Процесс модернизации в Османской Империи и России и его отражение в имперской и националистической идеологии: XIX - начало XX в. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.03, кандидат исторических наук Тюркер Ташансу

• Тюркер Ташансу
• кандидат исторических наук
• 2007

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Тюркер Ташансу

ВВЕДЕНИЕ.

I. ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ.

А. Османская империя, модернизация и национализм.

Б. Состояние османской общественной мысли в период. модернизаторских реформ XIX века.

1. Вестернизация или продолжение традиций.

2. Государственная идеология и османизм.

3. Религия и исламизм как идентичность.

4. Политическая потребность: Тюркизм.

II. РОССИЙСКАЯ ИМПЕРИЯ.

А. Российская империя, модернизация и национализм.

Б. Состояние российской общественной мысли в период модерниза-ционных реформ XIX - начала XX в.

1. Ранний консерватизм или «Кто мы есть такие»?.

2. Ранний либерализм и декабристы.

4. Крушение надежд: Европа погибла!.

5. Панславизм: Россия против Европы.

6. Другие пути.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Процесс модернизации в Османской Империи и России и его отражение в имперской и националистической идеологии: XIX - начало XX в.»

Развитие современных социальных наук в Турции во многом связано с проблемой национальной идентификации общества и отдельных ее членов, как одного из важнейших результатов процесса модернизации страны, начавшегося еще в османскую эпоху и продолжающегося до настоящего времени. Трудности формирования национального самосознания в Турецкой республике, построенной на остатках Османской империи и воспринявшей многие традиции социально-политической и духовной жизни прежних времен, показывают актуальность исследований, направленных на выявление реакции образованной элиты на коренные изменения в жизни страны за два последних столетия. Целью настоящей работы является сопоставительное изучение взглядов представителей османской и российской интеллигенции Х1Х-начала XX в, поскольку в одной диссертации трудно проследить все перемены, происходившие на протяжении 200 лет модернизаторских реформ. Обращение турецких ученых к российскому опыту модернизации вполне оправдано не только тесным переплетением исторических судеб России и Турции, но и определенным сходством последствий реформ как в политической и социальной сферах, так и в экономике.

В историческом развитии Западной Европы модернизация проходила параллельно процессу складывания национальных государств. Поэтому понятия «модернизация» и «нация» в моделях западных социальных наук выступают как неразделимые: второе представляет собой естественное следствие первого. Двухсотлетняя модернизация сделала Турцию страной, ориентированной на Запад не только внешне, но и по направленности образования и образу мыслей. Влияние Запада на турецкое общество достигло такого уровня, что даже в интеллектуальных кругах историческое развитие Европы стало восприниматься как единственная модель. Однако опыт двух названных стран дает нам более сложную картину. Она определяется противоречивым сосуществованием двойственных (традиционных, воспроизводящих многовековый османский опыт, и современных, ориентированных на западные модели) общественных и интеллектуальных структур. Несостоятельность усилий создателей Турецкой республики, решивших слепо следовать западным (прежде всего французским) аналогам в решении национальных и иных проблем, вставших перед страной, стала особенно очевидной в 80-х годах XX века, когда курдская тема заняла центральное место в политической и духовной жизни. Она отодвинула на задний план вопрос о немусульманских меньшинствах, поднятый на Лозаннской конференции 1923 г. Значимость курдской проблемы стала особенно остро ощущаться в связи с дебатами по поводу вступления Турции в Европейский союз (ЕС). Как известно, возможность принятия страны в ЕС лидеры этой организации рассматривают в прямой связи с проблемой прав человека в целом и прав этнических и конфессиональных меньшинств в частности.

Ограниченность западных подходов при осмыслении национального вопроса еще более убедительно выступает при рассмотрении реалий российской истории. В силу того, что Россия модернизировалась по собственному пути, тема национальной идентификации не получила здесь значительного развития из-за тенденции к усилению центральной власти, хотя не нужно забывать о существовании таких вопросов, как польский и кавказский. С конца XIX в., когда политическая борьба в российском обществе обрела по преимуществу классовый характер, сюжеты, связанные с проблемой национальной идентификацией, не могли претендовать на первостепенное значение. Более того, выдвинутое в СССР и поддержанное авторитетом КПСС положение о том, что пролетарский интернационализм является высшей формой идентичности, не позволило тем же сюжетам найти поддержку в общественном мнении. Однако распад Советского Союза показал, что права человека и национальных меньшинств оказались слабым звеном советской системы. Впрочем, и Российская Федерация пока не смогла уберечься от сепаратистских выступлений. Поэтому вопрос о «российской» или «русской» идентичности стоит в повестке дня и современной России.

Важно отметить, что сопоставительное исследование проблем идентификации в Османской империи и России принимается впервые. На основе анализа сочинений ведущих историков, литераторов и публицистов того времени предполагается проследить как менялось восприятие понятий «империя» и «нация» просвещенной элитой двух государств. Иными словами, цель работы состоит в том, чтобы выявить влияние коренных перемен, происходивших в султанской Турции и царской России, на эволюцию общественной мысли, а опосредованно и на судьбы названных государств.

Выбор указанных ключевых терминов неслучаен. Современная политическая ситуация в мире позволяет говорить о начавшемся разрушении модели национального государства в силу процессов глобализации и регионализации, массовых миграций, радикально меняющих состав населения наиболее развитых стран Запада. Исследователи полагают, что завершается трехсотлетний исторический период, когда теории национализма и национального строительства определяли не только действия политиков, но и направленность исторических изысканий. Нынешний интерес к наднациональным образованиям побуждает ученых вновь обратиться к истории возникновения и упадка империй, чтобы «подвергнуть анализу наследие империй, ушедших в прошлое, и поразмышлять о будущих формах государственного устройства» (1).

Историки предложили много определений понятия «империя». В самом общем виде они сводятся к нескольким наиболее важным характеристикам. Прежде всего подчеркивается гетерогенный характер подобных образований, включавших народности и племенные коллективы, различавшиеся по уровню их социально-экономического и культурного развития, этнической и конфессиональной принадлежностью. Далее отмечается их долговечность и жизнестойкость, определяемые, в конечном счете, наличием значительных материальных и человеческих ресурсов, а также особенностями управления подчиненными народами. Наконец, подчеркивается роль имперской культуры, которая обеспечивает легитимность власти правителей и формирование правящей элиты.

В зависимости от времени и условий существования исследователи различают несколько типов или моделей империй. Автор настоящей работы придерживается троичной схемы, которая охватывает: 1. Традиционные политии древности и средневековья (Римская, Византийская, Ханьская); 2. Военно-бюрократические образования позднего средневековья и раннего нового времени (Испанская, Австро-Венгерская, Османская, Российская империи); 3. Колониальные державы эпохи функционирования мировой экономической системы (Британская и Французская империи).

В диссертации основное внимание будет обращено на Османскую и Российскую империи. Поэтому хотелось бы указать на некоторые их общие особенности, учет которых весьма важен при исследовании сложных проблем национальной идентификации. Прежде всего отметим автократический (самодержавный) характер власти, который зиждется на специфической системе отношений, где лояльность подданных определяется действиями правителя по поддержанию справедливости (т.е. устойчивости существующих порядков). Не менее важно, что структуры управления предполагали сочетание централизатор-ских и децентрализаторских начал, обеспечивавших ту гибкость, которая позволяла приспосабливаться к изменяющимся условиям (2). Общей чертой можно считать также акцент в имперской культуре на преемственность власти, восходившей ко временам Римской империи. Еще одним проявлением сходства двух империй было почти синхронное (в XVIII веке) обращение к модернизаторским реформам.

Хотя концепция «нации» сложилась уже в Новое время, тем не менее, она также имеет разные интерпретации. По мнению Б. Андерсона, все нации выступают лишь как продукты научного теоретизирования (3). Для А.Смита (4) они представляют собой объективную реальность, определяемую сложившимися условиями общественной жизни. Автору диссертации ближе второй подход. Поэтому он полагает, что нации возникают на определенном этапе исторического развития как результат осознания людьми их общей идентичности, которая складывается на основе общности территории, языка, истории, культуры, политических и экономических связей. Подобная самоидентификация лежит в основе их лояльности по отношению к национальному государству.

Представления о нации и национальном государстве легли в основу современной европейской политической системы. Для настоящего исследования особенно важно понимание отношений между этими концептами и европейским имперским прошлым. Несомненно, что западное понятие «нации» появилось как альтернатива понятию «империя», как отрицание имперских традиций. В этом смысле можно принять утверждения тех ученых, которые считают, что существование наций в Европе стало возможным в результате борьбы за национальный язык и культуру против господства имперской lingua franca - латинского языка. Вместе с тем трудно согласиться с тезисом о том, что обязательным условием складывания наций является процесс секуляризации (создания светского государства). Это положение противоречит не только опыту формирования неевропейских наций, но и истории многих европейских стран.

Равным образом вряд ли можно принять положение, утвердившееся в западных социальных науках о теоретической невозможности сосуществования таких явлений, как нация и имперское наследие в рамках единого политического организма. Реальная действительность в Османской империи и России не подтверждает тезис западных ученых. Здесь имперские подходы и националистические взгляды существовали как взаимодополняющие друг друга, составляя важнейшую особенность османского и российского обществ по сравнению с западной моделью. Представляется, что существование подобных отличий связано с воздействием мировой экономической системы (МЭС), проявлявшемся в форме экономической, политической и идейной экспансии Запада. Данное обстоятельство, хотя и в различных выражениях и с разной степенью интенсивности, продолжает и ныне оказывать свое воздействие на самоидентификацию турок и россиян.

Цель работы состоит в выявлении, на основе сравнительного изучения ситуации в Османской империи и России, типологически общих черт реакции османского и российского обществ на процесс модернизации в XIX-начале XX в., что предполагает решение следующих задач:

- охарактеризовать исторический фон, на котором разворачивались мо-дернизаторские преобразования в Османской империи и России;

- проанализировать характер изменений, вызванных осуществлением реформ в обеих империях на основе западных образцов, обратив особое внимание на изменения в характере мировидения, ценностных ориентациях и поведении представителей османской и российской интеллектуальной элиты;

- определить особенности процессов самосознания (идентичности) в османском и российском обществах на протяжении XIX - начала XX в.;

- раскрыть причины и следствия негативного восприятия вестернизатор-ских преобразований j определенной частью османских и российских интеллектуалов;

- рассмотреть на основе анализа взглядов представителей османской и российской образованной элиты сложный процесс противоборства и взаимовлияния традиционного (имперского) и современного (национального) самосознания, присущий общественной мысли в обеих империях.

Практическая ценность и научная новизна диссертации определяется прежде всего тем, что на основе применения компаративного подхода удается выявить те факторы, которые обеспечивают сосуществование имперских и националистических принципов идентификации в незападных обществах XIX-XX вв. Вместе с тем в работе раскрываются типологически общие причины, обуславливавшие рост антизападных настроений в османском и российском обществах в ходе модернизаторских преобразований. Последнее обстоятельство позволяет принципиально иначе подойти к осмыслению идейных исканий, характерных для жизни развивающихся стран на протяжении XX в.

Результаты, достигнутые в ходе исследования, могут способствовать дальнейшему развитию столь популярных ныне исторических, философских и социологических изысканий по проблемам национальной и религиозной идентификации. Они могут быть также использованы при разработке курсов по истории Турции и России, подготовке пособий по историографии и истории общественной мысли

Хронологические рамки работы охватывают период с последней четверти XVIII в. и до начала революционных событий 1905 г. для России и почти такой же (последнее десятилетие XVIII в. и до младоурецкой революции 1908 г.) для Османской империи. Именно в это время происходит окончательное включение обеих держав в мировую экономическую систему, что самым непосредственным образом сказывается на процессе модернизации. Он обретает форму вес-тернизации, т.е. прямого заимствования западных институтов и западной системы ценностей. Вместе с тем воздействие Запада в указанный период еще не обрело столь все охватывающего характера, как на протяжении XX в. Поэтому данный этап модернизации можно назвать «предмодернистским».

В качестве источников исследования османского общественного сознания использовались произведения ведущих османских писателей, ученых и общественных деятелей второй половины XIX - начала XX в. в том числе Ахмеда

1 1 1 Джевдет-паши, Ахмеда Мидхат-паши, Мустафы Сами-эфенди, Ахмеда Вефик-паши 4, Намыка Кемаля5, Эбуззия Тевфикаб, Шемседдина Сами Фраше-ри1, Юсуфа Акчуры8, Зии Гёкалпа9. Помимо работ названных авторов диссертант счел необходимым обратиться и к мемуарам султана Абдулхамида II (18761909) (5).

Круг произведений русских авторов XIX - начала XX в. оказался не менее широким. Хотя имена некоторых из них, в частности Ф.М.Достоевского и М.А.Бакунина, хорошо известны в современной Турции, но к работам других выдающихся русских писателей и мыслителей того времени до сих пор турецкие исследователи не обращались. Речь идет об исторических трудах Н.М. Карамзина (1766-1826) (6) и Н.Я. Данилевского (1822-1885) (7), публицистике А.И. Герцена (1812-1870) (8) и А.С.Хомякова (1804-1860) (9), литературоведческих работах В.Г.Белинского (1811-1848) (10), И.И.Киреевского (1806

1 Ахмед Джевдет-паша (1822-1895) - государственный и общественный деятель, много сделавший для развития системы образования, автор первой османской грамматики и ряда исторических работ, в том числе 12-томной «Истории Джевдета», где излагается история Османской империи в 1774-1852 гг.

2 Ахмед Мидхат-паша (1822-1884) - государственный деятель, видный участник движения «Новых османов», один из авторов османской конституции 1876 г.

3 Сейид Мустафа Сами-эфенди (ум. 1854) - дипломат и литератор, автор «Записки о Европе»(1840), где рассказывалось о достижениях европейской цивилизации

4 Ахмед Вефик-паша (1823-1891) - государственный деятель, один из самых образованных людей своего времени, известен как переводчик, лексикограф и историк.

5 Намык Кемаль (1840-1888) - общественный деятель, один из основателей общества «Новые османы», активный участник конституционного движения, писатель и публицист, автор первых романов и пьес, а также работ по османской истории.

6 Эбуззия Тевфик (1848-1913) - видный деятель просвещения, писатель, автор 3-томной «Истории Новых Османов» и составитель сборника «Образцы османской литературы».

7 Шемседдин Сами Фрашери (1850-1904) - деятель культуры, автор лексикографических и энциклопедических работ, в том числе по исламской цивилизации.

