"Борис Годунов" и творчество Пушкина 1830-х годов: Эволюция мотивов и образов тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Чун Чжи Юн

• Чун Чжи Юн
• кандидат филологических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Чун Чжи Юн

Введение.

Глава 1. Эволюция образа летописца в творчестве Пушкина.

1. Образ Пимена.

2. Образ Белкина.

2. 1. «Повести Белкина».

2. 2. «История села Горюхина».

3. Образ Гринева.

4. Пимен, Белкин и Гринев.

Глава 2. Легенда о «возвращающемся царе-избавителе» и история самозванства.

1. Легенда о «возвращающемся царе-избавителе»:

Борис Годунов» и «Анджело».

2. История самозванства: «Борис Годунов» и «Капитанская дочка».

2. 1. Сходная художественная установка и сходные приемы.

2. 2. Изменение исторических воззрений Пушкина.

2. 2. 1. Сюжетное построение.

2. 2. 2. Два самозванца: Григорий и Пугачев.

2. 2. 3. От образа Бориса Годунова к образу Екатерины II.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «"Борис Годунов" и творчество Пушкина 1830-х годов: Эволюция мотивов и образов»

Борис Годунов» явился для своего времени новаторским произведением, ломающим многие существующие литературные нормы и каноны. Когда Пушкин написал свою трагедию, он опасался того, что «робкий вкус» современников «не стерпит истинного романтизма» (X, 192)'. Как он и предвидел, его трагедия была встречена литературным кругом с большим шумом. И.З. Серман пишет о сенсации, какую она вызвала: «Художественное впечатление от "Бориса Годунова" было столь велико и в критике и в литературе, что ни один русский драматург первой половины 1830-х годов не мог в разработке исторической темы так или иначе не выразить своего отношения к пушкинской драме»2.

С момента самого появления в свет до сегодняшнего дня трагедия Пушкина непрерывно привлекает внимание к себе и вызывает большое количество критической литературы. A.A. Карпов отмечает, что «ни одно другое из пушкинских произведений не сопровождалось таким множеством авторских комментариев, оценок, общетеоретических и конкретных историко-литературных суждений, как "Борис Годунов"»3.

Несмотря на некоторые доброжелательные оценки, современная Пушкину критика на его трагедию в основном отличается своими осудительными отзывами. Когда она вышла в свет, то особенно поразила современников поэта ее оригинальная композиционная форма, совершенно лишенная классицистической целостности. Критики назвали «Бориса Годунова» «отдельными сценами» или «отрывками» из X и XI томов

1 Здесь и далее цитаты из пушкинских текстов приводятся в скобках но изданию: Пушкин A.C. Поли. собр. соч.: В 10 тт. М.: Наука, 1962-1966; римская цифра указывает том, арабская — страниц)'.

2 Серман И.З. Пушкин и русская историческая драма 1830-х годов // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. JI.: Паука, 1969. С. 118. Об обстановке в критике и в литерату ре 1830-х годов см.: Вацуро В.Э. Историческая трагедия 1830-годов и романтическая драма 1830-х годов // История русской драмату ргии: XVII — первая половина XIX века. JI.: Наука, 1982. С. 327-367.

1 Карпов Л.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пу шкина // Анализ драматического произведения. JI.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. С. 91.

Истории Государства Российского», «рядом исторических сцен» и даже утверждали, что это «не драма отнюдь, а кусок истории, разбитый на мелкие куски, в разговорах»4.

Современников поэта возмутили не только сцены, кажущиеся им бессвязными, фрагментарными, но и изображение народа в трагедии. Цензор III отделения (а им был, как известно, Ф.В. Булгарин), читавший сцену «Девичье поле. Новодевичий монастырь», заметил: «Здесь представлено, что народ с воплем и слезами просит Бориса принять царский венец (как сказано у Карамзина), а между тем изображено: что люди плачут сами не знают о чем, а другие вовсе не могут проливать слез и хотят луком натирать глаза! <. . .> Затрудняюсь в изложении моего мнения насчет этой сцены. Прилично ли так толковать народные чувства?»5. И когда пьеса вышла в свет в конце 1830 года эта сцена была исключена.

По словам Ирены Ронен, критики-разночинцы 30-40 годов считали народные сцены убедительными и удавшимися Пушкину. Далее, в 60-ые годы, напротив, его обвиняли в ложном изображении народа6. Подобные точки зрения привели к пересмотру концовки трагедии, «прежний смысл концовки в "безмолвии" и придававшееся ей значение исчезали почти вовсе и усиливалось мнение в пользу того окончания пьесы, какое находится в ее рукописях (возглас в честь Самозванца)»7.

В советские времена сложилась общая позиция по отношению к «Борису Годунову» как к трагедии о судьбе народа, эпохи, государства, а не трагедии о судьбе личности. Народ выступает как определяющая

4 OG отзывах современной поэту критики см.: Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин A.C. Поли. собр. соч. Т. VII. M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1935. С. 436-459; Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 240-261; Аникст A.A. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. М.: Наука, 1972. С. 59-98; Ронеи Ирена. Смысловой строй трагедии Пушкина «Борис Годунов». М.: ИЦ-Гарант, 1997. С.10-14.

5 Булгарин Ф.В. Замечания на Комедию о царе Борисе и Гришке Отрепьеве // Пушкин A.C. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 488.

6 Ронен Ирена. Смысловой строй трагедии Пушкина «Борис Годунов». С. 14.

7 См.: Алексеев М.П. Ремарка Пушкина «Народ безмолвствует» // Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. JI.: Наука, 1984. С. 221-252. движущая сила истории, ее творец и потенциальный революционер8. Подобные взгляды разделяют Д.Д. Благой, С.М. Бондн, Б.П. Городецкий, Л.Л. Карпов, Н.Г. Литвиненко, АЛ. Слонимский и многие другие. Чтобы подтвердить это мнение, критики часто ссылались на композиционную форму трагедии9.

Однако, этот сложившийся стереотип советской академической науки решительно отвергает И.З. Серман. Он возражает против мнения советских исследователей, которые признают центральным героем трагедии народ, а ее основным конфликтом — разлад между народом и властью. По утверждению ученого, конфликт между самодержавием и народом — позднее явление, появившееся в начале XX века. До начала XX века все русские социальные движения требовали не другой формы правления, а другого царя. Трагедия Пушкина, с точки зрения ученого, показывает, что ожидание чудес является общей чертой русского народного сознания и что оно проявляет косность, инерцию и неспособность к изменению. Самозванец у Пушкина активно использует веру народа в чудесное, а народ находится в пассивном ожидании своего избавителя10. Автор статьи, акцентируя поэтичность натуры самозванца, выдвигает его как главного героя, хотя прямо его так не называет11.

Независимо от того, кто ведущий герой истории, само выдвижение

8 Однако в последнее время некоторые исследователи рассматривают характер народа с нравственной точки зрения. См.: Фомнчев С.А. «Борис Годунов» как театральный спектакль // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XV. СПб.: Наука, 1995. С. 106; Фомичев С.Л. Предисловие // Пушкин Л.С. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 19-20; Хализев В.Е. Власть и народ в трагедии Л.С. Пушкина «Борис Годунов» // Пушкин. Сборник статей. М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 3-18.

9 Об этом см., напр.: Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т. II. М.: Худож. лит-ра, 1973. С. 104-124; Бонди С.М. Драмату ргия Пушкина // Бонди С.М. О Пушкине. М.: Худож. лит-ра, 1978. С. 193, 197; Карпов А.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Анализ драматического произведения. С. 93-100.

10 Scrnian I.Z. Paradox of popular mind in Pushkin's Boris Godunov // Slavonic and East European Review/. Vol. 64. № 1. January. 1986. P. 25-39.

11 Некоторые исследователи считают Самозванца центральным героем трагедии. Например, английский ученый Янко Лаврин утверждает, что несмотря на заглавие, не Годунов, а Лжедимитрий доминирует в произведении и создаст фокус, объединяющий пьесу (Lavrin Janko. Pushkin and Russian literature. London: Hodder & Stougliton limited for the English Universities Press, 1947. P. 152). народа на историческое поприще, пересмотр его характера — новое явление в русской литературе. Можно сказать, что это результат глубокого исторического размышления и объективного отношения Пушкина к истории.

Что касается композиционной стороны трагедии, с советского времени продолжается стремление найти в ней своеобразное единство и целостность. В этой связи плодотворного результата достиг Д.Д. Благой, который обнаружил в сюжетном построении «Бориса Годунова»

12 симметрическую кольцевую структуру . По его наблюдению, Пушкин строил трагедию «как строго продуманное и необычайно стройно организованное художественное целое, в котором все симметрично уравновешено, все части гармонически прилажены и собраны воедино»13.

Впоследствии этот симметрический композиционный строй более глубоко исследует Ирена Ронен в своей монографии «Смысловой строй трагедии Пушкина "Борис Годунов"» 14 . По ее словам, «принцип симметрического членения, лежащий в основе трагедии "Борис Годунов", полисемантичен и зиждется на возвратности инвариантных тем, проводимых в неожиданных параллелизмах и контрастных вариациях. <. . .> Симметрия пушкинской трагедии как тайная гармония. . . представляет собой основную эстетическую черту поэтики не только этого произведения, но и пушкинской большой формы, вообще»15.

