Аргументативный разум и основания действия тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.01, кандидат философских наук Сидоров, Алексей Михайлович

• Сидоров, Алексей Михайлович
• кандидат философских наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат философских наук Сидоров, Алексей Михайлович

Введение.

I. Общая характеристика работы.

II. Проблемы интерсубъективных оснований действия в контексте современных философских дискуссий.

Глава первая. Методологические проблемы критической герменевтики действия.

I. Дескриптивный, диалектический и герменевтический подходы к действию.

1. Феноменологическая социология и проблема интерсубьективности.

2. Язык и социальное действие в лингвистической философии.

3. Диалектика и действие.

4. Синтетический характер критической герменевтики действия.

II. Рефлексия и поле действия.

1. Аргументативный разум и монадология языковых игр.

2. Универсализация принципов действия: герменевтика и критическая теория.

3. Единство аргументативного разума как условие возможности рефлексивной экспликагщи содержания коммуникативного опыта.

Глава вторая. Действие, символические системы и логика дискурса.

I. Символические системы и их отношение к действию.

1. Действие и структура.

2. Пределы функционального анализа.

II. Язык, рациональность и действие.

1 .Рациональность и основания коммуникации.

2. Универсалии речевой ситуации.

3.Прагматика интерактивной функции языка.

III. Логика дискурса и основания действия.

1. Действие и формальные свойства диалога.

2. Типы критического дискурса как функции аргументативного разума.

3. Знание и формирование рациональной воли.

Глава третья. Стратегии идентификации субъекта действия.

I. Субъект и интенциональное действие.

1. Идентичность и проблемы герменевтики действия.

2. Лингвистическая феноменология свободы.

II. Концепция идентичности в функциональной теории действия.

1. Идентичность и социализация.

2. Система действия и проблема свободы.

III. Идентичность субъекта действия и диалогическая компетенция.

1. Субъективность, рациональность и коммуникация.

2. Инвариантные формы индивидуализации в коммуникативном мире.

3. Идентичность и рациональная автономия: формирование ориентации на универсальный диалог.

Глава четвертая. Аргументативный разум и моральное действие.

I. Дискурсивное формирование воли как условие моральной автономии.

1. Кризис форм жизни и моральное действие.

2. Диалогическая практика как морально-исторический идеал.

3. Категорический императив и этика дискурса.

II. Границы аргументативного разума.

1. Контекстуализм и практическая рациональность.

2. Артикуляция разума в этическом сообществе.

3. Диалогическая мета-рациональность как основа универсализации принципов знания и действия.

III. Рациональный диалог как регулятивный принцип морального действия.

1. Трансцендентальная прагматика: от критики значения к моральной философии.

2. Языковая игра аргументативного разума и основания морального действия.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Аргументативный разум и основания действия»

I. Общая характеристика работы

Актуальность проблемы.

В современной философии деятельностно-интерактивный подход к классическим философским темам становится все более влиятельным. Если в классической философии действие рассматривалось как производное явление по отношению к сфере сознания, то, после лингвистического и прагматического «поворотов» в философии XX века, в различных концепциях понятие действия, ориентированного на взаимопонимание, оказывается основой для критического переосмысления традиционных проблем. В традиции Просвещения разум понимался как естественная диспозиция человеческого духа, которая, при методическом руководстве, может открывать определенные истины. При этом предполагалось, что ясности и отчетливости этих истин достаточно для обеспечения интерсубъективного согласия. Действие же описывалось в инструментальных терминах объективированной рациональности — как реализация монологически полученного знания. В результате происходившего за последнее столетие движения от философии сознания к философии языка и практики была раскрыта коммуникативная основа знания и связь его содержания с контекстами действия, что привело к переосмыслению традиции Просвещения. Радикальная постметафизическая критика идеала автономного субъекта, стремящегося завоевать право на монолог, выявила культурную и историческую изменчивость категорий мышления и принципов действия, зависимость структуры сознания от интерактивных процессов обмена деятельностью - если понимать также речь как способ действия, в соответствии с прагматически ориентированными лингвистическими теориями. Стало очевидно, что условия интерсубъективности значений не могут быть объяснены в терминах структуры сознания и требуют обращения к исследованию символически опосредованных взаимодействий. Если в классической философии сознания интерсубъективность трактовалась как имманентная сознанию социальность, то в современной постметафизической философии, обратившейся от сознания к языку и коммуникации, на первый план выходит исследование прагматико-лингвистической интерсубъективности, реализуемой в речевых практиках. Соответственно, познание в различных концепциях рассматривается не как отношение между сознанием и предметом, а как процесс достижения согласия посредством аргументов, а знание - как совокупность высказываний, поддающаяся проверке в неограниченном сообществе интерпретаторов с помощью публичных критериев. Аргументативный разум, как совокупность правил диалогической мета-практики обоснования значимости знаний и действий, можно считать интерсубъективистской переинтерпретацией традиционного законодательного разума, претензии которого в теоретической и практической сферах сегодня подвергаются критике. Аргументация, определяемая как диалогическая деятельность по достижению рационального согласия, является основой нового интерактивного понятия рациональности «по человеческой мерке», реализующейся в коммуникативной среде. Различные концепции сближаются на основе понимания практики свободного рационального диалога, в котором устанавливаются неискаженные интерсубъективные отношения, в качестве предельного контекста для обсуждения любых теоретических и практических проблем. Расхождения и дискуссии же вызываются вопросом о том, является ли множественность языковых игр и форм жизни, в которых воплощен интерсубъективистски истолкованный разум непреодолимым препятствием для сохранения универсализма, свойственного философии Просвещения. Для одних авторов универсализм является одной из иллюзий подлежащего преодолению логоцентризма, вместе с иллюзиями прозрачного для себя и само-обосновывающегося разума, автономного субъекта и «архимедовой точки опоры» за пределами исторической и культурной случайности и множественности. Другие же считают, что отказ от универсализма равносилен отказу от самой рациональности. Для того, чтобы разобраться в этих актуальных дискуссиях и попытаться найти возможность сближения различных позиций в понятии исторически и практически ангажированного универсализма, необходимо подробно рассмотреть проблемы действия, оказавшегося сегодня в центре внимания прагматически ориентированной философии, в контексте обосновывающего функционирования аргументативного разума.

