», имеющий истоком замятинское творчество («Рассказа о самом главном»). Анненков поднимает в своем романе тему отношения к войне. Войну делают «простые малоценные» люди, и для тех, кто затеял ее, они лишь очередной коробок спичек.

Для «петербургского текста» важно существование двух театральных реальностей — сценической и закулисной, которые реализуются в сюжетных коллизиях произведений Замятина и Анненкова. Воспроизведение театральной атрибутики в прозе двух писателей — это не просто желание остаться в рамках национально-литературного явления «петербургский текст», но и вновь реализовать свой «театральный» потенциал.

Наличием оппозиции названий Ленинград / Петербург в творчестве Замятина и Анненкова подчеркивается, несмотря на все переименования, центр национально-духовного мира эмигрантов Петербург сохраняет свою суть, но он ранен, одет в советскую униформу, и тем самым изуродован. Тема любви в романе «Повесть о пустяках» и в рассказе «Часы» Замятина построена на каноническом противопоставлении зимы и весны в петербургском мире. В этих произведениях также наблюдается «игра» прецедентными текстами классических произведений о Петербурге.

Петербург как время, пространство, культурная среда, как национальная почва выступает в качестве внешне утерянного образа (доминанты) национального самосознания. В творчестве, в искусстве эта связь с городом становится доминирующей, преобладающей. Она становится системой координат во «французском» периоде творчества Замятина и Анненкова, образуя «петербургское» пространство. Петербург выступает как реальность за «железным занавесом» в безвозвратно потерянной России и как искусство, которое никто не отнимет и которое может выступать даже как «реальное» пространство. Поскольку обмен новостями из культурной жизни России между приезжающими за границу русскими и эмигрантами происходил и был необходим, как воздух, для последних.

Главная точка соприкосновения в творчестве Замятина и Анненкова эмигрантского периода - «какой след оставлен. революцией в Петербурге и Москве». Поэтому публицистика Замятина и проза Анненкова включает в себя творческие параллели: ключевую оппозицию Москва-Петербург, упоминание о «Театре улиц и площадей», историю Академии

Художеств, православные мотивы, трактовку «массового перехода художников от мольберта к книге» в начале XX века, интерпретацию «самой последней моды» на творчество В. Мейерхольда.

Две художественные детали — пустяк и мост — реализуют антиномическую целостность «петербургского текста». С одной стороны, пустота, пустяковость петербургского мира, а с другой — реалии города, продуцирующие творческое начало. Пустяк - конденсатор авторской идеи, художественная деталь, которая обнажает замысел писателя, смысловой фокус. И в его системе координат — «пустяк» и Петербург, как два конца одной линии жизни, своеобразные категории русской души. У Замятина и Анненкова мост — это проявление творческой воли автора, «как всякое другое произведение искусства». Для писателей было важно перекинуть этот «мост» из эмиграции в Россию, наладив культурное сообщение между разорванными берегами.

Словесный рисунок портретов Е. Замятина — это зеркальное отражение портрета у Ю. Анненкова. И писатель, и художник сошлись в сходном изображении современной им эпохи. В 1921 году Ю. Анненков написал посмертный портрет «Блок в гробу», в котором Е. Замятин увидел не просто «человека-Блока», убитого «пещерной нашей, спокойной жизнью», а смерть как отзвук уже свершившейся России катастрофы, тот «дым» после «огня», в котором не мог жить Блок.

Треугольник Замятин — Блок - Анненков является равнобедренным. В основании — Блок. Главное, что объединяет этих творцов — это стиль мышления: «общее раскрывается через частное, символика обнажает свое содержание при помощи конкретной, зримой, эмпирически достоверной детали».

Точкой отсчета творческого соприкосновения Е. Замятина, А. Блока и Ю. Анненкова можно считать блоковскую поэму «Двенадцать». Анненков был первым иллюстратором поэмы, а Замятин дал словесное описание главным иллюстрациям — портретам Катьки и Петрухи — в своей программной статье «О синтетизме». Детали, как куски, образуют целую картину, по Замятину, так называемое интегрирование кусков.

У Анненкова в романе «Повесть о пустяках» целая подглавка посвящена цветочкам на часах и обоях, символизирующие интимный мир, русский мещанский, провинциальный быт, которым наполнены произведения Замятина («Уездное», «На куличках», «Русь»). Именно через художественную деталь подчеркивается противопоставление московской Руси петербургской России в творчестве Анненкова и Замятина.

