Проза М.С. Жуковой: женский мир и женское мировидение в русской литературе второй трети XIX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Афанасьева, Юлия Юрьевна

• Афанасьева, Юлия Юрьевна
• кандидат филологических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Афанасьева, Юлия Юрьевна

•и< ' ф

Глава 1. Поэтика сюжета.

Раздел I. «Вечера на Карповке» М. Жуковой как «женский» цикл повестей.

Раздел И. Главные сюжетные ситуации и коллизии в творчестве

Жуковой.

§1. Коллизии в отношениях между мужчиной и женщиной.51.

§2. Коллизия между провинциальной и светской девушками.

§3. Коллизия между детьми и родителями.

§4. Коллизия между женщиной и обществом.

Раздел III. Способ развертывания сюжета и коллизии.

§ 1. Мотив музыки.

§2. Мотив сумасшествия.

§3. Мотив самопожертвования.

Глава 2. Художественное пространство прозы Жуковой.

Раздел I. Топос провинции.

§ 1. Провинциальный город и его окрестности.

§2. Простор и степь.

§3. Сад и интимность.

§4. Церковь и нравственное развитие героинь.

Раздел II. Топос столицы и его мотивная организация.

§ 1. Текст Петербурга. а) мотив учения и испытания. б) мотив искушения, «порчи» светской жизнью игра, бал, маскарад).

§2. Текст Москвы.

§3. Пребывание за границей: расширение пространства.

Раздел III. Локус Дома.

§1. Ложные дома (имение, дача). w

§2. «Истинный» Дом.

Глава 3. Характеристика «женского» письма М. Жуковой.

Раздел I. Особенности стилистики прозы Жуковой.

§ 1. «Музыкальность» как свойство стиля.

§2. Авторский подтекст и стилистические формы его выражения.

§3. Ономастический аспект авторского письма.

Раздел II. «Женское» письмо как диалог.

§ 1. «Мужская» рецепция «женского» письма («Провинциалка»

М.С. Жуковой в интерпретации О.И. Сенковского).

§2. Проза Жуковой в диалоге с патриархатной традицией.

§3 Творчество писательницы в литературном процессе

30-50 гг. XIX века.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Проза М.С. Жуковой: женский мир и женское мировидение в русской литературе второй трети XIX века»

Обострившийся интерес к тендерным исследованиям в современной науке наметил новые теоретико-методологические подходы в литературоведении. В связи с этим важно проследить генезис развития феминистского движения в России, представляющего альтернативную философскую концепцию социокультурного развития. 1830-1840-е гг. - это время в России, когда женские имена впервые появились в профессиональной литературной среде, а в критике возникло понятие «женская литература». Мария Семеновна Жукова принадлежит к первым русским писательницам, в творчестве которых в 1830-е годы сформировались приметы «женской» прозы. В России до этого времени было немало пишущих женщин, например А.П. Зонтаг,

A.О. Ишимова, З.А. Волконская, Н.А. Дурова и др.1. Но их творчество не отражало специфически «женского» начала. Собственно «женская» литература началась с момента осознания женщиной типических особенностей своего бытия, отличного от бытия мужчины, и их этического, эстетического и психологического оформления. Творчество Жуковой является одной из первых попыток в этом направлении, но до 1980-1990 гг. ее творчество было незаслуженно забыто.

М.С. Жукова (1804-1855), урожденная Зевакина, вошла в историю русской литературы как автор повестей, романов и путевых очерков. В период с 1837 по 1857 гг. в самых популярных журналах того времени («Библиотеке для чтения», «Отечественных записках», «Современнике» и др.) было опубликовано более двадцати ее произведений. В 1830-1837 гг. (до выхода сборника «Вечера на Карповке») она часто бывала в Петербурге в доме князя

B.П. Голицына, с женой которого ее связывала давняя дружба. Принимая меценатскую помощь со стороны Голицыных, Жукова всегда обостренно ощущала свою материальную зависимость, что позднее нашло отражение в тематике ее повестей и образах бедных родственниц и воспитанниц (повести «Медальон», 1837; «Самопожертвование», 1840 и др.).

Ко времени издания цикла повестей «Вечера на Карповке» (1837) Жукова не только прекрасно знала всю современную русскую словесность, но и

1 См.: Файнштейн М.Ш. Писательницы пушкинской поры. Историко-литературные очерки. Л., 1989. хорошо ориентировалась в европейской романтической литературе. М.С. Ко-ноплева, автор наиболее обстоятельного для своего времени биографического очерка о Жуковой, высказывает предположение, что меценатка С.А. Голицына, по-видимому, помогала небогатой Марии Семеновне восполнить пробелы ее «провинциального» воспитания.

Публикация «Вечеров на Карповке» была анонимной, но не осталась не замеченной ни читателями (через год вышло второе издание повестей), ни ведущими критиками того времени. «Успех необыкновенный и надо сказать правду - очень и очень не незаслуженный!» - напишет в «Московском наблюдателе» (1838) в своей рецензии Белинский, скупой на похвалы и весьма строгий даже к маститым авторам2.

Жукову также неоднократно хвалил и редактор «Библиотеки для чтения» О.И. Сенковский, и скандально известный издатель литературно-политической газеты «Северная пчела» Ф.В. Булгарин, и критик «Сына Отечества» Н.А. Полевой, и издатель этого же журнала Н.И. Греч.

Тот факт, что первый сборник повестей Жуковой оказался в центре внимания журнальной критики эстетически противоположных платформ, говорит о признании за автором «Вечеров на Карповке» несомненного литературного таланта. Критики как передовых, так и консервативных изданий, единодушно отмечали тонкую наблюдательность автора, оригинальность подачи литературного материала, особое искусство Жуковой входить в контакт с читателем, передавая свои мысли в форме ненавязчивой беседы. Они единодушно сошлись во мнении, что только талантливой писательнице доступна тайна женского сердца и души, которую мужчина-писатель «никогда не будет в состоянии ни выразить, ни даже понять»3.

Библиотека для чтения» Сенковского, рассчитанная в большой мере на провинциальное дворянство, городское мещанство и чиновничество, стремилась воспитывать в читателях благонамеренность. Критика женской эмансипации была основной темой в помещаемых в журнале беллетристических сочинениях: «Петербургская чухонная кухарка, или женщина на всех правах

2 Белинский В.Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М.( 1953. Т. 2. С. 566. Дальнейшие ссылки даются в тексте по этому изданию с указанием тома (римскими цифрами) и страницы (арабскими цифрами). Каменский П.П. «Вечера на Карповке» М. Жуковой // Литературные прибавления к Русскому Инвалиду. 1837. № 19. мужчины» (1834) Ф. Булгарина; «Утрехтское происшествие» (1834) А.Тимофеева; «Женщина-писательница» (1837) Н. Веревкина. Самой яркой из этих повестей было произведение Н. Веревкина, рано умершего от скоротечной чахотки. В ней автор дал комический образ «красноносой» беллетристки, уморившей, вследствие небрежного отношения к материнским обязанностям, собственного сына. Писатель посвятил третью главу своей повести открытой отповеди женщинам, занятым литературным трудом, этой, с точки зрения автора, губительной для семьи и общества прихотью, неизменно вовлекающей женщину в пучину порока.

В этой атмосфере негативного отношения к женщинам-писательницам появляется первый цикл повестей М.С. Жуковой «Вечера на Карповке», обративший на себя внимание критики. Автором хвалебной рецензии, опубликованной в газете «Литературные прибавления к Русскому Инвалиду», был П.П. Каменский, позднее возглавивший отдел художественной критики в «Отечественных записках» (1839). Текстовый анализ этой, на первый взгляд, доброжелательной рецензии является ярким примером предвзятой рецепции женского творчества.

К примеру, П.П. Каменский, анализируя сборник повестей Жуковой, с удивлением отмечает: «Между нашими писателями все чаще и чаще стали появляться теперь дамы. Это радует тем, что, стало быть, русская литература занимает и их, не одних нас»4. Последняя строка в цитате наиболее четко передает свойственное тому времени умонастроение, так как «мы» означало, естественно, «мужчину», а женщина и литература воспринимались практически как несовместимые понятия. Далее автор в своей рецензии пытается несколько защитить права женщины на творчество, называя Жукову «умной рассказчицей повестей», а не «семинаристом в желтой шали, не академиком в чепце» (в статье цитируется иронический пассаж из «Евгения Онегина»):

Не дай мне бог сойтись на бале, Иль при разъезде на крыльце, С семинаристом в желтой шали Иль с академиком в чепце (VI, 190)5.

4 Там же. С. 183.

5 Пушкин А.С. Поли. собр. сон. В 19 т. М., 1999. Ссылки в тексте даются по этому изданию с указанием тома (римскими цифрами) и страницы (арабскими цифрами).

По-видимому, мужчине-критику было очень сложно выйти из-под влияния навязанных с детства патриархатных ценностей. Он пытается как будто оправдать Жукову перед читателями и своими собратьями-литераторами: «Сочинение повести не уничтожает в писательнице женщину: рассказ без требований диплома на ученость, простой, легкий рассказ того, что видела, слышала она, - это вещь невинная, это, можно сказать, дамское дело». Этими словами рецензент отводит автору-женщине совершенно определенную нишу в литературе: возможность публикации сочинений, развивавших в своих текстах милые сердцу мужчин мифы и стереотипы женственности как второ-сортности, слабости, чувствительности, зависимости и т.п.

П.П. Каменский считает, что Жукова «не имеет в себе и тени тех отвратительных, неженских помыслов», которыми, по его мнению, отличалась недавно прочитанная им «повесть какой-то Зенеиды Р-ой»6' Здесь имеется в виду, по-видимому, первое произведение Е.А. Ган (1814-1842) «Идеал», в центре которого был гневный протест автора против униженного положения женщины в обществе: «Но какой злой гений так исказил предназначение женщин? Теперь она родится для того, чтобы нравиться, прельщать, увеселять досуги мужчин, рядиться, плясать, владычествовать в обществе, а на деле быть бумажным царьком, которому паяц кланяется в присутствии зрителей и которого он бросает в темный угол наедине. <.> Право, иногда кажется, будто мир божий создан для одних мужчин; им открыта вселенная со всеми таинствами, для них и слава, и искусства, и познания; для них свобода и все радости жизни. Женщину от колыбели сковывают цепями приличий, опутывают ужасным «что скажет свет» - и если ее надежды на семейное счастие не сбудутся, что останется ей вне себя? Ее бедное, ограниченное воспитание не позволяет ей даже посвятить себя важным занятиям, и она поневоле должна броситься в омут света или до могилы влачить бесцветное существование!» . Фактически Ган, прослывшая «первой русской феминисткой» поднимает вопрос о несвободе женщины в патриархатном мире и невозможности самостоятельно распоряжаться своей судьбой8. В повестях Жуковой под

6 Каменский П.П. «Венера на Карповке» М. Жуковой. С. 184.

7 Ган Е. Идеал // Русская романтическая повесть. М.,1980. С. 454-455.

8 Первая русская феминистка// Русское слово. 1914. № 8. 11 января. С. 3. Подпись: С. Ш. нимаются такие же проблемы, но решаются они внутри сюжетно-текстовой структуры другими средствами, что не было замечено критикой.

Цикл повестей Жуковой не обошла вниманием и «Северная пчела», в которой в качестве рецензента выступил сам Ф. Булгарин. Редактор газеты справедливо отметил, что «с некоторого времени дамы выступают у нас на литературном поприще с замечательным успехом» (им названы Ярцева, Ишимова, Теплова, Ростопчина), но Жукова «станет едва ли не выше своих соперниц, если будет продолжать труды так же успешно, как начала»9.

Критический обзор второй части «Вечеров на Карповке» появился в «Северной пчеле» через год в анонимной рецензии. Неизвестный автор дал высокую оценку циклу Жуковой: «Впрочем, и без нас читатели знают, что «Вечера на Карповке» - это собрание повестей, которые можно отнести к ряду лучших рассказов на русском языке». Критик очень точно подметил особенность женского творчества, способность передавать «сердечные мелочи» так, как это не сделает мужчина-писатель. Свое предпочтение он отдал первой части, где «больше сердца», пережитого опыта писательницы, перед второй, где автор, по его мнению, демонстрировал «большую художественную отделку»10.

Творчество Жуковой было доброжелательно встречено также и «Библиотеке для чтения», «Русском вестнике», «Сыне Отечества», «Маяке». В 1838 в «Библиотеке для чтения» была опубликована повесть Жуковой «Мои курские знакомцы», которая осталась практически не замеченной критикой (за исключением Белинского). Немногочисленные отзывы содержали критические замечания по поводу недостаточной разработки сюжета, нелогичного финала, схематичности действующих лиц. Но главное, был оставлен без внимания нравственно-философский манифест Жуковой, заявленный на страницах произведения.