Степень разработанности темы.

Исследование интерсубъективных оснований действия занимает важное место в отечественной науке. Многие аспекты марксистской философии предметно-практической деятельности сохраняют сегодня свою актуальность. Это относится, например, к работам Э. В. Ильенкова по теории и истории диалектики. Предвосхищающим многие современные дискуссии представляется обращение Г. П. Батищева от марксистского активизма к «диалектике общения». Проблемы общения как диалогических интерсубъективных отношений, являющихся источником смыслоообразования, были детально изучены в работах В. С. Библера, Л. П. Буевой, М. С. Кагана, В. В. Сильвестрова. Различение между диалогической и монологической трактовками коммуникации с семиотической точки зрения проводится в работах Ю. М. Лотмана и его последователей. Все более актуальными для современных гуманитарных дисциплин, ориентированных на диалог в «многоголосом» мире, оказываются идеи философии поступка М. М. Бахтина, диалогические основания которой творчески развиваются И.

В. Пешковым и Г. Л. Тульчинским. Оригинальная типология интерсубъективных отношений с позиции деятельностного подхода предложена В. В. Лапицким. Связь знания с процессами взаимопонимания и взаимодействия людей в практической деятельности проясняется в работах Б. И. Липского. Проблемы понимания и оценки действия в современной теории аргументации подробно рассматриваются А. А. Ивиным.

Европейские дискуссии последних пятнадцати лет вокруг проблем коммуникативного действия не получили достаточно широкого освещения в отечественной литературе. Анализ феноменологически ориентированных теорий действия, продолжающих влиять на современную полемику, проводит Л. Г. Ионин. Некоторые аспекты пост-витгенштейнианских концепций действия, основанных на прагматике языка в его тесной связи с интерсубъективностью форм жизни, рассматриваются в работах А. А. Блинова, А. Ф. Грязнова, М. С. Козловой, 3. А. Сокулер. Методологические проблемы критической герменевтики действия с точки зрения сопоставления различных подходов обозначены В. И. Медведевым. Но основная дискуссия между сторонниками коммуникативной этики (этики дискурса) и ее противниками, в которой тема интерсубъективных оснований действия получает наиболее актуальное развитие, почти не обсуждался отечественными авторами. Кратко проблемы этики дискурса отмечены в работах И. П. Фарман и В. Н. Фурса, посвященных критической теории Ю. Хабермаса, и в отдельных статьях А. В. Денежкина, Б. В. Маркова, Н. С. Плотникова и Р. 3. Хестанова.

Ведущая цель работы заключается в том, чтобы продемонстрировать связь оснований действия с необходимыми предпосылками диалогической практики аргументации как базовой формы коммуникативной рациональности. Достижение этой цели предполагает решение следующих задач:

-на основе анализа различных подходов к действию наметить общие методологические принципы критической герменевтики действия и ввести понятие аргументативного разума как совокупности необходимых предпосылок взаимопонимания в коммуникативном сообществе;

-рассмотреть значение символических систем для координации действий и, анализируя прагматические теории языка, выявить формальные свойства рационального диалога в качестве условий возможности знания и действия.

