Роман Ф. М. Достоевского "Бесы": проблематика и особенности поэтики тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Савина, Наталия Олеговна

• Савина, Наталия Олеговна
• кандидат филологических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Савина, Наталия Олеговна

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ХРИСТИАНСКОЕ МИРОСОЗЕРЦАНИЕ ДОСТОЕВСКОГО КАК "ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДОМИНАНТА" РОМАНА "БЕСЫ". ОБРАЗ ЗЛА. ОТЕЦ И СЫН ВЕРХОВЕНСКИЕ.

ГЛАВА ВТОРАЯ

СИСТЕМА ПЕРСОНАЖЕЙ В СВЕТЕ ИДЕЙНОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ ПРОИЗВЕДЕНИЯ. ЗНАЧЕНИЕ ТЕМЫ САМОУБИЙСТВА.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

РОЛЬ ЖЕНСКИХ ОБРАЗОВ.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИКИ.

Автор и Повествователь, портрет, речевые характеристики, психологизм, композиция, пейзаж)

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Роман Ф. М. Достоевского "Бесы": проблематика и особенности поэтики»

Роман Ф.М.Достоевского «Бесы» выделяется своей проблематикой из ряда других произведений писателя. Если другие романы Достоевского были в основном посвящены судьбе конкретной человеческой личности (Раскольников, князь Мышкин, Аркадий Долгорукий), то в «Бесах» Достоевский впервые воссоздает портрет молодого поколения середины XIX века, его идейные и философские искания, политические амбиции и социальные устремления. Все это было столь своевременным, злободневным, что тогдашняя молодежь, прочитав роман, сконцентрировала свое внимание на политической, памфлетной части его проблематики, стремясь отыскать в произведении свой портрет, и находила «злобную карикатуру». В.В.Тимофеева (О.Починковская) вспоминала о реакции молодежи на только что появившийся роман: «Новый роман Достоевского казался нам тогда уродливой карикатурой, кошмаром мистических экстазов и психопатией».1

Но по прошествии более чем ста лет с момента написания романа его философская, религиозная проблематика осмысливается как наиболее значительная. Сегодняшний читатель видит трагедию героев не столько в ложности их политических устремлений, которые явились следствием заблуждения духовного, сколько в утрате религиозно-нравственной обусловленности поступков, в открытом предпочтении зла добру, воли антихриста - воле Божией. Именно такое прочтение романа, на наш взгляд, было адекватно замыслу Достоевского. Как бы то ни было, роман «Бесы» постоянно привлекал внимание читающей публики и критики во многом шокирующим идейным содержанием.

При всем обилии и разнообразии работ, посвященных творчеству Достоевского вообще и роману "Бесы" в частности, данное произведение представляется наименее изученным как художественный феномен, чем и обусловлен выбор темы нашей работы. Важнейшая ее задача - осмыслить идейное содержание романа в неразрывном единстве с особенностями его художественной формы, выявить его идейно-художественную целостность.

Прижизненная критика, оценивая роман, обращалась в основном к вопросу о том, насколько верно изображены в "Бесах" представители русского революционного движения 60-х годов. Чаще всего в адрес Достоевского высказывались упреки в "карикатурности" и "фантастичности" героев.

В большинстве критических отзывов о поздних романах Достоевского отмечалось «глумление» над нигилизмом. Так, М.Е. Салтыков-Щедрин в статье «Светлов, его взгляды, характер и деятельность» писал: «Дешевое глумление над так называемым нигилизмом и презрение к смуте < .> - все это пестрит произведения г. Достоевского пятнами, совершенно им несвойственными. И рядом с картинами, свидетельствующими о высокой художественной прозорливости, вызывает сцены, которые доказывают какое-то уж слишком и ^ - /-Ч с поверхностное понимание жизни и ее явлении. < .> С одной стороны, у него (Достоевского)* являются лица, полные жизни и правды, с другой - какие-то загадочные и словно во сне мечущиеся марионетки, сделанные руками, дрожащими от гнева.»2.

При жизни Достоевского писатели и критики - реалисты в традиционном понимании этого слова обращали внимание на то, что героев произведений Достоевского никак нельзя назвать "типическими характерами", а все катаклизмы, которые с ними происходят, не могут именоваться " типическими обстоятельствами". Дело Нечаева, взятое Достоевским за основу фабулы «Бесов», признавалось современниками «преступным исключением», а вовсе не началом грядущей катастрофы. «Ухватившись за печальное, ошибочное и преступное исключение - нечаевское дело, он (Достоевский) просмотрел общий характер сйоуеп'ства, характер, достойный его кисти по своим глубоко трагическим моментам»,3 - писал Н.К. Михайловский.

Здесь и далее примечания в скобках, за исключением оговоренных особо, наши (- Н.С.). Михайловский Н.К. Из литературных и журнальных заметок 1873 г.//Соч,- Спб.::Изд.ред.ж-ла «Русское богатство», 1896.-Т. 1.

Важно при этом вспомнить реакцию самого Достоевского на эти упреки. Достоевский писал Н.А.Любимову, сотруднику "Русского вестника": "В "Бесах" было множество лиц, за которые меня укоряли как за фантастические, потом же, верите ли, они все оправдались действительностью, стало быть, верно были угаданы. Мне передавал, например, К.П.Победоносцев о двух, трех случаях из задержанных анархистов, которые поразительно были схожи с изображенными мною в "Бесах"4. И чем ближе подступала русская революция, тем реалистичнее воспринимались созданные в романе образы. Вслед за Мережковским* Достоевского стали называть "пророком русской революции", имея в виду, прежде всего роман "Бесы".

Анализируя современную Достоевскому критику более чем через сто лет, Л.И.Сараскина подытоживает мнение о романе, распространенное в литературных кругах 60-70-х годов XIX века: «Читающая публика, за малым исключением, была оскорблена романом Достоевского. Либеральное и демократическое общество считало своим долгом ахать и ужасаться при одной мысли об «уродливой карикатуре» и «злобной клевете». За Достоевским было записано творческое банкротство, неспособность к объективному наблюдению, болезненное состояние духа. Его герои получили квалификацию манекенов, маньяков, психопатов, а роман в целом - нелестную аттестацию госпиталя для умалишенных, галереи сумасшедших».5

Общепризнан интерес Достоевского к исключительным личностям, которые, как правило, являются в мир со своей оригинальной, не похожей на другие идеологической концепцией. "Идеи играют огромную, центральную роль в творчестве Достоевского,- пишет Н.Бердяев. - И гениальная идейная диалектика занимает не меньшее место у Достоевского, чем его необычайная психология. Идейная диалектика есть особый род его художества. Он художеством своим проникает в первоосновы жизни идей, и жизнь идей

Мережковский Д.С. «Пророк русской революции» // Ф.М.Достоевский «Бесы». «Бесы»: Антология русской критики. -М.: Согласие, 1996. пронизывает его художество. Идеи живут у него органической жизнью, имеют свою неотвратимую жизненную судьбу. Эта жизнь идей - динамическая жизнь, в ней нет ничего статического, нет остановки и окостенения. <.> Жизнь идей протекает в раскаленной огненной атмосфере - охлажденных идей у Достоевского нет, и он ими не интересуется".6

Однако Достоевскому мало показать исключительного человека. Он стремится поставить его в экстраординарные, исключительные обстоятельства, в ситуацию "на грани пропасти", ибо только так могут ярко проявиться скрытые доселе качества человеческой души, ее духовный потенциал.

Стремление к изображению исключительного человека воспринималось современной Достоевскому читающей публикой и критикой как уклонение от реалистического метода: «Преступление и наказание», «Идиот» , «Бесы» переполнены всякого рода редкостями, исключительными явлениями, чудищами».7 Но в этой глубинности, исключительности и скрыты особенности реализма Достоевского, осознаваемого им самим: "Совершенно другие я понятия имею о действительности и реализме, чем наши реалисты и критики. Мой идеализм - реальнее ихнего. Господи! Пересказать толково то, что мы все, русские, пережили в последние 10 лет в нашем духовном развитии,-да разве не закричат реалисты, что это фантазия! А между тем, это исконный настоящий реализм! Это-то и есть реализм, только глубже, а у них мелко плавает" (т.28, П, с. 329).