В «Моих курских знакомцах» она вступает в открытую полемику с Н.Н. Веревкиным (активным сотрудником «Библиотеки для чтения»), автором упомянутой выше повести «Женщина-писательница». Веревкин настойчиво развивал идею интеллектуального неравенства полов. Писательница

9 [Ф. Булгарин] «Вечера на Карповке» М. Жуковой // Северная пчела. 1837. С. 370. Подпись: P.M.

10 «Вечера на Карповке» М. Жуковой // Северная пчела. 1838. С. 374. Подпись: Ц. иронически трактует его пассаж, в котором женщина «может сильно чувствовать, но сильно мыслить, сильно соображать дано только мужчине, и на это ему отпущено из казны матушки Природы четверть фунта мозгу больше»11. В повести она отражает собственное мнение о женской судьбе и предназначении и выступает с требованием дать женщине свободу самоопределения. «Дайте женщинам одинаковые нравственные права с вами, господа мужчины! Чтобы не было недоразумения, я объявляю, что мы не имеем притязаний ни на эполеты, ни на судейские кресла, ни-ни даже на авторские очки: позвольте нам только не ограничивать цели нашей единственно замужеством и его последствиями; позвольте верить, что можем быть не бесполезным растением, оставшись и без плода, что можно с честью и правом на ваше уважение посвятить жизнь отцу, матери, братьям, племянникам, племянницам, стремясь к усовершенствованию себя»12.

Мои курские знакомцы» были опубликованы в журнале «Библиотека для чтения» вместе с произведением П.В. Ефебовского (1810-1846) «Мамзель Катишь, или Ловля женихов». Так как в повести автора-мужчины повествователем и героем является «любезный кавалер и всеобщий жених» Адам Адамович Женихсберг, то есть нарратор репрезентирует свою точку зрения прежде всего как мужскую, а у Жуковой повествовательница подчеркнуто представляет себя как женщину-автора - то перед нами не просто два различных мнения, а своего рода столкновение дискурсов: традиционного, «патриархатного» (мужского) и женского, выражающего позицию другого, маргинального по отношению господствующего дискурса13.

По мысли Жуковой, ожесточенные и брюзгливые старые девы - это «фантом», созданный общественным мнением, видящим в них недосоздан-ных существ, неудачниц, которым не досталось места в узком, но узаконенном круге предназначения женщины. Пафос публицистических отступлений повествовательницы - борьба со стереотипными представлениями о женской роли и предназначении, стремление говорить о женщине не как об объекте

Веревкин Н. Женщина-писательница // Библиотека для чтения. 1837. Т. 23. Отд. 1. С. 33.

12 Жукова М.С. Мои курские знакомцы // Библиотека для чтения. 1838. Ч. 1. С. 81.

13 Савкина И. Провинциалки русской литературы (женская проза 30-40-х годов XIX века). Wilhelmhorst. С. 186. желаний или страхов, а как о личности, которая хочет иметь право выбора собственной жизни.

В период с 1840-го по 1844 гг. Жукова выпускает несколько произведений, посвященных философско-религиозным исканиям: «Черный демон» (1840), «Картезианский монастырь» (1842), «Миссионер» (1844). В целом религиозная тема проходит через все творчество писательницы, но именно эти произведения были созданы в то время, когда ее литературная слава находилась на самом пике. В то же время ее здоровье ухудшалось, и Жукова по совету докторов вынуждена была отправиться для лечения за границу, где она познакомилась с католицизмом. О повести «Черный демон» появился положительный отклик в самом, пожалуй, реакционном .русском журнале того времени - в «Маяке», где за псевдонимом «Синьор С.Б.» скрывался ведущий журналист, а позднее редактор «Маяка» С.А. Бурачек. Несколько доброжелательных строк о «Картезианском монастыре» было сказано JI.B. Брантом, сотрудником «Северной пчелы», а также автором многих критических статей о текущей литературе в «Библиотеке для чтения» и «Русском инвалиде».

Большой успех принесли М.С. Жуковой «Очерки Южной Франции и Ниццы», опубликованные в 1840-1842 гг., сразу же по возвращению из Европы. Отзывы на это произведение появились чуть ли не во всех солидных периодических изданиях того времени, причем нередко прямо противоположных позиций: как в «Отечественных записках», «Литературной газете», «Современнике» и близком ему по взглядам «Финском вестнике», так и в «Маяке», «Русском инвалиде», «Московитянине», «Библиотеке для чтения».

Интересные размышления о путевых заметках Жуковой содержатся в статье неизвестного критика (возможно, В.Н. Майкова) в «Финском вестнике». Автор справедливо замечает, что «два тома «Очерков» обязаны толщиною своею не беспрестанным описаниям трактиров, обедов, ужинов и припасов, не жалобам на желудок, но предметам более дельным и достойным всеобщего любопытства»14.

В этом критическом замечании явно просвечивает ирония по поводу многочисленных, хотя впрямую и не названных, путевых заметок писателей

14 «Очерки Южной Франции и Ниццы» М. Жуковой //Финский вестник. 1845. Т.1 Отд. 5. С. 56. и мужчин (к примеру, «Путевые записки по России» М. Жданова, 1843), которые большую часть своих впечатлений отводили описаниям гастрономических изысков. Так, автор в своих путевых заметках отмечал, что в гостинице Пожарского готовятся очень вкусные котлеты из курицы, в Померании угощают вафлями, а в Яжелбицах форелью15. Не отличалось оригинальностью и произведение П.И. Сумарокова «Прогулка за границу» (1821), в котором он описывая свои впечатления от Франции в основном сосредоточивался на обедах, вине и их стоимости16.

Жукову же, напротив, волновали вопросы общественного характера, она посещала приюты, монастыри, больницы для неизлечимо больных, и хотя социально-политическая тематика ею напрямую не поднималась, она обсуждала на страницах очерков многие злободневные вопросы своего времени.

Очень внимательно следил за творчеством Жуковой Белинский. Практически все произведения, вышедшие из-под пера писательницы в период с 1837 до середины 1840-х годов оказались в поле его зрения, а «Вечерам на Карповке» (1837), «Повестям Марии Жуковой» (1840) и «Очеркам южной Франции и Ниццы» (1840-1842) он посвятил отдельные обстоятельные рецензии. Рассматривая эти критические статьи, написанные в разное время, необходимо учитывать эволюцию мировоззрения критика.

На протяжении 1830-х годов отношение к женщине-автору у Белинского было традиционно патриархатным. Так, рассматривая одно из сочинений г-жи Монборн, Белинский задает публике риторический вопрос о женском творчестве, и сам дает на него пространный ответ. Он обозначает очень жесткие рамки предназначения женщины и ограничивает его только сферой семьи: «Предмет благоговейной страсти, нежная мать, преданная супруга - вот святой и великий подвиг ее жизни, вот святое и великое ее назначение!». «Уму женщины, - считал молодой Белинскийй в 1835, - известны только немногие стороны бытия, или, лучше сказать, ее чувству доступен только мир преданной любви и покорного страдания; всезнание в ней ужасно, отврати

15 Жданов М. Путевые записки по России в двадцати губерниях: Санкт-Петербургской, Новгородской, Тверской, Московской, Владимирской, Пензенской, Саратовской, Харьковской, Екатеринбургской, Полтавской, Киевской, Черниговской, Могилевской, Витебской, Псковской, Ярославской, Костромской, Нижегородской и Симбирской. СПб., 1843. С. 26.

16 Кафанова О.Б. Сумароков Павел Иванович II Словарь русских писателей Х1И в. (в печати). тельно, а для поэта должен быть открыт весь беспредельный мир мысли и чувства, страстей и дел <.>. Нет, никогда женщина-автор не может ни любить, не быть женой и матерью, ибо самолюбие не в ладу с любовью» (I, 225226).

В это время критический метод Белинского был еще во многом романтическим и идеалистическим: литературные явления рассматривались им не столько в их реальной ценности для своего времени, сколько с философско-эстетических позиций гегельянства. Именно в это время он рецензирует в «Московском наблюдателе» (1838) первое произведение Жуковой. К концу 1830-х годов его взгляд на творчество женщин-писательниц несколько изменился, и он пишет в своем критическом обзоре: «Мы прочли "Вечера на Кар-повке" с живейшим удовольствием, с живейшим наслаждением. И они -произведение женщины; но дай бог, чтобы у нас было побольше мужчин, которые бы так хорошо писали.<.> В умственной деятельности нет ни званий, ни полов; есть сила, а сила эта талант» (II, 574). Более того, в заключение он желает автору, «чтобы вторая часть "Вечеров на Карповке" не была последнею: это было бы истинною потерею для нашей литературы» (II, 575).

При анализе текстов писательницы Белинский обнаруживает в каждой из повестей Жуковой «чистое сердце и возвышенную душу» автора, который владеет искусством рассказа и полнотой «живого, горячего, женского чувства» (IV, 113). По мнению критика, творчеством женщины руководят именно чувства, эмоции, сердце, то есть ее интравертированное, иррациональное начало. Он согласен с теми критиками, которые считают, что Жукова прекрасно изображает женщин: «Это правда - ее женщины и умнее, и любящее ее мужчин». Но в то же время Белинский утверждает, что ни одна из женщин-писательниц не способна написать «таких истинно женских характеров», созданных мужчинами, как Дездемона, Юлия, Офелия, Лаура, донна Анна (IV, 115).

Последнее произведение из сборника «Повести Марьи Жуковой» (1840) - «Мои курские знакомцы» - не понравилось Белинскому. И хотя основную ее мысль он считал прекрасной: доказать, что для женщины и вне брака есть высокая жизнь - «в жизни для других, для отца, матери, братьев, сестер», но финал повести, по его мнению, говорил об обратном, о том что «сфера женщины все-таки в семейственности». По-видимому, критик не только не придал значения манифестации Жуковой о женской судьбе, назвав его «резонерством», но и посчитал неудачным финал повести (в котором главная героиня, не найдя счастья с любимым человеком, посвящает свою жизнь близким, оставаясь «старой девой»). «Так, но есть же ведь разница, - пишет Белинский, -отказаться от себя для милого сердцу человека, словом, для мужа, или посвятить себя, всю жизнь свою отцу, матери или другому родственнику?». И далее: «Так точно нельзя сказать: все равно для женщины, что выйти замуж, что навек остаться девушкою <.>. Все, не выполнившее своего назначения, кажется чем-то странным» (IV, 117).

Но уже в середине 1841, пережив увлечение философией Гегеля и увидев всю «неразумность» окружающей его действительности, пересматривает свое отношение к миру и людям. Например, предубеждение против Жорж Санд (в 1830-е гг.) сменяется у него другой крайностью - созданием культа французской писательницы.

Белинский точно уловил новаторство Жорж Санд - осмысление писательницей любви в качестве важнейшего социокультурного понятия. Любовь, основанная на уважении прав каждой личности, могла осуществляться только в случае положительного разрешения женского вопроса, обсуждению которого он отвел значительное место в своем обзоре «Русская литература в 1841 году». Угнетенное положение женщины в семье и обществе критик начал считать проявлением «полуварварского, немного восточного» устройства жизни (V, 536). Сам он пришел к убеждению, что «женщина имеет равные права и равное участие с мужчиной в дарах высшей духовной жизни» (V, 536).

В период увлечения идеями жоржсандизма Белинский публикует в «Отечественных записках» критическую статью «Сочинения Зенеиды Р-вой» (1843), в которой осмысляет не только творчество Е. Ган, рано ушедшей из жизни, но и анализирует вклад в литературный процесс ее предшественниц и современниц, а также дает собственное обоснование природы женской и мужской любви. Критик совершенно справедливо подчеркивает трудности профессионального самоопределения женщины-писательницы в России, где «едва ли кто упустит случай, говоря о пишущей женщине, посмеяться над ограниченностью женского ума, более будто бы приноровленного для кухни, детской, шитья и вязанья, чем для мысли и творчества» (VII, 648).

Последняя отдельная рецензия Белинского на творчество Жуковой появилась в «Отечественных записках» в 1844 и была посвящена «Очеркам Южной Франции и Пиццы» (1840-42). Он дал высокую оценку этому произведению и сравнил его с «Письмами русского путешественника» Карамзина: «Та же легкость, та же занимательность, тот же приятный слог, тот же взгляд на предметы, то же преобладание теплого чувства над холодным умом» (VIII, 422). Последующие произведения Жуковой до 1848 (смерти Белинского), упоминались им в ежегодных литературных обзорах в перечне «лучших оригинальных повестей» (VIII, 95) - роман «Две сестры» (1843), повести «Дача на Петергофской дороге» (1845) и «Эпизод из жизни деревенской дамы» (1847).