- критически соотнести различные стратегии идентификации субъекта действия с принципом совместного дискурсивного формирования воли и, на основе выявления закономерностей интерсубъективного становления идентичности субъекта, доказать необходимую связь морального действия как предельной реализации автономии субъекта с «чистым» типом интерсубъективных отношений -с коммуникативной практикой свободного и открытого рационального диалога;

-описать характеристики свободной прагматико-лингвистической интерсубъективности как регулятивной идеи для языковой игры аргументативного разума, в которой обосновывается значимость речи ь действий.

Теоретические и методологические основания исследования. Теоретически работа основывается на синтезе различных концепций в философии и социальных науках, предлагающих интерсубъективистские трактовки рациональности, исходя из определения условий возможности взаимопонимания в аргументативных практиках. Главной теоретической базой такого синтеза являются идеи «франкфуртской прагматики» -философии языка и практики, развиваемой К.-О. Апелем, Ю. Хабермасом и их последователями - Р. Алекси, Д. Бёлером, В. Кульманом и другими. Для прояснения некоторых спорных тезисов, отстаиваемых названными авторами, большое значение имел анализ полемики вокруг этики дискурса, основной идеей которой является обоснование моральных принципов посредством экспликации коммуникативной структуры рационального диалога. Аргументы неоистористов (Г. Люббе, О. Марквард, Р. Шпеман) и коммунитаристов (А. Макинтайр, М. Сэндел, Ч. Тэйлор, М. Уолцер), направленные против формализма этики дискурса, помогают разработать теоретическую основу для преодоления традиционных противоречий между историзмом и универсализмом при исследовании практик. Подход к проблемам эпистемологии и этики с позиции человеческой речи требует обращения к анализу коммуникативной функции языка в англоязычной лингвистической философии. Достижения теории речевых актов Д. Вандервекена, Дж. Остина, Дж. Сёрля, П. Стросона, в которых развито деятельностное представление о языке, необходимо должны учитываться при описании конститутивного значения языковой активности для социальной жизни. Кроме того понятия Л. Витгенштейна, использованные А. Мельденом, Р. Петерсом, П. Уинчем для выявления интерсубъективных оснований конвенций, обеспечивающих осмысленность действий, входят в общий концептуальный инструментарий, применявшийся в; данной работе. При разработке отдельных тем существенное значение для формирования общей теоретической позиции имело обращение к современным концепциям, которые объединяет постметафизическая установка на принцип диалога при решении тех или иных проблем - к неокантианскому конструктивизму Дж. Ролза, новой риторике X. Перельмана, теории развития морального сознания Л. Кольберга. Современная философия характеризуется не только конвергенцией различных школ и направлений, но и тенденцией к активному взаимодействию с научным, в частности, с социально-гуманитарным знанием. В теоретические основания данной работы включены некоторые положения социологических теорий П. Бурдье и Э. Гидденса, направленных на преодоление противоречий между структуралистскими и феноменологическими взглядами на социальную действительность, а также концепции А. Турена, настаивающего на необходимости «возвращения человека действующего» в социальное знание.

Методология, используемая в данной работе, основывается на комбинировании объяснения и понимания как взаимодополнительных форм знания. Объяснительные гипотезы позволяют выявлять универсальные условия символически опосредованного коммуникативного опыта. Но границы объяснения определяются тем, что при интерпретации действия невозможно игнорировать понимание самими действующими лицами значимого для них мира. Задача исследователя заключается в том, чтобы понять «фактичность» социальных явлений в контексте значимых для участников практики предпосылок. Следовательно, объяснительные гипотезы, благодаря которым реконструируется объективный контекст действия, нередуцируемый к намерениям действующих лиц, должны использоваться как средство лучшего понимания имманентной рациональности действий. Синтетический подход к применению различных методологических принципов в данной работе был направлен на то, чтобы, с одной стороны, учитывать социально-историческую систему понимания, обеспечивающую рефлексивный характер действий в практическом мире, а с другой - не останавливаться на этом и систематически реконструировать квази-трансцендентальную связь рациональности и универсальных основ коммуникации. Результатом этого должна была стать демонстрация преемственности рефлексивных процессов - от повседневной рационализации до теоретического анализа интерсубъективных оснований речи и действий.