Так противопоставляется образ «москвички» Катьки всем персонажам «петербургской» поэмы. Уже один ее внешний вид на уровне художественного восприятия дистанцирует ее от петербургского колорита. Героиню «Повести о пустяках» Муху Бенгальцеву можно считать прототипом Катьки из поэмы Блока «Двенадцать». В сюжете вокруг Мухи образуется несколько любовных треугольников, как и в поэме «Двенадцать». Символично имя Мухи. У Анненкова муха как насекомое — любимый мотив в живописи, который реализуется и литературе. Возможно, это подчеркивает ее загадочность, потому что в «Автопортрете» наличие мухи подчеркивает неординарность художника.

Муха собиралась в своей итальянской квартире рядом с картинами Боттичелли, Врубеля повесить рисунок Коленьки Хохлова, изображающий ее в постели. Известен рисунок Анненкова 1917 года, изображающий лежащую на кровати жену художника, также на рисунке виден фрагмент висящей на стене кубистической работы самого Анненкова. Причем взаимодействие живописной плоскости картины с окружающим пространством подчеркнуто тем, что часть ее композиции выходит за пределы рамы.

Повесть о пустяках» оформлена собственными рисунками Анненкова. К пятой главе в качестве заставки выбран рисунок, на котором изображен завьюженный Петербург и на проспекте художник вырисовывает 12 блоковских апостолов. Блок в романе — знак, символ, элемент хронотопа, очень дорогое и важное для сердца и души. Также книга оформлена другими рисунками из «Двенадцати»: например, часы из рисунка «Катька», купол церкви из «Петрухи» и т. д. Здесь важно отметить, что Замятин в словесном портрете Петрухи тоже, вслед за Анненковым акцентирует соединение разбойничьего ножа и церковного купола.

Для Анненкова и Замятина параллели в творчестве находили прямое отражение в их сходном жизневосприятии и в жизнеощущении. Яркими примерами тому могут послужить очерк Е. Замятина «М. Горький», портрет М. Горького и первая глава «Максим Горький» из «Дневника моих встреч» Ю. Анненкова.

Для Ю. Анненкова важно подчеркнуть, что творческий человек — это, прежде всего, внутренне цельная натура: бытовое поведение человека в гармонии с сутью творческой личности. И одной из основ фундамента для такого гармоничного сосуществования служит нравственная широта позиции писателя. Е. Замятин, описывая портрет М. Горького в исполнении художника Ю. Анненкова, подчеркнул самое главное для него — «две души». Важно отметить, что и для Е. Замятина и для Ю. Анненкова «чисто русская раздвоенность, бинарность. натуры Горького» -являлась отправной точкой в воспоминаниях, в словесном портрете писателя.

В очерке «М. Горький» Е. Замятин реализует своеобразный синтез искусств. Еще в прелюдии очерка писатель помещает фигуру Горького как бы на сцену, описывая «жизненный роман» писателя и используя все атрибуты театрального действия с символичными декорациями. Учитывая то, что очерк был написан в 1936 году, когда Е. Замятин активно писал сценарии, можно признать определенное влияние одного вида искусств на другой — своеобразный синтез литературы, театра и кино.

Ю. Анненков также синтезирует на страницах своего очерка, но это уже синтез живописи и литературы. Его словесный портрет Горького с. мельчайшими прорисованными деталями, отражающими все оттенки внутреннего состояния человека, является примером «интеллектуального» или «психологического» портрета не только в литературе, но и в живописи. Только для художника по внутренней сути так важны эти детали внешнего портрета, которые характеризуют не только внутреннее состояние писателя, они создают атмосферу вокруг Горького.

Общим в изображении Горького Замятиным и Анненковым была «детскость» в личности писателя, которая важна для них в раскрытии человеческих качеств М. Горького, его индивидуальных особенностей. Это призма, через которую взаимоотражаются и писатель, и художник в восприятии творческой личности своего современника. Кукла Ростислав, бывшая в доме Замятиных и изображенная Анненковым на портрете писателя, стала символом «детскости» как необходимая черта каждого настоящего художника.