Наряду с политическим, современным, злободневным прочтением романа существует и иное - религиозно-философское. Приведем суждение Г.Флоровского: «Достоевский видел и созерцал, как в сплетении житейских мелочей и обыденных событий совершается или решается последняя судьба человека. Он изучал человеческую личность не в ее «эмпирическом характере», не в игре видимых причин и следствий, но именно в ее «умопостигаемых», в ее хтонических глубинах, где смыкаются и размыкаются таинственные токи первобытия».8 Проблема надвигающейся русской революции стала рассматриваться в аспекте христианского мироощущения автора. С.Н.Булгаков в статье "Русская трагедия", опубликованной в 1914 году, писал: "Если Достоевский, действительно, презирал в жизни ее трагическую закономерность, тогда уж, наверное, можно сказать, что не политика, как таковая, существенная для этой трагедии, есть для нее самое важное. Не в политической инстанции обсуждается здесь дело революции и произносится над ней приговор. Здесь иное, высшее судьбище, здесь состязаются не большевики и меньшевики, не эсдеки и эсэры, не черносотенцы и кадеты. Нет, здесь "Бог с дьяволом борется, а поле битвы - сердца людей", и потому-то трагедия "Бесы" имеет не только политическое, временное, преходящее значение, но содержит в себе такое зерно бессмертной жизни, луч немеркнущей истины, какие имеют все великие и 9 подлинные трагедии.

Оскар фон Шульц видел в произведениях Достоевского два возможных для России пути: путь антихриста (Шигалев, Великий инквизитор), который отрицает Достоевский и которым следовали известные тираны Х1Х-ХХ вв., и путь Христа, в котором Достоевский видит выход из того тупика, в который попало человечество.10

Мнение Н.К. Михайловского о том, что «вся политика и публицистика Достоевского представляет сплошное шатание и сумбур, в котором есть, однако, одна самостоятельная, оригинальная черта - ненужная, беспричинная, безрезультатная жестокость»,11 воспринимается теперь уже иначе. То, что представлялось политической недальновидностью, обернулось пророчеством. Таким образом, становится ясно, что "Бесы" - не столько политический памфлет, сколько социально-философский роман*, затрагивающий глубинные Или, по терминологии В.А.Недзвецкого, социально-универсальный роман. См. Библиография, №74. процессы, происходящие в душах людей. Richard Peace считал, что изначально роман «Бесы» задумывался как антинигилистический роман-памфлет. Но с появлением Ставрогина как главного героя проблематика произведения усложняется. С одной стороны, несомненное значение сохраняет полемика с нигилизмом, а с другой стороны, углубляется исследование религиозных и философских проблем. Исключение из основного текста романа главы «У Тихона» является, по мнению английского ученого, ошибочным, поскольку затрудняет понимание второго, чрезвычайно важного для Достоевского,

12 аспекта. JT.M. Розенблюм в книге «Творческие дневники Достоевского» отмечает, что в процессе создания окончательного текста романа «происходит напряженная внутренняя борьба между памфлетным заданием произведения и органическим интересом автора к «глубинам души человеческой»13. "Бесы", таким образом, можно назвать пророчеством Достоевского ровно настолько, насколько в нем говорится о вечном, непреходящем. "Пророчество приняли за пасквиль14»,- замечал Н.Бердяев.

Однако, рассматривая роман как гениальное пророчество Достоевского, Бердяев говорит не столько о самом произведении, сколько об особенностях русской революции, "бессмысленной и беспощадной": "Это все та же основная идея русского нигилизма, русского социализма, русского максимализма, все та же инфернальная страсть к всемирному уравнению, все тот же бунт против Бога во имя всемирного счастья людей, все та же подмена царства Христова царством антихриста. Таких бесноватых Верховенских много в русской революции, они повсюду стараются вовлечь в бесовское вихревое движение, они пропитывают русский народ ложью и влекут его к небытию. Не всегда узнают этих Верховенских, не все умеют проникнуть вглубь, за внешние покровы. Хлестаковых революции легче различить, чем Верховенских, но и их не все различают, и толпа возносит их и венчает славой".15

С политической проблематикой романа «Бесы» связана и проблема поиска прототипов его героев16. Большинство исследователей прототипом Степана Трофимовича Верховенского называют Грановского, а прототипом Петра Степановича Верховенского - Нечаева. Robert Lord прототипом Виргинского (общечеловека) считает Момбелли, а прототипом Липутина

17 самого Петрашевского. Richard Peace в книге «Dostoevsky. En examination of the major novels» называет прототипом Липутина - А.П.Милюкова, прототипом Шигалева - М.А.Бакунина; остальные герои находят своих прототипов среди действующих лиц дела Нечаева: П.Г.Успенского (Виргинский), Н.И.Николаева

18

Эркель). С прототипом главного героя романа - Николая Ставрогина - дело обстоит сложнее.

Л.П. Гроссман в книге "Споры о Бакунине и Достоевском" называет именно Бакунина возможным прототипом главного героя "Бесов". Ему возражал В.Полонский: "Уж если говорить о прототипе Ставрогина, то никак не о Бакунине. Этого деятеля Достоевский не знал, ни прямых, ни косвенных сношений с ним никогда не имел и никаких следов своей заинтересованности этой личностью не оставил, тогда как со Спешневым не только был знаком, не только был вместе с ним членом тайного общества, но даже находился под обаянием его личности, был вовлечен им в его собственный тайный кружок и столь был предан задачам кружка, что даже вербовал в этот кружок Майкова для устройства тайной типографии".19

В 1924 году первый биограф Н.А.Спешнева, В.Р. Лейкина-Свирская считала, что он был из тех "редких людей, одаренных талантом личного влияния, к которым обычно притягиваются события чужих жизней". "Неясность, загадочность характера Ставрогина, может быть, зависит от того, что в нем слишком много сырой реальности, не до конца оформленной искусством. Его бесстрастие, холодность, неудовлетворенный скептицизм, его красота и сила, обаяние, на всех производимое, и ореол какой-то тайны - все это реальные элементы в образе Ставрогина".20

Кроме того, если принять во внимание некоторые детали сюжета в романе и сопоставить их с фактами биографий Достоевского и Спешнева (бессрочный заем 500 рублей серебром, тайная типография и пр.), можно с большой степенью достоверности утверждать, что именно он, Николай Спешнев, и стал прототипом главного героя "Бесов" Николая Ставрогина. (Думаем, что совпадение имен здесь глубоко не случайно). Л.И.Сараскина пишет: "За двадцать лет, разделивших Спешнева и Ставрогина, в жизни Достоевского произошло слишком много событий, преобразивших и его самого, и мефистофельскую тему, и тех, кто на его глазах любил "корчить Мефистофеля". Поэтому, как только Князь А.Б., блуждая в потемках своего Я, вышел на "мефистофельскую" тропу, на помощь автору явился Спешнев как зеркало для героя. Соблазн продолжить и завершить прерванный арестом 1849 года роковой дуэт, в котором первая партия исполнялась Мефистофелем, заставил Достоевского отказаться от уже готового варианта "Бесов" в пятнадцать листов и начать работу заново: это был уникальный шанс встретиться со своим демоном не на его, а на своей территории".21

Говоря о прототипах героев романа, нельзя обойти молчанием и еще одну тему, не связанную непосредственно с поиском прототипов и не столь широко обсуждавшуюся в литературоведении. Мы имеем в виду вопрос о том, можно ли считать Шатова авторским резонером, и если да, то в какой степени.

Еще Е.Ю.Кузьмина-Караваева в работе "Достоевский и современность" писала о вере самого автора: "Для него всегда и во всем все определяет облик Христов. Вся истина целиком в Нем, и нет в Нем зла, и нет Ему равного в мире.

Тут ключ и его отношения к русскому народу: народ этот тем только и велик,

22 что несет в себе правду Христову". Нетрудно заметить, что слова эти могут быть сказаны и о богоискательстве Шатова. Стремление связать Бога с исповедующим его этносом, сделать Христа русским Богом, а русский народ -Христовым народом и есть основная идея Шатова.

К.Мочульский уже прямо говорит о близости мировоззрений Шатова и Достоевского. Н.Бердяев в работе "Духи русской революции" гпишет о Шатове: "У Достоевского была слабость к Шатову, он в себе самом чувствовал

23 шатовские соблазны".

Столь соблазнительной кажется идея сопоставления Шатова с самим автором, что А.Труайя делает их не просто подобными, но тождественными друг другу: "Достоевский разрывается между православным мессианством Шатова и атеистическим христианством Кириллова. Но в обеих позициях образ Христа остается неприкосновенным. Христос с Богом или Христос без Бога? Эта проблема, всю жизнь мучившая Достоевского, мучит и его героев. Кириллов, чтобы "разрешить ее", пускает себе пулю в лоб."24 О проекции героев на личность писателя, об «идеологической многоликости» Достоевского пишет в своих работах французский исследователь Louis Allain. Это заблуждение крайне опасно, т.к., следуя ему, мы подменяем точку зрения, идею героя мнением самого автора. К моменту написания "Бесов" Достоевский уже преодолел грань между верой и неверием, на которой все еще балансирует Шатов. Позади осталось для писателя и так называемое "социалистическое христианство".