8 Юсуф Акчура (1878-1935) - писатель, журналист и общественный деятель, известный как в России, так и в Османской империи, активный сторонник младотурецкой революции и идеолог турецкого национализма.

9 Зия Гёкалп (1876-1924) - общественный деятель, публицист и ученый - социолог, автор ряда поэтический произведений, активный участник младотурецкого движения, идеолог турецкого национализма.

1856) (11) и В.Н. Майкова (1823-1847) (12), историко-философских сочинениях B.C. Соловьева (1853-1900) (13) и К.Н. Леонтьева (1831-1891) (14).

Литературу по теме исследования также можно разделить на две группы. Первая из них посвящена состоянию общественной мысли в Османской империи, вторая - эволюции взглядов российской интеллигенции в XIX в. Характеризуя работы первой группы, хотелось бы указать на два обстоятельства. Прежде всего, заметно, что в последние десятилетия значительно возросло внимание турецкой общественности к этно-конфессиональным проблемам. Об этом свидетельствует большое количество научных и популярных публикаций, обращенных к теме «тюрк кимлиги» (турецкой идентичности). Вместе с тем новые книги, брошюры и журнальные статьи показывают заметный разброс мнений авторов, отражающий неоднозначное восприятие разными группами населения страны усилий, прилагаемых нынешним руководством Турецкой республики для вступления в ЕС. Раскол в общественном мнении, вызванный дальнейшим сближением Анкары с западным миром, находит свое выражение в стремлении авторов пересмотреть прежнее восприятие процесса модернизации и его последствий.

Сама концепция модернизации в том виде, в каком она была воспринята турецкими учеными в 40-50-х гг. прошлого века, исходила из необходимости преодолеть характерное для работ Тойнби и других европейских ориенталистов 20-30-х гг. XX в. положение о том, что примат духовной жизни, ее «исламский дух» определял поступательное развитие таких традиционных политических образований, как Османская империя. В противовес этой идее был выдвинут тезис о том, что политические убеждения реформаторов, исходивших из необходимости следовать опыту стран Западной Европы, помогли преодолеть застой в османском обществе и обеспечить его дальнейшее развитие. Эта точка зрения в Турции была впервые сформулирована такими историками, как Энвер Зияя Карал (15) и Халил Иналджик (16). Аналогичные взгляды нашли свое выражение в известном труде Г. Гибба и Г. Боуэна (17). В дальнейшем, в силу введения в научный оборот большого объема нового фактического материала сама концепция была существенно усовершенствована. В своем обновленном виде она исходила из ограниченности прежнего увлечения политической историей империи и позволяла представить развитие османского и иных восточных обществ во всей полноте политических, социальных и экономических аспектов. Ее адепты широко прокламировали отход от европоцентристских установок. В частности, было признано, что османы воспринимали и усваивали западный опыт на основе своих традиционных институтов. Этот этап осмысления процесса модернизации был отмечен появлением ряда работ западных авторов, оказавших большое влияние на последующее развитие османистики. К их числу можно отнести публикации Б.Льюиса (18), Р.Дэвисона (19), К.Карпата (20). Тогда же были опубликованы труды турецких ученых - Шерифа Мардина (21), Ниязи Беркеса (22), Тарика Зафера Тунайя (23), в которых были поставлены вопросы влияния процесса вестернизации на османское общество.

Важным рубежом в общественной жизни Турции стал военный переворот 1960 г. Это событие представляло собой антидемократическое вмешательство военных, но оно открыло дорогу для прогрессивных начинаний, приведших к политизации широких масс и восприятию новых устремлений мировой общественности. В турецкой историографии Османской империи он сказался в ощутимом воздействии школы «Анналов» и марксистской интерпретации исторических процессов. Если ранее усилия ученых были направлены на изучение деятельности государства, то в 60-70-х гг. возрос интерес к социальной и особенно к экономической жизни. Без сомнения, в этом сказалось влияние ученых, пришедших в историческую науку из социологии и других областей гуманитарных наук. Отличительной чертой работ того времени является их «левое» звучание. Однако на самом деле они опирались на различные парадигмы: модернизации, «зависимого развития», мировой экономической системы И. Валлерстайна, марксистские положения о роли производительных сил, как основной движущей силы истории, идеи школы «Анналов» об обращении исторической науки к ее основному объекту - человеку. Для примера можно сослаться на материалы первой международной конференции по социальной и экономической истории Турции, прошедшей в Анкаре в 1977 г. (24) и на публикации Ш. Ханиоглу (25), Д. Эргиля (26), Ч. Кейдера (27), И. Ортайлы (28). В западной османнистике также отмечается появление новых исследователей, плодотворно работающих над вопросами, связанными с пробуждением национального самосознания: Д.Кушнера (29), Р.Чемберса (30), Ф. Жоржона (31) и других.

Значимое изменение в быстро прогрессирующем процессе осмысления османской истории турецкими учеными произошло вместе с радикальным сдвигом в политической жизни страны в начале 80-х гг. Новый подход, формировавшийся еще в 70-х гг. на базе «Очага просвещения», нацеленного против левых устремлений в политике и историографии, получил известность как «турецко-исламский синтез». Главная особенность новой парадигмы, получившей поддержку со стороны государства после военного переворота в сентябре 1980 г., состоит в написании османской истории в форме повествования, воспламеняющего национальные и религиозные чувства. Для ее сторонников нет общей истории человечества, как таковой, существует лишь история отдельных наций. Внешне утверждение концепции «синтеза» выглядит как откат к понятиям, употреблявшимся в первые десятилетия XX в., разве что место «исламского духа» занял «турецко-исламский». Однако на деле утверждение идей «синтеза» означало отказ от прежнего эволюционного восприятия исторического процесса и переход к постмодернистскому релятивизму, отрицающему достоверность любых общих закономерностей.

Для правильного понимания нынешнего состояния турецкой историографии важно подчеркнуть то обстоятельство, что, несмотря на государственную поддержку, теория «турецко-исламского синтеза» не смогла остановить использование тех концепций, о которых речь шла ранее. Иными словами, обращение к этно-конфессиональным проблемам в настоящее время предполагает использование самых разных парадигм, позволяющих рассматривать тему "тюрк ким-лиги» под различными углами зрения. Результатом изменения ситуации можно считать появление значительного числа произведений турецких и западных авторов. Речь идет о новых публикациях Шерифа Мардина (32), и Ильбера Ортай-лы (33), книгах Решада Касаба (34), Танера Тимура (35), Юмида Хасана (36), Б. Гювенча (37), К. Флейшера (38), К. Карпата (39), Ф. Жоржона (40), Хр. Неуманна (41), М. Микера (42).

Отдельно следует отметить давнюю традицию изучения Османской империи в России. Немалое место среди публикаций российских авторов за последние два столетия занимают работы по истории общественной мысли в султанской Турции. Наибольший интерес для автора настоящего исследования представляют книги Ю.А. Петросяна, положившего начало научному изучению идеологии османских реформаторов и политической публицистики XIX - начала XX в. (43) Преобразованиям эпохи танзиматских реформ и их инициаторам посвятили свои изыскания И.Е. Фадеева (Петросян) (44), H.A. Дулина (45), И.Л.Фадеева (46). Результаты своих изысканий относительно особенностей формирования турецкой нации и складывания национального самосознания турок изложил в своей книге известный российский историк Д.Е. Еремеев (47). Для всех этих работ характерно глубокое знание изучаемых вопросов, основанное на внимательном изучении турецких источников.

Из огромного круга исследований, изданных в России и посвященных идейным исканиям русской интеллигенции XIX в., автору диссертации из-за ограниченности времени пребывания в Москве пришлось ограничиться работами, вышедшими в последнее время. К их числу относятся произведения В.Я.Гросула, И.В.Лукоянова, С.Пивоварова, Е.Л.Рудницкой, В.А.Томсинова, П. Шкуринова. Г.И.Щетининой. Из работ более раннего времени предпочтение было отдано произведениям известных русских философов-эмигрантов -Н.А.Бердяеву (1874-1948) и Г.П.Федотову (1886-1951). Зато в библиотеках Анкары и Стамбула оказалось достаточно большое количество работ зарубежных специалистов по русской истории, в том числе Т.Андерсона, Р.Бирнса, В. Дау-лера, В. Зенковского, Г.Кона, Э. Кэрра, Д.Ливена, Р.Пайпса, Н.Рязановского, Е.Уикса. Совокупность названных исследований позволила получить достаточно полное представление о концептуальном осмыслении тех процессов, которые переживала русская общественная мысль в процессе модернизации российского государства и общества. Можно лишь пожалеть, что эти сюжеты остаются неизвестными турецким ученым. Помимо исследований, посвященных проблемам национальной идентификации, при подготовке диссертации были использованы и общие работы по османской истории турецких, западных и русских авторов.

Среди них следует особо отметить труды современных турецких авторов -Халила Иналджика, Ахмада Фероза, Сина Акшина, Хюсейна Садоглу, Тарика Тунайя, Мете Тунчая, Исмаила Хаккы Узунчаршылы, известных западных специалистов - Б. Брауде, С. Фарохи, X. Гербера, К. Финдлей,Б. Льюиса, Ст. Шоу, Э. Цюрхера, а также работы российских востоковедов H.A. Иванова, Н.Г. Киреева, М.С. Мейера, С.Ф. Орешковой, Ю.А. Петросяна, И.Л. Фадеевой.

Из обширной литературы, посвященной теоретическому осмыслению взаимоотношений гетерогенных в этническом отношении империй (Римской, Византийской, Османской, Российской) и отдельных наций, входивших в их состав, были использованы публикации Б. Андерсона, Ф. Броделя, Э. Геллнера, Э. Гиббона, Г. Зайдлера, X. Кона, А. Рибера, Э. Смита, Х.П. Хёе, Э. Хобсбаума, А. Каменского, В. Кожинова, А. Миллера, С.М. Сергеева, Е. Троицкого, А.О. Чубарьяна, А.Л. Янова, Суави Айдына, Али Акйылдыза, Кемаля Тахира.

Отдельно следует отметить материалы двух конференций, где история империй давалась на основе сравнительного подхода. Материалы первой из них были опубликованыв США под редакцией К. Беркли и М. Хегена (48), второй -в Москве в серии «Новые границы» под редакцией А.И. Миллера (49).

В диссертации использованы статьи и обзоры, посвященные турецкой истории, в журналах «Беллетен» и «Тарих ве Топлум», «Интернейшн Джорнал оф Миддл Ист Стадиз», «Мидцл Истерн Стадиз», «Восток», «Вестник Московского Университета. Серия 13. Востоковедение». Диссертант изучил также работы по истории России, публиковавшиеся в журналах «Вопросы истории», «Вопросы философии», «Аб Империо», «Слэвик Ревью», «Америкэн Слэвик анд Ист Юропиэн Ревью», «Нэйшн анд Нэйшионелизм», «Харвард Слэвик Ревью», «Слэвоник анд Ист Юропиен Ревью».

Для исследования имперского мышления и национализма элит двух империй выбран метод рассмотрения османского и российского материала в отдельных разделах диссертации. В первой главе представлены сведения по Османской империи, во второй - по России. Каждая из глав разделена на две части. В главе, посвященной османским сюжетам, изложение начинается с рассмотрения общей картины состояния империи в период перемен. Здесь основное внимание уделяется таким сюжетам, как ослабление верховной власти в центре и на местах, характер осуществлявшихся реформ и факторы, определявшие преимущественное внимание к опыту государств Западной Европы, изохронность реформаторских усилий и упадка османской государственной системы. Совокупность подобных явлений открывает, на наш взгляд, возможность увидеть те пути решения вопроса идентификации, которые определялись переплетением традиционных воззрений и новой, в основе своей западной, системы ценностей.

Во второй части главы анализируется состояние общественной мысли в Османской империи. Одной из ее отличительных особенностей традиционно считается заметное влияние взглядов сторонников вестернизации. Однако основное внимание автора сосредоточено на других идейных течениях, в частности на характеристике концепции османизма, как первого конкретного выражения поиска самоопределения в период танзиматских реформ. Наряду с этим вариантом идентификации излагается и другой подход, основанный на постулатах панисламизма. Он, несомненно, противостоит османизму, но вместе с тем имеет с ним и некоторые общие черты. Наконец, подробно излагается идейное содержание тюркизма, составляющего основу современного турецкого национализма. Анализ взглядов его сторонников показывает наличие в самой концепции явно имперских черт, что связывает третий вариант самоидентификации с османиз-мом и панисламизмом.

Глава, посвященная идейным исканиям в России, также состоит из двух частей. В первой из них дан обзор важнейших процессов, которые переживались российским государством в ходе «предмодернистских» преобразований, а также предпринята попытка объяснить прочность основ царского самодержавия и значимость «русской идеи» как для низов, так и для верхов империи. Особое внимание обращено на особенности происхождения и общественного статуса гражданской элиты, чье влияние так ощущалось в то время. Свободомыслие ее представителей явственно проявлялось в неоднозначности их реакции на новые явления в политической и духовной жизни на Западе, в частности на распространение националистических настроений.

Основное место во втором разделе главы отведено характеристике воззрений, определявших общественное сознание россиян в XIX веке, и роли тех творческих личностей, которые в своих произведениях формулировали направление и суть идейных поисков. Вероятно, впервые вопрос о национальной идентификации был поднят в рамках раннего консерватизма, характерного для творчества Н.М.Карамзина и В.Ф.Одоевского. Другое видение той же темы предложили идеологи раннего либерализма. Оно нашло свое выражение и во взглядах декабристов, которые выдвигали западные нормы и представления в противовес традиционным. В 1840-х гг. на политическую арену вышли славянофилы и западники, оппозиция которых составляла основное идеологическое противостояние того времени в России. Диссертант попытался проанализировать их понимание вопроса «кто мы?» с точки зрения выявления корней патриотизма и национализма в российском обществе. Особого внимания заслуживает творчество одного из наиболее противоречивых приверженцев западничества А.И.Герцена. Оно интересно прежде всего попыткой преодолеть противоречия славянофилов и западников, соединив их идеи в концепции «русского социализма». Его основой должны были стать коллективистские устои, свойственные славянской и особенно русской сельской общине. Разочарование буржуазными порядками в Европе, особенно усилившееся после поражения революций 1848 г., привело Герцена к убеждению, что Россия, не запятнанная частнособственническими отношениями, должна олицетворять будущее для всего мира.