И Замятин и Анненков находили в портрете писателя и свойственные им самим ощущения или качества и тем самым как бы синтезировали свое мироощущение с мироощущением М. Горького в рамках не только искусства, но и в рамках самой жизни. Литературный портрет их совре- • менника позволил проявить им свою богатейшую личностную индивидуальность и в то же время отразить точки соприкосновения творческих манер.

В начале XX века кинематограф играет все более значимую роль в искусстве. Е. Замятин и Ю. Анненков активно проявляли себя в новом — синтетическом» - виде творчества. Замятин активно занимался написанием киносценариев. Одним из них оказалась пьеса М. Горького «На дне». Вероятно, и Горький, и Замятин, и Анненков, оценивая положительно и сценарий, и сам фильм, увидели крупицу русского духовного сознания, но очень хорошо завуалированного, можно сказать, адаптированного для французской публики. Фильм оказал большое влияние на дальнейшее развитие французского кино, в которое вошла тема «маленького человека».

До сих пор не оценен вклад Ю.П. Анненкова в кинематограф. В самой ранней стадии существования этого нового искусства (1917-1924) художник поучаствовал косвенно: ввел кинофрагменты в спектакль «Бунт машин» и получил приглашение делать костюмы для «Аэлиты» (приглашение осталось нереализованным из-за отъезда в эмиграцию). Насчитывается 55 фильмов, снятых с его участием, но возможно их было и больше. И до войны, и после - это фильмы, снятые самыми известными режиссерами и с участием самых ярких кинозвезд французского и итальянского кино. Кроме того, Ю. Анненков ввел во французском кино новую номенклатурную единицу - художник по костюмам.

Кинематограф в творчестве Е. Замятина и Ю. Анненкова - это еще одна точка сближения двух талантливых людей. Они не просто интересовались новым видом искусства, они взаимообогащались сами и обогащали ту сферу искусства, в которой творили. Е. Замятин писал сценарии в то время, когда только появился звук в кино, это требовало определенного новаторства. А литературу писатель обогатил кинематографическим приемом - быстрая смена кадров и зрительных образов. Е. Замятин синтезировал слово в кинематографе и слово в литературном произведении. Ю. Анненков заложил фундамент для целого направления в кинематографическом искусстве — это мастерство художника по костюмам. До сих пор не открыта вся масштабность деятельности Ю. Анненкова в кино, как и утрачены многие сценарии Е. Замятина. Неоцененная кинематографическая деятельность двух талантливых людей — это еще одна точка соприкосновения писателя и художника.

Уникальность творческого взаимодействия Е.И. Замятина и Ю.П. Анненкова заключается в том, что оба они как испытывали влияние друг друга, так и оказывали влияние друг на друга (Замятин как писатель - на художника и писателя Анненкова, Анненков как художник - на писателя Замятина). Причем происходило это как на внутривидовом (внутрилитературном) уровне, так и на межвидовом (живопись воздействовала на литературу, и наоборот). Поэтому можно говорить о взаимном влиянии, о взаимном синтезе художественных открытий в искусстве этих двух талантливых людей XX столетия.

Деятельность Анненкова-писателя оставила значительный след в литературно-художественном творчестве. В этом заключается феномен его художнической индивидуальности, катализатором развития которой послужило творчество Е.И. Замятина. Перспектива научных поисков заключается в рассмотрении творческого взаимодействия писателя и художника в рамках модернистских течений в искусстве: кубизм, футуризм, абстракционизм, экспрессионизм и т. д. Весьма важным для дальнейших исследований видится в раскрытии механизма создания портретов современников художником и писателем, сравнительный анализ их воспоминаний и писем.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Дзайкос, Элени Николаевна, 2009 год

1. Анненков Ю.П. Театр без прикладничества // Вестник театра. 1921. 15 авг. № 93-94. С. 3-6.

2. Анненков Ю.П. Портреты / текст Е. Замятина, М. Кузмина, М. Ба-бенчикова. Пб.: Петрополис, 1922. 167 с.

3. Анненков Ю.П. Естественное отправление // Арена: Театральный альманах / под ред. Е. Кузнецова. Петербург: Изд-во «Время», 1924. С. 103-114.

4. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч: Цикл трагедий: в 2 т. Т. 1 / портр. Ю. Анненкова; вступ. ст. П. Николаева. М.: Худож. лит., 1991.346 с.

5. Анненков Ю.П. (Б. Темирязев) Повесть о пустяках / коммент. A.A. Данилевского. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2001. 576 с.