Серьезная продолжительная болезнь легких рано оборвала жизнь писательницы. 14 апреля 1855 года в возрасте 50-ти лет Жукова скончалась в Саратове. Некрологи на ее смерть появились как в местных «Саратовских губернских ведомостях», так и в Петербурге: в «Отечественных записках», «Санкт-Петербургских ведомостях», «Северной пчеле». Автор некролога в «Отечественных записках» включил Жукову в «число даровитейших наших писательниц». «Лицо ее, не отличавшееся красотою и смолоду, внушало невольное почтение к этой женщине; голос ее увлекал искренностью, звучавшей в нем; беседа, всегда оживленная умом, интересом, обличала в ней знание жизни и обширные сведения в науках, которыми она занималась с удивительной скромностью»17.

Имя Жуковой не было забыто. Спустя десятилетие информация о писательнице и ее творчестве появилась во всех популярных и крупнейших энциклопедических изданиях эпохи: в Настольном словаре Ф. Толля (1864); Русском энциклопедическом словаре Н.И. Березина (1877); Справочном словаре о русских писателях и ученых Г. Геннади (1880); Библиографическом

17 Некролог// Отечественные записки. 1855. Т. 100. Отд. V. С. 57. [без подписи]. словаре писательниц Н.И.Голицына (1885); Энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза, И.А. Ефрона (1894).

Хотя первые словарные статьи грешили неточностями в названиях и неполным перечнем произведений, написанных Жуковой (к примеру, словарь Ф. Толля), последующие содержали уже точную информацию о месте издания ее произведений, а также о круге интересов и увлечений писательницы -ботанике, живописи (словарь И.Н. Березина). В словаре Г. Геннади помимо краткой биографической информации и перечисления произведений Жуковой содержалось уже несколько ссылок на отдельные рецензии. Наиболее полная информация о повестях и романах (интересные подробности из жизни и фактически весь перечень рецензий и критических отзывов о творчестве писательницы) была представлена в специализированном словаре Н.И. Голицына. Несомненным фактом признания писательницы является включение статьи о ней в авторитетнейший энциклопедический словарь того времени Ф.А. Брокгауза, И.А. Ефрона.

В 1913 году в журнале «Голос минувшего» появилась солидная статья

IЯ

М.С. Коноплевой , в которой был сделан первый опыт анализа и обобщения материалов биографии и творчества Жуковой. Это также и первая попытка женщины-критика исследовать творчество женщины-писательницы. Именно «женское зрение» смогло увидеть те штрихи и нюансы в произведениях Жуковой, которые остались практически незамеченными рецензентами-мужчинами. Анализируя весь прошлый критический материал, опубликованный в периодической печати XIX в., она цитирует наиболее интересные мысли, обращая внимание на личность писательницы, на то, как на ее нравственном развитии отразились тяжелые жизненные обстоятельства: неудавшаяся семейная жизнь, развод, разлука с сыном из-за болезни, неустойчивое финансовое положение. Именно в этом биографическом обзоре впервые исследуются истоки философско-религиозных взглядов писательницы, ее отношение к природе, миру и людям вообще. Завершает очерк М.С. Коноплевой описа

18 Информация о М.С. Коноплевой в энциклопедических словарях отсутствует. Однако, характер последующих изданных книг (Коноплева M.C., Нотгафт А.С. Каталог посмертной выставки произведений Б.М. Кустодиева 1878-1922. Л., Русский Музей. 1928. 68 е.; Коноплева М.С. Театральный живописец Дзузеппе Валериани. Материалы к биографии и истории творчества. Л., 1948. 55 с.) позволяет предположить, что сфера ее интересов лежала в области искусствоведения. ние портрета Жуковой, ее глаз как зеркала души: «Большие, умные и грустные, эти глаза одни влекут к себе и будят желание заглянуть пристальней в душу, так тепло светящуюся в них»19.

Безусловный интерес представляет монография академика А.И.Белецкого «Русские писательницы 1830-1860 гг.», написанная в 1919 году и оставшаяся неопубликованной20. Свою работу он начинает с обзора критических статей, посвященных творчеству Жуковой, и приходит к выводу, что большинство из них содержат хвалебные отзывы. Пожалуй, единственным исключением, по замечанию литературоведа, является высказывание П.А. Плетнева, выраженное им в переписке с ближайшим другом и помощником Я.К. Гротом. Плетнев, считая Жукову просто модной писательницей, в 1843 году прочитал роман «Две сестры», опубликованный в «Отечественных записках». «Я хочу, - напишет он Гроту, - хоть одну ее повесть узнать, чтобы вправе быть произнести о ней для себя решительное суждение. До сих пор она мне кажется дюжинной писательницей. Все заключается у ней в самом незавлекательном рассказе да описаниях, у каждого новеллиста встречающихся». Роман «Две сестры» его не переубедил: «Ничего нет особенно замечательного. Отсутствие натуры и, следовательно, художнической истины»21.

Современники были иного мнения. Уже первое произведение Жуковой получило отклик во всех крупнейших и популярнейших периодических изданиях. Белецкий был согласен с несомненным фактом признания творчества Жуковой в современной ей критике. В общем, его характеристика творчества Жуковой совпадает в главных чертах с теми отзывами, которые можно найти у Полевого, в журналах Сенковского, Булгарина, Греча и других. Тем не менее, как справедливо замечает ученый, «подтверждая факт несомненной значительности Жуковой <.> в глазах современных ей читателей, критика не выясняет нам ни ее писательского облика во всей ее полноте, ни заключенно Коноппева М.С Мария Семеновна Жукова И Голос минувшего. 1913. № 7. С. 38.

20 Белецкий А.И. Эпизод из истории русского романтизма. Русские писательницы 1830-1860 гг. Харьков. 1919. (Рукописный отдел ИР ЛИ. Р. 1. Оп. 2. № 44 а). С. 240-290.

21 Переписка Грота Я.К. с Плетневым П.А. СПб., 1896 Т. 1. С. 121, 124. го в нем своеобразия, которое позволило бы уразуметь ее место среди современных ей писательниц и писателей»22.

Анализируя повесть Жуковой «Мои курские знакомцы», Белецкий идейный манифест писательницы о правах женщины снисходительно назвал «полусерьезным». Вместе с тем именно Белецкий одним из первых отметил своеобразие особого повествовательного стиля Жуковой, ее тонкий гоголевский юмор с «улыбкой сквозь слезы», который достигался «не гиперболическим сравнениями и резкими антитезами, а безобидной игрой слов, фигурой умолчания, выражением якобы наивного восхищения»23. Авторитетный ученый отметил и созданные Жуковой многочисленные образы «добрых немцев», учителей музыки: (Гутенгерца, Карла Адамыча, Филиппа Антоныча), предшествующие образу музыканта Лемма в «Дворянском гнезде» И.С. Тургенева.

В своем анализе творчества Жуковой Белецкий настоятельно проводит мысль о принадлежности писательницы к романтической школе. Он рассматривал ее творчество в потоке романтических произведений того времени: повестей А.С. Тимофеева, Н.А. Полевого, трагедий Н.В. Кукольника и т.д. В то же время, отмечая все возрастающую роль реализма в ее поздних повестях, когда «лиризм стягивается в авторские отступления, а романтические сюжеты заменяются историями, навеянными мыслью о самых простых обыденных человеческих отношениях», он считал, что «творчество Жуковой отдало известную дань и сентиментализму, и романтизму, и натуральной школе»24.

В 1927 г. вышел сборник «Русский романтизм» (под ред. А.И. Белецкого), в котором творчество Жуковой рассматривалось в двух статьях. М.О. Габель («'Три встречи" Тургенева и русская повесть 30-40 гг.») проводил анализ с позиций формальной школы. Подобная литературоведческая установка приводила к несколько одностороннему исследованию прозы Жуковой, в частности, в связи с «перекличкой» тем и сюжетов. Причем художественные открытия писательницы конца 1830-х гг. («Вечера на

22 Белецкий А.И. Эпизод из истории русского романтизма. С. 244

Там же. С. 271.

24 Там же. С. 289.

Карповке», 1837) рассматривались и оценивались лишь в связи с повторением похожих литературных приемов у Тургенева в 1850-х гг. («Записки охотника», 1852). В статье М.Г. Давидович «Женский портрет у русских романтиков первой половины XIX века» акцент сделан на традиционных для романтической школы литературных моделях «роковой женщины» и «женщины-ангела» в творчестве Жуковой.

В 1964 г. вышла небольшая статья М.И. Межевой «М.С.Жукова» в сборнике «Русские писатели в Саратовском Поволжье», а в 1973 г. - интересный анализ ее повестей был проведен Р.В. Иезуитовой в академическом издании «Русская повесть XIX века»25. В цикле Жуковой «Вечера на Карповке» Иезуитова выделяет особую роль предисловия, в котором писательница отстаивает свое право на новые (как ей представляется) формы литературного творчества. Его источником становятся разные любопытные происшествия, о которых любят рассказывать их очевидцы. Художественные несовершенства такого рода повествований Жукова считает понятным и извинительным. Всякое новое не может сразу появиться в художественно совершенном виде. Именно так обосновывает свою эстетическую позицию М. Жукова: «Если всякий захочет, чтоб первое сочинение его было образцовым, то писателей будет немного. Ломоносов начал, подражая Тредьяковскому, Богданович - мадригалом и поэмою "Сугубое блаженство", теперь забытою; творец российской истории - "Бедною Лизою". Нельзя надеяться первым опытом поставить имя свое наряду с именами знаменитых талантов. Пусть пишут, л/ труд пролагает дорогу к цели» . По мнению Р.В. Иезуитовой, здесь выражено совершенно новое, не свойственное ранее романтизму, понимание особенностей художественного творчества и задач литературы. М. Жукова, оставляя в стороне высшее назначение искусства, говорит о возможности творчества на основе личного наблюдения в узкой сфере, связанной с жизнью автора.

В 1980-е гг. появляется целая серия публикаций, посвященных изучению личности и творчеству писательницы, среди них: статья П.В. Еремеева

25 Русская повесть XIX века. J1., 1973. С. 90-92.

26 Жукова M.C. Вечера на Карповке. С. 9.

Мария Семеновна Жукова» (1981), опубликованная в периодическом издании «Записки краеведов» и содержащая интересные факты из ее жизни, а также небольшой очерк В. Васюковой «О Марии Семеновне Жуковой», появившийся в журнале «Волга» (1986). В 1980 г. была переиздана повесть Жуковой «Барон Рейхман», в сборнике «Русская романтическая повесть», в 1986 г. отдельным изданием вышли «Вечера на Карповке» (со вступительной статьей Р.В. Иезуитовой) и «Дача на Петергофской дороге», вошедшая в одноименный сборник (со вступительной статьей В. Ученовой), а также повесть «Наденька» в сборнике «Сердца чуткого прозреньем: повести и рассказы русских писательниц XIX в.» (1991). Много интересных фактов, ценных биографических сведений приводятся и словарной статье В.А. Мильчиной «М.С. Жукова» в биографическом словаре «Русские писатели 1800-1917 гг.» (1992).

Тендерный подход к оценке творчества Жуковой

Совершенно новый этап исследования творчества М. Жуковой начинается в 1990-е гг. с серии публикаций, появления отдельных диссертаций (X. Эплин)27 в которых ее сочинения анализируются с тендерных позиций. Тендерный метод исследования позволяет во многом по-новому взглянуть на творчество этой писательницы в литературном процессе XIX века, выявить связь ее тем и образов с современной «женской» литературой, показать своеобразие и самобытность прозы Жуковой. Кроме этого, тендерный подход позволяет увидеть особенное, «женское» в самих художественных текстах Жуковой, а также переосмыслить критическую рецепцию ее творчества в XIX -начале XX вв. С позиций тендерного литературоведения ее произведения по-новому «прочитывались» как отечественными, так и зарубежными литературоведами: Б. Энджел, X. Эплин, К. Келли, Д. Эндрю, X. Хугенбум, И. Савкиной.

Изучение литературы в тендерной перспективе начинается за рубежом (в США - в 1960-е гг., в Европе - в 1970-е гг.). Возникновение тендерных исследований как особой научной области было спровоцировано новым жен

27 Aplin Н.А. M.S. Zhukova and Е.А. Gan: Woman Writers and Female Protagonists 1837-1843. PhD dissertation. University of East Anglia. 1988. P. 81-98. ским движением конца 1960-х, когда и в литературоведении исследователи занялись пересмотром литературных канонов, а также изучением творчества писательниц, которых не замечало академическое литературоведение.

