Развитие системы социальной помощи и здравоохранения в коллективизированной деревне Юга России 1930-х гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Самсоненко, Татьяна Александровна

• Самсоненко, Татьяна Александровна
• доктор исторических наук
• 2011

Оглавление диссертации доктор исторических наук Самсоненко, Татьяна Александровна

Введение.

Глава 1. Научно-теоретические основы исследования социальной сферы колхозной деревни Юга России 1930-х гг.

1.1. Источниковая база анализа трансформаций здравоохранения и социальной помощи в условиях колхозного строительства.

1.2. Историографические интерпретации модернизации социальной сферы села в период коллективизации.

1.3. Концептуальные модели изучения социальных реформ в советской деревне 1930-х гг.: опыт анализа и конструирования.

Глава 2. Формирование и законодательное регулирование системы социальной помощи южно-российскому крестьянству в 1930-х гг.

2.1. Вариативность концепций социальной поддержки и взаимопомощи в условиях сталинской аграрной политики.

2.2. Нормативно-правовые основы системы социальной помощи населению коллективизированной деревни.

2.3. Колхозы и кассы общественной взаимопомощи колхозников как структурные компоненты системы социальной поддержки крестьянства в 1930-х гг.

Глава 3. Направления и методы социальной поддержки в коллективизированной деревне Юга России 1930-х гг.

3.1. Участие социальных учреждений южно-российской деревни в колхозном строительстве.

3.2. Формы и методы реализации семейной политики на селе в 1930-е гг.

3.3. Борьба с детской беспризорностью и безнадзорностью в коллективизированной деревне Юга России 1930-х гг.

3.4. Геронтологические аспекты социальной помощи в колхозах,.

Глава 4. Формирование системы сельского здравоохранения на Дону, Кубани и Ставрополье в 1930-х гг.

4.1. Создание и развитие сети учреждений здравоохранения на селе в условиях коллективизации.

4.2. Кадровое обеспечение сельских медучреждений Дона, Кубани и Ставрополья в 1930-х гг.

Глава 5. Основные направления и особенности деятельности сельских учреждений здравоохранения Юга России в 1930-х гг.

5.1. Специфика функционирования медицинских учреждений в условиях колхозного строительства.

5.2.Противоэпидемические мероприятия лечебных учреждений Юга России в деревне в 1930-х гг.

5.3. Курорты как структурный компонент сельской системы здравоохранения Дона, Кубани и Ставрополья.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Развитие системы социальной помощи и здравоохранения в коллективизированной деревне Юга России 1930-х гг.»

Актуальность темы исследования. Осуществленная в Советском Союзе на протяжении 1930-х гг. коллективизация сельского хозяйства привела не только к возникновению качественно новых форм организации аграрного производства, но и внесла самые существенные изменения в традиционный уклад жизни российской деревни. Помимо прочего, именно в период коллективизации была осуществлена модернизация социальной сферы села и, в том числе, началось планомерное формирование широкой сети учреждений здравоохранения и социальной помощи. По существу, колхозное строительство 1930-х гг., при всех его негативных характеристиках, стало мощным стимулом создания единой системы социальной и медицинской помощи сельскому населению Советского Союза.

Хотя осуществлявшееся в рамках колхозного строительства конструирование системы социальной поддержки и медицинского обслуживания населения коллективизированной деревни являлось одним из важных направлений советской модернизации 1930-х гг., вызывало одобрение сельских жителей и являлось существенным фактором, примирявшим их со сталинской аграрной политикой, в научной литературе оно получило весьма фрагментарное освещение. В советской историографии, базировавшейся на марксистской теории и потому ориентированной, в основном, на исследование социально-экономических и общественно-политических процессов, практически не находили отражения вопросы исторической повседневности, к числу которых с полным правом могут быть отнесены крестьянская взаимопомощь и сельское здравоохранение. В постсоветский же период исследователи увлеклись анализом острых и ранее тщательно замалчивавшихся аспектов «великого перелома» советской деревни (раскулачивания, антикрестьянских репрессий, голода 1932 - 1933 гг. и т.д.), что отнюдь не способствовало осмыслению осуществленных в 1930-х гг. трансформаций в социальной сфере. Ситуацию усугубило наметившееся с середины 1990-х гг. снижение внимания российских (в частности, южно-российских) специалистов к разнообразным аспектам коллективизации и жизнедеятельности колхозного крестьянства. Все это придает несомненную научно-теоретическую актуальность такой теме исследований, как социальная поддержка и медицинское обслуживание населения коллективизированной деревни 1930-х гг.

Помимо научно-теоретической актуальности, рассматриваемая нами тема имеет и ярко выраженное практическое, прикладное значение, обусловленное, во-первых, развернутым с 1990-х гг. и продолжающимся поныне реформированием аграрного производства (и, соответственно, всего жизненного уклада российской деревни) и, во-вторых, колебаниями социальной политики в постсоветской России. Недостаточно продуманные и крайне непопулярные в российском обществе попытки реформирования советской модели здравоохранения и социального обеспечения, направленные на сокращение государственного участия в помощи больным и нуждающимся гражданам, наглядно демонстрируют пагубность игнорирования полезного исторического опыта. В особенности, сложная ситуация наблюдается в перманентно реформируемой деревне, социальная сфера которой подверглась дезорганизации, сокращению и частичному разрушению. Сопоставление реалий советской колхозной и постсоветской деколлективизированной деревни зачастую складывается отнюдь не в пользу последней, при всем неоднозначном отношении общественности и ученых к коллективным хозяйствам. В этой связи, представляется вполне разумным и целесообразным сохранение полезных наработок колхозной системы в деле медицинского и социального обслуживания сельских жителей. Подобное же возможно лишь по итогам осуществленного историками обстоятельного анализа массива сведений о принципах, направлениях и методах создания и функционирования системы социальной поддержки и здравоохранения сельского населения в Советском Союзе на протяжении третьего десятилетия XX века.

Хронологически настоящее исследование ограничено концом 1920-х -началом 1940-х гг. Выбор начальной границы определяется тем, что именно к исходу 1920-х гг. большевистское руководство во главе с И.В. Сталиным взяло курс на кардинальное изменение аграрной политики, на отказ от принципов нэпа и форсированный переход к созданию крупных форм сельхоз-производства. Если 1928 г. ознаменовался нагнетанием режима «чрезвычайщины» в советской деревне, то 1929 г. навсегда вошел в историю как «год великого перелома», непосредственно предшествовавший сплошной насильственной коллективизации «по-сталински». Коллективизация же сопровождалась созданием и развитием в российской деревне сети учреждений здравоохранения и социальной помощи. Итоговой датой рассматриваемого в представленной работе исторического периода выступает 1941 г., поскольку начавшаяся тогда Великая Отечественная война прервала процесс расширения и укрепления системы медицинского обслуживания и социальной помощи селянам. В ряде случаев исследование выходит за рамки 1941 г., чтобы с наибольшей четкостью проследить развитие в военное время тенденций, заложенных в системе социальной помощи колхозному крестьянству в 1930-х гг.

Территориальные рамки исследования охватывают Дон, Кубань и Ставрополье, то есть ведущие аграрные регионы Юга России. Именно эти регионы одними из первых подверглись коллективизации, а реализация данной политики осуществлялась сталинским режимом ускоренно, в кратчайшие сроки и с ориентацией на вовлечение в колхозы как можно большего количества хлеборобов. В итоге, уже к середине 1930-х гг. южно-российские села и станицы были коллективизированы, и подавляющее большинство донских, кубанских, ставропольских земледельцев оказалось в колхозах. Тем самым, перечисленные аграрные регионы Юга России предоставляют исследователю массу репрезентативных материалов, позволяющих в деталях реконструировать процесс формирования сети учреждений здравоохранения и социальной помощи, протекавший на селе в условиях колхозного строительства. Национальные регионы Северного Кавказа остаются за рамками нашей работы по причине их заметного социально-экономического и культурно-бытового своеобразия, наложившего заметный отпечаток и на мероприятия большевиков по созданию и оптимизации деятельности структур крестьянской взаимопомощи и учреждений здравоохранения.

Первоначально Дон, Кубань и Ставрополье входили в состав созданного в 1924 г. Северо-Кавказского края, куда, помимо них, включались также районы Терека и национальные области (Адыгея, Ингушетия, Карачай, Чечня, Северная Осетия, и др.). Поскольку осуществлять эффективное руководство столь обширной территорией из краевого центра, - г. Ростова-на-Дону, - было практически невозможно, возникла необходимость реорганизации края. 10 января 1934 г. Северо-Кавказский край разделили на две новые административно-территориальные единицы. Одна из них сохранила прежнее название, - Северо-Кавказский край, - но границы ее существенно сократились: теперь в составе нового края со старым названием остались Ставрополье, Терек, национальные регионы Северного Кавказа. Вторая из созданных административно-территориальных единиц получила общее наименование - Азово-Черноморский край и объединяла Дон, Кубань, Адыгею. В 1937 г. на Юге России был осуществлен очередной этап административно-территориальной реорганизации, в ходе которой возникли Ростовская область (сюда вошли районы Дона), Краснодарский (Кубань, Адыгея) и Ставропольский (Ставрополье, Терек, Карачаево-Черкесия) края.

Цель исследования заключается в проведении всестороннего, детального и взвешенного научного анализа процессов формирования и функционирования в коллективизированной деревне Юга России 1930-х гг. системы медицинского обслуживания и социальной поддержки сельского населения.

Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:

- осуществить критический анализ комплекса разноплановых источников, лежащего в основе исследования трансформаций здравоохранения и социальной помощи в южно-российской деревне в условиях колхозного строительства в конце 1920-х - 1930-х гг.;

- установить степень научной изученности проблемы конструирования социальной сферы деревни Юга России в 1930-х гг., определить тенденции, периоды и перспективы историографии избранного дискурса;

- разработать теоретико-методологическую платформу исследования социальных реформ в коллективизированной деревне СССР 1930-х гг.;

- рассмотреть вариативность моделей социальной поддержки и взаимопомощи крестьянства, выдвигавшихся в период коллективизации;

- определить специфику функций социальных учреждений сел и станиц Юга России в условиях реализации аграрной политики большевиков, выявить степень их сопричастности организационно-хозяйственному укреплению колхозной системы;

- проследить процесс формирования и развития сети сельских учреждений здравоохранения на Юге России в 1930-х гг.;

- выявить общие и особенные характеристики функционирования медицинских учреждений колхозной деревни Дона, Кубани, Ставрополья;

- представить картину курортного строительства на Северном Кавказе и роль санаториев и курортов как средства оздоровления донских, кубанских, ставропольских хлеборобов в третьем десятилетии XX века.

Объектом исследования выступает социальная сфера колхозной деревни СССР в границах такого переломного периода отечественной истории, как конец 1920-х - начало 1940-х гг.

Предметом исследования является формирование, развитие и функционирование сети учреждений здравоохранения и социальной помощи в коллективизированных селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья в конце 1920-х - начале 1940-х гг.

Теоретико-методологическая база работы включает в себя, прежде всего, фундаментальные для исторической науки принципы объективности, историзма, системности и всесторонности, предопределяющие осуществление анализа событий минувших лет во всей их сложности, противоречивости, причинно-следственной обусловленности и с учетом социально-экономической, политической, социально-психологической специфики конкретной эпохи. В соответствии с устоявшейся в постсоветской историографии традицией, ведущими методологическими подходами при исследовании трансформаций социальной сферы коллективизированной советской деревни 1930-х гг. выступили формационный и цивилизационный подходы. Признанным достоинством формационного подхода является актуализация социально-экономических процессов, что позволяет с максимальной степенью полноты и четкости проследить влияние колхозного строительства на социальную сферу деревни и, в том числе, - на модернизацию сельского здравоохранения и крестьянской взаимопомощи. Цивилизационный подход, в рамках которого основное внимание уделяется культурным, ментальным и прочим особенностям общественного организма, предоставляет возможность рассмотреть многообразные аспекты сельского здравоохранения и социальной помощи с точки зрения исторической повседневности.