Внутренние логические связи в трагедии обнаружил и ЮЛ. Фрейдин при анализе «лексического монтажа ее сцен»16. С его точки зрения, пьеса «составлена из фрагментов», однако от «лексических взаимодействий обретает единство — несмотря на нарушение всех классических канонов,

12 Платой Д.Д. Ог Кантемира до наших дней. Т. II. С. 101-124.

13 Там же. С. 121.

14 Ронен Ирена. Смысловой строй трагедии Пушкина «Борис Годунов». С. 121-. 147.

15 Там же. С. 147.

16 Фрейдин ЮЛ. О некоторых особенностях композиции трагедии Пушкина «Борис Годунов» И Russiati Literaturc. VII. Amsterdam: Nortli-Holland Publishing Company, 1979. C. 27-44. несмотря на обилие и пестроту действий и действующих лиц»17.

Английский критик А. Бриггс, с одной стороны, признает «очевидный дефицит» — отсутствие общего единства в трагедии, а с другой стороны, усматривает присутствие системы, связывающей все сцены: сходство по композиции с пятиактной трагедией; упоминания в разных сценах об одном событии, происходящем вне пределов пьесы; предсказания о будущих событиях внутри и вне действия пьесы; намеки и на прошлые и

1 о на будущие события в пределах пьесы . Исследователь приходит к выводу, что трагедия Пушкина представляет собой особую форму единого произведения, составленную из разрозненных сцен, но эта форма не так очевидна, как в других пьесах. Пушкин придумал ее для своей большой темы, но эта форма выглядит еще не до конца завершенной19.

Однако исследователи согласны с тем, что оригинальный композиционный строй трагедии обусловлен стремлением поэта «показать русскую жизнь того времени с самых разных сторон, в самых

20 многообразных ее проявлениях» , что «Пушкину нужно было именно это непринужденное чередование отдельных сцен, в своей совокупности

9 I незаметно создающих грандиозную картину исторического события» .

Кстати, с этим связано наблюдение некоторых критиков, которые говорят об эпическом характере построения трагедии. Так, Б.М. Эйхенбаум отметил, что «трагедия по своей структуре и "образу мыслей" оказалась ближе к эпосу, чем к драме»22. А. Штейн, уделяя внимание отдельным эпизодам, отдельным внутренне законченным коллизиям, также отмечает, что из их совокупности складывается широкая эпическая картина жизни старой Руси, и объясняет, почему В.Г. Белинский назвал пьесу Пушкина

17 Там же. С. 36.

18 Briggs Anthony. The hidden forces of unification in Boris Godunov // The New Zealand Slavonic Journal. № 1. Wellington: Victoria University of Wellington, 1974. C. 43-49.

19 Там же. С. 53.

20 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950, С. 421.

21 Бонди С.М. Драматургия Пушкина// Бонди С.М. О Пушкине. С. 193.

22 Эйхенбаум Б.М. Черты летописного стиля в литерату ре XIX века // Эйхенбаум Б.М. О прозе. JI.: Худож. лит-ра, 1969. С. 374. эпической поэмой» в драматической форме . Эту же мысль повторяет и Л.Л. Карпов24.

Основываясь на особом характере трагедии, «где нет центрального героя, а есть развитие определенной исторической ситуации, около которой

У с группируются все действующие лица» , Д.Д. Благой утверждал, что «историческая эпоха — Русь конца XVI - начала XVII века — и является главным действующим лицом, своего рода коллективным героем трагедии

Л/

Пушкина» . Более того, появилась мысль, что «сквозное действие "Бориса Годунова" составляет не судьба одного или нескольких персонажей, а самый ход истории, развитие исторических событий» .

В результате того, что, на взгляд Ю.Н. Тынянова, в трагедии «личная фабула была оттеснена на задний план широкой фактически-документальной исторической фабулой», возникла масса действующих лиц и «трагедия была дана монтажом характерных сцен» . И не случайно, что некоторые исследователи называют Пушкина первым человеком, применившим к драматургии принципы кинематографического монтажа. «По законам монтажа, — пишет М.Я. Поляков, — драма Пушкина распадается на цепь микродрам, фрагментов исторической действительности. <. . .> Эйзенштейн был прав, когда говорил о

29 киномышлении у Пушкина» .

Характерные композиционные черты трагедии Пушкина неотъемлемо связаны и с проблемой ее театральности и сценичности. Театральная практика показывает, что у трагедии неудачная сценическая судьба, тем не менее исследователи пытались настаивать на ее театральных

23 Штейн Л. Пушкин и Шекспир// Шексиировские чтения. 1976. М.: Наука, 1977. С. 161-162.

24 Карпов Л.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Анализ драматического произведения. С. 98.

25 Бонди С.М. Драмату ргия Пушкина // Бонди С.М. О Пушкине. С. 193.

26 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 423.

27 Карпов Л.Л. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Лнализ драматического произведения. С. 94.

28 Тынянов Ю.Н. Пушкин // Тынянов Ю.Н. Лрхаисты и новаторы. Прибой: Ardis Publishers, 1929. С. 265.

Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М.: Сов. Писатель, 1978. С. 109. достоинствах30. Но театральная природа пушкинской пьесы подвергается сомнению Ю.Д. Левиным. Сравнивая драматургические системы Шекспира и Пушкина, Левин заключает: «русский поэт уступает своему английскому предшественнику с точки зрения пригодности его трагедии для театрального исполнения. <. . .> Пушкин, ориентируясь на Шекспира, создавал собственную систему. Но эта система, при всех прочих достоинствах, была лишена достоинства сценичности, и сопоставление с Шекспиром позволяет это выявить»31. Но несмотря на большое количество исследований, вопрос о сценичности трагедии так и остается нерешенным. Пока «пушкинская народная драма "Борис Годунов" ждет достойного

32 сценического воплощения» .

Как известно, при создании характеров трагедии поэт следовал примеру Шекспира: «Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении планов» (VII, 164)33. Под влиянием шекспировского изображения характеров их развитие в трагедии опять-таки находится в тесной связи с ее сюжетным строением. То есть, чередование самостоятельно развертывающихся сцен обусловливает многоликость персонажей, резкое развитие характеров и наоборот. О взаимосвязи характеров и композиционной стороны пишет Ю.Н. Тынянов: «Важность для Пушкина изображения характеров, при массе действующих лиц, обострила выбор положений и точку зрения

0 ЭгоП проблеме посвящены работы С.М. Бонди (Драматургия Пушкина /У С.М. Бонди. О Пушкине. М.: Худож. лит-ра, 1978), Л.Л. Гозенпуда (О сценичности и театральной судьбе «Бориса Годунова» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. V. Пушкин и русская культура. JI.: Наука, 1967. С. 339-356), С.Н. Дурылина (Пушкин на сцене. М.: Изд-во ЛИ СССР, 1951), М.Б. Загорского (Пушкин и театр. N1.: Искусство, 1940), Г.Л. .Панкиной (На афише — Пушкин. M.-JI.: Искусство, 1965), О.М. Фельдмана (Судьба драматургии Пушкина. N1.: Искусство, 1975) и С.Л. Фомичева («Борис Годунов» как театральный спектакль // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XV. СПб.: Наука, 1995. С. 97-108; Предисловие // Пушкин Л.С. Борис Годунов. Трагедия.

Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 5-22).

Левин Ю.Д. Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VII. Пушкин и мировая литерату ра. Л.: Наука, 1974. С. 70.

2 Фомичев С.А. Предисловие // Пушкин Л.С. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. С. 22.

31 Об отношении поэта к драмату ргии Шекспира см.: Алексеев М.П. Пушкин и Шекспир // Алексеев M.ÍI. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 253-292. автора в каждой сцене. При этом обнаружилась самостоятельная роль каждой сцены»34.

Во взаимосвязи между характерами и непоследовательностью сцен Кэрил Эмерсон уловила очень интересный момент. «Столь радикальный подход к причинно-следственным связям, — отмечает исследователь, — предполагает кризис внутреннего единства персонажа пьесы. Примечательно, что в окончательном варианте "Бориса Годунова" Пушкин решил не помещать списка действующих лиц, автор пьесы будто бы сам отказывался делать предположения, кто, когда и в какой роли должен появиться на сцене. <.>. можно сказать, что действующие лица и события в пьесе слишком тесно увязаны с конкретными сценами, и чересчур зависят от особенностей каждого отдельно взятого момента, от каждого последующего самоутверждения в "истории", чтобы образовать единое целое. Поэтому оказывается невозможным и последовательное развитие сюжета»35. По мнению К. Эмерсон, эта неопределенность характеров особенно отчетливо выражается во всеобщей неспособности героев дать клятву или поверить ей. «Именно князь Василий Шуйский открывает целую череду фальшивых клятв и подает пример остальным героям»36.

Одна из важнейших проблем, которая привлекает внимание исследователей — историзм Пушкина. Б.В. Томашевский, сделавший большой шаг в изучении этой проблемы, писал в своей статье «Историзм Пушкина»: «Одной из основных черт пушкинского реализма является историзм его творческого мышления». 37 Определяя историзм как «понимание исторической изменяемости действительности, поступательного хода развития общественного уклада, причинной

34 Тынянов Ю.Н. Пушкин//Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. С. 265.

35 Эмерсон Кэрил. «Борис Годунов» A.C. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. СПб.: Академический проект, 1999. С. 122-123.

36 Там же. С. 122-123.

37 Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. М.: Книга, 1990. С. 130. обусловленности в смене общественных форм»38, Б.В. Томашевский начало пушкинского историзма относит к трагедии «Борис Годунов». Однако, по мнению исследователя, пушкинское понимание исторического процесса в

39 трагедии «не лишено еще черт исторического романтизма» .