Противостояние России и Запада, четко определенное в работах Герцена, объективно способствовало распространению в российском обществе идей панславизма. Наиболее видным защитником и пропагандистом этой политической идеологии был, по мнению диссертанта, Н.Я. Данилевский. Его положения о превосходстве России в противостоянии с Западом и ее ведущей роли в объединении славян, несомненно, оказали влияние на творчество Ф.М. Достоевского и формирование политических взглядов писателя. Вместе с тем анализ произведений писателя, его дневников и знаменитой речи на открытии памятника Пушкину показывает, что не менее значимым было влияние таких сторонников русификации, как М.Н.Катков (1818-1887), К.П.Победоносцев (1827-1907) и B.C. Соловьев (1853-1900).

Еще одной важной фигурой, повлиявшей на общественную мысль России во второй половине XIX в., был К.Н. Леонтьев. Его историософское наследие сегодня привлекает все большее внимание исследователей (50). Считая ошибочными идеи панславизма и русификации, он развивал свое положение о наличии в России «византийского начала», которое может положить начало новой византийской цивилизации, построенной на принципах православия и авторитаризма. Эта концепция должна была реализовать основную идею автора о возможности и необходимости духовной победы Востока над Западом, идеи, позволяющей отнести Леонтьева к числу протагонистов современного евразийства.

Итоги исследования подводятся в заключительной части работы. Сопоставление исторических процессов, которые переживались Османской империей и Россией в XIX-начале XX в. позволяет отметить и существенные различия в судьбах двух держав (упадок одной и пик могущества другой), и определенные сходства (модернизаторские преобразования и роль образованной элиты в них), определявшие состояние духовной атмосферы и общественной мысли. Смысл перемен может быть понят через концептуализацию понятий «империя» и «нация» османскими и русскими интеллектуалами того времени. Иначе говоря, как современные западные представления о нации сочетались в их сознании с собственными имперскими традициями. Наконец, сопоставление опыта двух гетерогенных в этно-конфессиональном отношении сообществ позволяет выявить насколько адекватным является восприятие таких европоцентричных понятий, как «нация» и «национальность».

1) Рибер А. Сравнивая континентальные империи.// Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей. Под ред. А.Миллера. М., 2004, с.ЗЗ

2) Muldoon J. Empire and Order: The Concept of Empire, 800 - 1800. N.Y., 1999.

3) Anderson В. Hayali Cemaatler; Milliyetciligin Kokenleri ve Yayilmasi. Cev.I.Savasir. Istanbul, 1995, s. 19-25.

4) Smith A.D. Milli Kimlik. Cev. B.S.Sener. Istanbul, 1991, s.40-42.

5) Sultan Abdulhamid. Siyasi Hatiratim. Istanbul, 1999

6) Карамзин H.M. История государства Российского. M., 2005; его же. Записка о древней и новой России. (Цит. по английскому изданию: N.M.Karamzin. Memoir on Ancient and Modern Russia. Harvard Univ.Press, Cambridge, 1953).

7) Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. М., 2003.

8) Герцен А.И. Былое и думы. (Цит. по английскому изданию: Herzen A. My Past and Thoughts: The Memoirs of Alexander Herzen. L., 1968); его же. Herzen A. From the Other Shore and Russian People and Socialism. L., 1956.

9) Хомяков A.C. Полное собрание сочинений. В 2-х т. М., 1878-1880.

10) Белинский В.Г. Полное собрание сочинений. М., 1953-1959.

11) Киреевский И.В. Полное собрание сочинений. В 2-х т. М., 1911

12) Майков В.Н. Критические опыты. СПб., 1891.

13) Соловьев B.C. Еврейский вопрос - христианский вопрос. СПб., 1906; его же. Национальный вопрос в России. М., 1888.

14) Леонтьев К.Н. Собрание сочинений в 9 т. СПб., 1912-1913

15) Karal E.Z. Tanzimattan Once Garphla§ma Hareketi. // Tanzimat. Istanbul, 1940, s. 13-30; его же. La transformation de la Turquie d'un empire oriental en un etat moderne et national. // Cahier d'histoire mondiale. 1957. Vol. IV, n. 2.

16) Inalcik H. Tanzimat ve Bulgar Meselesi. Ankara, 1943.

17) Gibb H.A.R., Bowen H. Islamic Society and the West: A Study of the Impact of Western Civilization on Muslim Culture in the Near East. Vol. 1, part 1-2. L., 1951-1957

18) Lewis B. The Emergence of the Modern Turkey. Oxford Univ. Press. L., N.Y., Toronto, 1961.

19) Davison R. Reform in the Ottoman Empire. 1856 - 1876. Princeton, 1963.

20) Karpat K. The Transformation of the Ottoman State, 1789 - 1908. // International Journal of Middle East Studies. L., 1972. Vol. 3, n. 3, p. 243 - 281.

21) Mardin S. The Genesis of Young Ottoman Thought: A Study in the Modernization of Turkish Political Ideas. Princeton, 1962 (Турецкий перевод : Jon Turklerin Siyasi Fikirleri, 1895-- 1908. Ankara, 1964)

22) Berkes N. The Development of Secularization in Turkey. Montreal, 1964; его же. Batilila§ma, Ulusfuluk ve Toplumsal Devrimler. Istanbul, 1965.

23) Tunaya Т. L. Türkiye'nin Siyasi Hayatmda Batilila§ma Hareketi. Istanbul, 1960.

24) Türkiye'nin Sosyal ve Ekonomik Tarihi (1071-1920). Haz. O.Okyar, H.Inalcik. Ankara, 1980.

25) Hanioglu S.M. Bir Siyasal Dü§ünür Olarak Abdullah Cevdet ve Dönümü. Istanbul,

1981

26) Ergil D. Class Relations and the Turkish Transformation in Historical Perspective.// Studia Islamica. P., 1974. Vol. 39, p.77-94

27) Keyder C. Osmanli Ekonomisi ve Osmanh Maliyesi (1881-1914) // Toplum ve Bilim. Ankara, 1979, N. 8.

28) Ortayli I. Tanzimattan Sonra Mahaleli Idaresi. Ankara, 1974; его же. Osmanli Im-paratorlugunda Alman Nüfusu. Istanbul, 1980.

29) Kushner D. The Rise of Turkish Nationalism, 1876-1908. L., 1977.

30) Chambers R. The Education of a 19th Century Ottoman Alim, Ahmed Cevdet Pasa. // International Journal of Middle East Studies. 1973. Vol. IV, part 4, p. 440-464

31) Georgeon F. Aux origins du nationalisme turc, Yusuf Ak?ura (1876-1935). P., 1980.

32) Mardin Türk Modernle§mesi. Istanbul, 1991.

33) Ortayli I. Tanzimat Adami ve Tanzimat Toplumu. Istanbul, 1986; его же. Osmanh Toplumunda Aile. Istanbul, 2000.

34) Kasaba R. Rethinking Modernity and National Identity in Turkey. Seattle, 1997

35) Timur T. Osmanh Kimligi. Ankara, 2000.

36) Hasan Ü. Örgüt-Inan9-Davrani§'tan Hukuk-Ideoloji'ye. Istanbul, 2001

37) Güven? В. Türk Kimligi: Kültür Tarihinin Kaynaklari. Ankara, 1993

38) Fleisher C. Tarihi Mustafa Ali, bir Osmanli Aydin ve Bürokrat. Istanbul, 1996

39) Karpat K. Kimlik Sorununun Türkiye'de Tarihi, Sosyal ve Ideolojik Geli§mesi // Turk Aydin ve Kimlik Sorunu Istanbul, 1995.

40) Georgeon F. Osmanh-Türk Modernle§mesi (1900-1930). Istanbul, 2006

41) Neumann Ch. Ara<? Tarih, Ama? Tanzimat: Tarihi Cevdetin Siyasi Anlam. Istanbul,

2000

42) Meeker M. A. Nation of Empire: the Ottoman Legacy of Turkish Modernity. Berkeley, Univ. of California Press, 2002

43) Петросян Ю.А. "Новые Османы» и борьба за конституцию 1876 г. в Турции. М., 1958; его же. Турецкая публицистика эпохи реформ в Османской империи (конец XVIII - начало XX в.). М., 1985

44) Фадеева И.Е. Мидхат-паша, жизнь и деятельность. М., 1977

45) Дулина H.A. Танзимат и Мустафа Решид-паша. М., 1984.

46) Фадеева И.Л. Османская империя и англо-турецкие отношения в середине XIX в. М„ 1982; ее же. Официальные доктрины в идеологии Османской империи (осма-низм - панисламизм). XIX -начало XX в. М., 1985.

47) Еремеев Д.Е. Этногенез турок (происхождение и основные этапы этнической истории). М., 1971

48) After Empire, Multiethnic Societies and Nation Building. The Soviet Union and Russian, Ottoman and Habsburg Empires. Ed. by K.Barkey, M.Hegen. Westview, Boulder, 1997

49) Российская империя в сравнительной перспективе. Сборник статей. Под ред. А.И.Миллера. М., 2004

50) Об этом подробнее см.: Жуков К.А. Восточный вопрос в историософской концепции К.Н.Леонтьева. СПб, 2006.

I. ОСМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ

А. Османская империя, модернизация и национализм

Для лучшего понимания эпохи коренных перемен, начавшихся в Османской империи в XIX веке, необходимо, прежде всего, вкратце рассмотреть эволюцию османской социально-политической структуры. В этой связи следует остановиться, хотя бы в общих чертах, на основных особенностях османского государства в начальный период его существования и в классический период (1), когда начались перемены, важные для нас с точки зрения изучаемой темы.

Османская империя не могла появиться как типично традиционная средиземноморская империя, но в результате мощного движения в этом направлении и слияния тех отличительных черт, что проявились в ней с самого начала, сложилась своеобразное государство. Если выделить факторы, оказавшие влияние на его образование, то можно отметить туранскую традицию, иранское и исламское влияние, пример средиземноморских итальянских государств, сельджукское и, конечно, византийское наследие (2).

Самым заметным элементом в структуре самой Османской империи, наряду с общим воздействием указанных факторов, было римское наследие, принявшее мусульманское обличив. Его влияние можно видеть в таких фактах султанского управления, как перенесение столицы в Стамбул и использование со времен Мехмеда II Фатиха (1450-1481) титула «цезарь». Благодаря такому наследию Османская империя и воспринимается как традиционная средиземноморская держава.

Как известно, самым ценным в политической мысли Римской империи было представление об уникальности фигуры императора. Поскольку в центре мироздания мог находиться только император, международные отношения предполагали наличие иерархии подчиненных Риму государств. Другим проявлением той же концепции было утверждение о том, что весь мир должен восприниматься как одна страна. Поэтому в сознании римлян не существовало понятия границ. Источником легитимности являлась возможность управлять всем миром (ойкуменой) (3).

Сам император лично осуществлял управление, и присяга на верность ему обеспечивала социальное и политическое единство всего человечества. Таким образом, для каждого воспринимавшего Рим как весь цивилизованный мир верность римскому императору выступала как необходимый элемент связи одного человека с другим.

То, что османское государство быстро превратилось в империю, можно рассматривать как выражение этой римской тенденции. Об этом свидетельствует, в частности, протокол приема иностранных послов османскими султанами. Он показывал, что османы не видят в правителях других государств себе равных, более того, им даже не была известна Священная Римская империя германского народа. Османские султаны этой формой самоутверждения пользовались и за пределами своей державы. Так, на отчеканенных в Италии для Мехмеда 11 монетах на одной стороне были изображены три короны, а на другой - один престол. Три короны были символом трех империй, которые подчинились османскому султану - Трапезундской, Понтийской и Византийской. Престол, изображенный на другой стороне монет, служил напоминанием, что единственным правителем мира является османский султан Мехмед II (4).

Восприятие Римской империи как единственного универсального государства сохраняется в Европе до настоящих дней. В политической философии Англии эпохи Карла V или Франции времени Людовика XIV уподобление этому уникальному оригиналу воспринималось как источник легитимности государства (5). С точки зрения нашего исследования важно, что форма создаваемого социального порядка и внешние связи государства определялись соответствием римскому оригиналу. В Риме понимание своей уникальности способствовало самоорганизации различных групп населения и выступало свидетельством лояльности императору не отдельного гражданина, но всей группы в целом. В подобном случае такой коллектив сам осуществляет функции внутреннего самоуправления, оставив в ведении государства функцию внешних сношений и урегулирования межгрупповых связей. Такой подход очень облегчал деятельность государства, а с учетом его ограниченных технологических возможностей воспринимался и как единственное решение проблемы управления (6).

Османская империя сохранила эту практику, объединив ее с исламским правом. Она известна как система миллетов (понятие, которое в современной Турции воспринимается как «народ» и «нация»). Само понятие миллет образовалось от термина милле. В арамейском языке он первоначально означал «слово», а следовательно и « логос», в конечном же итоге стал восприниматься в значении «вера». Этимология термина позволяет лучше понять сущность системы миллетов. Она основывалась на том принципе, что все общины любого вероисповедания на османской территории признавались государством и им предоставлялось право решения всех их внутренних дел (7). Каждый миллет был организован как закрытая группа. Результатом подобной замкнутости было то, что разделенными оказывались и единоверцы и носители одного языка. Если и родился, несмотря на ограниченную общность бытовой и материальной культуры, общий стиль османской жизни, то данное обстоятельство еще не означает появления общей османской идентичности ни в литературном, ни в научном смысле.

Так как руководство миллетом и ответственность за него лежала на мил-летбаши (его главе), а каждый индивид оставался внутри коллектива, внешнее влияние сводилось до минимума. Поселения каждого миллета было закрытым в своем квартале или деревне. Лишь в равнинных областях ситуация менее сложна. В таких регионах, как Балканы, Западная Анатолия и Причерноморье, жители равнин оказываются в среде, которая не позволяет им создать свою особую культуру (8).

В такой разъединенности, основанной на вере и ее различных толкованиях, язык не имеет значения. Когда говорят об армянах, имеют в виду не один народ, но армяно-григорианский, армяно-католический и армяно-протестантский миллеты. В противовес этому греческое православие объединяло в одну общность греков, сербов, болгар. Именно из-за этого в Османской империи первое проявление балканского национализма было направлено не против османского правительства, но против греко-фанариотского патриархата.

Мусульманский же миллет Османской империи объединял турок, арабов, болгар-помаков, боснийцев, курдов и кавказцев. Здесь также не шла речь о языковом или этническом различии. Каждый индивид вне зависимости от происхождения считался членом этой общности. Стоит, однако, заметить, что те мусульмане, которые не принадлежали к числу суннитов, не пользовались теми преимуществами, на которые имели право другие представители миллета, и османское государство было очень скупо на проявления терпимости. Существовавшая ситуация стала меняться лишь после Танзимата.