Развитие современной феминистской литературной критики происходит на грани нескольких критических направлений: структурализма, пострукту-рализма, психоанализа и постмодернизма. Ее задачей становится теоретическое обоснование специфики «женского» сознания и «женского» языка, «женского» письма и литературы, создание альтернативной («женской») картины мира. Американская исследовательница Э. Шоуолтер в статье «К вопросу о феминистской поэтике» (1985) обосновывает два основных метода анализа «женской» литературы:

1. «Фемининная критика», в которой женское сводится к патриархатным сексуальным кодам и тендерным стереотипам мужской литературной истории, эксплуатирующей и манипулирующей традиционными стереотипами «женского».

2. «Гинокритика», строящая новые типы женского дискурса, независимо от мужского, и отказывающаяся от простой адаптации муж-ских/патриархатных литературных теорий и моделей. Женщина в этом типе дискурса является автором текста и производительницей текстуальных значений, выражая новые модели литературного дискурса, которые базируются на собственно женском опыте и переживании28.

Важными теоретическими работами первого направления (1970-1980 гг.) являются англо-американские исследования М. Эллманн «Thinking about women» («Думать о женщинах», 1968); Э. Шоуолтер «А literature of Their Own. The British Women Novelists from Bronte to Lissing» («Их собственная литература: британские женщины-писательницы от Бронте до Лессинг», 1977); С. Гилберт и С. Губар «The Madwoman in the Attic. The Women Writer and the Nineteenth - Centure Imagination» («Безумная на чердаке: женщина-писательница и литературное воображаемое в XIX веке», 1979) и др.29.

28 Showalter Е. Towards a Feminist Poetics // Showalter Е. The New Femininist Criticism. Essays on Women, Literature and Theory. New York - London. 1985.

29 Ellmann M. Thinking about women. New York. 1968; Showalter E. A literature of Their Own. The British Women Novelists from Bronte to Lissing. Princeton. 1977; Gilbert S.M., Gubar S. The Madwoman in the Attic. The Women Writer and the Nineteenth - Centure Imagination. New Haven - London. 1979.

Ко второму периоду (1980 - конец 1990-х гг.) относятся работы французских теоретиков Ю. Кристевой, J1. Иригаре, Э. Сиксу, а также книга под редакцией Н.Миллер «Поэтика тендера» (1986). Французская феминистская критика, тесно связанная с идеями поструктурализма и деконструктивизма, говорит о «женском» в тексте как об «эффекте письма»30. По мнению Э. Сиксу, текст мужчины наполнен законченными формулировками и понятиями, создание текста женщиной - это продление ситуации незавершенности и бесконечности в тексте. Разрабатывая стратегии женского языка, Сиксу и Иригаре не останавливаются на уровне употребления слов, а анализируют более глубокий уровень грамматики, ведь «женский» язык склонен нарушать общепринятый синтаксис. «Женское» подавленное бессознательное, «язык тела» создает свои значения в художественном тексте (например, через метафоры умолчания, синтаксические сломы и т.п.)31.

Особое место в тендерной методологии занимает постановка проблемы «женского» чтения и «женского» читателя. Женское «прочтение» текстов основывается на психологическом и социальном женском опыте и восприятии, на своеобразии женского переживания эстетического опыта. Такое чтение перемещает внимание исследователя с центра на периферийное поле фактов и смыслов. «Читать как женщина» - это значит освобождать новые значения текста с точки зрения «женского» опыта, а также выбирать, какие характеристики текста являются наиболее значимыми для женщины-читательницы . «Женское» чтение всегда менее абстрактно, чем мужское: женщины всегда вычитывают в тексте свой собственный реальный жизненный эксперимент. «Женская» рецепция текста активизирует процесс идентификации, ведь женщинами в чтении уделяется особое внимание женским образам и женским ситуациям, которые мужчинами дешифруются как второстепенные и незначимые.

Для обозначения «женского» чтения в феминистской критике используются различные определения: «этика чтения» А. Жардин; «фривольное чте

30 Савкина И. Кто и как пишет историю русской женской литературы // Новое литературное обозрение. № 24 (1997). С. 365.

31 Жеребкина И. «Прочти мое желание.». Постмодернизм, психоанализ, феминизм. М., 2000. С. 155.

32 Fetterley J. The Resisting Reader: A feminist Approach to American Fiction. Bloomington, 1978. ние» Элизабет Берг; чтение как «транспозиция» Кэтрин Стимпсон; чтение как «гендерная маркировка» Моник Виттинг; «сверхчтение» Нэнси Миллер

• как «чтение между строк», «дешифровка молчания», «заполнение брешей репрессированной эспрессии»; «восстанавливающее чтение» Губар и Гилберт (то есть обнаружение второстепенных женских авторов, репрезентация анонимного женского опыта и перживания); «экстатическое чтение» Джудит Феттерлей. Однако в любом случае «женское» чтение, как сформулировано в известном тезисе Н. Миллер, не должно быть «поэтикой беспристрастия» при восприятии «женских» ценностей бытия в литературной традиции и культуре33.

Рассмотрение тендерных аспектов литературного творчества женщинписательниц XIX века заслуживает внимания в связи с проблемой своеобразия и новаторства женской прозы, вопроса о том, было ли художественное творчество писательниц в русской литературе первой половины XIX века вторичным, ученически копирующем мужские образцы или содержало какие-то новации. Для этого представляется необходимым изучить женские тексты в общелитературном контексте эпохи, принимая во внимание не только вошедшие в канон произведения «великих авторов», но и прежде всего текущую журнальную прозу, внутри которой реально существовали авторы-женщины. Изучение самих «женских» текстов невозможно без анализа их рецепции, как в критике XIX века, так и современном литературоведении.

Интерпретируя литературное произведение, рецензент нередко субъективен: он по-своему расставляет акценты в исследуемом тексте, отбирая при этом из произведения нужный ему материал. Поэтому в любой критической статье нет бесспорных истин, она требует диалога с другими позициями. В связи с этим особый исследовательский интерес вызывает переосмысление критического наследия середины XIX века в ракурсе современных тендерных исследований. Так, при тендерном прочтении первых хвалебных рецензий, посвященных творчеству М. Жуковой, во-многом раскрывается российская атмосфера 1830-х годов, когда женщина воспринималась в патриархатном обществе в первую очередь как жена и мать, а «женское» творчество рас

33 Цит. по: Жеребкина И. «Прочти мое желание.». С. 150. сматривалось литературными критиками скорее не как авторство, писательство, а как форма образования женщины, одно из украшающих ее «умений и навыков», или как милый сердцу дамы каприз.

При анализе критических материалов возникает картина предвзятого и настороженного отношения рецензентов к «женскому» творчеству. Во-первых, обнаруживается плохо скрываемое отрицательное отношение критики (представленной, в основном, мужчинами) к пишущим женщинам. Во-вторых, выявляется явное сомнение в умственном уровне автора-женщины, не способной создать произведение, достойное пера автора-мужчины. Профессионализм писательницы оценивается и объясняется, исходя из характеристик женской эмоциональности, способной, по мнению критиков-мужчин, наиболее верно передавать только «жизнь сердца».

Проза Марии Жуковой не могла остаться без внимания зарубежных литературоведов, так как она, по мнению американского исследователя Д. Эндрю, являлась одной из двух главных женщин-писательниц своей эпохи (наряду с Е. Ган), которая не только предложила «первые, как бы пробные толкования "женского вопроса", но и своим творчеством проложила дорогу к «великой традиции реалистической повести в середине столетия». В свой работе «Narrative and Desire in Russian Literature 1822-1849»34 («Хроника желаний в русской литературе 1822-1849 гг.») он включает «женские» тексты в контекст развития традиционно мужской русской литературы: произведений А. Пушкина, В. Одоевского, А. Герцена, раннего Ф. Достоевского. Однако Эндрю идейно противопоставляет М. Жукову и Е. Ган, безосновательно, на наш взгляд, утверждая, что первая идет по пути компромисса с патриархат-ной властью, а вторая пытается искать свой путь актуализации «женского вопроса».

Исследуя творчество Жуковой, Эндрю выделяет несколько важных для него аспектов и обсуждает каждый текст, последовательно переходя от одного аспекта к другому в следующем порядке: «окружающая обстановка», «сюжет», «отношения персонажей» (мужские/мужские; мужские/женские; женские/женские).

34 Andrew J. Narrative and Desire in Russian Literature 1822-1849 // The Feminine and the Masculine. London. 1993. P. 140.

Д. Эндрю перевел на английский некоторые из повестей М.С. Жуковой («Барон Рейхман», «Медальон», «Самопожертвование») и включил их в • сборник «Short Fiction by Russian Women Writers, 1835—1860»35 («Беллетристика в русской литературе 1835-1860»), а также написал словарную статью о творчестве М.С. Жуковой в академическом издании «Russian Literature»36 («Русская литература»). Несмотря на большую проведенную работу американского исследователя, вызывают сомнения его выводы о том, что Жукова, являясь более совершенным художником, была менее радикальной, чем Ган. Обозначив реалистические тенденции в своем творчестве, она, по мнению мужчины-исследователя, представила более «консервативные ответы на во-^ просы пола». Обратив внимание на внешнюю сюжетную конструкцию прозы

Жуковой, Эндрю высказывает также несколько голословное утверждение о том, что писательница, обозначив в центре своих повестей судьбы женщин, окончание своих сюжетов решает в пользу мужчин. При этом он не замечает важную роль внутритекстовых внесюжетных отступлений, связанных с позицией автора.

В творчестве Жуковой исследователь не видит прямого протеста ее героинь против власти мужчин в патриархатном мире, забывая об активной полемике писательницы в «Моих курских знакомцах» и об авторских инновациях в поэтике сюжета. Напротив, он пишет о том, что беллетристка восприняла «мужской» взгляд на женщину. Как исключение, Д. Эндрю отмечает Ф редкие попытки протеста Жуковой против патриархатных идеалов в сюжетостроении и характерологии. Например, вызов культурной традиции исследователь усматривает в повести «Медальон» (1837), где писательница «вводит в центр повествования дурнушку» (в «мужской» литературе только привлекательные женщины были интересны для повествования). В этой героине он видит новаторство женщины-автора, на десять лет опередившей Ш. Бронте с ее романом «Джен Эйр», в центре сюжета которого изображалась судьба некрасивой, обездоленной девушки, которая и выступала рассказчицей. В обобщающих выводах американского исследователя в целом звучит мысль о

35 Short Fiction by Russian Women Writers, 1835-1860. Oxford, 1996.

36 Andrew J. Mariia Semenovna Zhukova 1804-1855 // Russian Literature. Chicago, 1998. P. 916-917. том, что хотя многие произведения Жуковой 1840-х годов глубоко антиро-мантичны, в них, тем не менее, звучит тон примирения, неспособности изменить существующий порядок вещей в патриархатном обществе.

Совсем другой подход представлен в монографии К. Келли «А History of Russian Women's Writing 1820—1992»37 («История русской литературы 18201992»), в которой творчеству Жуковой посвящена отдельная глава, представляющая оппозицию феминистской и традиционной критики. Автор в своей книге настоятельно подчеркивает, что стремилась учитывать специфику культурной ситуации в России и своеобразный консерватизм национальной традиции. Особо исследовательница выделяет национально-культурные мифы, среди которых, во-первых, постоянно воспроизводимое (и поддерживаемое ссылкой на «вечные авторитеты» литературных иерархов) мнение о вто-росортности женского творчества. Второй - еще более устойчивый идеолого-культурный русский миф о неизменном, сущностном различии «мужского» и «женского», об изначально разном их предназначении.

Келли критикует традиционное литературоведение, которое по отношению к авторам-женщинам соединяет тотальное невнимание с предвзятыми обобщениями. Главную задачу она видит в изучении того, как опыт женщин преломляется в литературе; исследуя текст и контекст, она стремится подчеркнуть двойственное положение женских текстов, выявить «спор» или «борьбу» дискурсов. Такой подход определяет выбор материала. С одной стороны, Келли особенно интересуют тексты, репрезентирующие женскую писательскую идентичность и радикальные в тендерном смысле, то есть идущие вразрез с господствующим дискурсом русской литературы, ассоциирующим женщину с интеллектуальной пассивностью. Но одновременно она не обходит своим вниманием и те книги, которые «конформистски» принимали исторически существующие нормы и конвенции. Особенно интересны для исследовательницы тексты третьей группы - своего рода «пограничные» - те, которые диалектически относились к своей культуре, отражали нормы времени, приспосабливаясь и преображая их одновременно. К последней группе она как раз и относит произведения Марии Жуковой.