Одним из центральных сюжетов теоретико-методологической базы предпринятого нами диссертационного исследования выступает теория модернизации в варианте «множественных модернов», а также частно-исторические концепции консервативной и фрагментарной модернизации.1 Существенным компонентом теоретико-методологической базы исследования выступают положения «новой локальной истории», обоснованной, прежде всего, в работах Т.А. Булыгиной. Сущность «новой локальной истории», как набора опреде

1 См.: Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М., 1998; Бондарев В.А. Фрагментарная модернизация постоктябрьской деревни: История преобразований в сельском хозяйстве и эволюция крестьянства в конце 20-х - начале 50-х годов XX века на примере зерновых районов Дона, Кубани и Ставрополья. Ростов н/Д., 2005; Его же: Российское крестьянство в условиях аграрных преобразований в конце 20 -начале 40-х годов XX века (на материалах Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев). Дис. . докт. ист. наук. Новочеркасск, 2007.

2 См.: БулыгинаТ.А. Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. ленных теоретико-методологических установок, заключается в комплексном, междисциплинарном исследовании прошлого конкретного региона (в данном случае таковым выступает Юг России) в общих рамках российской истории, дабы установить и подчеркнуть региональную специфику, отнюдь не абсолютизируя ее. В этой связи, указанная теоретическая разработка предоставляет историку возможность четко определить особенности протекавших на Юге России событий, в том числе - формирования и функционирования сети учреждений здравоохранения и социальной помощи в колхозной деревне 1930-х гг.

В работе применялись как общенаучные, так и специально-исторические методы исследования. Использовался сравнительно-исторический метод, с помощью которого удалось установить преемственность и различия здравоохранения и социальной помощи в доколхозной и коллективизированной деревне Юга России. Наряду с этим, историко-генетический метод применялся для определения устойчивых тенденций в социальной сфере российской деревни на протяжении 1920-х - 1930-х гг. Метод контент-анализа позволил установить степень постоянства различных положительных (или, напротив, негативных) явлений, сопровождавших развитие системы учреждений медицин

А.Н. Еремеевой, А.Ю. Рожкова. Краснодар, 2006. С. 27 - 34; Ее же: Новая локальная история полиэтничного региона // Материалы и исследования по отечественной и зарубежной истории. К 70-летию доктора исторических наук, профессора A.A. Кудрявцева. - Ставрополь, 2011. С. 235 - 241; Булыгина Т.А., Маловичко С.И. Культура берегов и некоторые тенденции современной историографической культуры // Новая локальная история. Вып.

2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. - Ставрополь, 2004. С. 4 - 24; Маловичко С.И., Булыгина Т.А. Современная историческая наука и изучение локальной истории // Новая локальная история. Вып. 1. Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: Материалы первой Всероссийской Интернет-конференции., Ставрополь, 23 мая 2003 г. - Ставрополь. 2003. С. 6 - 2; Маловичко С.И. Новая локальная история: историографический опыт выход за границы провинциализма // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. - Ставрополь, изд-во СГУ, 2004. С. 140 - 156; Оборский Е.Ю. Заметки о современной исторической науке и деятельности центра «Новая локальная история» // Новая локальная история. Вып. 2. Новая локальная история: пограничные реки и культура берегов: Материалы второй Международной Интернет-конференции, Ставрополь, 20 мая 2004 г. - Ставрополь, изд-во СГУ, 2004. С. 184 - 187. ской помощи и социальной поддержки в селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья на протяжении третьего десятилетия XX века.

Новизна представленной диссертации заключается, прежде всего, в том, что в ней, впервые не только в региональной южно-российской, но и, по существу, в общероссийской историографии, осуществлено специальное, всестороннее и комплексное исследование проблемы формирования, развития и функционирования системы здравоохранения и социальной помощи в коллективизированной деревне Юга России на протяжении 1930-х гг.

Кроме того, в работе:

1. Проанализировано содержание основополагающих нормативно-правовых документов, выступавших краеугольными камнями юридической базы устройства и деятельности сельских учреждений социальной поддержки в 1930-х гт. Доказано, что содержание советского социального законодательства в рассматриваемый период времени было нацелено на достижение важнейшей для сталинского режима цели, каковой являлась минимизация государственных расходов на поддержку нуждавшихся жителей села и применение взаимопомощи и медоб-служивания как стимулов трудовой дисциплины и производственной активности аграриев. Поэтому, в базовых нормативно-правовых актах подчеркивалось, что средства для финансирования системы социальной поддержки крестьянства должны предоставляться самими аграриями (то есть, речь шла не о государственном социальном обеспечении, а о взаимопомощи). Ограничивался контингент жителей села, имевших право на социальную поддержку, и существенно лимитировались ее размеры.

2. Выявлена степень участия и роль в деле социальной помощи нуждавшимся жителям коллективизированной деревни коллективных хозяйств и касс общественной взаимопомощи колхозников (КОВК). Обосновано авторское мнение, согласно которому КОВК лишь формально являлись центральным звеном сформированной в ходе колхозного строительства системы социальной помощи и взаимопомощи крестьянства. Вопреки советскому социальному законодательству, ведущую роль в поддержании и налаживании функционирования данной системы играли не КОВК, а колхозы. Хотя законодатель обременял коллективные хозяйства лишь минимумом социальных функций, именно они предоставляли основную материальную помощь своим нуждавшимся членам, исходной причиной чего являлось отсутствие у КОВК собственной производственной базы и полная их зависимость от колхозных дотаций.

3. Проанализирован процесс формирования системы социальной помощи и взаимопомощи населению коллективизированных сел и станиц Юга России на протяжении 1930-х гг. Доказано, что процесс этот по своей протяженности намного превзошел сплошную форсированную коллективизацию, поскольку даже к началу 1940-х гг. целый ряд южно-российских колхозов не имели КОВК. Причем, кассы взаимопомощи нередко создавались с трудом, либо числились на бумаге, поскольку многие колхозники не желали в них состоять по причине довольно незначительных возможностей отмеченных учреждений в деле поддержки впавших в нужду донских, кубанских и ставропольских хлеборобов.

4. Представлена и обоснована периодизация функционирования учреждений социальной поддержки и взаимопомощи колхозного крестьянства, включающая в себя следующие основные этапы: 1) 1930 - 1933 гг.: этап становления системы социальной помощи в деревне и, в том числе, в селах и станицах Юга России; 2) 1933 г. - середина 1935 г.: этап функционального многообразия касс взаимопомощи, в рамках которого их председатели и активисты стремились выполнять не только задачи социальной поддержки нуждающихся крестьян, но также содействовать развитию здравоохранения, культуры и быта в коллективизированной деревне; 3) середина 1935 г. - середина 1941 г.: этап функциональной минимизации и оптимизации деятельности КОВК, когда была существенно уменьшена численность их задач, что сказалось на повышении эффективности их функционирования.

5. Детально рассмотрены многообразные направления функционирования КОВК, каковыми являлись: оказание социальной помощи и поддержки инвалидам, нетрудоспособным и временно впавшим в нужду колхозникам; забота о колхозницах-роженицах и матерях, особенно многодетных; борьба с беспризорностью и безнадзорностью; помощь престарелым сельским жителям, не имевшим родственников; финансирование медицинского обслуживания селян, и пр. Доказано, что в ходе форсированного колхозного строительства КОВК ориентировались представителями власти не столько на оказание поддержки нуждавшимся аграриям и членам их семей, сколько на всемерное содействие созданию, развитию, организационно-хозяйственному укреплению и функционированию колхозов, а также проведению сталинской аграрной политики.

6. Впервые в отечественной историографии освещено участие сельских медиков в заселении демобилизованными красноармейцами «чернодосоч-ных» станиц Северо-Кавказского края в 1933 - 1934 гг., львиная доля которых (13 из 15) располагалась на Кубани. Установлено, что сотрудники учреждений здравоохранения внесли немалый вклад в дело закрепления красноармейцев-переселенцев на новом месте жительства, поддерживая таковых во время болезней и борясь с эпидемиями, особенно малярией. Тем самым, представители сельской медицины опосредованно способствовали исправлению негативных последствий осуществленных сталинистами депортаций населения «чернодосочных» станиц и налаживанию деятельности местных колхозов. Вместе с тем, часть медицинского персонала Кубани крайне отрицательно относилась к красноармейцам, будучи солидарной со многими местными жителями в их социальном антагонизме.

7. Подробно освещен процесс создания и деятельности учреждений здравоохранения и курортного излечения населения колхозной деревни Юга России 1930-х гг. Доказано, что, как и в случае с работниками касс общественной взаимопомощи колхозников, деревенские медики в первой половине 1930-х гг. активно привлекались партийно-советскими чиновниками не столько к выполнению непосредственных профессиональных обязанностей, сколько к содействию функционированию и укреплению колхозов. Обосновано мнение о том, что становление сельской сети учреждений здравоохранения имело не только количественное, но и качественное выражение; в последнем случае речь шла о состоянии больниц, амбулаторий, фельдшерских пунктов и иных подобных заведений и о наличии в них медперсонала. Негативные явления в данной сфере удалось минимизировать лишь к концу 1930-х гг.

Среди принципиальных сюжетов, содержащихся в нашей работе, представляется необходимым особо выделить и подчеркнуть ряд выносимых на защиту положений:

1. Сплошная форсированная коллективизация, развернутая сталинским режимом в конце 1920-х - 1930-х гг., выступила мощным стимулом формирования в российской деревне системы социальной и медицинской помощи. В ходе колхозного строительства была значительно увеличена численность учреждений здравоохранения и социальной помощи, существовавших на селе с досоветских и доколхозных времен и, что важнее, - все эти, ранее единичные, учреждения превратились в ячейки единой сети, покрывшей практически всю коллективизированную деревню. Коллективизация, впервые в отечественной истории, предоставила представителям власти огромные возможности по мобилизации и аккумулировании материальных средств сельского населения; колхозы, ставшие в 1930-х гг. практически единственными формами организации сельхозпроизводства (не считая совхозов и стремившихся к нулю хозяйств единоличников), позволяли осуществлять постоянный контроль за крестьянством и перераспределять произведенную продукцию по усмотрению государства. Хотя львиная доля изъятых из деревни средств расходовалась сталинским режимом на проведение индустриализации, продовольственное обеспечение горожан и армии, все же некоторая их часть расходовалась на решение социально важных для колхозного крестьянства задач. В числе этих задач выступали и такие, как создание и налаживание эффективного функционирования сети учреждений социальной поддержки и здравоохранения впавших в нужду и недужных жителей села.

2. Процесс формирования и законодательного оформления системы социальной поддержки и взаимопомощи колхозного крестьянства проходил отнюдь не гладко, а в обстановке острых и продолжительных дискуссий. Две стороны, принимавшие участие в этой дискуссии, можно определить, с некоторой долей условности, как «максималистов» и «минималистов». В первом случае речь идет о массе жителей села, многих представителях местной (сельской) администрации и деревенских низовых ячеек ВКП(б), которые полагали, что система социальной помощи должна финансироваться преимущественно за счет средств государства и ориентироваться на всех нуждающихся крестьян (за исключением, разумеется, «классово-чуждых»). Иными словами, «максималисты» выступали за превращение колхозного крестьянства в полноправных клиентов государственного социального обеспечения. Напротив, «минималисты», представленные верхушкой и средними слоями компартии и госаппарата, стремились к созданию в коллективизированной деревне системы взаимопомощи, которая должна была функционировать на средства не государства, а самих крестьян, и акцентировать усилия не столько на социальной помощи, сколько на социальном страховании; то есть, речь шла о весьма и весьма существенном лимитировании функций указанной системы взаимопомощи колхозников. В дискуссии между «максималистами» и «минималистами», длившейся с конца 1928 г. до весны 1931 г., ожидаемую и убедительную победу одержали последние. В деревне была создана система не социального обеспечения, а взаимопомощи, что закреплялось рядом документов: «Положением о кассах общественной взаимопомощи колхозников и колхозниц» (утверждено ВЦИК и СНК РСФСР 13 марта 1931 г.), «Примерным уставом касс общественной взаимопомощи колхозников и колхозниц» (утвержден СНК РСФСР 28 июня 1931 г.), «Положением о кассах взаимопомощи колхозов» (принято Президиумом ЦИК СССР 1 февраля 1932 г.).