Авторская позиция, безусловно, важная для исследователя, проявляется в творчестве Достоевского достаточно определенно. Архиепископ Иоанн (Шаховской) в статье "Можно ли гуманизировать Достоевского?" пишет: "Достоевский не делает феномена религиозного чувства чем-то "вторичным". Религиозное чувство он считает явлением высшей объективности,

25 объективности, более очевидной всех биологических феноменов".

Наиболее близкой нам представляется трактовка этой проблемы в работах Р.Г.Назирова. В книге "Творческие принципы Достоевского" автор пишет не только о чрезвычайной значимости "идеологической доминанты" героя, но и о влиянии ее на композиционную структуру романа в целом: "Идеологическая доминанта характера "сильнее и конкретнее" его окончательного телесно-бытового воплощения именно потому, что идея формирует психику героя, "идеология влечет за собой психологию". Сюжет у Достоевского есть по преимуществу борьба идей. Говоря несколько обобщенно, в его романах характеры вторичны по отношению к сюжету. <.> Решающую роль в создании характера играет выработка фабулы и внутриструктурных отношений - к миру, к Богу, к другим персонажам".26

Выявляя значимость идей своих персонажей, Достоевский постоянно стремится сохранить абсолютную свободу героя в идеологическом споре. Такая свобода может, по Достоевскому, быть достигнута только нарочитым невмешательством автора в ход идеологических споров. Не случайно важнейшие из этих споров даются Достоевским в форме, так сказать, "чистого" диалога, лишенного каких-либо авторских комментариев. (Например, споры Раскольникова с Порфирием Петровичем и Соней в "Преступлении и наказании", Шатова и Ставрогина в "Бесах", Ивана и Алеши в "Братьях Карамазовых" и др.).

Причина подобной позиции кроется в чрезвычайном внимании и уважении Достоевского к человеческой личности, ее свободе.

Такая позиция Достоевского привела к пониманию его романов как произведений полифонических, в которых голоса автора и персонажей (а значит, и их идеи) находятся в состоянии абсолютной свободы и равноправия. М.М.Бахтин писал, что голос автора звучит наравне с голосами персонажей, исключая взаимодавление и взаимовлияние: "Множественность самостоятельных и неслиянных голосов и сознаний, подлинная полифония полноценных голосов действительно является основною

97 особенностью романов Достоевского".

Говоря об исключительности и неповторимости каждого человека, Достоевский постоянно напоминает о необходимости свободного существования его в мире идей. Человек, по Достоевскому, должен свободно сделать свой первый и основополагающий выбор между добром и злом, причем выбор этот непременно должен быть независим от какого бы то ни было идеологического давления со стороны.

Важно отметить, что подобное утверждение Достоевский черпает в первую очередь из глубины православной традиции. Именно в основе Православия лежит утверждение, что благодать и предопределение Божие начинает действовать на человека не прежде его свободного произволения к добру. (Исключением является лишь таинство крещения, совершаемое над младенцами; но и тогда благодать начинает действовать не иначе как по свободной вере восприемников и родителей крещаемого). Отсутствие непосредственного выражения авторской позиции в идеологических спорах героев Достоевского привело к тому, что основная идея самого автора оказалась как бы под спудом, что и породило разногласия исследователей по этому поводу.

Одним из первых затронул проблему определения авторской позиции в произведениях Достоевского Н.А.Добролюбов, сформулировавший ее как "боль о человеке": " В произведениях Достоевского мы находим одну общую черту <.>: это боль о человеке, который признает себя не в силах, наконец, даже не в праве быть человеком, настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе. "Каждый человек должен быть человеком и относиться к другому как человек к человеку" - вот идеал, сложившийся в душе автора помимо всяких условных и парциальных воззрений, по-видимому, даже помимо его собственной воли и сознания, как-то a priori, как что-то составляющее часть его собственной натуры".28

В основном это имеет отношение к ранним произведениям писателя, повествующим о судьбе "маленького человека", "униженного и оскорбленного" большим городом.

Важно отметить, что в этих ранних произведениях философская основа еще не выражена так отчетливо, как в более поздних романах Достоевского, а следовательно, и "идеологическая доминанта" Достоевского не выявляется здесь непосредственно.

О боли за человека, особом даре сострадания человеку, присущем Достоевскому, говорится в предисловии к сборнику "Достоевский как проповедник христианского возрождения и Вселенского Православия". Однако, истоки человеческого дара сострадания авторы сборника видят в христианском вероучении, столь близком Достоевскому: "Больное, любящее и страдающее сердце - вот святыня, пред которою преклоняются все колени, и вот то, что влечет к Достоевскому через все разногласия с ним, непонимание и предрассудки. Достоевскому был дан истинно человеческий и единственно человеческий дар - дар страдания во имя любви к людям, дар страдания и крест страдания".29

Поэтому, говоря о боли за человека, называя ее особым даром сострадания, авторы видят его истоки, в отличие от Н.А.Добролюбова, не в демократическом мировоззрении Достоевского, а в проявлении особой Божией благодати: "Слышать и понимать, а следовательно, и разделять и нести на себе все скорби и грехи всего мира есть дело Бога, и мы приближаемся здесь к страшной тайне Гефсиманской ночи, кровавого борения и пота. Но к священной ограде Гефсиманского сада, из которого есть только один путь - на Голгофу, приближается всякий в меру своего страдания за других, бескорыстной, самоотверженной скорби и боли за человека. И близко, ближе

30 многих других, подошел к ней Достоевский".

Таким образом, здесь говорится об "идеологической доминанте" самого Достоевского, которая берет свое начало в христианском мировоззрении писателя.

Известно, что абсолютно положительной личностью, способной привести к покаянию и ко спасению даже преступника, для Достоевского явился Христос. В последних по времени написания заметках Достоевского значится между прочим план "написать книгу об Иисусе Христе". Вероятно, только смерть помешала писателю воплотить окончательно свой замысел, который возникал у него на протяжении всего его творчества (вспомним, например, замысел романа "Идиот"), "но в известном смысле все его (Достоевского) книги, особенно последних лет, написаны о Христе, во всех Он является истинным, хотя и незримым центром, иногда выступая открыто".31

В статье "Пастырское изучение людей и жизни по сочинениям Ф.М.Достоевского" архиепископ Антоний (Храповицкий) тоже писал о боли за человека. Но если, по Добролюбову, причиной человеческого страдания являлось несовершенство социального мироустройства, при котором "человек признает себя <.> не в праве быть человеком настоящим", то для архиепископа Антония и для Достоевского причины человеческого несовершенства, человеческой греховности коренятся в самом человеке. Основным критерием "жизненности" (в отличие от мертвенности) человеческой души является, по Достоевскому, склонность и способность ее к смирению, покаянию и в итоге к возрождению. "Та объединяющая все его (Достоевского) произведения идея, которую многие тщетно ищут <.> была не посылкой, не тенденцией, но просто центральной темой его повести. <.> В о з р о ж д е н н е - вот о чем писал Достоевский во всех своих повестях: покаяние и возрождение, грехопадение и исправление, а если нет, - то ожесточенное самоубийство".32

Вот почему в настоящей диссертации особое место занимает тема самоубийства в романе «Бесы». Достоевский изображает человека, находящегося на распутье. Это не только Степан Трофимович, выходящий на большую дорогу и кардинальным образом меняющий свою прежнюю жизнь. Герои романа пребывают на духовном распутье, блуждая* в лабиринтах идей и фантазий. Для них вопрос выбора между покаянием и преступлением есть воистину вопрос жизни и смерти. Поэтому в романе так остро стоит проблема самоубийства (как смерти в первую очередь духовной).

Однако вопрос об «идеологической доминанте» Достоевского, хоть и постоянно рассматривался, но решался неоднозначно. Христианская основа мировоззрения писателя порою игнорировалась, порою расценивалась как некий второстепенный, вспомогательный аспект. Важно при этом, что проблема авторского голоса в идеологическом споре героев Достоевского по-прежнему стояла довольно остро.

Не случайно в православной традиции грешники, одержимые какой-либо страстью, часто именуются заблудшими, т.е. заблудившимися

Стремление Достоевского к освобождению идеи героя из-под гнета авторского слова привело к тому, что голос автора либо "терялся" среди других голосов романа, либо "сливался" с голосом персонажей.