Система миллетов, не взирая на все перемены, просуществовала до конца Османской империи. Ведь переписи населения и парламентские выборы производились на их основе. Из-за этого даже сегодня мы не располагаем информацией на основе переписей об этнической структуре Османской державы. За все столетия, предшествовавшие Первой мировой войне, немусульмане не проходили военную службу, выплачивая взамен налог бедел-и аскерийе. Положение изменилось лишь со вступлением султанской Турции в войну в 1914 г.

В процессе осуществления реформ специфика миллетов принималась во внимание при выборах в меджлис и различные комиссии, в частности, принцип пропорциональности устанавливался на этой основе. Поэтому административные реформы, с одной стороны, подрывали саму систему (9), но, с другой стороны, ее усиливали. В сфере правосудия такая ситуация сохранялась до конца существования османского государства, о чем свидетельствует продолжение работы общинных судов.

Главным, но не единственным защитником системы миллетов было само государство. Ведь руководство каждого такого коллектива было самым яростным противником любых нововведений внутри его. Сохранение статус-кво по сути означало сохранение и самой общины. По той же причине религиозная верхушка до определенного времени выступала против светско-национального сепаратизма даже активнее, чем османские бюрократы. Изменение самой системы диктовалось не волей и выбором руководства, но исторической необходимостью.

Осмысление такой необходимости предполагает анализ самого процесса ослабления государства. С этой целью следует вкратце проследить политическую историю Османской империи со времени второй осады Вены в 1683 г.

Прежде всего нужно вспомнить события в Эдирне в 1703 г. То, что произошло спустя четыре года после подписания Карловицкого мира в 1699 г., знаменовавшего в турецкой историографии начало отставания Османской империи, можно рассматривать как первое свидетельство начавшегося распада традиционной системы государственной власти. Именно в это время под давлением ка-пыкулу и улемов был низложен султан Мустафа II. Двадцать лет потрясений, начавшихся со второй осады Вены, так же бесславно и окончились (10). Впервые в османской истории сама мысль о смене династии стала предметом жарких споров. При рассмотрении причин случившегося бросаются в глаза три важных фактора. Первый состоит в том, что после Карловицкого мира правящая элита предпочла войне мир. Соответственно снизилась роль войска капыкулу и начались проблемы с выплатой им жалования. Второй фактор заключался в том, что с подписанием мирного договора резко возросла роль старой столицы Эдирне перед Стамбулом. Еще одна причина волнений определялась тем, что принадлежавший к миролюбивой части правящей верхушки шейхульислам Фейзулла-эфенди допускал злоупотребления. Для настоящего исследования важны два следствия происходивших событий. Во-первых, они привели к гибели Фейзул-лы-эфенди, общавшегося с европейскими учеными, во-вторых, было выдвинуто требование смены династии.

Казненный через повешение с помощью представителей христианской общины во главе со священниками Фейзулла-эфенди был выставлен на обозрение воинами капыкулу. Ясно, что казнь шейхульислама не была связана с его присутствием на мирных переговорах с Европой, но стала следствием того, что он одним из первых начал политические контакты с Западом. Данное событие подтверждает, что в то время равноправные отношения с Западом даются нелегко османскому обществу (11).

Во время разгоревшегося после низложения Мустафы II спора воины капыкулу потребовали посадить на престол шахзаде Ибрагима. Однако увенчалось успехом требование улемов о вступлении на престол Ахмеда III (17031730). Очень важно подчеркнуть, что впервые в османской истории в требованиях некоторых предводителей капыкулу значится смена династии. Они предполагали после свержения османской династии посадить на престол падишаха-чужака или же представителя династии крымских ханов. По словам историка Мустафы Найма, жившего в то время, ситуация была еще более неоднозначной. По его мнению, целью мятежников была не смена, но полная ликвидация самого принципа династийности. «Суть требований заключалась в выборе на руководящую должность по предложению военных предводителя по аналогии с тунисским или алжирским корпусом». Видимо, речь шла о египетско-мамлюкской системе. Такое положение представляло опасность для положения султана, составлявшего центр османской системы (12).

Наложение политических проблем на такие неблагоприятные события привело к тому, что османская правящая элита смирилась с ослаблением государства. По-видимому, с этого момента османы начинают постепенно отказываться от структурообразующей политики завоеваний и начинается поиск путей реформирования системы.

Хотя внешнеполитический баланс в то время был в пользу османов, бросается в глаза их стремление избежать участия в войнах. Например, было отклонено союзническое предложение Франции, направленное против Австрии, которая была занята подавлением восстания венгров под руководством Ф.Ракоци. Не было принято и предложение шведского короля Карла XII о союзе против России, впрочем, продолжавшиеся военные действия на Украине все же втянули османов в конфликт с Петербургом. Попытка Стамбула вернуться к политике завоеваний, организовав поход в Морею, привела к антиосманскому союзу Венеции с Австрией и Россией, и закончилась военными поражениями и подписанием Пожаревацкого мира в 1718 г.

Отказ от продолжения войн в Европе стал отличительной чертой эпохи тюльпанов. В это время пробуждается интерес османов к контактам с Западом. Признав, что европейские государства являются не столь уж ничтожными по сравнению с Османской империей, они обратились к изучению Европы. Так, задачей отправленного в Париж Йирмисекиз Мехмед-эфенди было не только налаживание политических связей, но и сбор информации обо всех французских новшествах. По существу, XVIII век стал временем первых заимствований из

Европы. Именно в это столетие османская элита начала признавать, что знания, идущие с Запада, могут быть полезными. Хотя интерес к европейским новшеством нельзя еще считать началом процесса европеизации, но он показывает, что османы вышли из того состояния, когда считали свою державу самой могущественной и непобедимой.

Тридцатилетний мирный период, начавшийся с Белградских соглашений 1739 г. и оборвавшийся русско-турецкой войной 1768-1774 гг., еще больше ускорил процесс познания Запада. Самым важным воздействием мирной атмосферы того времени стала трансформация османской системы управления. Об этом свидетельствует превосходство дефтердаров (глав финансового ведомства) и реис-уль-куттабов (глав внешнего ведомства) над нишанджи (хранителями султанской печати и сводов султанских законоположений). После того, как Рами Мехмед-паша в ходе Карловицких мирных переговоров возвысился с поста реис-уль-куттаба до великого везира, многие сановники, управлявшие внешними сношениями, повторили этот карьерный путь.

Несмотря на прогресс во многих сферах общественной жизни, результаты продолжавшихся потрясений (события на иранском фронте, действия христиан на Балканах), способствовали выдвижению на передний план мусульманской идентичности. Именно в это время стало так широко подчеркиваться исламская сущность государства. Развитию подобной тенденции способствовало снижение веры в легитимность султанской власти из-за кризиса системы управления. Место султанского кануна стало занимать религиозное право.

Другим выражением кризиса системы управления является нерешенность проблем взаимоотношений центра и периферии (13). Со времен Римской империи и до сих пор не найдено решения этой проблемы. На усилия по дальнейшей централизации власти провинция всегда отвечала ростом центробежных тенденций. Одним из выражений переживавшихся в XVIII веке смут можно считать тенденцию к отдалению эялетов (провинций) от центра. В ряде провинций в качестве альтернативной власти выступали представители местной знати, не располагавшие такими правами де-юре (то есть не имевшие на подобные акции султанского берата), но выступавшие в качестве правителей де-факто. Триполи, Багдад, Алжир, Тунис и, что особенно важно, Египет оказались в отчуждаемом состоянии. Мирный период в международных отношениях был прерван русско-турецкой войной. Она завершилась подписанием Кучюк-Кайнарджийского мирного договора, самой важной частью которого стало признание османским султаном за чужеземным государством - Россией права на защиту части православного христианского населения на подвластной ему территории. Другим результатом побед модернизированной России стала окончательная решимость османской элиты провести реформы. Еще до вступления на престол Селим III уже вел переписку с королем Франции о проведении возможных реформ (14).

Первый султан XIX в. Селим III (1789-1807) стал символом еще большей систематизации и ускорения начатых ранее преобразований. Однако наряду с реформами продолжались и потрясения, переживаемые османами. На третьем году правления Селима III очередная русско-турецкая война 1788-1792 гг. завершилась Ясским миром, который подтвердил присоединение Крыма к России и право российских правителей на защиту православных христиан Османской империи.

Интенсивность проведения реформ росла параллельно усилению внешнего воздействия. Разразившееся в самом начале XIX в. сербское восстание можно рассматривать как яркий пример того, насколько открытыми были дела империи для внешнего вмешательства. Выступления в Сербии начались вследствие ошибочных действий местных османских властей. Однако привнесенные Французской революцией идеи национализма при содействии России и Австрии вызвали взрыв национальных чувств, реализовавшихся в сепаратистское движение. Ситуация в Сербии осложнилась еще больше из-за неудачных действий османской армии и активности местных аянов, особенно Али-паши Янинского. Власти попытались противопоставить сербское национальное движение и Али-пашу, полагая, что тем самым удастся спасти целостность империи (15).

Направленность первых преобразований предполагала проведение реформ в военной сфере для защиты государства от вмешательства европейских держав. Шаги по созданию новых воинских частей Низам-и джедид, повторенные позже в виде отрядов «новых секбанов» (Секбан-и джедид) и приведшие в конечном итоге к появлению в период правления Махмуда II Асакир-и Мансу-ре («Победоносной армии») осуществлялись при помощи западных специалистов и советников. В этом же ключе следует рассматривать открытие морской и сухопутной военно-инженерных школ. Еще одним шагом по сближению с Западом стало учреждение постоянных посольств в ряде европейских столиц.

Такие видные западные историки, как Б. Льюис и Ст. Шоу, по-разному оценивают новшества Селима III. Первый из них придает большое значение реформам, повлиявшим практически на все стороны жизни Османской империи, второй же определяет эти перемены как «традиционный реформизм». Исследование общего хода преобразований и сопоставление их с аналогичными начинаниями в других империях позволяют считать вторую точку зрения более верной (16). Существенно выше значение реформ, осуществлявшихся при Махмуде II (1808-1839). При нем процесс модернизации затронул все имперские структуры. Неслучайно время его правления вошло в историю как «период вестерниза-ции» (17).

Первым начинанием Махмуда II по пути централизации власти было заключение Сенед-и иттифак (Союзного пакта) в 1808 г. Он был направлен на преодоление влияния аянов. Они ошибочно называются феодалами, однако на деле султан сам подтвердил легитимность их существования. Вместе с тем он видел в институте аянства главное препятствие на пути централизации государства. В результате длительной борьбы сопротивление наиболее влиятельных аянов было сломлено и авторитет султанской власти восстановлен.

На Балканах долгое время нерешенной оставалась сербская проблема. Все же в 1829 г. национальное движение добилось предоставления Сербии автономии. Если выступления сербов были неподготовленными и возникли спонтанно, греческое восстание, напротив, было четко спланировано. Оно началось в 1821 г. под предводительством созданного в Одессе Филике этерия («Дружественное общество») и стало первым свидетельством банкротства османской системы миллетов. Поэтому реакция султанских властей на греческое движение оказалось чересчур резким: глава православных христиан патриарх Григорий был признан виновным и повешен у дверей своей патриархии.

Одним из важных следствий греческого восстания стало осознание факта недееспособности янычарского корпуса, приведшее в 1816 г. к его ликвидации после ожесточенной борьбы. Так на османском примере был реализован сценарий упраздения особых воинских подразделений, характерных для традиционных государств Востока. Подобная акция султана, направленная на преодоление препятствий на пути модернизации государства, схожа с действиями Петра I, который ликвидировал корпус стрельцов, и напоминает события «революции Мейдзи», в ходе которых самураи потеряли свой особый статус.

Другим следствием событий в Греции стал конфликт султана с египетским наместником Мухаммедом Али. Последний, по просьбе Махмуда II, направил против восставших греков свое войско, реформированное по европейским образцам. Разногласия между султаном и сыном Мухаммеда Али Ибрагим-пашой, сыгравшим основную роль в подавлении восстания, переросли в открытое военное противостояние. У султана было лишь два варианта предотвратить вступление египетских частей в Стамбул: либо просить помощи у европейских государств в борьбе против своего египетского наместника, либо разделить с ним власть, отказавшись от династической традиции. Махмуд II поступил так, как действовал бы на его месте любой традиционный правитель. Он воспользовался помощью России, чтобы отбросить силы своего противника, но одновременно привлек Англию и Францию в качестве противовеса России.

Последнее десятилетие правления Махмуда II отмечено ускоренным проведением различных модернизаторских преобразований. Они осуществлялись не только в военных делах, но и в финансах и в сфере государственного управления. В 1831 г. была отменена тимарная система, определявшая существо социально-экономической структуры Османской империи, и заложены основы новых поземельных отношений. Вслед затем был осуществлен переход от устаревшего института везирата к более современному - незарету, иными словами, к системе министерств. Еще более важной новацией стала работа различных совещательных органов - меджлисов, чьи рекомендации легли в основу новых реформ. Не будет преувеличением сказать, что, начиная с эпохи правления Махмуда II, султанское самодержавие уступает место западной системе государственного управления.

Сменивший султана Махмуда II его старший сын Абдулмеджид (18391861) вступил на престол в 17 лет. Он стал первым в османской истории правителем, владевшим французским языком. Его отличала не решимость в проведении реформ, но согласие на увеличение западного влияния. Из-за этого мы впервые констатируем формирование консервативного крыла в правящей элите, чьи представители настаивали на антизападных переменах.

Несомненно, что само важной особенностью тех лет явилось оглашение фермана, объявившего о начале нового цикла преобразований, который получил название Танзимата. Поскольку султанский указ был оглашен в замке Гюльха-не,он ста больше известен как Гюльханейский хатт-и шериф. Танзиматские реформы явились результатом деятельности Мустафы Решид-паши, ученика англофила Пертев-паши (18). В подготовленном им тексте фермана было сказано, что источником всех проблем является отход от старых традиций и норм шариата, а также подчеркивалось, что возвращение к победным дням империи возможно в течении 5-10 лет при условии осуществления реформ. Такая постановка вопроса была, несомненно, рассчитана на получение народной поддержки. Из текста явствовало, что разрушение старых традиций было главной причиной ослабления государства.

Главной идеей фермана была тема правового обеспечения безопасности жизни и имущества. Избавление высшей бюрократии, занявшей место, которое в Османской империи традиционно отводилось сословию аскери (людей меча), от угрозы сиясетен катл (казней из-за неудач в политике) и мюсадере (конфискаций имущества) должно было снять ограничения в деятельности правящей элиты и вместе с тем принести пользу всем подданным вне зависимости от их состояния. Таким образом, впервые власть османского султана была ограничена в пользу бюрократии.

