Ритмическая композиция русского стиха: историческая типология и семантика тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Хворостьянова, Елена Викторовна

• Хворостьянова, Елена Викторовна
• доктор филологических наук
• 2009

Оглавление диссертации доктор филологических наук Хворостьянова, Елена Викторовна

Введение.

Глава 1. Принципы ритмообразования народного стиха: прагматический аспект ритуала и ритмическая структура текста.

§ 1. Ритмический строй севернорусских заговоров.

§ 2. Стих причитаний Русского Севера.

Глава 2. Стих XVIII века: литературная теория и стихотворная практика.

§ 1. Реформа русского стиха и становление силлаботоники

1730-1760-е гг.).

§ 2. Конвенциональный принцип в поэтике русского классицизма.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Ритмическая композиция русского стиха: историческая типология и семантика»

Современная стиховедческая парадигма, отмечающая свой вековой юбилей, благополучно пережила целые эпохи в развитии литературоведения, но по иронии судьбы обнаружила свои методологические просчеты в решении именно тех проблем, которые стимулировали ее формирование в начале XX века. В первую очередь это проблемы семантики ритмической структуры текста, законов порождения и функционирования стиховых форм.

От мысли о необходимой «объективности» эстетического суждения, которой были проникнуты статьи Андрея Белого («Символизм», 1910), положившие начало новому подходу к изучению художественного ритма, до попыток превратить стиховедение в точную науку, стимулировавших выработку методологических принципов структурализма, все означенные проблемы решались преимущественно в плоскости дихотомии «стих и язык»,/ определившей аксиоматику интерпретации результатов стиховедческих исследований. Не случайно последние годы развития стиховедения отмечены тенденцией к сближению с лингвистикой и математической статистикой, а также резким разрывом с литературоведением, в русле которого оно. сформировалось. Эта тенденция получила окончательное оформление и закрепление в докладах на V и VI международных стиховедческих конференциях «Славянский стих». Изучение стиха как «лингвистического целого» (М. Л. Гаспаров) становится в наше время приоритетным направлением: «Не желая обижать литературоведение, можно все-таки полагать, что лингвистика ближе стоит к традиционным требованиям научности. Поэтому подзаголовок этой конференции может радовать как лингвиста, так и стиховеда»1. Однако, именно «требования научности» заставляют усмотреть в современной стиховедческой аксиоматике целый ряд недостатков. Несмотря на то, что тезис об актуальности культурного контекста для формирования и функционирования стиха не вызывает сомнений ни у лингвистов, ни у математиков, «ритмическое усилие» (Б. В. Томашевский) стиховеды усматривают лишь там, где наблюдается существенное расхождение стиховой нормы с одной стороны, языковой и речевой - с другой. Между тем, близость этих норм далеко не всегда определена отсутствием «ритмического усилия», а их резкое расхождение - наличием такового. Подобно тому, как имитация обычного шага в классическом танце мало походит на естественный шаг, но при этом выглядит более органичной в условиях танца, стиховая норма определяется условиями и условностями формы, предъявляющей к поэту и читателю в разных культурах и на разных этапах развития литературы различные требования. Именно эти условия и условности, находящиеся в поле зрения литературоведа, могут, на наш взгляд, стать окончательным, аргументом в интерпретации данных, полученных с помощью математических и лингвистических методов.

Ритмические метаморфозы настолько сложно и динамично пронизывают культурный слой, что даже в границах одной языковой традиции, единой-национальной культуры и автор, и реципиент способны свободно опознавать гетероморфные ритмические формы, характерные для разных жанров, литературных эпох, идиостилей. Парадоксально, что в этом смысле 1 ритмический • опыт стиховеда существенно уступает его же живому эмпирическому опыту носителя определенных ритмических традиций. Попытки отвлечь этот опыт, сохранив корректность научного подхода, верифицируемость результатов исследования, разумеется, представляют

1 Славянский стих: стиховедение, лингвистика и поэтика. Материалы международной конференции 19-23 июня 1995 г. / Под ред. М. Л. Гаспарова, Т. В. Скулачевой. М., 1996. С. 3-4. определенные трудности. Поэтому построение лингвистических и математических моделей стиха должно учитывать тот реальный культурный контекст и прагматическую функцию ритмических форм, вне которых однородные факты неизбежно будут учитываться наукой в качестве разнородных и наоборот. Это положение относится и к области экспериментальных исследований. Очевидно, что сам факт длительности или экспираторной выделенности звука, системы пауз еще не имеет непосредственного отношения к художественному ритму. Подобно тому, как мы безошибочно опознаем иностранца в носителе почти образцовой русской речи и своего соотечественника в человеке, обладающем большим количеством речевых дефектов, научной интерпретации лингвистических и экстралингвистических фактов должно предшествовать аргументированное описание учитываемых параметров в качестве ритмообразующих для данного ■1 текста или группы текстов.

Вне культурных условий функционирования стихотворного текста не может быть решена и проблема семантики ритма. Характер корреляции всех ритмически организованных уровней художественного целого, определяемый, «попарно» как «однонаправленные», «компенсаторные» или «независимые»2 не отражает индивидуальную-поэтическую концепцию мира, безразличен именно-к семантике стиха. И даже в тех случаях, когда один из ритмически организованных уровней обнаруживает устойчивую связь с мотивом или системой мотивов3, дихотомия «стих и язык» оказывается явно недостаточной для утверждения о семантической нагруженности ритма. С одной стороны,

2 ' 1

См.: Баевский В. С. Структура стихотворного поэтического текста // Баевский В. С.

Лингвистические, математические, семиотические и компьютерные модели в истории и теории литературы. М., 2001. С. 45; Гаспаров М. Л., Скулачева Т. В. Статьи о лингвистике стиха. М., 2004. С. 13.

3 См.: Тарановский К. О взаимоотношении стихотворного ритма и тематики // Тарановский К. О поэзии и поэтике. М., 2000; Гаспаров М. Л. Метр и смысл: Об одном из механизмов культурной памяти. М., 1999 и др. наиболее устойчивый корпус «поэтических» мотивов мы находим едва ли не во всех известных стиховых формах, с другой — их комплекс в каждом отдельном тексте воплощает уникальный лирический сюжет.