6. Анненков Ю. Одевая кинозвезд / пер. с фр. И. Обуховой-Зелиньской и Д. Полякова. М.: МИК, 2004. 352 с.

7. Анненков Ю.П. Дневник моих встреч: Цикл трагедий / под общ. ред. проф. Р. Герра. М.: Вагриус, 2005. 732 с.

8. Замятин Е.И. Соч.: в 4 т. München: A. Neimanis Buchvertrieb und Verlag, 1972-1988.

9. Замятин Е.И. Мы: Романы, повести, рассказы, сказки / сост., авт. вступ. статьи И.О. Шайтанов. М.: Современник, 1989. 559 с.

10. Замятин Е.И. Техника художественной прозы: О языке; Инструментовка; О ритме в прозе; Расстановка слов; О стиле; Футуризм; Чехов; Пьесы / публ. А.Н. Стрижева // Лит. учеба. 1988. №6. С. 91-107.

11. Замятин Е.И. Автобиография; Современная русская литература; Психология творчества; О сюжете и фабуле / публ. А.Н. Стрижева // Лит. учеба. 1988. № 5. С. 118-143.

12. Замятин Е.И. Избранные произведения / сост., вступ. ст., ком-мент. Е.Б. Скороспеловой. М.: Сов. Россия, 1990. 539 с.

13. Замятин Е.И. Избранные произведения: в 2 т. / сост., вступ. ст., примеч. О. Михайлова. М.: Худож. лит., 1990.

14. Рукописное наследие Евгения Ивановича Замятина: в 2 ч. / пре-дисл. и коммент. М.Ю. Любимовой. Подгот. Текста Л.И. Бучиной и М.Ю. Любимовой. СПб.: Санкт-Петербург, гос. ун-т, 1997.

15. Замятин Е.И. Письма к М.А. Волошину // Подъем. 1998. № 5. С. 121-125.18. «Молчание — моя основная литературная профессия». Письма Е. Замятина к К. Федину (Публикация Н;К. Фединой и Л.Ю. Коноваловой) // Русская литература. 1998. № 1. С. 94-109.

16. Замятин Е.И. Я боюсь: Литературная критика. Публицистика. Воспоминания / сост. и коммент. А.Ю. Галушкина; подгот. текста А.Ю. Галушкина; М.Ю. Любимовой; вступ. ст. В.А. Келдыша. М.: Наследие, 1999. 359 с.

17. Замятин Е.И. Записные книжки. М.: Вагриус, 2001. 255 с.

18. Замятин Е.И. Собр. соч.: в 5 т. / сост., подгот. текста и коммент. Ст.С. Никоненко и А.Н. Тюрина. Вступ. ст. Ст.С. Никоненко. М.: Русская книга, 2003-2004.157 II.

19. Азизян И. А. Диалог искусств XX века: Очерки взаимодействия искусств в культуре. М.: Издательство ЛКИ, 2008. 592 с.

20. Акимов В.М. Возвращение к Евгению Замятину // Аврора. 1989. № Ю. С. 128-130.

21. Акимов В.М. Помощь из прошлого // Аврора. 1988. № 5. С. 77-89.

22. Анциферов Н.П. «Непостижимый город.» Душа Петербурга. Петербург Достоевского. Петербург Пушкина / сост. М.Б. Верблов-ская. СПб.: Лениздат, 1991. 335 с.

23. Афанасьев А.Н. Мифология Древней Руси. М.: Изд-во «Эксмо», 2006. 608 с.

24. Бабенчиков М. Художник и черт // Сельская молодежь. 1989. № 1. С. 34-37.

25. Басина М.Я. Сквозь сумрак белых ночей. Документ, повесть. Л.: Дет. лит., 1979. 231 с.

26. Баскаков В. Евгений Замятин и кинематограф // Экран 90. М.: Искусство, 1990. С. 287-290.

27. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. М.: Худ. лит., 1986. 541 с.

28. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979.318 с.

29. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Худож. лит., 1990. 541 с.

30. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 444 с.

31. Безруков А.Н. Модель диалога текстов в интертекстуальном пространстве // Литература в диалоге культур-5: мат-лы Междунар. науч. конф. Ростов н/Д: НМЦ «Логос», 2007. С. 21-22.