Новизна исследования заключается в разработке синтетического межпарадигмального подхода к изучению интерсубъективных оснований человеческого действия. На основе детального анализа современных дискуссий по поводу этики дискурса в работе предлагается решение традиционных противоречий между историзмом и универсализмом, благодаря выявлению диалогических предпосылок аргументации, имплицированных в институтах и практиках современного мира, которые обеспечивают возможность неограниченного расширения границ локальных языковых сообществ. Кроме того, разработано понятие аргументативного разума, являющееся интерсубъективистской трактовкой рациональности с прагматико-лингвистической точки зрения. Использование понятия аргументативного разума в качестве нормативно-герменевтического принципа современности позволило выявить морально-практическое значение предпосылок диалогической рациональности для ориентации действий, что дало основания для нового понимания отношений теории и практики. Новым является также развиваемый в работе взгляд на связь исторических изменений с утопическим измерением идеала открытой публичной сферы для неискаженной интерсубъективности.

Теоретическое и практическое значение.

Значение данного исследования заключается в том, что в нем, на основе анализа различных современных концепций, разрабатывается новое понимание взаимосвязи языка, рациональности, интерсубъективности и действия, преодолевающее и монологический универсализм трансцендентальной философии, и контекстуализм радикальных критиков Просвещения. Предположение о том, что идея единства аргументативного разума как основы рациональности «по человеческой мерке» является нормативно-герменевтическим принципом современности, имеет теоретическое значение не только для теории познания, но и для историко-философских, социологических и исторических исследований, будучи критерием для реконструкции логики изменения современного мира.

Синтетический подход к проблемам знания и действия с позиций человеческой речи в открытой публичной сфере обеспечивает межпарадигмальную основу для обсуждения традиционных тем теоретической и практической философии с широким использованием достижений различных философских школ и направлений. Выявление морального значения прагматических условий рациональности для ориентации действий позволяет сформировать идеал диалога как формы жизни, который мог бы стать регулятивным средством организации исследований и преподавательской работы в гуманитарном знании.

II. Проблемы интерсубьективных оснований действия в контексте современных философских дискуссий

Ключевая проблема философии Нового времени - поиск рациональных оснований интерсубьективных связей в условиях распада традиционного субстанционального порядка. Действия осуществляются на фоне признанных нормативно-ценностных систем; в том случае, если фактически существующие стандарты не признаются в качестве обеспечивающих оправданность действий, возникает критическое напряжение между сущим и должным. В истории западной мысли проблема оправдания решалась на двух уровнях -институциональном (когда под вопрос ставилась значимость самих норм) и индивидуальном (когда оценке подлежали мотивы действующего субъекта).

Поскольку свободное сознание и универсальная этика постконвенциональной эпохи современности не допускают редукции утопического измерения Свободы и Разума к наличному положению вещей, и в том, и в другом случае, принципы оправдания норм или действий отличались от стандартов, детерминированных позитивными социальными порядками. Это привело к различению легального действия, совершаемого вследствие внешних мотивов, и морального действия, определяемого совестью как независимой от квази-естественной социальной фактичности инстанцией. Но при этом кантовский дуализм внешней и внутренней свободы препятствовал решению проблемы реализации моральной автономии в объективных институциональных формах. Философия Гегеля была последней попыткой в пределах метафизической традиции соединить сферы политики и этики. Гегель продемонстрировал бессодержательность морального сознания, отвлеченного от конкретной нравственности политического сообщества. Но он указал также и на абстрактность институтов, пренебрегающих правами субъективности, поскольку государство, как действительность нравственной идеи, должно быть основой примирения единичного и всеобщего. То обстоятельство, что Гегель увидел это примирение в прусской монархии, надолго дискредитировало идею синтеза этики и теории общества. Позитивистское разделение нормативной этики и эмпирической социальной теории привело к тому, что проблематика разумной (а не только технически-рациональной) организации интерсубъективных отношений потеряла свое значение, а вместе с ней, казалось, ушла в прошлое и идея практического разума. Любая попытка восстановить эту идею в своих правах воспринималась как выступление против научной рациональности, освободившейся от оценочного мышления практической философии и философии истории. Но в последние десятилетия появились концепции, реконструирующие идею практического разума с учетом тех особенностей, которые отличают современную ситуацию «конца метафизики» от европейской философской традиции.

Ориентация современной философии на анализ языка в прагматической реальности высказываний для различных концепций стала основанием решения тех или иных проблем в их соотнесенности с речью, дискурсом, коммуникативными практиками. Разум, в таком случае, рассматривается как воплощенный в социальных и исторических формах, для которых языковая деятельность является конститутивной. Субъективность и интенциональ-ность не имеют статуса приоритетных теоретических объектов по отношению к языковым играм и формам жизни, но анализируются как элементы лингвистически и практически раскрытого мира. Образ познания как представления сменился признанием эпистемического авторитета публичных критических обсуждений. Но для одних авторов все эти тенденции означают конец философии с ее традиционными притязаниями, а для других - возможность постметафизического переформулирования этих притязаний с учетом прагматики, политики и поэтики языка.