Более плодотворными кажутся: указанные подходы в сфере изучения: законов порождения стиха. Однако и здесь в качестве главного условия формирования стихотворного ритма и шире — ритмической композиции текста традиционно рассматривается языковой потенциал4. Иными словами, согласно общепринятой точке зрения, языковая культура кодифицирует фонологические признаки языка, вырабатывая со временем ритмические паттерны, а затем-последние вновь и; вновь вступают во взаимодействие с языком. Перспективность использования' точных методов; лингвистических принципов изучения-стиха; разумеется, не вызывает сомнений?, однако стихотворная речь, «искусная и . искусственная» не может быть понята лишь- на; путях лингвистического анализа. Не только «художественная: семантика», не только, степень осознанности в создании поэтической конструкции, но и сама природа творческого сознания, реализующего или не реализующего?: языковой, потенциал, всегда будет занимать исследователей- стиха. Вытеснение этих проблем; из филологической- науки, сознательное ограничение задач ■ стиховедения г способны превратить, его из; «учения о ритмической организации; текста»^ в частную отрасль лингвистики: К сожалению, инициатива комплексных междисциплинарных исследований' художественной формы, заявленная стиховедами, лингвистами, литературоведами,, искусствоведами,

4 См., напр., исследования В. С. Баевского, М. Л. Гаспарова, Т. В. Скулачевой, . М; А. Красноперовой, Дж. Бёйли, М. И. Шапира, Е. В. Казарцева и др;

5 Поэтому нам трудно солидаризироваться с критическими высказываниями Б. П. Гончарова (см.: Гончаров Б. II. Стихотворная речь. Методология изучения. Становление; Художественная функция; М., 1999) в адрес структуралистов. Ценность полученных ими результатов нельзя переоценить. математиками, психологами, философами в конце 1960-х годов6 не получила плодотворного продолжения. Напротив, в последние десятилетия даже в пределах единой филологической науки произошла дезинтеграция дисциплин, породившая резкую, зачастую некорректную, а главное — бессмысленную полемику с «методологическими противниками» . Именно поэтому методологический солипсизм, стремление вывести законы стиха из законов языка или отвлеченных законов симметрии8 кажется нам занятием хотя> и увлекательным (как решение головоломок), но не имеющим перспектив выхода к выработке общих герменевтических принципов, позволяющих корректно интерпретировать текст, понять как функцию его ритмической организации, так и характер ее взаимосвязи с другими уровнями художественной структуры. Проблема, к постановке которой почти вплотную подходили, хотя и разными путями, Б. В. Томашевский, Ю. Н. Тынянов, В. М. Жирмунский - проблема герменевтики стиха - до сих пор в стиховедении не поставлена. Изучение ритмической композиции становится тем самым необходимым этапом, позволяющим перейти от изучения корреляций отдельных ритмических уровней к корректной интерпретации смыслового целого стихотворного текста. Этим обусловлена теоретическая актуальность заявленной темы. I

6 См., напр.: Содружество наук и тайны творчества / Под ред. Б. С. Мейлаха. М., 1968; Ритм, пространство и время в литературе и искусстве / Под ред. Б. Ф. Егорова, Б. С. Мейлаха, М. А. Сапарова. Л., 1974 и др. п

Наряду с полемическими статьями Б. П. Гончарова здесь следует назвать работы М. И. Шапира (Гаспаров-стиховед и Гаспаров-стихотворец: Комментарий к стиховедческому комментарию // Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика: В честь 60-летия М. Л. Гаспарова. М., 1996) и О. Н. Гринбаума (Гармония строфического ритма в эстетико-формальном измерении. СПб., 2000). о

См.: Гринбаум О. Н. Гармония строфического ритма эстетико-формальном измерении. СПб., 2000; Портер Л. Г. Симметрия — владычица стихов: Очерк начал общей теории поэтических структур. М., 2003.

Ее историко-литературная актуальность продиктована давно назревшей необходимостью комплексного описания ритмической организации русского стиха и подготовкой в обозримом будущем его академической истории. Мы не можем согласиться с мнением М. Л. Гаспарова о том, что традиционные области науки о стихе - «метрика, ритмика, рифма, строфика — разработаны уже так хорошо, что новых революций там в ближайшее время, не предвидится»9. Достаточно сказать, что на протяжении 30 последних лет не было издано ни одного метрико-строфического справочника10. И хотя работа по описанию метрико-строфического, ритмического, рифменного репертуара отдельных поэтов не исчезла из сферы интересов ведущих стиховедов России и зарубежья, полученные ими результаты нигде и никогда не публиковались в полном объеме; в печати они появлялись лишь в виде выборочных данных, включенных в статьи, посвященные стиховым системам русских поэтов. В результате очень ценный, профессионально подготовленный материал не мог-быть использован в полной мере другими стиховедами, он никем не обобщался и, т. о. целостное сопоставление индивидуальных поэтических систем и поэтических эпох по-прежнему оставалось невозможным. Благодаря-поистине подвижнической деятельности М. Л. Гаспарова мы получили1 пунктирное, но все же научно обоснованное историческое описание русского; стиха («Очерк истории русского стиха» 1984 г.); объем материала здесь выглядит если не исчерпывающим, то вполне репрезентативным - это более 1,5 миллиона стихотворных строк лирики, эпоса и драмы. Но это за два века (ХУШ-Х1Х вв.). Если же мы обратимся к отдельным периодам, то увидим, что, например, объем стихов по первой трети XIX в. (378 579) наполовину составит сумма строк Пушкина, Жуковского и Вяземского. А в статистике лирических

9 Гаспаров М. Л., Скулачева Т. В. Статьи о лингвистике стиха. С. 11.

10 Единственным исключением стал недавно подготовленный на кафедре истории русской литературы СПбГУ сборник: Петербургская стихотворная культура: Материалы по метрике, строфике и ритмике петербургских поэтов. СПб., 2008. произведений, написанных указано всего 622 произведения, в то время как у Пушкина их 398. Разумеется, Гаспаров использовал для статистического обследования выборки и заботился об их корректности, поэтому для лирики он по каждому периоду отбирал материал преимущественно по «Библиотеке поэта», как, кстати, поступали и многие другие исследователи. Этот выбор, вполне аргументированный с текстологической точки зрения, заложил изначально большое количество неточностей. Во-первых, наличие или отсутствие авторитетных изданий определялось в значительной степени меняющейся репутацией поэтов. Вполне естественно, что не существовало и не существует по сию пору таких отечественных изданий А. А. Ржевского, Е. П. Растопчиной, И. С. Рукавишникова и мн. др. Кроме того, в основе отбора текстов для включения их в сборники «Библиотеки поэта» всегда лежал эстетический критерий. Ни одно из изданий этой серии не ставило своей задачей дать хотя бы приблизительное представление о разнообразии стиховых форм, использованных автором, их даже очень отдаленных пропорциях в поэтическом наследии. Следует также вспомнить, что даже тогда, когда стиховеды обращались к прижизненным изданиям, выбор авторов все же подсознательно определялся той репутацией поэта, которая сформирована современной историей литературы. Ни в одной стиховедческой работе не учитывался и по сию пору не учитывается круг чтения. Отчасти с этим обстоятельством связано очень неточное представление о поэтической норме эпохи. Наконец, в исследованиях, посвященных истории русского литературного стиха не привлекались данные по массовой поэзии, которая особенно ярко и непосредственно отражает общепринятые представления о том, каким должен быть стих. Еще хуже обстоит дело с исследованием рифмы, ритмики, мелодики и, в особенности, композиции стиха. Достаточно сказать, что за последние три десятилетия не появилось ни одного словаря рифм, который бы соответствовал современным научным требованиям, а последние работы, посвященные вопросам мелодики и композиции стиха, были написаны лишь В. Е. Холшевниковым еще в 1960-е-80-е гг. Возрастающий интерес к теории и истории русского стиха, нашедший отражение в появлении обширной критико-публицистической литературы, переизданиях классических трудов, наконец, в создании новых курсов и спецкурсов по стиховедению во многих университетах России, предельно обостряют актуальность заявленной темы.