Так, Вячеслав Иванов писал, что реализм Достоевского основан не столько на познании, сколько на "проникновении одного "я" в другое". Чужое "я", таким образом, утверждалось не как объект, а как иной, отличный от собственного "я" субъект. Поэтому и задача героев Достоевского, согласно мысли Вяч.Иванова, состоит в том, чтобы, преодолев собственный эгоцентризм (влияние "я" как собственного субъекта), прорваться к пониманию другого человека как "истинной реальности" (чужое " я" как другой субъект). В невозможности такого прорыва и замкнутости героя в своем собственном мире видел Вяч. Иванов основу трагической катастрофы героя - "катастрофы отъединенного сознания".

Из идеи взаимопроникновения различных "я" субъектов Вяч.Иванов делает вывод о том, что герои Достоевского - это, в некотором роде, идейные двойники самого автора, переродившегося и как бы при жизни "покинувшего свою земную оболочку".

В работах М.М.Бахтина со всей определенностью утверждается и развивается положение о полифоничности романов Достоевского (равноправности голоса автора и голосов героев). По этому вопросу М.М.Бахтину возражал в 1966 году Р.Г.Назиров в своем диссертационном исследовании "Социальная и этическая проблематика произведений Достоевского 1859-1866 гг.": "Вопреки утверждениям Бахтина, роман "Преступление и наказание" позволяет сделать "идеологический вывод" - это идея о превосходстве народного гуманизма над индивидуалистическим разумом, призыв к воссоединению личности с народом".33

Согласно утверждению Р.Г.Назирова, "идеологической доминантой" в произведениях Достоевского, является абсолютно положительная ценностность гуманистического народного начала. Кроме того, Р.Г.Назиров видит в произведениях Достоевского авторское слово, высказанное не только непосредственно, но и вполне "монологически". Как правило, происходит это в наиболее напряженные, поворотные моменты в развитии сюжета; тогда, по мнению Назирова, полифония мнений и идей переходит в моноголосное звучание авторского голоса: "В узловых моментах действия слово Достоевского является монологически цельным, точным и по преимуществу коммуникативным".34 Р.Г.Назиров вновь поднимает тему христианского осмысления бытия у Достоевского. Однако особенностью "христианства

35

Достоевского" он считает "обоготворение народной совести". Христианство у Достоевского оказывается скорее воплощением народной совести, народного гуманизма, а стремление того или иного героя ко Христу - призывом "к воссоединению с народом". И позднее, в 1982 году Р.Г.Назиров в книге "Творческие принципы Достоевского" пишет о понимании Достоевским народа как абсолютной ценности, как своеобразного уровня, через который и которым проверяются и измеряются все столь дорогие сердцу Достоевского идеи: ".В мире Достоевского Бог проявляется только через народ; есть Бог или нет, об этом сам писатель ничего не говорит, но зато показывает, что жить без народа

36 невозможно".

Если говорить об образе Шатова в романе "Бесы", то подобная подмена героем христианского мировоззрения "обоготворением народной совести" кажется весьма убедительной. Однако сомнительно, чтобы сам Достоевский в момент написания романа разделял подобное заблуждение своего героя. Скорее, описывая колебания и противоречия в мировоззрении Шатова, Достоевский разоблачал свои прежние идеи, страстно исповедуемые им во времена его увлеченности идеями Белинского и теперь, после "перерождения убеждений", критически им пересматриваемые. Не случайно Ставрогин в разговоре с Шатовым замечает, что тот "низводит Бога до атрибута народности".

Кроме того, не все герои Достоевского - носители христианской идеи -оказываются столь непосредственно связанными с идеей "народного гуманизма", как утверждает Р.Г.Назиров.

Часто в романах Достоевского народ несет в себе не только абсолютно позитивные, но и негативные качества. Глас народа может быть гласом Божиим (или голосом автора), но и гласом противоположного, бесовского полюса мироздания.

Так, в романе "Бесы" именно толпа (народ) казнит Лизу, именно на поддержку народа намеревается опереться Петр Верховенский, планируя "сделать смуту". «Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты, а на судах: "двести розог, или тащи ведро». «В народе живет много злого. Наряду с детской веселостью и трогательнейшей добротой ему присущи эмоциональные взрывы, порождающие подчас бессмысленное буйство»,37 - писал Р.Гуардини в книге «Человек и вера». С другой стороны, и христианская идея во всей своей чистоте может, по Достоевскому, существовать и вне народа. Именно так показан монастырь в "Братьях Карамазовых"; а кроме того, формирование христианского мировоззрения и подлинного покаяния у старца Зосимы и "таинственного посетителя" происходит без непосредственного влияния народного гуманизма и вообще народной идеологии на их души.

О соединении христианского мировоззрения с моралью народного гуманизма писал в 1971 году В.А.Свительский в работе "Мироотношение Достоевского и принципы его воплощения в романах писателя 60-70-х годов". Говоря о том, что идеологическая позиция Достоевского знаменует собой последний этап развития и распад просветительской традиции XIX века, Свительский указывал на стремление Достоевского найти "естественного человека" и "естественную духовность" в ребенке, чудаке и народе.

Соединяя просветительские идеи "естественной духовности человека" с христианским мироощущением писателя, Свительский полагает, что Достоевский «пришел к идее преобразования жизни путем моральнорелигиозного перерождения людей, считая основными путями к этому христианскую проповедь сближения с народной моралью, личные благодеяния и примеры подвижников и филантропов. Он не отрицал воздействия среды на человека, но считал для человека унизительным пассивно подчиняться обстоятельствам. <.> Единственным ориентиром для человека, по

38

Достоевскому, становится Иисус Христос».

В 1979 году Е.П. Червинскене в диссертационной работе "Внутреннее единство и системность творчества писателя" вновь обратилась к проблеме поиска «цемента», скрепляющего противоречивые идеи произведений Достоевского. Обосновывая необходимость постановки проблемы авторской позиции и ее выражения в произведениях Достоевского, Е.П.Червинскине пишет: "В последнее время наблюдаются сдвиги в сторону поисков "цемента", скрепляющего противоречивые идеи произведений Достоевского: уточняется мысль о его полифонизме, доказывается неправомерность приравнивания, тем более отождествления голосов героев с голосом автора, обращается внимание на необходимость учета новаторства и специфики творческой манеры Достоевского во избежание предвзятых суждений о нем".

Идеологической доминантой" в творчестве Достоевского, согласно утверждению Е.П.Червинскене, была идея абсолютной свободы человеческой личности. Рассматривая творческий и жизненный путь писателя, она приходит к выводу о том, что всякое подавление или ущемление личностной свободы человека воспринималось Достоевским как нечто чудовищное; напротив же, всякое проявление такой свободы возводится писателем в абсолют, становясь в его творчестве не просто "идеологической доминантой", но, так сказать, "доминантой положительности".

Идея свободы человеческой личности была его (Достоевского) "идеей-чувством", как бы исходной точкой, с ней связано решение всех других проблем, основные особенности его творчества".40

Поэтому источником парадоксов и противоречий личности героев Достоевского видится унижение, ущемление личной свободы человека некогда в прошлом: "Окончательной причиной странного поведения почти всех его героев, их "секретом" нет-нет и окажется пережитое или переживаемое ими унижение. Главным в человеке Достоевский считает отношение к своей и чужой личности. Мир у него делится на пауков и жертв, на унижаемых и унижающих".41

Однако, на наш взгляд, в романе "Братья Карамазовы" слова Дмитрия Карамазова о широте человеческой личности можно было бы приписать самому Достоевскому. Не случайно еще в молодые годы писал он, что человек есть тайна. Мир Достоевского, так же как и человек в этом мире, оказывается неизмеримо сложнее любой, даже самой развернутой схемы. А отношения между героями в произведениях, их чувства друг к другу являются слишком противоречивыми и одновременно слишком живыми (в смысле жизнеподобия), чтобы всецело быть сведенными к отношению паука и его жертвы. Разумеется, что и подобные взаимоотношения рассматриваются в произведениях Достоевского (например, Раскольников и Порфирий Петрович, Свидригайлов и Дуня и др.), но это лишь один аспект человеческих отношений из бесчисленного множества других.

Соотнося же идею свободы с христианским мировоззрением писателя, Е.П.Червинскине пишет: "Но особенно показательно то, что даже вера, которую в отчаянии он (Достоевский) поставил выше истины, проверяется им и примиряется с тем, что для него было выше веры, - со свободой человеческой личности".42 Надо отметить, что "свобода человеческой личности" не столько примиряется Достоевским с его верой, сколько органически вытекает из нее; понятие свободы формируется в миросозерцании писателя согласно содержанию этого понятия в православной традиции.

Все вышеперечисленные работы были посвящены, в первую очередь, проблематике, идейному содержанию произведения. Что же касается поэтики, то она была изучена в меньшей степени. Это связано в первую очередь с тем, что роман "Бесы" воспринимался критикой как идеологическое произведение; зачастую Достоевского упрекали за философскую перегруженность и недостаточную художественность романа.