37 Kelly С. A History of Russian Women's Writing 1820-1992. Oxford: Clarendon Press. 1994.

Анализируя творчество русской писательницы, К. Келли подчеркивает, что хотя она и не была первой женщиной-прозаиком в России, она создала • очень «значительное количество произведений на русском языке» и «получила признание и почести в своей собственной стране»38. При этом она отмечает, что на первый беглый взгляд ее произведения имеют несколько успокаивающий, увещевательный тон и представляются консервативными как в эстетическом, так и в политическом смысле. Только при более близком, скрупулезном рассмотрении ее текстов становится очевидной явная вынужденность такой манеры письма. Например, Жукова прекрасно знала, что «эмоциональность» письма была важным критерием суждения о литератур-Ф ном творчестве (особенно женщин-писательниц), поэтому сознательно выбирала определенные эмоционально-окрашенные литературные штампы, вводящие в заблуждение рецензентов. Такое использование «кодированного» текста, считает английская исследовательница, свидетельствует о ее высоком профессионализме.

Келли отмечает особую роль образов девушек-воспитанниц в прозе Жуковой. Хотя фигура воспитанницы не являлась новаторской в русской литературе, она не находится на «периферии» сюжета, как это было ранее (у А.С. Пушкина), а является центральной. Причем очевидна и эволюция. Если в ранней повести «Медальон» (1837) Мария - это «образ молчаливого страдания», то в более позднем произведении «Самопожертвование» (1840) Лиза ф - центральный женский характер: «Нежная и способная к самопожертвованию, героиня выбирает позицию активного самоопределения» (открывая собственную школу), «предпочтя одинокое существование предложению финансовой поддержки»39.

Жукова также остро критикует тех героинь, которые пытаются «мимикрировать» в патриархатном обществе. Это, главным образом, касается ее антигероинь, богатых и бездушных красавиц, желающих сделать выгодную партию. К. Келли проводит также интересный анализ повести Жуковой «Барон Рейхман» (1837). Подтверждая новаторство и значимость этого сюжета

38 Kelly С. A History of Russian Women's Writing 1820-1992. Oxford: Clarendon Press. 1994. P. 80.

39 Там же. P. 84. для русской литературы, исследовательница называет его «оригинальным, ценным произведением» не только из-за его сюжетной линии, но главным образом из-за выводов, которые демонстрируют власть доминирующих моделей патриархатного поведения40.

Заметнее всего, по мнению Келли, профессионально-литературный уровень Жуковой проявляется в «Вечерах на Карповке». В свой цикл писательница умышленно вводит группу рассказчиков, совершенно «неподходящих» для сообщаемых ими историй. Так, «холостяк читает лекцию о браке; мужчина, счастливый в любви, рассказывает трагическую любовную историю, благополучная пожилая вдова вносит свой "вклад" рассказом об испытаниях, выпавших на долю обманутой жены». Кроме такой очевидной авторской иронии особая роль принадлежит определенной группировке повестей в организации всего цикла. Изображая «коллекцию женщин» из разных исторических эпох и сословий, Жукова говорит об общих проблемах, стоящих перед ними.

Разворачивая дискуссию на эту тему в гостиной Натальи Дмитриевны, хозяйки вечеров на Карповке (которая по своему мироощущению во многом пересекается с автором-женщиной), Жукова от лица старушки с большим пессимизмом говорит о том, что решение этих вопросов возможно только в литературной жизни. И все же «карьера Жуковой, - по мнению Келли, - стала поворотным пунктом в истории российских женщин-писательниц»41.

В 1994 г. в Лондоне на английском языке был издан «Dictionary of Russian women writers»42 («Словарь русских писательниц») под редакцией М. Ледковской, Ш. Розенталь, М. Зирин, где творчеству М. Жуковой была посвящена отдельная статья, написанная X. Эплин. В ней приводится много неизвестных ранее биографических подробностей из жизни писательницы и делаются некоторые интересные замечания относительно ее творчества. Анализ произведений Жуковой, совпадая в общих чертах с приведенными выше критическими наблюдениями, дополнен важными деталями. По мнению X. Эплин, эволюция художественной прозы писательницы конца 1840-1Я50-Х гг протттпя мимо современных ей критиков, так как ее последние про

40 Там же. Р. 86.

41 Там же. Р. 91. п Aplin Н. Zhukova M.S. II Dictionary of Russian women writers. London. 1994.

850-х гг. прошла мимо современных ей критиков, так как ее последние произведения появлялись только в периодике. Современники-рецензенты не заметили в поздних сочинениях писательницы наличия в них штрихов легкого гоголевского юмора и исчезновение излишнего романтизма в сюжете. В заключение X. Эплин справедливо замечает, что творчество Жуковой, незаслуженно забытое более чем на сто лет, вполне достойно того, чтобы интерес к нему вновь возродился.

В 1998 г. вышла статья голландской исследовательницы X. Хугенбум . «The Sosiety Tale as Pastishe: Maria Zhukova's Heroines move to the country»43 («Стилизация светской повести: героини М. Жуковой переезжают в деревню»), которая дополняет исследование творчества писательницы интересными размышлениями о структуре ее повестей, в частности цикла «Вечеров на Карповке». По мысли X. Хугенбум, через использование двойных финалов Жукова намечает перспективу дальнейшего повествования и обращает внимание читателя на особую роль автора.

С середины 1990-х гг. творчество Марии Жуковой привлекло внимание и российских исследователей. И.Л. Савкина, работающая в университете г. Тампере (Финляндия), выпустила ряд статей, посвященных тендерному анализу повестей Жуковой44, позднее объединенных ею в монографии «Провинциалки русской литературы (женская проза 30-40-х гг. XIX века)»45.

Исследовательница очень внимательно работает с текстами Жуковой и проводит так называемый «глубинный» тендерный анализ ее повестей, раскрывая за традиционными схемами и трафаретными описаниями, всплывающими на поверхность при беглом прочтении, кое-где зашифрованные, а где-то и просто не замеченные предшествующей критикой новаторские черты. Она обращает внимание на трансформацию традиционной «провинциальной» и «светской» повести в творчестве писательницы, на выведение автором в центр повествования «маргинальных» героинь, таких как дурнушка,

43 Hoogenboom Н. The Sosiety Tale as Pastishe: Maria Zhukova's Heroines move to the country//The society tale in Russian Literature: from Odoevskiy to Tolstoy. Amsterdam. Rodopi. 1999. P. 85-97.

44 Савкина И.Л. 1) Эпизоды из жизни женщин // Мария. Петрозаводск. 1995. С. 211-224; 2) Категория провинциальности в прозе Марии Жуковой // Aspekteja. Tampere, 1996. С. 289-294; 3) Образы тетушки и приживалки в аспекте «гендерной проблематики» (на материалы позы Марии Жуковой и Елены Ган) // Преображение. М., 1997. № 5. С. 41-46.

4 Савкина И.Л. Провинциалки русской литературы (женская проза 30-40-х гг. XIX века). Wilhelmhorst. 1998. 223 с. старая дева, воспитанница, провинциалка, ее интересуют механизмы патри-архатной власти, распространяющиеся не только на семейный уклад и взаимоотношения мужчин и женщин, но и на отношения между женщинами (особенно явленные в поздних повестях писательницы). В связи с этим особое внимание исследовательницы привлекает мотив молвы, пересудов, сплетен, часто используемый в «женской» прозе 1830-1840-х гг., а также фигуры тетушек и приживалок, охраняющих заветы андроцентрического общества. Анализируя творчество М.С. Жуковой, исследовательница по-иному прочитывает ее тексты, поднимая новые проблемы и обозначая перспективы для дальнейших размышлений.

Таким образом, целостный анализ всей прозы М. Жуковой не выстроен. Нерешенными остаются следующие задачи: выяснить своеобразие авторской картины мира прозы Жуковой (на уровне поэтики, сюжетостроения, характерологии, пространственно-временных отношений); особенности стиля ее «женского» письма.

Актуальность исследования определяется необходимостью показать своеобразие «женского» мира и мировидения М. Жуковой. Исследование творчества этой талантливой писательницы актуально в связи с развитием феминистской литературной критики, одним из важных направлений которой является открытие полузабытых женских имен. Актуальность изучения прозы Жуковой обусловлена заметным влиянием творчества писательницы на литературный процесс 1830-1850 гг., а также «женскую» прозу XX в.

Научная новизна работы состоит в комплексном исследовании мировидения М. Жуковой, учитывающего и традиционный (историко-литературный метод) и новейший (гендерный анализ) подходы. Впервые обобщаются и анализируются материалы рецепции творчества писательницы в отечественной критике XIX- начала XX веков и современном российском и зарубежном литературоведении. Выясняется новаторство прозы автора-женщины в сюжетике и характерологии. Представлено новое разрешение Жуковой традиционных коллизий. Выявляется своеобразие «женского» письма на уровне стилистики и как диалога с читателями и авторами-мужчинами.

Целью данной диссертационной работы является исследование поэтики прозы М. Жуковой, а также осмысление значения творчества писательницы в русском литературном процессе 1830-1850 гг. В соответствии с этой целью был определен ряд конкретных задач:

- выявить новаторство Жуковой в разрешении традиционных сюжетных ситуаций и коллизий;

- обозначить новую интерпретацию основных сюжетных мотивов;

- исследовать структуру художественного пространства Жуковой и его основные топосы и локусы (столица, провинция, дом);

- проанализировать стилистику «женского» письма Жуковой;

- рассмотреть письмо автора-женщины как диалог с патриархатной традицией;

- осмыслить место писательницы в литературном процессе XIX века.

На защиту выносятся следующие положения:

1. К инновациям в прозе Жуковой на уровне сюжетов и мотивов относятся: выдвижение в центр повествования «второстепенных» героинь, приобретающих положительную коннотацию (провинциалки, «старой девы», воспитанницы, содержанки); новое разрешение традиционных коллизий (между мужчиной и женщиной, между провинциальной и светской девушками, между детьми и родителями); авторское осмысление сюжетных мотивов (мотива музыки, сумасшествия, самопожертвования).

2. Исследуется структура художественного пространства Жуковой и его основные топосы и локусы (столица, провинция, дом). Выделяется оппозиция провинции столичному пространству, в котором обозначены два главных мотива: мотив учения и испытания, мотив искушения, «порчи» светской жизнью). Осмысляется поиск любимой героиней своего Дома, своего места в мире.

3. Выявляется своеобразие «женского» письма Жуковой на уровне стилистики («музыкальность» стиля, ономастический аспект, особая роль многоточия и курсива. Рассматривается организация «женской» прозы как диалога с читателями и авторами-мужчинами; анализируются особенности авторского подтекста, раскрывается «мужская» рецепция «женского» письма.

Методологической основой диссертационного сочинения явились: структурно-типологические исследования (М.М. Бахтин, В.Н. Топоров); труды в области семиотики (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, Т.В. Цивьян, Р. Барт), а также тендерного анализа (Э. Шоуолтер, К. Келли, Э. Сиксу, Л. Иригаре, Ю. Кристева, И. Савкина).

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены на конференциях: «Проблемы литературных жанров» (ТГУ, 2002); «Картина мира. Модели. Методы. Концепты» (ТГУ, 2002); «Дефиниции культуры» (ТГУ, 2004); «Актуальные проблемы лингвистики, литературоведения и журналистики» (ТГУ, 2004); «Русская литература в современном культурном пространстве» (11 НУ, 2005), а также на ежегодных конференциях аспирантов и молодых ученых в Томском педагогическом университете. По теме диссертации опубликовано одиннадцать статей.

Структура диссертации: введение, три главы, заключение и список литературы. Список использованной литературы включает 237 наименований.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Афанасьева, Юлия Юрьевна

Заключение

Проза Марии Жуковой представляет собой добротную беллетристику, ф которая обогатила русскую литературу 1830-1850-х гг. новыми коллизиями и сюжетами, способствовала накоплению психологических приемов изображения внутреннего мира человека и в особенности женщины. Можно утверждать, что все творчество этой талантливой писательницы было подчинено показу как бы «изнутри» женских характеров и судеб. Благодаря деятельности М.С. Жуковой, Е.А. Ган, Е.П. Ростопчиной, чуть позже А .Я. Панаевой, Е. Тур и других писательниц женщина постепенно становилась «субъектом» русской литературы.

Разницу между «мужским» и «женским» восприятием сразу почувствовали критики и читатели. В начале XX века немецкий философ Г. Зиммель, определяя психологическую структуру женской сущности, увидел ее в «верности». «Женщины, - писал он, не только обладают <.:> возможностью видеть иное, <.> но вследствие их особой душевной структуры они обладают возможностью видеть иначе». По его мнению, «психологическая интерпретация женщин мужчинами в своей основе отлична от интерпретации женщин друг другом»408.