3. Содержание вышеперечисленных документов, создававших правовую базу системы взаимопомощи колхозников, зачастую сильнейшим образом диссонировало с действительностью коллективизированной деревни третьего десятилетия XX века. Наиболее важное расхождение между содержанием нормативно-правовых актов и колхозной реальностью, которое необходимо в данном случае подчеркнуть, заключалось в том, что кассы общественной взаимопомощи колхозников и коллективные хозяйства, образно выражаясь, поменялись местами. Согласно официальным документам, ведущую роль в оказании помощи и поддержки впавшим в нужду колхозникам должны были играть исключительно КОВК; в обязанности колхозов вменялось лишь перечислять кассам взаимопомощи некоторое количество продуктов и денежные суммы, носившие вспомогательный характер. На деле же осуществление функций по обеспечению нуждавшихся аграриев силами одних КОВК не представлялось возможным, так как у них не было собственной производственной базы для финансирования отмеченных задач. Поэтому, вопреки законодательству, эффективность функционирования сельской системы социальной помощи в 1930-х гг. напрямую зависела от колхозов. Рядовые жители села понимали всю глубину несоответствия между буквой закона и объективной действительностью. Но все их предложения о передаче социальных функций непосредственно колхозам отвергались представителями власти, которые не желали упускать из-под своего контроля более (или, даже, менее) значительную часть колхозной продукции.

4. Поскольку система социальной поддержки колхозников была сформирована в период сплошной форсированной коллективизации (и, КОВК практически не могли функционировать без дотаций колхозов), зачастую ее функции сводились не столько к помощи впавшим в нужду крестьянам, сколько к укреплению коллективных хозяйств, содействию деятельности последних и, в целом, к реализации аграрной политики сталинского режима. Наиболее часто подобного рода задачи ставились перед работниками КОВК в первой половине 1930-х гг., в условиях продолжавшегося форсирования темпов и сроков коллективизации. Кассы взаимопомощи должны были бороться за укрепление трудовой дисциплины в колхозах (отказывая в поддержке тем колхозникам, которые пассивно относились к общественному производству), за выход на работу как можно большего количества женщин (содействуя организации детских дошкольных заведений), принимать участие в хлебозаготовках, и пр. Разумеется, выполнение подобных задач негативно сказывалось на основной деятельности КОВК. Во второй половине 1930-х гг. учреждения социальной поддержки колхозной деревни стали уделять гораздо больше внимания своим клиентам. Однако, в данное время они охватывали своей заботой далеко не все категории нуждавшихся жителей села, а только те, которые перечислялись в нормативных документах и разного рода ведомственных циркулярах. В основном, усилия касс общественной взаимопомощи колхозников были направлены на поддержку матерей (особенно многодетных), на ликвидацию детской беспризорности и безнадзорности, на социальное страхование временно нетрудоспособных крестьян и помощь инвалидам. Кроме того, некоторая часть средств КОВК шла на обеспечение престарелых колхозников, лишенных опеки родственников; пенсионное же обеспечение всех пожилых земледельцев законом не предусматривалось.

5. Одним из существенных факторов наблюдавшегося на протяжении 1930-х гг. количественного увеличения и качественного улучшения сельской системы медицинского обслуживания выступало стремление властей превратить данную систему в одно из вспомогательных средств организационно-хозяйственного укрепления колхозов. В этой связи, сельские учреждения здравоохранения, подобно кассам общественной взаимопомощи, в первой половине 1930-х гг. также активно привлекались партийно-советскими органами к содействию колхозному строительству. В обязанности деревенского медперсонала, - врачей, фельдшеров, лекпомов, акушерок, и т. д., - входило обеспечение санитарно-гигиенических условий на производстве, борьба за трудовую дисциплину путем установления действительно заболевших аграриев и симулянтов, и т.д. Все эти специфические функции, выходившие на первый план по политическим мотивам, не подменяли основные задачи сельских медиков, - осуществление профилактики и лечение заболевших селян. Однако, акцентирование внимания медперсонала на обеспечении колхозного производства не способствовало оптимальной работе деревенских учреждений здравоохранения. Персонал сельских больниц, амбулаторий, аптек, фельдшерских участков и акушерских пунктов привлекался к обеспечению сельскохозяйственных кампаний на всем протяжении 1930-х гг. Но, во второй половине указанного десятилетия медики получили возможность тратить гораздо больше усилий на свои непосредственные профессиональные обязанности. Тогда же состояние деревенской сети учреждений здравоохранения заметно улучшилось, в связи с организационно-хозяйственным укреплением колхозной системы и общей оптимизацией положения в коллективизированной деревне, - как по всему СССР, так и на Юге России.

6. В связи с произошедшим в условиях колхозного строительства расширением сети сельских учреждений медицинской помощи увеличилась и численность их персонала - врачей, фельдшеров, лекпомов, акушерок, и т. д. Сельские медики выступали в качестве одного из профессиональных отрядов, обеспечивающих бесперебойное функционирование коллективных хозяйств и, тем самым, - устойчивость колхозной системы и реализацию аграрной политики сталинского режима. Однако, зачастую медперсонал на селе испытывал массу трудностей материально-бытового характера, порожденных как непосредственно сталинским «большим скачком», так и халатностью и злоупотреблениями местных властей. Поэтому немало деревенских врачей, фельдшеров и лекпомов пассивно относились к своим профессиональным обязанностям и стремились покинуть деревню, чтобы устроиться на работу в город. Кроме того (и, данное обстоятельство необходимо подчеркнуть как весьма важное), часть корпорации сельского медперсонала, вкупе с другими представителями сельской интеллигенции, выступила против коллективизации и сопровождавшего ее насилия над крестьянством. Характерным примером выступает негативное отношение ряда кубанских медработников к красноармейцам-переселенцам, направленным для заселения опустевших после депортации их жителей «чернодосочных» станиц в 1933 - 1934 гг. Комбинируя репрессии и улучшение материального положения медиков, партийно-советским структурам удалось повысить их лояльность к существующему политическому режиму, несколько уменьшить отток квалифицированных специалистов из села в город и снизить остроту проблемы кадров в деревенских учреждениях здравоохранения. Все же, коренным образом улучшить материально-бытовое положение сотрудников учреждений медпомощи на селе и покончить с кадровым голодом, на Юге России не удалось до начала 1940-х гг.

Практическая значимость исследования. Материалы диссертационной работы использовались при подготовке к проведению занятий по курсам «Отечественная история», «Регионоведение», «Основы этнологии», при написании учебных пособий по дисциплинам «Социальная этнография и демография», «Этническая культура Южной России». Содержание, основные положения и выводы настоящего диссертационного исследования могут быть использованы в процессе разработки мероприятий по оптимизации положения и функционирования сельских учреждений здравоохранения в современной России, а также при подготовке и чтении лекционных курсов по отечественной истории, краеведению, этнологии, истории российского (в том числе, южно-российского) крестьянства советской эпохи.

Апробация работы. Непосредственно по теме диссертации опубликованы 55 работ общим объемом 67,35 п.л., среди которых 3 монографии, 11 научных статей в периодических изданиях, рекомендованных ВАК России, 15 публикаций в сборниках трудов Международных, Всероссийских, региональных научных чтений и конференций. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры теории государства и права и отечественной истории ЮжноРоссийского государственного технического университета (Новочеркасский политехнический институт).

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Самсоненко, Татьяна Александровна

Выводы: В 1930-х гг. представители власти требовали от работников сельских учреждений здравоохранения Юга России выполнения той же важнейшей задачи, которая ставилась и перед органами социальной помощи, -содействия коллективизации, функционированию и укреплению колхозной системы. Сельские медики выступали в качестве профессиональной группы, обеспечивавшей приемлемые санитарно-гигиенические условия при осуществлении различных сельхозкампаний, лечившей колхозников с целью скорейшего возвращения их на производство, крепившей трудовую дисциплину путем выявления лодырей и симулянтов. Врачи, фельдшеры, лекпомы привлекались партийно-советскими органами к осуществлению профилактических оздоровительных мероприятий среди колхозников, поддержанию приемлемого санитарно-гигиенического уровня в колхозных бригадах и на полевых станах, и пр. Охрана здоровья красноармейцев-переселенцев и членов их семей в «чернодосочных» станицах Юга России в 1933 - 1935 гг. (да и позже) также представляла собой частную меру, направленную на осуществление сталинской аграрной политики.

Все эти специфические функции никоим образом не отменяли основных задач деревенского медперсонала, каковыми являлись проведение профилактических мер, лечение сельских жителей, забота о женском и детском здоровье, предупреждение эпидемических заболеваний и противодействие им. Одной из важнейших обязанностей сотрудников учреждений здравоохранения в селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья в 1930-х гг. являлось предупреждение распространения эпидемических заболеваний, особенно таких масштабных, как малярия. С этой целью, проводилась вакцинация и хинизация населения, контроль за чистотой водяных источников, обеззараживание заболоченных территорий, являвшихся рассадником малярийных комаров, и другие меры. Во второй половине рассматриваемого десятилетия особую актуальность приобрела охрана материнства и детства, поскольку демографические показатели советского общества (и, в том числе, колхозного крестьянства Юга России) были заметно ухудшены «великим переломом». В рамках указанного направления деятельности за счет государственного и местных бюджетов, средств колхозов и КОВК создавались родильные дома, колхозные хаты-родильни и родильные комнаты, а сельские медработники занимались обслуживанием рожениц, молодых матерей, а также заботились о здоровье детей.

Определенное значение в деле оздоровления сельского населения имели курорты и санатории, которыми славился Северный Кавказа. В 1930-х гг. были проведены масштабные работы по реконструкции и модернизации таких известных курортов, как Анапа, Геленджик, Кавказские Минеральные Воды, Сочи - Мацеста, и др., что позволило существенно увеличить их емкость. Расширение курортов, а также появление возможности финансирования отдыха и лечения колхозников за счет средств колхозов и касс взаимопомощи, способствовало некоторому увеличению численности крестьян в общей массе клиентов санаториев и пансионатов.

В условиях форсированного колхозного строительства система учреждений здравоохранения Дона, Кубани и Ставрополья зачастую выполняла свои прямые задачи далеко не на должном уровне. Только во второй половине 1930-х гг., когда организационно-хозяйственное состояние колхозной системы несколько улучшилось, сельские медики Юга России с большей активностью занялись лечением крестьян и казаков. Функционирование сети медучреждений благотворно отразилось на санитарно-гигиеническом состоянии советской деревни, на здоровье и самочувствии ее жителей, в том числе, - крестьян Дона, Кубани и Ставрополья. Несмотря на дефицит медицинских кадров, на халатность и злоупотребления медработников и представителей власти, больницы, амбулатории, фельдшерские пункты, санатории, курорты и пр. все же работали, снижая масштабы заболеваемости, эпидемий, улучшая ситуацию в сфере родовспоможения, охраны здоровья детей, и пр.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги нашего исследования, отметим, что на всем протяжении 1930-х гг. в сфере социальной и медицинской помощи населению советской (в частности, южно-российской) деревни доминировала тенденция отстранения государства от материальной поддержки нуждавшихся крестьян, характерная еще для предшествовавшего десятилетия. Сплошная коллективизация в конце 1920-х - 1930-х гг. не только не изменила и не устранила эту «генеральную линию» социальной политики большевиков, но даже укрепила ее.

На начальных этапах коллективизации, когда стала очевидной неизбежность ликвидации функционировавших в 1920-х гг. комитетов крестьянской взаимопомощи, представители большевистского руководства приступили к разработке теоретической и нормативно-правовой базы системы социальных учреждений колхозной деревни. В процессе конструирования теоретико-идеологических постулатов социальной поддержки колхозного крестьянства, позднее облеченных в правовую форму, выявились принципиальные различия во взглядах партийно-советских чиновников и жителей села на устройство и финансирование новых учреждений соцобеспечения. Сформировались две основных позиции, сторонники которых по-разному оценивали степень участия государства в деле помощи сельским жителям, испытывавшим потребность в ней. «Минималисты», представленные руководящими работниками высшего и среднего звена, ратовали за то, чтобы возложить расходы на социальные нужды на плечи самих колхозников. Напротив, «максималисты», к которым принадлежали многие простые жители села, а также немало рядовых коммунистов и местных чиновников, выступали за активное материально-финансовое участие государства и колхозов в социальной сфере. Дискуссия между «минималистами» и «максималистами» продолжалась довольно долго (с конца 1920-х гг. и до начала 1931 г.), но закончилась ожидаемой победой сторонников отстранения государства от участия в материальной помощи колхозному крестьянству. Иного невозможно было ожидать в условиях, когда сталинский режим стремился осуществить масштабную модернизацию СССР путем максимальной мобилизации внутренних ресурсов, в том числе, - средств сельских жителей и производимой ими продукции.