Признание зависимости стандартов рациональности от исторически изменчивых словарей, культур, практик не препятствует возможности рассмотрения разума как регулятивной идеи, позволяющей расширять границы наличных форм знания. Истина, при таком подходе, определяется (как у Х.Патнэма, К.-О.Апеля и Ю.Хабермаса) через процесс идеализированного рационального обоснования, который всегда воплощен в конкретных социальных эпистемических практиках, но не может быть редуцирован к ним. Также признание множественности языковых игр и форм жизни не обязательно приводит к тезису об их несоизмеримости. Например, в теории интерпретации Д.Дэвидсона, призванной объяснить возможность понимания в процессе коммуникации, идея несоизмеримости концептуальных схем, выражающих исторически обусловленные способы организации опыта, подвергается убедительной критике при помощи демонстрации необоснованности ключевого для проблемы релятивизма различия между концептуальной схемой и реальностью. Можно предположить, что универсализм философского мышления может быть сохранен и при прагматико-лингвистической трактовке философии. Рефлексия об условиях возможности речи и действий ведет к нормативной концепции рациональности как публичного употребления критического разума, имеющей морально-практические импликации.

Нормативная концепция рациональности, формулируемая на основе обращения к неограниченной идеальной аудитории, может быть противопоставлена пост-ницшеанской политике языка (Ж.Батай, М.Фуко, Ж.Деррида), выявляющей истоки истины и разума в механизмах власти. Поскольку рациональность определяется через процессы дискурсивной организации согласия в человеческих сообществах, идеальная форма организации дискурса совпадает с идеальной формой коммуникации и социального взаимодействия - с диалогической взаимностью ответственных личностей, реализующих свободные и симметричные интерсубъективныь отношения. Диалогические теории аргументации Г.Джонстона и Х.Перельмана, теория справедливости Дж.Ролза, этика дискурса К.-О.Апеля, Ю.Хабермаса и их последователей позволяют выйти за пределы рассмотрения значения либо как трансцендентального, независимого от практического генезиса, либо как редуцированного к эмпирическим эффектам власти, скрытым за поверхностными нормативными порядками. Обоснование в этих концепциях соотносится с антиципацией идеала рациональной прозрачности интерсубъективных отношений, являющегося критически-нормативным стандартом оценки позитивных форм жизни.

Обращение к языку в действии как к главной теме философской рефлексии привело к осознанию неустранимости риторического и поэтического измерений языка из теоретического знания. С этим связаны отказ от жесткого противопоставления теории и риторики, характерного для классической философии, и разработка концепций риторической рациональности как разумной убеждающей деятельности, позволяющей ориентироваться в мире, не поддающемся точному расчету - таковы, например, концепции Х.Блюменберга и Г.К.Майнбергера. Если для постструктуралистов - Ж.Деррида, П. де Мана, Дж.Хиллис Миллера вездесущность риторики, предопределяющей содержание текста, является основанием для деконструкции классических идей Разума и Истины, то герменевтически и прагматически ориентированные авторы убеждены в возможности их не-фундаменталистской реконструкции в качестве предпосылок рациональной речи. При этом традиционные онтологические и эпистемологические различия между сущностью и явлением, знанием и мнением сводятся к различию между свободным и вынужденным согласием в сообществе интерпретаторов. Это позволяет включить нарративные элементы в преобразованную концепцию рационального дискурса без ущерба для универсалистских притязаний философии. Поскольку эти притязания не связываются больше с аподиктическим знанием, но указывают на открытое критическое обсуждение с использованием аргументированного убеждающего воздействия, риторическое измерение не рассматривается как источник искажения знания. Определение знания через процессы достижения согласия предполагает примирение теории и риторики. Переход от присущего новоевропейской метафизике монологического понимания теории как объективной репрезентации мира при методическом очищении мышления от социально и культурно определенных содержаний к демонстрации зависимости теории от до-научной целенаправленной практики и речевой коммуникации, регулируемых не аподиктическим, а побудительным дискурсом, приводит к признанию важной роли риторических и поэтических фигур в структуре человеческого знания, но при этом оставляет возможность для проведения прагматически значимых границ между теорией и риторикой в зависимости от различных целей дискурса.

Итак, современная постметафизическая философская ситуация де-трансцендентализации разума не препятствует сохранению традиционных универсалистских притязаний философии, если идеи истины, свободы и справедливости рассматривать как базовые предпосылки речевой коммуникации, безусловность которых не имеет своим следствием абсолютности получаемых результатов, всегда открытых для пересмотра. Концептуализация неискаженных интерсубъективных отношений взаимного признания между свободными и ответственными субъектами позволяет установить отношения между нормативными предпосылками и эмпирическим анализом. Благодаря пост-позитивистской метакритике научного разума стало очевидно, что оценочные суждения являются неотъемлемыми составляющими категориальных систем.