Однако необходимо рассматривать литературное произведение в единстве проблематики и поэтики, ибо через поэтику мы наиболее полно постигаем проблематику, пишет Л.М. Розенблюм в кн. «Творческие дневники Достоевского»: «Переключение проблематики в сферу художественного творчества углубляло ее, вносило коррективы от жизни и нередко снимало публицистические крайности даже в системе романа-памфлета».43

Проблематику и поэтику произведения связывает, прежде всего, система персонажей. Вот как выстраивает ее Ю.П.Иваск в статье "Упоение Достоевского". "О его героях следовало бы судить по двенадцатибалльной шкале, установленной для землетрясений, но приспособленной для душедухотрясений! <.> Сократим шкалу душедухотрясений до шести баллов и попытаемся оценить героев романа "Бесы". По этой шкале Кармазинов не поднимается выше нуля, его Ю.П.Иваск характеризует как "мертвую душу", "безнадежного пошляка". Подобным же образом он оценивает Шигалева, называя его "бездушным фанатиком". Единицу, по мнению Иваска, заслуживает Ставрогин, «вызвавший столько душедухотрясений у бесов, но сам не сотрясавшийся». С "великим грешником" сближается и великий праведник: "Ту же отметку заслуживает и праведник - епископ Тихон, не христианский иудей, а христианский эллин: он хорошо (изнутри) понимает заблудших овец, но сам - уже успокоился в духовной гармонии: обратился к Богу, свидетельствуя о Нем, но никого не обращает, ничего в мире изменить не может". Это утверждение совершенно противоречит мнению самого Достоевского, писавшего А.Майкову: "2-ая повесть будет происходить вся в монастыре. На эту 2-ю повесть я возложил все мои надежды. Может быть, скажут, наконец, что не все писал пустяки. (Вам одному исповедуюсь, Аполлон Николаевич: хочу выставить во 2-й повести главной фигурой Тихона

Задонского, конечно, под другим именем, но тоже архиерей будет проживать в монастыре на спокое). <.> Ради Бога не передавайте никому содержания этой 2-й части. Я никогда вперед не рассказываю моих тем, стыдно как-то; а вам исповедуюсь. Для других пусть это гроша не стоит, но для меня сокровище. Не говорите же про Тихона. Я писал о монастыре Страхову, но про Тихона не писал. Авось, выведу величавую, положительную, святую фигуру. <.> Правда, я ничего не создам, а только выставлю действительного Тихона, которого я принял в свое сердце давно с восторгом" (т. 29,1, с. 118). О значимости образа старца Тихона для всей динамики творчества Достоевского писал Р.Лаут в книге «Философия Достоевского»: «В «Бесах» впервые предпринята попытка ввести в повествование святого как действующее лицо. В исключенной из романа главе «У Тихона» свт. Тихон показан с исторической точностью. <.> С того времени в каждом большом его (Достоевского) произведении представлены религиозные люди как действующие лица, занимая в его творчестве все большее место».45 Об образе святителя Тихона писал Г.Флоровский в книге «Пути русского богословия»: «Достоевский <.> хотел именно Тихона противопоставить русскому нигилизму и в этом противопоставлении вскрыть мистическую проблематику веры и безбожия.»46

В соответствии со шкалой Ю.П.Иваска «двойку» заслуживают бесовод Петр Верховенский, Виргинский, Лямшин, Липутин, Лебядкин, "Лембки", Семен Яковлевич. «Тройку» - Варвара Петровна, Даша и книгоноша Софья Матвеевна Улитина, Эркель. «Четверку» получают Федька Каторжный, Лиза, Маврикий Николаевич. «Пятерка» достается Степану Трофимовичу и Шатову, «шестерка» - Кириллову и Марье Тимофеевне Лебядкиной.

Даже если не принимать во внимание то, что такая "математическая" система исчисления была бы глубоко чужда Достоевскому именно своей чрезмерной рациональностью, математичностью, сразу же бросается в глаза тот факт, что в одну группу оказываются объединенными совершенно разные не только по внутренней своей сущности персонажи (Петр Степанович и Семен Яковлевич, Даша и Эркель, Федька Каторжный и Маврикий Николаевич), но и по своему масштабу, по той роли, которую играют они в романе (Петр Верховенский и Лямшин, Лебядкин.). Кроме того, необходимо учитывать собственно авторскую характеристику персонажей, изложенную в письмах, дневниках, черновых набросках. Если принять это во внимание, окажется совершенно невозможным поставить как и Ставрогину «единицу» старцу Тихону.

Свое видение этой проблемы высказывает Ф.А.Степун в статье ""Бесы" и большевистская революция": "Темные силы "Бесов" располагаются Достоевским как бы по двум палатам. В верхней палате царствуют Кириллов и Ставрогин. В нижней верховодят Верховенский и Шигалев с их многочисленным охвостьем.»47 Говоря далее о христианской направленности произведения, Ф.А.Степун замечает: "Прямых размышлений об отношении Церкви к государству в "Бесах", правда, нет, но на то, что Достоевский чувствовал связь атеистического революционного беснования с тем "параличом" Церкви как исторического явления, о котором сам говорил, указывает, как мне кажется, то, что, не нарисовав в "Бесах" ни одного подлинного христианского образа, он вывел в них целый ряд христианством помраченных и даже изуродованных людей".48 Однако хотелось бы высказать несогласие с этой точкой зрения. Христианскими по своей сути являются образы старца Тихона, Даши. А изуродованы человеческие личности оказываются вовсе не христианством, а безграничным собственным своеволием (Кириллов) или причастностью некогда в прошлом к беснованию, к соблазнам (Шатов, Марья Тимофеевна).

Возражая К.Леонтьеву, обвинявшему Достоевского в непонимании истинного Православного христианства, архиепископ Иоанн Шаховской писал: "Константин Леонтьев, влюбленный <.> в национальную эстетику народов. при уме своем, проглядел Достоевского, усомнился в интегральное™ его, назвал его христианство "розовым". Около этого слова еще идет спор "славян между собою", "розовая" или "не-розовая" вера Достоевского. Леонтьев прав только в том, что есть в мире и "розовое" (и даже бесцветное) христианство. Но не такова вера Достоевского".49

Среди работ о творчестве Достоевского отметим наиболее значимые суждения о поэтике романа «Бесы».

Многие исследователи творчества писателя отмечали композиционную насыщенность, даже перегруженность романов Достоевского вообще и романа "Бесы" в частности. Еще в 1893 году митрополит Антоний (Храповицкий) заметил: "Томимый жаждою этой проповеди, он (Достоевский) <.> громоздит спешно и сжато идею на идею, психический закон на закон; напряженное внимание читателя не успевает догонять его глаз, и он, поминутно останавливая свое чтение, обращает свой взор снова на перечитанные строки -настолько они содержательны и серьезны. Не малопонятность изложения тому причиной, не туманность мысли, а именно преизливающаяся полнота содержания, не знающая себе подобной во всей нашей литературе".50

Более подробно об этом будет говорить К.Мочульский, выделяя в романе и основные элементы сложной, перегруженной событиями композиции: "Роман-трагедия разбивается на три акта: завязка дана в драматической форме "ложной катастрофы" (собрание у Варвары Петровны, 1-я часть), кульминация. Сцена "У Тихона" подготовлена второй сценой ансамбля ("У наших", 2-я часть), развязка вводится третьей массовой сценой ("Праздник") и распадается на ряд отдельных катастроф (3-я часть). Огромный мир романа, населенный множеством людей и перегруженный массой событий, организован с гениальным искусством. <.> Мир этот охвачен одним порывом, одушевлен одной идеей: о и - цслсстрсмителсн и динамичен".51

О композиционной перегруженности романа говорит и Л.П.Гроссман в статье «Достоевский-художник». Наряду с широкими конклавами, используемыми писателем и в других произведениях («Дядюшкин сон»,

Идиот», «Братья Карамазовы» и др.), в «Бесах», по мнению исследователей, присутствует огромное количество других приемов, усложняющих композицию. Изображения публичных светских вечеров, спектаклей и лекций, прерываемых крупными скандалами, пожарами, бунтами, перегружают композицию романа. Л.П.Гроссман сближает роман «Бесы» с другими антинигилистическими романами, публиковавшимися тогда в «Русском вестнике» с их «мелодраматическими и театральными приемами».

О некоторых особенностях композиции и пейзажных зарисовок, речевых характеристик персонажей в романе «Бесы» писала Л.М.Розенблюм в книге «Творческие дневники Достоевского». В изданной ранее книге Н.М.Чиркова «О стиле Достоевского» также содержится ряд интересных наблюдений, касающихся художественного своеобразия романа.