Зримым выражением победы «минималистов» явилось создание касс общественной взаимопомощи колхозников, призванных осуществлять функции социальной поддержки нуждавшихся жителей коллективизированной деревни за счет средств самих этих жителей. Обязанность колхозников самостоятельно, практически без участия государства, финансировать мероприятия по оказанию помощи бедствовавшим односельчанам, была закреплена в ряде базовых нормативно-правовых документов, таких, как «Положение о кассах общественной взаимопомощи колхозников и колхозниц» РСФСР от 13 марта 1931 г., «Примерный устав касс общественной взаимопомощи колхозников и колхозниц» РСФСР от 28 июня 1931 г., «Положение о кассах взаимопомощи колхозов» СССР от 1 февраля 1932 г.

Возложив на колхозников обязанность самостоятельно оплачивать социальные мероприятия, большевистское руководство исходило из принципа максимальной экономии средств, которые должны были быть использованы не для помощи сельскому населению, а для форсирования темпов модернизации. Все тот же принцип максимальной экономии материально-финансовых фондов являлся основой перманентных требований со стороны партийно-советских функционеров к работникам КОВК минимизировать и оптимизировать размеры помощи, оказываемой ими попавшим в тяжелую жизненную ситуацию деревенским жителям. Кроме того, социальная политика сталинского режима предусматривала дифференциацию клиентов сельских социальных учреждений в зависимости от их общественно-политической позиции (была ли она просоветской или, напротив, антисоветской) и трудовой активности, демонстрируемой в сфере колхозного производства. Зачастую, такого рода дифференциация перестала в своеобразную фильтрацию нуждавшихся колхозников, когда те из них, кто не устраивал власть своим критическим восприятием большевизма или пассивным отношением к труду в колхозах, вовсе лишались права на получение помощи и поддержки (несмотря даже на уплату членских взносов в КОВК). С одной стороны, превращение социальной помощи в некий бонус за трудовую активность и лояльность к сталинскому режиму, в определенной мере содействовало укреплению просоветских (в частности, проколхозных) настроений в деревне. С другой стороны, подобный подход способствовал, опять-таки, экономии средств.

Вышеперечисленные требования властей препятствовали кассам взаимопомощи колхозников Юга России в полной мере выполнять даже те ограниченные функции, которые были сформулированы в их основополагающих нормативных документах. Отчасти, поэтому ведущую роль в поддержке нуждавшихся жителей коллективизированной деревни играли не столько КОВК, сколько колхозы. К тому же, кассы взаимопомощи не обладали производственной базой, имевшейся у колхозов (и, ранее, у крестьянских комитетов взаимопомощи), а членские взносы состоявших в кассах колхозников представляли собой недостаточно обильный источник материальных средств.

Функционирование касс общественной взаимопомощи колхозников в 1930-х гг. четко подразделяется на два этапа: до и после 1935 г. В первой половине 1930-х гг. КОВК стремились охватить как можно больше сфер жизнедеятельности колхозной деревни. Напротив, с 1935 г., подчиняясь решениям руководящих органов, сельские социальные учреждения СССР (в том числе Юга России) акцентировали внимание на решении четко очерченного круга задач. Теперь они сосредоточили усилия на оказании помощи временно нетрудоспособным и впавшим в нужду колхозникам (а также членам их семей, особенно детям), роженицам, матерям, многодетным семьям, семьям красноармейцев, безнадзорным и беспризорным детям, инвалидам и престарелым членам коллективных хозяйств.

Различные категории нуждавшихся колхозников и членов их семей требовали различной же помощи, сфокусированной с учетом степени и характера возникших перед ними специфических проблем. Временно нетрудоспособным колхозникам полагалось начислять пособия, оплачивать лечение (в том числе санаторно-курортное), устраивать их на легкие, посильные работы. Охрана материнства и детства и помощь семьям колхозников (особенно многодетным), являвшиеся приоритетными направлениями деятельности КОВК с 1935 г., осуществлялись путем начисления пособий, выдачи продуктов питания, приобретения предметов ухода за новорожденными, приобретения или ремонта жилищ многосемейным членам коллективных хозяйств, и пр. Проблема беспризорности и безнадзорности решалась путем помещения детей в специально созданные на средства КОВК и колхозов детские сады, ясли, площадки, детдома и колонии, путем патронирования и усыновления сирот с последующим их трудоустройством. Пожилые члены коллективных хозяйств получали пособия либо помещались в дома престарелых колхозников.

Причем, выполняя все эти многообразные функции, работники касс общественной взаимопомощи колхозников не должны были ни на минуту забывать о неизменной сверхзадаче, каковой являлось содействие укреплению колхозной системы. К выполнению указанной сверхзадачи сотрудники сельских социальных учреждений должны были стремиться всегда, не жалея сил и средств. Причем, в первой половине 1930-х гг. председатели и члены правлений КОВК участвовали в упрочении позиции колхозов прямо и непосредственно, нередко, - в ущерб своим специальным задачам. Тем самым, процесс функционирования системы социально помощи населению коллективизированной деревни 1930-х гг. (в частности, сел и станиц Юга России) приобретал отчетливо выраженный социально-политический характер.

Далеко не всегда в 1930-х гг. помощь, оказываемая сельскими социальными учреждениями нуждавшимся жителям коллективизированной деревни, в том числе колхозных сел и станиц Дона, Кубани, Ставрополья, была достаточной. Иной раз, такого рода помощь не оказывалась вовсе в силу дефицита средств или халатности председателей и членов правлений касс взаимопомощи и коллективных хозяйств. Но, несмотря на все негативные явления, создание и функционирование сельских социальных учреждений в период коллективизации повышало социальную защищенность жителей села и являлось одним из позитивных результатов колхозного строительства. Все это способствовало не только укреплению общественного производства, но и распространению проколхозных настроений среди сельских жителей Юга России.

Говоря о сельском здравоохранении, следует подчеркнуть, что именно в связи с коллективизацией в советской деревне началось масштабное строительство сети медучреждений. Именно коллективизация стала мощным стимулом развития системы медицинской помощи, охватившей в 1930-х гг., в отличие от предшествующих исторических эпох, практически всю российскую деревню, в том числе - села и станицы Дона, Кубани, Ставрополья.

Развитие системы здравоохранения в коллективизированной деревне объяснялось тем, что соответствующие замыслы представителей власти, а также благие намерения сельской общественности, получили серьезную материально-финансовую базу в виде колхозов. В российской деревне эпохи нэпа массированное строительство больниц, амбулаторий, фельдшерских и акушерских пунктов было до крайности затруднено скудостью государственных финансов и отсутствием эффективного кооперирования распыленных крестьянских хозяйств, объединенные средства которых могли бы стимулировать развитие сельской медицины. Зато колхозы, превратившиеся в третьем десятилетии XX века в безраздельно доминировавший тип сельхозпредприятий, при всех своих (весьма многочисленных) негативных характеристиках имели одно важное преимущество: они позволяли объединить средства рядовых аграриев и направить их для решения тех или иных государственно и общественно важных задач. Безусловно, зачастую мобилизация средств сельского населения осуществлялась сталинским режимом вне воли и желаний самих крестьян, а собранные властями средства использовались для осуществления индустриализации и т. п. Но, частично, аккумулированные финансы тратились на реализацию давно назревшей задачи, каковой представлялась коренная модернизация социальной (в том числе, медицинской) сферы села.

Прикладывая усилия к формированию широкой сети медицинских заведений в коллективизированной деревне, представители партийно-советских структур СССР преследовали достижение вполне зримых социально-экономических целей, заключавшихся в организационно-хозяйственном укреплении колхозной системы. С этой точки зрения, сельские медики должны были своей профессиональной деятельностью обеспечивать бесперебойное функционирование колхозов, исцеляя заболевших и травмированных аграриев и, тем самым, содействуя скорейшему возвращению их на сельскохозяйственные работы. Медицина, таким образом, выступала в качестве одного из важных условий непрерывного и эффективного производственного процесса в колхозах.

Вместе с тем, немаловажными факторами осуществленного в 1930-х гг. коренного реформирования, расширения и переоборудования сети учреждений здравоохранения, существовавшей в российской (в том числе, южнороссийской) деревне еще с дореволюционных времен, выступали большевистская идеология и социально-политические расчеты советско-партийного руководства. Отмеченные факторы повиляли и на процесс создания и налаживания деятельности сельских медучреждений на Юге России.

С позиций идеологии коллективизация рассматривалась как средство устранения различий между городов и деревней, ликвидации «мелкобуржуазного» характера крестьянства и превращения его, наряду с рабочим классом, в верную опору советской власти (в более узком плане, - сталинского режима). При этом, традиционная деревня должна была исчезнуть, а ей на смену ожидалось появление такой организации сельских поселений, которая максимально напоминала город; проще говоря, коллективизаторы намеревались переустроить деревню по образцу города, а не наоборот. Поскольку же город по уровню развития медицинской помощи намного превосходил село, одним из результатов коллективизации мыслилось увеличение численности и модернизация деревенских больниц, амбулаторий и пр.

В социально-политическом плане создание и налаживание эффективной деятельности сельских медучреждений представлялось одним из действенных средств проколхозной агитации среди крестьянства. Российские земледельцы, в массе своей, резко отрицательно воспринимали практикуемую сталинским режимом насильственную коллективизацию и негативно относились к колхозам из-за господствовавших там организационной неразберихи, экономической слабости, злоупотреблений руководства, а также в связи с полным подчинением колхозников партийно-советской администрации, отстранением их от рычагов управления своими сельхозартелями и от произведенного продукта. Крестьяне, и хлеборобы Юга России в том числе, не приветствовали те перемены, которые несла им коллективизация, - утрату статуса самостоятельных хозяев и превращение в наемных сельскохозяйственных рабочих.

Конструирование сети сельских учреждений медицинского обслуживания проводилось в 1930-х гг. довольно быстрыми темпами. В частности, только на Юге России уже в первой половине третьего десятилетия XX века численность деревенских больниц, амбулаторий, фельдшерских и акушерских пунктов заметно превысила уровень предшествующего десятилетия. Одновременно увеличивалась численность медицинского персонала путем создания новых вузов и расширения приема в них, а также ускоренной подготовки медработников низшего звена (лекпомы, акушерки, санитарки, медбратья и т. п.) из числа самих сельских жителей.

Впрочем, в условиях «великого перелома», количественный рост сельской системы здравоохранения был существенно затруднен; мероприятия по созданию данной системы проводились, зачастую, бессистемно и далеко не столь активно, как на протяжении последующих лет. Сдерживающими факторами здесь выступали практиковавшееся сталинским режимом выкачивание из подвергнутой коллективизации деревни максимально возможного количества материально-финансовых средств, снабжение крестьянства и финансирование социальной сферы села по остаточному принципу. В первой половине 1930-х гг. на создание и налаживание эффективного функционирования сельских учреждений здравоохранения расходовался лишь минимум государственного и местных бюджетов, а подвергнутые узаконенному грабежу колхозы мало чем могли помочь больницам и врачам. Не следует также упускать из виду характерные для периода коллективизации социальную нестабильность и конфликтогенность, не лучшим образом сказывавшиеся на процессах складывания сельской системы медицинского обслуживания.

В итоге, в первой половине 1930-х гг. (особенно, в ходе ускоренного колхозного строительства, то есть в первой трети указанного десятилетия) во многих коллективизированных селах и станицах Юга России не существовало не только больниц, но даже амбулаторий и фельдшерских пунктов, а также ощущался острейший дефицит медперсонала. В основном действующие медучреждения концентрировались в наиболее крупных сельских населенных пунктах (особенно в районных центрах), совхозах и МТС. Данное обстоятельство объяснялось тем, что в период коллективизации представители власти заботились в первую очередь о повсеместном формировании колхозов и о выполнении ими сельхозкампаний, налогов и госпоставок; социальные вопросы деревни отходили на второй план.