Кстати, опираясь на изучение Б.В. Томашевского, Г.П. Макогоненко прослеживает своеобразные черты реализма Пушкина 1830-х годов. Как считает Г.П. Макогоненко, от решения вопроса о том, представляет ли творчество поэта в этот период новое качество для литературы того времени зависит и «понимание творчества Пушкина в рассматриваемый период и понимание того качественно нового этапа русского реализма, который был сформирован Пушкиным и передан в наследие русской литературе»40.

Г.П. Макогоненко утверждает, что величайшим художественным достижением Пушкина конца 1825 года (в результате его работы над трагедией «Борис Годунов») и было это новое, глубоко философское, пропущенное через призму народности, восприятие жизни. Исследователь называет народность важнейшим качеством пушкинского реализма41.

Кроме того, в литературоведении известны многочисленные попытки интерпретации трагедии через ее связь с «Историей Государства Российского». Обсуждение этого вопроса породило разнообразные исследовательские труды42. Была и попытка выяснить наследственную

18 Там же. С. 131.

39 Там же. С. 154.

40 Макогоненко Г.П. Творчество Л.С. Пушкина в 1830-е голы (1830-1833). JI.: Худож. лит-ра, 1974. С. 241.

41 Там же. С. 247.

42 См.: Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин Л.С. Поли. собр. соч. Т. VII. С. 468-476; Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. С. 138-179; Лузянина J1.H. «История Государства Российского» Н.М. Карамзина и трагедия Пушкина «Борис Годунов» (к проблеме характера летописца) // Русская лигерагура. jVí I. JI.: Наука, 1979; Макогоненко Г.П. Литерату рная позиция Карамзина в XIX веке // Русская литерату ра. № I. Л.: Изд-во АН СССР, 1962; Тойбин И.М. «История Государства Российскою» Н.М. Карамзина в творческой жизни Пушкина // Русская литература. № 4. Л.: Наука, 1966; Вацуро В.Э. «Подвиг честного человека» // Прометей. № 5. М.: Молодая Гвардия, 1968. О личных, обшественно-полшических, литературных отношениях Н.М. Карамзина и Пушкина см.: Эйдельман Н.Я. Карамзин и Пу шкин. Из истории взаимоотношений // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XII. Л.: Наука, связь трагедии Пушкина с русской литературной традицией.43

И нужно отметить, что редко бывает, когда литературное произведение имеет столько комментариев, сколько имеет их «Борис Годунов». Среди них выделяются комментарии Г.О. Винокура (в седьмом томе неосуществленного полного собрания сочинений Пушкина. M.-JI.: Изд-во АН СССР, 1935), Б.П. Городецкого (в кн.: Трагедия Л.С. Пушкина "Борис Годунов". Комментарий. М.: Просвещение, 1969) и J1.M. Лотман (в кн.: «Борис Годунов». Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996). До сих пор обсуждаются в современной науке фундаментальные и самые богатейшие комментарии Винокура, а также комментарии JI.M. Лотман, предлагающие некоторые новые аспекты смысла.

Таким образом, «Борис Годунов» изучается в разных аспектах и до сих пор вызывает разнообразные споры. И тут возникают закономерные вопросы. Почему это так? Что особенного в пушкинской трагедии? В чем состоит ее отличие от существующих литературных канонов и от предыдущего творчества самою поэта?

Г.В. Москвичева справедливо отмечает, что «поэт выступает и как истинный новатор с принципиально иным, в сравнении с классицизмом и романтизмом, отношением к истории — ее объективным изображением. Это обусловило новизну и оригинальность его трагедии»44. Сама цель — правдиво восстановить прошлое — действует как доминанта, определяющая жанр, язык, композицию, характеры действующих лиц и другие особенности «Бориса Годунова».

Борис Годунов» является первым произведением Пушкина, основанным на исторических источниках. Само существование

1986.

43 Бочкарев В.Д. Трагедия Л.С. Пушкина «Борис Годунов» и отечественная литературная традиция. Самара: Изд-во СамГПИ, 1993.

44 Москвичева Г.В. Некоторые вопросы жанровой специфики трагедии Л.С. Пушкина «Борис Годунов»// Болдинские чтения. Горьким: Волго-Вятское кн. изд-во, 1986. С. 57. документальных источников предполагает установку автора на правдивое изображение истории45. Именно в этом заключается существенное отличие трагедии от предыдущего творчества поэта. В этом смысле Б.В. Томашевский утверждал, что трагедия Пушкина «знаменует новую стадию в обращении к исторической теме», так как «от предшествующего времени этот этап отличается принципом исторической верности»46.

Пушкин сам не раз подтверждал свое стремление к правдивому воспроизведению прошлого. Эта его установка на историческую верность и его воззрения на драматическое искусство (и русскую литературу вообще) нашли четкое и окончательное выражение в незавершенной статье о драме М.П. Погодина «Марфа посадница» (1830):

Драматический поэт, беспристрастный, как судьба, должен был изобразить столь же искренно, сколько глубокое, добросовестное исследование истины <. . .> Он не должен был хитрить и клониться на одну сторону, жертвуя другою. Не он, не его политический образ мнений, не его тайное или явное пристрастие должно было говорить в трагедии, но люди минувших дней, их умы, их предрассудки. Не его дело оправдывать и обвинять, подсказывать речи. Его дело воскресить минувший век во всей его истине (VII, 218).

В этом отношении Пушкин прямо противостоит классицистам, которые заставляют своих героев чувствовать, думать и говорить

45 Как известно, работая над трагедией, Пушкин в основном опирался на «Историю Государства Российского» Н.М. Карамзина и древнерусские летописи. Кроме того, он знакомился с книгами, вышедшими во Франции, с журналами, в которых помещались статьи о театре и драме, и с курсом лекций Августа Вильгельма Шлегеля «О драматическом искусстве и литературе». Поэт обращал внимание не только на произведения Шекспира, но и на творчество Гете, стихи Шиллера и исторические романы Вальтера Скогга (подробно об этом см.: Литвиненко II.Г. Пушкин и театр. М.: Искусство, 1974. С. 152-157).

46 Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашсвский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. С. 154. чувствами, мыслями и языком современной автору эпохи, а не исторической действительности»47. Поэт далек от «беспечности классиков, допускавших полный произвол в своих поэмах и трагедиях на

48 исторические темы» и от их нравоучений. Что действительно должно быть правдивым в трагедии, так это достоверность положений и диалогов, которые вызывают ощущение, что люди в ней выражают свои собственные, а не авторские взгляды и убеждения. Для Пушкина историческая правдивость является обязательной даже в деталях. В этом смысле Кэрил Эмерсон называет пушкинскую трагедию «правдивой пьесой»49. По драматический поэт обращал внимание не только на историческую точность деталей, но и на передачу духа того времени. Отмечая своеобразный историзм Пушкина, Б.В. Томашевский пишет, что поэт «старался восстановить не столько истинное сцепление обстоятельств, сколько тот колорит эпохи, национальное своеобразие, "дух времени",

50 который и придавал произведению характер исторической подлинности» .

Сам Пушкин сначала назвал «Бориса Годунова» «романтической трагедией». Так, в письме П.А. Вяземскому 13 июля 1825 года он сообщает: «Покамест, душа моя, я предпринял такой литературный подвиг, за который ты меня расцелуешь: романтическую трагедию!» (X, 153). Но поэт вскоре осознает, что «романтизм» понимается слишком произвольно и смутно. В том же году в отрывке «О поэзии классической и романтической» он так об этом пишет:

Наши критики не согласились еще в ясном различии между родами классическим и романтическим. Сбивчивым понятием о сем предмете обязаны мы французским журналистам, которые

47 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 423.

48 Томашевский Б.В. Пушкин. 'Г. И. М.: Худож. лит-ра, 1990. С. 158.

4' Эмерсон Кэрил. «Борис Годунов» Л.С. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. С. 116.

50 Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. С. 154. обыкновенно относят к романтизму всё, что им кажется ознаменованным печатью мечтательности и германского идеологизма или основанным на предрассудках и преданиях простонародных: определение самое неточное (VII, 32-33).

Пытаясь уточнить понятия классического и романтического родов, поэт предлагает рассматривать произведение не только по «духу», но и по «форме». К классическому роду он относит такие жанры, которые известны были грекам и римлянам: эпопею, дидактическую поэму, трагедию, комедию, оду, сатиру, послание, ироиду, эклогу, элегию, эпиграмму и басню. А к поэзии романтической он причислял те, которые не были известны древним и заменены другими. Мы видим, что в пушкинском определении романтизма очень важны формальные изменения. Поэтому Кэрил Эмерсон осмысляет романтическое у поэта через понятия «остраненное» и «неизведанное», введенные формалистами51.

Между тем Пушкин нашел для своей трагедии более точное определение «истинный романтизм». Так, 30 ноября 1825 года Пушкин пишет A.A. Бестужеву: «Я написал трагедию, и ею очень доволен; но страшно в свет выдать — робкий вкус наш не стерпит истинного романтизма» (X, 192). И спустя несколько лет, в 1828 году в «Письме к издателю "Московского вестника"» поэт решительно заявляет:

Отказавшись добровольно от выгод, мне представляемых системою искусства, оправданной опытами, утвержденной привычкою, я старался заменить сей чувствительный недостаток верным изображением лиц, времени, развитием исторических характеров и событий, — словом, написал трагедию истинно романтическую (VII, 72-73).