Феноменологические и лингвистические теории действия продемонстрировали зависимость социального исследования от самоистолкований действующих лиц и символически структурированных форм жизни. Благодаря этому сциентистские возражения против объединения этики и теории общества, основанные на догматическом различении «фактов» и «норм» и следующие из этого различения требований независимости теоретических исследований от оценок, теряют свою силу. Если признается зависимость объективного знания от интерсубъективного понимания в процессе коммуникации, то тогда ставится под сомнение используемый с разными целями и сциентистами, и релятивистами тезис о непреодолимой множественности оценок, не поддающихся рациональному обоснованию. При коммуникативной трактовке разума речь должна идти о континууме рационального дискурса в публичной сфере, охватывающем и теоретические, и практические проблемы.

Новое понимание разума, связанное не с ментальной парадигмой, а с анализом условий возможности коммуникативно опосредованной интерсубъективности нашло выражение в концепциях «семиотического разума» К.-О.Апеля, «коммуникативного разума» Ю.Хабермаса. «лингвистического разума» Г.Шнедельбаха, «интерпретирующего разума» З.Баумана, «интерактивного разума» Ш.Бенхабиб. Их объединяет общий подход к разуму как к способности поддерживать диалог и расширять пространство взаимопонимания. Главная же проблема заключается в том, насколько такие концепции совместимы с современным контекстуализмом, настаивающем на несводимости множества агональных языковых игр и форм жизни. Эта проблема была предметом детального обсуждения в полемике вокруг этики дискурса, разрабатываемой К.-О. Апелем, Ю.Хабермасом и их последователями - Р.Алекси, Д.Белером, В,Кульманом. Критики этики дискурса с позиций неоисторизма (Г.Люббе), неофункционализма (Н.Луман), коммунитаризма (А.Макинтайр) выдвинули против ее формализма серьезные аргументы, рассмотрение которых может дать основу для выработки синтетического подхода к проблемам интерсубъективных оснований действия, учитывающего и достоинства, и недостатки различных концепций.

С позиций осуществляемой представителями этики дискурса диалогической переформулировки идеи практического разума любая максима действия, которой предположительно приписывается универсальная значимость, должна быть представлена для неограниченного критического обсуждения в открытом коммуникативном сообществе. При этом, сами принципы организации дискурса имеют морально-практическое значение, требуя от действующих лиц поддерживать отношения диалогической взаимности. Таким образом, устанавливается необходимая связь между аргументацией и практической философией. Для критиков использования идеи свободного диалога в качестве критерия практической рациональности характерно воспроизведение гегелевских аргументов против кантовского формализма в их радикально историзированном и социологизированном виде, то есть, посредством демонстрации укорененности рационального дискурса в существующих структурах конкретно-исторического сообщества. Коммуникативная трактовка практического разума предполагает, что рациональная организация социальной системы связана с условиями диалогического взаимодействия индивидов. Но с нео-гегельянской точки зрения, такое предположение является свидетельством пренебрежения разумом тотальности - органического, само-организующегося государства, всегда предпосылочного по отношению к индивидуальному сознанию. Социальная система как целое не нуждается в дискурсивной легитимации; наоборот, не-трансцендируемая фактичность исторически реализованных правовых и моральных норм, ценностей, законов и институтов обеспечивает условия возможности локальных дискурсов. Кроме того, принцип свободного диалога является бессодержательным, поскольку в нем не учитываются контекстуальные особенности практических ситуаций. И, наконец, доводы, направленные на защиту традиции от пустого формализма абстрактных проектов, дополняются утверждением о том, что универсально-прагматическое обоснование этики дискурса невозможно без регрессии к уже дискредитированным формам трансцендентального обоснования.