Однако работ, специально посвященных поэтике «Бесов», до настоящего времени написано не было, чем отчасти и объясняется выбор темы нашей диссертации.

Завершая обзор работ, посвященных роману Ф.М. Достоевского "Бесы" в интересующих нас аспектах, хотим подвести некоторые предварительные итоги.

Во-первых, роман "Бесы" (как и роман "Идиот") - наименее изученный в единстве проблематики и поэтики. Это один из тех романов Достоевского, который вызывает наиболее спорную трактовку. В нем долгое время видели лишь антинигилистическую, антиреволюционную направленность, что и породило обвинения автора в консерватизме и реакционности. Именно поэтому в послереволюционные годы советское литературоведение намеренно обходило молчанием этот роман. В зарубежной же науке, напротив, наблюдалось усиление интереса к "запретному", "антисоветскому" произведению. В работах, посвященных "Бесам", рассматривалось в основном идейное содержание романа, причем преимущественно в его политическом, идеологическом аспектах.

После изменения политической ситуации в России вновь пробудился интерес к роману. Появились работы, посвященные христианскому и философскому аспекту в идейном содержании произведения.

Во-вторых, по словам В.Малягина: "Несмотря на громадное, почти необъятное количество критической литературы о Достоевском, существует тема, очень скупо, невнятно и противоречиво освещаемая исследователями его творчества. Тема эта - "Достоевский и Православие" или, определеннее и конкретнее, - "Достоевский и Церковь". Да, в отношениях между Достоевским-художником и Православной Церковью есть не то чтобы противоречивость и несовместимость, но - недоговоренность и неясность каких-то вопросов'02.

В книге «Пути русского богословия» Г. Флоровский говорил о значимости Церкви для Достоевского: « Его последним синтезом было свидетельство о Церкви. <.> Это и был внутренний отклик на все тогдашнее гуманистическое искание братства, на тогдашнюю жажду братской любви. Его диагноз и вывод тот, что только в Церкви и во Христе люди становятся братьями воистину, и только во Христе снимается опасность всякого засилия, насилия и одержимости, только в Нем перестает человек быть опасен для ближнего своего. Только в Церкви мечтательность угашается, и призраки рассеиваются».53

Задача настоящей работы - определить основу идейно-художественного единства романа «Бесы», охарактеризовать проблематику и особенности его поэтики и представить этот роман как художественный феномен, весьма значительный в ряду других романов Достоевского.

Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, примечаний и библиографии.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Савина, Наталия Олеговна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Обстоятельный анализ романа Ф.М. Достоевского "Бесы" в сопоставлении с другими его произведениями 60-70-х гг. позволяет сделать следующие выводы.

Хотя тематической основой повествования в романе «Бесы» является политическая проблематика, связанная с русским революционным движением 60-х гг., и в частности с «нечаевским» делом, главная тема этого романа -проникновение в мир зла и его пагубное, смертоносное влияние на людские души.

Отражение в романе «Бесы» «нечаевского» дела широко освещалось в специальных работах, посвященных анализу этого произведения, в которых, однако, недооценивалась, и даже подвергалась резкой критике его религиозно-философская направленность, и не признавалась его художественная ценность.

С другой стороны, и в философских и богословских трудах, освещавших религиозный пафос романа, оставалось вне поля зрения художественное значение произведения.

В современных литературоведческих исследованиях нередко приводятся примеры художественного мастерства писателя в романе «Бесы», однако отсутствует анализ этого произведения как художественного целого.

Идеологической доминантой» романа «Бесы» является христианское миросозерцание писателя. С этой позиции оценивает он и идеи, и поступки своих героев. Решающим и оценочным в этом произведении, как и в других романах Достоевского, является Библейское слово (например, эпизод о воскрешении Лазаря - в "Преступлении и наказании"; отрывок из Апокалипсиса, Нагорная проповедь и история исцеления бесноватого - в "Бесах"; история многострадального Иова и пира в Кане Галилейской - в "Братьях Карамазовых"). Все же остальные, безусловно, важные для писателя понятия (свобода личности, гуманистичность народного сознания, полифоничность идей и др.) осмыслены и приняты Достоевским с позиций православного христианства. Именно религиозное мировоззрение определяет прежде всего отношение писателя к этим чисто человеческим понятиям.

Тема зла и пришедшего в мир соблазна нами исследована, таким образом, в философско-религиозном аспекте. «Идеологическая доминанта» Достоевского проявляется в романе «Бесы» в характерах его героев, их взаимоотношениях (система персонажей) и судьбах (логика сюжета).

Особенно значительно здесь противопоставление отца и сына Верховенских. Изображая Степана Трофимовича и Петра Верховенских, Достоевский проводит мысль о том, что истоки «беснования» молодого поколения 60-х годов следует видеть в либеральных идеях поколения 40-х годов. Тем самым писатель намечает в романе историческую ретроспективу.

Одной из структурных особенностей романа "Бесы" является нарочитая "центральность" положения Ставрогина: так или иначе он оказывается связан со всеми персонажами романа, причем связь эта, как правило, относится Достоевским в прошлое.

Многие персонажи формируются под непосредственным влиянием Ставрогина; это, в первую очередь, Кириллов и Шатов.

Особо подчеркивает Достоевский значение личности Ставрогина для Верховенского. Придя не только в роман, но и вообще в мир с заранее заданной и четко сформулированной целью "сделать смуту", Верховенский тем не менее остро нуждается в поддержке именно Ставрогина.

Однако Ставрогин не в силах поднять и понести ничье знамя. "Подвиг Николая Ставрогина" так и не состоялся. К моменту романного действия главный герой истощил свой творческий потенциал, предоставляя идеям -детищам его духовного мира - доживать самостоятельно, становясь смыслом жизни для других персонажей.

Так или иначе соприкоснулись со Ставрогиным все героини в романе «Бесы», что определило трагизм их судеб.

Судьбы героев, реализованные в сюжете произведения, являются главным способом выражения авторской позиции. Поэтому столь важна тема самоубийства, трактуемая Достоевским в соответствии с православной традицией.

Несмотря на видимую свободу существования мировоззрений, идей, мнений, авторская позиция в этом романе очевидна.

Слишком много зла и соблазна вошло в мир, слишком сильные бесы овладели душами многих людей ( "Нынче у всякого ум не свой,"- говорит Петр Верховенский), поэтому так трагичны судьбы героев романа, так мрачен общий его колорит.

Из всех героев романа только Степан Трофимович Верховенский обращается к покаянию и обретает возможность духовного возрождения - уже перед смертью. Герои - носители «бесовского» начала (Ставрогин, Кириллов, Проезжий), а также жертва соблазна Матреша, не достигая покаяния, приходят к самоубийству. Гибнут Лиза Тушина, Марья Тимофеевна Лебядкина и Шатов, так или иначе причастные к соблазну. Сам же бес - Верховенский, придя "неизвестно откуда", так и исчезает в никуда в финале романа. Из главных героев романа в живых остается лишь Даша: ее спасает христианская любовь к ближним и стремление послужить им.

В противовес распространенной точке зрения на роман "Бесы" как не оставляющий просвета в будущее, в работе большое значение придается тому, что помимо всего темного, одержимого бесом в этом произведении, как и во всех последних романах Достоевского, присутствует Христос, олицетворяя Собою истинную надежду беснующейся России на исцеление. Евангельский эпизод об исцелении Христом бесноватого и изгнании бесов - своеобразный ключ к идейному содержанию романа.

Злу в романе противопоставлен и образ старца Тихона, который лишь упоминается в традиционно окончательном тексте романа «Бесы». То, что глава «У Тихона» не вошла в текст романа, не могло не сказаться на восприятии его содержания. Без главы «У Тихона» сила положительного начала оказалась ослабленной. Впервые глава эта была напечатана на подобающем, на наш взгляд, ей месте в книге "Ф.М. Достоевский. "Бесы". "Бесы": антология русской критики" под ред. Л.И. Сараскиной, что очень существенно для более полного восприятия романа. Известно, что писателя крайне огорчала необходимость отказаться от главы "У Тихона", о чем Достоевский неоднократно писал Каткову.

На уровне поэтики «идеологическая доминанта» романа реализуется в структуре повествования (в соотношении Автора и Повествователя), в сюжете и композиции романа, в портретных и речевых характеристиках героев, психологизме и пейзажных зарисовках.

Создавая роман «Бесы», Достоевский наиболее напряженно искал форму повествования, о чем свидетельствуют многочисленные пометки в записных тетрадях к роману. Они тщательно проанализированы Л.М.Розенблюм.