Ю.М. Лотман, размышляя об особенностях русской культуры XVIII -середины XIX века также подметил разницу в мировосприятии мужчины и ^ женщины. «Мужской взгляд, - пишет исследователь, подчеркивает в человеке его поступки, то, что он совершил; женский - то, что он мог бы совершить, но утратил или совершил не полностью. Мужской взгляд прославляет сделанное, женский скорбит о несделанном»409

Проза Жуковой выражала «женский» взгляд на мир, передавала особое «женское» мирочувствование. «Голос» Марии Жуковой, несомненно, был услышан. Ее творческие усилия способствовали проникновению в общественное сознание мнения о женщине как наиболее чутком выразителе эпохи. Взгляд этот постепенно был усвоен писателями-мужчинами и, прежде всего

Ш 408 Зиммель Женская культура // Зиммель Г. Избранное. М., 1996. Т. 2. С. 246- 247.

409 Лотман Ю.М. Беседа о русской культуре. С. 73.

Тургеневым. Русская «женская» проза, вслед за Жорж Санд, открыла Тургеневу область недостаточно ему известную - «движение женской души и женского сердца»410. Впечатление от «женской» литературы писатель передал в рецензии на роман Е. Тур «Племянница» (1850): во всех женских талантах Тургенев увидел «что-то не правильное, не литературное, бегущее прямо из сердца, не обдуманное, наконец». Вследствие этого не логического взгляда на мир, по его мнению, возникает «музыка мыслей и ощущений»411. Образы провинциалок Жуковой напоминают тургеневских девушек, а немцев-учителей (Гутенгерц, Карл Адамыч) - музыканта Лемма в «Дворянском гнезде».

Известно, что к «женской» прозе обращался и Л.Н. Толстой. Интересен его отклик на последнюю прижизненно опубликованную повесть «Наденька». Будучи на Кавказе артиллерийским офицером, уже работая над повестями «Детство» и «Отрочество» писатель прочел в очередном номере «Современника» повесть Жуковой и тут же 23 октября 1853 года записал в своем дневнике: «Я прочел «Наденьку», повесть Жуковой. Прежде мне довольно было знать, что автор повести женщина, чтоб не читать ее. Оттого что ничего не может быть смешнее взгляда женщины на жизнь мужчины, которую они часто берутся описывать; напротив же, в сфере женской автор женщина имеет огромное преимущество перед нами»412. Позднее писатель психологически точно передаст целую гамму чувств и переживаний юной девушки (первый бал Наташи Ростовой в «Войне и мире» и др.), откроет внутренний мир женщины, возможно, опираясь при этом и на предшествующие открытия «женской» прозы. Так, сюжет «Барона Рейхмана» (1837), по мнению Р.В. Иезуитовой схематически предвосхищает любовную коллизию «Анны Карениной» (1877). В этой повести Жукова вплотную подошла к «такому решению проблемы взаимодействия личности со средой», которое позднее предложит реалистическая повесть413.

410 Белецкий А.И. И.С. Тургенев и русские писательницы 1830-1860 гг. //Творческий путь Тургенева. СПб., 1923. С. 160.

411 Тургенев И.С. Е. «Племянница», роман. Соч. Е.Тур // Тургенев И.С. Поли. собр. соч. M.-J1., 1963. Т. 5. С. 370.

412 Толстой Л.Н. Дневник (23 октября 1853 г.) И Толстой Л.Н. Полн. собр. соч.: В 90 т. М. 1985. Т. 90. С. 95.

413 Иезуитова Р.В. Светская повесть II Русская повесть XIX в. Л., 1973. С. 180.

Современные исследователи подчеркивают несомненную преемственность тем, образов, идей женской прозы XIX века и современной женской литературы. По мнению Э. Шоуолтер, самовыражение женщины в мире пат-риархатных норм происходит в три этапа: 1) имитация мужских стандартов (феминная стадия); 2) фаза протеста (феминистская); 3) фаза самоопределения (фемальная). Возможно и творчество М. Жуковой можно назвать «феминистским» за его попытку разрушить догматические патриархатные нормы и представления, стремление изменить традиционное «ролевое» поведение женщины. В то же время «фазу самоопределения» ей в полной мере пройти не удалось.

Современные писательницы, условно относящиеся ко второй группе, в своем творчестве совершают попытку разрушить созданные классикой мифы о мужественности и женственности. Так, многие темы современной «женской» прозы соотносятся с литературными экспериментами предшественниц XIX века, в частности с творчеством М. Жуковой. Именно она одной из первых в своих произведениях попыталась изменить традиционные модели невесты, жены и матери. В частности, писательница подвергла трансформации образ матери, представленной в «мужской» литературе в качестве дающей, оберегающей, защищающей (идеализированное материнское начало представлено на страницах романов С. Аксакова, И. Гончарова, JI. Толстого). Материнство у Жуковой нередко теряет ореол мягкости, теплоты и предстает как форма власти, собственности и деспотизма. Эту традицию продолжают и современные писательницы (JI. Петрушевская «Время ночь»; Т. Толстая «Ночь», М. Вишневецкая «Начало» и др.).

В современной «женской» литературе (как и в прозе М. Жуковой) изменяется и место мужского персонажа в сюжете. Центр интереса смещается на изображение отношений женщин с другими женщинами (матерями, сестрами, подругами, коллегами), с детьми, на ее «разборки с самой собой в поисках собственной идентичности»414. Писательницы уже не боятся говорить о

414 Савкина И.Л. Женская проза - без кавычек // Литературная учеба. 1998. № 3. С. 72. своем специфическом опыте, о своей точке зрения на мир и пытаются найти для этого особые формы письма (попытки которого предпринимались уже в XIX веке). Особенностью стилистического строя их произведений становится отсутствие структурированности, впечатление фрагментарности, внутренней подвижности, некоторой недоговоренности (например, новеллы Г. Скворцовой). Тендерный подход обнаруживает в их произведениях «завуалированные» коды «женского» текстового поведения. Современные писательницы, как и их предшественница М. Жукова, на собственном литературном материале используют технологии женского письма. Например, JI. Петрушевская создает свой собственный «петрушевский» стиль - стиль максимальной речевой свободы, соответствующий будничной и «непригла-женной» реальности. Она разрушает иллюзию всезнающего автора, прямого, открытого слова. С помощью повторов, возвращений, бесконечного хождения по кругу, «блужданию в лабиринте» в прозе Петрушевской заявлена попытка разрушить «безраздельное доминирование нормативного синтаксиса, обнаружить "зазор" между синтаксическим и семантическим рисунком тек-ста415. Многие из этих стилистических приемов были уже заявлены в прозе Марии Жуковой (например, смысловые сдвиги, диссонанс, спрятанный в самой структуре предложения, «смещение семантического фокуса» и т.д.)416.

Другой важной темой современной «женской» прозы, остро заявленной уже в XIX веке благодаря творчеству женщин-писательниц, в том числе и Жуковой, является преемственность постановки проблемы «женщина и общество». В связи с этим главной задачей феминистских произведений становится актуализация вопроса о правах женщин и их статусе в современном обществе. В этом плане интересны «женские» тексты, раскрывающие механизм властных отношений (Т. Набатникова «Говори, Мария!»; Р. Полищук «Я и Я»; Е. Тарасова «Не помнящая зла»).

Создав за семнадцать лет своей творческой деятельности около двух десятков повестей и романов, Жукова внесла свою лепту в «разработку языка русской прозы», «повествовании о мире, человеке и событии»417. Одновре

415 Маркова Т.Н. Поэтика повествования Л. Петрушевской // Русская речь. 2004. № 2. С. 37,44.

416 Барзах А. О рассказах Л. Петрушевской: Заметки аутсайдера // Постскриптум. 1995. № 1. С. 251.

417 Сахаров В.И. Форма времени // Русская романтическая повесть писателей 20-40-х гг. XIX в. M., 1992. С. 5. менно писательница явилась яркой представительницей русской «женской» прозы. Вместе с другими талантливыми представительницами «женской» литературы она способствовала изменению общественного мнения о роли и назначении женщины. Таким образом, «голос» Жуковой, слившись с «голосами» других авторов-женщин, стал необходимым элементом многоголосия русской литературы и культуры.

199

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Афанасьева, Юлия Юрьевна, 2006 год

1. Жукова М.С. Вечера на Карповке. М., 1986. 280 с.

2. Жукова М.С. Дача на Петергофской дороге // Дача на Петергофской дороге. Проза русских писательниц первой половины XIX века. М.,1986. С. 225-326.

3. Жукова М.С. Две свадьбы // Отечественные записки. 1857. № 6-7. С. 591-669; С. 51-139.

4. Жукова М.С. Две сестры // Отечественные записки. 1843. Т. 30. № 910. С. 3-91.

5. Жукова М.С. Картезианский монастырь // Утренняя заря. 1842. С. 244.

6. Жукова М.С. Ландыши. Рассказ старушки // Русская беседа. СПб., 1841. Т. 1.С. 3-39.

7. Жукова М.С. Миссионер // Молодик. 1844. Ч. 2. С. 106-123.

8. Жукова М.С. Мои курские знакомцы // Библиотека для чтения. 1838. Т. 27. Ч. 1.С. 61-107.

9. Жукова М.С. Наденька // Современник. 1853. Т. 40. № 8. С. 137-182.

10. Жукова М.С. Очерки Южной Франции и Ниццы. СПб., 1844. Т. 1-2. 317 е.; 342 с.

11. Жукова М.С. Ошибка // Библиотека для чтения. 1841. № 10. Отд. 48. С.169-244.

12. Жукова М.С. Падающая звезда // Отечественные записки. 1839. № 89. Т. 5. С. 171-256.

13. Жукова М.С. Провинциалка // Библиотека для чтения. 1837. № 9. Т. 24. Ч. 2. С. 91-163.

14. Жукова М.С. Самопожертвование // Русские повести Марьи Жуковой. СПб., 1841. Ч. 1.С. 112-273.

15. Жукова М.С. Сердце женщины // Литературная газета. 1841. № 2728. С. 86-120.

16. Жукова М.С. Суд сердца // Русские повести Марьи Жуковой. 1841. Ч. 1.С. 6-109.ф 17. Жукова М.С. Рассказы о Южной Франции // Отечественные записки.1844. № 9-10. Т. 36. С. 87-118.

17. Жукова М.С. Черный демон // Утренняя заря. 1840. С. 123-177.

18. Жукова М.С. Эпизод из жизни деревенской дамы // Отечественные записки. 1847. Т. LII. №5-6. С. 1-197.

19. Жукова М.С. Повести Марьи Жуковой. СПб., 1840. В 2 ч. 272 е., 283 с.

20. Ф 2. Художественные тексты, дневники, воспоминания.

21. Веревкин Н.Н. Женщина-писательница // Библиотека для чтения. 1837. Т. 23. С. 15-34.

22. Веревкин Н.Н. Катенька // Библиотека для чтения. 1837. Т. 25. С. 73144.

23. Воскресенский М.М. Сердце женщины. М., 1842. В 4 ч. 256 е., 276 с. 288 е., 279 с.

24. Воскресенский М.М. Самопожертвование. М., 1844. 196 с.

25. Галахов А.Д. Ошибка. Случай, или пролог повести // Отечественные записки. 1846. № 9. С 14-31.

26. Галахов А.Д. П.Н. Кудрявцев в 1842-1845 гг. // Русская старина.• 1885. Т. 45. С. 50-70.

27. Галахов А.Д. Превращение // Современник. 1847. № 7. С. 112-167.

28. Галахов А.Д. Старое зеркало // Отечественные записки. 1845. № 9. С. 200-273.

29. Ган Е.А. Идеал // Русская романтическая повесть писателей 20-40-х годов XIX века. М., 1992. С. 215-252.

30. Ган Е.А. Медальон. Записки больной на Теплых водах // Библиотека для чтения. 1839. Т. 34. С. 17-134.

31. Ган Е.А. Суд света // Дача на Петергофской дороге. Проза русских• писательниц XIX века. М., 1986. С. 147-212.

32. Герцен А.И. Записки одного молодого человека // Отечественные записки. 1840. № 12; С. 267-288.ф 33. Герцен А.И. Статьи и фельетоны, 1841-1846. Дневник 1842-1846 //

33. Герцен А.И. Собр. соч. В 30 т. М., 1954-1965. Т. 2. 516 с.

34. Гоголь Н.В. Статьи // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч. В 14 т. М., 1937— 1952. Т.8. 816 с.

35. Данте А. Божественная комедия. М., 1986. 575 с.

36. Достоевский Ф.М. Неточка Незванова. История одной женщины // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. В 30 т. Л., 1972. Т. 2. С. 142-267.