51 Эмерсон Кэрил. «Порис Годунов» A.C. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. С. 117.

В «верном изображении лиц, времени», правдивом «развитии исторических характеров и событий» исследователи усмотрели не что иное как реализм в искусстве. Рассмотрение «истинного романтизма» как «реализма» является общепринятым в изучении драматургии Пушкина. Некоторые исследователи даже объясняли выбор поэтом определения «истинный романтизм» несуществованием в те времена термина

52 реализм» .

Но A.M. Гуревич в своем исследовании о «пушкинской концепции романтизма» утверждает, что все-таки «истинный романтизм» окончательно реализмом назвать нельзя. С его точки зрения, «пушкинский принцип исторической и психологической достоверности. . . не предполагает изображения действительности в ее социально-типичных чертах, а человеческой личности — в ее общественно-исторической обусловленности. Он носит более общий, универсальный характер. Под верностью характеров поэт обычно подразумевает точное изображение страстей и душевных движений. . . Все это опять-таки тесно связывает его взгляды на "истинный романтизм", на "поэзию действительности" с эстетическими традициями, предшествовавшими конкретно-историческому реализму XIX столетия, и прежде всего — с собственно романтической эстетикой». Стало быть, на взгляд Гуревича, «истиншли романтизм» вернее было бы характеризовать как «переход к реализму», как подготовительный, ранний этап реалистической эстетики»53. Но как бы ни осмысляли «истинный романтизм» Пушкина, главное, что его новый жанр, выходящий за рамки старой системы, ориентирован на «верное изображение лиц, времени».

Прочитав X и XI тома «Истории Государства Российского», Пушкин

52 См.: Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 474; Штейн Л. Пушкин и Шекспир//Шекспировские чтения. 1976. М.: Наука. 1977. С. 164.

51 Гуревич A.M. Пушкинская концепция романтизма // Известия ЛН СССР. Серия лтерагуры и языка. Т. 36. № 3. Май-июнь. М.: Наука, 1977. С. 243. писал В.Л. Жуковскому в письме от 17 августа 1825 года: «Что за чудо эти 2 последние тома Карамзина! какая жизнь! это злободневно, как свежая газета» (X, 173). В «Истории» внимание поэта привлекало и его волновало сходство прошлого и настоящего. Именно это сходство привело Пушкина к выбору событий Смутного времени для сюжета своей трагедии.

Но нельзя принимать изображение прошлых событий как намек на современность. Об этом пишет Г.О. Винокур: «То чувство злободневности, которое испытывал Пушкин при чтении X и XI томов "Истории Государства Российского", очевидно, объясняется тем, что Пушкин находил в них факты, сходные с теми, которых сам был свидетелем во время царствования Александра I: тот же образ гуманного и просвещенного монарха вначале, та же подозрительность и жестокость к заподозренным впоследствии. . . Можно думать, что именно эта аналогия побудила Пушкина окончательно остановиться на Борисе Годунове как на теме своей трагедии, после того как он пытался избрать своим героем Пугачева и Стеньку Разина. . Из этой аналогии не следует делать никаких выводов относительно интерпретации самого текста "Бориса Годунова" — бесплодно было бы видеть в нем конкретные намеки именно на царствование Александра I»54. Это утверждение комментатора стало аксиомой в изучении трагедии55. В этой связи Б.В. Томашевский называет метод создания пушкинской трагедии «принципом исторических аналогий»56, обусловленным стремлением поэта к «исторической истине».

Пораженный сходством прошлого и современности, Пушкин решил «облечь в драматические формы одну из самых драматических эпох новейшей истории» (VII, 164). В соответствии с поставленной задачей

54 Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин Л.С. Поли. собр. соч. Т. VII. С. 477.

55 Например, разделяют это мнение С.М. Бонди и Г.Л. Гуковский. См.: Бонди С.М. Драматургия Пушкина // Бонди С.М. О Пушкине. С. 198-200; Гуковский Г.Л. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М: Худож. лит-ра, 1957. С. 11-13.

56 Томашевский Б.В. Историзм Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. С. 154. правдиво «воскресить минувший век» он выбрал драматическую форму, в которой авторская позиция прямо не выражается, а скрывается за словами действующих лиц и сюжетной композицией. Обращая внимание на интерес Пушкина к драматургии и к театру, Д.Д. Благой пишет об особенностях драматического жанра: «Драматургическая форма сама по себе дает исключительно много возможностей для верного, широкого, правдивого и, главное, непосредственного изображения действительности, человеческих отношений. Писатель-драматург не рассказывает о жизни, а наиболее непосредственно показывает ее в образах действующих лиц, каждое из которых должно говорить само за себя, чувствовать и поступать в соответствии со своим особым характером. Благодаря этому сложность и многообразие людей и их взаимоотношений могут быть изображены им с особой полнотой и силой, в особенности, поскольку пьеса ставится на сцене, воплощается в наглядные осязаемые образы действительно живых людей, которых мы и в самом деле видим и слышим на театральных подмостках»57 (разрядка Д.Д. Благого). Словом, драматический жанр оказался для Пушкина наиболее подходящим для достоверного воплощения жизни.

Работая над своей трагедией, поэт разрушил не только единство времени и места, но и «единство слога». По Пушкину, это четвертое, неписаное, единство классицистической трагедии (VII, 72). Отказавшись от искусственного, «чопорного», исполненного «смешной надутости» языка французских классиков (VII, 214), русский драматург создал такую пьесу, в которой «каждый говорит своим "слогом", своим собственным, особым языком, соответствующим и его социальному положению и вместе с тем его индивидуальному характеру»58. Теперь создалась первая русская трагедия, «в которой декламация перестает быть основным и

57 Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). С. 413.

58 Там же. С. 426. главенствующим принципом драматического языка» 59 . В ней речь действующих лиц имеет одну цель: «характеризовать эпоху, психику и бытие людей на Руси начала XVII века»60.

Итак, своеобразные черты пушкинской трагедии, в том числе отказ от классицистических правил, «принцип исторических аналогий», оригинальность жанра, живость языка, дифференцирование сцен, появление народа на исторической арене, подвергаемая сомнению театральность, многоликость персонажей так или иначе проистекают из авторской программы, направленной на правдивое изображение минувшего века. Это стремление поэта настолько сильно, что становится основой и дальнейшего его творчества.

Борис Годунов» является первым крупным произведением Пушкина на историческую тему, которым открывается целый ряд таких художественно-исторических его произведений, как «Полтава», «Арап Петра Великого», «Рославлев», «Медный всадник», «Капитанская дочка», «Сцены из рыцарских времен». Драма Пушкина, которая отличается и от трагедии классицизма, и от шекспировской трагедии, и от западноевропейской историко-романтической драмы Шиллера и Гюго, оказала огромное влияние на современную автору литературу, прежде всего на историческую драматургию61. Но ее влияние видно и в произведениях самого Пушкина 1830-х годов.

Нужно отметить, что основной текст «Бориса Годунова», как известно, был завершен 7 ноября 1825 года, но работа над ним продолжалась и

59 Винокур ПО. Язык «Бориса Годунова» // Винокур Г.О. Избранные работы но русскому языку. М.: Учпедгиз, 1959. С. 303.

60 Гуковскии Г.Л. Пушкин и проблемы реалистического стиля. С. 56. Язык «Бориса Годунова» анализировали Д.Д. Благой (Творческий путь Пушкина [1813-1826]. С. 425-436), Г.О. Винокур (Язык «Бориса Годунова» // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. С. 310-325), ПЛ. Гуковскии (Пушкин и проблемы реалистического стиля. С. 55-64) и ЛЛ. Слонимский (Мастерство Пушкина. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1963. С. 490-496).

61 О воздействии «Бориса Годунова» на русскую историческую драматургию первой половины 1830-х годов см.: Ссрчан И.З. Пушкин и русская историческая драма 1830-х годов // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. С. 118-149. позднее, окончательная же редакция сложилась лишь в 1829 году. Пушкин намеревался писать предисловие к печатному изданию трагедии, в котором он хотел изложить свой взгляд на задачи и законы романтической драматургии. Первый вариант такого предисловия был написан в Арзруме и датирован 19 июля 1829 года62. «Пушкин отказался от мысли о предисловии вероятно только к концу того периода, который отделяет разрешение царя на напечатание трагедии от ее выхода в свет (май — декабрь 1830 г.). За это время Пушкин несколько раз принимался писать предисловие, причем задумывал его по-разному»63. Таким образом, с конца 1824 года, когда началась работа над трагедией, по 1830 год, когда поэт оставил мысль о предисловии к ней, «Борис Годунов» не уходил из его творческих планов. Поэтому можно сказать, что отголоски трагедии в произведениях поэта 1830-х годов в известной степени естественны и закономерны.

Так, установка на достоверное изображение эпохи, размышления поэта о предназначении писателя, переданные в образе Пимена, принципы сюжетного построения, а также мотивы народной мифологии и истории самозванства продолжают разрабатываться в последующих созданиях Пушкина. Кроме того, представление автора о личности властителя, отраженное в трагедии, тоже получает дальнейшее развитие. Проблематика драмы Пушкина таким образом продолжает существовать и в других его произведениях, что показывает эволюцию его литературного мировоззрения после завершения «Бориса Годунова». Но, несмотря на огромное количество исследовательских работ о пушкинской трагедии, «генетическая» связь с ней произведений 1830-х годов не получила до сих пор достойного освещения. Этим и обусловлена актуальность темы исследования.