В рамках рассматриваемой проблемы следует отдельно отметить модернизацию различных видов административного управления, в том числе системы еди-и вахит (монополий), принципов налогообложения и выплаты жалования, уголовного права. Очень интересно и еще одно обстоятельство, связанное с указанным ферманом. С ним должны были быть ознакомлены послы иностранных государств в Стамбуле. Тем самым они как бы становились его гарантами. Наличие таких гарантий фактически означало взятие под европейский контроль курса на модернизацию османского государства. С этим связано важное высказывание одного из ведущих деятелей Танзимата Фуад-паши: «В государстве имеются две силы. Одна действует сверху, другая снизу. В нашей стране силы сверху нейтрализуют наши предложения. Почувствовать силу народа невозможно. Поэтому мы вынуждены использовать внешнюю силу. Ей являются посольства» (19).

Наряду с вопросом осуществления модернизации султанский указ затронул и другую тему. В нем впервые говорится о необходимости культивирования любви к родине. Вероятно, это обстоятельство было связано со столь заметным ослаблением государства, из-за чего оно не могло даже предпринять меры по решению египетского вопроса. Для его разрешения пришлось обращаться за помощью к Англии. Нестабильной оставалась и ситуация на Балканах. В годы, предшествовавшие Крымской войне, определение Османской империи как «больного человека», данное Николаем I, было абсолютно верным. Поскольку смерть этого «больного» сулила наступление большого хаоса в международной политике, Османская империя продолжала существовать и даже пыталась излечиться. Такая ситуация получила в литературе название «Восточного вопроса».

В подобных обстоятельствах был издан еще один султанский указ, известный как ислахат ферманы (декрет об исправлении) 1856 г. (20). Представляя собой продолжение гюльханейского хатт-и шерифа, он особо подчеркивал необходимость равенства всех османских подданных, как мусульман, так и немусульман. Положение, касавшееся немусульман и упоминавшееся ранее в тан-зиматских документах, вызвало негативную реакцию среди мусульманского населения. События в Джидде и Кулелийский инцидент можно рассматривать как результат подобных настроений (21).

Хотя благодаря Крымской войне западные державы обеспечили про-дашженв^^(щбошнаш10с0амшз£й:с^тйр0ри%' ^аееввошккшашзшви проблема внешнего долга. Правящая элита, пытавшаяся до войны выправить положение с помощью реформ, после войны вынуждена была вплотную заняться финансовыми делами.

Особенностью правления султана Абдулазиза (1861-1876) было то, что идеологи Танзимата и политики, благодаря предоставленным им гарантиям безопасности жизни и имущества, добились значительного усиления своей роли в управлении государством. Поскольку о «Новых османах» будет сказано ниже, здесь мы ограничимся лишь замечанием о том, что их идеи и их усилия по спасению державы, переплетавшиеся с борьбой за власть, со всей отчетливостью проявились именно в это время.

Анализ ситуации в канун провозглашения конституции привел современного турецкого историка Сина Акшина к следующему выводу: «Если с начала Танзимата и до Крымской войны английское влияние было преобладающим, хотя время от времени интересы Англии противостояла Франция. После Крымской войны и до 1871 г. доминировали интересы Франции. После 1871 г. позиции сторонников Франции резко ослабели. Отныне сталкивались лишь сторонники проанглийской и пророссийской политики, которым противостояли те, кто остался верным Абдулазизу.в 1871-1876 гг. превалировал влияние России» (22). Такое положение привело к усилению влияния автократии в государстве.

Другим очень важным событием того времени стало учреждение в 1870 г. болгарского экзархата, что было важным шагом к формированию болгарского национального самосознания и отделению болгар от греческого православного патриархата. После этого на первый план в преобразованиях выходит не совершенствование системы миллетов, но поиск альтернативных форм межнациональных отношений.

Воспользовавшись политическим хаосом, бюрократия во главе с Мидхат-пашой добились свержения Абдулазиза с трона. После короткого правления Мурада V на трон был посажен Абдулхамид II, обещавший провозгласить конституцию. Сразу же после воцарения в 1976 г. он действительно объявил о принятии Основного закона и создании парламента (междлиса).

Более внимательное рассмотрение хода работы Константинопольской конференции показывает явное нежелание западных держав позитивно решать насущные проблемы Османской империи. Принятием в это время конституции османская интеллектуальная элита пыталась заручиться поддержкой представителей западных стран на конференции. Однако подобная инициатива не встретила положительной реакции на конференции, где были приняты решения противоречившие интересам османского государства. Неприятие этих требований османами и привело в конечном результате к русско-турецкой войне 1877-78 гг. Вместе с войной пришел конец и османской конституции. Абдулхамид II, к большому удовольствию России, установил режим угнетения. Основная и очевидная причина войны заключалась не столько в результатах конференции, сколько в негативной позиции России в отношении идейного звучания реформистской политики (23).

Положив конец действию конституции, Абдулхамид II сосредоточил всю полноту власти в своих руках и тем воссоздал традиционную османскую имперскую структуру. Однако в то время подобная форма правления была невозможной для государства, находившегося в состоянии финансового, военного и социального кризиса. Понимая ситуацию, Абдулхамид не стал использовать традиционные формы легитимизации, но попытался сохранить власть в своих руках благодаря исламу. Поскольку бывший для него примером Александр III занялся тогда своими внутренними проблемами, что обеспечило империи временный мир и возможность осуществления реформ под личным контролем Абдул-хамида II (24).

Реакция на абдулхамидовский режим наступила довольно поздно. Для этого пришлось ждать появления младотурок. Созданный в 1889 г. Иттихад-и Османи (Османский союз), был преобразован в 1895 г. в организацию с позитивистской окраской - Иттихад ее Теракки (Единение и прогресс). Ведь кодекс позитивизма предполагает порядок и прогресс, а с учетом процесса распада османской общности в просвещенных кругах понятие порядка ассоциировалось с представлением о необходимости единства. Состав организации быстро рос за счет молодой военной и гражданской бюрократии. Этот процесс завершился лишь со становлением партии в 1908 г. и восстановлением конституции (25).

Во всех этих политических процессах связь между имперской самоидентификацией и современным национализмом лучше рассматривать не на примере отдельных личностей, а анализируя позицию отдельные исторические фигуры в рамках происходящих процессов. Если вместе с анализом этого периода рассматривать и возникновение понятия «интеллигент», исследование обретет более всеобъемлющий характер.

1) Inalcik Н. The Ottman Empire: The Classical Age; 1300-1600, Feidenfeld and Nicholson, L., 1973.

2) Ortayli I. Turkiye idare Tarihi, TODAIE, Ankara, 1979, s. 7-65.

3) Figgis J.N. The Divine Right of Kings. Theommes, Bristol, 1994, p. 17-38.

4) Oztuna Y. Osmanli Padi§ahlanmn Hayat Hikayeleri, Ottiken, Istanbul, 1998, s. 74.

5) Bosbach F. The European Debate on Universal Monarchy. Theories of Empire: 14501800, (ed.) David Armitage, p. 81-99.

6) Кулаковский Ю.А. История Византии, т. 1, СПб, 2003, с. 82-90; Levtchenko M.V. Bizans Tarihi, (9ev.) Maide Selen, Ozne, Istanbul, 1999, s. 56-72.

7) Ortayli I. Osmanli Imparatorlugunda Millet. // Tanzimattan Cumhuriyete Ttirkiye Ansiklopedisi, cilt 4, s. 995-1001.

8) Idem.

9) Somel S.A. Osmanli Reform Caginda Osmanlicilik Dii§uncesi. // Modern Turkiye 'de Siyasi Du§unce; Tanzimat ve Me§rutiyetin Birikimi, (der.) M. Beige, Ileti§im, Istanbul, 2002, s. 108.

10) Uzun9ar§ih I.H. Osmanli Tarihi, Cilt 4:1, TTK, Ankara, 1956, s. 24-47.

11) Kunt M. Siyasal Tarih. // Ttirkiye Tarihi, (ed.) Sina Ak§in, cilt 3, Cem, Istanbul, 1995, s. 52.

12) Idem.

13) Ando C. Imperial Ideology and Provincial Loyalty in the Roman Empire. Berkeley,

2000.

14) Ak?in S. Siyasal Tarih. II Türkiye Tarihi, (ed.) Sina Ak§in, eilt 3, Cem, Istanbul, 1995, s. 78.

5)Ibid, s. 81.

16) Ibid., s. 91.

17) Ibid., s. 117.

18) Modern Türkiye 'de Siyasi Dü§ünce, Tanzimat ve Me§rutiyet 'in Birikimi, (der.) M. Beige, lleti?im, Istanbul, 2002, s. 449.

19) Ak§in, ibid., c. 125.

20) Tanzimat ve Me$rutiyetin Birikimi, c. 451.

21) Ak§in, ibid., s. 135.

22) Ibid., s. 149.

23) Ibid., s. 151-54.

24) Georgeon F. Abdülhamid, fcev.) Ali Berktay, Homer, Istanbul, 2006.

25) Ahmad F. Ittihat ve Terakki, (9ev.) N. Yavuz, Kaynak, Istanbul, 1995.

Б. Состояние османской общественной мысли в период модернизаторских реформ XIX века

Заключение диссертации по теме «Всеобщая история (соответствующего периода)», Тюркер Ташансу

Заключение

Индикатором реакции просвещенной элиты Османской империи и России на модернизаторские реформы в XIX - начале XX в. выступает разное восприятие ими понятий «империя» и «нация». Чтобы лучше понять суть противоречий, следует учитывать состояние обеих держав.

В XVIII в. Османская империя вступила в эпоху упадка. Ее правящая верхушка осознала происходящее позже, чем об этом начали писать османские интеллектуалы. То, как понимали процесс падения мощи и возможностей державы разные представители ее административного механизма, определило дилемму первых реформаторских усилий. Начавшиеся преобразования не были выражением сознательного стремления к модернизации или вестернизации, но предпринимались для усиления позиции империи в развернувшемся противоборстве с Западом. Подобное представление о сути реформ сохранялось, по существу, до конца XIX в. Усилия реформаторов с самого начала исходили из признания превосходства Запада не только в военной сфере и в промышленности, но и в других областях общественной жизни. Чем яснее они осознавали масштабы отставания, тем все более широкий охват имели их начинания. При этом целью преобразований оставалась забота о защите и сохранении целостности государства.

Если обратиться к причинам упадка, то они в своей основе связаны с геополитическим положением Османской державы в XVIII в. На севере ей противостояла мощь России, на западе - столь же сильным соперником была Австро-Венгерская империя. На востоке ее возможности ограничивал Иран, оправившийся от внутренних неурядиц и успешно противостоявший замыслам Порты. Недостаточный морской потенциал Османов делал невозможным их выход к океану на юге. В сложившейся ситуации следует искать причины нарушения того ритма жизни, который был присущ Османскому государству с момента его основания. Невозможность сохранения прежних порядков предопределила и неизбежность разрушения традиционной османской системы.

С остановкой внешней экспансии пошатнулись устои империи, построенной на завоеваниях и развивавшейся благодаря военным победам. Когда же, в результате географических открытий, Средиземноморье утеряло свою ведущую роль в международной торговле, к политическим неудачам добавились и торговые потери. Они привели к дальнейшему уменьшению роли условных земельных пожалований - тимаров в системе сельскохозяйственного производства и углублению экономического упадка. Хозяйственные бедствия способствовали перебоям в работе государственного механизма. Столь же быстрым оказался развал провинциальной системы управления, которая перестала удовлетворять потребности центра. Отмеченные процессы имели еще одно, очень важное следствие: они подорвали авторитет султанской власти и способствовали усилению центробежных сил в провинциях. Усиление противников сильной центральной власти и традиций автократии стало причиной потрясений института султаната, на котором держалась вся традиционная османская система власти. Его деградация с неизбежностью вела к дезорганизации государственных порядков.

Именно в такой обстановке и начинались реформы. Вполне естественно они первоначально были ориентированы не на вестернизацию, но на практические нужды империи. Их инициаторы пытались преодолеть те слабости государственного механизма, о которых речь шла выше. Лишь при Селиме III и особенно во время правления Махмуда II сфера действий реформ начала расширяться, а затем изменилась и их направленность. В конечном итоге процесс преобразований обрел характер вестернизаторских начинаний.

Основным результатом тех перемен в жизни государства и общества, которые произошли под влиянием вестернизации, было складывание интеллектуальной элиты, которая впервые оказалась способной понять достижения западной цивилизации В этом смысле отправной точкой можно считать учреждение в 1821 г. «терджюме одасы» (палаты переводчиков). Воспитанные в этом учреждении молодые люди не только овладевали западными языками, но и знакомились с западной культурой. Они и стали в дальнейшем интеллектуальной элитой, благодаря усилиям которой реформы вышли из-под монопольного контроля государства.

Что касается связи между реформами и понятиями империя - нация, то она прослеживается в процессе складывания национального сознания, происходившего, в основном, внутри империи. Этот процесс первоначально развивается в христианской, а не в турецкой среде, позже он выявился у мусульман нетурецкого происхождения. Сами же турки-османы были озабочены главным образом идеей спасения государства, но этим государством была именно Османская империя.

В традиционной структуре империи, построенной на системе миллетов, не было условий для появления националистического мышления. В ее рамках каждая религиозная община существовала автономно, но при условии сохранения общей лояльности по отношению к центру. Внутри этих общин нашли себе приют самые разные по языку и этническому происхождению элементы. Поэтому развитие современного националистического мышления угрожало не только османскому правлению, но и ведущей роли миллетов. Тем не менее, на протяжении XIX в. подобный образ мыслей развивался очень быстро, что привело к расщеплению Османской державы. В такой ситуации основной заботой османских интеллектуалов стал поиск альтернативы идеям национализма. Ибо увлечение ими шло явно во вред усилиям по спасению государства. До тех пор, пока в интеллектуальной среде не утвердилась идеология тюркизма, национальной идентификации противостояли сторонники традиционного имперского порядка.

Если обратиться к западническим и противостоящим им концепциям, то нетрудно заметить, что систематическая разработка соответствующих идей османскими интеллигентами была запоздалой и слабой. Слабость западнических представлений и двойственное отношение к западничеству, присущее зачинателям реформ, явно мешали развитию альтернативного подхода и в какой-то мере ослабляли его. Однако сама жизнь подталкивала искать возможностей сочетания западных ценностей с традиционными османским нормами и тем самым способствовала рождению идей, которые защищали бы империю.