Одновременно, скудость финансирования, слабость колхозов, халатность и злоупотребления партийных функционеров и советской администрации отрицательно сказывались не только на количественном, но и качественном состоянии сельской сети медучреждений. Нехватка квалифицированного медперсонала, дефицит специально подготовленных помещений и лекарственных препаратов, средств дезинфекции, коек, постельного белья, продовольствия для больных, нередко, не позволяли оказывать своевременную и результативную помощь заболевшим или травмированным аграриям.

Задачи, выполняемые сельской системой медобслуживания, отличались определенным своеобразием в первой половине третьего десятилетия XX века. Следует констатировать, что перечень функций учреждений здравоохранения коллективизированной деревни (в том числе на Юга России) был довольно пространным. Основной массив задач, возлагавшихся в 1930-х гг. на врачей, фельдшеров, акушерок и других медработников в колхозной деревне Дона, Кубани и Ставрополья, как и всей страны, не выходил за рамки профессионального предназначения сельских эскулапов, заключавшегося в охране здоровья и самой жизни селян.

Однако, в условиях «великого перелома» одной из важнейших задач сельских медиков признавалась не столько борьба за здоровье и жизнь деревенского населения, сколько содействие организации и проведению различных сельскохозяйственных кампаний: весеннего сева, прополки, сбора урожая и обмолота, взмета зяби и сева озимых, снегозадержания, и т. д. Медперсонал в селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья, при поддержке районной администрации, работников сельских (станичных) советов, колхозных управленцев и деревенских активистов, должен был заботиться о здоровье колхозников, дабы их массовый выход из строя не тормозил бы осуществление перечисленных сельхоз-кампаний. Для этого в селах, станицах, хуторах, полевых таборах, машинно-тракторных станциях, проводились профилактические, оздоровительные мероприятия: прививки, очистка источников питьевой воды, борьба за чистоту населенных пунктов и жилищ, санитарно-медицинский контроль за пунктами приготовления пищи в колхозных бригадах, и пр.

Кроме того, представители власти обязывали медработников проводить тщательный осмотр заболевших и травмированных аграриев. В ходе осмотра медики должны были выявлять симулянтов и, тем самым, содействовать поддержанию трудовой дисциплины, столь важной в условиях сталинских колхозов, в которых материальное стимулирование производственной активности колхозников подменялось демагогией и внеэкономическим принуждением.

Наконец, еще одной специфической задачей сельских врачей, фельдшеров, лекпомов, акушерок на Юге России в первой половине 1930-х гг. являлось содействие расселению и хозяйственному закреплению красноармейцев-переселенцев. В особенности, такие задачи были актуальны для медперсонала Кубани, где располагалось подавляющее большинство «чернодосочных» станиц: 13 из 15 указанных поселений Северо-Кавказского края. После того, как сталинисты осуществили полную или частичную депортацию населения «чернодосочных» станиц и, в результате, сами же организовали здесь кризис аграрного производства, потребовались срочные меры по переброске в репрессированные населенные пункты новых работников. Такими работниками и стали десятки тысяч демобилизованных красноармейцев, которым, однако, тяжело пришлось на новых местах жительствах вследствие резко враждебного отношения со стороны уцелевших кубанцев, материально-продовольственных затруднений и неблагоприятных природно-климатических условий, способствовавших распространению эпидемий.

Медики должны были доступными и средствами помогать красноармейцам: лечить их и членов их семей, оказывать помощь в создании нормальных санитарно-гигиенических условий в разоренных «чернодосочных» станицах, бороться с распространением инфекционных заболеваний, в особенности малярии. Далеко не всегда медработники Кубани эффективно выполняли поставленные перед ними задачи, отчасти из-за того, что и сами не были свободны от неприязни к красноармейцам-переселенцам, которых они считали пособниками сталинского режима. Все же, организация медицинской помощи демобилизованным красноармейцам в определенной мере препятствовала их бегству в родные края из «чернодосочных» станиц и содействовала их хозяйственному закреплению в кубанских колхозах.

Весьма важным направлением деятельности медперсонала Юга России в 1930-х гг. являлась борьба с инфекциями и эпидемиями. Особое внимание медиков было сосредоточено на профилактических мероприятиях, то есть вакцинации, ликвидации источников и переносчиков заразы, создании здоровых санитарно-гигиенических условий в городах и селах Дона, Кубани, Ставрополья. В частности, меры по предупреждению малярии включали в себя хиниза-цию населения и проведение среди него разъяснительной работы, скашивание камыша, нефтевание и опыление ядохимикатами заболоченных территорий с целью уничтожения малярийных комаров и их личинок, устройство в жилищах сеток, пологов и занавесок, и т. п. Надо признать, что в первой половине 1930-х гг. позитивные сдвиги в борьбе с инфекционными болезнями и эпидемиями на Юге России, были не столь существенны; зачастую та же малярии валила с ног довольно значительное количество сельских жителей. Срывы и упущениями в противодействии малярии и другим инфекциям были обусловлены дефицитом финансов, лекарств и материалов, нехваткой, халатностью и злоупотреблениями медперсонала. Наиболее же важной причиной отсутствия прочной защиты от инфекционных болезней являлась дезорганизация аграрного производства и всей жизни деревни. В этих условиях наблюдалось повсеместное физическое и психологическое ослабление крестьянства в результате систематического недоедания и прямых голодовок (а также из-за сильнейших стрессов), что превращало сельских жителей в легкую добычу разнообразных инфекций.

Особым направлением деятельности по оздоровлению сельского населения Юга России, являлась организация санаторно-курортного лечения колхозников. В конкретно-исторических условиях 1930-х гг. комплекс мероприятий по санаторно-курортному лечению населения Советского Союза имел не только собственно медицинское, но еще и отчетливо выраженное социально-политическое значение. Доступ к такому лечению предоставлялся, в первую очередь, представителям «социально-близких» большевикам слоев и групп, то есть рабочим, служащим, а уж затем крестьянам. В итоге, увеличение представительства хлеборобов на курортах и в санаториях стимулировало среди них просоветские настроения, в некоторой мере содействовало укреплению социальной базы большевистского режима в деревне. Данное обстоятельство повышало актуальность направления жителей колхозной деревни как всего СССР, так и Дона, Кубани, Ставрополья на курорты и в санатории.

Сталинская модернизация 1930-х гг. и, в частности, такой ее важный компонент, как форсированное колхозное строительство, ознаменовалась некоторыми переменами в сфере организации и проведения санаторно-курортного лечения советских граждан. Коллективизация изменила социальный статус земледельцев в глазах большевиков и тем облегчила им доступ на курорты и в санатории. Колхозники уже не рассматривались как «мелкобуржуазные элементы», каковыми большевики считали крестьян и получили возможность в больших количествах, чем крестьяне доколхозной деревни, проходить курс санаторно-курортного лечения. К тому же, в коллективизированной деревне появились предприятия и учреждения, которые могли оплачивать дорогостоящее лечение на базах отдыха: это были коллективные хозяйства и кассы общественной взаимопомощи колхозников (КОВК). Кроме того, отдельные коллективные хозяйства и КОВК на собственные средства создавали дома отдыха, в которых восстанавливали силы колхозники.

Источники не позволяют говорить о том, что в 1930-х гг. численность сельских жителей, побывавших на курортах и в санаториях, превзошла уровень предшествующего десятилетия. Основной позитивный импульс коллективизации в отмеченной сфере медицинской помощи заключался, на наш взгляд, в том, что в 1930-х гг. впервые была создана возможность для сельских жителей (в том числе Юга России) пройти курс санаторно-курортного лечения. Другое дело, что воспользоваться такой возможностью удавалось немногим в связи с предпочтениями большевиков, а также организационно-хозяйственной слабостью и бедностью множества коллективных хозяйств и КОВК, что, в свою очередь, было во многом обусловлено дискриминационной по своей сути социальной и аграрной политикой сталинского режима.

Полагаем, что содержание и выводы настоящего исследования могут иметь определенное значение при разработке и реализации оптимального варианта модернизации социальной сферы постсоветской деревни, пребывающей ныне в далеко не лучшем состоянии. На наш взгляд, результаты анализа осуществленных в 1930-х гг. мероприятий по формированию и налаживанию функционирования сети учреждений социальной помощи и здравоохранения в коллективизированных селах и станицах Дона, Кубани, Ставрополья, позволяют разработать ряд практических рекомендаций, небесполезных в современных условиях. Среди таких рекомендаций особо выделим следующие: Во-первых, правительственным органам, а также местному руководству на Юге России следует уделять намного более пристальное внимание вопросам здравоохранения и социального обеспечения на селе, памятуя о том, что без решения таких вопросов невозможно не только наладить эффективное функционирование аграрного сектора, но и сохранить российскую деревню, дальнейшее вымирание которой будет иметь, без преувеличения, трагические последствия для нашей страны.

Во-вторых, следовало бы в законодательном порядке возложить на владельцев негосударственных сельскохозяйственных предприятий и объединений обязанность за счет собственных средств обеспечивать социальное и медицинское обслуживание своих работников, что позволит не только улучшить заботу о крестьянах, но и будет в полной мере соответствовать общественным представлениям о социальной справедливости.

В-третьих, необходимо активизировать деятельность федеральных и муниципальных властей по материально-бытовому обеспечению медицинских специалистов, прибывающих для работы на селе (отрадно, что об этом говорил председатель правительства Российской Федерации В.В. Путин).

В-четвертых, целесообразно было бы за счет федеральных и местных ресурсов увеличить финансирование мероприятий на санаторно-курортное лечение сельских жителей, особенно многодетных матерей и детей.

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Самсоненко, Татьяна Александровна, 2011 год

1. Государственный архив Российской федерации (ГА РФ).

2. Ф. А-406. Народный комиссариат Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР. Оп. 1, д. 1419; Оп. 5, д. 273.

3. Ф. А-413. Министерство (до 1946 г. Народный комиссариат) социального обеспечения РСФСР. Оп. 1, д. 114, 115, 116, 225, 227, 229.

4. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ).

5. Ф. 17. Центральный комитет Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) (ЦК ВКП(б)). Оп. 2, д. 172; Оп. 84, д. 2; Оп. 85, д. 204; Оп. 120, д. 81, 118, 138,202,213,232.

6. Ф. 112. Политуправление Народного комиссариата земледелия СССР. Оп. 1, д. 26; Оп. 57, д. 2, 23.

7. Российский государственный архив экономики (РГАЭ).

8. Ф. 396. Архив «Крестьянской газеты». Оп. 10, д. 60, 117; Оп. 11, д. 29, 40, 47.

9. Ф. 1562. Центральное статистическое управление Совмина СССР. Оп. 82, д. 272.

10. Центр документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИ РО).

11. Ф. 4. Донской областной комитет РКП(б). Оп. 1, д. 99.

12. Ф. 5. Донской окружной комитет ВКП(б) Северо-Кавказского края. Оп. 1,д. 17,70, 72, 141.

13. Ф. 7. Северо-Кавказский крайком ВКП(б). Оп. 1, д. 754, 1074.

14. Ф. 8. Азово-Черноморский крайком ВКП(б). Оп. 1, д. 31, 44, 58, 122, 149, 152, 251, 252, 335в.

15. Ф. 9. Ростовский обком ВКП(б). Оп. 1, д. 11, 12, 14, 60, 65.

16. Ф. 12. Истпарт Ростовского обкома ВКП(б). Оп. 2, д. 230.

17. Ф. 24. Аксайский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 28.

18. Ф. 28. Базковский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 19.

19. Ф. 30. Багаевский райком ВКП(б). Оп 1, д. 1, 4а.

20. Ф. 31. Боковский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 1,7.

21. Ф. 34. Верхне-Донской райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 117.

22. Ф. 36. Вешенский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 6, 38, 39, 40,51,52, 56,61,78, 82, 83.

23. Ф. 44. Зимовниковский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 6, 66.

24. Ф. 55. Константиновский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 60.

25. Ф. 75. Донецкий окружной комитет ВКП(б) Северо-Кавказского края. Оп 1,д. 20, 29, 47, 64, 77, 109.