37. Дружинин А.В Полинька Сакс // Современник. 1847. Т. VI. С. 155228.

38. Ефебовский П.В. Мамзель Катишь, или Ловля женихов // Библиотека для чтения. 1838. Т. 27. № 51. С. 17-63.

39. Зражевская А.В. Женщина поэт и автор (отрывок из романа) // Московитянин. 1842. № 9. С. 42-80.

40. Керн А.П. Дневник для отдохновения // Керн А.П. Воспоминания.

41. Дневники. Переписка. М„ 1989. С. 129-246.

42. Кудрявцев П.Н. Без рассвета // Современник. 1847. № 2. С. 95-156.

43. Кудрявцев П.Н. Последний визит // Отечественные записки. 1844. № 9-10. Т. 36. С. 284-363.

44. Кудрявцев П.Н. Ошибка. Драматический анекдот // Отечественные записки. 1845. Т. XLII. № ю. С. 234-271.

45. Некрасов Н.А. Опытная женщина (повесть из провинциального быта) // Отечественные записки. 1841. № 10. Т. XVIII. С. 311-345.

46. Оболенский В.А. Моя жизнь. Мои современники. Париж, 1988.1. Л 751 с.

47. Одоевский В.Ф. Княжна Мими // Библиотека для чтения. 1834. Т. VII. С. 17-72.

48. Одоевский В.Ф. Княжна Зизи // Отечественные записки. 1839. Т. 1. С. 3-70.

49. Оленина А.А. Дневник. Воспоминания. СПб., 1999. 365 с.

50. Панаев И.И. Барышня // Отечественные записки. 1844. № 1. Т. XXXII. С. 5-45.

51. Панаев И.И. Маменькин сынок // Панаев И.И. Повести и рассказы. СПб, 1888. ТIV. С. 79-156.

52. Панаева А .Я Семейство Тальниковых // Русские повести XIX века 40-50 годов. М., 1952. Т. 2. С. 302-367.

53. Письма Жуковой к А.А. Краевскому. 16 марта 8 июня 1845. (архивы: РНБ. Фонд 391. Ед. хр. 364).

54. Победоносцев С.П. Мамзель Бабетт и ее альбом // Библиотека для чтения. 1842. Т. 54. С. 161-192.

55. Победоносцев С.П. Милочка // Отечественные записки. 1845. Т. XL С. 283-368.

56. Победоносцев С.П. Путевые записки русского по Европе в 1847 // Отечественные записки. 1848. Т. LVIII. № 5. С. 1-56.

57. Пушкин А.С. Роман в письмах // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 19 т. М., 1999. Т. 8. С. 43-57.

58. Пушкин А.С. Рославлев // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 19 т. М., 1999. Т. 8. С. 147-159.

59. Пушкин А.С. Мы проводили вечер у кн. Д. // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 19 т. М., 1999. Т. 8. С. 420-429.

60. Пушкин А.С. Евгений Онегин // Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: В 19 т. М., 1999. Т. 6. С. 5-191.

61. Пушкин А.С. Повести покойного Ивана Петровича Белкина // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 19 т. М., 1999. Т. 8. С. 57-125.

62. Пушкин А.С. На углу маленькой площади // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 19 т. М„ 1999. Т. 8. С. 141-147.

63. Русская романтическая повесть. М., 1980. 669 с.

64. Сенковский О.И. Вся женская жизнь в нескольких часах // Библиотека для чтения. 1834. Т. 1. С. 32-114.

65. Соллогуб В.А. Повести и рассказы. М., 1988. 348 с.

66. Сумароков П. Дунечка // Отечественные записки. 1848. Т. LVIII. С. 89-124.

67. Сухонин П. Верочка // Отечественные записки. 1849. Т LXII. С. 149192. Т. LXIII. С. 1-42.

68. Толстой Л.Н. Дневник (23 октября 1853) // Полн. собр. соч.: В 90 т. М., 1958. Т. 90. С. 95.

69. Тур Е. Повести и рассказы. М.,1859. Т. 1. 179 с.

70. Тур Е. Профессор Кудрявцев. Воспоминания // Полярная звезда. 1881. №3. С. 9-60.

71. Хвостов Д.И. Вечер на Карповке. Июля 26 дня. 1825. В доме М.Б. Доргомыжской // Полное собрание сочинение графа Хвостова. СПб, 1830. Т. V. С. 290-291.

72. Критика и литературоведение

73. Абдуллина Л.И. Проблема автора и авторской позиции в «женской прозе» (на материале русской повести 1830-1840 гг.) // Проблема литературных жанров. Томск, 1998. С. 211-213.

74. Алексеев М. Первые встречи с Шубертом. Из истории русской музыкальной культуры // Венок Шуберту. Этюды и материалы. М., 1928. С. 13-23.

75. Антощук Л.К. Концепция и поэтика безумия в русской литературе 20-30-х гг. XIX в. Авт. реф. канд. дис. Томск, 1996. 18 с.

76. Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. 334 с. .

77. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. 500 с.

78. Бахтин М.М. Диалог у Достоевского // Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. Киев, 1994. С. 161-178.

79. Белецкий А.И. И.С. Тургенев и русские писательницы 183Q-1860 гг. //Творческий путь И.С. Тургенева. СПб., 1923. С. 135-166.

80. Белецкий А.И. Эпизод из истории русского романтизма. Русские писательницы 1830-1860 гг. Харьков. 1919 (Рукописный отдел ИР ЛИ. Р. 1. Оп. 2. № 44а). С. 249-290.

81. Белинский В.Г. «Вечера на Карповке» М. Жуковой // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: В 13 т. М. 1953. Т. II. С. 566-577.

82. Белинский В.Г. Повести Марьи Жуковой // Полн. собр. соч. В 13 т. М„ 1953. Т. IV. С. 110-118.

83. Белинский В.Г. «Очерки Южной Франции и Ниццы» М. Жуковой // Полн. собр. соч.: В 13 т. М., 1958. Т. VIII. С. 422-424.

84. Белинский В.Г. «Утро после бала Фамусова или Все старые знакомцы» М. Воскресенского // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. В 13 т. М., 1954. Т. VIII. С. 329-330.

85. Белинский В.Г. Сочинения Александра Пушкина (Ст. 9) // Белинский

86. B.Г. Полн. собр. соч. В 13 т. М., 1958. Т. VII. С. 473-505.

87. Белинский В.Г. Сочинения Зенеиды Р-вой // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. В 13 т. М., 1958. Т. VII. С. 648-678.

88. Белый А. Мастерство Гоголя. М., Л., 1934. 321 с.

89. Берковский Н.Я. О русской литературе. Л., 1985. 383 с.

90. Бовуар С. Второй пол. СПб., 1997. В 2 т. 831 с.

91. Булгарин Ф.В. «Вечера на Карповке» // Северная пчела. 1837. № 121.1. C. 481-482.

92. Брандт Г. «Почему вы не пишите? Пишите себя!» (Феминизм и по-структурапизм о женском поле и женском письме) // Женщина. Тендер. Культура. М., 1999. С. 142-150.

93. Васюкова В. О Марии Семеновне Жуковой // Волга. 1986. № 7. С. 157-158.

94. Вересаев В. Спутники Пушкина. М., 1993. Т. 2. 544 с.

95. Виролайнен М. Мир и стиль («Старосветские помещики» Гоголя) // Виролайнен М. Речь и. молчание. Сюжеты и мифы русской словесности. СПб., 2003. С. 312-330.

96. Вольперт Л.И. Пушкин в роли Пушкина. М., 1998. 328 с.

97. Габель М.О. «Три встречи» Тургенева и русская повесть 30-40-х гг. ф XIX в. // Русский романтизм. Л., 1927. С. 147-160.

98. Габриелян Н. Ева это значит «жизнь» (Проблема пространства в современной русской женской прозе) // Вопросы литературы. М., 1996. № 78. С. 31-72.

99. Гей Н.К. Проза Пушкина. Поэтика повествования. М., 1989. 269 с.

100. Тендер как интрига и познание. М., 2000. 141 с.

101. Тендерные исследования в лингвистике, литературоведении и теории коммуникации. М., 2002. 144 с.

102. Ф 100. Гершензон М. Материалы по истории русской литературы и культуры: русская женщина 1830-х// Русская мысль. 1911. № 12. С. 54-74.

103. Гинзбург Л.Я. «Библиотека для чтения» в 1830-х годах. О.И. Сенковский // Очерки по истории русской журналистики и критики. Л., 1950. С. 324-341.

104. Дарвин М.Н., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина. Новосибирск, 2001.292 с.

105. Давидович М.Г. Женский портрет у русских романтиков первой половины XIX века // Русский романтизм. Л., 1929. С. 88-114.

106. Дарк О. Женские антиномии (Заметки о женской прозе) // Дружба народов. 1991. № 4. С. 257-269.ф 105. Дебрецени П. Блудная дочь. Анализ художественной прозы Пушкина. СПб., 1995.398 с.

107. Егоров Б.Ф. Музыкальная жизнь // Из истории русской культуры. М., 2000. С. 531-559.

108. Егоров Б.Ф. Русский характер // Из истории русской культуры. М., 1996. Т. V. С. 51-79.

109. Еремеев П.В. Мария Семеновна. Жукова // Записки краеведов. Горький, 1981. С. 82-91.

110. Ермаков И.Д. Психоанализ литературы. Пушкин. Гоголь. Достоев-т ский. М., 1999. 512 с.

111. Жеребкина И. «Прочти мое желание.». Постмодернизм, психоанализ, феминизм. М., 2000. 251 с.

112. Земенцкая Э. Жорж Санд // Современник. 1846. Т XLIII. С. 302-319.

113. Зимовец С. Тургеневская девушка: генеалогия аффекта (опыт ин-вективного психоанализа) // Логос. 1999. № 2. С. 42-49.

114. Зингерман Б. Образ русской провинции в творчестве Гоголя (Цитаты и комментарии) // Мир русской провинции. СПб., 1997. С. 6-36.

115. Иезуитова Р.В. Об авторе «Вечеров на Карповке» // Жукова М.С. Вечера на Карповке. М., 1986. С. 268-280.

116. Иезуитова Р.В. Светская повесть // Русская повесть XIX века. Л., 1973. С. 169-199.

117. Ильин И. Поструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996.256 с.

118. Истоки, традиции, контекст в литературе. Владимир, 1992. 119 с.

119. Кайда Л.Г. Стилистика текста: от теории композиции к декодированию. М., 2004. 206 с.

120. Казнин Л.Н. А.И. Герцен об истинной и ложной эмансипации женщины // Феминизм и российская культура. СПб., 1995. С. 91-96.

121. Каменский П.П. «Вечера на Карповке» М. Жуковой // Литературные прибавления к Русскому Инвалиду. 1837. № 19. С. 183-184.

122. Кантор В. «Вечно женственное» и русская культура // Октябрь. 2003. № п. с. 155-177.

123. Кафанова О.Б. Начало восприятия Жорж Санд в России // Проблемы метода и жанра. Томск, 1994. В. 18. С. 103-114.

124. Кафанова О.Б. Жорж Санд и русская «женская» проза 1830-1840-х годов // Проблема метода и жанра в русской литературе. Томск, 1995. С. 7275.

125. Кафанова О.Б. Жорж Санд и русская литература XIX века (мифы и реальность) 1830-1860 гг. Томск, 1998. 410 с.

126. Кафанова О.Б. Феномен Жорж Санд в России XIX века // Кафаноца О.Б., Соколова М.В. Жорж Санд в России. Библиография русских переводов и критики литературы на русском языке (1832-1900). М., 2005. С. 5-57.

127. Киреевский И.В. О русских писательницах (Письмо к Анне Петровне Зонтаг) // Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984. С. 99-108.

128. Кожевникова Н.А. Типологические характеристики художественного текста на фоне традиций русской литературы XIX -XX вв. // Человек. Текст. Культура. Екатеринбург, 1994. С. 170-213.

129. Коноплева М.С Мария Семеновна Жукова // Голос минувшего. 1913. №7. С. 19-38.

130. Котляревский Н.А. Н.В. Гоголь 1829-1842. Очерк из истории русской повести и драмы. СПб. 1908. 580 с.

131. Котляревский Н.А. Канун освобождения. СПб. 1916. 560 с.

132. Кудрявцев П. Н. «Сердце женщины» М. Воскресенского // Отечественные записки. 1842. Т. 23 № 8. С. 44-45.

133. Кудрявцев П.Н. «Самопожертвование» М. Воскресенского // Отечественные записки. 1844. Т. 37. № 12. с. 62-66.

134. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. СПб., 1997. 508 с.