Автор и Повествователь не просто сосуществуют в рамках одного произведения, но поддерживают и дополняют друг друга. Достоевский не дает их четкого формального разграничения. Создается впечатление, что основным повествователем является Антон Лаврентьевич Г-в. Очевидно, однако, что ряд разделов романа написан от лица Автора, выступающего в облике Повествователя. Метод авторской интроспекции, широко используемый в «Бесах», предполагает последовательное прослеживание Автором душевного развития своих героев, что было бы невозможно без объективного его голоса: только Автор может иметь полную информацию о внутреннем мире героя. Повествователь же видит внешнюю сторону событий: поступки, жесты героев, слышит их разговоры. Вместе с тем важно, что Повествователь выражает точку зрения «человека из толпы» и «мнение толпы», а сама атмосфера сплетен и слухов, со свойственной им недостоверностью, сиюминутностью и вместе с тем злободневностью, очень важна для понимания общего тона романа. Когда же сплетни и слухи необходимо рассеять, показав истинное положение вещей, в романе появляется непосредственно Автор.

Безусловную художественную ценность романа составляют развернутые портретные характеристики. Как и в других романах Достоевского, мы наблюдаем здесь «двойное портретирование» героя. Первый портрет отражает в основном лишь внешний облик персонажа, второй приоткрывает читателю его внутренний мир, что можно наблюдать, например, в раскрытии образов Ставрогина и Марьи Тимофеевны.

Роль характерной симовлической детали мы видим в описании Петра Верховенского, которое сближает образ Верховенского-сына с образом беса, распространенным в древнерусской иконописной традиции.

С иконописью сближается портретная живопись Достоевского и в воплощении женских характеров. Изображение особого, неземного, выражения глаз, некоторое искажение пропорций, нарушение жизнеподобия в цвете,- все это присуще как русской иконе, так и женским портретам в произведениях писателя. Важно при этом отметить, что любая деталь внешнего облика героя приоткрывает ту или иную грань его духовного мира.

В диссертации отмечается иное, по сравнению с другими произведениями писателя, значение психологизма и речевых характеристик, своеобразие его сюжета и композиции.

В создании целостного образа героя значительную роль играет его речь, ее лексические, синтаксические и экспрессивные особенности, что рассмотрено на конкретных примерах из текста произведения.

Вышеизложенные выводы об особенностях идейного содержания и художественной формы романа, определяемых «идеологической доминантой» писателя, позволяют сделать и общий вывод об идейно-художественной цельности романа «Бесы». Этот политически насыщенный роман Достоевского по своему художественному значению занимает достойное место в ряду великих романов писателя.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Савина, Наталия Олеговна, 2003 год

1. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в тридцати томах. - Л.: Наука, Ленингр. отд-ние, 1972-1990.

2. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений в двенадцати томах. М.: Правда, 1982.

3. Достоевский Ф.М. Письма в четырех томах. М.: Гослитиздат, 1930.

4. Ф.М. Достоевский "Бесы"// "Бесы": Антология русской критики / Под ред. Л.И.Сараскиной. М.: Согласие, 1996.

5. Алексеев А. А. Трагическое и комическое в романе Ф.М.Достоевского «Бесы»//Русская литература 1870-1890 годов: эстетика и метод. -Свердловск, 1987,-С.73-85.

6. Архив Огаревых / Собрал и подготовил к печати М. Гершензон.- М.: Гос. изд-во, 1930.

7. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Сов. Россия, 1979.

8. Белик А.П. Художественные образы Достоевского: Эстетические очерки. -М.: Наука, 1974.

9. Белов C.B. Роман Ф.М. Достоевского "Преступление и наказание":

10. Комментарий (книга для учителя) / Под ред. Д.С. Лихачева. -М.: Просвещение, 1985.

11. Белов C.B. "Меня спасла каторга ". Повесть о Достоевском и петрашевцах. -Спб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2000.

12. Белопольский В.Н. Достоевский и философская мысль его эпохи. Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 1987.

13. Бельчиков Н.Ф. Достоевский в процессе петрашевцев. М.: Наука, 1971.

14. Бердяев H.A. О самоубийстве. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992.

15. Ю.Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского // Философия, творчество, культура, искусство. М.: Искусство, 1994.

16. Библия. Священные книги Ветхого и Нового Завета. М.: Изд-во Московской патриархии, 1988.

17. Бочаров С.А. Вспоминая Лидию Яковлевну // Новое лит. обозрение. -2001.-№49.

18. И.Бродский И.А. О Достоевском // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 373-378.

19. Буланов A.M. Проблема автора в творчестве Достоевского 60-70-х годов. М.: 1974.

20. Волгин И.Л. Достоевский журналист. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.

21. ВолгинИ.Л. Последний год Достоевского. -М.: Сов. писатель, 1986.

22. П.Волгин И.Л. Пропавший заговор: Достоевский и политический процесс 1849.-М.: Либерия, 2000.

23. Вышеславцев Б.П. Русская стихия у Достоевского // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 61-87.

24. Герцен А.И. Письма к Огареву (1868-1869) /Публ.и комментарии Л.И.Матюшенко; Предисл. Ш.М. Левина. Лит. наследство. Т. 64. Герцен заграничных коллекциях. -М.: Изд-во АН СССР, 1958.

25. Громова H.A. Достоевский. Воспоминания. Письма. Дневники. -М.: Аграф, 2000.

26. Гросман Л.П. Поэтика Достоевского. М., История и теория искусств / Государственная Академия художеств. - Вып. 4, 1925.

27. Гросман Л.П. Жизнь и труды Ф.М.Достоевского. Биография в датах и документах. -М.-Л.: Academia, 1935.

28. Гросман Л.П. Ф.М.Достоевский. ЖЗЛ. -М.: Млдлжая шваожия, 1965.

29. Гросман Л.П. Ф.М.Достоевский. Рулетенбург. Роман-биография. -М.: Захаров, 2002.

30. Гуардини Р. Человек и вера, /перевод с немецкого. Брюссель; Жизнь с Богом, 1994.

31. Гузаевская С.Н. Воплощенное время в романах Ф.М.Достоевского: Автореф. дис. канд. филол.наук,- Томск, 2002.

32. Гус М.С. Идеи и образы Достоевского. М.: Гослитиздат, 1962.

33. Добролюбов H.A. Собр.соч.: в 3 т.- М.: Худож. лит., 1987. Т.З

34. Долинин A.C. Достоевский и другие. JL: Худож. лит-ра, Ленингр. отд-ние, 1983.

35. Долинин A.C. Последние романы Достоевского. -М.-Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд-ние, 1963.

36. Достоевская А.Г. Воспоминания. -М.: Правда, 1987.

37. Достоевский А.Ф. Воспоминания. М.: Аграф, 1999.

38. Достоевский в воспоминаниях современников: в 2 т. / Под ред. К.И. Тюнькина. -М.: Худож. лит-ра, 1990

39. Достоевский в конце XX века. М.: Классика плюс, 1996.

40. Ф.М. Достоевский в русской критике. М.: Гос. изд-во Худож. лит-ры, 1956.

41. Достоевский и мировая культура. Альманах №7. М.: Классика плюс, 1996.

42. Достоевский и мировая культура. Альманах №9. М.: Классика плюс, 1996.

43. Ф.М. Достоевский и Православие. -М.: Отчий дом, 1997.

44. Ф.М. Достоевский как проповедник христианского возрождения и вселенского Православия. М.: Издание религиозно-философскойбиблиотеки, 1908.

45. Достоевский Ф.М. Материалы и иссл. / Под ред. A.C. Долинина. Л.: Изд-во АН СССР, 1935.

46. Достоевский Ф.М. Материалы и иссл. / Под ред.Г.М.Фридлендера. Л.; Наука, Ленингр. отд-ние, 1973.

47. Достоевский Ф.М. Материалы и иссл. / Под ред. Г.М.Фридлендера. Л.: Изд-во АН СССР, 1976. - Т. 2.

48. Достоевский Ф.М. Материалы и иссл. / Под ред. Г.М.Фридлендера. СПб: Наука, 1994.-Т. И.

49. Достоевский Ф.М. Статьи и материалы / Под ред. A.C. Долинина. СПб: Мысль, 1922.

50. Достоевский: эстетика и поэтика. Словарь-справочник / Под ред. Г.К. Щенникова. Челябинск: Металл, 1997.

51. Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. / Отв.ред. В.Н.Захаров. -Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1998.

52. Евнин Ф.И. Роман "Бесы" // Творчество Достоевского. М.: Изд-во АН СССР, 1959.

53. Есин А.Б. Литературоведение. Культурология-М.:Флинта, Наука, 2002.

54. Архиепископ Иоанн (Д.А.Шаховской) Можно ли «гуманизировать» Достоевского? // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 365-370.