Поскольку принцип этики дискурса по своей структуре аналогичен концепции общественного договора и кантовскому категорическому императиву, не случайно, что возражения, выдвигаемые против него, созвучны гегелевской аргументации. Следовательно, для конструктивного выхода из этой полемики необходимо показать, что изменившиеся исторические и теоретические условия делают эту аргументацию неприменимой к современной интерсубъективистской версии практического разума. В кантовской этике и философии права диалогический принцип практической истины, содержащийся в них (как показал Дж.Р. Зильбер), был вытеснен на задний план в пользу логического формализма. Следовательно, попытка развить диалогический потенциал кантовской этики должна осуществляться в ином направлений, нежели гегелевская критика Канта. Хотя принцип этики дискурса также формален, как и кантовский категорический императив, он дает возможность для иного решения проблемы формы и содержания. Ин-тенциональная детерминация действия, предполагаемая категорическим императивом, является исключительно монологическим процессом рефлексии действующего субъекта. В противоположность этому, принцип этики дискурса развивается на диалогических основаниях, указывая на мета-практику диалога как на единственно возможную процедуру оценки норм и действий, и требуя опосредования субъективных решений совести обоснованием их интерсубъективной значимости на основе критериев рационального формирования воли. В отличие от теории общественного договора, современные версии которой предлагаются сегодня Дж.Ролзом и Р.Дворкиным, принцип этики дискурса не устанавливает содержания возможного согласия и не определяет субстантивных критериев различения рационального и не-ра-ционального, рассматривая сам дискурсивный процесс в качестве такого критерия. Тем самым реализуется кантовское намерение разработки формальной детерминации как единственного априорного содержания морального сознания. Но при этом исследованию подлежит не монологическая рефлексия действующего субъекта, но форма интерсубъективных отношений - мета-практики диалога. В результате теряет значимость апелляция к фактичности существующих порядков, поскольку все измерения социальной жизни рассматриваются как вовлеченные в процесс возможной критики и дискурсивной трансформации.

Этика дискурса не противопоставляет, в отличие от кантовской этики, априорные моральные принципы сфере повседневных человеческих интересов, но указывает на наличие в самом социальном жизненном мире критической практики, регулятивной идеей которой является аргументативное оправдание тех норм и способов действия, которые, при неискаженных условиях знания и речи могли бы быть признаны всеми рациональными субъектами. Следовательно, гегелевская критика кантовского формализма неприменима к коммуникативной этике, поскольку для Ю.Хабермаса или К.-О. Апеля, так же, как и для Гегеля, «действительный разум», воплощенный в структурах взаимодействия, является основой конституирования морального сознания. Но гегелевская идея макро-субъекта нравственно-правовой жизни - то есть приписывание субъектных свойств всеобщности мышления, а не связи реальных индивидов, обеспечивающей универсальность смыслового содержания действий — препятствует выявлению логики интерсубъективных отношений. Истолковав гегелевский «действительный разум», реализующийся в коллективных формах знания и действия, как коммуникативную рациональность, можно было бы, с одной стороны, избавиться от недостатков кантовского формализма, а с другой - ответить на возражения скептиков, указывающих на невозможность критического дистанцирования от социальной фактичности. Кроме того, еще одна возможность сближения между сторонниками этики дискурса и ее критиками заключается в демонстрации того, что предполагаемые Апелем и Хабермасом способы ее обоснования не являются необходимо связанными с ее основной интуицией, которая может быть принята и при менее строгих предпосылках. Анализ идеи свободного диалога должен привести к пониманию того, что история ее становления -как с точки зрения развития институтов, так и с точки зрения развития морального сознания и идентичности субъектов действия - является конститутивной для ее содержания. Таким образом, следует показать, что современные морально-практические и эпистемологические исследования подготовили основания для разработки постметафизического интерактивного и историчного универсализма. В первой главе данного исследования, в результате сопоставления различных теорий действия и введения новых понятий, разрабатывается методология критической герменевтики действия, преодолевающая свойственную классической философии коммуникативную асимметрию в отношениях теоретика и участников повседневных практик, но не приводящая, в то же время, к ограничению рациональности рамками локальных языковых сообществ. Символические системы, опосредующие действие, в их связи с диалогической мета-рациональностью дискурсивных процессов критики значений, рассматриваются во второй главе. При этом анализируется логика

22 обоснования истин и норм действия в открытой публичной сфере. Третья глава посвящена формулированию прагматико-лингвистической концепции свободного, ответственного и ориентированного на диалог субъекта как участника коммуникативных взаимодействий. И, наконец, в четвертой главе прослеживается корреляция морального действия как предельной реализации автономии субъекта с «чистым» типом интерсубъективных отношений -мета-практикой диалога, конститутивной для любых институтов практического мира.