Степень разработанности проблемы. Проблема композиции ритмического целого стихотворного текста затрагивалась уже на заре формирования современной стиховедческой парадигмы, в исследованиях 19 Ю-х-1920-х гг.: А. Белого, Б. В. Томашевского, Г. А. Шенгели, С. П. Боброва, В. М. Жирмунского, Ю. Н. Тынянова, Р. О. Якобсона. Позднее неоценимый вклад в разработку методики описания отдельных ритмических уровней стиха и их корреляций внесли Л. И. Тимофеев, Н. С. Трубецкой, К. Ф. Тарановский, А. Н. Колмогоров, В. Е. Холшевников, К, Д. Вишневский, М. Л. Гаспаров, Ю. М. Лотман, Е. Г. Эткинд, П. А. Руднев, А. В. Прохоров, В. С. Баевский, Т. Шоу, Дж. Бейли, Б. Шерр, О. И. Федотов, С. И. Кормилов, М. Ю. Лотман, М. И. Шапир, Ю. Б. Орлицкий и мн. др.

Между тем: в рамках современной лингвистики стиха изучение даже наиболее элементарных уровней ритмической организации стихотворного" целого (размера, ритма в узком смысле, рифмы, строфического строения) столкнулось с неразрешимой проблемой формализации семантики11. Не только удовлетворительного решения, но и направления ее решения до сих пор не было предложено. С другой стороны, вполне реальными и на наш взгляд конструктивными подходами, намеченными в рамках литературоведения, позволяющими выявлять ритмическое строение более сложно организованных уровней текста — сюжета, композиции, пространственно-временной

11 См.: Гаспаров М. Л. Лингвистика стиха // Славянский стих: стиховедение, лингвистика и поэтика. Материалы международной конференции 19-23 июня 1995 г. / Под ред. М. Л. Гаспарова, Т. В. Скулачевой. М., 1996. С. 10. организации, стиховеды по-прежнему пренебрегают. В работах В. Я. Проппа, М. М. Бахтина, А. В. Чичерина,, Д."С. Лихачева, С. С. Аверинцева, Б. А. Успенского, Б. О. Кормана и др.,. не: обращавшихся* непосредственно к изучению наиболее элементарного — звукового — уровня стиха, плодотворно разрабатывались проблемы ритмико-смыслового целого художественного произведения. Характер и последовательность появления- в тексте пространственно-временных координат (М. М. Бахтин, Д.С.Лихачев, Б. А. Успенский), состав и последовательность функций, формирующих композицию волшебной сказки/ (В- Я: Пропп), чередование речевых: характеристик героев: и их поступков, лежащих в- основе-, ритмической организации^ сцены (А. В. Чичерин) и пр. - обнаруживают важнейшую ритмообразующую функцию тех уровней, для которых стиховедение еще не выработало единых принципов учета и статистической обработки, аналогичных используемым для описания наиболее элементарных уровней^стиха.- метрики; ритмики в узком смысле, рифмы, строфики. Продуктивное использование.этих, идей позволяет поставить вопрос о корреляции ритмических уровней стихотворного целого как формах художественных концептов.

Объектом исследовании в диссертационной работе является русская народная и литературная поэзия ХУШ-ХХ вв. ^ ; .

Предмет, исследования - историческая, типология: и семантика ритмической композиции фольклорного и литературного стиха.

Цель диссертационного исследования состоит в выявлении закономерностей порождения и функционирования отдельных, ритмических структур и семантики ритмического целого с учетом историко-литературного контекста и прагматики стихотворного высказывания.

Этим определяются основные задачи исследования: обосновать возможность, плодотворного» и: взаимодополняющего использования- литературоведческих, лингвистических и стати стико-математических методов* исследования ритмической композиции р стихотворного текста как высказывания, имеющего металингвистическую природу, но реализующегося через язык; выявить непосредственные и опосредованные связи ритмической композиции текста с историко-литературным контекстом и прагматикой стихотворной формы; доказать зависимость принципов ритмической организации отдельных уровней стихотворного целого от степени их отрефлексированности, поэтического самосознаниями мировоззренческих концептов эпохи; на примере больших стихотворных жанров (эпической поэмы, трагедии, лирической поэмы) продемонстрировать концептуальный, содержательный характер корреляции ритмических структур, последовательно воплощающих авторский замысел.

Основным материалом изучения являются: наиболее древние фольклорные жанры заговоров и причитаний (рассматривается? преимущественно традиция Русского Севера); теоретические трактаты и поэтические произведения реформаторов русского стиха — В: К. Тредиаковского и М. В. Ломоносова; эпическая поэма М. М. Хераскова* «Россияда» в контексте эпических и драматических произведений XVIII в. (Ломоносова, Сумарокова, Ржевского); стих А. С. Пушкина - сонеты и драматургия («Борис Годунов», «маленькие трагедии»); лирическая поэма г

М. И. Цветаевой «Молодец», а также ее эмигрантское творчество, в котором отразилось стихотворное влияние А. Белого; наконец, лирика петербургских поэтов второй половины XX в. — О. Е. Григорьева и А. Г. Битова. Обращение к этому разнообразному материалу позволяет достаточно полно продемонстрировать специфику ритмической организации стихотворного текста, ее обусловленность поэтическим самосознанием эпохи, телеологией и ! прагматикой художественного высказывания.