55. При. Иустин (Попович) Достоевский о Европе и славянстве, /перевод ссербохорватского СПб: Изд. дом "Адмиралтейство", 1998.

56. Иванов Вяч. Достоевский и роман-трагедия // Борозды и межи. М., 1916.

57. Карасев Л.В. О символах Достоевского. // Вопросы философии. 1994. - № 10,- С. 90-111.

58. Криницын А.Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М.Достоевского. М.: Макс Пресс, 2001.

59. Кудрявцев Ю.Г. Три круга Достоевского. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991.

60. Кузьмина-Караваева Е.Ю. Достоевский и современность // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 126-160.

61. Лаут Р. Философия Достоевского, /перевод с немецкого М.: Республика, 1996.

62. Линков В.Я. История русской литературы Х!Х в. в идеях. М.: Изд-во Московского ун-та, 2002.

63. Литературное наследство. М.: Наука, 1965. - Т. 77.

64. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979.

65. Лосский Н.О. Достоевский и его христианское миропонимание // В кн. Бог и мировое зло. М.: Республика, 1994.

66. Максимов В.Е. Духовной жаждою томим // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 370-373.

67. Мейер Г.А. Свет в ночи (О «Преступлении и наказании»). Опыт медленного чтения // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 355-365.

68. Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. М.: Наука, 2000.

69. Михайловский Н.К. Соч. Спб.: Изд. ред. ж-ла "Русское богатство" 1896. -Т. 1.

70. Михнюкевич В.А. Фольклор в «Бесах» // Русская литература, 1991, №4. С. 18-33.

71. Мочульский К.В. Достоевский. Жизнь и творчество. // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 258-283.

72. Набоков В.В. Федор Достоевский//Русские эмигранты о Достоевском. -Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. С.378-386.

73. Назиров Р.Г. Социальная и этическая проблематика произведений Достоевского. 1859-1866 гг.: Дис.канд.филол. наук. М., 1966.

74. Назиров Р.Г. Герои романа "Идиот" и их прототипы. // Рус. лит-ра 1970. -№2.

75. Назиров Р.Г. Творческие принципы Достоевского. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1982.

76. Недзвецкий В.А. Достоевский и современность // Лит. газ. 27 окт., 1971.

77. Недзвецкий В.А. Русский социально-универсальный роман XIX века, (становление и жанровая эволюция). М., 1997.

78. Новые аспекты в изучении Достоевского / Под ред. В.Н.Захарова. -Петрозаводск: Изд-во Петрозав. ун-та, 1994.

79. Огарева-Тучкова H.A. Воспоминания 1848-1870.- М.: Изд-во М. и С.Сабашниковых, 1903.

80. Великом инквизиторе. Достоевский и последующие. Леонтьев,

81. Соловьев,Розанов, Булгаков, Бердяев, Франк. М.: Молодая гвардия, 1991.79,Опочинин Е. Беседы с Достоевским. // Звенья. Т. 4. -М., 1936.

82. Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

83. Переписка Л.Н. Толстого с H.H. Страховым, 1870-1894 / Предисловие и примечания Б.Л.Модзалевского. Т. 2. - Спб.: Общество Толстовскогомузея, 1914.

84. Плетнев Р.В. Достоевский и Евангелие // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 160-191.

85. Погодин А.Л. От Фурье к св. Серафиму Саровскому (Эволюция Достоевского) // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С.106-111.

86. Померанц Г.С. Открытость бездне. Встречи с Достоевским. М.: Сов. писатель, 1990.

87. Проскурина Ю.М. Типология образа автора в творчестве Ф.М.Достоевского. -Екатеринбург, 1992.

88. Пушкарев A.A. Система высказывания в поэтике романа Ф.М.Достоевского «Бесы» // Филологические науки, 1991, № 6. С. 30-39.

89. Розенблтом JIM. Творческие дневники Достоевского. М.: Наука, 1981.

90. Рыкова К.А. Проблема творчества в этико-эстетических воззренияхФ.М.Достоевского: Автореф. дис.канд. филол. наук. -М., 2002.

91. Сараскина Л.И. "Бесы" роман-предупреждение. - М., 1990.

92. Сараскина Л.И. Федор Достоевский. Одоление демонов. М.: Согласие, 1996.

93. Свительский В.Л. Мироотношение Достоевского и принципы его воплощения в романах писателя 60-70-х годов: Автореф. дис.канд. филолог, наук. Воронеж, 1971.

94. Селезнев Ю. Достоевский. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 1981.

95. Сердюченко В.Л. Этико-философские предпосылки подхода к человеку у позднего Достоевского: Автореф. дис.канд. филолог, наук. Вильнюс, 1970.

96. Соловьев С.М. Изобразительные средства в творчестве Ф.М.Достоевского. М.: Сов. писатель, 1979.

97. Степанян К. Трагедия Хроникера: роман «Бесы» неговоренное пророчество // Достоевский и мировая культура. - Альманах №1, ч. 1, СПб, 1993.-С. 121-144.

98. Степун Ф.А. Миросозерцание Достоевского // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С.333-355.

99. Тарасов Ф.Б. «Евангельский текст» в художественных произведениях Достоевского: Автореф. дис. канд. филол. наук. -М., 1998.

100. Творчество Достоевского 1821-1881-1921./Под ред. Л.П.Гроссмана. -Одесса: Всеукраинское государственное изд-во, 1921.

101. Творчество Достоевского. -М.: Изд-во АН СССР, 1959.

102. Темникова Н.Ю. Фразеологические средства характеристики психических состояний героев в романах Ф.М.Достоевского: Автореф. дис.канд. филол. наук. Самара, 2002.

103. Ткачев П.Н. «Больные люди»: «Бесы», роман Федора Достоевского в трех частях. // Ткачев П.Н. Избранные сочинение на социально-политические темы. Т. №, М, 1933. - С. 99-175.

104. Трубецкая З.А. Достоевский и А.П. Философова. / Публикация С.В.Белова // Рус. Лит.- 1973,- №3.

105. Туниманов В. А. Рассказчик в "Бесах" Достоевского // Исследования по поэтике и стилистике. Л., 1972.

106. Тюнькин К.И. Психологическое течение в литературе критического реализма. Ф.М.Достоевский // Развитие реализма в русской литературе в трех т. М., 1973. - Т. 2, кн. вторая.

107. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины: Опыт православной теодицеи в двенадцати письмах. М.: Путь, 1914.

108. Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937.

109. Фридлендер Г.М. Пушкин. Достоевский. "Серебряный век". СПб.: Наука, 1995.

110. Фудель С.И. Наследство Достоевского. М.: Русский путь, 1998.

111. Червинскене Е.П. Внутреннее единство и системность творчества писателя. Ф.М. Достоевский. JI.H .Толстой. А.П. Чехов: дис.докт. филол. наук. — Вильнюс, 1979.

112. Чирков Н.М. О стиле Достоевского. М.: Изд-во АН СССР, 1963.

113. Чирков Н.М. О стиле Достоевского. Проблематика. Идеи. Образы. М.: Наука, 1967.

114. Шестов Л.И. О «перерождении убеждений» у Достоевского// Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С.237-258.

115. Шмелев И.С. О Достоевском. К роману «Идиот» // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 283-291.

116. Штейнберг JI.Г. Достоевский как философ// Вопросы философии.- 1994, №9.

117. Штейнберг Л.Г. Система свободы Ф.М.Достоевского // Русские эмигранты о Достоевском. Спб.: Изд-во Андреев и сыновья, 1994. - С. 87106.

118. Шульц фон О. Светлый, жизнерадостный Достоевский. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1999.

119. Щенников Г.К. Своеобразие психологизма и форма проявления авторской тенденции в романах Достоевского 60-х годов // Метод и мастерство. Вып. 1. Русская литература. - Вологда, 1970.

120. Энгельгардг Б.М. Идеологический роман Достоевского // Достоевский : статьи и материалы. Л., 1924. - С. 71-109.

121. Allain L. Dostoïevski et Dieu. La morsure du divin. / Institut d'etude slaves. -Lille: Press Universitaires de Lille, 1981.

122. Allain L. Dostoievski et l'Autre. / Institut d'etude slaves. Lille: Press Universitaires de Lille, 1984

123. Jackson R.L. The Art of Dostoevsky. Deleriums and Nocturnes. Princeton, New Jersey, 1981.

124. Jackson R.L. Dostoevsky's Quest for Form. A Study of His Philosophy of Art. -Physsardt, 1978.

125. Lord R. Dostoevsky. Essays and Perspectives. London: Chatto and Windus, 1970.

126. Peace R. Dostoevsky. An examination of the major novels. Cambridge: Cambridge University Press, 1971.1. РОСС1 i Т ' ííгосуда:'? тУн<