32. Белокурова СП. Словарь литературоведческих терминов. СПб.: Паритет, 2006. 320 с.

33. Белый А. Петербург. Роман. СПб.: Изд-во «Азбука», 2000. 448 с.

34. Берберова Н. Курсив мой // Вопросы литературы. 1988. № 11. С. 223-224.

35. Берман Б. Заметки о Ю. Анненкове // Искусство. 1985. № 2. С. 34-39.

36. БлокА. Двенадцать: поэма. Рис. Ю. Анненкова. М.: Книга, 1980. 88 с.

37. Блок A.A. Избранное. М.: Олимп; Изд-во «ACT», 1998. 528 с.

38. Блок A.A. Стихотворения. Поэмы. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1983. 176 с.

39. Блок A.A. Собр. соч.: в 6 т. / редкол.: М. Дудин и др.; оформ. ху-дож. Н. Нефедова. JL: Худож. лит., 1980-1983.

40. Божович В.И. Человек и судьба (О некоторых художественных мотивах во французском кино 1930-х годов) // Западное искусство. XX в. М.: Наука, 1991. С. 145-172.

41. Борее Ю.Б. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов. М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство ACT», 2003. 575 с.

42. Большая советская энциклопедия: в 30 т. / глав. ред. A.M. Прохоров. М.: Сов. энциклопедия, 1973.

43. Васильев И. Линии судьбы // Лит. обозрение. 1989. № 7. С. 78-81.

44. Возвращение Евгения Замятина: Круглый стол // Лит. газета. 1998. 31 мая. С. 5.

45. Воронский А.К. Евгений Замятин // Искусство видеть мир: Статьи, портреты. М.: Советский писатель, 1987. С. 104-122.

46. Воспоминания о серебряном веке / сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М.: Республика, 1993. 559 с.

47. Галушкин А. Вечный отрицатель и бунтарь // Лит. обозрение. 1988. №2. С. 98-100.

48. Генералова Н. С. Портреты Евгения Замятина работы Кустодиева и Анненкова. Портрет как один из способов знакомства с биографией и творчеством автора // Литература в школе. 2005. № 1. С. 24-26

49. ГерраР. Они унесли с собой Россию. Русские эмигранты писатели и художники во Франции (1920-1970). СПб.: Изд-во «Русско-Балтийский информационный центр «БЛИЦ», 2004. 416 с.

50. Гилднер А. Портрет в теоретико-критических и биографических эссе Е.И. Замятина // Русский литературный портрет и рецензия в XX веке / ред.-сост. В.В. Перхин. СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. гос. ун-та, 2002. С. 29-38.

51. Голенищев-Кутузов И.Н. Евгений Замятин: к творческой биографии писателя. Ст. 1932, 1937 гг. // Русская словесность. 1994. № 6. С. 15-26.

52. Грановская Л.М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв.: Очерки. М.: ООО «Издательство Элпис», 2005. 448 с.

53. Грегори РЖ Глаз и мозг. Психология зрительного восприятия / предисл. и общ. ред. А.Р. Лурия и В.П. Зинченко. М.: Изд-во «Прогресс», 1970. 263 с.

54. Давыдова Т.Т. Русский неореализм: идеология, поэтика, творческая Эволюция (Е. Замятин, И. Шмелев, М. Пришвин, А. Платонов, М. Булгаков и др.). М.: Флинта: Наука, 2006. 336 с.

55. Давыдова Т.Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы первой трети XX века. М.: Изд-во МГУП, 2000. 364 с.

56. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Рус. яз.- Медиа, 2003.

57. Данилевский А. Поэтика «Повести о пустяках» Б. Темирязева (Юрия Анненкова): дис. . д-ра филос. по русской лит-ре. Тарту, 2000. 300 с.

58. XX век. Проза. Поэзия. Критика. А. Белый, И. Бунин, Е. Замятин, Г. Газданов, Ф. Сологуб и Б. Гребенщиков. Вып. II / под ред. Е.Б. Скороспеловой, Т.Е. Логачевой, Н.З. Кольцовой. М.: Диалог — МГУ, 1998. 88 с.

59. Две столицы: Произведения русских писателей второй половины XIX века о жизни Петербурга и Москвы / сост., вступ. статья, справки об авторах Г.М. и Л.Г. Мироновых. М.: Современник, 1990. 526 с.