26. Ф. 76. Северо-Донской окружной комитет ВКП(б) Азово-Черноморского края. Оп. 1, д. 30, 38, 43, 52, 59, 60.

27. Ф. 87. Обливский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп. 1, д. 24.

28. Ф. 97. Сальский окружной комитет ВКП(б). Оп. 1, д. 76, 119.

29. Ф. 110. Тарасовский райком ВКП(б) Ростовской области. Оп 1, д. 26.

30. Ф. 166. Политсектор МТС Северо-Кавказского краевого земельного управления (крайзу). Оп. 1, д. 12, 16, 21, 22, 23, 100, 101, 112, 113, 114, 115, 180, 191.

31. Ф. 395. Парторганизация колхоза «Родина» Миллеровского района Ростовской области. Оп. 1, д. 1.

32. Государственный архив новейшей истории Ставропольского края (ГАНИ СК).

33. Ф. 1. Орджоникидзевский крайком ВКП(б). Оп. 1, д. 3, И, 36, 39, 40, 42, 43, 69, 71, 109, 126, 245, 312, 472, 475, 510, 753, 754, 664.

34. Ф. 5938. Терский окружной комитет ВКП(б) Северо-Кавказского края. Оп. 1,д. 6, 24,31,35.

35. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (ЦДНИКК).

36. Ф. 1774а. Краснодарский крайком ВКП(б). Оп. 1, д. 988; Оп.2, д. 545, 1094.

37. Государственный архив Ростовской области (ГА РО).

38. Ф. р-98. Азово-Черноморское краевое управление народно-хозяйственного учета при краевой плановой комиссии. Оп. 2, д. 79, 80.

39. Ф. р-1185. Краевое управление Северо-Кавказской Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Оп. 3, д. 4, 84, 88, 532.

40. Ф. р-1198. Ольгинский станичный исполком. Оп. 1, д. 21, 50.

41. Ф. р-1390. Северо-Кавказское краевое земельное управление. Оп. 7, д. 442, 459, 462, 646, 677; Оп. 6, д. 439, 1508, 2142, 3184, 3232.

42. Ф. р-2399. Северо-Кавказский краевой союз сельскохозяйственных коллективов (Крайколхозсоюз). Оп. 1, д. 20, 56.

43. Ф. р-3737. Ростовский облисполком. Оп. 2, д. 35, 47, 77, 94.

44. Ф. р-4021. Донское окружное отделение РКИ. Оп 1, д. 69.

45. Ф. р-4034. Статистическое управление Ростовской области. Оп. 8, д. 1, 35,60, 143,246.

46. Ф. р-4219. Отдел социального обеспечения Ростовского облисполкома. Оп.1, д. 23.

47. Ф. р-4340. Сельхозартель им. Сталина Сальского района Ростовской области. Оп.1, д.23, 24.

48. Государственный архив Ставропольского края (ГА СК).

49. Ф. р-299. Ставропольский окружной исполнительный комитет СевероКавказского края. On. 1, д. 1074, 1257.

50. Ф. р-1886. Орджоникидзевское краевое статистическое управление при крайисполкоме. Оп. 2, д. 214; Оп. 3, д.747, 756.

51. Ф. р-1936. Отдел социального обеспечения исполкома Александровского районного совета депутатов трудящихся Северо-Кавказского края. On. 1, д. 2.

52. Ф. р-2034. Сельхозартель им. Ильича Ессентукского района СевероКавказского края. On. 1, д. 2.

53. Ф. р-2395. Орджоникидзевское краевое земельное управление при крайисполкоме. Оп. 5, д. 206; Оп. 6, д. 820, 821, 825, 827.

54. Ф. р-2584. Плановая комиссия Северо-Кавказского (с 1934 г.) крайисполкома. On. 1, д. 16.

55. Ф. р-2870. Сельхозартель «Борьба за урожай» Арзгирского района Северо-Кавказского края. On. 1, д. 11, 13.

56. Ф. р-5350. Сельхозартель им. 5 декабря Прикумского района СевероКавказского края. On. 1, д. 2, 6, 7.

57. Ф. р-5351. Сельхозартель «Верный путь» Прикумского района СевероКавказского края. On. 1, д. 5, 8.

58. Государственный архив Краснодарского края (ГА КК).

59. Ф. р-226. Кубанская окружная РКИ Северо-Кавказского края. On. 1, д. 652.

60. Ф. р-687. Краснодарский краевой исполнительный комитет совета депутатов трудящихся. Оп. 1, д. 3.

61. Ф. р-1378. Краснодарская краевая плановая комиссия при крайисполкоме. Оп. 2, д. 8.

62. Ф. р-1480. Краснодарский краевой исполнительный комитет совета депутатов трудящихся (с 1943 г.). Оп. 1, д. 580.

63. Архивный отдел администрации г. Сочи (АОГС).

64. Ф. р-3. Уполномоченный Совета Министров СССР (до 1946 г. Совнаркома СССР) по курорту Сочи-Мацеста. Оп. 1, д. 3, 145.

65. Ф. р-24. Совет курорта Сочи-Мацеста. Оп.1, д. 2.

66. Ф. р-25. Сочинский райисполком. Оп. 1, д. 441, 541.

67. Ф. р-29. Санитарная инспекция курорта Сочи-Мацеста. Оп. 1, д. 5.

68. Ф. р-137. Исполком Сочинского горсовета депутатов трудящихся. Оп. 1, д. 128, 145, 149.

69. Ф. р-148. Плановая комиссия исполкома Сочинского горсовета депутатов трудящихся. Оп. 1, д. 2, 3.

70. Ф. р-155. Земельный отдел Сочинского райисполкома. Оп. 1, д. 253.

71. Сборники документов и материалов.

72. Голоса из провинции: жители Ставрополья в 1930 1940 годах. Сб. документов / Науч. ред. Т.А. Булыгина. - Ставрополь, Комитет Ставропольского края по делам архивов; ООО «Полиграфпром», 2010. - 560 е.;

73. История колхозного права. Сборник законодательных материалов СССР и РСФСР. 1917- 1958 гг. В 2-х т. / Гл. ред. Н.Д. Казанцев. Т.1. 19171936. М., Госюриздат, 1959 - 518 е.;

74. Коллективизация сельского хозяйства на Кубани. 1918 1927 гг.: Сб. документов и материалов / Под ред. С.Ф. Таращенко, А.Н. Трубицыной. -Краснодар, кн. изд-во. 1959. -202 е.;

75. Коллективизация сельского хозяйства на Северном Кавказе (1927- 1937 гг.) / Под. ред. П.В. Семернина и E.H. Осколкова. Краснодар, кн. изд-во, 1972-823 е.;

76. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 1898 1953. Изд. 7-е. В 2-х ч. Ч. II. 1925 - 1953. М., Госполитиздат, 1953.- 1 204 с.;

77. Краснодарский край в 1937 1941 гг. Документы и материалы / Пред. ред. коллегии A.A. Алексеева. - Краснодар, Эдви. 1997. - 1 120 е.;

78. Наш край. Из истории Советского Дона. Документы. Октябрь 1917- 1965 гг. / Отв. ред. А.Г. Беспалова. Ростов н/Д., книжное изд-во, 1968. 622 е.;

79. Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства СССР. 1934. № 44. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 8 с.;*

80. Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства СССР. 1934. № 48. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 16 е.;

81. Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства СССР. 1937. № 31. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 8 е.;

82. Собрание законов и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства СССР. 1937. № 32. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 8 е.;

83. Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР для сельских советов. 1931. Вып. 11. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 24 е.;

84. Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. 1936. № 10. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 28 е.;

85. Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. 1936. № 13. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 8 е.;

86. Собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР. 1936. № 15. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 8 е.;

87. Сокращенное собрание законов СССР и РСФСР для сельских советов. 1935. Вып. 13. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 28 е.;

88. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 3. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 32 е.;

89. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 6. -М., Гос. изд-во «Советское законодательство». 32 е.;

90. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 7. -М., Гос. изд-во «Советское законодательство». 24 е.;

91. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 8. -М., Гос. изд-во «Советское законодательство». 32 е.;

92. Сокращенное собрание законов СССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 9. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 40 е.;

93. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 10. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 24 е.;

94. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 11. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 40 е.;

95. Сокращенное собрание законов СССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 13. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 40 е.;

96. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 14. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 44 е.;

97. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 16. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 24 е.;

98. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 19. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 32 е.;

99. Сокращенное собрание законов Союза ССР и РСФСР для сельских советов. 1936. Вып. 23. М., Гос. изд-во «Советское законодательство». - 20 е.;

100. Сокращенное собрание узаконений и распоряжений Рабоче-крестьянского правительства РСФСР для сельских советов. 1931. Вып. 2. -М., Гос. изд-во «Советское законодательство». 8 е.;

101. Стенограмма заседаний І (VIII) Северо-Кавказской краевой партийной конференции (18 21 января 1934 г.). - Пятигорск, крайиздат, 1934.-46 е.;

102. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы в 5-ти томах. 1927 1939. Т. 2. Ноябрь 1929 - декабрь 1930 / Отв. ред. Н. Ивницкий. - М., РОССПЭН, 2000. - 927 е.;

103. Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы в 5-ти томах. 1927- 1939. Т. 3. Конец 1930 1933 / Отв. ред. И Зеленин. -М., РОССПЭН, 2001. - 1007 е.;

104. Статистические и справочные издания.

105. Азово-Черноморский исполнительный комитет Советов. Отчет о работе. 1931 1934 гг. / Отв. ред. JI.C. Ронин. - Ростов н/Д., АзЧеркрайиздат, 1935.-231 е.;

106. Залесский К.А. Кто есть кто в истории СССР. 1924 1953. М., Вече, 2009. - 752 е.;

107. Казачество Северо-Кавказского края. Итоги переписи населения 1926 г. Ростов н/Д., издание Северо-Кавказского краевого статуправления, 1928.-98 е.;

108. Курорты СССР / Под. ред. С.В. Куратова, Н.Е. Хрисанфова, Л.Г. Гольдфайля. М., Гос. изд-во географ, лит-ры, 1951. -214 е.;

109. Материалы к отчету районного исполнительного комитета советов P.K.K, и К. депутатов на районном съезде Советов VII созыва (март 1929 г. январь 1931 г.). Новочеркасск, издание райисполкома, 1931. -90 е.;

110. Народное хозяйство Ростовской области за 20 лет / Под ред.

111. A.И. Гозулова. Ростов н/Д., Ростиздат, 1940. -436 е.;

112. Население и хозяйство Кубанского округа. Статистический сборник за 1924 1926 гг. - Краснодар, кн. изд-во, 1927. - 78 е.;

113. Наш край (сельское хозяйство Орджоникидзевского края) / Под ред.

114. B. Воронцова и Р. Саренца. Вып. 1-й. Пятигорск, кн. изд-во, 1939. 44 е.;

115. Районы Северного Кавказа. Краткий статистический справочник. Пятигорск, крайиздат, 1935. 64 е.;

116. Ростовская область за 40 лет / Под ред. А.И. Гозулова, A.M. Ле-витова, П.Г. Шумилина. Ростов н/Д., кн. изд-во, 1957. -289 е.;

117. Словарь кубанских говоров. Краснодарский край: восточный регион / Отв. ред. В.М. Пелих. Армавир, РИЦ АГПУ, 2009. - 264 е.;

118. Ставрополье за 40 лет Советской власти. Ставрополь, кн. изд-во, 1957.- 146 е.;

119. Ставропольский край. Справочник / Под ред. В.Г. Гниловского. -Ставрополь, кн. изд-во, 1961. 180 е.;4. Периодические издания.1. Центральные.