В таких обстоятельствах усиливалась значимость идеологии османиз-ма. Смешение западных понятий «родины» и «патриотизма» с традиционными представлениями о верности и справедливости должно было оправдать усилия по созданию единой османской нации. Неудачу этого предприятия нельзя объяснить лишь поверхностным подходом к этому начинанию. Ясно, что возможности государства в подобных делах играют решающую роль. Однако в XIX в. нужной притягательной силы у Османской державы уже не было. К тому же внешнее давление способствовало развитию националистического настроений среди немусульманских подданных султана. Готовность правящих кругов следовать принципам османизма определялась не только наличием внутри империи националистических тенденций, но и вмешательством таких государств, как Россия и Австрия, пользовавшихся влиянием в ее владениях.

Важная особенность османизма вытекала из того обстоятельства, что эпоха Танзимата была временем власти османской бюрократии. Сфера деятельности султана была заметно уменьшена бюрократической элитой. В ее идеологии появилось понятие «ватан» (родина), существенно потеснившее прежнее представление о роли правителя, как объекта традиционной верности. Согласно положениям программы «Новых османов», сам термин «родина» должен был дополняться понятиями «катылымджилык» (единение всех национальных элементов) и «ватандашлык» (гражданство). Они были убеждены, что благодаря конституции, обеспечивающей доступ к управлению представителям различных миллетов, последние останутся лояльными по отношению к государству. Сколь бы наивной не выглядела эта идея, предполагалось, что она сможет обеспечить, даже на длительный срок, устойчивость империи. Другой вклад идеологии «Новых османов» состоял в уже упомянутом альтернативном подходе к Западу. Первое систематическое изложение их оппозиционных взглядов было связано с интерпретацией султанского «Ислахат ферманы» (декрета о реформах 1856 г.) как свидетельства западного вмешательства. Сущность оппозиционности определялась в большей степени требованием сопротивления вмешательству, которое в рамках «патриотизма» можно было бы интерпретировать как требование сохранения независимости османского государства. Подобное противостояние, по сути дела, должно было расколоть приверженцев османизма, поскольку немусульманские элементы в этой ситуации воспринимались как проводники западного влияния. В первом же внутреннем конфликте идеология османизма потерпела серьезный урон именно из-за внешнего вмешательства.

То обстоятельство, что, вопреки замыслам инициаторов модернизатор-ских реформ, территория империи продолжала сокращаться, а численность немусульман уменьшаться, позволило приверженцам имперской идеи использовать ислам, как критерий идентификации. В конечном счете, исламизм, концептуально, можно воспринимать и как специфический вариант западной (националистической) идеологии. Ибо, теряя свое значение как религии и превращаясь в свойственный современной идеологии показатель идентификации, ислам в той или иной степени мог способствовать утверждению влияния западных идей. Однако в реальной жизни более важной оказалась другая сторона исламизма. Ведь данная концепция не столько противостояла османизму, сколько его поддерживала. Поскольку идея спасения государства в конце XIX века обратилась в заботу о спасении того, что еще осталось, следовало, с одной стороны, использовать принцип исламской идентификации, но, с другой стороны, стараться не оттолкнуть немусульманские элементы. Вместе с тем исламская идентификация, при всей ее утопичности, все же выступала как альтернатива национализму. Исходя из идеи о том, что подчеркивание различий противоречит постулатам ислама, она призывала к единению всех мусульман.

Поскольку националистические настроения все же развивались среди арабов и в еще большей степени среди албанцев, постольку в сознании османской бюрократической элиты возрастала значимость идеологии тюркизма. Сам термин «тюркизм» появился в Османской империи явно позже того времени, когда другие этносы, входившие в состав ее населения, обрели свое национальное сознание. Он впервые начал использоваться лишь в начале XX века. Идеология, опирающаяся на это понятие, не была до конца сформулирована ни в годы балканских войн, ни в период Первой мировой войны. Не получив общей поддержки в интеллектуальной среде, тюркизм первоначально оставался частью исламизма. Как и в исламизме, добавка «пан» к самому термину никогда не означала действительно иного его значения. Внутреннее содержание этого понятия выявилось лишь после создания Турецкой республики в ходе систематического сопоставления с термином «гарбчилык» (западничество). Тюркизм и вестернизация выступали в сознаниии кемалистской элиты как разные версии современного национализма. Устранение добавки «пан» способствовало утверждению представления о независимой турецкой нации, которой суждено занять свое место в ряду современных наций. Впрочем, идеология тюркизма, как и те, которые ей предшествовали, сохранила некий налет имперского наследия, поскольку продолжала придерживаться принципа «капсаиджылык» (гражданской общности) в противовес принципу «дышлаиджылык» (национальной особенности), который составляет один из основных элементов национализма. В этом смысле современная Турецкая республика и курс кемализма представляются гибридом двух неоднородных понятий «родина» и «нация». Организция государства и общества на основе подобной модели показывает, что сторонники тюркизма придерживались прозападной ориентации, но вместе с тем опасались диктата Запада, они понимали необходимость вестернизации, но были хотели бы продолжать курс на самосовершенствование, делали ударение на роль турецкой нации, но опирались на принцип гражданства.

При рассмотрении ситуации в России первое, бросающееся в глаза ее отличие от Османской империи, состоит в постоянном увеличении могущества государства. Начавшееся в ходе реформ Петра I систематическое освоение западного опыта привело к усилению российской державы. Если османские усилия были направлены на сохранение существовавших границ, Россия для себя открыла на востоке замечательную зону новых территориальных приращений. Как расширение границ страны, так и укрепление ее центральной власти и устранение противников самодержавия позволили Петру обеспечить России высокий уровень не только военного, но и политического могущества. Этот подъем, продолжавшийся и при преемниках Петра I, сопровождался и значительным прогрессом в сфере просвещения и культуры. Для дворянской по своему происхождению российской элиты были созданы образовательные и научные учреждения, существенно повысившие общий потенциал государства. В начале XIX в. без учета мнения России нельзя было решить ни одного европейского вопроса.

Для темы настоящего исследования важно отметить первую черту, свойственную российскому интеллектуалу и заключающуюся в широте его интересов. В то время как османский интеллигент был погружен в искания относительно спасения страны, представители российской образованной среды, в силу достигнутых государством успехов, могли обратиться к решению более широкого круга проблем политического, социально-экономического и культурного характера. Другая особенность российского интеллектуала была связана с его происхождение. В Османском государстве подобный человек типологически был выходцем из бюрократической среды, в России же в большинстве случаев он имел дворянское происхождение, но ни аристократические корни, ни разночинный статус не имели существенного значения для его общественной позиции.

Рассмотрение упоминавшихся выше реформ Петра I и особенно их кульминацию в период правления Екатерины II позволяет увидеть еще одну важную особенность. Суть ее в том, что реформы в России начали осуществлять твердо и решительно, что и определило реализацию их замыслов. В отличие от непоследовательной модернизации в османском варианте, модернизаторские преобразования в России должны были обеспечить и обеспечили ей статус великой державы в Европе. Первым результатом реформ XVIII века можно считать двойственную реакцию, сложившуюся в России по отношению к Западу, которая характеризовалась, с одной стороны, системной и глубокой оппозицией Западу, а с другой, - не менее последовательной прозападной ориентацией. Первая из них впервые выразилась в антизападной постановке вопроса «кто мы?» и, естественно, отразилась в появлении «русской» идентификации. Она отражала сущность явления, которое названо в диссертации «ранним консерватизмом».

Следует сказать и о появившейся в это же время прозападной ориентации, которая в настоящей работе охарактеризована как «ранний либерализм». В ее основе лежала концепция, поддерживавшая процесс вестернизации России и выступавшая за западные ценности и создание новой системы общественных отношений. При ее анализе нетрудно заметить, что использование разработанных на Западе понятий «родина» и «патриотизм» предполагает также и обращение к теме политической борьбы. В данной работе показано, как сопутствующие современному понятию «родина» политические требования относительно ограничения самодержавной власти становятся непременными положениями политики. По существу, не будет преувеличением сказать, что по своей сути эта концепция схожа с османизмом, ибо на указанном понятии выстраиваются в обеих странах и заимствованная на Западе модель организации власти и политический курс на объединение всего населения. В России такой либерализм пришел в полное противоречие с негативным восприятием Запада. Первые свидетельства тому обнаружились в ходе дискуссий 1840-х гг.

В ходе идейной борьбы, известной в русской истории как спор западников и славянофилов, в противовес выдвинутым западниками положений раннего либерализма славянофилы, стоявшие на позициях раннего консерватизма, сделали первый шаг в определении русской идентичности и выдвинули свою, вполне законченную концепцию. В ней русская идентичность была представлена как переходная от национальной идентичности к цивилизационной. В наиболее четко сформулированном виде она выступает как такой вид национального сознания, который включает имперские элементы и отрицание понятия границ. Понятно, что ее невозможно сопоставить с обычным национальным самосознанием. Но этой модели присуща одна особенность, которая позволяет взглянуть на нее по-другому и существенно ее ослабляет: она предполагает аполитизм, а не выступления против самодержавия.

Первоначальное изменение указанной позиции проявилось в потере веры русских просвещенных аристократов в Европу. Это разочарование, особенно четко проявившееся у Герцена, нашло свое выражение в идее о необходимости, наконец, политизировать русскую идентичность. То обстоятельство, что именно западник пришел к выводу о несостоятельности западной точки зрения, несказанно увеличило веру и убеждение в противостоящую Западу русскую идентичность.

Процесс политизации подобных идей и убеждений реализовался благодаря Данилевскому, который, объединив немецкую философию с революционностью французов, заново определил смысл панславизма в России. В своих соображениях, высказанных на страницах книги «Европа и Россия», он, предвосхищая Шпенглера, обосновал понятие цивилизации и сформулировал тезис о превосходстве славяно-русской цивилизации над западной. Хотя это положение и касается союза славян, но, по существу, в рамках этого союза в качестве центра следует поставить русскую общность, как самую мощную силу данной цивилизации. В связи с этим следует признать, что из членов названного союза равноправных братьев именно Россия призвана, в качестве старшего брата или даже отца, создать подобный союз и политически преобразовать мир в новую высшую цивилизацию. Примечательно, что основным мотивом в рассуждениях автора выступает противостояние Западу, а понятие о границах никак не влияет на полемику. Та идеологическая конструкция, которую приняло полностью русское государство, была способна превратить даже всемирно известного писателя Достоевского в проповедника войны и посредством давления общественного мнения заставить власти следовать более агрессивному курсу внешней политики. Потому что живущая за пределами государства большая масса людей была тоже его частью и могла это доказать.

Лишь во времена Александра III из-за внутренних неустройств внешняя политика перестала быть агрессивной, и основное внимание властей обратилось на внутреннюю ситуацию. Здесь, несмотря на сохранение в прежнем виде тройственной формулы «самодержавие, православие и народность», составлявшей суть официальной идеологии, одновременно резко активизировался курс на русификацию. Несомненно, что в эпоху подъема национализма традиционной официальной идеологии было слишком трудно удерживать империю от распада.

Хотя сохранялась в политике и в общественной мысли ориентация на понятие «родина», но в качестве основной идеи уже было принято, что Россия отличается от Запада, и это отличие всеми разделялось. Иными словами, была подорвана сила тех, кто защищал это понятие западными средствами. В противовес распространялись другие идеи, делавшие, как правило, упор на русской идентичности. ^

В развернувшейся полемике заслуживает внимания позиция, представленная одним из последних защитников имперского политического мышления. Леонтьев был представителем имперского космополитизма, основанного на традициях Рима и Византии. По его мнению, необходима была новая альтернатива для противостояния Западу и ей могла новая Византия. Поддерживая идею славянского союза, он выступал не за сам союз, но за новую систему, которая не была бы в своей основе западной. Леонтьев полагал, что славян не за что любить, разве что за славянство. Цивилизационная полемика в то время увлекла всех русских интеллектуалов, даже анархистов. Один из них - Бакунин полагал, что социализм может быть построен в России или в Турции, где народные массы не развращены западной цивилизацией.

В дальнейшем, при всех спорах, все же сохранялась тенденция к превращению Российской империи в Русскую державу. Однако с ней покончил ленинизм, проводивший политику, в основе которой лежало понятие «родина», и выдвинувший проект союза наций на базе еще более высокого, классового понимания общности в виде пролетарского интернационализма. Эта идеология основывалась на праве наций на самоопределение в форме отдельных государств. Тем не менее в ней на первый план вместо понятия «нация» вновь было выдвинута «родина». Таким образом, спустя столетие реализовался замысел инициаторов движения декабристов, которые в начале XIX в. добивались его осуществления в рамках «раннего либерализма». Начался период, отмеченный тесной связью понятий «гражданство» и «социализм» и ведущей ролью Коммунистической партии.

В качестве ключевых слов, определявших противостояние двух начал, выступали: традиционная империя, модернизм, родина, реакция, нация. Хотя обе державы представляли, каждая по-своему, традиционную империю, но в начале XIX в. они уже различались по уровню политического могущества. Оно имело разную основу. Османской империи, много раньше пережившей свой классический период, модернизация была навязана, тогда как Россия в процессе модернизации стала подлинной империей. Процесс модернизации Османская империя пережила в очень облегченной форме, Россия - в очень жестком варианте. Из-за этого антизападные настроения в Османском государстве были столь же слабыми, сколь в России они были сильными. В подобных условиях османский духовный мир еще был полон чувства имперского превосходства, в России же очень рано зародилось национальное сознание. У Османов на первом плане был имперский статус, в России упор делался на «русской идее». С распадом Османской державы на османском географическом пространстве утвердилась западная модель государственной организации, а в России противостояние Западу только усилилось, потребовав выработки альтернативной модели.

Если попытаться установить какие-то временные границы, то в османском варианте традиционная имперская структура существовала вплоть до Гюльха-нейского декрета, провозгласившего начало эпохи Танзимата. В России, при сохранении официальной идеологии, в интеллектуальной среде начало быстро оформляться националистическое сознание, после восстания декабристов 1825 г. осталось в прошлом западническое понимание слова «родина». В османском обществе идеология «османизма» вплоть до 1878 г. опиралась на представление об имперской нации; в России с появлением понятия «цивилизация» приверженцев национальной империи оказалось значительно больше сторонников классической империи. Османы вплоть до 1908 г. в рамках концепции исламизма пытались оживить традиционную имперскую модель государства. В России она уже была заменена моделью национальной империи. С разложением османской системы западное влияние привело к утверждению национального государства в ущерб «гражданству», а российская имперская структура смогла сохранить связи с «гражданством».