60. Демшина А.Ю. Проблема взаимодействия искусств в эпоху постмодернизма: российская художественная практика: дис. . канд. культурологии. СПб., 2003. 165 с.

61. Диккенс Ч. Собр. соч.: в 30 т. / под общ. ред. А.А. Аникста. М.: Гослитиздат, 1957-1963.

62. Долгополое Л.К. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX начала XX века. Л.: Сов. писатель, 1985. 349 с.

63. Долгополое Л.К. Поэма Александра Блока «Двенадцать» / оформ. худож. Н. Нефедова. Л.: Худож. лит., 1979. 104 с.

64. Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина: Работа о Набокове. СПб.: Академический проект, 2004. 400 с.

65. Евгений Замятин и культура XX века / сост. М.Ю. Любимова. СПб.: Изд-во Росс. нац. Библиотеки, 2002. 476 с.

66. Желтова Н.Ю. Проза первой половины XX века: поэтика русского национального характера: моногр. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2004. 307 с.

67. Желтова Н.Ю. Портрето-образы в критике Е.И.Замятина // Русский литературный портрет и рецензия в XX веке / ред.-сост. В .В. Перхин. СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 2002. С. 23-29.

68. Желтова Н.Ю. Проза Е.И. Замятина: поэтика русского национального характера: монография. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2003. 184 с.

69. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. JL: Наука, 1977. 405 с.

70. Журавлев А.П. Фонетическое значение. JL: Изд-во Ленингр. ун-та, 1973. 160 с.

71. Иванов А.И. Первая мировая война в русской литературе 19141918 гг.: монография. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2005. 484 с.

72. Иванов Вяч.Вс. Жанры исторического повествования и место романа с ключом в русской советской прозе 20-х 30-х годов // Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. 2. Статьи о русской литературе. М.: Языки русской культуры, 2000. С. 596-613.

73. Иванов Г. Мемуары и рассказы / сост. В. Крейд. М.: Прогресс -Литера, 1992. 352 с.

74. Как мы пишем / Андрей Белый, М. Горький, Евг. Замятин и др. М.: Книга, 1989. 208 с.

75. Книга Иова // Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового Завета / в русском переводе с параллельными местами и приложениями. М.: Российское Библейское общество, 2008. С. 512-535.

76. Ковчег: Поэзия первой эмиграции / сост., авт. предисл. и коммент. В. Крейд. М.: Политиздат, 1991. 511 с.

77. Кольцова Н.З. Роман Е. Замятина и «петербургский текст» // Вопросы литературы. 1999. № 7-8. С. 65-76.

78. Конюшенко Е.И. Литературные связи И.А. Бунина (проблемы творческого самоопределения): дис. . канд. филол. наук. Томск, 1994. 160 с.

79. Копелъник В.И. Английские реалии в творчестве Е.И. Замятина: дис. . канд. филол. наук. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2000. 159 с.

80. Лахузен Т., Максимова Е., Эндрюс Э. О синтетизме, математике и прочем. СПб.: Астра-ЛЮКС; Изд-во «Сударыня», 1994. 120 с.

81. Леонидов В. Неизвестный Анненков // Культура. 2005. № 16. С. 5.

82. Литературный энциклопедический словарь / под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Сов. энциклопедия, 1987. 752 с.

83. Литературная энциклопедия русского зарубежья (1918-1940). М.:^ «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1997-2002.

84. ЛихачевД.С. Избр. работы: в 3 т. Л.: Худож. лит., 1987.

85. Лотман Ю.М. Избр. статьи: в 3 т. Таллинн: Александра, 1992.

86. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Отзвуки концепции «Москва — третий Рим» в идеологии Петра Первого // Художественный язык Средневековья. М.: Наука, 1982. С. 236-249.

87. Лядова Е.А. Историософская и структурно-поэтическая парадигма трагедии Е.И. Замятина «Атилла»: автореф. дис. . канд. филол. наук. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2000. 18 с.

88. Лядова Е.А. Трагедия «Атилла» в творческой эволюции Е.И. Замятина: монография. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2004. 153 с.

89. Майорова Т.А. К вопросу о концепции человека в творчестве Е. Замятина//Кредо. 1995. № 2. С. 2-10.

90. Малахов Н.Я. Модернизм. Критический очерк / под ред. В.В. Ван-слова. М.: Изобразит, искусство, 1986. 148 с.