Одновременно избранный материал дает возможность рассмотреть историческое развитие стиховых форм; предложить новые интерпретации текстов, учитывающие их ритмическую организацию, и выявить поэтические концепты, определяющие характер корреляций ритмических уровней стихотворного целого. Последнее неизменно требует реконструкции актуальных контекстов, которые должны учитывать путь от коллективного творчества, отражающего мифопоэтическую стадию художественного' сознания, к идиостилю.

Методологической базой исследования являются литературоведческие, " лингвистические, статистико-математические методы, выступающие в качестве взаимодополняющих. Такой путь преодоления методологических проблем филологической науки, предложенный в свое время ^ А. Н: Веселовским, позволяет в перспективе обрести ту «полноту» обобщения; которую^ своей лекции «О методе и задачах истории литературы как науки» ученый назвал «научным». Идеи Веселовского, получившие свое продолжение в типологической исторической поэтике, стимулировали изучение эволюции' категорий-стиля, жанра, автора с учетом поэтического сознания эпохи12. Тем самым? авторефлексия эпохи была признана в*качестве одного из важнейших условий интерпретации художественной формы.

К сожалению, перспективность изучения условий, в> которых возникает и функционирует стих, не была в достаточной мере оценена подавляющим' большинством стиховедов. Именно поэтому ^ учитывая сложность и неразработанность проблемы изучения ритмической композиции стиха, для анализа и интерпретации поэтических текстов, принципов корреляции уровней стихотворного целого, используются историко-литературный, типологический, культурологический подходы.

Опираясь на исследования Б. В. Томашевского, Ю. Н. Тынянова, Р. О. Якобсона, В. М. Жирмунского, К. Ф. Тарановского, М. Л. Гаспарова, Ю. М. Лотмана, Е. Г. Эткинда и* др., продолжая традицию изучения слова

1 "У

См.: Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994. в условиях стиха», преимущественное внимание мы все же уделяем самим условиям, в которых возникает и функционирует ритмическая- структура. Поэтому среди многочисленных определений ритма наиболее актуальным, предельно обостряющим проблематику современного стиховедения (в первую очередь литературоведческого подхода), считаем определение, предложенное Ф.-В. Шеллингом: «.ритм, вообще говоря, есть превращение последовательности, которая сама по себе ничего не значит, в значащую. Простая последовательность как таковая носит характер случайности. Превращение случайной последовательности в необходимость равно ритму, через который целое больше не подчиняется времени, но заключает его в самом себе»13. Таким образом, анализируя ритмическую организацию отдельных уровней стихотворного текста и их корреляции, мы рассматриваем ритм как универсальный принцип формообразования, содержательный аспект которого может быть выявлен лишь с учетом специфических контекстов, выступающих вт качестве катализатора ' метаморфозы, «превращения» случайной, последовательности в ритм.

Методологическая' новация диссертационного исследования состоит в установлении^взаимозависимости содержания понятия «текст» одновременно от исследовательских стратегий и актуальных историко-культурных: контекстов. При анализе фольклорного стиха в качестве текста рассматривается инвариант, реконструируемый на основе анализа конкретных текстов, записанных у исполнителей в одном регионе; в качестве актуального контекста- обряд, составляющей которого является словесный инвариант. В поэзии нового времени вариативность на первых порах еще не окончательно утрачена. Классицистский текст в русской традиции существует как идеальное решение до конца неосуществленного замысла, представленного «улучшенными» , редакциями первоначального варианта.

Взаимозаменяемость» элементов на разных уровнях художественного целого

13 Шеллинг Ф.-В. Философия искусства. М., 1966. С. 198. 16 ■■.'■ позволяет рассматривать, текст в качестве: системы знаков;, единство и целостность которой определяется- лишь конвенционально. Поскольку основные конвенциональные принципы, регулирующие как процесс создания,: так и процесс восприятия; произведениявырабатываются в нормативных поэтиках, то в качестве: актуального контекста — «условий коммуникации» — рассматриваются последние:. В пушкинскую эпоху происходит отчетливый; перелом в литературном* художественном сознании, варианты, текста окончательно становятся «черновыми», не предназначенными для печати, обретают черты .творческой лаборатории, недоступной широкой публике: Обращаясь к этому материалу,, мы рассматриваем конкретный текст как, знак, равный знаковой; системе. Ее формально-содержательное единство выявляется в* современном; контексте и контексте творчества, для реконструкции которого предварительные наброски и черновые варианты текста не менее существенны, чем произведения, предназначенные автором: для* печати. Наконец, в начале XX в. — период особого внимания поэтов к стиховой форме и; ее мельчайшим^ составляющим; поиска своей: оригинальной; стиховой! манеры;, расширении® «ролевой лирики» до таких пределовV индивидуализации; когда? стиховая? структура; сюжет и лирический герой позволяют однозначно?опознать.автора, — текст, с одной стороны, становится важнейшей составляющей авторского■ мифа;; о себе, с другой - обостряет полемические связи с современным контекстом и нередко очень далекимипретекстами. В таких условияхтекст оставаясь знаком;. активно расширяет свои границы, бесконечно отсылая; к другим текстам, выступающим в качестве знаков и кодирующих систем; активно5 переработанных в новом произведении. В последние десятилетия XX в. поэзия андеграунда и постмодернизма предлагают два; варианта текста1, как художественного феномена, намеченные; но окончательно не оформленные литературой модернизма: 1) родственный? стратегии постструктуралистов; и деконструктивистов набора «следов4 знаков», открытый любым интерпретациям, № 2) знак, синхронизирующий литературные стили в принципиально; новыш идиостиль, предельно независимый от ближайшего поэтического контекста (именно этому варианту как наиболее интересному и в художественном отношении более перспективному посвящена последняя глава). В качестве текста здесь рассматривается все поэтическое творчество автора, особые условия функционирования ритмической структуры, вырабатываемой качестве одной из составляющих поэтического идиостиля. /

Термин «корреляция» в настоящем исследовании впервые используется не в математическом значении, привнесенном в стиховедение формализмом и ранним структурализмом с опорой на теорию вероятности, но в этимологическом значении «взаимные отношения», «взаимосвязь», «взаимоотсылки», поскольку в системе культуры при тождестве строения двух или более ритмических рядов, характер их взаимосвязи может быть различным и обусловлен в конечном счете историко-культурным контекстом, интенцией и прагматикой поэтического высказывания.