62 Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин Л.С. Поли. собр. соч. Т. VII. С. 424. Там же. С. 434.

Материалом исследовании в настоящей работе являются «Борис Годунов» (1825) и такие произведения, как «Повести Белкина» (1830), «История села Горюхина» (1830), «Анджело» (1833) и «Капитанская дочка» (1836), образы и мотивы которых берут начало в пушкинской трагедии и развиваются в них.

В связи с этим общая цель диссертации заключается в описании эволюции мотивов и образов трагедии Пушкина, а также эволюции его литературного мировоззрения от «Бориса Годунова» к «Капитанской дочке». В соответствии с поставленной целью выдвигаются следующие три задачи исследования: проследить влияние образа летописца на образы автора в «Повестях Белкина» и «Капитанской дочке»! исследовать отражение народной мифологии в «Борисе Годунове» и в «Анджело»; сопоставить две истории самозванства (сюжетное построение, образы самозванцев и царей), представленные в трагедии «Борис Годунов» и в историческом романе «Капитанская дочка».

Комплексное решение поставленных задач, предпринимаемое впервые, определяет научную новизну данной работы.

Теоретико-методологической основой диссертации послужили исследования Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Г.А. Гуковского, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, Б.С. Мейлаха, Ю.Г. Оксмана, И.З. Сермана, Л.С. Сидякова, Б.В. Томашевского, К.В. Чистова, В.Б. Шкловского, В. Шмида и др. В диссертации использованы теоретико-литературный и историко-литературный подходы, а также элементы структуралистского анализа.

Апробация работы состоялась в стенах МГУ им. М.В. Ломоносова. Основные положения и выводы диссертации нашли отражение в четырех публикациях автора и излагались в выступлениях на Ломоносовских чтениях (филологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, 2003, 2004).

Структура диссертации. Работа состоит из вступления, двух глав, заключения и библиографии.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Чун Чжи Юн

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Несмотря на большое количество исследований о драме Пушкина «Борис Годунов», до сих пор не было уделено достаточного внимания связи трагедии с последующими произведениями Пушкина. А между тем эта связь позволяет обнаружить эволюцию мировоззрения поэта после завершения «Бориса Годунова» как нового этапа в его творчестве. Именно поэтому мы обратились к данной проблематике. Нами рассмотрены образы летописцев, мотивы народной мифологии и истории самозванства, так как они берут начало в его драме «Борис Годунов» и развиваются в последующих произведениях: «Повести Белкина», «История села Горюхина», «Анджело», «Капитанская дочка». Были поставлены и решены следующие три задачи: 1) Проследить эволюцию образа летописца; 2) Исследовать характер народной мифологии в «Борисе Годунове» и в «Анджело»; 3) Сопоставить историю самозванства в «Борисе Годунове» и в «Капитанской дочке». Тем самым мы попытались показать на конкретном материале художественных произведений Пушкина эволюцию его взглядов на важнейшие вопросы истории и художественного творчества.

Эволюция образа летописца. Величайший художник Пушкин был и теоретиком, и публицистом, и историком. Он в разных критических работах не только прямо высказывает свое мнение о литературе, политике и истории, но и опосредованно передает его через образы своих героев в художественных произведениях. Именно эта сторона его деятельности и была нами исследована. Примером служил образ летописца, который впервые выступает в «Борисе Годунове» и получает дальнейшее развитие в образах Белкина и Гринева.

Когда Пушкин писал свою историческую трагедию, он отождествлял себя с образом Пимена, который считал своим предназначением верно воспроизвести прошлую эпоху. Это и явилось художественной установкой поэта при работе над его исторической драмой. В образе Пимена отражается представление Пушкина об идеальном «драматическом поэте», пишущем на историческую тему. Кроме того, устами Пимена Пушкин косвенно выражает свое политическое осуждение, направленное на Александра I. Александр I стал царем в результате дворцового переворота, во время которого был убит его отец. И Борис Годунов тоже в результате государственного переворота через убийство царевича взошел на трон.

Образ Пимена в последующем творчестве Пушкина трансформируется в фигуру Белкина, автора пяти повестей и «Истории села Горюхина». В «Повестях Белкина» через образ провинциального дилетанта-писателя, совмещающего разные голоса и противоречивые сознания, Пушкин передает литературную обстановку переломного периода начала 1830-х годов, когда в противоположность поэтической традиции выступила прозаическая тенденция и шли активные споры в литературе. Пушкин считал, что надо пересмотреть сложившуюся литературную норму и что новая русская проза требует простоты в изображении повседневной жизни русского народа. Этому представлению поэта о новой прозе соответствует простой стиль Белкина.

Таким образом, в «Повестях Белкина» через образ «летописца» нового поколения разворачивается литературная проблематика, тогда как в «Истории села Горюхина» поднимаются исторические вопросы. В отличие от «Повестей Белкина», где Белкин только объявляется автором пяти повестей устами соседа и издателя, в «Истории села Горюхина» Белкин прямо выступает автором своего произведения, повествуя от первого лица, то есть предстает конкретно. Он имеет определенные черты и собственный голос, так как цель Пушкина в «Истории» — через сознание Белкина передать деревенскую бытовую жизнь народа и историю его малой вотчины, сквозь которые проглядывают вся жизнь и история России. При этом появление слова «бунт» в плане «Истории села Горюхина» тесно связано с современной Пушкину исторической обстановкой начала 1830-х годов, когда крестьянские волнения охватили всю Россию.

Впоследствии в своем последнем историческом романе Пушкин касается литературных и исторических вопросов от имени мемуариста Гринева, пережившего пугачевщину. В безыскусственном стиле Гринева скрыта полемика поэта с авторами романтических исторических сочинений. А в некоторых сентенциях Гринева-мемуариста завуалировано мнение Пушкина о перспективах будущей России и приоткрыты главные черты его мировоззрения 30-х годов, основанного на гуманизме. Одновременно образ Гринева, который способен найти необыкновенные достоинства в бунтовщике, воплощает гуманистическую идеологию поэта.

Для выдвижения острых либо литературных, либо политических и исторических вопросов поэта устраивал образ наивного, бесхитростного летописца. Размышления Пушкина над этими вопросами развивались и последовательно отражались в образах Пимена, Белкина и Гринева. В типе летописца поэта привлекали простодушие, «нечто младенческое и вместе мудрое», которые казались Пушкину глубинными чертами русской национальной психологии.

Характер народной мифологии в «Борисе Годунове» и в «Анджело». В «Борисе Годунове» Пушкин обращает внимание на особенную черту русского народа — его веру в чудесное. Эта черта, на его взгляд, является главной в «образе мыслей и чувствований» русского народа. В своей трагедии он показывает, как по мере увеличения расстояния между реальным царем-деспотом и народом растут и распространяются мифологические представления народа, которые выливаются в «легенды о возвращающихся царях-избавителях». Когда появился Самозванец, народ надеялся, что вернувшийся царь освободит людей от угнетения, разрушит несправедливость и установит в стране порядок и торжество добра. Но надежда народа осталась неосуществленной, и трагедия осталась трагедией.

Народный миф о «возвращающемся царе-избавителе» просматривается и в сюжетной схеме поэмы «Анджело»: разложение жизненного порядка, возрастание зла — уход вождя — появление псевдоспасителя — возвращение истинного вождя1. По сюжету мифов, вернувшийся вождь должен осуждать всякое зло, которому приходит решительный конец. Но финал поэмы конструирует другое. Поэму замыкает не расправа со злом, а прощение, милость. Таким образом, в обоих произведениях так или иначе реализуется народная мифология, но их финалы различные. Путь от трагического конца «Бориса Годунова» к оптимистическому финалу «Анджело» был обусловлен стремлением Пушкина показать возможность смягчения напряженности социальных конфликтов, а также отходом от мысли о справедливом возмездии и утверждением идеи милосердия и прощения.

Сопоставление истории самозванства в «Борисе Годунове» и в «Капитанской дочке». В трагедии и в романе Пушкина, касающихся самых смутных времен в истории России, с одной стороны, наблюдаются сходная художественная установка (стремление к исторической достоверности), сходная манера изложения (простой стиль без драматических эффектов, и других средств, воздействующих на зрителя или читателя) и сходные приемы (сокращение в изложении за счет опущения описаний исторических событий).

А, с другой стороны, здесь мы видим изменение исторической концепции автора. Это становится ясным при сравнении сюжетного построения, образов самозванцев и образов царей в двух произведениях. Так, в трагедии наглядно показана тяжелая жизнь народа, породившая народную мифологию, тогда как в романе не подчеркиваются черные стороны периода пугачевщины, так как центр тяжести переносится с

1 Лотман Ю.М. Идейная структу ра поэмы Пушкина «Анджело» // Логман Ю.М. Пу шкин. СПб.: Иску сство-СПБ, 1995. С. 247. поисков причины разрыва между властью и народом («Борис Годунов») к идее гармонии, согласия и человечности («Капитанская дочка»).

Смена идеологических установок наглядно видна при сопоставлении образов самозванцев и царей. С одной стороны, образы самозванцев у Пушкина во многом похожи. Оба эти персонажа разносторонне одарены от природы, пользуются симпатией автора в такой степени, что одного он называет царевичем «Димитрием» (два раза в указании персонажа перед его репликой), а другого наделяет царской символикой. И оба они склонны к поэтическому типу мышления.