91. Матвеева Н.Н. JI. Толстой и А. Фет: проблемы творческого взаимодействия: дис. . канд. филол. наук. Псков, 2002. 226 с.

92. Медные НЕ. Венеция в русской литературе: автореф. . дис. д-ра филол. наук. Томск, 2000. 39 с.

93. Михеев Ю.Э. Художественное время в рассказе Е.И. Замятина «пещера» // Культура русской провинции: Проблемы изучения литературного наследия Тамбовского края. Вып. 2 / под общ. ред. и с предисл. проф. JI.B. Поляковой. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1993. С. 119126.

94. Мыхелъсон М.И. Русская мысль и речь: свое и чужое: Опыт русской фразеологии: сб. образных слов и иносказаний: в 2 т. М.: ТЕР-РА, 1994.

95. Москва-Петербург: pro et contra / сост., вступ. ст., коммент, библи-огр. К.Г. Исупова. СПб.: РХГИ, 2000. 712 с.

96. Никулин JI.B. Годы нашей жизни. М.: Московский рабочий, 1966. 512 с.

97. Никулин Л.В. Судьба художника // Огонек. 1961. № 21. С. 22-23.

98. Новое о Замятине. Сборник материалов. М.: МИК, 1997. 328 с.

99. Носик Б. Без плаща и маски // Культура 1993. 18 сент. С. 5.

100. Одоевцева И. Избранное: Стихотворения. На берегах Невы. На берегах Сены / составл., подгот. текста, вступ. ст. Е.В. Витковского. Послесл. А.П. Колоницкой. М.: Согласие, 1998. 960 с.

101. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. М.: Азбуковник, 1999. 944 с.

102. Панкова И.А. Блез Сандрар и русская литература: пути становления творческой индивидуальности писателя: автореф. . канд. фи-лол. наук. Тамбов, 2004. 24 с.

103. Петербург в русской поэзии (XVIII — начало XX века): Поэтическая антология / сост., авт. вступ. ст. и коммент. М.В. Отрадин. JI.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1988. 384 с.

104. Петербургская ворожея: Исторические повести и рассказы начала XX века / сост., авт. предисл. и примеч. В.Б. Муравьев; худож. В.А. Иванов. М.: Современник, 1991. 672 с.

105. Под созвездием топора: Петроград 1917 года знакомый и незнакомый / сост., вступ. ст. и лит.-ист. коммент. В.А. Чалмаева. М.: Сов. Россия, 1991. 526 с.

106. Полякова JI.B. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи: курс лекций. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2000. 283 с,

107. ИЗ. Попова И.М. «Чужое слово» в творчестве Евгения Замятина (Н.В. Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин, Ф.М. Достоевский). Тамбов: Тамб. гос. техн. ун-т, 1997. 152 с.

108. Потанина Н.Л. Антиутопия как сфера игры (от Платона — к Замятину) // Вестн. Тамб. ун-та. Сер.: Гуманитарные науки. Тамбов, 1997. Вып. 2. С. 38-44.

109. Петербург в поэзии русской эмиграции (первая и вторая волна) / вступ. ст., составление, подг. текста и примеч. Р Тименчика и В. Хазана. СПб.: Академический проект; Изд-во «ДНК», 2006. 848 с.

110. Разумовская Т.Ф. К проблеме творческой взаимосвязи JI.H. Толстого и Д. Голсуорси. (Структура характеров в романах «Анна Каренина» и «Собственник») // Учен. зап. Горьк. гос. ун-та им. Н. И. Лобачевского. 1970. Вып. 120. С. 80-90.

111. Реализм и художественные искания XX века / отв. ред. A.A. Каря-гин. М.: Изд-во «Наука», 1969. 308 с.

112. Санкт-Петербург в русской поэзии (XVIII начало XX века): Поэтический сборник / сост. Т.А. Попова. СПб.: АНИМА, 2001. 320 с.

113. Саруханян Е.П. Достоевский в Петербурге. Л.: Лениздат, 1970. 270 с.

114. Семенова A.JI. Роман Е. Замятина «Мы» и «Государство» Платона // Рус. лит. 1999. № 3. С. 177-189.

115. Скобелев Д.А. Эстетическая рефлексия Ю.П. Анненкова (на материале художественных и публицистических произведений): авто-реф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 2009. 18 с.