Основная научная гипотеза, вынесенная на защиту. В различных контекстах формирования и функционирования ритмических форм стиха свой, вес имеют как лингвистические, так и экстралингвистические факторы, причем» их соотношение неустойчиво как в диахроническом, так и в синхроническом срезе. В. пределах одного и того же исторического периода в русской культуре сосуществуют различные принципы, выступающие в качестве основных регуляторов ритмообразования; эти гетероморфные ритмические формы, возникшие в разное время, характерные для разных жанров, идиостилей, свободно опознаются носителями литературного языка, поскольку неразрывно связаны для последних с определенным культурным контекстом, прагматикой и интенцией стихотворного высказывания. Ритмическая композиция стиха, в основе которой лежит сложная корреляция всех уровней, носит концептуальный характер, гарантирующий смысловую целостность текста (произведения, жанра, идиостиля).

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Наиболее тесная связь ритмической композиции с прагматикой обнаруживается в фольклорном стихе, преимущественно в жанрах, связанных с устойчивым ритуалом. В заговоре слово, являясь одновременно и предметом, и акцией, функционирует в качестве своеобразного иероглифа, в котором «предметно-изобразительная» сторона и значение регулируют динамические отношения между речевыми единицами. Ритуальный контекст задает «ритмическую универсалию», предопределяющую фактуру словесного текста. Саму эту универсалию можно охарактеризовать как ритмическое остинато словесного, пластического и музыкального рядов, т. е. устойчивую ритмическую модель, которая неизменно воспроизводится (одновременно или последовательно) вербально, акционально и музыкально-интонационно.

2. Интонация плача, лежащая в основе напевов и речевых интонаций причитаний, формирует характерные признаки, присущие как речитативной, так и песенной форме жанра. В построении стиховой вертикали «расподобление» соседних строк не менее существенно, чем их уподобление., Перцептивная форма народного стиха не предполагает отвлечения ритма от интонации, обусловливая в конечном счете реализацию принципа гетерофонии, а потому композиционное развертывание словесного ритма стиха причитаний состоит в «связывании» устоявшихся ритмических движений, не предполагая архитектурной завершенности.

3. Современная концепция реформы русского литературного стиха, сложившаяся еще в XVIII в. и позднее унаследованная наукой, в значительной степени основывается на репутациях В. К. Тредиаковского и М. В. Ломоносова. Между тем стратегии двух реформаторов существенно различались. Если принципы нового тонического стиха более корректным образом были сформулированы Ломоносовым, то утверждение силлаботонических размеров в 1740-е-60-е гг. шло преимущественно по пути, намеченному

19 ; • .

Тредиаковским, — по пути поиска тонического ритма; в пределах: силлабически заданной меры.

4. В" специфической для; России ситуации строительства новой' светской литературы нормативность западноевропейского классицизма оказалась решительно трансформированной. Нормативность осуществляет себя как пафос художественной; и эстетической деятельности, идеал, который должен быть выработан. Специфика русского классицизма состоит в том, что постулируя-рационализм; , он эмпирически устанавливает истину и ищет ей: объяснение; провозглашая нормативность, следует не норме,, но компилирует образцы;, абсолютизируя, гармонию,, воплощает ее как сумму независимых друг от друга «скрепов», «соглашений» между составляющими:текста:

5: Контекст русской сонетной традиции ХУНГ — начала XIX в. позволяет поставить под сомнение общепринятый тезис о негативном; отношении? А. С. Пушкина к сонетной форме и уточнить, данные о строфическом репертуаре поэта, обращавшегося к сонету 15 раз с 1816 по 1834 гг. Наряду с октавой и онегинской строфой сонет стал, сферой активных экспериментов в области строфики; поскольку в каждом из пушкинских сонетов используются, разные модели, а диахрония сонетной; формы демонстрирует отчетливую; эволюцию представлений поэта о ее возможностях.

6. Ритм в узком, смысле является; одним из конструктивных факторов строения! трагедии А. С. Пушкина «Борис Годунов». Соотношение других ритмически организованных уровней со стиховым ритмом позволяет охарактеризовать ритмический строй трагедии как полифоническую форму. Основной эффект полифонии состоит не в формировании единой гармонической мелодии, а в сложном сопряжении самостоятельных мелодических линий, одновременном'их.звучании; Конфликт здесь реализован: не столько через открытое- столкновение: сил (героев); • сколько через активизацикгнапряжения между ритмическими потоками; в основе каждого из которых лежит свой закон.

7. Последовательность имен собственных в «маленьких трагедиях» А. С. Пушкина организует особый ритмический ряд, сопрягающий последовательность действий-высказываний с именами, звучащими в последних. Во всех трагедиях уподобление сцен по одному (группе) параметру неизменно сопровождается контрастом по другому (группе) параметру. Полифонический принцип построения распространяет конфликт как на отношения между единицами каждого отдельного структурного уровня, так и на отношения между разными уровнями структуры текста.

8. В «Моцарте и Сальери» А. С. Пушкина специфическая последовательность, в которой чередуются монологи, диалоги и «музыкальные реплики», формируют целенаправленную ритмическую инерцию, проясняющую внутренний конфликт трагедии как трагедии художника, убежденного в «неотвлекаемости дара» и наказанного за богоотступничество лишением дара, утратой слуха. Трагическая ошибка Сальери одновременно становится и трагической виной не логика, но музыканта, не услышавшего голоса Творца за свистом, рукоплесканиями и говором толпы.

9. Лирическая поэма М. И. Цветаевой «Молодец» воплощает «инвариантный» принцип корреляции ритмических структур, предполагающий осуществление общего ритмического задания на разных уровнях (метрико-ритмическом, строфическом, пространственно-временном, архитектоническом и др.) по единой формуле. Формула ритма выступает здесь не только как формообразующий, но и как идеологический аспект, поскольку выявляет изоморфную природу мира и указывает на наличие закона, лежащего в его основе.

10. В творческой автобиографии М. И. Цветаевой особую роль играет сознательно формируемый поэтом миф о творческой независимости своей поэзии от теории и поэтической практики Андрея Белого. Наряду с целенаправленным искажением фактов в статьях, автобиографической прозе и письмах, Цветаева, приводя стихотворные цитаты Белого, подвергает их существенной трансформации, не находящей аналогий в цитации других поэтов. В поэме «Молодец», замысел которой в значительной степени восходит ^ к роману Белого «Серебряный голубь», Цветаева в процессе работы стремиться -Ч избавиться от тех знаков, которые непосредственно отсылает к роману. ^ с

11. Лирический текст О. Е. Григорьева строится по законам эмблематической организации: структурные отношения между составляющими (предметный план, план идиостиля, интертекстуальный план) основаны на равнозначности и исключении любых видов «подчинительной» связи. Смысл эмблематической структуры есть «четвертое», выступающее в тексте как основание для соположения и объединения трех составляющих, провоцирующего динамические отношения между «предметом», «образом» и «признаком».