120. Вопросы социального обеспечения. Журнал Народного комиссариата социального обеспечения РСФСР. 1930. № 3, 19 20;

121. Известия. Газета Центрального Исполнительного Комитета СССР и Всероссийского центрального исполнительного комитета Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1930; 1932; 1933;

122. Коллективист. Массовый колхозный журнал Народного комиссариата земледелия СССР, колхозцентра СССР и РСФСР. 1931. № 4; 1932. № 15; 1933. №24;

123. Красная нива. Литературно-художественный еженедельный журнал. 1925. № 36; 1929. № 20;

124. На аграрном фронте. Журнал Аграрной секции (Аграрного института) Коммунистической академии . 1934. № 7, 9;

125. Социалистическое земледелие. Газета Народного комиссариата земледелия СССР, колхозцентра СССР, Зернотреста и Наркомзема РСФСР. 1931; 1933;

126. Социалистическое сельское хозяйство. Журнал Народного комиссариата земледелия СССР. 1939. № 4, 5;

127. Большевик. Газета Краснодарского крайкома ВКП(б), крайисполкома и Краснодарского горкома ВКП(б). 1938;

128. Большевистский Дон. Газета Вешенского райкома ВКП(б). 1934;

129. Большевистский колхозник. Орган политотдела Некрасовской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

130. Вперед. Газета Егорлыкского райкома ВКП(б) Орджоникидзев-ского края. 1941;

131. Знамя сталинцев. Орган политотдела Березанской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

132. Колхозная правда. Газета Северо-Кавказского крайкома ВКП(б). 1930;

133. Колхозница. Журнал Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) (с сентября 1937 г. Ростовского обкома ВКП(б)). 1937. № 6;

134. Колхозный путь. Газета политотдела Гулькевичской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

135. Колхозный путь. Газета политотдела Кореновской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

136. Молот. Газета Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) (с 1934 г. -Азово-Черноморского крайкома ВКП(б), с 1937 г. Ростовского обкома ВКП(б)), крайисполкома и Ростовского-на-Дону горкома ВКП(б). 1934;

137. Организатор колхоза. Журнал Северо-Кавказского крайзу и крайколхозсоюза. 1931. № 4;

138. Орджоникидзевская правда. Газета Орджоникидзевского крайкома ВКП(б), крайисполкома и Ворошиловского горкома ВКП(б). 1939;

139. Северо-Кавказский большевик. Газета Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) (1934- 1937 гг.). 1936;

140. Северо-Кавказский край. Журнал Северо-Кавказской краевой плановой комиссии. 1932. № 3 4;

141. Социалистическое строительство Северо-Кавказского края. Политико-экономический журнал Северо-Кавказского крайисполкома (1934 1937 гг.). 1935. № 1;

142. Ударник колхоза. Журнал Северо-Кавказского крайзу и крайкол-хозсоюза. 1931. № 7; 1932. № 1 2;

143. Ударник полей. Орган политотдела Миловановской МТС Азово-Черноморского края. 1934;

144. Произведения и материалы выступлений политических, государственных и общественных деятелей.

145. Андреев A.A. Речь на XVIII съезде ВКП(б) // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 5. С. 3 18;

146. Демьяненко П. Крепко держат красное знамя // Социальное обеспечение. 1937. № 10. С. 59;

147. Демьяненко П. Межрайонное совещание (Орджоникидзевский край) // Социальное обеспечение. 1937. № 9. С. 17;

148. Демьяненко П. Орджоникидзевский крайсобес работал хорошо // Социальное обеспечение. 1938. № 12. С. 25 27;

149. Демьяненко П. Социальное обеспечение в Орджоникидзевском крае // Социальное обеспечение. 1940. № 1. С. 22 23;

150. Дятлов В.Ф. Примерный устав сельхозартели и очередные задачи колхозов Северо-Кавказского края. Доклад на втором краевом съезде колхозников-ударников Северного Кавказа // Социалистическое строительство СевероКавказского края. 1935. № 1. С. 72 108;

151. Каминский Г.Н. Задачи советского здравоохранения. M.-JL, Госполитиздат, 1934. 46 е.;

152. Каминский Г.Н. О работе и задачах в области народного здравоохранения в РСФСР. Л., изд-во Наркомздрава РСФСР, 1935. 52 е.;

153. Киселев В. Кассы взаимопомощи колхозов в 1937 году // Социальное обеспечение. 1937. № 4. С. 56 58;

154. Киселев В. Крестьянская взаимопомощь в РСФСР за 20 лет // Социальное обеспечение. 1937. № 10. С. 54 58;

155. Киселев В. Работу касс взаимопомощи на высшую ступень // Социальное обеспечение. 1937. № 8. С. 32 - 34;

156. Лысиков Е.А. История развития крестьянской взаимопомощи: Лекции для низовых работников касс взаимопомощи в колхозах. М., Изд-во Наркомсобеса РСФСР, 1934. 186 е.;

157. Лысиков Е.А. Очередные задачи касс взаимопомощи в колхозах на 1935 г. // Социальное обеспечение. 1935. № 1. С. 14-16;

158. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. М., Госполитиздат, 1948. 104 е.;

159. Наговицын H.A. О кассах взаимопомощи колхозников и колхозниц // Социальное обеспечение. 1931. № 4. С. 1-3;

160. Платонов П. Задачи касс взаимопомощи колхозов в третьей пятилетке // Социальное обеспечение. 1939. № 3. С. 35 38;

161. Платонов П. Поднять работу касс взаимопомощи колхозов на уровень требований Сталинской Конституции // Социальное обеспечение. 1938. №2. С. 49-51;

162. Платонов П. Так дальше работать нельзя // Социальное обеспечение. 1935. № 10. С. 1-3;

163. Семашко H.A. Итоги курортного сезона // Красная нива. 1925. №36. С. 852-855;

164. Семашко H.A. Курорты и борьба за новую культуру // Красная нива. 1929. №20. С. 2-4;

165. Сталин ИВ. Год великого перелома. К XII годовщине Октября // Сталин И.В. Сочинения. Т. 12. Апрель 1929 июнь 1930. - М., Госполитиздат, 1953. С. 118-135;

166. Сталин И.В. Итоги первой пятилетки. Доклад на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б). 7 января 1933 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. Июль 1930-январь 1934.-М., Госполитиздат, 1952. С. 161 -215;

167. Сталин И.В. О задачах хозяйственников. Речь на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности 4 февраля 1931 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 13. Июль 1930 январь 1934. - М., Госполитиздат, 1952. С. 29-42.

168. Сталин И.В. О хлебозаготовках и перспективах развития сельского хозяйства. Из выступлений в различных районах Сибири в январе 1928 г. // Сталин И.В. Сочинения. Т. 11. 1928 март 1929. - М., Госполитиздат, 1953. С. 1 -9;

169. Яковлев Я.А. Об организационно-хозяйственном укреплении колхозов и о развертывании колхозной торговли // Коллективист. 1932. № 15. С. 2- 10;

170. Письма, мемуары и воспоминания.

171. Александров H.A. Воспоминания // Драбкин A.B. Я дрался на Т-34. Первое полное издание. М., ЭКСМО, 2009. С. 551 562;

172. Жабин Л. Сочи: Первые пятилетки // Черноморская здравница. 1977. 24 июля;

173. Кобылянская. Амбулатория на замке (письмо колхозницы) // Молот. 1934. 30 марта;

174. Лагдовский И.Е. Так и хожу я семь месяцев (письмо инвалида-колхозника) // Молот. 1934. 29 марта;

175. Павлов А. Записки переселенца // Советская Кубань. 1991. 18 января;

176. Письмо колхозника Ковалева в редакцию журнала «Социальное обеспечение» по вопросу о нецелесообразности дальнейшего существования касс общественной взаимопомощи колхозников // Социальное обеспечение. 1938. №4. С.45;

177. Азовский М. Наладить правильную организацию колхозной взаимопомощи // Социальное обеспечение. 1931. № 1. С. 17-18;

178. Аллард Э. Сомнительные достоинства концепции модернизации // Социс. 2002. № 9. С. 60 66;

179. Алексеев М.Н. Драчуны // Роман-газета. 1982. № 10 11. - 106 е.;

180. Алтайский И., Попов А. Колхозная Кубань // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1938. № 2. С. 32 53;

181. Анисимов Ф.М.у Кудряшева А. Ф. Колхоз-миллионер «Красный буде-новец». Пятигорск, кн. изд-во, 1940. 82 е.;

182. Ашурков Е.Д. Очерки истории здравоохранения в СССР (1917 -1957). М., Гос. изд-во мед. лит-ры, 1957. 168 е.;

183. Базаров А. За горсть зерна на плаху. Из судебных дел о «пяти колосках» // Родина. 2003. № 3. С. 74 - 76;

184. Баткис Г.А. Двадцать лет советского здравоохранения. М., Гос. кн. изд-во, 1944. 124 е.;

185. Баткис Г.А. Организация здравоохранения. М., Гос. изд-во мед. лит-ры, 1948. 146 е.;

186. Белов В. Ремесло отчуждения // Новый мир. 1988. № 6. С. 142 —174;

187. Бойко М. Передовая касса Ессентукского района // Социальное обеспечение. 1939. № 7 8. С. 54;

188. Бондарев В.А. Единоличники в колхозной деревне Юга России 1930-х гг. // История в подробностях. 2011. № 10. С. 42 49;

189. Бондарев В.А. Крестьянство и коллективизация: многоуклад-ность социально-экономических отношений деревни в районах Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х 30-х годах XX века. - Ростов н/Д., изд-во СКНЦ ВШ, 2006. - 520 с;

190. Бондарев В.А. Селяне в годы Великой Отечественной войны: Российское крестьянство в годы Великой Отечественной войны (на материалах Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев). Ростов н/Д., изд-во СКНЦ ВШ, 2005. 192 е.;

191. Бондарев В.А., Самсоненко Т.А. Социальная помощь в колхозах 1930-х годов: на материалах Юга России. Новочеркасск, изд-во ЮРГТУ(НПИ). 2010. 302 е.;

192. Бочан С.А. «Боевые подруги»: тендерные аспекты оборонного движения в коллективизированной деревне СССР в 1930-х гг. (на материалах Дона и Кубани) // Вестник МГОУ. Серия «История и политические науки». 2011. №2. С. 165 170;

193. Брыкин H.A. Стальной Мамай // Брыкин H.A. Земля в плену. Стальной Мамай. Л., изд-во «Художественная литература», 1969. С. 365 691;

194. Булыгина Т.А. Живая ткань «локальной истории» // Голоса из провинции: жители Ставрополья в 1930 1940 годах. Сб. документов. -Ставрополь, Комитет Ставропольского края по делам архивов; ООО «Поли-графпром», 2010. С. 8 - 23;

195. Булыгина Т.А. Историческая антропология и исследовательские подходы «новой локальной истории» // Человек на исторических поворотах XX века / Под ред. А.Н. Еремеевой, А.Ю. Рожкова. Краснодар, изд-во «Кубанькино», 2006. С. 27 - 34;

196. Булыгина Т.А. Новая локальная история полиэтничного региона // Материалы и исследования по отечественной и зарубежной истории. К 70-летию доктора исторических наук, профессора A.A. Кудрявцева. Ставрополь, изд-во СГУ, 2011. С. 235 -241;

197. Вербицкая О.М. Российская сельская семья в 1897 1959 гг. (ис-торико-демографический аспект). М. - Тула, Гриф и К, 2009. - 296 е.;

198. Вильян Н. Касса взаимопомощи колхозников и колхозниц // Социальное обеспечение. 1931. № 2. С. 5 7;

199. Виноградов H.A. Здравоохранение в период борьбы за коллективизацию сельского хозяйства (1930 1934). М., Соцэкгиз, 1955. - 228 е.;

200. Виноградов H.A. Здравоохранение в предвоенный период (1935 -1940). М., Соцэкгиз, 1955. 264 е.;

201. Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. М., ОГИ, 1998. 430 е.;

202. Владимирский М.Ф. Вопросы советского здравоохранения. М., Гос. изд-во мед. лит-ры, 1960. 168 е.;

203. Власенко Н.П. Задачи касс взаимопомощи в колхозах, в связи с реорганизацией ККОВ // Организатор колхоза. 1931. № 4. С. 15-16;

204. Воротницкий Е. О борьбе с потерями урожая // На аграрном фронте. 1934. № 7. С. 81 93;

205. Вылцан М.А. Материальное положение колхозного крестьянства в довоенные годы // Вопросы истории. 1963. № 9. С. С. 15 24;

206. Вылцан М.А. Советская деревня накануне Великой Отечественной войны (1938 1941 гг.). М., Наука, 1970. - 306 е.;

207. Вылцан М.А., Данилов В.П., Кабанов В.В., Мошков Ю.А. Коллективизация сельского хозяйства в СССР: пути, формы, достижения. Краткий очерк истории. М., Колос, 1982. 399 е.;

208. В-цкий А. Оргстроительство системы взаимопомощи колхозников и колхозниц // Социальное обеспечение. 1931. № 8. С. 9 11;

209. Гайдаш Н. Калиновский колхоз «15 лет Октября». Пятигорск, кн. изд-во, 1940.-68 е.;

210. Гарус И.И. Крупный колхоз «Октябрь». Ростов н/Д., «Северный Кавказ», 1930. -55 е.;

211. Гольцев Вл. О новых профилях в обучении инвалидов // Социальное обеспечение. 1935. № 12. С. 18;

212. Гришаев В.В. Сельскохозяйственные коммуны Советской России. 1917 1929. М, «Наука», 1976. - 120 е.;

213. Давыдов Ю. «Красный терец» (о колхозе ст. Ново-Павловской, Георгиевского района). Ростов н/Д., кн. изд-во, 1931. 40 е.;

214. Дайгородов М. Роспуск трех колхозов предостережение для всех отстающих // Ударник колхоза. 1932. №1 - 2.С. 12-13;

215. Даль Г.С. Сочи. Ростов н/Д., АзЧеркрайиздат, 1935. 118 е.;

216. Данилов В.П. Возникновение и падение советского общества: социальные истоки, социальные последствия // Россия на рубеже XXI века: оглядываясь на век минувший. М., Наука, 2000. С. 69 90.