Но, с другой стороны, Пушкин оттеняет у Григория черты западноевропейской культуры, а у Пугачева — национальный русский характер. Антинациональные, европейские черты Лжедимитрия соответствуют его роли (он «предлог раздоров и войны»), в то время как в образе народного героя Пугачева, который вступает в дружественные отношения с Гриневым, отражена мечта Пушкина о соединении людей из враждующих лагерей — дворянского и народного.

В обоих произведениях мы видим коронованных особ — Бориса Годунова и Екатерину II. Для трагедии характерен показ царя в домашней обстановке. Показ Бориса как простого человека, любящего отца семейства служит для подчеркивания одной из граней его характера, отличающегося от одностороннего характера в классицистической трагедии. «Домашний образ» царя приобретает более глубокий смысл в «Капитанской дочке». Образ Екатерины, скромной и человечной, помогающей героям, воплощает представление Пушкина об идеальном государе как примирителе всех конфликтов, милостивом и справедливом правителе.

Таким образом, проблематика «Бориса Годунова», видоизменяясь, продолжает существовать в последующих произведениях Пушкина. В результате исследования мы обнаружили, что образ летописца, мотив народной мифологии и тема истории самозванства (включающая образы самозванцев и царей), которые берут начало в пушкинской трагедии, в дальнейшем творческом развитии поэта сводятся к одной точке — гуманизму.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Чун Чжи Юн, 2005 год

1. Пушкин A.C. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996.

2. Пушкин A.C. Капитанская дочка. J1.: Худож. лит-ра, 1985.

3. Пушкин A.C. Повести Белкина. Научное издание. М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1999.

4. Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 16 тт. М.: Изд-во АН СССР, 19371949.

5. Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 10 тт. М.: Наука, 1962-1966.

6. Пушкин и театр. М.: Искусство, 1953.•к -к -к

7. Богданович И.Ф. «Душенька» // Богданович И.Ф. Стихотворения и поэмы. JL: Сов. Писатель, 1957.1.. Критическая, мемуарная и научная литература

8. Абрамович СЛ. К вопросу о становлении повествовательной прозы Пушкина (почему остался незавершенным «Арап Петра Великого») // Русская литература. № 2. JL: Наука, 1974. С. 54-73.

9. Агранович С.З. Образ юродивого в трагедии A.C. Пушкина «Борис Годунов» // Содержательность форм в художественной литературе. Куйбышев: Куйбышев, гос. ун-т, 1989. С. 27-43.

10. Агранович С.З., Рассовская Л.П. Миф, фольклор, история в трагедии «Борис Годунов» и в прозе A.C. Пушкина. Самара: Самарский ун-т, 1992.

11. Акулова Е.А. «История села Горюхина» Пушкина // Пушкин в школе. М.: Изд-во Академии педагогических наук РСФСР, 1951. С. 369-389.

12. Александров В.Б. Пугачев (Народность и реализм Пушкина) //

13. Александров В.Б. Люди и книги. Сборник статей. М.: Сов. Писатель, 1956. С. 5-39.

14. Алексеев М.П. К «Истории села Горюхина» // Пушкин: Статьи и материалы. Т. II. Одесса: Одесполиграф, 1926. С. 70-87.

15. Алексеев М.П. Пушкин и Шекспир // Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 253292.

16. Алексеев М.П. Ремарка Пушкина «Народ безмолвствует» // Алексеев М.П. Пушкин. Сравнительно-исторические исследования. Л.: Наука, 1984. С. 221-252.

17. Алпатова Т.А. Роман A.C. Пушкина «Капитанская дочка» и русские мемуары конца XVIII — начала XIX века // Взаимодействие творческих индивидуальностей русских писателей XIX — начала XX в. М.: Моск. пед. ун-т, 1994. С. 56-70.

18. Аникст A.A. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. М.: Наука, 1972.

19. Анненков П.В. Материалы для биографии A.C. Пушкина. М.: Современник, 1984.

20. Ауслендер С. «Арап Петра Великого» // Пушкин A.C. Собр. соч.: В 6 тт. Под ред. С.А. Венгерова. Т. IV. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1910. С. 104-112.

21. Бабаев Э.Г. Творчество A.C. Пушкина. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1998.

22. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья десятая. «Борис Годунов» // A.C. Пушкин в русской критике. Л.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1953. С. 352-386.

23. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина. Статья одиннадцатая и последняя // A.C. Пушкин в русской критике. Л.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1953. С. 386-433.

24. Белькинд B.C. Роман A.C. Пушкина «Капитанская дочка». Сюжет,композиция, жаир // Сюжетосложение в русской литературе. Даугавпилс: Даугавпилсский пед. ин-т, 1980. С. 63-69.

25. Берков П.Н. Пушкин и Екатерина II // Ученые записки ЛГУ. № 200. Серия филологических наук. Вып. 25. Л., 1955. С. 212-215.

26. Берковский Н.Я. О «Повестях Белкина» (Пушкин 30-х годов и вопросы народности и реализма) // Берковский Н.Я. Статьи о литературе. М.-Л.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1962. С. 242-356.

27. Бернштейн Д.И. «Борис Годунов» // Литературное наследство. Т. 1618. М.: Журнально-газетное объединение, 1934. С. 215-246.

28. Бернштейн. Д.И. «Борис Годунов» и русская историческая драматургия в эпоху декабризма // Пушкин — родоначальник новой русской литературы. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 217-261.

29. Благой Д.Д. Душа в заветной лире. М.: Сов. писатель, 1979.

30. Благой Д. Мастерство Пушкина. М.: Сов. писатель, 1955.

31. Благой Д.Д. От Кантемира до наших дней. Т. И. М.: Худож. лит-ра, 1973.

32. Благой Д.Д. Пушкин и русская литература XVIII века // Пушкин — родоначальник новой русской литературы. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 101-166.

33. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1813-1826). М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1950.

34. Блок Г.П. Пушкин в работе над историческими источниками. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1949.

35. Бонди С.М. Драматургия Пушкина // Бонди С.М. О Пушкине. М.: Худож. лит-ра, 1978. С. 169-241.

36. Бонди С.М. Драматургия Пушкина и русская драматургия XIX века // Пушкин — родоначальник новой русской литературы. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 365-436.

37. Бочаров С.Г. Поэтика Пушкина. М.: Наука, 1974.

38. Бочкарев В.Л. Образ самозванца в трагедии Л.С. Пушкина «Борис Годунов» и отечественная литературная традиция XVII века // Скафтымовские чтения. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1993. С. 16-18.

39. Бочкарев В.Л. Трагедия Л.С. Пушкина «Борис Годунов» и отечественная литературная традиция. Самара: Изд-во СамГПИ, 1993.

40. Бочкарев В.Л. Трагедия A.C. Пушкина «Борис Годунов» и ранняя русская драматургия // Русская драматургия и литературный процесс. СПб: Ин-т русской лит-ры (Пушкинский дом) АН СССР; Самара: Самарский гос. пед. ин-т им. В.В. Куйбышева, 1991. С. 84-96.

41. Булгарин Ф.В. Замечания на Комедию о царе Борисе и Гришке Отрепьеве // Пушкин A.C. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 485-489.

42. Варнеке Б.В. Источники и замысел «Бориса Годунова» // Пушкин: Статьи и материалы. Т. I. Одесса: Одесполиграф, 1925. С. 12-19.

43. Вацуро В.Э. Историческая трагедия 1830-годов и романтическая драма 1830-х годов // История русской драматургии: XVII — первая половина XIX века. Л.: Наука, 1982. С. 327-367.

44. Вацуро В.Э. «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» // Записки комментатора. СПб: Академический проект, 1994. С. 29-48.

45. Вацуро В.Э. «Подвиг честного человека» // Прометей. Т. 5. М.: Молодая Гвардия, 1968. С. 8-51.

46. Вацуро В.Э., Гиллельсон М.И. Сквозь «умственные плотины». М.: Книга, 1986.

47. Венгеров С.А. Горюхино, а не Горохино // Пушкин A.C. Собр. соч.: В 6 тт. Под ред. С.А. Венгерова. Т. IV. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1910. С. 226.

48. Викторова К.П., Тархов А.Е. «История села Горюхина» // Знание — сила. № 1. М.: Детиздат, 1975. С. 33-34.

49. Виноградов B.B. Стиль Пушкина. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1941.

50. Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин A.C. Поли. собр. соч. Т. VII. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1935. С. 367-505.

51. Винокур Г.О. Язык «Бориса Годунова» // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1959. С. 301-325.

52. Воробьев В. Язык Пугачева в повести «Капитанская дочка» A.C. Пушкина // Русский язык в школе. № 5. М.: Учпедгиз, 1953. С. 23-29.

53. Гей Н.К. Проза Пушкина. М.: Наука, 1989.

54. Гиллельсон М.И., Мушина И.Б. Повесть A.C. Пушкина «Капитанская дочка». Комментарий. Пособие для учителя. Л.: Просвещение, 1977.

55. Гозенпуд A.A. О сценичности и театральной судьбе «Бориса Годунова» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. V. Пушкин и русская культура. Л.: Наука, 1967. С. 339-356.

56. Городецкий Б.П. «Борис Годунов» в творчестве Пушкина // «Борис Годунов» A.C. Пушкина. Сборник статей. Под общей ред. К.Н. Державина. Л.: Гос. академический театр драмы, 1936. С. 7-41.

57. Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1953.

58. Городецкий Б.П. Трагедия A.C. Пушкина "Борис Годунов". Комментарий. М.: Просвещение, 1969.