12. Специфика образной и стиховой организации лирики' А. Г. Битова предопределена двумя основными факторами. Синкопический ритм; встречающийся почти во всех двусложных размерах, в значительной, мере обусловлен культурной ситуацией второй половины XX в., когда историческая преемственность стиховых систем оказалась нарушенной' и» произошла своеобразная «синхронизация» литературных эпох. С другой стороны, поэтические тексты Битова нередко являются формой фиксации художественной идеи, заметками для еще не написанной прозы и дневниковой записью, в которой отражены не столько факты личной биографии, сколько I ' обретенный эмоциональных опыт.

Цели и задачи исследования, которые ранее комплексно не ставились и не использовались в описании ритмического целого стихотворного текста, определяют научную новизну работы. В ней также теоретически обоснованы и апробированы способы выявления, фиксации, обработки и интерпретации' ритмических структур различных уровней стихотворного высказывания, продемонстрированы различные формы их корреляций, обусловленных историко-культурным контекстом и прагматикой. Предложены новые интерпретации текстов, впервые учитывающие корреляции ритмических структур («Россияды» М. М. Хераскова, «Бориса Годунова» и «маленьких трагедий» А. С. Пушкина, «Молодца» М. И. Цветаевой, лирики О. Е. Григорьева и А. Г. Битова)

Новизна исследования определяется и полученными результатами: в работе выдвинуты и получили подтверждение гипотезы о связи ритмической композиции фольклорного стиха с прагматикой ритуала, о стратегиях реформаторской деятельности Тредиаковского и Ломоносова, а также о постепенном становлении силлаботоники в рамках силлабически заданного объема, введен в научный оборот обширный статистический материал по ритмике фольклорного и литературного стиха ХУШ-ХХ вв. Кроме того, предложен функциональный подход к изучению проблемы «проза поэта», описанию и интерпретации поэтического идиостиля с учетом специфики ритмической организации текста.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что в нем теоретически обоснована и продемонстрирована возможность плодотворного использования в качестве взаимодополняющих литературоведческих, лингвистических, статистико-математических методов исследования; научно доказана решающая роль экстралингвистических факторов в формировании и функционировании ритмических структур (в том числе ритма в узком смысле); выявлены непосредственные и опосредованные связи ритмической композиции текста с историко-культурным контекстом и прагматикой; разработан ряд герменевтических принципов анализа стиха как высказывания; выявлена концептуальная основа корреляции уровней-стихотворного целого; определены исследовательские стратегии литературоведческого подхода к изучению фольклорного и литературного стиха.

Практическая значимость работы обусловлена тем, что ее результаты вносят существенные коррективы в современные представления об истории

23 ' ' % V \\"Л * русского стиха, а потому могут быть использованы в основных и специальных ВУЗовских курсах по истории фольклора и русской литературы ХУШ—XX вв., стиховедению; . композиции, герменевтики, для проведения- практических занятий и семинаров, разработки учебных и учебно-методических пособий:

Апробация работы; Материалы* и результаты: диссертационного исследования использовались при составлении программ учебных курсов; и дисциплин,, при чтении' лекций,, спецкурсов; проведении семинаров: и спецсеминаров: на факультете филологии и искусств СПбГУ. Основные положения диссертации в виде докладов были представлены«, на международных научных и научно-практических конференциях: «Апрельские: чтения» (1995; 1997, Санкт-Петербург), «Москва и "Москва" Андрея« Белого»-(1995;. Москва), «М18ййкас1[а, / Рагос1уа» (1997, Загреб; Хорватия); «Артикуляция ритма:: просодика,, жест, интонация; текст» (1997, Санкт-Петербург)^ «5-я Международная Пушкинская конференция» (1999; Санкт-Петербург); «IX Международной Ивановской: конференции»- (2006; Москва), «Русская- литература ХХ-ХХ1 веков: проблемы- теории5 и: методологии?: изучения» (2008; Москва); «110-летие со дня рождения; академика Виктора1 Максимивича Жирмунского»- (2001?, Санкт-Петербург); «Чтения? памяти проф. И: М. Тройского» (2001, 2003-, 2004, 2006; Санкт-Петербург); «Литературный текст: проблемы и методы исследования» (2001, Тверь), «Формирование активной языковой личности в современных социокультурных условиях» (2002, Санкт-Петербург), «Язык - тендер — традиция» (2002, Санкт-Петербург), «Василий Кириллович Тредиаковский: К 300-летию* со. дня рождения» (2003, Санкт-Петербург), «Языки страха: женские и мужские стратегии поведения» (2004, Санкт-Петербург»), «Литература русского зарубежья (1920-1940-е гг.): взгляд из XXI- века» (2007,. Санкт-Петербург); международном форуме «Империя. Четыре измерения* Андрея Битова» (2007, Санкт-Петербург); межвузовских научно-практических конференциях преподавателей и аспирантов (2001,. 2004, 2005, Санкт-Петербург; расширенном заседании стиховедческого семинара ИФИ СПбГУ (2007, Санкт-Петербург) и др. Результаты исследования представлены в монографиях «Условия ритма: Историко-типологические очерки русского стиха» (СПб., 2008), «Поэтика Олега Григорьева» (СПб., 2002) и в 135 научных, энциклопедических статьях, комментариях и учебно-методических публикациях.

Структура диссертации. Диссертационное исследование состоит из введения, пяти глав, заключения и примечаний.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Хворостьянова, Елена Викторовна

Заключение

Обращение к контекстам формирования и функционирования ритмических форм стиха (от фольклорного жанра до отдельного авторского произведения) заставляет признать, что и «смысл», и сама внутренняя логика строения ритмической структуры, а главное — импульсы ритмообразования в . высшей степени разнообразны, причем не только в диахроническом, но и в синхроническом срезе. В каждом отдельном случае свой вес имеют как лингвистические, так и экстралингвистические факторы, и их соотношение

I ) неустойчиво.

Рассматривая фольклорный и литературный стих ХУШ-ХХ вв., мы во всех случаях учитывали характер строения наиболее элементарного — звукового ' уровня стиха, выявляя характер его корреляции с другими, более сложно-организованными уровнями, учитывая историко-культурный контекст функционирования художественного высказывания. Такой последовательно проведенный подход позволил прийти к следующим выводам: . ^ г

• Наиболее древние и устойчивые фольклорные жанры (заговор, причитание) сохранили в своем ритмическом строении связь словесной/структуры текста с прагматикой ритуала. «Взаимозаменяемость» вербальной, акциональной и музыкально-интонационной составляющих в заговоре свидетельствует о независимости словесного ритма в узком смысле от языковой просодии. Напротив, он формируется по аналогии с акциональным и музыкально-интонационным ритмом, нередко замещая их для осуществления прагматической функции ритуала.