217. Денисова JI.H. Судьба русской крестьянки в XX веке: брак, семья, быт. М., «Памятники исторической мысли»; РОССПЭН, 2007. -480 е.;

218. Дон советский. Историко-экономический и социально-политический очерк / Под ред. А.И. Козлова. Ростов н/Д., Кн. изд-во, 1986. 272 е.;

219. Дятлов А.И., Антоненко АД., Грижебовский Г.М., Лабу-нецН.Ф. Природная очаговость чумы на Кавказе. Ставрополь, кн. изд-во, 2001.-343 е.;

220. Жиромская В.Б. Демографическая история России в 1930-е годы. Взгляд в неизвестное. М., РОССПЭН, 2001. 280 е.;

221. Жуков М. Изжить недочеты // Социальное обеспечение. 1938. №7. С. 32-33;

222. Жуков М. Итоги соревнования // Социальное обеспечение. 1938. № 12. С. 40;

223. Жуков М. Мои предложения // Социальное обеспечение. 1939. № 11. С. 41;

224. Залевский А. О разукрупнении колхозов-гигантов // Ударник колхоза. 1932. №1-2. С. 19;

225. Захаров С. Модернизация рождаемости в России за 100 лет // Россия и ее регионы в XX веке: территория расселение - миграции / Под ред. О. Глезер и П. Поляна. М., ОГИ, 2005. С. 113 - 124;

226. Зильберг Б. Как надо работать // Социальное обеспечение. 1940. № 1.С. 44;

227. Измозик В., Старков Б., Павлов БРудник С. Подлинная история РСДРП РКПб - ВКПб. Краткий курс. Без умолчаний и фальсификаций. СПб., 2010

228. История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Под редакцией комиссии ЦК ВКП(б). Одобрен ЦК ВКП(б). 1938 год. М., Госполитиздат, 1950.-351 е.;

229. История городов и сел Ставрополья: краткие очерки / Под. ред. Д. В. Кочуры, А.А. Кудрявцева. Ставрополь, изд-во СГУ, 2002. — 246 е.;

230. История советского крестьянства. В 5-ти т. Т. 2. Советское крестьянство в период социалистической реконструкции народного хозяйства. Конец 1927 1937 / Отв. ред. И.Е. Зеленин. - М., Наука, 1986. - 448 е.;

231. История советского крестьянства. В 5-ти т. Т. 3. Крестьянство СССР накануне и в период Великой Отечественной войны. 1938 1945 / Отв. ред. М.А. Вылцан. М., Наука, 1987. - 448 с.

232. Кагэ Н. Сочи Мацеста. Приморско-климатическая станция и бальнеологический курорт. Очерк. Ростов н/Д., Крайиздат, 1928. - 96 е.;

233. Каневский Л.О. Участие трудящихся СССР в строительстве здравоохранения. М., Госиздат, 1957. 172 е.;

234. Карпова У. За новый труд и быт колхозницы. М., изд-во «Крестьянской газеты», 1931.-30 е.;

235. Каспэ С. И. Империя и модернизация: Общая модель и российская специфика. М, РОССПЭН, 2001. 255 е.;

236. Катаев И.И. Зеленя // Катаев И.И. Хлеб и мысль. Повести, рассказы, очерки. JL, Лениздат, 1983. С. 158 203;

237. Кваша Е.А. Младенческая смертность в России в XX веке // Социс. 2003. №6. С. 45-51;

238. Киплинг Р. Баллада о Востоке и Западе // Киплинг Р. Произведения. М., «Художественная литература», 1986. 364 е.;

239. Ковалев КН. Историческое развитие быта женщины, брака и семьи. М., Госполитиздат, 1931. 67 е.;

240. Ковалев КМ. Прошлое и настоящее крестьян Ставрополья. Ставрополь, краевое кн. изд-во, 1947. -44 е.;

241. Кожин В. Борются за улучшение работы // Социальное обеспечение. 1939. № 11. С. 24;

242. Кожин В. 10 лет Ростовских касс взаимопомощи колхозов // Социальное обеспечение. 1941. № 4. С. 21 23;

243. Коллингвуд Дж. Идея истории. М., «Наука», 1980. 346 е.;

244. Кондрашин В.В. Голод 1932—1933 годов. Трагедия российской деревни. М., РОССПЭН, 2008. 324 е.;

245. Конюс Э.М. Пути развития советской охраны материнства и младенчества (1917 1940). М., Гос. изд-во мед. лит-ры, 1954. - 189 е.;

246. Котов Г., Стуков М., Горбатенко Г. Советская деревня к третьей пятилетке // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 4. С. 143 157;

247. Котов Г., Струков М., Горбатенко Г., Френкель Я. Советская деревня к третьей пятилетке // Социалистическое сельское хозяйство. 1939. № 5. С. 146-154

248. Коханов В. Плохо заботятся о детях-сиротах // Социальное обеспечение. 1940. № 12. С. 26;

249. Кошкин С. Район вышел в ряды передовых // Социальное обеспечение. 1939. № 1. С. 31;

250. Кравченко И.Я., Кравченко В.Я. Три окошка в палисад. Новочеркасск, изд-во НОК, 2011. 94 е.;

251. Кравченко К. Крестьянка при советской власти. М., Колхозгиз, 1932.-56 е.;

252. Край наш Ставрополье: Очерки истории / Науч. ред. Д.В. Кочура, В.П. Невская. Ставрополь, изд-во СГУ, 1999. - 266 е.;

253. Красильников С.А. Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы. М., РОССПЭН, 2003. 288 е.;

254. Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком: Развитие России в XX веке с точки зрения мировых модернизаций. М., РОССПЭН, 1998.-264 с.

255. Криводед В.В. История села Львовского на Кубани. Краснодар, КГУ КИ, 2002.- 192 е.;

256. Криволапое С. Коммуна «Наша жизнь». Ростов н/Д., «Северный Кавказ», 1930.-37 е.;

257. Кубанские станицы. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кубани / Отв. ред. К.В. Чистов. М., Наука, 1967. 356 е.;

258. Лаптев И. Советское крестьянство. Советское крестьянство. М., Госиздат, 1939. 67 е.;

259. Лебедева В. Основные моменты в работе касс взаимопомощи колхозников и колхозниц // Социальное обеспечение. 1931. № 7. С. 1 3;

260. Лебедева В.П. Охрана материнства и младенчества в стране Советов. М.-Л., Госиздат, 1934. 122 е.;

261. Лебедева В. Проверить и пересмотреть работу касс взаимопомощи колхозников и колхозниц // Социальное обеспечение. 1931. № 11. С. 2;

262. Левакин A.C. «Кулацкие» колхозы на Юге России 1930-х гг.: к истории возникновения и устройства // Актуальные проблемы социальной истории: Сб. науч. ст. Вып. 10. Новочеркасск; Ростов н/Д., «Пегас»; 2009. С. 151-155;

263. Леей М.Ф. История родовспоможения в СССР. М., Госиздат, 1950.-210 е.;

264. Ленинский путь донской станицы / Под ред. Ф.И. Поташева, С.А. Андронова. Ростов н/Д., кн. изд-во, 1970. 275 е.;

265. Лукашенкова Э.В. Роль женского труда в колхозном производстве // Социалистическая реконструкция сельского хозяйства. 1932. № 11 12. С. 198-205;

266. Диссертации и авторефераты.

267. Бондарев В.А. Российское крестьянство в условиях аграрных преобразований в конце 20 начале 40-х годов XX века (на материалах Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев). Дис. . докт. ист. наук. Новочеркасск, 2007. - 789 е.;

268. Борлакова Ф.А. Развитие здравоохранения в Карачае и Черкес-сии (1860 1941 гг.). Дис. . канд. ист. наук. Черкесск, 2002. -242 е.;

269. Булгакова Н.И. Сельское население Ставрополья во второй половине 20-х начале 30-х годов XX века: изменения в демографическом, хозяйственном и культурном облике. Дис. . канд. ист. наук. Ставрополь, 2003. -294 е.;

270. Василенко В.Г. История здравоохранения и медицинского образования на Дону и Северном Кавказе (XIX в. 1940 г.). Дис. . канд. ист. наук. Армавир, 2006. - 253 е.;

271. Глумная М.Н. Единоличное крестьянское хозяйство на Европейском Севере России в 1933 1937 гг.: Дис. . канд. ист. наук. М., 1994. - 198 е.;

272. Григорьев B.C. Организация общественной взаимопомощи российского крестьянства (1921 1941 гг.). Дис. . докт. ист. наук. М., 1997. -564 е.;

273. Еферина Т.В. Факторы социальных рисков и модели социальной поддержки крестьянства (вторая половина XIX конец XX вв.). Дис. . докт. ист. наук. Саранск, 2004. - 486 е.;

274. Левакин A.C. Формирование и деятельность административно-хозяйственного аппарата колхозов в 1930-е гг. (на материалах Дона, Кубани и Ставрополья). Дис. . канд. ист. наук. Новочеркасск, 2009. 257 е.;

275. Надькин Т.Д. Аграрная политика советского государства и крестьянство в конце 1920-х начале 1950-х гг. (по материалам Мордовии). Автореф. дис. . докт. ист. наук. Саранск, 2007. - 56 е.;

276. Панарина Е.В. Реализация социальной политики советского государства в годы Великой Отечественной войны (1941 1945 гг.): на материалах Дона и Северного Кавказа. Автореф. дис. . докт. ист. наук. Ставрополь, 2009. - 44 е.;

277. Пилипенко В.А. Становление и развитие здравоохранения в Коми АССР в 1920 1930-х годах. Дис. . канд. ист. наук. Сыктывкар, 2006. -244 е.;

278. Реутова А. Д. Ликвидация массовой детской беспризорности в 1921-1935 годах: на материалах Верхневолжья: Дис. . канд. ист. наук. Иваново, 2004.-266 е.;

279. Сиротина С.Г. Государственная политика развития советского здравоохранения в 1920-е 1930-е гг.: На материалах Нижнего Поволжья. Дис. . канд. ист. наук. Астрахань, 2006. -213 е.;

280. Скорик А.П. Казачество Юга России в 30-е годы XX века: исторические коллизии и опыт преобразований. Дис. . докт. ист. наук. Ставрополь, 2009. 540 е.;

281. Слав ко A.A. Детская беспризорность и безнадзорность в России конца 1920-х начала 1950-х годов: социальный портрет, причины, формы борьбы. Автореф. дис. . докт. ист. наук. Самара, 2011. - 43 е.;

282. Тюрин А.О. Социальная политика Советской власти в 1928 -1941 гг. (На материалах Нижнего Поволжья). Дис. . канд. ист. наук. Астрахань, 2003.-209 с.