59. Грушкин А.И. Пушкин 30-х годов в борьбе с официозной историографией («История Пугачева») // Пушкин. Временник пушкинской комиссии. Вып. 4-5. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1939. С. 212-256.

60. Гукасова А.Г. Болдинский период в творчестве A.C. Пушкина. М.: Просвещение, 1973.

61. Гуковский Г.А. Пушкин и проблемы реалистического стиля. М.: Худож. лит-ра, 1957.

62. Гуляев В.Г. К вопросу об источниках «Капитанской дочки» // Пушкин.

63. Временник пушкинской комиссии. Вып. 4-5. M.-J1.: Изд-во АН СССР, 1939. С. 198-211.

64. Гуревич A.M. Пушкинская концепция романтизма // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 36. № 3. Май-июнь. М.: Наука, 1977. С. 235-243.

65. Дрозда М. Нарративные маски в «Повестях Белкина» // Wiener Slawistischer Almanach. Band 8. Wien: Bundesministerium fur Wissenschaft und Forschung, 1981. C. 261-268.

66. Дружинин A.B. Сочинения А. Островского // Собр. соч.: 8 тт. T. VII. СПб.: В типографии Императорской Академии наук, 1865. С. 528-567.

67. Дурылин С.Н. Пушкин на сцене. М.: Изд-во АН СССР, 1951.

68. Загорский М.Б. Пушкин и театр. М.: Искусство, 1940.

69. Измайлов Н.В. «Капитанская дочка» // История русского романа в двух томах. T. I. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 180-202.

70. Измайлов Н.В. Оренбургские материалы Пушкина для «Истории Пугачева» и «Капитанской дочки» // Пушкин. Исследования и материалы. Труды третьей всесоюзной пушкинской конференции. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1953. С. 266-297.

71. Искоз A.C. «История села Горюхина» // Пушкин A.C. Собр. соч.: В 6 тт. Под ред. С.А. Венгерова. T. IV. СПб.: Брокгауз-Ефрон, 1910. С. 184-200.

72. Карпов A.A. «Борис Годунов» A.C. Пушкина // Анализ драматического произведения. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988. С. 91-108.

73. Карпов A.A. «Капитанская дочка» в контексте «документально-художественной» прозы A.C. Пушкина // Стиль и время. Сыктывкар: Пермский ун-т, 1985. С. 44-52.

74. Ключевский В.О. Речь, произнесенная в торжественном собрании Московского университета 6 июня 1880 г., в день открытия памятника

75. Пушкину // Сочинения: В 8 тт. Т. VII. М.: Изд-во социально-экономической лит-ры, 1959. С. 145-152.

76. Кулешов В.И. Жизнь и творчество A.C. Пушкина. М.: Худож. лит-ра, 1987.

77. Лапкина Г.А. К истории создания «Арапа Петра Великого» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. II. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1958. С. 293-309.

78. Лапкина Г.А. На афише — Пушкин. М.-Л.: Искусство, 1965.

79. Левин Ю.Д. Некоторые вопросы шекспиризма Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VII. Пушкин и мировая литература. Л.: Наука, 1974. С. 58-84.

80. Левин Ю.Д. Об источниках поэмы Пушкина «Анджело» // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. XVIII. Вып. 3. М.: Наука, 1968. С. 255-258.

81. Левина Ю.И. Об источниках пародийной формы в «Истории села Горюхина» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1976. С. 84-92.

82. Левкович Я.Л. Принципы документального повествования в исторической прозе пушкинской поры // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. Л.: Наука, 1969. С. 171-196.

83. Лежнев А.З. Проза Пушкина. М.: Худож. лит-ра, 1966.

84. Литвиненко Н.Г. Пушкин и театр. М.: Искусство, 1974.

85. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК «Интелвак», 2003.

86. Лихачев Д.С. Внутренний мир художественного произведения // Поэтика. Труды русских и советских поэтических школ. Budapest: Tankönyvkiadö, 1982. С. 725-735.

87. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979.

88. Лотман Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя. Л.:1. Просвещение, 1982.

89. Лотман Ю.М. Идейная структура «Капитанской дочки» // Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М.: Просвещение, 1988. С. 107-124.

90. Лотман Ю.М. Идейная структура поэмы Пушкина «Анджело» // Лотман Ю.М. Пушкин. СПб.: Искусство СПБ, 1995. С. 237-252.

91. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. Providence: Brown University Press, 1971.

92. Лузянина Л.Н. «История Государства Российского» Н.М. Карамзина и трагедия Пушкина «Борис Годунов» (к проблеме характера летописца» // Русская литература. № 1. Л.: Наука, 1971. С. 45-57.

93. Маймин Е.А. Пушкин. Жизнь и творчество. М.: Наука, 1981.

94. Македонов А. Гуманизм Пушкина // Литературный критик. № 1. М.: Госполитиздат, 1937. С.62-100.

95. Макогоненко Г.П. Литературная позиция Карамзина в XIX веке // Русская литература. № 1. Л.: Изд-во АН СССР, 1962. С. 68-106.

96. Макогоненко Г.П. Творчество А.С. Пушкина в 1830-е годы (18331836). Л.: Худож. лит-ра, 1982.

97. Мейлах Б.С. Реалистическая система Пушкина в восприятии его современников (конец 20-х — 30-е годы XIX в.) // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. Л.: Наука, 1969. С. 5-34.

98. Мейлах Б.С. Пушкин и его эпоха. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1958.

99. Мейлах Б.С. Талисман. Книга о Пушкине. М.: Современник, 1975.

100. Мейлах Б.С. Творчество А.С. Пушкина: Развитие художественной системы: Кн. для учителя. М.: Просвещение, 1984.

101. Михайлова Н.И. Временная композиция «Истории села Горюхина» // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1981. С. 44-52.

102. Москвичева Г.В. Некоторые вопросы жанровой специфики трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов» // Болдинские чтения. Горький:

103. Волго-Вятское кн. изд-во, 1986. С. 50-67.

104. Непомнящий B.C. «Наименее понятый жанр» // Непомнящий B.C. Поэзия и судьба. М.: Сов. писатель, 1983. С. 212-250.

105. Нусинов И.М. История литературного героя. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1958.

106. Овчинников Р.В. По страницам исторической прозы A.C. Пушкина. М.: Ин-т российской истории РАН, 2002.

107. Оксман Ю.Г. От «Капитанской дочки» A.C. Пушкина к «Запискам охотника» И.С. Тургенева. Саратов: Саратовское кн. изд-во, 1959.

108. Оксман Ю.Г. Пушкин в работе над романом «Капитанская дочка» // Пушкин A.C. Капитанская дочка. J1.: Худож. лит-ра, 1985. С. 145-200.

109. Петров С.М. Исторический роман A.C. Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1953.

110. Петрунина H.H. К творческой истории «Капитанской дочки» // Русская литература. № 2. JL: Наука, 1970. С. 79-92.

111. Петрунина H.H. От «Арапа Петра Великого» к «Капитанской дочке» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XI. JI.: Наука, 1983. С. 131148.

112. Петрунина H.H. Проза Пушкина и пути ее эволюции // Русская литература. № 1. JI.: Наука, 1987. С. 40-60.

113. Петрунина H.H., Фридлендер Г.М. Над страницами Пушкина. JL: Наука, 1974.

114. Пиксанов Н.К. Крестьянское восстание в «Вадиме» Лермонтова // Историко-литературный сборник. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1947. С. 173-230.

115. Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М.: Сов. писатель, 1978.

116. Попов С.А. Оренбургские собеседники A.C. Пушкина // Советские архивы. № 5. М.: Орган главного архивного управления при Советеминистров СССР, 1969. С. 113-116.

117. Пушкин. Итоги и проблемы изучения. M.-JL: Наука, 1966.

118. Пущин И.И. Записки о Пушкине. Письма. М.: Худож. лит-ра, 1988.

119. Рабинович М.Б. «Борис Годунов» Пушкина, «История» Карамзина и летописи // Пушкин в школе. М.: Изд-во Академии пед. наук РСФСР, 1951. С. 307-317.

120. Рассадин Ст.Б. Драматург Пушкин. М.: Искусство, 1977.

121. Рассовская Л.П. Образ Григория Отрепьева в трагедии A.C. Пушкина «Борис Годунов» и самозванство как историко-культурное явление // Содержательность форм в художественной литературе. Куйбышев: Куйбышев, гос. ун-т, 1989. С. 44-61.

122. Рассовская Л.П. Финал трагедии A.C. Пушкина «Борис Годунов» // Содержательность форм в художественной литературе. Куйбышев: Куйбышев, гос. ун-т, 1988. С. 3-19.

123. Розанов М.Н. Итальянский колорит в «Анджело» Пушкина // Сборник статей к сорокалетию ученой деятельности академика A.C. Орлова. Л.: Изд-во АН СССР, 1934. С. 377-389.

124. Ронен Ирена. Смысловой строй трагедии Пушкина «Борис Годунов». М.: ИЦ-Гарант, 1997.

125. Ростовский Димитрий. Жития святых. Июнь-июль-август. 3-е изд. М., 1764.122. Русский архив. III. 1902.

126. Сазонова Л.И. Эмблематические и другие изобразительные мотивы в Повестях Белкина // Пушкин A.C. Повести Белкина. Научное издание. М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 1999. С. 510-534.

127. Сазонова С.С. «. . .Переступив на незнакомый порог. . .»: Заметки о «Гробовщике» // Московский пушкинист. Вып. VI. М.: Наследие, 1996. С. 172-177.