• Перцептивная форма народного стиха в принципе не предполагает отвлечения ритма в узком смысле от интонации. Эта «неотвлекаемость» была и остается одним из наиболее ощутимых препятствий для научно корректного описания ритмики ряда фольклорных жанров, в том числе тех, которые существуют в разных формах - песенной и речитативной (причитания). Все ранее предпринятые в науке попытки распространения апперцептивной формы, выступающей в качестве регулятора восприятия литературного стиха, на стих народный, приводили, по нашему мнению, к искажению ритмической модели стиха причитаний, где в основе формирования стиховой вертикали лежат не тонический, силлабический или квантитативный принципы меры, но задействованы в качестве взаимодополняющих и взаимозаменяющих несколько ритмических параметров, формирующих эквивалентность соседних стихотворных строк.

• Реформа русского литературного стиха, предпринятая В. К. Тредиаковским и М. В. Ломоносовым, хотя и была в целом направлена на сближение с основами русской культуры (для Тредиаковского - народной поэзией, для Ломоносова — просодией русского языка), проходила гораздо сложнее, чем принято считать. Для переходного этапа формирования тоники, приближающего литературный стих к народному, Тредиаковский, отказываясь от своих французских силлабических навыков, предельно ужесточает требования к силлабическому объему и рифме стиха, стремясь сформировать в нем универсальную тоническую (хореическую) тенденцию. Несмотря на то, что уже в первые три пореформенных десятилетия русские поэты отчетливо предпочитают хореической инерции ямбическую (на которой настаивал Ломоносов), в основных стихотворных размерах продолжает сохраняться предложенный именно Тредиаковским принцип силлабической эквиваленции строк, в то время как менее привычный тонический принцип (например, в вольном ямбе) поэтами 1740-х- 1760-х гг. нередко нарушается.

• В поэтике русского классицизма еще отчетливо ощутима прагматическая функция текста. Новая светская литература не порывает с фольклорной и

- / церковной культурой; она стремиться вобрать в себя все лучшее и стать не только образцовой, но и общенациональной; литературой, способной-обеспечить все потребности современного читателя. При этом потенциал ритма ведущих стихотворных размеров (в частности, шестистопного ямба) поэтами еще не отрефлекеирован (симметричный и асимметричный ритм в поэтическом самосознании эпохи не противопоставлены и не несут сколько-нибудь ощутимой семантической нагрузки). Ритмическая композиция произведений, написанных шестистопным ямбом, позволяет выявить относительную независимость симметричных и асимметричных форм ритма от реализации языкового потенциала (соотношения мужских и дактилических цезур).

• Стих А. С. Пушкина стал первым и основным материалом, анализ которого стимулировал разработку типологии, принципов квалификации *и систематизации метрических, строфических, ритмических, рифменных форм русской поэзии. Отчасти именно по этой причине он стал рассматриваться в * качестве «нормы» поэзии нового времени, на фоне которой отчетливо видны специфические особенности стиховых систем других русских поэтов, но сама эта система лишена индивидуальности. Между тем пушкинский стих отличается мощным экспериментальным началом, в полной мере не оцененным, не только современниками поэта, но и историками русского стиха.

• В области строфики одним из объектов эксперимента стала сонетная форма. Разнообразие сонетных моделей и жанров, в которых использовалась эта твердая стихотворная форма, демонстрирует едва ли не все известные русской и европейской традициям композиционные и жанрово-тематические сферы ее использования (эпиграммы, мадригалы, элегии, послания и др.). Если первые лицейские обращения к сонету тесно связаны и, вероятно, даже обусловлены сложившейся в русской поэзии второй половины XVIII в. (преимущественно ч под влиянием Сумарокова и поэтов его круга) представлений о нем как исключительно игровой форме, то поздние пушкинские сонеты свидетельствуют об осмыслении его как лирико-философской формы.

• Трагедия А. С. Пушкина «Борис Годунов» - первый в истории русского стиха опыт освоения дифференцированного ритма, опередивший почти на семь десятилетий его массовое освоение. В годы, кризисные для русского стиха, когда романтики ищут выход в новых метрах и полиметрии или обращаются к прозе, Пушкин находит иной путь - полиритмию, открывающую возможность использования внутреннего потенциала стиха. Полиритмия становится импульсом формирования нового типа корреляции уровней, воплощающей внутренний конфликт трагедии. Использование полифонического принципа в «маленьких трагедиях» включает в систему корреляций в качестве особого ритмически организованного уровня поименования персонажей. Этот ритмический ряд выполняет функцию композиционного объединения «драматических опытов» и указывает на единство их проблематики.

• Ритм композиционного развертывания в «Моцарте и Сальери» А. С. Пушкина строится с опорой на специфическую функцию «музыкальных цитат», играющих провоцирующую роль в обнаружении внутреннего конфликта трагедии. Тем самым включение музыкальных фрагментов обусловлено не стремлением придать пьесе сценическую выразительность, но собственно драматической задачей отвести музыке функцию реплик антагониста, способных вызвать реакцию Сальери как главной трагической фигуры.

• Первую четверть XX в. принято считать эпохой повышенного внимания к формальной стороне стиха. Поэтические эксперименты охватывают все аспекты стиховой структуры и, как никогда ранее, самым тесным образом связаны с сознательной выработкой индивидуальной поэтической манеры. Многообразие взаимных влияний, нередко маскируемые авторами, обилие интертекстуальных связей, становятся одним из существенных препятствий для интерпретации поэзии «серебряного века». Ярким примером (тому является творчество М. И. Цветаевой. Формируя миф о творческой независимости своих поэтических опытов от теории и поэтической практики Андрея Белого, она стремится не только и даже не столько отстоять свое первенство в открытии ритмико-синтаксических принципов композиционного развертывания стиха, 1 сколько нивелировать возможность неизбежного прочтения текста в ином ч». контексте, нежели контекст ее творчества. Так, в лирической поэме «Молодец», упраздняя все наиболее очевидные связи с лирикой и романом Белого

Серебряный голубь», она использует принципиально иной принцип композиционного строения текста (инвариантный) и в процессе работы над поэмой предельно обогащает образ героини узнаваемыми автобиографическими чертами.