135. Лихачев Д.С. Поэзия садов: К семантике садово-парковых стилей. СПб., 1991.370 с.

136. Лосев А.Ф. Основной вопрос философии музыки // Лосев А.Ф. Философия. Культурология. Культура. М., 1991. 524 с.

137. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII- начало XIX века). СПб., 1996. 400 с.

138. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова. Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. 348 с.

139. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст - Семи-осфера- история. М., 1999. 447 с.

140. Лотман Ю.М. Избранные статьи. Таллинн, 1992. Т. 1. 479 с.

141. Лотман Ю.М. Из истории русской культуры. М., 2000. 755 с.

142. Лотман Ю.М. Об искусстве. Структура художественного текста. Семиотика кино и проблемы киноэстетики. СПб, 1998. 702 с.

143. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000. 704 с.

144. Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // Семиотика города и городской культуры. Петербург. Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. С. 30^45.

145. Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры. Тарту, 1973. 95 с.

146. Лотман Ю.М. Художественный ансамбль как бытовое пространство. Избранные статьи. Таллин, 1993. Т. 3. 494 с.

147. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. «Свое» и «чужое» в истории русской культуры // Типология культуры. Взаимное воздействие культур. Труды по знаковым системам. Тарту, 1982. В. XV. С. 110-122.

148. Малышева М.М. Современный патриархат. М., 2001. 352 с.

149. Манн Ю.В. Динамика русского романтизма. М., 1995. 383 с.

150. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976. 371 с.

151. Манн Ю.В. Проза и драматургия второй половины 20-30 годов XIX века // История всемирной литературы. В 9 т. М., 1986! Т. 6. С. 349-357.

152. Маркова Т.Н. Поэтика повествования Л. Петрушевской // Русская речь. 2004. № 2. С. 37-44.

153. Межевая М.Н. М.С. Жукова // Русские писатели в Саратовском Поволжье. Саратов, 1964. С. 44-49.

154. Некрасова Е.С. Н.А. Дурова (псевдоним Девица-Кавалерист, Александров) // Исторический вестник. 1890. № 9. С. 585-612.

155. Николина Н.А. Поэтика русской автобиографической прозы. М., 2002. 424 с.

156. Осипович Т.Е. Победа над рождением и смертью, или женофобия русской утопической мысли на рубеже XIX-XX веков // Женщина в обществе: мифы и реалии. М., 2001. С. 103-110.

157. Паперно И.А. Об изучении поэтики письма // Ученые записки Тартуского ГУ. 1977. Т. 420. Метрика и поэтика. В. 2. С. 105-111.

158. Паперно И.А. Семиотика поведения: Николай Чернышевский. Человек эпохи реализма. М., 1996. 207 с.

159. Печерская Т.И. Историко-культурные истоки мотива маскарада // Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. С. 25-37.

160. Пол. Тендер. Культура. М., 2000. 257 с.

161. Полевой Н.А. Очерк Русской литературы за 1838 // Сын Отечества и Северный Архив. 1838. Т. 2. Ч. 2. С. 148-168.

162. Проблемы романтизма в русской и зарубежной литературе. Тверь, 1996. 140 с.

163. Прозоров В.В. Мотивы в сюжете // Мотивы и сюжеты русской литературы. Томск, 1997. С. 8-13.

164. Пушкарева H.JI. Феномен «женского чтения» и задачи исследования текстов, написанных женщинами // Тендерные исследования в гуманитарных науках: современные походы. Иваново, 2000. С. 17-21.

165. Розенхольм А. Пишу себя: творчество и женщина-автор // Современная философия. Харьков, 1996. № 1. С. 181-183.

166. Русская повесть XIX века. История и проблематика жанра. Л., 1973. 564 с.

167. Рюткенен М. Тендер и литература: проблемы «женского письма» и «женского чтения» // Филологические науки. 2000. № 3. С. 5-17.

168. Рябков М.Н. Роман Э. Бронте «Незнакомка из Уальфелл-Холла» как женский текст. Автореф канд. дис. Екатеринбург, 2003. 22 с.

169. Савкина И.Л. До и после бала: история молодой девушки в «мужской литературе» 30-40-х гг. XIX века // Женщина. Тендер. Культура. М; 1999. С. 287-300.

170. Савкина И.Jl. Говори, Мария! (Заметки о современной женской прозе) // Преображение. 1996. № 4. С. 62-67.

171. Савкина И.Л. Женская проза без кавычек // Литературная учеба. 1998. Кн. 3. (май - июнь). С. 71-75.

172. Савкина И.Л. Категория провинциальности в прозе Марии Жуковой // Aspekteja. Tampere. 1996. С. 289-294.

173. Савкина И.Л. Кто и как пишет историю русской женской литературы // Новое литературное обозрение. 1997. № 24. С. 359-372.

174. Савкина И.Л. Образы тетушки и приживалки в аспекте «гендерной проблематики» (на материалы позы Марии Жуковой и Елены Ган) // Преображение. М., 1997. №5. С. 41-46.

175. Савкина И.Л. Образ Богоматери и проблема идеально-женственного в русской женской поэзии XX века // Преображение. 1995. № 3. С. 155-168.

176. Савкина И. «Пишу себя.». Автодокументальные женские тексты в русской литературе первой половины XIX века. Tampere, 2001. 360 с.

177. Савкина И. Провинциалки русской литературы (женская проза 3040-х годов XIX века). Wilhelmhorst. 1998. 223 с.

178. Савкина И.Л. Эпизоды из жизни женщин // Мария. Петрозаводск. 1995. С. 211-224.

179. Соколов С.Д. М.С. Жукова // Труды Саратовской ученой Архивной Комиссии. 1913. В. 30. С. 356-366.

180. Соловьев Е.А. О.И. Сенковский, его жизнь и литературная деятельность в связи с историей современной ему журналистики. Биографический очерк. СПб., 1892. 80 с.

181. Степанов Н.Л. Дружеское письмо начала XIX века // Степанов Н.Л. Поэты и прозаики. М., 1966. С. 66-90.

182. Суперанская А.В. Словарь русских личных имен. М., 1998. 521 с.

183. Сюжет и мотив в контексте традиции. Новосибирск, 1998. 266 с.

184. Творческие портреты композиторов. М., 1990. 442 с.

185. Топоров В.Н. Аптекарский остров как городское урочище (общий взгляд) // Ноосфера и художественное творчество. М., 1991. С. 200-272.

186. Топоров В.Н. «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения. М., 1995. 509 с.

187. Топоров В.Н. Ветхий дом и дикий сад: образ утраченного счастья (страничка из истории русской поэзии) // Облик слова. Сборник статей памяти Д.И. Шмелева. М., 1997. С. 290-318.

188. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического. М., 1975. 621 с.

189. Топоров В.Н. Петербург и Петербургский текст русской литературы // Семиотика города и городской культуры. Петербург. Труды по знаковым системам. Тарту, 1984. С. 4-29.

190. Топоров В.Н. Святость и святые в русской духовной культуре. М., 1995. 874 с.

191. Топорова Т.В. Семантическая структура древнегерманской модели мира. М., 1994. 192 с.

192. Торсуева И. Т. Интонация и смысл высказывания. М., 1978. 109 с.

193. Тургенев И.С. «Племянница». Роман, соч. Е. Тур // Тургенев И.С. Полн. собр. соч. в 30 т. М.-Л., 1980. Т. 4. С. 473-451.

194. Турумова К. «Евгений Вельский» и его автор // Вопросы литературы. 1972. №8. С. 106-125.

195. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. 574 с.

196. Успенский Б.А. Поэтика композиции. Структура художественного произведения и типология композиционных форм. СПб., 2000. 343 с.

197. Ученова В.В. Забвенью вопреки. Творчество русских писательниц первой половины XIX века // Дача на Петергофской дороге. Проза русских писательниц первой половины XIX века. М., 1986. С. 3-18.

198. Файнштейн М.Ш. Писательницы пушкинской поры. Историко-литературные очерки. Л., 1989. 174 с.

199. Феминизм. Восток. Запад. М., 1993. 240 с.

200. Философия любви. М., 1990. 510 с.

201. Хайдебранд Р., Винко С. Работа с литературным каноном: Проблема тендерной дифференциации при восприятии (рецепции) и оценке литературного произведения // Пол. Тендер. Культура. М., 2000. С. 27-71.

202. Хализеев В.Е. Мотив // Хализеев В.Е. Теория литературы. М., 2000. С. 266-269.

203. Хрестоматия феминистских текстов. СПб., 2000. 303 с.

204. Цивьян Т.В. Движение и Путь в Балканской модели мира. Исследования по структуре текста. М., 1999. 377 с.

205. Цивьян Т.В. Лингвистические основы Балканской модели мира. М., 1998.203 с.

206. Цивьян Т.В. Семиотика культуры. Тарту, 1978. 145 с.

207. Чичерин А.В. Возникновение романа-эпопеи. М., 1975. 374 с.

208. Шарафадина К.И. Творческая «флоромания» Анны Петровны Керн во французском дневнике-переписке 1820 года («жасминовый» код) // Русская литература в современном культурном пространстве. Томск, 2003. С. 47-56.

209. Шашков С.С. История русской женщины. СПб., 1979. 352 с.

210. Швыдковский Д. Усадьбы старые таинственной Руси // Наше наследие. 1994. № 29-30.

211. Шоре Э. Женская литература XIX века и литературный канон. К постановке проблемы // Пером и прелестью. Женщины в пантеоне русской литературы. Ополе, 1999. С. 95-104.

212. Щепкина Е.Н. Из истории женской личности в России. СПб., 1914. 307 с.

213. Щукин В. Поэзия усадьбы и проза трущобы // Вестник Московского университета. 1994. № 2. С. 9-17.

214. Эйхенбаум Б. О поэзии. Л., 1969. 552 с.

215. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX веков. М., 1999. 446 с.

216. Янушкевич А.С. Русский прозаический цикл 1820-1830-х годов как «форма времени» // Исторические пути и формы художественной циклизации в поэзии и прозе. Кемерово, 1997. С. 18-34.

217. Янушкевич А.С. Русский прозаический цикл: нарратив, автор, читатель // Русская повесть как форма времени. Томск, 2002. С. 97-108.4. Зарубежные исследования

218. Andrew J. Mania Semenovna Zhukova 1804-1855 // Russian Literature. Chicago, 1998. P. 916-917.

219. Andrew J. Mariya Zhukova and Patriarchal Power // Narrative and Desire in Russian Literature 1822-1849. The Feminine and the Masculine. London. 1993. P. 139-183.

220. Andrew J. Mother and Daughters in Russian Literature of the First Half of the Nineteenth Century // The Slavonic and East European Review. 1995, Vol. 73. № 1. January. P. 37-60.

221. Aplin H.A. M.S. Zhukova and E.A. Gan: Woman Writers and Female Protagonists 1837-1843. PhD dissertation. University of East Anglia. 1988. P. 8198.

222. Aplin H.A. Zhukova M.S. // Dictionary of Russian women writers. London. 1994. P. 747-750.

223. Cixous H., Clement C. The Newly Born Woman. Minneapolis, 1986. 170 p.

224. Cixous H. The Laugh of the Medusa. Sighs 1. 1976 (summer). P. 875899.

225. Ellmann M. Thinking about women. New York, 1968. 230 p.

226. Engel B. Mothers and Daughters: Women of Intelligentsia in Nineteenth Centyry Russia. Cambridge, 1983. P. 33-35.

227. Gilbert S.M., Gubar S. The Madwoman in the Attic. The Women Writer and the Nineteenth Centure Imagination. New Haven - London. 1979. 268 p.

228. Grosz E. Space, Tame, and Perversion: Essays on the Politics of Bodies. New York and London, 1995. P. 9-24.

229. Heldt Monter В. Terrible Perfection: Women and Russian Literature. Bloomington, 1987. 167 p.

230. Hoogenboom H. The Sosiety Tale as Pastishe: Maria Zhukova's Heroines Move to the Country // The Society Tale in Russian Literature: From Odoev-skii to Tolstoi. Amsterdam, 1998. P. 85-97.

231. Kelly C. Mariya Zhukova // Kelly C. A History of Russian Women's Writing 1820-1992. Oxford: Clarendon Press. 1994. P. 79-91.

232. Kolodny A. A Map for Rereading: Or, Gender and the Interpretation of Literary Texts // New Literary History. 1985. № 11. P. 23-37.

233. Kristeva J. Die Revolution der poetischen Sprache. Frankfurt, 1978. 327 p.

234. Miller N. Subject to Change: Reading Feminist Writing. New York, 1988. 189 p.

235. Showalter E. The New Feminist Criticism. Essays on Women, Literature and Theory. New York, 1985. P. 144-167.