128. Сандлер С. Далекие радости. Александр Пушкин и творчествоизгнания. СПб.: Академический проект, 1999.

129. Серман И.З. Пушкин и русская историческая драма 1830-х годов // Пушкин. Исследования и материалы. Т. VI. JI.: Наука, 1969. С. 118-149.

130. Сивков К.В. Самозванство в России в последней трети XVIII в. // Исторические записки. М.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 88-135.

131. Сидяков J1.C. «Арап Петра Великого» и «Полтава» // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XII. JL: Наука, 1986. С. 60-77.

132. Сидяков JI.C. Художественная проза A.C. Пушкина. Рига: Редакционно-издательский отдел ЛГУ им. Петра Стучки, 1973.

133. Сиповский В.В. Пушкин. Жизнь и творчество. СПб.: Труд, 1907.

134. Словарь языка Пушкина в четырех томах. Т. II. М.: Азбуковник, 2000.

135. Слонимский А.Л. «Борис Годунов» и драматургия 20-х годов // «Борис Годунов» A.C. Пушкина. Сборник статей. Под общей ред. К.Н. Державина. Л.: Гос. академический театр драмы, 1936. С. 43-77.

136. Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1963.

137. Степанов Н.Л. Проза Пушкина. М.: Изд-во АН СССР, 1962.

138. Тархов А.Е. Мир «Капитанской дочки» // Пушкин A.C. Капитанская дочка. Избранная проза. М.: Худож. лит-ра, 1978. С. 3-24.

139. Терц Абрам Синявский А.. Прогулки с Пушкиным. СПб.: Всемирное слово, 1993.

140. Тойбин И.М. «История Государства Российского» Н.М. Карамзина в творческой жизни Пушкина // Русская литература. № 4. Л.: Наука, 1966. С. 37-48.

141. Тойбин И.М. Пушкин. Творчество 1830-х годов и вопросы историзма. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1976.

142. Томашевский Б.В Историзм Пушкина // Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. М.: Книга, 1990. С. 130-178.

143. Томашевский Б.В. Первая редакция XI главы «Капитанской дочки» //

144. Пушкин. Книга вторая (1824-1837). М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 281-290.

145. Томашевский И.Б. Поэтическое наследие Пушкина (лирика и поэмы) // Пушкин — родоначальник новой русской литературы. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. С. 263-334.

146. Томашевский Б.В. Пушкин. Т. II. М.: Худож. лит-ра, 1990.

147. Томашевский Б.В. Пушкин и народность // Томашевский Б.В. Пушкин. Работы разных лет. М.: Книга, 1990. С. 78-129.

148. Тынянов Ю.Н. Пушкин // Тынянов Ю.Н. Архаисты и новаторы. Прибой: Ardis Publishers, 1929. С. 228-291.

149. Тюпа В.И. Притча о блудном сыне в контексте «Повестей Белкина» как художественного целого // Болдинские чтения. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1983. С. 67-81.

150. Узин B.C. О повестях Белкина. Петербург: Аквилон, 1924.

151. Успенский Б.А. Царь и самозванец: самозванство в России как культурно-исторический феномен // Художественный язык средневековья. М.: Наука, 1982. С. 201-235.

152. Фельдман О.М. Судьба драматургии Пушкина. М.: Искусство, 1975.

153. Фомичев С.А. «Борис Годунов» как театральный спектакль // Пушкин. Исследования и материалы. Т. XV. СПб.: Наука, 1995. С. 97-108.

154. Фомичев С.А. Драматургия A.C. Пушкина // История русской драматургии: XVII — первая половина XIX века. Л.: Наука, 1982. С. 261-295.

155. Фомичев С.А. «Комедия о великой беде Московскому Государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве» // Фомичев С.А. Праздник жизни. Этюды о Пушкине. СПб.: Наука, 1995. С. 82-107.

156. Фомичев С.А. Предисловие // Пушкин A.C. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 5-22.

157. Фомичев С.Л. Проза Пушкина (начальный этап и перспективы эволюции) // Временник пушкинской комиссии. Вып. 21. JL: Наука, 1987. С. 5-15.

158. Фомичев С.Л. Творческая история пьесы // Пушкин А.С. Борис Годунов. Трагедия. Русская классика с комментариями. СПб.: Академический проект, 1996. С. 117-128.

159. Фомичев С.А. Философская повесть А.С. Пушкина «Анджело» // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 40. № 3. М.: Наука, 1981. С. 205-210.

160. Фрейдин Ю.Л. О некоторых особенностях композиции трагедии Пушкина «Борис Годунов» // Russian Literature. VII. Amsterdam: North-Holland Publishing Company, 1979. C. 27-44.

161. Хализев B.E. Власть и народ в трагедии А.С. Пушкина «Борис Годунов» // Пушкин. Сборник статей. М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 3-18.

162. Хализев В.Е., Шешунова С.В. Цикл А.С. Пушкина «Повести Белкина». М.: Высш. шк., 1989.

163. Цветаева М.И. Пушкин и Пугачев // Цветаева М.И. Мой Пушкин. М.: Сов. писатель, 1981. С. 77-107.

164. Чернов А.В. К проблеме повествования в «Повестях Белкина» // Болдинские чтения: К семидесятилетию Г.В. Краснова. Ниж. Новгород: Волго-Вятское кн. изд-во, 1991. С. 29-38.

165. Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды XVII — XIX вв. М.: Наука, 1967.

166. Шатин Ю.В. «Капитанская дочка» А.С. Пушкина в русской исторической беллетристике первой половины XIX века. Новосибирск: Изд-во НГПИ, 1987.

167. Шевырев С.П. Обозрение русской словесности за 1827 год // Московский вестник, ч. VII. № 1. М.: В университетской типографии, 1828. С. 59-184.

168. Шешунова C.B. О смысле эпиграфа к «Повестям Белкина» // A.C. Пушкин. Проблемы творчества. Калинин: Калининский гос. ун-т, 1987. С. 82-94.

169. Шкловский В.Б. Заметки о прозе Пушкина. М.: Сов. писатель, 1937.

170. Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина». СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1996.

171. Штейн А. Пушкин и Шекспир // Шекспировские чтения. 1976. М.: Наука, 1977. С. 149-175.

172. Эйдельман Н.Я. Карамзин и Пушкин. Из истории взаимоотношений // Пушкин. Исследования и материалы. T. XII. Л.: Наука, 1986. С. 289304.

173. Эйдельман Н.Я. Пушкин: Из биографии и творчества. 1826—1837. М.: Худож. лит-ра, 1987.

174. Эйхенбаум. Б.М. Болдинские побасенки Пушкина // Эйхенбаум Б.М. О литературе. Работы разных лет. М.: Сов. Писатель, 1987. С. 343-347.

175. Эйхенбаум Б.М. Черты летописного стиля в литературе XIX века // Эйхенбаум Б.М. О прозе. Л.: Худож. лит-ра, 1969. С. 371-379.

176. Эмерсон Кэрил. «Борис Годунов» A.C. Пушкина // Современное американское пушкиноведение. СПб.: Академический проект, 1999. С. 111-152.

177. Энгельгардт Б.М. Историзм Пушкина (К вопросу о характере пушкинского объективизма) // Пушкинист. Историко-литературный сборник. Под ред. С.А. Венгерова. T. II. Петроград: Фототипия и типография А.Ф. Дресслера, 1916. С. 1-158.

178. Яковлева М.В. Эпическое сознание A.C. Пушкина в «Повестях Белкина» // Проблемы метода и жанра. Вып. 9 и 10. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1983. С. 89-104, С. 112-122.

179. Якубович Д.П. «Арап Петра Великого» // Пушкин. Исследования и материалы. T. IX. Л.: Наука, 1979. С. 261-293.

180. Якубович Д.П. «Капитанская дочка» и романы Вальтер Скотта // Пушкин. Временник пушкинской комиссии. Вып. 4-5. M.-JL: Изд-во АН СССР, 1939. С. 165-197.

181. Якубович Д.П. Предисловие к «Повестям Белкина» и повествовательные приемы Вальтер Скотта // Пушкин в мировой литературе. JL: Гос. изд-во, 1926. С. 160-187.

182. Якубович Д.П. Работа Пушкина над художественной прозой // Робота классиков над прозой. JI.: Красная газета, 1929. С. 7-29.

183. Якубович М.П. Об эпиграфах к «Капитанской дочке» // Ученые записки Ленинградского гос. пед. ин-та. им. А.И. Герцена. Т. 76. Л., 1949. С. 111-135.

184. Bayley John. Pushkin. A comparative commentary. Cambridge: Cambridge University Press, 1971.

185. Bethea D.M., Davydov S. Pushkin's Saturnine Cupid: The Poetic of Parody in The Tales of Belkin II Publications of the Modem Language Association of America. Vol. 96. № 1. January 1981. P. 8-21.

186. Briggs Anthony. The hidden forces of unification in Boris Godunov II The New Zealand Slavonic Journal. № 1. Wellington: Victoria University of Wellington, 1974. P. 34-54.

187. Lavrin Janko. Pushkin and Russian literature. London: Hodder & Stoughton limited for the English Universities Press, 1947.

188. Sandler Stephanie. Solitude and soliloquy in Boris Godunov II Puskin. Today. Bloomington and Indianapolis: Indiana University Press, 1993. P. 171-184.

189. Serman I.Z. Paradox of popular mind in Pushkin's Boris Godunov II Slavonic and East European Review. Vol. 64. № 1. January 1986. P. 25-39.