• Изучение поэзии второй половины XX в., с одной стороны облегчает задачу^/ историка литературы, поскольку предоставляет в его распоряжение неизмеримо больший объем самого разнообразного источниковедческого материала, но с другой - предельно ее усложняет отсутствием исторической дистанции, предельной открытостью и даже «незащищенностью» текстов от самых разнообразных критических суждений. Нередко не вполне осознанное снисходительное отношение к современной литературе заставляет воспринимать ее как несопоставимую по своему художественному уровню с большой литературой прошлого, а истоки характерных особенностей авторского идиостиля выводить из ближайшего контекста.

• Поэтика О. Е. Григорьева рассматривалась критикой исключительно в трех контекстах: поэзии ленинградского андеграунда, постмодернизма и. субкультуры. Между тем в условиях «синхронизации литературных стилей» для целого ряда поэтов поиски своей поэтической манеры нередко связаны с новым открытием и преобразованием стилевых принципов, активно не задействованных современной поэзией. Барочный принцип построения эмблематического текста, разрабатывавшийся Григорьевым не только в поэзии, прозе, но и в живописи, не находит аналогии в современном искусстве. Сложное сопряжение мотивов, отсылающим^ далеким претекстам, тесно связано в лирике поэта с новыми отношениями авторского и лирического «Я», а также поисками в области стиховой формы (в первую очередь - ритмики и интонации).

• Проблема «поэзия прозаика» в современной истории литературы оказалась сведена к изучению того аспекта формы, который не выходит за пределы интересов традиционного стиховедения (наличие или отсутствие в прозе и

480 , поэзии; автора аналогичных ритмических структур). Лирика А. Р. Битова демонстрирует иную, связь с его прозаическими текстами, которую можно , обозначить как «концептуальную преемственность». С другой стороны, синкопический. ритм его- стиха демонстрируют, что у русских классических размеров остается до сих пор не исчерпанный потенциал: старые размеры могут обретать новое звучание, новый ритмический образ. Это обстоятельство указывает на перспективу рассмотрения связи поэзии и прозы Битова на уровне формульности.

В XX в. стиховедение развивалось гораздо более активными темпами, чем другие: литературоведческие дисциплины; такие: как композиция, стилистика, генология, филологическая герменевтика. Именно в этой области; причем первоначально на материале русского, а затем и славянского стиха, начали» осваиваться? и окончательно утвердились точные методы исследования^ гарантирующие верифицируемость научных* результатов.,-. Позднее лингвостатистический метод,, разработанный классиками русского стиховедения, стали называть «русским методом». Одновременно с его внедрением произошло резкое сужение стиховедческой? проблематики., его отчетливо наметившийся разрыв1 С; литературоведением; Преодоление сложйвшейся исследовательской ситуации нам видится не в- выработке универсального метода исследования, но: в использовании уже существующих и разработке новых, причем стимулом их плодотворного использования; должны стать проблемы изучения -стихотворного целого, сформулированныев работах классиков русской филологии еще в первой половине XX в. 1

- ■ - V

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Хворостьянова, Елена Викторовна, 2009 год

1. Аверинцев С. С. Два рождения европейского рационализма // Аверинцев С. С. Риторика и истоки европейской литературной традиции. М., 1996.

2. Аверинцев С. С. Дух Святой // Мифологический словарь. М., 1992.

3. Аверинцев С. С., Андреев М. Л., Гаспаров М. Л., Гринцер П. А., Михайлов А. В. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

4. Аким Я. Друзья и облака. Стихи. М., 1966.

5. Аким Я. Л. Весна, весною о весне. М., 1973.

6. Алексеев А. А. Социолингвистические предпосылки нормативно-стилистической реформы Ломоносова// Доломоносовский период, русского литературного языка. 81окЬо1ш, 1992.

7. Алексеева Н. Ю. На пути к реформе русского стиха. Стихотворные переводы Тредиаковского 1732-1734 годов // Русская литература. 2002, №4.

8. Алексеева Н. Ю. Русская ода: Развитие одической формы в XVII XVIII веках. СПб., 2005.

9. Альми И. Л. Об автобиографическом подтексте двух эпизодов в произведениях А. С. Пушкина // Пушкинские чтения в Тарту. Таллин, 1985.

10. Альтман М. О собственных именах в произведениях Пушкина // Уч. зап. Горьковского гос. ун-та. Сер. историко-филолог. Вып. 72. Т. 1. Горький, 1964.

11. Андреева А. Н. Еще о стихе Олега Григорьева // Русская литература XX-XXI веков: Проблемы теории и методологии изучения: Материалы Второй

12. Международной научной конференции: 16-17 ноября 2006 / Ред.-сост. С. И. Кормилов. М., 2006.

13. Анненков П. В. Материалы для биографии А. С. Пушкина. М., 1984. С. 137.

14. Артеменко Е. Б. Народно-песенный стих с точки зрения его мелодической и структурно-синтаксической организации // Славянский стих. Стиховедение, лингвистика и поэтика. М., 1996.

15. Ахматова А. А. «Каменный гость» Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы. Т. II. М.; JL, 1958.

16. Б.п. Замечания на поэму «Руслан и Людмила» в шести песнях, соч. А.Пушкина, 1820// Пушкин в прижизненной критике. 1820-1927. СПб., 1996.

17. Баевский В. С. Тредиаковский и Ломоносов — реформаторы стиха // Ломоносов и русская культура: Тезисы докл. конф., поев. 275-летию со дня рождения М. В. Ломоносова (28-29 ноября 1986 г.). Тарту, 1986.

18. Баевский В. С. Лингвистические, математические, семиотические и> компьютерные модели в истории и теории литературы. М., 2001.

19. Баевский B.C., Кристалинский P.E., Новосельцева И. В!. Семенова H.A. Применение кластерного анализа для исследования стихотворной речи // Славянский стих: Стиховедение, лингвистика и поэтика. М., 1996.

20. Баевский В. С. Имя собственное в рифмах «Евгения Онегина» // Пушкин: проблемы творчества, текстологии, восприятия. Калинин, 1989.

21. Баевский В. С., Семенова Н. А. Эволюция лирического стиха как тоснова периодизации творческой биографии поэта: кластерный и корреляционный анализ // Славянский стих VII: Лингвистика и структура стиха. М., 2004.

22. Байбаков Андрей. Правила пиитические в пользу юношества, обучающегося в Московской славяно-греко-латинской Академии. М., 1774.

23. Банин А. А. К изучению русского народно-песенного стиха // Поэтика и традиция / Фольклор-1981. М., 1982.23