Если обратиться к нынешним временам, то и в России, и в Турции эпоха дискуссий о «родине» и «нации» осталась в прошлом. Какое из этих понятий займет ведущее место в данной стране, такой субъект в ней, по сути дела, окажется связанным с проблемой противостояния Западу.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Тюркер Ташансу, 2007 год

1. Бердяев Н. Русская Идея. М., 2004

2. Булыгин, И. А. Реформы в России ХУ1-Х1Х вв. : сборник научники трудов Российская академия наук. М., 1992

3. Белинский, В. Г. Полное собрание сочинений, М., 1953-1959 Белинский В.Г. Письмо к Гоголю. С-Пб., 1906

4. Большакова О. В. Российская Империя. Система Управления. М., 2003.

5. Геллер, Михаил. История российской империи. М., 2001

6. Герцен А. И. Собрание сочинений. М., 1956-1965

7. Гросул В. Я. Русский консерватизм 19 столетия. М. 2000

8. Данилевский, Н. Я. Россия и Европа. Известия, Москва, 2003.

9. Еремеев, Д.Е., Мейер М.С. Турция в Средние века и Новое время. МГУ, Москва 1992.

10. Есин, В.И. История русской журналистики XIX. Века. М., 2003.

11. Захарова Л.Г. Самодержавие, бюрократия и реформы 60-х годов 19 века в России. Вопросы истории. 10 окт. 1989. С. 3-24.

12. Зеньковский В.В. История русской философии. Л., 1991

13. Зинченко А. В. История России 9-20. вв. в таблицах. УРСС. Москва, 2003.

14. Игнатов, В. Г История государственного управления в России. М, 2006

15. Итенберг, В. С. Российская интеллигенция и запад. М., 1999.

16. Ильян П.В. Новое о декабристах. С.-Пб, 2004

17. Империя, Бастион. Москва, 2001

18. Леонтьев К. Очерк из истории русской религиозной мысли. Париж 1926

19. Линков В. Я. История русской литературы 19 века в идеях. МГУ, М., 2002

20. Лукьянов И. В. Российские консерваторы, 18-20 вв. М., 2000

21. Медведев И. П., Правовая культура византийской империи. Алетейя, С. Пб., 2001

22. Меньшиков М. Национальная империя. М., 2004 Миллер А. Национализм и империя. М., 2005 Никольский Н. История русской церкви. М., 2004

23. Пивоваров Ю. С., Очерки истории русской общественно-политической мысли 19-первой трети 20 столетия. М. 1997

24. Проблемы истории России. УГУ, Екатеринбург, 2001

25. Рудницкая Е. Л. Поиск пути, Русская мысль после 14 Декабря 1825 года. М., 2002

26. Сакулин П. Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. М., 1913

27. Сергеев С. М. Нация и империя. Скименъ, Москва, 2003

28. Смит Э. Национализм и модернизм. Пер. А. В. Смирнова и др., Праксис, Москва, 2004

29. Соловьев B.C. Еврейский вопрос христианский вопрос. С.-Пб., 1906 Соловьев B.C. Национальный вопрос в России. М., 1888

30. Солженицын А. И. 200 лет вместе. М., 2004

31. Томсинов В. А. История русской политической и правой мысли. Зерцало, М., 2003

32. Троицкий Е. О русской идее: Очерк теории возрождения нации AKIRN, М.,1994

33. Троицкий Е. Русская нация, историческое прошлое и проблеми возрождения. AKIRN, М., 1995

34. Троицкий H.A. Россия в XIX веке. М., 2003

35. Фадеева И. JI. От империи к национальному государству. РАН, М., 2001 Фырнин М. Собрание мыслей Достоевского. М., 2003 Хомяков A.C. Полное собрание сочинений. Т. 2 . М., 1878-1880 Шкуринов П.С. П.Я.Чаадаев. М, 1960

36. Щетинина Г.И. Идейная жизнь русской интеллигенции: к. XIX н. XX в. М.,1995

37. Янов АЛ. Патриотизм и национализм в России. 1825-1921. М., 2002 На турецком языке:

38. Abou-el-Haj Rifaat A., Modern Devletin Dogasi: 16. yydan 18. yya Osmanli ímpara-torlugu, pev. Oktay Özel, 2000, imge, Ankara.

39. Ahmad, Feroz, ittihat?iliktan Kemalizme, 9ev. Fatmagül Berktay, Kaynak, istanbul, 1996.

40. Ahmad, Feroz, íttihad ve Terakki, 9ev. Nuran Yavuz, Kaynak, Istanbul, 1995.

41. Ak§in, Sina, Jon Türkler ve íttihat ve Terakki, istanbul, 1980.

42. Ak§in, Sina, yyn. yön. Osmanli Devleti, Cild: II-III-IV, Cem, Istanbul, 1988.

43. Ak§in, Sina, Türkiyenin Yakin Tarihi, imaj, Ankara, 1996.

44. Ak§in, Sina, "Birinci Me§rutiyet Meclisi Mebusam," SBFD, 1970, 25:1.

45. Ak§in, Sina, "Birinci Me§rutiyet Meclisi Mebusaninin Ele Aldigi Ba§lica Sorunlar," SBFD, 1970,25:2

46. Akyildiz, Ali, Osmanli Bürokrasisi ve Modernle§me, lleti§im, istanbul, 2004.

47. Akyildiz, Ali, Osmanli Merkez te§kilatinda Reform, Eren, istanbul, 1993.

48. Anderson Benedict, Hayali Cemaatler, ?ev. iskender Sava§ir, 1995, Metis, ist.

49. Aslantürk, Zeki, Naimaya göre XVII. Yy. Osmanli Toplum Yapisi, Ayi§igi, istanbul, 1997.

50. A§ik Pa§azade, Osmanogullannin Tarihi, yyn.hzr. K. Yavuz, M.A.Y. Sara?, K, istanbul, 2003.

51. Aydin, Suavi, Modernle§me ve Milliyetfilik, Gündogan, Ankara, 1993.

52. Bakunin, M. Devlet ve Anar§i, (9ev.) Murat Uyurkulak, Öteki, ist., 1998

53. Balibar, E., Wallerstein, I., Irk, Ulus, Sinif, 9ev, Nazli Ökten, Metis, istanbul, 1995.

54. Bailly, Auguste, Bizans Tarihi, «pev. Haluk §aman, Tercüman, istanbul, t.y.

55. Barkey Karen, E§kiyalar ve Devlet, Osmanli Tarzi Devlet Merkezile§mesi, ?ev. Zey-nep Altok, 1999, Tarih Vakfi Yurt, ist.

56. Beige, M. (der.) Modern Türkiye'de Siyasi Dü§ünce; Tanzimat ve Me§rutiyetin Birikimi, ileti§im, istanbul, 2002

57. Beige Murat, Tanzimattan Cumhuriyete Türkiye Ansiklopedisi, 6 eilt, 1985, ileti§im, istanbul.

58. Berkes, Niyazi, Baticihk, Ulusfuluk ve Toplumsal Devrimler, Kaynak, istanbul, 2002.

59. Berkes, Niyazi, Türkiye'de £agda§la§ma DoguBati, istanbul, ty.

60. Birand, Kamuran, Aydinlanma Devri Devlet Felsefesinin Tanzimatta Tesirleri, Ankara, 1955.

61. Bilgegil, Kaya, Ziya Pa§a üzerine bir Ara§tirma, Ankara, 1979.

62. Braudel, F. 'Uygarliklarin Grameri', (gev.) M.A.Kili9bay, imge, Ankara, 1995.

63. Carr, E. H Dostoyevski, (nepeß.) A. Gergeker, ileti§im, istanbul, 2002

64. Clogg, Richard, Modern Yunanistan Tarihi, çev. Dilek Çendil, iletiçim, istanbul, 1997.apanoglu, Minür Süleyman, ideal Gazeteci, Efendi Babamiz Ahmet Mithat, Istanbul, 1964.elik, Hüseyin Ali Suavi ve Dönemi, ïletiçim, istanbul, 1993

65. Daniçmend, ismail Hami, Ali Suavi'nin Tûrkçûliigû, Ankara, 1942.

66. Davis, Horace B. Sosyalizm ve Ulusallik, (çev.) K. Emiroglu, Beige, ist., 1991

67. De Nerval, Gerard, Doguda Seyahat, çev. Selahattin Hilav, YKY, istanbul, 2004.

68. Ebüzziya Tevfik, Yeni Osmanlilar Tarihi, 3 cild, istanbul, 1973-74

69. Fleischer, Cornell H., Tarihçi Mustafa Ali, bir Osmanli Aydin ve Bürokrati, (çev.) Ayla Ortaç, Tarih Vakfi Yurt, istanbul. 1996

70. Georgeon, F. Abdülhamid, (çev.) Ali Berktay, Homer, istanbul, 2006.

71. Georgeon, F. Türk Milliyetçiliginin Kökenleri; Yusuf Akçura, (çev.) Alev Er, Tarih Vakfi, istanbul, 2005.

72. Gellner, Ernest, Milliyetçilige Bakmak, çev. Simten Coçar, iletiçim, istanbul, 1998.

73. Gibbon, E, Roma imparatorlugunun Gerileyi§ ve Çôkû§ Tarihi, çev. Asim Baltacigil, Tuba, istanbul, t.y.

74. Gökalp, Ziya, Tûrkçûlûgiin Esaslari Varlik, istanbuli 1972.

75. Halaçoglu, Yusuf, Osmanli Devlet Teçkilati ve Sosyal Yapi, TTK, Ankara, 1991.

76. Hanioglu, M.§ükrü, Bir Siyasal Dü§ünür olarak Abdullah Cevdet ve Dönemi, ist. 1981

77. Hassan, Ümit, Osmanli, Ôrgût-inanç-Davram§tan Hukuk-ideolojiye, îleti§im, istanbul, 2001.

78. Hobsbawn, Eric John 1780'den günümüze milletler ve milliyetçilik : program, mit gerçeklik; çev. Osman Akinhay, Aynnti, istanbul, 1996.

79. Hobsbawn, Eric John Devrim Çagi; 1789-1848, çev. J.Ergüder, A. Çenel, V, Ankara, 1989.

80. Jung, Dietrich, Piccolli, Wolfango, Yol Ayriminda Türkiye, ?ev. Berna Kurt, Kitap, istanbul, 2004.

81. Karadeniz, Özcan, Roma Hukuku, AÜHF, Ankara, 1989.

82. Karal, E. Z., Tanzimati Hayriye Devri, Yenigiin, istanbul, 1999

83. Karpat, Kemal, Osmanli Modernle§mesi, 9ev. Akile Zorlu Durukan, Kaan Durukan, imge, Ankara, 2002.

84. Karpat, Kemal, Osmanli Gefmi^i ve Bugünün Türkiyesi, Bilgi Üniv., istanbul, 2004. Kisakürek, Necib Fazil, Namik Kemal, Ankara, 1940.

85. Kohn, Hans Panislavizm ve Rus Milliyet9iligi, (?ev.) Agah Oktay Güner, Kervan, istanbul, 1983

86. Koyre, Alexandre, 19. Yüzyil ba§lannda Rusya'da baticilik ulusfuluk ve felsefe; (?ev) Tanju izzet, Beige, istanbul, 1994

87. Köprülü, Fuat, Osmanlinin Etnik Kökeni, Kaynak, istanbul, 1999.

88. Köprülü, Fuat, Bizans Müesseselerinin Osmanli Müesseselerine Tesiri, Kaynak, istanbul, 2002.

89. Kurdakul, Necdet, Tanzimat Dönemi Basimnda Sosyoekonomik flkir Hareketleri, Kültür Bakanhgi, Ankara, 1997

90. Kü9ük, Yalfin, Aydin Üzerine Tezler, Tekin, Istanbul, 1984.

91. Küfük, Yal9in, Türkiye Üzerine Tezler, 5 cild, Tekin, istanbul, t.y.1.vtchenko, M.V., Bizans Tarihi, £ev. Maide Selen, Özne, Istanbul, 1999.

92. Meri<?, Ü., Cevdet Pa§a'nin Devlet ve Toplum Görü§ü, Tima§, istanbul, 2002.

93. Mardin, Serif, Jon Turklerin siyasi fikirleri 1895-1908. Iletisim Istanbul 1983

94. Mardin, Serif, Türk modernlesmesi: makaleler IV Iletisim Istanbul 1991

95. Meri?, Ümit, Cevdet Pa§anin Cemiyet ve Devlet Görü§ü, Ötüken, istanbul, 1979.

96. Meri9, Ümit, Namik Kemal Hakkinda, DTCF, Ankara, 1942.

97. Montesquieu, Romalilann Yükseli§i ve Dü§ü§ü, 9ev. Ahmet Saki, Söylem, istanbul, 2001.

98. Mustafa Sait Bey, Avrupa Seyahatnamesi, hzr: Burhan Günaysu, YKY, istanbul, 2004.

99. Mustafa Sami Efendi, Avrupa Risalesi, yyn. hzr. Remzi Demir, Gündogan, Ankara, 1996.

100. Namik Kemal, Vatan yahud Silistre BodoSiyah, istanbul, 2004. Namik Kemal, Osmanli Tarihi, Hürriyet, istanbul, 1971.

101. Neuman, Christoff, Ara9 Tarih, Ama9 Tanzimat: Tarihi Cevdetin Siyasi Anlami, 9ev. Meltem Arun, Tarih Vakfi Yurt, Ist. 2000.