116. Скобелев Д.А. Об Эстетической рефлексии Ю.П. Анненкова в книге «Дневник моих встреч: цикл трагедий» // Вестн. ВГУ. Сер.: Филология. Журналистика. 2008. № 2. С. 111-114.

117. Солженицын А. Из Евгения Замятина. «Литературная коллекция» // Новый мир. 1997. № 10. С. 186-201.

118. Соловьев Б.И. Поэт и его подвиг. М.: Советский писатель, 1968. 772 с.

119. Стрижев А.Н. Замятин на фоне эпохи. Дневники. Письма. Воспоминания // Лит. учеба. 1994. № 3. С. 101-121.

120. Струве Г.П. Русская литература в изгнании. Краткий биографический словарь русского Зарубежья / Р.И. Вильданова, В.Б. Кудрявцев, К.Ю. Лаппо-Данилевский. Вступ. ст. К.Ю. Лаппо-Данилевского. Париж: YMCA-Press; М.: Русский путь, 1996. 448 с.

121. Струтинская Е. «Дыхание века моего» // Театр. 1990. № 8.1. С. 127-135.

122. Творческое наследие Евгений Замятина: взгляд из сегодня. Научные доклады, статьи, очерки, заметки, тезисы: в XIV кн. / под ред. проф. Л.В. Поляковой. Тамбов, 1997-2007.

123. Тимощенко М.И. А. Блок и Вяч. Иванов (к проблеме творческих взаимосвязей): дис. . канд. филол. наук. Минск, 1988. 160 с.

124. Ткачева Н.В. Русский Диккенс. 1990-2002: библиограф, эссе // Ткачева Н.В., Потанина Н.Л. Русский Диккенс. 1990-2002. Тамбов: Изд-во Першина Р.В., 2006. С. 17-94.

125. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. М.: Изд-во «Просвещение», 1966. 479 с.

126. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: Издательская группа «Прогресс» — «Культура», 1995. 624 с.

127. Ту фанов A.B. Silentium. Обзор художественной жизни // Modern russian literature and culture: Studies and texts. 1991. Vol. 27.

128. Фролова H.A. Взаимодействие этического и эстетического в русской философской мысли второй половины XIX — начала XX вв.: культурологический анализ: дис. . канд. филос. наук. Липецк, 2008. 180 с.

129. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999. 398 с.

130. Ходасевич В. Колеблемый треножник: Избранное. М.: Советский писатель, 1991. 668 с.

131. Художественные модели мироздания. Кн. 1. Взаимодействие искусств в истории мировой культуры. М.: Российская Академия художеств, 1997. 399 с.

132. Чегодаева М. «Красный» эмигрант // Советская культура. 1990. 1 дек. С. 15.

133. Честертон Г.К. Чарльз Диккенс: пер. с англ. / предисл. и ком-мент. К.Н. Атаровой. М.: Радуга, 2002. 205 с.

134. Чернышова O.E. Жанр сказки Е.И. Замятина: историко-литературный контекст и структурно-поэтическая специфика: мо-ногр. Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2003. 151 с.

135. Чуковский К.И. Дневник (1901-1929). М.: Советский писатель, 1991. 544 с.

136. Чуковский Н.К. Литературные воспоминания. М.: Советский писатель, 1989. 336 с.

137. Чукоккала. Рукописный альманах Корнея Чуковского / предисл. И. Андроникова. М.: Изд-во «Искусство», 1979. 448 с.

138. Шайтанов И.О. Мастер //Вопр. лит. 1988. № 12. С. 33-65.

139. Шаховская З.А. В поисках Набокова. Отражения. М.: Книга, 1991.316 с.

140. Шкловский В.Б. Гамбургский счет: Статьи воспоминания - эссе (1914-1933). М.: Советский писатель, 1990. 544 с.

141. Шкловский В.Б. Повесть о художнике Федотове. М.: Молодая гвардия, 1965. 208 с.

142. Шмид В. Орнаментальный текст и мифическое мышление в рассказе Замятина «Наводнение» // Русская литература. 1992. № 2. С. 56-68.

143. Юткевич С. Собр. соч.: в 3 т. / предисл. Р. Юренева. М.: Искусство, 1990.

144. Энциклопедия живописи / ред. H.A. Борисовская и др. М.: Изд-во «ACT», 1997. 799 с.