Заключение диссертации по теме «Онтология и теория познания», Сидоров, Алексей Михайлович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование интерсубъективных оснований действия привело к разработке синтетического подхода к решению проблем эпистемологии и этики, связанного с соотнесением рациональности действия с коммуникативной структурой практики аргументации. В концепции аргументативного разума, которая предназначена для обобщения усилий различных современных философских школ и направлений, имеющих своей целью построение постметафизической интерактивной модели рациональности, выявлены необходимые прагматические условия взаимопонимания в открытом коммуникативном сообществе. Использование идеи свободного диалога в качестве нормативно-герменевтического горизонта современности дало возможность для преодоления противоречий между историзмом и универсализмом при изучении человеческих практик, Поскольку история становления этой идеи - как с точки зрения развития институтов, так и с точки зрения формирования личности, - имеет конститутивное значение для ее универсального содержания. Критика является этосом современного мира и, следовательно, критическая герменевтика действия может способствовать выявлению моральных предпосылок жизни современных сообществ. Анализ символических систем, задающих смысловое пространство для осуществления действия, показал, что их следует рассматривать в соотнесении с креативно-деятельностными процессами коммуникации. Также было показано, что логика истины совпадает с прагматическими условиями возможности рационального согласия посредством аргументации в открытой публичной сфере. Аргументативный разум неразрывно связан с языком, историей и практикой, но составляющее его суть требование идеального согласия в сообществе диалогического общения является основой преодоления фактически существующих конвенциональных границ. Поскольку критика значений связана с дискурсом, идеал диалогической практики имеет и эпистемологическое, и моральное значение, предписывая участникам языковой игры аргументативного разума содействовать идеальной форме коммуникации и социального взаимодействия - диалогической взаимности ответственных личностей.

Результаты проделанной работы могут быть представлены в виде следующих тезисов:

- языковая игра аргументативного разума является диалогической мета-практикой обоснования значимости знаний и действий, что позволяет определить понятие рациональности в терминах необходимых прагматических предпосылок речи в открытой публичной сфере и позволяет на основе синтеза различных подходов обеспечить выявление интерсубъективных оснований действия;

- проведение различия между культурно детерминированными рациональностями, представляющими собой системы правил, регулирующих целесообразную деятельность в пределах различных форм жизни, и мета-рациональностью аргументативного разума как совокупностью условий, конститутивных для возможности диалога, позволяет дополнить постметафизическую концепцию де-трансцендентализированного разума с критикой релятивизма;

- на основе прослеживания зависимости формирования воли от интерсубъективных структур дискурсивных практик возможно утверждать,что идеально-прагматическое понятие свободного, ответственного и ориентированного на диалог субъекта является регулятивным для любых усилий, направленных на достижение согласия;

153 содержанием морального действия, обеспечивающим конституирование неискаженной интерсубъективности как основания автономии воли, является воспроизводство условий возможности рационального диалога.

Полученные результаты открывают возможность для дальнейших исследований в нескольких направлениях. Прежде всего, речь идет о последовательной разработке прагматико-лингвистической теории познания, в которой публичный аргументативный дискурс рассматривался бы в качестве основы рациональности, а понятие солидарности получило бы не только этический, но и эпистемологический статус. Демонстрация того, что дискурс является не только универсальной формой организации познания, но и необходимым условием практических действий дает основания для развития когнитивного подхода к проблемам морали. Выявление связи этики и теории общества позволяет совместить критику практического разума с проективным отношением к социальному миру. И, наконец, рассмотрение предпосылок действия, направленного на взаимопонимание, не только в качестве прагматического базиса теории, но и в качестве нормативно-герменевтического горизонта современности, обеспечивает критерии для реконструкции исторического опыта возникновения и институционализации гуманизированных форм жизни.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Сидоров, Алексей Михайлович, 2001 год

1. Адорно Т. В. Проблемы философии морали. М., 2000.

2. Американская социологическая мысль. Тексты. М., 1996.

3. Аналитическая философия: Избранные тексты. М., 1993.

4. Аналитическая философия: становление и развитие (антология). М., 1998.

5. Апель К.-О. Трансцендентально-прагматическое понятие языка.// От Я к Другому. Минск, 1997.

6. Арендт X. Vita activa или О деятельной жизни. СПб., 2000.

7. Батищев Г. С. Введение в диалектику творчества. СПб., 1997.

8. Бауман 3. Философия и постмодернистская социология. // Вопросы философии. 1993, № 3.

9. Бахтин M. М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

10. Бахтин M. М. К философии поступка.// Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984-1985. М., 1986.

11. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995.

12. Берлин И. Философия свободы. Европа. М., 2001.

13. Библер В. С. Мышление как творчество. М., 1975.

14. Блинов А. А. Общение. Звуки. Смысл. Об одной проблеме аналитической философии языка. М., 1996.

15. Буева Л. П. Человек: деятельность и общение. М., 1978.

16. Быкова М. Ф. Мистерия логики и тайна субъективности. О замысле феноменологии и логики у Гегеля. М., 1996.

17. Вальденфельс Б. Мотив чужого. Минск, 1999.

18. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

19. Вебер М. Избранное. Образ общества. М., 1994.

20. Верч Дж. Голоса разума. Социокультурный подход к21