102. Neumann, C. K., "Paradigmalar Arasinda, Ahmet Cevdet ve Aidiyet," Dü§ünen Si-yaset, 1999, 7-8, c. 219-36

103. Oba, Ali E., Türk Milliyet^iliginin Dogu§u, Imge, Ankara, 1995.

104. Okay, Orhan, Bati Medeniyeti Kar§isinda Ahmet Mithat Efendi, Ankara, 1975.

105. Oran, Baskin, Atatürk Milliyet9iligi, Bilgi, Ankara, 1997.

106. Ortayli, ilber, Cevdet Pa§a ve Avrupa Tarihi, iÜEF, istabul, 1986.

107. Ortayli, Ilber, imparatorlugun En Uzun Yüzyili, ileti§im, istanbul, 2000.

108. Ortayli, ilber, Osmanli imparatorlugunda Alman Nüfuzu, ileti§im, istanbul, 1998.

109. Ortayli, ilber, Studies on Ottoman Transformation, Isis, istanbul, t.y.

110. Ortayli, ilber, Tanzimat Adami ve Tanzimat Toplumu, Acar, istanbul, 1986.

111. Ortayli, ilber, Tanzimat Devri Basini Üzerine, Mülkiyeliler, Ankara, 1990.

112. Ortayli, ilber, Tanzimattan Sonra Mahalli idareler, Ankara, 1974.

113. Ortayli, Über, Türkiye idare Tarihi, TODAiE, Ankara, 1979.

114. Pakalin, Mehmet Zeki, Osmanli Tarih Deyimleri ve Terimleri Sözlügü, 3 eilt, 1971, MEB, istanbul.

115. Sander, Oral, Siyasi Tarih, imge, Ankara, 1994.

116. Sadoglu, Hüseyin, Türkiyede Ulusfuluk ve Dil Politikalan, Bilgi Üni, istanbul, 2003

117. Shaw, S.J., Osmanli imparatorlugu ve Modern Türkiye, 2 eilt, ?ev. Mehmet Har-manci, E, istanbul, 1994.§apolyo, Enver Behnan, Mustafa Re§id Pa§a ve Tanzimat Devri Tarihi.Güven, istanbul, t.y.

118. Seidler, G.L., Bizans Siyasal Dü§üncesi, ?ev. Mete Tunfay, Göfebe, istanbul, 1997.§emseddin Sami, Medeniyeti islamiyye, yyn. hzr. Remzi Demir, Gündogan, Ankara, 1996.

119. Troyat, Henri, Dort Qzri<}Q, 9ev. Nihat Önol, DK, Istanbul, 1998

120. Tunaya, T.Z., islamcilik Cereyani, Istanbul, 1962.

121. Tunaya, T.Z., Türkiyede Siyasal Partiler, ileti§im, istanbul, 2000.

122. Tunaya, T.Z., Türkiye'nin Siyasi Hayatinda Batilila§ma Hareketleri, ist., 1960.

123. Tun?ay, Mete, Zürcher, Erik Jan, der., Osmanli imparatorlugunda Sosyalizm ve Mil-liyetfilik, ileti§im, istanbul, 2000.

124. Türköne, Mümtazer, islamciligin Dogu§u, ileti§im, istanbul, 1991.

125. Tütengil, Cavit Orhan, Prens Sabahattin, istanbul, 1954.

126. Uzun^ar^ili, i.H., Osmanli Tarihi, TTK, Ankara, 1962.lken, Hilmi Ziya, Türkiye'de £agda§ Dü§ünce Tarihi, Selfuk, Konya, 1966.

127. Walicki, Andrzej Rus dusunce tarihi, 1760-1900 : aydinlanmadan Marksizme (?ev.) Alaeddin §enel, V, Ankara 1987

128. Yavuz, Hilmi, Osmanhlik, Kültür, Kimlik, Boyut, istanbul, 1996.

129. Yerlikaya, i. XIX. Yüzyil Osmanli Siyasal Hayatmda Basiret Gazetesi, Yüzüncü Yil Üniversitesi, Van, 1994

130. Yetkin, Qetin Ben Bir Türküm, Otopsi, istanbul, 2005

131. Yücekök, Ahmed, "Emperyalizm Yörüngesinde Osmanli imparatorlugu:1838 Ticaret Sözle§meleri," SBFD, 1968,23:1.

132. Yerasimos, Stefanos, Azgeli§mi§lik Sürecinde Türkiye, £ev. B. Kuzucu, Beige, istanbul, 1987.

133. Yerasimos, Stefanos, Milliyetler ve Sinirlar, ^ev. §irin Tekeli, ileti§im, istanbul, 1995. Zürcher, E.J., Modernle§en Türkiyenin Tarihi, ileti§im, Istanbul, 1996.1. На английском языке:

134. Adams, Arthur E. Imperial Russia after 1861: peaceful modernization or revolution? D. C. Heath Massachusetts 1965

135. Aksan Virginia, "Ottoman Political Writing, 1768-1808," Int. J. Of MEern Studies, 1993,25, s. 53-69.

136. Alston, Patrick L. Education and the State in tsarist Russia. Stanford University Press Stanford, Calif 1969

137. Anderson, P., Lineages of the Absolutist State, Verso, London. 1987.

138. Anderson, Thornton, Russian political thought : an introduction. Cornell University Press Ithaca, N.Y. 1967

139. Ando, Clifford, Imperial Ideology and Provincial Loyalty in the Roman Empire, Berkeley, 2000

140. Armitage, D. Theories of Empire, Variorum, Aldershot, 1998.

141. Amason, J.P. The Future that Failed; Origins and Destinies of the Soviet Model, Routledge, NY, 1993

142. Barkey Karen, Hegen Mark, ed., After Empire, Multiethnic Societies and Nation Building, The Soviet Union and Russian, Ottoman and Habsburg Empires, 1997, Westview, Boulder.

143. Braudel, F. On History, tra.by.S.Matthews, The University of Chicago Press, Chicago. 1980.

144. Bouchard, M., "The Medieval Nation of Rus'," Ab Imperio, 3,2001.

145. Brower, Daniel R. Russia's Orient : imperial borderlands and peoples, 1700-1917 Indiana University Press Bloomington 1997

146. Byrnes, R. F. Pobedonostsev, His Life and Thought, Bloomington, Indiana, 1968,

147. Chambers, Richard L., "The Education of a 19th Century Ottoman Alim, Ahmed Cevdet Pa§a," Int. Journal of ME Studies, 1973, IV, 4, s. 440-64.

148. Davison, Roderic H., Essays in Ottoman and Turkish History, 1774-1923, The Impact of the West, 1990, Uni. Of Texas, Austin.

149. Davison, Roderic H., Reform in the Ottoman Empire 1856-76,1973, Gordion, NY. Christoff, P. K Xomjakov, Mouton, Gravenhage, 1961

150. Dowler, Wayne, Dostoevsky, Grigorev and Native Soil Conservatism, Toronto, 1982.

151. Esenbel, Sel9uk, "The Anguish of Civilized Behaviour: The Use of Western Cultural Forms in the Everyday Lives of the Meiji Japanese and the Ottoman Turks during the 19th Century," Japan Review, 1994, 5, s. 145-85

152. Fedotov, G. P. The Russian religious mind. Harvard University Press Cambridge 1966

153. Figgis, J. N., The Divine Right of Kings, Theommes, Bristol, 1994,

154. Frankel, J, Prophecy and Politics; Socialism, Nationalism and the Russian Jews, 18621917, Cambridge, 1981.

155. Freeborn, Richard. Ideology in Russian literature Macmillan 1990.

156. Gertzen, From the Other Shore and the Russian People and Socialism, (nepeB.) M. Budberg, London, 1956

157. Greenfeld, L. Nationalism: Five Roads to Modernity, Cambridge, London. 1992.

158. Haldon, John, "The Ottoman State and the Question of State Autonomy," New Approaches to State and Peasant in Ottoman History, ed. Halil Berktay ve Suraiya Faro-qui, 1992, Frank Cass, Londra.

159. Haimson, L.H., "The Problem of Social Identities in early 20th century Russia," Slavic Review, 47:1, 1988, pp 1-20.

160. Hare, Richard. Pioneers of Russian social thought, Vintage, 1964.

161. Hamburg, Gary M. Boris Chicherin & early Russian liberalism, 1828-1866 Stanford University Press Stanford, Calif 1992

162. Hayes, Carlton J., The Historical Evolution of Modern Nationalism, Macmillan, NY, 1950.

163. Herzen,Alexander, My past and thoughts: the memoirs of Alexander Herzen Hatto and Windus London 1968

164. Hosking, Geoffrey A., : Empire and Nation in Russian History, Waco, Tex. Baylor University, 1993.

165. Hosking, Geoffrey A Church, nation and state in Russia and Ukraine St. Martin's Press New York 1993

166. Hosking, Geoffrey A Russian nationalism, past and present St. Martin's Press New York 1998

167. Hosking, Geoffrey, "Can Russia become a Nation-State," Nations and Nationalism, 4:4,1998, pp. 449-62.

168. Huntington, S. P. 'Political Modernization: America vs. Europe', World Politics, vol. 18, 1966, pp.378-414.1.alcik, Halil, From Empire to Republic, Isis, Istanbul, 1995

169. Jelavich, Barbara, Jelavich, Charles, The Establishment of the Balkan National States, 1804-1920, Uni of Washington, Seattle., 1977.

170. Kaiser, Robert John The geography of nationalism in Russia and the USSR Princeton University Press Princeton, N.J. 1994

171. Karamzin, Nikolai Mikhail Karamzin's Memoir on ancient and modern Russia Harvard University Press Cambridge 1959

172. Karpat, Kemal, An Iquiry into the Social Foundations of Nationalismin the Ottoman State, Princeton, 1973.

173. Kasaba, Resat, Rethinking Modernity and National Identity in Turkey, Seattle University of Washington Press, 1997,

174. Kedourie, Elie, Nationalism, Blackwell, Oxford, 1993.

175. Klier, John, Imperial Russia's Jewish question, 1855-1881 Cambridge University Pres, Cambridge 1995

176. Kohn, Hans., The Mind of modern Russia : historical and political thought of Russia's great age Rutgers, New Brunswick 1955

177. Kohn, Hans, Nationalism, Its meaning and history, Princeton, NJ, 1965.

178. Kornblatt, Judith Deutsch Russian religious thought University of Wisconsin Press Madison, Wis. 1996

179. Kristoff, Ladis, "The state-idea, the national idea and the image of the fatherland," Orbis, 11,1967, pp. 238-54.

180. Mann, M. Sources of Social Power: The Rise of classes and nation-states, 1760-1914, Volume II, Cambridge University Press, Cambridge. 1993.

181. Mann, M., Nation-States in Europe and Other Continents: Diversifying, Developing, not Dying, Daedalus, vol.l2(3), 1993, pp. 115-140.

182. Mardin, Serif, Continuity and change in the ideas of the Young Turks, Robert College, Ankara, 1969.

183. Mardin, Serif, The Genesis of Young Ottoman Thought, Princeton University Press, Princeton, 1962.

184. Martinsen, Deborah A. Literary journals in Imperial Russia Cambridge University Press Cambridge ;New 1997

185. McClelland, James C. Autocrats and academics : education, culture, and society in Tsarist Russia University of Chicago Press Chicago 1979

186. Meeker, Michael E., A Nation of Empire : The Ottoman Legacy of Turkish Modernity , Berkeley University of California Press, 2002.

187. Miller, A. I., The Ukrainian Question : The Russian Empire and Nationalism in the Nineteenth Century, New York Central European University Press, 2003.

188. Motyl, Alexander J., Imperial Ends : The Decay, Collapse, and Revival of Empires, : New York Columbia University Press, 2001,

189. Neumann, Iver B. Russia and the idea of Europe, Routledge London 1995 Oberlander, Erwin, Russia Enters the 20th Century, Schocken, NY, 1971

190. Petrovich, M.B., "Russian Pan-Slavists and the Polish Uprising of 1863," Harvard Slavic Studies, 1, 1953, pp. 219-47.

191. Pipes, R., "Russian Conservatism in the second half of the 19th century," SR, 30:1, 1971, pp. 121-28.

192. Pipes, R. Russia under the Old Regime, NY, 1974.

193. Pushkarev, Sergei G. Dictionary of Russian historical terms from the eleventh century to 19th century, Yale Univ.Pr. New Haven 1970

194. Raeff, Marc, "Patterns of Russian Imperial Policy toward the Nationalities," ed. Edward Allworth, Soviet Nationality Problems, Columbia, NY, 1971.

195. Renner, Andreas "Defining a Russian Nation: Mikhail Katkov and the Invention of National Politics," The Slavonic and East European Review, 81:4, 2003, c. 659-82

196. Riasanovsky, Nicholas, Nicholas I and Official Nationality in Russia, 1825-55, UCLA, LA, 1959.

197. Riasanovsky, Nicholas, Russia and the West in the Teaching of the Slavophiles, a Study of Romantic Ideology, P. Smith, Glocouster, 1965.

198. Rogger, Hans, "Nationalism and the State, a Russian dilemma," Comparative Studies in Society and History, 4:3,1962, pp. 253-64.

199. Rogger, Hans., National consciousness in eighteenth-century Russia Harvard, Cambridge, 1960

200. Roshwald, Aviel., Ethnic Nationalism and the Fall of Empires: Central Europe, Russia and the Middle East, 1914-1923,: London ; New York Routledge, 2002

201. Rowley, D. G., "Imperial versus National Discorse; the Case of Russia," Nations and Nationalism, 6(1), 2000, pp. 23-42.

202. Rzhevsky, Nicholas, Russian literature and ideology : Herzen, Dostoevsky, Leontiev, Tolstoi University of Illinois Press Urbana 1983

203. Seton-Watson, Hugh. The decline of imperial Russia, 1855-1914. Methuen London 1958

204. Seton-Watson, Hugh, "Russian Nationalism in Historical Perspective," ed. Robert Conquest, The Last Empire, Nationality and the Soviet Future, Hoover, Stanford, 1986.

205. Tchoubarian, Alexander The European idea in history in the nineteenth and twentieth centuries Russia F. Cass Ilford, Essex, 1994

206. Thaden, E.C., Conservative Nationalism in 19th Century Russia, Seattle, WA, '64.

207. Thaden, Edward, "The Beginnings of Romantic Nationalism in Russia," The American Slavic and East European Review, 13:4, 1954, pp. 500-21.

208. Thaden, Edward, Interpreting History, Columbia Univ., Boulder, 1990

209. Tilly, C. "States and Nationalism in Europe 1492-1992," Theory and Society, vol.23, 1994, pp. 131-146.

210. Timberlake, C., Essays on Russian Liberalism, Columbia, MO, 1972

211. Ulam, Adam, "Russian Nationalism," ed. Seweryn Bialer, The Domestic Concept of Soviet Foreign Policy, Westview, Boulder, 1981.

212. Vernadsky, G Russian Historiography, (nepeB.) N. Lupinin, Nordland, 1978,

213. Walicki, Andrzej "The Paris Lectures of Mickiewicz and Russian Slavophilism," The Slavonic and East European Review, 46:106

214. Weber, Max. The Russian revolutions/; translated and edited by Gordon C. Wells and Peter Baehr Polity, Salisbury, 1995

215. Weeks, Theodore R. Nation and state in late Imperial Russia : nationalism and Russification on the Western Frontier, 1863-1914 Northern Illinois University P DeKalb, 111. 1996

216. Weeks, T. R, "Russification: Word and Practice; 1863-1914," Proceedings of the American Philosophical Society, 148:4,2004.